Книга - Цветок Лилии

Цветок Лилии
Мария Вячеславовна Чепало


Семнадцатилетняя Лиля после смерти бабушки вынуждена переехать жить к отцу-алкоголику, которого сломила потеря сына, а затем и жены. Лиля не общалась с отцом последние четыре года и не подозревает, в каких долговых проблемах и лжи о прошлом он погряз. Всё, о чём она мечтает – спокойная и размеренная жизнь, но сможет ли она её достичь, будучи целью обольстительного старшекурсника и пешкой в руках опытного наркоторговца? Справится ли отец со своей зависимостью ради благополучия дочери, и найдётся ли в этом прогнившем мире место для искренней любви?





Мария Чепало

Цветок Лилии





Пролог


Пятница, 21 декабря 2012 года. 23:46.

– Ну и снега намело! – сказал полицейский, заходя в кабинет. На его форме сугробами лежал снег.

– Не тряси над документами! – недовольно завопил второй. – Ну, посмотри, что ты наделал! Весь протокол мне засыпал.

Первый потряс шапкой над головой своего напарника. Тот лишь окинул его недовольным взглядом.

– Что с настроением, Пабло? Не вешай нос! Сегодня прекрасный день, а знаешь почему?

– Я просил меня так не называть, – пробурчал Павел Семенович.

– Потому что сегодня у меня родится сын!

– Уже?

– Да. Где-то часов пять назад жена мне написала, вот смотри, – он протянул напарнику телефон, в котором было сообщение жены короткое и лаконичное: «Началось». – Началось! – восторженно воскликнул он и хлопнул коллегу по плечу.

– Поздравляю, – Павел даже не постарался изобразить радость. – Ты был сегодня на планерке?

– Нет, ездил на вызов. А что? Что-то важное?

– Да боже, каждый месяц заводят одну и ту же шарманку – вы должны поддерживать статистику! Статистика – самое важное в нашей работе! В прошлом месяце процент возбуждения уголовки был сорок шесть процентов от общих дел. Значит в этом месяце он не должен быть выше! Иначе все лишитесь премии!

– Чего? Не выше?

– Ты чем слушаешь?

– Мне вообще-то нет дела до этой статистики, у меня сейчас дела поважнее, если ты не заметил.

Павел Семенович скорчил недовольную гримасу, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди руки.

– Первенец что ли?

– Конечно!

– С первенцем всегда так. Сильно переживаешь и много заботишься. Второй уже легче пойдет. Так вот, не больше сорока шести процентов возбуждения уголовных дел, потому что иначе эта, так называемая, статистика поползет вверх, и наш район признают самым криминальным в городе. Чем меньше мы возбуждаем уголовку, тем лучше.

– А, помню-помню, что-то такое говорили. Ну и бредятина.

Стационарный телефон на рабочем столе зазвонил под кучей документов. Павел Семенович сгреб все бумажки в сторону и беспечно снял трубку. По мере разговора его лицо сменило выражение с беспечности на озабоченность, с озабоченности за злобу, а со злобы на безвыходность.

– Что такое?

– Видимо в этом месяце я без премии. Поехали на труп.




Часть I Наивность



Когда понимаешь, сколько всего на свете не в твоей власти, начинаешь хвататься за все, что ты в состоянии проконтролировать

Эми Хармон «Босиком по траве»




1 Клятва


Четверг, 30 августа 2018 года.

Эта история начинается с похорон. Одно из дешевых кафе на окраине города с черной вывеской, на которой золотым вульгарным шрифтом напечатано слово «Винтаж». Она смотрелась неуместно на серой, пожелтевшей от времени, кирпичной пятиэтажке, прямо под массивным железным балконом, покрытым ржавчиной. Может быть это какой-то маркетинговый ход? Проходил мимо – на тебя свалился железный пласт, который уже несколько лет хозяин не может починить, отчего он болтается на ветру, издавая пугающие звуки: «вввррр», «тунтунтун», и сразу – поминальное кафе. Персонал этого заведения состоял всего лишь из трех людей – администратора, официантки и повара. Администратор – коренастый облысевший мужчина, до того толстый, что еле передвигался по кафе, задевая то стул, что занавески, которые, кстати, висели не на всех окнах. Чудо, что в этой норе вообще есть окна. От большого веса он постоянно издавал неприятные звуки, то кряхтел, то сопел, словом, раздражал. Никому за весь прием он не улыбнулся, не выразил слов соболезнования, казалось, он скорее хочет получить незаслуженно высокую сумму, прогнать поминающих и удалиться пересчитывать денежки. Официантка – женщина в возрасте, с седеющими на висках волосами, и ярко выраженным алкогольным лицом, которое она попыталась неумело перекрыть дешевой косметикой. Повара гости не видели, хотя Лиля случайно заглянула на кухню, когда искала туалет. Лучше бы они поплотнее закрывали двери, чтобы у гостей не было доказательств того, что они могли отравиться едой, приготовленной на этой кухне – пожелтевшие плита и вытяжка, с вековыми наростами коричнево-черного жира, советские сковороды, на которые страшно смотреть, повар без перчаток, в сланцах и замаранной футболке. Возле холодильника пробежал таракан, но, может быть, показалось? Лиле не хотелось об этом думать.

И все же кафе «Винтаж» – лучшее, что мог позволить себе отец Лили. Вот уже несколько лет она презирала его. Старалась никому о нем не рассказывать, а лучше забыть о его жалком существовании. Но сегодня, увидев его в костюме, нелепо большом, не глаженном, с неаккуратно зализанными волосами, стоящего у фотографии бабушки, перевязанной черной лентой, ее сердце защемило. Может быть, от жалости, а, может быть, от страха, что именно с ним ей теперь придется жить.

– Эй! У нас не курят! – жидкие брови администратора сомкнулись в одну полоску, он вылетел из кухни, тяжело дыша, на лбу проступили красные пятна.

Отец Лили обернулся и встретился с ней взглядом. Глаза у него покраснели, не то от слез, не то от алкоголя. Лиля заметила, как он постарел. Глубокие морщинки появились на лбу, в уголках глаз, на переносице. Залысины и сгорбленность отличали его от того человека, которого она помнила с детства.

– Выйдите на улицу! – вопил администратор.

Отец с трудом оторвал взгляд от дочери, и закрыл за собой дверь.

Лиля боролась с застрявшем в горле комом слез. Нельзя сейчас плакать, иначе все увидят ее слабость. За столом сидели в основном ровесники ее бабушки – друзья и коллеги.

Старушка, сидевшая рядом, приобняла ее за плечо и прошептала:

– Не расстраивайся, я не дам тебя в обиду.

Лиля кивнула ей, и уставилась в свою тарелку, часто моргая. Старушку она звала баба Нина. Это была лучшая подружка ее бабушки. Когда Лиля была маленькая, они с бабушкой иногда оставалась у бабы Нины на даче, весной высаживали помидоры, в июне объедались клубникой, ближе к осени собирали яблоки и вишню на варенье и компот. Но последние два года баба Нина перебралась с дочерью и внуком в другой город, за пятьсот километров отсюда.

– Поешь чего-нибудь, – сказала баба Нина, – совсем исхудала, смотри, – она потрепала Лилю за плечо, – кожа да кости.

Лиля оглядела стол – подгорелые блины, отвратительная на вид кутья, компот из чернослива в советских граненых стаканах. Официантка вынесла из кухни суп с вермишелью, от которого воняло дешевым бульонным кубиком. Даже булочки с сахаром – и те были деревянные.

– Не хочется, – прошептала Лиля.

В зал, чуть покачиваясь, вернулся отец. Он не хотел никого видеть, и когда ему поставили суп, он склонился над ним, жадно глотая ложку за ложкой, подставив ладонь ко лбу, пряча глаза. Каждый поглядывал в его сторону с нескрываемым осуждением, а потом переводил взгляд на Лилю, и осуждение сменялось жалостью.

Официантка разливала по стопкам водку, пришло время для первого тоста. У Лили перехватило дыхание. Она никогда не говорила тосты, ни на похоронах, ни на праздниках. Накануне она попыталась составить речь, но ничего хорошего из этого не вышло. Она любила бабушку больше всех на свете, но сказать об этом сейчас в этом забытом богом месте она не могла. Баба Нина незаметно похлопала ее по коленке, и чуть слышно прошептала: «Давай».

Лиля встала из-за стола, подняв стакан с отвратительным компотом. Не решившись ни на кого посмотреть, она уставилась на кутью, стоявшую перед ней, и подавила рвотный рефлекс. Приглушенный гул голосов затих, повисло молчание. Если постараться, можно было услышать, как за стенкой скребутся тараканы.

– Сегодня мы проводили в последний путь… – как же банально это звучит, – … бабушку Аню. Пусть земля ей будет пухом, а память вечной, – последние слова она протараторила скороговоркой, желая провалиться сквозь землю.

Лиля обессиленно опустилась на стул, слезы хлынули рекой. Она пыталась остановить поток, но они полились с удвоенной силой. Как же глупо прозвучали ее слова. Избитые, бесчувственные. Она могла придумать что-то получше, вложить душу в свою речь, но все произошло так, как произошло. Тишина давила, никто не проронил ни звука.

Баба Нина подняла свою стопку, и все последовали ее примеру. Молчание длилось еще несколько минут, пока гости ели суп. С каждой выпитой рюмкой, атмосфера потихоньку смягчалась, кафе наполнялось старческими голосами.

Позже, гости сказали еще несколько тостов, не таких скомканных и тихих. У стариков есть опыт в подобных мероприятиях, решила Лиля. Тарелки из-под супа унесли, на их месте уже стояло остывшее пюре с гуляшом. Выглядело это так, будто уже кто-то поел. Лиля решила выйти из-за стола. Она подошла к фотографии бабушки. Из деревянной рамки на нее смотрела счастливая старушка и улыбалась. Снимок сделали на каком-то семейном празднике, когда Лиле было пять или шесть лет. Тогда все были счастливы и не подозревали, что им подготовила жизнь. Лиля почти видела, как на заднем фоне ее старший брат вырезает деревянный меч из досок, мама пропалывает грядки от сорняков, а отец жарит на мангале шашлык. Снимок сделан бабой Ниной, и после он пролежал у нее в альбоме много лет.

Из-за стола донесся хохот. Шла четвертая рюмка, все расслабились.

– Да, я помню тот год, – смеялся дядя Игорь, старший брат бабы Нины. – Лилюшка, помнишь, как вы с Андреем спрятались за бочкой в саду? А там росла вишня, – пояснял он гостям, – такие густые кусты тогда уродились, что никак было не разглядеть этих поган…

– Игорь! – воскликнула баба Нина.

– Ну да, не видно их, в общем, было, – он икнул. – Мы целый день искали. По соседям уже прошлись, все углы и закутки в деревне перерыли, хотели уж в полицию… ой, милицию, звонить. А эти двое поган…

– Игорь!

– Ну да, в общем, – он снова икнул, – вышли они под вечер с набитыми животами. Пол куста недозрелой вишни умяли!

Лиля натянула улыбку. Упоминание о старшем брате было болезненным. Она заметила краем глаза, что отец на нее смотрит, и поспешно отвернулась, наблюдая как с церковной свечки около фотографии бабушки, капает воск.

Постепенно все начали расходиться. Лиля, по настоянию бабы Нины, раздала ложки и носовые платки, кто-то забрал с собой недоеденные кутью и булочки. Каждый еще раз выразил Лиле свои соболезнования, а на ее отца только кидали осуждающие взгляды. Они обсудят его, только дома, или в такси по пути домой. Там, где Лиля их не сможет услышать.

Официантка относила грязную посуду на кухню, из которой вывалился администратор, подтягивая спадающие штаны на пузо. Баба Нина уже подошла к нему с открытым кошельком. Отец Лили, докурив очередную сигарету, зашел с улицы в кафе. Увидев раскрытый кошелек, и как баба Нина из него отсчитывает нужную сумму, отец вспыхнул. Лицо стало красным, он ускорил шаг, запнулся о стул, который повалился на спинку и с оглушительным звуком треснулся о напольную плитку. Все обернулись, баба Нина скривила лицо.

– Олег, я заплачу.

– Нет, – отрезал он. – У меня есть деньги.

Он полез во внутренний карман пиджака, затем похлопал руками по штанам, и снова обратился к пиджаку.

– У меня есть… – голос был злой, но растерянный. – Были… Я точно помню.

Баба Нина заплатила администратору.

– Не позорься! – шикнула она на него.

Отец вспомнил о присутствии Лили, поправил свой пиджак, выпрямился, но посмотреть на дочь не решился.

– Завтра отдам.

– Мне ничего от тебя не нужно, – она обернулась к Лиле. – Пойдем, внучка, такси уже ждет.

И они уехали. Про отца Лили больше ничего не говорили, сделав вид, что его и не было на похоронах. Завтра Лиля соберет свои вещи, поцелует бабу Нину в дряхлую старческую щеку, скажет ей спасибо за все, и поедет в родной дом. Точнее, родным он для нее был в детстве, тогда она могла называть его таковым. Сейчас же от него остались одни воспоминания, от которых по спине бегают неприятные мурашки. Как же Лиля жалела, что не может остаться в квартире бабушки. Муниципалитет наверняка скоро разместит в ней новых жильцов, и она наполнится чужими ароматами, а Лиля больше никогда не сможет назвать то место своим домом.



Три неподъемные сумки и кошачья переноска – все это Лиле пришлось тащить от такси до подъезда. Кошка испуганно выглядывала из-за металлической решетки, раздаваясь надрывающимся воплем на всю улицу. Каким-то чудесным образом Лиля перенесла вещи на нужный этаж, и уставилась на входную железную дверь, ища в себе силы и решимость нажать на звонок. Она помнила эту дверь. Последний раз она видела ее четыре года назад, когда бабушка Аня забирала ее к себе. Ту ночь она никогда не сможет забыть.

Из соседней квартиры вышел мужчина. Он был невысокого роста, но имел такое большое пузо, что казался огромным. Лиля испуганно подпрыгнула, мельком глянула на соседа из-под опавших прядей волос и поспешила нажать на звонок. Мужчина задержался на лестничной площадке на несколько секунд, рассматривая незнакомку, после чего, не проронив ни слова, спустился по лестнице.

От отца пахнуло перегаром вчерашних похорон. Он был небрит и помят, словно только недавно проснулся, хотя часовая стрелка давно перешла за двенадцать.

– Привет, – промямлил он, а затем сказал что-то совсем невнятное и занес сумки в дом.

Наконец, переноску можно было открыть. Кошка сразу же выскочила, пробежала в первую попавшуюся комнату и притихла.

– Ты не против? – спросила Лиля скорее из вежливости, и чтобы разрядить напряженное молчание. – Бабушка сказа… говорила, что ты не очень любишь животных.

– Нет, пусть остается. Куда ее теперь девать, – ответил отец. – Проходи. Чай?

Отец мялся в дверях кухни, не зная за что схватиться. Присутствие дочери его выбило из колеи. Он не мог вспомнить, когда в последний раз нормально общался с ней. Они не виделись четыре года. Он передавал ей подарки через бабушку Аню, когда не был в беспамятстве: старую мягкую игрушку Андрея на тринадцать лет, записную книжку из ближайшего магазина на пятнадцать. Один раз возник на пороге с тюльпаном на восьмое марта, но бабушка его не пустила. Олег совсем лишился рассудка после смерти жены и сына. И теперь перед ним стоит дочь. Взрослая. Копия своей матери. Такие же рыжие кудрявые волосы, зеленые глаза, веснушки, уши топорщатся в разные стороны. Он не мог долго смотреть ей в глаза, сердце тотчас обливалось кровью и из-за чувства вины, и из-за того, что он видел в ней свою жену.

Лиля направилась в свою комнату. Квартира была совсем не та. Хотя отец и предпринял попытку прибраться к ее приезду, но прокуренные желтые стены, отклеившийся линолеум, грязь и пыль за батареями, а самое главное запах затхлости, плесени и сигарет – говорили сами за себя.

Детская почти не изменилась с тех пор. Игрушки переехали к бабушке Ане, а потом были отданы в детский дом. Угловой письменный стол рыже-желтого оттенка, как любили делать в нулевых, и такого же цвета шкаф. Маленький раскладывающийся диванчик и советский палас в уродливых узорах. Лиля потрогала указательным пальцем щеколду на двери, и нахмурилась своим мыслям.

Отец появился в дверном проеме:

– Нина заказала неделю назад для тебя нормальную кровать. На днях должны привезти.

– Хорошо, – сказала Лиля. Сердце ее стучалось о грудную клетку настолько сильно, что футболка трепыхалась.

– Если хочешь, можешь пока поспать в зале.

– Нет, здесь неплохо, – Лиля содрогнулась от одной только мысли, чтобы выйти из этой самой чистой и нетронутой комнаты во всей квартире.

Снова повисло неловкое молчание. Лиля ожидала, что отец уйдет и даст ей время обжиться, но он остался неподвижен.

– Знаешь, прости… – он откашлялся, – за вчерашнее…

Перед глазами возникли поминальное кафе, администратор, засохшая кутья, холодный гуляш и отец, неровным шагом идущий к столу. Сердце наполнила злость. Обида скопилась в подступающих слезах.

– Все нормально, – сказала она, но ничего нормально не было. Лиля натянула улыбку.

Отец было открыл рот, но передумал и вышел из комнаты.

Лиля еще раз огляделась. Ошибкой было думать, что время залечило ее раны. Находиться здесь было тяжело, а особенно невыносимо видеть, как отец запустил квартиру. Лиля набрала в таз теплой мыльной воды, нашла под ванной тряпки и принялась отмывать свою комнату. Джинсы она закатала по щиколотку, заправила футболку, свернула волосы в тугой жгут. Спустя несколько часов, когда подоконник, все полочки в шкафу и пол скрипели, а забытые детские вещи и когда-то давно поломанные игрушки выставлены к порогу в мусорных мешках, она успокоилась.

Неразобранной осталась последняя сумка, в которой лежал драгоценный клад Лили. Три десятка книг, которые в квартире бабушки Ани хранились на самом видном месте. Лиля выбрала две полочки и аккуратно разместила книги строго по цветовой гамме от красного к фиолетовому. Она любила смотреть на их обложки, и каждая книга излучала свою ауру. Стоило Лиле лишь прочесть название любой из этих книг, как перед глазами возникали образы, созданные автором, краски, наполняющие сознание, чувствовались запахи, исходящие от истории. Эти книги служили ей верными друзьями все детство. Здесь были даже детские сказки, которые мама читала им с братом перед сном. Обветшалые обложки уже выцвели, но расстаться с ними означало забыть прошлое, а оно цеплялось за Лилю железной хваткой, не давая вырваться наружу.

К тому времени кошка по кличке Алиса вышла из своего укрытия, устроилась на диване и успокаивающе мурлыкала. Лиля потрепала ее по голове.

– Проголодалась? Ну конечно ты голодная, сейчас я что-нибудь придумаю.

Отца на кухне не было. Лиля нашла железные тарелочки, в одну налила свежей воды, в другую насыпала корм. Алиса прибежала на знакомое шуршание упаковки и принялась гладиться о ноги хозяйки.

– С тобой разобрались, а я что буду есть?

В холодильнике, как бы сказала бабушка Аня, мышь повесилась. Одна старая морковка, половинка репчатого лука, и две скукоженных картофелины. А вот копченая колбаса уже была находкой. Кажется, отец про нее забыл, потому что она успела примерзнуть к наледи старого холодильника, но еще была пригодна к употреблению.

Через сорок минут по кухне разносился копченый запах густого чечевичного супа. Лиля робко заглянула в зал, где отец устроился перед телевизором. Она чуть откашлялась и боязливо позвала отца к столу. Лиля чувствовала, будто сидит на иголках – одно неверное движение и пиши пропало. Отец, отвыкший от вкусной еды, перебивавшийся четыре года чем попало, недоверчиво глянул на суп.

– Что в нем? – спросил он.

– Чечевица и колбаса.

Отец скривился. Он не помнил, чтобы у него была чечевица. Он ненавидел эту крупу всей душой. Его мать любила отваривать чечевицу огромной пятилитровой кастрюлей и всю последующую неделю требовала, чтобы Олег это доедал. Но стоило ему сунуть в рот одну ложку, как его лицо преобразилось моментально. Первая тарелка опустела, когда Лиля еще и не села за стол, нарезая чуть черствый хлеб.

– Добавки? – неловко спросила Лиля.

Отец кивнул с набитым ртом.

– Очень вкусно, – вставил он между третьей и четвертой ложкой, – самый лучший суп за последние… – и он умолк.

В воздухе чувствовалось напряжение. Лиля смотрела на отца, а по ее коже бегали мурашки. Вся квартира пропитана прошлым. Страшным. Болезненным. Находиться здесь тоже самое, что сидеть в клетке со львами. С одним огромным голодным львом. Ты не знаешь чего от него ждать. На что он способен в этот раз. Сейчас он претворяется котенком, выброшенным на улицу, которого хочется забрать домой, отмыть и накормить. Но Лиля знала, что это обман. Знала, что стоит дать котенку маленький кусочек свежего мяса, и он проглотит руку по локоть.

До конца дня они больше не разговаривали. Лиля готовилась к первому учебному дню в университете, а отец сидел в зале перед телевизором. Он щелкал пультом, переключал каналы, но в мыслях у него была только дочь. Он думал о том, не поздно ли еще все исправить? Начать новую жизнь? Нет, это слишком глупо. Груз той тьмы, в которой он прожил последние годы, никогда не останется позади. Отголоски прошлого каждый день будут напоминать о том, что он сделал. О том, как он своими руками все разрушил.

Горечь застряла поперек горла. Руки потянулись за кресло, где обычно стояла бутылка. Ее не было. Дочь дома. Он себе поклялся. Экран телевизора погас. Олег вышел на балкон и закурил. Вечерело. Детвора заполнила своим визгом весь двор. Теплый ветер обдувал лицо из открытого окна. Мальчишки пинали мяч. И у него когда-то был сын. Нет, он себе поклялся. Женщины гуляли с колясками. И у него когда-то была жена. Он себе поклялся. Девочки прыгали в начерченные мелом на асфальте классики. Его собственная дочь вернулась к нему. Она здесь, у себя в комнате. Она – теперь центр его вселенной. Не бутылка, припрятанная под кроватью. Или за стиральной машинкой. Или та, что под раковиной на кухне. Он себе поклялся. Больше никогда. Жизнь дала ему второй шанс, и теперь он вцепится в него зубами что есть мочи, и ни за что не отпустит.

Он себе поклялся.




2 Подарок


В это утро Лиля встала очень рано. Световой день постепенно сокращался, и рассвет затянулся. Квартира сонно дышала в такт покачиваниям макушек деревьев. Топот соседей сверху, собирающих детей в школу. Машины на улице одна за другой оживали, извергая из труб клубы серого дыма. Почти незаметный туман размеренно расположился на асфальте после ночного дождя. Из открытого окна веяло сыростью и осенними листьями. В воздухе летал дух первого сентября.

Чайник был снят с конфорки за секунду до оглушающего свиста, непременно разбудившего бы отца. Лиля подставила табурет к подоконнику, заварила чай и уставилась пустым взглядом на просыпающийся город. Первоклассницы шагали в школу с вплетенными в косы белыми бантами, повиснув на руках матерей.

– Какой еще фартук? – семилетняя Лиля скривила нос от вида грубой застиранной тряпки. – Я не надену это!

– Почему? Очень красивый фартук, я его когда-то носила каждый день в школу, – мама разглядывала вещицу, и в ее глазах плясали огоньки, какие обычно загораются у взрослых, вспоминающих свое детство.

Она смотрела на дочь, а видела себя. Как ей хотелось, чтобы Лиля хотя бы примерила дорогую сердцу вещь, но та уперлась – не надену и все!

Андрей кружил вокруг сестры, заливаясь хохотом.

– Давай-давай, вот все обзавидуются! – поддевал брат. – Чур мы не знакомы!

Лиля скорчила рожу.

– Девочки языки не показывают, – сказала мама, зачесывая непослушные волосы дочери, – это не прилично.

– А мальчикам можно? – спросил Андрей и тут же продемонстрировал свой язык сестре.

– Все, перестаем кривляться! Андрей, не говори под руку, а то вместо прически получится черти что! Иди донимай папу. Ну и дебри! – мама театрально вздохнула. – Твоя бабушка всегда заплетала меня в школу, – она крепко прижала дочь к груди.

– Задушишь! – закряхтела Лиля.

Мама смахнула покатившуюся по щеке слезу и шмыгнула носом.

У Лили защемило сердце. Лицо матери практически стерлось из воспоминаний. Оно осталось только на старых фотографиях, которые редко доставались из шкафа. Все, что связывало ее с мамой, братом, детством и этой квартирой – очернено событиями, от которых волосы становятся дыбом.

Настенные часы тревожили тишину. Тик-так, тик-так. Лиля невольно обратила на них внимание. В форме якоря, с некогда яркой надписью «Ялта». Лиля сделала последний глоток чая, и решила еще немного подремать. Чайный пакетик должен был полететь в мусорное ведро под раковиной, но Лиля перестаралась, и он упал за кухонный гарнитур. С обреченным вздохом Лиля полезла за ним и нащупала что-то холодное и гладкое. Неприятные мурашки пробежались по спине, тело обдало жаром. Лиля извлекла из-под раковины отцовскую заначку.

Сначала было смятение, затем оно сменилось разочарованием. Потом накатила злость. Выливая содержимое в раковину, Лиля злилась больше на себя, чем на отца. Она набрала в бутылку простой воды, протерла полотенцем и положила обратно. Раковину хорошенько помыла моющим средством, принюхалась, и, удовлетворенная результатом, пошла к себе в комнату.

Тревожные мысли ворвались к ней в голову, метались из стороны в сторону, не давая покоя. Лежа здесь, в этой комнате, где прежде повсюду валялись разбросанные игрушки, где они с братом строили домики из кубиков и лего, Лиля хотела лишь одного – забыть обо всем. Но слишком многое осталось нетронутым. Каждый сантиметр этой квартиры пропитан прошлым.

Весной две тысячи десятого года, когда врачи официально подтвердили у Андрея лейкемию, отец впервые взялся за рюмку. Все началось с того, что на физкультуре Андрею стало плохо. К тому времени ему уже исполнилось двенадцать. Он каждый вечер гонял с мальчишками мяч во дворе, и был невероятно счастлив, когда родители не заставляли его брать с собой сестру. Андрей был самым лучшим игроком в одно касало, очень быстрым и ловким парнишкой. Энергии ему не занимать, и после нескольких часов непрерывного бега, за ужином он не давал покоя родителям, вертясь на месте и роняя со стола приборы.

– Леха вообще еле двигается! Его обогнал бы даже трухлявый дед! Светлана Алексеевна на физре постоянно на него кричит: «Возьми же этот мяч в руки наконец!» – он состроил гримасу, пародируя учителя.

– Не всем же быть такими быстрыми как ты, – улыбнулся отец, кладя в рот сосиску. – Мы, Вожнешеншкие, фшегда быи ошень шпоутивные! – он с жаром вобрал в себя воздух, стараясь быстрее прожевать горячую сосиску, и, скрючив лицо, наконец, проглотил.

– Олег! – мама многозначительно на него посмотрела, но отец лишь рассмеялся, потрепав сына по голове.

– И я самая быстрая! – вставила девятилетняя Лиля.

– Не бывает двух самых быстрых! Ты либо самый, либо второй! – возразил Андрей.

– Не правда! Я легко тебя обгоню!

– Ой-е-ей, – Андрей скорчил рожу сестре и высунул язык.

– Андрей, – одернула его мама, и повернулась к дочери, – Вы у меня оба очень хорошие.

– А. Олько я фсе рафно быфвтрее! – сказал Андрей с сосиской во рту.

Вот и в тот день никто не ожидал того, что случилось. Учитель, как всегда, выстроила детей в шеренгу, скомандовала "напра-во!", "шагом марш!", и все побежали ровной колонной. Главными зачинщиками беспорядка были Андрей и два его друга. Они каждый урок физкультуры устраивали что-нибудь эдакое, поэтому учитель следила за ними вдвое усерднее. Но в то утро, как в одно из немногих, в зал заглянула учительница физики. Они постоянно болтали на переменах, а иногда вставали в дверях прямо на уроке, и тогда дети оставались без присмотра.

Светлана Алексеевна, скрестив руки, оперлась на стену, и наблюдала за троицей в пол глаза, отдавая основное внимание очередным сплетням. Заприметив это, мальчишки переглянулись, поняв друг друга без слов. Пробегая мимо стенки, в которой с прошлых уроков дети оставили волейбольные мячи, Андрей схватил один из них, и запустил прямо в руки своему другу, который отбросил его третьему. Ровный строй рассредоточился, зал наполнился мальчишеским смехом и возмущенными выкриками девочек.

– Светлана Алексеевна! – завопила писклявым голоском Оксана, которая всегда носила две ужасные косички, подплетенные голубыми лентами, и огромные очки, как у бабушки, делавшие ее глаза в три раза больше. – Они опять за свое!

Учительница не сразу ее услышала, но как только в десяти сантиметрах от ее головы в стену прилетел мяч, она оторвалась от сплетен и схватилась за свой красный свисток.

По залу разлетелся свист, но для троицы это никогда не было поводом остановиться. Они, пятеро мальчишек и две девчонки отбивали друг другу мяч, заливаясь звонким смехом. Второй свисток успокоил только девочек. С третьим отступили мальчики. Ну а троицу можно было остановить только отобрав мяч.

– Все, я зову классного руководителя! И родителей в школу! – неожиданным басом закричала учительница.

Андрей отвлекся лишь на секунду, встретившись со злобным взглядом учителя, как в этот момент запущенный кем-то мяч со всей силы ударил его по голове. Он повалился на пол, глухим звуком ударившись затылком о деревянный пол.

Очнулся он уже в медпункте, когда врач водила под его носом ваткой, смоченной нашатырным спиртом. В дверях стояли учителя и о чем-то горячо спорили. Голоса их были тревожными и иногда срывались злобой. Тошнило. Мир вертелся, будто ты раскрутился на офисном стуле, а потом резко остановился. Только сейчас весело не было, потому что ужасно болела голова.

Тот день запомнился всем надолго. Каждый раз при мысли о старшем брате Лиля остро чувствовала на корне языка запах медицинского спирта, и соленый вкус материных слез. Через какое-то время уже в детской онкологической больнице врач с тяжелым сердцем объявил, что у Андрея рак, и отец, переживавший всю эту историю особенно остро, не выдержал.



Перед университетом располагалась небольшая площадь с тропинками, выложенными плиткой, и деревянными скамейками. Там росли высокие сосны, выше самого здания, между которыми отведено место для отдыха.

Первокурсников было пруд пруди, они заняли собой все пространство, и Лиле, увидевшей торчавшую над головами табличку с номером ее группы, пришлось пробираться сквозь толпу извиваясь как змея, стараясь максимально сократить площадь соприкосновения тел.

– Привет, – сказал парень, державший табличку, когда Лиля подошла ближе.

– Я в сто пятую.

– Распишись здесь, – сказал парень.

Лиля оставила в списке свою глупую подпись, за которую ей было жутко стыдно, ведь она придумала ее в четырнадцать лет, пока сидела в очереди в паспортном столе. Она нервно вывела глупое сердечко над неуместной английской «i» в ее имени, и парень с табличкой чуть слышно шмыгнул носом.

– Забавная подпись, – сказал он. – Сама придумала? – в его голосе не было ни капли насмешки, но Лиля залилась краской и промычала что-то неразборчивое в ответ. Парень наклонился к ее уху, – У меня была еще позорнее, – и он рассмеялся, разрядив атмосферу. – Денис.

– Лиля.

– Ты местная?

– Да.

– Я тоже. Из какой ты школы?

– Из сорок восьмой.

– Серьезно? Что-то я тебя не помню, – Денис повнимательнее всмотрелся в лицо новой знакомой, прищурившись, будто это поможет его памяти работать быстрее.

– Я училась у Инны Николаевны, если ты знаешь…

– Да, историчка. Я с ней поссорился в выпускном классе. Она сказала, что мне придется продать душу дьяволу, чтобы сдать «ее предмет» на экзамене, – он изобразил пальцами кавычки. – А потом проклинала меня, когда узнала, что я все-таки поступил на юридический.

– Похоже на нее, – у Лили вырвался нервный смешок. Она теребила локти, краснота ее щек распространилась и на уши. Она сама не понимала откуда вдруг взялась эта тревога. Может быть из-за того, что Денис показался ей слишком привлекательным. У него была длинная челка, спадающая на глаза. Он постоянно поправлял ее свободной рукой или сдувал, забавно отпячивая нижнюю губу, кроме того, он был выше Лили на целую голову, а высокие парни на кого хочешь произведут впечатление.

– И все же, наверное, мы не знакомы. Я с младшими классами особо не общался.

Тут к Денису подошла по всей видимости преподаватель, и они стали обсуждать организационные вопросы. Лиля, почувствовав себя лишней решила перейти в компанию своих одногруппников. Все, как и она, пребывали в смущенном возбуждении. Огромное количество новых лиц и волнение перед неизведанным, что таилось за стенами этого университета, будоражило. Кое-кто уже собрался в небольшие кучки и обсуждал результаты ЕГЭ, негласно соревнуясь у кого больше баллов.

– Я смотрела списки групп на сайте, – сказала одна из девушек, стоявшая во главе, – представляете, у кого-то из наших двести восемьдесят семь баллов! – по группе прошлись изумленные вздохи, – Интересно посмотреть на него.

– Да, я его знаю, он в беседе курса искал сожителей в общаге. Виталик, кажется.

Лиля заслушалась и не заметила, как подошла ближе к компании.

– О, привет! – воскликнула та, что во главе. Ее голос был громче остальных, а когда она о чем-то увлеченно рассказывала, хватала всех за руки и не отпускала даже тогда, когда они предпринимали попытки вырваться. Каким-то образом ей удалось поставить себя в центр всеобщего внимания.

– Привет, – Лиля всех смущенно оглянула.

– Меня Дора зовут, – сказала она, задрав кверху пухлый носик.

– Лиля.

– Катя.

– Лиза.

И еще несколько имен прозвучало, но Лиля все равно никого не запомнила.

– Мы тут обсуждаем результаты экзаменов, – слащаво улыбнулась Дора. Лиля только кивнула, смущаясь своего результата. Он был чуть выше среднего, и она им не гордилась, зная, что способна на большее. – Как ты сдала?

– Нормально, – Лиля натянула улыбку. Дора ответила на нее, и никто кроме Лили не заметил, как она закатила глаза.

– Знаешь, ЕГЭ – вообще не показатель, – ухмыльнулась Дора. – Некоторые сдают обществознание на сто баллов, хотя объективно не способны запомнить различие между Федеральным собранием и Советом Федерации, – она громко рассмеялась, ни капли не сомневаясь, что ее шутка прозвучала остроумно.

У Лили никогда не было друзей, и тем более подруг. Когда был жив Андрей, он иногда брал сестру с собой гулять во двор. Его друзья относились к ней как к равной, не задирали, но и не щадили. Если уж прилетел тебе мяч прямо в лоб, будь добра вставай и не вздумай плакать! Мужчины не плачут. Но это было настолько давно, что уже казалось неправдой. Да и вообще с мальчиками разговор клеится всегда лучше, они и поймут, и рассмешат. А девчонки любят перемывать друг другу косточки и обсуждать каких-нибудь тарологов или косметологов. Вот и Дора была одной из тех девочек, что в лицо тебе говорят, как ты хорошо сегодня выглядишь, но стоит им развернуться на сто восемьдесят градусов, как они обсуждают с первым встречным твой огромный красный прыщ на крылышке носа.

Наконец, на крыльцо вышли трое преподавателей. Они произнесли приветственное слово, поздравили студентов с Днем знаний и со вступлением во взрослую жизнь. Затем прозвучал Gaudeamus, некоторые подпевали. Первокурсников пригласили в лекционную аудиторию. Под сопровождением Дениса группа Лили прошла на четвертый этаж. Лиля впервые оказалась в настоящей аудитории, как показывают в фильмах. Сидения располагались амфитеатром, по центру стояла преподавательская кафедра с гербом университета.

После общего собрания, на котором выступал директор института, всех проводили в маленькие аудитории.

– Меня зовут Денис, – он написал на доске свой номер телефона, почту и имя. – Все, что касается учебы: расписание, учебники, преподаватели и так далее – обращаться ко мне. Сейчас создам беседу вашей группы, кого найду по списку. Примите заявку, – сказал он, и все уткнулись в телефоны. – Первым делом вы должны выбрать старосту группы.

По аудитории прошлись возмущенные возгласы.

– А это обязательно? – спросил кто-то из одногруппников.

– Конечно обязательно! Староста – это связующее звено между вами, преподавателями и деканатом. Он должен быть ответственным и всегда на связи. Будет передавать информацию в один и в другой конец.

– И это работает? – спросил опять кто-то.

– Естественно. Что за вопросы? У вас в школе не было старост?

– Были, но чисто формально.

– А у нас вообще не было, – прозвучало в классе.

– У нас этим занимался тот, кого учитель попросит, – включился еще кто-то.

– В общем, выбирайте старосту. Лучше это сделать прямо сейчас, пока мы все здесь собрались.

– Как мы его выберем, если никого здесь не знаем? – разумно заметила Дора.

– Давайте так – кто хочет быть старостой?

Руку поднял лишь один, представившийся Виталиком, – высокий, тощий, в очках и с чересчур широким лбом. Лиля вспомнила, что именно его экзаменационные баллы обсуждала Дора на площади перед университетом.

– Отлично. Никто не возражает? – спросил Денис. Девочки, участвовавшие в обсуждении его результатов ЕГЭ отрицательно помотали головой. – Ну и хорошо. В любом случае вы можете поменять старосту когда угодно. Если ни у кого пока не возникло учебных вопросов, перейдем к обсуждению внеучебной деятельности. Сразу скажу, что отказы не принимаются. Университет каждый год устраивает праздник для первокурсников, который проходит в последние дни сентября. Это будет концерт, который вы поставите сами, – по аудитории снова прошлись возмущенные возгласы.

– А можно не участвовать? – спросил кто-то.

– Я же сказал – отказы не принимаются.

Задавший вопрос с грохотом опустил руку на парту и шумно выдохнул.

– Итак, на подготовку у нас с вами месяц. Пока тепло собираться будем на площади перед университетом, и, если у меня получится выбить аудиторию, я вас оповещу. Как я сказал, вы должны поставить концерт, сценку. В этом году тема – книги. Выбирайте какое-нибудь произведение, и думайте, что с этим можно сделать. Потом будем распределять роли, сочинять сценарий и так далее. На обдумывание идеи и написание примерного сценария даю вам неделю.

– Неделю!?

– Неделю. На второй неделе начнем разбирать роли и репетировать. В середине месяца вас посмотрят ребята из студсовета. Они нам и скажут, продолжать в том же духе, или что-то изменить.

Все тут же начали шептаться. Кто-то уже высказывал свои идеи, но в большинстве звучали недовольства. Лиля была ошарашена тем, с какой легкостью все вникли в рабочий процесс. Она совершенно была не готова чем-либо заниматься, кроме учебы. Вообще, она надеялась погрязнуть в учебниках с головой, чтобы не думать о том, что происходит с ее жизнью.

– Может уже есть идеи? – Спросил Денис, и по непонятной причине посмотрел на Лилю. Она смущенно отвела взгляд. – Хорошо, тогда до завтра жду от вас список произведений, из которых мы выберем одно и будем двигаться дальше.

В кабинет вошла преподаватель. Она была низенькая, с короткой прической и острыми чертами лица. На носу она носила очки, отчего была похожа на стрекозу. Глаза стреляли по студентам, все тут же затихли.

– Добрый день, – строго сказала она. – Меня зовут Изабелла Викторовна. Меня поставили у вас куратором, так что, если возникнут вопросы, можете обращаться ко мне. На втором этаже у нас располагается библиотека, обычно я нахожусь там, – она записала свой телефон на доске и, не подав даже намека на улыбку, попрощалась.

– Изабеллу Викторовну лучше не злить, – заметил Денис, усмехнувшись.

– Что она преподает? – спросила Дора.

– Философию.

– Она вела у вас? – не унималась Дора.

– Нет, к счастью. Но о ней наслышан. Ну все на сегодня. Увидимся завтра перед университетом, о времени я позже вам напишу. Ориентируйтесь на вечер.

Все стали расходиться. Когда Лиля вышла на лестничный пролет ее нагнала Дора.

– Эй! Как тебе здесь? Понравилось?

– Неплохо.

– Лекционная аудитория просто шикарная! Вот бы поскорее начались пары, не терпится узнать какие здесь преподаватели. Мне говорили о некоторых, кстати, я посмотрела расписание, не спрашивай, где я его достала, – она сказала это с явной гордостью за себя, ведь остальным расписание еще не дали, – так вот, у нас будет преподавать историю Яковлев! Ты о нем не слышала?

Лиля открыла рот, чтобы сказать «нет», но, видимо, это был риторический вопрос, потому что Дора продолжила свой словесный понос:

– Он написал столько монографий, учебников, пособий! Это очень известный историк, заведующий кафедрой! А еще он закончил наш университет, представляешь? Я так рада, что мы будем учиться у него! – Дора широко улыбнулась, и ее лицо стало похоже на сморщенную картошку. На самом деле она довольно красивая, как отметила Лиля. Только ее пухлый нос время от времени красный, а глаза посажены чересчур близко друг к другу.

В какой-то момент Лиля потеряла нить ее рассуждений, кажется там было что-то о философии и кураторе их группы, но она уже не могла ее слушать.

– Ладно, мне в другую сторону! Рада была познакомиться, – она расплылась в улыбке, и Лиля улыбнулась ей в ответ, но лишь из вежливости и с долькой насмешки от ее причудливых картофельных морщин.

Идти обратно в серую прокуренную квартиру Лиле совсем не хотелось, но она договорилась с бабой Ниной, что они встретятся после собрания. Уже на днях она собирается уезжать домой, и тогда Лиля окончательно останется одна в этом городе. Баба Нина вышла из автобуса и широко улыбнулась Лиле, обняв ее за плечи.

– Ну как первый день? – спросила она бодрым голосом.

– Ничего особенного. Рассказали, как будем учиться. Лекции начнутся только завтра.

– Как люди? Как преподаватели?

– Люди как люди. Из преподавателей к нам только на пять минут забежала одна, поздороваться. Пока нечего рассказывать.

– Подружись с кем-нибудь. Не надувай губы, как ты это любишь делать. Друзья не появятся, если будешь на всех огрызаться!

– Огрызаться? – Лиля рассмеялась. А потом к ней пришло осознание, и она будто со стороны увидела сегодняшний разговор с Дорой. Она ведь действительно просто была дружелюбна, но из-за привычки Лили всех отталкивать, она не сразу это поняла. – Ладно, я попробую, – пообещала Лиля.

– Вот и славно. Отец как? Не обижал тебя?

– Нет, все нормально. Думаю, мы уживемся, – соврала Лиля. На самом деле от каждого непонятного шороха за дверью ее бросало в дрожь. Комната, которая изнутри запиралась на щеколду, – была единственным местом, где она могла чувствовать себя более-менее расслабленно, а войти на кухню, наоборот, было целым представлением кучи страшных воспоминаний и неприятных ощущений.

– Дай бог.

Дома отец возился в комнате Лили – собирал новую кровать.

– Спасибо большое! – сказала Лиля, обращаясь к бабе Нине. Она восторженно оглядела каркас, прислонилась к стоявшему у стены матрасу, отметив его мягкость, и уже представляла, как будет нежиться на нем этим вечером.

– Не за что, внучка, – она приобняла Лилю за плечо. – Это мой тебе подарок к первому сентября. Бабушка Аня была бы рада.

– Подарок? – взревел отец. Улыбки сошли с лиц. – Ну да, конечно, – он почесал затылок, надеясь разрядить атмосферу, – у меня тоже есть… небольшой.

Лиля и баба Нина удивленно переглянулись, зная на какие подарки способен отец.

– Я пойду заварю чай, – Лиля поспешила на кухню.

Обезвреженная заначка под раковиной, напоминая о своем существовании, обожгла Лилину кожу, как только та вошла на кухню. Лиля не особо любила общаться с людьми, находиться в толкучках или разговаривать с незнакомцами, но атмосфера первого дня в университете казалась в сто раз спокойнее, нежели то, что Лиля чувствовала, находясь в этой квартире. Поржавевший чайник засвистел на газовой плите. Лиля разлила кипяток в три кружки с заварочными пакетиками.

Она подошла к своей комнате и хотела было позвать всех к столу, но осеклась. Баба Нина и отец разговаривали нервным полутоном. Лиля прильнула ухом к закрытой двери.

– Ты обязан! – зло шептала баба Нина. – Она еще ребенок! Бедняжка осталась совсем одна.

– Ей скоро восемнадцать, никакой она не ребенок. И она не одна! – взревел отец.

– Ты ничего не понимаешь. Ей до сих пор снятся кошмары. – Лилю обдало жаром, откуда баба Нина об этом знает? – Ты не представляешь каково ей было пережить все, что ты натворил, – продолжала баба Нина.

– Думаешь мне было легко? Меня каждый день запугивали разными статьями, обещали приплести ко всем нераскрытым делам, я лишился работы, лишился семьи!

– Семью ты сам угробил.

– Нет! – отец сорвался на крик, Лиля подскочила на месте, и дверь предательски скрипнула.

Они услышали. Лиля неуверенно просунула голову в проем.

– Чай готов, – дрожащим голосом сказала она.

Баба Нина кинула на отца осуждающий взгляд.

– Пошли, дорогая, – она взяла Лилю под руку и направилась за стол.

За чаем никто не проронил ни слова. Отец пропал в своих мыслях и даже не спросил, как у Лили прошел день. Ложки скрежетали, катаясь по стенкам кружки, когда кто-нибудь делал глоток. Глубокий выдох, стакан ударяется о стол. Баба Нина помешивала сахар, хотя он уже давно растворился. Холодильник задребезжал, и Лиля вспомнила, что еды дома совсем нет.

Обрадованная предлогом сбежать, она убрала недопитый чай в раковину и сообщила:

– Я схожу в магазин, что-нибудь надо? – Отец, не моргая, смотрел в невидимую точку. – П-пап? – вдруг возникло желание помыть язык с мылом, будто сказано что-то неприличное.

– Что? – он поднял глаза. Сердце его дрогнуло, когда он услышал заветное слово. – А, нет, ничего не нужно. Бери что хочешь. Да, деньги… Я сейчас.

– Не беспокойся, Олег, – баба Нина ухватилась за его руку, не дав встать из-за стола, – я дам. Сколько нужно?

Отец кинул на нее злобный взгляд, прожигая Нину насквозь. Челюсти и кулаки сжались, на висках надулись вены. Старушка на миг забыла обо всем, ослабила хватку и нервно сглотнула. Уже третий раз она недвусмысленно намекает ему о том, что он не в состоянии содержать свою дочь, и, кажется, его терпению подходил конец.

– Держи, хватит? – отец протянул деньги Лиле.

Она кивнула и чуть ли не бегом выскочила из кухни. Сердце улетело в пятки, когда отец начал злиться. Очень трудно было описать это чувство, будто сработал инстинкт, что-то давно забытое разумом, но отпечатанное в мозгу. Пока Лиля обувалась, из кухни доносились перебранки.

Отец все же отдал долг за кафе и половину за кровать, это все, что у него было. Целую неделю он искал стабильную работу, с устойчивой зарплатой, но пока безрезультатно. Подработки, которыми он занимался последние годы, были малооплачиваемы, да и все деньги он спускал на выпивку и сигареты. Бабушка Аня никогда денег не давала, и Олег был по уши в долгах. Буквально на днях он договорился о собеседовании, Олег чувствовал, что одолевает победу над своим прошлым. Вот она – работа – почти у него в кармане. Не такая, что была в прошлой жизни, но лучше, чем ничего. А Нина этого не хочет понять, не хочет поверить, что он сможет. И это ужасно выводило Олега из себя. Кто она вообще такая? Друг семьи? Для него она точно никто.

– Шла бы ты к черту.

– С удовольствием.

Баба Нина решила не дожидаться Лилю и ушла. Отец вздохнул с облегчением и закончил сборку кровати. Старый диван он поставил в зале, не решаясь выбросить его. Все же с этим диваном связано много воспоминаний, на нем спали его маленькие дети, жена укладывала их и читала сказки. Сколько раз Олегу приходилось его чинить, но дети все равно ломали. Его час пробил много лет назад.

Олега обдало жаром, руки затряслись. Он начал мысленно перебирать свои заначки – под кроватью, за стиральной машинкой, под раковиной. Нет. Он лишился многого, но дочь все еще с ним. Она в него верит. Ведь верит?



Солнце почти село, окрасив небо оранжево-красным закатом. Через открытое окно слышались веселые крики с детской площадки. Вытирая руки полотенцем, Лиля высунула голову и вдохнула сладкий осенний аромат. Под окнами росли яблони. Неизвестно кто придумал их там посадить, но каждую осень они источали ярчайший аромат. Аромат детства. Андрей учит ее кататься на двухколесном велосипеде, они бегают в магазин за белым мелком и рисуют на асфальте. Мама готовит на ужин сосиски с макаронами.

Эту ночь Лиле снились кошмары. Отец бил посуду, выбрасывал из карманов деньги, опрокидывал в доме мебель. А Лиля от него убегала, но, как это свойственно сновидениям, она скорее бежала на месте. Ноги казались ватными, дыхания не хватало, отец стремительно приближался. Вдруг Лиля увидела бабушку Аню. Она протягивала ей распахнутые для объятий руки.

– Бабушка! – кричала Лиля, но ее никто не слышал.

Она крикнула еще раз:

– Бабушка! – уже настойчивее, но голос был еще тише.

Лиля из последних сил рванулась к ней, но споткнулась. Отец схватил ее за ногу. Лицо его застыло в пугающей гримасе, в зубах торчала сигарета. Разило перегаром. Руки его были черными, словно он прочищал трубу от копоти. От испуга она закричала, что есть сил, но и этот крик был скорее жалким шепотом. Она полетела вниз и проснулась прежде, чем осознала, что лежит у себя в постели.

Слезы полились ручьем, подушка тут же стала влажной. Лиля заглушала всхлипы, кусая уголок одеяла. Все тело пронзила дрожь. Алиса, свернувшаяся калачиком у нее в ногах, встревоженно мяукнула и принялась успокаивающе мурлыкать.

Овладела собой Лиля только через несколько минут, вдыхая холодный воздух из распахнутого окна. На улице было темно, лишь одинокий фонарь, подрагивая, освещал желтым светом детскую песочницу. Город спал и все было спокойно, кроме сердца Лили, которое норовило вырваться наружу.




3 Собеседование


Один из немногих солнечных дней выпал на вторник. Первая учебная неделя только началась. Лиля, как и планировала, полностью окунулась в учебу, не считая постоянных сообщений одногруппников, выбирающих какую бы книгу взять за основу их сценки.

Олег сидит на кухне и нервно колотит пальцами по кружке. Телевизор, как ни странно, молчит. Обычно Олег включает его на фон и занимается своими делами, но сейчас это бы его только раздражало. Тишину нарушало лишь тиканье часов, и из открытого окна иногда доносились голоса прохожих.

С переездом дочери эта кухня преобразилась. Олегу даже казалось, что она стала точно такой, какой была при жизни его жены – ухоженной и светлой, а пахло здесь, как и положено, едой, а не табачным дымом и перегаром. Он не думал, что сможет снова ощутить те чувства. Забыл эти обычные, но такие радостные, моменты, на которые не обращаешь внимание: когда духовка пышет жаром, на плите кипит вода, жена ритмично стучит ножом по разделочной доске, а за круглым обеденным столом сидят дети и делают домашнее задание. Раньше он заходил на такую кухню каждый вечер, безумно уставший после работы. Целовал жену, вдыхая запах дрожжей и сладкого клубничного варенья, потом трепал сына по макушке, и колол щетиной нежную щечку дочери.

Олег взглянул на часы – оставалась еще пара часов до собеседования, которого он так долго добивался. Его главной задачей и целью в последнее время стало благополучие дочери, и ради этого, он чувствовал, что готов свернуть горы, но все же волнение внутри него преобладало. Он боится все снова испортить, но выжмет из себя последние силы, чтобы сберечь их хрупкие отношения. Олег ополоснул лицо прохладной водой, чтобы успокоиться. Внимательно посмотрелся в зеркало, побрился и надушился одеколоном, который пылился на полке бог знает сколько лет.

Обычно в комнату Лили, или в детскую, как он привык думать, Олег не заходил. Но в этот день он не мог найти свой единственный приличный костюм. Не тот, что был на нем в день похорон – дешевый, который не жалко замарать. Другой же он надевал только по особым поводам – тройка из мягкой шерсти, с опрятными пуговицами. Правда, сколько времени прошло с последнего выхода в нем? Остается верить, что моль его не поела.

Комната Лили была уютнее всех в квартире. Дочь навела здесь порядок и даже почистила старый ковер, поросший огромным слоем пыли. Теперь он был как новенький: пушистый и мягкий, ворсинка к ворсинке. Лиля даже как-то умудрилась поправить отклеившиеся уголки обоев. У Олега приятно защемило где-то в груди, когда он увидел на подоконнике свой подарок дочери на первое сентября – каланхоэ. Она откуда-то раздобыла керамический горшок и заботливо пересадила в него растение, поставив на вязанную крючком салфетку. Это был не очень дорогой, но все же подарок. В сравнении с кроватью, которую выбрала Нина, он, конечно, проигрывал, но и на такую мелочь Олегу пришлось занять денег до первой получки. Дочь жила на пособие, выплачиваемое государством каждый месяц после смерти ее матери, поэтому первое время они как-нибудь перебьются.

Кошка свернулась клубочком на краю кровати, устроившись прямо на Лилиной кофте, которую та забыла убрать утром в шкаф. Она недовольно мурлыкнула, когда Олег вошел в комнату, и уставилась на него зелеными глазами-щелками, сонно то открывая, то закрывая веки. Олег не особо жаловал животных в доме, но Лиля эту кошку очень любит, поэтому он готов смириться. Да и не в том он положении, чтобы в чем-то отказывать единственной дочери.

Костюм висел в детском шкафу, бережно уложенный в чехол. К счастью, моль его не тронула, и серый шерстяной пиджак выглядел как новенький, хотя неуклюже топорщился на Олеге в плечах. За последние годы он сильно исхудал, постарел и облысел, хотя приложил немало усилий, когда причесывался, к тому, чтобы закрыть оставшимися волосами залысину.

Олег вышел на лестничную площадку, и пока он поворачивал ключ в замочной скважине из соседней квартиры послышались крики. Раньше там жил один старый друг Олега с женой. Полный мужчина, немного старше Олега, всю жизнь носил под носом седеющие усы, которые с каждым годом становились все белее. В свое время они здоровались и улыбались друг другу. Сергей часто интересовался делами Олега и его семьи. Сосед был вежлив и учтив с материю Лили, помогал заносить коляску в лифт, и каждый день носил в кармане конфеты для Андрея. Лиля его не помнит, потому что отношения Сергея с ее семьей разладились еще до смерти ее матери. Все соседи знали, что последние годы брака высосали из него все силы. Кто-то говорил, что его жена сбежала к молоденькому пареньку, кто-то уверял, что слышал через стенку их постоянную ругань, и что Сергей ее бил и называл шлюхой, и в итоге жена не вытерпела и ушла от него. Но о том, что после ее ухода Сергей жил не один, никто не обмолвился, и Олег впервые обратил на это внимание.

Из квартиры вышел молодой парень лет двадцати трех. Он бросил недовольный взгляд на Олега и пошел по лестнице вниз.

– И только попробуй опять припереться домой за полночь! – кричал ему вдогонку Сергей. – Будешь ночевать под дверью!

Увидев друг друга, соседи обменялись приветственными кивками, но не более. Последние годы Олег ни на кого из соседей не смотрел. Сергей же презирал Олега и частенько выходил ночью его угомонить, когда тот в пьяном угаре кричал на весь подъезд угрозы привидевшимся чертям.

От собеседования Олег ждал многого и одновременно с этим не ждал ничего. Он уже давно позабыл, что значит общаться с начальником, ходить на работу каждый день к девяти утра, пытаться уйти на обед хотя бы на десять минут раньше положенного, и бегать в курилку каждый час. Он не был уверен, что его примут, но, как говорится, надежда умирает последней, а она у него очень большая.

Кампания занимается продажей мебели, и Олег решил устроиться к ним разнорабочим. На большее и рассчитывать не приходится, ведь последние пять лет он груши околачивал, а его диплом СПО технолога был безвозвратно пропит.

В то время, когда Олег решился на такое пойти, он не помнил себя. Иногда мелькали незнакомые лица, с которыми он выпивал, карты, запах сырого бетона. Кажется, тогда он уснул в подъезде. Очнулся от того, что почувствовал пятой точкой разъезжающиеся двери лифта, и тут же ощутил соленый вкус крови на губах.

– Оо, знатно же тебе досталось, – сказал Сергей и помог Олегу встать.

– Чего?

– Сам бы тебя с удовольствием разукрасил, да вот опередили.

К вечеру того дня Олегу удалось вспомнить, как подрался с кем-то. Драка – это, конечно, громко сказано, вернее было бы – получал по морде и махал руками в воздухе. Но их было двое, и мир в их глазах не двоился. На следующий день к памяти вернулась и причина драки: Олег занимал деньги в прошлом месяце, и ребята пришли за долгом. Ничего не добившись от Олега, ведь он и двух слов связать не мог, они сняли с него куртку и шапку, которые были довольно приличные в цене, но это не погасило и половины несмотря на то, что в карманах они нашли деньги, вырученные с продажи диплома. Вот почему в подъезде было так твердо и холодно, думал Олег.

Тем не менее, до всей этой веселой жизни, диплом технолога неплохо кормил и Олега, и его семью. Знакомые помогли устроиться на хорошую работу после техникума, он женился и вскоре родился Андрей. К моменту появления Лили, Олег перевез семью в эту квартиру. Но сейчас, даже если бы он не продал диплом какому-то мальчишке, чтобы расплатиться по долгам, он не особо ему бы помог.

Женщина, проводившая собеседование, оказалась толстой свининой, как подумал Олег. Она еле втискивала свои жирные бедра в бедный офисный стул, и занимала половину кабинета одним лишь своим телом. Ее черные брови срастались на переносице, сальные волосы заколоты крабиком на затылке, а пуговицы из последних сил сдерживали на ней рубашку. Голос у нее был наипротивнейший.

– Имя? – гаркнула она, как только Олег переступил порог.

– Олег.

Она глянула на него исподлобья, и ее пять подбородков затряслись.

– Вознесенский Олег Александрович. Я пришел на собеседование по поводу ваканс…

– Возраст?

– Сорок шесть лет.

– Опыт работы?

– Я пятнадцать лет проработал технологом на машиностроительном заво…

– Причина увольнения?

Олег стал припоминать как начальник поставил перед ним выбор – либо его увольняют по статье, поскольку он уже две недели является на работу пьяным, либо он пишет заявление по собственному: «И то, из большой моей любви к тебе, Олег!» – говорил начальник.

– Ушел по собственному.

Этот ответ женщину явно не устроил. Она выпучила на Олега глаза, в которых уже вздулись красные вены.

– Я давно уже не работаю, – поспешил с ответом Олег, пока эта бомба замедленного действия совсем не взорвалась. – Не помню причин.

– Насколько давно?

– Пять лет, примерно. Может, шесть.

– И чем вы все это время занимались?

– Ну… Подрабатывал.

Женщина окинула его взглядом с ног до головы. Костюм висел на Олеге, как на вешалке, и ботинки были старые, практически изношенные. Одутловатое лицо, сине-фиолетовые круги под глазами, и то, что он нервно трясет ногой, постоянно протирает рукой подбородок – сказали ей о многом.

– Судимость имеется? – рявкнула она.

– Нет, ну… то есть… Нет.

Глаза Олега забегали, желваки заиграли, а сердце барабанило о грудную клетку со всех сил. Его бросило в пот.

– Я-ясно, – растянуто сказала женщина и начала что-то долго писать в анкете. – А на какую должность претендуете?

– Разнорабочего.

Она еще некоторое время что-то писала, попросила номер телефона Олега и пообещала: «Мы вам перезвоним».

Олег вышел на улицу и глубоко вдохнул холодный воздух. Так опозориться, это ж надо! Они не перезвонят. Эта свинина наверняка даже начальнику не передаст его анкету. В этот момент Олег как никогда пожалел, что продал свой диплом. Он же репетировал дома перед зеркалом. Он знал, что ему зададут этот вопрос, но все равно облажался. Дурацкая толстая свинина со своими пятью подбородками! Это она во всем виновата. Неужели таких брать на работу, да еще допускать их к проведению собеседований! Любой бы растерялся, на месте Олега. Как он имя-то свое не забыл.



Дома Олег пытался отвлечься. Глаза то и дело дергались в сторону заначки под раковиной на кухне. Один щелчок по пульту, и телевизор затараторил новости. Олег не обращал на них внимания, он пытался лишь заглушить фоновый голос, который постоянно ему твердил: «Открой ее, почувствуй!». Руки уже начали нервно дрожать, в горле пересохло. Олег взялся за дело – достал из холодильника фарш, который Лиля купила, чтобы сделать сегодня вечером котлеты, размял его с яйцом и замоченным хлебом, посолил и поперчил. Что-то он все-таки мог, не до конца пропил самого себя. Хотя котлеты и получились разного размера, не ровные и не очень красивые, он все же они будут съедобными. Олег зажег плиту, поставил на нее сковородку и налил в нее подсолнечного масла. Вера всегда ждала, когда масло прогреется, тогда у котлет сразу схватится корочка, и они не развалятся, когда придет время их переворачивать. Единственное, Олег не знал сколько ждать, поэтому решил пока покурить на балконе.

По возвращении он кинул котлеты в сковородку. Масло тут же зашипело, забрызгало в разные стороны, Олегу чуть не прилетело в глаз. Прикрываясь крышкой от сковородки, он сумел уменьшить огонь, но лучше от этого не стало. Мясо из котлет выделило жидкость, и все это в реакции с раскаленным маслом вспыхнуло. Олег не мог даже на метр подойти к плите, там царил кислотный дождь, так что пришлось бежать за толстой кофтой, чтобы не лишиться рук.

К тому моменту всю кухню уже заволокло серым едким дымом. Он кружил у потолка, переливаясь в соседние комнаты.



Вечером холодный ветер раздувал осенние листья, свежий воздух пах сладкими арбузами, или мокрой травой, а может быть и тем, и другим. Лиля перешагивала лужи и думала о том, как сложится ее жизнь теперь, когда баба Нина уехала. Она шла, а со всех сторон на нее давило чувство одиночества. Ей хотелось обнять себя за плечи, упасть на мокрый асфальт и долго и громко рыдать, пока последние силы ее не покинут. Она честно старалась мыслить позитивно, но ничего хорошего из этого не выходило. В голове пронеслись мысли о том, что отец впервые в жизни сделал ей нормальный подарок, хотя это было ради того, чтобы не упасть в глазах дочери. Если бы не баба Нина, отцу и в голову бы не пришло дарить подарки.

Лиля вставила ключ в замочную скважину и, не успев провернуть его, почувствовала запах гари. На кухне кто-то копошился и кашлял, звеня посудой.

– Что случилось? – крикнула Лиля, закрыв рот и нос шарфом.

– Ужин немного подгорел! – крикнул отец в ответ.

Лиля открыла все окна и принялась размахивать полотенцем в воздухе.

Пока Лиля переодевалась в домашнее и протирала грязь, оставшуюся после ее беготни в обуви по дому, отец пытался спасти сковородку. Когда почти весь дым ушел, стало хорошо видно, что вся кухня забрызгана растительным маслом, при чем не только плита, но и вытяжка, кухонные тумбы, пол и даже стены. Повсюду валялась яичная скорлупа, рассыпана мука, и отец весь в этом вымазался.

– Кажется, это никак не оттереть, – заключил он, бросив сковороду в раковину.

– Что ты готовил?

– Хотел пожарить котлеты.

Он был разочарован своим провалом. А самое ужасное в этой ситуации то, что дочь застала его в самый неподходящий момент. От отчаянья он кинул крышку от сковородки на стол и поспешил уйти. От неожиданности Лиля подпрыгнула на месте, а когда отец проходил мимо, вжалась в стенку, желая слиться с ней в единое целое.

Олег чувствовал себя нашкодившим маленьким мальчиком, не способным даже пожарить котлеты! Он вышел на балкон и судорожно схватился за зажигалку. Она никак не хотела зажигаться, и он выбросил ее в окно. Из груди вырвался злобный рык. Олег свернулся калачиком на полу балкона, схватился за голову и стал раскачиваться, вцепившись в свои волосы. Он испытывал в этот момент столько жалости к себе, что еле держался как бы не сорваться. Одно его останавливало – Лиля. Она была дома, и сорваться при ней он никак не мог себе позволить. Из раздумий о собственной никчемности Олега вывел телефонный звонок. На экране высветилось: «Лида». Ее только сейчас не хватало. Олег отложил телефон подальше и закурил.

Запах розмарина и базилика вперемешку со свежими овощами почти вытеснили горечь дыма, кухня снова стала уютной. Пол, стены и плита отмыты, но сковородку пришлось утилизировать. Даже самое едкое средство, которое только смогла отыскать Лиля, ее не спасло.

– Как все-таки ты умудрился сжечь сковородку? – спросила Лиля за ужином.

– Видимо туда случайно попала вода или что-то еще. Не знаю, просто вдруг все вспыхнуло.

– Наверное, ты перегрел масло.

Они посидели пару минут в молчании, смотря новости по телевизору.

– Вкусно, – похвалил отец. – А что это?

– Рататуй.

– А, еда для козлов.

– Почему для козлов?

– Диетическая.

«Ах ну да, придется давиться травой, ведь все мясо было переведено на пожар», – подумала Лиля. Говорить вслух такое она бы никогда не решилась.

Отец понурил голову и уставился в тарелку, словно прочтя ее мысли.

– Как собеседование?

– Могло быть и лучше.

– Тебя не взяли?

– Сказали, что перезвонят, но я так не думаю.

Лиля пережевывала еду, уставившись в телевизор. Другого она, в принципе, и не ожидала, но почему-то все равно эта новость ударила по лбу.

– Ну, можно попытаться устроиться в другое место.

Отец ковырял вилкой овощи.

– Баба Нина сказала, что в строительном магазине, ну, где дядя Игорь работает, требуются охранники, – продолжила Лиля.

– Она мне тоже говорила, но я отказался.

– Почему?

Его желваки заиграли, но все же спокойный голос произнес:

– Я не буду работать охранником.

– Но это не так уж и плохо, учитывая…

– Учитывая что? – отец сжал вилку в руке так, что побелела кожа.

– Учитывая положение вещей, – пискнула Лиля.

– Мне не нужна никакая помощь, – гаркнул отец, соскочив с места и стукнув кулаком по столу. – Так Нине и передай. Чтобы не лезла в мою жизнь ни с упреками о работе, ни с проблемами с… со здоровьем, – он закинул тарелку с недоеденной едой в раковину. – Спасибо за ужин.

Лиля продолжила есть в одиночестве несмотря на то, что комок, застрявший в горле, не позволял еде проскользнуть внутрь. В ее голове носились мысли, точнее воспоминания из детства. До смерти брата отец был совершенно другим. Он был одним из тех отцов, к которым все бежали за советом и помощью. Он был добрым и веселым. Он часто шутил и играл с Лилей и Андреем. Показывал, как умеет делать колесо, обгонял всех на детском велосипеде. Андрей унаследовал его смугловатую кожу и черные волосы, которые после первого же сеанса химиотерапии пришлось сбрить. А у Лили была бледная полупрозрачная кожа, как у мамы. Родители были такими разными, но оттого только лучше подходили друг другу. Мама была слишком пунктуальна и педантична, в то время как отец постоянно считал ворон и не мог ориентироваться во времени. Не удивительно, что его котлеты полыхнули огнем. Мама вечно его подгоняла и следила, чтобы он не шлепал чистой обувью по грязным лужам. Он отшучивался от ее придирок и всегда целовал в щеку, а она краснела и старалась не обращать внимания на его замаранные штаны.

Теперь от того человека остались лишь воспоминания, а от ее матери – фотографии в альбоме. Лиля не рискнула бы их пересматривать. Одна лишь мысль о том, что там в пыльных шкафах таится лицо ее матери, бросала в дрожь. Последний раз Лиля видела ее на этой самой кухне, но и этим воспоминаниям она не хотела придаваться несмотря на то, что они без спроса и приглашения лезли к ней в голову. Вместе с ними всплывали и люди в форме, и мигалки за окном, сирена, скорая помощь. Обеспокоенное лицо бабушки Ани, ее слезы, скатывающиеся по складкам старческих морщин. И отец. Держащийся за голову. Пахнущий перегаром. Распластавшийся по полу. Нет, этим воспоминаниям здесь не место.




4 Кошмар


Лиля часто видит разные кошмары, но один снится ей каждую неделю вот уже несколько лет. Его сюжет в целом неизменен, отличаются лишь формальности – ракурс, лица, реплики. Все начинается с потолка. Круглая люстра превращается в точку, сливаясь с плоской поверхностью. Она постепенно уменьшается, а потом и вовсе исчезает. Лиля пытается ее разглядеть, но напрасно. Со временем она стала пытаться вообразить ту люстру снова, но от этих усилий потолок начинал спускаться. По мере его приближения к кровати, окно в комнате, дверь и шкаф исчезали из поля зрения.

Невозможно пошевелиться. Руки и ноги словно пригвоздили к постели. Лиля лежит на спине и смотрит на приближающийся потолок. Рваное дыхание и чувство, словно ты превратилась в чугунную сковородку.

Потом картинка резко меняется, и Лиля оказывается в ванной. Тусклый желтый свет от лампочки падает на прозрачную воду. Лиля ее не чувствует. Она не мокрая и не сухая, не горячая и не холодная. Ее плотность не сковывает движения. Не слышно ее плеска.

В детстве в этой ванной Лиля купалась с мамой. Они выливали пол флакончика геля для душа и делали друг другу прически из густой пены.

Но во сне пены нет. Лиля пытается найти гель для душа, но все полки пусты. Тогда она вытаскивает пробку, и вода начинает понемногу уходить. Лиля смотрит на образовавшуюся воронку возле слива и только в этот момент чувствует неприятный холодок от соприкосновения мокрой кожи с воздухом. Чтобы согреться она включает воду в душе. Со временем она перестала это делать, пыталась перетерпеть холод, или вылезти из ванной, или закутаться в полотенце. Но в таких случаях вода начинала течь сама. Душ изрыгал воду перебоями, словно ее на время отключали и подали пару минут назад. Вода обычно была желтого цвета, иногда коричневого или с примесью грязи, скатывавшейся на коже. Сердце колотилось как бешенное уже в этот момент.

Дальше происходил неизменный сценарий: вода становилась все темнее, пока не превращалась в вязкую бурую кровь. Она уже не струилась под напором душа, а стекала словно слизь, и липла к волосам, к лицу и телу. Лиля пыталась кричать. Бесполезно. Из нее вырывался жалкий шепот. Желтый тусклый свет лампочки становился еще темнее. Или это кровь заливала глаза? Лиля пыталась ее смахивать рукой, но лишь усугубляла положение. Кровь затекала в уши, в нос и рот. Лиля чувствовала ее железный вкус. Кровь уже перелилась через края ванны, заполняя собой все пространство маленькой комнаты.

Лиля все же умудряется протереть глаза и увидеть, где висит полотенце. Она знает, что случится, когда уберет полотенце от лица. Да, она сможет снова видеть, но лучше бы ей стоять в этой ванной и глотать кровь, чем смотреть на то, что произойдет дальше. Бледное лицо ее матери. Ее стеклянные глаза смотрят в никуда, рот открыт, бледные губы постепенно синеют. Она лежит на кухне в луже той самой багровой крови и не дышит.

«Мама!» – вырывается у Лили откуда-то из груди, но ее никто не слышит. Слезы начинают течь рекой, они даже не задерживаются ни на секунду. «Мамочка!» – бесполезно. Она пытается отвести взгляд, развернуться, убежать… Но куда бы она не посмотрела, она видит ее. Даже через закрытые глаза. «Мама, вставай! Не шути так со мной! Мама!». К горлу подступает тошнота. В нос ударяет трупный запах. Лиля пытается открыть окно, но скользкие от крови руки не слушаются. Отчаявшись, Лиля бьет кулаками по стеклу. Иногда оно трескается, но в этот раз на нем остались лишь кровавые следы рук. Лиля смотрит через окно вниз, и у нее начинает кружиться голова. Она вот-вот упадет, но что-то все еще не позволяет этому случиться.

Каждый раз ситуация за окном меняется. Иногда ей снится, что приезжает скорая помощь или полиция, или все вместе. Иногда она видит мужчину. Она его не знает, но чувствует, что это может быть ее отец. Иногда мужчин двое: оба лысые, одеты как бандиты из фильмов про разбои в девяностые, но один низкий, а другой высокий. И они смотрят на нее. Они чего-то хотят, чего-то ждут. Но Лиля ничего им не должна. Может быть это грабители? Они хотят проникнуть в квартиру? В такие моменты Лиля прячется за шторой.

На этот раз за окном было темно, и даже уличные фонари не разбавляли тьму. Никого не было видно, но Лиля хорошо слышала пьяного дебошира, разбивающего стеклянные бутылки. Она боялась, что он ее заметит, но продолжала вглядываться в темноту. «Чего вылупилась!?» – слишком громко и близко раздалось у Лили в ушах. «Это ты ее убила! Я знаю! Ты вся в крови!» – кричал голос. «Нет! Нет!» – кричала Лиля в ответ, но голос ее не слышал, продолжая сыпать обвинениями. Он был на улице, но звучал в голове.

Тут окно поддалось, оно всегда рано или поздно поддается, и Лиля выглянула наружу, чтобы разглядеть дебошира. Не успела она и опомниться, как тут же полетела вниз. Она не кричала. Лишь страх и чувство, словно все органы поднимаются вверх, окутывали ее.

Она приземлилась и проснулась в своей кровати одновременно. Одеяло валялось на полу, подушка лежала в ногах. Нет, это голова Лили лежала не там, где положено. Простынь мокрая и смятая. Футболку, в которой спала Лиля, можно было выжимать. Она жадно глотала воздух и пыталась успокоиться. В коридоре загорелся свет, проникая тонкой щелкой под дверь комнаты. Отец осторожно просунул голову в проем, но ничего не мог разглядеть. К тому времени Лиля уже почти пришла в себя.

– Все нормально, – сказала она севшим голосом. – Просто приснился кошмар.

Осмелившись, отец прошел в комнату и включил настольную лампу.

– Такой шум был. Я подумал, ты умираешь.

– Извини, – сказала Лиля. Бабушка Аня в такие ночи приносила два кусочка любимого Лилиного шоколада. Она всегда держала его запасы у себя на прикроватной тумбочке.

– Не извиняйся. – Отец ерзал на месте. – Не расскажешь мне?

Лиля выпила залпом стакан воды, который она приготовила для себя на ночь. В комнату скользнула Алиса с полусонным «мяу», забралась к Лиле на кровать и принялась успокаивающе мурлыкать и мять когтями ее пижаму.

– Нечего рассказывать. Обычный кошмар.

Отец было открыл рот, но промолчал. Он забрал стакан и через пару минут принес его обратно, наполненный водой. Пожелал спокойной ночи и ушел к себе. Лиля поправила постель, улеглась поудобнее на другой бок и сконцентрировалась на урчании кошки.



Утром, когда Лиля только открыла глаза, первой мыслью в ее голове было осознание того, что бабушки нет уже девять дней. Лиля помнит, как они справляли девять дней Андрея, а затем и мамы. Это для нее стало уже таким обыденным, что немного пугало. На этот раз поминки организует бабушкина подруга с работы. Бросало в дрожь от того, что придется снова сидеть со стариками и позориться, произнося речи.

– Разве мы не можем просто не прийти? – спросила Лиля у отца за завтраком, не особо веря в свои слова.

– Если ты не хочешь, тебя никто не заставит туда идти.

– Бабушка бы не одобрила.

– На пол часа можно заглянуть, – сказал отец, прихлебывая горячим чаем.

– А ты?

– Точно нет. Не думаю, что кто-то будет рад моему присутствию.

На самом деле Олегу не было дела до того, что о нем подумают. Его куда больше пугала мысль, что на столе будут стоять рюмки с водкой, а это уж слишком огромное искушение для человека, держащегося в завязке после пяти лет ежедневного пьянства. Да и Лиля подумала, что без отца ей будет морально легче там находиться.



За следующую неделю Лиля вникла в процесс учебы в вузе. Дора оказалась заурядной Дашей, пытавшейся выделиться на фоне остальных. Но по мнению Лили ей не требовалась прилагать к этому каких-то особых усилий. Она бесилась, когда преподаватели обращались к ней «Даша», но ничего не могла с этим сделать. Зато на одногруппниках она отыгрывалась по полной. Каким-то образом ей удалось поставить каждого на свое место и уже к концу этой недели никто не называл ее Дашей. Лиля пыталась вести себя с ней дружелюбно, и всегда улыбалась, когда Дора подходила с очередными осуждающими репликами относительно их одногруппников. Как посоветовала баба Нина, она вела себя приветливо и поддерживала разговор, но к этому ей приходилось прилагать слишком много усилий.

Каждый вечер после пар, группа собиралась на площади перед университетом для обсуждения предстоящего концерта. Вкусы у всех оказались очень разные, и они все еще не могли выбрать книгу, по которой будут ставить сценку. Кроме того, читающих из тридцати человек можно было пересчитать по пальцам одной руки, а потому все обсуждали фильмы, которые сняты по книгам.

– На чем мы остановились в прошлый раз? – начал Денис. – Да, точно. Виталик предложил ставить Гарри Поттера, – он затянул сигарету и выпустил дым из ноздрей. – Кто-то читал?

Все отрицательно покачали головой.

Виталик был долговязый, слишком худой для его роста. На большом носу блестели очки в тонкой оправе, а лицо все еще осыпано подростковыми прыщами. Голос у него был громкий, но манера разговаривать раздражала. Он растягивал последние слоги в словах и «съедал» окончания, но еще более странной была его походка. Какая-то агрессивная, резкая, и ступал он с пятки, громко стуча каблуками (а носил он всегда классические туфли, даже под джинсы, из-за чего над ним часто посмеивались), а сам шаг размашистый и быстрый. Тем не менее, он вел себя со всеми дружелюбно, и, хотя Лиля с небольшой охотой общалась со своими одногруппниками, Виталик был ей по душе.

– И больше предложений не поступит? Останавливаемся на этом варианте? – спросил Денис.

Лиля неуверенно взмахнула рукой и тут же ее опустила, но Денис успел заметить.

– Да? – указал он на нее, и все обернулись.

Лиля почувствовала на себе тяжесть взглядов одногруппников, и от этого залилась краской.

– У меня есть предложение, но если решение уже принято… – голос дрожал.

– Еще ничего не решено, – сказала Дора с раздражением. Ведь это она нечаянно подкинула идею Виталику про Гарри Поттера и теперь злится, что он опередил ее, озвучив это куратору.

– Я подумала, было бы неплохо выбрать небольшой рассказ. Ведь Гарри Поттер слишком объемный, и, если мы будем пытаться уместить весь сюжет – выйдет скомкано, а если брать один отрывок – скучно. Можно взять Чехова или еще кого-нибудь, выбрать рассказчика, распределить роли, и все будет выглядеть как в театре, по типу пьесы. Найдем любой рассказ, который можно быстро прочитать и все будут в курсе.

Ребята начали переговариваться, а Денис задумался, гася сигарету об урну. Поднялся такой гул, что невозможно было расслышать ни единого слова, и Лиля начала думать, что никому не понравилось ее предложение.

– Тише, – сказал Денис, и через пару секунд все умолкли. – Мне нравится предложение, касаемо пьесы и театра. Но какой рассказ?

– Я подумала о «Даме с собачкой», – сказала Лиля. – Он небольшой и читается за несколько минут. Действующих лиц там достаточно для нашей группы, тем более, если мы поставим не одного, а нескольких рассказчиков.

Все уставились в телефоны, в том числе и Денис. Лиля не думала, что группа всерьез воспримет ее предложение, и чувствовала гордость, хотя сердце ее готово было вырваться из груди от волнения.

– Так, вариантов у нас немного, – сказал Денис. – Давайте проголосуем. Кому нравится Лилина идея?

На удивление, больше половины группы подняли руки.

– Мне кажется Гарри Поттер был бы лучше, – сказала Дора. – Не всем нравятся истории про любовь, да и главных героев в «Даме с собачкой» всего лишь двое.

– Любовь – это универсальная тема. Она есть и в Гарри Поттере, – возразил кто-то из одногруппников.

– Давайте решим так. К завтрашнему дню все прочитают этот рассказ, и мы окончательно решим, что ставить – его или Гарри Поттера. Согласен, что Гарри Поттер слишком объемный, и мы вряд ли с этим сможем что-то сделать. Тем более, что все ориентируются на фильмы, а не на книги. На этом все. Завтра в это же время. Об аудитории я вам скажу позже, Изабелла Викторовна обещала помочь нам подыскать свободную.

Все стали расходиться. Дора, покрасневшая не то от холода, не то от гнева, подошла к Лиле.

– Классная идея! – слишком наигранно воскликнула она. – Но я думаю, что Гарри Поттер лучше, хотя бы из-за того, что о нем знают все, – она слащаво улыбнулась.

– Может быть, – ответила Лиля.

– Ладно, завтра увидимся! Надеюсь, главная роль достанется мне, а не этим дилетанткам! – она кивнула в сторону одногруппниц, удаляющихся в противоположную сторону.

– Я в этом и не сомневаюсь, – сказала Лиля, и они разошлись.

Дора всю прошлую неделю только и говорила о том, что ходила на курсы актерского мастерства в школе, и на всех концертах учителя давали ей главные роли. Она привыкла быть в центре внимания, и, в отличие от Лили, неплохо держалась на публике. Лиля же не претендовала ни на главную роль, ни на какую-либо вообще. От одной мысли, что придется подниматься на сцену, у нее подгибались коленки. Она надеялась заболеть или найти еще какую-нибудь отговорку в день концерта, но до него было еще далеко.

– Эй! – крикнул кто-то за спиной. – Подожди!

Денис нагнал Лилю на перекрестке.

– В какую тебе сторону? – спросил он. Лиля кивнула вправо. – Нам по пути, – он улыбнулся. – Здорово ты придумала про пьесу. Кто-то подсказал?

– Нет, с чего вдруг?

– Просто ты молчала все это время, а тут вдруг раз, и выдаешь крутую идею, которую все поддержали.

– Не все.

Они пошли рука об руку. Лилю бросило в дрожь. Эти две недели она только и думала о Денисе. Он часто шутил, когда они собирались группой на обсуждение концерта, и постоянно стрелял глазками в сторону Лили. Она краснела и отворачивалась, а перед сном каждый раз он то и дело проносился в ее мыслях. Стыдно признаваться, но она целыми днями зависала на его страничке в соцсетях, и никогда не решалась написать или начать общаться. И вот он, отбрасывает опавшие пряди челки нехитрым движением головы и снова делает это томное выражение лица, от которого у Лили замирает сердце.

– Как тебе учеба? – спросил он.

– Лучше, чем в школе.

– Почему? Мне в школе нравилось больше, можно было ничего не делать. Учителям самим не выгодно ставить тебе плохие оценки, особенно в выпускных классах.

Лиля усмехнулась.

– Или ты одна из этих отличниц, которые не дают списывать? – он легонько ткнул ее локтем и рассмеялся.

– В точку.

– Серьезно? – удивился Денис. – А с виду так и не скажешь.

– А что, все отличницы должны ходить в очках и с немытой головой?

– Да, именно таких отличниц я знаю. – Они посмеялись. – Знаешь, думаю завтра большинство поддержит твою идею с пьесой. Я уже точно за.

Лиля от смущения опустила глаза, рассматривая асфальт под ногами.

– Не помню, чтобы предыдущие группы придумывали что-то подобное, – продолжил Денис.

– Давно курируешь?

– Со второго курса. На самом деле меня заставляют, – из его груди вырвался короткий смешок. – По своей воле я бы ни за что не занимался этой бредятиной.

– Почему?

– Очень неблагодарное дело, ведь за это: а) не платят и б) даже не завышают баллы!

– А как же общение с приятными людьми и незабываемый опыт? – с еле уловимым сарказмом сказала Лиля, натянув неловкую улыбку.

– О, я обожаю общаться с людьми! Это так приятно каждый день сталкиваться с чужим мнением, которое люди любят высказывать каждую секунду, когда их об этом не просят. Хочешь не хочешь, а впитываешь их жизненную мудрость, которую они вбивают в тебя со словами: «Так жил мой дед и это правильно!»

По улице прокатился звонкий смех.

– И кто так говорит?

– Да кто угодно, взять хотя бы Дору. Боже, что за имечко она себе выдумала? И ее действительно все так называют?

– Ну, преподавателей она пока к стенке не строит.

– Не удивлюсь, если скоро так оно и будет. Это невозможно, как она задрала нос, когда я только на одну миллисекунду упомянул о распределении ролей!

– Она промывала этим мой мозг две недели. Вперемешку с абсолютно ненужной мне информацией о биографии нашего лектора по истории… как его…

– Яковлев?

– Да! Господи, я уже не могу смотреть ему в глаза, потому что знаю когда и при каких обстоятельствах он зачал своего первого ребенка…

Денис скривил нос и рассмеялся.

– Она серьезно об этом рассказывает?

– Постоянно! – Лиля остановилась, неловко улыбаясь. – Ну, мы дошли.

– Ну все, теперь я знаю где ты живешь.

– Тогда мне остается надеяться, что ты не маньяк.

– Ну, это не точно, – улыбнулся он и сунул руки в карманы джинсов. – До завтра.

– Пока.

Руки Лили дрожали, а щеки горели. Она приложила ледяные пальцы к горячей коже и сказала себе успокоиться. Это был первый мальчик, провожавший ее до дома, и сердце Лили трепетало словно бабочка.

Вернувшись в ненавистную квартиру, Лиля обнаружила, что отца там нет. В его отсутствие дом погрузился в немоту. Казалось, слышно, как он дышит – томно и размеренно, словно спит. Старые шторы на кухне колыхались от холодного ветра, задувающего из открытого окна. Осенний ветер у Лили всегда ассоциировался со свежими арбузами, мокрой от дождя травой и мятной зубной пастой, после которой нельзя пить воду, иначе зубы покроются инеем. Этот ветер окрашен в цвета осени – желтый, оранжевый и красный, но со временем сереет и становится промозглым, несет с собой не сладкие запахи яблок, а ледяные капли дождя, прожигающие мягкую кожу.

Такой ветер дул, в день, когда Лиля в последний раз видела брата. Он умер в переходный период погоды – зима наступала на пятки, сыпала снегом, но осень не сдавала позиции, и снежинки тут же превращались в лужи. Это был первый снег в том году или второй, но суть оставалась одна – брат ушел, и его место заняла зима.

Та зима не заканчивается по сей день. Она унесла и маму, а потом накрыла собой отца. Теперь Лиля ждет своей очереди, но время словно застыло. Денис в этой серости был ярким солнечным бликом. Он согревал Лилино сердце и заставлял его продолжать биться. Она села за стол, уперлась подбородком о ладони и бездумно стала разглядывать прохожих, виднеющихся из окна. В какой-то момент возникшая цепочка мыслей рассмешила Лилю. Сначала она просто усмехнулась чему-то забавному, пролетевшему в ее голове, а через секунду уже смеялась во все горло от осознания того, что всего за каких-то жалких пол месяца ничем не примечательный, не имеющий никаких особенностей парень занял собой в ее мыслях все свободное место. Лиля никогда подобного не ощущала, с любовью она сталкивалась только в романах, но отчего-то была полностью уверена, что это именно она. И от абсурдной легкости, с которой она погрузилась в неизведанное чувство, Лиля смеялась как обезумевшая, не в силах признаться себе до конца в том, что влюбилась за такой короткий срок.

Ближе к вечеру, когда Лиля безуспешно пыталась сосредоточиться на домашнем задании, сидя у себя в комнате в свете настольной лампы, раздался звук поворота ключей в замке. Лиля с замиранием сердца ждала, когда отец войдет, и всей душой надеялась, что он будет трезвый.

– Привет, – буркнул он себе под нос, стягивая ботинки.

– Привет. – Лиля откатилась из-за стола, чтобы получше его разглядеть, но он стоял спиной. Вдруг она почувствовала запах перегара, и по всему телу пробежались мурашки, а сердце, Лиля готова была поклясться, на секунду перестало биться.

– Звонили из той фирмы. Меня не взяли.

С этими словами он повернулся к дочери лицом, и она по его свежему и бодрому взгляду поняла, что он не пил. А запах перегара она себе надумала, потому что ничего другого и ожидать от него не могла. Его глаза метнулись в сторону кухни, и Лиля была убеждена, что он думает о заначке, скрывающейся за сифоном раковины.

Лиля вздохнула, не то от облегчения, не то сочувствуя. Она не нашла слов, которые смогли бы утешить отца. Лиля даже не могла понять, чувствует ли она жалость к нему. Он сам выбрал путь, который привел его к той жизни. Он не пытался измениться, не хотел забрать ее от бабушки все эти годы. Он упивался своим горем и думал лишь о себе. Но заслуживает ли он такого отношения от единственного родного человека? Что может Лиля дать ему? Послужит ли она тем пинком, в котором он так нуждается?

Он все смотрит на свою заначку сквозь дверцы шкафчика, и Лиля это знает. И это ее ужасно злит. Но одна единственная мысль ее успокаивает. Мысль о том, что он все еще держится. После пяти лет, впервые он трезвый, и это длится уже две недели, и Лиля, несмотря на злость, все же гордится им. Да, наверное, ей его жаль, но не настолько, на сколько дочь может жалеть отца.



Олег вышел на балкон, сунул сигарету между зубов и щелкнул зажигалкой. Мерзкая свинина не передала его анкету начальнику, в этом сомнений нет. Она лишь высказала свое впечатление об алкоголике, претворяющемся не тем, кем он является на самом деле.

Нина будет рада его провалу. Она скажет: "Я говорила тебе. Ты ни на что не годен". Она всегда так говорит. Сначала Анна говорила, потом Нина переняла от нее эстафету. Им невдомек, какие чувства испытывает Олег. Они и знать не знают, что у него вообще есть чувства. Он же пропил их, как пропил свою семью и свою жизнь. К таким жалости нет. Такие не заслуживают прощения. Такие не становятся на путь истинный и не исправляют свои ошибки.

Олег мысленно перебирал места своих заначек. Потом представлял жирное лицо свинины, ее сросшиеся брови, пять подбородков, дешевый неуклюжий макияж. Затем лицо дочери – юное, светлое, покрытое веснушками, зеленые глаза светятся в лучах яркого солнца. Она говорит: «Папа, я верю в тебя». Папа. «Ты отец, – говорит он себе, – ты не можешь так просто сдаться. Нет. Только не сейчас». Лицо Лили становится старше, в уголках глаз появляются морщинки, в висках проблескивает седина. Вера протягивает руку к его щеке, а на ее глазах наворачиваются слезы. Она молчит, и лишь взглядом дает понять, что она с ним. Она его простила. Нет. Настоящая Вера ни за что бы не простила его поступок. Любовь всей его жизни, лучик солнца, мандаринка, нежная как лепесток ромашки… Она умерла. Она верила в существование ада и рая, в судьбу и бога. Она говорила, что их сын попал на небеса, потому что он невинное дитя. Она верила, что он счастлив там. А сама она счастлива теперь? Она с ним? Где она? Олег не верил в сказки, которые рассказывала его жена. Он смеялся над ними, просил не забивать этой чепухой головы детей. Но теперь он сомневается – вдруг она была права, и наблюдает сейчас за его жизнью с небес?

Ее вещи все еще висят в шкафу. Он старался не заходить в их комнату без особой нужды, но с приездом дочери, был вынужден вернуться. Стены выкрашены в светло-голубой. Когда-то он был ярким, напоминал небо. Но теперь краска посерела, обои отклеились, все покрылось толстым слоем пыли. Это не квартира пришла в запустенье, а ее хозяин, у которого не было сил собраться с духом. Который пустил жизнь под откос. Который даже не постарался сделать вид, что ему не все равно.

«Под раковиной, под кроватью, за стиральной машинкой», – повторял про себя Олег словно мантру. Под раковиной, под кроватью, за стиральной машинкой. У него не остается выбора, кроме как унижаться перед Ниной. Завтра он позвонит Игорю и согласится на работу. Он услышит насмешливо-осуждающие нотки в его голосе, но промолчит.




5 Фальшивая актриса


Сегодня решится вопрос о постановке, которую предложила Лиля, и у нее потели ладошки от волнения.

В университете Дора встретила ее одной из своих фирменных улыбок, которые как бы говорили: «Я не очень рада тебя видеть, но хорошо, что ты пришла, мне нужно высказать кому-то все, о чем думаю».

– Привет! – сказала она, и убрала с места Лили свою сумочку. Вообще, она каждый день носит разные сумки, при том слишком маленькие для целей, ради которых все носят их с собой в университет. В них не влезает ни одна тетрадь, не говоря уже об учебниках. Обычно Дора берет с собой какой-нибудь пакет с логотипом Balenciaga или Louis Vuitton, и складывает туда все вещи. Сегодня, например, у нее розовая сумка из бисера, и, кажется, она вовсе пустая.

В кабинет влетел Виталик, как он обычно любит делать, чтобы на него обратили внимание. Он громко со всеми поздоровался и плюхнул свой огромный рюкзак на парту. В отличие от Доры, Виталик носил ещё школьный портфель, в который у него умещалась целая библиотека. Книги у него сложены стопочкой друг на друга и на каждой паре он вынимает их одна за одной, выбирает нужные, и убирает обратно остальные. Скоро он точно заработает себе сколиоз, если не избавится от этой глупой затеи.

Дора скривила нос при виде Виталика и подвинулась к Лиле поближе:

– Вот ведь гад прыщавый, – процедила она.

– Почему?

– Украл мою идею с Гарри Поттером! Я ведь уже почти о ней рассказала Денису.

Лиля пожала плечами. Дора каждый день жалуется на него с тех пор, как это произошло, и все не угомонится. Дора откинула назад свои волосы, напичканные кератином, и вытянула шею.

– Виталик! – позвала она, но он увлекся разговорами о Псковской судной грамоте, которая была задана на этот семинар. – Виталик! – повторила она уже более злобно, но, когда он откликнулся, она разомкнула нахмуренные брови и приторно улыбнулась. – Ну что, как думаешь, выиграет твой Гарри Поттер сегодня, или мы будем ставить нашу «Даму с собачкой»?

Лиля выпучила глаза на Дору. «И когда это, извините, моя идея стала вдруг нашей?», – подумала она.

– Понятия не имею, – сказал он и подошел к их парте. – А что?

– Ничего, просто спрашиваю, – она улыбнулась и снова стала похожа на сморщенную картошку.

Виталик помедлил пару секунд, но решил промолчать и ушел в недоумении.

– Ничего, перебьется. Я уверена, что Денис поддержит нашу Даму.

Лиля уже открыла рот, чтобы спросить с каких пор Дора присваивает ее идею, но в кабинет вошел преподаватель, и все умолкли.

После пар группа собралась в аудитории, которую Денис выпросил у деканата. Сегодня он выглядел измотанным: под глазами появились синяки, волосы растрепаны, и говорил он как-то лениво-раздражительно.

– Ну что, начнем, – сказал он. – Все прочитали рассказ?

Группа утвердительно закивала, некоторые полутоном сказали «да» вразнобой.

– Кто что думает?

Тишина.

– Ладно, давайте так – поднимите руки те, кто за.

Подняли руки почти все те же самые, кто поднимал вчера.

– Ну, большинство все же согласны, поэтому решение принято, – заключил Денис. – Кроме того, я списался с членами жюри из студсовета, которые будут принимать у нас проходной этап сценки, они сказали, что Гарри Поттер занят, и какая-то группа уже работает над сценарием.

Дора широко улыбнулась, а потом приняла невозмутимый вид и сказала Лиле:

– То есть, он принял такое решение не из-за того, что твоя идея ему понравилась? – она задрала свой нос и самодовольно ухмыльнулась.

«Супер, эта идея теперь снова стала моей», – подумала Лиля.

– Итак, сегодня наша задача составить примерный план сценария, – сказал Денис. – Мы определимся с действующими лицами и распределим роли. Работы много, а времени осталось всего пять дней, и, если вычесть воскресенье, то – четыре. В следующий понедельник мы будем выступать перед жюри.

– Так скоро? У нас же ещё ничего не сделано, – возразил Виталик.

– В том-то и дело, что мы потратили все время на выбор рассказа, и теперь придется поднажать.

По классу прошлись тяжелые недовольные вздохи, но ни смотря ни на что, все принялись обсуждать сценарий. Процесс шел легко и слаженно. Сократить рассказ было не сложно, но, когда дело дошло до распределения ролей, начались перебранки. Главного героя согласился играть Виталик, и в этом проблем никто не видел. Он вызвался сам, а остальным парням не очень-то и хотелось проводить на сцене девяносто процентов времени. Кроме того, Гуров (главный герой рассказа) должен был по сценарию целовать Анну Сергеевну (главную героиню), и это послужило основной причиной отказа Лилиных одногруппников от этой роли. Виталик же согласился с превеликим удовольствием. По его словам, в школе, он ходил в кружок театра, где был лучшим учеником. Учителя его хвалили и звали на все концерты, а еще он читал стихи на литературных собраниях.

В роль Анны Сергеевны вцепилась Дора своими длинными когтями и не хотела никому отдавать. Ее соперницами оказались Лиза и Катя. Они чуть ли волосы друг другу не поотрывали, и тогда Денис предложил устроить кастинг. Кто лучше сыграет роль Анны Сергеевны, тому она и достанется.

Первой, конечно, пошла Дора. У нее неплохо получилось, как показалось Лиле, но игра была слишком пафосной, что не свойственно главной героине. Лиза говорила слишком тихо, и не могла перестать смеяться, когда произносила слово «скука», случайно опуская первую «к». Катя же постоянно импровизировала и отрывалась от намеченного текста, так что Виталик терялся и не знал, что ему делать. На все просьбы Дениса оставить попытки «сделать диалог живее», и следовать тексту, Катя махала рукой и поступала по-своему.

– Давайте все девочки из группы попробуются на эту роль и тогда мы окончательно определимся, – предложил Денис и скользнул взглядом по Лиле.

Так он браковал в течение часа одну за другой, пока все не закончились.

– Я не буду участвовать, – сказала Лиля, когда осталась единственной, кто не пробовал роль.

– В смысле? – удивился Виталик и открыл свой большой рот в изумлении. – Ты же сама придумала все это.

– Ну да. Но я не могу выступать на сцене. У меня не получится.

– Ну и хорошо! – воскликнула Дора. – Потратим меньше времени.

– Ты только попробуй, – уговаривал Денис.

– Не стану я пробовать! – возразила Лиля.

И тут подключился Виталик и все остальные, кроме Доры, которая села на свое место в углу, где отсиживалась все время, пуская громкие вздохи отвращения.

– Ну ладно-ладно! – согласилась Лиля. – Только не говорите, что я вас не предупреждала.

Она взяла у одногруппницы текст и встала в подготовительную позицию, уверенная в том, что сейчас у неё ничего не выйдет. И по началу так оно и было, но Денис просил Лилю играть снова и снова, пока она уж совсем не выучила текст и не стала говорить свои реплики без бумажки.

Когда дело подошло к концу, Денис отошел к окну, стал барабанить пальцами по подоконнику, о чем-то задумавшись. Лиля вся покрасневшая с облегчением села на стул. Ее трясло так, что пришлось руками упереться в колени, чтобы никто не заметил её волнения.

– У тебя хорошо получается, только нужно быть немного увереннее, – сказал Виталик.

– Смеешься? – кинула Лиля.

Тут Дора соскочила со своего места и громко спросила:

– Ну что, кажется, мы определились?

Денис не обратил на нее внимания.

– Он меня слышит? – спросила она, уставившись на Лилю и Виталика. Те пожали плечами.

– Слышу. Мы поступим так – Дора будет Анной Сергеевной, – сказал Денис, и Дора задрала свой пухлый раскрасневшийся нос к потолку. – Лиля будет запасной, если Дора вдруг заболеет и не сможет прийти на выступление.

Лиля вздохнула с облегчением. Она знала, что Дора ни за что не позволит себе заболеть перед таким важным в ее жизни событием.

– Лиза и Катя будут рассказчицами, – продолжил Денис. – Остальные роли распределим завтра. Мы уже три часа тут сидим, хотя я просил аудиторию только на полтора. Так что всем до завтра! Кому достались роли, начинайте учить реплики.

Денис закинул на плечо свою куртку, взял со стола ключи от кабинета и подошел к Лиле.

– Пойдем вместе?

– Ладно, – выдавила из себя Лиля и уткнулась в экран телефона, нервно перелистывая главное меню.

Они дождались, когда все выйдут из аудитории, закрыли кабинет, сдали ключ на вахту и вышли на улицу. Ледяной воздух приятно обжег разгорячившуюся от волнения кожу. Сентябрь в этом году выдался холодный. Уже почти стемнело, с крыльца университета светил ярко голубым светом фонарь, отбрасывая огромные тени елей. Лиля поплотнее закуталась в пальто, но не стала надевать свои детские желто-фиолетовые в полоску перчатки, которые ей когда-то подарила бабушка.

– Почему ты не хочешь участвовать? – спросил Денис.

– Я же сказала – не могу выйти на сцену. Я боюсь.

– И почему же ты тогда поступила на юриста, если так боишься публики? – смеялся Денис.

– Я не думала об этом.

На самом деле, юридический не был пределом её мечтаний. Она не могла определиться чего хочет от жизни, и считала ужасно не справедливым обязанность выбирать профессию, которую ты будешь изучать пять, а то и шесть лет, будучи семнадцатилетним подростком. Можно сказать, Лиля выбрала меньшее из зол. Учиться на очном отделении ей необходимо, чтобы государство продолжало выплачивать пенсию по потере кормильца. Так, она сможет учиться и не думать каждый день о том, что нужно искать средства для пропитания. На отца она, конечно, не рассчитывает, а этой пенсии и летней подработки на грядущие пять лет ей будет достаточно. Бабушка Аня любила говорить: «Выйдешь замуж, и вовсе не нужно будет переживать по этому поводу!». Но это, конечно, были шутки.

– Виталя прав, у тебя хорошо получается, – сказал Денис. – Поэтому я и решил сделать тебя запасной. Надеюсь, что, когда мы начнем серьезно репетировать, у тебя будет получаться лучше.

– Не надейся, что Дора заболеет, – усмехнулась Лиля.

– Дора неплохой вариант, – вздохнул Денис. – Она красивая и подходит на главную роль. Но ты же слышала – она ужасно фальшивит, – засмеялся он.

– Кто еще фальшивит… – съязвила Лиля.

Они шли и разговаривали о концерте, об учебе, о преподавателях, и им совсем не хотелось расходиться по домам. У дешевого Лилиного пальто были поддельные карманы, и ее руки совсем окоченели. Она даже перестала чувствовать кончики пальцев.

– Ты замерзла? – заметил Денис. – Вот держи, – он протянул ей свои перчатки.

– Мне не холодно, – сказала Лиля, но губы ее выдали с потрохами, задрожав от очередного порыва ветра.

– Держи, не упрямься, – мелькнула его обольстительная улыбка, и Лиля сдалась.

Она сунула руки в большие мужские перчатки, испытывая самую огромную в своей жизни неловкость. По крайней мере ей так казалось ровно до того момента, пока Денис не взял ее за руку. Вот здесь-то она уже готова была провалиться сквозь землю. Она смотрела по сторонам, ища пути спасения, и жар волнения накрыл ее с головой так, что она тут же согрелась. А Денис выглядел непринужденно и говорил о чем-то, но Лиля его не слушала. Все ее внимание было обращено к их скрещенным пальцам.

У Лили никогда не было отношений. В пятом классе все девочки обсуждали мальчиков, которые им нравились. Лиле тоже нравился один, но она никогда не рассчитывала, что он обратит на нее внимание. На самом деле, он был самым популярным на их параллели, и все девочки слали ему тайные эсэмэски с признаниями в любви.

Однажды пара девиц, имена которых не имеют особого значения, от скуки решили позадирать Лилю на перемене. Обычно они к ней не лезли, их грушей для битья была другая девочка, но в тот день ее не было. Что конкретно они говорили, Лиля уже не помнит, но зато каждый раз, когда вспоминает ту перемену, испытывает непередаваемую злость. Казалось, у нее тогда волосы дыбом встали от их оскорблений. Одна из них хвасталась, что вот-вот добьется расположения того популярного мальчика. Ничего бы не случилось, если бы в прошлом году эта самая девчонка не была одной из тех, кто додумался сунуть Лилиной однокласснице в портфель дохлую крысу. Она, видимо, считала себя лучше других, и тогда героизм Лили не сыграл ей на руку.

Придя после школы домой, она написала огромное письмо на две тетрадные страницы с признаниями в чувствах популярному мальчику, пребывая в полной уверенности, что от такого письма устоять не сможет никто, а значит он даже не обратит внимание на жалкие попытки произвести впечатление этой самоуверенной крашеной дуры. Лиля нарисовала сердечки, взбрызнула письмо духами и заботливо запечатала его в самодельный конверт, допустив всего лишь одну единственную ошибку. В конце письма она подписалась своим именем.

На следующий день она подкинула письмо в портфель адресату. А на следующей перемене оно уже красовалось на школьной доске с расписанием на всеобщее обозрение, а мальчишки, в том числе и самый популярный, стояли в сторонке и весело хохотали.

После этого Лиля поставила жирный крест на всех отношениях, и уже будучи старшеклассницей ничем не интересовалась кроме учебы.

– Что скажешь? – спросил Денис. Лиля растерялась и пыталась вспомнить, о чем он все это время говорил. – Не хочешь сходить в кино?

– А разве там показывают что-то интересное? – сказала Лиля, и только потом в ее голову пришла разумная мысль о том, что вообще-то она отказывает единственному в мире парню, который взял ее за руку и отдал свои перчатки.

– Ну, смотря что ты считаешь интересным. Думаю, мы найдем что-нибудь стоящее.

– Конечно, – сказала Лиля, глупо улыбаясь.

– Это ты так согласилась?

Лиля кивнула, а Денис так и расцвел. В его карих глазах играли веселые блики уличных фонарей, а Лиля без всякого стеснения смотрела в них и не могла осознать всего происходящего.

– Круто, – сказал он. – Тогда вечером в пятницу?

– Можно.

– До завтра! – сказал Денис и на радостях забыл даже забрать свои перчатки.

– До завтра, – шепнула Лиля. Он бы все равно не услышал, потому что ушел уже слишком далеко.

Ни смотря ни на что, ночью Лиле снова приснился кошмар. Они гуляли с Денисом по парку, держась за руки и смеясь. В какой-то момент рука Дениса стала тяжелой, и Лиле пришлось прилагать усилия, чтобы ее удержать. Она посмотрела на него, но на его месте никого не оказалось. Тогда она перевела взгляд вниз и поняла, что действительно держит руку Дениса, вот только всю в крови, отрубленную в локте. Она закричала, но крик, как всегда, оказался шепотом. Рядом стоял отец, держа окровавленный топор, и смотрел на дочь безумным взглядом. Его губы искривились в устрашающей улыбке. Казалось, он смотрел на свою следующую жертву, наслаждаясь мыслями об убийстве.

Лиля проснулась в холодном поту.




6 Сладкий попкорн


Неожиданно наступило бабье лето. Небо из темно-серого превратилось в нежно голубое. Наверняка, вы когда-нибудь видели, как делают сладкую вату. Аппарат разбрызгивает сахар по кругу на большой мощности, и он превращается в белую паутину, которую продавец накручивает на палочку. Так вот, сегодня облака были точь-в-точь та паутина. Они собирались в разные узоры, стелились по всему небу, и казались такими близкими, словно до них можно дотянуться рукой.

Всю неделю Лиля с одногруппниками трудились над сценкой. Поначалу репетициями это было сложно назвать: все смеялись через слово, не могли собраться, и от них стоял такой шум, что несколько раз преподаватели из соседних кабинетов заходили жаловаться.

Дора на первых парах постоянно подходила к Денису с расспросами о том, почему ей нужна замена и нельзя ли как-то без этого обойтись. Она постоянно критиковала игру Лили, когда та выходила вместо нее, хоть и думала, что она этого не слышит. Справедливости ради надо заметить, что Дора критиковала игру каждого, но нельзя же ее выпустить на сцену играть все роли.

– Отлично! – воскликнул Денис в конце репетиции и зааплодировал. Группа поддержала его. – Вы очень хорошо справляетесь. Итак, на сегодня все. Учите роли так, чтобы от зубов отскакивало, особенно рассказчицы! С вас спрошу в первую очередь. Пора задуматься над костюмами. Не думаю, что вам удастся найти дореволюционные платья и костюмы, но поищите что-нибудь старое у родителей или бабушек. Я тоже поспрашиваю у знакомых, общими усилиями что-нибудь да получится.

Последнее время Лиля не могла спокойно смотреть на Дениса, и боялась, что это кто-нибудь заметит. Ее бросало в дрожь, когда он откидывал рукой назад выпавшую прядь волос, или она заливалась краской, когда он улыбался, глядя ей в глаза. Лиля каждый день носит с собой его перчатки, так и не находя подходящего момента, чтобы вернуть их.

– Ну как я сегодня? – спросила Дора, выводя Лилю из влюбленных раздумий.

– Как всегда – на высоте, – солгала она, и продолжила витать в облаках.

Дора бросила взгляд на Дениса, потом снова перевела на Лилю, но она этого не заметила.

– Пойдем? – спросила она. Нет, если Лиля сейчас согласится пойти с ней, то Денис не станет ее провожать до поворота, как он делает это каждый день. Но и просто так отказаться – значит прямо сказать, что она гуляет с Денисом за ручки. А это слишком личное и, может даже, интимное, чем Лиле делиться совсем не хотелось.

– Дора! – окликнул ее Виталик. – Я хотел внести парочку корректировок!

– О нет. Он мне весь мозг выклевал. Ладно, до завтра! – сказала Дора, и ушла, ворча на Виталика на весь коридор.

Лиля делала вид, что копошится в сумке, пока все выходят из аудитории, но на самом деле она просто не решалась подойти к Денису прямо. Ей казалось, что в какой-то момент он перестанет ее провожать, или она быстро уйдет, а он не успеет ее догнать и примет это за отказ. Словом, она боялась до конца поверить в свое счастье.

Все уже разошлись, но Лиля продолжала делать вид очень занятого человека. Денис оперся о дверной косяк, сунул руки в карманы и стал наблюдать. В его глазах Лиля казалась крошечной девчонкой. Через плечо перекинут ремешок сумки, кофта болотного цвета неправильно застегнута, маленькие ножки утопали в огромных тяжелых кроссовках. И как она только в них перемещается? Денис не удержался от смеха: она все ковыряется в своих карманах, и не замечает, что ее маленькому спектаклю уже должен подойти конец.

Лиля вскинула голову и растерянно оглянулась по сторонам. Ее полупрозрачные щеки тут же налились краской, а все веснушки на лице стали ярче. Она натянула нелепую улыбку и спросила:

– Все уже ушли?

– Да. И давно, – усмехнулся Денис.

Она заправила волосы за оттопыренные уши и вовсе стала походить на гномика.

– Давно? Извини, я просто не могу найти свой телефон.

– Вон тот? – Денис указал на единственный телефон, который лежал на парте прямо перед Лилей.

Она схватила телефон и поспешила выйти из аудитории, но запнулась о ножку стула. От неловкости она была готова провалиться сквозь землю, и даже начала молиться про себя, чтобы это поскорее произошло. Денис терпеливо ждал ее, держа ключ в замочной скважине, и улыбался. Когда она проходила мимо, посмотрела прямо ему в глаза и улыбнулась. На его лице читалась насмешка, но оно было таким красивым, что Лиля не стала обращать на нее никакого внимания. Казалось бы – что может случиться еще более неловкое? Лиля зацепилась рукавом о дверную ручку, и тут Денис не выдержал и засмеялся, что есть мочи.

– Смейся-смейся, – буркнула Лиля.

– Прости, это очень смешно, – давил Денис.

Они пошли в сторону дома в неловком молчании. Последнее время над ними туго натянулась невидимая струна, которая вот-вот лопнет. Лиля не знает, что произойдет, когда это случится, но ее напряжение остро чувствовалось где-то в грудной клетке.

– Не забудь, завтра после репетиции мы идем в кино, – нарушил молчание Денис.

– Я помню.

Денис смотрел на Лилю и улыбался, а она не смогла найти в себе смелости поднять на него взгляд. Так и шла, уткнувшись себе под ноги.

– Сладкий или соленый? – спросил Денис.

– Что? – она все же посмотрела на него, в надежде, что он отвернется, но тот прожигал ее взглядом насквозь.

– Попкорн.

– А-а-а. Конечно. Соленый, наверное…

Денис взял Лилю за руку. Ее голос прозвучал грустно или задумчиво?

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет. С чего ты решил? – может быть, слишком быстро ответила Лиля.

– Не знаю. Не хочешь поделиться?

Она поджала губы. Ей хотелось рассказать, что ее тревожит. В последнее время забот на нее навалилось невиданное количество. Отец, который делает вид, что поборол свою зависимость, при этом прячет заначки в квартире. Дора, постоянно пристающая к Лиле со сплетнями и разговорами о маникюре, нарощенных ресницах или кератине для волос. Это с одной стороны, а с другой – он. Держащий ее за руку, провожающий до дома, бессовестно красивый. В такие моменты Лилю разрывает на части. Она чувствует, что с Денисом становится совсем другим человеком, и хочет сохранить это чувство в тайне. Держать у сердца, оберегать, наслаждаться. Возможно, она расскажет ему обо всем. Но не сейчас. Она еще не готова.

– Я просто задумалась о попкорне.

Денис засмеялся. Он не поверил, но настаивать не стал, решив сменить тактику. Всего пару минут ему потребовалось, чтобы Лилина меланхолия прошла. Она смеялась над его шутками, неидеальными, местами пошлыми, но все же ей было хорошо. Лиля была счастлива, и все переживания отошли на задний план. Незаметно они приблизились к тому повороту, где обычно расходятся, и простояли там еще около часа. Лиля вся покраснела от нескончаемого смеха, но продолжала смеяться, держась за живот и утирая слезы. Внезапно Денис изменился в лице, но Лиля не могла успокоиться, и ее еще больше веселил его серьезный вид. Денис подошел к Лиле ближе, и ей в нос ударил запах сигарет. Он провел рукой по ее покрасневшей щеке, и тут она резко перестала смеяться. Лиля лишь хлопала ресницами. Взгляд Дениса упал ей на губы.

– До завтра! – кинула она и поспешила уйти. Ее рыжие курчавые волосы с каждым шагом пружинили вверх-вниз, и Денис смотрел на ее удаляющийся силуэт.



Олег возвращался с собеседования, которое ему устроил Игорь. Он вытерпел все его лицемерные улыбки и завуалированные намеки на то, что это единственная возможность Олега найти приличную работу. Игорь болтал без умолку о Лиле, об Андрее, о покойной Анне и Вере. Казалось, он делает это специально, а может быть и правда ему невдомек какую боль Олег испытывает лишь при одной невинной мысли о жене и сыне. Но тот все говорил: «Вера бы гордилась тобой. Она знала, что ты встанешь на правильный путь». Что он нес? Никогда бы она не гордилась Олегом. Она его презирала, и он это знал. Он сам себя презирал.

Собеседование прошло быстро и безболезненно. На этот раз он пришел в потрепанном свитере и не стал бриться. Подсознательно, он надеялся, что ему откажут, но его приняли.

Олег шел, солнце светило ему в лицо. Погода благоухала, но на душе у Олега было паршиво. Только он задумался о нависших над ним долгах, как навстречу откуда ни возьмись выплыла Лида. Эта женщина была надежным источником денежных средств, и никогда не торопила Олега рассчитаться с ней. Часто они вместе выпивали и проводили ночи. Лида работает продавщицей в местном круглосуточном магазине, и Олег никогда не интересовался, как она докатилась до такой жизни. Лида же его жалела, и, возможно, была влюблена, но безответно. Чем сильнее она желала узнать Олега, тем больше отдаляла его от себя.

И опять этот жалостливый взгляд. Она всегда им смотрит на Олега, а потом следует не менее жалостливый тон:





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68344684) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.