Книга - Четыре лучшие истории о любви. Сборник

Четыре лучшие истории о любви. Сборник
Екатерина Анатольевна Горбунова


Время года – любовь #5
Сборник включает четыре легкие романтические истории, которые скрасят вечер. Первая любовь, романтические переживания, юные герои ждут читателей на страницах этой книги.





Екатерина Горбунова

Четыре лучшие истории о любви. Сборник





Сюрприз по прописке




1

В квартире было чисто и свежо. И хорошо, потому что денег на ремонт у Аси не осталось. Мебель сойдет и та, которая побывала на всех съемных квартирах: потертая и видавшая виды – но опять же, денег на новую не осталось. Зато свое жилье! И не в ипотеку! И две комнаты, пусть и смежные! Спасибо, папа.

Ася очень удивилась, когда он позвонил. Сказал, что уезжает за границу. Там новая жизнь, работа и жена. Здесь – сын Стас от первого раннего «послеармейского» брака и Ася от второго, тоже давно развалившегося. Поэтому отец решил, что будет справедливо, если между детьми все нажитое разделить поровну сейчас, не дожидаясь печального повода. Продал недвижимость и движимость, фирму, и перечислил деньги на два счета. Такие сугубо деловые отношения.

Ну, и фиг. Главное, теперь не придется мыкаться по съемным.

Присев на табурет, Ася оглядела пятиметровую кухоньку. Ничего. Бывшая хозяйка квартиры оставила газовую плиту и старенький гарнитур. Если подновить его самоклейкой и повесить веселенькие шторки на окно – будет уже уютно. Распаковать любимые чашки-тарелки-кастрюльки, и красота!

Но не сегодня. Ася уже устала: переезд – это всегда тяжело, а если тебе двадцать шесть лет, ни мужа, ни близких родственников, ни даже любовника не водится – то совсем туши свет. Грузчики на «Газельке», мигом сообразив, что барышне приходится надеяться только на них, принялись наглеть: то накиньте сверх за этот шкаф, то за отсутствие в доме грузового лифта, то чайку бы попить, то законный перекур. Пришлось вызывать тяжелую артиллерию в виде подруги Натахи и ее молчаливого мужа Антона. Тогда работа пошла быстрее, потому что у Натахи аргументы, а у Антона – кулаки и бычья шея. Справились.

Теперь перекусить бы… Но опять же чашки-тарелки-кастрюльки. В одной из коробок в большой комнате. Нет, лучше обойтись баранкой и питьевым йогуртом, заботливо купленными подругой, и спать, спать, спать…

Ася кинула матрас прямо на пол в большой комнате, прикрыла глаза и тут же улетела. Спалось отлично. И не скажешь, что условия весьма сомнительные. Видимо, сказались и усталость, и довольство от квартиры, и еще не пойми, чего. Наверное, если бы кто-нибудь спросил у Аси, счастлива ли она, не задумываясь ответила бы, что очень, хотя обычно избегала таких слов, боясь сглазить.

И снилась такая красота! Облака по небу, голубому-голубому, скользят быстро-быстро, а под ними поляна одуванчиков, желтая-желтая. И сама Ася не пойми где: ни в небе, ни на земле. Просто есть. Яркий сон, будто в детстве. Светлый. На радость душе и благодати телу.

Поэтому, когда Ася вдруг проснулась, то даже не поняла, почему это еще так темно, а из-за закрытой комнатной двери пробивается свет из коридора. Пару минут пришлось соображать, что это не очередной сон и не игра воображения. Она ведь дома одна. Зачем ей дверь-то в комнату закрывать? И свет в коридоре оставлять тоже незачем.

Вроде, наличие привидений в договоре не прописывалось. Да, и Ася не героиня фильма ужасов. Она вполне себе обыкновенная девушка, не модель. Живет в двадцать первом веке. В мистику не верит. А если исключить восставшего покойника или домового, к сожалению, остается только домушник.

Несмотря на самоиронию, в животе заворочались мерзкие гусеницы. Причем не садовые, а тракторные. Зубы сами собой принялись отбивать чечетку. Ася как-то совершенно бездумно подтянула на себя одеяло и укрылась с головой. Мозги закипали и от эмоций, и от недосыпа, и от соображений, как быть.

Вспомнив, что где-то на коробках лежит гвоздодер, который на всякий случай принес Антон и так же на всякий случай оставил, Ася отбросила одеяло, нашарила тяжелый инструмент и, поудобнее ухватив его, рывком распахнула дверь.

В коридоре было светло, потому что падал свет с кухни. Крадучись, Ася дошла до туда и обомлела: на табурете, совершенно спокойно, не таясь, сидел незнакомый мужик и копался в своем телефоне. Наглость какая! Что за домушники продвинутые пошли, никуда без гаджетов!

Видимо, что-то услышав, он поднял голову, и тотчас вскочил.

– Вы кто? – Ася и незнакомец умудрились спросить одновременно.

– А Марина где? – добавил он вдогонку к первому вопросу.

Ася каким-то неимоверным усилием вспомнила, что так звали прежнюю хозяйку квартиры. От сердца немного отлегло. Не вор. Гость из прошлого. Получается, что или сама Ася забыла закрыть входную дверь, или у мужика оказался еще один дубликат ключей, хотя та самая Марина несколько дней назад отдала ей пару комплектов. Надо было, конечно, замки поменять… Но чего уж теперь.

– Марина здесь больше не живет.

– Как это? – мужик как-то неуверенно улыбнулся, будто решил, что его разыгрывают. – А я как же?

Страх неуловимо трансформировался в праведный гнев, который просто рвался на волю.

– Понятия не имею, – Ася перехватила гвоздодер двумя руками. – А вы кто такой вообще? И как сюда попали?

– Я Алексей, муж Марины, – он порылся в карманах, – и вот ключи. Мои, – и положил на стол связку.

– Ни о каком муже она не говорила!

В голове опять закрутился ураган мыслей. Надо бы как-то полицию вызвать. Или лучше психушку? Мужик-то, явно, ку-ку. Насколько было известно Асе, никакого супруга у бывшей хозяйки не водилось. Собственницей числилась она одна. И документы все были чистыми, риелтор проверяла.

– Ну-ка, проваливайте отсюда! – Ася постаралась, чтобы голос не дрогнул. Хотелось испугать. Произвести впечатление сильной и независимой, способной за себя постоять.

Видимо, получилось.

Алексей осторожно поднял с пола огромный рюкзак, который девушка до этого момента даже не замечала, накинул лямки на плечи и, пробормотав «Извините», осторожно проскользнул мимо. В коридоре он просто всунул ноги в кроссовки, не завязывая шнурки, еще раз недоуменно оглянулся на Асю и вышел в подъезд.

Ася тут же подскочила, заперлась на два замка, а потом еще для верности подперла ручку стулом из комнаты. Сердце противно бухало. К горлу подкатывала тошнота. В глазах прыгали рябчики.

Надо же! Вот тебе бабушка и Юрьев день! С Мариной что ли созвониться? Только не в четвертом часу ночи же. Ее номер, вроде бы, записан в документах. Или не в документах, а в записной книжке. Или в телефоне. Ладно, на крайний случай, у риелтора точно был.

Ася потерла уши, чтобы немного прийти в себя. Теперь ситуация напоминала завязку какого-нибудь низкопробного фильма, только комедии или триллера – пока не понятно. И когда она кастинг прошла – тоже не припоминается.

Девушка залезла коленками на стул у двери и посмотрела в глазок. Подъездная лампочка едва освещала этаж, но в пределах видимости никого не наблюдалось. Может быть этот Алексей ушел. И больше не вернется…

Идея вызвать полицию Асю как-то не вдохновила и показалась не актуальной. Еще саму же и обвинят в ложном вызове. Или поржут… Или то и другое вместе. А быть посмешищем – как-то не очень хотелось. Да, и слухи по соседям могут поползти. Станут все считать новенькую слегка сдвинутой.

Так и не нащупав в мозгах умной мысли, Ася вернулась в комнату и легла. Но сон не шел ни в какую, даже глаза было невозможно закрыть. Пришлось любоваться одинокой лампочкой на потолке, на которую попадал свет с улицы: у Натахиного Антона не хватило времени повесить люстру. Да, и честно говоря, как-то совестно показалось напрягать чужого мужа.

Провалявшись с полчаса, Ася решила, что мучить себя бесполезно, лучше, пожалуй, встать и заняться чем-нибудь полезным, зря она что ли с работы на неделю отпросилась. Можно, например, разобрать вещи. Все равно придется это делать, а уж рано утром или днем – ее личное дело.

Стараясь не греметь, перенесла из комнаты в кухню пару коробок с утварью и посудой. Надо же, чашка любимая разбилась. И блюдце. Бьется к счастью? То-то привалило.

Невольно вспомнилось, как совершенно по-хозяйски расположился за столом этот Алексей. Еще ведь и дверь в комнату прикрыл, чтобы свет спящей не мешал. Странный неадекват!

На улице уже забрезжил рассвет. Ася со стопкой вафельных полотенец подошла к окну и оглядела двор, с четвертого этажа он просматривался, как на ладони. Особенно одинокая фигура на скамейке с огромным рюкзаком у ног на детской площадке. В животе похолодело. И чего он сидит? Чего выжидает? Похоже, начать день на позитиве не получится!



2

Буквально заставив себя оторваться от лицезрения сидящего на скамейке не-мужа Марины, Ася продолжила расставлять вещи. Пристраивая посуду и прочую утварь, как-то не заметила, что пролетело еще три часа. Спина ныла от напряжения. В животе бурчало.

Разогрев чайник, кинула в чашку заварку и выудила из мешка последнюю баранку. Хочешь – не хочешь, надо будет выходить в магазин за продуктами. Только вот непонятно, что делать с Алексеем. Если у него есть еще комплект ключей, помимо оставленных на столе, ему ничего не стоит зайти в квартиру. Разжиться здесь, конечно, нечем. Но в любом случае… Чего тут делать абсолютно чужому человеку?

Ася накрутила саму себя. Представила в деталях захват квартиры нахалом с рюкзаком. Прочувствовала до самой крошечной своей клеточки долгие минуты споров, и осознала, что ее законная площадь находится в опасности. Это же вторжение фашистов! Самое настоящее!

Вот чего он сидит во дворе? Почему не уходит? В конце концов, личной жизнью Марины Ася не интересовалась, все могло быть. Может, и был у нее какой-то так называемый муж, а потом сплыл. Да, еще так, что ни звонка, ни весточки. Но теперь же этот Алексей знает, что квартира принадлежит другому человеку! Наверное, вполне логично позвонить каким-то родственникам, друзьям, если тебя носило невесть где и не пойми сколько!

А он сидит, сиротинушка. Даже в телефон больше не тычется, разрядил наверняка. Замер, как статуя, того и гляди, голуби налетят, наградят медалью. Вот чего Асе-то до этого?

Девушка распахнула окно. Рама поддалась с легким треском, будто бы ее уже давно никто не открывал. Не проветривала что ли Марина? Или бывала здесь редко?

– Эй, – Ася не ожидала, что ее крик так разнесет дворовое эхо. – Зайдите!

Алексей моментально вскинулся, нацепил свой рюкзак и пошел к подъезду, будто ждал, что позовут.

Ася, ругая сама себя за непонятную жалостливость, за непроходимую тупость, за прочее-прочее с самыми нелицеприятными прилагательными, закрыла створку, дошла до входной двери и принялась разбирать баррикаду.

Хотелось в душ. Холодный. Чтобы вымыть кашу из мозгов.

Только гость уже на пороге. Смотрит немного хмуро и озадаченно. Глаза серые, с прищуром. Волосы русые, прямые, за исключением одного вихра надо лбом. Подбородок волевой. Высокий и широкоплечий. Не гламурный красавец, но вполне в Асином вкусе. В первый раз он показался намного страшнее.

– Да? – спросил тихо.

– Вам что, некуда идти?

Он коротко мотнул головой, одновременно, как затвором, передернув плечами. Тик у него что ли такой, нервный? Может он вообще из мест, не столь отдаленных? Тогда Ася вообще полная дура!

– Связи, если их не поддерживать очень быстро разрушаются, – сказал, будто отпечатал. – Сам виноват. Исчез на четыре года.

– Ага, – значит, не в тюрьме, если «исчез»?

– Вы не беспокойтесь. Я не буду претендовать на квартиру.

– Я не беспокоюсь. Она моя, по всем документам, – резко парировала Ася, почему-то ощутив вину. – Марина про вас ни слова не говорила.

Он все кивал и кивал, на каждое произнесенное слово. А в глазах читалось что-то такое… нездешнее, не от мира сего. Словно он одновременно и тут, и где-то в другом месте.

– Понимаете, – Алексей потер бровь, – мы поссорились. Очень сильно. Молодые были совсем. И даже развелись. Ну, как бы формально. Но остались вместе. А потом опять поссорились.

Паузы. Как же много пауз. Ася уже устала стоять на пороге.

– Я уехал. Выкинул симку. Думал, что пусть. Что так будет лучше.

– Стало?

– Нет, – мотнул головой. – Только хуже. Но вернуться с каждым днем все труднее и труднее, – он опустил рюкзак и сел на него, словно колени подкосились.

Ася испугалась, что ему сейчас станет плохо, а ей возись с ним. Вдруг он сердечник. Или астматик. Или просто психический. А у нее телефон – не понятно где завалялся. Аптечка с самыми необходимыми лекарствами тоже в какой-то коробке.

Но, видимо, сообразив, что сидит перед стоящей девушкой, Алексей встал. Навалился на косяк, так и не переступая через порог. Вампир, которого надо пригласить, чтобы он зашел.

– А вообще, на что вы рассчитывали? – Ася постаралась, чтобы в тоне почувствовалась вся абсурдность происходящего.

– Честно? Понятия не имею.

Шикарный ответ! Самое то, для мужика лет тридцати, небритого, помятого, но надо отдать должное, во вполне себе приличной одежде.

Этажом ниже скрипнула дверь. Наверное, какая-то ранняя пташка выпорхнула на работу – пора уже. Или любопытного соседа привлек чужой разговор, разносящийся эхом по всему подъезду.

– Зайдите, – шепотом приказала Ася.

Алексей недоуменно посмотрел на нее, передернул плечами и переступил через порог. Потом перетащил рюкзак.

Видя, что гость не собирается закрывать дверь, девушка нервно фыркнула и захлопнула ее сама, невольно оказавшись почти вплотную к Алексею, на какое-то мгновение, почти дотронувшись едва прикрытой растянутой домашней футболкой грудью.

– Мне бы адрес ближайшего хостела, или недорогой гостиницы, – сказал он, отводя взгляд от Асиного декольте.

– А так же умыться, побриться, позавтракать, – не без иронии продолжила девушка.

– Нет.

– Что нет-то! Да, в конце концов, – она всплеснула руками, – я же все понимаю!

Асин взгляд заметался по коридору. Почему-то смотреть в глаза Алексею она не решалась, вдруг нахлынуло какое-то совершенно непонятное смущение. А вот он смотрел. Изучал. Без похотливости или злости. Просто, как на заинтересовавшую букашку, наверное.

– Есть у меня нечего. Я только переехала. Значит, сейчас схожу, куплю чего-нибудь. Вы чего предпочитаете?

– Пельмени, – похоже, он брякнул первое, что пришло в голову, девушка бы не рискнула так плотно завтракать.

– Пельмени, так пельмени. Мыло в ванной. Где ванная, вы в курсе.

Ася заскочила в комнату, переоделась, схватила сумочку, ключи и… Наткнулась на Алексея, который все стоял истуканом в коридоре.

– Спасибо вам.

– Ага.



3

В круглосуточном супермаркете сидела единственная угрюмая продавщица за кассой, и туда-сюда околачивался сонный охранник. Они проводили Асю удивленными взглядами, видимо, так рано сюда заходили не часто. А когда она покидала в корзину пару пачек пельменей, палку колбасы, хлеб ржаной и пшеничный, сыр в упаковке, томат и килограмм конфет, и подошла к кассе, заговорщицки шепнули про чекушку по дешевке, которую можно купить в довесок.

– Спасибо, нет, – поморщившись отказалась Ася, как-то стыдно оказалось показаться с утра пораньше любительницей горячительного.

Вроде бы нормально одета, подумаешь, без макияжа и волосы собраны в обычный хвостик. Сразу считать алкоголичкой что ли?

Пока расплачивалась, на улице начался дождь. Разумеется, зонт Ася не подумала взять. Пришлось бежать до дома, как страус, высоко поднимая колени и задрав к ушам плечи, потому что капли неприятно затекали за воротник. Точно, надо было купить чекушку. С целью профилактики от простуды. Но не возвращаться же.

Гость еще торчал в ванной. Зубы Аси уже неприятно постукивали, хотелось под горячий душ, но не выгонять же Алексея. Ася нарыла в одной из коробок полотенце и посушила волосы. Стянув мокрую одежду, быстро накинула махровый халат. И только потом направилась в кухню.

Варить пельмени оказалось не в чем, потому что кастрюля куда-то пропала. Девушка никак не могла вспомнить, куда именно ее поставила. Или вообще не распаковывала? Поэтому Ася просто настругала бутерброды и вскипятила чайник.

– Черт! – отсутствие заварки тоже обнаружилось совершенно некстати.

– Извините, кажется, я замылся, – видимо, Алексей принял шипение девушки на свой счет.

А она, честно говоря, даже не слышала, как он подошел. С мокрыми волосами, побритый и вкусно пахнущий каким-то еле уловимым мужским ароматом.

– Да, нет, все нормально. Просто чая нет. Только кипяток. И пельмени сырые, – она зачем-то открыла холодильник и показала пачки.

– Чай есть. Хороший, листовой, – гость быстро смотался за своим рюкзаком и начал выгружать на стол разные вкусности: банку икры, какую-то умопомрачительно пахнущую рыбину, тонко нарезанный балык, баночку варенья весьма экзотического по виду и мешочек заварки, наконец, разумеется, рассыпной, а не пакетированной, перемешанной с какими-то травками.

– Ого, – удивилась Ася, и чего тогда она за пельменями бегала.

Точно, зря от чекушки отказалась. Может, Алексей на это и рассчитывал? А у продавца дар предвидения?

– Ну, вот, – гость немного смущенно усмехнулся, – от нашего стола вашему.

Тарелки нашли быстро. Сервировка получилась почти праздничная. И чай заварился красивый, такой из пакетиков никогда не получается.

– Садитесь, – пригласила к столу Ася.

Алексей кивнул и остался стоять. Она не поняла, чего это с ним? А потом запоздало сообразила, что не принесла из комнаты вторую табуретку.

– Сейчас, – девушка метнулась за ней, споткнулась об рюкзак, брошенный на пол, и больно отбила пальцы на ноге. – Черт!!!

– Да, что же это! – Мужчина присел перед Асей и принялся ощупывать ушибленную конечность. – Перелома нет. Жить будете. Долго и счастливо.

– Очень надеюсь! А вы врач?

– Иногда бывает, – какой-то странный ответ.

Когда же закончится эта комедия абсурда? Уже как-то даже затошнило ото всего. Только было порадуешься за себя, как начинается череда проблем. Неужели нельзя пойти вдоль белой полосы, нащупав ее в своей жизни! Ася присела и грустно мотнула головой:

– Табуретка в комнате.

Алексей кивнул. Ушел. И почти сразу вернулся. В квартире он точно ориентировался. Может, не рано позвонить сейчас Марине? Попросить объяснить, что тут вообще за муж нарисовался? И почему она без ведома выписала его из квартиры? Да, еще и продала ее.

Но, наверное, надо сначала позавтракать. В конце концов, как-то невежливо, сначала пригласить, потом обломать…



4

Сонм мыслей мешал наслаждаться едой. Вкуса пищи не ощущалось. Что бутерброд с икрой, что картонка. Ася незаметно поглядывала на гостя, который на аппетит не жаловался. Впрочем, для мужчины его комплектации это нормально. Тем более, полночи на свежем воздухе.

Завтракали молча. Сама ситуация не располагала для светских разговоров. А как спросить о том, что действительно было интересно, Ася не знала. Все-таки посторонний человек. Фактически, попутчик в поезде. Захочет, сам расскажет.

– Это квартира моей бабушки, – Алексей, словно что-то почувствовал, печально обвел глазами кухню, словно пытаясь отыскать какие-то одному ему памятные следы. – Собственно, так мы и познакомились.

– С кем? – удивилась Ася. – С бабушкой?

– Нет, – он хмыкнул и потер лоб. – С женой.

Легкая, почти неслышная запинка перед словом «жена». Будто шел и споткнулся.

– Марина приходила ставить бабушке капельницы.

– Капельницы?

А что же сам не ставил? Вопрос просто рвался наружу. Родной внук. Сказал, что врач. Правда, почему-то «иногда».

– Да. Я тогда устроился в столице, работал без выходных. Хорошая зарплата, перспективы. Вырвался на пару недель, думал, куплю путевки на море, вывезу бабушку, она ведь меня вырастила. Но, – Алексей снова передернулся, – я не успеваю за жизнью, что ли. Все узнаю в самый последний момент. Бабушка меня расстраивать не хотела, ничего не рассказывала. Боялась помешать моим перспективам. Дотянула. Я узнал, тут же перевелся в больницу, где работала Марина, добился госпитализации бабушки…

Он замолчал. Надолго. А Ася посчитала невежливым перебивать это молчание. В принципе, все бпонятно. На тот момент. А на этот… Шут его знает, что произошло. Два человека, связанных общей бедой – и вдруг разлетаются, как осенние листья. Или беда была только для одного? Для Алексея? А Марина оказалась просто в нужный момент, в нужное время. Вот, квартиру бабушкину продала.

Ася бочком проскользнула в комнату. Достала свой телефон и принялась искать номер Марины. Ведь точно сохраняла его. Не могла не сохранить! Потом перерыла документы. Но, номер, указанный в договоре оказался вне зоны доступа. Чертовщина какая-то! Быть ведь такого не может! Значит, связаться с юристом, риелтором, найти бывшую хозяйку квартиры, сообщить ей, в конце концов, что муж, хоть и бывший, жив и здоров. И, наверное, надо что-то еще сделать, по совести если. Марине.

– Алексей, а вы надолго здесь? – Ася выглянула из комнаты.

– Да, пока я в отпуске. Но планировал навсегда, – по его виду стало понятно, что как раз сейчас все планы летят в тартарары.

– Ясно.

Ничего не ясно. Квартиру Ася отдавать не собиралась. В конце концов, за нее уплачены деньги. Документы проверял юрист, сказал, что все в полном порядке. Если Марина чего-то там провернула – это на совести Марины, Ася тут ни при чем. Чужие бабушки всегда умирают, оставляют наследников. А как уж те распорядились наследством – не Асиного ума дело. Да…

Пока она размышляла обо всем этом, а также, как бы покороче сообщить это все Алексею, ему кто-то позвонил. Ася старалась особо не прислушиваться, в конце концов, это невежливо. Достала нож и стала распаковывать коробки, размышляя, о том, что никогда не думала, сколько у нее вещей. Всегда казалось, что мало, что только самое необходимое. А оказалось, что ошибалась.

Гость зашел сам, минут через десять. Озадаченный или раздосадованный – точно и не определишь. Может то и другое одновременно. Подошел к окну. Встал к нему спиной, а к Асе передом. Уставился. Избушка-избушка… Повернись задом, не смущай…

– Я ведь даже не знаю вашего имени, – Алексей кашлянул в руку.

Точно. Она не представилась. Повода как-то не нашлось. Хотя зачем ему Асино имя? Подумаешь, вместе позавтракали, не переспали же. Впрочем, у нее есть приятельница, Ленка, которая может и переспать без погружения в персональные данные.

– Ася, – язык работал раньше головы.

– Анастасия?

– Нет, – она нахмурилась.

– А какое полное? – мужчина удивился.

– Это так важно?

Своего полного имени девушка стеснялась. Даже на работе предпочитала представляться коротким. Тем более, там у нее контингент особый, малолетний, им как представишься, так они и зовут, а родителям общаться с ней всегда некогда. Ася работала в детском саду логопедом и с коллегами шутила, что ее короткое имя компенсирует сложное отчество: Дмитриевна.

– Ну, – Алексей шумно выдохнул, словно решаясь на что-то сложное, – сейчас я вам сделаю своего рода предложение, поэтому хотелось бы конкретики.

– Чего? – так глупо Ася себя еще, пожалуй, никогда не чувствовала.

Видимо, не менее глупо чувствовал себя и мужчина. Он вытащил из нагрудного кармана паспорт, раскрыл его и подал девушке. Она взяла. Малышев (Ого! А Ася – Малышева!) Алексей Дмитриевич (Еще раз – ого!). День рождения восьмого сентября. Штамп о женитьбе на Сомовой Марине Владимировне. И о разводе. Разводе? Ну, да… И прописан по этому адресу. Был. А потом штамп о временной прописке в глубоко северном городке, насколько Ася помнила географию.

– Ну, и что? – девушка вернула паспорт. – Я вас сюда прописывать не собираюсь.

– Да, нет.

Алексей нервно заметался по комнате, насколько позволяло нагромождение неразобранных вещей. Растрепал свои волосы.

– Понимаете, Ася, я, наверное, дурак.

Ага. А еще большая дура Ася. Впустила незнакомого человека. Добровольно. Купилась на мягкий взгляд. Поддалась жалости.

– Но есть еще больший дурак, чем я.

Конечно есть. Ася. И сейчас он собирается ее тыкнуть в это носом. Заявит, что она профукала папины денежки, купив непроверенную должным образом квартиру. День ей, чтобы съехать. Ну, или два, от щедрот хозяйских.

– Это Серый, – Алексей не замечал смятения девушки. – Работает санитаром в нашей больнице. У него жена на сносях, а он ставки на всю зарплату делает.

– На бирже? – Ася сама не поняла, откуда взялось это в голове, наверное, вспомнилась навязчивая реклама.

– Какой бирже? – Алексей остановился, словно наткнулся на невидимую стену, а потом посмотрел на девушку и махнул рукой. – Нет. На меня!

– Не понимаю.

– Да, я сам, Асенька, ничего не понимаю! – Он подошел к ней, встал напротив, оставив между ними ровно шаг. – Не понимаю, зачем мне это надо. Тем более, зачем вам это надо. Короче, вы должны стать моей женой!



5

Блин! Точно сумасшедший! Ася почувствовала, как у нее холодеют руки и ноги. А в голове, наоборот, что-то стремительно нагревается. Так и до удара доиграться можно.

– Уходите сейчас же! – постаралась сказать так, чтобы не слышалась истерика, но собственный голос звучал неузнаваемо и визгливо. – Я полицию вызову!

– Боже, Ася! – Алексей хлопнул себя по бедрам, словно крыльями пытался взмахнуть. – Давайте сядем, я все объясню.

Девушка закрыла уши ладонями и затрясла головой. Откуда эта детская реакция? Она взрослый самостоятельный человек! И вдруг – такое! Надо бы не за уши хвататься, а за телефон. Звонить в полицию, в психушку. Куда угодно, чтобы забрали этого идиота подальше! Вдруг он буйный!

Мужчина повысил голос, но без агрессии. Еще и легко прикоснулся к Асиным локтям, привлекая внимание. И торопливо принялся рассказывать о каком-то дураке Сергее, о еще пятерых великовозрастных троллях, которые решили поставить ставки: помирится Алексей с женой или нет. По двадцать тысяч на нос. За – один Сергей. Остальные – против. Им – просто поржать и выпить лишний раз за чужой счет. А у Сереги – жене скоро рожать, уже пузо на нос лезет, и помощи ждать не от куда, потому что они оба из детдома. Полудурок, короче, юный! Но вот сделал ставку на романтику и любовь. И уже размечтался, что будет забирать жену с малышом из роддома на собственной машине. А теперь они едут с одним из подначивателей – Генкой – сюда, чтобы спор разрешить. На поезде. Серега позвонил. Сказал встречать через три дня.

Ася сама не заметила, как опустила руки. Как Алексей тоже опустил. И стал говорить тише. Как у обоих невольно проскальзывали короткие смешки, потому что рассказывать мужчина умел. Рублеными короткими фразами, но зато не уплывая от смысла.

– А чтобы на дорогу деньги не тратить, Генка еще и командировку выбил, типа, на курсы повышения квалификации. Ладно, Сережка мне на радостях позвонить догадался, и мы можем попробовать ему помочь, – поставил точку Алексей.

– Мда-а, – протянула Ася. – Но если этот Геннадий такой ушлый, он ведь может и паспорт проверить. Я-то не Марина.

– Никто не знает имени моей жены. Я не говорил. Сначала обижался и хотелось поскорее все забыть. А потом…

Он вдруг стал похож на маленького мальчика: немного обиженное выражение лица, насупленные брови, поникшие плечи. Захотелось потрепать по голове, сказать, что все будет хорошо. Надо же, взрослый мужик… И такая ситуация…

Ася еле сдержала порыв. Еще чего! Сейчас она согласится, а потом этот Малышев разведет ее на квартиру, законно купленную Асей. Или все-таки не законно?

– Так, – мысленно ругая себя всеми нецензурными и литературными словами, понимая, что делает неимоверную глупость, но не в силах этому противостоять, протянула девушка, – я Малышева Аксинья Дмитриевна. Мне двадцать шесть лет. Замужем не была. Живу, – она развела руки, – здесь, как вы понимаете. Сделку оформили неделю назад.

Все это она выпалила на одном дыхании, постаравшись не заметить искреннего удивления Алексея от фамилии-имени-отчества, и не давая ему вставить ни слова.

– Как я понимаю, у нас три дня. Надо тут как-то все привести в порядок. И найти Марину. В конце концов, я могу быть сестрой. Вашей. А Марина пусть играет свою роль, если вам уж так приспичило помочь этому Сергею. Хотя лично мое мнение, идея плохая: лучше один раз этого дурака научить, чтобы в следующий раз знал.

Алексей задумался. Видимо, вариант с возвращением Марины он не рассматривал. Хотя, вполне логично, ехал же к ней. Вот и доедет. А там они сами разберутся, отдаст ему Марина половину суммы за квартиру или просто поселит в своей новой, это уже Асю не должно волновать. В конце концов, она и так уже несколько часов главная героиня в театре абсурда.

– Да, – наконец, выдал Алексей лаконично, скорее, даже выдохнул это слово. – Что делать?



6

Первым делом Алексей повесил люстру. Это очень даже хорошо. Все-таки вещь довольно хрупкая, авторская и дорогая. Ася гордилась ею. Было бы обидно, если бы в процессе расстановки мебели с ней что-то случилось.

Потом в четыре руки разобрали коробки, обставили квартиру, и даже умудрились создать видимость, что никакого недавнего переезда тут не наблюдалось. Почти молча. Короткие фразы о том, что, куда и как – за оживленный разговор не считаются. А других тем почему-то не находилось. В голову лезли сплошные банальности: о погоде, о здоровье, о вечном – ерунда, короче.

И еще Ася никак не могла избавиться от ощущения, что попала под молотилку, что ее засасывает все глубже и глубже, что происходящее грозит какими-то немыслимыми переменами, а она ничего не может поделать.

Хотя почему не может? Отказаться! Выгнать этого Малышева, как последнего проходимца! Пригрозить полицией! И плевать на его Серегу, сам виноват, никто его не тянул разбрасываться на бессмысленные споры семейным бюджетом!

Но Ася понимала, что так не сделает. Что все эти аргументы выкрикивает сейчас ее самая меньшая часть. Зажалась куда-то, не больше, чем в правую лодыжку, и подвякивает оттуда, для собственной значимости отдавая короткими болезненными спазмами.

Давать обратный ход Ася не любила. Против характера, особенно, если пообещала. Тем более, Алексей помогал, не пытался свалить, не выходил покурить. Вполне по-мужски брал на себя всю наиболее тяжелую часть, ей, как хозяйке, оставляя возможность покомандовать и поэстетничать.

Мебели для двух комнат оказалось слишком мало: в большой горка, пара кресел и телевизор на стене, в маленькой – кровать и комод – минимализм чистой воды. Хорошо еще, что кухонный гарнитур Марина оставила, вместе со столом и четырьмя табуретками, а то бы ни лишних стульев, ничего.

– Обживетесь со временем, – видя немного расстроенный взгляд Аси, не раз повторил Малышев.

– Мне резона не было, мебель покупать. Я по съемным все скиталась. Мама с отчимом как за город переехали, так и живут. А я еще со времени учебы – здесь. Сначала у бабушки жила, матери отца, потом, когда ее не стало, в квартиру моя тетка вселилась, а я переехала в общагу.

– Выжила?

И не понятно, что имел в виду: что Ася справилась, или что Асю выгнали из квартиры. Поэтому девушка просто неопределенно улыбнулась и кивнула.

– Потом работать в садик пошла.

– Воспитателем?

– Нет, логопедом.

– Шла Саша по шоссе на котором корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали, – пошутил Малышев, не отрываясь от дела.

– Почти.

– А с квартирой кто помог?

Странно, что он сразу отмел вариант, что Ася могла сама накопить или в ипотеку взять. Это, пожалуй, даже немного обидело. Но при здравом размышлении, ведь Алексей прав. Хорошо, хоть не предположил открыто наличие богатого папика. Хотя… Кто глядя на Асю, заподозрит у нее папика? С ростом метр шестьдесят и вполне себе не модельной внешностью?

– Папа.

– Какой хороший папа.

Тема разговора нашлась сама собой. Тем более, Ася, рассказывая о себе, автоматически раскладывала по полкам вещи. А Алексей возился сначала с выключателем и розетками, потом перешел в ванную подключать стиралку. Вроде бы есть слушатель, а вроде бы и нет его.

Обедали пельменями. Хотя время пролетело, и это скорее получился ранний ужин. Только вымыли тарелки, как раздался звонок в дверь. Пришли Натаха с Антоном.

– Мы помогать, – подруга деловито принялась переодеваться прямо в коридоре, видимо, предполагая, что в квартире все свои, поэтому появление из кухни Алексея оказалось полной неожиданностью, тем более, Ася даже не успела слова сказать.

Впрочем, Натаха успела мало снять и много прикрыть, Антон оказался не ревнив, а Малышев деликатен и быстро скрылся в комнате.

– Здрасте! – громко крикнула подруга. – Это кто? – теперь уже шепотом и персонально Асе.

– Брат, – автоматически ответила та.

– Вы ж не общаетесь?

– Ну, – Ася пожала плечами, просто не зная, что можно на это ответить.

– Вообще не похожи.

И когда Натаха умудрилась разглядеть это за те несколько секунд, что видела Алексея? Тем более, Ася и со Стасом не похожа совершенно, не более, чем с Малышевым: одна фамилия и отчество, да еще остальные признаки homo sapiens.

Подруга, как инспектор, прошла в комнату, потом в другую, оглядела все, бросая косые взгляды на застывшего у окна Малышева, и бросила небрежное:

– Гляжу, почти все разобрали. И люстру повесили, – с неприкрытым укором в интонации.

– Повесили, – согласилась Ася.

– А я бы не стала это уродство вешать! Надо съездить, купить что-то новенькое, в одном стиле для всего.

– Нат, – буркнул Антон.

– А что? – вскинулась она на мужа. – Я же тебе вчера еще это сказала.

Значит, Антон не повесил люстру не просто так.

Ася не понимала, чем та подруге не нравится. Но они во вкусах вообще редко сходились, хоть и дружили с универа. Что нравилось Наталье, Асе казалось кричащим и вычурным, и наоборот – что выбирала девушка, подруга напрочь забраковывала.

– Но у тебя, наверное, денег почти не осталось! – Натаха говорила слишком громко, слишком эмоционально, она, явно, что-то задумала, но что именно, Ася не понимала. – А вы на папины деньги тоже что-то крупное собираетесь приобретать? – вопрос был адресован к Малышеву.

Так вот чего она затеяла? Нацелилась на средства Стаса! Только это же не Стас! Ася похолодела. Алексей не был в курсе ее семейных дел. Сейчас как скажет что-то. И рассорит с подругой. По глупости! Черт! Надо было все-таки сказать правду. Впрочем, тогда Натаха бы уже вызывала полицию для Малышева и психушку для Аси.

Но Алексей, сориентировался, не стал ни спорить, ни опровергать, а неопределенно передернул плечами и коротко кивнул:

– Ага. Собираюсь.

– И чего?

Ася переглянулась с Антоном. Видимо, тот понял эмоциональный посыл, потому что замычал:

– Наташ, пойдем, а! Они тут вполне сами справляются. Я после работы вообще-то.

Ася его понимала. Когда Натаха куда-то нацелилась, то мчит, как паровоз без тормозов по рельсам. Остановить ее без жертв – практически нереально. Но можно попытаться отвлечь.

– И Кирюха в садике еще.

– Так сходи, забери, – парировала подруга, подбоченившись.

Ася уже почти скисла. Но Малышев, хитро усмехнулся, побарабанил пальцами по подоконнику и громко заявил, что на новоселье готов подарить «сестре» какой-нибудь светильничек, бра или еще что-то несущее свет в ее темное существование.

Ответ был в стиле Натахи. Она его оценила. Но молча. Поджала губы, нахмурилась, поинтересовалась, куда поедут и на чем.

– Такси вызовем, – широко махнул рукой Алексей.

– Ну, мы тогда не будем мешать, – Натаха еще раз огляделась и вышла в коридор. Оттуда уже оглянулась на остолбеневшего мужа, не верящего в происходящее. – Пойдем уже. Кирюшу еще забирать из садика.

Закрыв за ними дверь, Ася не смогла удержаться от смеха.

– Чего?

– Ловко вы ее. Она командир, любит, чтобы последнее слово осталось за ней. И спасибо, что не стали спорить, что вы не мой брат. У нас с ним сложные отношения. Вернее, совсем никаких. Наташа его не знает, только слышала о нем.

– Ну, мы же договорились, что я брат, – Алексей улыбнулся.

Точно же. А Ася и забыла. Надо же, как в тему оказалась их наспех придуманная легенда, не придерешься.

Не успела девушка додумать эту мысль, как зазвонил телефон. Незнакомый номер. Наверняка, реклама: замена пластиковых окон, услуги банка или соцопрос. Но просто так сбрасывать Ася не привыкла.

– Алло!

Голос из трубки прозвучал настолько неожиданно, что даже ноги подкосились, пришлось сесть в кресло.

– А ты теперь завидная невеста с квартирой? – как всегда легкий сарказм с хрипотцой.

– Как ты узнал?

– Ну, земля круглая, – прямо представилась его любимая кривоватая усмешка. – На новоселье пригласишь?

– Нет.

– А что так?

– Вот так, – Ася нажала на отбой и на мгновение превратилась в ледяную статую.

Чувство было схожим с тем, что идешь по траве босыми ногами, и вдруг под пальцами скользит змеиный хвост.

– Пойду я. Вечер уже. У вас, наверное, свои планы, – видимо, Малышев не так расценил замешательство девушки. Он нашел свой рюкзак, накинул на плечо. – Вы мне обещали посоветовать недорогую гостиницу поблизости.

– Да, какая гостиница! – Ася отмерла и махнула рукой.

После помощи Алексея как-то совестно теперь было его выпроваживать. Итак ночью толком не отдыхал, неужели и вторую ночь на лавочке станет отсиживаться, какие в это время номера можно найти?

– Куда вы пойдете. У меня кресла раскладываются, переночуете. Я сейчас юристу позвоню, риелтору. Может, у кого из них есть номер Марины. Не сквозь землю же она провалилась!



7

Наверное, Малышев устал. Сильно устал. Потому что пока Ася звонила с кухни, он разложил кресло и заснул. Без простыни и подушки, поджав ноги, подложив ладони под заросшую за день щеку, ребенок, мальчишка-переросток. И его совершенно до этого обычные мужские губы теперь казались какими-то беззащитными, по-детски припухлыми.

Ася достала из шкафа махровый плед и укрыла спящего. Подушку бы еще подсунуть под голову, но, побоялась, проснется.

Девушка вернулась на кухню, налила себе вкусный чай и стала пить мелкими глоточками, стараясь угадать каждую травку, раскрывшую свой аромат. Потом позвонила по тем номерам, которые ей дали. Но абонент был недоступен. Как и в прошлый раз. За неделю, конечно, все, что угодно могло случиться. Телефон мог потеряться. Или украли. Что Марина нарочно скрывается, не верилось. С чего бы ей это делать. Не могла же она предполагать, что бывший муж вернется именно сейчас.

Ася принялась вспоминать несколько встреч с Мариной. Эффектная, знающая себе цену женщина. Прекрасная фигура. Потрясающий голос, будто у артистки. А Алексей сказал, что она медсестра. Надо же.

Марина уступила Асе почти сто тысяч. Сначала не соглашалась. А потом уступила. В кафе, за чашечкой эспрессо с каким-то невообразимо вкусным пирожным, за которые потом и заплатила. Нормальная адекватная дамочка. Этой Марине за время разговора раз пять позвонили: то Вадим, то Алекс, то еще кто-то. Видимо, по части ухажеров у нее проблем не было. А вот муж… Уехал…

Малышев спал практически в одной позе. Ася за ночь проверяла пару раз. Не ленилась, вставала с кровати, шла и смотрела, будто на малого ребенка. Тем более, все равно не спалось. Вроде бы такой насыщенный день – и на тебе. Вместо снов – стоп-кадры прошедшего дня. Впору Малышеву завидовать, дрыхнет, даже струйка слюны в уголке рта скопилась.

Ася все надеялась подсунуть ему подушку. В итоге, просто положила ее рядом: в конце концов, может, нащупает и подвинется, а то лежит в позе эмбриона, мышцы же потом не разогнет.

И, наверное, вернувшись в постель после этого, крепко заснула. Расхристалась на кровати в позе звезды, как бабуля любила говорить, и все, улетела. Да, так, что в первые минуты после пробуждения решила, что находится дома у мамы, потому что с кухни доносились уютные до невозможности звуки и запахи. Мама… Дом… Вчерашний ночной гость – только сон…

– Черт! – Ася вскочила и заметалась по комнате.

Не сон. Размечталась!

Быстро переодевшись и почему-то отыскав только один тапок, поскакала на кухню.

– Ой, простите, ради бога! Обычно я рано встаю, – завопила, как блаженная.

Малышев оглянулся немного удивленно, улыбнулся. Хорошая у него была улыбка. Безо всяких скрытых смыслов. Видишь такую, и точно знаешь, что человек улыбается просто потому, что рад видеть, или на душе у него хорошо.

На столе дымилась горка оладушек. В вазочке золотилось какое-то варенье, точно не из Асиных запасов. И чай… Заново заваренный, ароматный, манящий. Пожалуй, от такого брата грех отказываться!

– А вы простите, что я тут немного похозяйничал. Но это я в качестве спасибо за приют.

– Плохая из меня Баба-Яга, – пошутила Ася, – баню-ванную предложила, спать уложила, а кормите меня больше вы.

– Ну, я тоже не Иван-царевич, – в тон ответил Алексей.

За завтраком девушка рассказала, что все номера Марины по-прежнему недоступны. Алексей неопределенно мотнул головой. Задумался. Странная гримаса тенью промелькнула на его лице. Пальцы отбили по столу какой-то быстрый ритм. Волновался? Или переживал?

Конечно, будешь тут переживать. Наверняка ведь надеялся, пусть и неосознанно, что удастся помириться с Мариной. Она шикарная женщина. А что воспользовалась ситуацией, так это еще один признак шикарной женщины.

Ася попыталась поставить себя на место бывшей жены Малышева, как бы поступила она сама? Ждала исчезнувшего недомужа? Или продала квартиру его бабушки и скрылась с деньгами? Что Марина скрылась – уже закрадывалось в мысли, вползало ужиком и дремало в теплых лучах доверия к людям. А сейчас вот, под это барабанное перестукивание пальцами – оформилось сознательно, превратилось в гадюку, или другое опасное пресмыкающееся.

Марина сознательно оборвала концы. Понимала, что делает неправильно, но делала. Квартира-то Алексея, что ни говори. Она кто? Пришлая. Но выгоду получила именно Марина. И провернула какие-то немыслимые махинации, чтобы правота была на ее стороне.

Нет, Ася бы так не смогла. Сейчас-то… Не может… Вот, завтрак вместе едят. А другая бы еще вчера ночью заявила, куда надо, и спроса никакого. Документы в порядке. Деньги уплачены. Закон на ее стороне… Наверное…

– В больнице можно еще спросить. Хотя прошло много времени, – Алексей говорил куда-то в сторону, не Асе, прокручивая в голове свои планы, и девушка даже не поняла сразу, что он обращается уже к ней. – Вы не передумали мне помогать?

Только буквально физически почувствовав, как сгустилось молчание, Ася встрепенулась:

– Конечно.

– А если мы не найдем Марину? – окончание вопроса буквально провисло в воздухе.

– Выручу я вашего Сережу. Вам еще свое обещание выполнять, – она указала пальцем на голую лампочку, просто свисающую с потолка кухни. – Баш на баш.

Потом подхватила со стола грязную посуду и, как спринтер, рванула к раковине. Малышев, видимо, тоже разговаривать не хотел, потому что ушел.

А она намывала и думала…Да, собственно, ни о чем конкретно не думала. Мысли пузырились и лопались, как пена, по часовой стрелке стекали в канализационный слив. Ни одна не осталась на поверхности. Не задержалась в памяти. Не закончилась каким-то выводом.

Ася услышала, как хлопнула входная дверь. Удивленно выглянув, отметила, что ни Малышева, ни его рюкзака не наблюдалось. А на краю сложенного кресла остался плед и подушка, аккуратно, стопочкой, как в гостинице. Кажется, в отличие от нее, кто-то думал, и пришел к какому-то решению.

Как ни странно, стало грустно. Вроде бы логично вздохнуть облегченно и отнестись к произошедшему, как к сумбурному сну. Но разобранные коробки доказывали, что произошедшее – не сон. Интересно, Малышев и с Мариной так же ушел? Без прощания? Без намека, куда и насколько уходит?

Но даже если так… Ася бы не смогла продать квартиру! А Марина смогла. Как же и чем должен был насолить в общем-то вполне адекватный (ну, почти) человек? Изменил? Обманул? Тогда и поделом. Малышев же не рассказал, из-за чего психанул. Когда человек так делает? Наверное, когда не хочет упасть в глазах. В этом случае, все сходится. Он плюнул в душу Марине, она взяла реванш.

Вот сейчас мысли Аси текли и текли как дождевые потоки. Не остановить. Выстраивались логические цепочки. Она не мешала и не вмешивалась. И даже, наверное, ничего не чувствовала. Разрешилось все само собой – и ладно. Никому ничего она точно не должна. Пусть Малышев сам со своим Сергеем разбирается. В конце концов, тот просто наступил на грабли и получил по лбу. Виноват сам. Может, Алексей ему что-то компенсирует, опять же, если захочет или пожалеет.



8

Ася обошла свою квартиру, пытаясь угадать, как тут когда-то жили мальчик Алеша и его бабушка. Наверное, хорошо и дружно. Потому что в квартире чувствовалась хорошая аура, даже несмотря на то, что случилось потом. Ретро-кадры мелькали в воображении. Недавно сделанный прежней хозяйкой ремонт таял, как свеча, и обнажал предыдущий слой, концентрат прошлого: бумажные обои с простеньким узором, типовая мебель.

Глядя на пустую стену, Ася решила, что тут висела картина. Почему? Да, непонятно почему. Просто так. А может быть, не картина – фотография в рамке, старые часы-ходики или ковер. Точно! Раньше же везде висели ковры!

Но у нее будет висеть картина. Сейчас пойдет и купит. И светильники: в спальню, в ванную с туалетом, кухню и коридор. А повесить – наймет мужа на час, в интернете, наверняка, сотни телефонов. В конце концов, не настолько уж Ася поистратилась, как представляла Наталья. Может себе позволить, по мелочи.

Но пока Ася парила в мире своих фантазий, дверь хлопнула второй раз. Алексей, девушка уже узнала его по шагам, вернулся. Опустил рюкзак в коридоре, повозился, а потом зашел в комнату, держа смешные мягкие тапочки с медвежьими мордами, две пары, большие и поменьше.

– Я в гостиницу оформился, думаю, надо лучше с утра, чтобы день был свободный. Потом купил по мелочи: зубную щетку там, бритву. А то если Генка нос сунет, сразу поймет, что что-то не так. Вы разрешите, я поставлю?

– Да, конечно, – сквозь смех выдавила Ася.

– И тапочки, вот. Мне показалось, что они должны быть похожими, ваши и мои.

Веселое настроение бурлило внутри, словно маленький фонтанчик, перекатывалось и щекотало где-то на уровне солнечного сплетения. Медвежьи мордочки на тапочках тоже улыбались, теперь в углу комнаты. Даже захотелось померить, те, что поменьше, только девушка не знала, будет это правильно или нет. В конце концов, это же только реквизит, чтобы обмануть одного ушлого товарища.

– Алексей, а на этой стене что-нибудь висело? – поинтересовалась Ася, когда Малышев вернулся в комнату, обозначив следы своего присутствия по всей квартире.

– Да, – он заметно погрустнел, окунувшись в воспоминания. – Сначала часы, знаете, такие большие, с механической кукушкой. Эта зараза дразнила меня все детство. В итоге, лет в десять, я залез на табурет и попытался ее выломать. Вместе с ней перестал работать и весь механизм. Бабушка сказала, что не хорошо хранить сломанную вещь и повесила сову из макраме. Жуткую, пучеглазую, но хотя бы молчаливую. Потом, когда мы стали жить с Мариной, она повесила нашу общую фотографию, большую, в рамочке. Но это до развода. А потом Марина вытащила гвоздь и переклеила обои. А что?

– Значит, я угадала, – сообщила девушка и изложила свои представления. – Тут как-то свет по-особому падает, хочется что-то повесить. Но я хочу купить картину. Что-нибудь легкое, пронизанное солнцем и счастьем.

Он улыбнулся:

– Только без птиц.

– Ну, это у вас с ними сложились натянутые отношения. Может мне повезет.

Его улыбку, как рукой, стерло. Ася мгновенно пожалела о своих словах, но поздно, те уже вылетели.

– Да, конечно. Как хотите, – Малышев стал мрачным и лаконичным. – Вам на сегодня будет нужна моя помощь?

– Я хотела пройтись по магазинам.

– Запишите мой номер телефона, если что-нибудь будет нужно, то звоните.

– Ага, – она записала и автоматически сделала дозвон. – Ну, это, собственно, мой. Если что, тоже звоните.

Он кивнул.

Проводив Малышева, Ася еще раз посмеялась над тапками. Даже не смогла справиться с искушением, всунула ноги в свою пару и побаловалась. Странный выбор для взрослого мужчины. Хотя, может, у них были такие с Мариной, и он просто поностальгировал.

Размышления прервала мелодия звонка. Натаха без приветствия выпалила:

– Очередное убожище под потолок приобрела?

– Нет еще.

– Так и знала, что Стас трепло!

– При чем тут Стас? – уже договаривая фразу, Ася вспомнила, кого представила подруге в качестве брата, и что тот обещал купить люстру в подарок. – Нет-нет. Мы просто подумали, что уже поздно идти…

– А сегодня еще рано, да? – Наташа злилась и перебивала, не факт, что дело было в происходящем, могла спозаранок поссориться со своим мужем, и сейчас просто срывать настроение.

– Я как раз собираюсь пойти.

– Ага. Говорю же, твой брат трепло. Пообещал купить и кинул!

– Он деньги оставил, – Ася сама не знала, зачем соврала, то, что Наталья может плохо подумать про Алексея ей почему-то не нравилось.

– Да? – подруга удивилась. – Я с тобой пойду.

– Ты же на работе!

– Меня Изольда заслала на торжественное мероприятие вместо себя! Но этого в моих должностных инструкциях не прописано! – стало понятно, почему Наташка такая нервная, о ее отношениях с начальницей можно было рассказывать долгими часами, та нашла хорошую девочку на побегушках и этим во всю пользовалась, но иногда подругу прорывало. – Поэтому жду тебя около торгового центра через час, – она отсоединилась.

Ася вздохнула. Спорить с Натахой сложно. А ходить с ней по бутикам – вообще квест без прохождения. Куча затраченных нервов, и в итоге, разочарование с той или иной стороны. Конечно, Ася не собиралась уступать. В конце концов, деньги ее. Хочет Наталья что-то другое – пусть покупает на свои.

Но сегодня подруга помалкивала. Даже позволила самостоятельно приобрести небольшую картину, как Ася и хотела, пронизанную светом и каким-то ожиданием счастья: мощеный дворик, клочок моря вдалеке, небо и солнце-солнце-солнце.

– Наташ, у тебя что-то случилось?

– Нет, – та криво улыбнулась, огляделась по сторонам и махнула куда-то в сторону. – Пошли в кафе.

За чашечкой кофе она вдруг призналась, что, кажется, ждет ребенка. Но Асино поздравление восприняла в штыки. Мол, какой им ребенок, если у них ипотека, парочка непогашенных кредитов. Да, и вообще, нет полной уверенности, что у Антона нет любовницы на стороне.

– С чего это? – Ася уже сто лет знала обоих, и плохо представляла, что они могут существовать по-отдельности друг от друга.

– Я видела, как он подвозил какую-то уродину.

– Когда?

– Да, когда меня Изольда на открытие филиала отправила. Я выхожу из автобуса, а с остановки наша машина отъезжает. А из нее фифа крашенная только что вышла.

Наташа еще долго и подробно расписывала, как выглядела девица. Отметала любые доводы Аси, что Антон мог просто таксовать, или что это была совсем другая машина, или что фифа вышла из другой. Но выговорившись, немного успокоилась.

– И чего ты мне посоветуешь? – спросила Натаха.

– Не делать ничего, пока не поговоришь с мужем.

– Не буду я с ним говорить, – насупилась подруга, – пока твои плафоны не повесит.

– Наташ, – Ася обняла ту, – не пори горячку. Мне Алексей повесит.

– Какой Алексей?

Поняв, что проговорилась, девушка начала выдумывать историю про другого брата, но запуталась.

– Ясненько, – протянула Наталья.

Она кривовато улыбнулась, демонстративно положила на стол пятьсот рублей и встала.

– Когда будешь готова сказать правду, тогда и пообщаемся.

– Наташ!

Но подруга уже шагала по коридору. Со всеми своими пакетами, которые еще надо было собрать, Ася бы за ней точно не успела. Тем более, счет еще не принесли. Оставалось сидеть в оплёванном состоянии, под громко орущую Натали.



9

После ссоры с подругой Асино настроение устремилось не то, что к нулю, пожалуй, даже к минусу. Хотя ведь и ссоры особой не было. Просто правда – она такая – вылетает именно в тот момент, когда человек готов обидеться. В душе стояли трескучие морозы. Даже, наверное, хотелось поплакать, но Ася терпеть не могла публичности. Мимо проходящие станут пялиться, делать сочувственные лица, или наоборот, поглядывать с выражением превосходства: ты сидишь ноешь, а вот у меня проблемы не чета твоим, но я улыбаюсь – хоть и не знают твоих проблем.

Когда же такси привезло Асю домой, все слезы уже пролились внутри. Восстановили водно-солевой баланс, надо думать. Девушка поставила пакеты. Распаковала картину и примерила ее на стену – она будто сюда и просилась.

Позвонить сейчас Малышеву? В конце концов, он обещал помочь. Но тот не ответил, ни в первый раз, ни во второй. Ася не стала уподобляться ревнивой жене и прекратила ему названивать. В конце концов, кто он ей – никто. А она из-за него с Наташкой поссорилась!

Подруга никак не шла из головы. Разговор с ней крутился на бесконечном повторе. Ася не верила, что Антон мог загулять. Но и не исключала. Мужчины – это отдельный мир. У них физиология и чувства могут протекать не взаимосвязано, а параллельно, девушка это узнала на своем печальном опыте. Темы про измены муссируются не только в кино и в разных шоу, на них и в жизни довольно часто греют уши. И ладно бы люди просто болтали. Гораздо чаще, наоборот, даже умалчивают, чтобы лишних проблем избежать. К тому же Натаха особа довольно специфичная, характер – не подарок. Старается строить всех, кто поддается. А Антон – поддался, еще будучи далеко не таким мускулистым. Конечно, шесть лет она своего мужа устраивала, но мало ли. Вдруг душа попросила кого-то другого… Хотя, пожалуй, тут не в душе дело.

Чтобы перестать думать, Ася решила самостоятельно повесить картину. Молоток у нее имелся. Коробочка с разнокалиберными гвоздями тоже. И, работая в детском саду, девушка прекрасно справлялась даже с нетипично-женскими занятиями. Отметила место на стене, несколько раз ударила… И еле расслышала стук в дверь. Очень странно, вообще-то имелся звонок. И насколько, Ася помнила, работающий.

Гадая, кого принесло: раздраженного соседа, участкового, приглашенного опять же раздраженным соседом, или еще кого-то – рывком распахнула дверь… И поймала падающего Малышева.

Боже! Как от него разило! И сразу стало понятно, почему он не ответил на звонок. Только вот почему в таком невменяемом состоянии он решил своим вниманием почтить именно Асю? Она усадила Малышева прямо на пол, разула и принялась хлопать по щекам, чтобы немного привести в чувство.

Он что-то невнятно бормотал, на секундочку приоткрывал глаза, но тут же закрывал их снова. Не отмахивался, не ругался, как отчим в таком же виде. Но это особой чести Малышеву не делало.

В конце концов, Ася совершенно посторонний человек. А он прется в ее квартиру! Или у него автопилот сработал? И такое состояние – причина его развода с Мариной? Тогда ее можно понять! Чем терпеть рядом с собой пьяное чудовище, лучше оставаться свободной женщиной! А потом провернуть махинацию с квартирой. Кому нужно это весьма нетрезвое тело?

Ася сходила на кухню, наполнила холодной водой небольшую кастрюлю и просто вылила своему заклятому гостю на голову. Насчет того, что могла затопить соседей, девушка как-то не подумала.

– Ой, – Малышев обтерся рукой и почмокал губами, затем сфокусировал взгляд на Асе. – Вы же мне звонили?

– Звонила, – согласилась она.

– Я пришел.

– Зря.

Ася понятия не имела, что ей теперь делать с этим Малышевым. Вытрезвителей сейчас нет. А в какой гостинице он остановился, она понятия не имела.

– Простите, пожалуйста, – Малышев опять передернул затвором плеч. – Я встретил… Друга. Думал, он забыл меня, но зря…

– Не надо! – Ася почти закричала, чтобы прервать этот душещипательный рассказ. – Я не хочу ничего знать! Ни про вашего друга! Ни про то, где вы были!

– Ну, да. Я сейчас уйду. У меня номер в гостинице, – Малышев попытался подняться, но ноги его не слушались. Он просто бесполезно возил ими по полу, как пьяный краб.

Девушка психанула и ушла, чтобы не смотреть на это действие, в кино часто выдаваемое за комическое. Малышев возился в коридоре долго. Пыхтел, хлопал чем-то. Наконец, затих. Но хлопанья двери не было. Похоже, гостиничный номер сегодня опять будет на Асином раскладном кресле.

Вот что за напасть?! Она переложила пакеты на пол. А потом довела Малышева до кресла, радуясь, что с ее поддержкой он смог пройти пару метров и что у нее весьма ограниченные в квадратах апартаменты.

– В какой больнице работала ваша Марина? – воспользовавшись кратким прозрением Алексея, спросила Ася.

Малышев завис на минуту, потом ответил и выключился, словно это действие стоило ему неимоверных усилий. Девушка угрюмо обозрела его фигуру. На этот раз укрывать пледом или подсовывать под голову подушку не стала, ограничилась тазиком, который поставила рядом на пол. Если уделает все вокруг – будет жуть! Пусть потом раскошеливается на новое кресло!



10

Названная больница находилась в нескольких кварталах отсюда. Хорошо, что туда ходила прямая маршрутка. Не зная, чего именно ждать от встречи с Мариной, Ася просто ехала и смотрела в окно. Наверняка, бывшая хозяйка ее квартиры просто пошлет девушку, или посмеется. Гораздо меньше шансов, что она даст какой-никакой шанс своему бывшему мужу. Тем более, невероятно, что согласится дать выиграть тупой спор какому-то Сереге!

Но Ася ехала. А, приехав, спросила в регистратуре, как найти Сомову Марину Владимировну. Молоденькая девчушка медсестра принялась искать по книге регистрации пациентов, но Ася уточнила, что разыскиваемая здесь работает.

– Да? – очень удивилась девчушка. – Я такой не знаю.

– Но четыре года назад точно здесь работала.

– Ааааа, – протянула та.

Потом привстав со своего места начала осматриваться по сторонам. Наткнувшись взглядом на кого-то в конце коридора, громко позвала по имени и поманила рукой.

– Вот! – ткнула пальцем в подошедшую. – Людмила здесь тогда работала.

– Мне нужна Сомова Марина Владимировна, – повторила, поздоровавшись, Ася.

– Маринка-то? – прищурилась Людмила. – Так она уже почти год тут не работает.

– А вы не знаете, где она сейчас может быть?

Да, теперь происходящее напоминало какой-нибудь сериальный детектив. Пришла оперуполномоченная и проводит допрос. В этой роли, пожалуй, Ася могла себя представить.

Медсестры переглянулись. Оценивающе посмотрели на девушку. Та почти физически почувствовала, что по ней словно сканером провели, как в аэропорту или в ренгенкабинете.

– И зачем она вам?

И где же дающая полномочия корочка? Она бы совсем не помешала. И языки бы развязывала лучше, чем нелепая история, в которой третьи сутки барахтается Ася.

– Я купила квартиру у Марины. А вчера вдруг объявился один ее знакомый, просил передать кое-что, – экспромт вылетел довольно легко, видимо, не зря говорят, что ложь надо строить на правде.

– Тогда вам надо у Артура Абдулловича спросить, у хирурга, она же с ним в травмате работала, – Людмила сунула руки в карманы, повернулась и пошла вперед, немного погодя остановилась, оглянулась на Асю. – Идемте уж, провожу.

Артур Абдуллович представлялся совсем не таким, каким оказался. По виду его могли звать Иваном, Василием или Павлом, таким он был круглым, большим и белобрысым. Голубые глаза, невидимые брови, румяные щеки сказочного богатыря-балагура и пальцы-сосиски, покрытые пушком, которыми он как раз держал, наверное, не меньше половины курицы и вкусно ее ел, закусывая большими кусками хлеба.

– Артурчик, к тебе, – заговорщически подмигнув сказала Людмила.

– Я ем, Люсенька, – голос хирурга оказался таким же неподходящим – неожиданно высоким.

– Приятного аппетита, – хихикнула та. – Это насчет твоей Мариночки.

Твоей? Ася пригляделась к Артуру Абдулловичу. Насколько она помнила Марину, внешне он бы точно ей не подошел. Такие девочки не играют в больших плюшевых медведей, даже если те могут заломать медведей бурых.

– А, – коротко отозвался хирург.

Показал на стул напротив себя. Потом на вторую половину курицы:

– Угощайтесь!

– Спасибо, нет, – Ася покачала головой, хотя живот немного подвело, после перекуса с Натахой она ничего больше не ела.

– Ну, как хотите, – он вытерся большим вафельным полотенцем, мало похожим на салфетку. – Вам чего про Мариночку?

– Да, мне бы, собственно, ее саму, – ответила Ася.

– Чего так?

Она повторила тоже самое, что рассказала медсестрам.

– А номерочек она не оставила что ли?

– Даже три. Но все недоступны.

– Похоже на Мариночку, – хохотнул Артур Абдуллович. – Она любит перемены. Чем неожиданней, тем лучше.

И он принялся рассказывать. Как познакомился с Мариной, когда та еще училась в медколледже. Девочка из глухой провинции. Амбициозная, но трудолюбивая. Не гнушающаяся ставить уколы и капельницы на дому, разумеется, не за бесплатно. Именно так она и познакомилась со своим мужем – леча его бабушку. Он влюбился без памяти. Красиво ухаживал. Марина позволяла. Поженились, когда бабушка умерла, и сразу стали жить в ее квартире.

Все это Ася уже знала. Но не перебивала. Хирург вкусно рассказывал, так же, как и ел. Описывал Марину широкими мазками и в сочных красках. Только все равно чувствовалось, что за всем этим стоит какое-то неприятие, презрение даже. И не говорит ничего плохо, а будто охаивает.

– Вы думаете, она хоть немного любила своего мужа? Х-ха! Вообще не любила! Просто держала ради удобства. До этого ей квартиру приходилось снимать. А теперь стала коренной. Муж ведь ее тут же к себе прописал.

Вот теперь уже история стала дополняться новыми оттенками. И Марина в ней представала меркантильной и расчетливой дамой. А после года жизни замужем, еще и циничной. Она флиртовала с врачами, некоторыми пациентами, от которых можно было что-то взять, кроме анализов. Но в своем кабинете «не гадила».

Ася зацепилась за это выражение. Артуру Абдулловичу хотелось тоже получить внимания Марины или нет? Не понятно. Да и вникать не хочется.

– Она мало с кем дружила. Мнила себя птицей высокого полета, не чета другим медсестричкам. А ее муж, представляете, ничего не знал. Он ведь тоже у нас работал. Где его глаза были? Маринка с его другом в открытую гуляла, а он ни сном, ни духом.

Другом? Какой же это друг, который позарился на чужую жену? Но Ася не спорила.

– Хотя я что-то издалека начал и не туда свернул. В общем, муж Марины исчез несколько лет назад. Ни номера не оставил, ни электронки. Все концы обрубил. То ли уехал, то ли, – Артур Абдуллович красноречиво изобразил вздергивание на веревке. – Маринка не переживала. У нее в то время в любовниках какой-то депутат числился. Она сюда приезжала на его машине с водителем, и уезжала на ней же. Год назад уволилась. Пир закатила! – А рассказчик закатил глаза. – Мы с ней даже на этой почве…

Он замолчал, выпятив нижнюю губу. Глаза осоловели, понятно иллюстрируя незаконченную фразу.

Ася подождала продолжения, но оно не последовало. Хирург вновь принялся за курицу.

– Так вы знаете, где Марина может быть сейчас?

– Не знаю, милая девушка. И знать, признаться, не хочу. Она номера меняет, как в былые времена, курьеры лошадей на переправах. И мужиков так же. Красиво живет.

Теперь уже явная обида сквозила в каждом слове. Ася не поняла, почему же тогда Людмила привела ее именно к этому Артуру Абдулловичу.

– Спасибо!

– Да, не за что.

За дверью стояла провожатая, словно ждала. Или подслушивала.

– Рассказал?

– Что, простите? – Ася вскинула на Людмилу глаза.

– Если бы я рассказала, вы бы подумали, что я завидую, наговариваю. А это не так. Знаете, мужики… Ведь в большинстве своем – они свиньи. А свиньи роются пятачками, ищут трюфели. Так вот, Марина – не трюфель. Она другой гриб. Мне Малышева жалко, хороший был парень. Пошлите, провожу, а то двери в приемном уже закрыли.



11

На улице зарядил дождь. Ася запоздало поняла, что зонта у нее с собой нет. Пришлось накидывать капюшон, и надеяться, что тонкая курточка не промокнет до последней нитки, пока приедет автобус.

Впрочем, дождь мелкий. На остановке – куча народу. Значит, в салоне набьется, как в банке с сельдью, будет нечем дышать. А Асе хотелось проветриться, после разговора с этим любителем трюфелей. Было неприятно все, что она услышала. Может Марина не слишком заслужила хорошее отношение, но трепаться про нее – как-то не по-мужски. Поэтому вполне можно прогуляться.

К тому же, дома спящий Малышев, да еще в таком теплом состоянии, что на улицу не выгонишь, а находится с ним в одной квартире тоже не хочется – куда торопиться? К кому торопиться?

Не поссорилась бы с Натахой, пошла бы к ней. Хотя им с Антоном надо разобраться друг с другом без чужого присутствия.

Значит, вполне можно пройтись пешком. Выветрить из себя чужой негатив, окропить дождем свое светлое одиночество и надеяться, что ни у кого не будет повода позубоскалить на Асин счет.

Через час была дома. Зуб на зуб попадал, правда, приходилось стискивать челюсти. С куртки текло, а завтра, похоже, потечет из носа. Печально. Но пережить можно. К тому же, это ведь был ее выбор, никто не заставлял.

Ася пустила в ванну горячую воду и только потом зашла проверить Малышева. Тот спал крепко. Везде чисто, но запах такой, что хоть закусывай.

Открыв форточку, захватила большое полотенце и пошла греться. Уже прогретая до последней косточки, розовая, как младенец, и расслабленная до предела, вспомнила, что всю одежду с себя закинула в стиралку, а чистой не взяла.

– Блин! – Ася стукнула себя по лбу ладошкой.

Вот нет у нее привычки, что еще кто-то может находится вечером в ее квартире. Завернувшись в полотенце, Ася тихонечко вышла в коридор. Тишина. Малышев спал. Это хорошо. Уже проходя мимо кресла, она почувствовала взгляд. Ну, разумеется! Так же всегда и бывает! Оглянулась…

Нет. Показалось. Тем более, Малышев с этого ракурса даже ничего бы не увидел. Паранойя. И навязанные дамскими романчиками и мелодрамами стереотипы.

Утром болело горло и медленно тлели те самые кости, которые Ася распарила перед сном. Вот тебе и приехали. И кстати, кажется, именно сегодня должны приехать Гена с Чебурашкой-Сергеем. А Марины – тю-тю. Ни номера телефона, ни адреса. Только очень яркая недвусмысленная характеристика. И Асино обещание помочь.

Ася тяжело поднялась с постели и выглянула из комнаты. Малышев сидел спиной. Но по ней красноречиво читалось, что ему плохо. Услышав девушку, он оглянулся. Лицо было серым и помятым.

– Извините, Ася, – виновато, сдержанно и прямо.

Она махнула рукой, поморщившись от боли в горле.

– Марина в больнице больше не работает.

– Я знаю.

Ася удивилась. Дошла до кресла, села рядом с Малышевым. Хотела спросить, но он опередил:

– А вот вы откуда знаете?

– Я в больницу вчера сходила. Там пообщалась, – она сжала губы.

– С Артуром?

– С Артуром.

Малышев покачал головой. Помолчал. Подумал. Потом выдал:

– Он трепло, если честно. Если бы я там был с вами, Абдуллыч бы меньше наболтал. А как вы узнали, какая больница?

Похоже, Алексей мало чего помнил.

– Вы сказали.

– Да? – он удивился, смешно подняв брови. – Вообще, со мной такое очень редко.

– Болтливость?

– Нет, – Малышев опустил голову и немного покраснел. – Вы, наверное, подумали, что я любитель закладывать за воротник? Но на самом деле, не слишком. Генетическая непереносимость, я очень быстро пьянею, поэтому остерегаюсь баловаться алкоголем.

– Просто «Ирония судьбы» какая-то, только без легкого пара.

– Да. Наверное, как-то так.

Он уставился на Асю. Непонятно чего выражающим взглядом. Просто смотрел и молчал. Скользил по контуру лица, по глазам, по губам. И она почему-то чувствовала это скольжение. И смущалась.

– Я мешал вам спать? Вы плохо выглядите, – выдал, наконец, еще более виновато.

Так вот в чем причина! Банально и не романтично. Как и положено в жизни.

– Я попала под дождь, и простыла, – пожаловалась Ася. Тем более, Малышев ведь врач. С ним надо, как на духу. – Горло сильно болит и ломает немного.

– Так вы ложитесь тогда. У вас сегодня постельный режим.

– А вы?

– Я приступлю к своим профессиональным обязанностям, – Алексей слегка улыбнулся и легонько пожал Асе руку.

Девушке импонировало, что он не ныл от своего состояния. Это радовало. Прыгать возле того, кто сам виновен в своей головной боли не было ни сил, ни желания. Ася вернулась в постель. А Малышев пошел на кухню, и судя по звукам, поставил чайник.

Странно, а он-то как узнал про Марину? Разговор свернул совсем в другую сторону и невысказанный вопрос остался без ответа. Может, он самостоятельно сходил на место бывшей работы? И там надрался вместе с Артуром? Но хирург, вроде, был трезвым. Тем более, ведь он считал, что Малышев пропал.

– Вы позволите? – Алексей буквально вторгся в комнату девушки и ее мысли. – Раскройте рот и скажите «а-а-а».

– Дяденька доктор, – Ася поморщилась, – я и так знаю, что жить буду.

– Так и я это знаю. Просто надо убедиться, что у вас не ангина.

Он не отстал, пока не добился своего. Осмотрел горло, пощупал лимфоузлы на шее, внимательно посчитал пульс на запястье. Потом поинтересовался, где Ася хранит лекарства.

– На кухне, в шкафу у окна, такая пластиковая коробочка с крышкой.

Малышев кивнул и вышел. Вернулся с дымящейся чашкой.

– Вот чай. Лимона нет. Но есть листья малины. Сейчас сгоняю в магазин, куплю, все, что надо. Судя по вашей аптечке, чаще всего у вас головная боль и расстройство желудка.

Ася слабо запротестовала, что вообще-то редко болеет, а перед переездом еще и ревизию провела, что выбросить, что оставить.

– Это анекдот бородатый. Не знали?

Точно. Теперь Ася вспомнила.

– И пойду я не за таблетками. В вашем случае можно обойтись без них, вылечиться на витаминах и полосканиях, – Алексей указал пальцем под потолок. – Я про ваши плафоны. Обещал же помочь. А с инструментами у вас не густо.

Да, действительно. Пожалуй, кроме молотка, коробочки с гвоздями и гвоздодера, который так и не забрал Натахин Антон – ничего нет.

– Сегодня еще Гена с Чебурашкой приедут, – задумчиво проронила Ася.

– Кто? – наверное, Малышев решил, что у нее едет крыша, или поднялась температура.

– Ну, спорщики, – чтобы долго не объяснять, девушка перешла сразу к сути.

– Не парьтесь, – он опять передернул плечами и махнул рукой. – Лежите. Не думаю, что они сразу в первый день нанесут визит.



12

Когда хлопнула входная дверь, девушка села и дотянулась до чая. Горячий. Вкусный. По желудку разлилось тепло. На блюдечке лежали еще две таблетки. Проглотила, передергиваясь от отвращения.

Если бы не Малышев, о девушке бы некому было позаботится… Да, но если бы не он же, она бы и не простыла, потому что под дождь бы не вышла. Два конца одной палки. Вся жизнь из сплошных «чет и нечет». Интересно, только у Аси так, или у всех? Если почитать классиков, то она особо не выделяется, если современников, то ей еще везёт. Сейчас же что ни книга, то вечное прохождение квеста: «Выживи в реале» – герои сразу все из себя великомученики. Почитала девушка как-то какого-то премианта – или как говорят? – сплошные разглагольствования, что жизнь дерьмо, а главный герой весь белый и пушистый, несет свет и свое одиночество не через поступки, а через пафосные фразы. Видимо, боллитра не для простых смертных, а для избранных.

Почувствовав, что слипаются глаза, Ася отставила чашку, завернулась в одеяло и заснула. Снилось что-то совершенно бесконечное и безвыходное, как кольцо Мебиуса. Она куда-то шла, открывала двери, но в итоге, так никуда и не попала.

– Нет! Ген, я сказал, нет. Вы развели мальчишку, прекрасно зная, что он поведется…

Ася в первое мгновение после пробуждения не поняла, кто это бубнит, и о чем. Голова раскалывалась, в горле застрял кактус. А у нее в квартире какой-то мужик говорит о том, что кто-то кого-то развел.

Хотя… Это же Малышев! Отчитывает одного из тех, кто собирался приехать с проверкой. Кашлянуть? Или дальше послушать?

– Слушай, с какой стати вы решили, что вправе вмешиваться в мою личную жизнь? – До этого момента Алексей говорил тихо, а сейчас голос повысил, значит, особо не шифруется. – Я не собираюсь ни перед кем отчитываться! А если вы совсем окозлели настолько, что делаете ставки на живого человека, да еще и наивного парня на это подбиваете… – пожалуй, то, что прозвучало потом, Ася даже повторить бы не смогла, на телевидении такое всегда закрывают писком, но смысл был понятен, дождаться Малышева, который с ними и рассчитается, как положено, а в гости к себе он никого не ждет. – Все, я сказал!

Он, видимо, отключил телефон. Мягко ступая, походил по комнате, успокаиваясь. Подошел к Асиной спальне, заглянул. Поинтересовался виновато:

– Разбудил?

– Нет. Я сама проснулась.

Кивнул. Шагнул ближе.

– Выглядите так себе.

– Спасибо, вы тоже не очень, – она нашла силы хмыкнуть.

Теперь это почему-то не обидело. Общение на уровне врач-пациент, ни лжи, ни лести, исключительно голые факты. Если так подумать, жизнь стала бы намного проще, если бы все так общались, а не ждали вечной романтики.

Малышев подошел вплотную к кровати, сел и положил руку на лоб.

– Лекарства пили?

– То, что доктор прописал, – кивнула Ася.

– Фиговый у вас доктор, – криво усмехнулся он. – Не волшебник.

– Какой уж есть. Но я бы не отказалась от чая.

Малышев принес. И еще какие-то таблетки, жидкость для полоскания и тазик. Последнее было лишним, девушка все равно собиралась пройтись до туалета, но ощущать, что о тебе кто-то заботится, всем приятно. Чего же Марину-то в муже не устроило? Или в качестве мужа он другой? Бывает же такое, в одном человеке десятки разных личностей: дома – тиран, на работе – душка. Вон, какими словами выражался Малышев по телефону. А по виду и не скажешь.

Пока Ася валялась, Малышев повесил плафоны, гардины на окна. А потом зашел похвалить картину, будто девушка ее сама написала, а не купила в магазине. Оценил. И свет, и солнце, и гвоздь, забитый в стену.

– Силы принять работу есть? – поинтересовался почти застенчиво.

– Найдутся, – улыбнулась Ася.

Руки у Малышева росли на своем месте. Невольно вспомнилось, как матери приходилось уламывать отчима, чтобы тот сделал что-то по дому. Да, и сделает – лучше б сидел, футбол смотрел. А тут – все аккуратно, чистенько, как себе. По старой памяти что ли?

– Спасибо большое! – с каким-то стеснением в груди выдохнула Ася.

– Да, не за что, – Малышев склонил голову набок, – я же тоже, можно сказать, уже который день пользуюсь вашим гостеприимством.

Он подошел к тапочкам в углу. Поднял их. Постучал подошвами по ладони. И все это, не отрывая взгляда от девушки.

– Ася, вы… – передернул плечами, словно осек себя. – Вам тоже спасибо! Я оставлю этих, медведей? Мало ли. Молодому человеку пригодятся. Или в гости кто придет.

Она не понимала. Прощается?

– Глупость это все. Игра эта в семью. Детский сад какой-то. Вы правы, надо наказать этих спорщиков, а не в гости приглашать. Только не Серегу, он ребенок почти. А Генка – напросился на курсы, пусть учится. Отучится – и обратно. Я все ему высказал. Ну, вы слышали, наверное…

– Слышала.

Почему-то стало грустно. Какие-то вечные эмоциональные горки с этим Малышевым. То помогите, то сам разберусь. И сразу захотелось заупрямиться. Пригласить этих незнакомых Гену с Чебурашкой. Накрыть стол. И плевать на пропавшую Марину! А если Малышев думает, что Ася не справится с ролью, то зря. Она и в театральную студию в детстве ходила, и во всяких КВН-ах и капустниках студенческих участвовала, и в детском саду перебрала всю палитру ролей – от бабы Яги до Снегурочки. Да, и вообще, какому молодому человеку он собрался тапки оставлять? Пусть с собой забирает!

Ася не стала долго думать – и все это высказала Малышеву.

– Так я же… Ась… – он бросил мишек в угол и метнулся к девушке, встал напротив, почти ласково заглядывая в глаза. – Вам же тяжело будет, вы болеете.

– Ну, не смертельно же! – буркнула она. – А то я ни разу под дождь не попадала!



13

Асе до смерти надоело валяться в постели. Хоть слабость была такая, что тело казалось бескостным, девушка предпочла сидеть в кухне и хотя бы делать видимость хозяйки квартиры, за чашкой чая, опять же налитой Алексеем. Они тихонько разговаривали о том, о сем. Ничего не значащий разговор двух взрослых людей, как пыталась себя настроить Ася. Она твердо решила, что Малышев, конечно, симпатичный, предупредительный, вежливый. Но глупо надеяться на то, что из всей этой ситуации может получиться что-то серьезное. Скорее, два симпатизирующих друг другу попутчика в одном купе. Общий маршрут между двумя пунктами – и точка. Тем более, Ася в последнее время предпочитала не делать скоропалительных выводов насчет чувств других людей, это чревато.

– Знаете, – рассказывал Малышев улыбаясь, – все те дни, что я тут ночую, мне снится бабушка. Разговаривает со мной. Угощает пирожками. Она пекла такие маленькие пирожки с капустой и фаршем, на один укус, и почему-то называла их солдатиками.

Ася кивала и сглатывала слюну. Бабушка Алексея представлялась седой и сухонькой, с такими морщинистыми теплыми руками и светлыми глазами. Хотя, вполне могла оказаться высокой, полной и черноволосой. Не просить же фотографии.

– Она сначала работала на кафедре в институте, а потом вышла на пенсию и стала брать репетиторов.

– А что случилось с вашими родителями? – сначала задала вопрос Ася, а потом пожалела.

– Банально. Возвращались на такси с какой-то вечеринки. Машину занесло. Родителей нет, а водителю хоть бы хны, – Малышев даже не перестал улыбаться. – Я их почти не помню, мне три года всего было, только какие-то обрывки. Хорошо устроено у детей. Какие-то плохие воспоминания могут просто стереть – и все. Или поверить в то, что никогда не происходило.

Потом он вдруг помрачнел и принялся рассказывать, что вчера совершенно случайно встретил друга, с которым однажды застукал Марину. Сначала хотел пройти мимо. Но в какой-то момент передумал убегать. Поздоровался, понаблюдал, как тот мнется и буквально понятия не имеет, куда себя деть, и напрямую спросил про бывшую жену.

– И что? – спросила Ася, замечая, что пауза затягивается.

– Ничего. Они давно не вместе.

Марину опять ускользнула. Хотя, пожалуй, продолжение Ася знала: дальше был депутат или кто там, а потом еще кто-то, или не был, и это просто фантазии Артура Абдулловича. Но не рассказывать же это Малышеву. Зачем? Наоборот, хотелось сделать так же, как делают детям, проводят рукой по голове, чтобы стереть плохое.

Алексей опять молчал. Смотрел в сторону. И, наверное, хотел курить. С чего это Ася решила? Сама не понимала. Может быть он вообще не курит. Запаха от одежды нет, и при ней не выходил. Но вот какое-то напряжение в губах невольно считывалось.

– А хотите «Гусиные лапки»? – предложила не в тему.

Малышев кивнул.

– Сейчас, – она сходила за сумкой и, вытряхнув из нее все, нашла немного помятую конфету. – Вот.

Алексей смотрел на карамельку, будто не решаясь развернуть. Потом с усилием отодрал прилипший фантик и закинул конфету в рот. Потихоньку лицо расслабилось.

– Вкус детства.

Девушка кивнула. Странный человек – этот Малышев. Что с ним не так? Будь Ася на месте Марины, она бы радовалась, что он рядом. Но ведь Марина и была с ним рядом, только такой муж ее не устроил, она стала искать кого-то лучшего. От добра – добра не ищут? Или Ася чего-то не видит?

– Мой друг, кстати в регпалате работает.

Ася разом похолодела. Да, это еще у Булгакова, что-то типа: «Квартирный вопрос испортил людей». Или не людей, а москвичей. Но, собственно, какая разница. И теперь уже не важно, куда испарилась Марина. Теперь конфликт интересов у Малышева и Аси. Теперь она – въехала в его квартиру и живет. И плафоны он делал в своей квартире, а не в ее. И папины деньги, зная всю судебную систему, никто не вернет.

– Но это я так, на всякий случай. Оставлю телефон, если будет надо, обратитесь к нему, – Малышев пожал Асину руку. – О! Температура, кажется, спала!

– Вы не собираетесь у меня эту квартиру забирать? – она тихонько освободила руку.

– Ася… – Алексей встал, подошел к окну. Постоял. Вернулся. Сел. А потом передернув плечами спросил: – А зачем? Я же сам все оставил. Все рычаги передал Марине. Бабушкина квартира даже в собственности при мне не была. Просто жили по старинке, по соцнайму. Потом я уехал. Найти не слишком порядочных людей, при желании, всегда можно. Это порядочных искать будешь, замучаешься. Вот Марина и соблазнилась.

– И что вы собираетесь делать?

– Вернусь к себе. Там у меня комната в малосемейке. Работа.

– И наивный Чебурашка.

– Да, – Малышев улыбнулся.

И тут вдруг Асе стало как-то непонятно: будто одновременно и живот свело, и щекочет изнутри не понятно кто и как, а сердце бьется в грудную клетку так, что того и гляди наружу выпрыгнет. Так бывало, когда она фильм какой-нибудь романтический смотрела и ставила себя на место героини, или книгу читала, и пыталась представить, что в тот момент может персонаж испытывать. Но в жизни… С бывшим парнем такого точно никогда не случалось.

– А давайте… Ну, – Ася твердо знала, что делает сейчас невообразимую глупость, – перейдем на ты, в конце концов, вы меня видели в постели, а я вас вообще никаким, – плоский юмор – еще один признак, что девушка творит чего-то, за что потом все нормальные люди у виска только покрутят. – Не просто на то время, пока у нас будут Геннадий с Сергеем, а вообще, – вот чего она несет! Можно подумать, что это «вообще» предполагается!

– Конечно, Ася… – Малышев даже не улыбнулся.

Потом они решили, что пригласят гостей через день или два, когда девушке станет получше. Но лучше с визитом затягивать не будут, чтобы не усугублять подозрения. Да, и вообще… И Алексей ушел. На этот раз не молча, а со словами, что номер Ася знает, при необходимости, может звонить в любое время.



14

Утро сияло во все окна.

Ася потянулась на кровати и прислушалась к организму. Горло еще побаливало, но не критично. И вчерашняя слабость отступила.

Девушка дошлепала до ванной, и опять споткнулась на мысли, что не так с Малышевым? Все аккуратно прикрутил, и даже убрался за собой. Чаем напоил. Ее вылечил. Ну, не совсем, конечно. Вылечиться за день невозможно. Но все-таки.

Забравшись на подоконник, повесила шторки. Квартира приняла совсем обжитой вид. Если забыть недавний переезд, можно подумать, что Ася давно здесь живет. Наверное, потому что новых вещей практически нет. Все свое, старенькое, знакомое до каждой потертости.

И немного даже странно, что следов старой хозяйки совсем не осталось. Она будто резидент другой страны, обезличенный и затерявшийся в мировом пространстве. Так разве бывает?

Ася налила в большую кружку чай и забралась в кресло с ногами. Обвела комнату взглядом. Хорошо.

И что вовремя подвернулся Малышев – тоже. Мысли невольно возвращались к нему, стекались в одну точку, как к горизонту. Отвлечься на что-нибудь. Погулять в сети. Почитать чужие новости.

Коллега с работы стала бабушкой – лайк. У бывшей одноклассницы сегодня женится брат – лайк. Полуголый незнакомец предлагает перейти по ссылке – в бан однозначно. Одногруппница зазывает в сетевой бизнес – фиолетово. Энный процент запросов на пожертвования, цветы, котики и красивые цитаты.

Плюмкнул запрос в друзья. Малышев Алексей. Ася улыбнулась и подтвердила. С периодичностью в несколько секунд посыпались лайки на ее фото, их не очень много, но девушка старалась выставить только лучшие.

Потом сообщение: «Как самочувствие?» Ответила: «Лучше. У меня хороший доктор» – и помигивающий смайлик. Он отправил: «ОК». Вот и пообщались.

Ася перешла на страничку Малышева, говоря себе, что делает это исключительно из вежливости, а не любопытства. И – ничего. Пусто. Ни фотографий, ни друзей, ни музыки. Похоже, зарегистрировался только что, и активным пользователем быть не собирается.

Ася вздохнула, прогоняя мысли, что, возможно, она – причина того, что Алексей завел страничку. В конце концов, им не пятнадцать лет, они взрослые люди, у них есть телефоны друг друга. Просто Малышеву скучно в гостинице, гулять не хочется, вот, решил так же, как Ася, посейферить по интернету.

Отложив телефон, решила, что, наверное, стоит уже показать себя настоящей хозяйкой квартиры, приготовить что-то вкусненькое. А то, если Малышев захочет ее проведать, опять придется резать бутерброды и заваривать чай. Невольно вспомнились пирожки его бабушки. Спросить что ли, из какого теста она их лепила?

Уже подошла к телефону – и передумала. Во-первых, решит еще, что Ася навязывается, а во-вторых, откуда мужчине знать, что тесто готовится разными способами.

За мукой и всеми остальными ингредиентами пришлось топать в магазин. Застегнувшись наглухо, разве что не обмотавшись шарфом, девушка выскочила до ближайшего магазина. Теплынь на улице, а она, как старуха.

Дома налепила пирожков: с дрожжевым тестом, с песочным, с пресным, со слоеным. С разной начинкой. Постаралась, чтобы получились маленькие, на один укус. Предвкушая, как Малышев удивится и обрадуется, разложила по маленьким досочкам. Печь и жарить решила, когда он придет, горячими ведь есть вкуснее. Для себя сварила бульон.

Уже поздно вечером убрала непригодившееся угощение в морозилку, с легкой досадой на себя, что не позвонила Алексею – ну, а чего звонить, если повода, кроме пирожков нет; на него, что забросил свою подопечную и не пришел, удовольствовавшись короткой перепиской в сети; на пирожки, из-за которых убила столько времени – хотя, можно подумать, ради них отложила какие-то планы. Смешно. Но, в общем-то, предсказуемо. Наверняка, у Малышева есть какие-то свои планы, и Ася в них не входит.

Выпив лекарство, решила, что уже можно позвонить Наталье. Хотя, с той станется, могла и в черный список занести… Но не занесла, гудки пошли.

– Чего тебе? – прямо так, без предисловий.

– Наташ, я дура.

– Ась, давай по делу. То, что ты мне сообщила, я уже давно знаю, – если пошли такие формулировки, значит, шанс помириться есть.

– Алексей – муж бывшей хозяйки квартиры, Марины. Приехал и даже не знал, что она ее продала.

– Опаньки! – по звукам Натаха куда-то прошла и громко гаркнула, видимо, не слишком убрав телефон: – Антон, присмотри за Кирюшей, тут проблема!

– Разобрались? – пискнула Ася.

– Мы то? Конечно. Это у тебя – без бутылки не разберешься, а с бутылкой тем более.

– У меня? И разбираться нечего, все, как всегда, – Ася решила не рассказывать про пирожки. – Таксовал?

– Таксовал, – нехотя признала свою неправоту подруга. – Уже, оказывается, месяц катается. Даже в программе зарегистрировался специальной. Там вызов от этой мадам помечен, как выполненный. Пять звезд, зараза, поставила! Вот за что? Флиртовали, небось? – Натаху опять понесло в какие-то дебри. Хорошо, что вовремя осеклась, – Но мы не обо мне. Квартиру вернуть требует?

– Нет.

– Правильно! Но тоже дурак. Ась, тебе такой не нужен!

– Да, с чего ты?… – возмущение полностью потонуло в Натахином шипении, таким звуком успокаивают младенцев, когда те еще не проснулись, но уже норовят захныкать.

– Ты его жалеешь! – как будто это было прямо неоспоримым аргументом. – Короче, я приду.

– Не надо. Во-первых, я простыла, – Ася демонстративно покашляла, – во-вторых, уже поздно, в-третьих, Малышева у меня нет.

– Малышева?

– Ага, – хорошо, что подруга не могла увидеть полностью дебильную улыбку, которую девушка видела в зеркале. – Мы тезки, насколько это возможно. Он Малышев Алексей Дмитриевич.

– Опаньки, Ась. Я бы уточнила у твоего папаши о наличии еще одного сынка. Может, налюбил когда.

– Наташ, в шестнадцать лет что ли?

– Ну, вполне мог и в шестнадцать, – она на мгновение задумалась. – Значит, парню у нас тридцать два?

– Молодец, считать умеешь, – хмыкнула Ася.

Разговор с подругой мерно перетекал из одного в другое, но, как ручейки стекаются в реку, так и тут они в итоге сводились – к личной жизни девушки. Неустроенной личной жизни – по мнению Натахи. Сама Ася так не считала. Если сейчас она одна, просто время не пришло. Не встретился свой человек, которому ты отдашь свое тепло – и не пожалеешь.

Когда Кирилла надо было укладывать спать, Ася не смогла сдержать облегченного вздоха. Это дело подруга мужу не доверяла, тем более, со своими сейчашечными беременными гормонами. И хорошо, что в итоге ее удалось отвлечь от Малышева, сообщением, что вдруг нарисовался Асин бывший, а то с нее станется заявиться с проверкой по всем фронтам – и завтра, и послезавтра, и когда угодно.



15

Ночь пролетела без сновидений и температуры. Последнее не могло не радовать. И горло уже почти не болело. Надо будет спросить, чего там Малышев напихал в свой чаек, может пригодится.

Обхватив утреннюю кружку чая ладошками, Ася принялась прикидывать, как вести себя, если придут Геннадий и Сергей. Как предполагаемая Марина? Но с чего бы это? Они ее знать не знают, видеть не видели. Играть чужую роль, как дублерша, девушка не собиралась. Это не спектакль, билетов на него не продавали. Значит, Ася будет самой собой. Наверное, надо бы что-то выяснить об Алексее. Как бабушку звали, например. Взялась за телефон… А потом передумала.

Просто накидала на лист бумаги вопросы, на которые должна знать ответы – программа обязательной подготовки жены. Не мало. Но и не много. Без лишних откровений, вроде первого секса – когда и с кем, в конце концов, они не на «Секрете на миллион». Ася сомневалась, что Алексей вообще с кем-нибудь откровенничал. По нему совсем не похоже.

На другом листке девушка написала список продуктов, которые надо бы купить. У нас же если приходят гости, то это не просто посиделки за чаем, это комплексное меню из нескольких блюд. А у Аси до сих пор в холодильнике кроме гостинцев Алексея и нескольких разновидностей пирожков ничего нет.

Прикинула, что ближайшим магазином не обойдешься, там выбора продуктов особого нет. Придется идти в супермаркет в квартале от дома. Хотя, с погодой сегодня тоже полный порядок, и самочувствие лучше. Наверное, можно и не кутаться. Хотя зонтик лучше взять.

Уже набрав в супермаркете две полных корзины, Ася сообразила, что, наверное, можно было к этому процессу привлечь и Малышева. Но умная мысля приходит опосля, а после драки кулаками не машут. Девушка могла на-гора выдать еще с десяток подобных поговорок. Наверное, это менталитет такой, врос глубоко генетически: полагайся только на самого себя. Навязываться кому-то – некрасиво и неправильно. А почему неправильно то? Кто это сказал?

Сейчас бы ходила, как вон та, красивая барышня, и указывала наманикюренным пальчиком своему спутнику, что положить в корзинку. Спутник со спины показался смутно знакомым. Ася выглянула из-за стеллажа, пригляделась – и спряталась обратно. Сердце грохотало, шум в ушах стоял такой, как на берегу во время девятибалльного шторма. Кто бы мог подумать! Чего же звонил тогда на днях, интересовался, куда переехала? Впрочем, Ася не удивилась.

А на выходе из магазина, груженая пакетами, как баржа, столкнулась со Стасом. Тот сначала просто посторонился, пропуская, потом пригляделся на ее мимоходом брошенное «привет».

– А-а-а. Привет. Как оно? – брат даже притормозил Асю, взяв за локоть, прямо между дверей.

– Нормально, – девушке было неудобно стоять с полными пакетами, ручки нещадно резали пальцы, хотелось поскорее закончить это так называемое общение, но не вырываться же.

– Если я у тебя займу из отцовских денег, ничего? Я тут дельце одно хочу провернуть…

– Не займешь. Я купила квартиру.

После Асиного ответа Стас моментально потерял к ней интерес. Отцепился, разочарованно выгнул губы и отсалютовал, что абсолютно не вязалось друг с другом.

– Ну, бывай тогда!

Влетел в магазин, словно за ним кто-то гонится. И ни поздравлений, ни пожеланий, ни предложений о помощи. Впрочем, Ася другого и не ожидала. Они – два чужих человека. Абсолютно чужих. Отец иногда приглашал сына и дочь в кино. Но его хилые попытки быстро сошли на нет.

Девушка почти не удивилась, увидев Малышева на скамейке возле своего дома. Он сидел с телефоном в руках и играл в какую-то игрушку. Краем глаза заметив девушку, подскочил и подхватил пакеты. Вовремя. Пальцы уже онемели и готовы были разжаться.

– Ася, почему не позвонила?

– Давно ждешь?

Спросили одновременно. Уставились друг на друга и засмеялись. Ася поняла, что слышит смех Алексея впервые.

– Итак, начнем снова? – предложила она.

– Почему… ты, – он сделал коротенькую паузу перед «ты», – мне не позвонила?

– Не привыкла. Не подумала. Не хотела надоедать. Выбирай, что хочешь. Теперь моя очередь: давно скамейку греешь?

– Не очень, – Малышев легонько встряхнул пакеты. – Судя по весу, ты не передумала приглашать Гену и Чебурашку? – он улыбался.

– Нет.

– А горло как?

– Лучше.

– Ну, выглядишь ты тоже неплохо. Стала похожа на симпатичную девушку, а не на бледную тень.

Ого. Не комплимент, но все же приятно. С Малышевым удобно говорить. Понятно. Без всякого двойного дна и смысла. Можно не подбирать выражений. Все просто, как на приеме у врача, хотя он ведь и есть врач, а Ася уже не в первый раз об этом думает.

Лифт дребезжал и стонал. Если бы эта ситуация проигрывалась в кино, застрял бы обязательно. Романтичная сцена: он, она и тесное помещение. Ася представила и почувствовала, что краснеет. Но Малышев, кажется, не заметил, глядя куда-то под потолок, в сторону, на пол – куда угодно, только не на нее. Когда двери открылись, он громко выдохнул.

– Не поверишь, всегда предпочитаю ходить пешком, – признался смутившись. – Странно, да?

– А на работе как же?

– У нас маленькая больница.

Ася кивнула. Уже выгружая продукты на кухонный стол, поинтересовалась, пригласил ли Алексей Геннадия и Серегу.

– Нет пока.

– Так приглашай.

Он внимательно посмотрел прямо ей в глаза. Пожал плечами в своей манере, к которой Ася уже привыкла, и вышел в коридор.

А девушка еще раз мысленно пробежалась по запланированному меню. Ничего особенного. Настругает парочку салатов. Пожарит курицу и приготовит гарнир. Сделает сырную и мясную нарезку. Выложит на тарелочку оливки. Тарелочку бутербродов со шпротами и солеными огурчиками. Хватит, наверное? Можно пирожки еще нажарить, все равно, одной ей не съесть. Она запаниковала. В магазине всего казалось вполне достаточно. А сейчас…

– Помочь?

– Помочь, – Ася растерянно кивнула, потом выудила из кармана джинсов свою загодя приготовленную бумажку, – как звали твою бабушку?

Малышев непонимающе нахмурился:

– А зачем тебе?

– Программа подготовки жены, – буркнула девушка, – вдруг спросят чего-то, чтобы не проколоться.

Алексей сел и взъерошил волосы.

– Ася… Да, они и не знают практически ничего. Я не рассказывал. Не делился. Так легче. Знали по факту, что уехал от жены. Даже, что мы успели развестись, не знали.

Девушка присела напротив.

– Но… Бабушку звали Мария Николаевна.

Ася кивнула. Почему-то так и представлялось. Имя без выкрутасов, самое простое.

– Хотя я могу ответить на вопросы, – он уставился в бумажку. – Любимое время года. Мое? Зима. Но без оттепелей и перепадов. Цвет? Синий, наверное. Фильм? Да, как-то особо ведь и некогда смотреть. Просто, чтобы настоящий был, и не переигрывали. Стиль в музыке? – Малышев хмыкнул, достал телефон, открыл плейлист и сунул Асе. – Вот, изучай. Слушай, ты не в полиции работаешь?

– Нет. В садике.

– Заведующей?

– Почему? Логопедом, я же говорила, – она сначала ответила, а потом поняла, что он просто шутит.

– Любимое блюдо? Которое можно есть. Я неприхотливый. Но сырую курицу есть не буду.

– Ой! – Ася вскочила. – Да, ну их, эти вопросы, тогда! Сориентируюсь.



16

Пока Ася резала-варила-парила-жарила, Малышев не уходил с кухни. Помогал, как мог. В основной процесс не вмешивался, но по мелочи на него вполне можно было переложить. Да, и посуду он мыл оперативно, просить не приходилось. Девушка смеялась, что у нее хороший поваренок. Алексей довольно смущался. А узнав, что Ася налепила пирожков, вообще обрадовался, как мальчишка.

– Может, пару штук сейчас пожарим? – предложил во время краткой передышки. – Я хорошо умею жарить. У меня не пригорает.

Вот как отказать? Сказала уж, чтобы жарил все, которые не предполагают запекания.

Когда Малышев откусил первый из приготовленных, Ася смотрела ему в рот, в буквальном смысле слова, и осознавала, что очень хочет, чтобы ему понравилось. Пусть не хвалит. Пусть промолчит даже. Она поймет по выражению лица. Удовольствие ведь не скроешь.

Но Малышев и не думал скрывать. Умял штук пять, улыбаясь, как довольный кот. И, что удивительно, распознал, где какое тесто.

– Я думал, такие пирожки только бабушка умела стряпать! – похвалил, без лишних красивостей.

Ася даже засмеялась, настолько в неожиданной форме оказался преподнесен комплимент. Всем вариантам вроде: «божественно», «бесподобно» и прочим – мало бы поверилось. Скорее бы это показалось намеком на то, что человек просто не хочет обидеть.

Накрывать стол решили прямо на кухне. Не слишком просторно для четверых, но возможно. Ася достала салфеточки, красивые тарелки, выставила салатики, нарезку. Сердце беспокойно отплясывало чечетку. Бенефис приближался. Хоть и решила про себя, что просто будет собой, ожидание было волнительным. Даже хотелось принять душ, но уже бы не успела. А встречать гостей в банном халате, конечно, максимально по-домашнему, но не сказать, что правильно.

Малышев, видимо, понимал, что она волнуется. Пытался разрядить обстановку анекдотами, шутками, больничными байками. Принялся задавать Асе те же самые вопросы, которые она записала на листочке.

– Любимое время года?

– Поздняя весна, наверное. Но слякоть – точно не люблю. И когда паровое отопление выключают – погода сразу портится.

– Ага, синдром цветущей черемухи, – кивнул Алексей. – Цвет?

– Зеленый и желтый.

– Фильм?

– Да, разные. Главное, чтобы душевный был и со смыслом.

– Стиль в музыке?

Ася уже решила поступить так же, как Малышев – дать ему свой телефон, чтобы посмотрел плейлист, но позвонили в дверь. Девушка невольно вытаращила глаза и вздрогнула. Вот что за реакция? Просто двое незнакомых мужчин сейчас заявятся в ее квартиру, будут есть, пить и общаться, а другой без году знакомый мужчина станет изображать ее мужа – ничего особенного. Вот совсем ничего.

Малышев понимающе улыбнулся, коротко пожал Асины пальцы и отправился открывать. Как раз по его поведению никакого беспокойства не чувствовалось. Конечно, он-то женат был. Пусть, наверное, не слишком счастливо, но опыт, какой-никакой, имеется. А Асе не довелось. Она вовремя очнулась от гипнотического дурмана, и не поверила красноречивому обещанию, что такое больше не повторится, когда прикладывала перекись к разбитой губе.

Пока Ася отвлеклась на неприятные воспоминания, гости зашли. Геннадий оказался лысым и коренастым, ростом, пожалуй, ближе к ниже среднего. Сергей – высоким и худеньким, беспокойно теребящим воротник рубашки, будто она его душит.

– Ну, что, хозяйка, будем знакомиться? – громко заговорил первый. – Это Серега Бойков, я – Гена Митрохин.

– Спасибо, Алеша говорил, – не растерялась девушка. – А я – Ася.

– Настя? – притворившись, что не расслышал, съерничал Геннадий.

У него был пробирающий цепко-ехидный взгляд, будто по телу пробежались сотни паучьих лапок.

– Не Настя – Ася, – Малышев приобнял девушку. – Хозяйка всего этого хозяйства, – он подмигнул ей весело.

И тут же неприятное ощущение пропало.

На кухне Митрохин потер руки. По-хозяйски уселся за стол и тут же принялся накладывать себе салатики, закуски, словно голодал несколько дней. Сергей тоже присел. Но молча. Он точно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Угощайтесь, – предложила ему Ася. – Мы старались.

Кивнув, тот виновато глянул на Алексея и тоже положил себе пару ложек салата. Но так же молча.

Геннадий тут же принялся что-то рассказывать. Смеяться над какими-то общими с Малышевым знакомыми. Выдавать плоские шутки… А через полчаса вдруг изъявил запоздалое желание помыть руки.

– Я провожу, – кивнула Ася.

– Давай я, – Алексей остановил ее, коснувшись плеча, и встал сам.

Едва они вышли с кухни, Сергей вскинул на девушку кроткие глаза Бэмби:

– Вы извините нас! Так неудобно получилось! Женька, моя жена, узнает, голову мне оторвет.

– Да, ничего.

– Мы так удивились, когда Алексей Дмитрич взял отпуск и домой поехал. Не брал, не брал – и на тебе. Мы же думали, что у него с вами совсем не лады. Он отмалчивался всегда, когда разговоры заходили, как будто скрывал чего. Некоторые вообще даже не знали, что у него жена есть.

– Сглазить боялся, – пошутила Ася. – Да, Сережа, все нормально. Поссорились по глупости, решили пожить отдельно, только не учли, что возвращаться с каждым днем – все тяжелее. Сначала стыдно, потом страшно. Не берите с нас пример, – она доброжелательно улыбнулась.

Сергей ответил на улыбку и немного расслабился. После этого в атмосфере что-то изменилось. И когда вернулись Митрохин и Малышев, беседа потекла уже живее.

Зря Ася волновалась. Никто ее не экзаменовал на предмет знания интересов Алексея. Не спрашивал, чего тот любит, а чего не очень. Тем более, Малышев так и норовил лишний раз то приобнять девушку, то переглянуться, то заправить волосы, выбившиеся из хвостика, то намекнуть на какие-то планы на ближайшие дни. А когда она встала доставать курицу из духовки, тут же подхватился помогать.

Курица получилась красивейшей. С румяными бочками, и таким духом, что слюна выделялась не хуже, чем у собак Павлова. Но Ася как-то неловко схватилась за противень и обожглась. Место моментально покраснело. Малышев с беспокойством перехватил ее руку, подул и… поцеловал, как целуют ушибы ребенка. Девушка даже опешила, настолько правдоподобным показался его порыв. И взгляд…

– Теряешь квалификацию, Малышев, – загоготал Геннадий, – под холодную воду надо быстрее.

Ася смутилась. Щеки полыхали под стать курице.



17

Часа два спустя после прихода гостей на столе практически ничего не осталось, так, немножко того, чуточку другого.

– Шедевральный ужин! Вы отличный повар, Ася, – похвалил Геннадий.

– Спасибо. Мы вместе с мужем готовили, – она спокойно выдержала его масляный взгляд.

Девушка буквально физически ощутила, как медленно потекло время. Как оно стало вязким, словно медовая капля. А пространство – каким-то выпуклым и сюрреалистичным. Такое чувство возникает перед грозой, когда вся природа словно ждет грозящей разразиться стихии. Странно, от чего бесится этот человек? Что он имеет против нее или Малышева? Какое ему вообще дело до них? Жаль пяти тысяч, так не надо было валять дурака, сам виноват.

Но неприятно все это чувствовать. Тем более обожжённая ладонь горела все сильнее, доставляя лишнее беспокойство.

– Пожалуй, кремом помажу! – Ася прошмыгнула мимо Малышева и нырнула в комнату.

Девушка буквально упала в кресло. Мысли в голове пульсировали и напрашивались на подведение итогов. Итак… Спектакль удался. Сейчас гости соберутся и поминай, как звали. В том числе и тот, который сегодня блистал в главной роли.

Невольно вспомнилось, как он поцеловал ожог. Губы были тоже горячими, как открытое пламя, но почему-то после них стало легче. Эффект плацебо в действии. И ужасно хочется, чтобы все планы на завтра и послезавтра, которые Алексей расписывал яркими красками перед Геннадием, воплотились в жизнь: сходить вместе в кино, прогуляться по набережной, съездить за город к ее маме… Хотя нет, к маме, это, пожалуй, лишнее.

Ася прекрасно понимала: Малышев – это яд. Малышев – это серьезная проблема. Малышев… Что с ним не так? Что с ней не так? В конце концов, она не подросток на гормонах, способный влюбиться за пару дней. А ей безумно нравится эта игра. И то, что помимо игры – тоже нравится. Вся эта нелепая ситуация уже доставляет ей удовольствие.

Реальность? Здравомыслие? Нет, не слышали.

– Ася? – Малышев зашел в комнату, оставив гостей, и присел прямо перед ней. – Все хорошо?

– Крем найти не могу.

– Нельзя крем все равно. Вот, лучше лед приложить, – в качестве последнего, правда, оказалась несъеденная пачка пельменей, обернутая кухонным полотенцем.

– Спасибо! – Ася, словно в первый раз, уставилась на Алексея.

Вот, что изменилось-то? Ничего, ровным счетом. Тот же человек, что оказался у нее на кухне несколько дней назад. Те же глаза. Тот же голос. Те же большие руки. А все равно, будто кто-то другой. И если бы это все происходило в фильме, сейчас бы зазвучала романтическая музыка… А Малышев привстал бы на коленях, приблизил свое лицо и поцеловал. В губы. В первый раз обязательно коротко, отпрянув на мгновение, чтобы посмотреть на реакцию. А во второй – уже требовательно и уверенно.

Но ведь они не в фильме.

– Ты чего так расстроилась?

– Тебе показалось, – Ася постаралась не встречаться с Алексеем глазами, показалось, что он сейчас обязательно поймет, о чем она думает.

– Или просто устала?

– Да, – согласилась, лишь бы больше не расспрашивал, а то вдруг не выдержит, и расскажет.

– Я поставлю чай, и намекну, что хозяева устали, – но уходить Малышев не спешил, а поднялся на колени, прямо как в воображаемой сцене.

Сердце Аси подпрыгнуло, весь жар бросился в лицо. А пельмени, наверное, теперь только выбросить, потому что они наверняка превратились в монолитный несъедобный кусок теста и фарша. Девушка боялась посмотреть на Алексея, поэтому внимательно изучала свои руки.

Малышев вдруг оказался очень близко. Слишком близко для случайно оказавшегося на кухне бывшего мужа Марины. И поцеловал… В щеку. Коротко и очень невинно. А потом ушел.

В этой сцене не было постановочного момента. Никто не снимал на камеру. И не следовал указаниям режиссера. Но Ася вдруг окаменела в ледяном предчувствии: скоро что-то произойдет. И это что-то разведет ее и Малышева. Потому что в жизни так и бывает – если разводит, то окончательно, не оставляя надежды на то, что герои преодолеют все проблемы и будут счастливы.

Кажется, Ася пересмотрела романтических фильмов! Пора переходить на что-то другое… «Игры престолов», например. Там Мартин со сценаристами мочит всех направо и налево – какая уж надежда на хэппи энд.

С кухни доносились отголоски голосов. Гости не спорили – общались. И вели какой-то типично мужской разговор обо всем подряд: о политике, спорте, курсе валют и войне – земля большая, всегда на ней кто-то воюет. А о чем еще им говорить? Не о любви же. О ней только девицы незамужние грезят. И замужние, правда, чаще с другим оттенком и интонацией.

Ася глянула на часы. Пожалуй, ее отсутствие уже переходит грань допустимого. Девушка глубоко вздохнула и медленно выдохнула несколько раз, пытаясь прогнать беспокойство. А потом, как маску нацепила улыбку и пошла к гостям.

На столе дымились чашки с чаем. Малышев похозяйничал на славу: достал торт, где-то нарыл вазочку и насыпал в нее конфеты, налил варенье. Пожалуй, мужчины большие сладкоежки, чем женщины.

Ася выбросила в ведро размякшие пельмени, а полотенце закинула в стиралку.

Геннадий прищурился (девушка внутренне напряглась, в ожидании чего-то плохого) и выдал:

– Хорошо Лехе: тут у него жена, а там его Катя ждёт.

– Катя? – девушка с интересом взглянула на Малышева, надеясь, что сыграно убедительно, иначе для чего ещё Геннадий упомянул это имя, для чего смотрит так внимательно.

– Надо было другие вопросы писать, – еле слышно прошептал Алексей, только Асе. А потом повысил голос. – Ген, не пора ли вам пора, гости дорогие! – и в это фразе не прозвучало вопроса.

Для Сергея все происходящее оказалось огромным сюрпризом. Он, до этого разомлевший и чуть пьяненький, будто протрезвел и обеспокоенно переводил взгляд с одного на другого, и ещё на Асю немного виновато.

Девушка, как актриса, поставившая себе цель заработать Оскар, подмигнула ему, будто говоря: «Не дрейфь, все в порядке» – но жутко хотелось, что все свалили, далеко-далеко, за синие горы, моря-океаны и леса со столетними елями, а то и просто в растиражированное на заборах эротическое путешествие.

Она, сто раз задавшая себе вопрос, что не так с Малышевым, была готова к чему-то подобному, и теперь просто чувствовала себя неимоверно уставшей. Вот и все. Ожидания оправдались. И хорошо, что поцеловал только в щеку.

Геннадий встал, недовольно оскаблился, глядя на Алексея.

– Ну, пока. Спасибочки за хлеб-соль.



18

Когда Митрохин и Бойков ушли, Ася постаралась улыбнуться, глядя на Малышева. В конце концов, она ему никто. Обижаться нет никакого права. Просто сделала одолжение за светильники, выручила его молодого приятеля. Тем более, ведь Малышев уже ничего и не хотел, сама Ася настояла на спектакле, вот и наступила на свои же грабли. Не делай добра, не получишь зла – тренькала в подсознании старая поговорка, а еще – хочешь, как лучше, получается, как всегда.

Алексей встал напротив. Близко-близко. Ну, так в коридоре дальше и не встанешь, не стоит выдавать желаемое за действительность. Девушка отвернулась в сторону. И почему-то восприняла его слова, издалека, как радиоспектакль, или чужой разговор из другой квартиры:

– Ась, я объясню сейчас. Авария была жуткая. Я Катю по частям собрал. Она ходит с тех пор хвостиком. Ась, Катя девчонка совсем, ей семнадцать лет.

– А если бы восемнадцать было? – она сама не ожидала вопроса, вылетело.

– И восемнадцать тоже, – но это Малышев ответил уже у порога, собрав все свои вещи, аккуратно, методично, чтобы не оставить и следа.

И ушел.

А Ася разревелась. Давно так не ревела, наматывая слезы и сопли на кулак, отчаянно и до оглушения. Долго. Так, что заболели глаза, уши, сердце. Так бывает разве? Она же взрослая женщина! Она сама детей учит!

Не ревела, когда полгода назад сбежала из персонального ада. До этого – тоже как-то держалась, наверное, подсознательно понимая, что стоит только показать свои слезы – все станет еще хуже. Не ревела на похоронах у бабушки и когда тетка выставила из квартиры, не разрешив забрать даже бабушкины подарки. Оставалась спокойной на нападки отчима. А ту вдруг пробило. После нескольких дней жизни в фантазиях. Ведь что такое – вся эта ситуация? Пшик. Падающая звезда. Попытка поверить в персональную сказку. А сказок не бывает.

Решила же Ася, пока не узнает мужчину получше, будет держать сердце на поводке. А тут – раз и размякла, как «Зева» в сливе. Так и нечего теперь убиваться! Радоваться надо, что Малышев оказался порядочным: на квартиру не претендовал, ее саму не домогался, не унижал, не оскорблял, руку не понимал.

Самоуговоры не помогали. Захотелось напиться и забыться, но кроме чая дома ничего не осталось, несколько капель в пустой бутылке – даже на укол бы не хватило. А в магазин ради этого идти, да с опухшим лицом – только репутацию подрывать.

Ася, как раненое животное, переползла с кухни в комнату. Забралась с ногами в кресло и принялась слепо водить руками в поисках пульта от телевизора – вечно тот у нее оказывался в щели между сиденьем и подлокотниками. Но нашлась только свернутая бумажка (как сюда попала?): ее глупые наивные вопросы, в которых самого главного-то и не оказалось.

Вообще, с чего Ася решила, что у взрослого самодостаточного мужика несколько лет никого не было? Он на целибат не подписывался, даже если и любил свою Марину без памяти. Не Катя, так другая. Почему же тогда Ася по своей глупости не спросила сразу: ждет Малышева кто-то, или он сам по себе? Но с какой стати спрашивать? У случайно оказавшегося в ее новой квартире мужа старой хозяйки! С этой проблемой даже к психологу не сходишь, сразу к психиатру отправит.

Нос не дышал. Совсем. Но нехватка кислорода, как ни странно, приблизила конец истерики, плакать с открытым ртом не слишком комфортно, да и видок дебильный. Соленый источник иссяк. В последний раз шмыгнув, Ася разорвала бумажку с вопросами в мелкие клочки.

Так и не нашарив пульт, поднялась с кресла и принялась искать его по всей квартире. Девушка, честно говоря, даже и не помнила, вытаскивали ли они с Малышевым его из коробок. Телевизор после переезда Ася еще не включала. Значит, еще и новый пульт покупать придется. Быстро же закончилась белая полоса удач.

От поисков отвлекла мелодия телефона.

– Привет! – Наташка куда-то шла, судя по фоновым звукам, каблучки стучали по асфальту, наверное, со своего любимого фитнеса возвращалась.

Ася шмыгнула.

– Еще болеешь?

– Ага.

– А как твой кавалер?

– Наташ, – она вздохнула полной грудью. – Нет и не было никакого кавалера, я тебе вчера еще это сказала. У него своя жизнь. Он приехал сюда, думал помириться с женой. Ну, или расстаться. Я – просто случайно под руку подвернулась.

– Бил что ли? – чуть ли не заорала Наташка.

– Да, ты чего!

– Ну, говоришь же, под руку подвернулась.

– Нет. Это просто речевой оборот.

– Я чего звоню-то. Тут у Антона один друг старый нарисовался. Ничего так, симпатичный.

– Наташ, мне никого пока не надо, – Ася постаралась придать интонациям безапелляционность. – Мне и одной хорошо! Дай мне насладиться своими двумя комнатами. Захочу, буду булки целыми днями жрать, захочу – голая ходить!

– Ну, это при муже не проблема. Только главное, много не жри.

– Вот, видишь, уже проблемы.

– Блин, хорошая моя, – подруга почему-то перешла на жалостливые интонации, Ася даже не успела перестроиться и опешила. – Тебе так плохо, да?

– С чего ты решила? – может, у Натахи с беременностью открылись телепатические способности, мало ли, чего там бывает на гормональном фоне?

– Я слышу. Ты в нос говоришь.

– Наталь, я простывшая просто.

– Ну, простывшая, так простывшая. Значит, пей таблетки, чтобы поскорее вылечиться, – чтобы она так просто уступила – это прямо нонсенс. Не выпытывала, не расспрашивала, не вытягивала, становясь попеременно то полицейским плохим, то хорошим.

Правда, из этого могло следовать, что именно сейчас она стоит у нее под дверью и тянется к звонку… Три. Два. Один…Звонок в дверь.



19

Ася вздохнула, нажала на отбой и без лишних вопросов открыла. Но за порогом обнаружила не Натаху, а Сергея. Тот смущенно перетаптывался, будто школьник на ковре у директора, не зная, куда деть руки. И смотрел виноватой дворнягой.

– А Алексея можно?

– Его нет. Он ушел, – Ася надеялась, что ответ прозвучал нейтрально.

Сергей кивнул. И это движение как-то особо выделило его тонкую длинную шею – точно мальчишка-переросток, гусенок. Какие-то у нее на нервной почве пошли зоологические сравнения.

– А вернется когда?

– Видимо, никогда, – девушка не стала ничего выдумывать, голова не работала, да и смысла особого притворяться больше не было, пари парень выиграл, получит свои сто тысяч и приедет забирать жену Женю из роддома на своей машине. Нормально.

Парень охнул, словно ему дали под дых. Постоял, облокотившись на косяк, кусая губы. Потом нахмурился и будто решился на что-то.

– Мы можем поговорить?

– Про девочку Катю семнадцати лет? – Ася улыбнулась, получилось, словно строчка какой-то старинной песни.

– Ага, – кивнул Сергей.

– Разве это что-то изменит?

– Изменит!

Ох ты, какой уверенный. С такими интонациями лет пятьдесят назад играли комсомольцев и строителей коммунизма, но этот мальчик оказался не в своем времени, поэтому работает санитаром в больнице. Однако Ася посторонилась, пропуская его.

Опять же зачем? Смысл? Малышев от этого не вернется, не станет ее мужем. Это Марине следовало сейчас пытаться его понять, не ей. Она ж не писатель, чтобы нанизывать на ниточку памяти чужие истории.

Чебурашка не стал далеко проходить, остался на коврике. Потоптался. Дальше Ася не приглашала. Хватит, лимит гостей исчерпан. Хочет поговорить, пусть выкладывает все прямо тут, без лишнего комфорта, может не будет повода историю затягивать.

– Генка знаете почему злится на Алексея? – Сергей заглянул девушке в глаза, как в воду нырнул.

Сказать прямо сейчас, что Асе наплевать? Перечеркнуть эти несколько дней, пока они не переросли в недели, годы, пока не слишком жаль и можно легко забыть? Но промолчала.

– Катя – это одноклассница Генкиного сына. Они встречались какое-то время, потом расстались. Ну, дети же. И этот балбес бросил школу в десятом, посреди года. Генка ругался. Вся больница знала. Потом та авария. Привезли на скорой ночью. Кровища. Никто толком ничего не понял. Вроде бы Катю привезли на вечеринку, где Генкин сын был. Вроде бы девчонка психанула, стала ловить попутку, чтобы уехать. Остановился байкер. А Генкин сын устроил погоню. Представляете, во вдатом состоянии, без прав, на машине чьего-то там бати. Ну, и… Байкер погиб, Катю собрали. Алексей собрал. И жить уговаривал. Она считала, что теперь со шрамами никому нужна не будет. Потом, вроде бы как, поверила, вылечилась более-менее, прицепилась, как собачка, после выписки стала приходить каждый день. Алексей гнал. А Катя стала полы мыть, утки выносить. В мед поступать хочет. Генка… Он просто… Вот такой. Сына ему жалко, и тот у него всегда прав.

– А если ты знал, что он такой, чего же спорил?

Ася чувствовала просто усталость. Вот все надоело! И Чебурашка этот глупый на пороге! И сама ситуация! Проснуться бы, и понять, что все это сон. Что Ася устала от переезда, а мозг и рад был наконструировать такой чепухи.

Сергей снова опустил голову, руки сложил в позе футболиста. Кивнул. Еще бросил бы «Виноват» до кучи – но это уже другое кино.

– Я не жена Алексею. Не была никогда. Просто случайная знакомая. Его настоящая жена съехала отсюда, а он даже не знал. И адвокат Алексею не нужен, – признания вылетали, как из пулемета. – Геннадий нарывался, чтобы его поставили на место, когда поспорил, поэтому не будьте дураком, о том, что узнали – ему ни слова. И думайте в следующий раз о Жене, – Ася похлопала парня по руке.

После всего сказанного стало ощутимо легче. Даже немножко смешно смотреть на физиономию Чебурашки. Наверное, у того в голове сплошная поломка выстроенных теорий. Надо же, Малышев говорил, что Сергей детдомовский, а такой наивный, по сути. Стоял, зависнув, с открытым ртом и распахнутыми глазами. Потом извинился раз десять и ушел.

Ася закрыла за ним дверь. Выключила телефон. И легла спать.

Но проворочавшись около часа, поднялась с тяжелой головой – сказалась истерика. Надо встать, выпить таблетку и надеяться, что сон придет, а боль отступит. Впотьмах добралась до кухни, попробовала включить свет, но почему-то он не включался. Ничего, найдет лекарство и так, тем более, глаза уже почти привыкли…

За столом сидела женщина. Вполоборота к окну. Ася сразу ее узнала – Марина. И совсем не удивилась. Замок же старый, дубликаты ключей, наверное, остались. Узнала, что ее разыскивают и пришла. А что девушка не слышала ее прихода, так значит заснула все-таки на какой-то момент.

– Здравствуйте!

– Доброй… ночи! – Марина усмехнулась, Ася не видела, но слышала по голосу.

– Вы опоздали.

– Да? А я куда-то спешила?

Она была удивлена. Ася тоже. Зачем же Марина тогда здесь?

– Хотя, я, конечно, всегда спешила, – подумав, выдала бывшая хозяйка квартиры, – уехать из дома, выйти замуж, развестись, любить, получать подарки и тратить деньги. Кажется, это называется тяга к жизни и авантюрам. Говорят, что это заболевание. Не слышали?

– Нет, – призналась девушка, разговор получался странным.

– А где Малышев?

– Он ушел.

– Да, – она кивнула, на фоне окна это было хорошо видно, – был блаженным, таким и остался, не переделаешь. Он ведь ничего вам про меня не рассказал?

Ася помотала головой.

– Артурик рассказал, – она не спрашивала, утверждала. – Уж, он умеет. Во всех красках. Со всем ущемленным самолюбием.

Марина, казалось, задумалась. Потом достала сигареты, зажигалку.

– Можно?

Ася рванула было открыть форточку, но бывшая хозяйка квартиры ее опередила.

– Вы не поверите, как мне нравилось мучить Малышева. Я прямо кайфовала от этого! Он весь такой правильный и хороший мальчик, бабушкин внук, талантливый хирург… И я, из деревни Тьмутараканово, – она говорила, казалось, вместо вздоха делая только затяжки. – Знаете, как женщина, которая не любит, может мучить мужика, который прямо тонет в своей любви! Я только ради этого спуталась с его другом. Тот еще козел оказался.

У чувства вины, оказалось, был запах – вишневый, немного пряный, сладковатый. Смесь духов, сигаретного дыма и ночного воздуха. А еще дождя, уныло барабанившего по подоконнику.

Ася не могла понять, зачем эта исповедь? Чего хочет Марина? Не перед ней надо все это объяснять, а перед Алексеем. Позвонить, извиниться, отдать деньги, в конце концов!

– Малышев – чемпион по побегам. Сбежал от меня. Сейчас рванул от вас.

– Не рванул, просто ушел, – возразила девушка. – Зачем ему от меня сбегать? Я ему никто. А вы – жена.

– Бывшая, – пропела Марина. – А вот от вас он именно сбежал, – теперь она смотрела прямо на Асю. – Уж, поверьте, я знаю. Теперь мне многое понятно. Про одиночество. Про любовь. Про вас. Про Малышева. Про себя. Ведь, когда он сюда засобирался? Когда я летела с деньгами: ту-у-у-у…, – Марина показала рукой, – жаль, с моста. Но я в самый последний момент искренне пожалела этого спринтера. Никого не пожалела. Ни себя. Ни того, к кому спешила. Ни эту жизнь долбаную! Его! Малышева! До спазма пожалела, вот здесь, – женщина стукнула себя по груди и закашлялась.

У Аси пополз холодок по коже. Она уже ничего не понимала. Вообще ни-че-го! И в конце концов, почему не включается свет!!!



20

Шаря руками по стене в поисках выключателя, девушка вдруг поняла, что лежит у себя в постели, а не сидит на кухне. Марина – сон. Настолько явный, что даже сейчас ощущался запах сигарет, с вишневым оттенком. Ася даже прогулялась по квартире, проверила, что никаких гостей нет. Разумеется, никого не оказалось. Вот дождь лил на самом деле. Брякал по подоконнику.

Голова не болела, но была чугунной. Хотелось сжать виски и сидеть, ничего не делая. Но девушка заставила себя вымыть посуду, до этого просто сложенную в раковину, и подмести полы. Бабушка всегда говорила, что если кто-то ушел, а ты убираешься – закрываешь ему дорогу назад. Получается, что все, дорога Малышеву закрыта.

Правильно. Нечего ждать, надеяться. Просто не пришел срок для настоящего чувства. А какое тогда – настоящее? Вот у Марины было настоящее? Или нет?

Ася включила мобильник и вышла в сеть. Вбила в поисковик «Происшествия. Авария. Машина упала с моста» и, попутно ругая себя в глупости, принялась листать ленту. Чужие искореженные машины. Поломанные судьбы. Жертвы и счастливо выжившие. Сердце замирало, что вот еще одна сводка, вот еще фотография – и мимо. Наконец, чувствуя, что ее просто основательно колотит, девушка отложила телефон.

– Я. Схожу. С ума, – сказала громко и четко.

Это просто нервы. Переработка мозгом впечатлений. Суеверия – это для более ранних веков. Оккультизм и явление призраков – тоже. А устойчивый вишневый аромат – просто курил кто-то на балконе.

Но логические доводы разбивались елочными игрушками. Неконтролируемый панический ужас был тем самым котом, который мягкими лапками сшибал их с упругих веток разума.

Ася обхватила себя руками и заходила по комнате, пытаясь согреться. За окном уже начинало светлеть. Рассвет пробивался робкими лучами. Наверное, солнцу точно известно, где Марина. И ветру. Но не спросишь же. Это у Пушкина царевичу Елисею отвечали, в сказке.

Ася снова схватила мобильник, и отгоняя от себя мысли, что сейчас пять утра, принялась звонить Малышеву.

– Да? – он ответил сразу, словно ждал ее звонка.

– А с чего вообще ты решил вернуться?

Девушка была готова, что он отключится, скажет, что это не ее дело, возмутится. Но Малышев просто молчал, так долго, что Ася даже решила, что это связь барахлит, но с ней все оказалось в порядке.

– Не знаю. Почувствовал, что мне надо сюда, – выдал, наконец.

– Сюда? Не к Марине?

Да, Ася – идиотка! Она не умеет задавать вопросы. Или спрашивает не то. Но ее не переделать. Она такая, какая есть. И Малышев был таким, каким его не любила Марина.

– Да, – он буквально коротко выдохнул в трубку.

Асин телефон пискнул и разрядился. Как всегда. А зарядка – опять не понятно, где. И искать ее сейчас совершенно бесполезно, потому что у Аси каша вместо мозгов, а она плохо проводит нейронные связи, те блуждают непонятно где и не получают отклика.

Осталось сесть в кресло. И попытаться успокоить рвущееся наружу сердце. Дышать спокойно, ровно. Вдыхать носом, выдыхать через рот. Долго. Пытаясь поверить, что все, что твориться в последнюю неделю действительно происходит, даже самое необъяснимое. Верилось с трудом.

Читая подобное в интернете, Ася всегда думала, что у автора разыгралась фантазия. Не спорила, конечно, чего спорить. Но и не верила. А тут сама оказалась героиней полумистической истории.

Звонок в дверь всполошил девушку еще больше. Кто бы это был с утра пораньше? Наташка в это время еще спит, ее Кирилл маленький совенок, подруге повезло. Соседей Ася не топит, разве что слезами. А маньяки промышляют больше вечерами.

Открыла, не спрашивая. И остолбенела.

– Приветики? Не ждала?

Точно. Не ждала. Душевное смятение сменилось паникой. Как он ее нашел? Откуда адрес узнал? А как же его девица, указывающая пальчиком на покупки? Захотелось сказать что-то резкое и колкое, но все слова вылетели из головы напрочь. Кажется, вечером Ася думала, что хуже быть не может, но оказалось, очень даже может. Настолько хуже, что и представить нельзя.

– Влад, уходи, – девушка не знала, сказала это вслух или только мысленно.

Потому что он скинул ботинки и пошел по квартире, не обращая внимания на Асю. Брезгливо отпихнул тапки. Заглянул в спальню.

– Ты же хотела, чтобы я вернулся? Давай, встречай гостя. Где хлеб-соль? – говорил сквозь улыбку, но в ней виднелся оскал.

И Ася цепенела. Погружалась в ледяной плен. Без права на спасение.

– Не хотела, – сделала она новую попытку.

– Чего? – он подошел и схватил рукой за подбородок, больно впился пальцами.

Ася тряхнула головой, пытаясь освободиться.

– Уходи, Влад, – как ни странно хватило сил сказать ровно, без дрожи в голосе.

Но он, словно голодный зверь, видимо, чувствовал ее страх другими органами, не слухом. Ноздри раздувались, зрачки расширились настолько, что не было видно радужки.

– Я пришел на новоселье. Я же твой единственный, как же без меня. Кто тебе поможет? Кто тебя приголубит? – теперь Влад схватил ее за запястья, намеренно причиняя боль.

– Помогай в другом месте, – прошипела Ася.

– Не-а, – Он начал оттеснять девушку к кровати. – Только после подарка. Ты ведь ждешь от меня подарка?

Девушка вырывалась, стараясь не тратить силы на крики и споры. Сейчас главное – просто освободиться от захвата. Потому что Владу нельзя поддаваться. Нельзя уступать. Иначе – только бросать все и бежать-бежать-бежать до границы и дальше. Здесь не квартира его тетки, где Ася боялась чего-то разбить или поцарапать.

Надо было прикупить какую-нибудь вазу потяжелее. Тогда бы девушка точно изловчилась, чтобы опустить ее на голову Владу. Но вазы не было.

А он уже почти повалил Асю. Распаляясь с каждой секундой, издавая какие-то животные звуки, наслаждаясь тем, что в очередной раз может унизить ее. Только быть его жертвой Ася не собиралась. Она одной освободившейся рукой схватилась ему за волосы и дернула, в пальцах остался клок. Влад зашипел и ударил девушку.

– Ах ты, с-су…

Не договорил. Ася в первое мгновение не поняла даже, что произошло. Влад рухнул вперед, невольно повалив ее на кровать. Девушка отпихнула его и вскочила на ноги.

– Там дверь была открыта, – Малышев казался почти спокойным.

Подумаешь, дышит, как после забега. И гвоздодер в руке. И взгляд исподлобья – на Влада. А потом на Асю – уже обеспокоенный.

– Боже, – шепнула девушка.

– Не, я обычный смертный, – улыбнулся Алексей и сграбастал ее в охапку.

Ася погрузилась в его объятия, вдохнула запах и всхлипнула. Но, видимо, слезы закончились. Их просто не было. Или теперь не было повода плакать.

– Тише, – Малышев погладил ее по спине и невесомо целовал в голову. – Кто этот гаденыш?

– Год назад я думала, что его люблю.

– Думала?

– Нам всем свойственны ошибки, – Ася вздохнула. – Сначала я терпела, когда он подшучивал надо мной. Когда это перешло в унижения и издевательства, решила, что с меня хватит. Мне пришлось съехать с квартиры его тетки. Но Влад не отставал. Тогда я обратилась в полицию. Заявление они не приняли, но он струхнул и оставил меня в покое. Хотя какое-то время я надеялась, что он хотя бы извинится, – девушка смутилась своей наивности. – Ты не убил его?

– Жаль, что я не ударил сильнее.

Влад заворочался на кровати. Он простонал и потрогал рану на затылке. Перекатился и глянул на Малышева.

– Я тебя засажу, – прошипел злобно. – Ты кто вообще такой?

– Я-то муж, а вот ты кто?

Алексей немного отстранился от Аси. Взглянул на гада, как бритвой порезал, и передернул плечами. В каждом его движении чувствовалась какая-то львиная мощь. И девушка теперь знала, что больше ей бояться не стоит. Малышев пришел. Угрюмый, но трогательный. Хороший бабушкин внук. Талантливый хирург, собравший где-то далеко девочку Катю после аварии. Спринтер, по словам Марины из сна. И в углу Асиной квартиры поселятся мохнатые медведи. А на балконе – рюкзак.

Влад проматерился и ушел.

– А ты как вообще сюда-то пришел? – уткнувшись в грудь Малышева пробормотала девушка.

– У тебя вырубился телефон. И я не успел ответить, что мне кажется, что я ехал сюда к тебе.

Наверное, Ася – дура. Она поверила.



Эпилог

Темно. Ни фонарей, ни звезд на небе. Моросил мелкий противный дождь. Слякоть Марина не любила, ей хотелось солнца и моря. Скоро у нее будет и то, и это, и еще что-нибудь в придачу. А то и кто-нибудь. Побогаче всех, кто был до сих пор.

Или нет, никого не надо. Марина просто отдохнет. Загорит. Наберётся сил. Надоели ей все Виталики, Вадики, Мишани, Артуры, Димы. По сути, все они одинаковые, вне зависимости от толщины кошелька, амбиций и должности. Предсказуемые, и не интересные Марине. Наверное, один Малышев ото всех отличался. Только у него как раз ни кошелька, ни амбиций, ни должности – тоже скучно. Так что теперь женщина даст себе отдохнуть от всего мужского племени. И насладится обществом поистине потрясающего человека – самой себя. Она хмыкнула от своих мыслей.

Но сначала надо разобраться с навигатором, который завел ее не пойми куда, не иначе, тоже мужик. Марина вышла из салона. Поежилась и пошла вперед по насыпной дороге.

Метров через сто обнаружилась речка и древний мост. Кажется, женщина поняла, где находится. Черт! И как ее угораздило оказаться на этой стороне, если ей надо быть на той? Дебильный навигатор! И телефон – дебильный, разрядился в самый неподходящий момент, а зарядку она забыла положить! Сегодня вечером против Марины взбунтовались все гаджеты.

Ну, ничего. Она тоже не промах! Не зря же ходила с Димасиком на экстремальное вождение. Да, для нее проехать этот мост – раз плюнуть! Главное, ровно руль держать.

Марина вернулась в машину. Повернула ключ зажигания и вдавила в пол газ.




Фант на счастье













1 Амбивалентность[1 - двойственность восприятия]

– Что достается этому фанту – правда или действие? – Яна Ольховская опустила руку в кувшин и обвела взглядом сивиллы всю компанию.

– Действие! Правда! – ребята загалдели почти одновременно, перекрикивая друг друга, потому что возбуждение уже перешло те границы, когда стараются говорить не перебивая и спокойно.

Впрочем, это никого не смущало, в конце концов, третий курс. Общие преподы, зачеты и курсовые, пересдачи, сессии и капустники, симпатии и влюбленности – всегда сближают. Трое из ребят даже раньше учились в одной школе, а после умудрились оказаться в одной группе. Пашка Михеев с Толиком Майоровым жили в одной комнате в общаге с самого первого дня – фактически, родственники.

В общем, группу можно было назвать дружной. Особенно в моменты сборов на квартире признанной парочки – Дианы и Валерки – которые с конца первого курса находились на грани взрослой семейной жизни, и каким-то чудом уговорили родителей на отдельную жилплощадь неподалеку от универа. Разумеется, собирались не то, чтобы часто. Но и не редко. Закупали пельмени, майонез, чипсы, сухарики, кетчуп, заказывали пиццу, заправлялись чем-то горячительным по вкусам – и вперед! Не все же учиться, учиться и учиться, как завещал социалистический некто. Надо и расслабиться иногда.

– Не-не! Баста, карапузики! – заорала Ольховская, перекрикивая всех. – Так не пойдет! Считаю голоса, кто за что! Джастин?

– Правда, – Пашка с кликухой Джастин был личной симпатией нынешней ведущей, поэтому не мудрено, что первое слово она дала ему.

Тот знал, что нравится Янке. Строил глазки. Отправлялся в путешествия по аппетитным формам (и не только визуальные) и был не против задних рядов в кинотеатре. Короче, пользовался. Хотя, что лично он испытывал к девушке – была тайна за семью печатями: в любви не признавался, о своих чувствах никому не распространялся.

– Раз, – Ольховская улыбнулась, почувствовав на своей пятой точке горячую руку. – Клава?

– Давай, действие, – флегматично протянула Клавдия.

– Жека? Лена? Деня? Окси? Ди? Толик? Самат? Ксю? – Ольховская называла каждого и загибала пальцы.

Пока правда и действие шли ноздря в ноздрю. Остался лишь почти муж хозяйки квартиры Дианы – Валера.

– Лерк? Ну? – прищурив глаза, проговорила та.

Валере ничего не осталось, как поддержать ее:

– Правда.

– Этому фанту выпадает правда! – возвестила сивилла и достала свернутую бумажку. – Самат! – потом потянулась к тарелочке с вопросами, прочитала про себя, недовольно надула губки, вздохнула, но, в итоге, выдала. – Саматик нам поведает, кто из нашей компании больше всех ему нравится!

Наверняка, Ольховская надеялась, что этот фант выпадет Пашке-Джастину. Пожалуй, она уже вплотную подошла к тому периоду в отношениях, когда хочется какой-то конкретики, и составляя вопросы рассчитывала на это. Но вопрос выпал совсем другому.

– Из нашей? – Самат застенчиво опустил глаза с почти девичьими темными ресницами.

– Нас чужие не интересуют, – бравировала Янка. – Но если ты скажешь, что это я, никто тебе не поверит!

– Почему это? – откровенно удивился Денис.

– Ребя, одиннадцать лет в одном классе, потом два с лишним года в универе – это почти инцест.

– Мне Ксюша нравится, – проговорил скороговоркой Самат.

– Йе-е-е! – захлопала Ольховская.

Разумеется, никто такой бурной реакции не поддержал, но и не поверил особо в искренность ответа. Даже Ксюша. Та просто кукольно похлопала глазками и послала парню воздушный поцелуй. Ни для кого не было секретом, что даже сегодня Самат пришел сюда только исключительно по привычке, а так предпочел бы встретиться с Инной с юридического, но то ли та еще не созрела для стабильных отношений, то ли он.

– Играем дальше?

Согласились. Но без воодушевления. Всем всё уже поднаскучило в этих фантах. Уже и стихи рассказывали, и признавались, сколько сексуальных партнеров имели, и изображали эксгибициониста в переполненном автобусе, и… Много чего. У Ольховской была бурная фантазия, а сегодня ей дали карты в руки.

– Что этому фанту?

– Действие, действие… – На этот раз компания оказалась единодушной, возможно, сыграло свою роль псевдо-признание Самата.

В конце концов, они не на шоу-миллион, где за откровенный ответ ты получаешь материальную компенсацию. Собственно, и особых тайн у ребят друг от друга не было, какие такие страшные тайны могут быть в двадцать лет?

– И этот фант у нас – Валерий! – Яна почти профессионально играла паузами и на нервах. – И он должен потереть живот соседу справа триста раз, со словами «Хотэй мой, ненаглядный, исполни мое желание»! И без смеха, – уточнила она.

– Почему именно триста? – зевнув, поинтересовался Пашка.

– Потому что такая примета, или как называются китайские верования.

– Давай, хотя бы десять.

– Ну, ладно, – согласилась Ольховская.

Справа к Лерке прильнула Диана, и наблюдать, как он массирует ей животик было не столь смешно, как звучало в задании. Парень справился на ура. Валера и триста раз бы потер, а Диана его желание исполнила, но не при гостях же. Сцена, пожалуй, и без того получилась слишком интимной, потому что потом голубки тут же принялись целоваться, заставив прочих отвести взгляд на обои, мебель, какую-то загадочную деталь за окном.

Толик при этом смотрел на Оксану. И происходило волшебство: нежная щека покрывалась румянцем ровно там, где пробегал его жадный взгляд. Девушка глаз не поднимала, значит просто чувствовала. И непонятно, о чем думала в эту минуту. Может быть примеряла на себя происходящее с Леркой и Дианой. Может просто так сидела.

Хотя, в общем-то, и Толик, и Оксана вели себя вполне для них самих привычно: играли в гляделки-смущалки. Недаром ведь вся группа уже больше года шипперила их вовсю. Стоит встретиться в столовой, угостить шоколадкой, погулять в парке вдвоем – все, разговоров и подшучиваний на неделю вперед. Про звонки друг другу по телефону Оксана и Толик вообще старались не распространяться, потому что тогда бы их точно наперед поженили. Хотя что такого в тех звонках было? Привет-пока, что задали.

А встречаться стали без году неделя как. Малышовый период. Конфетно-букетный. До сих пор только за ручку держались, пока Толик позавчера не поцеловал Оксану после кино. Поцелуй, сначала легкий, постепенно стал довольно настойчивым и глубоким. Пожалуй, девушка даже немного опешила. Отвечать отвечала. А вот особого какого-то удовольствия, наверное, не получила. Может всегда так, когда тебе дают то, что ты сам еще не решил точно – нужно ли.

– Окси! Ты чего? Выпала? – задорный голос Ольховской прорвался в Оксанины раздумья.

– Да? – она тряхнула головой и смущенно улыбнулась. – Я что-то пропустила?

– Пропустила, – почему-то немного механически ответил Толик. – Ты следующий фант.

– И?

– И должна будешь обнять первого парня, которого встретишь утром перед универом, – кажется Майорову это задание совсем не понравилось, он наградил Янку таким взглядом, что будь в нем хоть толика магии, та бы рассыпалась на нано-частицы.

– Ну, первым из парней, скорее всего, я встречу тебя, – попыталась разрядить обстановку Оксана.

– Антипина, свои парни не считаются. Надо обнимать чужого, – почему-то зло сообщила Лена Григорьева. – А, чтобы ты не отмазалась, мы проследим. И помни, что отказ выполнять задание стоит денег.

Оксана фразу насчет денег посчитала фигуральной и не поняла агрессивной реакции. Может Лене показалось несправедливым, что ей достался фант рассказать о своей эротической фантазии, а кому-то другому – «всего лишь» обнять постороннего парня? Да, каждому свое. Оксану предстоящее действо смущало.

– И последний фант достается Майорову, – улыбнулась, не обращая ни на что внимание Ольховская. – Что делаем? Спрашиваем?

Толик перехватил бумажку с вопросом, развернул, мгновенно смял и покраснел:

– Нет уж, лучше действие.

Янка хмыкнула, но спорить не стала, впрочем, как и все остальные. Тем более, на улице уже порядком потемнело, все вкусняшки уже закончились, пора было честь знать, оставить Диану и Валерку наслаждаться друг другом.

– Тогда ты, – Ольховская развернула бумажку, – ха-ха! Поцелуешь завтра девушку, которая будет стоять под мемориальной табличкой, когда ты подойдешь к универу. Прикинь, Майоров, вы точно с Антипиной парочка!



2 Бессознательное

Добирались до дома Оксаны почти молча. Толик сначала отпускал какие-то шуточки, но, заметив, что девушка все чаще отвечает короткой улыбкой, забросил это дело. Просто деловито шагал вперед, поглядывал по сторонам, и вроде бы не думал ни о чем особенном. При порывах ветра, ерошившего светлые волосы, поджимал плечи и прятал подбородок за поднятым воротником серого пальто.

А Оксана никак не могла выбросить из головы сегодняшние фанты. Безбашенность Ольховской поражала. Ребята, явно, затупили, сделав ее водящей и дав все карты в руки. Вопросы и задания пахли откровенным издевательством. Конечно, Янка привыкла быть всегда и везде на коне, не важно, каким способом. Пацанка. Маленькая разбойница. Вот и ставит вечно над всеми опыты – от скуки, чтобы развлечься. Заставляет вывернуться наизнанку, переступить границы, особенно тех, кто готов поддаться.

И ведь все у Ольховской получается! Хотя, чего стоит просто остаться собой? Отказаться от провокации? Не ломать себя, не играть навязанную роль? Это ведь всего лишь игра! Фанты! Почему Оксана должна обниматься с незнакомым парнем, а Толик – целовать первую встречную, если эти действия всем претят? Они взрослые люди. Им по двадцать лет. Должны думать своей головой, а не выполнять прихоти озабоченной девицы.

С каждым шагом мысль только крепла в голове. Оставалось придать ей форму весомых аргументов, чтобы Ольховская не вывернула все в свою пользу – и супер!

Под козырьком подъезда Толик прижал Оксану к стене, обхватил за талию абсолютно свойским движением и спросил:

– Ну что, целовашки-обнимашки будем делать? – фривольные действия противоречили холодной интонации, взгляду с прищуром под нахмуренными бровями.

Каким-то чутьем девушка поняла, что фраза не относится к их с Толиком отношениям. Даже захотелось провести пальцами по лицу парня, снять это ледяное выражение, будто некстати прилипшую паутинку, но Оксана не осмелилась и просто предложила:

– Может, ну их, эти фанты?

Он отвернулся в сторону и хмыкнул:

– А-то ты не знаешь Ольховскую! Она же не отвяжется! И кто ее вообще допустил водить, озабоченную? Поцеловать девушку, под мемориальной табличкой! Прямо эротическая фантазия, ха-ха-ха.

Напряжение Толика выплеснулось каким-то вихревым потоком: закручивает-закручивает по спирали, а потом возьмет и расплющит. И чего он так разнервничался? Тем более, если хорошо подумать, всегда можно найти лазейку.

– Поцелуешь в щечку. Скажешь, что празднуешь день поцелуев, например, – продолжила размышлять, но теперь уже вслух Оксана.

Толик отстранился, достал смартфон, загуглил чего-то, потом капризно оттопырил губу. Это выражение, больше свойственное маленькому мальчику, ему не шло. Тем более, что оно наложилось на общую его нервозность, как размытый грим.

– Сейчас не июль, а октябрь, – выдал разочарованно.

– Не поняла?

– День поцелуев в июле, – Толик словно обвинил ее.

Можно подумать, Оксана должна помнить все эти событийно-стихийно-шуточные праздники. Предложила просто, и все. Не задумываясь.

Но девушка решила быть терпеливой, предложила мягко, без обиды:

– Ну, придумай что-то другое. Или вообще откажись. Боишься, что на счетчик поставит?

В конце концов, ей тоже совсем не улыбалось выполнять задание Ольховской. Как это будет выглядеть? Подойти к первому встречному парню и обнять его. А как же личные границы? У каждого человека они свои, но не меньше сорока сантиметров, только самым близким дозволяется их нарушать. А тут, получается, и Оксана вторгнется на чужую территорию, и на свою пустит.

Толик склонился к ней, как старатель в Клондайке, забивая свою метку поцелуем, требовательным, даже жестким, больно куснув губу. В придачу, его рука нахально скользнула девушке под пальто, расстегнув нижние пуговицы. Оксана отпрянула рыбкой, насколько позволила стена позади, поставила ладони на грудь парня. Ей не нравилась эта его напористость, эти качели в проявлениях чувств, эта показательная страстность.

– Холодно, – пояснила тихо. – И соседи увидят, болтать будут.

– А обнимать, значит, никто не увидит? Мы только начали встречаться, а для тебя уже никаких проблем обнять кого-то другого?

Оксана озадачилась услышав обвинения – она же ничего еще не сделала. И будет делать или нет – понятия не имеет. Да, и в конце концов, это не Оксанина инициатива – обниматься с чужим человеком. Толик же сам отказывается от единственно верного взрослого решения не поддаваться на провокацию Ольховской, но в то же время строит из себя глубоко оскорбленного в своих лучших чувствах человека.

– Толя, я ведь сразу предложила забить на Янкины задания. И пусть прыгает вокруг и требует, как собачонка – ее проблемы, не наши, – сказала, старательно загоняя внутрь обиду.

– У тебя есть лишние деньги? – недовольно вскинул голову парень. – Я играл уже, знаю, сколько будет стоить саботаж.

– И сколько? – Оксана, действительно, была не в курсе, потому что на подобные тусовки ходила очень редко. И в этот раз бы пропустила, если бы Толик не принялся убеждать, что раз уж они встречаются, значит, надо держаться друг друга.

– Десятка. На общий стол, – сказал, будто выплюнул.

Много.

Но все равно девушка не понимала упрямства Толика, каждый человек вправе решать, что ему делать, что нет, ведь только ему придется отвечать за его поступки, а не кому-то другому. Как любила говорить мама Оксаны в детстве: «А если все из окошка начнут прыгать, тоже прыгнешь?» – вот и тут та же самая ситуация. Безобидная смешная игра в фанты сегодня превратилась в разгул эротических фантазий Ольховской. Похоже, Янка посчитала это проявлением взрослости. А на деле – пик пубертата.

– Можно ведь и не сдавать, – Оксана сама не поняла: спрашивает или утверждает.

– Ксан, это мои друзья.

– При чем тут это? – она посмотрела с вызовом.

Скрестившиеся взгляды разыгрывали дуэльную партию, так и казалось, что вот-вот послышится звон шпаг или эхо выстрелов. Призраки звуков витали рядом, действовали на нервы, оголяли их. Навевали решение. По мнению Оксаны, единственное возможное – отказаться ото всего. Остаться собой. Не поддаваться на шантаж. Никто не вправе заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. А если это друзья – тем более.

– Ну, ладно, до завтра, – вдруг закруглил разговор Толик.

Оксана так и не поняла, что он решил: поцелует незнакомку или нет. А вот ее саму парень одарил коротким, почти братским поцелуем. Впрочем, такой, пожалуй, девушке больше пришелся по вкусу, чем предыдущий. Прикушенная губа болела. Наверняка, останется синяк. Хотя зеркало в лифте не отразило ничего особенного, никаких сомнительных отметин.

Дверь в спальню родителей была закрыта. Из-под двери пробивалась полоска света, но это ничего не значило: в равной степени могли дожидаться возвращения блудной дочери, а могли и спать, просто забыв выключить прикроватный светильник – поэтому Оксана на цыпочках пробралась сначала в свою комнату, где быстро переоделась в домашнее, а потом на кухню.

На столе стояла заботливо прикрытая салфеткой тарелка с несколькими кусочками домашней пиццы. Значит, опять мамина диета накрылась медным тазом, потому что на работе завал и нервы, и мама хочет побаловать себя вкусненьким.

Ну, для Оксаны и папы такой срыв – праздник живота. Тем более, мамин лишний вес – исключительно у нее в голове, но переубеждать бесполезно. Легче смириться, как с непогодой.

Девушка с аппетитом надкусила кусочек: вкусно! Каждый рецептор выбросил залп салюта и возрадовался. Кабачки и овощные салаты уже надоели. А Оксана и папа считали, что маму в ее борьбе с лишним весом надо поддерживать, поэтому ели, что и она, да и готовить самим было лень, если честно.

Но пицца! Пицца! Это – святое!

Пропиликал телефон. «Что делаешь?» – прилетело сообщение от Толика. Продолжать спор ни о чем не хотелось. Поэтому Оксана поначалу решила проигнорировать и даже отключила звук, но потом не выдержала и ответила: «Ем». «Не поздновато ли? Смотри, станешь толстой – разлюблю». Девушка чуть не подавилась. От папы такого точно даже ожидать было нельзя после двадцати одного года совместной жизни с мамой, а Майоров уже норовит устанавливать свои порядки. Даже сразу в голову не пришло, что написать в ответ.

Тем более, на кухню пришла мама, заспанная, в распахнутом халате, накинутом прямо на ночнушку.

– Хоть разогрела бы, – сказала, зевая.

– И так вкусно! – похвалила Оксана, с радостью откладывая телефон.

– А я подумала, чего это я вас голодом морю. Решила побаловать, – улыбнулась мама, потрепала дочь по голове, как маленькую, и села напротив.

Сонная, такая теплая. У девушки даже что-то защемило в душе, когда вдруг подумалось, что скоро ведь придется выходить замуж, и тогда не будет этих вечерних посиделок, этого задушевного молчания. Цена взрослости. Неоправданно высокая. Понятно, что замужество – в далеких гипотетических планах. Но детство-то все равно уже закончилось, и юность подбирается к концу, когда ты купаешься в родительской любви и согреваешься в их объятиях, оттаиваешь от обид и просто забиваешь на проблемы.

Оксана положила свою руку на мамину ладонь, словно протянула мостик в прошлое, когда можно было идти за ручку, задавать нелепые вопросы, и не задумываться, что тебе подкинет завтра.

– Все хорошо? – поинтересовалась мама.

– Ага.

Не хотелось вспоминать ни фанты Ольховской, ни тягостное давление Толика. К чему это? Тем более, не зря психологи говорят, если тебя волнует какая-то проблема, просто отпусти ее, мозг сам найдет решение и преподнесет на блюдечке с голубой каемочкой. Оксана в это верила, и надеялась, что и в этот раз прокатит.

– А у тебя?

– Тоже, – ответила мама и потерла глаза. – Пойду я спать. Долго не рассиживай.

– Чай допью, приму душ и лягу, – пообещала девушка, уповая на то, что утром в голове замаячит решение, как правильнее поступить.



3 Валентность[2 - эмоциональная значимость последствия поведения для личности, его аффективная привлекательность, ценность]

Во сне Оксана решала и решала у доски примеры, а они не кончались. Вот уже вроде бы казалось и все, но появлялся новый. Бесконечные формулы уже должны были опоясать землю. Потели руки. Мел крошился в пальцах. Место на доске заканчивалось и приходилось то наклоняться, то тянуться наверх. Каждый свободный миллиметр заполняли крошечные цифры. А самое неприятное оказалось, что когда девушка оглянулась на класс – никого за спиной не оказалось, и за учительским столом – пусто. То ли все разошлись, не дождавшись решения, то ли никого и не было.

Вот тебе и раз. И как понять, что за ответ подкинул дорогой мозг на поставленную задачу? Или ничего он не подкинул, потому что Оксана как-то неточно сформулировала запрос?

Но вчерашняя неразрешимая проблема: обнять какого-то гипотетического юношу – уже не казалась такой невыполнимой. Вон, в сказках замуж выдавали за первого встречного, и вполне себе счастливо. Вспомнить, к примеру, «Короля Дроздоборода». Реальность, конечно, не сказка, но ведь и Оксане не замуж выходить. Пусть Толик нудит, если так ему хочется!

Быстренько покидав тетрадки для лекций в сумку, выскочила на остановку. Там уже подремывала, стоя, как лошадь, Полина Евлантьева – закутанная по уши в оранжевый снуд, с огромными наушниками, яркая, под стать октябрьским краскам. Если не знать наверняка, то и не предположишь, что тише этой девушки, наверное, на курсе никого не было. Она не прибилась ни к одной группе, на переменах сидела обособленно в сторонке, или слушала что-то, или рисовала в скетчбуке, или делала и то и другое вместе. Но с Оксаной Полина общалась. Даже заговорила первой, приметив, что каждый день уезжают с одной остановки, еще на первом курсе.

– Привет! – Оксана тихонько постучала по плечу девушки.

– Привет, – расцвела улыбкой Полина, сдвинув в сторону один наушник.

– Чего слушаешь?

– А, – она махнула рукой. – Тексты для аудирования.

Тогда не мудрено, что Полина спит. Оксана бы тоже заснула.

– Красивый снуд!

– Спасибо! Вчера довязала.

– Вообще не скажешь, что самодел. Тебе заказы можно брать.

– Разбогатею, – протянула Полина и прыснула, а Оксана следом за ней.

Поговорив о том, о сем, девушки забрались в подъехавший автобус. Места оказались только стоячие, но несколько остановок можно потерпеть. Правда, Евлантьева тут же вернулась к аудированию, и Оксане пришлось погрузиться в свои мысли, откровенничать прилюдно не хотелось, а пустые разговоры закончились. Сомнения снова заворочались в душе новорожденными ежиками. Плюнуть на эту Ольховскую. Забыть, как страшный сон. Да, и Толик со своими претензиями потом достанет. Еще бы знать точно, чего он про себя решил.

За пару остановок до универа в автобус втиснулась Янка – легка на помине. Увидела знакомые лица и протолкалась к ним.

– Ну, что? Предвкушаешь нежные объятия? – поинтересовалась громко, так, что даже Полина в наушниках услышала, и вопросительно глянула на Оксану.

– Даже не думала, – соврала та.

– Да ну? – Ольховская вскинула выщипанные бровки. – Григорьева камеру принесет. А то вы с Толиком ведете себя как пионеры в СССР.

– Ничего мы не как пионеры!

Янка захохотала, так, что на нее даже сторонние пассажиры зашикали.

– Люди! Я ж не матерюсь. Не нахожусь в алкогольном или наркотическом опьянении. Я смеюсь, – принялась вещать Ольховская. А положительные эмоции помогают вырабатывать эндорфины, которые улучшают физическое и психическое самочувствие. Так что, улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

– Пошли уже к выходу, – покраснев, потянула ее Оксана.

Полина, не задавая прямых вопросов, наблюдала со стороны и с интересом прислушивалась больше к своим сокурсницам, чем к аудированию. Дождавшись, пока Ольховская, выйдя из автобуса и рванет вперед, поинтересовалась, о каких таких объятиях та говорила.

– Да, – вздохнула Оксана, – ввязались вчера на свою голову в фанты, мне выпало обнять первого, кого я встречу, на площади перед универом.

– Ольховская, наверняка, водила? Затейница наша, – Полина хмыкнула и развела руками.

Все правильно, детский сад, а не третий курс.

На площади, как всегда в это время, почти никого не было. Пара девочек, смутно знакомых на вид, о чем-то хихикали рядом с колоннами. А у лестницы шушукались Лена с Янкой. На плече Григорьевой болтался кофр с камерой, значит, Ольховская не обманула.

Полина, обычно спешащая в аудиторию, сегодня не бросала Оксану. Чувствовать рядом ее плечо оказалось приятно, вроде бы и ничего особенного, но радует, что на твоей стороне баррикады ты уже не одна.

Лена растянула улыбку:

– Что, Антипина, готова к подвигам? Или надеешься скрыться в аудитории? Или что именно Майоров распахнет тебе свои объятия? Только это не засчитается, – и погрозила пальцем.

– Я в курсе, – выдавила Оксана.

– Или ты решила спонсировать наш следующий сейшн? – не унималась Григорьева, попутно расчехляя фотоаппарат. – Смотри, я даже зафиксирую для истории, как ты прильнешь к «прекрасному незнакомцу».

– По-моему, для фиксации достаточно и телефона. Особенно в плане Инстраграма, пара секунд, и все в сети, – Оксана держалась, чтобы не выдать напряжения.

И не понимала Ленкиной злости. Та словно срывалась, вовсю пользуясь этой ситуацией. Не развлекалась, как Ольховская, а именно старалась укусить побольнее. Обиделась на что-то? Так, вроде повода нет и не было.

– А вот и Толик! – Григорьева вдруг замахала руками и запрыгала, как коза, привлекая к себе внимание, и своих, и чужих. – Майоров, не спеши, а то опоздаешь. Сегодня ваши душевные порывы зафиксирует моя камера!

Оксана оглянулась на парня.

Толик шел вперед, как солдат. Четкий шаг. Неопределенное выражение на лице. Хотя, нет, пожалуй, немного злость. Хотелось прочитать его мысли, чтобы, наконец, понять, чего именно он решил, ведь кроме вчерашних сообщений, больше не было ничего. Девушка, признаться, обиделась на его выговор за пиццу, а Толик, похоже, просто лег спать. Хотя, конечно, выспавшимся он не выглядел. Скорее, помятым.

– Итак, внимание, исторический момент! – вещала Григорьева. – Сейчас на ваших глазах эти двое, для всех две недели как официально считающиеся парой, решатся ни на что иное, как легкую измену друг другу!

Оксана перевела взгляд на Ленку, так и хотелось, чтобы на нее сейчас обрушилась крыша универа, или кирпич прилетел. Но Григорьева несла свои глупости, как заведенная, не задумываясь, безо всяких последствий.

А вот момент, когда Толик перехватил под мемориальной доской девчонку со второго курса – Габриэль, кажется – Оксана пропустила. Увидела лишь, как он едва ли не рывком притянул ту к себе и поцеловал в губы. Девушка сначала, видимо, растерялась от неожиданности, слегка отпрянула. А потом вдруг закинула на плечи парня руки и, зарывшись пальцами в его волосы, повторила поцелуй. И лишь после этого, задорно глянув по сторонам, побежала по лестнице.

Симпатичная мулаточка, дочка какого-то принца то ли Нигерии, то ли другой африканской страны. Про нее знали, наверное, все в универе, и благодаря происхождению, и сопутствующим этому легендам, и горячему темпераменту, и тому, что ни одно мероприятие уже два года не обходилось без ее участия.

Рядом засвистели какие-то парни, захлопали девчонки. Откуда они все здесь взялись? А Григорьева словно окаменела, не успев ничего сфотографировать.

– Вау! – громко проговорила Ольховская. – Зачет, Майоров! Ты теперь Генераловым стал.

Толик, все с таким же непроницаемым выражением на лице, прошел мимо всех к лестнице. Казалось, он даже не заметил Оксаны, озадачено глядящей на него. Что теперь-то не так? Она чувствовала вину, и не понимала, за что.

– Антипина, – пробормотала растеряно Лена, – теперь твой ход.

Какой ход? Оксана просто перестала понимать, что происходит. Небо обрушилось не на Григорьеву, а на нее – всеми своими тучами, окутало зябкой дымкой и заморочило туманами. Хотелось увидеть хотя бы один лучик солнца, запоздалый, осенний, не несущий тепла, но способный указать верную дорогу. Народу на площади ощутимо прибыло. Только все они чудились одинаковыми, безликими. Оксана будто оказалась в ночном кошмаре. Хотелось проснуться, наконец! И пусть не будет этих фантов, этого поцелуя Толика с экзотической красоткой, этой заунывной осени, раздирающей на части сердце.

– Ребята! Внимание-внимание! Объявляется флешмоб!

Кто это говорит? Громко. Задорно. Даже хулиганисто. На Ольховскую не похоже. Да, и стоит она, по-прежнему рядом с Григорьевой и молчит. Конечно, чего уж теперь словами разбрасываться?

Но приглашения принять участие во флешмобе продолжались. Рядом летала какая-то яркая девушка и пыталась завести полусонную публику. Оксана едва сообразила, что это Полина, раскинувшая руки крыльями и открыто улыбающаяся всем мимо проходящим студентам.

– Подари ближнему частичку своего тепла! Свое объятие!

Безумие? Прикол? Но, кажется, Полина вполне серьезно обнимает какую-то девчонку, хлопает по спине незнакомого парня и льнет к нему на какое-то мгновение. Потом к другому, к третьему. И никто не шарахается. Наоборот, обнимает другого в свою очередь. Все по-весеннему открытые, веселые.

Оксана вздохнула. Воздух наполнил легкие. В голове немного прояснилось. Взгляд наткнулся на высокого парня с внимательными карими глазами, идущего навстречу. Девушка молча подошла к нему, и прильнула, от души обхватив обеими руками. Так крепко, что даже услышала размеренные удары сердца: тук-тук, тук-тук. И почувствовала размеренные движения грудной клетки.

Парень на миг замер. А потом Оксана ощутила его руки на своей спине, крепкие и удивительно надежные. Даже странно. И абсолютно наплевать на сорок пять сантиметров личных границ.



4 Гештальт[3 - целостное образование сознания]

Сегодня шесть пар. Потом в больницу к матери, потому что больше некому: у отца – сутки, у Аллы – своя семья и маленький ребенок. Еще через неделю зачет. Хорошо, если получится получить автомат, но надежды на это хиленькие.

Ярослав строил в голове планы. Привычно расставлял по полочкам распорядок дня, просто потому, что слишком не любил неожиданности и случайности, и не понимал тех, кто живет только ими – сёрферы судьбы. Вернее, наверное, он и сам еще несколько лет назад был таким. А потом маме поставили рассеянный склероз. Пришлось все переосмыслить и переоценить. Вдруг резко повзрослеть, все развлечения отложить на потом, когда быть может, появится время, впрячься в ярмо: учеба-работа-больница.

Хорошая девушка Даша, с которой Ярослав в тот момент пытался встречаться, заскучала, и выбрала в итоге не его, а его друга Геру, даже вышла того замуж и уже ждет малыша. Алка тоже вышла замуж и родила Матвея. А Ярослав с отцом теперь вдвоем стоят у штурвала в бушующем бытовом море. Мама периодически погружается в депрессию, и кто с этим не столкнулся – пусть идут лесом со своими советами, потому что только со стороны легко, а на деле – трудно. Каждый прорыв в маминой болезни – это победа, каждый рецидив – боль. Но ведь не расскажешь об этом, не пожалуешься. Просто стискиваешь лишний раз зубы – и вперед, на штурм.

На площади перед универом развлекались студенты. Орали про какой-то флешмоб. Вот, как раз – сёрферы, ловят кайф от момента. Обнимаются и хохочут. У них, в отличие от Ярослава, полный штиль, и море по колено.

Парень постарался сделать вид, что ему все по боку. Иногда это помогает стать невидимым и проскочить, просочиться сквозь чужой праздник жизни. Но не сегодня. Хрупкая девушка с каким-то совершенно потерянным взглядом перехватила Ярослава и крепко обняла. Ничего вроде особенного. Тоже – развлекается. Но не только.

Каким-то шестым чувством Ярослав понял, что для нее это объятие – особенное. Не просто действие под лозунгом – одари мир своей любовью, и он спасется. Не юношеский кураж. Через ее руки будто лилось спокойствие. Девушка подошла. Доверилась. Обхватила руками, скользнув подмышки. Крепко-крепко. Прильнула, и, наверное, даже услышала сердцебиение. А потом не отпрянула, когда он машинально провел по ее спине ладонями – медленно отстранилась, будто нехотя. Отвернулась и пошла в универ.

И тут же мир нахлынул всеми звуками, красками и суетой. Оказывается, пока девушка была рядом – это все померкло и исчезло. Стоило ей отойти – вернулось, да еще и с лихвой. Ударом под дых. Надо же. Так бывает?

А Ярослав только и запомнил, что зеленые глаза с пушистыми ресницами, не нарощёнными, а своими, он разбирался, благодаря сестре, и светловолосую макушку. Волосы – цвета спелой пшеницы, которую он видел в поле, в детстве, когда проезжали мимо на дачу. Не длинные, не короткие – по плечи.

– Ой, какие вы все хорошенькие! – вдруг под ухом раздался чей-то восторженный визг.

Душный запах сладких духов окатил Ярослава со всех сторон. Парень поспешил прочь от этой вакханалии обнимашек. Но вот впечатление, оставшееся от белокурой незнакомки, хотелось сохранить в файлах памяти, запаролировать от лишнего вмешательства и доставать тайком, когда уже совсем станет невмоготу. Что девушка может встретиться еще раз, парень не задумывался. Слишком мало признаков, по которым бы он мог ее узнать. Пожалуй, у Прекрасного Принца из Золушки было больше с его примеркой туфельки.

В аудитории шумно делились впечатлениями от флешмоба. Парни предлагали продолжить его вечером в неформальной обстановке. Девушки хихикали и кокетничали. Некоторые строили из себя моралистов и напыщенно размышляли в стиле «о времена, о нравы». Кто-то просто отмалчивался, как и Ярослав.

Даша под ручку с Георгием вошли едва не перед звонком. Она что-то недовольно выговаривала молодому супругу. Тот косился по сторонам. Ярослав махнул. Чета Лунеговых подошла, первым Гера, с двумя сумками. Казалось, что ребята постоянно носят с собой вещи на непредвиденный случай: апокалипсис, голодомор, падение кометы. Еще год назад за ними этого не замечалось, но двенадцать месяцев – оказывается ужасно много.

Едва Даша устроила свой живот, вошел препод. Но Геру это не остановило, он тихо поведал другу о всех прелестях жизни будущего отца, и попросил списать домашку. Ярослав дал. Мельком взглянув на бывшую свою девушку, отметил в который раз, что, пожалуй, в качестве жены Георгия она его устраивает больше. И дело не в отеках, набранных килограммах и капризно изогнутых губах. Просто с Дашей всегда все казалось сложным. А сейчас это могло оказаться лишней каплей.

Представлять же себе какую-то гипотетическую возлюбленную Ярослав не хотел. Брать актрис и моделей за идеальный образ – занятие неблагодарное. Потом будешь подгонять всех под стандарт и упустишь на самом деле свое. Вот как сегодня, например. Разве девушка с площади была совершенной?

Ярослав с удовольствием припомнил утреннее происшествие. Спину под его ладонями. Макушку с разлохмаченными ветром прядями. Легкий аромат, который словно еще раз коснулся обоняния.

– Влюбился? Там сегодня внизу был настоящий разгул. Даже у моего благоверного крышу снесло! – улыбнулась Даша, заметив мечтательный взгляд парня. А потом вдруг резко сменила тему, – Яричек, ты сегодня на колесах? Отвезешь меня в консультацию? – она захлопала глазками, как кукла.

– Нет, – он улыбнулся в ответ, правда, наигранно. – Машина до вечера у отца, а у меня другие планы.

Гера хохотнул и ткнул друга в бок, невольно привлекая внимание препода. Тот спустил на кончик носа очки и взглядом чуть ли не пришпилил Лунегова.

– Молодые люди! Я бы попросил!

Ярослав уткнулся в тетрадь. Гера в окно. Даша погладила живот, томно вздохнула и попросилась выйти. К ее исключительному положению все привыкли, поэтому отпускали. А муж мирился с учебой за двоих.

Один препод сменился другим. Лекция – практикой. В полпервого начался обеденный перерыв. Часть одногруппников спустилась в столовую. Другая – разбрелась по кафешкам поблизости. Лунеговы примостились с домашними контейнерами (экономия же!) на парковой скамейке, ловя, возможно, последние относительно теплые и солнечные деньки.

Ярослав не знал, куда приткнуться. Можно было, конечно, съездить к Алле, она жила сейчас недалеко отсюда. Пообедать, заодно и для мамы все приготовленное взять… Но ведь остынет, пока пары закончатся, а в больнице придется греть в микроволновке, договариваться на сестринском посту. Да и Алла снова примется учить брата жизни. Или жаловаться на нехватку времени. Или, пользуясь случаем, всучит ему племянника, а сама убежит в магазин, а то в парикмахерскую – и технично забудет, что у Ярослава вообще-то еще лекции.

Решив перебиться мороженым и чипсами, все равно есть особо не хотелось, забежал в супермаркет, отоварился и уже было собрался присоседится к Даше и Герычу, но увидел, что навстречу идет та самая утренняя незнакомка, а рядом – девушка в ярко-оранжевом шарфе и с черной, по самые глаза, челкой. И завис.

Девушки о чем-то увлеченно разговаривали, и, пожалуй, не обратили бы на Ярослава своего внимания, если бы он не встал, как вкопанный, прямо перед ними.

– Привет! – парень сначала сказал, а потом смутился.

Мысли заметались в межполюсном пространстве. Она? Или обознался? Примет за идиота? Или ответит? А может вообще сделает вид, что не узнала?

Но девушку выдали глаза – узнала. Слегка покраснела, опустила голову. Молча. И Ярослав уже решил, что заговорил зря, мало ли кто кого обнял утром, не со всеми же потом общаться. Однако незнакомка вдруг посмотрела искоса и улыбнулась совершенно необыкновенной, заставляющей забыть о проблемах улыбке:

– Привет!

У зеленоглазой оказался приятный голос. Наверное, со стороны Ярослав казался каким-то восхищенным чудаком, готовым выдавать на-гора целую кучу комплиментов, пусть и в собственных мыслях. На краю сознания кто-то очень язвительный рисовал в воображении нелестные картинки его расплывшейся от счастья физиономии. Но он ничего не мог с собой поделать:

– Классный флешмоб, – похвалил парень.

– Спонтанный, – отозвалась девушка с шарфом, у нее голос оказался довольно низким и с хрипотцой. – Но на день тон задал. Я Полина, – она протянула узкую ладошку.

– Ярослав, – он пожал пальцы, не целовать же, в конце концов, возможно очень поспешно, просто хотелось уже поскорее дождаться имени зеленоглазой, только она молчала. И тогда он протянул пакет с чипсами. – Хотите?

– Нас бы в рекламе снимать! – незнакомка запустила руку в пакет.

Ярослав спонтанно изобразил оператора с камерой, поймал в воображаемый объектив лицо девушки с хрустящим ломтиком в зубах, перевел на Полину, снова вернулся назад. И на миг завис на крошке, застрявшей в уголке губ, ровно до того момента, когда розовый язычок быстро не слизнул ее. Пожалуй, дольше изображать из себя Роджера Дикинса[4 - Британский оператор, снявший «Побег из Шоушенка», «Бегущий по лезвию 2049»] было бы просто неприлично.

И ребята пошли втроем по тротуару. Передавали пакет с чипсами. Смеялись. Тут же нашлись какие-то общие темы: преподы, кафедры, предстоящие зачеты. Девушки, правда, оказались с третьего курса, и с другого факультета, но универ-то один. Болтала больше Полина, а зеленоглазая отмалчивалась, временами подпинывая золотые кучи листьев.

Ярослав шел в центре и бросал на нее короткие взгляды. Несколько раз те пересеклись со взглядами девушки. Она тут же краснела и опускала голову. Настолько застенчивая? Или он в ее глазах выглядит откровенным нахалом: пялится, строит из себя шута в колпаке. Не хотелось бы.

Уже у дверей универа ребят встретил какой-то парень среднего роста.

– Оксана? – спросил немного настороженно.

Куча невысказанных вопросов будто повисла в воздухе. Кто? Это? С тобой? Откуда? Зачем? Почему? И когда?

– Толя, мы в магазин ходили, – ответила зеленоглазая, и коротко махнув рукой, пошла с парнем.

– Ну, пока. Приятно было познакомиться. Спасибо за чипсы! – Полина моментально стала серьезной, и, не оборачиваясь, пошла за ними.

– Итак, она звалась… Оксана, – пробормотал себе под нос Ярослав.

И у нее, видимо, имелся молодой человек. А утреннее объятие… Просто кураж. И флешмоб. Настроение ведь тоже заразно, как инфекция. Пусть не воздушно-капельным. Но… Уже не важно…



5 Децентрация[5 - механизм преодоления эгоцентризма личности, принятие позиции другого]

Толик хмурился и разговаривал нехотя, сквозь зубы, будто делал одолжение, а когда Оксана нечаянно прикоснулась к нему плечом среди пары, дернулся, как от удара током.

Он так вел себя уже третий день. Казался сухим и отстраненным, это при вечной его дурашливости, причем, только с девушкой, со всеми остальными – был обычным. Оксана просто не знала, что и думать. Попыталась поугадывать, что же Толика так обидело, но никакого вразумительного объяснения не получила. Он многозначительно вздыхал, отводил глаза, пожимал плечами и твердил, что все ей кажется.

Конечно-конечно, кажется. Даже Григорьева утром ехидно поинтересовалась, не решили ли Оксана с Толиком разбежаться, не выдержав близких отношений. Захотелось съязвить. Но Лену очень быстро увела Ольховская.

Что такого страшного Оксана сделала, или не сделала? Придумывать причины девушка не хотела. Толик же молчал, как партизан на допросе. Впрочем, она ведь и не спрашивала, надеялась, что он скажет сам.

А когда решилась уже хотя бы написать ему записку, даже листок достала… Случился облом.

– Антипина! – Светлана Валерьевна откинула со лба постоянно спадающий локон. – Пересядьте, пожалуйста, к Евлантьевой что ли. Мне надо, чтобы в выборке присутствовало примерно равное количество респондентов обоего пола и уровня развития.

Девушка кивнула и пересела к Полине. А преподаватель продолжила перетасовывать студентов в одной ей известном порядке. Смешивала, как карты в колоде, по мастям и достоинствам. Это была ее излюбленная практика, никто уже не удивлялся на третьем курсе. Хотя на первом – пытались спорить и отстаивать свои права сидеть там, где хотят, и с тем, с кем хотят.

Толик даже не оглянулся, когда Оксана ушла. Так и остался сидеть с ровной спиной, чуть ли не физически излучающей обиду, как антенна. Девушка взгрустнула. Непонятно и неприятно. Если дело в том, что она обняла постороннего парня, а потом случайно встретила его же на улице, то считать это все изменой – ровно тоже самое, что считать изменой поцелуй Толика с шоколадной красоткой.

Девушка сумрачно взглянула на Ольховскую, оставшуюся на своем привычном месте, и Григорьеву рядом с ней. Сидят, хлопают глазками, ждут, к кому их определят: к умным или красивым. На них бы дуться Толику, только он выбрал другой объект.

– Переживаешь? – шепнула Полина.

– Нет, – Оксана дернула головой. – Не понимаю.

– Сама же знаешь, бесполезно себя накручивать, надо просто сесть и откровенно поговорить, – посоветовала подруга.

– Поговорим, конечно, – согласилась девушка.

Если Толик опять не сведет откровенный разговор на откровенные действия. Хотя вчера и позавчера он не предпринимал никаких попыток, провожал домой, скромно и коротко чмокал в щеку и уходил, не оборачиваясь.

Невольно вспомнилась сцена с Габриэль. Интересно, девчонка, реально, кайф от неожиданного поцелуя получила? Или играла на публику? Хотя, чего ей играть, она и без того – цветок экзотический, редкий. Да, и характер у нее довольно открытый.

В своих мыслях Оксана как-то совершенно упустила задание, которое задала Светлана Валерьевна. Хорошо, что, похоже, выполнять его следовало в парах, и Полина уже сосредоточенно рисовала.

– Что надо делать? – шепнула девушка.

– Визуализация своего внутреннего состояния. Я не объясняю, ты интерпретируешь. Потом меняемся.

На рисунке Полины коряво улыбались угловатые человечки, росли цветы и разлапистые деревья. Не Рафаэль. Но вполне себе позитивненько. Правда, Оксана сомневалась, что подруга честна до конца и не пытается изобразить, что попроще и побыстрее.

– Интерпретировать письменно?

– Да, Светочка соберет.

Оксана кивнула. И в свою очередь нарисовала очень грустного единорога, который телосложением смахивал на слегка схуднувшего бегемота. И не потому, что не умела, все-таки художка за плечами. А потому, что так хотела. Подумала и пририсовала единорогу крылышки, слишком маленькие для его комплекции.

– Круто, – непрофессионально резюмировала Полина.

Оксана вздохнула. А где же разбор ее душевных порывов? Подробный и основательный. Впрочем, подруга и без того все понимает.

Интересно, что там нарисовал Толик? Его работу выпало разбирать Самату. Оба парня сейчас одинаково разглядывали листки друг друга и что-то записывали. После, почти синхронно, почесали затылки.

Видимо, Оксана так настойчиво сверлила Толика взглядом, что в какой-то момент парень забылся и оглянулся на нее. Мотнул головой, словно спрашивая, что надо. Девушка замешкалась с ответом. Или Толик не дождался – отвернулся, с непонятной гримасой на губах.

На перемене Оксана решила остаться с Полиной, хоть та, как всегда, закрылась от общения в свои наушники. Даже и не скажешь, что она может так легко болтать с кем-то, как с тем парнем, Ярославом. Может он ей понравился? В общем-то не удивительно, симпатичный, располагающий.

Оксане снова невольно вспомнилось ощущение покоя и надежности, охватившие ее в тот момент, когда она почувствовала на спине его руки. Жаль… Но вот чего именно – жаль – девушка не могла понять. Ведь, вроде бы, все в порядке. У нее Толик. А если у Полины появится этот Ярослав, вполне можно будет сколотить новую компанию и дружить, без поднадоевшей распущенности Ольховской. Наоборот, получается, что все отлично складывается.

Только все равно – жаль…

Оксана так задумалась, что едва не подскочила, когда увидела перед собой чью-то фигуру. Сердце сделало кульбит в груди, к горлу подкатила тошнота.

– Фух, – выдохнула от неожиданности.

Толик решил выйти из танка. Молча замер перед девушкой. Встал, как призрак отца Гамлета, побарабанил по столу длинными пальцами.

– На родину возвращаться будешь? Или вообще к Евлантьевой прописалась? – суховато проронил, глядя в окно.

– Так вдруг у Светочки еще какие-то планы, – наспех объяснила Оксана.

– Ну, так будут планы – пересядешь. Все уже к себе вернулись.

Действительно. Все.

Толик подхватил ее сумку и унес на старое место. Без уточнения. Просто потому, что сам так решил. Наверное, с его стороны – это шаг к Оксане, и будет глупо, если она не воспользуется шансом помириться.

Девушка махнула Полине, поднявшей на нее глаза, и успела вернуться к Толику как раз до звонка. Только сесть не успела: в самый последний момент зацепилась колготками за сиденье и принялась аккуратно, чтобы не пустить стрелку, освобождаться.

Светлана Валерьевна вошла в аудиторию и уставилась на смущенную Оксану.

– Вы собирались выйти, Антипина?

Какой-то бес толкнул девушку быстро кивнуть, и, не обращая внимания на удивленный взгляд Толика, схватить свою сумку и выскочить за дверь. Зачем? Куда идти? Где болтаться сорок минут? Можно, конечно, пойти домой, пара последняя. Но тогда ком проблем вырастет десятикратно. Решила, называется, проблему. Воспользовалась шансом помириться.

Оксана, находясь в каком-то смятении, прошлась туда-сюда по коридору, порадовалась, что не носит каблуки, а то топала бы, как отряд гренадеров, и опустилась в закутке на подоконник.

Надо было подумать. В одиночестве, чтобы никто не помешал ровному течению мыслей. Чтобы найти ниточку и раскрутить ее до конца.

Когда Толик дулся, Оксана не понимала, за что, и пыталась разобраться. Теперь же, когда он сделал шаг навстречу – смылась. Где логика? Фанты Ольховской чего-то смешали и спутали. До этого все текло, как река в русле, а сейчас – весеннее половодье в октябре, и деда Мазая со спасательной лодкой не видать.

В кармашке сумки завибрировал телефон – сообщение. Даже еще не взглянув на экран, Оксана чувствовала – от Толика. Достала, чтобы проверить догадку – так и есть. Интересовался, что произошло. Ответила, что поплохело резко, теперь дышит у окна в коридоре. Он забеспокоился, завалил грустными смайликами и предложил проводить ее домой. Девушка написала, что дождется конца пары, и не стоит отпрашиваться у Светланы Валерьевны, если хочет без проблем получить зачет. Потом добавила, что садится зарядка. Солгала. Перед Толиком было стыдно. Но прямо сейчас Оксана совсем не хотела его видеть. А через полчаса… Возможно, что-то изменится.

Оксана прижалась лбом к стеклу. С другой стороны на окошко приземлился сухой лист, повисел немного и сорвался вниз. Как просто: вылупился из почки, вырос, пожелтел, оставил ветку и отправился в последний полет. И не надо задумываться. Каждый год – просто повторяй один отработанный веками сценарий, и все. А тут – живешь, и каждый день будто ступаешь по канату. От тебя ждут понимания, не заморачиваясь над тем, чтобы понять тебя. Но ведь чего проще – просто расскажи, что тебя гложет внутри, и выслушай оппонента – всё!

– Извините, не подскажите, где четыреста пятьдесят вторая аудитория? – раздался за спиной знакомый голос.

Оксана оглянулась. И обомлела:

– Ярослав?

Похоже, он тоже растерялся. Конечно, заблудиться в родном универе, правда, в чужом корпусе, обратиться за помощью, и тут же нарваться на ту, которая лезет обниматься ни с того ни с сего с утра пораньше. Но сейчас можно не волноваться: не полезет, и время уже послеобеденное.

– Ой! Оксана?

Девушка не помнила, чтобы называла парню свое имя. Она ведь намеренно решила для себя не переступать с ним порог случайности. У нее есть Толик. У Ярослава, наверняка, тоже кто-нибудь есть. Да, и Полина не просто так в его присутствии вдруг превратилась в легкомысленную болтушку.

Но, тем не менее, он откуда-то знал, как Оксану зовут.

– Так где? – парень показал пальцем вправо, влево.

– Запоминайте, – она решила, что тогда будет хотя бы придерживаться дистанции, «выкая», – надо спуститься по той лестнице, пройти до конца рекреации, подняться на один пролет и повернуть направо, миновать старую лабораторию, выйти через такую обшарпанную дверь, и вы почти на месте, – все это девушка сопровождала активной жестикуляцией.

– Почти?

– Ну, там не такой большой выбор, всего пять аудиторий.

– Взрыв мозга, – Ярослав слегка улыбнулся. – Для меня ваш факультет – лабиринт Минотавра, – похоже, он принял правила игры, тоже «выкнув».

– Он и есть, – Оксана кивнула. – Главное, вовремя встретить Ариадну.

– Ну-у-у, – парень улыбнулся шире. – Мне она встретилась.

– Повезло. Да, – она намеренно удерживала маску серьезности, хотя так и норовила прыснуть. – Хотя Минотавров тут больше.

Скрипнувшая дверь заставила обоих оглянуться. На пороге аудитории застыл Толик. Немного нахмуренный. И слегка удивленный. Он медленно подошел к Оксане, встал рядом.

– Проблемы?

– Нет, никаких, – повел головой Ярослав, потом вновь посмотрел на девушку. – Вниз. Через рекреацию. Опять наверх. Направо в лабораторию. Пройти насквозь и на выходе сориентироваться.

– Все верно.

Парень благодарно кивнул, и пошел к лестнице.

Оксана очень хотела проводить его взглядом, проследить, пока он не скроется – странное, необъяснимое желание – но заставила себя развернуться к Толику, улыбнуться. А чтобы заякорить себя, принялась поправлять воротник на его рубашке.

– Это кто? – спросил Толик.

– Просто молодой человек. Искал четыреста пятьдесят вторую.

– Где-то я его видел? – он прищурил глаза.

– Запросто. Универ же один.

Девушка просто излагала правдивые факты. Но при этом чувствовала себя лгуньей.

Впрочем, Толику вполне хватило ее поверхностных ответов. Расспрашивать он не стал. Перехватил беспокойную руку, притянул Оксану к себе и поцеловал. На этот раз не требовательно – спокойно. Медленно смакуя. Не с горячной страстностью, а, скорее, с тихим извинением.



6 Единство

Толик, внимательно глядя в зеркало, уложил челку. Недовольно поморщился – все равно торчала, несмотря на все старания и гель. Почему, когда хочешь, чтобы все было идеально, получается – никак?

– На свидание собираешься? – как черт из табакерки, вылез Пашка.

Встал позади, не без самолюбования поиграл мускулатурой, любуясь собственным отражением. Толик вздохнул. Ему такие бугорки и не снились – телосложение не то, вроде и не «чахлый дрищ», но накачаться не получается. Хотя… Надо ли?

– Собираюсь, – буркнул в ответ.

– К Ольховской не придете?

– Да, ну ее, – Толик поморщился.

Вечные Янкины закидоны, пожалуй, уже начали приедаться. С нее станется в следующий раз предложить устроить групповушку. И ведь большинство поддержит, лишь бы не выделяться.

– С Антипиной помирились? Она уже тебе дала? – не успокаивался Джастин.

– Твое какое дело?

Пашка заржал, как конь. Достал из холодильника какой-то очередной коктейль и выпил. Холодный. Залпом.

У Толика аж кадык передернулся. И заиндевел.

– Никакое. Просто любопытно.

– Да, пошел ты!

Впрочем, злости в переругиваниях не было. Пожалуй, они даже стали привычными. Пашку с первого дня отношений Толика с Антипиной почему-то волновало, как далеко они зашли. Не рассказывать же, что никуда не зашли. Топчутся на месте. Застряли на стадии пионерских. И признаться в этом – стыдно. Оксана какая-то… Холодная что ли. Правильная слишком, со своими «пока рано» и «что люди подумают». В чувствах должно быть так, чтобы искра, срыв головы, чтобы плевать, что скажут и подумают. А вот этой искры как раз и не возникало.

А Пашка, словно чувствовал. И подкалывал. С него сталось бы и при Оксане чего-то брякнуть, не подумавши. Намекнуть, что пора бы перейти на следующую стадию. Расписать под хохлому их отношения с Ольховской. Хотя… был ли мальчик? Слишком уж Яночка хвостом метет.

– И кто лучше? – Джастин непонятно куда уставился.

Майоров проследил за его взглядом, но о чем спрашивает друг так и не сообразил, потому что впереди была только голая стена, а собственные мысли лишь мешали въехать.

– Ты о чем?

– Я о ком, – парировал Пашка. – Об Окси и о Габриэль.

– Да, пошел ты! – ругнулся Толик теперь уже по-настоящему.

Михеев повалился на кровать и мечтательно сощурился. Блаженная кошачья мина расплылась по его смазливой роже. Чтобы лишний раз не ссориться с другом, Толик не стал переспрашивать, о чем или о ком тот думает. Логика подсказывала, что не об Оксане. Заступаться же за мулатку-шоколадку было бы как-то не слишком правильно. Тем более, Пашка же молчал, а не отпускал похабные шуточки.

– Я ухожу. Сожрешь мою пиццу – зашибу, – пригрозил беззлобно Толик.

– Больно надо, – ответил Пашка, приоткрыв глаза.

Но можно не сомневаться – сожрет. А потом убежит в свою качалку, до тусы у Ольховской.

Впрочем, Толик надеялся, что Оксана накормит его ужином: ее родители сегодня куда-то уехали на весь вечер, они будут одни в квартире. И не только накормит. Парень нащупал в кармане картонную пачку. На всякий случай. И выскочил из комнаты.

Но всю дорогу до остановки в голове рефреном крутился Пашкин вопрос: кто лучше? Воспоминания о поцелуе с Габриэль бередили душу и рождали волну цунами в животе. Мягкие податливые губы. Скрытая страсть, случайно коснувшаяся крылом. Гибкое горячее тело.

Толик осознавал, что, наверное, не должен все это вспоминать. Что это не совсем правильно, по отношению к Оксане. И оттого злился: на себя, на Ольховскую, на Григорьеву с ее камерой, на Оксану, на всех подряд, без разбора. Злость наплывала иррационально. И заглушить ее в первое мгновение казалось невозможным.

Потом Толик справлялся. Вспоминал свою девушку. Свою? Думать так об Оксане пока было как-то непривычно. Хотя ведь он давно решил, что Антипина ему подходит: она спокойная, целеустремленная, умная, симпатичная. Хорошая. С ней можно поговорить на разные темы. И пока они официально не стали встречаться – с Оксаной было легко. Пока. Не. Начали. Встречаться.

Теперь же – по-другому. Ее целуешь – словно сестру. Или соседку, которую знал с детства. Вроде бы должно кружить голову, но не кружит. Пресловутая искра!

Уехал уже, наверное, шестой нужный автобус, а Толик все сидел на скамейке. И думал. Пьяненький мужичок в вытертой замшелой штормовке начал поглядывать на него с любопытством.

– Сигаретки не будет? – спросил, наконец, дребезжащим говорком.

– Не курю.

Толик поднялся. Сунул руку в карман, но под жадным взглядом мужичка достал пачку совсем не того и выбросил в мусорку. Черт! И пошел вперед, куда ноги ведут, через дорогу, через скверик. Не глядя на парочки и прогуливающихся прохожих, не всматриваясь в лица. Дальше и дальше. К реке. Надеясь, что сможет как-то оправдаться перед Оксаной, придумает какую-то неотложную причину, если она будет звонить и спрашивать, почему он не идет.

На берегу Толик остановился почти у воды. Влага подступала к носкам кроссовок и лизала, как ласковый щенок. Намочить ноги и свалиться с простудой. Завалить зачет, потом сессию, загреметь в армию… То-то дома мать удивится. Хотя, нет, не удивится. Посмотрит своим – особым – взглядом, как смотрела раньше на отца, когда он чего-то отчебучивал, или на щенка-неликвида. Она не сделает ничего плохого. Не скажет ни слова упрека. Но ведь Толик не отец, с ним не разведешься, устав на себе тянуть лямку последствий его авантюр и непредсказуемости. Так же сын – не щенок, которого можно пристроить в добрые руки совершенно бесплатно, чтобы не брать грех на душу, ведь есть люди, которым в породе не важен идеал. Да, и вообще порода не важна.

Толик сделал шаг назад. Не стоит.

Река текла неспешно. Перекатывала мелкие камушки. Прибивала кораблики-листья к берегу. И плевать хотела на чьи-то проблемы. На парня, который, пожалуй, всегда был уверен, чего хочет, пока не сорвал случайный поцелуй с губ экзотической барышни.

Внезапный порыв ветра окончательно разлохматил так тщательно укладываемые волосы Толика. Забрался под ворот куртки и заставил поежиться. Зашумел ивняком. И понесся прочь.

У них с рекой был свой уговор, свое единство. Они вместе, а люди – параллельно.

Научиться бы еще жить в единстве с собой. Чтобы и тело, и мысли, и чувства – вместе, а не вразброд. Как река с ветром.

Еще несколько недель назад Толику казалось, что он так и живет. И с Оксаной тоже так сможет. Они ведь подходят друг другу. Все, как бы одобрила мама. Главное, быть последовательным и не нарушать этапов. Но сейчас почему-то казалось, что нет никаких этапов, что их чувства с Оксаной застыли на одном месте, перестали развиваться, зашли в тупик.

Да, и были ли они вообще? Или это опять внушение Ольховской? Ее фанты? Ведь кто только не твердил в прошлом году, что Толику, как никто, подходит Антипина. И он поверил! По-ве-рил! Или так и есть?

Как разобраться, где настоящее, а где – только псевдо-реальность? С Антипиной было все спокойно, предсказуемо, понятно. Текла река и несла свои корабли. А тут вдруг… Шоколадно-пряный риф!

Толик смахнул злые слезы. Или это порыв ветра донес до него брызги с реки?



7 Желание

Толик не брал трубку и не отвечал на сообщения. А Оксана не знала, как к этому относиться: с одной стороны, беспокоилась, с другой, чувствовала облегчение. Хотя, наверное, все-таки тревожилась больше.

Он зацепился днем за ее фразу, что ночует одна, что родители уезжают к своим друзьям, то ли на юбилей, то ли на сватовство, то ли вообще на свадьбу – не вдавалась в подробности. Пообещал прийти, скрасить одиночество. Оксана не смогла найти причины, чтобы ему отказать – опять же обидится, только вроде оттаял. К тому же, понадеялась, что смогут поговорить откровенно. Им надо поговорить. Объясниться. Опознать, в конце концов, ту кошку, что пробежала между.

Но теперь Толик – пропал.

Оксана позвонила Ольховской, вроде слышала краем уха утром, что сегодня вся компания решила собраться у нее. Но Толика у Янки не оказалось.

На заднем фоне раздавались писки-визги. Опять играют во что-нибудь. Или просто дурачатся.

– Как придет твой Майоров, подгребайте, у нас весело! – пригласила Ольховская.

– Нечего им тут делать, – донесся Пашкин голос. – У них на сегодня свои планы.

Оксана порадовалась, что никто не видит, как она покраснела, даже скорее, побагровела. Слишком уж красноречивые интонации прозвучали у Джастина. Ему Толик на что-то намекнул? Или Михеев сам себе все представил и нафантазировал? Мог и сам, конечно, с него станется.

Но теперь Толик пропал. Оксана снова набрала его номер, дослушала до предложения оператора оставить сообщение после сигнала и отключилась. Предположим, выключил звук. И вибро убрал. Неужели Толик так долго не проверял свой телефон? Там уже пропущенных – не меньше десятка. И сообщений – миллион!

Оставил где-то? Украли? Или с ним самим что-то случилось? Как на грех, в голову лезли только плохие версии, одна другой хуже. Что-то самое простое и, наверняка, как раз и есть реальное – не приходило.

В животе подсасывал страх, тренькал неприятными позывами, заставлял подходить к окну, открывать створку и выглядывать на улицу. Оксана проверяла свой телефон буквально каждую минуту, несмотря на прибавленный на максимум звук, дергалась от каждого скрипа или стука за стенкой, у соседей. И ждала… Все существо захватило лишь одно желание.

– Пожалуйста, пусть все будет в порядке, – повторяла вслух и про себя, обращаясь к тем высшим силам, к которым направляются, наверное, все молитвы и робкие обещания.

Но Толик не выходил на связь.

Минуты превращались в часы. Стрелки часов равнодушно закольцовывали время в циферблате.

Оксана уже чего только не пожелала в откуп, лишь бы парень дал знать. Пусть скажет, что им не надо встречаться. Или что напился где-то с ребятами. Или что-то еще. Она поплачет, наверное. Обидится, по обстоятельствам. Но сбежит из плена этой неизвестности!

Девушка была так напряжена, что чуть не выронила телефон, когда он, наконец, зазвонил. Но это была мама, с расспросами, как дела, что делает, не забыла ли поужинать. Разумеется, забыла. Однако огорчать маму не стала, сказала, что все хорошо, готовится к зачету, а потом ляжет спать.

– Одна? – с нарочитой строгостью поинтересовалась та.

– Одна.

Мама рассмеялась и пожелала доброй ночи. А ведь ее опасения были в шаге от того, чтобы случиться в реальности. И дочери пришлось бы врать. Только Оксана очень сомневалась, что ее устраивала цена этой правды.

Сейчас уже не казались настолько страшными порывы Толика, хотя еще вчера они пугали. Плевать на все личные границы, на досадное чувство, что она не так все себе представляла, когда парень обнимал и целовал ее. На его подспудные намеки, что они не дети, могут не только за ручку держаться.

Следующий звонок раздался примерно в одиннадцать. Наконец-то, на экране высветилось: «Толя».

– Алло? – Оксана обрадовалась, но постаралась, чтобы голос прозвучал холодно.

– Девушка, это приемный покой, – быстрый говорок скользнул в ухо, моментально выбив почву из-под ног, сердце тут же подскочило к горлу, и что-то взорвалось в голове. – Вам знаком Майоров Анатолий Андреевич?

– Да! Что с ним?

Говорок бесстрастно сообщил, что рейд правопорядка обнаружил пострадавшего на берегу реки, что молодой человек в сознании, но ему требуется лечение в стационаре, поэтому необходимо, чтобы Оксана привезла документы, предметы гигиены и первой необходимости.

– Хорошо. В течение часа привезу, – пообещала Оксана.

Она не могла сразу сообразить, что теперь делать? Наверное, надо созвониться с Пашкой, чтобы тот собрал вещи. А еще вызвать такси: сначала до общаги, потом до больницы. Только Оксана сомневалась, что все сделает, как надо, что справится.

От Джастина поддержки тоже вряд ли дождешься. Хотя, кто его знает.

Раза с третьего он взял трубку. Раза с десятого – понял, что от него требуется.

– Я еще не дома.

– Так иди домой.

– Зачем?

– А кто меня к вам в комнату пустит?

Пашка недовольно мычал. Но, видимо, собирался, судя по характерным звукам на заднем плане. И по женским невнятным словам. Ольховская?

– А что собрать-то? Сказали? – теперь голос парня доносился глухо, как в танке, или, вернее, в подъезде.

Оксана и сама не знала.

– Щетку, пасту, мыло, наверное, – предположила неуверенно. – Хочешь, я погуглю, тебе напишу.

– Да, ладно, покидаю чего-нибудь, – сказал Михеев и отключился.

Девушка не могла избавиться от чувства, что сейчас Пашка просто снова вернется под бочок к Янке, завалится спать, решив, что ему все приснилось, и ей придется его будить, платить за простой машины, ждать. Но она заплатит! Хотя, ложку-чашку-тарелку она и сама может положить? А еще полотенце. И теплую рубашку, которая папе стала мала, поэтому Оксана забрала ее себе – Толику должна быть впору. Новые носки, они темные, унисекс. Книжку, блокнот и ручку – в больнице, наверняка, скучно. Покидала все это в спортивную сумку, если что, сюда должно поместиться и то, что соберет Пашка.

Попутно девушка вызвала такси и ждала, как на иголках. Ноги отбивали какой-то лихорадочный ритм. Сердце тоже. Время тянулось, пожалуй, не быстрее, чем, когда Оксана ждала Толика, только теперь она знала, что он жив и в сознании. Хотелось поскорее оказаться рядом с ним. Расспросить, о том, что случилось, или, пожалуй, нет, просто подержать за руку.

Чувствуя, что дома находиться просто невозможно, что стены уже словно пульсируют от нетерпения, Оксана выскочила на улицу. Накрапывал дождь. Свет фонаря вгрызался в темноту, но отвоевывал у нее лишь небольшой пятачок. Вдалеке лаяла собака и гоготали какие-то пьяные голоса. Девушка надеялась, что на сегодня неприятностей уже хватит, что к ней не докопается никакой полуночный маньяк, а таксист окажется вполне себе адекватным.

Наконец, позвонил оператор и механическим голосом сообщил, что машина доставлена. Где? Оксана огляделась. И тут прямо под фонарь подъехал «Дастер» с указанными номерами.

– Добрый вечер! – девушка буквально влетела на переднее сиденье, потом посмотрела на водителя и ойкнула – за рулем сидел Ярослав.



8 Замещение

Вызов был двойным: сначала от адреса до университетской общаги, потом оттуда до городской больницы. Ярослав даже предположить не мог, кому в первом часу ночи приспичило ездить по такому маршруту. Если собирался сейшен на квартире и кому-то стало плохо, то зачем терять время, заруливать практически в обратном направлении?

Впрочем, его дело маленькое – везти. Клиент всегда прав – не так ли? А лучше зарабатывать деньги, чем сидеть одному дома и представлять маму: как у нее трясутся руки, как она плачет, не в силах справиться с депрессией, как болезнь медленно, но все же прогрессирует. Рассеянный склероз – медленный убийца. Можно, конечно, сказать, так про все, даже жизнь, она – тоже болезнь, от нее нет лекарства. Но… Хорошо еще, что мама старается не сдаваться. Держится, хотя бы при муже и детях, а какие откровения выслушивают врачи – не ведомо.

Клиентку Ярослав заметил еще от угла дома: она стояла у подъезда, в свете фонаря, в своем пальтишке, без зонта, но со спортивной сумкой – Оксана. Для случайной знакомой, она что-то стала ему слишком часто встречаться. Но не разворачиваться же. Не отменять взятый вызов. Должна же быть у нее причина полуночничать в это время. Тем более, по ней явно чувствовалось, что он напряжена, или испугана, или растеряна, или все разом.

– Добрый вечер! – она сначала не разглядела его.

А потом, когда узнала, даже как-то расслабилась. Заулыбалась.

– Ярослав! – выдохнула, словно сбавляя напряжение. – Вы сможете побыстрее? – спросила, пристегивая ремень.

– Без проблем.

Ярослав решил не задавать вопросов. Собственно, чем Оксана отличается от других клиентов? Всяко, не тем, что подарила ему однажды с утра неожиданное объятие – шепнуло подсознание. Хотя, если бы не это объятие…

– Я сейчас заберу в общаге кое-какие вещи. Это быстро. Наверное, – девушка вдруг заговорила сама, волнуясь, и делая большие паузы. – Просто я не уверена, что Пашка все правильно понял, и не лег спать. Вы ведь подождете, если что?

Ему хотелось вновь обойтись нейтральным: «Без проблем» – но с губ само собой сорвалось более человечное:

– Конечно. Что-то серьезное?

Она, кажется, даже тихо всхлипнула. Ярослав не мог проверить: как раз проезжали сложный перекресток, отвлекаться от дороги чревато.

– Толик в больницу попал. Мне позвонили, что его нашли у реки. А я даже не догадалась спросить, что с ним конкретно. Перезваниваю, там уже не берут.

Толик, надо понимать, это тот парень, который дважды оказывался рядом с Оксаной? Тогда понятно, почему она в таком состоянии. Ярослав прибавил скорость, надеясь, что нигде не нарвется на полицейские камеры. Ну, даже если и нарвется… Не важно…

– Вас могут не пустить в это время в общагу. Могу я зайти, а вы в машине посидите, только номер комнаты скажите, а я соображу уж, – предложил парень, едва ли не насильно заставляя себя не смотреть на девушку.

– Спасибо! – шепнула она.

Ярослав кивнул, мол, все в порядке. Только ли Оксане? Пожалуй, еще и себе. Клиентка… Клиентка… И все.

Минуты через две автомобиль уже подруливал к общаге. Запасной план не пригодился – Пашка стоял на крыльце, набыченный, лохматый, с черным пакетом в руках.

Оксана вылетела из машины, но как-то неудачно запнулась о бордюр и едва не улетела на газон. Хорошо, что Ярослав не стал отсиживаться в салоне, вышел, чтобы взять у парня вещи, поэтому поймал девушку. Она благодарно улыбнулась. Мимолетно. И светло.

– Блин, Антипина, что за дела? Толик же к тебе должен был пойти? Вы что, поссорились? – набросился сходу Пашка, отмерив Ярослава таким злым взглядом, что и без вины дрожь пробежала. – А это кто еще?

– Ярослав, – ответила девушка.

– Таксист, – сухо отозвался парень одновременно с ней.

– Времени не теряешь! – Пашка сунул пакет в руки Оксане, развернулся и ушел, напоследок жахнув как следует дверью общаги.

Девушка даже вздрогнула. Видно было, что ей не по себе, что она смущена, раздосадована. Что от Пашки она ожидала другого, может быть, предложения поехать в больницу вместе, в конце концов.

Ярослав забрал у нее вещи, положил на заднее сидение. Потом открыл дверь для девушки. Оксана села, растерянно пристегнулась.

– Он просто расстроен, – принялась она объяснять не понятно кому, себе или Ярославу. – Знаете, есть такая реакция – замещения. Когда человек свои чувства переносит на совсем других людей.

– Ага, – Ярослав кивнул, аккуратно выезжая на дорогу. – Шеф наорал на подчиненного, тот пнул кота, кот нассал ему в тапки.

Оксана улыбнулась:

– Почти.

– А Пашка кто?

– Друг, – она пожала плечами, словно немного сомневаясь в своих словах. – Живет с Толиком в одной комнате с первого курса. Ну, вы понимаете, общие разговоры, планы…

– Девушки? – невольно продолжил Ярослав.

– Нет, – мотнула головой, теперь уже уверенно. – Девушки не общие.

– Извините, пошутил неудачно, – смутился он.

– Свитера вот любит у Толика таскать, – Оксана будто не заметила его неловкости. – И присваивать, потому что все потом после него растягивается, носить невозможно.

– Что ж у него своих что ли нет?

– Не знаю, – она как-то съежилась на сидении, будто резко замерзла. Помолчала. А потом призналась. – Я ведь никогда не была в больнице, ну, сама, так, чтобы по серьезному что-то. Всегда еще кто-то приходил, спрашивал, провожал.

– Хотите, я пойду с вами? – предложил парень, подспудно понимая, какую невообразимую глупость сейчас совершает.

Оксана – чужая девушка. Ее парня избили, он в больнице, и перспективы неизвестны. Вот к чему это рыцарство? Быть заменой? На время? Кого? Друга?

– А вы можете? – ее надежда буквально осветила салон.

– Почему нет? – он, безмолвно ругая себя, отправил оператору, что текущий вызов у него последний, и, потыкавшись на экране телефона, вышел из программы.

– Спасибо! – Оксана сделала глубокий-глубокий вдох, полной грудью, словно до этого момента дышала поверхностно.

Ярослав коротко взглянул на нее. И встретился с таким же коротким взглядом, благодарным и кротким.

Безумие какое-то! Наваждение! Лезть в петлю, совершенно точно осознавая, что все происходящее – ошибка, от начала и до конца. Не хватает Ярославу мамы? Еще проблем захотелось? Хорошо, хоть больница другая, а то медперсонал очень удивится: днем приезжает к одному пациенту, ночью – ко второму.

Зато Оксана расслабилась. Даже костяшки пальцев, сжимавших сумку и пакет, теперь не выпирали так сильно, добела. И на губах появилась не то, чтобы улыбка, просто какое-то мимолетное ее видение.

На территорию больницы заезжать было нельзя. Хорошо, что нашлось место недалеко от ворот. Ярослав подхватил вещи и предложил Оксане руку. Она замешкалась, на миг, а потом подхватила его за локоть. Легко, почти не опираясь. Однако парню казалось, что он чувствует каждый пальчик.

В приемном покое царила тишина. Дежурная смотрела что-то в телефоне в наушниках. Увидев посетителей, сняла один и поинтересовалась, к кому они и попросила паспорт девушки.

– Вы не жена? Тогда, допуск только в приемные часы, – сказала, равнодушно скользнув взглядом по страничке с семейным положением.

– Но вы же мне звонили, – растерялась Оксана.

– Девушка, я никому не звонила, – непреклонно стояла на своем медсестра.

– Просили принести вещи, документы.

– Ну, вот с десяти до двенадцати или с двух до пяти и принесете.

Ярослав тронул Оксану за локоть:

– Входящий номер чей был?

– Толика, – непонимающе ответила девушка.

– Значит, просто набери его.

– Я набирала уже.

– Сейчас набери, – терпеливо повторил парень.

Бравурная мелодия входящего звонка неожиданно раздалась откуда-то из-под кипы бумаг. Медсестра недовольно принялась рыться, и, наконец, выудила телефон Анатолия. Повертела его в руках. Потом посмотрела на посетителей. Вздохнула, поджав губы. Сверилась по журналу с какими-то записями.

– Хоть живете-то вместе? – поинтересовалась устало.

– Вместе, – Ярослав быстро ответил за Оксану, – они скоро поженятся. А я брат.

– Идите тогда. Но недолго. Триста пятая палата, – медсестра протянула девушке белый халат и бахилы, выудив их непонятно откуда. – А вы, брат, тут подождите.

Парень не стал спорить. Тем более, не особо ему хотелось навещать Толика, пусть Оксана сама. А он ее дождется, даже если придется куковать до утра. Ярослав уселся на софу, навалился на стену и прикрыл глаза, напоследок отметив, что медсестра опять погрузилась в просмотр сериала.



9 Избегание

Толик после обезболивающего успел задремать и висел в каком-то удушающем липком кошмаре, когда вдруг раздался тихий голос Оксаны.

– Спишь?

Легкое прикосновение к его руке доказало, что это не сон.

– Нет, – парень моментально открыл глаза.

– Ты как?

– Ребра болят. И вообще, – парень не хотел ныть, поэтому постарался обойтись сухими фактами.

Девушка подтянула стул и присела на краешек. В палате было темно и душно. Доносились стоны, всхрапывания и посапывания троих других обитателей палаты.

– Толик, что случилось? – Оксана старалась держаться, Толик чувствовал это, но жалость резала, как ножом, хотелось оглохнуть и не слышать. – Как ты оказался у реки?

– Не хочу сейчас, – парень мотнул головой, но зря, тело словно прострелило болью, во рту появился железный привкус и тошнота.

Неужели не понятно, что сейчас не время вспоминать произошедшее. Что долгие разговоры противопоказаны в этом месте, в этом состоянии, в этот час. Вроде бы Антипина умная девушка, а сейчас тупит. Раздражение едва не выплеснулось едкими фразами, Толик еле сдержался.

Оксана провела пальцем по его щеке, словно пытаясь стереть ссадины и ушибы. В темноте ее глаза как-то слишком ярко поблескивали.

– Ты не представляешь, как я испугалась, – выдохнула тихо. – Передумала, все, что могло случиться! Чего только не пообещала, чтобы все было в порядке.

Парень хмыкнул:

– Мало обещала.

Наверное, в другой ситуации Оксана бы обиделась. И он привычно ждал чего-то подобного. Однако сейчас девушка лишь согласно кивнула:

– Главное, что ты живой! И я очень рада этому.

Слышать это оказалось приятно. Но не до такой степени, чтобы повторять передрягу на берегу. Пожалуй, Толик не входил в число тех, кто готов получать увечья ради лестных слов.

– Эй! – донесся приглушенный басок из угла. – Ребят, спать мешаете!

– Ты иди, Оксан, правда. Поздно уже. – Толик почувствовал даже какую-то благодарность к разбуженному, сам бы он не знал, как выпроводить девушку.

– Тут вещи, – она показала сумку и пакет.

– Разберу утром, – он махнул рукой.

– А как?

– Помогут, – пообещал уверенно. – Ты на чем приехала?

– На такси, – Оксана едва заметно запнулась.

– Сейчас тоже вызовешь, – наставительно потребовал Толик. – Одна даже не думай добираться!

– Конечно.

– Ребят! – уже громче возмутился тот же голос.

Оксана смущенно извинилась, быстро поцеловала Толика и убежала. Словно растаяла в ночи, как сон. Приятный, в общем-то. Но гораздо лучше, если бы снился он не в больнице. Видимо, обезболивающее начало отходить, Толик не знал, заснет ли сейчас, когда все тело ноет и простреливает. Когда больно все: дышать, глотать, даже думать! Уж, в этом-то процессе мышцы не должны быть задействованы!

Еще и пить захотелось некстати. Губы пересохли, как-то довольно неожиданно и быстро. Слюна враз показалась горькой и тягучей.

Пожалуй, хорошо было бы, если Оксана до сих пор сидела рядом. Тихо. На стуле. Теребила руку.

Или склонилась и поцеловала. Мягкие влажные губы смочили бы сухость. И стало бы легко-легко. Переломанные кости бы перестали болеть, раны стянулись, синяки – подавно. А самое главное – из головы бы выветрились все воспоминания о драке на берегу.

Их было четверо. Они шли куда-то по своим делам, а Толик подвернулся просто кстати. Или некстати. Самого наглого он откуда-то знал, может, где-то видел. Другие – лишь поддержали нападение. А вот наглый – будто мстил за что-то. Это хорошо читалось по его взгляду, какому-то холодному, волчьему.

Они начали с простого, попросили курить. Классика. Слово за слово. Обвинили в дерзости. Повалили на песок, который до сих пор поскрипывал на зубах. Пинали. Толик сопротивлялся, как мог. Но, собственно, что он мог против четверых? Не бежать же? Подставляя спину. Подставляя свою гордость.

И было больно! Так больно, что не передать словами!

Парень застонал и проснулся. Солнце заливало палату. Дедок с кровати напротив просил молоденькую пухленькую медсестричку подложить под спину лишнюю подушку. Мужик у окна сидел и угрюмо изучал что-то в своем телефоне. Угловой – молодой парень – просто валялся.

В туалет хотелось просто нестерпимо. Приноровившись, Толик попытался сесть. Но даже такое простое движение причинило столько боли, что хотелось заорать.

– Майоров, куда собрались? – строго спросила медсестричка. – У вас сейчас анализы придут брать!

– Мне надо, я быстро, – стиснув зубы, ответил он. – Помогите встать только.

– Может утку? – девушка жалостливо вытаращила почти бесцветные голубые глаза.

– Нет уж.

Она вздохнула, подхватила Толика подмышки руками, прижав к мягкой пышной груди под белым халатом, подтянула на себя. Он чувствовал себя беспомощным младенцем. Тело сопротивлялось движениям. Каждый шаг казался последним перед тем, как Толик рухнет и обделается.

Но, к счастью, обошлось. Постепенно боль не то, чтобы отступила, но как-то сдалась. И парень даже вполне самостоятельно вернулся на кровать. Правда, лечь оказалось невероятно сложным делом.

Утро пролетело вполне себе быстро. Больничный режим, на первый взгляд размеренный и скучный, не терпел праздности, то одно, то другое, то третье. А потом пошел вал посетителей: к старичку – довольно мило выглядящая старушка, к мужику со смартфоном – бабешка средних лет, неприглядная и громкая, к парню из угла – длинноногая блондинка с накаченными губами.

К Толику же пришел Пашка, ему как спортсмену и неоднократному призеру разрешалось многое, в том числе и прогуливать пары, чем он бессовестно пользовался. Он деловито поинтересовался, как дела, помог разобрать сумку и пакет. Пообещал найти гадов и вставить им.

А потом хмуро, отводя взгляд, поведал о некоем Ярославе, который вчера подвозил до больницы Оксану. И так это прозвучало… Как-то скользко, с двойным неприятным смыслом.

– Она сказала, что приехала на такси, – Толик помнил это смутно, на фоне прерванного сна и обезболивающего, но все-таки помнил.

– Мне тоже таксист, – Михеев обозначил последнее слово воздушными кавычками, – сказал.

Толик задумался. Новость друга царапнула. Смутно зависла на подкорке знаком вопроса. Сразу вспомнилась легкая пауза Оксаны перед ответом на его вопрос, на чем она приехала. Хотя девушка ведь точно переживала, хотела разделить боль. Вот только от любви? Или из жалости?

– Да ну, Паш.

– Ну да. Антипина вчера так нехило его обнимала. И не только вчера.

В голове затокали молоточки, отдаваясь болью в висках, в зубах, в разбитой брови. Пашка, сам того не подозревая, пнул под дых. Присоединился к тем четверым. И это, пожалуй, было даже больнее, чем на берегу. Песок заскрипел на зубах. Или это собственные зубы превратились в крошево?

– Обнимала? – просипел Толик.

– Ага. Помнишь флешмоб? Перед универом. Там Евлантьева с ума сходила. И твоя Антипина присоединилась.

– Утром?

Наверное, примерно так себя чувствуют приговоренные к казни – после прозвучавшего помилования. Это же фант Ольховской? Оксана, конечно, не хотела никого обнимать. Но ведь Янка и святого с пути истинного собьет, если нацелится.

– Пашка, шел бы ты, а? На пары, – Толик содрал с брови пластырь, но зря, тут же засочилась кровь. – Это же воплощение эрофантазий Ольховской, забыл?

Михеев прищурился, набычился. Поиграл костяшками пальцев. Встал. Уже сделал шаг к двери, но обернулся:

– Таксист и этот фантик – точно один чел, – сказал упрямо. – И вчера никаких фантазий не было, Янка точно ни при чем!

Да, плевать! Толик уже начал злиться. Пашка будил в нем какие-то темные страсти. Хотелось подняться с кровати, и надавать по мозгам, всем, кто попадется, начиная с друга. Только ведь силы не хватит. Значит, и пытаться нечего.

И только когда Михеев ушел, Толик озадачился: с чего бы это Оксана вечером обнималась с кем-то? Или понял не так? Мысль не отпускала, сверлила не хуже боли, даже, пожалуй, сильнее. Только вот от этого таблеточки не придумали.



10 Конфликт

Оксана забыла поставить телефон на зарядку, и теперь не могла ни позвонить Толику, ни написать. Не просить же кого-то. Поэтому пары тянулись медленно, как никогда. Тем более, жутко хотелось спать, все-таки Ярослав привез ее к дому только в три. В итоге, поспала всего ничего. И то, едва не опоздала, не услышав будильника, ладно, мама решила сделать контрольный звонок.

Чтобы не было так одиноко, села к Полине. С ней можно не опасаться ненужных вопросов, но в тоже время и молчать комфортно. Евлантьева просто улыбнулась одними глазами из-под челки и снова погрузилась в свои мысли.

Оксана была благодарна за это, честно говоря. Опустила голову на руки, чувствуя себя сиреневенькой глазовыколупывательницей с полувыломанными ножками и продремала первые пары. Хорошо, что у Ольховской появилась очередная какая-то идея фикс, и они с Григорьевой ее активно обмусоливали, не доставая Оксану. Что ж, девушки на одной волне. Возможно, вчера Пашка, действительно, сподобился на какие-то смелые действия, и теперь Яна и Лена обсуждают.

Остальные ребята из компании особого любопытства не проявляли, либо видя Оксанино состояние, либо из природного пофигизма, либо по незнанию того, что случилось. Пару раз она уловила внимательные взгляды Валеры и Дианы, Ксю и Клавы, которые, похоже, были в курсе. Пашка – же отсутствовал. Но, честно говоря, опять попадать под его горячую руку желания не возникало. С чего это он вчера взъелся? Можно подумать, Оксана сама натравила на Толика отморозков!

Однако слухи про постепенно Майорова расползались. Сначала по группе, потом по факультету. Говорили, что даже приходила полиция, опрашивала возможных причастных. Оксана ждала, что, возможно, подойдут и к ней, но нет. Впрочем, чего бы она могла рассказать? Знала ли она о Толике больше, чем все остальные? Пожалуй, нет. Ни его предпочтений, ни интересов, ни каких-то сокровенных мыслей. Внутри стало холодно. Ледяные иголочки страха прошили душу насквозь.

Потому что страшно – не знать человека, с которым ты встречаешься. Можно оправдаться, что парой они стали недавно. Но ведь тусовались вместе два года: на занятиях и не только. И Оксане до этого момента казалось, что она знает о Толике все, что нужно знать. Казалось.

Мысли нанизывались на нитку, как бусины. Одна тянула другую. Заключение следовало за следствием. Ничего. Ведь первый шаг решения проблемы – ее осознание. Вот девушка и осознала. Значит, теперь самое главное – наконец-то познакомиться с Толиком по-настоящему. Интересно, как происходит это у других пар? Они задают друг другу наводящие вопросы? Долго рассказывают о себе и выслушивают такие же долгие рассказы? Или узнают друг друга постепенно, особо не замечая своего знания?

Оксана понаблюдала за Дианой и Валеркой. Они знакомы, как и все, два с небольшим года. Но за это время, кажется, полностью симбиотировались. Даже мимика стала похожей. Наверное, каждый из них знает другого, как самого себя. Но не спросишь же, на потеху Ольховской.

Или вот Янка. Она знает Пашку, которого буквально с первого дня окрестила Джастином? Или просто тащится от его внешности? Может быть Ольховской этого вполне достаточно?

Самат свою Инну изучил? Или сейчас только в процессе? Видно же, что постоянно витает где-то мыслями. А встретив девушку, будто светится.

Кто еще?

– Полин, – шепнула Оксана, переключая внимание соседки со скучной лекции на себя, – ты как считаешь, надо человека сначала узнать, а потом встречаться? Или нет?

Евлантьева усмехнулась:

– Ну, как минимум, имя бы спросить не мешало.

– Я серьезно.

Полина пожала плечами и снова переключилась на лекцию. Правильно. Оксане даже стало стыдно – детский сад какой-то. Толик в больнице, а ее волнует не его состояние, а не понятно, что: какие-то ложные утверждения, накручивание проблемы из ничего. Не знает – узнает. Как-нибудь. Со временем. В процессе.

На большой перемене все опять разбрелись, кто куда. Полина, видя, что Оксана не в настроении, предложила прогуляться до «Шоколадницы», мол, настроение сладкое поднимает, и вообще, прогулка по свежему воздуху – бодрит. Но девушка отказалась. Пирожных не хотелось вообще. Тем более именно на этой дороге накануне встретился Ярослав. Может, Евлантьева снова надеется на случайную-неслучайную встречу. Что ж… Счастья им.

Оксана сама не заметила, как невольно стала воспринимать этих двоих парой. Точно, заразилась от своей компашки, те тоже все шипперили ее с Толиком с того самого дня, когда он попросил у девушки списать лекцию. Ну, и что в этом особенного? Просто у Оксаны почерк понятный. А что потом они телефонами обменялись – тоже ничего особенного – одногруппники все-таки. Тогда многие обменивались, что теперь всех со всеми сводить?

– Я просто погуляю. Может вообще в больницу поеду. Если что, прикроешь меня? – попросила Оксана.

– Без проблем, – отозвалась Полина.

Вот. А в машине Ярослав ответил так же. Значит, точно подходят друг другу. Девушка улыбнулась своим мыслям. Они два хороших человека, отзывчивых, откровенных. У них все должно получиться.

Оксана побрела по парковой аллее, распинывая листья. После вчерашнего дождя они уже не шуршали, и не разлетались. Один маленький лист намертво прилип на носок ботинка. Девушка топнула – бесполезно. Пришлось наклониться, чтобы убрать. А когда распрямилась, то нос к носу столкнулась с Ярославом.

В первый момент даже растерялась, настолько убедила себя в том, что тот встретится с Полиной, а не с ней, поэтому не сразу отреагировала на приветствие. Отойдя от столбняка, запоздало кивнула вместо приветствия.

– Как твой… ваш парень? – поинтересовался Ярослав.

Эти сомнения в переходе на «ты-вы» не ускользнули от внимания Оксаны. Но она предпочла сделать вид, что не заметила их. Пусть все остается, как есть, так намного проще.

Однако Ярослав ждал ответа. Девушка смущенно вздохнула и пожала плечами, скрестив руки:

– Не знаю, – признаваться было стыдно. Какая-то она безалаберная. – Телефон забыла зарядить, позвонить не могу. А в больницу пока больше не ездила.

– После пар я свободен и с колесами, могу подбросить до больницы, – предложил парень.

Оксана почувствовала, как бухнуло сердце, будто попыталось предупредить. Но что ее предупреждать? Она девочка большая, разберется.

– Да, нет, спасибо! – махнула рукой и улыбнулась. – Я думаю, ну их вообще эти пары. Сижу, ничего не соображаю, все мысли об одном. Лучше махну к Толику. Сейчас на остановку. С Полиной договорились, она меня прикроет.

Девушка при упоминании имени Евлантьевой попыталась увидеть хоть какой-то намек на заинтересованность в глазах парня. Но, как бы этого ей не хотелось, тот просто ответил улыбкой на улыбку.

– Как хотите.

На этом бы и попрощаться. Но Ярослав пошел рядом с Оксаной. Просто. Молча. Так же разгребая листья ногами, и изредка поглядывая.

– Скоро перерыв закончится, – неуверенно проговорила девушка.

– Пожалуй, да. Тогда вот, – он быстро написал что-то на блокнотном листочке и протянул, – мой номер телефона. Если вдруг нужна будет помощь, или машина, то звоните напрямую.

– Хорошо, – листочек ожег пальцы, и Оксана поспешила убрать его в карман.

А Ярослав, быстро и не оглядываясь, пошел назад, к универу.



11 Ложь

Оксане показалось, что из дверей больницы вышел Пашка Михеев. Она собралась было его уже позвать, но потом потеряла из вида. Девушка оглянулась, а потом просто махнула рукой. Если и он. Выходил же уже, значит, навестил. Зачем тогда тормозить? Чтобы выслушать тонну бреда? У Джастина вечно не в добрый час язык развязывался.

Купив в аптечном киоске бахилы, поднялась в палату к Толику. Тот сегодня выглядел, пожалуй, еще хуже, чем ночью. Или это дневной свет предатель и выставляет все напоказ? Синяки стали ярче. А ссадина на брови снова кровила, и Толик прикладывал к ней ватку.

Жалость резанула по сердцу не хуже ножа. Вот ведь, отморозки, ходят где-то. А нормальный парень вынужден отлеживаться в больнице, страдать.

– Привет, – шепнула Оксана, склонившись для поцелуя, а потом присела рядом.

– Привет, – Толик ответил, но как-то равнодушно. – Пары отменили что ли? Я тебя после обеда ждал.

Девушка махнула рукой и улыбнулась:

– Смылась. А к тебе Пашка приходил? Показалось, что видела, как он выходит.

– Приходил. Но ему-то прогуливать можно, он не простой смертный, как мы с тобой.

– У тебя причина. А меня Полина Евлантьева прикроет.

– Евлантьева? – Толик как-то непонятно нахмурился, хотя никогда прежде не проявлял никаких отрицательных эмоций по поводу однокурсницы. – Ну, она-то прикроет. И флешмоб замутит: обними мир.

Девушка не могла избавиться от ощущения, что парень не обрадовался ее приходу. Все эти фразочки, этот тон, отстраненные взгляды. Или просто так кажется?

– Что-то случилось, Толь? – обеспокоенно спросила Оксана.

– А ты до сих пор не заметила? – он посмотрел с прищуром и злой усмешкой. – Меня избили, детка. У меня перелом двух ребер, вывих плеча и колена и сотрясение под вопросом. Мало?

– Я заметила, – улыбка, словно мятый флажок на детской площадке, еще трепыхалась на губах, – что, кажется, пришла немного не вовремя?

Оксана ждала, что сейчас Толик ее разуверит, что его плохое настроение – отголосок происшедшего, боли, неуверенности, и она сможет это преодолеть. Но парень не спешил разуверять. Лежал, отводя взгляд в сторону, и поджимал губы.

– Я тебя обидела чем-то?

Она не знала, что и думать. Вроде бы вчера примчалась тут же, как смогла, привезла все, и осталась бы, даже до утра, но ведь Толик сам сказал, чтобы уходила. И если ночью в его поведении чувствовалась только заторможенность, вполне понятная, кстати, то сейчас – добавилась агрессия.

– Ты? Да, конечно, нет! – парень оскалился, изображая улыбку.

– Я не понимаю.

– Так давай, поговорим, обсудим. Нас же учат этому?

Оксана кивнула, подумав. У нее не было никаких тайн от Толика. А вот что творится у него в голове, хотелось бы выяснить. Если бы он сам не предложил обсудить, она был отложила это до лучших времен, не в больнице, ни при свидетелях.

– Сейчас ты тоже приехала ко мне на такси? Таксист был тем же самым? И ты платишь ему нежными объятиями? – выпалил парень, не давая Оксане вставить ни слова.

Ему не нужны были ее объяснения. Он уже сделал свои выводы. Какие-то странные и нелепые. Оксана запуталась еще больше. Наверняка, Толику кто-то что-то рассказал, накрутил его. Это мог сделать только Пашка. И именно тот высказал ей ночью непонятное недовольство по поводу Ярослава.

– Что ты себе придумал? – девушка приложила палец к губам Толика, но парень дернулся, зашипел от боли.

– Ничего я не придумал!

– Я приехала на автобусе, – похоже, продуктивного диалога не получалось, но попытаться-то стоило.

Девушка поднялась. Толик молчал. Сделала пару шагов к двери. Молчал. Оглянулась. Он холодно встретил ее взгляд.

– Пока?

– Пока.

Оксана открыла дверь палаты рывком. Казалось, что еще секунда здесь – и ей конец. Воздух казался разреженным, как в космосе. Голова кружилась, как после карусели.

И буквально налетела на Габриэлль. Та посмотрела удивленно своими волоокими очами, и даже любезно придержала Оксану за локоть. На плече мулаточки висела маленькая сумочка, в руке – корзинка с фруктами. Надо думать, не к любимой бабушке собралась эта Красная Шапочка.

Так вот кто причина равнодушия Толика? Эта красотка, с чьих губ он сорвал пряный поцелуй? И, интересно, когда они еще успели пообщаться? Насколько тесно? Так и объяснил бы сразу, а не строил из себя Отелло!

В душе Оксаны забурлили несказанные слова. Они выжигали внутри какую-то черную дыру, скручивали в жгут и отравляли. Девушка взглянула на Толика, Габриэлль, постаралась ослепительно улыбнуться и вернулась на стул. Плевать, что поведение странное. Что, наверное, все замерли в предвкушении реалити-шоу. Но Оксана ведь имела право знать, что происходит?

Габриэлль выглядела растерянной и виноватой. Приблизившись к кровати ошеломленного Толика, поставила прямо в ноги корзинку с фруктами и опустила глаза.

– Наверное, я не совсем вовремя? – проговорила бархатным голоском. – Но я просто хотела извиниться.

– За что? – Толик даже закашлялся.

– Просто есть один дебил, который не так все понял, – вдруг затарахтела Габриэлль. – Ну, про недавний флешмоб, про поцелуй, про меня, и вообще, – она развела руками и ослепительно улыбнулась. Даже Оксана залюбовалась белозубым открытым сиянием. – Я утром узнала, что тебя избили. А потом еще полицейский приходил. Ты заявление будешь подавать?

Так вот в чем дело? Во вчерашней драке? До Оксаны доходило все, кажется, слишком медленно. Но и Толик выглядел глупо.

– И правильно! – Габриэлль не ждала ответов на свои вопросы, просто выпаливала слова с завидной скоростью. – Я не раз говорила этому идиоту, что не собираюсь с ним встречаться, и вообще, не его собственность! Может ему в участке все лучше объяснят! А еще лучше, если закроют, – она изобразила пальцами с ярким маникюром решетку. – Сам напросился!

Оксане даже стало немного жаль эту тараторку. Наверное, многие вменяли себе в обязанность приударить за этой мулаточкой, экзотика же, тем более и внешними данными Бог не обидел. И фигура при ней, и черты лица, пожалуй, почти европейские – в маму. От папы – только цвет кожи, да непослушные кудряшки на голове.

– Все. Окей, же? Тут от меня гостинчик, в качестве моральной компенсации. Короче, я пошла, не буду мешать, – заключила Габриэлль, а потом вспорхнула к Толику и чмокнула, звонко, от души, а потом ушла, покачивая крутыми бедрами.

Оксану поразила эта детская непосредственность, с которой девушка все это провернула. Она бы так точно не смогла. Застеснялась бы, почувствовала себя неуклюжей коровой. А эта… Принцесса же.

– Толя, – Оксане даже пришлось позвать парня, уже с минуту таращившегося в дверной проем. – Ты знал, кто на тебя напал?

Он будто очнулся от гипноза или сна. Дернулся, глубоко вздохнул, и поначалу ответил вполне буднично:

– Нет. Просто налетели, придурки, я даже не понял, – а потом вспомнил, что вообще-то корчил из себя оскорбленного и снова поджал губы. – А это что-то меняет?

– Ничего.

А вот Оксане надоело обижаться. Она решила, после этой Габриэль, что разберется во всем, когда Толик выздоровеет. Тогда они смогут поговорить, без свидетелей, без этой не располагающей обстановки. На равных. Потому что за собой девушка никакой вины не чувствовала. И чего там наговорил Пашка, с какого такого перепуга – она к этому никакого отношения не имела.

Оксана посидела еще несколько минут, пока не заглянула санитарка и не сказала, что время посещений заканчивается. Теперь уход уже не выглядел побегом. И хотя Толик продолжал дуться, девушка не чувствовала себя жертвой аварии. Даже нашла силы, чтобы небрежно чмокнуть его. Разумеется, не так, как Габриэль, но все-таки. Тем более, никто из палаты особого внимания на странную парочку не обращал. Подумаешь, молодо-зелено, ссорятся-мирятся.

На улице снова накрапывал дождик. А зонтика не оказалось. Оксана добежала до остановки и решила, что сейчас поедет домой, примет горячую ванну и постарается выкинуть из головы все неприятные мысли, которые свили внутри змеиное гнездо.

– Девушка, дорогая, а какой автобус отсюда до Новомостовой идет? – дребезжащий голос, легкое прикосновение под локоток.

Оксана удивленно оглянулась. Рядом стояла парочка цыганок: постарше и помоложе. Обе в традиционных многоярусных юбках, цветастых платках, с яркой помадой на губах и бесячеством в глазах.

– Я не знаю, – она мотнула головой и отвернулась.

Но старшая настойчиво дотронулась до локтя:

– У тебя с парнем проблемы. Он с молодой, красивой связался, а на тебя свалить вину хочет. Обвиняет.

Сердце трепыхнулось. Как она угадала? У Оксаны что, на лбу написано? Внутренний голос тоненько орал, чтобы девушка не подавала вида, что все это бред, ложь, пресловутый крючок, на который попадается доверчивая жертва.

– Но у тебя все хорошо будет. Ты добрая. И дорога впереди открыта. Дай руку, – не отставала цыганка.

В каком-то забытьи Оксана протянула руку.

– Кольцо мешает. Сними, – приказала гадалка.

К горлу девушки подступила тошнота и ощущение, что пора как-то сворачивать все эти махинации с сознанием. Но цыганка уже крепко вцепилась в руку, снимала с пальца тоненькое золотое колечко с бирюзой и приговаривала:

– Золото мешает. Есть еще золото на себе? Цепочка, сережки, снимай. Давай бумажку, заверну, в карман уберешь, чтобы не думать, что я тебя обмануть хочу.

– Цепочки нет, сережки бижутерия, – какой-то толикой сознания оставаясь в себе, солгала Оксана, но послушно нащупала в кармане какую-то бумажку, достала ее и протянула цыганке.

Та схватила, зачем-то разорвала надвое, ловко завернула колечко, шепча то ли заговор, то ли молитву, потом опустила этот сверточек в карман девушки.

– Соперница у тебя. Красивая. Смелая, – снова схватилась за руку старшая ворожея, младшая же безучастно стояла рядом, внимала, и училась. – Ходит рядом. А парень ведется. Поддается на ее чары, – голос уже не казался таким дребезжащим, успокаивал, впивался, незаметно проникал в самые глубины, заставляя соглашаться с каждым словом. – Еще родители тебя не понимают. Токсичные отношения – слышала, да? Хотят, чтобы ты с ними всегда была. Их маленькой девочкой. Давят. Тоже парня отводят от тебя. Встречаться не разрешают.

Оксана опешила, словно вдруг получила пощечину. При чем тут родители? Они у нее вполне адекватные. И отношения у них очень даже хорошие, по всем меркам. Чего эта тетка выдумывает?

Девушка вырвала руку. Сунула в карман, выудила сверточек.

– Бесноватая ты! – заявила вдруг цыганка. – Грех на тебе и наговор! – и начала истово крестить, поглядывая по сторонам.

Оксана развернула. Вместо колечка в мятом обрывке лежало четыре рублевых монетки.

– Верните колечко! – сказала глухо, глубокими вдохами стараясь успокоить сердце.

Цыганки как-то разом развернулись и вышли под дождь. Пошли, не оборачиваясь, словно ничего их не касалось, и все это нелепое представление было устроено не ими. Оксана не собиралась отступать, пошла за ними, говоря все громче и громче:

– Верните колечко! Это бабушкино!

На них уже оглядывались редкие прохожие. Останавливались, хорошо, хоть у виска не крутили или видео не пытались снять глядя на классический цыганский развод, в который попала простушка.

– Верните! – Оксана вцепилась в пожилую гадалку.

– Да, на уже, муха! – в сердцах та сунула другой бумажный сверточек, копию первого, девушке в руку. – Не будет тебе счастья! – и припустила по дороге, чуть не попав под машину.

Младшая тем временем ушла уже далеко вперед, забыв про товарку, унося с собой полученный урок. Или не только его?

Оксана развернула бумажный сверток, не особо надеясь на чудо, но теперь это было ее колечко, несколько минут назад самолично снятое с пальца. А два обрывка сложились вместе в номер телефона Ярослава.



12 Метанойя[6 - перемена в восприятии фактов или явлений, обычно сопровождаемая сожалением или/и раскаянием]

Ярослав особо, конечно, не надеялся, что Оксана позвонит. Даже, наоборот, пытался настроиться, что листок с его номером так и заваляется у нее в кармане, рассыплется в труху, или распадется на нано-частицы. У нее парень. И как бы этим сказано многое.

Только и становиться в жизни этой девушки просто случайным эпизодом – тоже не хотелось. И как тогда быть? С вечной френдзоной Ярослав уже однажды обжегся с Дашей. Это сейчас, спустя пару лет, уже ничего не торкает в груди, не болит. А поначалу в душе бурлили сплошные противоречия. Герка, видимо, чувствовал, по-дружески предлагал дать другу ему в морду. Ведь все у них срослось странно и неожиданно, когда Ярослав полностью переключился на маму. Ну, и ладно. Все, что ни делается – делается к лучшему.

Итак, френдзона отпадает. Альтернатива? Личный водитель? Парень звякнул ключами от авто. Смешно. И глупо.

Еще глупее – приударить за какой-нибудь Оксаниной подругой, выждать момент и совершить обходной маневр. Появиться, как черт из табакерки, когда будет нужен, а ее парня рядом не окажется, но будет здоровая конкуренция. Здоровая…

Или просто забыть. Совсем. Вычеркнуть эту девушку, пока легко и нет никакой привязанности, а так, легкая симпатия, тепло в груди. Ведь все случайные встречи – не в счет. В судьбу верят дураки, неудачники и слабаки, кажется, кто-то из известных так говорил. И за случайными встречами не стоит рок или знак. Это просто говорит о перенаселенности в данной местности и куче точек пересечения, в том числе и социальных. Ну, и законе парности информации: пока Оксана не обратила на себя внимания объятием, Ярослав мог встречать ее по несколько раз на дню, но не видеть, мало ли девушек вокруг ходит. Однако сознание поставило якорек – и теперь невольно отмечает каждую встречу, обманывает, что та – предвестница чего-то большего.

Последний вариант – забыть – вызвал в душе сожаление. И не потому, что Оксана понравилась Ярославу внешне. Было еще что-то кроме, что-то, чего он не мог понять. Этого не встречалось пока ни в какой другой девушке. Ну, хотя бы то, что парень сидит вот так перед открытой лабораторкой – и думает совсем не об учебе. Перебирает варианты и вероятности. Вспоминает зеленые глаза и легкие веснушки на переносице.

– Алла не звонила? – отец заглянул в комнату.

Напугал. Настолько Ярослав погрузился в свои размышления об Оксане.

– Нет. А должна была? – он щелкнул ручкой.

– Хотела поговорить с тобой. Я не знаю.

Внутри головы словно кипяток растекся, вымыв все предыдущие мысли, а новые не принес. Ярославу не хотелось предполагать, придумывать причины для разговоров с сестрой. Они в последнее время всегда выходили неприятными, и касались матери, ее состояния, сообщений от лечащего врача, по совместительству родной теткой Алкиного мужа, пространных размышлений на тему, как болезнь подтачивает личность. А сейчас еще сестра умалчивает что-то от отца. Тот чувствует и беспокоится.

– Я позвоню ей позже, пап, – пообещал, стараясь придерживаться будничного тона.

Отец пожал плечами и позвал ужинать. Только сейчас Ярослав понял, что хочет есть до урчания в животе, а по всей комнате одуряюще пахнет жареной картошкой.

– На тебя сосиски варить?

– Давай две.

Дождавшись, пока отец уйдет, парень набрал сестру. Она взяла сразу, словно сидела с телефоном в руках и ждала. Впрочем, может так оно и было, не ждала, конечно, просто работала, или малой спал, а Алла следила, чтобы его ничего не разбудило, даже звонок от брата.

– Ты что-то хотела? – спросил Ярослав без обиняков.

– Не то, чтобы хотела, – замялась Алла. – Ты как считаешь, у мамы с головой в порядке?

– Аля, у нее рассеянный склероз, – устало ответил парень. – Симптомы ты знаешь. Потери рассудка среди них нет.

– Знаю, – грустно согласилась сестра. – Просто…

Она замолчала. Ярослав вздохнул. Кажется, хоть дело и касается матери, появилось что-то новенькое – все старенькое Алла выкладывала быстро.

– Мама сказала, что мой папа – другой человек, а не мой папа, – выпалила, на одном дыхании, как пулю выпустила.

Ярослав не понял, что именно сестра имела в виду. Никто бы не понял. Но разбираться – желания не возникло. Напротив, хотелось перемотать все заново, до того момента, когда он набрал телефонный номер. Или просто забыть. Или, чтоб Алла призналась в глупой шутке. Или в путанице с недосыпа.

Однако Алла продолжила. Сбивчиво, конечно. Но относительно понятно. И новость, действительно, была дикой и ошеломляющей. Мать выходила за отца, будучи в положении от другого? Это возможно? Папа знает? Или нет? Не может быть, чтобы не знал!

Как к этому относиться – не знали ни сестра, ни брат. Пожалуй, да, в этом случае проще думать, что у матери что-то с головой. Списать все на диагноз, даже если в него входят совсем другие признаки.

– И ты что? – Ярослав потер переносицу.

– Не поверила, конечно. Но она мне имя назвала. Рассказала, что они втроем дружили. Хотя, как дружили. Тот, ну… – она хмыкнула, не зная, как сказать, – Был перспективнее, из хорошей семьи. Все маме говорили, что за него надо держаться. Вот она и держалась.

– А папа?

– Он просто все время оказывался рядом.

Семейное это у них что ли? Ярослав чуть ли не до боли стиснул зубы. Он ведь тоже, так с Дашей дружил. Додружился. Теперь вот – Оксана. И он опять сомневается, нужно ему это все, проблемы, соперничество. Повторение пройденного. И у него опять пересдача?

– Чего молчишь? – спросила Алла.

– А чего я должен сказать? – Ярослав и вправду чувствовал полную растерянность.

– Не знаю.

Теперь они молчали вдвоем. Телефонному оператору капали деньги. Слова обесценивались, а молчание медленно превращалось в золото.

– Не хочешь поговорить с отцом? – наконец, решился нарушить его парень.

– С чьим? Моим или твоим? – как-то подчеркнуто безразлично отозвалась сестра.

– Нашим! – едва ли не рявкнул Ярослав.

Телефон, видимо, не выдержав накала, приглушенно пискнул, и вырубился. Оставалось только невидяще таращится в черный экран, заново прокручивая в голове весь разговор, проживая повторно эмоции, пытаясь прийти к какому-то решению. Собственно, оно было только одно – поговорить с отцом. Алла, видимо, надеялась на брата, оказавшись вдруг в положении приемыша, бастарда, скатившись с верхней лестницы первенца. Но Ярослав-то тоже – не железный.

Отец же, устав ждать, пришел снова. Встал напротив сына.

– С матерью что-то? – поинтересовался проницательно.

Тут бы все ему и выложить, Алка бы только порадовалась, ей-то что – она с души все скинула. Но Ярослав лишь упрямо тряхнул головой.

– Все по-старому.

Отец кивнул. Парень посмотрел на него, словно впервые. Ведь не старый еще, по современным меркам, но совершенно седой и какой-то высохший, потухший. Если мать сказала правду, то он-то, наверняка, тоже ее знал. И нес с достоинством долгие годы. Даже не подавая вида, что что-то не так. Это болезнь жены его изменила до неузнаваемости, высосала жизненные соки, а не ее обман.

– Пап, ты жалеешь о чем-нибудь? – вырвалось у Ярослава.

– В смысле, о жизни?

– Да.

Отец задумался, словно прокручивая в своей голове прошедшие годы, перематывая их, как кинопленку, оценивая эпизоды и сцены.

– Нет, – опустил ладонь на плечо сына, как припечатал. – Смысл жалеть?

– Ну, да. А чего бы ты переиграл, если бы дали?

– Странные ты вопросы задаешь, Яр. Но… Наверное, бы один момент жизни я хотел переиграть.

Вот сейчас он скажет. Ярослав почувствовал, как сердце подступило к горлу, как горячая волна пробежала по телу, а потом сменилась зябкостью, даже руки заледенели. Признается, что надо было поспешить, оказаться у мамы первым, отодвинуть того, перспективного… Но тогда – как же Алка? Вдруг возьмет и откажется от нее? Перечеркнет ее существование, как досадной ошибки?

– Нашу с мамой свадьбу, – просто ответил отец. – Ее ведь и не было, можно сказать. А мама хотела праздника, большого. С фатой и белым платьем, таким, как у принцессы. Мы ведь пошли, просто расписались, а вечером попили торт с «Прагой».

– И все?

– Все. Не сомневайся.

Он, конечно же, не имел в виду ничего особенного. Но Ярослав будто услышал ответ. Не сомневайся. Ни в том, кто отец Алле. Ни в том, что если человек твой, и ты это просто всеми волосками чувствуешь, за него стоит бороться.



13 Негативизм

Оксана приходила в больницу к Толику через день, чаще не получалось: учеба, да и мама нашла ей подработку в небольшом бутике, у своей подруги. Уставала страшно. Казалось, что теперь времени не хватает ни на что. Но ведь Толик – не тот случай, когда можно за счет него выкроить свободную минутку. Живым человеком нельзя пренебрегать. Особенно, если этот человек болеет.

Девушка покупала какие-нибудь вкусности – и ехала, надеясь, что настроение парня сменится с курса «Север» на курс «Юг». Что сегодня Толик перестанет куксится, обижаться непонятно на что, припоминать какие-то досадные мелочи, которых полно в отношениях, даже если им без году неделя.

Порой к Оксане присоединялись Ольховская и Григорьева. Тогда общая натянутость исчезала. Толик мило улыбался, шутил и был, в общем-то давно знакомым парнем. Лена и Янка делились новостями, рассказывали сплетни о преподах и общих знакомых. Оксана так не умела: во-первых, характер не тот, во-вторых, чужих ушей море. Но девчонок ничего не смущало. Может быть поэтому Толик и куксился с ней одной, скучал? Даже когда он стал выходить с девушкой в больничный холл или парк – в редкие сухие дни, большей частью молчал.

Оксана натянуто предлагала какие-то темы для разговора, пыталась вспомнить шутки, анекдоты. Дотягивалась до затянувшихся и местами уже полностью заживших царапин, но отдергивала руку, словно боялась обжечься.

Пашка тоже приезжал. Но не с Оксаной. Он и в универе ее старался избегать. А если приходилось общаться, казался холодным и говорил, будто сквозь зубы. В чем причина, девушка могла только догадываться. Наверняка, это его заморочка насчет Ярослава!

Придумал себе чего-то! Хотя парень ведь вообще ни при чем! Они и сейчас довольно часто встречались, перебрасывались парой фраз, как дела, и разбегались. Просто случайно. Безо всяких скрытых смыслов. А что часто, так скорее всего, и раньше так же было, просто внимания друг на друга не обращали. Парность информации. На психологии проходили.

Но переубеждать Пашку желания не возникало. Это его дело. Может считать, что угодно. Оксане с ним детей не крестить, это Ольховская по нему слюни пускает. Смущало лишь то, что иногда девушка неожиданно замечала пристальный взгляд Михеева, словно он наблюдает исподтишка, присматривается. От этого по затылку пробегали мурашки, словно подул ветерок и всколыхнул волосы – неприятно.

Оксана не понимала такого внимания. Хотелось подойти к Янке и сказать, чтобы уже предпринимала какие-то конкретные действия, пока ее красавчика не окрутила еще какая-нибудь сокурсница. Тогда ему будет чем заняться, кроме как следить за девушкой друга, пока тот в больнице.

А один раз с Оксаной поехала Полина. Не к Толику. Просто в ту же больницу, по пути. Вот в ее компании, наверное, Оксане было сейчас комфортнее всего. Она все не упускала возможности напомнить Евлантьевой про Ярослава. Но не протянешь же просто так номер телефона, если та не проявляет никакого видимого интереса, кроме улыбок. Так и получалось, что склеенная скотчем бумажка жила в кармане пальто Оксаны.

Девушки болтали по дороге, смеялись. С Полиной точно не надо было вспоминать шутки и анекдоты, чтобы чувствовать себя легко. А потом Оксана увидела на скамейке Толика и Габриэль. Та что-то оживленно рассказывала. Жестикулировала, смеялась, немного откидывая голову и обнажая белые породистые зубы. Толик внимательно слушал. Смотрел. Улыбался. Сидел в расслабленной позе, засунув одну руку в карман куртки, а другой приобняв девушку за плечи.

– Полин, я вспомнила, – Оксана дернула Евлантьеву за рукав, – мне же на работу сегодня. Юля попросила подменить, а я забыла.

Полина удивилась. Пожала плечами.

– Езжай, конечно. Какие обиды. Майорова предупреди, что не придешь, чтобы лишних поводов для обид не было.

– Да, конечно, я ему позвоню, – согласилась девушка.

В душе воцарилось удивление. Не обида. Не ревность. А именно – здоровое, спокойное удивление, без «ах». И Оксана просто не могла решить: дать понять Толику, что она видела его и Габриэль, или сделать вид, что ни о чем не догадывается.

Девушка погуляла часок в округе. Зашла попить кофе в уютное кафе, когда начала немного замерзать. Потом, за полчаса до окончания приемных часов вернулась в больницу, так и не решив, как лучше поступить.

Толик спустился в холл. Приобнял и чмокнул в щеку. Сказал, что думал уже, что Оксана не придет.

– Да, нет, пришла бы, – она улыбнулась. – Ты же ждал. Приходил сегодня кто-нибудь?

– Ребята, – коротко ответил Толик. – Принесли столько всего. И сок, и фрукты, и всякую дребедень. Так что ты свое сама съешь. Меня, скорее всего, завтра уже выпишут.

– О! Здорово! – обрадовалась девушка. – Тебя встретить?

Парень пристально взглянул Оксане в глаза. Она не поняла причину, показалось, что будто морозцем потянуло – даже быстро оглянулась по сторонам, отыскивая кондиционер, которого, разумеется, не было.

– С другом своим встречать будешь?

– Каким другом? – опешила Оксана.

– Таксистом. Заодно будет куда все гостинцы сложить. В общаге с Пашкой съедим, – он, казалось бы, говорил обычные вещи, но таким тоном, что сразу было понятно – стебется, пытается уколоть.

Только чем? И зачем?

Оксана почувствовала, как устала. Чувство нахлынуло резко, даже в глазах потемнело, пришлось облокотиться на стенку.

– Толя, если тебе надо, чтобы я вызвала такси, так и скажи, – сказала тихо, поглаживая в кармане склеенную бумажку с номером телефона.

– Я не это имел в виду, – он опять превратился в кого-то чужого.

Девушка глубоко вздохнула, словно приготовившись нырнуть, а потом выдала, вместо долгих хождений вокруг и около, которые пытался затеять парень:

– Ты хочешь со мной расстаться?

– А ты? – Ноздри Толика нервно раздувались, как и жилы на шее, словно он гирю поднимает, а не с девушкой разговаривает.

– Я надеялась, что у нас что-то может получиться. Но теперь я просто устала, – призналась Оксана.

– Да? Ну, со здоровым-то легче, чем с больным. Ты не думала, что я могу заболеть, да?

– Может, у Габриэль есть машина? – она, действительно, устала.

И решила сказать, как есть. Не играя словами. В конце концов, лучше все закончить здесь и сейчас, не оставляя на неопределенное будущее. Да, ошиблись. С кем не бывает. Хорошо, что ошибка выяснилась на конфетно-букетной стадии, когда можно расстаться относительно-безболезненно.

Теперь опешил Толик. Шелуха напускной ревности скатилась с него, как капля воды со стекла. Даже глаза потухли. Жаль, только на какой-то миг, Оксана лишь успела уловить, а потом все вновь сменилось. Парень покраснел, сощурился, вскинул голову.

– Так вот в чем дело? Ты мне просто мстишь?

– Я?! – девушка не верила ушам.

Чем она мстить? Майоров ничего не попутал? Или у него от сотрясения мозги переклинило, реальность адекватно оценивать разучился? Оксана раскрыла и закрыла рот несколько раз, все порываясь ему это высказать, но потом просто отпихнула парня с дороги, и ушла.



14 Объективность

Толику не спалось. Мешало тошное чувство вины, давящее, ноющее, как давний перелом. Хотелось прямо сейчас позвонить Оксане и извиниться. Сказать, что это просто нервы и типично-мужское «Я болею-тире-умираю». Но когда уже он подорвался выйти в коридор, чтобы никого не разбудить, то испугался. Что он ей скажет? Как скажет? А что она ответит? И как потом с этим всем жить? Потому что…

Стыдно. Стыдно! Стыдно!!!

До такой степени, что кровь ударяет в нос, там становится горячо и щекотно. И глаза краснеют, наполняются горькими слезами. Но не плакать же. Не по-мужски как-то.

Ведь все понятно. Сейчас, по крайней мере, Толик это осознал до конца – он просто пытался переложить свою вину, за то, что всерьез увлекся шоколадкой-Габриэль, на Оксану. Да, Антипина – положительная во всех смыслах, она понравится маме, если их познакомить, с ней можно распланировать всю жизнь, и знать, что если и будет отступление от планов, то незначительное. Габриэль – не такая. Уже одно ее происхождение – чего стоит! Но к ней рвется все нутро. Так, что не верится, что это возможно. Крышу сносит. Подумаешь, какая она сладкая – и все, улет.

И поэтому хотелось, чтобы Оксана сделала ошибку, сорвалась, чтобы был повод порвать. Серьезный. Не надуманный. И тут – Пашка. С рассказами, про того парня. Подстегивал, как верный гончий пес. Брал дичь.

Толик едва не застонал. Какой-то кошмарный сон наяву.

После первого случайного поцелуя с Габриэль чего-то понять оказалось слишком сложно, да и рано, наверное. Яркая, самобытная, очень темпераментная девушка только еще слегка опалила его крылышки своим огнем. Надо же – поцеловала в ответ, да еще как! Голова закружилась, как от убойного коктейля в баре. Такого с Оксаной не было. Ни разу. Просто поцелуи. Приятно, влекуще. Но не более. Селедка – вкусно, пока на столе не зарозовеет форель.

Габриэль нечаянно ворвалась в жизнь Толика. И, наверное, со временем он бы перестал о ней думать. Но девушка и в больницу заявилась, со своей корзиной фруктов, наговорила кучу всего, и ушла. Могла бы не приходить. За своего бывшего заступаться ведь не собиралась. Даже, скорее, наоборот, обрадовалась, что Толик от заявления в полицию отказываться не собирается. И снова – поцелуй! Мужики в палате обзавидовались, даже старичок. А запомнили бы Оксану?

В следующий раз Габриэль пришла, поигрывая каким-то новомодным массажером. Предлагала опробовать, но, рано ведь… Рано! Хотя с ней Толик не замечал, что болят ребра, забывал напрочь. И опробовал бы все, чего она захотела. Но вошедшая медсестра умела объяснять очень доходчиво, что можно, а что нельзя. Даже принцессам.

Габриэль стала приходить не реже, чем Оксана, интуитивно подгадывая дни, когда та не должна прийти. Зачем? Не спрашивать же. И так лестно думать, что Толик смог покорить эту мулатку. Ведь он не принц. Не мажор какой-нибудь. Обычный парень. У его матери – собачий питомник в пригороде. Да, весьма известный, элитный. Но там впахиваешь, как конюх на конюшне! И тем не менее…

И поцелуев стало больше. У Толика срывало голову от собственной дерзости! Пойти против всего: матери, своих принципов, своего скучного распланированного будущего. Погрузиться в полное безумие с головой. Чувствовать пряный аромат Габриэль и пьянеть.

А Пашка, словно чувствовал, что другу надо подставить плечо: приходил и зло рассказывал, что видел рядом с Оксаной того парня, Ярослава. И в душе бурлило праведное негодование: как она может, пока Толик в больнице! А что, собственно, Оксана делала?

Низко! Перекладывать с больной головы на здоровую. И еще пытаться самого себя оправдать: я ведь такой весь из себя правильный. Толика корежило не меньше, чем в первый день после драки, только теперь он сам себя пытался изувечить, обозвать посильнее, надавить на чувствительные точки, отомстить самому себе. За Оксану. За Габриэль. За маму.

Наутро у Толика жутко болела голова. Он даже отказался от больничного завтрака и огрызнулся на санитарку, заставившую его выйти из палаты, когда она принялась мыть полы. А потом раскаянно извинился и угостил ее ананасом, который принесла Габриэль.

Выписку обещали подготовить сразу после обеда. Парень сложил вещи – три полных спортивных сумки (когда накопилось-то!) – и сел на кровать, задумчиво пролистывая список номеров в телефоне. Оксане позвонить, чтобы извиниться, так смелости и не хватило. Да и после вчерашнего он сомневался, что она приедет.

У Габриэль была машина. Но просить приехать ее – тоже казалось неправильным. Это все бытовуха. Какое отношение к ней имеют принцессы? Оставался только Пашка. Кто же еще. Безлошадный, конечно. Но ведь и вещей не десять сумок.

Набрал его. Михеев не ответил, но перезвонил минут через двадцать, запыхавшийся и весь из себя деятельный.

– Привет, бро! – Толику. – Ковалев, ты совсем дебил? – кому-то в сторону. – Звонил? – опять другу.

– Ага. Ты приехать сможешь? Помочь с вещами.

– С какими? – тупил Пашка.

– Выписывают меня. А гостинцев тут на неделю. Сам не увезу.

– А-а-а! – теперь он, похоже, понял. – Не вопрос.

«Не вопрос» пришлось ждать в холле еще два часа. Толик психовал и думал, что лучше бы вызвал такси. Расплачиваться только чем? Налички – ни копейки, вся степешка и материна дотация студенческой жизни – на карточке, а до ближайшего терминала – топать и топать.

Поставив телефон на зарядку, парень тыкался в игры, то в одну, то в другую, но мыслями был далеко отсюда. Толик решил, что сегодня к Оксане не пойдет со своими извинениями. Лучше завтра. Купит цветы… Хотя это как-то пошло, как в дешевых сериальчиках. Тогда что купить? На помолвки дарят кольца. А наоборот? У него-то предложение – остаться друзьями. При чем, в самом прямом смысле. Ну, погорячились с попыткой поиграть в любовь. Не вышло. И чем тогда это символизировать? Маловато опыта в таких делах! Но и малодушно надеяться, что все само собой рассосется – уже не катит.

Загуглив, что можно подарить девушке при расставании, прочел только идиотские советы, типа, платья на размер меньше, сертификата на увеличение груди, бритвенный станок и украшение в виде удавки на шею – только чертыхнулся. Пожалуй, букет, нормальный, дорогой, без стеба – уже не смотрелся на фоне этого такой плохой идеей. Толик же не собирался мстить!

– Майоров! – оклик заставил оторваться от экрана и тягостных размышлений.

Пашка, наконец, заявился. И не один, а в компании с Григорьевой. Неожиданно. И досадно. Хотелось поговорить с глазу на глаз, посоветоваться. В конце концов, у Михеева опыта больше. Но не при Лене же.

А Григорьева стояла и вся светилась. При полном параде, как будто куда-то собралась. Может, Толик чего-то пропустил? И Пашка теперь мутит с ней? Тогда Ольховская крупно обломалась. Но эта новость не вызвала эмоций – Толику было все равно.

– У меня брат приехал в город, я выпросила машину! – жизнерадостно возвестила Лена. – Так что доставим тебя в общагу с комфортом!

– А ты водить-то умеешь? – не смог удержаться от сарказма Толик.

– Сюда же доехали, – не обидевшись, махнула рукой Григорьева. – Мы потихонечку.

Парни переглянулись. Пашка молча схватил две первые попавшиеся сумки и вышел. Толик следом. Лена бежала сзади, обгоняя только тогда, когда надо было открыть двери. И беспрестанно трындела, даже хотелось уже сказать ей, чтобы помолчала немного.

Водила Лена не так, чтобы хорошо. Пристроилась за троллейбусом и ползла. Но хотя бы без словесного потока. Девушка расстегнулась. По ее вискам то и дело сбегала капелька пота, наверное, уж, не от жары. Как ей брат свою машину доверил? Хотя, Григорьева кого хочешь уломает, она девица настырная, не мытьем, так катаньем, но свое выудит.

Пашка и Толик сели сзади и тихонько переговаривались о том, о сем, не затрагивая личных вопросов. Наверное, Григорьева бы ничего и не услышала от напряжения, но рисковать не стоило, не та тема, чтобы делать ее достоянием общественности. И так Лена еще у ворот больницы поинтересовалась, подождать Антипину или нет, а Толику пришлось ответить, что скорее всего – нет. Григорьева удивленно вскинула брови, но уточнять ничего не стала.

Добравшись до общаги, пусть не быстро, но в целости и сохранности, парни распрощались с Григорьевой, со всеми положенными реверансами, и даже с предложением заглянуть на чай. Или не чай. Фрукты, например. Лена была готова зайти хоть сейчас, только позвонил ее брат и велел пригнать автомобиль. Повезло. Теперь хоть можно было откровенно поговорить.

В комнате выяснилось, что Михеев не поменял одну подругу на другую. Просто Лена предложила помочь, а парень не отказался. Чего тогда она так вырядилась – не понятно. Если собиралась на свидание пойти – чего не пошла. Не поймешь этих девушек иногда!

А Толик, как на духу, выложил Пашке про визиты Габриэль в больницу, про свои нападки на Оксану, про чувство вины и про ночные размышления. Во всех красках.

– А я тут при чем?

– Мне совет твой нужен. Ничего у нас с Антипиной не склеилось. Но совсем уродом быть не хочется. Я же все эти дни виноватой ее выставлял, подогревал в себе, что, мол, она с тем парнем.

– Ничего не подогревал, – набычился Джастин.

– Паш, ты, правда, думаешь, что Оксана смогла бы изменить? – только произнеся это вслух, Толик понял, насколько зашорился сам в эти дни. – Да, она же правильная до мозга костей! У нее все должно быть хорошо и по совести! Только… Надоело! Мне душно с Антипиной! Эффект неожиданности пропадает! Я себя идиотом чувствую со сперматоксикозом! Но ничего поделать не могу! Потому что Габриэль – она другая!

Он уже почти орал. А Михеев молчал, глядя исподлобья. Слушал. Стискивал кулаки. Потом встал и со всего размаху залепил в стену.

– Ты чего? – Толик задохнулся, как будто удар пришелся в него.

– Да, ты! – Джастин сам на себя не походил. – Не путай хрен с пальцем!

– С ума сошел! Сам ничего не путаешь?

Но Пашка лишь слизнул кровь с разбитых костяшек и выскочил из комнаты.

Толик замер в оцепенении. Чего это с Михеевым? С чего он взъелся? Даже предположений – на что именно – не возникало. Наговорил чепухи и смылся! Только обои зря испачкал.

Намочив тряпку, Толик медленно вытер несколько алых пятнышек со стены. Если бы так легко было стереть вину.



15 Пароксизм[7 - Острая форма переживания эмоции]

Оксана ездила в универ. Возвращалась домой и шла на работу. Общалась с родителями и однокурсниками. Улыбалась коллегам и клиентам. Все, как всегда. Абсолютно.

И только наедине с собой замирала в оцепенении. Тогда, когда можно было не делать лицо. И в этом состоянии единственная мысль пульсировала в жилах: «Ну и трус, Майоров! Трус!» Просто не верилось, что можно было обмануться в человеке так сильно! Она ведь считала его совсем другим! Да, не знала, в чем пришлось убедиться. Но…

Она же не пятнадцатилетняя девочка. Это в этом возрасте ты придумываешь себе объект своей любви и подбираешь под него более-менее подходящий типаж. Оксана же так не делала! Она присматривалась к Толику два года! Общалась с ним в одной студенческой тусовке. И даже поддалась на уговоры остальных, что они будут прекрасной парой. Поверила. Зря.

С момента своей выписки из больницы, Толик на связь не выходил, в универе не появлялся. Наверняка, отсиживался в общаге, залечивал раны. Физические. Оксана невольно убедила себя, что переживать Майоров точно не может. У него все ясно: виноват не он. И даже не от него прозвучали слова о расставании.

Пашка приходил на лекции, искоса посматривал на Оксану… Вздыхал и молчал. Наверняка, что-то знал. Конечно, они ведь с Толиком друзья. И понятно, что не он должен ставить Оксану в известность. Но жалеть-то с чего? Или она производит такое жалкое впечатление?

Молчала и Григорьева, после своего визита к Оксане в день выписки Толика. Тогда Лена, вся горя от какого-то непонятного возбуждения, поинтересовалась, кто кого из них с Майоровым бросил.

– Бросил? – деланно удивилась Оксана. Даже так?

Лена во всех красках описала, как они с Пашкой забирали Толика из больницы, не забыв упомянуть свой вопрос, надо ли подождать девушку, и прозвучавший ответ «нет».

– И что это значит? – холодно поинтересовалась Оксана.

– По-моему, все однозначно, Антипина, – пожала плечами Лена, – между вами все кончено.

И такое непонятное торжество проскользнуло в ее голосе… Хотя, почему непонятное? Майоров Григорьевой нравился. Это замечали многие. Просто у нее не было шансов: девочка из провинции, из многодетной семьи, привыкшая брать все в свои руки, даже тогда, когда не нужно этого делать. Оксана все это недостатком не считала. Но Толик еще в самом первом семестре обозначил Ленино место: свой парень.

И вот Лена вдруг обнадежилась. Для нее все однозначно.

Ну, кому как. Оксане это однозначным не казалось. Хотя и был неприятный разговор с Толиком накануне, и сцена с Габриэль. Девушка ждала какой-то точки что ли. Сейчас же все продолжалось многоточие. Оно тянулось и тянулось, забивая попытки первой позвонить, поговорить, решить.

Ну, и трус, Майоров! Предпочитавший не определиться, а тянуть кота за хвост.

Внутренний холод, охватывающий от всех этих размышлений, заставил засунуть руки поглубже в карманы. И разумеется, под пальцы тут же попала бумажка с номером телефона Ярослава. Вот ведь! Оксана так и не передала его Полине, как хотела.

А сам парень куда-то пропал. Встречались-встречались абсолютно случайно, а тут вдруг перестали. Уже с неделю точно. И если до странного знакомства Оксана, скорее всего, просто не замечала его в общей массе, то теперь это на кучу людей вокруг списать не получалось. Наверное, не увидел поощрений со стороны Полины, хотя ведь та вообще довольно сдержанная – и решил затаиться?

– Полин, – чувствуя себя глубоко виноватой, она потянула Евлантьеву при встрече за рукав куртки. – Вот. Это телефон Ярослава.

– Ярослава? – девушка наморщила лоб, словно не понимая. – Зачем?

– Ну-у-у, – Оксана растерялась. – Мне казалось, он тебе нравится.

– Кто?

– Да, Ярослав же.

– Кому?

Происходящее напоминало сцену ситкома, глупую сцену, написанную дилетантом. У Оксаны не было никаких моральных сил и желания играть в «вопрос-ответ», а Полина никак не подходила на роль той, что может затеять ее только ради прикола.

– Оксана, – Евлантьева, похоже, не знала, смеяться ей, или оставаться серьезной, уголки ее губ как-то подрагивали, а глаза прищурились и сразу стали напоминать лисьи, – он, может, и симпатичный парень, но…, – она развела руками. – Начнем с того, что я, можно сказать, замужем.

– Как это?

– Ну, мы не расписаны, конечно, официально, но вместе.

– Давно?

– Давно, – теперь Полина уже улыбнулась. – С того момента, как поженились наши родители.

– В смысле? Тогда он же тебе брат.

– Оксана, какой брат? Нам было по шестнадцать! Не дети уже. Он жил с отцом, я с матерью. Родители работали вместе, потом решили, что должны не просто работать.

Это была новость. Пожалуй, девушка впервые что-то решила рассказать о себе. Оксана даже на время забыла мантру: «Майоров – трус».

– Съехались, – по-прежнему улыбаясь, вещала Евлантьева, – поставив нас просто перед фактом.

– Каким фактом? – Оксана буквально увидела, как на лицо собеседницы набежали тучи, взгляд затуманился, словно какое-то черное колдовство сотворилось, и немного испугалась, что сейчас та уйдет в свои мысли, и между ними так и провиснет эта тайна.

– Что все, мы одна семья. Мы с Данькой жили в… – Полина назвала мегаполис, даже неожиданно, всегда ведь кажется, что из центра в периферию мало кто уезжает, по крайней мере, сейчас. – Метро, тусовки, перспективы. Знаешь, я ведь совсем не обращала на Даню внимание. Он казался захватчиком. Приехал со своим отцом. Выдели ему угол, общайся, познакомь с одноклассниками. Перевели же его в мою школу. Представляешь, как я бесилась! Тем более, Даньке постоянное лечение требовалось, тренировки всякие. У него легкое ДЦП. Их из-за этого с отцом его мать родная и бросила. Сказала однажды, что устала и ушла. А мне-то уйти было некуда. Злилась на Даньку – страшно! И на мать. Мало того на себя взвалила чужую ношу, так еще и на меня! Сейчас стыдно, но я сбегала от своего «братца», оставляла его в толпе, одного. Кричала, что не обязана с ним возится.

Оксана замерла, боясь пропустить что-то в рассказе Полины, или не понять, потому что каким-то чутьем чувствовала – повторять Евлантьева не станет, уйдет момент, и все, прощай откровенность. Хотя то, что подруга рассказывала, совсем не подходило ей сегодняшней. Так и представлялась избалованная капризная девчонка.

– Вела себя, как дура, – вторила Оксаниным мыслям Полина. – С полгода точно или чуть больше. Потом лето, я уехала к бабушке по отцу, и влипла в одну историю. И кто бы думал, выручил меня Данька. Приехал за мной даже, представляешь, самостоятельно. Долго рассказывать. Только, если считать какую-то отправную точку, она случилась именно тогда. Мы сблизились. И я даже узнала, что он классно фотографирует. А однажды наш класс поехал… – девушка задумалась, – в общем, не важно куда поехал! Главное, все зашли в один вагон. Проехали две остановки, только тронулись дальше – и взрыв. Смертник… Когда где-то случается теракт, ты думаешь, что это – не про тебя, что это далеко, и вообще – не правда. Смотришь фотографии, и кажется, что все это постановка, кадр киноленты. К этому нельзя быть готовым. Это всегда неожиданно. Хлопок в барабанных перепонках, толчок, сшибающий с ног, крики… И прикрыл меня, кто бы думал, Даня, а не кто-то из здоровых мальчиков.

– И? – Оксана буквально осипла, ей пришлось проглатывать комок, внезапно образовавшийся в горле. – Он погиб?

Глупый, конечно, вопрос, если Евлантьева рассказывала про живущего ныне человека, но Оксану алогичность почему-то не смутила в первый момент.

Полина же будто пришла в себя, вырвалась из какого-то страшного сновидения, или из-под гипноза:

– Погиб? – сфокусировала взгляд на девушке. – Почему погиб? Нет. Взрыв был в другом вагоне, наш просто тряхнуло сильно. Я лоб рассекла о сиденье, – она подняла челку и показала шрам. – Данька колено повредил. Но в целом, все в порядке. Это в другом вагоне была мясорубка. Я просто в тот момент конкретно так влипла. Поняла, что это мой человек. И он совсем мне не брат. Потом Даня поступил в этот город учиться, в медицинский – здесь в есть профессор один, просто от бога, поднимает ребят с ДЦП. Даня решил, что тоже так будет, все же знает, изнутри. Сейчас пока волонтерит в больнице. И подрабатывает фотографом. А я уже переехала за ним. Тем более, родители тоже, как ты – брат-брат. Им легче все принять, когда мы далеко и отдельно.

Оксана задумалась, как и что должно перевернуться в сознании, чтобы вот так взять, бросить все в своем городе, уехать в совершенно незнакомый, даже следом за любимым… И начать все с чистого листа. Но теперь, конечно, понятно, к кому Евлантьева в больницу ходила – к мужу.

– И как? – Оксана, пожалуй, даже не поняла, о чем конкретно спрашивает: о взрыве, жизни здесь или замужестве.

– Нормально, – пожала плечами Полина. – Жить можно.

– А после взрыва?

– Ну, здесь нет метро, это радует, – улыбнулась подруга. Правда, улыбка быстро растаяла. – Хотя… Страшно. Оказываешься среди толпы и накрывает. Хочется забить этот страх, чем угодно: музыкой, аудиокнигой, лекцией, чтобы не выискивать в толпе того, кто сейчас может все взорвать, чтобы не загонять себя в пучину ужаса, из которой тебя никто не вытащит. Но ведь у каждого из нас есть такие моменты, – она проницательно глянула, словно прямо в душу, – мы привыкаем, и в итоге научаемся с этим жить.

– Да, – кивнула Оксана, вдруг осознав, что, пожалуй, и сама боится разговора с Толиком, боится разочарования, сейчас ей легче злиться, думать, что трусит именно он.

Во время перерыва девушка подошла к Пашке. Вздохнула, как перед прыжком в воду, и выпалила:

– Не знаешь, куда Майоров пропал?

– Знаю, – Михеев опустил голову, – его мать домой увезла. Узнала откуда-то про драку, грозилась разнести тут все и всех.

– А позвонить? – она даже как-то растерялась, не в состоянии сформулировать, чего же хочет спросить, но парень понял.

– Да, пока они с матерью друг на друга орали, Толик телефон кокнул, так и уехал без него.



16 Регрессия

Толик вернулся через неделю. Злой и дерганный. На все расспросы – только огрызался. Зачем-то наведался в деканат. Григорьева попыталась выяснить причину, но в итоге только с час рыдала в туалете под присмотром Ольховской. Однако судя по тому, что парень лихорадочно закрывал хвосты, забирать документы он не собирался.

Оксана же как раз в это время свалилась с ангиной – и узнавала все происходящее с понятным отставанием. Температура дарила отсрочку для разговора, но не только – она еще снимала лишнюю эмоциональную составляющую, девушке казалось, что ее нервы обложили мягкими подушками и включили тихую колыбельную. Ничего не тренькало в сознании, что говорить, если вдруг позвонит Толик – уж, скажет что-нибудь, найдет пару нужных слов, или не пару. Теперь, наверное, имеет смысл сосредоточиться на учебе. А не на чувствах.

Как быть с их компанией, которая, кажется, к экватору начала раскалываться на отдельные личности – тоже не волновало. Подумаешь. Однажды в школе уже казалось, как это она без своих одноклассников. Ничего, живет. Периодически встречается, списывается, созванивается. Но очень периодически.

Так и тут. Много ли людей общается после учебы с теми, с кем где-то учился? В основном всех засасывает совсем другая жизнь. Да, прикольно встретится, послушать, кто где и кем стал. По родителям Оксана знала – это бывает душевно, но не слишком часто. И далеко не все приходят, кто-то просто растворяется в бытие, или быте, как посмотреть.

Конечно, бывают и исключения. Хорошие. Когда человек твой. И ты знаешь, что годы и расстояния – вам не помеха.

И Полину Оксана точно теперь считает той самой подругой. Которая знает тебя, и которую знаешь ты. И даже стало как-то морально легче, без этих тусовок с Ольховской. Тем более, та как-то изменилась. Вечно высказывает какие-то претензии, докапывается. Хотя, казалось бы, чего им делить? А вот Григорьева, напротив, подобрела. Но… Она точно – не подруга.

Так что Оксана невольно наслаждалась короткой передышкой.

Мама оставляла вкусности, убегая на работу; папа закачал на ноут какие-то комедии – не жизнь, малина. Было понятно, что вечно так продолжаться не будет, что однажды все вернется в свою колею – но это не пугало. Пока Оксана исправно пила таблетки, полоскала горло, отправляла работы по интернету, чтобы потом не мучится с долгами, и отдыхала ото всего.

Толик объявился неожиданно. Девушка открыла дверь на звонок, не спрашивая, уверенная, что принесли какие-нибудь квитанции, или еще что-нибудь, а за порогом оказался Майоров с огромным букетом и каким-то многоярусным тортом.

– Привет, – сказал, неуверенно поглядывая на Оксану. – Зайти можно?

Он осунулся. Но ссадин уже не было видно. На волосах серебрились первые снежинки. Надо же, кажется, уже и до зимы не далеко.

– Конечно, – девушка сама не ожидала, как легко это прозвучит. – Вот тапки, пошли сразу на кухню, чайник поставлю.

Толик кивнул. Послушно принялся переобуваться. А Оксана забрала букет, воткнула его в мамину вазу, налив воды. Чайник поставила, как был, не полный, только воткнула свисток, чтобы не выкипел. Размышляя, с какого боку подступить к торту, не заметила, что парень уже пришел в кухню.

– Оксан! – он заставил ее вздрогнуть. – Прости меня.

– За то, что планируешь сделать меня толстушкой? – пошутила девушка.

– Нет.

Толик, похоже, не знал, как подступиться к разговору, как Оксана к его торту. Тогда она сунула парню нож и лакомство, а сама загнала шар в лузу:

– Толя, мы немного погорячились, решив встречаться. Быть просто друзьями у нас получалось лучше.

– Да, – он кивнул, – лучше.

Парень вонзил нож в бисквитное творение, и безжалостно кромсая его на куски, выложил Оксане все про свои иррациональные чувства к Габриэль, про то, что всегда ставил логику выше чувств, но оказался не прав, что обвиняя Оксану – на самом деле поступал не по-мужски, а просто малодушно прятался за обиду, что…

– Толик, стоп! – Оксана отобрала и нож, и торт, и все несказанные слова. – Давай просто считать, что это у нас был пробник отношений. И он нам не подошел. Возможно, мы просто не созрели. Или представляли себе все как-то иначе. Проще всего – вернуться на предыдущий этап и остаться на нем.

Парень открыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но… Промолчал. А девушка лизнула пальцы:

– Вкусный торт… Был, – и с сожалением посмотрела на то, во что тот превратился.

– Почему у нас ничего не получилось? – тихо поинтересовался Толик.

Но вопрос был риторическим, задавая его, парень не ждал ответа, Оксана каким-то внутренним чутьем это поняла и промолчала, даже мысленно. Эффект тишины. Громкий и всеобъемлющий. Когда ты понимаешь происходящее не на вербальном уровне, а на внутреннем, идущем откуда-то из нутра, из веков, еще не замутненных словами.

Толик хлопнул по коленям. Поднялся и ушел. У порога приостановившись на мгновение и слегка потянулся к Оксане, будто намереваясь обнять или поцеловать, но потом передумал. Она закрыла дверь, а потом буквально спустилась по стене на пол, но не от огорчения, а от облегчения. Оказывается, положительные эмоции подрубают не хуже отрицательных. В голове метался рой воспоминаний, но ни досады, ни обиды, ни чего-то мерзкого, которое, наверное, должно быть, когда ты расстаешься с человеком, с которым тебя упорно сводили почти два года, все, кому не лень – не было. Это удивляло.

Регресс. Шаг назад. Нет, разумеется, она прекрасно понимала, что скорее всего, сейчас оставаться с Толиком друзьями они не смогут. Общение, наверняка, сойдет на нет. Но лучше уж так, чем силиться изо всех сил, в попытках оправдать чужие ожидания.

Оксана еще не успела подняться, как пришел папа. Не заметив дочь, едва не споткнулся. Застыв на месте, снял очки, свел брови к переносице, что для него означало крайнюю степень растерянности:

– Ксан, что случилось?

– Ничего, пап, – она нашла в себе силы, чтобы, наконец, встать. – Голова закружилась немного, слабость.

Папа заметно расслабился. Как в детстве прильнул губами ко лбу, меряя температуру не хуже градусника, задумался на секунду, потом выдал:

– Вроде температуры нет.

– Конечно, нет! – поддержала Оксана. – Надо выздоравливать! До сессии всего-ничего осталось, а я валяюсь дома.

На каком-то эмоциональном подъеме она выбросила ошметки торта. Потом подумала – и за ними же отправила букет. Папа наблюдал за всем с ленивым любопытством сытого кота: не задавая вопросов, не внося ремарок, не давая советов. Перед приходом мамы только дал понять, что рассказывать ей ничего не станет. Оксана кивнула.



17 Страх

Полина стояла на остановке с незнакомым молодым человеком: худощавым, высоким, немного сутулым. Оксана даже слегка сбавила шаг, не зная, как обратиться, что сказать. Вроде бы с одной Евлантьевой все получалось просто. А сейчас?

Но Полина словно почувствовала ее взгляд и обернулась, заулыбалась, дернула парня за локоть.

– Привет! Познакомься, это Даня, мой муж, – она слегка пихнула его в бок. – А это моя подруга Оксана.

Подруга… Повеяло теплом. Оказалось, важно – услышать именно это.

Оксана коротко, но внимательно глянула на Даню. Кажется, Полина говорила, что у него ДЦП? С первого взгляда – и не скажешь. Может немного неловкие движения, косолапит слегка. Честь и хвала его отцу!

– Очень приятно! – у Дани оказался глубокий завораживающий голос, как у какого-нибудь актера, только закрыть глаза и слушать. – Полина рассказывала про вас.

– Да, мне тоже, – призналась Оксана.

Но продолжить светский разговор не дал подъехавший автобус. Девушка ждала, что сейчас Евлантьева опять закроется в своих наушниках, но, видимо, с мужем та чувствовала себя комфортнее, он, при всей своей физической неустойчивости дарил ей устойчивость моральную.

Боковушки в конце автобуса, перпендикулярные основным сидениям, оказались пустыми – мало кому нравится ехать боком, но зато можно было сесть рядышком и с комфортом. Полина и Даниил тут же уселись бок о бок, на стороне водителя, Оксана – напротив, через проход, на стороне двери, и получила возможность наблюдать исподтишка за их нежными переглядываниями, общей мимикой. У них с Толиком такого не было, да и не появилось бы, наверное, никогда. А с кем бы появилось? Может этот человек ходит совсем рядом? Как люди понимают, что нашли свою пару, своего единственного или единственную? Или все это сказки? Оксана после расставания с Толиком часто об этом задумывалась, особенно, если видела вот эту общность, которая буквально сквозила между Полиной и Даней, между родителями, между случайными парочками на улице. Не спросишь ведь. Да и спросишь – никто не объяснит.

Оксана снова украдкой кинула любопытный взгляд. Но теперь на лице Полины явственно читалась напряженность: она смотрела на парня, сидевшего впереди Оксаны. Сама девушка ничего особенного не заметила: коротко стриженный затылок, длинная худощавая шея, голова как-то дергается, но на конвульсии не похоже, не заглядывать же через плечо, может он плейер с новомодными чиповыми наушниками слушает. Полина же что-то сказала мужу на ухо. Тот взял жену за руку, пожал коротко, встал и пошел по проходу, совершенно буднично оглядываясь по сторонам. Сидящий парень на миг вскинул на Даню голову, но и только.

Оксана видела, что Полина волнуется, но не понимала, что к чему. Кажется, что-то происходило, но что именно? Хотелось подсесть к Евлантьевой и спросить. Только она не отрываясь следила за мужем.

Тот подошел к водителю, перегнулся почти пополам, может, протянул деньги, может что-то сказал. Автобус продолжал движение, медленно притормаживая перед остановкой. Потом водитель развернулся в салон и зычным басом огласил, что дальше не поедет, потому что двигатель перегрелся, открыл переднюю дверь и принялся буднично ковыряться на панели.

Оксана удивилась: запаха жженой резины, обычно сопровождающей такие поломки – не чувствовалось. Но встала, вслед за недовольно бурчащими пассажирами, с неохотой поднимающимися со своих мест. Утро же, большинство ехали на работу, на учебу, а тут – непредвиденная задержка.

Даня стоял в сторонке от выхода, видимо, дожидаясь Полину, та шла как раз следом за Оксаной, даже слегка ее подталкивая вперед.

Парень со стриженным затылком не торопился, так же подергивая головой и как-то зажимая плечи, на слова водителя он отреагировал только тем, что что-то убрал за пазуху и сейчас придерживал. Выходя из автобуса, Оксана видела, что он поднялся самым последним, но водитель зачем-то закрыл двери. Полина порывисто прильнула к Дане, тот успокаивающим жестом провел по ее спине.

Ребята оставались на остановке, и видели, как водитель беседует с парнем, разводя руками и всем видом показывая, что дверь заклинило. Парень нервничал, гримасничал и порывался разбить стекло.

Впрочем, немая сценка продолжалась от силы минут пять, к остановке подкатил полицейский микроавтобус, из которого выскочили человек восемь. Несколько – в касках и бронежилетах – подскочили к автобусу, двое оперативно отогнали всех людей за остановку. Теперь, что происходит в автобусе, видно не было. Впрочем, ни выстрелов, ни криков – тоже не доносилось, что не могло не радовать.

– Чего вы там увидели-то? – наконец, спросила Оксана, замечая, что даже слегка подрагивает от напряжения.

– Пистолет, – лаконично отозвались и Полина, и Даня одновременно. – Достал из кармана, крутить начал, – это уже добавила она одна. – С моего места хорошо его видно было, страшно стало, не передать.

– Ого, – выдохнула девушка. – Я ничего не заметила. Поняла только, что он странный какой-то, дерганный, под кайфом что ли.

– Хорошо, что у водителя рация и тревожная кнопка установлены, – кивнул, соглашаясь, Даня.

Большинство нечаянных зрителей даже не поняли, что произошло. А мысли Оксаны как-то переключились, наконец, с печальных размышлений о личной жизни на мир вокруг. Куда ехал этот парень? В кого хотел стрелять? Ладно, если просто попугать. А если нет? Сейчас прославиться легко: пришел в школу, выстрелил кому-нибудь в лоб – и о тебе недели две трубят все новости – ты почти герой. Не надо ничего особенно выдумывать, чтобы попасть в таблоиды. Ужасающая реальность! Кожа покрылась мурашками, будто Оксана замерзла.

Подъехал следующий автобус, в который ребята сели, на этот раз забит он оказался сильнее. Но Оксана теперь лучше поняла Полину, невольно принялась оглядываться, всматриваться в незнакомых пассажиров, вдруг еще у кого-нибудь за пазухой спрятан пистолет? Или вообще, чего похуже. И не работает логика, что молния два раза подряд в одно место не бьет. И опереться, как Полине не на кого.

До универа доехала, как на иголках, едва заглушая волны паники, пробегающие по телу. Выскочила, а только потом оглянулась. Полина вышла. Даня махнул ей из окна уезжающего автобуса и кивнул, видимо, Оксане.

– Я думала, он с нами.

– Не, – Евлантьева тряхнула головой. – Ему в больницу, а потом в универ.

Девушка проводила взглядом автобус, но без особой тревоги, которую можно было бы ожидать, больше машинально. Оксана подумала, что сама, наверное, еще долго станет присматриваться ко всем подозрительным на первый взгляд людям.

А вдруг что-то подобное случится в стенах универа? Или мало ли массовых мероприятий? Страшно представить! Оксана почувствовала внутренний холод и невольно прибавила шаг. Полина – спокойно шла рядом, пока не одернула:

– Ты куда бежишь? Мы не опаздываем.

Да. Точно. Фраза подруги немного привела Оксану в чувство. Хотя, как сказать, привела. Просто вернула в предыдущее состояние, тоже далекое от идеального. Девушка всю голову себе сломала, размышляя, как это будет, когда все поймут, что они с Толиком пошли разными дорогами. У Оксаны еще не было опыта расставаний с кем-то. Понятно, что лучше поздно, чем никогда. Но…

– Полин, теперь про меня трепаться будут, да? Или жалеть?

Подруга знала о визите Толика. Оксана ей рассказала в тот же вечер. Боднув плечом в плечо, подмигнула и подбодрила:

– Не дрейфь. Поверь, в СМИ о тебе на напишут. Главное, веди себя, как обычно.



18 Трема-фаза[8 - напряженное состояние актеров перед выходом на сцену]

Услышав знакомый голос, Ярослав оглянулся. Впрочем, без особой надежды: она обманывала его уже не раз за последнее время. Он так соскучился по Оксане, что видел ее силуэт в чужих девушках, улавливал знакомый тембр, прислушивался и понимал, что говорят другие – короче, гонялся за призраками. Но на этот раз слух не подвел. Оксана и ее черноволосая подруга о чем-то увлеченно болтали позади парня.

Ярослав, растерявшись, не заметил льда, поскользнулся и едва не свалился, неловкими движениями обратив на себя внимание девушек.

– Привет! – Оксана рефлекторно схватила Ярослава за руку. – Не падай.

– Не буду, – пообещал он со смущенной улыбкой.

В голове заметались мысли. Они скакали под черепной коробкой, как шары в чертовом бильярде, но хоть бы одна попала в лузу. Понимая, что молчание провисает, словно резиновый шарик под напором воды, Ярослав все равно ничего не мог придумать.

Полина почесала нос, всплеснула руками и вдруг принялась непосредственно размышлять о погоде, жаловаться на нехватку времени, шутить и тут же смеяться над этими шутками, какой-то театр одного актера-стендапера. Ее болтовня заполняла тягучую тишину между Ярославом и Оксаной. Но «русские не смеются»[9 - Шоу на канале СТС], и призов за это никто не получит.

– Тебя на прошлой неделе не было видно, – вдруг неожиданно даже для самого себя проговорил парень, не отрывая взгляда от Оксаны.

– Болела.

– Выздоровела?

– Как видишь, – улыбнулась девушка.

– Это хорошо, – ответил Ярослав на улыбку. – А нас на практику гоняли.

Ему почему-то хотелось рассказать Оксане как можно больше. Но не завалить информацией, а удержать рядом, и плевать на универ, на Толика, в конце концов, она тому не жена и не невеста.

Полина как-то совершенно незаметно ушла, оставив их двоих. Конечно, на улице было полно других студентов, но Ярославу казалось, что вокруг пусто, и, наверное, сейчас самое время хотя бы попросить у девушки номер ее телефона, чтобы больше не надеяться на милость вселенной. Но вместо этого он все смотрит на Оксану, отмечая, лучики солнца в зеленых глазах, и пушистые перчатки на руках, и прядь волос, выбившуюся из-под шапки, и легкие облака от дыхания. Холодно же! Надо заходить внутрь, не мерзнуть! Оксана и так болела…

– Ярик, меня ждешь? – голос Даши спустил с небес на землю.

Она собственнически уцепилась за локоть парня, тоже слегка поскользнувшись на замерзшей лужице. Свободное пальто Лунеговой обтянуло выпирающий живот. А в глазах застыл немой вопрос.

Улыбка Оксаны как-то поблекла. Не исчезла совсем, но вдруг стала обезличенной и холодной, как у монаршей особы. Девушка скользнула взглядом по Дашиной фигуре, и что там себе придумала – Ярослав даже представлять не хотел.

– Не тебя, – грубый ответ совершенно не в его стиле сорвался с губ, как последний лист с дерева, но впускать в свою жизнь досадное недоразумение – глупо. – Оксана, это жена моего друга – Даша. И она очень торопится на лекцию.

– Да? – Лунеговой хватило ума не обижаться.

– Да. Кто за твоего мужа будет лекцию писать?

– Ты.

– Мне светит автомат. А вот твоему Георгию – нет, – Ярослав постарался придать взгляду наибольшую выразительность, кажется, подействовало.

– Тогда, приятно было познакомиться, – пропела Даша.

Девушки обменялись дежурными улыбками. Затем, Лунегова нарочито неуклюже развернулась, как многотонная баржа, и потопала в сторону универа.

– Тяжело им будет, – сочувствующе сказала Оксана.

– Почему? – Ярослав, действительно, не понял, чего тут тяжелого, а не выдумывал лишний повод для разговора.

– Ну, срок уже большой. Сессию закрывать, потом диплом.

Парень махнул рукой:

– Раз решили, значит, справятся.

– Ну, да, – кивнула девушка, разговор заходил в тупик, возможно, потому что студентов становилось все больше и больше, они спешили, группками и поодиночке.

Ярослав указал на двери:

– Пойдем?

– Да.

– Но сначала дай мне номер твоего телефона, а то мало ли.

– Мало ли что? – она хитро улыбнулась.

– Снова заблужусь в вашем корпусе и мне придется подсказывать дорогу в аудиторию.

Оксана хихикнула и продиктовала номер, он вбил в мобильник, чтобы теперь точно не потерять связь. И уже при расставании вспомнил, что тема Толика даже не всплыла в их разговоре: ни с той, ни с другой стороны. Ну, честно говоря, Ярослав и не переживал, собственно, какая ему разница.

В аудитории народу оказалось уже полно, но Лунегова придержала рядом с собой местечко. Ярослав не был уверен, что именно для него, но Даша махнула.

– Падай.

– А Гера где?

– Вождение сдает.

– Ого! И когда отучиться-то успел?

– Так надо почаще с друзьями общаться, а не забивать на них, – немного капризно выдала Даша.

Ярослав не считал, что забивает на кого-то, в конце концов, друзьям хорошо известна его семейная ситуация, что принадлежит он себе далеко не всегда – тоже, поэтому списал недовольство Лунеговой на нестабильный гормональный фон и легкую ревность при виде чужой девушки.

Лекция была скучной и пространной. Наличие в телефоне номера Оксаны буквально жгло карман. Хотелось прямо сейчас взять и написать ей что-нибудь в мессенджере, пусть какую-нибудь банальность – главное, убедиться, что она на связи.

«Как Толик?»

Ответ прилетел моментально, словно Оксана только и ждала: «Живой».

«Я рад» – и улыбающийся смайлик.

«Мы расстались».

В душе что-то подпрыгнуло и перекувыркнулось, Ярослав даже поперхнулся и закашлялся, Даше пришлось хлопать по спине. Сказать, что он обрадовался – это ничего не сказать. Но и что отвечать на такие сообщения – не понятно. Напишешь, как есть – а вдруг она переживает, и нуждается в сочувствии, лгать же и отправлять сочувственные смайлики, так тоже не тот случай. Поэтому, просто потому, что ничего другого в голову не пришло, Ярослав быстро напечатал: «Ясно. Может тогда посидим в кафе в перерыве?»

«Хорошо».

У парня закружилась голова – реально. Аудитория плыла перед глазами, как после «Бешенного поезда» – откатывал в нежном возрасте нечаянный подарок за участие в каком-то конкурсе.

– Э, Радимов, – Даша вовремя, до того, как он собрался было рухнуть, пощелкала перед его глазами пальцами, – ты в порядке? Это мне тут плохеть по состоянию положено, а не тебе.

– Спасибо, Даш. Просто есть хочу и устал немного, – Ярослав тряхнул головой. – Сегодня я у мамы дежурил, с утра только кофе из автомата выпил – и сюда.

– Бедненький, – она почти по-матерински потрепала парня по плечу и достала из сумки пару карамелек. – Пока засунь в рот сладенькое. На перемене выделю пирожок, до обеда дотянешь.



19 Установка

Григорьева сверкала ляхами прямо на столе напротив Толика: сидела нога на ногу в коротенькой юбочке, задирающейся все выше и выше, словно по волшебству – рассказывала о чем-то, размахивая руками, похоже, во всех красках и подробностях. Рядом картинно ахала Ольховская.

А вот тот, ради которого все это затевалось, сидел со скучающим видом, только челюсть от зевоты не выворачивая. Похоже, прелести Лены Толика не интересовали совершенно. Когда Оксана вошла в аудиторию, он на миг дернулся, а потом снова припечатал себя к стулу и отвел взгляд в сторону, словно ожегся.

Девушка кинула привычные приветы и улыбки, и села рядом с Полиной, нацепив покер-фейс, хотя сердце частило с ударами, а слюна стала тягучей и не проходила в горло. С чего бы такая реакция – решила ведь вести себя, как обычно? Однако было некомфортно. Казалось, мгновение – и со всех сторон понесутся шепотки об Оксаниной личной жизни, кто-то будет осуждать, кто-то наоборот. Но… Ровным счетом ничего не изменилось. Если кто и знал – тот промолчал, и это радовало. Показательного расставания, в конце концов, ребята не устраивали.

Оксана сделала глубокий вдох. Потом еще один. И еще. Помогло. Осталось мысленно произнести мантру, что все неловкости – у нее в голове, а всем остальным по большому счету плевать, что с ней происходит.

Начавшаяся лекция пришлась как нельзя кстати. Старичок Виноградов читал нудно, но бархатным глубоким голосом, если не прислушиваться к словам, вполне можно войти в транс, что большинство и сделало. Сидишь, думаешь о своем, а фоном – методы психологического анализа.

Телефон мигнул сообщением. Ярослав сначала поинтересовался, как Толик. Это оказалось неожиданно. Девушка, признаться, даже не сразу сообразила, как и что ответить, а потом написала, как есть. Вообще – все, как есть. Пауза после реплики Оксаны, что они с Толиком расстались, немного затянулась, девушка даже успела отложить телефон, но потом Ярослав предложил встретиться в кафе. Оксана улыбнулась, отправляя, что согласна.

И поймала на себе пристальный взгляд Майорова.

– Не наступай на мою могилу, – вырвалось беззвучно, сердце вдруг сжалось от боли, забилось, как пойманная в силки птица.

Вот чего он смотрит? Все же решено. Взаимно. Что возвращаются к исходнику. Потому что выхода из тупика – нет, только тот, где вход.

Толик словно почувствовал, виновато опустил глаза, кивнул чему-то, возможно, очередному тезису Виноградова, или собственным мыслям – Оксана не могла знать наверняка, да и не хотелось.

Полина на миг отвлеклась от конспекта и вопросительно приподняла тонкую бровь.

– Чего? – спросила шепотом Оксана.

– Ты в курсе, что ему нравишься?

– Кому?

Оксана от неожиданности даже оглянулась по сторонам, не исключая Толика и старичка Виноградова, меряющего аудиторию своей шаркающей походкой, только вряд ли Евлантьева имела в виду профессора.

– Ярославу, – уточнила та запоздало, указав кивком на телефон.

Оксана от неожиданности поперхнулась и закашлялась. Чего-чего, а такого откровенного шипперства от подруги она никак не ожидала. Тем более, что сама недавно думала строго-зеркально: про Полину и Ярослава, даже номер телефона берегла. Но, как оказалось… Зря…

– Да ну, – буркнула из-под руки.

– Ну да, – парировала Евлантьева. – Я сразу заметила. Еще когда он тебя чипсами откармливал.

– И только сказала?

– Но раньше у тебя был Толик, ты бы меня и слушать не стала.

Оксана мысленно соотнесла сказанное подругой с собой. Наверное, да.

– Ярослав позвал в кафе. Ты с нами?

– Зачем? – удивилась Евлантьева. – Пора вам, детки, справляться без меня.

– Девушки! – оскорбленно продребезжал Виноградов. – Если у вас какой-то важный разговор, то вы можете выйти, чтобы мы вам не мешали, так сказать, его вести!

Оксана с Полиной смущенно спрятали улыбки и помотали головой. Ничего не оставалось, как молча записывать нудную лекцию, которая вряд ли когда-нибудь пригодиться. Хотя сидеть на месте оказалось не просто. Слова Полины упали на плодородную почву. Не то, чтобы Оксана собиралась тут же броситься из огня, да в полымя, поменяв одни отношения на другие, но мысль, что, возможно, она нравится Ярославу – грела душу. Надо же, случайно выпал фант – и оказался тем самым крылом бабочки, который сломал спину слону.

Ко второй паре подвалил Пашка. Коротко кинул всем приветы и неожиданно подсел к Оксане и Полине, несмотря на завлекающие телодвижения Яны.

– У вас свободно?

Показалось, или с Толиком он обошелся как-то иначе, чем всегда? Да и тот промолчал при виде друга и соседа, без привычных подколов и перемигиваний.

– Ты свое место забыл? – поинтересовалась Оксана.

– Там занято, – бросил парень в ответ.

Действительно, рядом с Толиком с утра постоянно зависали Григорьева и Ольховская, но когда это Пашке мешало? Полина, как всегда, отмолчалась на все, а Оксана решила не спорить, сидит себе и сидит.

Пашка тут же по-хозяйски протянул руку за Оксаниной тетрадкой с конспектами.

– Михеев! – строго осекла девушка. – Не наглей.

– Ну, чего, – виновато протянул тот. – Я же спишу и отдам.

– Это лекции Виноградова. У Светланы они тебе не пригодятся.

– Тебе жалко, что ли?

Оксана покачала головой, что за первый класс! Взрослый человек, а поступки – как у мальчишки. Тем более, вроде бы раньше Пашку никогда не смущало отсутствие конспектов, он спортсмен, ему все автоматически прощается, лишь бы места и грамоты универу зарабатывал.

Но как ни странно, всю следующую пару Пашка исправно строил из себя прилежного студента. Слушал с умным видом, покусывал ручку, когда Светлана Валерьевна пускалась в пространные пояснения, отвечал на вопросы, даже рассуждал о чем-то. Удивительно.

Ольховская кидала недовольные взгляды. Оксана не могла понять, кому конкретно они предназначались. Если ей, то она к себе Михеева точно не звала, сидел бы с Толиком, не действовал на нервы. Если Пашке, так подошла бы к парню – и сказала прямо, а то не может определиться: или строить из себя оторву, или скромную девочку. Почему-то после откровенного разговора с Толиком Оксана чувствовала себя как-то взрослее и увереннее, наверное, так же ощущала себя Полина среди одногруппников, поэтому не то, что пряталась в своем молчании, просто не находила, о чем можно поговорить.

В любом случае, сегодня Оксане было не комфортно. Еще и ожидание встречи с Ярославом не добавляло спокойствия. Во время большого перерыва девушка нетерпеливо схватила сумку, оделась и выскочила на улицу, поймав вдогонку большой палец от Полины.

Звякнуло сообщение от Ярослава: «Я в кафе. Что тебе заказать?»

Она не знала, что. И вообще аппетита не было. Хотелось как-то отвлечься ото всего, просто посидеть за столиком, без навязчивого внимания, без непонятных взглядов. Еще не слышать бы фразы Полины, про симпатию Ярослава – вообще бы замечательно, но ведь не переиграешь.

– Привет! – Оксана увидела парня за угловым столиком.

Или он первым увидел ее? Заулыбался – хорошо так, светло и открыто. И девушку отпустило.



20 Фантазии и факты

Толика уже порядком достала болтливость Григорьевой. Что она прицепилась? С чего вдруг решила опекать, навязчиво и нелепо заботиться? Жалеет? Только с чего бы это?

Хотелось уже нагрубить, послать ее в долгое эротическое путешествие, и желательно, чтобы она там заблудилась. Но… Он и так чувствовал себя не очень после всего. Поэтому приходилось терпеть.

Хорошо Оксане. Она вела себя, как ни в чем не бывало. Пришла, поздоровалась, улыбнулась. Спокойная, уверенная. Даже завидно немного.

Только наткнувшись на удивленный ответный взгляд, Толик сообразил, что, пожалуй, так не пялятся на бывшую девушку. И смутился. Уткнулся в тетрадь, изображая, что увлеченно слушает лекцию Виноградова.

Ко второй паре явился Пашка, и сделав вид, что не замечает Толика, прошел к Оксане. Предсказуемо. Толик давно подозревал, что Михеев слишком остро воспринимает все, что касается Антипиной, просто раньше мужская дружба руки связывала, а теперь – ни дружбы, ни лишних узлов. Значит, можно примерить еще один «свитерок», вдруг подойдет.

Вроде бы и повода нет, но Пашке захотелось врезать, даже непроизвольно руки в кулаки сжались. Только не в универе же, не прилюдно, делая из своей личной жизни дешевую мелодраму. А в общаге парни теперь не встречались – Михеев третий день обитал не пойми где – переехал на съемную квартиру со всеми шмотками, оставив растянутые вещи друга в шкафу, хорошо еще, что выстиранные. Толик так стиснул зубы, что они захрустели.

Едва высидев до большого перерыва, парень подхватил свои вещи и пошел в буквальном смысле куда глаза глядят. Григорьева попыталась прилипнуть, но он так глянул на девушку, что та стушевалась и тут же придумала себе причину, чтобы не идти следом. И чего она пристала, как банный лист? Толика затопило раздражение.

Погуляв немного по парку и решив, что холодная погода не располагает к праздным прогулкам, а возвращаться в универ – не хочется, направился в общагу. В конце концов, там можно завалиться спать – лучшего сна еще лекарства от нервов не придумали.

Толик так ушел в свои мысли, что не сразу понял, что в кармане разрывается телефон. Номер был незнакомый, значит, отвечать не обязательно. Но звонок повторился.

– Алло! – рявкнул раздраженно после третьей попытки настойчивого абонента дозвониться.

И в ответ услышал завораживающий голос Габриэль:

– Привет! Я соскучилась!

– Я тоже, – Толик не лгал.

За почти полторы недели, что он вернулся – виделись от силы раза два, и то случайно, в универе. Переписываться парень не любил. Габриэль, как выяснилось, тоже предпочитала общение в реале. Но не звать же принцессу к себе? Хоть в комнате все отмыла деятельная матушка, даже прикупила кое-что, с согласия коменданта, но все-таки общага – это не апартаменты-люкс.

– Тогда я сейчас тебя заберу! – радостно заявила девушка.

– У тебя же пары.

– У тебя тоже. Но это скучно, и не проблема. Ты сейчас где?

– В парке.

– Тогда оглянись.

Он заозирался по сторонам, но ничего особенного не заметил. Габриэль нигде не наблюдалось, разумеется, если она не нарядилась в одну из молодых мамочек, спешащих с колясками в любую непогоду, или бабульку сурового вида с клюшкой и кошелкой.

– Не вижу, – признался Толик.

– Вижу, что не видишь. – И тут же одновременно и из трубки, и со стороны дороги раздался гудок автомобиля.

Девушка стояла рядом с иномаркой цвета «металлик». Тонированные стекла. Ярко раскрашенные диски колес. И Габриэль – экзотика российской осени в стильном пальто и на безумно высоких каблуках. Толику даже захотелось присвистнуть. Сразу в душе проснулось что-то хулиганское, есенинское, даже захотелось писать стихи.

Габриэль удивляла. И совпадение, что они одновременно решили слинять с пар и оказались в одном месте. Это фатум, как любит выражаться Виноградов. Парень нажал на отбой, махнул рукой и быстрым шагом пошел по дорожке.

Габриэль, сделав пару шагов навстречу, прильнула к нему и подставила для поцелуя губы. Они пахли персиком. Мягкие и нежные в первые мгновения. До того момента, пока девушка не решалась пустить в ход зубки.

– Не кусайся! – Толик отшатнулся со смехом, потирая пальцем губу.

– Поехали! – она распахнула заднюю дверь автомобиля.

И парень увидел, что в салоне еще, как минимум человека три вместе с водителем.

– А я не помешаю? – он смущенно почесал нос, прикидывая, что ведь наверняка все видели их игривый поцелуй.

– Нет, конечно, – Габриэль потянула Толика за собой, безостановочно тараторя. – Мы собрались немного развеяться узким кругом. Поедем к Жанне, это с ее телефона я тебе звонила, мой, как всегда, разрядился. У нее родоки уехали отдыхать, в нашем распоряжении целый дом, представляешь. Еще пара-тройка человечков подгребет попозже, а мы пока все приготовим.

Толик и сам не заметил, как очутился в центре на заднем сидении. Справа флегматично посасывала чупа-чупс какая-то платиновая блондинка, слева уселась Габриэль, за рулем был парень в сдвинутом до бровей капюшоне, рядом с водителем, похоже, та самая упомянутая Жанна, во всяком случае, Толик решил, что это она – маленькая, вертлявая, как обезьянка, с большим ртом и стрижкой пикси.

– Привет! – развернулась девушка.

– Привет, – кивнул Толик, но она уже не смотрела на него.

Зато вот взгляд водителя едва не просверлил дырку в Толике, коротко, но цепко, как пуля. Капюшон скрывал почти все лицо – не разглядишь, но что-то показалось знакомым, и тревожило.

Машина рванула с места. Парк остался позади, будто его и не было. Даже появилось нелепое чувство, что Толик участвует в каком-то криминальном похищении, возможно даже в качестве жертвы, так ловко и тихо все произошло. Только зачем его похищать? Смысл? На органы пустить? Страшные сказки времен летнего лагеря.

Габриэль просунула руку Толику под локоть, ощутимо ущипнула и улыбнулась. Розовый язычок обещающе прошелся по полным губам. Несмотря на посторонних в салоне, парню тут же захотелось поцеловать девушку. Острое желание даже заставило поморщиться, закружило голову и подарило чувство нереальности. Все это не могло происходить наяву.

– Тебе в общаге что-нибудь надо? – спросила Габриэль. – Мы можем заехать. Или в аптеке?

Интонации прозвучали настолько интимно, что не приходилось сомневаться, что именно девушка имеет в виду. Толик почувствовал, как заливается краской. С ума сойти!

Прежде, чем чего-то ответить, ему пришлось прокашляться:

– Если не трудно.

– Куда? – не без иронии поинтересовался водитель. – В общагу или аптеку?

Жанна хихикнула. Платиновая блондинка отвернулась к окну. Габриэль вытаращила на Толика и без того огромные карие глаза.

– Ну?

– Никуда, – выдохнул Толик.

– И то верно! – поддержала Габриэль. – Чего время терять? Все, что надо у нас и так найдется. Правда, Жанусик?

К удивлению парня, повернулась девица с чупа-чупсом и кивнула, что-то неразборчиво промычав. Так вот, кто Жанна! А обезьянку, как оказалось позже, звали Вероникой.

Девушки принялись многословно обсуждать, как и что планируют устроить вечером: шашлыки, выпивка и прочие удовольствия. Причем Жанна принимала участие только невнятными звуками. Болтали Габриэль и Вероника. Толик же и водитель – молчали. Но иногда встречались взглядом через салонное зеркало.

Незаметно город сменился пригородом. И появились мысли, как же утром добираться до универа. Прогулять? Пойти вразнос? Но это чревато приездом матери, а она и так была в прошлый раз жутко разочарована сыном. Толик решил, что в случае чего вызовет такси, заняв у Габриэль или у Жанны денег.

Автомобиль остановился у кирпичного забора с литыми воротами. Девушки тут же выпорхнули наружу. Водитель же развернулся и в упор глядя на Толика произнес:

– Ты это, зла не держи за ту драку, – а потом сдвинул капюшон.

В животе засосало. И на зубах сразу заскрипел песок. Заныли ребра, мешая ровному дыханию. Точно. Не показалось. Один из тех, кто валял Толика на берегу, пинал жестко, не обращая внимания на мольбу о пощаде, только раззадориваясь от малейшего сопротивления. Не главный, нет. Шестерка. Мелкое шакалье.

– Не держу, – отозвался Толик, сглотнув страх, как горькую пилюлю.

– Ага, – кивнул собеседник. – Я – Мишаня, если чё. На тебя Давидыч баллоны катил, но Габи ему все популярно объяснила, он сюда больше не ходок.

– А ты ходок?

Парень криво улыбнулся и дернул плечами:

– Да, мне-то чё, я с Вероникой, – и отвернулся.

Да. Факт. Похоже, сегодня придется дружить с тем, кто недавно ему бил морду. Но на другой чаше весов находилась Габриэль с ее влекущими губами и томными взглядами. Толик вздохнул и потянулся к дверной ручке.



21 Хорошо

Ярослав так хотел есть, что назаказывал столько, что столик просто ломился: и пирожки, и пирожные, и какие-то фирменные рулетики шефа. Оксана просто глаза вытаращила на все это великолепие и тихо прошептала:

– Ого!

– Угощайся, – предложил парень, с аппетитом откусывая пирожок.

– Да, меня бы и просто кофе устроил.

– Ты малоежка? – он уминал заказанное безо всякого стеснения, не боясь показаться смешным и нелепым.

Оксана улыбнулась и вскинула брови:

– Да нет.

– Так да? Или нет? – Ярослав играл словами и глазами.

Ему было просто хорошо, и он не собирался этого скрывать. Пусть видят посетители в кафе, официанты, Оксана, особенно – она. Хотелось вот прямо сейчас казаться бесшабашным, веселым, открытым, юморным. Лишь бы на ее губах светилась улыбка.

Нет, Ярослав вполне реально оценивал, что нормальная девушка вряд ли сразу после расставания со своим молодым человеком кинется в новые отношения. Но… Надежда всегда остается.

– Смотри, я очень вкусный, – говорил он за пирожок, – ты только попробуй! – Потом переключался на пирожное. – Нет-нет, не портите свой вкус этими плебейскими блюдами. Сама Мария-Антуанетта рекомендовала питаться исключительно нами, а не хлебом.

Оксана хохотала и мотала головой, как заупрямившийся ребенок.

– Она не говорила этого! Это миф.

– Да?! Я разоблачен в невежестве! – Ярослав принял скорбный вид. – Ну, хотя бы кусочек рулета?

За своими чудачествами парень не заметил, как наелся, и даже объелся. Живот надулся как барабан – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Осталось только заквакать, как жабе из Дюймовочки: «Поели, теперь пора поспать» – откинуться куда-нибудь и вырубиться на десяток минут. Усталость навалилась так неожиданно, что больше никакие шутки не приходили в голову. Он был способен только молча смотреть на Оксану.

Она сначала ответила на взгляд, а потом смутилась, машинально принялась есть пирожное, даже не запивая кофе. Ярослав наблюдал, как девушка зачерпывает ложечкой мягкий крем, воздушный бисквит, подносит ко рту и съедает. Никогда бы не подумал, что этот процесс может казаться настолько увлекательным. А когда на губах остались только крошки, и Оксана их слизнула, даже на миг задержал дыхание, как во время просмотра напряженного или особенно-романтичного момента в фильме. Ярославу до щекотки захотелось поцеловать девушку. Он с шумом выдохнул, виновато улыбнулся и, разглядев неподалеку официанта, махнул ему рукой.

А потом Ярослав и Оксана, как-то не договариваясь, отправились гулять в парк. Сначала шли рядом, иногда при движениях соприкасаясь то локтем, то рукой, то плечом. Это происходило абсолютно случайно, но было приятно. Хотелось, конечно, чего-то большего, парень даже не осознавал, чего именно, переменчивые желания крутились вокруг вихрем, заставляя улыбаться. Должно быть улыбочка выходила полубезумной – но и плевать, главное Оксана шла рядом. А потом ее ладошка незаметной мышкой скользнула ему под локоть – вроде бы так и надо.

Но когда пришлось перепрыгивать через лужу, Ярослав уже протянул руку Оксане, и дальше они пошли, как детсадники на прогулке. Смешно и мило. И совершенно плевать на накрапывающий дождик, он точно не мог испортить эту прогулку.

– Кажется, мы прогуляли пары, – мечтательно проговорила девушка.

– Кажется, да, – согласился Ярослав. – Но мы же не спекулируем этим, поэтому можно.

Она засмеялась:

– Ты так решил?

– Ну, я за правду.

– Я тоже, – согласилась девушка. – Не люблю в последнее время ложь и недосказанность. Они в итоге встают, как кость в горле. Чувствуешь свою вину, а перекладываешь ее на другого. Лучше уж начистоту.

Показалось, или сейчас Оксана поделилась чем-то личным? Ярослав глянул на нее. Девушка осталась спокойной, улыбка по-прежнему мелькала на губах. И в этот момент он осознал, что не станет расспрашивать о прошлых отношениях. Эта тема – табу. Они минули, как ушедшее время года, возможно принесли разочарование и опыт – и будет с ними. Есть сейчас. И в нем Оксана держит Ярослава за руку, прогуливая с ним оставшиеся пары.

И это настоящее ему дорого. Такое впервые, после его влюбленности в Дашу. Воспоминание повеяло ледяным ветром. Пожалуй, есть у Ярослава правда, которую лучше не скрывать. Она все равно вторгнется в настоящее.

Он вздохнул, немного нахмурился:

– У моей мамы рассеянный склероз. Поэтому я не всегда принадлежу себе.

Девушка остановилась и встала напротив, к разочарованию парня отпустив его руку, но, видимо, в качестве компенсации, тут же сложив обе ладошки ему на грудь.

– Я понимаю. Очень жаль! Давно?

– Два года, с хвостиком. Но она держится молодцом. И мы держимся: отец, сестра.

– У тебя есть сестра?

– Старшая. Алла. И теперь еще есть племянник – Егорка.

– Круто! А я одна в семье, – произнесла Оксана с легким сожалением. – Всегда говорят, что дети, которые растут единственными, бывают эгоистами. Но никто не задумывается, как им одиноко.

Пожаловалась. И Ярославу сразу захотелось ее обнять. Этот порыв он не стал сдерживать. Это же не поцелуй. В конце концов, именно объятие их свело. Теперь же можно с полным правом спрятать Оксану в кольце рук, уткнуться носом в пшеничную макушку и ощутить, как замерло время. Хорошо!



22 Целеобразование

В доме Жанны Толик нашел себе укромное местечко, где его меньше всего могли побеспокоить, вышел в сеть на смартфоне и попытался абстрагироваться от происходящего. Но минут через пять подошла Габриэль, безапелляционно выдрала из рук мобильник, со словами, что у них правило, когда они собираются компанией, весь виртуал под запретом.

– И музыку слушать нельзя? – гася в себе недовольство, спросил Толик.

– Можно, – девушка указала на современнейший музыкальный центр с целой полкой дисков, – но осторожно. Папа Жанны фанатичный меломан, если что-то не вернешь на свое место, тебе конец, – она с улыбкой провела ногтем по своей шее, а потом чмокнула парня в губы.

Он замешкался, потянулся было к Габриэль, но она уже, кокетливо посматривая, отскочила назад на несколько шагов. И это расстояние оказалось пропастью, потому что из кухни выглянула Вероника и громко крикнула подруге:

– Ну, где ты там! Не успеем же!

Габриэль вздохнула и ушла. Толику ничего не оставалось делать, как только смириться с уходом девушки, для вида подойти к полке рядом с музыкальным центром, поизучать содержимое. Парень обнаружил древнейшие альбомы, и раритетные пластинки. Интересно, последние имелись просто для коллекции или прослушивались на проигрывателе, скрытом от глаз? Так и представилось, что отец Жанны заводит патефон, настраивает иглу и погружается в мир потрескиваний и шорохов. Эстет.

Пока Толик строил из себя меломана, девчонки суетились, резали бутерброды. Хозяйка – Жанна, по праву или по характеру, парень не мог определить, вела себя немного свысока, больше меланхолично просиживала за столом и указывала, где и что взять. Габриэль и Вероника хохотали и громко рассказывали какие-то истории, действующие лица которых были известны всем присутствующим, разумеется, кроме Толика, потому что иногда вставлял пару слов и Мишаня, курсирующий туда-сюда: с комнаты в кухню, из кухни на улицу, с улицы – куда угодно.

Бойфренд обезьянки с умным видом сначала собирал мангал, потом мариновал мясо, под конец, не найдя себе другого занятия, принялся щелкать каналами в телевизоре. Общения с Толиком он избегал. Все общие темы исчерпались в салоне автомобиля – это хорошо чувствовалось, поэтому Толик не навязывался, молча уселся в кресло и «поплыл по течению».

За Габриэль он наблюдал вполглаза – в большом зеркале иногда мелькала ее аппетитная попка или целиком весь силуэт. И можно было спорить, что девушка знает об этом. Она не оглядывалась, не давала понять, что чувствует взгляд. Но… Была очень соблазнительной.

Часа через два приехали еще девушка и два парня. Вновь прибывшие в избиении Толика не участвовали. А он ведь не раз ловил себя на мысли, что Мишаня может оказаться не единственным. Пронесло. Иначе ощущение «не в своей тарелке» грозило затопить с головой.

Девушка – Катя – тут же присоединилась к подружкам. А парни – Валентин и Сергей – предложили спуститься в бильярдную. Похоже, Мишаня о ней не знал, потому что удивился, что внизу что-то есть, кроме подвала.

– Подвал? – хмыкнул Валентин.

Фраза «мелко плаваешь» – так и читалась в этой реплике.

Родители Жанны красиво жили. Дом оказался просто огромным. Толик поначалу застеснялся его поизучать, но в сопровождении провожатых, тем более, тех, кто был сюда часто вхож – почему бы это не сделать. В цоколе, кроме бильярдной, имелся еще бассейн и сауна, а также уютный мини-бар.

Мишаня принялся с азартом изучать бутылки на полке, зачем-то потряс пустой шейкер.

– Положи, – сухо приказал Валентин.

И сразу стало понятно, по его тону, что он тут чувствует себя хозяином. Парень Жанны? Или вообще – брат?

Толик пригляделся. Валентин – блондин. Тонкокостный, как и девушка. Немного высокомерный. И знает дом лучше остальных парней. В общем-то, возможно все.

Как выяснилось позже, в бильярд Валентин тоже играл лучше всех, мастерски загонял шары в лузы и использовал какую-то специальную терминологию. Понимал его только Сергей или делал вид, что понимает. Мишаня и Толик могли лишь смотреть, периодически хватались за кий, но шары упрямо катились не туда.

Время тянулось. Здесь не было Габриэль и возможности понаблюдать за ней. Толик ловил себя на мысли, что предпочел бы мужской компании возможность подняться наверх. Наверняка же девушки уже освободились и томятся в одиночестве.

– Может по глоточку? – осторожно предложил Мишаня, кивнув на бар. – Чего-нибудь попроще.

Валентин усмехнулся. Выбрал на полках какую-то бутылку, взял стакан и протянул парню. Тот только присвистнул и ошарашенно улыбаясь принял подношение. Значит, совсем не «попроще». Наверняка, что-то дорогое и статусное. Хотя бы по названию.

Толику не понравилось раболепие, с которым Мишаня теперь глядел блондинчику вслед, когда тот снова взял кий.

– Будешь?

– Нет, пожалуй, поднимусь к девушкам, – отказался Толик.

Никто не стал его задерживать. Поблуждав немного в поисках лестницы и, наконец, отыскав ее, парень поднялся наверх.

Девушки до сих пор возились на кухне. Но Габриэль среди них не оказалось.

– Поищи на втором этаже, – посоветовала Вероника, догадавшись, кого Толик высматривает. – Она хотела принять душ, – и хихикнула.

На втором этаже, напрасно сунувшись в несколько комнат, парень, наконец, услышал пение, заглушаемое шумом воды.

– Габриэль! – позвал, чтобы не ошибиться.

– Заходи!

– Да, я тут посижу, – он с осторожностью опустился на необъятную кровать.

Такие огромные Толик только в кино видел. Балдахин, атласное покрывало – вызывающий стиль. Интересно, кто-то живет в этой комнате, или хозяева используют ее для случайных гостей?

– Я забыла полотенце, принеси, плиз-з-з, – зазывно протянула Габриэль.

Предложение смутило Толика. Он почувствовал, как кровь забурлила в венах, а потом кинулась в голову. У него были девушки. Но чтобы так вот, смело, первой. Габриэль поражала. Девочка-шоколадка. Девочка-мечта.

Парень оглянулся по сторонам. Полотенце лежало небрежно брошенным на спинке кресла. Толик схватил его в охапку, почти не чувствуя мягкости, и буквально вломился в ванную комнату.

Габриэль стояла за полупрозрачной загородкой душевой кабинки. Спиной. Лишь кокетливо обернувшись вполоборота. И улыбалась.

Толик видел эту ее улыбку. Влекущую, как огонь мотылька, способную разбудить лаву в спящем вулкане. Видел сквозь бегущие по загородке капли.

– Повесишь, – девушка указала рукой на крючок.

– Да, конечно, – парню пришлось прокашляться, чтобы выговорить такие простые, казалось бы слова.

Он принялся вешать полотенце, но оно все упрямо соскальзывало и соскальзывало с крючка. Толик ловил и принимался снова – сизифов труд.

Пока не почувствовал прильнувшее влажное и еще горячее от душа тело. Губы на своей шее. Гибкие руки, прикасающиеся, казалось, одновременно везде. Неутомимые пальцы, находящие такие точки, о существовании которых Толик даже не догадывался. Габриэль не принцесса-мулатка, она какая-то многорукая Шива.

Он развернулся к девушке, прямо с полотенцем в руках, обернул ее, чтобы защитить от малейшего дуновения сквозняка, подхватил на руки и вынес из ванной комнаты.



23 Чувства

Подходя к своему дому под руку с Ярославом, Оксана поймала себя на том, что оглядывается по сторонам. Привычка сформировалась за несколько дней сама с собой, хорошая бы из девушки получилась собака Павлова.

– Ты чего? – заметив ее беспокойство, спросил Ярослав.

– Ничего, просто показалось, старый знакомый, давно не встречала, – она постаралась быть убедительной, даже улыбнулась, – но обозналась, похоже.

Но не показалось. Фигура Пашки точно мелькнула за углом, нарочито быстро, так, чтобы успеть скрыться до того, пока его заметят. И если бы Оксана не искала специально – точно бы проворонила.

В конце концов, что за выслеживание? Девушка внутренне возмутилась. Для чего это надо Толику? Ведь вполне себе активно встречается с Габриэль, провожает ее до аудитории, водит в кафешку, и совместными фоточками пестрят странички обоих. Зачем тогда посадил на хвост своего друга? Одного серьезного разговора оказалось недостаточно?

Что Пашка следит по каким-то своим, ему одному ведомым причинам, девушка не предполагала. Зачем это Михееву? Даже если у него разлад с Ольховской, особенно ощущаемый теперь, вниманием девушек Джастин не обделен. Да, и не маньяк же он какой-нибудь.

Но Ярославу заверения Оксаны, видимо, показалось недостаточно.

– У тебя какие-то проблемы?

– Нет! Точно нет ничего такого, с чем бы я не справилась! – девушка приобняла парня.

– Это не показатель, – он обхватил ее в ответ, – ты сильная и можешь справиться со многим.

Оксана всмотрелась в его серьезные глаза:

– В твоем исполнении это сомнительный комплимент.

– А это и не комплимент.

Стоять у подъезда было уже холодно. Девушка предложила зайти к ней, но Ярослав отказался. Сказал, что не готов знакомиться с родителями.

– А что с ними знакомиться? – искренне удивилась Оксана. – Поздороваешься и пройдешь в мою комнату.

– Нет.

И столько в этом отказе было внутреннего убеждения, что спорить не захотелось. Тем более, девушка уже поняла: если Ярослав что-то решил для себя – так и сделает.

Насколько она помнила, Толика это точно не заморачивало никогда. Он даже не задумывался, есть у Оксаны родители или нет. И про своих не рассказывал. Ярослав совсем другой. Для него семья – это что-то совершенно особенное, корневая система, без которой ты в этом мире – никто. И не в смысле, что подпитываешься, тянешь соки из родителей, а просто существуешь с ними в единстве: они тебе одно, ты им другое. Оксане нравилась такая позиция.

Пришлось опять жаться у батареи. Причем, не девушке. Парень стянул с себя перчатки и шарф и заставил ее надеть. Она казалась себе смешной и нелепой.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/ekaterina-gorbunova/chetyre-luchshie-istorii-o-lubvi-sbornik/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


двойственность восприятия




2


эмоциональная значимость последствия поведения для личности, его аффективная привлекательность, ценность




3


целостное образование сознания




4


Британский оператор, снявший «Побег из Шоушенка», «Бегущий по лезвию 2049»




5


механизм преодоления эгоцентризма личности, принятие позиции другого




6


перемена в восприятии фактов или явлений, обычно сопровождаемая сожалением или/и раскаянием




7


Острая форма переживания эмоции




8


напряженное состояние актеров перед выходом на сцену




9


Шоу на канале СТС