Книга - Оставить на память

Оставить на память
Лина Ласс


Они принадлежали к разным мирам и никогда не должны были встретиться. Ника бежала от тирана-мужа, Генри пытался укрыться от всего мира, а судьба свела их на маленьком норвежском острове. Могли ли они знать, что одна ночь страсти оставит след не только в их памяти? Казалось, они не должны были встретиться вновь, но судьбе было угодно распорядиться иначе. Что они скажут, оказавшись друг перед другом? Какие тайны хранит Ника? И сможет ли Генри простить её за внезапный побег?





Лина Ласс

Оставить на память





Пролог




На белом шёлке сорочки растекалось красное пятно. Боль в животе скрутила так сильно, что Ника сложилась пополам, рукой пытаясь защититься от очередного удара.

– Влад! Пожалуйста.

Кулак пришёлся прямо в челюсть. Её отбросило к стене. Под спиной хрустнуло стекло от картины. Ника рухнула на пол, сжавшись в комок, в страхе ожидая очередной боли, но слышала только скрип его ботинок. Он ходил рядом словно хищный зверь, смаковал, наслаждался её истерзанным видом. Сейчас она в полной его власти. Бедная, бедная девочка. Испуганная, жалкая… его девочка!

– Скорую, – Ника с трудом разлепила пересохшие губы. – Очень больно, Влад. Мне нужен врач.

Она опустила руку туда, откуда хлестала кровь, и пальцы тут же взмокли и стали липкими. Но боль не уступила место панике. Рёбра, лицо, живот – всё стонало от ран, тянуло вниз. Она почувствовала прикосновение к плечу и вздрогнула. Он сел рядом с ней на корточки, вглядываясь в её распухшее лицо. Тёмные глаза были совершенно безразличны к её страданиям. Хриплый голос прозвучал над ухом, пробирая до дрожи:

– Ты же понимаешь, что заслужила это, потаскушка.

Очередной спазм заставил её вскрикнуть. Боль раздирала живот. Пальцами она уцепилась за лацканы его пиджака и взмолилась:

– Я прошу тебя.

– Скажи, как он тебя трахал?

– Ничего не было, Влад. Ты ошибаешься.

Град ударов снова обрушился на неё. Он бил наугад, попадая в живот, грудь, лицо, но у Ники уже не было сил защищаться. Она позволила ему избивать себя, и он с остервенением заглушал своё желание наказать её.

Ника из последних сил цеплялась за сознание, но то ли боль стала утихать, то ли чувства притупились из-за приближающегося обморока.

«Господи, дай мне сил всё исправить или закончи здесь и сейчас. Если я выживу… я клянусь, больше не позволю ему прикоснуться к себе».

Она молилась, хотя и не умела обращаться к Богу, но сейчас надеялась, что он услышит её. И проваливаясь во мрак, ей показалось, что она уловила его голос, и голос говорил:

«Беги…»




Глава 1


Ника стояла на самом краю скалы. Суровый норвежский ветер трепал выбившиеся из-под шапки рыжие волосы и морозил лицо. Она пнула ботинком камень, и тот скатился прямиком в пролив, где бушующая вода немедленно поглотила его.

У Ники на миг мелькнула мысль – как быстро море убьёт её, если она последует за камнем? Погибнет ли сразу или успеет почувствовать, как ледяная вода вонзается в кожу? Она наконец избавится от страха, перестанет вздрагивать от всякого шороха и просыпаться от кошмаров в холодном поту. Вода подарит ей желанный покой…

Девушка как завороженная смотрела на бьющиеся о берег волны, а ветер то толкал её к обрыву, то тянул обратно. Она обвела взглядом пролив в поисках каких-либо свидетелей, но на воде не заметила ни одной лодки. Неудивительно, сегодня погода была неприветлива – небо затянуло серыми тучами и слегка моросило, а океан был тёмен и неспокоен. Никто из рыбаков не отважился выйти за уловом. Если она сейчас решится сделать шаг в бездну, никто даже не хватится. В городке на материке видят её раз в неделю, когда она на моторной лодке приплывает в магазин за продуктами. Хозяева лавки, пожилая семейная пара, знают, что на острове живёт иностранка, но откуда она и как зовут, не имеют понятия. Ника всегда любезна с ними, но молчалива, и, если они задают уточняющие вопросы, делает вид, что не понимает их. Норвежский она знает плохо, но старается не показывать лишний раз, что отлично говорит на английском.

Как-то Ника спросила, где можно приобрести бумагу и карандаши. И тогда, кажется, местные приняли её за писательницу, затворницу, которой нужно сосредоточиться на вдохновении где-то подальше от людской суеты, и лишний раз не тревожили её, что сыграло на руку. Внимание ей было ни к чему. И если она вдруг исчезнет, никто не будет её искать. Может, решат, что она уехала так же незаметно, как и появилась здесь. А может, подумают – девушка увлеклась работой настолько, что позабыла о необходимости пополнить холодильник. И никто не вспомнит о ней, пока тело не прибьёт к скалистому берегу.

Стараясь дышать глубоко, трясущимися руками Ника обхватила себя за плечи, закрыла глаза и попыталась представить себя там, где ей всегда было хорошо.

Деревянный дом, наполненный тёплым светом. В печке трещат поленья. На полу разбросаны пёстрые домотканые коврики, а на диване вязаные пледы и подушки. Стены усеяны старыми фотографиями, дешёвыми репродукциями и книжными полками. На столе, покрытой кружевной скатертью, стоит горячий чай с облепихой, аромат которой наполняет всю комнату. Из-за стены слышно тиканье старинных часов, а из-под ситцевых занавесок видно, как за окнами тихо ложится снег. Здесь было тихо и спокойно, и, казалось, ничего не менялось, вплоть до ситцевых занавесок. Дом её бабушки, где ей всегда были рады.

В минуты, когда ей было особенно тяжело, Ника всегда представляла себя в этой тихой комнате, только чтобы снова почувствовать опору под ногами и двигаться дальше. Последние пару лет она прибегала к этому трюку так часто, что это начало угрожать её психике. Соблазн укрыться от кошмара, в который постепенно превращалась её жизнь, был так велик, что это стали замечать её близкие люди. Ника стала замкнутой, молчаливой и могла погрузиться в себя так сильно, что не замечала ничего вокруг. Но сейчас никто не мог её потревожить. На этом острове кроме неё не было ни одной живой души.

Во время своих прогулок она успела вдоль и поперёк изучить место, которое стало её убежищем. Остров был довольно большим, около трёх километров в диаметре. Скалы перемежались с низинами, поросшими редкой травой, а дом, в котором она жила, укрывал от северных ветров небольшой лес. Со стороны материка его было не видно, и могло показаться, что остров был необитаем. Это и нужно было Нике – затеряться, пропасть на время. Поначалу небольшая хижина с маленькой кухней и низким потолком показалась девушке неприветливой, но стоило разжечь в камине огонь, как комната обрела радушный вид.

В первые дни она не рискнула далеко отойти от своего временного прибежища, любуясь с отлогого берега видом на городок по ту сторону пролива и ощущая, как внутри всё сжимается то ли от тоски, то ли от благоговения перед северным пейзажем. В первый раз взглянув здесь на океан, Ника разрыдалась. И это было до того странно, ведь весь путь из Москвы она не позволяла ни единой эмоции вырваться наружу, а сейчас дала волю слезам. Она кричала, бросалась камнями, ревела навзрыд, а шум моря заглушал её голос, будто разрешая ей в меру выплеснуть всю накопившуюся злость. Так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала опустошение. Длилось ли это минуты или часы, Ника не могла сказать, только голова стала раскалываться, а горло саднить. Пошатываясь, она вернулась к хижине, заперла за собой дверь, и как была, в куртке и ботинках, рухнула в кровать, немедленно провалившись в тяжелый сон. Однако пробуждение не принесло ей облегчения. Так же болела голова, и не было никакого желания вылезать из-под одеяла.

Только на следующий день Ника заставила себя встать с постели. Разожгла камин, умылась холодной водой и сменила одежду. Все действия она проделывала на автомате только чтобы окончательно не окостенеть и продолжать двигаться. На плите подогрела какие-то консервы, с трудом впихнула в себя непонятную жижу и выпила кофе. Только крепкий напиток помог ей немного взбодриться. Девушка наконец осмотрелась вокруг. Дом был старый, но крепкий. Хотя жильцы редко наведывались сюда, но старались сохранить всё в рабочем состоянии. Здесь было электричество, чистое постельное бельё, тёплая одежда. В небольшом сарае за домом были сложены дрова и кое-какие инструменты. Мобильная связь добралась и до этого места, но Ника старалась лишний раз не включать телефон – всё еще боялась, что ей позвонит тот, чей голос хотелось слышать в последний момент.

Спустя пару дней Ника решилась исследовать остров. Одевшись потеплей – июнь был неприветливо холоден – она, вооруженная лишь термосом с горячим кофе, вышла за порог хижины. Небо разрезалось солнцем, что сделало прогулку гораздо приятней, но уже через четверть часа она почувствовала усталость. Одно дело идти по ровной дороге, и другое – пытаться покорить холмистую местность. Забравшись повыше на скалы, ей открылся захватывающий вид, охвативший все стороны света.

С одной возвышались горы, под которыми виднелся рыбацкий городок – маленькие, словно игрушечные, домики плотно стояли друг к другу, а у причала покачивались на воде лодки. С другой – ей открылся океан. Тёмный, но спокойный, он освещался редкими солнечными лучами, которые проклюнулись в хмурых тучах. Золотистый свет опускался на воду словно благословение, и от этого видения Ника застыла на месте. В суете жизни она забыла о том, что где-то есть нечто столь прекрасное, от чего замирает сердце. Она видела, как в небе парят чайки, огибая солнечный свет, как двигается внизу вода, вдыхала солёный аромат океана и вновь почувствовала слёзы на своём лице. Но теперь они несли облегчение. По телу начало разливаться чувство, уже почти забытое – светлое, приятное. Надежда. На лице невольно расцвела улыбка, пока ещё робкая, пока ещё несмелая. Но Ника так давно не ощущала внутри это чувство, что ей пока хватило и этой слабой попытки.

Неподалёку из-за скалы выглянула черепичная крыша. Её предупредили, что на острове есть ещё один дом, но его владельцы очень редко приезжают сюда, и то в основном в июле, самом тёплом месяце в этих краях. Скорее всего, сейчас он необитаем. Любопытство пересилило осторожность. Спуск был тяжелее – склон был довольно крутой, и каждый шаг грозил если не сломанной шеей, то растяжением лодыжки, – и занял полчаса вместо пяти минут восхода на холм. Тяжело дыша, почти перейдя на бег, Ника обогнула скалу и её взору предстал большой дом из деревянного сруба, массивный и крепкий, совсем нетипичный для этой местности.

Она поднесла руку к дереву. Гладкие брёвна были едва тёплыми. Прикосновение было приятным и вновь напомнило ей о доме бабушки, о скрипе половиц, о запахе выпечки, о дымке, которой накрывало комнаты, едва в окнах брезжил рассвет. Дом был тих. Никто не жил здесь уже много месяцев. На веранде было полно старой травы и экскрементов мелких грызунов.

Шторы не были задёрнуты, что позволяло разглядеть убранство дома. Вся мебель внутри была накрыта тканью, но под очертаниями угадывались диван, большой стол и стулья. Вдоль стен возвышались шкафы, а свёрнутый ковёр лежал прямо перед камином. Всё это выглядело эфемерно, будто, сдёрнув покрывала, как по мановению исчезнет иллюзорность пустоты. Из простого любопытства вдруг захотелось попасть внутрь, самой пройтись по комнатам, заглянуть под ткань, исследовать дом. Интересно было бы узнать, какие здесь хозяева. Мужчина или женщина? Семья? Местные ли они? Но, с другой стороны, это и к лучшему, что сейчас здесь никто не живёт. Не придётся уходить от неприятных ей расспросов – кто она, откуда, как попала сюда.

Оглядев со всех сторон строение, Ника повернула обратно к своему домику. Каким маленьким он показался ей по сравнению с соседским, когда она вернулась, хотя здесь было всё необходимое – кухня, кровать, шкаф, диван и даже маленькая ванная комната. Рабочий стол примостился у северного окна, откуда открылся безмятежный вид на скалистый берег материка. Желание запечатлеть этот пейзаж возникло внезапно и почти напугало девушку. Она давно не брала в руки кисти и карандаши и была не уверена, что смогла бы с той же лёгкостью, что и раньше, набросать эскиз. Но с тех пор мысль снова взяться за рисование не покидала её.

В городке ей удалось разжиться разве что простыми карандашами да бумагой для принтера, но даже это было лучше, чем ничего. Вначале она старалась зарисовать тот самый вид из окна, и первые работы на её взгляд выходили плохо. Мусорное ведро постепенно наполнялось скомканной бумагой. Когда результат её удовлетворил, Ника стала прогуливаться вдоль острова в поисках вдохновения и очень быстро израсходовала все листы. В другой раз она взяла уже три пачки. Весь дом постепенно стал превращаться в мастерскую художника – морские пейзажи, наброски птиц и растений, эскизы интерьеров и воображаемых домов, её собственные руки, автопортреты и натюрморты из первых попавшихся вещей, – стены заполнялись приколотыми к ним рисунками. Пару раз она возвращалась к дому на другом конце острова, писала с него наброски, зарисовывала рисунки дерева на срубе брёвен и вновь через окна любовалась призрачным интерьером, загадочно проступающим под покровом ткани.

Ника почувствовала вкус, который она уже не чаяла ощутить вновь. Она подолгу стояла у своих рисунков, додумывая какие-то мелкие детали, доводя их до совершенства. И чувство тревоги стало посещать её всё реже, сон стал спокойнее, появились аппетит и силы. Теперь её не волновало одиночество, не тяготило отсутствие цивилизации. Где-то далеко могла начаться третья мировая, обрушиться экономика или вспыхнуть смертельное заболевание, но Нику это совершенно перестало волновать. Изредка включая телефон, убеждаясь, что никаких сообщений нет, она вновь отключала его и убирала подальше, как дурное напоминание о внешнем мире и его проблемах.

Но восемь недель спустя, включив телефон, Ника увидела одно сообщение. Оно было послано ещё два дня назад. За это время она расслабилась, ожидая и в этот раз увидеть в сообщениях надпись «пусто». Номер она знала, но он не сулил ничего приятного. Чувство тревоги вернулось, и сейчас оно было гораздо сильнее, чем всё, что было раньше. Утроенное, оно обрушилось, заставляя сердце биться сильней и ускоряя дыхание. Закружилась голова, руки затряслись. Ника не могла заставить себя открыть сообщение из страха узнать то, что могло грозить не только её спокойствию. И лишь спустя полчаса она заставила себя его прочитать.

«Есть новости. Свяжись, как только выйдешь на связь».

О том, какие это новости, плохие или хорошие, нельзя было сказать. Тон сообщения был нейтральным, но сейчас Ника видела всё в мрачном свете. Она два раза сбрасывала набранный номер, пока ещё не было слышно гудков в трубке, и только в третий раз, стараясь успокоить растревоженные нервы, дождалась щелчка ответа на том конце.

– У тебя всё хорошо? – с беспокойством спросил женский голос. – Ты телефон отключила. Я начала волноваться.

Ника, подавив подступающие слёзы, дрожащим голосом тихо произнесла:

– Да, здесь хорошо. Со мной всё хорошо.

– Как погода? Надеюсь, у тебя есть всё необходимое, чтобы не замёрзнуть. Ветра там сейчас не самые приятные.

Ника перебила этот требующий этикета бессмысленный расспрос о погоде:

– Какие это новости?

Послышался вздох. Собеседница молчала буквально пару секунд, но это время для Ники растянулось на минуты.

– Боюсь, тебе не понравится.



***

После звонка Ника снова превратилась в свою тень. Еда не лезла в горло, сон с трудом приходил лишь к утру. Она подолгу сидела у окна с кружкой остывшего кофе, поглощённая своими мыслями. Будущее, ещё недавно казавшееся ей досягаемым и наполненным иллюзиями, снова ускользало из её слабеющих рук. Страх поселился где-то в груди и каждую минуту напоминал о том, что злой рок вот-вот настигнет её.

Этот остров, который в течение многих недель был её прибежищем, оказался не чем иным, как тюрьмой. С прекрасным видом на горы и океан, чистым и ясным воздухом, но всё-таки тюрьмой. Если бы Ника могла, то уже давно бы собрала чемоданы и, бросив пустынный остров, вернулась к тем, кто помог ей сюда добраться. Или позвонила кому-нибудь, чтобы только услышать слова ободрения. Но нельзя, никак нельзя. Рисковать снова оказаться в ловушке, в которой Ника задыхалась последние два года? Можно ли было без опаски звонить друзьям, не подвергая их и себя разоблачению? Паранойя стала заполнять голову девушки. Прослушка, слежка… насколько далеко это может зайти? Или она раздувает из мухи слона, и его возможности, не так уж и безграничны, как она себе представляла.

Виски стали раскалываться от переполнявших мыслей, не хватало воздуха. Прогулка должна была помочь хоть немного отделаться от навязчивого желания вновь впасть в апатию. Набросив на себя тёплую куртку, девушка вышла навстречу непогоде. Дождь еле моросил, оставляя на одежде крошечные капли, ветер хлестал по лицу, но Ника будто не замечала этого. Она шагала навстречу океану, понурив голову и смотря себе под ноги. Хруст камней и приближающийся грохот воды заглушали все её мысли. Дышать и правда стало легче, и Ника до головокружения глубоко вдыхала холодный воздух. Но груз проблем пригибал её к земле, и каждый шаг стоил усилий. Она больше шаркала, словно в свои двадцать семь лет постарела на целую жизнь. У самого обрыва она остановилась, вглядываясь в мутные воды неспокойного океана, поглощённая мыслями покончить со всем прямо здесь и сейчас.

Если решиться, обретёт ли она такой желанный покой?

Никто не придёт ей на помощь, не образумит громкими фразами о том, что ей есть ради чего жить. А есть ли? Ещё пару дней назад она бы с уверенностью сказала «да». Стены хижины, обвешанные её эскизами, кричали об этом. Мечты, засунутые в дальний ящик с надписью «может быть когда-нибудь», со всей ясностью снова возникли прямо перед ней. Вот ради чего стоило бы перейти эту точку отчаяния. Надо было просто вспомнить, произвести снова те эмоции, которые она испытывала, реализуя свои мысли на бумаге. Надежда, азарт, страсть. Ника изо всех сил цеплялась за эти чувства, что вспыхнули вновь где-то внутри. Нет, это ещё не конец! Надо продолжать бороться. Если она сейчас сдастся, то подведёт не только себя, но и тех, кто продолжает за неё сражаться. Это её друзья, которые были рядом, помогали ей, рисковали. Её смерть будет как плевок им в лицо, а её жизнь будет лучшей им благодарностью.

Ника сделала шаг назад. Потом второй. Бьющиеся о берег волны исчезли из поля зрения. Чем дальше она отходила от пропасти, тем яснее становилось в голове. Уже трезвым взглядом она окинула окружающий её пейзаж – океан, горы, хмурую твердь небес. Внезапно тучи над ней прорезались и на пару секунд стало видно голубое небо. Это был чистый, светлый, бирюзовый цвет, такой ясный, что, казалось, издал звон. Этого мгновения как доброго знака Нике хватило, чтобы окончательно увериться в том, что она приняла верное решение. Выпрямив спину и вздёрнув подбородок, она улыбнулась, всё ещё смотря на небо, хоть оно уже затянулось.

– Спасибо, – прошептала она кому-то незримому.

Развернувшись спиной к тому, что чуть не стало её погибелью, она бодро зашагала прочь, но не пройдя и сотни метров остановилась как вкопанная.

Из-за большого валуна на дорогу выбежала собака. Она была крупной, с густой как у медведя шерстью и слегка закруглёнными ушами. Животное при виде человека застыло метрах в пятидесяти, вытянулось по стойке смирно, внимательно наблюдая, но по морде было трудно считать эмоции, приятная это встреча или нет. Ника не боялась собак, но такая неожиданность заставила её замереть. По спине побежали мурашки, и девушка ощутила пронизывающий холодок страха.

Откуда здесь эта псина? Как здесь оказалась? Дружелюбная ли она или, напротив, надо быть готовой к худшему? Девушка обшарила глазами землю в поисках чего-нибудь подходящего под роль оружия, но земля была покрыта разве что небольшими камнями. Значит при худшем раскладе остаётся полагаться только на скорость своих ног.

Ника старалась не двигаться, ожидая, что собака потеряет интерес к ней, но та внезапно рванула навстречу к девушке. От неожиданности Ника не сразу среагировала и, попятившись назад, оступилась, рухнув навзничь. Несмотря на плотную куртку, она здорово ударилась спиной, так что на мгновение перестала дышать. Приподнявшись на локте, она наблюдала как неумолимо приближается к ней это лохматое чудовище. Но внезапный окрик заставил пса замереть в паре шагов. Животное присело на задние лапы, наклонило голову и, высунув язык, принялось вилять хвостом. Пес всё так же неотрывно глядел на неё, а Ника не могла отвести глаз от собачьей пасти, в которой, как она думала ещё пару мгновений назад, должна была оказаться её голова. Затем её взгляд переместился на того, кто шёл позади собаки и по чьей команде она остановилась. На дорогу вышел крупный мужчина. Он, как и Ника, был одет в тёплую одежду по погоде, но его лицо скрывал капюшон, так что виднелась лишь короткая тёмная борода. Он спешно и уверенно шёл к ней.

Внезапная мысль пронзила Нику: «Он нашёл меня! Он нашёл меня!»

Сковывающий ужас начал пробираться под куртку, дрожь волнения прокатилась по всему телу. Всё ещё находясь на земле, она стала медленно отползать от наступавшего на неё незнакомца. Так просто она ему не дастся. Если надо, будет царапаться и кусаться, кидаться камнями, но легко он её не получит.

Раздалась ещё одна команда.

– Ко мне! – фраза была произнесена на английском. Голос был твёрд и резок, и на миг Ника подумала, что он отдал приказ ей.

Собака тут же подскочила и бросилась к хозяину. Тот ухватил её за холку, придерживая за ошейник, и похлопал собаку по спине, еле слышно отчитывая животное. Ника, не смея встать, наблюдала за ними. Собака будто не понимала, что её ругают, и норовила лизнуть хозяину лицо. Но тот был непреклонен и осаживал питомца, правда, без особого успеха. Пока он не смотрел в её сторону, Ника воспользовалась моментом и подобрала с земли камень покрупнее, зажав его в кулаке. Но, словно почувствовав это, незнакомец повернулся к ней и вскинул руки.

– Unnskyld*! Unnskyld! – он откинул с лица застилавший его капюшон, и Ника взглянула в ясные голубые глаза. – Nei**… nei… vi vil***? – он протянул ей руку.

Всё ещё лёжа на земле, она взглянула в его лицо. Оно показалось ей вполне добродушным и таким… знакомым. Вот только его борода…

Догадка пронзила её так внезапно, что она чуть не рассмеялась, но вместо этого лишь выдохнула с облегчением. Она отбросила от себя камень и ухватилась за незнакомца, который с лёгкостью поднял её с земли. Рука его, хоть и без перчатки, была тёплой, а ладони грубыми, будто мужчина привык к тяжелому труду.

– Вы говорите на норвежском так же плохо, как и я, – произнесла Ника на прекрасном английском.

Услышав родную речь, мужчина улыбнулся.

– Ох, как хорошо, – он вздохнул с облегчением, но тут же спохватился. – То есть, ничего хорошего, конечно. Мы вас напугали. Он ещё совсем молодой и пока плохо слушается. Просто я имел в виду… Очень приятно слышать родную речь. Этот норвежский! Язык сломать можно.

Ника, отряхивая куртку, кивала на каждое его слово в знак понимания. Можно было расслабиться. Этот человек не мог причинить ей вреда. Она поняла это, как только увидела его лицо. Но руки до сих пор предательски дрожали, выдавая её волнение. Снова взглянув на него, чтобы точно удостовериться, тот ли он, за кого она его приняла, девушка попыталась выровнять сбившееся дыхание.

– Не ушиблись? – похоже, мужчина был так же поражён внезапной встречей, как и она, и с озабоченностью смотрел на девушку.

– Жить буду, – Ника старалась лишний раз не смотреть ему в глаза. Из-за неловкости и того чувства, что вызывал в ней его взгляд – будто что-то тёплое и пронзительное отзывалось внутри. И тут же, резко выпрямившись, застонала. Спина, где она ударилась о жёсткую землю, отозвалась болью.

– Всё хорошо, – она остановила его взглядом, едва заметив, как он дёрнулся в её сторону.

– Может, вам нужен врач? Я бы мог отвезти вас на материк. У меня быстрая лодка. Покажем вас доктору, убедимся, что спина в порядке.

– Говорю же, не стоит, – она пресекла поток его слов, уже поняв к чему он может клонить. – Если вы подумали, что я собираюсь подать на вас в суд, можете расслабиться.

– Но я чувствую, что должен как-то загладить свою вину. Кстати, меня зовут…

– Я знаю, – перебила его Ника. – Я узнала вас, мистер Войт.

– Генри, – он протянул ей свою руку, но она проигнорировала этот жест. Видно было, что ему неловко. Наверняка, отрастил бороду, чтобы остаться не узнанным, но это не сработало.

– Ваших извинений будет вполне достаточно, мистер Войт, – она выпрямилась, смело глядя ему в глаза. Надо же, они почти одного роста. Но рядом с ним Ника всё равно почувствовала себя крошечной.

Несмотря на суровый внешний вид, Генри стушевался и потупил взгляд. Видно, понял, что до сих пор не попросил прощения, по крайней мере на том языке, который они оба понимали. В этот момент он даже стал похож на нашкодившего мальчишку, и лицо под густой бородой приобрело пунцовый цвет.

– Прошу прощения, – тихо произнёс он и взглянул на неё. В его глазах можно было прочитать искреннее раскаяние. Но может, это всего лишь игра? В конце концов, это его работа. Мужчина обернулся на свою собаку. – Он тоже просит прощения.

И словно в доказательство его слов пёс завилял хвостом, чем вызвал у Ники слабую улыбку.

– Что ж, вы прощены. Оба. Но во избежание дальнейших травм, думаю, нам лучше разойтись, – она заметила, что Генри усмехнулся. – Начинает темнеть. Полагаю, вам нужно поторопиться, если хотите попасть на материк пока не стемнело. Что ж, приятно было познакомиться. Всего хорошего.

Правда, её язвительный тон говорил обратное. Она прошла мимо него, обогнула сидящего на дороге пса, держась как можно дальше, но, не пройдя и десяти шагов, услышала, как её окликнули.

– А вы живёте на острове?

Ника остановилась и, обернувшись, ответила:

– Да, как раз направляюсь к дому. Извините, но на чай вас не приглашаю.

Генри пожал плечами.

– Тогда мы с вами соседи, – он повернулся, указывая направление. – Я живу вот там. Вы наверняка видели дом в северной части острова.



*Unnskyld – простите (норв.)

**Nei – нет (норв.)

***Vi vil – хорошо (норв.)




Глава 2


Новость о том, что её одиночество окончено, отнюдь не обрадовала Нику. Она уже привыкла к уединению и не жаждала никакого общения ни с местными жителями, ни с приезжими туристами. А теперь по соседству с ней обосновался этот англичанин. Если бы это был кто угодно, а не Генри Войт, она тогда при первой встрече, чего доброго, применила бы камень как самооборону и, возможно, совершила бы непоправимое. Но он вовремя откинул капюшон.

Перед ней предстал мужчина, которого она уже знала. Не лично, конечно, но настолько, насколько знал его и весь мир, наблюдая за ним на экране кинотеатров и телевизоров.

Генри Войт, звезда кино, на одном с ней острове.

Это был какой-то абсурд, шутка судьбы. Как он мог здесь оказаться? Разве холодная и суровая Норвегия – это та страна, которую для отдыха обычно выбирают звёзды? Или во всём мире закончились маленькие тропические острова, такие же укромные, только теплей, с белоснежным песком, тёплым морем, коктейлями и полным списком vip-услуг? Что привлекательного для него могло быть в Скандинавии? Тут рядом даже нет фьордов, поглядеть на которые в Норвегию съезжаются со всего мира.

Но, с другой стороны, она тоже каким-то невероятным образом оказалась именно здесь. Совсем неожиданно ей помогли укрыться на маленьком кусочке земли. Неужели Войт тоже скрывался от кого-то? Это казалось маловероятным, хотя Ника уже давно не просматривала новости, уж тем более светские. Что угодно могло произойти там, на большой земле, за эти два месяца. Может, он укрывается от очередного скандала, таких очевидных для актёров. Например, его могли остановить за вождение в пьяном виде, или застукать в туалете с парнем совсем как Джорджа Майкла. А что, если его обвинили в преступлении? Какая-нибудь старлетка рассказала о сексуальном домогательстве или, того хуже, изнасиловании, и вот теперь именитый актёр скрывается ото всех на острове с труднопроизносимым названием.

Хорошо, что Ника не была его поклонницей. В такой проступок, если что, было бы легче поверить – кажущиеся на первый взгляд приятными мужчины могут оказаться самыми последними подонками. Она это знала не понаслышке. Хотя не могла не признать, что, взгляд его голубых глаз, совершенно такого же цвета, как ясное небо Норвегии, пронзительный и наполненный сочувствия, подкупал. Но это отнюдь не отменяло того факта, что Ника больше не хотела встречать на своём пути ни Генри Войта, ни его собаку. Сдаётся ей, что он не ожидал увидеть остров обитаемым и тоже был удивлён, что рядом есть люди.

После того, как он сказал, что они теперь соседи, Ника была ошарашена настолько, что быстро удалилась, не удосужившись даже попрощаться. Эта новость отчего-то была ей крайне неприятна. За всё время, проведённое на острове в одиночестве, она уже чувствовала себя единоличным владельцем этой земли, и Войт казался ей враждебным завоевателем. Мало того, что они с псом напугали её до полусмерти, так ещё собирались маячить у неё перед носом. Остров был довольно большим и им обоим хватило бы места, но Войт наверняка будет много гулять с собакой, а Ника теперь не сможет так свободно передвигаться по всей территории. И в особенности путь до большого дома ей был заказан. Теперь там жил он.

В течение последующих дней девушка старательно избегала встречи с новым соседом. Издали она слышала доносящийся лай собаки и сворачивала в другую сторону, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу. Почему-то ей было неловко. Может, из-за своего не совсем вежливого поведения в прошлый раз, когда она ушла «по-английски», а может потому, что он захватил половину «её» острова.

«А может тебя просто смущает, что рядом поселился не просто мужчина, но чертовски привлекательный мужчина?»

Эта мысль вдруг взорвалась в её голове, когда она, потушив свет, легла в постель. Волна жара при этом прокатилась по всему телу. Ника села на кровати, внезапно почувствовав, что сон как рукой сняло.

«Какой был шанс, что ты вообще когда-нибудь повстречаешь голливудского красавца? Согласись, небольшой. А тут он сам пришёл буквально тебе в руки».

От этого ей стало смешно. Где она, запуганная московская девушка, растерявшая за последний год столичный лоск? И где тот, которому приписывают романы с самыми красивыми женщинами планеты? Её рыжие волосы утратили блеск и объём, кожа, усеянная веснушками, потеряла румянец, а глаза больше не сияли. Пропали и элегантная одежда, подчеркивающая стройности фигуры, и умопомрачительные каблуки, которые она так любила носить – сейчас её гардероб соответствовал её настроению – унылый и бесформенный.

Хотя Войт в данный момент тоже был далёк от образа того сердцееда, который мелькал на экранах и красных ковровых дорожках. При встрече он был больше похож на рыбака – тёплая куртка, резиновые сапоги, вязанная шапка и борода. Довольно угрюмое зрелище. Ему бы крюк в руки – получился бы вылитый маньяк из фильма ужасов. И тем не менее, этот суровый образ не мог скрыть его привлекательность. А борода, казалось, придала ему больше мужественности. Образ высокого, сильного, красивого мужчины будоражил фантазию Ники. Она вспомнила его взгляд, его улыбку. И незаметно её воображение зашло ещё дальше – вот её руки прикасаются к его широкой груди, расстёгивают его рубашку, гладят его кожу. Она чувствует, как её дрожь передаётся ему. Жар уходит ниже, глубже…

Девушка резко встала. Надо было выкинуть из головы это наваждение. Что на неё нашло? С чего вдруг стала фантазировать о мужчине, с которым едва знакома? Неужели её тело после длительного перерыва пробудилось и стало требовать своего? Как долго оно оставалось без внимания, как без мужского, так и без внимания самой Ники. Все свои сексуальные потребности она закинула в долгий ящик, а тот заперла на ключ. Даже будучи в одиночестве, она не позволяла прикасаться к себе. И сейчас своё поведение Ника расценила как неразумное. Надо же! Готова накинуться на первого встречного.

Кожа на лице и груди горела будто в бреду. Девушка налила себе стакан воды и залпом выпила его, пытаясь охладить огонь изнутри. Это мало помогло. Пришлось выпить ещё. Она пыталась восстановить дыхание, учащённое образами эротических картинок в её голове. Но тело, её чертово тело, не сдавалось. Оно словно нашёптывало ей: «Я хочу твоего внимания». Ника чувствовала, как внизу приятно тянуло, чуть пульсировало и требовало прикосновения. Животное желание, древнее как само мир, проснулось в ней, взывая к инстинктам. Если бы сейчас в дверь постучался тот, кто волновал её воображение, как бы она поступила?

«Затащила в дом, срывая одежду с себя и него, впиваясь в губы и запуская руку под его ремень».

Ника усмехнулась и вытерла рот, смахивая оставшиеся на губах капли воды, представляя, что это сделал он, и образ его пальцев, прикасающихся к её губам, вызвал новый приступ жара. Ещё при первой встрече она отметила, несмотря на грубость и мозоли, как красивы и крепки его ладони.

«И такие тёплые…»

Что бы он мог сотворить одними только руками с её телом? А языком? Или… Она судорожно вздохнула, полностью отдаваясь фантазиям. Будто одурманенная, она позволила им завладеть собой.

И Ника сдалась. Вернувшись в кровать, она стала прислушиваться к своим ощущениям. Закрыла глаза и представила, как мужские руки ласкают её бёдра. Она приподняла футболку, легко касаясь кожи. Та немедленно отозвалась, покрываясь мурашками. Приспустив пижамные штаны, рукой Ника скользнула в трусики. Сейчас не она запустила свои пальцы в тёплую влагу, а он. Ника видела, как его лицо исчезает между её ног, воображала, что всё, что она делала пальцами, делает его язык. Как он то ныряет вглубь, то обводит и давит на клитор, заставляя её изогнуться дугой. Её глаза были закрыты, но она видела его голый торс, крепкие мышцы, чувствовала, как его руки сжимают её ягодицы, от чего стон вырвался из её рта.

Дыхание участилось, она то усиливала давление, доводя себя почти до пика, то отпускала, чувствуя, как волна откатывается назад. Она ласкала себя представляя, что его член ритмично заполняет её и пронзает раз за разом, приближая к разрядке. Под конец она видела только его лицо, его голубые глаза. Стон вырвался у неё одновременно с приходом оргазма. Она прикусила губу, полностью погружаясь в свои ощущения, разливающееся по всему телу. Ника ощущала ритмичную пульсацию внутри, такую сильную вначале, но с каждой секундой медленно затухающую, чувствовала на своих пальцах липкую влагу.

Жар никуда не делся, но теперь он не приносил дискомфорта – теперь он был главным доказательством того, что Ника ещё жива, ещё так же чувственна, как и раньше, ещё полна страсти и желания.

Она лежала, глядя в потолок и улыбаясь. Дыхание постепенно восстановилось, но приятная нега не желала покидать её тело. Нет, сегодня она не мастурбировала. Сегодня у неё был секс с мужчиной. Никто этого, конечно, не узнает, но этим мужчиной был Генри Войт.

***

Ника проснулась поздно – часы уже показывали четверть второго – обняла подушку и покрепче укуталась в одеяло, желая ещё немного подремать. Улыбка не сходила с её лица, храня маленький секрет сегодняшней ночи, когда она представила полноценный секс с голливудской звездой. Такого не бывало с юности, когда в своём воображении царил любимый на тот момент актёр Райан Гослинг. Только Райан не жил в соседнем с ней доме и не был потенциальным и реальным объектом внимания, а Генри Войт, хоть и не был предметом её обожания, сейчас был в какой-то паре километрах от неё. Что, если она столкнётся с ним? Проявит ли смущение после всего, что между ними было? Ника засмеялась.

«Ничего не было, дурочка. Ты всего лишь приласкала себя, а его образ немного тебе помог».

Она отбросила эти мысли вместе с одеялом и бодро встала с кровати. Сварила кофе, закусила хлебом с сыром. Впервые девушка пожалела, что в хижине нет телевизора или обычного радио. Включить бы фоном приятную музыку и наслаждаться чашечкой крепкого напитка, любуясь северным пейзажем из распахнутых дверей. Благо, ветер сегодня был слабым и тёплым. В телефоне даже не было никаких песен. Он был совершенно новым, купленным перед отъездом. Стерильным, содержащим только два номера на экстренный случай.

Но надо было развеяться, возможно, даже порисовать, но из-за долгого сна Ника рисковала упустить свет, и нужно было поскорее выбираться из дома. Она быстро собралась, одевшись потеплей и перелив в термос ещё горячий кофе. Положила в рюкзак бумагу с карандашами, разделочную доску и пару бутербродов. Быстрым шагом достигла северного мыса, где открывался вид на соседний крошечный остров с крутыми неприступными берегами. Достав доску и используя её как мольберт, она, усевшись по-турецки на рюкзак, начала переносить на бумагу очертания скал.

Ветер приятно обдувал лицо, а солнце иногда выглядывало из-за облаков, согревая тёплыми лучами. Сделав пару набросков, Ника слегка перекусила и внезапно осознала, что впервые за долгое время чувствует себя хоть немножко счастливой. Даже несмотря на телефонный звонок, принёсший ей неприятные новости. В её душе поселилось спокойствие и лёгкость – так себя чувствуешь, когда от действия таблеток отступает сильная боль. Есть только она и этот момент, несущий в себе тишину и умиротворение.

Мирная вода сегодня благоволила, на волнах покачивались несколько рыбачьих лодок. По палубам сновали люди, распутывая сети, в то время как чайки в надежде на лёгкий улов кружили над суднами. Ника невольно любовалась этим спокойствием на море и занималась не столько рисунком, сколько созерцанием открывающегося вида.

В ногах и пояснице появилось онемение, а в пятках покалывало – слишком долго она сидела в одной позе. Пора было возвращаться. Она привстала с земли, отряхнулась и, уложив вещи в рюкзак, двинулась по направлению к хижине. Солнце клонилось к горизонту, свет уже уходил, а небо постепенно затягивало тучами. Девушка уже представляла, как, вернувшись, затопит камин, приготовит ужин и заварит чай, и мыслями уже поедала жаренную картошку с фрикадельками. Но, поднявшись на холм, увидела своего соседа. Он сидел спиной к ней на большом валуне, рядом с ним стоял открытый термос. Один, без собаки. Что ж, встречи с Войтом было не избежать – он сидел прямо на пути её следования.

Шаги он заслышал метров за пятьдесят и обернулся, явно не ожидая её увидеть. Улыбнулся и приподнял дымящуюся чашку в знак приветствия. Вопреки своим ожидания, Ника не почувствовала ни малейшего смущения перед ним.

– Привет, – она остановилась рядом, оглядываясь вокруг, – где ваш пёс?

Войт усмехнулся.

– Кажется, за кем-то погнался. Не знаете, какие здесь водятся животные?

– Ничего крупнее мыши, полагаю. За всё время я не видела здесь никого, зато слышала по ночам шорохи.

Он отставил чашку.

– Хорошая погода сегодня, не правда ли? – Войт произнёс самое банальное, что мог придумать. Но обычно ведь так начинаются все разговоры. – Гуляли вдоль северного берега? Увидели что-то новенькое? Говорят, океан там видится совершенно по-другому, чем с западного.

Он с хитрым прищуром всматривался в её лицо, надеясь, что она как-то среагирует на его шутку. Но лицо Ники оставалось серьёзным. «Как жаль», – подумал Генри.

– Да, повезло застать свет.

– Так вы рисуете? Художница?

– Да и нет, – Ника поймала себя на мысли, что Войт её специально вводит в разговор. Ну что ж, если она не хочет и в этот раз показаться невоспитанной, она примет такие правила. – Да, я рисую. И нет, не художница. Это скорее хобби. И полезное занятие, чтобы не терять навык в основной профессии.

– Можно я угадаю? – он встал с валуна. Закрыв и засунув в широкий карман термос, он развернулся к ней лицом. – Вы декоратор.

– Нет, но близко.

– Дизайнер! – Ника многозначительно приподняла брови, приглашая докончить фразу. – Дизайнер… Одежды!

– Интерьеров, – поправила она, приподняв уголки губ.

– Чёрт, – выругался Генри. – Почти угадал. Давно вы здесь?

– Часа четыре.

– Я имел в виду, как долго живёте? Вы же не местная, я прав?

– Два месяца.

– Откуда вы?

– Издалека, – размыто ответила она. Ей хотелось увильнуть от этого вопроса, как и завершить весь разговор.

Генри нахмурил брови, при этом улыбка не покидала его лица.

– У вас весьма приятный акцент. Не могу только понять какой, – он взглядом исследовал Нику, будто её лицо могло выдать её происхождение. – Вы очень стараетесь говорить с английским произношением, но ваше «r» более грубое и глубокое. Восточная Европа? Россия? Как вас зовут?

– Я на допросе? – не выдержала Ника, но не смогла сдержать улыбки. Ей даже нравилась эта игра в угадайки.

– Нет, конечно, нет. Просто я посчитал себя в неравном положении. Моё инкогнито разбито вами вдребезги, вы знаете, кто я такой, и у меня есть все основания полагать, что вы даже видели мою голую задницу.

Ника засмеялась. Сейчас он припомнил один фильм, снятый пару лет назад. Само художественное полотно не обсуждалось так, как провокационная сцена, где Войт появлялся обнажённый. Интернет тогда и вправду танком прошёлся по его филейной части, и она понимала, что он имел в виду именно это.

– Вы покраснели, – сказал Войт. – Значит, я прав.

Его взгляд смерил её лицо, и Нику тут же бросило в жар. Она вспомнила, как задыхалась от желания, представляя себе совершенно обнажённого Генри Войта, представляя, как усмехающиеся губы бесстыдно исследуют её тело, а пальцы… Дыхание невольно сбилось. Если бы он знал, что причина не в какой-то мимолётной сцене из фильма, то наверняка счёл бы её озабоченной фанаткой. Она пробормотала какие-то извинения и, заплетаясь в ногах, направилась к хижине, но почти сразу услышала позади тяжёлые шаги.

– Я вас смутил? Простите. Иногда мои шутки выходят за рамки приличий.

– Дело не в вас, – девушка продолжала идти вперёд, не оборачиваясь в его сторону. – Я вспомнила, что мне пора домой.

Какое идиотское оправдание! Тут и дураку станет ясно, что её реакция связана с его дурацкой шуточкой.

– Вы меня избегаете.

Это был отнюдь не вопрос. Фраза была произнесена твёрдым голосом как факт, и это заставило её остановиться и посмотреть на Войта.

– С чего вы так решили?

Он подошёл к ней ближе и открыто заглянул в глаза:

– Вы думаете, я не замечал, как вы ретируетесь в противоположную сторону, едва завидев меня? Вы боитесь собак? Тогда могу уверить, что Тед не причинил бы вам вреда. Он порывист, потому что молод, но не нападает на людей. Наоборот, это самая ласковая собака на свете.

Он смотрел так искренне, что Ника посчитала нечестным по отношению к нему скрывать истинную причину её нежелания встречаться с ним на одной дороге. Она опустила глаза и произнесла:

– Дело не в этом… – она уже готова была сознаться, что ей не нравилось, что остров больше не принадлежит одной ей, но движение за его спиной остановило на полуслове. К ним приближался Тед, пёс Войта. Он поджимал правую переднюю лапу и, хромая, с трудом шёл к своему хозяину. – Ваш пёс…

Он проследил за её взглядом и не раздумывая бросился к собаке. Ника, словно привязанная, последовала за ним. Подвёрнутая лапа была в крови, но других повреждений на первый взгляд не было. Пёс тихо поскуливал.

– Кажется, порезался об острый камень, – Генри осмотрел рану. Она была неглубокая, но, очевидно, причиняла боль животному. – Как же ты так умудрился, приятель? – он похлопал его по холке, и пёс прильнул к хозяину, жалобно смотря исподлобья.

– Он сможет идти? – спросила Ника.

Генри отошёл от собаки, позвав за собой, но пёс, сделав пару шагов, остановился и присел. Видимо, весь путь с порезанной лапой, что он прошёл до хозяина, утомили его.

– Похоже, придётся его нести, – обреченно произнёс Войт.

– Вы шутите? До вашего дома километра два, а он весит как маленький гризли!

Генри развёл руками.

– У вас есть идеи?

Ника обернулась в сторону деревьев, за которыми находилась её хижина.

– Может быть. Мой дом за этим лесочком. Сможете донести его туда? Тут метров двести.

В ответ мужчина присел, взвалил несчастное животное на плечо и, с трудом поднявшись, повернулся к ней.

– Ведите.

Когда они достигли хижины, сил у Генри почти не осталось. Он раскраснелся, а на лбу выступил пот. Аккуратно спустил на землю пса, который по-прежнему поджимал лапу и тихонько поскуливал, и погладил того по загривку.

Ника оставила их во дворе и вошла внутрь дома, вернувшись через несколько секунд с аптечкой в руках.

– Здесь есть вата, бинт и что-то вроде… – она замолчала, не зная, как сказать по-английски, – Перекись водорода, – произнесла она по-русски. Генри подметил речь, но девушка будто не придала этому значения. Она суетилась вокруг пса, обрабатывая и перебинтовывая ему лапу. Тот дёрнулся от первого прикосновения, видимо, лекарство пощипывало. Чтобы успокоить собаку, Ника погладила её по голове. Мягкую и густую шерсть было приятно перебирать пальцами, и псу это явно доставляло удовольствие – он приподнимал голову всякий раз, когда она опускала на него руку. Девушка сама не заметила, что начала говорить с животным на родном языке, приговаривая, какой тот «хороший и храбрый мальчик». У неё никогда не было своего питомца, но животных она любила, а они отвечали ей взаимностью. Она улыбалась и трепала его по холке, чесала подбородок и была вознаграждена собачьим поцелуем.

Генри всё это время стоял рядом и наблюдал за ней. Улыбка совершенно преобразила девушку. Она больше не была похожа на сердитую и напуганную женщину, которую сбил с ног его пёс и которая была готова защищаться камнем, как самая настоящая воительница. На щеках появился лёгкий румянец, пухлые губы обнажили ровные белые зубы. Но главное глаза – ещё недавно потухшие и невыразительные, сейчас они сияли зеленью, а у век проступили искренние «гусиные лапки».

Он никак не мог определить её возраст. В первую их встречу он мог дать ей все сорок лет. Но сейчас Генри увидел, что она довольно юна, едва ли ей больше тридцати. Движения её изящных рук с тонкими запястьями, которые нежно гладили собаку, завораживали. Длинные пальцы тонули в густой шерсти, и Генри внезапно представил, как эти руки так же тонут в его волосах, отчего волна жара пробежала по его телу.

– Мистер Войт?

Он вздрогнул, не заметив, как погрузился в свои фантазии.

– Вы будто уснули, – девушка выпрямилась, встав к нему лицом. Опять эта гордая осанка, чуть приподнятый подбородок. Она смотрела прямо ему в глаза, но улыбка до сих пор скрывалась в уголках её губ. Кем бы она ни была, в ней чувствовалась порода.

– Простите, задумался, – он потёр глаза, избавляясь от наваждения. – К чему такая официальность? Зовите меня Генри.

Он протянул ей руку, ожидая рукопожатия, но она не спешила, только взглянув на его ладонь.

– А вы так и не назвали своё имя, – Генри продолжал стоять с протянутой рукой, начиная чувствовать неловкость.

Девушка, придерживая коробку с аптечкой, пожала ему ладонь. Рукопожатие было уверенным и довольно крепким для такой хрупкой женщины, а кожа нежной и очень тёплой.

– Ника.

– Ника, – повторил он. Произношение Генри было мягким, обволакивающим, и она невольно улыбнулась. – Приятно познакомиться.




Глава 3


Ника позвала Генри к небольшому сарайчику. Света внутри не было, и она настежь распахнула дверь, открывая перед его взором внутреннюю обстановку помещения. На стенах аккуратно висели инструменты для плотницких работ, лопаты и грабли. Всё на вид довольно старое, но крепкое. На полках стеллажей стояли коробки, банки с красками и моющими средствами. Но то, ради чего она привела его сюда, двухколёсная садовая тачка, хранилась в тёмном углу. Разглядев её, Генри согнулся пополам от смеха.

– Это лучше, чем нести вашего больного пса несколько километров на руках, – Ника сама улыбалась, понимая как нелепо будет смотреться пёс в импровизированном экипаже. Она хотела было сама вывезти её, но Генри мягко оттеснил девушку и сам полез в сарай. Оттуда он вышел перепачканный, в пыли и паутине. Приподняв пса, он водрузил его на тачку, и тот, словно только этого и ждал, повалился набок.

– Так-так, приятель. Хорошо устроился, – Генри похлопал Теда по голове. Убедившись, что псу комфортно и он не выпадет на первой попавшемся ухабе, Войт взялся за ручки и развернул тачку в сторону своего дома. Он обернулся к Нике, стоявшей в дверях.

– Что ж, огромное вам спасибо. Так и правда намного лучше. Обещаю вернуть ваше транспортное средство как можно быстрее.

Она кивнула вместо ответа, с теплотой смотря на него. Генри замялся. Ему отчего-то не хотелось покидать её сейчас. Странно, но он не думал, приехав сюда, что захочет компании. Наоборот, он стремился убраться из шумного Лондона, от начавшего раздражать окружения и назойливых папарацци. Его телефон не прекращал звонить и причиной тому был отнюдь не последний его голливудский проект.

– Я хочу взять тайм-аут, – неделю назад Генри явился в дом своему агента Пола Гитиса во время празднования дня рождения его дочери.

Пол отвёл Войта в свой кабинет, где они могли спокойно поговорить. Гитис знал, что вскоре его лучшая звезда явится к нему с такой просьбой. Давление со стороны общественности было слишком велико даже для такого крепкого мужчины как Генри. Тот перестал бриться и, кажется, не менял рубашку. У Войта не было привычки бросаться на дно бутылки или в наркотический трип в случае неприятностей как у многих голливудских звёзд. Он просто пропадал. Растворялся в неизвестном направлении, порой не предупреждая никого. Телефон он оставлял дома и не пытался связаться с кем-либо. Иногда он уходил на несколько часов, но мог исчезнуть и на неделю, срывая планы и договорённости, а Полу приходилось извиваться как ужу на сковороде перед продюсерами и журналистами, чтобы прикрыть его. Но, не считая этих периодических самоволок, Войт оставался для Пола лучшим клиентом. Он не был требователен, не устраивал сцен, не страдал высокомерием. Частенько они оба выпивали в баре пару бутылок пива, рассказывая друг другу байки. Пол вспоминал капризы и выходки своих звёздных клиентов, а Генри рассказывал о своём армейском прошлом и детстве в глуши Англии.

Гитис ценил это в Войте – непосредственность и открытость, и был благодарен, подбирая ему лучшие проекты. Он давно крутился в этом бизнесе и имел связи, которые многим не снились. Был вхож в дома именитых и прославленных кинодельцов, и ему ничего не стоило во время дружеского ужина шепнуть кому надо на ушко за своего «золотого мальчика». Конечно, Пол имел и свой корыстный интерес, но для Генри он делал это почти из удовольствия. Ему было лестно, что он способен сделать из никому неизвестного мальчишки мировую звезду, которую хотят все – женщины видеть в своих сексуальных фантазиях, а мужчины быть им.

И потому, когда Генри явился к нему на порог с просьбой о перерыве, Пол понял, что в этот раз это не просто каприз – парень устал, действительно устал. И ему необходим месяц-другой, чтобы восстановиться. Он сказал, что всё уладит. Надо будет, правда, оплатить неустойку кое-где, но Генри мог себе это позволить.

– Вне зоны доступа как всегда? – на прощание спросил Пол.

– Я дам тебе знать, если соберусь вернуться.

– Когда. Ты хотел сказать «когда», – оговорка или нет, но Полу не понравилась эта фраза.

– Конечно, – Генри покачал головой. – Когда соберусь вернуться.

Войт вышел от Пола и сел в припаркованный внедорожник, где его уже ждал его пёс Тед и дорожная сумка на заднем сиденье. Каковой бы ни была реакция его агента, Генри, ещё не зайдя к нему в дом, решил для себя, что уедет. Теперь уже надолго, во что бы ему это не обошлось. К счастью, Пол отнёсся к этому с пониманием и отпустил его, приняв на себя всю ответственность. Генри понимал, что кидает того на амбразуру, но у него уже не осталось сил что-либо кому-нибудь объяснять. Ему хотелось покоя в каком-нибудь забытом богом месте, где никому нет до него дела. Одиночество и тишина – вот, что ему сейчас было нужно.

И забвение. Хотя бы ненадолго.

В голове с завидным постоянством стали мелькать мысли о том, чтобы бросить всё, чего он добивался много лет. Цели и желания, которые он раньше преследовал, стали для него теперь пустыми и глупыми. Раньше он жаждал внимания и похвалы, наград и признания. Каким сейчас это казалось бессмысленным!

Сев в машину, он втопил педаль газа до упора и попытался как можно быстрее умчаться от всех и вся. И от самого себя, каким был раньше, в первую очередь. Пару дней назад на одном сайте съёма жилья он нашёл то, что искал. Где-то на Лофотенских островах его ждал дом, в котором он сможет обрести внутренний мир. Он был предупреждён о возможных соседях, но в его представлении норвежцы были людьми, ценящими чужой покой и не докучающими понапрасну. С того дня как он сошёл с самолёта в Осло и до момента, когда на взятой напрокат машине добрался до рыбацкого городка, местные вели себя так, как он и представлял. Всегда вежливые и приветливые, но абсолютно неназойливые. Если он видел на их лицах тень узнавания, то они старались не подавать виду, только улыбались шире. Однажды в дорожной забегаловке хозяйка принесла ему кусок черничного пирога и на плохом английском сказала «present» – видно не знала, как перевести «за счёт заведения». Он поблагодарил её, а она, залившись румянцем, похлопала его по плечу и пробормотала что-то на норвежском, видимо, желая приятного аппетита. Никто не лез к Генри с просьбами дать автограф или сфотографироваться, каждый занимался своим делом и не лез в дела другого. И эта милая женщина, принеся пирог, тут же удалилась на кухню, оставив его одного доедать завтрак.

Плывя на моторной лодке до своего острова, Войт заметил небольшую хижину, из трубы которой вился дым. Но хозяина было не видно, что вполне его устроило. В таких тихих местах, как это, жителей вообще редко можно было увидеть слоняющимися по улице. «Страна гномов», – пошутил про себя Генри. Никого не видать, но что-то всегда делается – мусор убирается, дороги чинятся, дома строятся. Он надеялся, что не повстречает своего соседа, или, если это всё же случится, они обменяются лишь приветствием, не более.

Пришвартовав лодку к небольшому пирсу, он спрыгнул на причал вслед за своим резвым псом. Закинув на плечо дорожную сумку, двинулся вверх по тропинке, держась правой стороны, как ему написали владельцы дома. Дорога оказалась отнюдь не близкая, но Генри был вознаграждён. Перед ним стоял крепкий бревенчатый дом. С крыльца, сквозь ели открывался суровый океан, от одного вида которого у него перехватило дыхание. Вода бурлила и пенилась, и казалось, что он находится на самом краю земли.

Ключ он нашёл под одной из половиц на крыльце. Внутри было холодно, всю мебель от пыли и света укрывала ткань. Безмолвие накрыло дом, разве что в трубе завывал ветер. Через час у разожжённого камина уже устроился Тед, положив тяжёлую голову на лапы, а Генри, сидя рядом со стаканом виски, смотрел как потрескивают дрова и гладил голову пса. В этот вечер оба были утомлены от долгой дороги, у Войта не осталось даже сил приготовить себе ужин. Он уснул тут же на диване, завернувшись в плед, наблюдая за затухающим огнём.

Следующие пару дней Генри был занят обустройством дома. Пришлось даже вспомнить как управляться с ведром и шваброй, чего он не делал с армии. Он открыл всю мебель, намыл пол, вытер пыль, попутно осматривая дом. Две спальни, просторная столовая, совмещённая с кухней, гостиная, где он вчера уснул. Этот дом не был похож на традиционные жилища Норвегии. Это было сделанное с мастерством современное строение – такие выбирают для себя люди, которые не кичатся своим богатством, но любят комфорт и практичность. А чтобы гости не забывали, где они находятся, весь дом был наполнен старой мебелью, ткаными ковриками и безделушками, придававшие интерьеру самобытность и уют. Скорее всего хозяева строили его с перспективой сдавать туристам.

В кладовой оказался запас консервов и неплохая коллекция вина. Бутылка виски, что Генри привёз с собой, была им прикончена за пару вечеров. Он отдавал предпочтение крепким напиткам, но хорошее вино было неплохой альтернативой. Откупорив одну бутылку, он поджарил мясные консервы себе и псу, отметив, что для питомца лучше будет, если он выберется в городок за подходящим тому кормом.

В шкафах были бокалы, но Войт пил прямо из горла красное полусухое, пытаясь унять тоску. Приехав сюда, он ждал, что ощутит облегчение, как это обычно бывало, когда он без предупреждения бросал все свои дела. Уезжая куда-нибудь ото всех, один на один с собой он обретал внутреннее спокойствие, погружаясь в свои мысли. Порой только в такой побег он мог принять важное решение, в дальнейшем влиявшие на его жизнь. Уйти с армейской службы, хотя ему прочили военную карьеру, или уехать покорять Голливуд, попутно распрощавшись не только с домом и семьёй, но и со своей девушкой.

Но то были короткие отлучки. Сюда же, Генри чувствовал, он приехал надолго, в призрачной надежде, что весь мир забудет о том, что он существует. Но долгожданный покой не приходил. Сон был беспокоен, а днём он ощущал дыру там, где раньше было сердце, будто не хватало кусочка от его плоти, а он не знал, чем его заменить.

Генри стал совершать прогулки, с каждым разом всё больше отдаляясь от дома. Тед неизменно сопровождал его, и он был единственным, кому это приносило настоящее удовольствие. В отличие от хозяина, которого одолевали тяжелые мысли и воспоминания, ему не о чем было беспокоится. Прогулки, еда, рядом его человек – всё, что нужно, у него было. Но пёс учуял кого-то ещё, когда они зашли дальше, чем обычно. Он замер, навострил уши, и метнулся вперёд. Затем остановился, обернулся убедиться, что хозяин следует за ним, и вновь рванул. Только тогда Генри понял, что зверь наверняка почувствовал человека. Его американский акита мог испугать кого угодно, особенно, если появится внезапно. Со стороны он был похож на небольшого медведя, но, несмотря на грозную внешность, отличался дружелюбным характером. Кто бы сейчас не встретился им на пути, как минимум будет удивлён встречей с его собакой, а как максимум…

Он кинулся за псом, пытаясь предотвратить неприятности. Командой остановил Теда до того, как тот добежал до женщины, которая уже распласталась на земле. Было видно, что незнакомка напугана. Генри заметил, как она подобрала камень. Только от кого она хотела защищаться – от собаки или от внезапно возникшего мужчины? Её бледное лицо расслабилось, когда он помог ей встать, и она обратилась к нему на хорошем английском с едва уловимым акцентом. Конечно, она узнала его, но в отличие от остальных жителей Норвегии не стала этого скрывать. Она отказалась от его помощи, гордо удалившись и даже не попрощавшись, что неприятно уязвило его.

Не была его соседка похожа на местную жительницу. Наверняка, такая же гостья, как и он. И дело было не столько во внешности, сколько в её манерах. Она держалась намеренно холодно и старалась казаться сильней, чем есть на самом деле. Но после того, как она ушла, он почувствовал, как внутри что-то сложилось. Несмотря на отдалённость от всего мира, на холодность этой незнакомки, ему хотелось с кем-то поговорить. С тем, кто не будет видеть в нём известного актёра, кому будет плевать на всё, что связывало его с порочным и гламурным миром кино. Ему был нужен тот, кто также сбежал ото всех, кто чувствовал себя таким же потерянным и одиноким.

Ему нужна она.

Почему вдруг он подумал, что она оказалась здесь не из-за красот северной страны, что не проводит очередной отпуск вдали от крупных городов? В её испуганных глазах он на миг увидел самый настоящий страх загнанного зверя. И это нельзя было объяснить встречей с собакой. Она будто боялась за свою жизнь, по-настоящему боялась. Что, если на этом острове она прячется?

Генри был отнюдь не глуп и умел подмечать в поведении людей малейшие нюансы, что не раз помогало ему в жизни. И вспомнив, как девушка сжимала в руке камень, он понял, что она испугалась не столько собаки сколько его, пока он не снял капюшон со своего лица. Значит, скрывалась. Но от кого и почему?

Несмотря на грубость незнакомки, Генри отчего-то стал искать с ней встреч. Его прогулки стали продолжительными, он выискивал глазами её зелёную куртку и рыжие волосы. Несколько раз он замечал, как она исчезает за холмом или деревьями при этом ускоряя шаг.

Да она же сбегала от него! Даже зная, что он не может ей ничем угрожать. Неужели всё-таки боялась Теда? Немудрено, после столь яркой первой встречи.

Спустя несколько дней Генри оставил мысли и дальше преследовать свою таинственную соседку. Он не станет ей навязываться, раз уж она избегала его. Но в этот раз гора сама пришла к Магомету. Тед явно взял чей-то след и сорвался с места как ошалелый. Команда «стоп» была им проигнорирована, и он скрылся за скалой. Бежать за ним смысла не было – он всегда возвращался к хозяину. Недолго думая, Войт расположился на большом валуне, достал из кармана термос с крепким кофе и стал дожидаться, когда же собака наиграется и воротится обратно.

Услышав позади шорох, он поначалу подумал, что пёс успел сделать круг вокруг острова, но шаг был тяжёл и размерен.

Она.

Внутри Генри почувствовал ликование и был по-настоящему рад снова увидеть её лицо.

Она изменилась. В прошлый раз незнакомка была растрёпана и хмура. Морщинка пролегала между её бровей, и она лишний раз старалась не смотреть ему в глаза. Сейчас он видел перед собой молодую женщину, лицо её разгладилось, и он смог разглядеть цвет её глаз. На щеках, покрытых веснушками, разлился румянец, что придавало ей юный вид, почти девичий.

Но он неосторожно смутил её. Вот уж никогда бы не подумал, что она из тех, кто так легко робеет от пошлых шуток. Наоборот, она казалась уверенной и независимой. Такой женщиной, которые знают себе цену, которые не выходят замуж, потому что не готовы отдать свою свободу даже тому, кого страстно любят. А любят такие женщины сильно, жарко, не теряя при этом головы. Как сильно она отличалась от той, другой, которой была в их первую встречу.

Когда она промывала лапу псу, он и разглядел в ней её настоящую. Она так искренне улыбалась, разговаривала с собакой на русском, успокаивала, гладила шерсть, будто рядом никого не было. Тогда он увидел, какой она может быть обворожительной. В глуши, одетая в простую парку, резиновые сапоги, с выбившимися прядями из-под шапки, она была пронзительно прекрасна. Он захотел её прикосновения, чтобы почувствовать её красоту и убедиться, что она не сон.

Ника.

И она пожала его руку. Не сон, она настоящая, тёплая, хрупкая.

И теперь ему не хотелось уходить совершенно. Может, найти какой-то повод задержаться? Попросить горячего чаю, например. Неужели она откажет? Но, с другой стороны, какое право он имел злоупотреблять её гостеприимством? Она и так очень выручила его, помогла обработать псу рану, одолжила тачку, чтобы Генри не пришлось нести своего громадного питомца на руках. В конце концов, они ведь соседи, он обещал вернуть ей инвентарь, а значит вскоре снова её увидит.

– До скорого, – он махнул рукой и уже взялся за тачку, как услышал её голос:

– Я вас провожу.

При этих словах Генри почувствовал, как кусочек пазла в районе сердца, который всё это время его беспокоил, встал на место.




Глава 4


Пока Генри толкал перед собой тачку с расположившимся в ней псом, Ника шла по левую руку от него. Оба не произносили ни слова – она смотрела себе под ноги, а он на довольную морду Теда. Войт терялся в догадках, почему Ника вдруг изъявила желание их проводить. Не из-за тачки же, в самом деле. Но ему было приятно, что она просто шагала рядом.

Небо затянуло, стало смеркаться, а с неба зарядил мелкий дождь. Вполне терпимо, но и приятного мало. И, если дождь усилится, оба рисковали вымокнуть до нитки.

– Так вы из России? – наконец прервал молчание Генри. – Вы с Тедом говорили на русском. Я прав?

Ника быстро взглянула на него и тихо произнесла:

– Да.

Он хотел было сказать, что никогда там не был, но всегда мечтал побывать, но она вдруг остановилась и выпалила:

– Я бы хотела принести вам извинения. В нашу первую встречу я повела себя не вполне вежливо. Кажется, я вам нагрубила. И да, я избегала вас. Я так привыкла к своему одиночеству, что восприняла вас как чужака, претендующего на мою территорию, – она потупила взгляд. – Простите, это так глупо…

Он не ожидал такой искренности, но это признание его подкупило.

– Вы, кажется, сказали, что не приглашаете меня на чай, – он заметил, как слегка дёрнулись её губы. – Вот угостите меня им, и будем считать, что ничего не было. Хотя вы уже и так много сделали для меня… для нас. Посмотрите на Теда. Он счастлив. А я рад, что рядом оказались вы.

Ника с улыбкой взглянула на пса.

– Сколько ему?

– Год и четыре месяца. По сути он ещё щенок. Щенок весом в шестьдесят пять килограммов.

– И он ещё вырастет? – Ника приподняла брови.

– Надеюсь нет, – со смехом ответил Генри, – он и так довольно крупный для своей породы. Если подрастёт ещё немного перестанет помещаться в доме. Когда я взял его из приюта, он уже был мне по колено.

– Так он сирота?

– Сирота? Нет. Всё его семейство забрали у очень плохих хозяев. Но взять всех я не мог. Воспитать одного пса непросто, а их было четверо. Так что я гордый отец-одиночка этого малыша, – он усмехнулся.

– Это единственный ваш ребёнок?

– Да, я не женат.

– Ну, это ведь не обязательно.

– Я в этом плане консерватор. Так меня воспитали. А у вас есть дети? – Генри уже знал ответ, но не ожидал, что увидит печаль в её глазах.

– Нет, – Ника едва вздохнула.

Разговоры между мужчиной и женщиной на подобную тему всегда были полны неловкости, ведь обычно сопровождались взаимным интересом друг к другу. Но ни Генри, ни Ника не испытывали никакого дискомфорта – будто парочка старых друзей встретились обсудить дела.

Ника сама не заметила, как предложила их проводить. Она видела, что Генри едва сдерживался, будто хотел остаться, а она не знала, какой повод дать ему. Уговаривая себя, что всего лишь переживает за собаку, девушка боялась признаться в том, что хочет узнать соседа поближе. Может, это сказались два месяца её одиночества, но необходимость в общении возрастала с каждой минутой, как только она поняла, что не одна на этом острове. Он не стал расспрашивать её ни о том, как она здесь оказалась, ни о детях. Короткого «нет» было достаточно, а она не желала поднимать больную для неё тему.

«Английский джентльмен», – подумала она про себя и мельком взглянула на него. Манерами Войт напоминал простого парня с фермы, но по-военному держал осанку. Да, он определенно был красив. На висках уже проступала седина, лоб пересекали две линии, а вокруг глаз можно было заметить морщинки. Нос был слегка искривлён, будто его ломали в давней драке, но внешней привлекательности это не вредило. Даже наоборот.

– Сколько вам лет, Генри?

– Тридцать четыре, – он вопросительно взглянул на неё, а потом тонким голосом манерно произнёс. – Вообще-то девушку неприлично спрашивать о её возрасте.

Ника искренне рассмеялась. Генри смотрел на её счастливое лицо и был рад, что от недавней грусти не осталось и следа.

– Я бы дала вам больше. Из-за бороды, – она указала на неё пальцем.

– Да-а-а, – протянул Генри, – хотел быть чуть менее узнанным. Не всегда кепка и очки спасают. Но это не особо помогло.

– Нет, – подтвердила она. – Много поклонников встретили по пути?

– Норвежцы удивительные люди. Я так свободно не чувствовал себя с тех времён, как окончил школу. Кажется, они уважают личную жизнь лучше других и совсем не докучают.

– Да, я тоже заметила. Все такие вежливые, приветливые. Не то что в России.

– Я где-то слышал, что в России люди совсем не улыбаются.

Ника усмехнулась:

– Потому что мы не улыбаемся из вежливости. Наша улыбка – признак искренности. Она как ценный приз. Если человек вам улыбнулся, значит вы ему нравитесь.

Генри остановился. Они оба замерли, глядя друг другу в глаза. Ника поняла, что сейчас выдала себя, потому что её лицо сияло.

– Значит… – начал Генри, но не успел договорить. На них внезапно обрушился ливень такой силы, что через пару мгновений с трудом можно было разглядеть дальше пятидесяти метров. Тед ворчливо уткнулся в лапы, пытаясь укрыться от воды. Но все вымокли в считанные секунды.

– До дома не больше пятиста метров, – пытаясь перекричать шум воды, сказал Генри. – Если поторопимся, есть шанс избежать пневмонии.

Нике выбирать не пришлось. Она послушно двинулась за Генри, стараясь не отстать. Вода затрудняла путь, сильно утяжеляя одежду, а в сапогах начало хлюпать. Войту же приходилось толкать перед собой телегу, которую моментально стало заливать. Холодная вода достигла кожи, из-за чего оба бились в крупной дрожи, и, едва достигнув порога бросились снимать верхнюю одежду. Со всех троих стекали настоящие ручьи, и пол моментально стал мокрым.

– Бросайте всё на пороге, я потом уберу, – Генри взял из рук Ники куртку и бросил на пол, вышел из комнаты, пока она стягивала сапоги, и через несколько секунд появился со стопкой полотенец, которую протянул ей. Пока она сушила волосы и промокала одежду, Войт перетащил пса на коврик и принялся вытирать ему шерсть. Пёс подвывал и после процедуры стал нализывать наложенную Никой повязку.

Генри с утра не топил камин, поэтому в доме было прохладно, и от его взгляда не укрылось, как мелко дрожит его гостья. Он подошёл к ней, взял её под локоть и повёл в одну из спален. Почувствовав, как напряглась её ладонь, указал на дверь в комнате.

– Там ванная. Чистые полотенца и горячая вода. Вам нужно согреться. В шкафу тёплая одежда. Вам она будет велика, но выбирать не приходиться.

Он увидел, как она с облегчением выдохнула.

– Спасибо, – прошептала девушка краснея.

Он вышел из комнаты, вежливо прикрыв за собой дверь. Ника надеялась, что в доме есть ещё одна ванная, потому как сам Генри тоже рисковал заболеть, если не согреется и не переоденется в сухое. Она вошла в светлую комнату. Кафель на полу был тёплым и приятно грел ноги. Девушка быстро сняла мокрую одежду, отжала её и развесила. Забралась в душ и открыла кран, подставив лицо под обжигающую воду.

Дрожь почти сразу прошла. В её хижине не было таких удобств и приходилось мыться в раковине. За два месяца она забыла, какой же это чистый кайф – просто принимать душ. Она неспеша втирала в кожу ароматный гель, а в волосы мягкий шампунь. Такие маленькие радости принесли ей ощущение небывалой лёгкости, будто тяжкий груз упал с её плеч.

Комната наполнилась клубами пара, зеркало запотело. Выйдя из душа, Ника обтёрлась пушистым полотенцем и протёрла стекло, чтобы взглянуть на себя. Лицо, обрамлённое влажными волосами, раскраснелось. Она давно не видела своё отражение и была неприятно поражена. Она отощала. Плечи, ключицы и рёбра угловато выпирали под кожей, грудь стала меньше, на бёдрах проступали косточки. Стыдливо обернув вокруг себя полотенце, в надежде забыть увиденное, она зашла в спальню. Среди аккуратно сложенной в шкафу одежды она выбрала тренировочные штаны и свитер, надев их на голое тело, на полках нашла носки и, чтобы не выскользнуть из них, заправила в них штаны. Выглядело это всё смешно, одежда свисала как на вешалке, зато неплохо согревало.

Приоткрыв дверь, она выглянула из комнаты. Дождь всё так же барабанил по крыше, за окнами стало совсем темно. В гостиной был слышен треск поленьев, в доме заметно потеплело. Одежда и полотенца были убраны, пол вытерт насухо. Тед так и лежал на том же коврике, куда положил его Генри, но теперь рядом с ним стояли миски с кормом и водой. Увидев её, пёс приподнял голову и навострил уши, но уже через секунду отвлёкся на свой ужин. В воздухе витал приятный аромат жареного мяса и специй. На кухне у плиты, одетый в новую футболку и брюки, стоял Войт. Его тёмные волосы были ещё влажными. Услышав её шаги, он поднял глаза и засмеялся:

– Вам идёт.

– Я тону, – с улыбкой Ника развела руки в стороны, показывая, насколько всё плохо.

– Постараюсь это исправить. Надеюсь, вы такая тощая не из-за того, что питаетесь одной травой, потому что на ужин у нас стейк из говядины. Мясо едите?

Она кивнула.

– Отлично. Не знаю как вы, а я жутко проголодался.

– Где моя одежда? – она обернулась, ища глазами свою куртку.

– В стиральной машине. Остальное тоже можете забросить. До утра всё высохнет.

– До утра? – девушка в удивлении раскрыла глаза.

Он посмотрел на неё как на умалишённую.

– Если вы думаете, что ночью я выпущу вас из дому под ливень, да ещё и в моём любимом свитере, вы ошибаетесь. Та спальня ваша, – он махнул лопаткой в сторону комнаты, из которой она вышла, но видя её смущение, отложил лопатку и серьёзным тоном произнёс. – Ника, если вы подумали, что я посягаю на… вас, можете быть спокойны. И в мыслях не было причинять вам неудобство. Но в данных обстоятельствах считаю себя обязанным позаботиться о вашем здоровье. Мы как-то попали под такой вот ливень, и через день загремели в больницу с двухсторонней пневмонией.

– Мы? – ей стало вдруг интересно, с кем так промок её сосед. Его девушка? Господи, она ведь даже не знает, есть ли она у него, и не ставит ли в неловкое положение Генри, оставшись с ним наедине. Хотя, если подумать, разве её не должно быть рядом?

– Я и мой брат, – тихо произнёс Войт, отворачиваясь к шкафу за тарелками, но от Ники не укрылось то, как опустились его плечи и сгорбилась спина, будто она затронула щепетильную тему, которую бы лучше сменить.

– К говядине прекрасно подошло бы красное сухое вино. Но, думаю, здесь ему взяться негде.

– Ошибаетесь, – Генри развернулся к ней как ни в чём не бывало. – Дальше по коридору, в кладовой. В вине разбираетесь?

– И довольно неплохо, – она была приятно удивлена, обнаружив в кладовке небольшой винный шкаф. Испанские, французские, калифорнийские вина – такой коллекции можно было позавидовать. Ника брала в руки каждую бутылку и внимательно осматривала и спустя несколько минут остановила свой выбор на французском бордо 2010 года. Вернувшись, она обнаружила Генри уже за накрытым столом. Её ждали мясо, сыры, хлеб и свежие овощи.

– У вас неплохая коллекция, – присаживаясь, сказала девушка.

Генри достал штопор и откупорил бутылку.

– Да, но это не мой дом. Я снимаю его, – сказал он, разливая вино по бокалам.

– Тогда мне не следовало брать бутылку стоимостью триста евро, – Нике было и смешно и стыдно.

Генри поднёс свой бокал к её.

– Не беспокойтесь. Я угощаю, – заговорщицки прошептал он.

Они чокнулись и пригубили. Аромат вина был упоительным, отдающим цветочными сладкими нотками. Голова у Ники тут же закружилась – лучше бы вначале она попробовала мяса, чем пить на голодный желудок.

Стейк вышел сочным и таял во рту, и поначалу они ели в полной тишине, но постепенно, чувствуя, что голод уходит, Ника расслаблялась. Тепло и дурман проникали до самых кончиков ног и рук.

– Вкусно, – Генри посмотрел на багровую жидкость в своём бокале. – Не скажу, что я поклонник вин, но это мне нравится. Значит, вы неплохо разбираетесь в вине, рисуете, оформляете дома. Какие у вас ещё таланты? Поёте и танцуете?

– Нет, – Ника сделала ещё глоток, чувствуя, как вино слегка вскружило голову и начало развязывать язык. – Родители пытались отдать меня и на танцы, и в музыкальную школу. Я выросла в семье, тесно связанной с искусством – отец играл на фортепиано, а мама писала картины. Наш дом был всегда полон представителями творческой интеллигенции. Актёры, писатели, оперные дивы и артисты балета, и отдать меня в руки Аполлона было лишь делом времени. Но оказалось, что у меня совершенно нет слуха, а строгой дисциплине в балете я противилась изо всех сил. Устраивала истерики до тех пор, пока меня просто не выгнали. – Ника усмехнулась, погружённая в воспоминания. – Но мама заметила во мне интерес к рисованию. Хоть у меня по началу плохо выходило, но она была терпеливым учителем.

Генри заметил, как с последней фразой она заметно сникла.

– Была? – он замер в ожидании, что она продолжит.

– Отец умер от сердечного приступа, когда мне было двадцать. А мама последовала за ним через полгода – не выдержала разлуки с ним.

– Мне жаль, – тихо произнёс Генри.

Ника лишь слабо улыбнулась. Ей нравилось, как Генри смотрел на неё и каким внимательным слушателем оказался. Она так давно ни с кем не общалась, а в его компании чувствовала себя совершенно спокойно и безопасно. Будто оказалась не в гостях, а дома.

– Меня очень поддержали друзья, – продолжила она. – Они помогли мне пережить потерю, привели меня в чувство. Я тогда была на третьем курсе института. Думала взять академический отпуск, чтобы привести дела в порядок. Но друзья запретили мне, представляете? Сказали, что за год я упущу много возможностей и снова влиться в учебный процесс будет трудней. Я послушала, как смогла окончила год, а в следующем применила все свои силы, начала работать, оформила пару открывающихся заведений у знакомых, которые не могли позволить себе профессионала. Но дело так хорошо пошло, они стали рекомендовать меня другим, и к концу учёбы у меня было уже приличное портфолио.

– Так из рисования вы пришли к дизайну?

Ника кивнула.

– Это увлекло меня гораздо больше, чем работа с холстом.

Генри откинулся на спинку стула и обвёл рукой комнату.

– Как бы вы изменили интерьер здесь?

Ника оглянулась вокруг.

– Признаюсь, пока вас не было, я приходила к этому дому и рассматривала его через окна. Тут всё было укрыто тканью, так что я могла только догадываться, какая здесь мебель и убранство. Но я представляла себе что-то похожее на дом моей бабушки. Это также был крепкий деревянный дом, с кружевными салфетками на столах и комодах, деревянной мебелью и самодельными ковриками. И всё почти так как я себе и представляла – очень аутентично, но не лишено прагматичности. Правда, я бы хотела видеть здесь витраж. – Она показала на западное окно. – Солнце при закате волшебно бы отражалось сквозь цветное стекло.

Ника мечтательно смотрела в тёмное окно, ясно представляя как свет, переливаясь, отражался бы в комнате, и не замечала, что Войт завороженно рассматривает её.

– А вы? – она повернулась к Генри, и он удивлённо вскинул брови. – Я рассказала свою историю. Баш на баш, – произнесла Ника на русском.

– Баш на баш? – повторил Генри. – Что это?

– Ты – мне, я – тебе. История за историю. Как вы стали актёром?

Он усмехнулся. Он так много раз отвечал на этот вопрос в многочисленных интервью, что не думал, что на свете есть ещё люди, которые не знают на него ответа. Тем не менее ему всегда было неловко рассказывать об этом, потому что каждый раз он раскрывал своё прошлое.

– История до банальности проста. Я родился на ферме. Отец держал овец. Место совершенно уединённое, а из всех развлечений нам был доступен только местный паб в ближайшей деревне. Понятное дело, что меня воспитывали с мыслью, что единственное, что меня ждёт в этой жизни – это овцы и три пинты пива по пятницам. Но меня не устраивал такой расклад. Пару раз ещё в школе я сбегал из дому в поисках лучшей жизни. Подрабатывал то посыльным, то разнорабочим. Но отец всякий раз меня находил и возвращал домой. Правда, когда я оканчивал последний класс школы, отец скончался, и выяснилось, что мы в долгах по самую крышу. Не знаю, на что он рассчитывал, думая оставить всё мне. Чтобы расплатиться, пришлось всё продать под чистую, даже старый дедушкин Купер. Брат мамы приютил нас. Она устроилась на работу и поначалу содержала меня и брата. А потом я ушёл в армию.

– Вот откуда у вас эта выправка! – Ника широко распахнула глаза. – Это угадывается, если обратить внимание. Сколько лет?

– Пять. А когда вернулся, решил попытать счастье в Лондоне. Подрабатывал в одном баре, где меня заприметил один скаут. Предложил поработать моделью. – Генри развёл руками. – Мне повезло родиться с симпатичной мордашкой, но я был абсолютным деревенщиной. Зато подумал, что могу на этом заработать больше, чем барменом в протухшем пабе. Он взялся за меня, увидев потенциал, обучил всему. Правда, стал вскоре приставать, приняв меня за гея. Пришлось объяснять как умею, что так делать не стоит.

Ника засмеялась, запрокинув голову. Её смех, такой искренний и звонкий, показался Войту одним из самых чудесных, что он слышал, и Генри рассмеялся вслед за ней. Во время его рассказа она то и дело поправляла волосы и накручивала их на палец. Закусив губу, она с удовольствием отметила, как его взгляд метнулся к её рту, и он на мгновение запнулся.

«Да ты заигрываешь», – подумала она про себя и ей отчего-то стало стыдно. Пора было заканчивать с вином – оно слишком кружило голову.

– После фото поступили приглашения на небольшие роли в сериалах. А дальше пошло-поехало. У меня получалось играть, я пошёл на курсы актёрского мастерства, стал зарабатывать не сказать, чтобы больше, чем в баре – всё-таки жизнь в Лондоне не из дешёвых – но мне нравилось.

– Вы бы стали неплохим поваром, – сказала девушка, кладя в рот очередной кусок стейка.

– Кто вам сказал, что я им не был?

Она удивлённо уставилась на него.

– После школы, перед тем как поступить в армию, я работал у своего дяди в ресторане, – он прыснул со смеху. – Это дядя так его называл. Это была небольшая забегаловка, где подавали паршивое пиво и блюда из замороженных полуфабрикатов. За полгода я поднаторел в прожарке и мог по запаху определить, на сколько дней просрочено мясо.

– Что же произошло, что мир лишился такого шефа как вы?

– Пиво. На свой девятнадцатый день рождения я обнёс заведение своего дядюшки на десять галлонов пива, чтобы угостить своих друзей. Наутро он ворвался в наш дом, накричал на мать, что она воспитала преступника, пару раз приложил меня об стол и, кажется, уволил. Я плохо помню. И тогда я понял, что большая кухня – это не моё.

– И пошли служить? – он кивнул, делая глоток, и заглянул на дно бокала.

– Побывал и в Афганистане, и в Сирии. Два ранения. Уволился в звании младшего лейтенанта.

– Отчего так?

Их голоса становились тише. Генри ненадолго замолчал, собираясь с мыслями и, вздохнув, ответил:

– Из-за второго ранения. После него мне дали увольнительную для восстановления, что дало мне время всё хорошенько обдумать. Бой был очень серьёзным и мог окончиться куда как печальней. Когда я пошёл служить, не особо думал о своей семье. Что будет, если я не вернусь? Дома у меня оставались мать и младший брат, Уильям. На тот момент ему исполнилось шестнадцать, совсем мальчишка. И когда передо мной оказалась граната… знаете, это правда, что говорят, будто в такие моменты вся жизнь проносится перед глазами, – он провёл рукой слева направо. – Вот и у меня так же было, а последнее, что я увидел перед взрывом, было лицо Уильяма, когда он был ещё ребёнком. Никогда не забуду этот взгляд. Я тогда объявил им, что ухожу служить, а он на меня так посмотрел… будто я его предал. Он недавно потерял отца и вот узнаёт, что старший брат бросает его. – Генри взглянул на Нику, будто ища поддержки. Сейчас перед ней сидел мужчина, который устал притворяться сильным, он открывал ей, возможно, то, с чем не делился ни с кем. И она внимала ему, не мешая исповедоваться.

– Да, тогда я ушёл, – продолжил Войт, опустив голову. – Но большим предательством была бы моя смерть. Я бы оставил его одного. И маму тоже. И я решил уволиться и вернуться домой. Думаю, это было самым верным моим решением за всю жизнь. А теперь… – он запнулся, не решаясь продолжить. Его глаза увлажнились, но он старался скрыть подступающие слёзы.

– Генри, – Ника наклонилась к нему и накрыла его руку своей. Она чувствовала, что то, что он не договаривает, сейчас тяжёлым грузом лежит на его сердце. Ему просто необходимо было выговориться, и, за неимением вариантов, она была готова послужить ему поддержкой. – Я слушаю.

– Вы тут вообще без всякой связи? Ни телевизора, ни интернета? – спросил он.

– Нет, – прошептала она, не понимая к чему он клонит.

– Я мог бы догадаться. Но это и к лучшему. В вас нет ни капли сочувствия, от чего я и так устал за прошедшие месяцы. – Генри убрал свою руку, и Ника тут же почувствовала опустошение. Он собрался, не видно было и намёка на слёзы. – Между съёмками я ненадолго вернулся домой. У меня дом в пригороде Лондона. Когда я туда приезжаю, брат часто меня навещает. Мы идём в какой-нибудь паб, играем в дартс или просто катаемся по дорогам. Можем даже заночевать на природе, прямо в машине. Да, холодно бывает, но зато каждый раз такие виды… И тут он как всегда заваливается ко мне без приглашения и объявляет, что женится. Куда тебе, спрашиваю. Всего двадцать шесть и уже лезет в петлю! Ещё толком ничего не видел. Но он выглядел таким счастливым и уверенным. Хоть я и старше его на восемь лет, но его взгляд на жизнь куда более серьёзный, чем у меня. Он даже пытается поучать меня и наставлять по-своему. – Генри усмехнулся, но взгляд его был рассеянный, будто то, что он рассказывал, переживалось им вновь. – И я предложил ему устроить мальчишник прямо здесь и сейчас. Уилл сказал, что за этим он, собственно, и явился. Мы запрыгнули в машину и помчались в Лондон. Думали напиться и заночевать в квартире, которую он снимает.

Генри снова запнулся.

– Снимал, – теперь слова давались ему с трудом, будто он вытягивал на свет то, что причиняло боль. – До Лондона мы так и не доехали. В паре километрах от города грузовик выехал на встречную полосу и… – холодок прошёл по спине Ники. Она догадалась, что произошло ещё до того, как Генри произнёс следующее, – он прошёл как нож в масло в том месте, где сидел мой брат. От шока я даже не сразу понял, куда он подевался, ведь только что сидел по левую руку. Машину развернуло так, что мне открылась вся ужасающая картина. С трудом помню, как вышел на дорогу. Кажется, я пытался его… – судорожный вздох сдавил Войту горло, и из обоих глаз у него хлынули слёзы. Он тут же смахнул их, стараясь не показывать свою слабость.

– Мне сказали, что у водителя грузовика был сердечный приступ, но он выжил. Приехавшие медики успели его откачать. Но знаешь, что самое несправедливое? – он взглянул на Нику, которая застыла, слушая. – Смерть второй раз прошла рядом со мной, не оставив почти ни одной царапины. Врачи скорой говорили, что я родился в рубашке – так, только ссадины остались. Но кто из нас и был достоин жить дальше, так это он.

– Зачем ты так говоришь? – порывисто спросила Ника.

– Это правда. Я в своей жизни делал многое из того, чем не принято гордиться. Из боевых действий ангелами не возвращаются. Да и Голливуд отнюдь не святое место. А он из тех, на кого можно наложить все ожидания этого чёртового мира. Такой умный искренний парень, у которого вся жизнь впереди. Занимается юриспруденцией, хочет работать в бесплатной консультации, чтобы помогать тем, кто не может себе позволить нанять хорошего юриста. Собрался жениться, надо же! И в один миг всё лопается как мыльный пузырь. Все его надежды, мечты и желания. Ничего не осталось, только память. Я никак не могу забыть этот вечер и то мгновение, когда нас осветили фары грузовика. Думал, что это самое страшное. Но нет, самое страшное началось потом. На его похоронах я даже не мог смотреть на его невесту, зато её взгляд чувствовал кожей. Он будто прожигал насквозь своей ненавистью. Телефон трезвонил без перерыва, дом осаждали толпы репортёров, кто-то понаглей даже в дом умудрился залезть. Ещё бы, такой повод – в страшной автокатастрофе чудом выжил Генри Войт. Мне даже приписывали предумышленное убийство брата. Мать и так превратилась в тень, а они такими заголовками довели её до больницы. А я и без того чувствую себя виноватым в его гибели, ведь за рулём сидел я. Если бы я среагировал в ту секунду и увёл машину в сторону, трагедии можно было бы избежать, и Уилл остался бы жив.

Генри понурил голову. Его плечи опустились, а лицо осунулось. Всё это время Ника боялась пошевелиться. Да, он был прав, когда сказал, что в ней не было и капли сочувствия. Всё потому, что до этого она видела перед собой успешного, молодого и красивого мужчину, который идёт легко по жизни. В какой-то момент у неё в голове промелькнула мысль, а не разыгрывает ли он перед ней спектакль? Всё-таки это его призвание. Но когда она увидела, как он старается скрыть чувства, как начинает заметно нервничать, обнажая свою слабость, внутри у неё всё надломилось. Ещё недавно этот совершенно чужой ей человек, мужчина из другого мира, стал ей ближе, чем кто-либо на этой планете.

– Я всё ещё не могу перестать говорить о нём в настоящем времени, – пробормотал Генри и вновь посмотрел на неё. Взгляд голубых глаз пронзил её, так что Нике стало жарко. Хотела ли она утешить его? Несомненно. Но имела ли право? Она вспомнила как он отдёрнул свою руку. Было ли ему неприятно?  Или он не хотел лишний раз показать свою уязвимость?

– И тогда ты попытался спрятаться ото всех здесь? – она выдержала его взгляд, но Генри и не думал опускать глаза.

– Да, – прошептал он.

– Как иронично, – Ника слабо ухмыльнулась и отпила из своего бокала. – Я тоже. Но только от одного человека.




Глава 5


Ника собрала пустые блюда, но Генри перехватил её руку.

– Что ты делаешь? Ты у меня в гостях, оставь.

Но она и не думала отступать.

– Ты и так многое сделал для меня. Обогрел, накормил. Самое малое, что я могу – это помыть тарелки.

Ника прошла на кухню, поставила посуду в раковину и включила кран. Она чувствовала, что Генри на неё смотрит. Его взгляд можно было ощутить даже сквозь тяжёлый свитер. Но самое странное было то, что ей не был неприятен этот взгляд. Наоборот, она чувствовала лёгкое головокружение. Жар, появившийся на лице, медленно опустился к груди, а затем и к животу.

«Да что со мной?» – подумала Ника. – «Он сейчас вывернулся наизнанку, изливая душу, а я только и могу думать, как запустить руки ему под футболку».

Она хотела его. И дело теперь было не только в мимолётной фантазии прошлой ночи. Хотела этого сильного мужчину, не побоявшегося открыться ей со слабой стороны. Но хотел ли её Генри? Ведь он уверил, что не имеет таких мыслей, прямо намекнув, чтобы она не боялась поползновений с его стороны. Да и отчего он будет смотреть на жалкое подобие той прежней Ники, которой она была совсем недавно? Прошлое, где мужчины кидали ей вслед восхищённые взгляды и осыпали комплиментами, казалось, было в какой-то параллельной вселенной. Сейчас же она была серой тенью себя самой.

Быстро закончив с посудой, она вытерла руки полотенцем и уже подумала откланяться, но увидела, что Генри так и сидит за столом, опустив голову и глядя на опустевший бокал.

– Твоя очередь, – он откинулся на спинку стула, сложил руки на груди.

– Моя очередь?

– Баш на баш! – он рукой пригласил её снова занять место за столом напротив него. Но увидев, что она колеблется, молча вылил остатки вина в её бокал. Теперь он ждал от неё той же откровенности, что проявил он. Справедливо. Ника села на стул и от волнения залпом выпила вино. Было страшно и стыдно, и хотелось наконец-то снять груз с плеч.

– Я сейчас не ношу кольцо, но я замужем, – начала она. – И мой муж, насколько я знаю, находится в добром здравии сейчас в Москве.

Ей показалось, что лицо Генри напряглось, а взгляд стал более сосредоточенным.

– До встречи с ним я работала в одном из лучших архитектурных бюро. Мы занимались проектами интерьеров по всему миру. За пару лет я объездила половину Европы, Африки и Азии. Наши клиенты были, как правило, довольно обеспеченные люди. И среди них я встретила своего будущего мужа. Он обратился к нам, чтобы обустроить квартиру. Это было старое, но просторное жилище – настоящий чистый холст. Он дал нам карт-бланш, что нечасто встречается. Это как дать художнику чистый лист, краски и сказать «Твори!» В эту работу я вложила всю себя, все нереализованные идеи, всё, что мечтала видеть в своём собственном доме. И он… заметил меня.

Ника опустила взгляд на свои руки. Она теребила рукава свитера, пытаясь справиться с волнением.

– Знаешь, наши мужчины умеют красиво ухаживать, а богатые мужчины тем более. Я была окружена цветами, подарками, вниманием. Моя наивность меня ослепила. Многое, что могло бы насторожить, я оправдывала заботой обо мне. Он всегда должен был знать, где я, с кем, что делаю. Через какое-то время я даже стала одеваться так, как нравилось ему, пить и есть то, что предпочитал он. Но я была влюблена и готова пойти ради него на всё. Через полгода мы поженились. Он настоял, чтобы свадьба была скромной, чуть ли не тайной. Я даже не была в белом. Говорил, что дела не позволяют ему устроить пышный праздник и обещал, что через год обязательно его устроит. Но он так и не сдержал обещание. И поначалу всё казалось идеальным. Он привёл меня в свой дом, сделал там хозяйкой. Мне ничего не приходилось делать самой – у нас была кухарка, домработница, шофёр и даже садовник. Я нужна была ему как украшение. Но оставалось то, с чем ему приходилось меня делить. Я обожала свою работу, жила ею и не собиралась от неё отказываться. Довольно скоро мы стали ссориться. Он хотел, чтобы я занималась только домом, а по вечерам встречала его на пороге. Сейчас я понимаю, что он ждал, что я стану от него полностью зависеть, что он подчинит меня себе, но тогда… В конце концов он сломал меня, поставив перед выбором – либо он, либо работа. Мне стало вдруг страшно потерять его, и я выбрала нашу семью. Тогда я ещё не понимала, что он крепко-накрепко привязал меня к себе. Со стороны мы казались идеальной семьёй, он с гордостью представлял меня, наряжая в дорогие побрякушки, сводил с такими же жёнами своих друзей, во взглядах которых можно было прочитать ту же безысходность, что появилась со временем и у меня. Хвалился мной как красивой игрушкой. А наедине, когда закрывались двери спальни, он снимал маску хорошего мужа. Я каждый вечер выслушивала какая я никчёмная и бесполезная, что на меня жалко смотреть, что я не умею себя вести в обществе. И это случалось так часто, что я начала в это верить. Мой дом стал для меня золотой клеткой, дни в котором стали похожи один на другой. Я начала избегать своих друзей и родных, боялась слово поперёк сказать своему мужу, потому что он тут же взрывался. Но первый раз он ударил меня только через год после свадьбы.

Ника замолчала и судорожно сглотнула, всё ещё боясь поднять глаза и встретиться взглядом с Генри.

– Я встретилась днём с подругой и надеялась вернуться домой до его возвращения. Но он как чувствовал и уже ждал меня. Я и слова сказать не успела как получила удар в живот. Потом он долго извинялся, просил прощения, говорил, что ему безумно жаль, старался задобрить подарками. И я простила, поверила, что он так больше не поступит. Но уже через месяц это повторилось. На этот раз только пощёчина и тоже из-за пустяка. Но тогда я пригрозила уйти. И история с извинениями повторилась. Он даже сделал щедрый жест – подарил мне ту самую квартиру, которую я проектировала. Этим он снова меня купил. Никогда не думала, что окажусь такой продажной, – Ника грустно рассмеялась.

– Через три месяца я узнала, что жду ребёнка. Я была на седьмом небе от счастья. Я знала, что он тоже хотел этого и поспешила сообщить радостную новость. Он был рад, и даже стал казаться снова тем внимательным и заботливым мужчиной, за которого я вышла замуж. Но только казаться. Ему не понравилось, что я пригласила к нам друзей, он как будто вообще не хотел делиться со мной с кем бы то ни было. Исполнив роль доброго хозяина, он отыгрался на мне после того как все разошлись. Обвинил меня во флирте с моим другом, придумал несуществующие измены и вдруг бросил мне в лицо, что я нагуляла этого ребёнка на стороне. Это разбило мне сердце. Я попыталась ударить его, но он оказался проворней и сильней, – голос Ники затих, а рука коснулась живота. – Я его потеряла.

– Почему ты не ушла? – проговорил Генри сухо.

– Я уходила дважды. Не имея работы и сбережений. Но он силой меня возвращал. И всё сопровождалось жёсткими побоями. Старался бить не по лицу, но во второй раз не сдержался. Гематомы были здесь, здесь, – Ника показала на шею, лицо. – Везде. Сломал три ребра и ключицу. Очнувшись в больнице, я поняла, что, если что-то не придумать, он просто убьёт меня.

– А полиция?

– Я не сказала? – встрепенулась Ника. – Он чиновник в Министерстве внутренних дел. Он сам полиция.

– Но ты здесь, – Генри наклонился ближе к Нике. – Значит, вырваться всё же получилось.

– Было очень непросто. Он лишил меня какой-либо связи с внешним миром – телефон, лэптоп, даже банковские карты. Я не могла никому сообщить, что мне нужна помощь, а из дома меня не пускала охрана. Мне пришлось разыгрывать из себя любящую пай-девочку, пустить пыль в глаза, чтобы усыпить его бдительность. И мне удалось. Он отлучился из города в командировку. Его не должно было быть около недели. За это время я должна была исчезнуть. Через день как он уехал, я разыграла целый спектакль. Притворилась, что у меня открылось кровотечение, будто я была в положении, и меня срочно нужно везти к врачу. Из сейфа я взяла только документы и наличные. В больнице мне удалось подкупить врача, который сказал охране, что мне нужен стационар на ближайшие пару дней во избежание выкидыша. Я попросила их не сообщать мужу, чтобы не беспокоить его лишний раз, а сама через медсестёр связалась со своими друзьями. Уж с кем, а с ними мне невероятно повезло. Одна моя подруга юрист, очень хороший. Она сразу поняла, что нужно делать и взяла на себя все сборы. Вечером следующего дня меня уже ждала машина. Дом, в котором я здесь поселилась, тоже нашли мне друзья. Я оставила распоряжение начать процедуру развода через доверенное лицо и в данный момент ожидаю начало судебного процесса. Как только это случится, домой мне путь заказан. Возвращаться в Москву я не собиралась. По дороге сюда я каждый раз вздрагивала от любого шороха, опасаясь, что он каким-то образом найдёт меня. А несколько дней назад мне сообщили, что он отправил людей на мои поиски. И хоть мы постарались тщательно замести следы, я была уверена, что они вот-вот меня найдут.

– И когда ты увидела меня, подумала, что твой муж тебя нашёл, – её молчание лишь подтвердило догадку Генри. Ника старалась быть хладнокровной, но предательские слёзы рвались наружу. Она замечала лишь, как всё расплывалось, но не чувствовала влаги на своих щеках. Войт поднял руку и пальцами стёр мокрые дорожки с её кожи.

– Прости, – прошептала она.

– За что? – он удивлённо поднял брови.

– Я испугалась тебя тогда, избегала встречи с тобой. А оказалось, что мы нуждались друг в друге.

Он замер, удивлённый её словами. Она озвучила то, о чём он уже подумал. Двое совершенно незнакомых людей бежали каждый от своего рока, а судьбе было угодно свести их вдалеке от чужих глаз. Каждый искал успокоения, а нашёл друга. Они не только выслушали один одного без жалости и упрёка, но и отпустили какую-то часть своих страданий на волю. Нет, не полностью, это было невозможно – их горе навсегда останется с ними – но стало чуть легче.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такое. Не каждая смогла бы. Ты сильнее, чем думаешь.

– А ты не должен бояться показаться слабым, – она робко улыбнулась. Молчание повисло в комнате, был слышен только стук дождя в окно и треск затухающих дров в камине. Ника затаила дыхание, её рот непроизвольно открылся, когда она заметила, как расширились зрачки Генри. Он тоже замер, его дыхание участилось, а рука, утиравшая её слезы стала легко поглаживать её кожу. Нику снова бросило в жар. Она боялась, что в тусклом свете будет видно, как её лицо покраснело. Тепло стало разливаться внизу живота, а внутри всё сжалось от желания. Войт заметно наклонился к ней через стол, а она почувствовала, что не в силах сопротивляться.

И вдруг ей стало страшно. То, чего она ещё недавно хотела, теперь испугало её до чёртиков. Ника резко отшатнулась и вскочила с места:

– Я… мне… кажется, пора спать. Я устала. Ты, думаю, тоже? – мысли её путались, не успевая друг за другом.

«Ты всё выдумываешь. Не может он тебя хотеть. Это всего лишь жалость, всего лишь жалость…»

Генри вслед за Никой встал со своего стула быстрее, чем можно было ожидать.

– Что-то не так? – спросил он.

– Нет, нет, всё нормально! – ответила она слишком поспешно.

– Ты обронила стул, – Генри рукой показал ей за спину. От волнения она даже не заметила, что, встав, оттолкнула стул так, что тот свалился набок. Пробормотав извинения, она поставила его на место. Руки дрожали и, чтобы скрыть это, она натянула на них и без того длинные рукава свитера. Спотыкаясь об коврики, она пошла к двери своей спальни с явным намерением запереться там до самого утра, укутавшись с головой в одеяло, сгорая от стыда, волнения и неутолённого желания. Но за спиной услышала своё имя:

– Ника! – в этот раз голос Генри был почти умоляющим. Одним словом он попросил…что? Остаться? Она остановилась и медленно обернулась. Он тяжело дышал и будто поглощал её одним взглядом, но не решался сделать и шага навстречу. – Я напугал тебя?

– Нет, – голос её отдался хрипотцой, а грудь тяжело вздымалась.

– У тебя руки дрожат.

– Я знаю.

– Почему? – он сделал шаг.

– Не знаю.

Ещё один шаг.

– Если ты скажешь, что не почувствовала сейчас ничего, я запрусь у себя в комнате и больше тебя не потревожу.

Ещё шаг. Он двигался плавно, медленно, боясь спугнуть то, что представляло ценность и нуждалось в доверии. Одно резкое движение, и она сбежит. Потому он давал ей выбор. Войт остановился в метре от неё. Последний шаг она должна была сделать сама. Или развернуться и уйти. Генри готов был к любому решению, что не отменяло того факта, что весь вечер ему хотелось поцеловать её, слизать с губ ароматные капли вина, закопаться в её рыжие волосы и заключить в объятия. Он видел в её глазах то же желание, что он испытывал к ней. Это не могло быть ошибкой – её глаза, дыхание, румянец на щеках – всё говорило об этом. Но если он ошибся, он отступит.

А потом Ника сделал крошечный шажок навстречу, и он выдохнул с облегчением. Своими тонкими руками она коснулась сначала его предплечий, потом выше. Прильнула к нему, уткнувшись лицом в его шею, и Генри почувствовал на коже её жаркое дыхание. Он нежно приобнял её, а она прижалась сильней, обхватив руками его плечи. Теперь они дышали в унисон. Войт гладил рукой её волосы, будто убаюкивая. Нике наконец-то стало спокойно. Обнимая Генри она почувствовала себя в безопасности. Он был прав – он не мог причинить ей вреда. Так хорошо ей не было уже давно. Можно было бы стоять в его объятиях хоть до скончания веков. Но она хотела большего, и он тоже. Она чувствовала.

Генри приподнял её лицо за подбородок, заглянув в глаза.

– Я хочу тебя… – прошептал он.

Ей нужно было услышать это, чтобы всякие сомнения отпали.

– …поцеловать? – ответила она с улыбкой, за которой стояло обещание гораздо большего.

Он накрыл своим ртом её губы. Какой же сладкой она оказалась! Поцелуй был глубоким, нежным. Его борода то щекотала, то царапала ей лицо, но Нике было плевать. Она жадно впивалась в него, боясь на миг остановиться. Генри чувствовал её дрожь, его руки проникли под её свитер, коснулись горячей кожи.

«Господи, какая же ты хрупкая», – подумал он.

Войт оторвался от неё только чтобы подхватить на руки. Она была такой лёгкой, словно ничего не весила. Ногой толкнул дверь спальни и внёс её в комнату. Аккуратно положив её на кровать, осыпая поцелуями, он стащил с неё свитер, а затем и брюки. Ника оказалась перед ним совершенно обнажённой. Он навис над ней, поглаживая кончиками пальцев её кожу и внимательно осматривая каждый сантиметр её тела – тонкие руки, стройные длинные ноги и изящные ключицы, аккуратная грудь. Вся её фигура была утончённой и требовала тактичного и нежного обращения. Она вдруг проявила стыдливость и попыталась прикрыть грудь, но Генри не дал ей это сделать, разведя её руки в стороны.

– Зачем? – прошептал он, вглядываясь в её смущённое лицо.

– Сейчас я не такая, какой была раньше, – она опустила глаза.

Но Войт лишь усмехнулся.

– Ты даже не представляешь, как ты красива, – он целовал её шею, опускаясь ниже. Взяв в рот её сосок, он стал посасывать его, а пальцами проник в её лоно, заставив выгнуться дугой. Из её рта вырвался стон. Она ухватилась за его волосы, прижимая к себе сильней и требуя ещё.

Внутри она была горячей и узкой. Влага стекала по его пальцам, пока он терзал её изнутри. Не отрываясь от неё ни на секунду, переходя то к её губам, то возвращаясь к груди, он нажимал на самую чувствительную точку её тела, заставляя дрожать и извиваться.

Ника сжимала его плечи, царапая кожу. Её глаза то зажмуривались, то распахивались и поражали своей глубиной. Казалось, они потемнели и из зелёных превратившись в чёрные омуты. Дыхание Ники стало порывистым, она была близка к тому, чтобы кончить, но он не собирался так легко отпускать её. Быстро избавившись от своей одежды, он без предупреждения легко вошёл в неё. Снова стон, больше похожий на крик, вырвался из её рта. Генри даже испугался, что сделал ей больно, но тихое «да» сказало об обратном.

Внутри у Ники было тесно, будто ещё ни один мужчина не касался её. Он стал ритмично двигаться. Она прижималась к нему, руками обхватив его ягодицы. Острые ногти впивались в его кожу, даря новые грани наслаждения через боль. Они двигались в такт то ускоряясь, то замедляясь. Их языки сплетались в танце, доводя до головокружения. Дыхание сливалось в одно.

Генри был выносливее и напористей, чем другие её мужчины, и Ника быстро почувствовала, что недалека от пика.

– Ещё! Сильней, – прошептала она, и он ускорился, напирая на неё со всей страстью. Сладкая дрожь пробежала по её телу, и внизу всё взорвалось, разлившись наслаждением сначала в животе, постепенно заполняя её до самых кончиков пальцев. Оргазм был так силён, что свело стопы. Но это была приятная боль. Закрыв глаза Ника смаковала своё удовольствие, забывая вдохнуть воздух.

Видя блаженство на её лице, Генри уткнулся ей в шею и издал то ли стон то ли рык, а со следующим толчком излился в неё. Сердце готово было вырваться из груди, и он бесполезно старался перевести дыхание.

Внутри себя Ника чувствовала, как пульсирует его член. Ей было невероятно приятно это ощущать, и она сжала своими бёдрами его тело, не желая выпускать. Генри оторвался от её кожи и заглянул ей в глаза. В тусклом свете ночника он увидел, что они были широко распахнуты, зрачки расширены, а взгляд лучился… благодарностью? Она притянула его к себе, снова впиваясь в его губы, её язык яростно вторгался в его рот. Поцелуй был гораздо глубже и сильней, чем все до этого, и от такого напора Генри почувствовал, как его член снова стал твёрдым.

Сейчас им некуда было спешить. Первое, самое горячее желание они обуздали, но впереди была вся ночь.

Она, весившая в два раза меньше, проворно перевернула его на спину и оседлала. Её рыжие волосы разметались по плечам. Бледная кожа, усеянная капельками пота, будто светилась изнутри. Глаза с поволокой жадно смотрели на его рот, а губы маняще звали вновь их поцеловать. Она выглядела околдовывающей дикаркой – таких прекрасных дев раньше сжигали на костре за то, что они сводили с ума всех мужчин в округе.

Ника заметила шрам на его животе и кончиками пальцев дотронулась до длинной неровный полосы. Наверняка его оставила та самая злополучная граната. Генри вздрогнул от прикосновения и перехватил её руку. Он не хотел сейчас лишних напоминаний о своих лишениях. Хотел жить здесь и сейчас, чувствовать тепло её тела и ощущать прикосновения только там, где кипело желание. Но Ника не отступила. Наклонившись, она прикоснулась губами к красной полосе шрама и кончиком языка провела вдоль неё, обжигая и пробуждая низменные желания. Генри запустил свои пальцы в её густые волосы, перебирая их медь в своих руках, ощущая каждое прикосновение её жарких губ, от которых внутри всё замирало.

Встряхнув волосами, она выпрямилась, прогнув спину. Острые соски на её миниатюрной груди торчали словно пики. Генри привстал и обхватил один губами, посасывая его и покусывая, а ладонями до боли сжал её ягодицы. И снова у Ники вырвался тот стон, от которого у него закружилась голова. Она оторвала его от своей груди и заставила лечь обратно на подушки, а сама опустилась на его затвердевший член. Она плавно погружалась на него, позволяя Генри наслаждаться видом её обнажённого тела, а он держал её за талию, контролируя глубину. Теперь уже Войт застонал от сдерживаемого желания.

Но она делала всё сама. Знала, как доставить мужчине удовольствие, и Генри кольнуло что-то внутри от мысли, что этому научил её кто-то другой. Сейчас ему единолично хотелось обладать этой женщиной – и душой, и телом.

Его! Она только его! И пусть только на одну ночь. Ему не хотелось даже думать, что будет, когда наступит утро.

Ника ускорилась, руками опираясь на кровать и смотря прямо Генри в глаза. Он видел в её взгляде приближающийся оргазм. Она прикусила губу, сдерживая стон, словно не давая себе полностью волю. Нет, так не пойдёт.

Он притянул её к себе и перевернулся, снова оказавшись над ней. Она извивалась под ним, царапая его спину, а он со всей силой вторгался в её лоно.

– Не молчи! Прошу тебя, не сдерживайся, Ника, – прошептал Генри. Он хотел снова видеть на её лице доказательство того, что она свободна делать что хочет. Её глаза потемнели, когда по телу пробежала дрожь. Запрокинув голову, она издала громкий стон, перешедший в короткие всхлипы, и под её ресницами Генри заметил подступившие слёзы. Ещё через пару движений и он достиг той же разрядки, бессильно опустившись на её грудь.

Генри слышал, как сильно стучало её сердце, чувствовал, как тяжело её дыхание, ощущал пульсацию между ног. Он поглаживал гладкую кожу, легко целуя её шею и ключицы. Как же сладка была эта женщина! Ею хотелось наслаждаться вновь и вновь, исследуя каждый сантиметр её тела, наблюдая как меняется от эмоций её лицо, как распаляется страсть в её глазах.

Они ещё долго лежали, чувствуя, как замедляется дыхание, а пульс приходит в норму. Ника перебирала пальцами волосы Генри, а он, положив голову на её грудь, прислушивался к стуку её сердца.

– Спасибо, – чуть слышно прошептала Ника.

Генри приподнял голову и удивлённо посмотрел на неё.

– За что?

Она улыбалась. Румянец разлился по её щекам, а волосы на влажном лбу спутались. В полутьме глаза приобрели лихорадочный блеск, но Генри мог поклясться в этот миг, что никогда не видели женщины красивей. Во всём её облике было что-то первобытное, истинно женское, желанное и такое… родное.

– Ты напомнил мне, что я ещё жива. Дважды, – она засмеялась. – Я забыла, что такое быть желанной, быть женщиной, которую хочет красивый мужчина. Забыла, что такое настоящий поцелуй. Если вообще знала до этого.

Генри это льстило. Сегодня ночью он хотел, чтобы Ника забыла о том, кто причинил ей столько страданий. Как было бы хорошо, если бы этот человек вообще исчез не только из её жизни, но и просто пропал. Бывает же, что люди пропадают без следа?

Её рассказ тронул его. Стоило только посмотреть, как она пересказывала свою историю, не замечая льющихся слёз. Какая боль отразилась на её лице, когда она прикоснулась к животу. Он хотел показать ей, что нельзя жить прошлым, всякий раз терзая себя воспоминаниями и страхами. Её муж навязал ей мысль, что она не заслужила уважения. Но Генри попытался разубедить её в этом. И, кажется, ему удалось. Он постепенно начал проваливаться в сон, обнимая и прижимая к себе тёплое и податливое тело, чувствуя, как Ника нежно гладит его по голове, и через несколько минут крепко уснул, в первый раз за много месяцев обретя мирный сон.

Ника наблюдала за спящим Генри. Дыхание его было спокойным, лицо расслабилось. Она заметила шрам на спине, чуть выше лопатки – ещё одно ранение. Её сердце сжалось уже во второй раз за сегодняшнюю ночь. Этот шрам был не такой большой как первый, но, она это чувствовала, причинял ему боль. Не физическую – это уже прошло. Но она помнила, с каким взглядом он отвел её руку от своего живота. Как ему неприятно было лишнее воспоминание о войне. Она почувствовала, как тепло, которое было ей смутно знакомо, разливается внутри её груди. Как же ей хотелось в этот миг защитить его от всех горьких мыслей, от всего, что терзало его. Она прильнула к Генри и поцеловала его макушку. Он не шелохнулся, так был крепок его сон.

Ника аккуратно выскользнула из его объятий и прошла в ванную. Они были настолько порывисты, что позабыли о всякой защите. Надо было воспользоваться хотя бы сильным напором душа, обмыв себя. А завтра утром она сплавает в городок, чтобы найти в аптеке экстренную контрацепцию. Её жизнь сейчас была и без того полна сложностей, чтобы в ней появился незапланированный ребёнок от мужчины из другого мира, в котором ей нет места.

Горячая вода, омывая кожу, обострила усталость. Длинная прогулка, холодный ливень, страстный секс. И только сейчас Ника ощутила на себе насколько был утомителен, но приятен этот день. Одежда, которую она развесила, почти высохла. Значит, к утру она сможет одеться в привычное ей и более подходящее по размеру.

Она погасила свет и заглянула в прихожую убедиться, что с псом всё в порядке. Тед как ни в чём ни бывало, завалившись набок, посапывал во сне. Проходя через гостиную, Ника заметила в окнах слабое свечение. Стука дождя больше не было слышно. Небо очистилось от туч, и теперь на чёрном фоне небесной тверди мерцали всполохи зелёного и фиолетового. Свет широкой лентой покрывал почти всё небо, плавно извиваясь, словно на ветру.

«Северное сияние!» – с детским восторгом подумала Ника. Никогда она ещё не видела ничего прекрасней. Она метнулась обратно в спальню. Ей хотелось разбудить Генри, поделиться с ним этой невероятной красотой, но увидев улыбку на спокойном лице, замерла. Ему наверняка снилось что-то приятное, и Ника не захотела лишать его этого удовольствия. Она накрыла его покрывалом, и сама юркнула к нему в постель, обвив Генри руками. Тот не просыпаясь, ответил на её объятия, прижав к своей широкой груди. И только тогда Ника полностью расслабилась и позволила себе погрузиться в сладкий сон.




Глава 6


Ника проснулась в опустевшей комнате. Она ещё помнила тепло крепкого мужского тела, которое обнимала всю ночь, но при пробуждении рукой ощупала лишь охладевшие простыни. Приоткрыв глаза, она обвела взглядом спальню. Через плотно занавешенные шторы настойчиво пробивался свет. Дверь была плотно прикрыта, и из-за неё не доносилось ни звука. О сегодняшней ночи напоминали только смятые простыни, хранившие дурманящий запах. Тело девушки приятно болело, особенно между ног. И стоило Нике вспомнить, как руки Генри проникали в её лоно, с каким знанием нажимали на чувствительные точки, она почувствовала зуд внизу живота.

Она была готова поклясться, что ни с одним мужчиной ей не было так хорошо. Генри чувствовал, где стоит проявить нежность, а где усилить напор. А когда она кончала, он так смотрел на неё, будто не хотел упустить ни одну деталь её кайфа. Он знал, что нужно делать, будто в его постели была не одна сотня женщин.

«А я сотня плюс одна», – подумалось Нике.

Вот и пришло окончательное пробуждение, давшее сильную пощёчину прямиком из реального мира. Им обоим было хорошо, и они оба хотели друг друга. Но что будет дальше? У каждого из них своя жизнь, свои не доигранные роли и обязательства. Она не знала, что или кто ждёт его по возвращении в Лондон. Да что там! Она даже не знала, что ждёт завтра её саму. И сегодняшняя ночь позволила им обоим забыться, отбросить всё, что их беспокоило или мучило. И до чего же это было приятное забытьё! Но пора было вернуться в действительность.

Ника отбросила покрывало и тут же ощутила всей кожей прохладный воздух нетопленой комнаты. В ванной оделась в свою высохшую одежду, умылась прохладной водой и привела волосы в порядок. Теперь надо лишь набраться храбрости и выйти из спальни.

Ника несмело приоткрыла дверь и выглянула наружу. Полная тишина окутала дом. Ни следа Генри или Теда. Она прошлась по всему дому, и только выглянув в окно, увидела их обоих. Небо было почти безоблачным, и солнце освещало пожухлую траву, искрящуюся от росы. Тед, поджимая пораненную лапу резво скакал на остальных трёх, видно полностью придя в себя. Генри охотно бросал ему палку, а его верный пёс приносил её обратно, за что получал лакомство.

Внезапная волна спокойствия нахлынула на Нику. Как это чувство было похоже на то, что она испытывала в доме у бабушки. Будто всё так, как и должно быть – женщина, ждущая у окна своего мужчину в их доме.

«Какая чудесная иллюзия», – подумала Ника, наблюдая за их играми.

Генри, будто почувствовав её взгляд, обернулся и, заметив её в окне, с просиявшим лицо замахал ей. Она в ответ вскинула руку и почувствовала, как горит лицо, будто её застали за чем-то неприличным. Войт позвал пса и двинулся в сторону дома. Через минуту они вошли, принеся с собой холодный воздух. Тед тут же бросился к миске с водой, а Генри, сняв куртку и ботинки, остановился на пороге.

– Доброе утро, – произнесли они хором и тут же рассмеялись. Оба чувствовали неловкость, будто им было по четырнадцать лет, и не знали, с чего дальше продолжить разговор.

– Не хотел тебя будить, – наконец произнёс Генри, указывая на довольного пса.

– Как его лапа? – спросила Ника.

– Лучше. Я перевязал. За ночь он успел избавиться от повязки.

И снова неловкое молчание. Оба будто хотели избежать любого намёка на недавнюю близость.

– Ты голодна? Могу сварить кофе и подогреть оставшееся мясо со… вчерашнего вечера, – последние слова Генри произнёс тихо, и в его голосе послышалась хрипотца. От этого звука сердце Ники забилось чаще. Она непроизвольно облизнула губы, чем привлекла его взгляд, внезапно потемневший от желания.

– Да, было бы неплохо. Кофе.

Это были совсем не то, что хотелось ему сказать. Да и зачем слова, когда Ника жаждала впиться поцелуем в губы этого мужчины, желала снова ощутить его внутри себя и кричать от наслаждения?

Но утро будто привело её в чувство. Если сейчас она поддастся, всё усложниться до такой степени, что распутать этот клубок будет невероятно сложно.

Генри нехотя отвёл взгляд от её лица и понимающе кивнул. Пройдя мимо, он зашёл на кухню, и Ника, вдохнув запах его кожи, внезапно ощутила мимолётное желание коснуться его руки, но остановила себя в последний момент.

«Не надо, не усложняй», – твердила она про себя. – «Ночью без сомнения было невероятно приятно, но неужели ты думаешь, что это можно продолжить? И чем по-твоему это кончится? Хэппи-эндом?»

Она села за стол, не зная куда девать свои руки, и тайком поглядывая в сторону Генри. Им необходимо объясниться. Ника видела, что он хочет продолжить то, что было между ними. Но была ли это обычная похоть или что-то большее, она не могла понять, так же, как и свои собственные чувства.

Её тянуло к Генри. Сейчас он казался ей самым близким на свете человеком, тихой гаванью, которой она смогла доверить самые большие страхи. Ведь даже близким друзьям она ничего не говорила про ребёнка, а ему осмелилась признаться. В своей жизни она уже обожглась, доверившись не тому мужчине. И чем это кончилось? Да и кончилось ли?

В оставленной ей Москве, теперь казавшейся такой холодной и неприветливой, она бросила не только мужа, но и прошлое. Если она вернётся даже в качестве свободной женщины, она притянет к себе всё, что пыталась забыть. Призраки прошлого будут каждый раз возвращаться к ней и напоминать о себе. Поэтому в столицу она возвращаться больше не имела никакого желания. Да и где бы то ни было ей не будет покоя, пока жив Влад.

Но теперь появился крохотный шанс обрести свободу не только от её собственного тирана, но и от того кокона обид, которым он её окружил. Она так долго мечтала вырваться из-под его гнёта, делать, что пожелает, творить и мечтать. И Генри помог ей вернуть немного самоуважения. Ночью она видела себя его глазами – страстная, уверенная, берущая то, что пожелает. Но простиралась ли её благодарность настолько, что она готова была вновь связать себя какими-либо обещаниями?

Ника не думала, что сможет так быстро довериться другому мужчине или вообще захотеть близости. В последний год она испытывала ужас при мысли, что муж займётся с ней сексом. Он не раз брал её силой во время ссор, а в последние дни, когда Ника строила из себя покорную жену, она испытывала отвращение в постели – от своего притворства, от его прикосновений, от его запаха.

Но сегодня всё было по-другому. Она буквально ожила в руках Генри. Его губы и пальцы открыли новые горизонты её чувственности, заставили вновь вспомнить о том, как горяча может быть кровь, как безумно может быть желание обладать и отдавать.

Генри поставил перед ней дымящуюся чашку и тарелку с подогретым мясом. Аромат крепкого кофе тут же окутал её, немного успокоив мандраж. Войт сел напротив, но не спешил приступать к завтраку. Он ощущал её тревогу и давал ей время собраться с мыслями. Хотя единственное, что он хотел сделать, войдя в дом – это сорвать с неё одежду и, повалив на диван, вновь заняться с ней любовью. Он ещё не насытился ей, не испил до конца.

Утром, проснувшись в её объятиях, он не спешил покидать постель. Прислушиваясь к её ровному дыханию, он вглядывался в чистое юное лицо. Вспоминал, как целовал эти пухлые губы, как этот рот издавал стоны наслаждения. Он впитывал её аромат, при этом ощущая невероятное спокойствие. Этого он и искал, пытаясь скрыться ото всех в Норвегии, но нашёл только в объятиях рыжей красавицы.

Но что ждёт их дальше? Что скажут, посмотрев друг другу в глаза сегодня. Ещё вчера утром, он не думал, что к вечеру их обоих захватит страсть. Он жаждал только поговорить с ней, но обстоятельства повернулись таким образом, что свели их вместе, сначала обнажив души, а затем тела.

Но что чувствовал он? Желание? Несомненно. Влюблённость? Не похоже. Это чувство было чем-то более зрелым. Генри доверился ей, а Ника ответила тем же. Слабость, проявленная обоими, бросила их друг к другу, подарив одну из лучших ночей в его жизни. Ему не хотелось её отпускать. Это было невероятно, но всего за день она влилась в его жизнь, заполнив пустоту внутри, от которой он долго пытался избавиться. Он видел её за своим столом, с улыбкой смотрящей томным взглядом, на кухне, моющей посуду, на кровати, стонущей от оргазма, и понял, насколько сильно ему хочется видеть её в своей жизни. В любой роли, которую она бы выбрала сама – подруги, любовницы… жены?

Эта мысль ошеломила, напугав Генри. Он встречался с самыми потрясающими женщинами, о которых грезили миллионы, не помышляя о браке. Но это рыжеволосая богиня сама того не ведая привела его к подобной мысли. Не из-за того ли, что в нём проснулось упрямое чувство собственничества? Он как капризный ребёнок не желал отпускать то, что пришло в его руки.

Но видя сейчас её растерянность, он усомнился в том, что их желания могут совпадать. Ведь то же самое делал её муж, привязав к золотой клетке? Присвоил Нику как вещь, не желая делить её ни с кем, и от чего она так отчаянно бежала. Он не хотел поступить с ней так же жестоко. Она заслужила свободы и права выбора.

Ника не притронулась к тарелке, но сделала пару глотков кофе, прежде чем заговорить.

– Эта ночь… – она провела рукой по волосам. – Мне и правда было очень хорошо.

Ника несмело взглянула на Генри. Он тоже не прикоснулся к завтраку, держа в руках чашку с кофе, и внимательно, ловя каждую деталь, смотрел на неё. Его лицо было напряжено – он чувствовал её колебание, и ему это не нравилось.

– Но?

Ника удивлённо вскинула брови.

– Всегда есть «но», не так ли? – произнёс он твёрдым голосом.

Её задел такой тон. Как не обидеть его тем, что она сейчас скажет? В любом случае, лгать ему она бы не посмела.

– Да, есть, – она со вздохом опустила голову, больше не решаясь посмотреть на него. – То, что было между нами – это… это было прекрасно. И было очень важно, по крайней мере для меня. Но… – она запнулась. – думаю, нам не стоит продолжать.

– Хочешь сказать, что жалеешь?

– Никогда! – она распахнула на него свои глаза. Хотелось обнять его, чтобы почувствовать его поддержку. Он не осудит, он поймёт. – Это правда. То, что я сказала тебе ночью. Я безумно тебе благодарна. Давно не чувствовала себя такой… живой! Но я не знаю, что меня ждёт. Сегодня-завтра или через месяц мне придётся уехать. У меня появилась надежда восстановить свою жизнь с нуля. Но ты… – Ника даже задержала дыхание. – Ты, Генри, не входил в мои планы.

Уголок его плотно сжатых губ дёрнулся.

– Было бы лучше, если бы мы оставались соседями, – продолжила Ника. – Но случилось то, что случилось, и мне ни капельки не жаль. Я сохраню на память эту ночь, и, думаю, так будет лучше.

Он молчал. Сложив руки на груди, Генри сидел неподвижно, уставившись в никуда. Он ожидал услышать от неё нечто подобное, но был совершенно к этому не готов. В груди больно кольнуло, но он больше не чувствовал пустоты внутри. Ника и исцеляла его и причиняла боль.

Он не входил в её планы.

Если подумать, она тоже не вписывалась в программу посещения норвежских островов. Однако, вот они оба здесь.

– Ты веришь в судьбу? – он мягко улыбнулся ей.

– Не знаю, – Ника немного расслабилась, как смягчилось его лицо.

– Что, если наша встреча не случайна? – он вскинул руку. – Я не говорю о сказках со счастливым концом, где двое, встретившись, в конце живут долго и счастливо и умирают в один день. Нет, не верю я в такое. Но в то, что судьба сводит их вместе для того, чтобы они друг другу что-то вручили, какой-то дар. Не материальный, нет. Что-то, что в дальнейшем повлияет на всю их жизнь, откроет новое или напомнит о давно позабытом. Вот в это я верю. Ты благодарна мне, но ведь и я тоже. Я приехал сюда потерянный, не понимающий, что дальше делать со своей жизнью. Либо в петлю лезть, либо плыть по течению – вот какие варианты я выбрал для себя. Но было достаточно одной твоей улыбки, чтобы у меня появился и третий вариант.

– Какой?

– Жить, – просто ответил он. И это было правдой. Встав сегодня утром, он увидел этот день во всех его красках, вдохнул полной грудью сладкий холодный воздух. Даже с удовольствием вернулся к играм со своим псом. Всё ощущалось по-новому. Как будто мир вернулся в то время, когда он был маленьким, а прошлого не существовало. В детстве так ясно ощущаешь жизнь, потому что у тебя есть только будущее, и ты видишь его в радужных красках. Вчерашний вечер освободил какую-то часть его души, заточённую в клетке условностей и обязательств. Эта девушка, которой было всё равно, кто перед ней, сумела выслушать и успокоить одним своим взглядом. Первое её прикосновение напугало, он одёрнул руку, потому что почувствовал, как слабеет рядом с ней. Но она внимательно слушала, ловя каждое его слово, не отрывая взгляда, в котором не было сочувствия, но присутствовало утешение и понимание.

Он давно не встречал женщин, которые бы не искали выгоду, находясь рядом с ним. То это были старлетки, пытающиеся с его помощью пробиться в высший эшелон голливудского небосклона, либо угасающие актрисы, искавшие лишний повод пустить сплетни и попасть на первые полосы. И даже если при этом завязывались отношения, оба использовали друг друга как ни крути, даже если это влекло за собой скандалы. Ведь, как известно, плохая реклама тоже реклама.

– Спасибо, что выслушала меня. Что помогла моему псу. Что похвалила мою стряпню, – он заметил, как её губы дрогнули в улыбке. – И за эту ночь.

Она подняла на него свои зелёные глаза, в которых так хотелось потонуть.

– В жизни не так много людей, с которыми я могу быть откровенен. Как ты знаешь, доверять можно не всем, иначе это тут же появиться в твиттере, инстаграм и что там ещё? И будут полоскать твоё бельё на виду у всех, прохаживаясь по тебе вдоль и поперёк. Пару раз я так ошибался в людях, и с тех пор зарёкся откровенничать с кем бы то ни было.

– Мне это ни к чему, – проговорила Ника.

– Нет-нет, – остановил её Генри. – Я не имел в виду…

Он тяжело вздохнул, поняв, что со стороны это выглядело как предупреждение.

– Я хочу сказать, что рядом с тобой я могу быть самим собой. Последним, с кем мне было так легко и просто, был мой брат. Я даже матери не всё рассказываю – не могу. Не знаю как повернутся обстоятельства, и кто из нас первым стартанёт отсюда сломя голову к новой счастливой жизни, но возможно ли нам, пока мы на этом острове, быть друзьями? – он протянул открытую ладонь через стол, и Ника не задумываясь накрыла её своей. Он сжал её пальцы, чувствуя, как тепло заполняет его кисть, предплечье, доходит до груди и отдаётся в самое сердце. То же чувствовала и Ника, не готовая пока отпустить Генри. Им не нужны были слова, чтобы сказать друг другу главное – «Я здесь. Я рядом».

Тед, обделённый вниманием, проковылял к своему хозяину и положил голову ему на колени. Только тогда они расцепили руки, а Войт потрепал по голове питомца. Будто выйдя из забытья, Ника вспомнила о своих планах. Генри она тревожить не хотела, поэтому надо было придумать повод исчезнуть. В конце концов, это его жилище, а у неё есть своё, и они не обязаны ночевать друг с другом.

– Мне надо отлучиться, – он поднялась со стула, поставив недопитый кофе на стол.

– Бросаешь? – усмехнулся Войт.

– Я больше недели не включала телефон. Что, если появились новости.

Генри встал, все ещё придерживая собаку.

– Хочешь, составлю тебе компанию? Вместе веселей.

– Нет, я справлюсь, спасибо.

Он кивнул и исчез в кладовке. Через минуту вышел, неся в руке её сухую куртку. Генри расправил её, помогая Нике одеться. Но когда она развернулась к нему лицом, неожиданно для себя притянул девушку и с жадностью впился в её губы. Прошедшая ночь, все эмоции и страсть вернулись, захлестнув жаркой волной. Он почувствовал, как дрогнула её рука – она одёрнула её, а значит хотела обнять. На Нику обрушился шторм эмоций, она ответила на поцелуй, который мгновенно вскружил ей голову, отозвавшись желанием внутри. Всё, что она говорила Генри о том, как он "не входил в её планы" тут же вылетело из головы. Но если сейчас не остановится, она может совершить большую ошибку. С трудом отстранившись от Войта, она мягко оттолкнула его рукой.

– Это последний раз, – прошептал он, тяжело дыша.

Ника сама была одурманена чувствами, которые всколыхнул этот поцелуй, но стараясь не выдать себя, молча направилась к двери.

– На ужин у нас курица. Я буду рад, если ты присоединишься, – окликнул её на пороге Генри. – Даю слово, что это будет только ужин.

Она обернулась, стоя у открытой двери и заглянув ему в глаза, произнесла:

– Вчера ты тоже дал обещание.

***

Ника быстрым шагом удалялась от дома Генри. Она чувствовала его взгляд, прожигающий ей спину, и знала, что пока не скроется из виду, он будет за ней наблюдать в окно.

«Что с тобой творится? Ты же обманываешь себя саму! Ты его хочешь! Хочешь явиться на этот чёртов ужин и хочешь, чтобы он нарушил своё слово. Какая же ты идиотка!» – внутри Ника кипела и ругала себя за глупость и нелогичность своего поступка. Ей так же как и ему хотелось продолжить поцелуй. Но что бы за этим последовало? Теперь она этого не узнает. Она сбегала от него и от переполнявших её чувств.

Он, голливудская кинозвезда, и она, жена российского чиновника. Да что могло свести их вместе? Они оба из совершенно разных миров. Генри, не смотря на всю свою известность оказался обычным парнем, внутри которого она разглядела чувственного мужчину. И она, выросшая в интеллигентной среде среди искусства и театра, возвышенная, но никому не известная.

Что, если дать себе небольшую передышку? День или два вдали от него подскажет ей, что она чувствует на самом деле. И тогда пан или пропал – либо она окончательно отстранится от него, либо кинется в омут с головой, а там будь что будет. Это решение немного охладило её пыл, помогая прийти в себя. Ника даже почувствовала облегчение.

Поглощённая своими мыслями, она поначалу не заметила фигуру, топчущуюся возле её хижины, и вздрогнула, когда услышала, что её окликнули по имени:

– Ника!

Поначалу она оторопела, вновь ожидая наихудшего расклада, но тут же расслабилась, узнав свою близкую подругу. Анна была как всегда элегантна. Белый плащ, высокие сапоги, светлые волосы уложены волнами – она смотрелась как пришелец с далёких миров на этом острове. Ника кинулась ей в объятия, не давая себе думать о плохом. Её тут же окутал аромат дорогих духов. Родные руки обняли её, крепко прижав, но как только Ника почувствовала исходившее от Анны тепло, та отстранила от себя подругу и грубо встряхнула её за плечи.

– Где тебя носило? Я здесь уже больше часа! Тебя нет, телефон выключен, никаких признаков, что ты вообще с последнего звонка была здесь. Знаешь, что я подумала?

Ника не могла произнести ни слова. Противоречивые чувства сейчас затопили её с головой. Она была безумна рада видеть свою подругу, но и боялась того повода, по которому она могла здесь появиться.

– Я уже думала вызывать полицию с собаками искать твоё бездыханное тело! – Анна снова обняла Нику, уже с облегчением, давая подруге вдоволь нарыдаться. Немного успокоив её, она завела её в хижину, дверь которой Ника так и не заперла, уходя вчера из дому.

– Гуляла? Так рано? Камин холодный. Ты не топила его пару дней. Хочешь помереть от холода, дурёха? – как всегда серьёзная Анна, села рядом с Никой, выслушивая её нелепые выдумки. Как она могла объяснить то, где её носило ночью?

«Знаешь, тут на острове живёт известный актёр, и я вчера переспала с ним. Вот так, просто!»

Анна бы только покрутила у виска. Нет, Генри останется её тайной, её личным секретом, таким же, как и потеря ребёнка.

– Почему ты приехала? Что-то случилось?

– Случилось. Ты отключила мобильный. Пришлось срочно лететь к тебе. У тебя есть полчаса, чтобы собраться. Нам надо успеть на ближайший рейс в Москву.

– Что… – губы Ники похолодели в ожидании самого худшего.

– Его арестовали. Сразу после того как я позвонила тебе. И дело очень серьёзное. Я думала, что на него завели дело по хищению в особо крупном размере. Но всё гораздо хуже. Его обвиняют в организации заказных убийств.

Ника почувствовала слабость в ногах и опустилась на ближайший стул.

– Он искал тебя не только для того, чтобы вернуть. Всё, что у него есть, он может потерять. Сейчас дом, квартиры, счета – всё арестовано. Он планировал переписать всё на тебя и держать под контролем в случае ареста, но, слава богу, не успел.

– Но почему я должна…

– Ника, ты можешь пойти как подозреваемая в соучастии. Прокурор Артемьев парень серьёзный, вцепился в твоего Влада как акула в мясо – видимо есть распоряжение сверху довести дело до конца. Если не явиться к нему с объяснениями в ближайшие… – она посмотрела на наручные часы, – тридцать шесть часов, боюсь он возьмётся и за тебя. Тогда тебе уже отпетлять не получиться. Надо идти с ним на сделку. Сдашь этого урода с потрохами, благо что дерьма не жалко. Расскажешь всё, что знаешь. Конечно, что ты там знаешь? Но все имена назовёшь, все даты вспомнишь. Ты же от него никому конверты в руки не носила?

«Организация заказных убийств» … «подозреваемая в соучастии» …

Ника почти не слышала Анну. Её голову будто окутала вата, сквозь которую пробивался голос её подруги, в ушах стучала кровь, а комната начала кружиться.

– Ника! Ника! – Анна снова схватила её за плечи. – Слышишь ты меня? Не отмоешься ведь.

– Нет… нет, он меня к своим делам и близко не подпускал, – тихо произнесла Ника.

– Хорошо, – Анна чуть успокоилась, но тут же строгим голосом, который отрабатывала на должности юриста, произнесла, – У тебя уже двадцать пять минут. Нас у пирса ждёт человек, который меня привёз. Пакуй свой чемодан, а сувениры купим в аэропорту.

Ника медленно поднялась, вынула из-под кровати чемодан и почти не глядя начала закидывать в него свою одежду. Анна подскочила к ней, помогая собраться.

– Кстати, миленько у тебя здесь, – она обвела комнату взглядом. – Гляжу, начала опять рисовать. Это хорошо, это правильно. Вот засадим этого козла, через суд тогда разводиться не понадобиться. Станешь свободной женщиной, снова вернёшься к любимой работе и… ты чего?

Ника застыла над чемоданом с перекошенным лицом. Из её глаз текли настоящие ручьи слёз. Она сама не понимала, что происходит с ней. Она ненавидела Влада. Он лишил её всего, что она любила – работы, общества друзей, свободы… ребёнка. Она бы многое отдала, только чтобы увидеть его за решёткой. Но сейчас на неё нахлынули воспоминания совершенно иного толка. Она вдруг вспомнила как он был внимателен к ней, нежен. Сейчас в голову лезли только приятные воспоминания – их свидания, признания в любви, свадьба… Она даже не думала, что такие ещё остались, ведь последние полтора года Влад вызывал в ней только страх. И сейчас это разрывало её пополам.

– Аня, его правда посадят? – пропищала Ника, хватаясь за грудь. – Я не смогу… как же? Ведь…

– Тебе что, жалко его? Ника, ты в своём уме? – Анна уже почти кричала. – Да я видела тебя затравленную как мышь, боящуюся в его присутствии что-то сказать. Видела твои синяки. И тебе его жалко? Пожалей себя, дурёха. Ты станешь свободна, начнёшь с чистого листа, закопаешь прошлое глубоко-глубоко. Вернёшь свою жизнь, Ника! Свою!

Видя бесполезность нынешнего состояния подруги, Анна управилась с вещами сама, затолкав в чемодан всё, что показалось ей нужным. Паспорт, телефон и оставшиеся деньги, она сложила в рюкзак и навесила его на Нику, которая пребывала в каком-то трансе.

– Так, свитера эти оставим, они тебе не понадобятся. Ну, рисунки, думаю, тоже. Ты себе ещё накалякаешь. Поживёшь у меня пока. Мы с Павлом сделали паузу, он уехал к маман в Питер, так что никто нам мешать не будет. Слышишь ты меня? Ты где? –  Анна помахала перед застывшим лицом Ники руками. – Соберись, дурёха. Ты мне сейчас ой как нужна.

Ника встрепенулась как ото сна:

– Что значит «сделали паузу»? Вы разошлись? – она зацепилась за эту внезапную новость как за соломинку, чтобы отвлечь себя от мыслей, толкавших её к обрыву отчаяния.

Анна подхватила чемодан и подтолкнув Нику к двери сказала:

– По дороге расскажу. А сейчас выметаемся.

На пирсе их действительно ждал человек – старый рыбак, которого Ника уже видела в городке. Он на ломанном английском спросил, всё ли хорошо, а Анна ему ответила уже на норвежском. Нику пронзило холодом, когда она услышала английскую речь. Второпях, находясь в шоковом состоянии, она даже не подумала о Генри. Он ведь даже не знает, что она уезжает! В её хижине было полно бумаги, на которой можно было оставить записку, хотя бы написать «прощай». Она сейчас уедет, а он даже не узнает, что стало причиной её быстрого бегства. Ни номера телефона, ни адреса – она не оставит после себя ничего.

– Генри, – прошептала Ника и обернулась к острову. Она погасила внезапный порыв бросить подругу и бежать к нему, чтобы объясниться. Надо успеть вернуться в Москву, чтобы не стать подследственной. Но даже тогда наверняка её попросят не покидать страну. Сколько это может занять времени? Недели? Месяцы? Годы? Будет ли он здесь, когда она сможет вырваться? Конечно, нет. Но она найдёт способ связаться с ним. Должна! Просто чтобы он не чувствовал, что она предала его, не пояснив причины своего исчезновения.

Она проглотила комок в горле и стряхнула слёзы обиды. Развернулась к лодке, где ждали только её, и шагнула на борт.




Глава 7


Полу Гитису не понравился голос Генри, когда тот позвонил и сказал, что возвращается.

Прошло две недели, и он надеялся, что его друг вернётся прежним, каким был до аварии. Но судя по тому, что он услышал в трубке, дело обстояло хуже, чем до того, как Генри уехал.

– Я буду рад видеть тебя, – сказал Пол. – Не бронируй номер, приезжай сразу ко мне. Джоанна не будет против.

Его жена и правда всегда была рада Войту. Она даже придерживала гостевую спальню для него, зная об их долгих полуночных посиделках с Полом. И в этот раз, стоя рядом с мужем, она подслушала их разговор и, вздохнув, сказала:

– Пойду достану свежее бельё.

– Он с псом, – прикрыв телефон рукой, шепнул Пол. Джоанна закатила глаза.

– И полотенца, – пробормотала она, удаляясь.

На следующий день Генри явился к ним на порог. Когда Пол открыл дверь, он с трудом узнал своего друга. Войт осунулся, под глазами пролегли тени, он был беспокоен и нервозен.

– Решил всё же отпустить бороду? – спросил Гитис. Было очевидно, что с тех пор как Генри уехал, он не брал в руки бритву и, кажется, не менял одежду несколько дней. Его пёс выглядел под стать хозяину. На дворе было сухо, но Тед умудрился где-то измазаться в грязи. Пол отправил их обоих в душ, а сам принялся оттирать грязные следы с паркета, боясь недовольства Джоанн.

После душа Генри переоделся в чистое, причесал отросшие волосы, но бриться не решился. Подбородок чесался, но ему теперь было наплевать на внешний вид, которым он ещё недавно зарабатывал себе популярность. Пол проводил его в свой кабинет и прикрыл от посторонних дверь, оставив за порогом пса, которого, к общей радости, тут же оккупировали его младшие дети.

Генри сел в одно из кресел, опустив голову. На фоне комнаты, отделанной деревом, он терялся, сливаясь с интерьером. Плечи поникли, он старался не смотреть в глаза Полу. И когда заговорил, голос его был сиплым.

– Я знаю, что то, что я тебе сейчас скажу, сильно тебя расстроит. Но я долго думал и принял решение.

Пол уже знал, что услышит. Он провёл все дни в ожидании этого разговора и, судя по состоянию Генри, его худшие опасения сбывались.

– Я больше не хочу сниматься, – Войт взглянул на друга взглядом, не терпящим возражений. – Я разрываю контракт со студией.

Да, это было ожидаемо, но Пол до последнего надеялся услышать что-то более обнадёживающее. Гитис подскочил с места:

– Он подписан ещё шесть месяцев назад. Съёмки через три. Ты из ума выжил? Я молчу уже про отступные.

– Было бы лучше, если бы я решил это за пару дней до съёмок? За три месяца они найдут мне замену. Я хорошо всё обдумал и не хочу с тобой препираться. Скажешь, возникли непредвиденные обстоятельства. Болезнь, депрессия. Придумаешь что-нибудь, – отмахнулся Генри. – В такой ситуации как у меня это более чем очевидно.

– Как я понимаю, от рекламных проектов ты тоже отказываешься, – ответом было молчание. – Обсуждению подлежит?

– Нет, – отрезал Войт. Военная служба научила его ставить голос так, что с первого раза становилось ясно – дальнейшие препирательства исключены.

Пол потёр виски, голова начала гудеть. Такие новости тяжёлым ярмом повисли на его шее. Он лишался лучшего клиента, который уже и без того обеспечил ему безбедную старость. Но не это беспокоило его больше всего. На парня было жалко смотреть. Трагедия, унёсшая жизнь его брата, и так сильно повлияла на состояние Генри, и Пол думал, что поездка в Норвегию приведёт его в порядок. Но лучше не стало. Что бы не произошло с ним за это время, это ещё больше подорвало его внутреннее состояние. Не говоря уже про внешний вид.

Гитис в голове уже мысленно поругался со всеми в кинобизнесе, представляя, как будет звонить каждому с отказами о дальнейшем сотрудничестве и отменять договорённости. Но ничего, не впервой.

– Как я понимаю, агент тебе больше не нужен, – констатировал он.

Генри привстал с кресла.

– Всё верно. Но мне нужен понимающий и готовый поддержать меня друг, – он протянул руку.

Какие бы противоречивые мысли сейчас ни владели Полом, он всегда считал отношения с Генри выходящими за рамки профессиональных, но сейчас слышать от него это признание Гитису было невероятно приятно. Он пожал в ответ руку и ухмыльнулся:

– Парень, ты теперь мой должник по самый гроб жизни.

– Я думал сойтись на бутылке скотча, максимум двух.

Несмотря на шутливый тон, весь вечер Генри был подавлен, пропускал обращения мимо ушей, то и дело уходил в себя. Даже Джоанна стала поглядывать на мужа, молчаливо спрашивая, что произошло. Полу и самому хотелось бы узнать. После ужина Войт довольно быстро распрощался со всеми, поблагодарил хозяйку и ушёл в гостевую спальню.

– Не нравится он мне, – убирая со стола сказала Джоанна, – Он с самого прилёта сам не свой. Где он пропадал?

– Где-то в Норвегии, – ответил Пол. – На самом деле я думал, что поездка встряхнёт его, но стало только хуже.

– Он и вправду изменился. Я даже не про внешность. Он какой-то задумчивый. Как бы ещё чего не случилось? Ему и так досталось, бедняге. Он ничего тебе не рассказал?

Пол покачал головой.

– Мне бы и самому хотелось знать.

***

Генри гостил у Гитисов ещё неделю. Правда, он большую часть времени отсутствовал, оставляя своего пса на попечение Джоанны и детей, а возвращался под вечер уставший и иногда пошатываясь от выпитого. Он всё больше молчал, отвечал односложно, и Пол стал опасаться, не заболел ли Войт? И в один вечер после ужина, пригласил его на веранду выпить.

– Может, расскажешь, что всё-таки произошло?

Генри поднял глаза.

– Ты на глазах таешь, – продолжил Пол. – Всегда молчишь, перестал шутить. Ты стал безразличным ко всему. Только не говори, что умираешь.

– Что? Господи, нет, – рассмеялся Войт, но затем на его лице проступила частая теперь отрешённость. – Просто кое-что не даёт мне покоя.

Он вдруг встрепенулся как ото сна, в глазах появился лихорадочный блеск.

– Послушай, ты же как-то помог Ламберту в поисках его сбежавшей любовницы!

Конечно, Пол помнил. От продюсера Колина Ламберта, прихватив кое-какие драгоценности его жены, ушла одна молодая красотка после того как узнала, что тот не собирался разводиться ради неё со своей супругой. Ведь по брачному договору развод грозил ему потерей почти всех денег. А деньги Колин любил так же, как и молодых и неопытных актрис. Если бы жена узнала о факте пропажи, этого было не миновать, и Пол нашёл для него человека, который выследил его любовницу в Милане, куда она успела сбежать. Правда на это потребовалось гораздо больше времени, ведь, приехав покорять Голливуд, девка выдумала не только имя, но и биографию. Двадцатичетырехлетняя Саманта Джонс из Бостона оказалась Эбигейл Брайт двадцати девяти лет из захолустного английского городка, к тому же официально находящаяся замужем и оставившая своего пятилетнего сына на попечение родителей мужа.

– Ну, я всего лишь свёл его с нужным человеком, – уточнил Пол. – Тебя что, обокрала какая-то вертихвостка?

– Не совсем, – задумчиво произнёс Генри и, покопавшись в кармане рубашки, извлёк сложенный вчетверо лист бумаги. Он протянул его Полу и тот, поколебавшись, развернул его. Это был портрет красивой молодой женщины с тонкими чертами лица. Рисунок был выполнен отрывистыми линиями простым карандашом, сгибы на бумаге уже были потрёпаны, будто рисунок часто разворачивали и складывали обратно.

– Ты нарисовал? – Пол исподлобья посмотрел на Генри.

– Это автопортрет.

– Красивая, – продолжая смотреть на Войта заметил Гитис. – Кто такая?

– Она кое-что… потеряла. Хочу вернуть.

Больше он ничего не сказал. Через два дня Пол озвучил ему адрес и предложил проехаться вместе. Он назвал это дружеской поддержкой, но Гитису было безумно любопытно, что мог Войт сказать его человеку. Тот, к кому они ехали не был ни полицейским, ни частным детективом. Его нанимали в особо деликатных случаях, если не хотели огласки. Крепкий, коротко стриженный мужчина чуть за пятьдесят, примерно одного возраста с Полом, встретил их в дешёвой гостинице. Осмотрелся, прежде чем впустить их, и пригласил внутрь.

– Извините, ничего выпить вам не предлагаю, – сказал он с сильным акцентом. – Алкоголь не держу.

Незнакомец протянул руку Генри и тот пожал её. Рукопожатие было крепким, но коротким.

– Александр. Но можете звать меня Алекс, – он предложил присесть в засаленные кресла, а сам сел на кровать.

– Вы из России? – спросил Генри и нервно сглотнул, что не ускользнуло от внимания Пола.

– Там я тоже бывал, – усмехнулся Алекс. – Но родился и вырос в Сербии. Пол сказал, что вы ищете женщину.

Улыбка с прищуром не покидала его лица, и Генри внезапно захотелось врезать ему. Конечно, Алекс уже знал Пола и помнил по какому поводу они раньше встречались. И наверняка принял Генри за очередного обманутого любовника. Но он сдержался.

– Да, я ищу её, чтобы кое-что вернуть, – он говорил чётко и уверенно, будто его не волновало, поверит ему Алекс или нет. Он достал из кармана тот самый рисунок, что показывал Полу и отдал его сербу. – Мне мало что про неё известно. Фото нет, но рисунок очень похож. Это её автопортрет – она училась на художника, но после начала работать дизайнером интерьеров. Пока… – Генри прокашлялся, – пока не вышла замуж.

Краем глаза он заметил, как Пол бросил на него выразительный взгляд.

– Как её имя?

– Ника.

– А фамилия?

– Не знаю.

– Сколько лет?

Генри покачал головой. Вместо этого он сыпал теми фактами, которые знал о ней.

– Не уверен, но не больше тридцати. Она из России. Жила, кажется, в Москве. Высокая, почти с меня ростом, рыжие волосы, глаза зелёные. Отец музыкант, мать художница. Оба родителя уже скончались. Её муж чиновник в полиции.

– Какой именно чиновник? – лицо Алекса стало серьёзным.

– Не знаю, но она упомянула, что он и есть полиция. Она сбежала от него и укрылась недалеко от Рамберга в Норвегии. – Генри протянул телефон, на котором была геометка. – Как я понял, её друзья помогли ей снять хижину в аренду на этом острове.

– Это и вправду немного, – вздохнул Алекс, отложив рисунок в сторону. – Будет трудно, – при этом он многозначительно посмотрел на Пола, и тот слегка кивнул головой. Значит, услуги обойдутся чуть дороже, но они с Генри уже обговорили этот нюанс, и Войт был согласен увеличить сумму.

– Вы не записывали.

– Это ни к чему, – серб постучал пальцем по лбу. – Всё уже здесь, – и он слово в слово повторил сказанное Генри, чем немало его удивил.

– Так вы в Норвегии познакомились, – сделал вывод Пол, когда они вышли от Алекса и сели в машину. – Не она ли причина твоего подавленного настроения?

Генри бросил на него холодный взгляд, но не ответил. Хотя вопрос был больше риторическим. Гитис был уверен, что Войт не до конца откровенен с ним и причина, по которой его друг ищет эту Нику надуманный. А если на рисунке действительно изображена она, то Пол понимал, в чём на самом деле суть. Александр уверил их, что сделает всё возможное, и пропал на три месяца. Генри улетел обратно в Англию и периодически звонил разузнать как продвигаются поиски. Но Пол не мог ничем его порадовать.

Войту казалось, что он потихоньку сходит с ума. То, что Алекс не выходит на связь раздражало. Он даже думал, что парень решил его кинуть и просто сбежал, прихватив оплату. Но Пол уверил его, что это не так и серб занят поисками.

– Просто у него свои методы, – объяснял он. – Он не будет надоедать тебе, подкидывая мелкие факты о том, как продвигается дело, а явится, когда найдёт её.

Но Генри не знал Алекса так хорошо, чтобы доверять ему. В Англии он сам нанял пару детективов для дальнейших поисков, бесконечно просиживал в интернете, пытаясь найти хоть какую-то информацию. На улице каждую женщину, которая напоминала ему Нику он принимал за неё – это было похоже на наваждение и ужасно выматывало. Он плохо спал, почти ничего не ел, отказывался от встреч с друзьями. Несколько раз даже подумывал купить билет в Москву. Но что будет, если он явится в Россию, не имея на руках ни адреса, ни имени Ники. Будет ходить по улицам и показывать каждому встречному её портрет в надежде, что один из миллионов жителей в городе узнает изображённую на нём женщину?

А потом в ноябре в его дверь позвонили. На пороге стоял Пол.

– Я решил, что будет лучше, если я лично передам это тебе, – он протянул Генри худую папку, наводящую на самые худшие мысли об исходе дела. Войт быстро пробежал глазами всё, что накопал Алекс. С каждой прочитанной строчкой в нём поднималась волна злости, пока не дошёл до последней страницы. На нескольких листах была информация на трёх подходящих под описание женщин, но ни одна из них ни была его Никой.

– Это все? – он оторвал взгляд от папки, сминая её в руках. Пол кивнул.

– Он плохо искал! – взорвался Генри. – Что с тем домом?

– Он принадлежит одной пожилой паре из Рамберга. Они редко навещают хижину, в основном муж ездит туда рыбачить. Но как выяснилось в наём они дом не сдают и понятия не имели, что там кто-то жил.

Войт бросил на стол смятую папку. Некоторые листы вылетели и разлетелись по полу.

– Пусть проверит ещё раз!

– Уже! Он проверил дважды! – Пол пытался как-то утихомирить Генри, но тот не желал слушать. – И если ты думаешь, что из того, что ты про неё рассказал, можно было сделать что-то больше, то Алекс выполнил свою задачу сверх меры. Никого, полностью подходящего под твоё описание. Чиновников в полиции России пруд пруди, но ни у кого из них нет супруги с таким именем. Найти фото их жён непросто. Многие не любят светить своей личной жизнью и подчищают любую информацию. Но он не нашёл никого похожего.

Генри сел на диван, тяжело опустил голову, не желая признавать очевидного. Алекс не справился. Люди, которых нанимал он сам, также не нашли ничего. Ника пропала, исчезла без каких-либо следов.

– Ты вообще уверен, что она та, за кого себя выдавала? Может, она всё выдумала? Какое-нибудь издание подослало к тебе…

– Нет! – резко оборвал его Генри. – Я уверен, что всё это правда. Ты не понимаешь, мне нужно её найти.

– Да кто он такая, чёрт побери? – не выдержал Пол. – Ты сам не свой как вернулся. Ушёл из кино, срываешься на мне, будто я тебе должен. Это совсем на тебя не похоже. Что она сделала? Мозги тебе запудрила? Украла что-то? Ты ничего толком не объяснил, – он видел, что Войт разрывается пополам между желанием всё рассказать и послать его к чёрту.

– Если даже старому другу ты не можешь рассказать всё, боюсь, я не смогу тебе помочь.

И тогда Генри раскололся.

***

Он сразу понял, что нарушил бы снова данное Нике слово и, если бы она пришла, не смог бы устоять перед искушением. Он готов был сорваться за ней следом, как только она скрылась из поля зрения, но сдержался. Генри решил дать ей время, надеясь на то, что и сам усмирит свой пыл. Но к вечеру она не пришла, и на следующий день от неё не было никаких вестей. Он прогуливался по острову с идущим на поправку Тедом в надежде, что сможет увидеть Нику, но и тут его преследовала неудача.

Ощущая беспокойство, он не спал всю ночь и с первыми лучами солнца отправился к её хижине. Дом встретил его молчанием. Внутри было холодно, камин не разжигали уже несколько дней. Кровать была нетронута, а на стуле висело несколько свитеров, ещё хранивших её запах. Остальных вещей не было, не считая нескольких десятков рисунков, развешанных по стенам. Среди них он нашёл и тот портрет, что дал Полу.

Подозревая самое страшное, он бросился к пирсу. На лодке домчал до рыбацкого городка и стал расспрашивать жителей, не видел ли кто девушку с рисунка. В одном магазине хозяйка объяснила, что её муж вроде как подвозил с острова двух девушек.

Двух?

Женщина позвала своего мужа и расспросила его. Тот плохо говорил на английском, но рассказал всё супруге, и та перевела его слова для Генри.

Да, её муж действительно видел Нику два дня назад. Молодая светловолосая женщина, тоже иностранка, попросила свозить её на остров. По её словам, она искала свою подругу. Он усадил её на свою лодку и довёз до места. Через пару часов она вернулась вместе с Никой и чемоданом, и он отвёз их обеих на материк. Блондинка на неплохом норвежском поблагодарила его и сунула в ладонь купюру в 100 крон. Он пожелал им удачи и больше их не видел. Видимо, они уехали на машине, но на какой он не обратил внимание.

– Она уехала в тот же день, когда я видел её в последний раз. Я боялся, что её муж нашёл её и увёз силой, но судя по всему она ушла добровольно с той, что назвала себя её подругой. Но почему она уехала, не предупредив? Ни записки, ни сообщения. Я вернулся и перерыл хижину вдоль и поперёк, но не нашёл и намёка на причину такого поспешного бегства. Разве я не заслужил хотя бы объяснения?

Пол всё это время слушал, не перебивая, и недоумевал. Он был рядом с Генри семь лет и был свидетелем всех его романов. Это были и легкомысленные на одну ночь увлечения, после которых Войт даже не мог вспомнить имён своих партнёрш, и страстные долгоиграющие отношения с самыми шикарными женщинами. Но не из-за одной Генри не терял головы, всегда был собран, и между девушкой и работой всегда выбирал второе. Но эта Ника сумела обойти всех.

Генри не признавал этого, но со стороны Гитис видел, что тот влюбился как мальчишка. Что в действительности между этими двумя произошло, пока они были наедине? Не только же в сексе было дело. Чем она смогла зацепить такого сдержанного мужчину как Войт? И кем в действительности являлась эта девушка? Пола не покидала мысль, что девчонка изначально врала Генри обо всём, чтобы подобраться к нему. Её могла завербовать какая-нибудь жёлтая газетёнка ради эксклюзива. Но прошло уже три месяца, а материал так и не вышел. Неужели она передумала? Или он не прав, ошибаясь в её корысти?

Но что, если Генри не бросит свою безумную идею найти девушку? Кинет все силы и время, рискуя выпасть не только из эшелона первых звёзд, но из своей собственной жизни. Стоила она того? Конечно нет. Не смотря на заявление Войта, Пол всё ещё лелеял надежду вернуть Генри в работу. Она поможет ему – всегда помогала – прийти в себя. Он отвлечётся и со временем забудет о ней. Поэтому стоило убедить Генри в том, что Ника просто запудрила ему мозги, иначе он так и погрязнет в её бессмысленных поисках.

Пол прошёл на кухню, налил виски себе и Генри. Вернувшись в гостиную, он протянул ему стакан и произнёс:

– Послушай. Она сказала, что ты не входил в её планы. Что, если она ушла, потому что не испытывает к тебе… кхм, тех же чувств.

Генри посмотрел на него, удивлённо подняв брови.

– Только не говори, что ищешь её, чтобы вернуть те рисунки. Я же вижу, ты влюбился.

На лице Генри прояснилось осознание. Надо же, парень даже сам себе не мог признаться в этом. Но, похоже, было глупо и дальше отрицать очевидное. – Что, если она побоялась сказать тебе лично? Порой людям непросто говорить это с глазу на глаз.

– Но почему она даже не оставила записки? – в отчаянии спросил Генри.

Пол развёл руками.

– Понятия не имею, парень. Может, на то были причины.

Они одновременно залпом осушили стаканы. Пол похлопал Войта по плечу, заставив его посмотреть ему прямо в глаза.

– Если всё, что она тебе рассказала, правда, я надеюсь только, что с ней всё хорошо. Но прошло больше трёх месяцев, Генри. Если бы она действительно хотела, она бы и вправду попыталась с тобой связаться. Я даже лично твои соцсети мониторил – весь директ прочитать пришлось. Ты бы только видел, что тебе присылают! – он засмеялся, и Войт, не выдержав, улыбнулся следом. – Тебе надо перезагрузиться. Ты неделями сидишь дома, ходишь в одной и той же одежде. Хоть бы побрился, а то на человека перестал быть похожим! Могу порекомендовать одно место, где тебя быстро приведут в порядок. Подправят, подлечат, – он с улыбкой подмигнул. – А потом, может, ты захочешь прочитать пару сценариев. Я не давлю, нет. Решать, конечно, тебе. Но, думаю, это поможет тебе отвлечься.

– Хорошо, – кивнул Генри. – Ничего не обещаю, не до того пока. Но я подумаю.

Потом они выпили ещё по стаканчику, Пол стал рассказывать, что происходило, пока все мысли Генри занимала одна рыжеволосая красавица. Говорил о своей семье и пересказал последние сплетни из жизни их общих знакомых. Они немного расслабились, смеялись над рассказами Пола, который любил приукрашивать подробности, и не заметили, как прикончили всю бутылку, и разошлись далеко за полночь, оба чертовски пьяные.

Наутро Пол увидел прежнего Генри. Тот гладко выбрился, зачесал отросшие волосы и оделся в чистое. От вчерашнего сердечного страдальца не осталось и следа. Снова перед ним предстал непроницаемый и хладнокровный Генри Войт. С этого дня он больше не поднимал тему таинственной незнакомки Ники. И со стороны могло показаться, что он действительно оставил все мысли о ней. Но каждый раз с тех пор, бывая у Генри дома, Пол видел свидетельство того, что она неизменно осталась занозой в его сердце.

Но к работе Войт так и не вернулся. Он отсылал обратно все сценарии, которые присылал ему Гитис, от встреч с режиссёрами и студийными боссами вежливо отказывался, и к Рождеству попросил сделать официальное заявление от его имени, что он закончил актёрскую карьеру. Шумиха вокруг автокатастрофы начала потихоньку стихать. Телефон стал звонить реже, а назойливость папарацци почти сошла на нет. Генри появлялся на улице лишь для того, чтобы сделать пару кругов на утренней пробежке или отправляясь за покупкой в супермаркет, и изредка выбирался навестить свою мать. Войт стал молчаливей, не посещал вечеринки, даже новый год он встретил один в компании своего пса, хотя и Пол и родня пытались расшевелить его. Постепенно приглашений становилось всё меньше и меньше. Близкие начали привыкать к его полу-отшельническому образу жизни.

Но весна, как символ возрождения и новой жизни, принесла свои коррективы.




Глава 8


Когда Пол позвонил и предложил прилететь в L.A. для празднования Пасхи, Генри поначалу отказался. За несколько месяцев он уже отвык от шумных сборищ и поэтому не мог представить себя в их кругу. Но Гитис заверил, что это будет сугубо семейное сборище. Мать Генри уезжала на праздник к брату, и, недолго думая, он купил билет.

Он всё ещё с тоской вспоминал лицо той, что оставила глубокую рану на его сердце. Но постепенно из памяти стиралась её улыбка, а чувства, что она в нём всколыхнула, притупились. И пусть она до сих пор не исчезла из его головы, сон становился более спокойным, а тревога почти сошла на нет. Генри вновь стал подолгу гулять с псом, каждый раз приветливо здороваясь с соседями, с одним из которых он даже сдружился.

Альфред, стареющий учитель истории был невероятно вежлив и дружелюбен к Войту и не раз угощал Теда крекерами, когда встречал их на утренних прогулках. У него не было семьи, но он охотно приглашал своих друзей на посиделки под бутылочку хереса и не раз звал своего знаменитого соседа. Генри даже согласился провести в его компании пару вечеров. Разговаривать с Альфредом и его окружением было увлекательно – это были в основном люди научного круга, им не интересны были работы Генри в кино, зато его мнение по вопросам истории и политики, волновало чрезвычайно.

Поэтому, когда Войт постучался к нему с просьбой приютить на несколько дней его пса, он, кажется был только рад такой компании.

– Куда собрались? – спросил историк.

– Мой старый друг пригласил отпраздновать Пасху вместе, – ответил Генри. – Он живёт в Америке. А я не успел сделать Теду все необходимые прививки. Надеюсь, я не слишком навязываюсь?

– Ну что вы, Генри! – Альфред потрепал по голове Теда. – Я только рад такой компании. И рад за вас, – он торжественно улыбнулся.

– За меня? – переспросил Войт.

– Конечно! Вы стали затворником. Раньше, когда вы только поселились на нашей улице, вы то и дело пропадали по вечерам. Я видел вас из окна своего кабинета, порой вы возвращались не один, – он заговорщицки подмигнул. – Но теперь вы хоть выберетесь из этой глуши и, надеюсь, прекрасно проведёте время с друзьями.

– Мне нравятся вечеринки, которые вы устраиваете со своими коллегами, – сказал Генри, совсем не кривя душой.

– Ах, что там сборище старых учёных… – отмахнулся от него Альфред. – Вы ещё совсем молоды. Вам по возрасту положено развлекаться, крутить романы и прожигать жизнь на полную катушку, – тут его шутливый тон сменился более серьёзным, будто он всё знал о произошедших с Генри переменах. – Не хороните себя раньше времени, мой друг. На этой земле полно вещей, ради чего стоить жить.

Альфред многозначительно посмотрел на него. Несмотря на то, что они сблизились, Генри никогда не рассказывал о своей личной жизни. Но во взгляде соседа чувствовалась такая поддержка, что мысленно Войт пообещал – хотя бы на этот уик-энд он позволит себе пожить в своё удовольствие.

Когда Генри приехал к семейству Гитисов, он поначалу почувствовал себя обманутым, так как дом был полон людей. Но, как оказалось, семья Пола не ограничилась женой и детьми. Здесь были его родители, сестры со своими семьями и несколько кузенов и кузин. Он поочередно представил своего друга каждому. Мужчины пожимали ему руку, а женщины приветствовали широкой улыбкой. Вокруг шныряли и бегали дети от мала до велика. Гостиная, столовая и задний двор были наполнены их криками и смехом.

Генри поздоровался с Джоанной, поцеловал её в щёку и вручил купленный по дороге букет пионов.

– Спасибо, что пригласили. Правда, я думал, что народу будет меньше.

– Да, как-то неожиданно, узнав, что Генри Войт будет праздновать Пасху у нас, – Джоанна многозначительно посмотрела на мужа, – всё семейство Пола вдруг решило нагрянуть.

Генри почувствовал себя неловко – значит, причиной столь большого количества гостей стал именно он. Но Джоанна не злилась на него, хоть ей и пришлось готовить большой званый обед вместо скромного семейного застолья. Она всучила Полу самое большое блюдо и заставила мужа накрывать стол и носить тарелки, пока сама заканчивала с закусками.

– Ни о чём не беспокойся, дорогой, – приободрила его хозяйка, – возьми в холодильнике пиво и иди во двор. Все собрались у бассейна. А если ты захочешь искупаться, вся женская половина семейства Гитисов тебе только спасибо скажет, – она весело ему подмигнула и рассмеялась.

Генри достал банку ледяного пива и вышел на улицу. До этого утра он не был знаком c другими членами семьи Пола, кроме самых близких, хотя и часто бывал у него. Поначалу было неловко, но потом Генри выяснил, что с одним кузеном Пола, Адамом, он в одно время служил в Афганистане. Разговор завязался сам собой. Они долго вспоминали службу, обсуждали в какой армии, США или Великобритании лучше сухпаёк и жёстче командиры. Разговор их так увлёк, что они не услышали, как Джоанна позвала их в дом.

– Два? У меня пять ранений, – будто пытаясь перещеголять Генри, сказал Адам.

– Не знал, что это соревнования, – усмехнулся Войт. Кузен Пола ему понравился, хоть и был малость заносчивым.

– На правой ноге не хватает трёх пальцев. И вот, – Адам повернул голову, – нет мочки. Просвистело рядом. Клянусь, на той пуле было написано моё имя, но что-то меня отвлекло и прошла по касательной, оттяпав сантиметр плоти.

– Простите, что прерываю ваш удивительный разговор о ранениях, но Джоанна уже дважды звала вас к столу, – обратился к ним приятный женский голос. Генри обернулся и увидел перед собой привлекательную молодую женщину. Высокая, статная, с длинными тёмными волосами и карими глазами, она была одета в чудное голубое платье, подчёркивающее её мягкий калифорнийский загар. Он не мог припомнить, чтобы их знакомили.

– Марта! – воскликнул Адам и обнял женщину. – Генри, познакомься. Наша младшая кузина Марта.

Девушка неожиданно протянула руку для рукопожатия, и Генри ответил на него.

– Простите за опоздание. Дела не отпускали даже в такой день, – произнесла она с улыбкой.

– Марта у нас ведёт бизнес одной калифорнийской винодельни, – объяснил Адам. – Прекрасно разбирается в вине. Так что, если понадобится помощь в выборе бордо к мясу, обращайся к ней.

Генри кольнуло от воспоминаний о ещё одной девушке, которая выбирала вино для стейка на его кухне, но он тут же отмёл их, переключив своё внимание на зардевшуюся от похвалы Марту. Они втроём прошли в дом, и Генри не отрывал взгляда от лёгкой походки девушки. На неё было невероятно приятно смотреть. Все её движения были плавны и выверены, будто она заранее их отрепетировала. Джоанна рассадила их так, что Войт и Марта оказались друг напротив друга. Так он мог открыто ей любоваться, что, кажется, только льстило девушке.

За столом все живо переговаривались, хвалили стряпню хозяйки, расспрашивали, что новенького у каждой семьи, и только эти двое молчаливо ловили взгляды друг друга. Каждый заметил их игру в "гляделки". Пола, как опекуна Марты после смерти её родителей, немного беспокоила их взаимная симпатия. И, хоть она уже давно вышла из-под его опеки, он каждый раз чувствовал за неё ответственность.

Конечно, Марта давно уже была взрослой женщиной со своей головой на плечах и наверняка понимала, какой эффект она производит на мужчин своей яркой внешностью и утончёнными манерами. А то, что она произвела его на Генри, не было сомнений ни у одного человека, сидящего за столом.

К вечеру, когда все стали понемногу расходиться, Марта внезапно обратилась к Генри.

– С моей стороны не будет слишком нагло, если я попрошу тебя проводить меня до дома? – она легко прикоснулась к его предплечью и заглянула в глаза. Её зрачки расширились, она покраснела и кокетливо закусила губу. По телу Генри тут же прокатилась жаркая волна, ведь в её взгляде сквозило неприкрытое желание. Он попросил машину у Пола и тот нехотя дал ему ключи, нутром чувствуя, что ночью Войт не будет как обычно ночевать в их гостевой спальне.

Почти всю дорогу до дома Марты, они не проронили ни слова, но в машине стояло такое сладкое напряжение, что, казалось, дрожал сам воздух между ними. Конечно, она пригласила его в дом под предлогом выпить вина. Конечно, они оба старались делать вид, что не думают о том, чем на самом деле хотели бы заняться друг с другом, когда распивали за барной стойкой бутылку Каберне.

Она первая его поцеловала. Её губы были податливы и нежны, пальцы скользили по его плечам, рукам, затем проникли под рубашку. По её уверенным движениям можно было сказать, что она привыкла брать то, что пожелает, и Генри это вполне устраивало. Она будто без слов руководила им в постели, доминируя и заставляя делать так, как удобно ей. Но между тем ему хотелось подчиняться и угождать столь красивой женщине. Она совершенно не стыдилась себя, а наоборот старалась показать все свои грани и подвести к ним его самого.

Секс с Мартой был страстен, порывист и несдержан. Она кончила громко, царапая ему плечи, но, чтобы достичь финала, самому Генри пришлось постараться. Он не был так раскрепощён из-за мысли, что Марта была первой его женщиной после Ники. Будто призрак, она снова незримо следовала за ним, и ему приходилось даже напоминать себе, что рядом с ним одна из самых шикарных женщин, что у него были. Совсем не похожая на ту, другую, уверенная в себе, с потрясающими формами, знающая цену своей красоте и опытности. Но в голове то и дело возникал образ хрупкой затравленной девушки с зелёными глазами.

Марта, чувствуя, что Генри никак не может достичь разрядки, взяла инициативу в свои руки. Она ловко поработала ртом и руками, доведя его до мощного оргазма, ещё больше удивив его тем, что не оставила никаких следов на простыне. Закончив ласкать его член, она вытерла пальчиком губы, призывно посмотрев на Войта. Ловко соскочив с постели, прошла в ванную комнату и включила воду. Она что-то напевала под горячими струями душа и через несколько минут вернулась, обернутая полотенцем. Вода каплями лежала на её коже, от неё пахло цветами и мятой.

– Ты потрясающая, – Генри позвал её обратно в постель, руками обхватил за талию и посадил себе на бёдра. Марта с улыбкой раскрыла полотенце, давая вволю насладиться открывшимся зрелищем. Большая грудь с тёмными ореолами сосков, тонкая талия, тёмные волосы между ног, крепкие бёдра. Она была совершенна и к утру заставила забыть его обо всех призраках прошлого.

На следующий день около полудня Генри вернул Полу машину. Гитис отвёл его в сторону и показал страничку одного таблоида в твиттере. Утром они выложили фото, на котором Генри и Марта, держась за руку, выходят из кофейни. На лице Войта была улыбка, а Марта смотрела на него с обожанием. Подпись под фото гласила "У Генри Войта новый роман? Кто эта девушка?"

– Быстро они, – ухмыльнулся Генри.

– Только пойми меня правильно. Я чувствую себя ответственным за неё и как старший мужчина в семье должен спросить тебя напрямую. Какие у тебя планы в отношении Марты?

– Ты серьёзно?

Но на лице Пола не было и тени иронии:

– Я только надеюсь, что ты не будешь использовать её, чтобы забыть кое о ком.

– Брось, – Генри не мог поверить, что старый друг опустился до того, что стал отчитывать его как провинившегося школьника. – Это уже в прошлом. Уверяю тебя, что у меня и в мыслях не было поступать с ней нечестно. Марта мне нравится. Очень.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lina-lass-31605454/ostavit-na-pamyat/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.