Книга - Чернила под кожей

Чернила под кожей
Марина Сергеевна Комарова


Виноваты звезды
Тая пишет чернилами на бумаге, Макс – на коже. Ее книги – бестселлеры, его татуировки – произведения искусства. Тая и Макс предпочли бы никогда не встретиться, но судьба сталкивает их лицом к лицу, ломая прежнюю жизнь. И никто не подозревает, что у зла два лица, и имя одного из них – любовь.





Марина Комарова

Чернила под кожей





Глава 1

Тая получает предупреждение


– Значит, по-вашему, я неотесанный чурбан?

Он смотрит так пристально, что у меня перехватывает дыхание. Солнце пляшет в янтарных глазах, пропитывает их сумасшедшим золотом, стирая человеческую сущность и оставляя хищного зверя.

Он слишком близко. Сам сел без спросу за мой столик, подпер щеку кулаком и некоторое время молча смотрел, словно зная: тишина заставляет нервничать куда сильнее, чем слова.

В нем все так. Редкий сорт мужчин, на которых смотришь и понимаешь, что он хорош не только на зафильтрованной фоточке в инсте.

Модная асимметричная стрижка: бритый висок и густые черные пряди на макушке. Проколотое ухо. Не трехдневная щетина, но и не борода хипстера-дровосека. Мужественные черты лица, нос немного крупноват, но ни капли не портит общей картины. Янтарно-карие глаза, в которых смешались ирония, любопытство и тень разочарования.

Мощные плечи и мускулистая грудь обтянуты простой черной футболкой. Руки, покрытые цветными татуировками, лежат на крышке стола. И я стараюсь не смотреть на эти руки, потому что осознаю: если ему вздумается ухватить меня за горло и немного подержать, вряд ли получится вырваться.

Такими руками можно свернуть не одну шею. На эти руки лучше не нарываться.

И никто не виноват, что хозяин тату-салона Макс Янг, оказывается, прекрасно говорит по-русски. И столь любезен, что пока еще говорит со мной, а не пытается набить… лицо.

– Это была личная переписка, – говорю я как можно более невозмутимо. – Жаль, моя собеседница не понимает, что такое конфиденциальность.

Вообще-то подлиза и предательница Верка получила от меня по самое не горюй. И, трусливо поджав хвост, забилась в свой запыленный закрытый аккаунт, где плакалась подруженькам, какая же Тайка стерва.

– То есть вы сначала сплетничаете за спиной человека, а потом говорите, что это личная переписка? – приподнимает бровь Макс.

Мне неловко. И стыдно. Почти так же, как когда нахожу ошибки в своих постах, причем допущенные по невнимательности.

– Да, – коротко отвечаю.

Ситуация и правда некрасивая, но извиняться я не собираюсь. И что-либо объяснять – тоже.

Потому что по-прежнему считаю Макса Янга неотесанным чурбаном, который презрительно отзывается о женщинах в искусстве и уверен, что истинными творцами могут быть только мужчины.

– Да? – переспрашивает он.

Стараюсь не смотреть на его кулаки. Не видеть, как они сжимаются. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с янтарными глазами, в которых полыхает бешенство.

Он меня ненавидит. От осознания этой простой истины вдоль позвоночника проносится ледяная волна, пальцы холодеют. Макс медленно поднимается и перегибается через столик, наклоняясь ко мне. Я сижу онемев, не в силах пошевелиться. Внутри все кричит: «Беги!» Только ни руки ни ноги не двигаются… Да что там – даже ресницы замерли! И я не в силах отвести взгляд.

Запах миндаля и геля после бритья затмевает все на свете. Я чувствую, как его дыхание обжигает мочку моего уха. Сильные пальцы стискивают мое запястье, и захват выходит совсем не шуточным.

– Тая, следите за своим язычком, – хрипло шепчет Макс. – Иначе придется принять меры.

Мне страшно, однако я беру себя в руки и почти не дрогнувшим голосом отвечаю:

– И не только вам.

На мгновение в янтарных глазах вспыхивает удивление. Но этот миг так короток, что можно подумать – мне показалось.

– Я предупредил, – роняет Макс. И сдавливает мою руку сильнее.

– Отпустите, – шиплю я.

Он и не думает слушаться. Сверлит меня недобрым взглядом, гипнотизирует, словно удав кролика.

– Тая! – слышу я окрик бармена Дениса, моего друга еще со школьных времен.

Макс будто приходит в себя, медленно разжимает пальцы. Мне уже не холодно, теперь бросает в жар, когда я осознаю: на нас смотрят все посетители кафе.

– Я предупредил, – тихо произносит он, отходит и размашистым шагом направляется к выходу.

В зале висит тишина – душная, тугая, неподвижная. Сидящие возле окна девушки смотрят вслед ушедшему Максу, бросают косые взгляды в мою сторону.

Рука сама сжимается в кулак. Внутри все клокочет от ярости.

Немного спасает только то, что мы говорили относительно тихо, без крика. Мне хочется схватить тяжелую салфетницу в виде домика и запустить куда-нибудь. Или хотя бы стакан. Стакан…

– Выдохни, – звучит над головой голос Дениса, и тяжелая рука опускается мне на плечо. – Чего он хотел?

– В морду, – обретаю я дар речи. Собственный голос кажется хриплым карканьем вороны. Одновременно хочется смеяться и долбануть кулаком по столу. – Ну, Верка, тварь… Я тебе устрою. Будешь знать, как молоть языком направо и налево.

Внутри коктейль эмоций, взрывной и горький. Ощущение, что если еще раз встряхнуть, то все взлетит на воздух.

– Можно организовать, – хмыкает Денис. – Пошли ко мне, налью что-нибудь. Заодно расскажешь, что сейчас произошло.

Я поднимаюсь из-за столика, делаю шаг вслед за Денисом. Возле меня неожиданно оказывается одна из тех девчонок, которые сидели за столиком у окна и таращились на Макса.

– Вы – писательница Тая Грот? – спрашивает она чуть смущенно.

– Да, – на автомате отвечаю я.

– Можно взять автограф? – Ее щеки алеют. – Я обожаю ваши книги.


* * *

Тая Грот – мое настоящее имя. Точнее, Таисия. Красиво и воздушно, однако совершенно не подходит для того, что я пишу.

Редактор так и написал в письме: «Настоятельно рекомендуем выбрать для публикаций более короткое имя». Чтобы запомнили, чтобы лучше отражало рваные, полные сарказма и иронии мысли, которые я вкладываю в каждую книгу. Те обнаженные и раскаленные чувства, которые стекают с каждой страницы, заставляют читателей в гневе закрывать книгу, а потом возвращаться. После осознания, что я права.

Я слишком люблю свое имя и не заменила бы его псевдонимом просто ради пиара, продаж и прочей дряни, которой живет современный мир. Кто-то криво усмехнется, кто-то покрутит пальцем у виска.

«В этом мире всё покупается и продается, детка», – скажет кто-то, зажав сигарету в пальцах и выдыхая сизый дым.

Плевать.

Не всё.

Можно продать тело, но не душу. Это не тот товар, который выйдет взвесить в граммах, завернуть в нарядную упаковку и с улыбкой протянуть покупателю. Бери, дорогой друг, пользуйся, надеюсь, тебе будет хорошо. Хорошо? Да черта с два!

Никто не сможет натянуть вашу душу на себя. Можно в распаханную грудину вставить чужое сердце, но не ее, незримую и бестелесную, которая дает желание жить.

Я всегда считала, что современная проза, несмотря на все похвалы ей, – всего лишь смесь пафоса, громких слов и обычных букв. Описание чего-то простого, обыденного, преподнесенное через рупор рекламы и громкие слова рецензентов. О боже, это шедевр! Господи, автор опередил время! Эти вопросы берут за живое! Ваша жизнь никогда не будет прежней, если вы прочитаете бестселлер этого автора!

Вы не поверите, но будет. И все остальное будет тоже. Написанное в книге – всего лишь вектор. А куда вы направитесь – зависит только от вас, ни больше ни меньше.

Кто бы сказал, что я буду писать современную прозу, – рассмеялась бы ему в лицо. Кто бы шепнул, что обложки моей персональной серии – стерильно белые, с цветными кричащими кляксами, масками, скрывающими лица девушек и юношей, – будут на каждой тумбе и полке в книжном магазине. Кто бы сообщил, что Тая Грот, автор бестселлеров, будет одним из самых приглашаемых авторов на фестивали и книжные ярмарки.

Кто бы…

– Тая, хватит пялиться на дно стакана, давай сделаю тебе еще, – предлагает Денис, щелкая пальцами перед моим лицом и пытаясь привлечь внимание.

Он выше меня на голову, ходит в тренажерку, носит длинные русые волосы, которые обычно собирает в хвост, и отвратительные белые футболки. Почему отвратительные? Потому что они всегда чистые, выглаженные, идеально обтягивают плечи, оставляя на виду мускулистые руки.

Нам неоднократно приписывали роман, но всегда стреляли мимо. Не потому, что у Дениса что-то с ориентацией, просто мы никогда не видели друг в друге кого-то, кроме друзей. Мы как брат и сестра, только без общих родителей и рыбок. Чудовищно разные и не понимающие, как можно спать с тем, кто с тобой пьет.

– Сделай что-нибудь. Как думаешь, почему она кинула ему скрин переписки?

Вопрос срывается с губ сам, обжигает похлеще виски в коктейле, который я успела допить. Меня не особо печалит реакция Макса. Главное – больше с ним не пересекаться. Но Вера… подр-р-руга, твою мать. «Ой, я так люблю твои книги, в них столько правды, мужики такие сволочи. Меня недавно бросили, я вот все прямо снова пережила».

Видимо, недостаточно ярко пережила, раз побежала к Янгу.

– Хочет забраться к нему в постель? – интересуется Денис, вновь ставя передо мной стакан с золотисто-коричневым напитком.

Я морщусь, обхватываю прохладное стекло ладонью.

– Какой ты пошляк! И вы, мужчины, еще смеете утверждать, будто секс – это далеко не все, что вам нужно.

– Конечно, – невозмутимо кивает Денис. – Я никогда не откажусь от завтрака после секса. Знаешь, сколько энергии тратится на ночь страсти?

– Пойдем посчитаем?

– Вообще не вопрос. Только с моей подружкой договариваться будешь сама. Вряд ли она будет в восторге, если рядом сядет тетка с сомнительными намерениями и начнет вслух считать.

– Я буду считать в ритм, – говорю с каменным лицом, делаю глоток и морщусь. – Ты сюда спирта налил?

Денис закатывает глаза.

– Женщина, ты ничего не понимаешь в прекрасном. Глядя на твою реакцию, я зарабатываю комплекс неполноценности. Ты хочешь потом оплачивать мне психотерапевта?

– Единственное, что я могу оплатить, это Зинаида Петровна с пятого этажа. Уверен, что именно это тебе надо?

Денис бормочет о моей жестокости, а я довольно улыбаюсь. Упомянутая Зинаида Петровна кому угодно вынесет мозг и продаст его на черном рынке. Даже то, что болтливая старушка отошла от тебя, уже приносит неземное счастье. А если отошла несколько раз за день, то вы самый счастливый человек на свете.

Мобильный подает признаки жизни, «Телеграм» оповещает о новом сообщении. Открываю мессенджер и пробегаю глазами послание:

Vera Krumlova: Привет, Таечка! Напоминаю, что сегодня в кафе в 19.00, как и договаривались. Девчонки все будут, только Валя немного задержится.

И дурацкий стикер в виде мультяшного персонажа.



Так-так, значит, напоминаешь. Ну хорошо.

– Тая, почему мне уже хочется звонить в полицию? – косится на меня Денис.

– Потому что тебе не нравится моя рожа, – говорю предельно четко и прямо. – Но я накрашусь, не переживай.

И мы поговорим, Верочка. Прямо сегодня, в девятнадцать ноль-ноль. Моли бога, чтобы было куда бежать.


* * *

Домой я залетаю, просчитывая, получится ли сделать все нужное и успеть на встречу в кафе. Мы с Денисом совсем не вовремя заболтались. Точнее, я болтала, а он слушал и норовил подлить свой очередной шедевр. Картина словно в анекдоте:

– Тая, почему бутылка пустая?

– Я лечила рану.

– Какую?

– Душевную.

Рана была не слишком велика; я прекрасно осознаю, что моя вина в случившемся тоже есть. Поэтому вцепиться в выбеленные локоны Веры точно не смогу. Пусть и очень хочется.

Оставляю сумку в коридоре, стаскиваю через голову легкое платье.

– Алена, ты дома? – кричу так, чтобы младшая сестра услышала сквозь тяжелый рок в наушниках.

Никакой реакции. Пробегаю коридор, распахиваю дверь в ее комнату.

Мелкая сидит в позе лотоса на стуле, в одних коротких шортах и громадных наушниках с кошечками. Соломенные волосы собраны в пучок, очки свисают с кончика носа.

Алена увлеченно стучит по клавишам и не слышит, что в комнате есть кто-то кроме нее. Закатываю глаза, считаю до десяти и велю себе успокоиться. Что в лоб, что по лбу. Сестра не заметит ничего вокруг, даже если произойдет землетрясение. Айтишница в доме – еще та радость. Хотя если сравнивать с писательницей, то вполне ничего.

Кладу руку на плечо Аленки. Та вздрагивает, сдергивает наушники, внимательно смотрит на меня.

– Тьфу, напугала, – глубокомысленно выдает и быстро закрывает окно на мониторе. Однако я все равно успеваю заметить, что она не «кодит», а болтает в чате с долговязым дружком.

– В следующий раз так зайдут воры и вынесут тебя, – хмурюсь я, стараясь выглядеть суровой старшей сестрой.

Аленка фыркает.

– Ой, все! Кому тут что надо?

Это неприятно колет, но в целом она права. У нас особо и утащить нечего. Ценность представляют только наши компьютеры. Стиральная машинка, бойлер, плита – ну… такое. Оно дышит, но только после искусственного дыхания, и постоянно грозится уйти на покой.

Ни мои гонорары, ни стипендия отличницы-второкурсницы Алены никак не позволяют жить на широкую ногу.

– Там курьер твои авторские принес, – сообщает Аленка, лениво тянется за растянутой майкой с совой и надевает ее.

Нагота ее никогда не смущала, а мое присутствие она воспринимает как нечто само собой разумеющееся. Временами Аленка считает меня второй мамой, временами – лучшей подругой. Ни той ни другой стесняться нет смысла.

– Я сегодня иду к Ляле на день рождения. Останусь с ночевкой. Весь дом в ее распоряжении, будут только девчонки.

– Хорошо, позвонишь, – киваю я.

Не стращаю Аленку никакими глупостями – хотя бы потому, что мне досталась сестра с головой на плечах. Да и коды ее интересуют куда больше, чем парни. А Ляля – такая же двинутая айтишница, как и Аленка. Нашли друг друга.

Сестра не влезает в сомнительные компании. В подростковом возрасте были попытки, но, переступив двадцатилетнюю черту, Алена Грот водрузила на нос очки и остепенилась. Ну, местами.

– Ты сегодня на девичник? – спрашивает она, не отводя от моего лица зеленых глаз.

Таких же, как у меня. По ним сразу вычисляют, что мы сестры, – слишком уж похожи и цвет, и взгляд.

– Да, – коротко отвечаю ей. – Но сначала в душ.

Пока что я не готова рассказывать ни про Веру, ни про Макса Янга. Не слишком хочется признаваться в своей глупости. И не особо тянет говорить о тех, кто меня подставил.

Горячая вода обжигает кожу, но я этого почти не замечаю. Мысли далеки от белого кафеля и геля с ароматом абрикоса.

Приняв душ, я заматываюсь в полотенце, протираю запотевшее зеркало и некоторое время смотрю на свое отражение. Не красавица и не уродина. Обычная девушка двадцати пяти лет, далекая от глянцевых кукол с фотографий в соцсетях.

Белая кожа, черные волосы, удивительно красивые руки и несколько лишних килограммов, которые никогда меня не смущали. Никогда не была моделью и не стремилась. Есть чем гордиться, кроме засушенной фигуры.

Перед глазами почему-то возникла Вера. Стройная, хорошенькая, всегда с таким вниманием слушающая мужчин, что даже самый убогий задохлик чувствует себя орлом. Умеет. У меня же даже рядом с такими, как Макс и Денис, не возникает желания казаться глупее, чем есть на самом деле.

Сама с изумлением отмечаю, что подумала про Макса. Это еще что такое? Неотесанный чурбан с шовинистическими замашками, считающий, что он выше других. Вот и все.

На гулянку собираюсь быстро. Джинсы, рубашка, легкий макияж. Волосы только выравниваю, и они струятся жидким черным стеклом, будто обсидиан в руках древних жрецов майя.

Подхватываю сумку. Кричу Аленке, что ушла. Сестра желает хорошо оторваться. Горько хмыкаю, качаю головой и выхожу из дома.

Несмотря на то, что солнце садится, вечерняя прохлада не спешит обнимать город прозрачными руками. Все равно душно и немного влажно.

Многих это утомляет. Начинают страдать и раздражаться, что солнце жжет, облака не закрывают небо, а ветер, горячий и безумный, не дает сделать и вдоха, швыряя в лицо пыль и южный зной.

А я люблю лето. Люблю, что не нужно надевать лишние вещи, не нужно бояться перемерзнуть и подхватить простуду. Летом совсем не так, как зимой.

Лето – гомон и шум, зима – белое безмолвие, не менее страшное, чем черная немота ночи.

До кафе всего три остановки, но я проезжаю две и выхожу. Мне нужно пройтись, подумать и привести мысли в порядок.

Исходные данные: Макс Янг, альфач, парень с картинки, хозяин тату-салона, обладатель инста с сотнями тысяч подписчиков, шовинист с улыбкой. Он умудряется говорить гадости не так явно, чтоб его хотелось превратить в шашлык, и нравится тем, кому хватает ума оценить лишь его накачанный торс, но не его мысли.

Сомневаться в том, что поклонниц у Янга больше, чем у Аленки фантазий на тему «я-стану-богатой-и-знаменитой», не приходится. Часть женщин возмущена его высказываниями, часть – наоборот. Как же… иностранец, красавец, мачо. Тьфу.

Я вижу, что к аккуратному коричневому зданию с оранжевой черепичной крышей подходит Танька – неизменная хохотушка, наш извечный заряд позитива. Ей в босоножку попал камешек; Танька смешно прыгает на одной ноге, опирается рукой о стену, вытряхивает его, а потом почти бегом влетает в кафе.

Наверняка там уже сидит Лизавета – сухая и строгая шатенка в очках, которая непременно все делает правильно, всегда долго и нудно отчитывает за проступок. Но на Лизку никто не обижается: стоит случиться чему-то нехорошему, она мчится тебе на помощь. При этом не забывает выносить мозг, но уже не так агрессивно.

Я перехожу на другую сторону, скрываюсь за рядом дорогих машин. Вообще-то здесь нельзя парковаться, но пока не ловят, многие плюют на это правило. И этим сейчас оказывают мне неоценимую услугу.

Подъезжает такси, Вера выпархивает, будто фея. Сегодня она дивно хороша в новом белом платье. Прямо видится, как здорово по нему растекается красное вино из случайно задетого моей рукой бокала. Растекается, впитывается и выглядит как кровь, лишь подчеркивая белизну наряда.

Я делаю глубокий вдох, заталкивая подальше кровожадные мысли. Бить Верке морду отменяется, держать за горло – тоже. И уж совсем удивительно будет, если я, не любящая красное вино, вдруг решу его заказать. Это бросится в глаза так же, как если бы я пришла с зелеными волосами. Не преступление, но замечено будет сразу.

В какой-то момент я осознаю, что не хочу заходить к девчонкам. Обида скрутилась внутри змеей, расцвела отравленным цветком. Как ты могла? Подруга. Ну-ну. Сама недавно плакалась в жилетку, что бывший оказался гадом, не считающим женщин за человека, а тут…

Кстати, как давно она знакома с Янгом?

От этой мысли я аж останавливаюсь. Пришло в голову бог знает когда, хотя надо было сразу подумать об этом. Но из-за разговоров с Денисом все отошло на задний план.

Смотрю по сторонам и понимаю, что отошла от кафе уже на приличное расстояние. Сказываются частые прогулки пешком – ноги не устают даже на каблуках.

В сумочке звонит мобильный. Достаю его, тупо смотрю на зеленый и красный кружочки, на надпись «Вера» посреди экрана.

Ненавижу.

Убью.

Отключаю звук, но не сбрасываю. Пусть думает, что не слышу.

Ускоряю шаг. Хорошо, здесь глухой переулок, никого нет. Пройдусь до сквера, напишу эсэмэску кому-то из девчонок, что не приду. Причина еще не оформилась в мозгу, но что-нибудь сымпровизирую. Писательница я или где?

Снова звонит телефон. На этот раз Валя. Она, видимо, уже пришла. Но из меня точно вытянули все силы, и я не могу даже пальцем пошевелить, чтобы сбросить или принять вызов.

Медленно поднимаю взгляд и решаю перейти дорогу под звук китайской флейты, что до сих пор льется из динамиков мобильного. Кажется, слышу шум мотора, но внимание переключается на парня, прошедшего передо мной.

Он выходит на дорогу, и что-то выпадает из его кармана. Парень наклоняется, чтобы подобрать.

Я слышу гул мотора совсем близко, бросаю взгляд в сторону, с ужасом осознаю, что это машина. Вдоль позвоночника проносится ледяная стрела, колени слабеют.

«Он не успеет, не успеет!» – бьется бешеная мысль.

Тело начинает действовать само. Просыпается древний инстинкт: сначала действуй, потом – думай. Я бросаюсь вперед, с силой отталкиваю парня с дороги. Но не удерживаюсь, лечу следом и падаю прямо на него.

Он вскрикивает, я различаю хриплое:

– Fuck!

Мое колено обжигает боль, с губ слетает хриплый стон.

Машина проносится мимо, мы выигрываем спасительные миллиметры. Все тело горит, мысли расползаются, словно мокрый шелк под острыми ножницами. Сердце колотится как ненормальное, подскакивает к самому горлу. Опираюсь ладонями на грязный асфальт, делаю глубокий вдох.

А потом поднимаю голову и встречаюсь взглядом с тем, кому только что спасла жизнь.

Его глаза полыхают янтарем.




Глава 2

Тая, чаепитие и окровавленные джинсы


Здравствуйте, Тая!

Я тоже писательница, заканчиваю первую книгу. Буду благодарна, если вы дадите рецензию и сможете послать рукопись в издательство. Спасибо!

Виктория, г. Томск



Здравствуйте, Виктория! Успехов вам и вдохновения в работе над книгой. На сайте каждого издательства есть электронный адрес, куда можно направить рукопись. Удачи!

Тая Грот



Вывод: Не перекладывайте на плечи других то, что можете сделать сами.



Глупее ситуации не придумаешь. Я сижу напротив человека, который еще недавно обещал мне устроить неприятности, если что-то пойдет не так. Он – напротив женщины, которая ему не нравится ни поведением, ни словами.

Но я спасла ему жизнь. И понимание этого прорывается сквозь туман, пытаясь достучаться до моего разума. Жалко, череп настолько крепкий, что ничего не выходит и слышны лишь гулкие удары по нему. Хотя что за глупость? Это колотится мое сердце, которое подпрыгнуло к самому горлу.

– У вас кровь, – говорит Макс, зачарованно уставившись на мою ногу.

При этом он не особо встревожен тем, что у самого скула и щека содраны в хлам. Все-таки удар получился неслабый.

Перевожу взгляд на бедро… Кровь проступила сквозь джинсы. Выглядит так страшно, что в первый момент перед глазами темнеет. Но я беру себя в руки, вспомнив, что не так давно сильно расцарапалась об угол в коридоре, когда отпрыгивала от рухнувшей полки. Видимо, кровь снова пошла. Пока еще не получается сообразить, где именно болит сильнее всего. Меня будто стукнули всем телом о дорогу, но при этом не проходит идиотская радость, что все обошлось. Интересно, это на меня так падение на асфальт действует?

– Царапина, – говорю я почему-то пересохшими губами.

Макс выдает нецензурную тираду, в которой можно смутно угадать эпитеты для мудака-водителя и неразумной писательницы. У меня перехватывает дыхание от возмущения. Да ты… Да я тебя…

Он поднимается, шумно выдыхает, потом подхватывает меня за руку и практически вздергивает на ноги. Голова кружится. Я забываю высказать все, что о нем думаю, хватая воздух ртом. Кажется, с ерундой я переборщила. Но мог бы и осторожнее.

Макс вроде бы осознает это, хоть и не сразу.

– Больно? – глухо интересуется он. – Идти сможешь? Я живу близко, надо забинтовать рану. Или в больницу?

Я пытаюсь выдернуть руку, чтобы освободиться из мертвой хватки, однако Макс не дает этого сделать.

– Ответ неправильный, – говорит он мягко, но раздражение клокочет в его голосе.

– Не надо в больницу, – наконец отвечаю я, сообразив, что он задал вопрос. – Но к вам я не пойду.

– А я не отпущу, – говорит он с таким обезоруживающим спокойствием. Не веря своим ушам, смотрю на него во все глаза.

– Что за бред? – интересуюсь чуть громче, чем хотелось бы.

– Вам помочь? – слышится голос рядом.

Мы оба как по команде поворачиваем головы. Рядом стоят парень и девушка, держатся за руки. Смотрят с сочувствием и настороженно, словно маленькие дикие зверьки. Но не безразличные зверьки, а те, что не смогли пройти мимо двух людей, с которыми явно что-то не так.

– Нет-нет, все в порядке, – неожиданно обворожительно улыбается Макс. Подхватывает меня под локоть и осторожно отводит в сторону. – Только ушибы.

Молодые люди не успевают ничего сказать. Я слежу за тем, как перебираю ногами вслед за Максом, чтобы не грохнуться снова.

– Тая, поверьте, я понимаю, что не похож на рыцаря из ваших мечтаний. К тому же не я спас вас, а вы – меня. Но оставаться там по меньшей мере тупо.

– А вы хотите остро? – огрызаюсь я.

– Я люблю остро, – хмыкает Макс, – если вы, конечно, помните о моей работе.

Не сразу понимаю, что речь идет про нанесение татуировки. Зато почти мгновенно ощущаю желание опустить на его затылок что-то тяжелое. Но вместо этого невольно цепляюсь взглядом за нечто, белеющее под его черными волосами. Я моргаю. Малюсенькая полосочка, но что это?

– Возможно, вам действительно нужно в больницу, – тем временем произносит Макс.

– Или вам, – автоматически говорю я.

– Я здоров.

Возвращается желание треснуть по голове. Надо было не спасать.

Но тут же в груди что-то болезненно скручивается; перед глазами проносится ужасная картина – как машина сбивает Янга и тело отбрасывает в сторону.

Меня передергивает.

Макс бросает на меня быстрый взгляд.

– Мы на месте, – неожиданно спокойно… нет, успокаивающе говорит он и затягивает меня в подъезд. А потом мы оказываемся на втором этаже.

Здесь чисто и вполне уютно. Правда, отмечаю я это только краем сознания. Бедро начинает ныть, колено тоже.

Он открывает дверь, заводит меня в квартиру.

– Здесь живет мой друг. Не пугайся, порядок тут такой же редкий гость, как и писательницы любовных романов, – сообщает Макс и дергается в сторону, когда я якобы случайно наступаю на его ногу.

Дверь закрывается, щелкает замок. Появляется дикая мысль, что зря я пошла за ним, ведь теперь этот человек может сделать все что угодно. Однако все мысли исчезают, когда звонит мой мобильный.

Вера.

Почему именно она?

Сейчас я бы с куда большей радостью услышала Вальку или Лизавету, начавшую отчитывать меня за опоздание сразу же после гудков. Макс успевает глянуть на экран телефона, и, кажется, ему не нравится мое выражение лица.

– Та самая? – будничным тоном интересует-ся он.

Та самая. Стерва крашеная, которая сливает переписку, думая, что заслужит теплое отношение того, кому «раскрывает глаза». На меня глаза раскрывать не стоит. Если мне не нравится Макс Янг, то он не нравится ни в личной переписке, ни вот так вот, когда стоит рядом.

Отвечать не хочется, но я нахожу выход и молча киваю. Пусть понимает как хочет.

– Знает? – сухо уточняет он.

Качаю головой и уже хочу отправить мобильник в сумку, но Макс опережает меня – практически выхватывает его из рук и нажимает кнопку вызова.

– Эй! – Я вспыхиваю, пытаясь отобрать мобильный, однако на меня даже не реагируют.

– Добрый вечер, Вера, – произносит Макс безукоризненно вежливо. От его низкого голоса у меня по коже бегут мурашки, колкой ледяной крошкой ссыпаясь вдоль позвоночника.

Макс внешне предельно спокоен, однако я буквально кожей чувствую, что он сдерживается.

– Можете не беспокоиться, с Таей все в порядке. После нашей беседы я решил познакомиться с ней лично. Знаете ли, не каждый день выпадает возможность побеседовать с писателем тет-а-тет.

Я недобро щурюсь, но не могу не признать, что удивлена. Каждое слово Макса – лезвие, завернутое во фланелевую ткань. Мягко-мягко-мягко, но стоит показаться острому краю – и у тебя перерезаны жилы, а кровь без остановки стекает по пальцам и линиям на ладони.

– Нет-нет, приезжать не стоит, – улыбается Макс, – у нас все в порядке. Правда, Тая?

– Поди к черту. – Это единственное, на что я сейчас способна.

Голова кружится, хочется сесть. А еще больше хочется подальше послать Макса Янга, в квартире которого я оказалась так некстати.

– Все хорошо. До свидания, Вера, – прощается Макс и возвращает мне мобильный.

– К чему этот цирк? – немного устало спрашиваю я.

– Не люблю предателей, – пожимает плечами Макс. – Лучше честный враг, чем друг, готовый в любую минуту выложить твои тайны постороннему.

С интересом смотрю на Макса. Для красного словца говорит или действительно не переносит такого? Ведь Вера в каком-то смысле оказала ему услугу. Например, показала, что с ней всегда нужно следить за языком. Судя по его лицу, услугу он оценил, а вот саму Веру – нет.

– Проходи, – он чуть хмурится. – Тут у Алика вечный бардак, но уж как есть.

Бардак и правда в наличии. Вещи, коробки, баночки с краской, горшки с цветами и полосатый кот, который лениво лежит на подоконнике и смотрит на нас одним желтым глазом. Потому что вторым усиленно спит и не собирается возвращаться в прекрасный мир под названием Бодрствование.

Диван у этого неизвестного мне Алика на удивление дорогой и качественный. Если бы на нем не лежала гора вещей подозрительного вида, вообще было бы хорошо.

Пока Макс пошел за перекисью и бинтами, я успела осмотреть квартиру. В принципе, бардак больше из-за раскиданных вещей, а не из-за грязи. Не удивлюсь, если кто-то сюда все же ходит прибирать.

На стенах висят картины. Сплошь фэнтези и фантастика. Угадываются Ройо и Валеджо. Еще какие-то мастера, но с ходу понять, кто именно, не получается. Была бы тут Лизавета, она б сразу определила, что да как.

Сегодня она точно будет приглашать на свою выставку в среду. Мгновенно чувствую укол совести. Нехорошо. Впрочем, позвоню, покаюсь и все равно приду же.

Макс возвращается, критически смотрит на меня.

– Раздевайся, – роняет сухо и невозмутимо, будто предлагает пойти выпить чаю.

– Сам раздевайся, – вовремя нахожусь с ответом. – Или ты для этого меня сюда и затянул?

Вопрос глупый, нацеленный исключительно на то, чтобы Макс фыркнул и брякнул что-то вроде: «Ты не в моем вкусе, детка», – и больше не пытался играть в доктора.

В конце концов я просматривала его инсту. Девочки все как на подбор: длинноногие, с тонкой талией и светлыми волосами до задницы. Как детские печатки из магазина – все одинаковые.

Но совершенно не мое дело, с кем предпочитает спать Макс Янг. Так же, как и не его дело – мои бедро и колено.

– Тая, – начинает он, закатив глаза, – чтобы переспать с женщиной, мне необязательно ее тащить в дом друга.

– Макс, чтобы обработать рану, мне не обязательно скидывать штаны перед незнакомым мужиком, – в тон отвечаю я и подхожу ближе к нему.

Снова чувствую запах миндаля. Почему-то возникло желание коснуться его окровавленной щеки, убедиться в том, что кровь настоящая.

– Тая…

Я забираю перекись и бинт, иду в ванную, искренне надеясь, что планировка тут типичная и мне не придется блуждать по хоромам неведомого Алика.

Макс следует за мной, но, когда дверь ванной закрывается прямо перед его носом, не пытается постучать или войти. Зато я прекрасно слышу, как он ругается на смеси английских и русских слов. При этом русские у него выходят намного задорнее и сочнее.

Джинсы удается стянуть самостоятельно; шиплю как кошка, когда боль возвращается. Беглый осмотр дает понять, что ничего серьезного не повреждено. Разодрала кожу, получила ушиб. Колено сгибается и разгибается, но подлатать в домашних условиях придется.

Быстро бинтую. Джинсы приходится натягивать испачканные, но застирывать их здесь я не собираюсь. По моим прикидкам, я укладываюсь в предельно короткое время. И, выйдя из ванной, едва не зашибаю дверью Макса.

Кто же знал, что он надумает пройти мимо именно в этот момент?

– Ну как? – спрашивает он.

Я вижу, что он так и не обработал рану. Чайник, что ли, ставил? Мужчины. Порой с ними чертовски сложно, когда дело доходит до лечения. Они не боятся врага, который желает их убить, но могут до последнего опасаться врача, который хочет им помочь. Мы настолько чудовищно разные, что вполне можем быть и с разных планет. Мужчине никогда не понять женщину. Женщине – мужчину. Только поверхностно и картонно, будто в темном зале с огромным экраном, где идет красочный фильм. Эффект есть, но, чтобы понять, как все работает, времени слишком мало. Конец. The End. Fin. На выход из зала, пожалуйста, скоро следующий сеанс. Вуаля!

– Нормально, – отвечаю я. – Теперь ты.

– Справлюсь без помощи, – говорит он резче, чем можно было бы в такой ситуации. Однако я не слушаю, хватаю его за руку и затаскиваю в ванную.

Макс не сопротивляется. Видимо, предполагал, что девушка, которую почти силой привели в чужой дом, будет робко стоять в углу и бояться взглянуть на своего господина.

Не буду.

Никогда тихо не стояла и не собираюсь. С детства приходилось осваивать мужскую профессию, быть в мальчишечьем коллективе и самостоятельно принимать решения.

Я вижу, что янтарные глаза вспыхивают от гнева, но эта искра быстро гаснет, потому что Макс понимает: я права. Ворчит что-то про странную писательницу, явно не знает, выставить меня или оставить.

Я складываю руки на груди.

– Не уйду, – сообщаю таким тоном, что он даже замирает. – А то потом скажут, что недоспасла, недосмотрела и создатель прекрасных татуировок умер в расцвете сил.

Между его бровями появляется морщинка. Я настораживаюсь, пытаясь понять, что именно его зацепило в сказанном, но в следующую секунду Макс резко поворачивается и рывком включает воду.

Я наблюдаю за всем процессом от начала до конца. Не реагирую, когда мне внезапно весьма тактично указывают на дверь. Потому что Макс, словно шкодливый мальчишка, не делает как нужно. А еще он забавно морщится и даже не подозревает, что я вижу его отражение в зеркале.

Да, надо выйти. Но внутри плещется что-то дьявольское и веселое, до ужаса любопытное, неощутимое под пальцами. То самое, что когда-то бог вложил в женщину, понимая: ей необязательно иметь чертика на плече, чтобы низвергнуть в бушующее пламя одну мужскую душу или целые государства.

В дверном проеме появляется полосатый кот, обнюхивает мои ноги, переводит вопросительный взгляд на Макса. В одном взгляде этого хвостатого мерзавца больше разума и знания мира, чем в сотнях тысяч фоточек гламурных девочек и мальчиков из Инстаграма.

В конце концов я не выдерживаю, делаю шаг к Максу.

– Дай, – говорю отрывисто и хрипло, в этот момент даже не подозревая, что произношу эти слова с интонацией Янга.

Ватный тампон, пропитанный перекисью, оказывается в моих руках. Касается загорелой кожи, стирает уже потемневшую кровь.

Воздух становится вязким. Я чувствую, что Макс напряжен, хоть он не пошевелил и пальцем. Хищник замер. Хищник напряжен. В любой момент готов кинуться и вцепиться в горло.

Жесткая щетина покалывает мои пальцы, жар кожи обжигает; почему-то становится тяжелее дышать.

Макс близко. Я все еще помню жесткий захват на своем запястье и не собираюсь забывать его. И взгляд, полный притушенной ярости. И шепот, от которого становилось не по себе.

Я стою в клетке с хищником. Один на один. И адреналин будоражит не хуже, чем алкоголь. Я не знаю реакции этого зверя. Но мне нравится смотреть на него: на сильное гибкое тело, на расцветающие шипами и демонами татуировки на руках и плечах. И на кровь на лице тоже нравится смотреть.

Кот протяжно мяукает. Макс вздрагивает и переводит взгляд на питомца.

– Пират, ты…

– Так лучше, – сообщаю я, быстро заканчивая начатое. – Теперь нужен еще лейкопластырь.

– Сразу в мумию. – Он перехватывает мою руку, чуть сощуривает глаза. – Достаточно, доктор Грот, вы сделали все что могли. Пациент больше не хочет.

«Ну и дурак», – едва не слетает с языка, однако я только пожимаю плечами.

Большой мальчик. Сам разберется.

Аккуратно высвобождаю руку и выхожу в коридор. Пират смотрит на Макса как на больного. Потом поворачивается и следует за мной. Кажется, на уровне инстинктов чует, что случайно появившаяся в доме женщина может накормить. Ну или хотя бы приласкать – совсем не так, как это делают грубые мужланы.

Я присаживаюсь на корточки и начинаю ворковать с Пиратом. Глажу по голове и спине, чешу за ушками. Кот начинает оглушительно мурлыкать – маленький трактор, модель «Полосатый».

– Ну охренеть, – мрачно комментирует происходящее Макс. – Уже и кот меня предал.

Я ничего не говорю, сохраняя невозмутимое выражение лица. Делаю вид, что все идет по плану. Хотя на самом деле все куда проще: я просто понятия не имею, что делать дальше.

Поэтому не особо сопротивляюсь, когда Макс все решает сам.

– Нужно выпить, – говорит он. – Дезинфекция не только снаружи, но и внутрь.

Изначально хочется запротестовать. Не собираюсь пить… Но Пират нагло тычется в мои колени, требуя ласки, и я теряю равновесие. А Макс вовремя оказывается рядом и помогает встать.

Через некоторое время я сижу на чужой кухне, пью кофе с коньяком и смотрю на мужчину, которого совсем недавно готова была размазать по стенке. Фигурально выражаясь. Ибо то, что Макс не слабак, было ясно даже по фотографиям, не то что вживую.

Кофе горчит, коньяк тоже. Но хмель не берет. Все уходит на стирание эмоций, на успокоение расшатанных нервов. Стресс никуда не ушел, просто затаился ядовитой змеей, выжидая подходящего времени, чтобы укусить как можно сильнее.

«Назову какой-нибудь текст „Чаепитие на окровавленных джинсах“ и укажу, что по реальным событиям», – мелькает шальная мысль.

Странное название больше привлекает, чем отталкивает. Мой читатель привык, что у меня все… странное. Непонятное. Заставляющее сломаться шаблон.

– Ты меня нервируешь, – глухо говорит Макс, делая глоток из большой кружки с отколотой ручкой. – Когда так смотришь.

– А как мне еще смотреть? – едва сдерживаю нервный смешок, подкативший к горлу.

– Скромнее, – предлагает он.

От возмущения я теряю дар речи. Что значит «скромнее»? Это намек, что я его разглядываю словно девочка, никогда не видевшая мужчин?

Уже собираюсь сказать, что не думала на него смотреть в принципе, как взгляд падает на его руку. Замираю, сделав вдох. Очарованно. Безмолвно. Неподвижно. Разглядываю каждую детальку, каждую линию, переход одного цвета в другой. Это круто. Просто нереально круто. Целый мир, созданный вбитой в кожу краской и тонким чутьем прекрасного.

Я видела мужчин, но подобные татуировки – никогда. Не так близко.

Макс перехватывает мой взгляд, но ничего не говорит. Пауза снова затягивается. Однако в этот раз она не кажется неприятной или вымученной. Она просто есть. Я рассматриваю рисунок, Макс ждет. Просто ждет. И даже не ясно, нужны ли ему мои слова.

Но я сейчас об этом не думаю.

– Красиво, – тихо говорю я.

Похоже, мой голос звучит именно так, как надо: Макс открывает рот, потом закрывает. Чуть хмурится. И кивает.

– Спасибо.

– Кто это делал? – спрашиваю.

И тут же сама осознаю, что имя мастера мне ничего не скажет. Но нельзя просто так взять и не спросить. Эти стебли с шипами будто настоящие. Еще немного, и можно будет почувствовать, как натягивается кожа, ощутить капли горячей крови.

Нестерпимо хочется прикоснуться, провести кончиками пальцев по чернильно-фиолетовому стеблю, однако я приказываю себе этого не делать. Это уже не желание ощутить прекрасное, это прикосновение к мужчине, который напряжен сверх меры и вряд ли ждет, что я буду его касаться.

– Эдик, – произносит он как-то отстраненно и задумчиво. – Эдуард Каспийский.

Имя, конечно же, как я и ожидала, ничего не говорит, но от меня не укрывается заминка, с которой он произнес имя мастера. Друг? Знакомый? Или все же мне показалось, и Макс просто ответил на мой вопрос?

Нетерпеливый звонок мобильного прерывает все расспросы. Успеваю заметить номер Лизаветы, сбрасываю. Одной рукой быстро набираю сообщение, что жива-здорова, все хорошо, потом расскажу, Верке рассказывать не надо.

Ответ Лизаветы лаконичен до изжоги: «Убью».

Я немного даже ощущаю угрызения совести, но это длится недолго. Лизавета всегда такая. Все же школьный учитель – это на всю жизнь. А учитель математики – до бесконечности пространства и времени. И мало кому интересно, что Лизавета уже несколько лет как ушла из школы, оставив своих учеников, и рисует картины. Да, и устраивает выставки.

Мы с ней похожи. Обе учились совсем не на тех, кем в итоге стали. Обе выслушивали от родных и друзей заверения, что ничего не получится, что не стоит бросать теплое и знакомое место ради мечты в небе.

Они ведь не подозревали, что дорога в небо подкреплена каждодневным трудом над стальной лестницей, с которой можно не только прикоснуться к мечте, но и крепко взять ее за руку.

Мечтайте. Делайте.

Только так.

– Никак не успокоятся? – хмыкает Макс. – Я не ем женщин на ужин, даже если холодильник пуст.

Последнее и так понятно, потому что на столе, кроме кофе, и нет ничего. Но это не романтический ужин и не деловое свидание. Просто попытка сгладить неловкость перед тем, как я уйду. Хотя не исключаю того, что Макс не представляет, что делать со мной дальше, так же, как и я.

– Переживают, – нахожу как можно более нейтральный ответ. – Обычно такого не случается.

– Какого? – невинно уточняет он. – Ты не падаешь под колеса машин или не вытаскиваешь оттуда мужчин?

Допиваю кофе, хмыкаю:

– Увы. Ни того ни другого. Благодарю за кофе и перекись. Я запомню этот вечер.

– Только прошу не описывать в книгах, – закатывает он глаза. – Хочу сохранить свою невинность в книжном мире.

Ни черта у тебя не выйдет, дорогой.

Но это тебе знать не обязательно.

Успеваю только улыбнуться, потому что снова разрывается мобильный. Хочется уже схватить трубку и рявкнуть на подруг, но на экране неожиданно вижу: «Ляля».

И тут же делается не по себе.




Глава 3

Тая, больница и неожиданный помощник


– Вы только не переживайте, – говорит она своим низким, совершенно не подходящим юной девушке голосом. – Уже все хорошо.

Ударение на «уже» никак не дает расслабиться и переключиться. С Аленой что-то произошло, иначе Ляля не стала бы звонить. Не потому, что считает меня недостойной, а просто не любит лишний раз трепаться по телефону.

– Что случилось? – спрашиваю резко охрипшим голосом.

Замечаю, что Макс внимательно смотрит на меня. Немного хмурится, явно заметив, что это не тот звонок, после которого люди прыгают от радости. Но молчит, уже за это спасибо.

– Алена упала в обморок, – отвечает Ляля спустя какое-то время. – Мы вызвали скорую, потому что не могли привести ее в сознание. Но сейчас все в порядке. Приезжайте.

И диктует адрес больницы.

Каждое слово кажется маленьким стеклянным шариком, что со звоном ударяется о металлическую преграду, вдруг воздвигнутую вокруг моего мозга, и отлетает от нее.

Ляля словно что-то чувствует и терпеливо повторяет. Я механически киваю, потом встаю, бездумно кручу телефон в руках.

Некоторое время на кухне царит тишина. Недопитый кофе остывает, Макс Янг ждет, когда я соберусь с мыслями и скажу, в чем дело. Однако пускаться в откровения я не буду. Не здесь, не с этим человеком.

– Спасибо за кофе. Мне надо ехать, – говорю глухо и поражаюсь, насколько чужим кажется собственный голос.

Будто говорит не живой человек, а бездушная кукла, наполненная опилками. Кукла, которая только-только научилась разговаривать и делает это жутко, неумело и странно.

– Куда? – коротко интересуется Макс, не сводя с меня взгляда.

– В больницу.

Ответ самый короткий из всех возможных. Но я брякнула не подумав, и теперь наблюдаю, как медленно вытягивается лицо Макса от удивления. Поэтому спешно добавляю:

– Там моя сестра, надо ехать.

И выхожу из кухни в коридор. Макс, не заставив себя ждать, следует за мной. Выпустит по-быстрому, на улице уже вызову такси. Заодно подышу свежим воздухом и немного приведу мысли в порядок.

Но все планы рушатся, когда вместо того, чтобы захлопнуть дверь за моей спиной, он выходит следом.

– Говори адрес, отвезу, – попросту ставит перед фактом, не считая нужным спрашивать, хочу ли я вообще с ним ехать.

– Тебе нельзя за руль в таком виде, – успеваю ответить, прежде чем Макс легонько подталкивает меня к лифту.

– Давай-давай. В таком виде тебе тоже нельзя, – нагло заявляет он. – Того и гляди, решат положить к сестре.

– Возможно, вместе с тобой, – говорю первое, что приходит в голову.

Макс презрительно фыркает. Видимо, содранная физиономия в его понимании придает мужчине шарма, в отличие от моих джинсов с пятном.

Уже на улице я понимаю: надо собрать мысли в кучу и послать Янга подальше. Не хватало еще, чтобы он поехал со мной. Это уже ни в какие ворота. Однако Максу явно плевать на условности: решил – значит, решил.

Он подводит меня к черному джипу, если не ошибаюсь, модель называется «чероки». Вот уж точнее не определю, но кое-что в памяти осталось после того, как описывала автомобили в книге и перерывала тонну материалов. Машина под стать хозяину. Такая же агрессивная и угрюмая. Но мне она нравится больше, чем Макс. У техники есть душа, и частенько она для писательницы Таи Грот куда понятнее, чем человеческие мужчины.

– Садись, – говорит Макс. – Так быстрее. Или будешь упираться и мучиться в неведении, пока твоя сестра лежит на больничной койке?

Очень грубый ход, но он, безусловно, срабатывает. В этот миг я даже не думаю о том, как сильно хочу избавиться от Янга, а готова молча ехать и не задавать лишних вопросов.

Дверцу перед дамой он, разумеется, не открывает. Впрочем, он не отсюда, а из далекой европейской страны, там другие нравы. Поэтому и такой, какой есть. Мне вообще сейчас сложно понять, почему он тащится со мной в больницу. В проснувшуюся совесть не особо верится, а в желание помочь…

Отодвигаю мысли об этом на задний план и сажусь возле водителя. Ничего лишнего, тут сама панель управления – произведение искусства. И сиденья великолепные. На них можно не только ездить, но и спать. Хотя такие как Макс, вероятно, затаскивают сюда девочек, чтобы заняться чем-то более интересным.

Диктую ему адрес. Макс кивает, заводит машину. Трогаемся с места плавно, хотя подсознательно я ожидаю рывок. Под завистливыми взглядами дворовых мальчишек и пристальными – старушек выезжаем из двора. Макс не говорит ни слова, будто шестым чувством понимая, что сейчас надо помолчать. Интуиция или просто нелюбовь к болтовне? Загадка.

Спустя некоторое время мы уже мчимся по дороге под шум транспорта и людских голосов. И только сейчас я осознаю: он даже не спросил меня, как проехать к больнице.

Но мысли об этом улетают, словно и не было, потому что Максу кто-то звонит. Он смотрит на мобильник, хмурится, но все же берет трубку.

– Да… Да, привет. Все хорошо. Сегодня буду, – говорит он отрывисто. – Я приеду. Обязательно. Без меня никуда не ходи. Все будет хорошо.

Я кошусь на Макса, но стараюсь это сделать незаметно, потому что нехорошо во все глаза пялиться на сидящего рядом человека. Впрочем, он ни капли не стеснялся это делать, когда я говорила с Лялей. Так что…

– Я еду в больницу, – продолжает Макс. – Не пугайся, со мной все в порядке. Не нервничай, сказал же, что приеду.

Мне становится любопытно, и это хоть как-то отвлекает от мыслей про Аленку. Кого так уговаривает Макс? Спокойно, уверенно, однако от меня не ускользает, что в янтарных глазах на миг плеснуло беспокойство, а брови хмуро сошлись на переносице. Да и движения стали какими-то резкими.

Макс заканчивает разговор, резко выкручивает руль и успевает проскочить на зеленый свет. У меня все внутри переворачивается от страха, руки леденеют.

– Псих, – шепчу я одними губами, вцепившись в сумочку.

– Всегда к твоим услугам, дорогая, – даже не думает смутиться Макс. И паркуется возле больницы.

Я бы с удовольствием пререкалась с ним еще и еще, дабы не идти внутрь. Однако мне ничего не остается, кроме как холодно улыбнуться Янгу и поблагодарить:

– Спасибо большое. Это была неоценимая услуга.

Хотя я могла добраться сама. Но это осталось несказанным: не стоит в своей неприязни совсем уж опускаться. Макс доставил меня быстро, не раздумывая, помогать или нет. Да, я его не просила. Но, возможно, не всегда нужно кого-то просить, чтобы подставили плечо.

Он как-то странно смотрит на меня. Наверняка ожидал совсем других слов, но я и так сказала все, что могла. Молча кивает, давая понять: да нет проблем, подумаешь. И кажется, что глаза его странно тускнеют, солнечный неистовый янтарь затягивается изморозью.

Я выхожу из машины. Стало прохладнее, хотя лето по идее должно радовать зноем и теплыми вечерами.

Передергиваю плечами, стараясь не думать о том, что джип никуда не отъезжает, и бегу к входу. Тяжелая деревянная дверь поддается не сразу; приходится сделать глубокий вдох, велеть себе успокоиться и приложить силу. Со второй попытки все получается.

Мне везет: в коридоре четыре человека из персонала. Подхожу быстрым шагом к регистратуре, на всякий случай уточняю, здесь ли еще Алена Грот. Потому что со слов Ляли я не все поняла, да и нормально услышать ее не получилось.

Мне всё подтверждают, и я едва ли не взлетаю на третий этаж. Вижу вдалеке худенькую сгорбленную фигурку. Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться так, что едва не выпрыгивает из горла. Что с ней? Как она?

Потом мозг включается и начинает усиленно работать. Раз в коридоре, а не в палате, значит, не все так плохо.

Мои шаги кажутся жутко громкими и гулкими. Или это продолжает так биться сердце, что я больше ничего не слышу?

Стараюсь не думать о взмокших ладонях, о резко потяжелевшей сумке, в которой толком ничего нет, о тонкой девчушке, которая сидит на лавке и смотрит под ноги.

– Алена, – выдыхаю я, садясь рядом с сестрой и сгребая ее в охапку.

От нее пахнет шампунем «Манго и йогурт» и каким-то лекарством. Светлые волосы щекочут, лезут в лицо, но мне все равно. Только сейчас я могу успокоиться, убедившись, что сестра цела и невредима. Можно прикоснуться к ней и больше никогда не выпустить.

– Со мной все хорошо, – выдыхает она. И пусть интонация достаточно бодрая, но голос невероятно тихий. – Подумаешь, потеряла сознание, ничего особенного.

– Вы ее слушайте больше, – звучит рядом голос Ляли, и я поднимаю голову.

Подруга Алены красится в пепельный цвет и носит две косички. Порой они свободно спускаются ей на спину, порой закручены в смешные загогулинки и закреплены невидимками, придавая девчонке сходство с каким-то зверьком.

У Ляли невероятно бледная кожа и огромные голубые глаза настолько светлого оттенка, что иногда радужки почти сливаются с белком. Низкий лоб, изящный нос, пухлые губы. Короткие светлые ресницы. На самом деле Ляля – натуральная блондинка, но почему-то не переносит родной цвет волос, постоянно экспериментирует. Она вечно таскает джинсы или комбинезоны, терпеть не может платья, а каблуки считает адским изобретением.

Лялю не назовешь красавицей, но от девчонки всегда исходит волна такой уверенности и обаяния, что у окружающих не остается шансов.

К тому же она практичнее Аленки. Поэтому я никогда не волновалась за сестру, если та куда-то пошла с Лялей.

– Слушаю, – говорю сухими губами. – Рассказывай ты.

– Ой, ну все, – фыркает сестра и закатывает глаза, высвобождаясь из моих объятий. – Давайте еще порыдайте тут в два ручья. Со мной все в порядке.

– Она… – начинает Ляля.

В эту минуту открывается дверь палаты, возле которой мы сидим, и появляется молодой врач.

– Вы Грот? – спрашивает он и смотрит на меня. – Ваша сестра сейчас в порядке, но нам нужно поговорить.

Я смотрю на обеих девочек, киваю врачу, поднимаюсь и следую за ним.

В кабинете врача все белое. Но сейчас, в свете электрической лампы, оно выглядит куда мягче и уютнее, чем должно. Хотя как может быть уютно в больнице? Глупые мысли и неприятная ситуация.

– Вы мать? Старшая сестра? – спрашивает он, занимая место за столом.

Не такой молодой, как показалось сначала. Наверное, даже мой ровесник. Русоволосый, зеленоглазый, с узкими губами и пронизывающим взглядом. Словно не человек, а статуэтка из мрамора. Белый халат идеально оттеняет кожу и подчеркивает холод, который чувствуется рядом с этим человеком. У него красивые руки, длинные гибкие пальцы, к которым хочется прикоснуться.

На бейджике написано: «Игорь Васильевич Олейник, невролог».

Понятия не имею, кто в такой ситуации должен со мной говорить. И лучше бы не понимала до конца жизни, безумно желая, чтобы все были здоровы и не обращались к врачам.

– Сестра, – говорю немного хрипло. Губы почему-то не слушаются.

Мне не нравится взгляд зеленых глаз. Точно над обнаженной кожей зависло острое лезвие, в любую минуту готовое погрузиться в нее, окраситься кровью.

И цвет… это не зелень травы, это королевский нефрит покойных правителей майя, мозаикой выложенный на погребальной маске. Потому чувствуется потусторонний холод и немой приговор.

– Пока ничего страшного. Скорее всего, переутомление. Но это может быть началом…

Он расспрашивает про Аленку детально, спокойно, учитывая каждую мелочь. Что-то говорит про вегетососудистую дистонию. Советует провериться, предупреждает, что не стоит отмахиваться.

В процессе разговора я почти проникаюсь симпатией к неврологу: сейчас он не кажется таким холодным и отчужденным, как поначалу.

– Спасибо, – говорю по завершении его речи. – Раньше такого не было. Теперь буду следить. Учеба, нагрузки…

Сама не знаю, что сказать дальше. Чувствую, что меня рассматривают с каким-то немым любопытством, но при этом не рискуют задавать вопросы. А зря. Мог бы и что-нибудь сказать. Почему-то возникает странное ощущение, что мы еще не раз пересечемся. Игорь Васильевич, не стесняйтесь, поговорите со мной еще немного. Не важно о чем.

– Неважно выглядите, – неожиданно тихо произносит он, и я невольно вздрагиваю. Совершенно не ожидала именно такого замечания. – Пожалуйста, следите за состоянием сестры. Как я понимаю, больше некому. И будет мало пользы, если вы свалитесь в обморок рядом.

– Очень толково сказано, – замечаю я, уговаривая себя выдохнуть и досчитать до десяти.

С языка рвутся не слишком приятные для доктора слова, однако я прекрасно понимаю, что он понятия не имеет про мое общение с Максом Янгом, про машины и про дурацкий вечер.

– С Аленой все будет хорошо, – заверяю я и искренне надеюсь, что так и будет. Мой голос звучит куда более уверенно, чем я себя чувствую.

– Откуда у вас кровь? – спрашивает Игорь Васильевич.

Заметил. Внимательный. Впрочем, по нему видно, что кровь на моем бедре его хоть и интересует, но не настолько, чтобы играть в рыцаря. И я искренне этому рада. Сейчас не до благородных докторов и чужих мужчин. Лимит по последним я сегодня исчерпала.

– Бандитская пуля, – слабо улыбаюсь. – Но все уже нормально.

– Сестры Грот умеют находить приключения на свои головы? – интересуется он, приподняв бровь. Сказано это таким тоном, что я не знаю, чего хочется больше: ударить его или поцеловать?

Пораженная таким коктейлем чувств, я отвечаю что-то совершенно невнятное и вскоре покидаю кабинет Игоря Васильевича Олейника.

В коридоре Аленка и Ляля о чем-то спорят. Но, хорошо помня, где находятся, делают это тихо, с едва слышным шипением. Алена уже выглядит получше. Кажется, приключение с поездкой в больницу не особо ее впечатлило.

Завидев меня, обе умолкают, смотрят огромными глазами. Невольно усмехаюсь. Вроде взрослые, а все равно девчонки. И кажутся детьми. Впрочем, они и есть дети…

– Ну что? – деловито спрашивает Ляля.

– Все хорошо, – использую я самую обтекаемую формулировку, на какую только способна.

Сейчас нет настроения говорить о случившемся, тем более перед Лялей. К тому же надо поговорить с сестрой.

– Домой, девочки, – устало говорю я. – Все хорошо, что хорошо закончилось.

Алена поднимается с лавочки. С опаской поглядываю на нее, в любой момент ожидая, что надо будет подбегать и поддерживать. Однако сестра даже не думает терять равновесие, не то что заваливаться на пол. Не выглядит пышущей здоровьем, но и болезненной тоже. Всего лишь не слишком радостный человечек, по недоразумению оказавшийся в больнице.

Ляля явно хочет узнать больше, но сейчас не до болтовни.

– Можно провожу вас?

– А потом сама будешь добираться в темноте домой? – хмыкаю я. – Нет, вызываем тебе такси прямо сейчас.

Ляля насупливается, но знает, что меня не переспорить – тут мы с Аленкой одинаковые. Если решено, то решено. Поэтому сперва вызываем машину для Ляли и отправляем ее домой.

– А я бы прошлась, – задумчиво сообщает Алена. – Не хочу сидеть. На улице прохладненько, хорошо.

– Коне-е-ечно, – скептически тяну я. – А потом мне тебя на плече нести.

– Только если вырубишь, – не теряется сестра.

– Ну, долго вас ждать? – обрывает нас грубый мужской голос.

Дыхание перекрывает, а сердце падает куда-то вниз, ниже земли. Сообразить трудно, но интонацию и голос я узнаю сразу.

«Как? Как такое может быть?» – мелькает странная мысль.

Странная, потому что обрисовывает вопрос, но ответа на него нет.

Зато я прекрасно вижу, что Макс Янг стоит под фонарным столбом и курит. Смотрит на нас: то на меня, то на Алену. По лицу невозможно прочесть, что именно думает.

«Мог и не ждать», – хочется сказать. Но усталость неожиданно накатывает с такой силой, что получается только молчать.

К тому же очень сложно не признать, что где-то внутри теплится странное чувство: меня ждали. Не бросили. Хотя вообще-то ничем не обязаны. Или все же обязаны?

– А… – начинает Алена, но я беру ее за запястье и тяну за собой.

– Спасибо, что дождался, – глухо говорю Максу и направляюсь к машине.

Он немного теряется. Кажется, ожидал, что буду спорить и огрызаться. Но не сейчас. Поэтому он быстро тушит сигарету и садится за руль. Бросает на нас сестрой быстрый взгляд – мы обе в этот раз сели на заднее сиденье. Сейчас я не способна находиться рядом с Максом.

– Ну как? – спрашивает вроде бы обезличено, однако не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – речь идет про Алену.

– Все хорошо, – второй раз за вечер использую я выражение, которое может обозначить что угодно.

Макс чуть хмурится, я вижу это в зеркало заднего вида. Заводит машину и выруливает из больничного двора на улицу.

– Говори, куда везти.

В этих словах все снега горных вершин и ледяное крошево, которое ветер швыряет прямо в лицо. Что-то пошло не так. Что-то сломалось.

В этот раз я поглядываю на Макса с интересом. Не оправдала ожиданий? Не бросилась на шею, расточая благодарности?

Но ответа на эти вопросы нет. Я не знаю, как устроен мужской мозг, и только догадываюсь, как именно работает мужское самолюбие.

Тугая вязкая тишина уже готова накрыть салон, удушающей волной пройдясь по всем тут находящимся, однако Алена пихает меня в бок:

– Представь меня, – шипит сестрица.

И пусть она старается сделать это тихо, но каждое слово слышится так, будто она его говорит через рупор. Макс невозмутимо ведет машину, но я готова побиться об заклад, что мерзавец усмехается.

– Макс, это моя младшая сестра Алена. Алена, это… – делаю запинку, толком не зная, как представить Янга.

Мужик, который еще сегодня обещал мне неприятности? Влажная мечта Верки, которая выворачивает личную переписку и показывает ее всем кому не лень? Или же проще: неотесанный чурбан?

– Знакомый, – говорит он вместо меня, спасая из дурацкого положения. – Меня зовут Макс.

На секунду он оборачивается и подмигивает Алене; та удивленно приподнимает брови. Хм, это да. Сестра никогда не тащилась от бруталов, совсем не ее типаж. Поэтому тут выстрел вхолостую.

– Вот здесь направо, – встреваю я, подсказывая дорогу. – Совсем немного осталось.

И правда – немного. Как-то быстро доехали. То ли я просто не включилась, то ли Макс в этот раз ведет быстро и очень профессионально.

Разговор отчаянно не клеится, и где-то в глубине души мне даже немного стыдно, что человек ждал нас и теперь везет. Но душа, как известно, потемки, а в темных переулках я предпочитаю не бродить.

Нежданчик случается, когда Макс тормозит возле нашего подъезда. Смотрят все, кто только может. Соседки на скамеечках, детвора в песочнице, праздные гулены. Может, это не так, но в этом еще надо убедить себя.

У Алены звонит телефон. Она хватает трубку, коротко бросает: «Ляля» – и отходит в сторону, чтобы потрещать с подругой.

Мы с Максом остаемся наедине. Самое время задать несколько вопросов. Только сил ни на что нет. Поэтому все, что я сейчас могу сказать, звучит так:

– Спасибо. Это было неожиданно. Я очень благодарна.

– И все? – иронично интересуется он, поворачиваясь ко мне.

Свет в машине тусклый, нормально ничего не разглядеть, но в этот момент мне кажется, что живой янтарь его глаз снова полыхает тысячей костров, и от этого становится жарко.

Внутри поднимается гнев, отгоняя едва оформившееся щекотливое чувство, дающее понять – я не хочу, чтобы он отводил взгляд. Дурацкая мысль, не так ли?

– Что все? – все же переспрашиваю я почему-то пересохшими губами. – А что нужно?

Давай, так будет проще. Перейдем на денежно-рыночные отношения. Без фантазий и домыслов. Поверь, всем бы стало намного легче жить, если бы каждый прямо говорил, что ему нужно от другого. Приятнее? Не факт. Но голая правда всегда лучше, чем закутанная в сто одежек неопределенности.

Выражение лица Макса меняется, и я понимаю, что сказала это зря.

– Ничего, – хмуро отвечает он. – Следи за сестрой.

Вот теперь действительно все. Разговора не будет. Пожелания доброй ночи или чего-то такого – тоже. Отлично. Катись на все четыре стороны.

Я подавляю раздражение, киваю и выхожу из машины.

– Слежу. И внимательно переходи дорогу в следующий раз, – не удерживаюсь от колкости.

Не оборачиваюсь, но и так прекрасно слышу рык мотора. Через несколько минут черный джип скрывается за домами.

Я подхожу к Аленке. Та уже поговорила с Лялей и задумчиво смотрит вслед уехавшему Максу. А потом неожиданно произносит:

– Красивый, да?




Глава 4

Тая, непризнанный герой и нижнее белье


Доброго времени суток, Тая!

Я заканчиваю свою первую книгу. Хочу узнать, насколько безопасно отправлять рукопись в издательство? Не в том плане… Ну, не в плане отказа, а что могут рукопись украсть, издав без ведома автора и поставив на обложке другое имя? Есть способы, которые помогут этого избежать?

Александра, г. Улан-Удэ



Здравствуйте, Александра!

Поверьте, издатель не ставит целью незаконно отобрать авторский труд, чтобы потом иметь дело с судом. Как бы это печально ни звучало, но спрос превышает предложение, авторов много, книг еще больше. Каждый день получая тридцать – пятьдесят рукописей, редактор находит то, что можно опубликовать без каких-либо противозаконных действий. Воровство рукописи – нонсенс. Воровство рукописи ноунейма – миф. Поэтому дописывайте книгу, удачи!

Тая Грот



Вывод: Не верь всему, что говорят. Не поленись уточнить лишний раз.



Алена считает его красивым.

Именно так и сказала: Игорь Васильевич Олейник – красивый. Не Макс, как можно было сразу подумать. Алена искренне удивилась, что его в принципе можно назвать красивым.

– Ну, нормальный вроде. Правда, было темно, я особо не рассмотрела. А в машине если и смотрела, то в основном на затылок.

Затылок, по мнению Аленки, был годным. А вот морда – наглой. Поведение тоже не ах. Только после этого сестра словно очнулась и уточнила, кто он.

Пришлось рассказать все как есть. Но особо поразмыслить над этим не удалось, потому что я перешла к допросу насчет здоровья. Правда, толкового ответа добиться не вышло.

– Буду следить, чтобы ты не торчала возле компьютера все время, – с угрозой произношу я.

Аленка жует бутерброд, на лице ни намека на печаль.

– Разумеется. Только в таком случае тебе придется самой отлипнуть от него.

Что ж, это не в бровь, а в глаз. Так и есть. Но ради здоровья сестры я сумею сжать сроки, утрамбую работу и не дам этой бандитке гробить себя у экрана.

Понимаю, насколько по-старушечьи это может звучать. Хочу смеяться, но не получается.

Потому что именно в этот момент я сижу у компьютера и набиваю текст в файл.

На улице жара. Слышны голоса детей и взрослых – выходной. Птицы, мерзавки, заливаются так сладко, что хочется свернуть файл, встать со стула, надеть платье и отправиться на прогулку.

Но все это остается в мечтах. Потому что работу никто не отменял.

И пальцы снова стучат по клавишам. Правда, порой прерываюсь, когда теряю ту или иную мысль.

Меня часто спрашивают: как стать писателем?

Ответ один: писать.

Очевидный и простой ответ. Но многим, как ни странно, это не так ясно.

Писательство – такая же работа, как и другие. Прежде всего, интеллектуальная. Поэтому первый инструмент в работе – ваши мозги. Если мозги умеют мыслить и облекать мысли в слова, это уже хорошо. Такая работа еще весьма удобна тем, что писать вы можете везде. Главное, чтобы было на чем. Ноутбук или тетрадь – неважно. Но, пожалуй, на этом заканчивается вся так называемая простота.

Я откидываюсь на спинку стула, закладываю руки за голову, гипнотизирую электронный лист на мониторе. Уже много лет он светло-серого цвета, потому что от белого болят глаза – слишком ярко.

Еще пользуюсь специальными очками для компьютера, но последние разбились, когда мы с Аленкой делали генеральную уборку и случайно спихнули их на пол. И было бы полбеды, но на очки упала коробка с бесполезным, но жутко необходимым хламом, добив бедняжек.

А до магазина надо еще добраться.

Я закусываю губу. Выделяю последний абзац и удаляю его к чертовой бабушке. Не туда пошел герой. Нельзя так. Стой, дорогой, на месте. Сейчас к тебе подойдет любовь всей твоей жизни. Она же тебя в конце и убьет. Но ты об этом пока не знаешь.

Кстати, если вы до сих пор верите, что творческие люди работают только по вдохновению, – немедленно сожгите на костре эту ересь. И того, кто это сказал. Потому что вдохновение приходит на определенную часть вашего замысла. А потом машет ручкой, надевает красивое сексуальное белье и говорит: «Дальше ты будешь жить с трудолюбием и терпением, детка. А я пойду соблазнять нового творца».

И, черт возьми, именно так и происходит! Запал может уйти, а доделывать начатое нужно. Вдохновение – не панацея. Вдохновение – ослепительная молния в темном лесу. Она покажет тебе, куда идти, и даже даст сделать несколько шагов, но из леса ты должен будешь выбраться сам.

И на одном вдохновении это сделать не получится, поверьте мне.

Дверь открывается, на пороге появляется Аленка.

– Ты сильно занята? – задумчиво спрашивает она, покусывая дужку очков.

Я провожу ладонями по лицу, качаю головой.

– Нет, я смотрю порнографию. Все как обычно.

– Так и знала, – ни капли не смущается Аленка, шлепает босыми ногами по ковру и протягивает мне телефон.

– На, глянь.

Хочу отмахнуться, что нет настроения разглядывать картинки, однако стоит взгляду скользнуть по экрану «сяоми», как все мысли улетучиваются из головы, оставляя место только одному вопросу: «Что-о-о-о?»

Это всего лишь новость в Фейсбуке, Аленка частенько зависает там, общаясь с какими-то немецкими рокерами. Поначалу я пыталась интересоваться ими, но предпочтения сестры сменялись настолько быстро, что я попросту не успевала отличить Питера от Криса, Тоби от Юстаса, а Герхарда от Никласа. В итоге сошлись на том, что Алена слушает немецкую альтернативу, а я говорю ей, как это круто.

Учитывая, что тяжелая музыка меня никогда не пугала, общий язык нашелся быстро.

Но я отвлеклась.

Во френдленте красовалось фото, где я и Макс лежим на дороге. И подпись: «Голландский татуировщик спас жизнь Тае Грот»!

Внутри все яростно вспыхивает, вытесняя рациональность и спокойствие. То есть как спас? Как Тае Грот?

Делаю глубокий вдох и пытаюсь вникнуть в прочитанное. Заметка написана из рук вон плохо. Никаких фактов. Только то, какой классный парень Макс Янг, как он почти что собственной грудью защитил не смотрящую по сторонам дурочку Таю и так далее.

И тут вышел героем! Ай да красавец!

Умом я, конечно, понимаю, что Макс здесь ни при чем. За язык рыболовецким крючком нужно зацепить ту гадину, которая настрочила такую новость. Фото, кстати, не очень четкое. Может, щелкнули откуда-то из жилых домов? Или из-за угла? Делали быстро, чтобы никто не засек? Потому что я прекрасно помню, что, когда мы грохнулись на дорогу, рядом никого не было.

– Если судить по заднице, твой приятель очень даже ничего, – внезапно комментирует Аленка, с любопытством ожидая моей реакции.

Медленно перевожу взгляд на сестру.

– Почему именно по ней?

Аленка пожимает плечами.

– Кроме затылка мне надо было смотреть на что-то еще.

Весьма странная отмазка, учитывая, что именно на ней (заднице, а не отмазке) Макс сидел. Но… молодое поколение. Кажется, они выбирают себе пару совсем не так, как было принято в наше время.

– Он не мой приятель, – ворчу я. – Недоразумение, которому я спасла жизнь. Но если смотреть на это… – киваю на погасший экран мобильника, – то мне все показалось.

– Ну, в каком-то смысле приятель, – хмыкает Аленка и садится прямо на ковер возле моего компьютерного стола. Скрещивает ноги, задумчиво вытаскивает из волос можжевеловую спицу и выдыхает: – Уф. Хоть немного расслаблюсь. А то за кодированием мозги сжались, словно я их намотала вместе с волосами.

– С распущенными тебе идет больше, – замечаю я, упорно заталкивая негодование подальше.

Что-то от Макса Янга одни неприятности. И хоть разум подсказывает, что новость скоро утонет под шквалом новой информации, чувства и эмоции бурлят, отказываясь уняться.

Свела ж судьба! Нахал, шовинист и… любимчик женщин. Впрочем, не факт, что только женщин. Там у них вкусы не такие, как здесь. Нравы посвободнее. Хм…

– О чем задумалась? – без слов понимает меня Аленка.

Пусть между нами разница в несколько лет, рождены мы одними отцом и матерью. К тому же удивительно взяли от них гены… можно сказать, природа вмонтировала нам в черепные коробки восприятие мыслей друг дружки на ментальном уровне. Стоит одной подумать – вторая озвучивает. Стоит второй посмотреть – первая уже готова взорвать весь мир. Конечно же, если мир ведет себя плохо.

– Макс Янг не слишком любит женщин, – говорю я медленно и задумчиво, а потом беру свой телефон.

Конечно, предположение может быть глупым. Далеко не все умники с сексистскими замашками – геи. Как и не все нормальные мужики – натуралы. Да-да, «нормальный мужик» – это не только тот, кто спит с женщиной.

Я открываю Инстаграм и нахожу профиль Макса.

Сама не знаю, какой компромат хочу отыскать. У него в профиле достаточно скупое описание. Указан город проживания – Амстердам. Фотографии выложены после обработки, но при этом все в меру. То ли сам подгоняет контент, то ли у него кто-то для этого есть.

Почему-то перед внутренним взором появляется стройная блондинка в стильном костюме и с улыбкой, за которую мужчины готовы передраться.

Истина не соответствует моим фантазиям. Я вижу эскизы, Макса за работой, Макса в кругу друзей, снова эскизы, студию, даже вайны с его участием.

С изумлением обнаруживаю, что выдыхаю с облегчением. И замираю.

Это еще что такое?!

Я не хочу увидеть, что у Макса Янга кто-то есть. Но при этом готова в любой момент высказать ему в лицо все, что думаю. И вряд ли ему это понравится.

Спустя секунду понимаю, что Аленка терпеливо ждет, когда я хоть что-нибудь скажу.

– Кажется, ты уже описала в своей книге героя Максимку и убила его самыми изощренными способами, – все же произносит она, прекрасно зная, что если я не могу поставить человека на место в жизни, то ему достается в тексте.

– Еще пока нет, – ворчу я и быстро закрываю Инстаграм. – Но ты права. Писать надо, а я сижу и страдаю фигней.

– Теперь ты страдаешь энергично! – смеется Алена и тут же получает от меня мягкой игрушкой по затылку.

Зеленая сова размером с ладонь постоянно лежит на моем рабочем столе. Антистресс.

Сестра заливается хохотом, я смотрю на нее, и уголки губ сами расползаются в улыбке.

– Дурында, – фыркаю беззлобно.

Едва наш смех затихает, мой мобильный звонит.

Я молча смотрю на высветившееся имя. Внутри почему-то пустота. Хотя, по идее, должно полыхать пламя гнева. Что это я так? Перегорела или новость в Фейсбуке бесит куда больше, чем бывшая подружка?

Аленка поднимается с ковра и заглядывает мне через плечо.

– Крумлова-а-а-а, – тянет она с такой интонацией, что тут же возникает ощущение: звонящую четвертовали, поджарили и запаковали в пакеты.

Вообще-то моя сестра – жутко милое существо, если только не обижают ее близких. Тогда появляется монстр, который снимает очки, мягко протирает стеклышки и уточняет план пыток на сегодняшний день.

Конечно, глобально чем-нибудь навредить она не сможет, но кто знает, на что способны юные айтишницы.

Я беру трубку:

– Алло, Тай, привет! – стрекочет Вера. – Почему тебя не было вчера? Мы переживали! Могла бы хоть позвонить!

Я молчу, она тараторит. Будто пытается хоть какими-то звуками заполнить ту гнетущую тишину, которая непременно повиснет, стоит только Вере произнести последнее слово. Она знает, что виновата. Но пока еще не готова извиняться и не знает, насколько я на нее обижена. И что прощения не будет.

Радикально? Пожалуй. Может, потом… когда-нибудь. Ведь никогда нельзя зарекаться на все сто. Но не сейчас. Я не готова разговаривать с Верой Крумловой.

Она словно не понимает этого: сыплет вопросами, упреками, неуместными репликами.

– Тая! – взрывается она. – Я с кем разговариваю? Ты вообще меня слышишь?

Я молча нажимаю на «отбой» и кладу трубку. Аленка пытливо смотрит на меня и расстроенно говорит:

– Зря промолчала. Я ждала словесной порки.

– Вера может катиться к своему дорогому Максу Янгу и просить порки от него.

– А потом тату на заднице? – оживляется она.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51683302) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.