Книга - True Romance

Подлинная любовь
Дэн Уэйд


Это истории о нашем времени и о его людях – героях своего времени. О настоящем и о недалёком будущем. О дружбе, о невзгодах, о смерти. И всегда – о любви. Иногда страстной, иногда наивной, иногда безответной – но всегда подлинной…





Дэн Уэйд

Подлинная любовь





Дивная благодать[1 - Пару лет назад я начал писать роман. Главному его герою нужно было звучное имя. Короткое, но запоминающееся.Коль уж я писал его с себя, то и имя взял своё.С фамилией было сложнее, но внезапно на выручку пришёл вестерн «Поезду на Юму» («3:10 to Yuma») образца 2007 года. Дуэт Дэна Эванса и Бена Уэйда так пришёлся мне по вкусу, что я, недолго думая, объединил их имена – и получил Дэна Уэйда. Это, определённо, звучало.Для вымышленного героя недописанного романа имя было слишком уж жирным, а мне псевдоним был ой как нужен. Так что я прихватил его и для себя. Хотя бы на время.][2 - True Romance ©2022][3 - Amazin' Grace ©2019]


Посвящается Рэю Брэдбери, Майклу Бэю

и создателям Wolfenstein: The New Order.

И Д.Ф., само собой.

Без её отказа я бы это не написал.



– Коммандер!..

…

– Стоун, ты слышишь? Просыпайся, Стоун!

Стоун лишь отмахнулся в полудрёме.

– Стоун! Вставай, друг! Беда! Там творится сущий кошмар!..

Стоун, не размыкая глаз, усмехнулся. Сущий кошмар творился у него в утомлённом мозгу. В очередной раз Стоуну снилось, как Китай под эгидой милитаристической партии леваков становился первой экономикой мира и ведущей космической державой. А потом запускал свою собственную орбитальную станцию «Великий Тэнгу». С баллистическими ракетами на борту. Но, конечно же, исключительно для самозащиты – друзьям-капиталистам не было нужды волноваться… Вот это и впрямь был кошмар. Искривлённое отражение кошмара наяву.

Свет. Откуда? Стоун недовольно поморщился. Какой болван догадался открыть иллюминаторы?

Нет. Не просто свет. Короткая вспышка. Вот, ещё одна.

Кто-то хорошенько потормошил его. Стоун наконец-то узнал голос будящего:

– Стоун, ну же, дружище, подъём! Это не шутки!..

Холлис. Конечно же, это Холлис. Его бравый канадский друг. На ISS-2 они единственные были старожилами. Дрейфовали на земной орбите с самого запуска в 2020-м.

Стоуну вовсе не хотелось вставать. Он вымотался за предыдущую смену. 16 часов в лаборатории фиксировал результаты тестов, потом три часа возился с проводкой – в блоке «Интенсити» последние пару дней то и дело скакало напряжение. И что, интересно, такого стряслось, с чем не могут справиться Палмер или Косицки?

– Стоун!..

– Я встал… – хрипло выдавил Стоун, сев в своей кушетке, по-прежнему не разлепляя век. – Встал, Холлис, видишь, я…

Наконец он открыл глаза. Переборки иллюминаторов были подняты. Всполох – и его каюта залита светом, исходящим от Земли. Слишком уж ярким светом. Быть такого не могло. Стоун почуял неладное. Он рывком поднялся и прыгнул к ближайшему иллюминатору.

Под ISS[4 - ISS – International Space Station (Международная космическая станция)] были Скалистые горы, к западу от них – Калифорния, к востоку – Великие равнины. Все они были ярко озарены. То тут, то там вырастали грибы взрывов, от них гигантскими волнами расходился ядерный огонь, превращая всё на своём пути в пепел и разнося его на сотни миль вокруг.

Стоун зажмурился на пару секунд и снова посмотрел вниз.

А внизу как раз разлетался по долине Денвер. Вот и нет больше «Бронкос[5 - «Бронкос» – «Денвер Бронкос», профессиональный клуб по американскому футболу из столицы штата Колорадо]».

– Верится с трудом, да? – раздалось у Стоуна за спиной.

Стоун оглянулся. У соседнего иллюминатора были Холлис и Мосс. У Мосса из глаз градом лились слёзы. Да уж. Стоун не представлял, каково парню сейчас. У того ведь все родные живут в сказочном Лас-Вегасе. Жили… Коммандер вновь выглянул в иллюминатор. К северо-западу от них Невада превратилась в геенну огненную.

Самому Стоуну не о ком было жалеть – он был один во всём мире, родители умерли, своей собственной семьёй он так и не разжился. Всю его жизнь последние годы составляли лишь работа на станции да дружба с Холлисом. Даже поздравления с Рождеством Стоун принимал лишь от работников Центра, да от коллег со станции. И, глядя вниз, Стоун лишь машинально и бесстрастно отметил про себя, что его родная Мантека разнесена в пух и прах словно пыль на ветру[6 - «Dust in the Wind» – «Пыль на ветру», песня рок-группы Kansas]. Ненароком скосив глаза, он убедился, что и Канзас постигла та же участь.

Стоун метнулся к противоположной стороне отсека. Горизонт над Мексиканским заливом разгорался вдалеке на юго-востоке, и это были отнюдь не отсветы восходящего солнца. Ядерные грибы вырастали и там.

«Это везде», – осознал Стоун. – «Все Штаты…»

Стоун вдруг ужаснулся собственной холодности и бесстрастности. Что с ним? Его страна уничтожена, неужели он совсем ничего не почувствует? Не о ком ему и пожалеть? Но ведь все важные ему люди здесь: он сам, Холлис, Мартинес…

Чёрт, Мартинес.

– Где Мартинес? – прокаркал Стоун. Голос после сна всё ещё не пришёл в норму.

– У себя, – сказал Холлис.

– Она знает?

– Ты, наверное, последний, кто не знал…

Вот как. Стоун почувствовал себя виноватым. Впрочем, его-то вина в чём? Не он нажимал кнопки запуска… Он снова посмотрел на залив. Всё побережье вдребезги. Да и Мексике неслабо досталось. Нечего и думать, что Ларедо уцелел. Мартинес, без сомнения, раздавлена – её старики жили там, чуть поодаль от Мексиканской Стены[7 - Мексиканская Стена – Великая Мексиканская Стена, разделяющая границы Соединённых Штатов Америки и Мексиканских Соединённых Штатов. Возведена в эпоху президентства Дональда Джея Трампа]. Стоун перевёл дыхание.

– Когда это случилось? – спросил он у Холлиса. Мосс пребывал в аффекте и в качестве информатора был бесполезен.

– Несколько минут как.

– Что говорит Центр?

– Какой ещё Центр, Стоун? – устало ответил Холлис. Словно вопрос был риторический.

– Центр Управления Полётами, – терпеливо пояснил Стоун.

Холлис усмехнулся и показал рукой куда-то. Стоун проследил за направлением и сообразил. Там где должны были быть огни ночных Хьюстона и Галвестона были огни пожарищ. Ну конечно же, дошло до Стоуна. Центр не правительственный бункер. Его уже нет. Как, вероятно, нет центра и во Флориде. И теперь некому управлять этой махиной, некому отслеживать орбиту и корректировать курс. Отныне они будут болтаться здесь сами по себе – сомнительно, что за ними пришлют буксир.

«Всё, забудь, вы скоро сойдёте с орбиты и плюхнетесь в огонь, поджаритесь словно зефирки в костре у бойскаутов в Алабаме», – сказал Стоун сам себе. – «И никто тебе больше не пожелает счастливого Рождества».

И вновь Стоун подивился своему цинизму. Никогда не думал, что он такой. Видимо, всё проявляется в таких нестандартных обстоятельствах. Почему-то всё самое скверное и плохое. В детстве, играя с соседскими ребятами в «войну», Стоун всегда был героем – вёл атаку, спасал «раненых», принимал «огонь» на себя. Да, кем-кем, но трусом он не был. Как не был и холодным циником.

«Но это было там, внизу, давно. Там и думать-то было некогда, да и незачем. Я просто делал. Как считал нужным. Какие в детстве все хорошие…»

Некоторые такими и остаются. До самого конца.

«Ага, это не про меня, видимо, не остался. Или никогда и не был. Был героем лишь в играх», – Стоун никак не мог отделаться от этой мысли. – «Да нет же, был… Кто спас Доэрти из горящего авто, рискуя своей шкурой? Я ведь мог быть… нет – я был самопожертвенным. Я был молод… Слишком уж я изменился. Когда только успел?»

Этого ведь и не заметить. Вот ты жизнерадостный юноша с дипломом, полный надежд на будущее. И какое будущее! Исключительное. По-настоящему удивительное. Вот ты уже суровый астронавт, бороздящий ближний космос. А вот – нелюдимый космический волк-одиночка с кучей шрамов на сердце. Такие метаморфозы, а пролетело – казалось бы – лишь десять лет. Как бы повернуть всё вспять…

Ещё пара вспышек – и Остин стёрт из бытия, словно и не было его никогда.

Иногда нужно не думать, а действовать.

«Мы все потрясены. Но нужно что-то предпринять. Мы не можем просто безучастно смотреть на… это», – Стоун ещё не придумал подходящего названия… этому. Впрочем, почему бы не Третья Мировая?

Стоун взял Холлиса за плечи и повернул к себе лицом.

– Кто? – только и спросил он.

Но с таким нажимом и яростью, что и сам почувствовал в себе силы одним лишь грозным взглядом испепелить обидчика. Это птица? Это самолёт? Нет, это Супер-Стоун!

Холлис пожал плечами, скидывая руки Стоуна.

– Палмер выясняет, он в «Клэрити»[8 - Clarity – «ясность, определённость»] у терминалов. Если не все серверы на поверхности накрылись из-за ЭМИ[9 - ЭМИ – электромагнитный импульс, одно из следствий ядерных взрывов. Выводит из строя электрооборудование и линии связи], может и узнаем…

– Что со связью?

Холлис вынул смартфон.

– Ни связи, ни сети, – констатировал он. Как прогноз погоды. Всё по нулям. Улучшения не предвидится.

Стоун вынул свой аппарат. То же самое. Ну и зачем он теперь нужен, ничем не лучше кирпича. Он со злостью запустил новоявленный кирпич в стену отсека.

– Где рация? – снова насел на Холлиса Стоун. – Мы должны связаться с нашими…

Ага, вот ещё что. Вот оно. Нашими.

Всё, всё с чем они начинали научные программы, все благие намерения – лишь красивые слова, обёртка, прикрытие, лицемерная пустышка. И всегда так было. Международная Космическая Станция. Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Как же. Астронавты NASA и тайконавты КНР не упускали случая зажать отчёты экспериментов и подсидеть друг друга. Это было словно отражение грязной политики на Земле. Не самая радужная атмосфера для пусть и большого, но всё же замкнутого пространства.

И теперь первым делом Стоун подумал о своих соотечественниках. Не о коллегах по станции вообще, а о коллегах-американцах. И о Холлисе, конечно же. Он – самый лучший друг во всей Системе.

Так что же это? Остатки шовинизма, скопившиеся где-то глубоко внутри и вылившиеся, словно желчь, отравляя всё хорошее вокруг, вместе с цинизмом? Пожалуй, что так.

Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Ага, как же, как же. Ничего не изменилось в этом плане. А теперь уж и подавно не изменится. Не. Дудки.

И было ещё кое-что.

Стоун всё не мог понять, что же ещё его гложет. Едва, как ему казалось, он ухватывался за хвост мысли, так тут же она, как следует тряхнув этим самым хвостом, сбрасывала его, заставляла вернуться в исходную точку и снова думать, снова ловить её…

Дурное предчувствие насчёт… Насчёт китайских друзей.

Вот что у него было.

Дурное предчувствие. Bad Blood[10 - Bad Blood – «неприязнь, враждебность» (дословно «дурная кровь»), также одноимённый сингл поп-исполнительницы Тейлор Свифт, в котором и повествуется о вражде и проистекающих из неё неразрешимых проблемах].

Стоун тряхнул головой, разгоняя непрошеные мысли.

«А кто же ещё? Япония? Мы союзники. С европейцами нам нечего делить. Русские? Помилуй, не смеши. Их ржавые корыта упадут там же, где и взлетят. Северная Корея? У старика Кима пузо лопнет от натуги… Вот и остаётся Китай».

Именно поэтому Стоун не обратился ко всем обитателям станции по интеркому. Он не хотел, чтобы его слышали… другие. Те, с кем они время от времени пересекались в столовой и в лабораториях, теми, кто приторно улыбался и упорно называл астронавтов «товарищами». Безотказные и работящие коллеги из Поднебесной. Стоун не был уверен на все сто, но предчувствия редко подводили его. Рисковать он не хотел.

– Холлис, принеси рацию, хорошо? Нам всем надо быстро собраться и обсудить наши дальнейшие действия… Мне нужна рация, понимаешь?

Холлис кивнул – видимо, понимал – и вылетел через шлюз.

Стоун подплыл к Моссу, неловко похлопал его по спине и выглянул наружу.

Сейчас они летели над огненными равнинами Иллинойса.

– Спасибо, коммандер, – всхлипнул Мосс.

Стоун кивнул. Нет проблем, рад услужить. Конечно, Мосс был нерадивым раздолбаем – Стоуну только и оставалось дивиться, как его вообще пропихнули на ISS-2. Но всё же Мосс был членом экипажа, для Стоуна это практически означало члена семьи. И потому Стоун не мог не сделать хотя бы эту самую малость – просто дать понять, что парень не один, остались ещё люди, которым есть до него дело. Иногда ведь так немного надо, чтобы оставаться человечным.

«Если, конечно, я не хочу его приободрить лишь для того, чтобы потом использовать», – подумал вдруг Стоун и ощутил себя грязным манипулятором. – «Ценен каждый член семьи? Или каждый член команды?» Правда ли это одно и то же для него, для Стоуна?

Детройт выглядел так, словно кто-то решил устроить Ночь Дьявола[11 - Ночь Дьявола – некое подобие праздника накануне Хеллоуина, во время которого подрастающие уголовники занимаются всякого рода вандализмом, в основном – поджогами чужого имущества. Дико котируется в Детройте] на полгода раньше.

– Рация, коммандер, – расторопно доложил Холлис, влетая обратно в отсек.

Стоун кивнул и взял у него трансивер. Настроил канал.

– Говорит коммандер Стоун. Внимание, астронавты NATO, срочный сбор в отсеке «Клэрити». И, да, кто-нибудь, по пути прихватите японцев и Льва. Стоун, отбой.

Онтарио пылало по обеим сторонам границы.

«Да, думаю, настало время срочно внести кое-какую ясность», – мрачно пошутил Стоун. Но не вслух. Холлис и Мосс могли не оценить. Стоун кивнул им, и все вместе они направились к месту встречи.

«А может радикальные группировки?» – подумал вдруг Стоун. И тут же отмёл предположение. – «Нет же, откуда бы им разжиться таким количеством ракет?»

Далеко внизу горели Джерси и Манхэттен.

Вот и «Клэрити».

Астронавты собрались вокруг коммандера Стоуна.

Мосс и ДаСилва словно нашкодившая малышня испуганно глядели на командира. Палмер, продолжал возиться с компьютером, иногда искоса поглядывая на Стоуна. Стоуну показалось, что Палмер делал это не без налёта презрения. Нашёл время для личной неприязни… Косицки напряжённо покусывал губы. Мако Шинода и Кобэ Ивамацу подавленно молчали. Холлис же был спокоен и хладнокровен как удав. Одна лишь Грейс Мартинес по-настоящему дала волю эмоциям и плакала на софе в углу отсека, уткнувшись лицом в локоть. У Стоуна болезненно сжалось сердце.

Ему нравилась Грейс. И как член экипажа. И как человек.

Как девушка.

Стоун был в диком безмолвном восторге от неё. Юное дарование из Техаса, гений микробиологии уже полгода обреталась на станции. Да и мало того, что умная – девчонка была просто неземной красоты. Ну где ещё таких повстречаешь? Тем более на орбитальной станции – она была единственной женщиной на борту. Да, Стоуну нравилось в ней решительно всё – и её недюжинный ум, и смазливая внешность, доставшаяся по наследству едва ли не от двух десятков наций, и её ненавязчивый креольский акцент.

Ему нравилось даже то, что она упорно отвергала знаки внимания с его стороны. Эгоцентричный нарцисс Стоун расценивал её упорство как вызов и с каждым разом распалялся всё больше, надежда быть однажды благословлённым с Грейс не оставляла его ни на минуту – ему казалась просто небывалым кощунством даже мысль о том, что девушка может достаться кому-то ещё.

Палмер перестал стучать по клавиатуре.

На мгновение воцарилась тишина.

Грейс подняла голову.

– Кого не хватает? – Стоун огляделся. – Коэн… Уокер… Лестер… Где они? – Они припомнил кое-что. – Ага, Уокер должен быть на смене в лаборатории «Дженерус», я сам поставил его вместо Палмера, так ведь?

Палмер кивнул.

– Где остальные?

– Лестер должен быть в модуле «Хармони», там были неполадки, – будничным тоном отрапортовал Холлис.

– Коэн вызвался привести Льва, – подал голос Косицки. – Сейчас будут.

– Палмер, свяжись с Уокером и Лестером. Либо они двигают сюда, либо остаются там, где они сейчас, но блокируют переходные шлюзы. И не спрашивай, просто сделай, ладно?

– Коммандер.

– Ага, – ляпнул невпопад Стоун, просто чтобы ответить хоть что-то. Он напряжённо размышлял о предстоящей речи. За всю дорогу от каюты до «Клэрити» ничего стоящего в голову не пришло.

Говорить всякого рода чушь вроде того, что всё будет хорошо, Стоун не собирался. И он сам, и все вокруг понимали, что ничего «хорошо» уже точно не будет.

– Что ж… вы сами всё видели. Соединённые Штаты были уничтожены баллистическими ядерными ракетами, – начал Стоун. – Канаде и Мексике тоже неслабо досталось, так что…

Он перевёл дух. Голос предательски начал дрожать. Стоун был этому рад. Отстранённость и цинизм начали отступать.

– Мне жаль, но… Боюсь нам просто некуда теперь возвращаться. Больше у нас нет дома. Вероятнее всего, погибла и большая часть населения…

Стоун не умел красиво говорить. Вот и теперь донёс до всех лишь сухую информацию. То, что они и так уже знали. То, во что до сих пор отказывались верить.

– Сами понимаете, устроить подобное могла лишь ещё одна сверхдержава. Логика, здравый смысл, да и траектории ракет говорят, что ответственен за это Китай.

Окружающие переглянулись. Стоун многое бы отдал, чтобы узнать, о чём каждый из них сейчас думает.

– Конечно, я могу и ошибаться. Именно, поэтому Палмер выуживает из кэша поисковиков информацию… Что успел нарыть, Палмер?

Палмер вздохнул.

– Всё так, коммандер. Вы правы. КНР нанесла первый удар по Вашингтону в 23:45 по атлантическому времени. Далее последовали удары по Арлингтону, Лэнгли, Норфолку, Сан-Диего, Гавайям…

– Всюду, где были наши базы или располагались командования, – подвёл итог Стоун.

– Наши МБР взлетели лишь на полминуты позже, но этого преимущества китайцам хватило, – продолжил Палмер, судорожно сглатывая, голос его становился всё выше и выше с каждым словом. – Может наш ответ и уничтожил противника, но они успели запустить достаточно, чтобы уничтожить мирные города…

Его голос сорвался. Он зажмурился и зажал рот рукой, словно стыдясь. Высокомерного зазнайку Палмера Стоун тоже не особо жаловал, но прийти на поддержку всё же не преминул. Ему вдруг вспомнился один из кошмарных снов родом из детства – он выглядывает в летние сумерки из окна на ферме в Мантеке и видит, как на пурпурном горизонте вырастает грибовидное облако пепла, несущее смерть всем без разбора…

– Всё хорошо, Палмер, – сказал Стоун, содрогнувшись от воспоминаний. – Мы все знали, что такое может случиться. Всё это витало в воздухе 80 лет как. Никто, конечно, не верил. Никто не хотел верить. Мы всегда отметали эти мысли, словно неуместные, заметали их далеко под ковёр. Мы считали, что если не думать и не говорить о плохом, о наихудшем варианте развития событий, то ничего и не случится. Мы думали, что человечество благоразумно…

– Мы все ошиблись, верно?

Стоун кивнул. Голос Грейс, полный отчаяния и ярости, всё звенел у него в ушах. «Мы все ошиблись». Интересно, что думали, те, кто поворачивали ключи и нажимали на кнопки запуска? Считали ли они, что они ошибаются? Или до последнего свято верили в какой-то идиотский долг? А когда запуск был произведён – что они почувствовали? Облегчение? Удовлетворение от выполненной команды? Ужас от содеянного? Или ничего? Вопросы, вопросы…

– Практически все базы НАТО в Европе уничтожены, – сказал Палмер, прильнув к монитору. – Атаке подверглась Окинава… Огромные потери среди гражданских почти по всему миру… На этом новости обрываются… – Он поднял взгляд на команду.

Стоун кивнул. Само собой, они обрываются. Их больше некому писать. Да, по большому счёту, скорее всего и не для кого. Он подплыл к иллюминатору. Внизу простиралась Атлантика – как и всегда, с такой высоты кажущаяся бесконечно далёкой и безмолвной.

Взаимный массированный ядерный удар. И всё из-за чего? Из-за влияния на мировом рынке? Из-за ресурсов? Разногласия в идеологиях? Раздутых имперских амбиций? Да всего сразу. Стоун покачал головой. Всё это дерьмо и выеденного яйца не стоит. По большому счёту человечество подписало себе приговор ни за что. Люди – идиоты. За идиотизм тысяч поплатились миллиарды – кто-то погиб мгновенно, кто-то умрёт чуть погодя от лучевой болезни, уцелевших ждут ядерная зима, голод и вечное существование в узких бетонных коридорах… Стоун упёрся лбом в иллюминатор.

Створки шлюза раздвинулись и в «Клэрити», переругиваясь, влетели Коэн и Лев. Стоун узнал их по акцентам. У Коэна – говорок еврея из Бронкса, у Льва – жуткий русский акцент, от которого он не избавился за всю жизнь. А он всю сознательную жизнь бороздил космос с американцами – сначала на ISS-1, затем, после развала России – на ISS-2. С учётом того, что русские больше не занимались освоением околоземных территорий, Лев стал кем-то вроде переходящего талисмана, доставшегося по наследству от предыдущей станции вместе со старым жилым модулем «Zarya». Стоун даже думал иногда, что в Москве вообще и не подозревают о существовании Льва. Однако списывать на Землю «безбилетника» ему было жаль.

– Скверное дело, капитан, – с порога заявил Коэн.

– Что ещё стряслось? – ехидно поинтересовался Стоун, не поворачивая головы. Будто может быть что-то хуже уничтоженной Северной Америки.

– Протонная буря. – Стоун обернулся. – Вспышка на Солнце. И прогноз довольно точен. Из ЦУПа должны были бы предупредить, но… вы понимаете, – Коэн неуклюже развёл руками.

Стоун понимал. Они не успели.

– Вот о чём я и толкую, это ведь всё меняет, правда, Стоун? – Лев положил руку ему на плечо и доверительно заглянул в глаза.

– Как знать, – уклончиво протянул Стоун.

Мартинес подплыла к ним.

– О чём ты говоришь?

– О «Дивинити»[12 - Divinity – «божественность»], – ответил Лев.

– Головном отсеке? Что с ним?

Лев воззрился на Грейс.

– С ним всё неплохо, он в порядке. В отличии от «Зари», например. И от нас, конечно.

– Вы бури испугались? Но это же глупо! – Грейс сердито выдохнула.

– «Дивинити» – единственный отсек, способный защитить людей от такого рода катаклизмов, – старик словно лекцию студентке читал.

– Влияние магнитных бурь не изучено до конца, – Грейс, как и положено упёртой студентке-всезнайке стояла на своём. – Да, от них будут сбои в работе оборудования, но…

– Где ты изучала влияние магнитных бурь на человека, Мартинес? – Лев и не думал сдаваться. – Одно дело – находиться под куполом ионосферы Земли, совсем другое – быть ограждённым от солнечного ветра лишь титановой обшивкой.

– Но…

– Так, Грейс, – Лев положил вторую руку ей на плечо, – однажды тебе будет мучительно стыдно объяснять своей двухголовой дочери, почему она не такая, как все.

Грейс замялась, а потом вдруг рассмеялась.

– Простите, – девушка смущённо замолкла и прижала ладони к губам.

Лев победоносно ухмыльнулся и продолжил вещать:

– И поскольку мы должны немедля отправляться в «Дивинити», возникает ещё одна проблема, сопутствующего так сказать характера…

– Лев, прошу тебя, – Стоун поморщился. – Давай покороче и попроще.

– Ты же вроде и сам давно понял, разве нет?..

– Лев, – в голосе Грейс просто читалась мольба.

– Эх, всё проще некуда, девочка, – русский грустно улыбнулся и, подняв руки, обратился ко всем присутствующим. – Друзья! Внизу скоротечно прошёл небывалых масштабов военный конфликт, который, я полагаю, имеет полное право именоваться Третьей Мировой. Грустно осознавать, что существование человечества закончилось подобным образом, но…

– Эй, секунду, ничего ещё не окончено, ясно? – спокойный до этого Холлис вдруг вскипел. – Африка и Южная Америка, скорее всего вообще нетронуты… Даже у нас потери могут оказаться куда меньше, чем мы представляем сейчас. Время подлёта составляет по крайней мере десять минут, и если людей вовремя оповестили, то…

– Хорошо, – Лев примирительно кивнул, – я, безусловно, перегнул палку, я просто хотел сказать, что теперь всё будет не так как прежде, далеко не так… После того, что там разверзлось…

– Стоун уже сказал об этом. Намного короче и доступнее.

– О, выходит я пропустил вступительное слово? А насчёт короче – так ли это хорошо? Впрочем, коммандер – он человек дела, это я тут пастырь науки, любящий потрепаться обо всём…

– По-моему, сейчас не время отпускать шутейки, – Холлис сердился. Стоун пристально смотрел то на него, то на русского. Только междоусобиц им не хватало. – Если тебе есть, что сказать по делу – то давай факты, не лей воду, старик.

– Ладно, кэнак-бой[13 - Кэнак – сленговое этническое прозвище канадцев], факты, говоришь? – прямо как Стоун задумчиво протянул Лев. – Итак, друзья, вот вам факты, слушайте и не говорите потом, что не слышали…

– Лев… – Стоуну тоже не терпелось услышать резюме от умудрённого жизнью человека.

– Да-да, уже. Только не перебивайте, полемизировать будем потом, – старик пожевал губы и начал вещать. Все внимали ему как на нагорной проповеди. – Факт номер один – КНР и НАТО провели термоядерное взаимоуничтожение, как и гарантировали. Факт номер два – здесь, на ISS находится двадцать тайконавтов. Факт номер три – несмотря на ведущий вклад Китая в станцию за последние пару лет, ЦУП станции по-прежнему находился в Хьюстоне, и, к сожалению, с вероятностью, близкой к единице, он уничтожен, поскольку на связь даже по аварийной линии упорно не выходит. Так, Палмер?

Палмер кивнул.

– Так, следовательно – факт номер четыре, корректировать орбиту станции некому, и через пару лет пребывания спутником Земли она совершит жёсткую посадку на эту самую Землю. Либо же, что ещё вероятнее, просто напорется на кучу космического мусора. Оба варианта чреваты летальным исходом. Факт номер пять – через час нас накроет благодатным солнечным ветром. Шестой факт – защититься от него можно лишь в «Дивинити». И, последний по списку, но не по значимости, седьмой факт – пилить до «Дивинити» ой как непросто, ведь пройти предстоит через несколько немаленьких отсеков, что напрямую отсылает нас к факту номер два. Вопросы?

– У меня есть вопрос, – Стоуну не давала покоя одна мысль, и пока все переваривали сказанное русским, он не мог молчать. – Может быть, факт номер два не имеет особого значения.

– Не имеет, значит? – хитро прищурился Лев. – Что же ты, Стоун, не пригласил наших китайских товарищей? Не потому ли, что не доверяешь им? И не потому ли, что ожидаешь от них агрессии?

– Может, я не прав, – Стоуну надеялся, что он не прав. Но настырный голос внутри всё повторял, что прав, да ещё как прав. – Мы всегда можем договориться…

– Договориться?! – возопил Мосс. – Коммандер, простите, сэр, но что вы такое вообще несёте?! Эти звери пол-Земли вынесли, а мы собрались о чём-то договариваться?

– А ты что, хочешь, Мосс? Крови? – рыкнул на него Стоун. – Этого ты хочешь? Пуль? Крови? Тебе мало того, что уже случилось, тебе нужна ещё доза насилия?

– На ISS ведь нет огнестрельного оружия. То есть, здесь ведь вообще оружия нет, так ведь? – неуверенно спросила Грейс.

– Вообще-то есть пара тазеров – для успокоения, – ответил Стоун. – И ещё…

– Что? Кухонные ножи? Ланцеты? Скальпели?

– Верно, – кивнул Стоун. Он не совсем это имел в виду, но решил пока не вдаваться в детали. – Эй, погодите, какого чёрта? Вы все вдруг захотели кровной мести? Я пытаюсь убедить вас в обратном, а…

– В обратном? – Мосс был взвинчен до предела, Стоун это видел. И слышал. – Коммандер, а вам разве наплевать? Наши дома уничтожены, наши семьи погибли…

– Мосс, – Стоун предупреждающе грозно поднял указательный палец. – Успокойся, а не то я тазер к тебе применю.

– Коммандер! – чуть ли не взвизгнул Мосс.

– Мосс! – рявкнул Стоун. Он подлетел к астронавту и отвесил тому оплеуху. Мосс изумлённо и обиженно вылупился на него, прижав ладонь к огретой щеке.

– Коммандер, – теперь Мосс едва не плакал. Стоун едва сдержался, чтобы не передразнить его подобно бугаю-джоку[14 - Джок – представитель школьного сообщества, один из типажей, в некотором роде – своеобразный архетип. Спортсмен-качок, унижающий всех, кто не подобен ему и, таким вот образом, самоутверждающийся]. «Коммя-я-яндер!»

– Захлопнись и слушай! Твоя семья вполне могла спастись в убежище. Ты не сможешь связаться с ними сейчас в любом случае – слышал об ЭМИ?

Мосс кивнул.

– Хорошо. Это во-первых. Во-вторых, китайские ребята на станции не имеют никакого отношения к тому, что случилось на Земле. Уж тем более не они запустили эту машину.

– Машину? – приподнял кустистую бровь Лев.

– Уничтожения, – пояснил Стоун и огляделся. – Господи грёбаный боже, вы что, все считаете, что в экстремальных обстоятельствах в людях не может проснуться ничего, кроме как низменных инстинктов в своих самых мерзких проявлениях? Так? И нет места порядочности? Благородству? Но ведь люди в основном, всё же, хорошие…

– Вот это да, – Лев и впрямь был потрясён. – Это и правда что-то да значит, Стоун. Даже если такой закоренелый циник с замашками эгоцентриста – уж прости за прямоту, сынок – проникся верой в добро при таких-то обстоятельствах, то… Я умываю руки. Может, мы и, впрямь, сможем договориться.

– Я думаю, сможем. – Стоун вдруг и сам уверовал в это, отринув прочь все предыдущие сомнения. – Нам ни к чему создавать здесь подобие бойни на Земле. Я понимаю ваши чувства, правда понимаю, но я взываю к вашему разуму, вы уже все учёные, чёрт вас дери!

– Коммандер! – окликнул его Палмер.

– Что?

– Вызов по видеофону. Это Цао.

– Ладно, – Стоун не удивился, он ожидал чего-то такого в ближайшее время. – Выведи на монитор и включи спикер.

На экране появилось лицо коммандера тайконавтов.

– Цао…

– Коммандер…

Цао с самодовольным видом оглядел Стоуна. Тот почувствовал себя неловко, словно на медосмотре. Только не с хорошенькой сестрой, а с нахально лезущим в штаны пронырой-китайцем.

– Как ты, коммандер?

– Хорошо. Коммандер.

– Полагаю, вы все в курсе случившегося?

– Да, – Стоун оглянулся на команду. Люди о чём-то перешёптывались.

– Тогда, думаю, ты знаешь, что мы все на станции находимся теперь на военном положении…

– Чего?! – Стоун ушам своим не поверил. Он захватал ртом воздух как рыба от возмущения. Да что такое с людьми? Да, он и сам не доверял китайским молодчикам, но всё же до последнего надеялся на лучшее, и – вот тебе…

– Так и есть, – спокойно подтвердил Цао.

– Да ладно тебе, Цао, ты не в себе? Ты что – войну нам объявляешь?

– Стоун, она была объявлена полчаса назад, ты же сказал, что в курсе…

Стоун закатил глаза.

– На Земле, между государствами, между правительствами – да, но не между людьми! Никто не хотел этого! Тем более – здесь! Это же международная станция! Международная, мать твою!..

– Прости, Стоун, – грустно перебил его Цао. – Не выйдет.

– Что значит «не выйдет?» Мы можем договориться…

– Нет, Стоун.

– Нет? Как это – «нет?» Можем…

– В этом твоя беда, Стоун, – ещё грустнее сказал Цао. – Ты не умеешь проигрывать. Просто смирись с этим.

– Эй, а пошёл-ка ты нахер, Цао! – выпалил Стоун. – Это что-то личное, да? Я косо на тебя посмотрел?

Цао призадумался.

– Нет, в основном это не личное… Хотя ты прав, Стоун, у всех есть личные обиды…

– Конечно, есть, они у всех есть, Цао, но это не значит, что из-за надуманных обид нужно устраивать кровавую баню! Ты что – малолетка, у которого в песочнице отжали совок?

– Знаешь, мне кажется, ты никогда не уважал нас, Стоун, – мягко перебил его Цао. – Всегда смотрел на нас, как на людей низшего сорта, считал, что мы здесь незаслуженно…

– Я этого никогда не говорил, – запротивился Стоун.

– Тебе не было нужды говорить, всё было написано на лице, – усмехнулся Цао.

– Физиономист, мать твою, – процедил Стоун. – Да мне плевать на вас, Цао, и всегда было плевать, слышишь? Ты слишком много о себе возомнил, раз считаешь, что я вообще о тебе что-то там думал. И о всех вас. Я пересекался с вами пару раз в неделю на камбузе, пару раз – в лабораториях, но мне всегда было плевать, я не обращал на вас внимания. Я и в лица-то вас не запоминал. Да и по именам, кстати, тоже. Мне было плевать. Может, это нехорошо. Чёрт – да, это нехорошо! Пусть так, я согласен. Но давай не будем вспоминать былое и просто…

– Я уже сказал тебе, Стоун. Говорю снова – нет. Здесь нечего обсуждать, – с каждым разом Цао становился всё грустнее и грустнее. Словно и сам был не рад нести подобную дичь. Стоун был ошарашен. Он попытался ещё раз:

– Цао, ты обсудил это со своими людьми?

– Да, мы всё обсудили. Поэтому я и говорю с тобой. Не трать своё время, Стоун. Теперь слушай внимательно, – Цао заговорил жёстче. – Ввиду сложившихся обстоятельств я объявляю ISS-2 собственностью правительства КНР, мы берём станцию под контроль…

Стоун прыснул.

– Это что? Ультиматум? Типа, чёрная метка? Бунт на корабле, да, Цао?

– Думаю, вы предпочтёте сдаться, – Цао словно не слышал его. – У вас полчаса. После этого любое сопротивление будет пресечено – самым жёстким образом.

– Вот как значит? – Стоун понимающе кивнул. – Не даёшь никаких шансов на мирное разрешение конфликта? Так?

– Всё так, – кивнул Цао в ответ. – Отбой, коммандер.

Экран погас.

– Ах ты, тварь!! – заорал Стоун и двинул кулаком по монитору. – Грёбаный ублюдок!

Команда напряжённо замерла. Стоун яростно дышал, словно разъярённый бык. Наконец, он кивнул Коэну, ближе всех находящемуся к переходному шлюзу в отсек «Пэрити»:

– Заблокируй его, Коэн.

Указал на Палмера:

– А ты живо выведи через проектор план станции.

Коэн занялся шлюзом, Палмер – планом. Стоун же лихорадочно соображал.

– И что это было по-твоему, Стоун? Порядочность? Благородство? Здравый смысл? Душевный порыв в самом лучшем своём проявлении?

Вряд ли Лев хотел, чтобы это прозвучало настолько саркастично. Но оно прозвучало – и Стоун опомниться не успел, как с размаху залепил старику пощёчину.

– Стоун! – ахнула Грейс. Все напряжённо замерли.

– Ох, чёрт, прости, я… – Стоун, дрожа, протянул Льву руку, опасаясь, что русский откажет. Но тот покачал головой и пожал её:

– Я всё понимаю, мальчик. И не обижаюсь. Мы все на взводе. Это было поделом.

– Это не оправдание, – но Стоун отчаянно искал хоть какое-то оправдание, ему было мучительно стыдно. – Кто-кто – а я должен держать себя в руках…

– Не переживай, – подмигнул Лев. – Я слишком много болтаю…

Стоун выругался про себя. Чёртов жизнерадостный русский. Никогда не унывает. И вроде не особо переживает, не волнуется по пустякам. И не только. Или всё-таки… Просто не подаёт виду? Стоун ведь обычно не подаёт. По крайней мере, пока не лупит своих людей во время Апокалипсиса.

– Но вот скажи мне – что ты от них ожидал? Что они придут строем для групповых обнимашек? Они фанатики, мальчик, они верят в навязанные Великой Партией идеалы. Эти идеи лживы и лицемерны для нас – но не для них. Для них это словно аксиомы Писания, ничего другого они в жизни не видели и не слышали. Они до конца будут следовать указанному Вождём пути. И конец этот наступит – хотим мы того, или нет. Наступит – так… или иначе.

Стоун прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Он не стал уточнять, что Лев подразумевал под «так», а что – под «иначе». Попросту не хотел слышать этого. Потому что боялся.

Кто-то ободряюще похлопал его по спине. Стоуну и смотреть не надо было – ну конечно же, это Холлис. Пора. Глубокий выдох.

– Палмер, схема готова?

Проектор загудел подобно старому киноаппарату в школьной комнате. Стоун почувствовал себя докладчиком на местечковой конференции – и уверенно заговорил.

– Так, смотрите, – пальцем он ткнул в выведенную Палмером схему ISS. – Чтобы добраться до «Дивинити» нам нужно пройти через четыре отсека. Лев уже сказал об этом. Лично меня больше всего волнуют отсеки «Элэйшн»[15 - Elation – «эйфория, ликование»] и «Пэрити»[16 - Parity – «равноправие, равновесие»] – они смежные с жилым модулем «Хэнша», – он покачал головой. – Я уже и не знаю чего ожидать от китайских камрадов. Засады в духе герильяс[17 - Герильяс – суть то же, что и партизаны]? Послушайте, эти ребята настроены серьёзно, – Стоун обернулся к остальным, – я думаю, нам, и, правда, придётся пробиваться. С боем. Настоящим боем. Да, то, чего ты так хотел, Мосс, – Стоун усмехнулся. Мосс промолчал. – Сможешь сполна утолить жажду мести.

Стоун переместился вплотную к экрану и ткнул пальцем в полотно.

– Первой на очереди столовая «Синсерити»[18 - Sincerity – «искренность, прямота, душевность»]. Что у нас там? Ножи, вилки, подносы… Для ближнего боя хватит с лихвой. Эй, кто-нибудь отбывал наказания в школе за драку? – он обернулся. Никто ничего не сказал.

– Видимо, нет. Не подумал бы, что скажу такое, но меня это удручает.

– Стоун, они тоже не монахи Шаолиня, мы справимся, – сказал Холлис.

– Мы должны справиться, – поправил его Стоун. – Всё зависит только от нас, волшебники из ЦУПа не пришлют морпехов в помощь, так что даже не вздумайте падать духом и сдаваться.

Он вновь повернулся к схеме.

– В «Элэйшн» много спортинвентаря – используйте всё, что попадётся под руку – гантели, гири, а, словом – всё… В «Пэрити» куча готовых препаратов в пробирках. Можно пошарить по ящикам и разжиться кислотой или щёлочью. Что до «Экволити»[19 - Equality – «равенство, равноправие»], – Стоун пожал плечами, – не знаю, решительно не припомню ничего смертоносного в нашей уютной кают-компании. Будем действовать по ситуации, но лишнего насилия лучше, всё же, избегать… После «Экволити» мы попадём в рубку головного отсека «Констанси»[20 - Constancy – «неизменность, постоянство, верность»], там настроим параметры полёта, отстыкуем «Дивинити» и улетим отсюда к чертям.

Люди начали вопросительно переглядываться.

– Стоун, прости, ты сказал – улетим? – Грейс недоверчиво потрясла головой, словно ослышалась, а её милое личико чуть исказила гримаса непонимания.

– Верно, – подтвердил Стоун. – Улетим. Предпочту оказаться вдали от воинственно настроенных китайцев. Эй, вы же не собирались оставаться здесь, зная планы Цао?

– Ладно, – смилостивилась Грейс. – И насколько это реально? Улететь на отсеке орбитальной станции?

– Этот отсек оборудован автономным двигателем, – вмешался Холлис. – По сути, «Дивинити» – это головная часть тягача с одной ступенью. Так что, улететь вполне реально.

– А мы можем спуститься на Землю? На «Дивинити?»

– Нет, Грейс, не можем, – покачал головой Стоун.

– Но…

Раздался гул неодобрения.

– Выслушайте! Не можем, потому что для этого нужно заранее просчитать траекторию полёта – иначе можно месяцами петлять вокруг планеты. С имеющимся оборудованием это нереально. Холлис – пилот, он не даст соврать.

– Не дам, – кивнул Холлис. – Стоун прав.

– В то же время, в бортовой компьютер «Дивинити» внесена просчитанная и динамически изменяющаяся траектория. До станции Lunar GateWay[21 - Lunar GateWay – окололунная станция NASA, предназначенная для изучения Луны и дальнего космоса].

Гул сменился восторженным ропотом. Команда ухватила суть плана.

– Да, – Стоун размеренно покивал, – вы верно поняли – мы отправляемся на окололунную станцию NASA. Она оборудована двумя шаттлами. На одном из них мы обогнём Луну и приземлимся. Где-нибудь… В Мохаве или типа того… Кто из вас пользовался тазером?

Откликнулся лишь хирург ДаСилва.

– Я не пользовался, но меня как-то раз пырнули разрядом из такой штуки, – признался Коэн.

– Спасибо за откровение, Коэн, это, безусловно, засчитывается за опыт владения. Ещё вопрос: кто из вас ездил стрелять по консервным банкам в уик-энды?

Стоун не ожидал, что кто-нибудь откликнется. Последние годы астронавты набирались из гражданских, не из военных. Исключение составлял Холлис – ранее он был капитаном авиационной эскадрильи. Но Холлис промолчал. К удивлению Стоуна отозвалась Мартинес.

– Ладно… Грейс… В твоём личном деле не было данных о связях с армией. Так что – это было хобби или вроде того?

– Вроде того, – уклонилась от ответа Мартинес. – Откуда на борту огнестрельное оружие?

– Я как-то раз вылепил его на 3D-принтере, – краснея, сознался Стоун.

– Зачем?!

– Не нашёл в Даркнете ничего другого, а опробовать принтер было нужно… Почему я должен оправдываться перед тобой, Мартинес?

Грейс отмахнулась, давая понять, что перепалка окончена.

Стоун обернулся к остальным:

– Собирайте всё, что не хотите оставлять. Сюда мы уже вряд ли вернёмся. Полная эвакуация. На сборы двадцать минут. Встретимся здесь. Я – за оружием.

Команда стала расплываться по каютам.

– Грейс, – окликнул девушку Стоун. – Давай за мной.

Они вместе покинули «Клэрити».

– Грейс, я… – Стоун застыл у дверей своего отсека. – Последние пару дней я хотел поговорить с тобой… Всё было не до того. Правда, теперь…

– Стоун, а ты точно подходящее время выбрал? – удивилась девушка.

– А когда оно было подходящим? Всегда ведь находилось что-нибудь. И всегда найдётся. Неважно. Послушай, я…

– Эй, мы же это проходили, – вздохнула Грейс. Она поняла, к чему Стоун клонит. – Я уже ответила тебе, всё что могла, что ещё ты надеешься услышать? Ты не мой типаж. Смирись с отказом, Стоун, иногда нужно остановиться и отпустить, иначе погрязнешь в этой пучине надолго. Прими это.

– Грейс…

– Мне лестно твоё внимание, я польщена, правда, но…

– Ты не просто нравишься мне, Грейс, я без ума от тебя. Нет, не говори ничего в ответ, просто послушай. Последний раз. Знаю, как навязчивый ухажёр я тебе надоел. Я дерзок и циничен, самоуверен и самодоволен, бесцеремонен и назойлив – правда, я бы предпочёл назвать это «настойчив», но суть ведь не в терминах. Я борюсь с собой. Ты не маленькая девочка, ты и сама знаешь – каково это, убивать демонов в своей душе, одного за другим. Выдавливать из себя по капле всю дрянь, что мешает жить самому и другим. Всё так. Я замкнут, необщителен, холоден, а иногда – беспричинно груб. Но с людьми, которые мне небезразличны, я чуток, внимателен и щедр. Эмпатия и сентиментальность – мои вторые я. Вот как оно обстоит. Я бы никогда не предал тебя, никогда не оставил, не сказал бы, что у меня нет времени, даже словом никогда бы не обидел, это просто немыслимо. Всегда подхватил бы и удержал тебя. Ради тебя я совершил бы невозможное. И только ради тебя. Ты никогда не осталась бы разочарованной. Не знаю, почему я воспылал такой страстью именно к тебе, но это так. Я никогда не встречал никого и близко похожего на тебя. Прими и ты это.

Грейс не стала ничего отвечать. Стоуну оставалось лишь гадать, произвёла эта тирада на неё какой-то эффект, или она просто устала пререкаться с ним.

– Тебе решать, – вздохнул Стоун и открыл свою каюту. – Можешь, как и прежде, считать это просто романтическими бреднями и жалкой попыткой склеить тебя. Но я искренен. Клянусь.

Стоун проплыл к рабочему столу, открыл сейф.

– Вот, – он вынул отпечатанную копию М1911, – доверяю его тебе.

Грейс взвесила оружие в руке.

– Он пневматический?

– Да, а пули сделаны из той же субстанции, что и он сам.

– И ты его испытывал?

– Видишь? – Стоун вынул из ящика фото с университетского выпуска. Аккурат посередине зияло отверстие, и трещины паутиной расходились по стеклу.

Грейс кивнула и поджала губы.

– Послушай, Стоун, насчёт…

Сердце у Стоуна болезненно ёкнуло.

– Нет, не говори, если это очередной отказ, то… Просто не говори, я не хочу этого слышать. Хотя, нет, постой! Дай мне ответ, когда будем на Земле, идёт?

– До неё надо добраться, – Грейс поглядела в иллюминатор. Над Индийским океаном начинал заниматься рассвет.

– Доберёмся.

Оба замолчали, размышляя о шансах на успех.

– Надеюсь, твои старики живы, – сказал Стоун, – впрочем, знаешь, нет – я уверен, что они живы, у меня хорошее предчувствие насчёт этого.

Грейс улыбнулась и тряхнула лавиной иссиня-чёрных локонов:

– Думаю, твои тоже.

Стоун улыбнулся в ответ и не стал загружать Грейс излишней, на его взгляд, информацией.

– Пора.

Рация в нагрудном кармане Стоуна ожила и хрипловатым тенором спросила:

– Коммандер, можешь заглянуть на минутку? Если можешь, конечно…

Стоун щёлкнул спикером.

– Да, Лев, загляну. Эй, Грейс, захвати заодно и тазеры, отдай их ДаСилве и Коэну, идёт? Тебе нужно что-то забрать у себя? Действуй. Встретимся в «Клэрити».

Вооружённая до зубов Грейс покинула его. Стоун подумал, не зря ли он вывалил девушке всё, что думал. Копаясь в ящиках в поисках чего-то стоящего, он пришёл к двум выводам. Во-первых, не зря. Иначе он так и продолжал бы накручивать себя. Он выложил все карты, окончательно признался ей, перестал виться вокруг да около – это главное. Теперь никаких полунамёков. А финальное слово за ней. Во-вторых, забирать ему было решительно нечего. Разве что коллекцию музыки. Он собирал и тщательно распихивал её по плейлистам с незапамятных лет, ещё до прибытия на орбиту. Стоун поднял треснувший смартфон.

Вот так. Выходит, всё. Он оглянулся. Эта каюта была его домом последние пять лет. Пора возвращаться на родную планету. Стоун решительно развернулся и направился в обиталище русского.

Модуль «Zarya» привычно стонал от напряжения в корпусе. Бывало, Стоун опасался, что эта штуковина того и гляди отвалится, но годы шли, и ничего особенного не происходило. Старая рухлядь конца 90-х держалась молодцом.

– Эй, а тебе есть, что забирать, я вот… – Стоун влетел ко Льву и осёкся.

Панорамные окна в отсеке были раскрыты, и Стоун увидел тёмный силуэт на фоне золотого рассвета – первого рассвета после ядерной войны.

– Всё нормально?

Стоун и сам почувствовал, насколько глупо и беспомощно это прозвучало.

– Нет, – глухо отозвался силуэт.

– Я ошибся каютой. Я ищу беспечного русского старика, так что если…

– Стоун, что ты видишь?

Стоун растерялся.

– Там, внизу? Океан. А ты что видишь?

– То же. А знаешь, что я видел раньше – каждый раз, когда станция пролетала над тем, что когда-то было Россией?

– Не знаю. Что ты видел?

– Тоже океан.

«Ага», – подумал Стоун.

– Океан упущенных возможностей и несбывшихся надежд.

«А-а», – снова подумал Стоун.

– Не только моих. Всей нации. Некогда огромная империя. Столько потенциала. И всё – в никуда. Забвение. Теперь это горстка автократий третьего мира. Признайся, ты ведь даже не подумал о русских, как о потенциальных агрессорах, Стоун?

– Нет, – признался Стоун. Куда им.

– Наш конец наступил задолго до этого, и подкрался он незаметно. Как, впрочем, и всегда. Знаешь, мне ведь толком и некуда было возвращаться. Я не знал, к какому из удельных княжеств теперь отношусь. Вот и коротал дни здесь, с вами.

– А близкие?

– Никого не осталось, – ответил Лев. – Единственный ребёнок погиб задолго до того, как я переехал на эту станцию.

– Мне жаль.

– Да.

Лев словно подвёл черту. Стоун уже знал, что тот скажет теперь.

– Я останусь здесь.

Они помолчали. Далеко внизу океан разбивал волны о точки островов.

– Стоун, что приходит тебе на ум, когда слышишь: «Советский Союз?» Самое первое? – спросил вдруг Лев.

– ГУЛАГ, – честно ответил Стоун.

Лев рассмеялся и закивал.

– Да, несмываемый позор. Вот что в итоге будут помнить о русских – дутое самомнение, мифическое величие и беспредельную жестокость. Не балет, не sputnik, не Чехова и Толстого, а лагеря и Холодную войну… Ты читал Толстого, Стоун?

– Пытался. Унылое чтиво, – признался Стоун. – Без обид.

– Чего там, каждому – своё.

Он вынул из кармана что-то и протянул Стоуну. Что-то оказалось монетой. В полутьме каюты Стоун так и не разобрал чьей, но на аверсе был выгравирован рыцарь с занесённым мечом.

– Когда-то она принесла мне удачу. Теперь пусть принесёт тебе. Или любимому человеку.

– Чего? – удивился Стоун.

Лев рассмеялся.

– Это же маленькая станция, а не необъятная страна, Стоун, ты что же – думал, никто не заметит, как ты ухаживаешь за Грейс? Ты позвал её с собой… Дай угадаю – ты сказал ей?..

– Сказал, – нахмурился Стоун.

– И… Что же?

– Плевать она на меня хотела, – сокрушённо вздохнул Стоун.

– Не отчаивайся…

– Легко тебе говорить…

– Ты прав, я многое успел пережить, это вы молоды и у вас впереди… – русский не договорил и смущённо замолчал. Но тут же пихнул Стоуна локтём. – Эй! Может мой талисман всё же поможет тебе в сердечных делах?

– Ты же пастырь науки, а не веры, неужели ты и впрямь полагаешься на эти предрассудки? Это же глупо…

Лев пожал плечами. Стоун почувствовал, что время поджимает. Также он чувствовал, что это будет бесполезно, но даже не попытаться убедить русского он не мог.

– Может ты всё же…

– Как ты предсказуем… Я остаюсь, – собеседник был непреклонен.

– Что ж, ладно. Удачи.

– Очень смешно, Стоун, – проворчал Лев.

– Прощай, старик.

– Прощай, мальчик.

Стоун выплыл в коридор и оглянулся. Лев всё также смотрел на океан.

Стоун разозлился на русского. Да тот просто струсил – знает, с кем им предстоит столкнуться, куда им предстоит вернуться и через что пройти, вот и слился в самый неподходящий момент! Стоуна охватил порыв выбросить монету к чёртям, но он сдержал себя.

По пути до «Клэрити» он всё думал о Льве, но так и не понял до конца. Да, того всю жизнь кормили невыполнимыми обещаниями – сначала одно государство, потом другое, потом вообще х** пойми какое. Да, он почти всю жизнь провёл, болтаясь в космосе, ради невнятных грандиозных целей и великих идей, не получив при этом чего-то осязаемого. Да, у него не осталось никого. Но разве это повод сдаться? Ведь у него остались они – астронавты с ISS-2, за эти пять лет они стали для него новой семьёй. Земля по-прежнему была там, внизу, до неё всё же можно было добраться, отыскать укромное место и обустроить там свою тихую гавань. Разве это не стоило того, чтобы бороться? Ещё как стоило, ответил Стоун сам себе. И не стоило, а стоит. Все ещё стоит. За это нужно бороться.

– Где Лев? Он не с тобой? – спросила Грейс, едва Стоун появился в «Клэрити».

Он отдал ей монету старика.

– Это его?

– Да.

– Он не покинет станцию, верно? – тихо спросила она, сжимая талисман.

– Ему незачем её покидать, – ответил Стоун. Он уже не был так сердит на старика. В конце-то концов, каждому – своё. – Он сдался. Не хочет бороться. Не осталось сил, понимаешь?

– Мне он всегда казался таким неунывающим, – задумчиво протянула Грейс.

– Это была его защита от горестей жизни, – ответил Стоун. – Он бодрился напоказ, но внутри давно был сломлен.

То один, то другой прибывали члены экипажа.

Стоун огляделся.

– Все в сборе?

– Коммандер, вас вызывает Цао, – доложил Палмер.

– Какого дьявола ему опять понадобилось? – Стоун прильнул к видеофону и замер. Китайцы схватили Уокера и Лестера. Связанные астронавты сидели прямо перед камерой, рядом покачивалась парочка тайконавтов с пистолетами в руках.

– А у них-то откуда оружие?! – возопил Мосс.

– Откуда и у нас, – ответил Стоун.

В камеру заглянул довольный Цао.

– Коммандер?

– Слушаю тебя, – Стоун не узнал свой голос.

– У меня твои люди.

– Вижу.

– У нас есть оружие.

– Вижу.

– И мы не побоимся его применить.

Стоун призадумался.

– Что тебе нужно?

– Время вышло, коммандер, так что теперь никаких переговоров. Вы сдаёте нам станцию, мы стыкуем её с «Тэнгу», а после – спускаемся на Землю.

– Ага, спуститесь вы, как же, – проворчал Стоун.

– Что?

– Что будет с моей командой?

Цао миленько улыбнулся.

– Будет видно, коммандер.

– Ты что же – не можешь гарантировать неприкосновенность военнопленных?

– Я ничего не могу гарантировать, коммандер. Настали непростые времена.

– А когда они были простыми?

Цао перестал улыбаться и резко сменил тон:

– У зажравшихся капиталистов, живших в долг у всего мира, они всегда были простыми.

– В Штатах мы, по-твоему, спали на золоте и срали радугой?

Цао замялся на секунду.

– Это неважно. Мне нужна станция, коммандер!

– Забирай, только освободи парней и дай нам пройти в отсек «Дивинити».

Глазёнки Цао недобро блеснули.

– Зачем вам нужно в «Дивинити?»

– Останемся там до транспортировки на Землю.

Стоун чувствовал, что Цао что-то подозревает. Гадёныш, определённо, нутром чуял, что Стоун кривит душой.

– Нет, Стоун, вы останетесь там, где вы есть. Вы сдадите станцию, продолжите работать на нас, а ваш пилот поможет состыковаться с «Тэнгу».

– Нет, Цао, это неприемлемо, – отрезал Стоун.

– Я дважды повторять не собираюсь, коммандер! – заверещал Цао.

– Измени условия, – сказал Стоун.

Цао выхватил у подчинённого пистолет и выстрелил Лестеру в затылок.

Астронавты в ужасе замерли.

– Поганый выродок! – изумился Стоун.

– Этот красавчик на очереди! – пропел Цао.

– Нет, коммандер, не принимайте условий этой твари! – крикнул Уокер.

Цао ударил Уокера рукоятью и протяжно выкрикнул:

– Ну же, коммандер!

– Хорошо, только…

– Никаких «только», коммандер!

– Нет, сэр! – заладил своё Уокер.

– Уокер, тебе что – жить надоело?! Оставь этот дурацкий героизм, парень! – заорал Стоун.

– Не такой ценой, сэр!..

– Да насрать мне на эту станцию! Отпусти его, Цао! Отпусти – и разойдёмся с миром!

Цао в ответ приставил дуло к виску Уокера:

– Мне нужен правильный ответ, коммандер!

Уокер исторг горестный вопль. Стоун отчаянно проорал:

– Уокер, эй, слышишь меня, парень?

– Коммандер?

– Мы над Австралией, малыш. Над твоей родиной.

Уокер всхлипнул.

– Что с ней, коммандер?

– Она цела, Уокер, цела и невредима. Она всё так же зелена, как и прежде, – Стоун не кривил душой. Континент выглядел нетронутым.

Уокер снова всхлипнул, кивнул и в последний момент поднял взгляд аккурат в камеру.

– Ну хватит, – Цао надавил на спуск.

Уокера беззвучно тряхнуло и он навеки замер.

– Грёбаный изверг! – ахнул Холлис.

Стоун включил динамик.

– Цао! Эй, слышишь меня, Цао?! Я лично прибью тебя, слышишь?

– Не раздавай, невыполнимых обещаний, коммандер, – усмехнулся китаец.

– Это я выполню, – заверил Стоун.

Он выключил видеофон и обернулся к экипажу.

– Я, конечно, пацифист, но заверяю вас, любому говённому чинки[22 - Чинки – сленговое этническое прозвище китайцев], что попадётся мне на пути я выдавлю его поганые глазёнки!..

– Стоун, ты сам призывал нас отказаться от насилия, помнишь? Что с тобой стало? – поразилась Грейс.

– Видела, что он сделал с ними, Мартинес?

– Видела, как и ты. Но некоторые остаются людьми до конца, невзирая ни на что, – Грейс оглядела команду. – Мне казалось, я окружена людьми, а не бездушными зверями.

Ярость и безудержный гнев остыли. Стоун и сам пришёл в ужас от сказанного им. «Она права!»

Но одна идея грызла его и не давала покоя.

– А мы можем… Холлис, «Тэнгу» ведь двигается в противоположном направлении, но в другом эшелоне, так? Мы можем поменять высоту? Спуститься до уровня «Тэнгу?»

– Хочешь, чтобы ISS… – неуверенно протянул Холлис.

– Хочу, – заверил его Стоун, – у камрадов были планы стыковки станций? Что ж, мы воплотим эти планы в жизнь. Чуть более красочно и громко.

– Стоун…

– Это будет нашим прощальным поклоном товарищам. За Америку. За Уокера. За Лестера. За всех нас, – отрезал Стоун. – Сделай расчёты, Холлис.

– Я думал, корректировать курс можно лишь из ЦУПа, – засомневался Палмер.

– ЦУП корректирует курс, это верно. Но высоту полёта мы можем менять и со станции, это было предусмотрено для точной стыковки с грузовыми кораблями и для ухода от столкновений, – пояснил Холлис. – Экстренные меры.

– Глупая система, – подытожил Стоун.

– Какая есть, – пожал плечами Холлис.

– Стоун! – гневно выкрикнула Грейс. – Столкнуть станции? Чем это лучше? Мы готовимся просто скопом их всех убить?

– Убить? – переспросил Стоун и умехнулся. – Я не стану их убивать. Правда и спасать особо не буду… Но как только мы будем в безопасности, я предупрежу их о столкновении. У них будет время отстыковать модуль «Хэнша».

– А потом? Они же будут дрейфовать на орбите! – настаивала Грейс.

– Тогда у них будет время подумать над тем, что они сделали, верно?

Грейс замолчала. Стоун счёл это своей маленькой победой.

– Скажи мне, что уже занимаешься расчётом, Холлис, – попросил он пилота.

– Я уже занимаюсь, Стоун, – ответил Холлис, заняв место Палмера у компьютера. – Дай нам пять минут.

Стоун вынул рацию.

– Лев, это Стоун.

– Мы разве не прощались?

– Станция столкнётся с «Тэнгу».

Молчание. Шорох. Треск помех.

– Лев?

– Тогда вам нужно торопиться, мальчик.

– А что насчёт тебя?

– Я думал, ты меня понял. Я останусь. Несмотря ни на что.

Стоун переглянулся с Мартинес.

– Вроде, понял. Но думал, вдруг ты передумаешь, узнав…

– Я не боюсь смерти, мальчик.

– Хорошо тебе, – протянул Стоун чуть ли не с завистью. Он был атеистом и не верил в загробную жизнь. Для него смерть означала пустоту. Бесконечную тёмную пустоту, через которую предстоит вечное падение. Стоун боялся и темноты и высоты. Боялся смерти. Он вдруг поймал себя на мысли, что бояться этого стал лишь недавно, когда смерть приблизилась настолько, что оказалась почти неизбежной. Раньше Стоун и не думал ни о чём подобном. Как и большинству людей, ему казалось, что жизнь вечна. А потому и жил он так, словно никогда и не собирался умирать – медленно, с ленцой, не особо переживая о будущем. Теперь же смерть грозила наступить похожим образом – Стоун чувствовал, что словно никогда и не жил.

– Прощай, Лев.

– Прощай, Стоун.

Стоун выключил рацию. Повторное прощание далось тяжело.

– Небольшие изменения в плане, – сказал он.

– Не в последний же момент, коммандер! – заныл Мосс.

– Ещё как в последний, – заверил Стоун. – Холлис, Шинода, Ивамацу – вы возьмёте скафандры – их ровно три – выйдете в космос через шлюз «Квест-1», пролетите вдоль корпуса станции, зайдёте внутрь через «Квест-2» – он примыкает к грузовой платформе, смежной с отсеком «Пэрити». Зайдёте в тыл к нашим друзьям. Там мы с вами встретимся и перейдём в «Экволити». Ясно? Иначе не потянем. Сделаем ставку на внезапность и мобильность. Остальные идут со мной.

Стоун огляделся. Кажется, команда ожидала его финального монолога.

– Собрали все пожитки? Тогда – за дело. Помните – не останавливаемся, главное добраться до «Экволити», остальное – дело техники. Парни, – обратился он к Холлису и японцам, – увидимся на той стороне. – Он глубоко вздохнул. – Удачи всем нам.

Он первым вплыл в «Синсерити». Пусто. И тихо. Слишком тихо. Друг за другом астронавты парами перемещались в отсек вслед за Стоуном.

– Вперёд! – скомандовал Стоун.

Китайцы стали появляться с пугающей скоростью. Несколько вынырнули из модуля «Хэнша», несколько буквально выпрыгнули из-под столов, парочка спустились с потолка. Почти у каждого из них в руках поблёскивали ножи. Угрожающие нотки в их тарабарщине не предвещали ничего хорошего.

Сердце Стоуна бешено заколотилось.

– Не отстаём! – рявкнул он.

Гонка со смертью началась.

Один за другим астронавты отталкивались от стены отсека и неслись в его противоположный конец – и к переходу в отсек «Элэйшн». Палмер, прихвативший огнетушитель, сорвал с баллона пробку и нёсся вперёд на всех парах. Он первым впечатался в шлюз и немедленно занялся его открытием. Коэн, поравнявшись с Палмером, принялся отгонять тайконавтов разрядами тока.

Один из китайцев замахнулся на Мартинес. Она шустро увернулась и выстрелила тому в ногу. Коммандер подхватил завертевшуюся от отдачи девушку. Она благодарно кивнула ему.

Позади раздался душераздирающий крик.

Стоун оглянулся. Несколько человек навалились на Косицки и с диким воем принялись тыкать его лезвиями.

– Нет! – отчаянно крикнула Грейс и выстрелила несколько раз. Пару тайконавтов отнесло от поляка, но это почти не возымело эффекта. Мартинес лишь на пару секунд отсрочила предсмертные хрипы несчастного.

ДаСилва замешкался у стола, перезаряжая тазер.

– ДаСилва! Чего ты застыл?! – заорал Стоун. – Живо сюда! Не оглядывайся!

ДаСилва прыгнул к ним. В последний момент здоровяк-китаец ухватил хирурга за щиколотку и рванул обратно. ДаСилва попытался оглушить врага разрядом. Но мощности тазера не хватило, и бугай судорожно воткнул нож доктору в грудь.

Стоун обмер. Однажды ДаСилва откачал коммандера после неудачного выхода в открытый космос. А теперь коммандер уже ничего не мог поделать, чтобы спасти самого ДаСилву.

– Покойся с миром, Эдди, – прошептал Стоун.

– Стоун, мы заблокируем переход, давай! – Грейс рванула его за руку. – Это задержит их!

«Не понимаю», – он никак не мог выбросить из головы скверные смерти Косицки и ДаСилвы. Они застыли перед глазами: «Почему так жестоко? Откуда такое зверство?»

Он решительно потряс головой. Сокрушаться они будут потом. Пора преодолеть «Элэйшн» – из полумрака впереди уже выплывали тайконавты.

– Врассыпную! – крикнул Стоун. – Попробуем обойти их вдоль стен!

Так они и сделали. Один лишь Коэн попытался проскочить через центр, но напрасно. Двое китайцев изо всех сил метнули навстречу ему гриф от штанги – тот насквозь пробил бедолагу. Тазер выскользнул из его руки и поплыл в сторону Мосса.

– Оставь его, Мосс! – Стоун отчаялся. Его команда таяла на глазах.

Палмер колдовал над переходным шлюзом в лабораторию «Пэрити». Стоун и Мартинес встали спинами к нему, готовые дать отпор неприятелю.

– Сюда, Мосс! – крикнула Грейс.

Мосс перевёл взгляд с них на уплывающий тазер. И принял решение. Он уже почти дотянулся до шокера, когда двое тайконавтов утянули его вниз и прислонили к полу отсека. Третий же замахнулся и обрушил на голову бедняги тридцатифунтовый диск.

Грейс в ужасе отвернулась.

– Готово, коммандер! – возвестил Палмер.

Трое астронавтов перебрались в «Пэрити» и захлопнули люк.

– Заблокируйте его, коммандер, а я…

Стоун осталось только догадываться, что хотел сделать Палмер. Пуля угодила тому в горло – алая кровь брызнула фонтаном.

Грейс напрасно щурилась, пытаясь в полумраке разглядеть позицию стрелка. Но Стоун видел – Цао парил за стендом и целился в Мартинес. Коммандер рыбкой метнулся к Грейс и повалил её на пол.

«Ублюдок, всё-таки задел меня», – раздражённо подумал Стоун, ощутив слабое жжение в левом боку.

– Грейс, ты цела? – прошептал он.

Девушка кивнула и прошептала в ответ:

– Я потеряла «Кольт», Стоун…

– Это ничего. Послушай, – он наклонился к самому её уху. – Он за стендом с образцами. Обойди и отвлеки его как-нибудь, я заблокирую отсек и помогу тебе.

Грейс кивнула и поплыла вперёд, прижимаясь к полу.

Стоун распахнул щиток пульта управления шлюзом, отодрал панель ввода и рванул все провода разом.

«Вот так», – удовлетворённо подумал он. Это задержит выродков на несколько минут.

Пуля ударила в обшивку отсека в паре дюймов от уха Стоуна.

«Твою мать!» – Стоун пригнулся, притянул к себе Палмера и пощупал пульс. Ничего.

– Палмер, – тихо позвал астронавта Стоун. Но тот безмолвствовал. Стоун прикрыл ему глаза.

«Соберись, Стоун».

– Эй, Цао! – крикнул он.

Тишина.

– Ты здесь один, я знаю.

Тишина.

– Засел здесь, как большой босс, да, маленький ублюдок?

Снова нет ответа.

– Помнишь, что я тебе обещал?

Стоун стянул с одного из столов ящичек с рассадой.

– Куда ты пойдёшь, когда я приду за тобой, плохой парень?[23 - «Куда ты пойдёшь, когда я приду за тобой, плохой парень?» – Стоун практически цитирует строку из песни Inner Circle «Bad Boys»]

Он швырнул ящик в противоположный угол, ожидая реакции.

Вот! Краем глаза Стоун засёк движение в проходе между столами. Цао поднимал оружие. Грейс возникла у него за спиной и обрушила ему на голову штатив пробирок с препаратами.

«Её двухнедельные исследования коту под хвост», – машинально отметил Стоун. И не стал мешкать. Мартинес дала ему великолепный шанс. Пока Цао пытался продрать глаза, Стоун навалился на него и мёртвой хваткой сжал пальцами цыплячью шейку. Несколько секунд – и китаец перестал трепыхаться под ним.

– Я же обещал, – сказал Стоун, с отвращением отталкивая труп.

Отсек «Экволити» был ярко освещён. Пусто. Стоун облегчённо выдохнул. Но где носит группу Холлиса?

– Холлис?

Стоун вновь нажал кнопку передачи.

– Шинода… Ивамацу… Отзовитесь. Кто-нибудь…

Молчание.

Внезапно пробился голос Холлиса:

– Я иду, Стоун!

Через полминуты смежный с платформой люк открылся и в отсек ввалился измученный Холлис. Он оглядел Стоуна и Мартинес.

– Это всё? – поразился пилот.

– Это всё, – ответил Стоун. – Где Мако и Кобэ?

Холлис вздохнул.

– Нас засекли, Стоун, – он покачал головой, – китайцы удалённо открыли шлюз «Квест-2», когда мы снимали скафандры.

– О, боже, – простонала Грейс.

– Их мгновенно вытянуло наружу, – мрачно подтвердил Холлис. – Я чудом успел зацепиться. Если бы переходник на платформу не был открыт, чёрт… Не знаю… Я думал, руки так и останутся там висеть, а меня тоже вынесет в космос… Я едва вполз, – его передёрнуло.

– Они были славными парнями, – сказал Стоун и двинул кулаком по обшивке. – Чёрт, да вся моя команда была славными парнями, а эти твари угробили их ни за что!..

– Идём, – позвала Грейс.

Через огромный купол «Рэпчур»[24 - Rapture – «восторг, вознесение, упоение, блаженство»], установленный в стене «Экволити», внизу виднелись Гавайи.

Стоун захлопнул за собой люк и устало выдохнул:

– Холлис, отдай параметры корректировки Грейс и проводи предполётную подготовку корабля.

– Что ж, – сказал Холлис, протягивая Мартинес сложенный вчетверо листок. – Если всё верно, то ISS и «Тэнгу» должны столкнуться примерно через 15 минут над северной Пасификой[25 - Пасифика – города и кварталы агломерации Большого Лос-Анджелеса на тихоокеанском побережье от Пасифик Палисэйдс до Марины-дель-Рэй и Венис.].

– Блеск. До Мантеки рукой подать. Надеюсь, всё и впрямь верно, Холлис, – одобрил Стоун.

– Что мне нужно сделать? – спросила Грейс.

– Выбери раздел «Корректировка высоты», далее – «Ручная». Безошибочно введи эти цифры.

– Давай, Грейс, – ободрил её Стоун. – Я займусь шлюзом.

Холлис скрылся в недрах «Дивинити», Мартинес – в рубке «Констанси». Стоун же начал возиться с пультом управления шлюза из «Пэрити». Остались лишь они, ждать больше некого, нет смысла держать его открытым – враг у ворот. Ещё немного, и – есть! Замыкание. Теперь они отрезаны от остальной станции.

Стоун осел на пол и с удовлетворением вытянул ноги. Наконец-то, можно расслабиться, сил совсем не осталось, вот ведь чёрт. Красное пятно на комбинезоне, ещё пару минут назад бывшее не больше четвертака, стало предательски быстро расползаться вширь.

Стоун вынул рацию и настроился на частоту китайцев.

– Чёрт, сам не верю, что делаю это – ведь вы, грёбаные ублюдочные упыри, уничтожили всю мою команду, но… Я знаю, вы меня слышите. Ваше счастье, если, вы меня понимаете. Потому что ISS-2 меняет высоту. Через четверть часа она столкнется с вашей орбитальной станцией «Тэнгу». Пульт управления уничтожен. Шлюз между «Пэрити» и «Экволити» заблокирован. Вам лучше поторопиться и отстыковать один из своих модулей, чтобы спастись. И, нет, это не шутка и не блеф. Коммандер Стоун, отбой.

– Всё готово, Стоун, – Грейс вернулась из рубки.

– Я рад, – слабо улыбнулся Стоун.

– Боже, Стоун! Холлис, он ранен! – воскликнула Грейс.

– Не отвлекай пилота, у него впереди дальняя дорога, – проворчал Стоун. Грейс не унималась и звала Холлиса по рации, зажимая рану свободной рукой.

– Я здесь! – Холлис возник у девушки а спиной. Грейс снова сильно надавила.

– Ох… Ублюдок Цао, чтоб ему вечно гореть в аду!.. – простонал Стоун.

Грейс быстро окинула его взглядом. До неё дошло, что пуля, пробившая Стоуна, предназначалась ей. Закусив губу, она зажмурилась, попыталась сосредоточиться и попросила Холлиса:

– Помоги мне, нужно остановить кровь!

Напарники склонились над коммандером.

– «Дивинити» готов? – деловито осведомился Стоун будничным тоном.

– Готов, – ответил Холлис.

Стоун вспомнил кое-что и улыбнулся:

– Шайенн.

– Что? – испугалась Грейс. – У него бред!

– Шайенн. «Однажды на Диком Западе». Это старый вестерн. Ганфайтера Шайенна точно так же подстрелили и он до последнего скрывал…

– Ты нашёл время вспоминать кино! – воскликнула Грейс.

– Я… я люблю кино, – пробормотал Стоун. Всё тело охватила слабость – такая же, какая охватывает тело после сытного обеда, когда хочется улечься в тёплую постель и сомкнуть глаза на пару часов. Но Стоун боялся, что закрыв глаза, он уже не найдёт сил вновь их открыть. Что он нашёл в себе – так это силы отстранить друзей:

– Хватит…

– Дай мне… Живо убери руки, Стоун!

– Ты не поможешь мне, Грейс. Врачом был ДаСилва. Ты не хирург, а микробиолог. Не трать время.

– Но я могу…

– Не можешь, медицинский отсек на другом краю станции.

– Мы окажем первую помощь! На «Лунаре» есть врачи…

Стоун сардонически рассмеялся.

– До «Лунара» три дня полёта. Будете затыкать мне рану всё время?

– Я буду! – крикнула Грейс.

– Лишнее самопожертвование, у меня внутреннее кровотечение, – покачал головой Стоун. – Бесполезно. Вам пора уходить.

– Но ты не можешь…

– Могу, – отрезала Стоун. – А вот вы не можете оставаться здесь – скоро нас накроет буря. Вам лучше быть под защитой «Дивинити». Да и, кроме того, до предположительного столкновения не так много времени. Вам бы пошевеливаться.

Грейс заплакала:

– Стоун…

Стоун ободряюще сжал её ладонь:

– Грейс, тебе не спасти всех. Ты борешься до конца, ты – умница, но нужно знать свой предел. Ты сама говорила… И иногда нужно остановиться, чтобы самой не кануть в пучину смерти. Это тот самый случай. Оставь.

– Нет. Нет, Стоун, – запротивилась Грейс.

– Холлис, прошу тебя, уведи её, – взмолился Стоун.

Холлис положил руки на плечи Мартинес и мягко потянул:

– Надо идти, Грейс.

Она перестала сопротивляться.

– Берегите себя, идёт? – Стоун протянул руку. Холлис крепко пожал её. Точно также пожала и Мартинес.

За сломанным шлюзом «Пэрити» слышались ругань на мелодичном кантонском и металлическое позвякивание. Непонятливые камрады перебранивались и явно готовились вскрывать дверь автогеном. Фанатики. Глупцы.

Сколько у них это займёт? Стоун прикинул. От силы минут пять. У Холлиса и Мартинес времени в обрез. Он поморщился от боли и сказал:

– Ну всё, теперь вам точно пора.

Они нырнули в переходной шлюз на «Дивинити».

– Грейс, – позвал Стоун.

Девушка обернулась.

– Грейс, надеюсь, всё, что я сделал, что мы сделали – не пропадёт даром… Обещай мне, что ты выживешь…

– Обещаю, коммандер.

Она вдруг впорхнула обратно в «Экволити» и подплыла к Стоуну.

– Прощай, Джон.

Грейс наклонилась и слилась со Стоуном в поцелуе. Её слёзы обжигали ему лицо. Стоун задыхался от восторга, боли и осознания близости смерти.

«Господи, какой кадр был бы у старика Бэя[26 - Майкл Бэй – американский кинорежиссёр и продюсер, в основном клепает-ваяет высокобюджетные боевики, очень сильно злоупотребляя спецэффектами, иногда в ущерб истории. Известен такими фильмами как: «Плохие парни», «Скала», «Армагеддон», «Пёрл-Харбор», «Остров» и серией фильмов о Трансформерах.] – двое влюблённых спасают мир, из-за Земли показывается Солнце, свет медленно заполняет кадр, а парочка тонет в этом свете и остаётся вместе. Навсегда. Классика жанра».

– Ты удивительная, Грейс, – прошептал Джон Стоун.

Улыбка озарила её заплаканное лицо словно сияние свыше. Она раскрыла его ладонь и положила на неё талисман, приносящий удачу.

Ничего больше не говоря, Грейс развернулась и поплыла в переходной шлюз.

Он в последний раз встретился с ними глазами.

Всё было понятно и без слов.

Шлюз закрылся.

Стоун остался один.


* * *

«Дивинити» беззвучно отстыковался от станции и быстро поплыл прочь.

Несколько секунд – и Холлис запустил двигатели. Корабль лёг на заданную компьютером траекторию.

Стоун из последних сил приподнялся и наблюдал теперь, как «Дивинити» растворяется среди звёзд.

Сквозь помехи через сотни миль в приёмник рации пробились голоса Чака Холлиса и Грейс Мартинес:

– Прощай, Стоун.

Пока китайцы выплавляли дверь, Стоун лежал и смотрел на родную планету через панорамный купол «Рэпчур». Под ним расстилались голубые воды океана.

Рот вдруг стал быстро заполняться солёной гущей. Пальцы начали неметь. Стоун испугался, что не успеет. Одна последняя вещь.

Онемевшими пальцами он выудил из кармана разбитый смартфон, оттуда же достал чудом не раздавленные в перепалке наушники. Торопливо прокрутил список песен. Нашёл нужную и запустил.

Как сладок был звук забытой, но любимой песни.

«Amazing Grace»[27 - Amazing Grace – «Изумительная благодать», всемирно известный англоязычный христианский гимн]…

Грейс Мартинес не спасла Джона Стоуна из пучины бед. Не в том смысле спасения, как это подразумевают обычно. Не спасла ему жизнь, не дала ему покоя, не одарила его любовью, не оставила ему надежды. Но она дала ему осознание искупления. Она спасла его от смерти в полном забвении, от терзаний о полной бессмысленности пролетевших дней. Он не зря прожил свою жизнь. Он отдал её в обмен на жизнь любимого человека.

За это Грейс всегда была благодарна Джону. А он в свои последние мгновения был благодарен ей. Не быть любимым – жестокое разочарование, не любить же – словно и не жить вовсе.

Стоун почувствовал неведомое ему доселе бессилие – он словно масло таял на сковороде и абсолютно ничего не мог с этим поделать. Кулак разжался, и монета, вращаясь, поплыла через отсек к куполу.

Свет перед полуприкрытыми глазами становился всё ярче.

У Стоуна и впрямь понеслись образы в мозгу, один за другим.

Не воспоминания из прошлого. Но образы несбывшегося будущего.

Солнечное утро на окраине Мантеки. Доставшаяся по наследству ферма как новенькая. На заднем дворе семейство Стоунов устраивает барбекю. Притомившись возиться у печи на солнцепёке, Джон присаживается на шезлонг в тени. Красавица Грейс приносит им по банке ледяной колы. Дети, смеясь, плещутся в бассейне. Вдаль уносятся тыквенные поля. Безмятежная калифорнийская жизнь.

О, дивная благодать.

Через полминуты ISS-2 и «Тэнгу» разорвали небеса над водами безбрежного и холодного Тихого океана[28 - Забавно, но первоначальный замысел рассказа был именно в том, что на борту происходила натуральным образом бойня – кровавая баня с самыми изощрёнными убийствами подручными средствами. Американцы должны были стыкнуться с русскими, те – с китайцами, эти, в свою очередь, с европейцами и т. д. В общем, все против всех. Это должен был быть своеобразный аналог «Королевской битвы» с астронавтами, но по ходу дела всё несколько поменялось. Я решил не высасывать всякую чушь из пальца, но привнести в историю немного личного – ещё свежи были раны после неудачной влюблённости – и кучу пережитого и перенятого опыта: из жизни и из других произведений искусства и явлений культуры. Основной сюжетный костяк сохранился – термоядерная война застаёт астронавтов на орбитальной станции врасплох. А вот детали и посыл изменились довольно существенно, ещё и совершенно спонтанно добавилась любовная линия… Космонавт Лев и шаттлы на лунной станции, само собой, были позаимствованы у Майкла Бэя из «Армагеддона». Стоун и Холлис навеяны моим любимым рассказом Рэя Брэдберри – «Калейдоскоп». Пара лирических моментов делают оммаж Wolfenstein: The New Order. Грейс была частично списана с любви всей жизни. Той самой незадавшейся любви…В итоге получилось то, что получилось.Такие дела.].

January the 13


, 2019




Последний юный бунтарь[29 - Last Young Renegade ©2020]


Посвящается ОксиДаше.



Один из горьких трав добудет мёд,

Другой не разберёт, чем пахнут розы.

Кому-то мелочь дашь – навек запомнит.

Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймёт.

Омар Хайям (или нет)




Сколько бы раз мы это ни делали, я всегда нервничал. Как школьник, нервно трущий ладошки перед первым поцелуем. Вот и сейчас я суетливо переминался с ноги на ногу в заношенных «конверсах»[30 - «Конверсы» – если точно, то их полное название Chuck Taylor All-Stars. Кеды с запоминающимся дизайном фирмы «Converse». Даже если вы и не носили их, то абсолютно точно видели их на других людях.], пытаясь унять приятную, но всё же дрожь, и оглядывал напарников.

Второй гитарист и мой кузен по совместительству Дэвид, лучезарно ухмыляясь, ковырялся в смартфоне – скорее всего постил нас на просторах сети и хамовато отвечал фанатам в Твиттере. Флегматичный ударник Чэд скрылся ото всех за маской непроницаемости и был абсолютно спокоен. Басист Джефф пребывал в полной боевой готовности и тоже слегка приплясывал в обнимку с ненаглядной басухой – но вернее всего не от волнения, а в предвкушении. Очередной гитарист и бэк-вокалист Алекс, хмурясь, спорил с осветителем, тот же упорно заверял его в чём-то – может, в вечной преданности, я не мог их услышать. За стенами служебного коридора громогласно кричали фанаты.

Вот голос распорядителя церемоний – он донёсся из гигантских динамиков, многократно усиленный, и проник даже сюда, в недра гигантской арены. Я не разобрал ни слова, но стотысячный стадион разобрал, да ещё как – и в экстазе взревел и заскандировал:

– Perfect Plan! Perfect Plan[31 - Perfect Plan – аллюзия на Simple Plan, канадскую поп-панк группу.]!

Вопли почтенной публики, должно быть, слышал весь Анджелес. Ну должен был, по моему разумению, потому как циклопические колонны Колизея[32 - Колизей – Мемориальный колизей Лос-Анджелеса, стадион на котором проходило много чего интересного и знакового.] содрогались от этих криков – и я ни капельки не шучу.

– Давайте, парни! – напутствовал нас Лиам. Каждого из нас он как следует хлопал по спине, когда мы проходили рядом с ним – такой у нашего менеджера был ритуал на удачу. Вот Лиам двинул и мне промеж лопаток, придав немного ускорения, и прокричал – но уже в гарнитуру:

– Давай, Пит, покажите им своё лучшее шоу!

Я оглянулся на него вполоборота и кивнул. Надо бы показать. Закрывающее шоу тура должно быть лучшим.

Парни уже шагали впереди, а я, словно опьянённый, вышагивая вслед им и навстречу слепящему свету в конце коридора, вдруг поймал себя на мысли, что сегодня пятница – и меня встречают её ночные огни.

Вот я ступил на задымленную пиротехниками сцену – и моя нервозность стала откатываться подобно океанской волне.

Ох, нет, конечно, это не означало, что теперь я был спокоен как удав. Я всегда волновался перед выступлениями. Всегда. Я имел несчастье переживать за всё и за всех на свете. Рой мыслей жалил и раздирал мозг на части. Смогу ли я выступить на должном уровне? Не сорву ли связки посреди припева и не налажаю ли в сложном месте? А если налажают Джефф или Чэд? Или мой кузен Дэвид? Это же особый случай. Придётся вытурить его из банды? Или этим займётся менеджер, а мне придётся лишь стыдливо потупить глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом? А если что-то придётся не по нраву нашим фанатам? Но если они не дадут знать об этом явно, а просто перестанут приходить на наши выступления, отдав предпочтение другим группам, свежей крови – более молодым и, быть может, более интересным? И если им не зайдут новые песни с невышедшего ещё альбома – что тогда? Отменять альбом? Отправлять песни в утиль? А время и силы, потраченные на их написание – его-то куда девать? И где найти в себе силы, чтобы не сорваться и продолжить дело своей жизи?

Но это было за кулисами и в технических коридорах. Всё отступало далеко на задний план, едва лишь я ступал на сцену. Не уходило насовсем, нет, но, по крайней мере, не беспокоило меня настолько сильно. Словно выход к зрителям был своеобразным этапом пути, от успешного исхода которого зависело и успех всего, что предстояло. Мы начинали выступление, и все мои тревоги растворялись в музыке и восторге поклонников. Так это работало.

Свет погас. Арена мягко погрузилась в вечернее марево Лос-Анджелеса. Откуда-то снизу вновь пошёл дым, по периметру сцены дали первые залпы фейерверка. Когда-то – мы только начинали выступать на крупных площадках – я не мог взять в толк, где же хранится выпускаемый дым и можно ли запускать фейерверки так близко от толпы. Один из пиротехников долго и нудно объяснял мне все эти вещи, но я так и не понял до конца. В итоге он махнул рукой и сказал: «Не парься, Пит, дыма на всех хватит – всегда хватает, а эти залпы не опаснее бенгальских огней». Я последовал его совету и больше не докучал никому такими вопросами.

– Дамы и господа! – пророкотал эм-си[33 - Эм-Си – в данном контексте ведущий мероприятий, артист, который «ведёт» концерты, представляет участников и даже заводит толпу почище собственно тех, кого представляет, если талант позволяет.]. – Поприветствуйте! PER-FECT-PLAN!

Вой фанатов постарше. Визг девочек-подростков. Люди слились в едином безумном крике. Таким – я свято в это верил – рушили стены Иерихона тысячи лет назад.

Джефф оглянулся на меня, как бы говоря: «Твой выход, Пит!» Я всё ещё был душой этой группы, несмотря на наши с ним раздоры. Джефф всё ещё признавал моё лидерство и не собирался устраивать склоки и дрязги посреди запузырившегося шоу. Я кивнул ему, разбежался и типично по-панковски – максимально подогнув колени, в обнимку с гитарой и с «козой» наперевес – выпрыгнул из клубов дыма к микрофону, стоящему по центру сцены. Синхронно с этим пиротехник дал ещё несколько мощных залпов фейерверка. Люди на арене взвыли в экстазе.

По поверхности моря зрителей качались плакаты с надписями в духе: «Perfect Love», «Nobody’s Perfect», «Perfect 2 Me», «In Perfect We Trust», и, внезапно, «Т###ни меня, Пит!»

Фанаты думают, мы всегда в восторге от этого и упоённо разглядываем их плакаты. Нет, детишки, это не так. Дядя Пит знает, о чём говорит. Когда в глаза бьют софиты, зрителей и их откровения на кусках ватмана или фанеры мы почти не видим. Вот и теперь, я смог что-то разобрать и высмотреть в скопище людей лишь когда свет немного ослаб. Да и по правде говоря, вся эта фанатская бутафория интересна лишь поначалу, на первых концертных турах, к концу второго десятилетия на сцене ты к этому просто привыкаешь настолько, что воспринимаешь это как нечто настолько само собой разумеющееся – ну, словно это омлет с беконом и яблочным сиропом на завтрак.

Мой мандраж прошёл. Не осталось и следа. Расплываясь в ухмылке, я чуть наклонился к стойке и пророкотал:

– Добрый вечер, Лос-Анджелес!

Фанаты вновь разорвали воздух над стадионом пронзительными криками любви и обожания.

– Это несколько странно, приветствовать свой родной город, но я уже год не был здесь – расписание, знаете ли, обязывало, тур шёл полным ходом. Да и не я один – Perfect Plan всем составом летал и колесил по всему свету, и вот мы здесь – на родине. – Я сделал эффектную паузу. – Эл-Эй, слышишь меня? Мы скучали по тебе.

По стадиону прокатился гул умиления. Я поправился:

– Кроме Джеффа – ведь он канадец.

Люди зашлись в смехе. Довольно саркастичном, как мне показалось. Я решил, что немного перегнул. Лишь бы Джефф не слишком сильно обиделся. Хотя за столько лет можно было и привыкнуть.

– Ладно, я шучу. Надеюсь Джефф слышит меня. Что? – я наигранно поднёс руку к наушнику и склонил голову, а потом поднял взгляд на толпу и поднял вверх большой палец. – Да, звукорежиссёр говорит, что слышит.

Вновь смех прокатился волной по морю людей.

– Скажу вам, по секрету, Джефф и сам там сейчас дико с этого угорает. Но знаете, что действительно важно для нашего басиста? Это его корни. А для него Город Ангелов стал вторым домом с тех пор как он объявился в Риджмонт-Хай. И я серьёзно, это не название фильма, мы все учились в Риджмонт-Хай Скул. Выпуск 99-го, вы можете проверить!

«Мы проверим!» – раздались выкрики остряков. Как обычно. Всегда есть такие. Я и сам был такой, будучи моложе – разбитным и остроумным, шумным и эгоцентричным – я шёл на всё, чтобы привлечь женское внимание.

Одной-единственной и неповторимой девушки.

– Ладно, я знаю, чего вы хотите! Уже почти всё, правда! – я вдруг подумал, что фанатам могли надоесть мои потуги в жанре стендапа – ведь за столько лет…

– Ещё! Мы хотим ещё, Пит! – заголосили девчонки из первых рядов. Свежее мясо, как назвал бы их циничный Лиам. Свежее денежное мясо. Но я циником не был, а фанатов любил – так что кивнул им, да и вообще всем на арене:

– Нет, серьёзно, вы, наверное, задаётесь вопросом – где же мои коллеги? Ваши опасения развеются вместе с этим дымом – ведь это не сольный концерт имени меня, это грандиозное шоу «Perfect Plan Marvelous Tour»!

Я развёл руки – и из клубов дыма не менее экстравагантно, чем я, под оглушительный рёв поклонников появились мои братья по оружию.

Бразды правления я уступил Джеффу – пусть оторвётся и отведёт душу, если не за ведущей партией, то хотя бы на приветственном слове для фанатов.

Пока басист говорил свой приветственный спич, я по привычке обводил чуть отрешённым взглядом первые ряды зрителей в фан-зоне – впрочем, других я и разглядеть-то особо не мог. Смазливые девочки-студентки, кодеры за тридцать из Кремниевой долины, молодые мамаши-домохозяйки – судя по всему, жёны кодеров. Что ж, я в очередной раз готов был отдать должное Лиаму Брайерсу – он знал толк в том, что прибыльно. Панк-рок не был популярен настолько, как поп-панк – и именно потому последний так и называется, а не потому, что он похож на поп-панк. Да, это что-то из разряда дофига заумной философии, которой нас любил попотчевать Алекс.

Мы оседлали прибыльный жанр. И мы идеально выбрали целевую аудиторию – нашими слушателями всегда были самые платёжеспособные слои населения. Подростки и молодые люди всегда жаждали бунта, не совсем показушного, но и не совсем настоящего – ведь настоящее бунтарство и движение поперёк всего пугало неокрепшие умы – ведь в ответ могли затоптать и не заметить.

А жанр давал его в полной мере – каждый слушатель поп-панка был юным бунтарём.

Да, такими они были, наши фанаты – скейтеры, студенты, подросшие вчерашние студенты и, разумеется, школьники – словом, все, кому не нравились формальности и запреты, но кто не шёл против общественных устоев в открытую, бросая им вызов лишь опосредованно, в том числе, и, через нас, через нашу музыку.

Она была в меру тяжёлой, но не слишком. В меру драйвовой, но не чересчур. В меру мелодичной, но не до розовых соплей. Многие тексты были протестными, но не радикально. Мы поддевали и шатали режимы, но не свергали их. Мы качали стадионы, но сносили не их, а башни фанатов. А когда шоу заканчивалось, все расходились, протест для них и рабочий день для нас заканчивался, и бунтари в душе каждого из нас – и слушателя и исполнителя – замирали до следующего раза.

Конечно, по большому счёту, это был сугубо коммерческий жанр. Как и многие другие – глэм-метал, пост-гранж, гангста-рэп или ликвид-фанк. Вот и поп-панк являл собой просто более удачную и лучше продающуюся версию оригинального панк-рока. Вылизанную, отточенную и доведённую до ума с расчётом на ротации по радио и миллионные продажи в сети. Теперь уже в сети.

В общем, для поколения миллениалсов мы были живыми богами, они внимали нам и следовали за нами. И что очень радовало руководство лейбла[34 - Лейбл – компании, занимающимися производством, распространением и продвижением аудиозаписей (а также видеоклипов и записей концертов) на всевозможных носителях.] – они платили нам. Билеты на концерты начинали продаваться минимум за год до собственно выступлений, и разлетались они за считанные минуты после старта продаж. Мы неизменно собирали стадионы – время словно было невластно над нами и над нашей музыкой, всеми правдами и не очень мы держались на пике популярности вот уже много лет как и сдавать своих позиций не планировали. И так тур за туром.

Джефф дал несколько аккордов, как бы прощупывая аудиторию. И та была готова жадно внимать тяжёлым риффам[35 - Рифф – последовательность гитарных аккордов, повторяющиеся риффы составляют собственно мелодию.] отпетого канадца. Джефф, улыбаясь, слушал восторженные крики и одобрительный свист, а потом пустил гитару в овердрайв, доводя народ до эйфории – и где-то вдали заплакал горючими слезами зависти малютка Слэш[36 - Слэш – американский гитарист-виртуоз, участник Guns N’Roses. Некоторыми считается великим инструменталистом, некоторыми – распиаренной бездарностью. Как обычно, правда должна быть где-то посередине.]. Я не смог сдержаться и расплылся в ухмылке – ведь я кайфовал от этих его глэмерских выходок, хотя именно они в своё время и стали причиной очередного нашего раздора.

И, кривовато усмехаясь, я вновь и вновь обводил глазами первые ряды.

Улыбка сползла с моего лица подобно снежной лавине, глаза расширились, а сердце заколотилось как никогда быстро, и я чувствовал, как кровь в висках пульсирует в такт с ним. Мне на мгновение показалось, что я сейчас упаду, закружилась голова, и я отчаянно вцепился в микрофон. Посмотрев на него, я даже хотел использовать его почти по назначению и окликнуть по имени, но в изумлении не мог издать ни звука.

Всё те же милые моему сердцу мягкие черты лица, всё та же шикарная каштановая грива, всё тот же игривый взгляд глаз цвета бирюзового льда и всё так же растянутые в чарующей улыбке губы. И всё это – в свете огней ночной пятницы.

Я не мог обознаться – я никогда не бывал обдолбан.

И я никогда не забывал.

Передо мной была Аманда.


* * *

Всё то же. Как будто не прошло двадцати лет.

Огни ночной пятницы. Ревущий стадион. Дрожащие подтрибунные помещения, ведущие ровнёхонько к пятидесятиярдовой отметке.

«Львы» Риджмонт-Хай принимают «Пересмешников» из Энсино Уэстмарк. Сезон в разгаре. Полным ходом идут игры юниоров.

Неистово колотится сердце в груди, пальцы рук дрожат. Я роняю шлем на бетонный пол.

Мы здесь одни.

Аманда смотрит на меня не так, как мне хочется – не с восторгом или хотя бы с интересом, а лишь с укоризной и недовольством.

Я устаю убеждать и теперь лишь слушаю её.

– Ты не понимаешь слова «нет?» – её звонкий голос не тонет в фанатских криках.

Я судорожно глотаю.

– Мэнди…

– Я не хочу. Ты. Мне. Не. Интересен, – чеканит она каждое слово.

– Ради тебя я – на всё, – я растерян и не представляю, что делать дальше. – Я же всё делал ради тебя. Так, как тебе нравится.

– Я не давала тебе повода. Оставь меня в покое, Пит, – качает она головой. – Между нами ничего не будет. Никогда. Исчезни из моей жизни. Навсегда. Я прошу тебя.

Я медленно разворачиваюсь – не хочу, чтобы она видела наворачивающиеся слёзы – и, не оглядываясь, иду в сторону, противоположную полю. Каждое её слово ранит так глубоко, что остаётся лишь гадать – а может быть ещё больнее? Или всё – и это предел?

Уже на улице у меня подкашиваются ноги, я оседаю на бордюрный камень и больше не сдерживаюсь.


* * *

Однажды мне довелось не спать на протяжении трёх суток. Одни из самых странных ощущений в моей жизни. Каждое телодвижение к концу этого срока казалось мне замедленным, словно мной управляли, дёргали за ниточки как куклу, а я лишь послушно, но с некоторой задержкой, откликался на это. Ватные ноги и руки, лениво и едва ползущие в мозгу мысли.

Вот и теперь со мной творилось то же самое. Как в полубреду я развернулся в пол-оборота к зрителям и, стараясь почти не шевелить губами, сказал:

– Здесь Аманда.

Лиам живо отозвался по гарнитуре.

– Повтори! Что?

Как сомнамбула я послушно повторил:

– Здесь Аманда.

– Какая ещё Аманда? – недоумевая, спросил Лиам.

Я продолжил лениво чревовещать.

– Моя любовь со школьной скамьи.

– О, господи, – протянул Лиам. – Твою-то мать, Питер…

– Лиам, я сам не свой, – я как следует вдавил наушник себе в ухо, словно от этого менеджер стал бы слышать меня лучше. И, главное, лучше понимать. – Я сейчас… не знаю… Кажется, потеряю сознание. Послушай, надо отложить выступление.

Джефф между тем вовсю отрывался, разогревая аппетит зрителей – Джимми Хендрикс[37 - Джимми Хендрикс – феноменальный американский гитарист-виртуоз, волшебник – нет, бог! – электрогитары. То, что он вытворял с ней при жизни, помнят и после его смерти.] смотрел на всё это сверху и одобрительно кивал.

Менеджер оказался крайне не согласен со мной.

– Питер! Твою же, сука, мать! Ты что там себе, падла, удумал? А ну живо прекращай эти п##дострадания! – приказал Лиам. – Ты в край е##нулся? Мы не можем остановить шоу! Сто тысяч людей не станут ждать, они уйдут, подумай об этом! Урон репутации, потеря огромных денег! Ты подумал, как я буду тебя, урода, отмазывать на утреннем шоу какой-нибудь черножопой м##ды?

– Нет, – машинально ответил я.

– С трудом, вот как, сукин ты козёл! – рявкнул Лиам. Я вздрогнул. Но, рискуя вновь огрести от менеджера, продолжил гнуть своё.

– Я не могу сейчас думать, – и это было правдой. – Всё как во сне. Я просто плыву, Лиам. Не могу даже сет-лист вспомнить. И тексты не помню. Это не тот случай, когда всё вертится на языке, стоит лишь услышать музыку. – Я вздохнул. – Пусть уходят, главное, чтобы остался один человек. Понимаешь?

– Австралийский ты обмудок! – менеджер начал здорово сердиться. – Совсем из ума выжил? Тебе же по возрасту ещё не положено! Ты из-за неё бросил футбол, да? Это ведь та самая девка, да? Та тупая потаскушка?

– То, что я бросил футбол, пошло мне на пользу, так ведь? – я тоже начал сердиться. Никогда я не понимал людей, которые идут на поводу холодного разума, а не эмоций, упуская возможности. Потенциально лучшие моменты жизни. Таких людей как Лиам. И как Аманда. Когда я трезво мыслил и задавался вопросами – только обрастал сомнениями. Следовал своим чувствам, поддавался спонтанным порывам – и не прогадывал. Почти никогда. Почти. – Не надо её так называть, она этого ничем не заслужила.

– Пит, отыграй концерт, прошу тебя, – попросил меня вдруг Лиам. На удивление мягко и вежливо. – После этого делай, что посчитаешь нужным, можешь даже оставить группу ради неё.

– Серьёзно? – растерянно спросил я.

– Нет! Будь мужиком, бл###! – рявкнул Лиам. – Живо играй свою ссанину в уши, уё#ок!

Я вновь как во сне повернулся – теперь обратно к зрителям. Вновь бросил взгляд туда, где видел Аманду.

Она была там. И это была именно она – не могло быть и тени сомнений.

Воспоминания о ней потянули за собой и воспоминания о том, как был создан Perfect Plan. Ведь в определённом смысле я стал тем, кем я стал не в последнюю очередь благодаря её отказу встречаться со мной.


* * *

– Да забудь ты её, Пит.

Мы с Дэвидом сидели в открытом кафе на набережной в Венис[38 - Венис – красивый и довольно дорогой прибрежный район Лос-Анджелеса, тусовочное место. Когда герои говорят, что они из Венис, подразумевается именно это – они тусят там, не живут. Каждый уважающий себя миллениал из большого Лос-Анджелеса тусит в Венис], из динамиков за нами ковбои Poison[39 - Poison – американская глэм-метал и хард-рок группа.] грустно напоминали всем присутствующим, что у каждой розы есть шипы. Это, само собой, не добавляло мне настроения. Я размышлял о том, как жить дальше, а мой дорогой кузен уламывал меня на то, на что я никак не соглашался пойти.

– Пит, вокруг столько девушек, есть куда красивее и интереснее, почему ты так прикипел к этой овце?

Я в задумчивости пожал плечами.

– Я же понимаю, что ты пытаешься мне втолковать, Дэвид, правда, понимаю. Я могу это понять. И её я могу понять – и даже понимаю. Но я с этим не согласен.

– Ага, – многозначительно сказал Дэвид.

– Я не сдамся, ясно тебе?

– Нет? – удивился Дэвид.

– Нет, – подтвердил я.

Дэвид удивлённо прицокнул языком.

– А вот если она… – затянул он.

– Никогда, – отрезал я, не давая закончить. Отчеканил, как и Аманда. – Нет.

– Да уж… Однако, странно, – подытожил Дэвид. – И очень жаль.

Я вяло дёрнул одним плечом – пожимать обоими мне было уже лень. Жаль ему. Да наплевать мне, что там ему.

Калифорнийский полдень был в самом разгаре, светило нещадно припекало, и единственное, чего мне сейчас хотелось, так это скрыться от него и от мира, сползти под стол и остаться там в умиротворяющей тени и тиши. Желательно навсегда.

Слова Аманды всё звучали у меня в голове, отдаваясь болезненным эхом.

Никогда. Навсегда.

И то, и другое – невероятно долгие сроки, в течение которых очень многое может измениться, так что, может, не стоит быть такой уж самоуверенной?

– Жаль, что нет… – повторил Дэвид и добавил, хитро косясь на меня. – Только вот что на это скажут девчонки-группи?

Я, полулёжа на стуле с лениво полуприкрытыми глазами, уже почти готов был приступить к претворению в жизнь своего нехитрого плана по уединению, но это его замечание вдогонку тормознуло меня.

– Кто-кто? – переспросил я.

– Группи.

– Какие ещё группи? Чьи? – я не понимал, почему мне должны говорить что-то чьи-то группи.

– Наши, – терпеливо пояснил Дэвид, словно я был конченым южным дурнем.

– Наши? – я выпрямился на стуле. – В смысле – мои и твои?

– Ага. Наши.

– Но у нас нет группи. У нас ведь и группы нет, – я решительно не мог припомнить, чтобы у нас с Дэвидом была группа, поэтому та лёгкость, с которой он делил шкуру неубиённого ещё зверя меня несколько смущала.

– Это ненадолго, – успокоил Дэвид.

– Ты играешь не настолько хорошо, чтобы выступать перед многотысячной толпой, – на всякий случай напомнил я.

– Поправимо. Тем более, что их вот это не останавливает, не так ли? – Дэвид кивнул в сторону колонок. Теперь посетителей развлекали бодрые мелодии оклендских затейников Rotten[40 - Rotten – IRL Rancid, американская панк-рок группа. IRL – in real life, «в реалии»].

– Ты полегче на поворотах, эй, – шутливо пригрозил я, мне эти ребята в целом доставляли. – И, вообще, я уверен, что ты даже с жанром не сможешь определиться – будешь только мять жопу пару месяцев, а потом сольёшься под предлогом «ну нахер, это всё тупость».

Мы жили в мегаполисе, не в каком-то сельском захолустье, и слушали всё, что только угодно, не ограничивая себя рамками стилей.

– Не смогу, да? – подмигнул Дэвид. – Значит, не смогу?

– Не сможешь, – подтвердил я.

– Вот, – он поднял палец.

– Что? Что ты показываешь? FingerBang?

Дэвид изумлённо уставился на меня, а потом расхохотался.

– Да, техника ловких пальцев! У тебя не отмерло чувство юмора, Питти! Это же круть! – сказал он мне, смеясь и утирая глаза тыльной стороной руки.

– Это, бл###, верть! – ворчливо отмахнулся я. Мне было больно и я собирался вымещать досаду на всех встречных в виде сарказма – кузену не грозило стать исключением в этом плане. – А самые ловкие пальцы на нашем побережье у Снуп Дога, это все знают.

Дэвид снова расхохотался – откинулся на сиденье и едва не перевернулся через голову.

– Да ты охеренно стелешь, мой маленький Осси[41 - Осси – так называют австралийцев прочие англоговорящие человеки.]! – восхищённо простонал он. – Но я имел в виду – «вот, послушай это!»

– Это? – я оглянулся. Что было несколько странно, ведь слышал я не глазами. – Поп-панк?

– Именно, Пит! – покивал довольный собою, а заодно и мною, Дэвид. – Поп-панк. Видишь? Я определился с жанром – и ты даже не посмеешь возразить, ведь сам знаешь – он на коне, вся молодёжь мира прётся от этого звука!

Что ж, он был прав. Я не посмел ему возразить и кивнул, чтобы он продолжил.

– Теперь вновь подумаем над названием…

– «Ручная работа?» – предложил я.

– Нет, Пит, нужно нормальное название, такое, что привлечёт людей, а не оттолкнёт их, я же серьёзно! – Дэвид, и, правда, вдруг стал серьёзным, явно не разделяя моё легкомысленное отношение к его идеям.

– А я что ли похож на весёлого клоуна, мать твою, а? – злобно осведомился я. Но я, разумеется, говорил всё это именно что невсерьёз, а лишь назло ему предлагал крайне дебильные варианты, доводя до истерического смеха. – Такую роль отведёшь мне в группе, братец?

– Ты – соло-гитара, я – ритм-гитара, найдём басиста и ударника, запилим звучное название – и всё в шоколаде! – радостно возвестил Дэвид. – У меня есть парочка людей на примете.

– Группу запилить несложно, – я все ещё не разделял энтузиазм кузена, – а вот записать не лоу-фай[42 - Лоу-фай – в определённом смысле любая музыка, записанная на не очень качественном оборудовании. Иногда в силу банальной невозможности записываться в студии – это денег стоит, и немалых. А иногда специально для эффекта «небрежности» – якобы, так круче. Ну-ну.], а студийный альбом, который будет хорошо продаваться – это надо уметь.

– Альбом сам продаваться не будет, альбом будет продавать менеджер, – поправил меня Дэвид.

– И его у нас нет. Кто захочет работать с зелёными сопляками? И чем ты ему заплатишь – звонкой монетой?

– Все с чего-то да начинают, менеджера найдём, – Дэвид доверительно наклонился ко мне поближе. – Поверь, братец, любое говно можно продать за бешеные деньги.

– Я рад, что ты высокого мнения о нас, правда, – не удержавшись, рассмеялся я.

– Ну, наконец-то! – воскликнул Дэвид. – Ты смеёшься! Радуешься жизни! Лови этот момент, дурень, и живи им! Ведь однажды до тебя дойдёт, что уже немного поздно – тебе под сорок, а ты всё такое же унылое одинокое говно.

– Опять говно? – притворно заныл я. – Почему ты говоришь об этом всё время? Что у тебя за говнозависимость?

– Ну, хватит, ты, Унылка! Встряхнись-ка! – Дэвид решительно встал. – Есть у меня идея… Давай, поехали.

– Куда, о, мой капитан? – убито спросил я. Мне опять захотелось под стол.

– К Джеффу Холлису.


* * *

– Идеальный план, – без обиняков заявил я. – Просто ох##нный, если я правильно всё понял.

Давно хотел процитировать Чувака Лебовски[43 - Чувак Лебовски – Джеффри Лебовски по прозвищу «Чувак», главный герой культовой комедии «Большой Лебовски».], да всё случая не выпадало.

– Вот неудивительно, что Аманда отшивала тебя раз за разом, – сказал Дэвид, поражаясь моей мнительности. – Откуда столько негатива? Всё должно получиться. И, да – идеально. Ты правильно понял.

– Вот и с ней я был уверен, что всё получится, – процедил я. – Идеально. Так вот, знаешь, что произошло, Дэвид? Них## хорошего и идеального! Вообще ничего! Полное фиаско, братец!

– Господи, Пит! – Дэвид запрокинул голову и закатил глаза. Остальные с интересом, молча, наблюдали за нашей перепалкой как за матчем по пинг-понгу. – Да вы оба зае##ли! И я не знаю даже, кто больше – она или ты! Да и не сравнивай! Разговор сейчас не о какой-то тупой ветреной девке! – он увидел, что я хочу возразить и упреждающе поднял ладонь, прося дать ему закончить. – Забудь о ней! Хотя бы сейчас! Мы ведь говорим о группе, ага? В конце-то концов, мы ничего не теряем, да? На инструментах мы нам учиться играть не надо, так ведь? Не получится раскрутиться и запилить платиновый альбом – разойдёмся и отправимся по колледжам. Не попробуем – не узнаем, а потом будем бесконечно сожалеть, пыхтя на скучной офисной работе…

Я всё же нагло перебил его.

– Я опасаюсь, что этим всё и окончится – вот просто вижу, как мы просто побрякаем на местных пьянках несколько раз, бездарно промаринуемся несколько месяцев, пока наши демки соизволят прослушать дяди из рекорд-компаний, и – это если всё же соизволят – прежде чем прислать стандартную отписку. – Я откинулся на стуле и закинул ногу на ногу, словно психолог на сеансе. – Кстати, знаешь, это забавно, «не попробуешь – не узнаешь» – так я и ей говорил. И что в итоге, Дэвид?

– Ему девушка отказала, не обращайте внимания на его пессимизм, – сказал Дэвид, обращаясь ко всем собравшимся в гараже у Джеффа Холлиса, недавно перебравшегося к нам с семьёй из неведомой Манитобы.

– В доступе к телу? – тут же загорелся темой Джефф.

– Встречаться, – огрызнулся я.

– Ну и что? – наивно спросил Джефф.

Я закатил глаза.

– Вашу мать!

Разговор зашёл в тупик.

Я подумал, что мы, сидящие на пластиковых стульях тесным кругом в пустующем сейчас гараже Джеффа, очень даже смахиваем на местный клуб анонимных алкоголиков.

Дэвид только что обрисовал всем нам пьянящее туманное будущее, сотканное из воздушных замков.

Потенциальные члены группы подобно мне были в сомнениях.

Дэвид собрал несколько старшеклассников Риджмонта, прилично умеющих лабать на инструментах – по крайней мере, кровь из ушей не фонтанировала, но никто из нас не был музыкантом от бога. Кроме меня, я сызмальства теребил струны – только держись.

Но слишком хорошо всё звучало на словах, чтобы оказаться таковым на деле. Дэвид рассуждал как ребёнок. Слишком наивно. Ему не хватало критического взгляда. Впереди пока что были лишь тернии, и ничего более.

Зная же Дэвида с самых малых лет, я тогда был уверен, что он сдрейфит и сольётся через пару часов после первой же препоны на нашем пути к богатству и славе. И эти вот обстоятельства – его непостоянство, его мимолётная увлечённость и слабость духом – меня смущали больше всего.

Я всё никак не мог взять в толк, почему он так рассуждает об этом, почему настолько уверен в успехе, будучи при этом форменным раздолбаем, который никогда ничем и подолгу не занимался?

Несколько лет спустя, я услышал, что это подобно падению при алкогольном опьянении – когда тебя не держат ноги, и ты падаешь на заблёванную землю, ты не переживаешь, что испачкаешь одежду, и не боишься, что сломаешь пару конечностей – ты расслаблен, твои мышцы ненапряжены, ты вообще ни черта не соображаешь, ты просто напился до зелёных чертей – именно потому ты не чувствуешь боли, получаешь меньшие повреждения и даже не делаешь лишних телодвижений, благодаря чему и не оказываешься в самом центре зловонной гущи. Ты не рассуждаешь о предстоящем, не анализируешь все детали и вообще не задумываешься – просто вдруг падаешь. И потому-то легко отделываешься. Словом, меньше деталей – меньше заморочек, больше шансов на успех. Именно потому у раздолбаев-мечтателей и этих самых шансов больше, чем у людей, досконально обдумывающих всё, что только можно обдумать.

В пылу страсти кузен забывал о практических трудностях, этом, увы, неизбежном атрибуте любого начинания. Мечтать здорово, это и в самом деле нужно (иначе к чему вообще стремиться и для чего вообще жить?), да вот только суровая реальность имеет такую черту – без предупреждения и прикрас вырывать из грёз и опускать на тленную землю, напоминая о том, что жизнь – это тебе не двойная радуга, растущая из горшочка лепрекона да рвущаяся в беспредельную высь, а штука крайне непростая и многогранная. Понимание этого приходит с опытом. Но, с другой стороны, если размышлять над каждой мелочью, что, вероятно, станет преградой на пути к мечте, то можно весь отпущенный тебе срок купаться в тёплых грёзах, так и не претворив и не воплотив в жизнь ни одну из них.

Качественные демо, ушлые продюсер и менеджер, контракт с рекорд-компанией, мультиплатиновые альбомы. Вот чем грезил Дэвид.

Обивание порогов студий, выслушивание нелицепрятных высказываний от слушателей, пресмыкание перед крутыми дядями-продюсерами, затраты на маркетинг альбомов из своего худого кошелька, а если всё выгорит и выстрелит, то последует постоянная работа – в студии или на гастролях в туре, огромное давление и внимание со стороны фанов и прессы, и как следствие этого – разного рода зависимости. Вот о чём мой незабвенный родственничек даже не задумывался ни на секунду. Но не я.

Джефф хотел ещё что-то добавить, но в последний момент, видимо, передумал и на мгновение застыл с полуоткрытым ртом и поднятым указательным пальцем. Спустя, опять-таки мгновение, он, поняв, что, должно быть, глупо выглядит со стороны, покачал головой и вернулся на исходную. Чэд и Алекс, ожидавшие от него чего-нибудь путного и по делу, сникли.

– Почему я вас вообще уламываю? – в недоумении развёл руками Дэвид, вновь взяв инициативу в свои руки. – Любые другие бы с полпинка замутили банду, а вы всё думаете о неприятных мелочах, которых ещё и в помине нет, и, может, даже и не случится! Мыслите позитивнее! Особенно ты, Пит! Чем меньше будем зацикливаться на мелочах, тем лучше всё выйдет – вот увидите! Ну? – он встал, открыл дверцу холодильничка, выудил из его недр банку колы и обернулся к нам. – Кто со мной?

Энтузиазм Дэвида всё же был заразителен.

– Вообще-то, на самом деле, нет никаких предпосылок облажаться, – поддержал его наш интеллектуал Алекс. – Играть мы умеем, и даже на любительской записи будем звучать прилично. Лично у меня есть несколько текстов, и, я так понимаю, темы для песен всяко найдутся, – он покосился на меня. – Любовные п###острадания всегда находят отклик у юных девочек.

– А пошёл бы ты! – наигранно-злобно отмахнулся я.

– Но это же золотая жила! – воскликнул он. – Правда!

– Ой, всё! – я уселся и скрестил руки на груди.

– Не обращайте внимания, он шутит, – сказал Дэвид.

– Точно, это сногсшибательная шутка, видите же – даже меня ноги не держат, потому и сижу, иначе бы давно отвесил кое-кому пару тумаков, – ещё немного и я готов был сорваться на неконтролируемую ругань.

– Глэмеры продали херову тучу альбомов, ведущими синглами[44 - Сингл – в современном понимании это трек, выпускаемый для разжигания интереса к предстоящему альбому исполнителя.] на которых были любовные баллады, – словно оправдываясь передо мной начал Алекс. Я не дал ему закончить:

– Да насрать.

– Чёрт, Пит! – воскликнул Дэвид.

– Ты говоришь о глэмерах, да? – не обращая внимания на кузена, обернулся я к Алексу. Он кивнул. Я обвёл взглядом всех вокруг. – Ну хорошо. Предположим – вот просто представим себе – что мы чего-то да достигли. Ага?

Все начали представлять.

– Я так привык к твоему нытью за последние несколько часов, что ты и вообразить себе не сможешь, Пит, как ты меня ошарашил, – протянул Дэвид, машинально убирая колу обратно. – Ну, продолжай.

– Мы добиваемся богатства и славы. Но вот мы на вершине. Жанр понемногу иссякает. Что мы будем делать?

Все переглянулись.

– В середине восьмидесятых никто из глэмеров и предположить не мог, что лишь через несколько лет жанр загнётся. На смену пришёл гранж. Не последние гвозди в гроб глэма забили сами музыканты, – я посмотрел на Алекса. – В том числе и приевшимися всем балладами и любовными соплями. Рано или поздно всё достигает своего апогея. Мы достигнем – не сомневайтесь. Как и все. Что мы сделаем после? Сменим звучание? Продадимся рекорд-компаниям и потеряем фанатов? Останемся и будем гнуть свою линию, наблюдая, как на наши выступления приходит всё меньше обрюзгших пузатых мужиков?

– Мы не станем менять звук, – спокойно сказал Дэвид.

– Правда, братец? – саркастически усмехнулся я.

– Правда. Мы сделаем так, что наше звучание будет актуальным и никогда не приестся.

– О-о-ой, – простонал я.

– Нас будут копировать. Нам будут подражать. Мы расшатаем всю планету, – у Дэвида аж глаза горели.

– Сколько пафоса, Дэйви, но пока мы не покорили даже пригород Лос-Анджелеса, – рассмеялся я. – А расшатали только эти стулья.

– Именно поэтому мы должны прекратить пустой трёп и взяться за работу, – назидательно сказал Дэвид.

– То есть… Нет, секунду, секунду, погоди-ка! – я приподнял ладонь. – Дай-ка я кое-что уточню, ага?

– Валяй, – милостиво позволил Дэвид, расплываясь в умилительной ухмылке.

– Как оно всё будет. По-твоему. Мы не спим, денно и нощно пишем тексты. Мы в постоянном поиске цепляющего звука – просто напоминаю, нот всего-то семь! Мы под постоянным давлением продюсеров и фанатов, требующих хлеба, зрелищ и новых песен – и не дай-то бог, они не придутся им по нраву! Мы вечно на карандаше у жёлтой и не только прессы. Мы вечно пропадаем на студии и турим по всем континентам, в итоге забывая имена не только детей, но и жён. И, самое интересное – однажды оседлав волну, мы держимся на ней вечность, да?

– Да, – ответил Дэвид.

– И ты сам сдюжишь всё это? Ты, чей портрет надо помещать в энциклопедии в статье «раздолбай»?

– Мы сдюжим, – улыбнулся Дэвид и обвёл рукой вокруг себя. – Все мы.

– Мы устраиваем дикий кач и нереальный движ, мы расшатываем всю планету? Правда что ли?

– Да, – улыбка Дэвида была неумолима как и он сам.

– Всё, что я перечислил – всё это верно? Вот так ты всё себе и представляешь, без дураков, да? – я ушам не верил.

– Всё верно, – подтвердил Дэвид. – А что тебя вновь не устраивает?

– Как я и сказал, Дэвид, просто идеальный, сука, план! – злобно ответил я. Кузен должен был слиться через неделю. Я даже ставки готов был принимать.

– Да успокойся, Пит! – прикрикнул Дэвид.

– Это же идеальное название, вашу мать! – вдруг встрял между нами Джефф.

– Что? – поморщился я. Акцент этого новенького резал мне уши. На западном побережье такой редко услышишь. Дэвид с удивлением воззрился на него.

– Идеальный план, – размеренно произнёс Джефф. Прямо-таки отчеканил. Я вспомнил об Аманде и снова начал закипать.

– Ну, идеальный, да, я так и сказал! И какого…

И тут до меня дошло, о чём он говорил. До всех дошло.

Perfect Plan.


* * *

Самое трудное, конечно же, начать.

– Я возьму всё в свои руки, – заявил мне Дэвид. – Мне нельзя расслабляться, и я не хочу всё зафэйлить, поэтому буду всем рулить.

Когда Дэвид мне это вот так просто выдал, я замер у прилавка с вафельными рожками и мороженым. Сказать, что это было неожиданно – вообще ничего не сказать. Это было подобно грому солнечным утром и случилось пару дней спустя после памятной встречи в гараже нашего камрада-кэнака.

За прошедшее время мы больше ни разу не собирались и даже чисто случайно не пересекались, каждый, видимо, обдумывал своё житие и размышлял над тем, что нам предстояло. Или не предстояло. Я вот точно размышлял. И с каждой минутой этих раздумий всё больше приходил к мысли, что Дэвид уже забыл обо всём, что он там нам нагородил, а через неделю-другую он, как ни в чём не бывало, предложит очередную сумасбродную мысль – например, заняться веб-дизайном и запилить сайт, куда все будут выкладывать фото своей еды. Или ещё какую очередную тупиковую идею.

Я не был мнительным нытиком. Но одно дело добиваться чего-то вполне достижимого.

А вот замахнуться на самую вершину и попасть туда…

Для этого нужен не только упорный труд. Но и счастливое стечение обстоятельств. Сколько молодых и талантливых отправились в Калифорнию вслед за мечтой, и сколько из них в итоге остались там в качестве официантов, барменов и бездомных или, несолоно хлебавши, вернулись в родительские гнёзда? Да практически все. На вершине всегда оказываются единицы, на то она и вершина, все прочие отправляются в широкое основание этой пирамиды успеха.

Сам себя я, правда, подбадривал тем, что нам, по крайней мере, никуда ехать не надо. Мы дома. Но никто из новоявленного Perfect Plan до сих пор не подавал даже признаков настоящей заинтересованности в успехе предстоящего, и вот Дэвид отмочил…

Я начисто забыл, что присмотрел к покупке.

Медленно я развернулся к нему.

– Я о группе, – пояснил Дэвид, видя моё замешательство.

Я на автомате кивнул. Он о группе. Вот как, значит. Ладно. Пломбир с карамелью. Кажется, его я хотел. Возьмёт всё в свои руки. Он, мать его, серьёзно?

– Выбрал что-нибудь? – хорошенькая студентка в маечке с лого UCLA[45 - UCLA – Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.], подрабатывающая за прилавком, улыбаясь, поглядывала на меня.

Я едва удостоил её вниманием, что задело девушку – она даже перестала использовать свои пальчики в качестве бигуди.

Нет уж, пора было всё прояснить. Окончательно.

Я поманил кузена за собой, и мы отошли от фургончика на приличное расстояние.

– Не хочешь, чтобы она услышала? – удивился Дэвид. – Если бы узнала, что мы теперь играем в группе, через прилавок бы нырнула и повисла на твоей шее. И меня бы, может, не обделила…

– Мы не играем, – поправил я.

– Но будем, – уточнил Дэвид, подняв указательный палец, дабы подчеркнуть важность и судьбоносность этого решения. Он обернулся к студентке: – А она ведь красивая, да? – Он снова усмехнулся и подтолкнул меня локтём. – Ты ей приглянулся.

– Да плевать, – отмахнулся я. – Ты же знаешь.

– Странный ты… – завёл было Дэвид свою скрипочку, но я его остановил.

– Закроем эту тему, – отрезал я.

– Но…

– Помнится, на нашей маленькой сходке именно ты просил меня, чтобы я прекратил и оставил всё как есть, а вместо нытья подумал бы о группе, ведь так было?

Дэвид, призадумался, вспоминая, и выдал:

– Что-то такое было.

– Так вот, ты был бы доволен, узнав, что я последовал твоему совету и не собираюсь больше распространяться о своей личной жизни.

– Да, но… – Дэвид выдавил беспомощный смешок и обернулся к мороженщице, потом снова ко мне. – Ты серьёзно что ли? Она же…

– Дэвид, нет, – устало сказал я.

– Пит…

– Я свой выбор сделал. И не надо заливать мне о том, правилен он или нет.

Теперь Дэвид растерянно смотрел на меня. Не желая затягивать молчание, я спросил:

– Что ты там хотел взять в свои шаловливые руки?

Мы пошли вниз по набережной.

Забегая вперёд, должен сказать, что ту девчонку из UCLA я больше никогда не встречал.


* * *

Ровно полдень.

Шерифа нет в городе, а у нас очередное собрание анонимных панков. Дэвид только что озвучил свою идею о выборе ведущего вокалиста.

– У Пита отличный голос, мистер Кэнски считал его лучшим на своём факультативе.

Джефф непонимающе изогнул бровь.

– Это мужик, который занимается хором, – пояснил Алекс.

– Так ты и в хоре пел? – смерил меня взглядом Джефф, как бы говоря: «Ну-ну!»

– И что? – сварливо осведомился я. Я много чем занимался, и не его ума это было дело.

– Ты был солистом? – быстро спросил он.

– Иногда, – парировал я.

– Эй, не надо склок, мы банда или кто, а? – окликнул нас Дэвид.

– Eh[46 - Eh – типичное междометие в канадском английском. Выражать и обозначать может всё, что угодно. Например: «Что?»]? – спросил я у Джеффа.

– Эй! – Джефф грозно двинулся в мою сторону.

– Прекратите! – повысил голос Дэвид.

– Я спокоен, Дэйви, – и, показывая, насколько спокоен, я расплылся в улыбке Чеширского Кота.

– Мне эти его шутейки-подъё#ки уже поперёк горла! – пожаловался Джефф.

– Он такой, – подтвердил Дэвид мою заносчивость. – Но он будет сдерживать себя. – И посмотрел на меня, видимо ожидая моего подтверждения его слов.

– Не буду, – рассмеялся я. Как ребёнок, который понимает, что в силу возраста его всё равно не накажут, а, значит, можно немного и повыпендриваться. – Джефф, ты сможешь получить место фронтмена только через постель.

– Пи-и-ит, – укоризненно протянул Дэвид.

– Ой, всё, – отмахнулся я. – С вами скучно, то и дело кого-то обидишь.

– Ладно, – Дэвид обратился ко всем. – То, что Пит тот ещё говнюк, мы уже давно поняли. А насчёт вокалиста – ладно, я не против провести отбор…

– Честный и непредвзятый, – ввернул я. – А потом доверить окончательное решение коллегии выборщиков в лице себя.

– …и решить, кто будет фронтменом, а кто на бэке.

– И кто это решит? – с вызовом спросил Джефф, чуть раздуваясь.

– Мы, – обвёл я всех руками. – У нас демократия. Мы не подчиняемся решениям полоумной бабки на троне.

– Пит, какого хера ты ко мне прицепился? Что с того, что я канадец? – Джефф вплотную подошёл ко мне. Дэвид вздохнул и направился выручать меня.

– Ничего, – ухмыльнулся я. – У тебя акцент забавный. Местные без разговорника не поймут. Нас освистают. Мы обречены. – Я огляделся за поддержкой. – Думаю, все со мной согласятся – с этим парнем на лид-вокале мы уже сейчас можем расходиться.

Джефф выдохнул так, что я чуть не зашатался – и дело было не в свежести его дыхания.

– Может, сгоняем в караоке-бар? – спросил Алекс, встревая между нами. – Там всегда полно народу. И мы всё услышим, и люди выразят своё одобрение. Или неодобрение.

– А вот это неплохая идея, – поддержал его Дэвид, также вставая между мной и Джеффом и оглядывая каждого по очереди. – Согласимся?

– Согласимся, – согласился я.

Джефф тоже был не против.

В кои-то веки подал голос Чэд.

– На меня не расчитывайте, петь я не буду. Точка.

– Да никто не заставляет, Чэд, – ответил Дэвид.

Джеффу же понадобились разъяснения. Да, знаю, ох уж этот Джефф!

– Почему? Не хочешь попробовать себя?

Чэд не ответил, только нахмурился.

– Ты новенький, – пояснил я канадцу. – Но пора бы тебе узнать своих братьев по бьющимся гитарам чуть получше. Эй, ничего, если я скажу за тебя, Чэд?

Чэд покачал головой.

– Он застенчивый, ясно тебе? Молчаливый флегматичный интроверт, для него даже находиться позади всех и лупить по ударной установке, но на сцене – это сущая пытка.

– Я не могу, понимаешь, Джефф? – вновь заговорил Чэд. – Это правда очень трудно.

– Но почему бы не попробовать? – настаивал Джефф. – Что, если на самом деле именно это тебе и нужно – и ты раскроешься, как никогда прежде? Ты ведь не пробовал, верно?

– Сколько пафоса, – усмехнулся я. – Ты не понимаешь – он не хочет? Он боится неудачи, так пусть делает лишь то, в чём он силён.

– Вспомни, что ты говорил Аманде, – сказал мне вдруг Джефф.

На мгновение я замер, всё внутри сжалось. «Не попробуешь – не узнаешь». Но он был прав. Да и я – стоит и мне должное отдать – тоже. Надо же, не такой уж он и новичок.

– Ладно, – я проглотил его выпад и обернулся к барабанщику. – Чэд, может и впрямь – попробуешь? Нет – так нет, но вдруг?..


* * *

– Гюнтер глитен глаубен глобен!

Все покатились со смеху и подавились пивом, когда я начёл отсчёт[47 - Гюнтер глитен глаубен глобен! – иногда истории о записи песен интереснее, чем собственно песни. Хотя, это и не тот случай, но вообще вышло занятно. Def Leppard корпели в студии над «Rock of Ages» и всё никак не могли записать удобоваримый вариант. Продюсер Матт Ланг настолько зае##лся в корягу, что, отчаявшись получить стоящий сингл, вместо стандартного отсчёта «1-2-3-4» (типа метронома) выдал какую-то непереводимую херню на языке, похожем на германский. Легенда гласит, что именно с этого дубля и записали. А голос Ланга так и оставили на альбоме. В назидание потомкам, видимо.]! для «Rock of Ages» – кривляться у меня выходило здорово, и гнусавый говор Матта Ланга[48 - Матт Ланг – музыкальный продюсер, наиболее известен работой с AC/DC и Def Leppard.] передал очень похоже. Помню, в тот момент, когда все одобрительно грохнули, я подумал о трёх вещах. Акцент – это не так и плохо, пожалуй, надо бы отвалить от Джеффа. Нам никогда не заполучить Ланга в продюсеры. И почему, вашу мать, я выбрал для распевки, скажем, не Mud Caddies[49 - Mud Caddies – я так заигрался с этими IRL, что даже не помню, что за группу я тут подразумевал.], а Def Leppard[50 - Def Leppard – британская рок-группа, играли хард-рок и глэм-метал.], это же глэм?!

Пошли ударные и разгон перед первым куплетом. Я переглянулся с Дэвидом – он ободряюще кивнул.

Поехали. Строку пою я, вторую подхватывает Perfect Plan. Типичное исполнение глухих леопардов.

Не буду врать, тем вечером я был хорош. Очень хорош. Голос был силён, я был привлекателен собой, нас живо облепили со всех сторон, особенно активны были девушки чуть за двадцать. Дэвид улучил момент и подмигнул мне, я же в ответ лишь тряхнул головой. Кузен, закатив глаза, неодобрительно покачал головой и недвусмысленно дал понять, какого он мнения о моих умственных способностях.

Через пару секунд я уже забыл и о Дэвиде и об Аманде, ушёл в отрыв и здорово раскачал толпу – на припеве все сорвались, качали в такт руками с оттопыренными пальцами и горланили вразнобой: «Рок на века, это рок на века! Всё играет и играет, всё рок-н-роллит!»

– Скажи мне ещё, что глэм-метал умер! – проорал мне кто-то в ухо.

Я чуть скосил глаза. Это был Джефф.

– А ты хорош! – добавил он. Правда, чуть скривив губы. Ему нелегко далось это признание.

Финальные удары.

Наша импровизированная публика разразилась одобрительными криками и свистом.

– Они в восторге, Пит! – проорал с другой стороны Дэвид. – Ты нравишься им!

Я огляделся.

– Ещё! Ещё!! – ритмично заскандировали люди.

– Ещё! – промурлыкала очередная первокурсница, чуть прильнув ко мне.

– Да? – ошалело спросил я, ненавязчиво отпихивая девушку от себя, и снова оглядел всех. – Так вы хотите ещё?

В ответ раздался новый взрыв одобрения и улюлюканья, в воздух взметнулись бокалы с пивом.

– И запомните нас! Мы – Perfect Plan! – я, как сумел, постарался перекричать толпу.

Не думаю, что кто-то тогда вообще понял, о чём это я или даже толком расслышал наше название. Но начало было положено. Тем душным майским вечером на исходе тысячелетия мы впервые показали себя, пусть и намеревались лишь определиться с солистом. Впрочем, и это мы тоже сделали. Если у зарывающегося кэнака и были сомнения, я развеял даже их тень.

Алекс зарядил следующую дорожку.

У меня внутри всё сжалось. Мне нравилась эта слёзовыжимательная песня. Ровно до тех пор, пока я недавно не понял, что это обо мне и моих чувствах. Теперь даже слышать её было больно, а уж исполнять самому под минус…

«Iris».

Goo Goo Dolls[51 - Goo Goo Dolls – американская рок-группа. «Iris» – их самый известный хит, использовался в саундтреке фильма «Город ангелов» (правда, весьма коряво и неуместно – где-то в середине, а не на финальных титрах). На обложке сингла изображён мужик в плаще на фоне неба, стоящий к зрителю спиной. Что-то похожее было и в фильме, поэтому я всегда подозревал, что этот мужик не кто иной, как Николас Кейдж. Может так оно и есть, но это неточно.].

– Ну уж нет, – запротивился я.

– Пит? Ты ведь Пит, да? – пропищала студентка, наваливавшаяся на меня чуть ранее. – Давай, это же «Iris»!

– «Iris!» – гаркнул кто-то позади и обрызгал меня пивом.

Все дружно подхватили. Ох уж мне эти ведомые толпы…

– Но… – я беспомощно развёл руками как Николас Кейдж на обложке этого сингла.

– Пит! – окликнул меня Дэвид. – Теперь это твой сольник. Давай! Они хотят тебя услышать.

Куда мне было деваться? Я не мог воспарить в небеса. Люди жаждали зрелища.

И я дал его им.


* * *

План Дэвида не был идеальным. Не был он и лёгким. Но намеченные шаги были понятны. Цели были ясны. Мы единодушно согласились, что так и следует поступить.

Репетиции.

Выступления в местных клубах.

Написание песен для демо-альбома.

Поиск промоутера[52 - Промоутер – в данном контексте это некто, занимающийся организацией выступлений музыкальных групп.].

Поиск менеджера[53 - Менеджер – aka импресарио в стародавние времена. Человек, ведущий финансовую часть деятельности группы/исполнителя. Вообще, обязанностей у него может быть дофига и многие очень туманно описывают его занятия, потому стараются прописать всё в контрактах – кто кому и чем обязан.].

Поиск продюсера[54 - Продюсер – в данном случае музыкальный. Занимается написанием альбомов для групп. Это если в общем. Если более детально – подбирает идеи для группы, ведёт контроль за студийной записью, зачастую ещё и в финансовых делах подмахивает.].

Запись полноценного первого альбома.

Выступления на фестивалях.

Извлечение профита.

Это не было поочерёдным списком, в этом-то и заключалась трудность. Делать это всё предстояло примерно одновременно.

Кроме всего всем нам предстояло решить вопрос о нашем дальнейшем образовании. Выпускной был не за горами.

Мы с Дэвидом долго обсуждали этот вопрос. Он уговаривал меня подать заявление в колледж, я же всячески отнекивался.

– Да на кой чёрт он мне нужен, Дэвид? – не выдержал я в конце концов.

– У тебя отличные баллы, ты успешно играл в футбол, был членом хора, столько лет занимался вокалом и гитарой…

– Это всё критерии отбора, Дэвид, – отмахнулся я. – Это ответ на вопрос «Что у меня есть для университета», но не на вопрос «Для чего мне нужно высшее образование». Мне оно не нужно. Я не чувствую в нём необходимости. Ты веришь, что мы добьёмся успеха в музыке?

Дэвид чуть помедлил.

– Меня удручает твоё неверие, кузен, – нервно рассмеялся я. – Ты же вдохновлял меня своей устремлённостью.

– У нас есть потенциал, – ответил, наконец, Дэйв.

– Ещё как есть, и мы не должны его профукать, – подхватил я. – Мы всё своё время должны уделять музыке. Только тогда выйдет толк. И потенциал не останется просто потенциалом.

– А Джефф и Алекс? Они уже определились с колледжами, – пожал плечами Дэвид. – С ними как?

– Вот увидишь, если они будут играть в группе, то через пару месяцев сами поймут, что времени на всё у них просто не хватит. И придётся выбрать.

– И если они выберут не группу? – посмотрел на меня Дэвид. Я повёл бровью.

– Сам-то как думаешь?

– Придётся… найти им замену? – неуверенно спросил Дэвид.

– А что останется, если они будут штудировать макроэкономику, но будут играть мимо нот? – развёл я руками. – Хочешь не хочешь, а…

– Это будет непросто. Расстаться с ними, – Дэвид удручённо покачал головой.

– Эй! Спокойно! Никто ещё не уходит! До этого может и не дойдёт, ага? Но если дойдёт – да, это будет непросто, но необходимо.

Дэвид рассмеялся.

– Ты сам-то веришь в это? Что вот так расстанешься с ними? То, как ты прикипаешь к людям, это же…

– С Джеффом расстанусь, будь спокоен, – сказал я. Но даже сам не поверил.

– Кого же ты будешь доканывать?

– Найдёшь мне нового канадца, – пора было ставить точку в затянувшемся споре. – А Джеффу я буду звонить по воскресеньям и слушать его плач в трубке…

Родителей тоже было нелегко убедить.

– Что это за блажь такая? – спросил у меня отец, когда мама рассказала ему о моих намерениях. Поговорить в первую очередь с ней было проще.

– А что тут особенного? – пожал я плечами. – 90 % американцев вообще ограничиваются лишь школьным образованием.

– Да, но ты-то! – удивился отец. – Не понимаю… С твоими баллами! Пит, что ты творишь? Группа? Серьёзно?

– Так я сам хочу, – спокойно ответил я, ставя точку и в этом разговоре.

К моей радости дело не закончилось пошлой драмой, в которой я ушёл тем же вечером из дома, прихватив свои монатки и гитару. Я заверил родителей, что, сложа руки, сидеть не собираюсь, а намерен работать параллельно с игрой в группе, и благополучно удалился к себе наверх. Выслушав прежде, ясное дело, причитания мамы и ворчание отца по поводу того, что параллельно можно было бы заодно и в колледже учиться. Но их переживания были неизбежны. В целом же я был доволен тем, как всё прошло. Так, как я сам и хотел.


* * *

На первой же репетиции все впали в ступор.

Притаранили свои инструменты, установили всё, что нужно было и можно было. И застыли. Просто не знали, что делать.

Исправил положение я, влетевший в гараж канадца на скейте в спортивной футболке, кедах Converse, зауженных Levi's и белой бейсболке с лого Yankees. Идеальный портрет слушателя поп-панка.

– Дайте-ка угадаю, – ухмыльнулся я, читая на лицах сопартийцев недоумение, словно они вообще впервые в руки взяли инструменты. – Не знаете, что дальше? Кто-нибудь из вас, гениев, пробовал потеребить струны?

– Ты что-нибудь написал? – убито спросил Дэвид, смущённо вертя ритм-гитару.

– Этого пока не нужно, – лениво сказал я. Все вылупились на меня. Я пояснил. – Для начала можем просто играть каверы песен Green Bay и New Found Gloryhole. Нам надо набить руку. Готов поспорить, вы знаете их песни.

– Тексты-то мы знаем, – признал Дэвид.

– Я не знаю! – вставил свои 5 никелевых центов[55 - 5 никелевых центов – если верить легендам, то канадская группа Nickelback получила название в честь 5-центовой монеты, которую в качестве сдачи с полудоллара за чашку кофе всучивал клиентам работающий в юности в кафе Майк Крюгер – будущий басист канадцев и старший брат фронтмена Чеда Крюгера. Кстати, первоначально группу хотели назвать Village Idiot («Деревенский дурачок»), что умиляет и намекает на уровень самоиронии, поскольку братья Крюгеры родом из небольшой земледельческой общины Ханна в канадской провинции Альберта.] Джефф.

– Заткнись, – прервал я его и обратился к кузену. – Думаю, ты хотел добавить «но».

– Но что насчёт нот? – добавил Дэвид.

– Что за музыканты не могут определить ноты и тональность? – удивился я. – Может вам ещё пюпитр[56 - Пюпитр – подставка для нот.] с нотами сюда припороть?

– У меня есть пюпитр, – снова вставил Джефф. По-моему, он просто добивался моего внимания.

– Я в тебе и не сомневался, радость моя, – насмешливо отозвался я, доставая из ранца пачку примятых листов. – И ваше счастье, что я раздобыл для вас нотную грамоту, мальчики, иначе нам сейчас пришлось бы раскуривать косяки, запивая их пивом, на чём наша яркая и непродолжительная музыкальная карьера бы и закончилась. Я спас этот день и ваши никчёмные жизни, кто из вас за это намерен делать мне массаж ступней?

Все растерянно молчали.

– Ладно, – сказал я, ставя ноты на пюпитр и давая всем возможность ознакомиться с ними. – Начнём с Green Bay[57 - Green Bay – IRL Green Day, одна из самых знаменитых, знаковых и узнаваемых поп-панк групп в мире.]. Кстати, Дэвид, отлично ты тут рулишь всем. Твой превосходный план просто ох##нен, как и обычно. Просто, чтоб ты знал.

И принялся за настройку электрогитары. Дэвид не стал возражать насчёт качества своего руководства.

– А свои песни мы когда будем играть? – спросил Джефф.

– Джефф, ты же вроде не идиот, да? – не оборачиваясь, спросил я. – Очевидно же, что это случится, когда нам будет, что поведать миру.


* * *

На очередной репетиции Дэвид внёс очередное интересное предложение.

– Играть на выпускном? – переспросил Джефф, выслушав. – Что за отстой? Ты представляешь, во что это выльется?

– Стоп? А почему нет? – спросил я, быстро перехватывая инициативу. Такова уж была моя натура – не соглашаться с Джеффом Холлисом. – Во что это выльется, поведай нам? Старой миссус нужен бычий пузырь или она видит будущее без него?

– У школы есть приличный бюджет, они наймут более профессиональных музыкантов, – начал Джефф.

– Уж куда профессиональнее, – парировал я. – Кто из вас играет меньше 5 лет – покажите мне свои мозолистые ладошки!

Никто не пошевелился. Вполне ожидаемо.

– Видите, мы не какой-то сброд, мистер Канадец, – растянулся я в улыбке. – А если кто-то из вас всё же чувствует, что ему не хватает навыка, чтобы играть и не быть освистанным, то мы решим эту проблему как Арни[58 - Арни – Арнольд Шварценеггер, австрийский и американский культурист и актёр, заслуженный «Терминатор» Голливуда. Повторами решал проблему прокачки мышц.].

Никто не понял, о чём это я. Повисла неловкая тишина.

– Количеством повторов, – объяснил я. – Вы что, вашу мать, книжек не читаете?

– Но мы не будем играть наши песни, – упёрся Джефф. – Я был на таких вечеринках – к тебе то и дело пристают чуть поддатые родители сеньоров[59 - Сеньоры – в США – выпускники школ, как правило, из 12-го класса.] и просят сыграть что-нибудь… Что-то из их молодости. Всякий отстой.

– Плевать на этих старых говнюков, будем играть, что вздумается, – отмахнулся я.

– И нас попросят со сцены, – предположил Алекс.

– Ладно, – согласился я. – Будем играть на заказ, а в самый подходящий момент мы скажем своё веское слово.

На самом деле плевать я хотел на выпускной, но меня соблазнила мысль, что на балу обязательно будет Аманда. И, конечно же, она по достоинству оценит меня и мои музыкальные навыки. Ведь и этим меня прельщал Дэвид – вниманием девочек. Вот пусть так оно и будет, подумал я. Внимание абсолютно определённой девочки. Той, что я уже выбрал.

И, благо, сказать нам было что. За два месяца мы написали аж под тридцать песен и даже запилили лоу-фай альбом (составленный, правда, из 11-ти самых отборных вещей). То есть такой, который и можно что записать в гараже на доступном дешёвом оборудовании и с соответствующей акустикой.

Но, несмотря на его не шибко высокое качество звука, мы были довольны. Это был прогресс. Да, мелодии и темы песен не особо отличались от тех же Green Bay, blink-187[60 - blink-187 – IRL blibk-182, калифорнийская поп-панк группа, одна из самых заметных в жанре.] или, упаси боже, канадцев Sum 42[61 - Sum 42 – IRL Sum 41, канадская панк-рок группа.Эти числа не с потолка взяты.187 – это сленговое обозначение убийства в среде копов (что-то наподобие «officer down!»). Что забавно, именно так (blink-187) первоначально банда ДеЛонга и должна была называться, да вот кто-то спутал цифры, не был силён в математике…А 42 – это ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого, ясное дело. Вы слышали об этом, наверняка, даже если не читали «Путеводитель автостопщика по галактике». Я вот до сих пор не читал.], но мы сами написали их, сами сыграли, сами записали на плёнку. Этот кустарный альбом был совместным детищем нашего квинтета, дался он нам нелегко – потом и кровью на стёртых пальцах. Вечерами, что мы записывали его, у меня не раз мелькала мысль, что наши сверстники проводят это время всяко веселее, нежели мы. Но с каждым разом, это время в гараже у Джеффа Холлиса, нравилось мне всё больше – я втягивался всё сильнее, я горел этим, я жаждал испытаний, я хотел всё преодолеть и вступить в яркое будущее наших грёз. Записанный лоу-фай показал нам всем, что старания наши не напрасны.

Вот и теперь, закончив с очередной репетицией, мы запустили дописанную давеча кассету на бумбоксе[62 - Бумбокс – переносной музыкальный центр. Именно их таскали в 70–00-е на плечах чернокожие ребята из гетто для баттлов по брейкдансу.]. Я следил за лицами товарищей, когда из динамиков донёсся чуть приглушённый и потрескивающий звук гитарных дисторшнов[63 - Дисторшн – звуковой эффект, искажение сигнала от электрогитары через усилители.], перерастающий в мягкую размеренную мелодию. Они светились.

Внезапно дверь распахнулась и на пороге возник младший брат Джеффа Чак, с головы до ног увешанный картонными коробками, обклеенными фольгой, в которых он сделал вырезы под руки-ноги и голову. В таком виде он носился по дому на радость родителям, вот залетел и к нам на огонёк.

– Смотрите! Я – астронавт! – пропищал он.

Изо всей группы лишь я оглянулся. Остальные же увлечённо пританцовывали на месте в ритм нашей музыки, то и дело похлопывая друг друга по спине и восклицая что-то наподобие: «Ого! Вот это отличный момент! Супер!» В своём милом и нелепом наряде он и впрямь походил на астронавта. Немного кубического, но всё же. Я улыбнулся ему.

– Эй! – обиженно захныкал Холлис-младший. – Меня кто-нибудь слышит? Или я говорю сам с собой? Джефф?

– Чак! – Джефф оглянулся на докучающего брата. – Не мешай нам!

Как будто тот охренеть как мешал нам.

– Ну-у, – заныл Чак. Ладно, может немного и мешал.

– Почему бы тебе не пойти в другое место, а? – выпроводил его Джефф обратно в дом. Чак сопротивлялся – ему явно хотелось всем показать, как он покоряет пространство и время в своём скафандре.

– Извините, – сказал Джефф, сдав брата на поруки предкам и вернувшись к нам.

– А что не так? – поинтересовался я. – Он мечтает стать астронавтом?

– Ну да, – смущённо ответил Джефф.

– Несколько недель назад мы мечтали записать настоящий альбом и играть музыку, которую сами хотели бы слушать, – сказал я как бы между прочим.

Все переглянулись и, обмозговав сказанное, посмотрели на Джеффа с укором.

– Нефиг ставить палки в колёса мечтателям, – назидательно подвёл итог я.


* * *

В каком-то комедийном шоу здорово обыграли фразу «все свои деньги мы вложили в первую пластинку» – там музыканты именно это и делали буквально – пихали в конверт с винилом увесистую пачку купюр. Примерно это я и предложил сделать, когда услышал очередную авантюрную идею своего кузена – издаваться за свой счёт.

– Правда? – у меня был смертельно усталый взгляд и голос ему под стать. – Дэвид, правда, бл###?

– Да, Питер, правда, – мой жизнерадостный кузен глубоко вздохнул. – Не самая приятная идея, но мы должны…

– Дай-ка я тебе напомню, Дэвид, ради чего это всё вообще затевалось, – я начал заводиться. – Искусство – это здорово. Но каждый художник хочет есть. По крайней мере. Мы мечтали жить так, чтобы ни в чём себе не отказывать, а не заниматься судорожным поиском скидок и купонов в перерывах между двумя работами. Но теперь выходит, что мы сами – сами! твою мать, подумать только! – сами должны доплачивать людям, чтобы они нас слушали! Это же просто конченый бред! Может, просто распихаем купюры по коробкам? А кассеты оставим себе. Если они не хотят слушать нас – пусть не слушают, найдутся те, кто захочет.

– Х-м-м, знаешь, это забавно, Пит, – Дэвид потёр шрам на подбородке – мой, к слову, подарочек из детства. – Я могу сказать, тебе примерно то же. Аманда не хочет иметь с тобой никаких дел – ну и пусть, найдётся другая, которая захочет этого.

– Очень остроумно, братец, – кивнул я. – Спасибо за напоминание. Ты опять разбередил мои раны. Браво тебе за это.

– Чёрт, прости, Пит, – Дэвид смутился. – Я не думал, что…

– Что ты не думал? Что я всё ещё хочу быть с ней? Об этом не думал? Представь себе, Дэйв, есть в мире по крайней мере один настолько долбанутый человек, который пойдёт до конца, каким бы он ни был, но либо добьётся своего, либо умрёт, пытаясь, – я сам поражался своей решимости так и делать. Ещё год назад я бы давно плюнул, но за год юноша вырос. В конце концов, где мужество и гордость?

– Это ужасно, Пит, зачем ты так терзаешь себя? – Дэвид с сочувствием покачал головой.

– Она нужна мне. Я хочу разделить с ней свою жизнь. Ясно тебе, Дэйв? Уясни это раз и навсегда. И давай больше никогда не поднимать эту тему, идёт? Никогда. Ты ведь знаешь, что я ни за что не изменю своего мнения.

– Знаю, Пит. Ты – не я. Это же у тебя здесь стальные яйца и хватка квотербека[64 - Квотербек – один из игроков нападения в футболе, по совместительству распасовщик. Впрочем, что значит «один из?!» Первый среди равных! Квотербек – это лидер и душа команды. Монтана, Брэйди и Мэннинг подтвердят], – улыбнулся Дэвид. – Ладно. Больше я тебя переубеждать не буду. Оставайся при своём. Может ты даже и добьёшься своего. Это будет сродни чуду, но…

– Вот и чудно, – прервал я его. – А теперь вернёмся исключительно к музыке и не станем проводить паралелли с моей личной жизнью, вернее с её отсутствием. Идёт, Дэйви?

– Сказал же, – Дэвид вскинул руки в жесте «сдаюсь» и издал слабый смешок. – Замётано. Не хотел тебя задеть, Пит. Прости. И знаешь, ты всё же не прав.

Я хотел, чтобы он познал всю силу тяжести моего взгляда.

– Да я о музыке, – успокоил меня Дэвид. – Это же маркетинг, понимаешь, нам надо вплотную этим заняться…


* * *

– Это успех, определённо, – протянул Алекс.

– А всё чуткое руководство Дэвида, – подхватил я с остервенением. Я был зол. – Братец, мы одной ногой в 21-м веке, для привлечения юной аудитории нужен интернет, это модно у молодёжи – общаться там, знаешь. Да и…

– Пит, не сейчас, а? – со смертельной усталостью в голосе отозвался Дэвид.

Ситуация была так себе.

Дэвид договорился в местном молле Lunar 2000, что мы будем выступать там на разогреве у Fried Nails. Это была местная группа, как и мы из Венис, но они уже снискали определённую популярность в кругу сёрферов и скейтеров – нынче заниматься экстремальными видами спорта было очень модно с поп-панком в наушниках набекрень. Мы же были безвестными дилетантами. И это выступление должно было стать ещё одним шажком в гору – к вершине, на которой нас дожидались богатство в обнимку со славой, оставившие Индиану[65 - Индиана – Индиана Джонс, герой одноимённой серии фильмов, бравый археолог и расхититель гробниц, вооружённый хлыстом, шляпой и обаянием. Богатство и слава – это его кредо.].

– Надо выбрать самые цепляющие треки, – за неделю до нашего дебюта заявил Джефф авторитетным, не терпящим возражений тоном. – И отрепетировать их так, чтобы всё было на автомате.

– Да что ты, – я не мог не поддеть его.

– Цепляющие? То есть синглы? – спросил Дэвид. – Разве с лоу-фай демок бывают синглы?

– Для продвижения лоу-фай альбомов делают лоу-фай синглы, – попытался схохмить я.

– Необязательно заявлять их как синглы, тем более и некому, – сказал Джефф. – Но мы ведь не будем играть весь альбом, так? Раз нас ограничили 15-ю минутами, мы успеем отыграть от силы половину. И она должна быть лучшей, самой цепляющей.

– В плане мелодики? – спросил я. – Или текстов?

– И того, и другого, – ответил он.

– Предлагаю сразу: «Просто один день», «Наше место», «Прыгай!», «Ты – моя зависимость», «Всё для тебя» и «Запоминай». Кто посмеет мне возразить?

Не посмел никто, я даже опешил.

– Правда? Эй, Джефф, что никаких пререканий? Да брось, мы должны немного пособачиться, мы постоянно с тобой так делаем. Нет?

– И в самом деле, почему бы и нет? – подал голос Джефф. – Мне нравятся «Я хочу быть здесь» и «Счастливы вместе».

– И ты будешь здесь, в Венис, раз тебе это нравится, – подмигнул я ему. – Я прослежу, чтобы иммигрантская служба не экстрадировала тебя раньше, чем нужно, у меня есть там свой человек.

Джефф закатил глаза.

– А мне больше всего доставляют «Подросшие», – присоединился Алекс.

– А мне – «Идеально», – пробасил Чэд.

Что ж. Это было хорошо. По первости мне показалось, что всем как будто вообще наплевать, что мы будем играть, но дискуссия меж тем набирала обороты.

И теперь я вопросительно посмотрел на Дэвида. Остался лишь трек, который он написал. И я не сомневался, какое детище на альбоме в фаворитах у кузена.

– Да, Пит, – он словно прочёл мои мысли. – Я бы первым делом назвал «Друг за другом».

Я расхохотался, звучно схлопнул ладони и подвёл неутешительные итоги.

– Тогда, господин Дэвид Кин, временно исполняющий обязанности промоутера, выходит в сет-лист будет включён весь альбом. Ты же знаешь, что это значит, да?

Дэвид обречённо кивнул:

– Это значит, мне снова надо пилить в молл и вымаливать у них полчаса на наш разогрев.

– Вот и умница, – кивнул я, довольный его понятливостью. – Но это к лучшему. Набирайся опыта.

Ну, что ж, ладно. Отдам должное Дэвиду – договариваться он всё же умел. Безвестным говнарям любезно выделили вторые пятнадцать минут славы. Но как оказалось позднее, лишь этим Дэвид и ограничился. Что стало ошибкой.

И моей, в том числе – я доверился ему. Дэвид сказал, что позаботится обо всём, а я и рад был развесить уши. Так что единственное, что сделал я со своей стороны, не связанное непосредственно с музыкой – так это прикупил 15-галонный алюминиевый бочонок лагера с местной пивоварни. Когда Дэвид увидел, что мы с Чэдом притаранили в гараж на его пикапе, он был несколько озадачен.

– Это для фанатов, – объяснил я. – Мы же устроим афтепати[66 - Афтепати – вечеринка, устраиваемая по завершении какого-либо события – концерта, торжества и т. п.], так?

Ответом мне был недоумевающий взгляд кузена.

– И тут ты должен ответить: «Конечно, Пит, я и сам об этом думал, но завертелся – столько дел! – спасибо, что у меня есть ты! Поставьте-ка его вон туда!»

– Куда? – только и спросил Дэвид.

– Я думаю, не стоит тратиться на аренду, – я похлопал бочонок по стенке и с улыбкой прислушался к бульканью пойла в её утробе. – Так что мы привезли этого пузана точно по адресу. В том углу довольно просторно…

– Эй, не в гараже! – запричитал Джефф. – Если мои родители умотали на уикенд, это не значит, что…

– Ещё как значит, – заверил я его. – Каждый вносит свой посильный вклад, Джефф. У вас разве так не говорят – каждый бросает по монете?

Джефф устало махнул рукой – делайте, что хотите! Он ещё и не подозревал, как несказанно ему повезёт через сутки, и, что разгрома его дома толпой оголтелых фанаток вкупе с плотскими утехами не будет.

Перед самым началом шоу я высунулся из-за кулис, чтобы разведать обстановку.

Место, где мы должны были играть, не было концертным залом – нет, просто галерея в молле. Акустика ни к чёрту, лаунж на фоне, снующие всюду обыватели. Вокруг наскоро смонтированной организаторами сцены собралось сотни три человек – все как один не старше двадцати пяти.

– Как оно? – спросил меня плечистый парень в спортивной майке и бейсболке набок. Он был фронтменом у «Жареных гвоздей». – Нервничаешь?

– Сильно заметно? – осклабился я, переминаясь в «конверсах» с ноги на ногу, будто мне здорово хотелось отлить.

– Это пройдёт, – заверил он меня. Как я выяснил позже, насчёт меня он был неправ. – Может не всё получится сразу. Играть на публике непросто.

Как будто я этого не знал!

– Спасибо за поддержку, – говоря с ним даже об очевидных вещах, я отвлекался и меньше нервничал. – Я имею в виду – за предоставленную возможность – выступить на разогреве и всё такое. И за настройку аппаратуры, – я кивнул на сцену, где их личный техник занимался этой самой настройкой для нас. – Дэвид сказал, что вы сами выбрали нас и даже вместе с ним презентовали организаторам наш альбом.

– Это да, – парень ощерился сверкающей улыбкой. – Заявки подало около 20 молодых групп, но когда мы у себя на студии включили вашу демо… Ха! Все вопросы отпали сами собой! Вы хороши! Очень хороши. Так что мы даже в некотором смысле настаивали, чтобы открывали шоу именно вы. Да, это маленький ивент, ничего особенного, но для начала – самое оно. А вот осенью… – он заговорщически подмигнул.

– Что осенью? – жадно спросил я.

– Я слышал, намечается крупный фест, – Гвоздь махнул рукой куда-то в сторону, – там, в одном городке на самой границе с Сонорой. В долине Коачелла. С настоящим размахом, обещают собрать не меньше 30 тысяч человек.

– Ого, – присвистнул я. – Это впечатляет.

– Ещё бы, – усмехнулся Гвоздь. – Я постараюсь пристроить вас туда, но к тому времени вам и самим надо бы обзавестись толковым промоутером.

– Буду иметь в виду, – кивнул я и указал на пару ребят, проталкивающихся через толпу и раздающих всем что-то. – А это кто?

– К слову о промоутерах, – Гвоздь снова усмехнулся. – Хорошо когда этот человек совмещает в себе ещё и менеджера – как наш.

– Хорошо, – согласился я, не зная точно, действительно ли это хорошо. – Но здесь-то в чём суть?

– В рекламе, чувак, вот в чём, – Гвоздь указал на раздающих. – Наш промоутер то и дело подряжает пару ребят раздавать рекламные флаеры, особенно во время концертов. Запомни, – он наклонился чуть ниже, словно хотел поведать мне тайну, которую никто больше не должен знать. – Музыка – это ещё не всё. Как бы хорошо она ни звучала, какие бы темы ты ни затрагивал, её должны услышать, ты должен получить за неё то, что тебе причитается – ведь все хотят есть, верно? – он тихо засмеялся. – А значит, её нужно продать так же, как и обычные вещи в супермаркете. Со временем вы научитесь абстрагироваться…

«Мать моя женщина!» – подумал я: «У парня неплохой лексикон».

– …и действительно видеть в музыке не только форму искусства, но и товар. Товар надо продать – отбить затраты на его производство. И получить прибыль сверху. Но люди не узнают о вас, пока вы сами не расскажите им о себе. В том числе и посредством рекламы. Любой. Объявления на столбах, визитки, рекламное место в газетах, если повезёт – то и интервью на радиостанциях. И никогда – слышишь, Пит – никогда не пренебрегай знакомствами. Кто-то более известный может лишь мельком и невзначай упомянуть тебя в разговоре с большим боссом – и, вуаля! – завтра ты уже будешь подписывать контракт с крупным лейблом. Может даже мейджором[67 - Мейджор – лейбл, доминирующий на рынке. Хотите вы того, или нет, но почти всю музыку в мире выпускают Sony, Universal и Warner.]. И никогда не пренебрегай слушателями, пришедшими на твоё выступление – будь рад им, и они отплатят тебе тем же, поверь.

– Да, я запомню. Спасибо, – покивал я.

Конечно, я и сам обо всём этом думал. Но услышать это от человека, который уже некоторое время варится внутри всей этой кухни – это было хорошо. Значит, мыслил я верно, оставалось лишь воплощать эти мысли в явь, одну за другой.

«Интересно, а Дэвид додумался заказать в типографии флаеры для раздачи?» – подумал я вдруг.

Тогда мне казалось, что даже уровень «Жареных гвоздей» недостижим для нас. Самое ироничное – то, что в итоге члены Fried Nails завязли каждый в своих личных проблемах, потеряли прыткого менеджера, и вследствие всего этого почили в безвестности и самораспустились через пару лет бесплотных попыток достичь чего-то. Но в тот момент этот парень на пяток лет старше меня виделся мне сверхуспешным музыкантом. Ха, я даже счёл, что его банальные советы вполне тянут на менторство, пусть и являются притом отражением моих мыслей.

– Пора, скоро ваш выход, – мы с Гвоздём ударили кулачками. – Покажите им там!

– А то! – ухмыльнулся я.

Ребята поднялись на сцену сбоку, я пристроился к ним и перехватил у Дэвида свою гитару. Шумный конферансье объявил нас вперемешку с плевками в микрофон. Раздались скромные аплодисменты. Я буквально увидел, как моя банда дрогнула. Ожидали более тёплого приёма – но с какой это вдруг радости? Всё шло, как и должно было. Мы разогревали людей перед Fried Nails, но кто должен был разогреть их перед нами? Для нас? Я знал, что нужно делать.

Уверенно я подошёл к микрофону и сказал:

– Эй, привет, народ! Чё кого, а?

Толпа отозвалась на знакомый сленг куда охотнее.

– Других-то дел у вас нет в вечер пятнички, как шлындать по торговому центру, а?

По толпе прокатился смешки.

Я возвышался над зрителями на добрый пяток футов – это придавало мне ещё больше уверенности в себе почему-то – думаю, это было что-то на уровне первобытных инстинктов.

– Эй, не знаю, кто из вас откуда, но на случай, если у нас тут гости с северных рубежей, то я могу попросить нашего басиста повторить всё, что я сказал, но с нужным акцентом! Да, и в конце он спросит вас не «а» а «eh», всё как в аптеке.

На этот раз смех охватил всех зрителей у сцены. Более того, я заметил, что к задним рядам то и дело примыкают новые люди. Мои усилия окупались. Я усилил накал страстей:

– Если что – это он! – я показал на Джеффа. – Вот этот парень! Думаете, он такой же, как все мы? Как бы не так! Вы бы сразу всё просекли, если бы его прегорячая мама не забрала в стирку хенли[68 - Хенли – одежда, такая фигня, типа свитшота] с кленовым листом! Но! – я поднял палец, акцентируя внимание на следующей реплике. – Шутки в сторону – он покажет вам немного музыкальной магии!

Джефф не растерялся и выдал пару смачных риффов. Раздались одобрительные крики.

– А он ничего так, да? – спросил я.

Снова гул одобрения.

– Несмотря на своё дикарское происхождение он парень неплохой – так что вы его не обижайте! А вот этот милаха с ритм-гитарой – это Дэвид. К несчастью, мой кузен. Из-за этого некоторые говорят, что он попал в группу через меня – но вы не верьте в эти грязные слухи.

Краем глаза я заметил движение сбоку. Несколько незнакомых мне мужиков с недовольными лицами переговаривались между собой, то и дело поглядывая на часы. Ко мне уверенной походкой заспешил эм-си. Я похолодел. Этим ребятам не нравилось затягивание времени, они, возможно даже решили турнуть нас со сцены прямо сейчас. Я решил ни за что не выпускать микрофон из рук, пока не закончится наше выступление. Закончится на наших условиях. эм-си приблизился ко мне и многозначительно постучал пальчиком по запястью. Я кивнул и вновь обратился к зрителям:

– Мне тут намекают, что я должен завязывать с этим делом – видите ли, ограничения по времени, все дела, но знаете, что?

– Шли бы они нахрен! – выкрикнул кто-то из толпы.

– В точку! – я указал пальцем туда, откуда был выкрик. – Пара умных людей посоветовали мне не скупиться на общение со слушателями – и я полностью с ними согласен! – и, прикрыв мембрану рукой, я злобно добавил: – А ну съё#ни, а не то прямо тут отмудохаю!

Растерянный эм-си ретировался. Вот так-то, кивнул я, и довольный собой, отошёл чуть назад и указал ладонью на Чэда.

– А вот этот флегматичный тихоня – наш ударник Чэд.

Да уж, тихоня. Забегая вперёд, скажу, что за 25 лет знакомства мы с ним перемолвились едва ли парой сотен слов. Чэд внезапно сыграл «ба-думтс», как бы предваряя очередную мою остроту. Зрители вновь рассмеялись.

– Внешность зачастую обманчива, ребятки. Кажется, что он спокойный и уравновешенный, но как он долбит в установку – моё почтение! И, хотите – верьте, хотите – нет! Этого чувака не раз отстраняли от занятий за хулиганство, а однажды даже исключили – правда, всего на неделю – за распивание алкоголя во время футбольного матча и последующее «непристойное оголение детородных органов и справление естественных физиологических потребностей в публичном месте», как стыдливо записал штатный школьный психолог в личное дело. Кто бы мог подумать, а? Под маской паиньки скрывается юный бунтарь! Может, единственный, и, даже последний, в своём роде!

Толпе Чэд и его выходки пришлись по нраву. Бунтари симпатичны.

– Последние юные бунтари! – раздался звонкий девичий выкрик из толпы.

– Точно, это мы! – подтвердил я, смеясь. – Но это слишком длинно, мы уже выбрали название покороче! О, кстати! О человеке, который его и предложил, прежде чем мы перегрызли друг другу глотки в жарком споре! Вот он, этот миротворец и наш человек-оркестр – Алекс. Обычно он исполняет партии на соло-гитаре и хорошо оттеняет меня, а, когда это необходимо, играет на клавишных. Чертовски умный парень, этот Алекс, я даже списываю у него тригонометрию. Оп-ля! Мистер Таннер, если вы по какой-то странной причине сейчас здесь – то вы этого не слышали, да?

Снова раздался дружный смех. Я вернулся на свою исходную позицию и установил микрофон на стойку.

– Я представил вам всех…

– Кроме себя! – крикнула девушка из первых рядов.

– Правда? – искренне удивился я. – Ладно. Я – Питер Кэрн, фронтмен Perfect Plan. Но все называют меня Осси.

Толпа разразилась аплодисментами.

– Эй, это преждевременно, – осадил я зрителей. – Песни, которые вы сейчас услышите, с нашего первого альбома, Алекс придумал ему заголовок «Черновой монтаж». Мы записали его в гараже старины Джеффа. Это настоящий лоу-фай и – в прямом смысле – гаражный рок. Наверняка, кто-то из вас уже заполучил его копию себе в плеер. Не забудьте дать послушать его своим друзьям и подругам. А если вы ещё и купите лицензионную кассету, когда мы запишем чистовой вариант – мы будем вам крайне признательны!

Вновь аплодисменты.

– Поехали! – я вскинул гитару, оглянулся на ребят. – 1-2-3-4!..

Я подпрыгнул так высоко, как только мог, и выдал свой первый аккорд при таком скопище людей.


* * *

Я дрожал. Пот застилал мне глаза.

Последний звенящий аккорд стих и…

Толпа просто взорвалась в восторге. Я облегчённо расплылся в вымученной улыбке. Получилось. Мы всё-таки сделали это.

– Спасибо вам за поддержку! – крикнул я и направил микрофон в сторону зала. Усиленный динамиками рёв наших новых фанатов сотряс стены молла. – Может, хотите добавки?

Они хотели – да ещё как – и недвусмысленно дали знать нам об этом.

– К сожалению, мы не написали больше песен! – сказал я. – Но всё будет иначе на Коачелле[69 - Коачелла – ежегодный музыкальный фестиваль, проходит в городе Индио, штат Калифорния. Также включает в себя разного рода инсталляции и экспозиции изобразительного искусства.]! Увидимся с вами там!

– Где? – недоумевающе зашушукались люди.

Парень, представляющий группы, вновь направился ко мне.

– Чёрт! Вы же не забыли, что после нас ещё народ выступает, а? – выдохнул я и отёр лоб. – Спасибо ещё раз! Вы отличная публика! И спасибо Fried Nails! Встречайте их в ближайшее время! А с вами были…

эм-си буквально вырывал у меня микрофон из рук.

– С вами были Perfect Plan! Запомните наши имена! – я, как мог, отбивался от настырного засранца. – Ждём вас всех на нашей афтепати!..

Последнюю мою фразу никто не услышал, она растворилась в гомоне людей – ведущий всё же взял верх, выхватил микрофон и отпихнул меня. Но это уже было неважно.

Смачные аплодисменты, громкие крики и вздёрнутые вверх «козы» намекали, что всё прошло как нельзя лучше. Я в ответ тоже вскинул обе руки в сторону с оттопыренными пальцами.

– Perfect Plan, дамы и господа! – эм-си не терпелось спровадить нас и он помахал ладонью, как бы отгребая нас в сторону.

– Perfect Plan! – проорал я во всю глотку, вскинул руки в жесте «победа» и начал отступать спиной назад.

– Perfect Plan! Perfect Plan! – скандировали люди. – Perfect Plan!!!

Мы выстроились в ряд и поклонились.

– Браво! – наши слушатели не были довольны. Они были счастливы. Мы подарили им изумительное шоу. – Perfect Plan!

Мы помахали на прощание и ушли со сцены.

Солист Fried Nails натянуто улыбался. Я подумал – может он опасается, что мы слишком сильно разогрели людей и слушать вторую команду у них просто не будет ни сил ни особого желания. Да и мало ли – вдруг на нашем фоне эти ребята внезапно окажутся блёклой молью?

– Молодцы, – всё же хлопнул он меня по плечу. Я кивнул и чуть присел отдышаться.

– Да, молодец, малыш, – раздался надо мной тягучий голос.

Я посмотрел на говорящего.

Мужик в кожанке выглядел как Стинг[70 - Стинг – британский музыкант, исполняет поп, нью-вейв, поп-рок. ИМХО, сильно переоценённый чувак.] на минималках. Орлиный профиль, лихо поставленные светлые сосульки волос и хищный взгляд над притворно добродушной и всё же располагающей к себе улыбкой. Да и лёгкий его акцент тоже напоминал мне о чопорных мисс с прародины.

– Богатство и слава, – он кивнул в сторону шумевшей толпы, разросшейся нашими стараниями до тысячи человек. К сцене оперативно подтягивали охранников молла.

– Чего? – не понял я.

– Богатство и слава, – повторил мужик. – Так они звучат.

– Ну да, – согласился я и собирался уже встать и свалить, но парень остановил меня.

– А ещё они могут звучать как шелест чеков. Смекаешь?

– Дайте-ка угадаю, – я хитро прищурился. – Хотите 10 % от них, да?

«Стинг» рассмеялся, вынул визитку и протянул мне.

– Называешь вещи своими именами, а?

– Я не по хозяйственной части. Это к нему, – я отдал визитку Дэвиду. – Он у нас организует весь движ за неимением крутого дяди-менеджера.

– Это ненадолго, – заверил «Стинг». – А насчёт Коачеллы ты загнул, конечно,

– Ну, посмотрим, – ответил я, поднимаясь. – Мне пора.

– Дэвид, да? – «Стинг» поманил моего кузена к себе. – Обмозгуем кое-что?

– Эй, мистер! – «Стинг» оглянулся. Я ухмыльнулся. – Когда закончите с ним, вы должны три раза щёлкнуть каблуками и сказать: «А теперь, башмаки, несите меня в Лейк-Хаус»…


* * *

– Пит, не сейчас, а? – со смертельной усталостью в голосе отозвался Дэвид.

– А когда же, Дэйви? Самое время, твою мать! – я посмотрел на часы. Близилось к полуночи.

Я выглянул из гаража. Улица была пустынна и тиха, если не считать стрекотания цикад.

– Где все, Дэвид? Где фанаты? Где группи?

На афтепати не пришёл никто. Вообще.

Кузен растерянно молчал.

– Бьюсь об заклад, ты не сделал рекламных листовок для раздачи. И не увешал все столбы в округе объявлениями о нас. И судя по всему, поболтав со Стингом, ты тут же побежал сюда, забив на фанатов пару прожаренных гвоздей, так? Что ты вообще сделал для нашей раскрутки среди слушателей?

Он, потупившись, продолжал молчать. А я всё напирал:

– Ты говорил мне, что продать можно любое дерьмо…

– Но мы вовсе не… – начал Дэвид.

– Нет, даже близко нет, – согласился я. – Я сам удивлён, но мы и впрямь хороши, как и талдычат все, кто слышит нас. Тогда почему ты не преподнёс нас так, как мы того заслуживали? – я укоризненно покачал головой и вздохнул. – Господи, Дэйв, как ты обосрал этот вечер нашего триумфа…

– Всё будет хорошо, – он наконец-то посмел поднять на меня взгляд. – Лиам будет нас раскручивать.

– О, Лиам, значит, – усмехнулся я и подхватил ранец. – Мне он не слишком понравился, но, быть может, он не такой расп##дяй, как ты и просчитывает свои действия чуть дальше, чем на пару минут. Ну лады, посмотрим на его выкрутасы.

– Ты куда? – спросил Дэвид.

– Предвижу твой следующий вопрос, и вот мой ответ тебе: нет, добирайся домой сам.

Дэвид в ответ фыркнул и обиженно плюхнулся на диван.

Заприметив сиротливо ютившийся бочонок в углу, я окликнул ударника:

– Эй, Чэд! Похоже, придётся тебе выпить весь лагер и снова оголять детородные органы в публичном месте…


* * *

Возвращение домой из «Лунара» в родные пенаты Риджмонт-Хай было не таким радужным, как мы могли себе представить – как и было предсказано, директор Майерс не разрешил играть поп-панк на выпускном.

– Это слишком агрессивная музыка! – возмутился он, когда на вопрос, что это вообще такое, мы включили ему на бумбоксе несколько записей.

– Ну, это скорее хардкор-панк, – я стрельнул глазами в Дэвида. – Кое-кто сделал не совсем верную подборку.

Ответственный за это дело кузен действительно притащил один из ранних альбомов GreenCard[71 - GreenCard – IRL YellowCard, американская поп-панк-группа.] и теперь лишь смущённо и виновато вздыхал.

– Наше звучание более мягкое, мелодичное. Как поп-рок. Да и мы, знаете, не олдскульные панки. Чёрт, у нас даже ирокезов нет! Музыка будет в меру интеллигентной, вечер будет отличным, а народу будет битком – нас здесь любят. Всё будет, директор Майерс. В конце концов, если вам это всё же не по нутру, то мы и сыграем поп-рок.

После архиуспешного перформанса в молле и ещё парочки выступлений в Венис и Пасифике мы стали местными знаменитостями. По школьному коридору теперь нельзя было пройти, чтобы не наткнуться на группку девушек, смущённо хихикающих и машущих нам, или одобрительно улюлюкающих парней. Какой-то вандал даже вывел на стене столовой: «Отрываться и не париться – идеальный план!»

– Что за поп-рок? – спросил Майерс, пропустив остальное мимо ушей.

– Музло вроде Джона Уэйта[72 - Джон Уэйт – английский музыкант, исполнял софт-рок, пауэр-поп и, внезапно, кантри. Не путайте с Джоном Уэйном.], – поспешил ответить я, уповая на то, что этого-то парня из 80-х наш недалёкий школьный шеф знает, если, конечно, не спутает его вдруг со звездой старых вестернов[73 - Джон Уэйн – собственной персоной. Американский актёр, король вестернов.].

– Ага, – многозначительно протянул Майерс, постукивая карандашом по столу. Меня так и подмывало позаимствовать его для перемотки кассеты – бумбокс в силу раздолбанности лишь воспроизводил, из-за чего запущенную запись приходилось дослушивать до конца. Но я сдержался, рассудив, что скоро смогу позволить себе новый плеер.

– Мистер Майерс? – ещё я с трудом сдержал себя, чтобы не помахать рукой перед лицом директора.

– Да? – тот словно вышел из оцепенения – видимо, напевал «Не скучаю по тебе» Уэйта. – Да-да. Хорошо. Играйте.

Мы переглянулись.

– Отлично. Но мы не можем просто взять и играть. Надо решить организационные моменты.

– Что? – Майерс снова витал где-то.

Он точно напевал Уэйта.


* * *

Раз уж поп-панк был под негласным запретом на школьном торжестве (а мы были рады, что многочисленные родительские комитеты хотя бы не возбухали по поводу нас как исполнителей в принципе), поначалу мы играли безликую альтернативу на один манер – песни New Radicals, Radiohead, Red Hot Chili Peppers, Nine Days[74 - New Radicals, Radiohead, Red Hot Chili Peppers, Nine Days, The Calling – не вижу смысла всех их расписывать по отдельности. Все группы американские (кроме радиоголовых), все играют/играли альтернативу (кроме Calling – эти ещё и пост-гранж лабали).]. Долгие аплодисменты вызвало наше исполнение «Wherever You Will Go» The Calling. После неё – вот так совпадение – одна из мамашек заказала нам ещё Calling. На этот раз песню Джери Халлиуэлл. Подумав, мы просьбу уважили и сыграли. Конечно, юной публике, что вот-вот дожна была разлететься по университетам страны, было неожиданно слышать таких нас – особенно после того необузданного драйва, с которым мы давали всем прикурить в «Лунаре». Но под конец никто уже особо не удивлялся, когда мы затянули «Pure Shores» All Saints, «Crash and Burn» Savage Garden и даже «Hero» Иглесиаса[75 - Джери Халлиуэлл, All Saints, Savage Garden, Энрике Иглесиас – аналогично предыдущему пункту не буду останавливаться на каждом. Поп-исполнители. У некоторых были знаковые хиты. Всё.].

Девочки шуршали подолами платьев и махали нам из зала, кружась под медляки, их кавалеры ревновали и злились, я не обращал на всё это внимания и искал взглядом Аманду. С кем-то она заявилась сюда? С тем уё#ком, которым однажды даже припугивала меня? Смеху подобно. Пусть он и был чуть ли ни на фут выше, я был куда более раскачан и легко бы его уделал. Но я нигде не находил её. И, что напрягало меня куда больше, его я тоже нигде не находил, хоть и сомневался в том, что они вообще мутят.

Когда же символический титул королевы бала заполучила неизвестная мне смазливая блондинка, я повернулся к Дэвиду. На моём лице он однозначно читал: «А какого, собственно, хера?»

– Думаешь о том, что Аманда должна быть на её месте? – он кивнул на блонди, которую на сцену для коронации вёл под ручку холёный мальчик. – И она бы ею стала, безусловно. – Он кисло улыбнулся. – Если бы она была здесь.

– Где она? – я чуть ли не за грудки его взял.

– Пит, я ей не личный секретарь! Остынь!

– Где? – повторил я, отступая. – Если не здесь?

– Я слышал – укатила к предкам в Чино[76 - Чино – город в округе Сан-Бернардино, штата Калифорния, США. Не то чтобы это прямо «ужас-ужас», но город по сравнению с соседним Чино-Хиллз попроще и победнее. Входит в агломерацию Большого Лос-Анджелеса.], – вздохнул Дэвид.

– Одна?

– Не знаю. Пит!..

Всё было зря. С досады я тут же развернулся и ушёл (благо мы уже отыграли), а гитару позже, молча, занёс мне Дэвид.


* * *

Через пару дней Perfect Plan всем составом оккупировал один из столиков в кафе «Рэпчур Дайнер», что в Санта-Монике[77 - Санта-Моника – город на тихоокеанском побережье США, занимает западную часть округа Лос-Анджелес, штат Калифорния.]. Пока мы распивали молочные коктейли, Алекс распинался о парне, который мог помочь нам с записью альбома. Они были знакомы вот уже пару лет, парень тот учился в UCLA, куда теперь должен был отправиться и Алекс.

– Хоть что мне говорите, но учёба в университете имеет свои плюсы – ты обрастаешь полезными связями, чего никогда не будет на низкоквалифицированной работе. Что говорить, если я ещё ни дня в кампусе не провёл, а уже заимел столько знакомых, которые…

– Ладно-ладно, – поморщился я. Алекс наступил на больную мозоль. В переносном, конечно же, смысле. – Мы поняли. Когда ты получишь степень магистра и денежную работу, а группа развалится, я буду приходить побираться к твоему дому, уповая на то, что старых друзей, которым – вот так раз, свезло меньше – ты не забываешь…

Алекс сконфузился:

– Да я же вовсе…

– Да-да, вовсе нет, мы знаем, – перебил я. – Расскажи лучше поподробнее об этом чуваке – что это за тип?

– Этот чувак изучает астрофизику в…

– А чем он нам поможет? – полюбопытствовал я как бы невзначай и между делом.

– О, для нас этот парень – клад! – заявил Алекс. – Он подрабатывает на студии звукозаписи Jeffen[78 - Jeffen – IRL Geffen Records, американский лейбл, принадлежащий Universal Music Group. По написанию напоминает jefe, испанское словечко, которое переводится как «начальничек».], ну и как ты думаешь, Осси, у кого через неделю глубокой ночью будет студийная сессия, а?

– Ну и у кого? – раздался смутно знакомый голос над нами, прежде чем я успел ответить.

Над нами возвышался тот парень из «Лунара», что смахивал на Стинга.

– Нет, мистер, вы ошиблись, чемпионат по разведению хряков проходит в Бейкерсфилде, это 100 миль к северу по пятому, – сказал я ему, словно не расслышал его вопроса.

– Очень смешно, Осси. Подвинься-ка, – кивнул он Чэду, сидящему напротив меня, и тот безропотно подчинился.

– Осси меня называет мама, а для тебя я – мистер Осси! – продолжил я острить.

«Стинг» деликатно кашлянул, давая понять, что мои насмешки ему нипочём.

– Меня зовут Лиам Брайерс, я менеджер и продюсер музыкальных проектов…

– Ничего, Лиам, это лечится, – я сочувственно похлопал его по запястью.

– Я так понимаю, что пока все свои дела вы вели сами, так? Более или менее успешно, – стряхнул он мою руку и усмехнулся.

– Удивительно чёткое видение ситуации, Лиам. Этому где-то учат или это врождённое? – я не мог угомониться. – Кстати, милый акцент.

– О чём это ты? – Лиам старательно притворился ничего непонимающим дурнем.

– О-о-о, я нездешний, но я тут легально, просто я англичанин в Эл-Эй[79 - Англичанин в Эл-Эй – аллюзия на песню Стинга «Englishman in New York» и конкретно на строку из неё: «I'm an alien, I'm a legal alien, I'm an Englishman in New York».], – напел я. Парни переглянулись и засмеялись.

Новоявленный импресарио посмотрел на меня, сильно сощурившись, выказывая презрение к моему низкопробному юмору, потакающему массовой культуре. Было бы уму непостижимо, если он вообще не понял шутку. Хотя…

Живое воображение живо нарисовало картину, как супружеская пара кокни – друг другу под стать – едва сводя концы с концами, отдают единственного сына в обучение шаолиньскому монаху за тридцать фунтов и продуктовые карточки. По пути в Китай ребёнка похищают сторонники свободного Тибета, держат его в заложниках семь лет и каждый день с 9 до 5 нещадно бьют бамбуковыми палками по пяткам, напрочь отбивая всё чувство юмора и меру прекрасного.

Не, это было слишком замысловато. Я даже покачал головой, даваясь диву своей бредовой теории. Всё гораздо проще. Парень просто грёбаный чопорный британец, и делов-то.

– Не будь вы так хороши на сцене, я бы не стал тратить время и выслушивать сомнительные остроты этого клоуна, – оповестил парней Лиам.

– Да уж, какая досада, что мы идём все в одном комплекте, – протянул я с наигранной жалостью в голосе.

– Пит! – одёрнул меня Дэвид. – Лиам, слушай, не обижайся. В этом весь Пит. Его хлебом не корми, а дай обсмеять всех на свете.

– Придётся смириться с этим, Лиам, раз уж ты хочешь заполучить нас в свою обойму, – добавил я, сладко улыбаясь.

– Привыкну, – Лиам пристально посмотрел на меня. – Поговорим о делах?

– Поговорим, – поддержал я его зачин. – У меня вопрос – как ты нас нашёл? Лично у меня нет браслета слежения.

Лиам кивнул на кузена.

– Дэвид меня пригласил. Он считает, что группе нужен толковый управленец. Я же считаю, что вы своего рода алмаз, только неогранённый и не оценённый по достоинству. Я могу это исправить, – закончив с пошлыми метафорами, он обвёл нас всех взглядом. – Ещё вопросы?

Я поднял руку.

– По теме.

Чуть подумав, руку я опустил.

Лиам кивнул и заговорил:

– Ну, так каков ваш план, парни? Какие цели вы себе наметили? Сформировать группу? Сделано. – Он начал загибать пальцы. – Определиться с ролями? Готово. Записать цепляющую песню? Ставим галочку. Но вы же не хотите остаться группой одного хита, верно? Ладно, признаю, вы даже перевыполнили норму новичков и умудрились записать годную демку. Хорошо. Найти продюсера – что ж, вот он я. Что дальше?

– А вот это ты скажешь нам за свои честно зарабатываемые 10 %, – ответил я. – Мы для чего тебя вообще нанимаем? Чтобы ты задавал кучу риторических вопросов?

Брайерс смерил меня долгим изучающим взглядом, усмехнулся и уточнил:

– 15. И уж будьте уверены – я сделаю из вас звёзд.

Он засобирался. Мы, молча, переглядывались.

– Вам под задницы клея налили, нет? – осведомился Брайерс, накидывая кожанку. – Тогда чего вы расселись, вашу мать? Мы подписываем контракт с ЭмСиЭй Рекордс[80 - MCA Records – американский лейбл, был поглощён Geffen Records в составе Universal Music.] на запись альбома. Настоящего, – снисходительно добавил он, – а не того, что вы наваяли.

– Сейчас? – уточнил я невинным голосом.

– Да, Осси, тупорылина ты этакая! – прогремел Брайерс.

Несколько посетителей нервно обернулись.

– Ты пугаешь людей, Лайми-Лиам[81 - Лайми – американское сленговое прозвище британцев.]. Не ровён час, и они снова отправятся распивать чаи в Бостоне[82 - «Распивать чаи в Бостоне» – имеется в виду Бостонское чаепитие, один из первых звоночков британцам, намекающих на грядущую Американскую революцию. Забавно, но тогда в колониях и вправду был популярен чай, нынче же в Штатах его почти не пьют.], – засмеялся я.

– Буду честен, Осси, ты меня раздражаешь…

– Понимаю, – понимающе покивал я. – Не тебя одного.

– Я не британец, не знаю, с чего ты вообще это взял, но сейчас это вообще неважно, нам пора двигать. Вы собираетесь менять этот мир или как? Если да, то вперёд, пока ваше место не заняли другие!

– Хорошо, – я прищурил глаза и ещё больше развалился на диване. – Вот только доем десерт. А как только – так сразу…

Я думал, Брайерс здорово побесится от моей дерзости. И, может, так оно и было, но он и виду не подал. Уже вырабатывал стойкий иммунитет на меня.

Взглянув друг на друга, мы абсолютно точно осознали, что, пожалуй, мы и сработаемся, но точно никогда не уживёмся. Это и при первой мимолётной встрече было понятно – но теперь-то все точки над «i» были расставлены окончательно.

Миленькая официантка принесла десерт. Я благодарно кивнул ей, подхватил тарелку и поставил на стол. Лиам выжидающе смотрел на меня.

– Мистер Брайерс! Мистер Брайерс! – вдруг завопил я, как второклассник, совершивший невероятное открытие. – Я только что понял, мистер Брайерс!

– Что, Осси? – вздохнул мистер Брайерс.

– Я хочу стать как вы, когда вырасту, – заявил я и принялся уплетать шоколадный торт.

– Сдаётся мне, тебе не светит ни то, ни другое, – пророческим тоном ответил Лиам на моё откровение.

– Это что, угроза убийством первой степени? – я прижал ладони к щёкам как нечто с картины Мунка[83 - Мунк – Эдвард Мунк, норвежский художник, наиболее известен картиной «Крик».]. – Но по закону штата это злодеяние карается смертной казнью! Ты готов отмахать свою Зелёную милю? Иногда она бывает так длинна[84 - «Зелёная миля» – роман Стивена Кинга. Собственно, Миля – это образ долгого и полного мучений и самобичевания пути. Именуется так по аналогии с тюремным коридором, который преодолевали заключённые-смертники на пути к казни.]…

– Ты доел десерт? – такой он был нетерпеливый, этот Лиам.

Я облизал ложку и лениво протянул:

– Может… Может нет… А может вздрючишь сам себя?..


* * *

Вертя в руках стакан StarBucks, я вдруг подумал, что это тот самый чёртов бренд, который похоронил в своё время глэм-метал. Ведь именно в этих кофейнях в Сиэтле собирались и тусовались юные и дерзкие гранжеры. И, может быть, уже сейчас где-то в Taco Bell[85 - Taco Bell – рестораны фастфуда. Подают блюда техасской и мексиканской кухонь.] тусят те, кто в скором времени отправят модный пока поп-панк на свалку истории? С другой стороны… Мне вдруг пришла в голову ещё одна мысль, но она была настолько крамольная и шла вразрез с нашей договорённостью о верности себе и своему звучанию, что я задвинул её подальше и поглубже. До лучших времён.

У нас был перерыв в студии на Reprise Records[86 - Reprise Records – ещё один американский звукозаписывающий лейбл. Здесь записывались, например, Green Day.], подразделении MCA. Мы закончили запись трека и теперь, сгрудившись вокруг саунд-инженера и продюсера, смаковали кофе и наслаждались заслуженным отдыхом.

– Хорошо звучит, – отметил Дэвид, когда трек закончился барабанным дропом Чэда.

– Что именно? – резко спросил Лиам, чем смутил Дэвида. Тот ещё не понял с кем имеет дело, а вот я этого говнюка уже раскусил. Только не успел поделиться своими соображениями с остальными.

– Песня, – промямлил раздавленный Дэвид.

– Хорошо – этого мало. Просто хорошо звучать – этого уже недостаточно. Нужно быть уникальным.

Я прищурился, выжидая момент для атаки.

– Рынок перенасыщен, малыш, ты полагаешь, вы одни такие дохрена умные – решили наварить бабла на модном жанре?

Дэвид попробовал было возразить, но Лиам цыкнул на него и с усмешкой сказал:

– О! Нет-нет-нет! Давай-ка ты, парень, не будешь мне шоркать по ушам, что вы ввязались в это дело из-за любви к искусству.

– В том числе, – возразил я. Может остальные члены группы и шугались его, но мне он виделся не всемогущим божеством-продюсером, а лишь наглым и крикливым импресарио, которого можно было вполне уесть его же методами.

– О?! Правда?! – оскалился Лиам. – Может, ты ещё скажешь, что поп-панк имеет какую-то культурную ценность?

– Имеет, – подтвердил я. – Это одна из многих составляющих массовой культуры. Музыка – часть жизни людей. Они всегда её слушали и всегда будут. Через неё мы, музыканты, доносим до слушателей наши эмоции, наше настроение, наше мнение. И когда люди слышат, как совпадает эмоциональная и смысловая составляющие музыки, они буквально входят в резонанс с нами, их потребности в прослушивании именно этой музыки, именно этого исполнителя возрастают, они желают слушать это ещё и ещё. Или что-то похожее на это. Это спрос. И пока они настроены на этот лад, мы и даём им то, что они хотят – удовлетворяем их спрос. Это наше предложение. Вот тут и выходит, что это по сути своей рыночные отношения. Но это нисколько не умаляет культурной ценности. Все картины Возрождения писались на заказ – для продажи, но они нравятся многим людям, удовлетворяют их потребности в визуальной красоте и считаются притом мировыми шедеврами и культурным наследием. Рок-н-ролл в своё время ничем не отличался в этом же плане от поп-панка, его было чересчур много, он был достаточно однообразен, фактически он стал «низким» жанром. Однако же его записи включили в состав послания «Вояджера», демонстрирующего достижения эволюции и культуры. Это о чём-то да говорит.

Лиам не просто презрительно скривил свои губы – он их так скособенил, что рот буквально уполз далеко вправо.

– Складно поёшь. Ладно, Осси, мне даже наплевать имеет он что-то там или нет, не хочу выслушивать твои жалкие попытки оправдать вашу алчность.

Парни так и замерли, вылупив глаза. А я и бровью не повёл.

– Прислушайтесь ко мне, – Лиам заговорил гораздо более серьёзно. – Я чувствую в вас потенциал. Такой, что может всех конкурентов порвать. Но нужно грамотно всё подать…

– Продолжай, – нагло вставил я, уселся на стол и отхлебнул ванильный латте.

Лиам тяжело взглянул на меня, но промолчал.

– Лиам, – окликнул я менеджера. – Продолжай.

И, чуть выждав, Лиам продолжил:

– Вы должны уникально звучать. Вы должны так цеплять и приковывать к себе, чтобы о вас говорили не – «а, это ещё одна поп-панк группа – что там на соседней станции?», а «о, господи, это же что-то новенькое от Perfect Plan! Это они! Добавь громкости!» Конечно, я помогу вам всем, чем смогу – и с музыкой и с текстами, но львиная доля на вас. Дерзайте, придумывайте новые звуки, новые сочетания, свои уникальные фишки! А если надумаете что-то, пусть оно покажется вам полной чушью, но скажите об этом мне, вместе мы докрутим это до нужной кондиции. Сценический образ – с ним тоже важно определиться и следовать ему. Люди склонны возвеличивать своих кумиров, вы должны быть кем-то вроде примера для подражания – все молодые музыканты должны равняться на вас. А что же до рекламы… Чёрный пиар тоже, конечно, пиар, но не позволяйте себе на людях неуместных шуток и неполиткорректных высказываний, а об остальном позаботятся мои люди. Поверьте на слово, в шоу-бизнесе лучше быть тёплым и пушистым – о тебе все говорят и тебя все любят десятилетиями, нежели злобным и колючим с набором эпатажных выходок – поговорят пару дней и забудут, а любить так и вовсе не станут.

Мы заворожённо слушали его.

– Что такое, Осси? – удивился Лиам. – В кои-то веки ты не остришь.

– В кои-то веки ты говоришь хоть что-то стоящее, – сострил я.


* * *

Иногда мы репетировали и записывались не в студии лейбла, а дома у Лиама. В его особняке в Бел-Эйр[87 - Бел-Эйр – богатый (даже элитный) район Лос-Анджелеса, находится между Санта-Моникой и Голливудом (не по уровню «крутизны», а географически).] была своя маленькая автономная студия, где вполне можно было проводить ненапряжные в плане затрат сессии. Она находилась в подвальном помещении, под таким толстым слоем земли и бетона, что, думаю, запросто бы пережила термоядерную Третью мировую. Вместе с играющими в ней музыкантами.

Но сейчас, в мирный канун Дня независимости, мы сидели в гостиной и попивали кофе в перерыве трудовых будней. Прежде чем Лиам начал говорить о предстоящих свершениях, я не преминул посетовать ему на то, что уж от него-то я ожидал безумного чаепития, а не очередного скучного кофе-брейка. Он, как и водилось, проигнорировал меня. Ну, сделал вид.

– На Коачелле вы должны отжечь так, чтобы затмить даже мастодонтов. Это ваша цель. Наша цель, – поправился Лиам. – Но до этого ещё 3 месяца. За это время вы должны определиться со своим имиджем, накатать с десяток зажигательных песен в вашем духе и как следует отработать это всё на публике. А мне нужно создать ваш бренд.

– Стоп-стоп-стоп, дедуля, давай-ка с самого начала, ага? – притормозил я продюсера.

Лиам кивнул.

– Что за мастодонты?

– Это имеет значение? – удивился Лиам.

– А вдруг я захочу пойти на их выступление? – резонно заметил я.

Лиам откинулся на спинку кресла и расхохотался.

– Ты не устаёшь меня удивлять, Осси! – выдавил он.

– Ну, это вообще-то, и, правда, интересно, я и сам не прочь завалиться на годный движ, – заметил Дэвид.

– Я знаю о Rise Versus[88 - Rise Versus – IRL Rage Against the Machine, американская рэпкор и ню-метал группа.], Deck[89 - Deck – IRL Beck, американский музыкант, автор-исполнитель и сам себе режиссёр.], Penny Dies[90 - Penny Dies – IRL Pennywise, калифорнийская панк-рок группа.] и The Onspring[91 - The Onspring – IRL The Offspring, калифорнийская поп-панк группа.], – размеренно сказал Лиам. И каждое слово в названиях было настолько тяжеловесным, что я почувствовал насколько мы всё же мелкая рыбёшка по сравнению с ними. – Из электроники ожидают Physical Brothers[92 - Physical Brothers – IRL Chemical Brothers, британские электронщики, завсегдатаи различных фестивалей.] и Thunderworld[93 - Thunderworld – IRL Underworld, британская электронная группа.]. И это лишь хедлайнеры[94 - Хедлайнер – исполнитель, ради которого, в основном, и идут на концерт. Разогрев – всего лишь приятное (не всегда) дополнение.].

Мы только и успевали, что обмениваться восхищёнными взглядами.

– Нахер всё! Не будем там выступать, а просто зависнем на пару дней в пустыне, – не раздумывая, предложил я.

– Зависните, делайте, что хотите, как отыграете и раздадите автографы, – отрезал Лиам. – Я понимаю, что вы ещё совсем мальчишки…

Он замолчал и призадумался. Просто Будда под баобабом.

– Земля вызывает Брайерса! – я издал пару пшиков. – Это Хьюстон, какие у вас проблемы?

– В этом вся проблема.

– Хм?

– Море соблазнов. Как вы там не упоретесь в хлам, трудно себе представить, – пояснил Лиам и с досады крякнул. – А я-то планировал подвести вас под стрэйт-эдж,

– Это ещё что за хренота? – спросил Дэвид.

– Кто-то из вас знает? – обратился Лиам к команде.

– Я знаю, – усмехнулся я и тоже обратился к команде. – В общем, он хочет устроить вам целибат.

– Чего? – не поверил Джефф.

– Отчасти, – согласился Лиам. – Но он сгущает краски. Стрэйт-эдж – что-то типа самоконтроля и отказа от разгульного образа жизни, который как правило сопутствует року и панку. Странно, что вы этого не знаете, это же одно из направлений панк-культуры.

– Никакого секса и наркотиков, чистый рок-н-ролл, – перевёл я остальным. – Типа за всё хорошее и против всего плохого. Таких чистоплюев при жизни канонизируют.

– Да вы вконец охренели! – расхохотался Дэвид. – Чушь какая-то!

– Чересчур специфическое направление. Как хиппи, только без упарывания кислотой, – покачал я головой.

– Родители охотнее отпускают своих отпрысков, если знают, что на концерте никто не овердознется, – привёл Лиам веский аргумент.

– Это ведь навсегда, я правильно понимаю? – уточнил я.

– Типа того. Если уж вы заявляете себя приверженцами стрэйт-эдж, придётся соответствовать. И не только на публике. Папарацци никогда не дремлют, – согласился Лиам. – Представляете, что будет, если вскроется, что дома вы закладываете за воротник и одупляете «крокодилов».

– Блеск. Не знаю, кто как, а я – пас! – не дожидаясь новых аргументов прошаренного менеджера, сказал я.

Конечно же, Лиама расстроило такое моё безапелляционное решение. Да нет, вру – просто разъярило. Во-первых, это был я. Во-вторых, остальные потянулись бы за мной. Да и кто бы вообще на такую дичь согласился, разве что под страхом смертной казни?

– Будете очередной группой-одногодкой, которых пруд пруди! Сколько их уже было! Этого хочешь, Осси? – процедил Лиам, его глаза сузились до узеньких, пышущих огнём праведной ярости щёлочек. – Все заканчивают одинаково: пьянки, наркота, аресты. Как будто никто из них не понимает, что будут забыты, как только отмотают свой первый срок в реабилитационном центре. Если не хуже.

– Мы не против перенять некоторые аспекты у этих твоих хиппи, – сказал я. – Но с определёнными оговорками. И, думаю, с ними парни согласятся.

– Какими?

– Всё должно быть в меру. Для каждого. Этакий коммунизм.

– Расшифруешь? – поинтересовался Лиам, скрестив руки на груди.

– Ну, к примеру, я не употребляю алкоголь, но я не могу заставлять парней делать то же самое, это их выбор, – пояснил я. – Так что – пусть, я не думаю, что дружеские посиделки в баре с фанатами после хорошей встряски так уж повредят нашему имиджу. Ему скорее повредит как раз таки пренебрежение этими самыми фанатами.

– Стоп, шутишь? Ты не употребляешь спиртное? – недоверчиво протянул Лиам.

– В жизни ни грамма в рот не брал, если ты понимаешь, о чём я, – я подмигнул, – а я вижу, что ты понимаешь…

– Он это серьёзно? – спросил Лиам у Дэвида.

– Типа, да, – ответил тот.

– Эй, господин продюсер, не вздумайте раздуть из этого целое событие, многие люди не употребляют всякую хрень, и что теперь? – предупредил я.

– По каким-то причинам, а твоей причины я в упор не вижу, – вкрадчиво сказал Лиам. – Это странно.

– Знаешь, что по-настоящему странно? – парировал я. – То, что у тебя ирландское имя. Нет, ну, правда, каждый раз, как слышу твой акцент… Я просто не понимаю, твои предки были ренегатами короны в пользу ИРА[95 - ИРА – Ирландская Республиканская Армия, военное формирование, долгие годы добивается независимости Ольстера от Великобритании. На данный момент считается террористической организацией.] и, отыгравшись на тебе, так выразили свой протест?

В нормальном расположении духа Лиам рта не закрывал – хлебом не корми, а дай зубы поточить. Звенящая тишина рядом с ним означала обратное – он был в бессильном бешенстве. Бессильном пока, но мог и меры принять, с его-то связями…

– Неважно, – поспешил я сменить тему. – Я знаю, что Чэд любит приложиться, Дэвид не упускает случая вдуть смазливой девчонке и, скорее всего, умрёт от СПИДа, не дожив до тридцати, Алекс со средних классов дымит как паровоз, а Джефф плотно так подсел на кленовый сироп, но… Как по мне, так пусть, лишь бы это не выходило за рамки приличий. Но не приличий стрэйт-эдж. Вы как? – я поискал поддержки у парней. И, само собой, нашёл её.

Лиам прищурился, обдумывая услышанное.

– Ладно, пусть в меру, но открыто, чем лицемерно быть паинькой на камеру и предаваться всем грехам за кулисами, – выдал он, наконец.

– Вот и чудно, – я уже привстал, собираясь вернуться в студию, но Лиам остановил меня.

– Куда? Ещё не всё.

– Нет? А сверхурочные будут оплачиваться? – я опустился обратно в кресло.

– Обязательно. Фунтами[96 - Фунт – фунт стерлингов, денежная единица Соединённого королевства.].

– Запомните это мгновение, господа! – громко объявил я всем. – Лишь раз в десятилетие случается, что Лиам Брайерс шутит. Притом хоть капельку забавно.

– Осси, мы не закончили, – Лиам прервал меня. – Имидж. Вот что важно.

– А в чём проблема? – развёл руками Дэвид.

– Зауженные джинсики и кеды – это ещё не всё. Каждая мелочь должна быть продумана. И дело не только в одежде или причёске. дело ещё и в подаче – а почему у вас именно так, а иначе? Почему такая стрижка? Почему такая марка джинс или производитель гитары? – Лиам поднял указательный палец. – Фанаты любят изучать такие детали жизни и творчества своих любимцев. Они даже организуют целые сообщества и создают сайты, посвящённые таким вот расследованиям, мол, почему это вдруг Осси Кэрн носит «Конверсы», играет на «Ибанесе»[97 - Ибанес – гитарный бренд.] и не прикасается к алкоголю? Мы поступим даже умнее.

– Поделись же своей мудростью, о, Лиам Великий и Ужасный[98 - Великий и Ужасный – один из титулов Волшебника страны Оз.], а потом унесись прочь из страны Оз[99 - Страна Оз – вымышленная страна из серии книг американского писателя Лаймена Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз». Волшебник покинул страну Оз описанным (почти) способом – улетел на воздушном шаре.] на своих раздутых шарах, разогревая в них воздух дутьём в кожаную флейту, – попросил я. Повисла тишина. Шли мгновения, а я думал, кто же первым не выдержит и прыснет в кулачок первым. Таким оказался сам Лиам.

– Я когда-нибудь не выдержу и отматерю тебя на чём свет стоит, Осси, видит бог – отведу душу, может даже и побью, а потом объявлю твою должность вакантной, – сказал он, покашливая. Я не преминул ответить:

– Смотри не окажись клятвопреступником, для таких, как они, в аду будет бесконечно играть Мадонна.

– Лучше вы живьём, – покачал Лиам головой. – Мы не будем дожидаться фанатских сайтов. Мы сами запилим вам страницу в сети.

– О как, – я ожидал услышать что-то более глобальное, а тут…

– Само собой, её нужно будет чем-то заполнять. Так что, мальчики, хоть вы и окончили школу, а кое-кто даже продолжил образование, но плевал я на это – вам домашнее задание! И вместо раздачи F я буду выпинывать вас куда подальше за его игнорирование.

– Мы должны написать сочинение, кто из нас кем видит себя в будущем? Чур, я – качок, а Джефф – школьная принцесса, которую будет домогаться Дэвид! – зажёгся я. – Алекс – чистый гик, а Чэд – «тяжёлый случай», идеальное попадание! Мы будем клубом «Файв-о-клок»[100 - Клуб «Файв-о-клок» – аллюзия на «Клуб «Завтрак», подростковую драму Джона Хьюза. В своё время фильм произвёл эффект разорвавшейся бомбы и обрёл культовый статус. Файв-о-клок – это вечернее чаепитие в Англии.].

– Я вообще ничего не понял, – признался Лиам.

– Потому что слишком стар, – вынес я вердикт. – Я с первой встречи в «Рэпчур Дайнер» об этом говорю, а мне всё не верят.

– Умолкни. Продумайте ваши образы. Подберите причёски. Гардероб. Потом каждый из вас обмозгует это всё с моими людьми. Я всерьёз подумываю приставить к каждому из вас по человеку. А к тебе, – обратился он ко мне, – плюс ещё двоих бугаев в довесок.

– Я уже дрожу, – притворно затряс я руками. – Лиам, это же тупость! Я ношу «конверсы» просто потому, что люблю «конверсы».

Лиам удовлетворённо кивнул:

– Вот ты и придумаешь, почему ты так их любишь. И хорошо бы добавить туда парочку жареных фактов. Ну и вы тоже, – обратился он к парням. – Чуть позже мы всё согласуем, но вы уж постарайтесь придумать сами хорошее оправдание тому, что Чэд вечно молчит, Алекс носит шляпу, а Джефф бреет голову.

Канадца (который вовсе голову не брил) опять оставили крайним, глаза его округлились до размеров блюдец, в которых стояли наши кофейные чашки. Я пополам согнулся в гомерическом хохоте. Ай, да Лиам!

– Хорошо смеяться последним, да, Осси? – Лиам придирчиво осмотрел меня, из-за чего я почувствовал себя пакетом конопляного молока на фермерской распродаже и смеяться тут же перестал. Да, кому такое понравится. – Всё-то в тебе хорошо, фронтмен.

– Да?

– Нет. Побреешь виски. Верх оставишь длинный, – Лиам словно бы сам отрезал мне виски своим острым языком.

– Бритые виски? – возмутился я. – Это что за чушь? Лиам, это самая идиотская из всех твоих идей – а таких уже было немало! На кого я буду похож? На маньяка из «Трудного ребёнка?!»

– Поверь, тебе самому понравится, – принялся утихомиривать меня Лиам. – Это последнее веяние моды. Крайне необычное. Ретро. Ты представь, сколько юных девичьих сердец ты разобьёшь! Сколько будет новых фанаток! Да и уже имеющиеся оценят всё по достоинству!..

– Мода… Всё твои британские штучки, – проворчал я.

– Пит, Осси, жопа ты упрямая, думай что хочешь, только сбрей виски и оставь длинный верх, – взмолился Лиам. – Я бы не стал выставлять тебя на посмешище – зачем мне это? Вот увидишь, через несколько лет причёску а-ля Осси Кэрн будут носить все молодые люди, – подумав, он добавил. – В цивилизованном мире.

– Ну-ну, – недоверчиво покачал я головой.

Забегая вперёд, скажу, что хоть в этом Лиам оказался прав. И андеркат я ношу до сих пор, так он мне полюбился.

– И ещё одно, – добавил Лиам. – Вам нужен логотип. И шрифт для написания названия. Есть у меня пара дизайнеров, а у них есть несколько идей…

– Роза, – тут же выпалил я. – Про шрифт не знаю.

– Что? Почему роза? – не понял Лиам.

– Потому что у каждой из них есть шипы, – ответил я.

– И что дальше? Какое значение это имеет? – недоумевающе вскинул брови Лиам. Точно так же, как Джефф, Алекс и Чэд.

– Самое непосредственное, – я переглянулся с Дэвидом, тот чуть заметно улыбнулся. – Мы тусили в Венис, услышали нетленку Poison и решили, что будем играть поп-панк.

– По-моему, ты всё-таки сорвался и до зелёных чертей допился, Осси, – протянул Лиам, выслушав меня. – К тому же – это пошло.

– Сказано тебе – роза, – упрямо повторил я.

Лиам вздохнул.

– Кто-нибудь против? – парни дружно помотали головами. – Хорошо, поговорю с дизайнерами. А теперь, возвращайтесь-ка вы в студию, альбом сам себя не запишет, – хлопнул наш бравый менеджер ладонями по коленям и поднялся.

Парни дружно последовали его призыву, я же чуть поотстал и подошёл к Лиаму.

– У меня вопрос.

– Валяй, – разрешил менеджер.

– Можешь устроить нам выступление в Чино?

Лиам недоумённо посмотрел на меня.

– Что ты забыл в этой дыре?

– Считай это моей личной просьбой, – нетерпеливо попросил я. – Ну так как?

Лиам пожал плечами.

– Ну же, Лиам, не говнись, от тебя не убудет, на то ты и менеджер, чтобы устраивать такие вещи! А нам только на пользу! Кому мешало лишнее выступление?

Лиам изучающе посмотрел на меня.

– Не бывает лишних, – сказал он. – Ладно, я посмотрю, что можно сделать.

Я уже собрался перешагнуть за порог, как Лиам окликнул меня.

– Питер!

Я так и застыл. С роду он меня так не называл.

Я обернулся.

– Всё не выпадало случая спросить, – Лиам покачал головой. – Почему тебя называют Осси?

– Мои родители нарекли меня при рождении Питер Кэрн, – начал я важным тоном. – Но американцы, в отличие от вас, островитян, не любят длинных имён…

– Сколько раз повторять, – сокрушённо вздохнул Лиам.

– В общем, все звали меня Питом. А сочетание Пит Кэрн созвучно с названием города в Австралии. Потому и Осси. Это Алекс придумал, а я даже никогда не был в Австралии…

– Побываешь, – сказал вдруг Лиам и неожиданно тепло улыбнулся. – Однажды я устрою вам кругосветное турне. Вы увидите целый новый мир.

– Ты подозрительно добренький, наверняка затеял какую-то пакость, – прищурился я.

– Вовсе нет. Но знаешь, что забавно?

Я напрягся. Лиам был спокоен, но я чувствовал – он словно матёрый лев перед рывком.

– У Алекса плохо с географией, зря ты ему доверился. Питкэрн – не город в Австралии. Это архипелаг в Тихом океане, единственная принадлежащая непосредственно Великобритании территория в том регионе, так что, строго говоря, ты должен быть не Осси, а Лайми, – Лиам просто сиял, когда говорил мне это.

– Ты уже открыл для меня целый новый мир, – мрачно буркнул я и вышел из гостиной.

Лайми.

Ну, спасибо, что хоть не Кубинец Пит[101 - Кубинец Пит – был такой комедийный фильм в 40-х. Песню оттуда здорово перепел сам Джим Кэрри в фильме «Маска». Песня – зажигательная вещица, кстати, тоже так и называлась – «Кубинец Пит».].


* * *

Многотысячная рукоплещущая толпа в переливающихся лиловым отсветом клубах дыма, окружающая мэйнстэйдж и притихшая, едва я подошёл к микрофону, сияющее тысячами ватт света колесо обозрения, тоже замершее и как будто дожидающееся нас, реющие аэростаты с флагами штатов и пальмы, подсвеченные цветами радуги… И вся эта безумная красота под наливающимися пурпурным и багровым облаками на фоне темнеющих гор. Вот, что я видел, прежде чем мы окунулись в музыкальное море безумия, утянув с собой на дно и наших зрителей.

Летающие над беснующейся толпой камеры на операторских кранах и Дэвид, заскочивший на огромный динамик и дирижирующий людьми, скандирующими нас на разные лады. Это всё что я, до смерти вымотанный и насквозь мокрый, практически отключившийся от реальности, видел и запомнил, прежде чем мы уступили бразды на сцене Amazin' Charlotte's Web[102 - Amazin' Charlotte's Web – IRL Good Charlotte, американская панк-рок группа.].

То был первый вечер фестиваля близ городка Индио, находящегося на самом стыке плодородной долины и высохшей пустыни, разделённых перевалом Сан-Бернардино.

Поп, рок, панк, метал, инди, хаус, амбиент и психоделическая британская электроника… Все те дни и ночи, что длилась феерия, я слушал всё, я упивался этим, впитывал в себя как губка музыку и потрясающую энергетическую отдачу, которую порождало такое скопище людей, увлечённо поглощённых одной целью. Уж молчу, что такой концентрации молодых и красивых людей я доселе не видел, хоть и жил в Калифорнии всю свою сознательную жизнь. Но для меня всё же на фесте главным было не количество смазливых девочек вокруг, а музыка.

И музыка звучала всюду – она находила нас, куда бы мы ни пошли. И она в самом прямом смысле пронизывала нас насквозь – саундсистемы были настолько мощными, что я при каждом ударе, при каждом аккорде чувствовал, как волны звука проходят сквозь меня так, что даже кости вибрируют. Боже, сколько же чёртовой музыки там было – никогда прежде не думал, что за пару дней можно переслушать такое количество исполнителей. Я стёр в кровь свои ступни, отмахивая мили от одной сцене к другой – и это не преувеличение, по прошествии фестиваля мне пришлось поменять в кедах стельки, они реально были пропитаны кровью.

Я был там, среди своих сверстников и сверстниц, прыгал с ними под бешеный ню-метал и с ними качал в такт руками под ревущий арена-рок, вместе с ними, чуть прикрыв глаза, двигался и забывался под ломаный бигбит…

Я знал, что я хочу получить от фестиваля. И это здорово помогло мне впоследствии, когда я выступал с Perfect Plan на любых площадках – я точно знал, что именно хотят услышать наши гости и как хотят, чтобы это было подано.

К слову, в те дни я последний раз по-настоящему оторвался как слушатель. Больше у меня такой привилегии не было долгие годы.

Прямо перед закрытием Лиам собирался устроить слушателям автограф-сессию и распродажу стаффа с символикой группы. Для нас он организовал шатёр со столом, по бокам от которого установили стенды для товаров. В преддверии события, я забрёл в выделенный студией автобус и застал менеджера там. Он распечатывал первую партию коробок и раздавал ценные указания своим мальчикам на побегушках.

– Что там? – загорелся я.

– Брелоки, – рассеяно ответил Лиам.

– Не против, если я стрельну один?

Я подошёл к ближайшей коробке, запустил туда руку и выудил круглый брелок диаметром в пару дюймов. В прозрачный пластик был вставлен цветной картон с нашей розой и названием.

Лиам, деловито проходивший мимо, не упустил случая и поддел:

– Вечно ты вытягиваешь какое-то дерьмо, Осси!

– С чего бы это? – не понял я.

Лиам остановился, высыпал на столик содержимое коробки и вроде как с облегчением выдохнул.

– Ну, слава яйцам, – сказал он. – Остальные нормальные. А это брак. Видишь? – он буквально ткнул меня носом.

– Большое дело, – отмахнулся я. На брелоке, который вытащил я, цветок был другого оттенка – розовый, не алый. – Ты видишь брак – нечто, выбивающееся из стройного ряда, а я вижу нечто уникальное.

– Осси, сказал бы проще! Нравятся дешёвые китайские подделки? – рассмеялся Лиам. – Забирай! – Он махнул рукой, показывая размах своей щедрой души, и посмотрел на часы. – Ровно в полдень, не забудь!

– Я буду там, не сомневайся, – козырнул я.


* * *

Всё завертелось.

Наш лейбл выкинул на прилавки перезаписанный и прилизанный демо-альбом, дополненный несколькими новыми треками. Название оставили то же, добавив подзаголовок «Double Tap». Как объяснил Лиам, это нужно было для разжигания дополнительного интереса слушателей. Кто из фанатов не отправился бы разыскивать первое издание? На то они и фанаты. Потому параллельно лейбл выпустил ограниченным тиражом ту самую, нашу гаражную запись, причём на кассетах с магнитной лентой. Раритет, господа, прощальный кивок из 90-х. Но что нужно было ещё для успешных продаж альбома, кроме манящих заголовков и агрессивной рекламы? Верно, наши живые выступления. К выходу альбома был приурочен наш тур по 30-ти городам западного побережья.

Уже тогда стали закладываться и наши образы для слушателей-зрителей. С годами они менялись: у кого-то сильно, у кого-то не очень. Каждый из нас прошёл свой путь.

Чэд неизменно появлялся на сцене и в музыкальных видео в бриджах цвета «хаки» и неистово долбил в барабаны, иногда подпевая на бэке. Он был суров и неразговорчив, его общение с фанами в основном сводилось к тому, что он щедро проставлялся в местных барах после концертов.

Ботаник Алекс был этаким аккуратным мальчулей – носил кэжуал[103 - Кэжуал – «повседневный стиль одежды с акцентом на удобство и практичность». Что это значит, я не понимаю. Если следовать этому описанию, то это в принципе любая одежда. По тексту подразумевалось сочетание джинс и всякой фигни вроде кардиганов и пиджаков.], можете себе представить?! Да, запросто мог выйти на сцену в каком-нибудь хенли или жакете, а где-то после второго альбома даже повадился примерять шляпы. Но ему сходило с рук, определённой частью аудитории он дико котировался.

Джефф больше прочих из нас напоминал панка. Поначалу. Ирокеза у него не было, но ему делали «ежа» в духе Green Bay. Чуть позже он поменял хаер и стал напоминать скорее эмо – длинная чёлка, чуть подведённые тушью глаза. Ещё несколько лет спустя он ударился в консерватизм – стал сильно смахивать на футболиста Бэкхема с его прилизанными зачёсами.

Дэвид одевался примерно как и я – как никак, одна кровь – спортивные футболки, джинсы, конверсы. Есть такой термин «girl next door». Так вот, мы были кем-то наподобие – такими парнями по соседству, что запросто ходили с вами когда-то в одну школу, катали на скейтах, шлялись по злачным местам и играли в уно-кард у задней двери. Уже после первого альбома Дэвид стал увлекаться набиванием тату – делал по одной после каждого концерта в каждом городе. В основном это были цветы. Так что к 30-ти каждый дюйм его рук пестрел, и он переключился на шею и спину.

Я первые годы иногда одевал на выступления свою старую бейсболку Yankees – поначалу смущённо прикрывал бритые виски, потом это стало чем-то вроде ритуала на удачу – я столько с этой вещицей пережил, а затем я какое-то время подражал в этом фронтмену Limp Bizkit – их «Creamer» так запал мне в душу (текст словно был прямо ко мне обращён), что я невольно копировал образ Фреда Дёрста. К середине нулевых мне это поднадоело, и я отложил видавшую виды Yankees на дальнюю полку.

Всё шло хорошо. Толпы наших ровесников с плакатами, с каждым выступлением всё больше, их число прирастало как лавина снега. Битком забитые залы и холлы развлекательных центров, а к концу тура – рукоплещущие стадионы мегаполисов Калифорнии. Заботливо заготовленный продюсерами мерч, разлетающийся как горячие пирожки. Письма с признаниями поклонниц. И поклонников – чего я только не перечитал, глаза на лоб лезли, а изредка и кровь стыла в жилах (но, нет, симпатягу Кевина Костнера телохранителем я не нанимал).

У меня голова шла кругом, я не верил тому, что творилось. Мы вдруг оказались в самом водовороте событий – то, что мы видели у других, происходило теперь с нами. Нас снимали для MTV, нас звали на местные радиостанции, в каждом городе мы послушно сидели на пресс-конференциях, устроенных Лиамом, и отвечали на вопросы журналистов: наши планы на грядущие записи, наш сценический образ, наша личная жизнь, наше отношение к своему успеху, наше отношение к чужому успеху, наше отношение к мировым проблемам…

Казалось бы, вся суета, вся круговерть, словом, всё это, должно было отвлечь меня и заставить забыть об Аманде. Но нет.

Я то и дело возвращался мыслями к ней. В студии. Дома. В парке. На набережной. В турах, в автобусе. Она и её образ накрепко засели в моих мыслях. Потребовался бы экзорцист со стажем, чтобы избавить меня от мучений, которые они мне доставляли. Но нет худа без добра – Аманда Дэйвис, девушка из Чино, стала моей лирической героиней.

И так уж в итоге вышло, что едва ли не все песни, написанные мною за годы карьеры рокера, были обращениями к ней или посвящениями ей же. Так. Или иначе. В той степени. Или иной. Но были. В них воплотилось всё – вся моя боль, все мои чаяния. Моя любовь. Аманда дала мне богатый материал и пищу для размышлений. Песен хватило аж на семь студийников – и это я говорю только о тех вещах, что в итоге попали в плейлисты, а сколько из них так и остались неизданными раритетами! Думаю, скажи я Мэнди, скольким я ей обязан, она бы немало удивилась.

И я надеялся, что, однажды, всё же скажу.

Но пока всё шло своим чередом, а я не мог заставить себя собраться с мыслями и отпустить. Поступить «правильно», как говорили мне многие. Да почитайте, что все. Нет, не мог. Я не мог иначе. И наш первый тур я заканчивал с тяжёлым сердцем.


* * *

– «…выхолощенный и до рези в глазах вылизанный материал, наполненный мягкими и бесхребетными текстами песен (чьи названия напоминают незадавшиеся ситкомы), сфокусированными на романтических переживаниях американской молодёжи…» Вот это вердикт, – Лиам отшвырнул глянцевый разворот Variety, журнал проскользил мимо нас через весь стол прямёхонько к Алексу. Тот склонился над статьёй.

– Да уж, этот сукин козёл Брауншвайгер не упустит случая опустить меня, – Лиам аж клацнул зубами от злости.

– «Стоит отметить, однако, подачу Perfect Plan – идеальное смешение энергии Sum 42 и мелодики blink-187 с примесью самих себя. Что же на самом деле являет собой очередная калифорнийская поп-панк группа – бабочку-подёнку или нечто большее, покажет лишь время», – прочитал Алекс конец статьи и засмеялся. – Вот ведь тупица, подёнки вообще ни разу не бабочки!

– Я так и не понял – мы дерьмо или нет? – спросил сбитый с толку Дэвид.

– И то и другое, братец, – ответил я за Лиама. – Этот Шварценфюгель юзает типичный «сэндвич» – вот это у вас неплохо, это – леденящий душу п##дец, а вот это – тоже ничего. Всем спасибо, все свободны. Это приём психологии, когда мягко намекают на недостатки, которые можно исправить присутствующими положительными моментами. Но сэндвич с дерьмом всё равно остаётся сэндвичем с дерьмом, верно?

– Молодец, Осси, – Лиам сплёл пальцы в «замок» и опёрся на него подбородком. – Чего бы тебе не написать подобные тексты к следующему релизу, вместо своих бесхребетных высеров о безответной любви?

– Что-то я тебя в толк не возьму, – развёл я руками. – То ты говоришь, что эти самые высеры хорошо продаются нашим типичным слушателям, что мы идеально попадаем в самый нерв целевой аудитории, играем так сказать на струнах их душ, теперь ты согласен с чуваком, которого сам же пару минут назад называл, я цитирую: «ни на что не годным х##сосом, способного лишь выд##чивать язвительные статейки». Если мы будем меняться в угоду критикам, они не преминут отыграться и на этом – глядите, мол, оба-на, а они идут у нас на поводу, меняют звук и лирику, давайте-ка обложим этих бесхребетных прогибающихся лузеров ещё разок, да побольше!

– А ещё вы помните, что должны оставаться узнаваемыми, но притом уникальными? – спросил Лиам и обвиняющим жестом ткнул в номер Variety. – Так вот, это тот самый случай. Вас не должны сравнивать ни с кем, даже с мэтрами сцены. Мы не изменим себе, если добавим что-то свежее. Кроме того, – добавил он, – по вашим стопам по вашу душу уже идут новые группы. Вы же не хотите быть оттеснёнными ими?

– От кормушки? – уточнил я.

– От всего, – мрачно протянул Лиам. – Не будете эволюционировать и предлагать слушателям что-то свежее – будете поглощены другими такими же, просто затеряетесь на фоне подражателей. Ваши слушатели – молодёжь. Они хотят узнаваемого звука, но вместе с тем не терпят застоя. Когда группа топчется из года в год на одном месте – это её убивает, она перестаёт быть интересной. Но, – он сделал паузу. – Верно и то, что убивает и резкая смена концепции.

– И важно правильно соблюсти баланс, – закончил я его мысль.

– Верно, – согласился Лиам. – Вам важно это прочувствовать, понять и сделать всё правильно.

Правильно. Что было правильно по мнению одного, могло быть в корне неверно для другого. И как тут приходить к компромиссу, не разругавшись и не развалив группу?

Лиам встал, пошарил на полке, достал диск в конверте, прошёл к пульту саундрежиссёра и приготовился пустить звук в эфир.

– Угадаете что это? – обернулся он к нам.

– Ты тайно записал каминг-аут[104 - Каминг-аут – признание человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству.] Джеффа? – «озарило» меня.

Басист закатил глаза и пихнул меня.

– Я достал это через свои связи в головном лейбле Jeffen, – Лиам нажал «воспроизведение».

Это был поп-панк. Обычный такой, ничем не примечательный. Неплохой и драйвовый, но в то же время какой-то скучноватый. Мы слышали это много раз. Я вдруг подумал, что может быть и наш звук для фанатов примерно такой же – и только нам он кажется свежим и восхитительным. Ведь глаз (в нашем случае, скорее, ухо) неплохо так замыливается, когда изо дня в день слушаешь одни и те же песни собственного написания, гоняя их в студии по кругу, выискивая недостатки и соображая, как и что можно улучшить.

– New Found Gloryhole[105 - New Found Gloryhole – IRL New Found Glory, читайте предыдущее описание. Не мог не обстебать название.], – определил я. – Это их звук. Да и голос Пандика[106 - Джордан Пандик – фронтмен New Found Glory(hole).] я узнал.

– Это новый альбом New Found Gloryhole, – уточнил Лиам. – Не демки, не неизданные записи, а новый альбом.

Продюсер особенно сильно выделил это слово.

Новый.

– Если он новый, почему у меня настойчивое ощущение, что я уже слышал его раньше? – спросил Дэвид.

Лиам усмехнулся:

– Да потому что, они не меняются от альбома к альбому, они словно всё время поют одну и ту же песню – из трека в трек и из альбома в альбом. Как Nickelback[107 - Nickelback – канадская рок-группа, играет пост-гранж и хард-рок. К слову, несмотря на все мои насмешки над ними, я люблю этих ребят.] – у этих ребят 11 раз одна и та же композиция на каждый альбом, которые в свою очередь различаются лишь порядковыми номерами и годом выпуска.

– Это плохо? – уточнил Дэвид. – Я имею в виду, они не изменяют себе и своему звучанию, не поддаются на приходящие тренды. Вот Limp Bizkit[108 - Limp Bizkit – американская ню-метал группа. Фред Дёрст и Уэс Борланд – два главных действующих лица этого коллектива.] это нисколько не мешает собирать огромные толпы на свои концерты.

Лиам презрительно прыснул и покачал головой.

– Дёрст и Борланд почивают на славе первых альбомов и потихоньку деградируют. Вот увидишь – максимум, на который они сподвигнут свои заплывающие жирком туши, так это ещё один альбом, который ожидаемо получит холодный приём как у рядовых слушателей, так и у критиков. После чего они навечно уйдут в турне, в котором будут исполнять лишь старые хиты. И только до того момента, как будут развеяны иллюзии даже самого ярого фаната – самого-самого последнего фаната. И то, лишь потому, что тот состарится настолько, что не сможет приезжать на их концерты на своей коляске. Ну, или просто возьмётся за ум и вконец разочаруется в них.

«Последнее разочарование. Последнего бунтаря. Уже не юного», – подумал я вдруг и показал Дэвиду другую сторону медали:

– Говоришь, не изменяют своему звучанию? Или они застряли в своём развитии и просто не могут придумать чего-то нового, не способны удивить ни себя, ни слушателей. Плюс продают по многу раз один и тот же материал. По-моему, они просто удобно устроились.

– Но ведь это их право – почивать на лаврах. Они заслужили его. Пусть и однажды, – настаивал Дэвид.

– То есть, не нужно его завоёвывать снова и снова? Доказывать свою состоятельность? – я пожал плечами. Было странно поддерживать в споре Лиама, но я делал это. – Как по мне – это довольно отстойно. Я и сам когда-то мыслил так, но…

– И что изменило твоё мировоззрение?

– Я лакал кофе тут, на студии, вместе с вами, и вдруг подумал о боях за чемпионские пояса у боксёров, – ответил я.

– Мне нравится эта его черта – вдруг думать и так же внезапно делать, – сказал Лиам. Тоже вдруг. – Иногда это приводит к отличным результатам.

– Я тебе позже пришлю благодарственное письмо за признание моих заслуг, – кивнул я. – Так вот: я подумал: иногда перспективный новичок бросает вызов коронованному бойцу. И побеждает, если королю нечего противопоставить. Так гранж побил глэм. Причём, взлетевший и набравший обороты жанр настолько быстро и лихо попросил короля со сцены, что некоторые группы даже убрали в дальний ящик уже записанный материал – иначе, выпустив его, они потонули бы в ворохе оскорблений и насмешек. И самый яркий тому пример – плачущие голубыми слезами Blue Tears[109 - Blue Tears – глэм-метал группа, в тексте они довольно точно описаны.], они лишь пятнадцать лет спустя осмелились выпустить два готовых альбома, когда по глэму попёрла дикая ностальгия.

Лиам кивнул – уж кому, как не ему было знать всё это. Парни слушали, не прерывая меня.

– Но что если бы тогда – в начале 90-х – старый добрый метал предложил что-то настолько неслыханное, что гранж не смог бы его затмить – и свежий росток не пробил бы бетонную махину? И эпоха глэма продлилась ещё минимум на десятилетие? Что тогда? – задал я риторический вопрос, не особо ожидая ответа.

Но Алекс сделал вполне логичный вывод.

– Тогда у нас не было бы пост-гранжа. И Nickelback не пели бы одну и ту же песню по 11 раз за альбом.


* * *

– Десять миллионов копий, господа! – объявил Лиам.

У меня дыхание перехватило. Лиам довольно улыбался, наблюдая за нашей реакцией.

– Чёрт, надо было камеру приготовить, получились бы отличные кадры для документалки о вас, – заметил он скорее для себя.

– Десять? – дрожащим голосом переспросил я.

– Десять, – повторил Лиам.

– Да ну! – выдохнули мы.

– Ну да, – подтвердил Лиам. – Мультиплатиновый статус, куча зелени и армия фанатов. Поздравляю. У Green Bay даже после второго альбома всё не обстояло настолько хорошо.

– Но ведь и лейбл нехило потратился на всё это, верно? – спросил я.

Лиам отмахнулся от моей назойливости.

– Не стоит тебе в это вникать, Осси. Поверь, прибыль куда больше затрат.

– Жду от тебя подробного отчёта со всеми выкладками, – сухо сказал я. Лиам сделал вид, что не услышал меня.

– Вы проделали грандиозную работу, парни, правда. Лейбл закатит грандиозную вечеринку в вашу честь. Чёрт! – чуть задумчивый менеджер покачал головой. – Сказать по правде, я рассчитывал на миллион максимум, но… – он обвёл нас всех восхищённым взглядом. – Вы отлично поработали и заслужили небольшой отдых. Как насчёт недели перерыва?

У нас лица так и вытянулись.

– Недели? Я не ослышался? – я поднёс руку к уху. – Да что можно успеть за неделю?

– Оторваться на годы вперёд, – сказал Лиам. – Чтобы вы понимали, детишки, у подавляющего большинства людей память как у рыбок – сейчас вас знают, завтра будут смутно помнить, ещё через день забудут. Нельзя пропадать из виду, особенно после такого старта, – он поочерёдно посмотрел на каждого из нас своим пронизывающим хищным взглядом и продолжил опутывать нас сладкими коварными речами. – Нужно ковать железо, пока оно горячо. Новый альбом, новые синглы, клипы для музканалов, новые выступления, промо, интервью на радио. Столько дел, но какая будет отдача… Работы и правда предстоит непочатый край, просто умотаться, но что я вам рассказываю, вы же знали на что идёте, так? Ведь так?

Я и Дэвид переглянулись. В моём взгляде он однозначно читал: «А я тебе что говорил?»

– Предупреждаю сейчас – и на личную жизнь времени практически не будет. Если вы не готовы к такому графику, – Лиам усмехнулся и не стал заканчивать. Но всё было понятно: если нет – дверь там.

Повисло напряжённое молчание.

– Ну-ну, всё не так страшно, как может показаться! – Лиам натужно засмеялся. – Вы втянетесь. Теперь вот что. Насчёт вечеринки. У вас образ стрэйт-эдж, так не стоит его рушить для фанатов, но… Раз уж это сугубо закрытое мероприятие лейбла, почему бы не заказать шампанского с бенгальскими огнями? Чэд? – ударник вопросительно приподнял бровь. – Ты как? В завязке?

Тот кивнул. Кажется, он начал испытывать проблемы с выпивкой и всерьёз озадачился тем, как бросить надираться.

– Значит, никакого алкоголя, – огорошил я менеджера. – Ни для кого. Так?

Парни переглянулись, но поддерживать меня сломя голову не кинулись.

– Эй! – я развёл руками. – Вместе гуляли – вместе и помрём, ага? Будем солидарны с Чэдом!

Состав Perfect Plan нехотя уступил.

– Все, – добавил я, обращаясь к Лиаму. – Вас, гражданских, это тоже касается.

– Чёрт, ну и что это за празднование? – недовольно фыркнул Лиам. – Чем мы тут будем заниматься?

– Я принесу «Монополию», лайми, ты скупишь все лейблы и потешишь своё стариковское эго, – пообещал я.

– Мне нет сорока, и я не бриташка, – процедил Лиам, изменившись в лице, просто-таки посерев.

– Так ведь и я не австралиец, – утешая, похлопал я его по плечу. – До вечера.


* * *

– Эй, Пит! Это для тебя! – окликнул меня Лиам, показал на здоровенную коробку на столе рядом с ним и вернулся к работе. Он записывал партии Дэвида и Джеффа, в поте лица наяривавших на гитарах за стеклом.

Первый рабочий день после недели перерыва.

Сказать по правде, я не особо и отдыхал. В голову лезло… всякое. Я не знал, как оставаться наедине с этими мыслями, потому и выплёскивал дни напролёт всё, что мог, на бумагу, пытаясь примириться с ними и найти что-то, что как мне казалось, я упускал из виду. Словно исписав кучу листов, я увидел бы решение своих терзаний. По утрам же на свежую голову я распутывал эти лабиринты мыслей и клубки слов, вычёркивал, рифмовал, рушил и сооружал, создавал новые тексты, иногда сразу же набрякивал мелодии для них, тут же делал пометки нот и тона на полях.

К концу «отпуска» у меня было наготове два десятка песен. Правда, легче мне от этого не стало. Мысли были всё об одном. С этим предстояло жить и делать вид, что всё нормально.

Но ведь это было не так.

– Что это? – спросил я, отдавая Лиаму стопку исписанных листов и раздумывая, почему всё складывается не так, как мы хотим.

– У меня к тебе тот же вопрос, – чуть растерянно сказал Лиам, машинально взяв протянутую ему бумагу.

– Я первый спросил, – заметил я, спускаясь из облаков, где я витал, и, включаясь в работу. Или почти в неё.

– Кэрн, я тебе не девочка в песочнице, с которой можно заигрывать, – в голосе Лиама засквозило раздражение. – Открой и посмотри – только не здесь, может там сибирская язва мне на радость.

– Ладно, подарю тебе радость на старость, – и я криво ухмыльнулся. – Вот и ты сам всё смотри, ты же обучен грамоте? И, да, ты уж извини, но слово «color» я пишу без «u», не цепляйся к этому, лады?

Знаю, Лиам мечтал о глазах Супермена. Каждый раз, когда он смотрел на меня после очередной отмоченной остроты в его адрес, я буквально кожей чувствовал это. Меня это правда, не особо парило – если уж шутить и смеяться, то над всем и над всеми, не делая различий и исключений. Нет, уж, сэр.

Я вскрыл картонную упаковку.

– Я же сказал – не здесь! – окликнул меня Лиам.

– Я тоже тебя люблю, Лиам, – рассеянно отозвался я, доставая собственно посылку.

Голубая джинсовая куртка. Специально потрёпанная и потёртая, местами почти до белизны, тут и там торчали нитки – но торчали так, словно именно так всё и задумывалось с самого начала, выглядело это дело довольно гармонично. На спине красовалась здоровенная круглая нашивка. В окаймлении чёрного круга была нежно-розовая роза, унизанная шипами. На самой же окантовке по всей длине круга было вышито: «Last Young Renegade».

Вот так да.

Эмка. Я накинул её. Она пришлась точно в пору. Я приблизился к стеклу, глядя в своё полупрозрачное отражение.

– Какая прелесть и тебе так к лицу! Ты такой милаха в ней, Осси! – восхитился Лиам и предложил: – Знаешь, есть пара симпатичных мальчиков, я могу их тебе подогнать.

– Сам их пользуй, – откликнулся я мимоходом и принялся рыться в коробке в поисках чего-либо, что могло бы пролить свет на то, кто послал это мне. И ни черта не нашёл.

«Да ну. Как же», – отогнал я пришедшую вдруг мысль. Но она никак не отставала – была слишком заманчивой, хотя и не очень реалистичной. Но у меня сложилось стойкое впечатление, что…

– Это что? Откуда? – спросил Дэвид, выйдя с Джеффом из-за стекла к нам. – Куртка? – я не удостоил его вниманием, будучи в размышлениях, и он сам себе ответил. Верно, мистер Кин, вам бы в Беркли[110 - Беркли – имеется в виду Калифорнийский университет в Беркли.].

– Это у всех такие будут? – спросил Джефф у Лиама. – Типа униформы?

– Чего? Вот этот прикид для педиков? – расхохотался Лиам, прямо-таки согнувшись пополам. – Если ты так хочешь…

– Заткнись, – спокойно сказал я, не оборачиваясь. Лиам на удивление послушался, нацепил наушники и вернулся к записи. Скорее всего, счёл, что спорить с сопляком, которому и алкоголь легально не продадут – пустое.

– От фанатов? – спросил меня Дэвид.

– Скорее, от фанатки, – поправил я его.

– Просто фанатки? – Джефф как будто был разочарован. Дэвид его успокоил:

– Ну, не просто. Может, она, знаешь, из тех безумных фанаток, которые увешивают стены твоими фотками и выкалывают им глаза.

Шутку я оценил и вежливо посмеялся.

– А вообще не знаю, фанатка ли она, могу лишь предполагать.

– Кто – она? – не понял кузен.

– Аманда.

Парни переглянулись так, словно я был конченым психопатом.

– Дэйвис? – уточнил Джефф. Я кивнул.

– Да ладно, – протянул Дэвид. – С чёго ты взял?

– Тебе доказательства что ли нужны? – удивился я.

– Уж будь так добр, – осклабился Дэвид.

Я снова кивнул.

– ОК. Она занималась шитьём.

Парни вновь переглянулись. Посмотрели на меня. Ещё раз переглянулись.

– Да вашу мать, – мне надоели эти гляделки. – Видите?

Я скинул куртку и показал им спину.

– Чтобы вы не тупили и не гадали, скажу сам – это не принт. Нашивка. Видите, какая тонкая строчка?

– Ха, а я готов был поклясться, что это именно принт! Ну, или акварель, – восхитился Джефф.

– Спасибо, Джефф, – поблагодарил я за поддержку. – Как неожиданно и приятно.

– Можно подумать, она одна во всех Штатах владеет этим сакральным ремеслом, – заметил Дэвид. – Бесспорное доказательство.

– Ладно. Видите лого?

– Трудно не заметить, полспины занимает, – кивнул Дэвид.

– Наша роза, верно?

– Верно, – согласились парни.

– А вот хер там, – победоносно провозгласил я.

– В смысле? – нахмурился Дэвид. – Она розовая, не алая, но вся куртка потёртая, так что она не выделяется на фоне…

– Умница, тебе и впрямь нужно в Беркли, – похвалил я брата.

– А? – переспросил тот.

– Неважно. Только вот ведь какая штука – и наш британский ментор это подтвердит… Лиам! Лиам!

Никакого ответа. Я допускал, что он мог не слышать меня, потому как был в наушниках, но почти на все сто я был уверен, что вредный британец просто игнорит меня.

– Лиам! Прекрати накладывать эту поганую компрессию в несколько слоёв, треки пережаты и долбят громче некуда… Лиам, твою мать!

Но тот был глух к моим увещеваниям и продолжал заниматься порчей грядущего альбома.

– Лиам! – гаркнул я изо всей силы.

Менеджер стянул наушники, из которых доносились бодрый ритм и драйвовые дисторшны. Конечно же, пережатые в пух и прах, как я и опасался.

– Ради твоего же блага, Осси, надеюсь это что-то жизненно важное, – сказал он как бы грозным тоном.

– А то, – заверил я. – Помнишь, как мы заказывали кучу мерча на Коачеллу?

– Не тяни, Осси, – попросил Лиам. – Помню, давай к сути.

– Это была самая первая партия. Речь сейчас о брелоках. В твоём мозгу всплывают…

– Осси!

– Был там один брелок, ты обозвал его забракованным, а мне он приглянулся, помнишь? На нём была наша роза. Ну же, напряги свои извилины!

– Было такое, – нетерпеливо сказал Лиам, – спрашивай уже и отвали, ты по часу подводишь к простому вопросу…

– Почему ты его забраковал?

Лиам нахмурился, вспоминая.

– Почему?.. Потому что он был блевотно-розового цвета, вот почему.

– Нежно-розового, – поправил я. – Спасибо, Лиам. Ты помог – никогда не забуду. Поэтому, когда ты будешь в доме престарелых, я буду навещать тебя дважды в неделю и по праздникам. Но только федеральным, не местным.

– Если бы не твой талант, Осси… – начал Лиам. Я решил закончить за него:

– Так выкинь меня, Лиам, за чем же дело стало? Раскрутить можно любое говно, разве нет, даже нового солиста Perfect Plan?

– Ты чё несёшь? – возмутился Джефф. И даже взаправду испугался. Я заговорщически подмигнул ему.

– Раз на раз – увы! – не приходится, порой приходится держаться за таких, как ты, и терпеть ваши поганые выходки и подъё#ки, – процедил Лиам и вернулся к работе.

– О как! – победоносно сказал я и улыбнулся напарникам. – То есть, вообще-то, я уже слышал это от него на днях, но хотел, чтобы и вы тоже…

– Да уж, – покачал головой Дэвид. Он тоже не думал, что я легко отделаюсь. Да в какой-то момент и я думал, что терпение Лиама лопнет, и он меня попрёт. Нет, я не был уверен в обратном и своей ненаказуемости, даже несмотря на его более раннее откровение мне.

– Ну, розовая она, не алая, и?.. – одёрнул меня Джефф.

– Нежно-розовый, – я горько усмехнулся. Кому было знать, как не мне. – Любимый цвет Аманды Дэйвис. Когда я вернулся в октябре с Коачеллы, то не застал её дома – видимо, укатила к предкам в Чино, так что я повесил брелок на ручку входной двери.

– Ему совсем башню снесло, – пожаловался Джефф Дэвиду.

– Ты мне будешь это говорить? – пожал тот плечами. – Я давно об этом твержу. Ну что, Пит, ещё что-нибудь?

– Да. Вот, – я провёл пальцем по надписи.

– А что-то такое я слышал. Тогда, в «Лунаре», наш первый большой куш, – начал вспоминать Дэвид.

– С незадавшейся афтепати, – напомнил я на всякий.

– Ну да, охота вспоминать, – Дэвид поморщился. – Кто-то кричал это из толпы.

– Может, даже и она, – задумчиво протянул я. Эта мысль лишь сейчас пришла мне в голову. А почему бы и нет?

– Что? Она была там?

Я кивнул.

– Я видел её несколько раз, мельком. Тогда я подумал – может, просто похожая девчонка, но теперь…

– Ты мог обознаться!

– Это была она, – твёрдо сказал я.

– Ещё пруфы? – спросил Джефф.

– Хватит с вас! – возмутился я. – Всё вам мало! Особенно тебе, алчный канадец!

– Ладно, убедил, это и впрямь от неё, – хмыкнул Дэвид. – Но вот вопрос – с чего вдруг?

– Типа, вы теперь вместе что ли? – спросил Джефф.

Я скептически ухмыльнулся:

– Да-да, как же.

– Но тогда… – он махнул рукой на куртку.

– Думаешь, это её типа ответ тебе? – озарило Дэвида. – За твои ухаживания, твои знаки внимания. И за музыку – видимо, она ей по вкусу. И таким образом она выказывает тебе свою благодарность. Но, как бы снова говорит: «Но на этом всё, вместе мы не будем».

Я наклонил голову и отечески посмотрел на брата.

– Дэвид, ну скажи мне, почему ты не в Беркли?


* * *

– Что за названия?

Мы работали над текстами, что я написал за неделю «отпуска». Лиам едва пробежался по ним взглядом и теперь явно был полон решимости распинать меня. Дэвид с довольной физиономией сидел на диване, слушал нас и разве что мушиные лапки не потирал от удовольствия. Хм, если ты и придерживаешься другого мнения, почему бы не поддержать родича из солидарности? Как же семейные узы? За такое гнусное предательство я показал Дэвиду средний палец.

– Что опять стряслось? – я знал, каким будет ответ менеджера, но иногда так хотелось почувствовать себя кукловодом.

– Спрашивает! – пророкотал Лиам. – Что это за сопли? И почему в таких количествах? Одни названия чего стоят: «Никто, кроме тебя», «Я слышу: «Прощай!», «Позже», «Идеально для тебя», «Вдали ото всех», «Дурацкая любовь», «Остановлю для тебя дождь», «Не могу сказать сейчас», «Долгая дорога», «Лучшее во мне», «Где-то только для нас», «Я всё ещё слышу нашу песню», «Поздно для нас с тобой», «Одержимый», «Калифорнийская красотка», «Не скажу тебе: «Нет»… Внезапно, «Жемчуг Пасифики», – он оторвал взгляд от страниц. – Приятное разнообразие.

– Не обманывайся, там тоже про неразделённую любовь, – я жестоко развеял его иллюзии.

Лиам грязно выругался.

– «…бубны – денег знак, жизни оплата,

а червы – как карты, сложатся в образ иной,

да вот только он не по серду мне…» – грустно напел я.

– Что это? Одна из песен? – вскинулся Лиам.

– Это «Shape Of My Heart» Стинга, – ответил я. – Настоящего Стинга…

Лиам недоумевающе покосился на меня. Я прыснул, но не стал говорить, что всегда считал того плохим косплеем британского певца.

– Даже если ты никогда не слышал её, что странно для крутого дяди-продюсера, которым ты себя мнишь, то всё равно заметил, что её настроение и лирика очень резонируют с моими.

– Как ты зае#ал всех со своей неразделённой любовью, – без обиняков заявил Лиам. – Всему миру уже уши прожужжал. Просто зае#ал, Пит.

– Знаю, – я и правда знал.

– Знает он… Нельзя пихать всё это на один альбом! Да и в таких дозах эта любовь… Слов нет!

– Романтики двигают этот мир, Лиам, – сказал я, полный достоинства.

– Пафосная х##ня, – безапеляционно заявил Лиам. – Но…

Он призадумался.

– А, вообще, неплохо.

– Серьёзно? – Дэвид обалдел. Он-то был уверен, что Лиам наставит меня на путь истинный и превратит в настоящего мужика.

– То есть, конечно, это х##ня х##нёй, да к тому же и шитая белыми нитками, – признал Лиам. – Но кто бы только знал, как юные девочки клюют на такую вот лирику. Кто бы только знал, – и он в задумчивости потёр подбородок, явно представляя себе груду денег – только что в глазах не светились знаки доллара.

– Доить это можно долго и с причмокиванием, идеальный материал, да? – подвёл я итог. – То есть берём в работу?

– Да-а… Но не всё! – Лиам словно испугался своей мягкотелости. – Не сразу, по крайней мере. Не забывай, помимо девочек-подростков вас и мальчики слушают.

О. Вот значит как.

– Мальчики тоже умеют искренне любить, – я произнёс это достаточно внятно, несмотря на ком в горле.


* * *

Мы занимались сведением звука и выслушивали очередное морализаторство от Лиама. Он опять лил в уши банальщину, словно нам было всё так же по двадцать лет, и мы вовсе не нюхали пороху.

– Вот, полюбуйтесь, – неугомонный менеджер передал разворот музыкального издания Алексу, прохлаждавшемуся у пульта. – Не давайтесь им так просто. И будьте осторожны, ради всего святого!

Алекс углубился в чтение.

– Ну что стряслось, Лиам? – лениво отозвался я. – Вскрылись твои налоговые махинации, и тебя наконец-то депортируют?

Тот лишь отмахнулся – настолько важным для него было донести свою избитую мысль до нас, непонятливых и неблагодарных подопечных.

– Полегче с высказываниями на публике!

Я только бровью повёл – скажи что-то, чего мы не знаем!

– Иначе будете так же известны во всём мире примерно, как «Blue»[111 - Blue – в тексте довольно подробно написано, кто это. А ещё у этого английского слова есть значение «грустный, невесёлый».] в Штатах, – добавил Лиам. – В статье всё расписано, почитайте.

– Кто? – спросил я.

– Вот именно! Кто? – поднажал Лиам. – А всё одно неосторожное замечание на тему 11-го сентября! Так что…

– Эй-эй, погоди! Что ещё за «Blue»? – заинтересовался я.

– Бойз-бэнд R'n'B из Лондона. Рвут британские чарты, но кто знает о них в Штатах? – презрительно скривил рот Лиам.

– Кому, как не тебе знать, что там в британских чартах, да? – тут же заметил я.

Менеджер свёл брови в одну точку. Я ухмыльнулся:

– Лиам, зачем притворяться, что ты не из Британии? Неужели быть лайми так зазорно? Признайся – ну хотя бы нам, своим верным соратникам, а? Это не попадёт в жёлтую прессу.

– Я никогда не попаду в жёлтую прессу, – сощурившись, возразил Лиам. – Она и не догадывается о моём существовании.

– Это поправимо, серый кардинал, – подмигнул я. – Представляешь, что будет, когда таинственный доброжелатель сольёт информацию, и наивные обыватели выяснят страшную правду – десяток групп абсолютно разных жанров продюсирует один и тот же человек! Разрыв шаблона, деточки! Бум, бэйби! – и я с размаху хлопнул ладонью по столу.

– Это угроза, Осси? – Лиам покосился на меня с невиданным доселе любопытством.

– Не понимаю, о чём это ты, – елейным голосом промурлыкал я в ответ.

– Я не хочу попадать в статейки, накиданные погаными жёлтыми колумнистами, – предупредил Лиам.

– Это правильно – кто захочет позорить корону её Величества? – согласился я.

– Осси!! – рявкнул Лиам.

Я скатился со стула в приступе смеха:

– Не убивайте, мастер, нам ещё альбом заканчивать!

– Я все твои фразы нарежу и склею из имеющегося материала, – пригрозил Лиам.

– Не знаю, всерьёз ли вы, босс, – вмешался звуковик, – но это нереально. Мы не сможем вырезать вокал из центральной части спектра.

– Жаль, – сумрачно отозвался Лиам. – Лично хочу придушить этого кенгуру.

Он обвиняющее ткнул в меня пальцем:

– В любом случае, прочти статью, Осси, и крепко запомни – тебе будет полезно иногда держать свой razor tongue[112 - Razor Tongue – острый язычок] на привязи!

– Не печалься обо мне, Лиам, – засмеялся я. – Вдруг ты чересчур сильно загрустишь, впадёшь в депрессию и тоже станешь непопулярным в Штатах!


* * *

– С Чэдом нужно что-то делать, – Лиам был на удивление мягок. Да и выглядел озабоченным, словно его и впрямь волновала судьба Чэда Алда, и, вообще, люди были для него не инструментом для обогащения, а… людьми.

– Он не пришёл? – я был раздосадован. Запись срывалась. Мы могли бы обойтись сегодня без басовой линии Джеффа и записать её отдельно, но как быть без ударной партии? На что ориентироваться, на метроном? Впрочем, ритм-гитара Дэвида задала бы верное направление, но…

– Лучше бы не приходил, – Лиам кивнул на диван в углу. Чэд полулежал на нём, прикрыв глаза.

Я подошёл поближе, чтобы узнать, в чём собственно у Лиама проблема – может переизбыток песка в заднице на грани высыпания, вот у него и чешется – и на расстоянии пары ярдов почуял исходящую от Чэда кислую смесь пивного перегара и свежей рвоты. Судя по всему, Чэд снова заявился поддатым. Но на этот раз он набрался куда больше обычного. Так и было – он не прикрыл глаза, спасаясь от зудящих нотаций нашего менеджера, а, от души проблевавшись прямо где-то на студии, теперь мирно почивал.

Я оглянуся на Лиама.

– А ты-то что намеревался с ним делать?

– Тебе это не понравится, Осси, – покачал головой менеджер.

– Уволить? – я вдруг рассмеялся, хотя ситуация к этому ничуть не располагала. Сбывалось то, чего я боялся. – Это как? Мы знакомы с ним считай, что с детсада.

– Он ставит под угрозу дело твоей жизни, подумай, что для тебя важнее, – Лиам выставил поднятые к верху ладони, словно Морфеус[113 - Морфеус – один из героев фильма «Матрица», ментор, наставляющий главного героя на путь истинный.], предлагающий мне сделать судьбоносный выбор. – Дружба или группа? – он изобразил руками качающиеся чаши весов.

Я сильно закусил губу.

– Поговорю с ним, – я огляделся. В комнате пока были лишь мы. – Свали, будь так добр. И никого не пускай.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал Лиам.

– А ещё ты надеешься, что я поступлю правильно, да? – огорошил я его и захлопнул дверь перед самым носом.

Сколько себя помню, все вокруг ожидали, что я буду поступать исключительно «правильно».

Чэд продолжал мирно сопеть. Я начал трясти его.

– Чэд.

Он лениво приоткрыл один глаз.

– Надо перетереть.

Ударник прочистил горло с трубным звуком и поднялся, потирая виски.

– Что с тобой творится?

Чэд недоумённо глянул на меня и буркнул:

– Всё норм.

– Не-а. Не норм. На последнем концерте ты палочки не мог перед началом держать – руки дрожали, ребята из команды отпаивали тебя кофе. На предыдущем ты упал из-за установки – и даже не говори, что просто неловко повернулся, мы все знаем, что дело не обошлось без стальной фляжки. Я недолюбливаю нашего менеджера, но представляю, чего ему стоило отмазывать тебя перед публикой и журналистами. Не хотел бы я оказаться на его месте.

– Ладно, я сорвался, – проворчал Чэд. – Пару раз. Будь спок, не повторится.

– Можешь пройти реабилитацию, до нового тура далеко, – предложил я.

– Не хочу, чтобы меня заменили сессионщиком, – помотал головой Чэд.

– Тогда тебе надо бы реально завязывать с этой хернёй, Чэд. Лиам хотел просто уволить тебя – сбросить сообщение на пейджер и не пускать сюда больше.

– Серьёзно? – поморщился Чэд. – Вот мудак.

– Но у Perfect Plan может быть только один барабанщик, – Чэд поднял взгляд на меня. – И это несгибаемый суровый Чэд Алда.

Чэд закрыл лицо руками и вздохнул.

– Согласен? – спросил я.

Ожидая правильного ответа.


* * *

Если вы, ребятишки, считаете, что у рок-звёзд жизнь – сплошное удовольствие и вечный кайф, то я вас в этом разуверю.

Прежде всего – о вечном кайфе. Если он у вас есть, но получаете вы его путём закидывания в лужёную глотку наркоты и алкоголя, то моё вам почтение – долго вы не протяните. Поэтому любой мало-мальски здравомыслящий музыкант если и не откажется от разлагающего образа жизни, то, по крайней мере, разлагаться будет довольно умеренно.

А теперь о прочих прелестях жизни. Как я и говорил, музыка для нас стала этой самой жизнью. И, нет, не второй. Первой. Всё свободное время мы уделяли ей, лишь в перерывах урывая моменты на то чтобы расслабиться, жениться или почать баночку «Пепси». Разминки дома, репетиции в студии, выматывающие записи, репетиции на сцене перед ивентами, раздача автографов до онемения в руке, пресс-конференции, конвенты и общение с нашими фанатами, ответы на их глупые или каверзные вопросы и снова репетиции…

И новомодная напасть новейшего времени.

Где-то аккурат после выхода нашего второго альбома, сеть заполонили социальные сети разного пошиба. Лиам настоял на том, чтобы у каждого из нас по отдельности и у группы в целом были аккаунты в самых популярных из них. И не просто были, а активно бы велись.

– Люди любят всю эту хрень – так приоткройте им дверь в закулисье. Покажите им, как вы живёте, чем дышите, о чём думаете и всю эту безумно важную информацию лейте им в глаза и уши.

– Я этой хернёй страдать не буду, – тут же ответил я.

– Ты моя вечная заноза в заднице, – закатил глаза Лиам. – Что тебя на этот раз не устраивает, моя маленькая принцесса?

– Вот это всё. Мне не интересно снимать свою еду и придумывать к этому многозначительную подпись.

– Придумывать несмешные шутки, конечно же, интересней, – поддел меня менеджер.

– Хорошая попытка, Марио, но нет, ты меня не задел, – помотал я головой. – А если хочешь, чтобы мой аккаунт обрастал постами – найми очередного мальчика на побегушках, который будет заниматься этим за меня.

– Платить ему будешь из своего кармана, – предупредил Лиам.

– Замётано, – согласился я, лишь бы он от меня отвязался.

В итоге он нанял не мальчика, а смазливую девочку, котораятолько что закончила что-то там в Лиге плюща по специальности «Связи с общественностью». Впечатление красивой пустышки оказалось обманчивым, она подошла к делу скрупулёзно и тщательно. В итоге, аккаунты меня, Чэда и Алекса были всегда полны всяким фанатским стаффом без малейших усилий с нашей стороны. Когда мы с ней знакомились, обалдевший Дэвид немедля предложил ей сыграть роль в клипе на наш новый сингл «Tequila».

По сюжету романтическим героем там должен быть я, поющий о том, как горьковатый вкус текилы напоминает мне о любимой и о тех счастливых мгновениях, когда мы дико отрывались в Колорадо. Да уж. Когда я только-только это написал, Дэвид спросил меня, откуда я всё это взял. «Грёзы», – ответил я.

Но это было не совсем так. Я переживал подобное, только вот вкус был точно не текилы, горы были не в Колорадо, а в Сьерра-Неваде, да и девушка была не любимой, а так – девушкой «для галочки», у всех же есть, чем я хуже? Да и было это за пару лет до того, как я полюбил Аманду. Полюбил так, что даже много лет спустя посвящал ей песню, к которой она не имела прямого отношения.

Девочка по нашим связям с общественностью удивилась, смутилась, поломалась и согласилась. Правда, теперь уже я отказался сниматься, сосватав на эту роль Дэвида, тем более он дико хотел этого – я видел по его горящим глазам и дымящимся штанам. Свадьбу сыграли через пару месяцев. Оркестр играл инструментальные версии наших лучших песен, и, знаете, мне это хорошо зашло. Я даже решил, что обязательно использую скрипки в нескольких новых песнях, а для записи парочки синглов обязательно привлеку целый оркестр, что я и сделал.


* * *

Как-то после выступления в поддержку третьего альбома – более взрослого и интересного, но всё такого же цепляющего как первый и душевного как второй – мы устроили сходку с фанатами. Бар отеля «Бэйсайд» в Оушен-Парке стоял на ушах. Студенты и студентки, нынешние и вчерашние. Шум, гвалт, смех, флирт. Кто-то опустошал самые закрома бара, а кто-то – как и я – довольствовались безалкогольными мохито и прочими пи###скими выпендрёжными штуками вроде смузи. Время, как это и водится, летело быстро. К пяти утра начало понемногу пустеть – только несколько поддатых ребят потерянно слонялись по замусоренному полу, так же потерянно озираясь.

Из группы остались лишь я и Дэвид – тот смирно и грузно сидел на табурете как ленивый кастрированный и, притом, пьяный кот. Перед ним стоял один из тех стаканов, по которым якобы определяют оптимистов-пессимистов, и кузен, разглядывая остатки апероля, явно силился понять, к которым из них относится он. Дэвид вообще всю ночь был на удивление тихий, раньше я за ним такого не замечал.

– Тебе домой не пора, братец? – намекнул я. На этот раз явно. Куда более явно, чем все предыдущие шесть раз. – Жёнушка же с ума сойдёт.

Дэвид поднял на меня чуть замутнённый взгляд, наконец, сообразив, кто перед ним, и переварив поступившее предложение, тихо рассмеялся.

– А тебе?

– А мне-то нахрена? – пожал я плечами. – Меня никто дома не ждёт. У меня фулл-хаус щемящего душу одиночества.

– Э-э-э-х, П-и-и-и-т! – Дэвид выдохнул так тяжко, словно собрал воедино и прочувствовал горести людей со всего мира.

– Не начинай, – предупредил я.

– Не буду, я же так – просто потрындеть за жизнь, – миролюбиво согласился он.

– Ну, тогда валяй, – милостиво разрешил я.

– Самая маленькая площадка за последнее время, да? – Дэвид покосился на меня. – Я с трудом могу вспомнить, когда это в зале собиралось меньше нескольких тысяч людей. Мы ведь не идём на спад, а? Я не перенесу, если к нам перестанут приходить, отдав предпочтение другим…

Я поморщился:

– Нет, не идём мы ни на какой спад. Дались тебе размеры площадки? Внезапно, но тут я солидарен с нашим говнюком-менеджером – выступать надо везде, где только можно, и не в количестве зрителей дело.

Дэвид хмыкнул:

– Да как скажешь. Просто… – он усмехнулся. – Как сейчас помню – это было аккурат после первой Коачеллы, нас каким-то хреном занесло в забытый богом Чино, – он прыснул. – Я имею в виду… Сколько там было народу? С полтысячи от силы? Ну, это же, Чино, чувак, что мы там забыли?

Дэвид посмотрел на меня мутным взглядом.

– Хотя…

Он замолк, обдумывая что-то.

– Только сейчас дошло? – я чуть закатил глаза. – Разумеется, это я уломал Лиама забубенить там шоу. И отослал билет Аманде.

– И она пришла? – Дэвид чуть со стула не упал. Словно узнал о неожиданном повороте в сюжете мыльной оперы.

– Откуда мне знать? – раздражённо отозвался я. – Может…

– То, что ты не встретил её тогда, хотя искал этой встречи это – знак, – кузен чуть кашлянул и выдал. – Вселенная знает, как будет лучше. Рано или поздно она сведёт нас с нужными людьми и разведет с ненужными.

Я повернулся к нему и осведомился:

– Это ещё что?

Дэвид даже палец поднял, дабы подчеркнуть важность момента:

– Цитаты великих, братец. Это Будда.

Я поморщился и вернулся к мохито:

– Ой, ну нахер!

– Меня? – уточнил Дэвид.

– Вообще-то, Будду с его речами, но и тебя тоже, да! – кивнул я, улыбаясь.

Дэвид примолк на минуту, прежде чем вновь пристать с наводящими вопросами:

– Ты не рассказывал… Ну, о Чино…

– Не о чем было рассказывать, – отрезал я.

Дэвид замялся и в смущении начал вертеть в ладонях стакан.

– Знаю, что в конец достану тебя этим, но… Вся эта история с Амандой… Я что-то не припомню, правда, я вдребадан… Сколько времени это тянется, Пит?

– Столько лет… Начинаешь забывать то, что следовало бы помнить. Но не можешь перестать вспоминать то, что тебе стоило бы забыть, – пространно отозвался я.

– Нихера не понял, – признался Дэвид и мотнул головой, – но очень интересно! Так сколько в итоге-то?

– Минет пара недель – и будет двенадцать лет как, – нехотя ответил я.

«Боже, это тянется уже 12 лет! И сколько ещё предстоит…» – добавил я уже про себя.

– Ма-а-ать твою, – протянул Дэвид, словно бы читая мои мысли. – Столько!.. Ты, и, впрямь, влюблён до беспамятства.

– Любовь без памяти? – я прикинул. – Хорошее название для песни.

– И ты намерен терпеливо добиваться её, – понесло Дэвида. – Господи грёбаный боже, быть готовым пронести такое через годы!..

– Сквозь века, – едва слышно добавил я.

– Трудно так… дожидаться? Пронести свои чувства через время?

Я промолчал. Сам-то как думает?

– Я бы давно забил, просто бы не выдержал, – Дэвид покачал головой, – мы с тобой такие разные, Питер.

– Все люди разные, – вяло ответил я.

Дэвид подвинулся ближе:

– Послушай, я вот чего не пойму – почему ты прикипел к ней? Она же не давала тебе повода! Никогда!

– Ну и что? – удивился я. – Я сам дал себе все поводы. С чего я должен был смиренно ждать?

– Она тебя не любила!..

– Одной моей любви нам на двоих хватило бы с лихвой, – пожал я плечами.

– Но это же… просто больная эгоистичная любовь! Ещё и в одни ворота!

– Кому какое дело?

Дэйв смиренно кивнул в ответ – как Будда, ей-богу.

Чёртов Будда…

– Будда говорил, что мы избавимся от страданий, когда избавимся от желаний, – вспомнил я. Что-то из разряда «мысли мудрых». И циничных.

– Ага, – согласился Дэвид. – Было дело. Так почему же ты так страдаешь? Почему не избавишься от этого желания, что пожирает тебя? Боже, Пит, я и вообразить не могу, какое давление на тебя это оказывает, но понимаю, что вся твоя лирика не из пустого места берётся.

Надо полагать.

– Пит, послушай, – Дэвид придвинулся ещё ближе. – Её вечные «нет» – это же сама вселенная дает тебе знак, с тобой напрямую говорит сам господь…

Я рассмеялся:

– Нет. Нет никакого бога, Дэвид. Это единственное, что я когда-либо просил у него – такую малость, для его могущества сотворить это маленькое чудо – раз плюнуть. Я молил небо о ней. Но они остались глухи и немы. Во что и с чего я должен верить? В какие к чёрту знаки?

– Так чего ты ждёшь? И сколько ещё ты будешь это делать? – возмутился Дэвид. – Ты не веришь ни в Будду, ни в христианского бога, какого чуда ты дожидаешься? От кого? Кто преподнесет его тебе?

– Чудо? – переспросил я. – Да, я в ожидании. Но их – чудеса – творим мы сами. Люди. Так что я уповаю лишь на себя, братец. Всё приходит вовремя, если человек умеет ждать, – и я чуть насмешливо добавил. – Это тоже из мыслей «великих».

– Но почему она? Почему? Должна же быть причина?

– В силу её упрямого, непростого, жёсткого и надменного характера. Её холода и дерзости. Её эгоизма, вредности и самолюбования, – выдал я расклад и усмехнулся: – И её красоты, конечно. Не стоит упускать это из виду.

– Ничего положительного. Даже последнее… Ничего!..

– Вот именно поэтому, Дэйв, именно поэтому. Будь она сладенькой зайкой с придомовой лужайки, я бы давно наплевал и забыл. Всё прекрасное колется…

– Всё равно не понимаю, – признался кузен.

Мы замолчали. Вечеринка вокруг нас катилась своим чередом.

– Знаешь… Чёрт, тебе не понравится это услышать, – возобновил разговор Дэвид. – Но я всегда ненавидел её. Всегда с тех пор, как она показала тебе всё своё неприглядное нутро. Но с другой стороны я ей благодарен.

– О, правда? – бесцветно отозвался я. Вот, значит как? Благодарен. Что ж, ладно. Я всегда любил узнавать что-то новое о людях. А они не оставались в долгу – и всегда умудрялись меня удивить и подкинуть что-то свеженькое.

– Она ведь дала тебе твоё вдохновение. И даёт до сих пор. Что, если бы не она?.. Кем бы ты был? И все мы?

– Неудобные вопросы, а, Дэвид? – с интересом покосился я на кузена. – Я ей благодарен должен быть, значит, да?

Был ли я благодарен Аманде? Я никогда не смотрел на это в таком ключе. Благодарность… Только если хорошенько подумать, то да – кем бы я был, если бы не моё неуёмное желание добиться её? Но для этого надо было думать. Но первой – и вполне естественной реакцией человека – всегда являются эмоции. И какую же именно из их богатого спектра я должен был испытывать к той, что дотронулась до моего сердца, а после только и делала, что пренебрежительно плевала туда? Очевидно, что ненависть. Так оно и было. Я ненавидел. И любил.

Забавно, но людям, что время от времени появлялись в моей жизни и как угри назойливо вились вокруг, частенько доставляло неслыханное эстетическое и ни с чем несравнимое удовольствие с заумным видом заправского приходского священника порассуждать о том, что от любви до ненависти всего лишь один шаг. А потом ещё и прочесть на эту тему чуть ли не целую заунывную обедню. Большие любители помолоть языком… У меня же был лишь один короткий встречный вопрос – если от любви до ненависти один шаг, то сколько же их в обратном направлении?..

Дэвид меж тем пожал плечами:

– Вроде логично.

– Может, может… Только не пугайся, братец, но что-то в последнее время этого самого вдохновения всё меньше с каждым днём.

– Да-а? – заплетающимся языком протянул Дэвид.

– Сам-то как полагаешь? На пылкость и искренность получить в ответ жопу и козью морду и жить с этим – это как, очень вдохновляет?

– Если так к этому подходить – то нет, – признал Дэвид.

– Знаешь, любовь начинается, когда не требуют ничего взамен. И заканчивается, когда ничего не получают в ответ. Это должно вдохновлять меня вновь и вновь? Эта бесконечная история? А что если у меня уже силы на исходе?..

– Ну я же сказал – нет, – пробормотал бедняга Дэвид, растерявшись от такой отповеди.

– Это должно возносить меня всё выше и выше на крыльях упоения и наполнять счастьем до краёв?

– Думаешь, с ней бы ты был?.. Ну… Обрёл бы подлинное счастье? – смущённо спросил Дэвид.

– Обрести подлинное счастье? С Амандой Дэйвис? – скептически усмехнулся я. – Это было бы подобно восьмому чуду света.

Дэвид принялся обдумывать услышанное.

– Обрести подлинное счастье? – повторил я. – Не смеши, это вообще удаётся единицам.

– Да, если подумать, то, пожалуй, что так, – согласился Дэвид. – Всё равно что… сорвать джек-пот в национальной лотерее.

Я с презрением фыркнул:

– Грёбаный ж ты материалист. Почему именно такое сравнение?

– А есть варианты получше?

– Всё равно, что увидеть зелёный луч на горизонте.

– Грёбаный ж ты романтик…

Я пожал плечами – пусть себе думает, что хочет – и подвёл всё к логическому концу:

– Господи, Дэйв, не знаю чего ты ещё ждёшь, но ты точно не услышишь от меня ничего нового. Увы.

– Дело твоё, – пробормотал он.

– Моё, – подтвердил я, подводя итог.

Дэвид вздохнул и вдруг выдал:

– Я устал.

– Ещё бы – столько выжрать, – заметил я.

– Нет, ты не понял, – он заелозил на табурете, поворачиваясь ко мне. Я, подперев голову как Вилли Вонка в исполнении Джина Уайлдера, с ленивым интересом наблюдал за его телодвижениями, разбавленными кряхтением и лёгкой руганью.

– Ты был не прав, Пит, – ткнул он в меня пальцем, устроившись поудобнее.

– В чём?

– Ты сомневался в нас, а я тебя уверял, что всё получится. Но тогда мы делили шкуру ещё неубитого зверя. Когда пошли первые трудности, – Дэвид разочарованно покачал головой, – я стал сомневаться, я испугался, я слился. Оказался ни на что не годным куском…

– Ты вдохновил меня, – сказал я.

– Вот, – он поднял палец. – Это верно. Ты перехватил эстафету у меня и сам рулил группой, пока к тебе на помощь не пришёл Лиам. Ты написал большую часть песен. Ты тормошил и пинал нас. Ты верил в нас. Это ты добился успеха. Того, в котором сам когда-то сомневался. Забавно, да? Ты заблуждался, но в итоге всё обернулось к лучшему. А мы поменялись местами, и я оказался на вторых ролях.

Когда-то Дэвид убедил меня в том, что это наше предназначение – сотворить музыку, поменяющую если не мир, то саму музиндустрию и стать кумирами миллионов. Я поддался его доводам, всё моё нутро отчаянно сопротивлялось по какой-то странной причине, но я переборол себя и согласился, что по крайней мере попробовать, безусловно, можно, а дальше – как получится. Получилось то, что получилось.

– Вот мы – на вершине чартов. Собираем стадионы. Хорошо живём, – задумчиво продолжил рассуждения Дэвид. – Но такой ценой. Постоянно впахивать, крутиться, вертеться…

– Как и везде, – заметил я.

– Не-а, – не согласился Дэвид. – Есть и попроще работёнки…

– Ты же сам этого хотел, – я не знал к чему он клонит. И понять не мог. Намекает на что-то? Или просто жалуется?

– Знаешь, я так устал… – снова начал Дэвид. – Иногда я даже мечтаю, чтобы именно твой негативный вариант развития событий оказался верным, и всё было бы как прежде.

– Прежде? А что было прежде? – уточнил я.

– Мы были обычными парнями. И оставались бы ими. Закончили бы колледжи. Ты-то уж точно. Завели бы семьи. Растили пивные животы и тупели бы перед ящиком. По субботам ходили бы на матчи по футболу и на концерты. А по воскресеньям – в церковь. Чёрт, вот когда ты последний раз был в церкви, Пит?

– На твоей свадьбе, три недели назад, помнишь о ней? – я указал на кольцо на его руке.

Дэвид рассмеялся.

– Точно!

– Какие у тебя соображения о нашей жизни… Хорошо тебя вштырило, Дэйв, – сказал я и добавил, обращаясь уже к бармену. – Отменное пойло здесь подают.

Тот, полируя очередной стакан, кивнул.

– Мы должны были стать никем, – подытожил кузен. – Но стали…

Он замялся.

– Легендами, – отозвался я. Нескромное предположение. – Полубогами для них, – и обвёл рукой гудящих фанов вокруг.

– Эх, Пит, как мне нравится эта твоя манера! – вроде как восхитился Дэвид. – Ты умеешь подобрать такие слова!..

– Знаю, – без излишней скромности заметил я. – И именно поэтому я – тот, кто есть сейчас.

– Но ты не выглядишь шибко довольным этим обстоятельством. Своим успехом, – заметил Дэвид как бы невзначай.

– Быть довольным собой – самое скверное, что только можно сделать. Это же верный путь в никуда и даже более того – к деградации. К чему развиваться, для чего улучшать себя, будь ментально или же физически, когда тебя в себе и вокруг всё устраивает?

Оставаться голодным, стремиться к новым высотам, завоёвывать, а не довольствоваться, теми объедками, которые оставляют после себя прочие – вот что действительно важно. Это и есть смысл моей запутанной жизни – тернистым и неизведанным путём прийти к заветной цели. К той, которую жаждешь больше всего.

Дэвид согласно покивал – мол, ну да, ну да – а потом вдруг встрепенулся:

– Погоди-ка! Которую жаждешь больше всего… Добиваться, а не довольствоваться тем, что есть… Значит – Аманда?..

– Именно так, – подтвердил я. – Ещё бы. Конечно. Всегда.

Дэвид нахмурился:

– Но… ведь не добился? Верно?

– Верно.

– Выходит, всё было зря?

– Спасибо за твой такт, Дэвид.

– Эй, я вовсе…

– Разумеется. Не хочется признавать, но, возможно… Не хочется сомневаться, но, чёрт…

Я тряхнул головой.

– Извини, старик, сказал же, – виновато откликнулся Дэвид.

– Ещё спроси, кем я себя чувствую после всего этого, – проворчал я.

– А кем ты себя чувствуешь?

Подумав, я выдал:

– Словно грёбаный Марио я всё отпущенное мне время страдал всяким дерьмом и гнался за этой стервой. А в итоге лишь застыла душа от её холодного «нет». Жизнь – боль.

– Может быть… – согласился Дэвид. – У каждого из нас есть такие истории, от которых тошно на душе… Но неужели у тебя никогда не было… болеутоляющего? – для в дым пьяного мой родственничек выдавал на удивление интересные тропы.

Я покачал головой.

– Хочешь сказать, у тебя все эти годы таки прямо никого не было? – Дэвид не мог в это поверить.

– Не, – бросил я.

– Не может быть! – рассмеялся Дэвид. – Да на тебя всем подряд вешаться можно, ты же весь из себя, мать твою так! Ты же самый-самый из всех нас – и что же?! Не верю, что тебе с тех пор никто не предлагал…

– Конечно, предлагали, – согласился я. – Только вот я отказывал.

– Отказывал, – ошалело повторил Дэвид. – Ты. Отказывал.

– Да.

– Да ты ё#нутый, – как на духу выпалил кузен, не сдержав порыва.

Я расхохотался.

– Да, пожалуй, что так. Очень может быть. По меркам окружающих я явно ненормален.

– Да уж, – Дэвид неловко соскользнул с табурета, положил руку на плечо и доверительно заглянул в глаза. – Но ты ведь понял, о чём я вообще толковал? Что я имел в виду, говоря…





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/dan-wade/true-romance-67311657/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1




Пару лет назад я начал писать роман. Главному его герою нужно было звучное имя. Короткое, но запоминающееся.

Коль уж я писал его с себя, то и имя взял своё.

С фамилией было сложнее, но внезапно на выручку пришёл вестерн «Поезду на Юму» («3:10 to Yuma») образца 2007 года. Дуэт Дэна Эванса и Бена Уэйда так пришёлся мне по вкусу, что я, недолго думая, объединил их имена – и получил Дэна Уэйда. Это, определённо, звучало.

Для вымышленного героя недописанного романа имя было слишком уж жирным, а мне псевдоним был ой как нужен. Так что я прихватил его и для себя. Хотя бы на время.




2


True Romance ©2022




3


Amazin' Grace ©2019




4


ISS – International Space Station (Международная космическая станция)




5


«Бронкос» – «Денвер Бронкос», профессиональный клуб по американскому футболу из столицы штата Колорадо




6


«Dust in the Wind» – «Пыль на ветру», песня рок-группы Kansas




7


Мексиканская Стена – Великая Мексиканская Стена, разделяющая границы Соединённых Штатов Америки и Мексиканских Соединённых Штатов. Возведена в эпоху президентства Дональда Джея Трампа




8


Clarity – «ясность, определённость»




9


ЭМИ – электромагнитный импульс, одно из следствий ядерных взрывов. Выводит из строя электрооборудование и линии связи




10


Bad Blood – «неприязнь, враждебность» (дословно «дурная кровь»), также одноимённый сингл поп-исполнительницы Тейлор Свифт, в котором и повествуется о вражде и проистекающих из неё неразрешимых проблемах




11


Ночь Дьявола – некое подобие праздника накануне Хеллоуина, во время которого подрастающие уголовники занимаются всякого рода вандализмом, в основном – поджогами чужого имущества. Дико котируется в Детройте




12


Divinity – «божественность»




13


Кэнак – сленговое этническое прозвище канадцев




14


Джок – представитель школьного сообщества, один из типажей, в некотором роде – своеобразный архетип. Спортсмен-качок, унижающий всех, кто не подобен ему и, таким вот образом, самоутверждающийся




15


Elation – «эйфория, ликование»




16


Parity – «равноправие, равновесие»




17


Герильяс – суть то же, что и партизаны




18


Sincerity – «искренность, прямота, душевность»




19


Equality – «равенство, равноправие»




20


Constancy – «неизменность, постоянство, верность»




21


Lunar GateWay – окололунная станция NASA, предназначенная для изучения Луны и дальнего космоса




22


Чинки – сленговое этническое прозвище китайцев




23


«Куда ты пойдёшь, когда я приду за тобой, плохой парень?» – Стоун практически цитирует строку из песни Inner Circle «Bad Boys»




24


Rapture – «восторг, вознесение, упоение, блаженство»




25


Пасифика – города и кварталы агломерации Большого Лос-Анджелеса на тихоокеанском побережье от Пасифик Палисэйдс до Марины-дель-Рэй и Венис.




26


Майкл Бэй – американский кинорежиссёр и продюсер, в основном клепает-ваяет высокобюджетные боевики, очень сильно злоупотребляя спецэффектами, иногда в ущерб истории. Известен такими фильмами как: «Плохие парни», «Скала», «Армагеддон», «Пёрл-Харбор», «Остров» и серией фильмов о Трансформерах.




27


Amazing Grace – «Изумительная благодать», всемирно известный англоязычный христианский гимн




28


Забавно, но первоначальный замысел рассказа был именно в том, что на борту происходила натуральным образом бойня – кровавая баня с самыми изощрёнными убийствами подручными средствами. Американцы должны были стыкнуться с русскими, те – с китайцами, эти, в свою очередь, с европейцами и т. д. В общем, все против всех. Это должен был быть своеобразный аналог «Королевской битвы» с астронавтами, но по ходу дела всё несколько поменялось. Я решил не высасывать всякую чушь из пальца, но привнести в историю немного личного – ещё свежи были раны после неудачной влюблённости – и кучу пережитого и перенятого опыта: из жизни и из других произведений искусства и явлений культуры. Основной сюжетный костяк сохранился – термоядерная война застаёт астронавтов на орбитальной станции врасплох. А вот детали и посыл изменились довольно существенно, ещё и совершенно спонтанно добавилась любовная линия… Космонавт Лев и шаттлы на лунной станции, само собой, были позаимствованы у Майкла Бэя из «Армагеддона». Стоун и Холлис навеяны моим любимым рассказом Рэя Брэдберри – «Калейдоскоп». Пара лирических моментов делают оммаж Wolfenstein: The New Order. Грейс была частично списана с любви всей жизни. Той самой незадавшейся любви…

В итоге получилось то, что получилось.

Такие дела.




29


Last Young Renegade ©2020




30


«Конверсы» – если точно, то их полное название Chuck Taylor All-Stars. Кеды с запоминающимся дизайном фирмы «Converse». Даже если вы и не носили их, то абсолютно точно видели их на других людях.




31


Perfect Plan – аллюзия на Simple Plan, канадскую поп-панк группу.




32


Колизей – Мемориальный колизей Лос-Анджелеса, стадион на котором проходило много чего интересного и знакового.




33


Эм-Си – в данном контексте ведущий мероприятий, артист, который «ведёт» концерты, представляет участников и даже заводит толпу почище собственно тех, кого представляет, если талант позволяет.




34


Лейбл – компании, занимающимися производством, распространением и продвижением аудиозаписей (а также видеоклипов и записей концертов) на всевозможных носителях.




35


Рифф – последовательность гитарных аккордов, повторяющиеся риффы составляют собственно мелодию.




36


Слэш – американский гитарист-виртуоз, участник Guns N’Roses. Некоторыми считается великим инструменталистом, некоторыми – распиаренной бездарностью. Как обычно, правда должна быть где-то посередине.




37


Джимми Хендрикс – феноменальный американский гитарист-виртуоз, волшебник – нет, бог! – электрогитары. То, что он вытворял с ней при жизни, помнят и после его смерти.




38


Венис – красивый и довольно дорогой прибрежный район Лос-Анджелеса, тусовочное место. Когда герои говорят, что они из Венис, подразумевается именно это – они тусят там, не живут. Каждый уважающий себя миллениал из большого Лос-Анджелеса тусит в Венис




39


Poison – американская глэм-метал и хард-рок группа.




40


Rotten – IRL Rancid, американская панк-рок группа. IRL – in real life, «в реалии»




41


Осси – так называют австралийцев прочие англоговорящие человеки.




42


Лоу-фай – в определённом смысле любая музыка, записанная на не очень качественном оборудовании. Иногда в силу банальной невозможности записываться в студии – это денег стоит, и немалых. А иногда специально для эффекта «небрежности» – якобы, так круче. Ну-ну.




43


Чувак Лебовски – Джеффри Лебовски по прозвищу «Чувак», главный герой культовой комедии «Большой Лебовски».




44


Сингл – в современном понимании это трек, выпускаемый для разжигания интереса к предстоящему альбому исполнителя.




45


UCLA – Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.




46


Eh – типичное междометие в канадском английском. Выражать и обозначать может всё, что угодно. Например: «Что?»




47


Гюнтер глитен глаубен глобен! – иногда истории о записи песен интереснее, чем собственно песни. Хотя, это и не тот случай, но вообще вышло занятно. Def Leppard корпели в студии над «Rock of Ages» и всё никак не могли записать удобоваримый вариант. Продюсер Матт Ланг настолько зае##лся в корягу, что, отчаявшись получить стоящий сингл, вместо стандартного отсчёта «1-2-3-4» (типа метронома) выдал какую-то непереводимую херню на языке, похожем на германский. Легенда гласит, что именно с этого дубля и записали. А голос Ланга так и оставили на альбоме. В назидание потомкам, видимо.




48


Матт Ланг – музыкальный продюсер, наиболее известен работой с AC/DC и Def Leppard.




49


Mud Caddies – я так заигрался с этими IRL, что даже не помню, что за группу я тут подразумевал.




50


Def Leppard – британская рок-группа, играли хард-рок и глэм-метал.




51


Goo Goo Dolls – американская рок-группа. «Iris» – их самый известный хит, использовался в саундтреке фильма «Город ангелов» (правда, весьма коряво и неуместно – где-то в середине, а не на финальных титрах). На обложке сингла изображён мужик в плаще на фоне неба, стоящий к зрителю спиной. Что-то похожее было и в фильме, поэтому я всегда подозревал, что этот мужик не кто иной, как Николас Кейдж. Может так оно и есть, но это неточно.




52


Промоутер – в данном контексте это некто, занимающийся организацией выступлений музыкальных групп.




53


Менеджер – aka импресарио в стародавние времена. Человек, ведущий финансовую часть деятельности группы/исполнителя. Вообще, обязанностей у него может быть дофига и многие очень туманно описывают его занятия, потому стараются прописать всё в контрактах – кто кому и чем обязан.




54


Продюсер – в данном случае музыкальный. Занимается написанием альбомов для групп. Это если в общем. Если более детально – подбирает идеи для группы, ведёт контроль за студийной записью, зачастую ещё и в финансовых делах подмахивает.




55


5 никелевых центов – если верить легендам, то канадская группа Nickelback получила название в честь 5-центовой монеты, которую в качестве сдачи с полудоллара за чашку кофе всучивал клиентам работающий в юности в кафе Майк Крюгер – будущий басист канадцев и старший брат фронтмена Чеда Крюгера. Кстати, первоначально группу хотели назвать Village Idiot («Деревенский дурачок»), что умиляет и намекает на уровень самоиронии, поскольку братья Крюгеры родом из небольшой земледельческой общины Ханна в канадской провинции Альберта.




56


Пюпитр – подставка для нот.




57


Green Bay – IRL Green Day, одна из самых знаменитых, знаковых и узнаваемых поп-панк групп в мире.




58


Арни – Арнольд Шварценеггер, австрийский и американский культурист и актёр, заслуженный «Терминатор» Голливуда. Повторами решал проблему прокачки мышц.




59


Сеньоры – в США – выпускники школ, как правило, из 12-го класса.




60


blink-187 – IRL blibk-182, калифорнийская поп-панк группа, одна из самых заметных в жанре.




61


Sum 42 – IRL Sum 41, канадская панк-рок группа.

Эти числа не с потолка взяты.

187 – это сленговое обозначение убийства в среде копов (что-то наподобие «officer down!»). Что забавно, именно так (blink-187) первоначально банда ДеЛонга и должна была называться, да вот кто-то спутал цифры, не был силён в математике…

А 42 – это ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого, ясное дело. Вы слышали об этом, наверняка, даже если не читали «Путеводитель автостопщика по галактике». Я вот до сих пор не читал.




62


Бумбокс – переносной музыкальный центр. Именно их таскали в 70–00-е на плечах чернокожие ребята из гетто для баттлов по брейкдансу.




63


Дисторшн – звуковой эффект, искажение сигнала от электрогитары через усилители.




64


Квотербек – один из игроков нападения в футболе, по совместительству распасовщик. Впрочем, что значит «один из?!» Первый среди равных! Квотербек – это лидер и душа команды. Монтана, Брэйди и Мэннинг подтвердят




65


Индиана – Индиана Джонс, герой одноимённой серии фильмов, бравый археолог и расхититель гробниц, вооружённый хлыстом, шляпой и обаянием. Богатство и слава – это его кредо.




66


Афтепати – вечеринка, устраиваемая по завершении какого-либо события – концерта, торжества и т. п.




67


Мейджор – лейбл, доминирующий на рынке. Хотите вы того, или нет, но почти всю музыку в мире выпускают Sony, Universal и Warner.




68


Хенли – одежда, такая фигня, типа свитшота




69


Коачелла – ежегодный музыкальный фестиваль, проходит в городе Индио, штат Калифорния. Также включает в себя разного рода инсталляции и экспозиции изобразительного искусства.




70


Стинг – британский музыкант, исполняет поп, нью-вейв, поп-рок. ИМХО, сильно переоценённый чувак.




71


GreenCard – IRL YellowCard, американская поп-панк-группа.




72


Джон Уэйт – английский музыкант, исполнял софт-рок, пауэр-поп и, внезапно, кантри. Не путайте с Джоном Уэйном.




73


Джон Уэйн – собственной персоной. Американский актёр, король вестернов.




74


New Radicals, Radiohead, Red Hot Chili Peppers, Nine Days, The Calling – не вижу смысла всех их расписывать по отдельности. Все группы американские (кроме радиоголовых), все играют/играли альтернативу (кроме Calling – эти ещё и пост-гранж лабали).




75


Джери Халлиуэлл, All Saints, Savage Garden, Энрике Иглесиас – аналогично предыдущему пункту не буду останавливаться на каждом. Поп-исполнители. У некоторых были знаковые хиты. Всё.




76


Чино – город в округе Сан-Бернардино, штата Калифорния, США. Не то чтобы это прямо «ужас-ужас», но город по сравнению с соседним Чино-Хиллз попроще и победнее. Входит в агломерацию Большого Лос-Анджелеса.




77


Санта-Моника – город на тихоокеанском побережье США, занимает западную часть округа Лос-Анджелес, штат Калифорния.




78


Jeffen – IRL Geffen Records, американский лейбл, принадлежащий Universal Music Group. По написанию напоминает jefe, испанское словечко, которое переводится как «начальничек».




79


Англичанин в Эл-Эй – аллюзия на песню Стинга «Englishman in New York» и конкретно на строку из неё: «I'm an alien, I'm a legal alien, I'm an Englishman in New York».




80


MCA Records – американский лейбл, был поглощён Geffen Records в составе Universal Music.




81


Лайми – американское сленговое прозвище британцев.




82


«Распивать чаи в Бостоне» – имеется в виду Бостонское чаепитие, один из первых звоночков британцам, намекающих на грядущую Американскую революцию. Забавно, но тогда в колониях и вправду был популярен чай, нынче же в Штатах его почти не пьют.




83


Мунк – Эдвард Мунк, норвежский художник, наиболее известен картиной «Крик».




84


«Зелёная миля» – роман Стивена Кинга. Собственно, Миля – это образ долгого и полного мучений и самобичевания пути. Именуется так по аналогии с тюремным коридором, который преодолевали заключённые-смертники на пути к казни.




85


Taco Bell – рестораны фастфуда. Подают блюда техасской и мексиканской кухонь.




86


Reprise Records – ещё один американский звукозаписывающий лейбл. Здесь записывались, например, Green Day.




87


Бел-Эйр – богатый (даже элитный) район Лос-Анджелеса, находится между Санта-Моникой и Голливудом (не по уровню «крутизны», а географически).




88


Rise Versus – IRL Rage Against the Machine, американская рэпкор и ню-метал группа.




89


Deck – IRL Beck, американский музыкант, автор-исполнитель и сам себе режиссёр.




90


Penny Dies – IRL Pennywise, калифорнийская панк-рок группа.




91


The Onspring – IRL The Offspring, калифорнийская поп-панк группа.




92


Physical Brothers – IRL Chemical Brothers, британские электронщики, завсегдатаи различных фестивалей.




93


Thunderworld – IRL Underworld, британская электронная группа.




94


Хедлайнер – исполнитель, ради которого, в основном, и идут на концерт. Разогрев – всего лишь приятное (не всегда) дополнение.




95


ИРА – Ирландская Республиканская Армия, военное формирование, долгие годы добивается независимости Ольстера от Великобритании. На данный момент считается террористической организацией.




96


Фунт – фунт стерлингов, денежная единица Соединённого королевства.




97


Ибанес – гитарный бренд.




98


Великий и Ужасный – один из титулов Волшебника страны Оз.




99


Страна Оз – вымышленная страна из серии книг американского писателя Лаймена Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз». Волшебник покинул страну Оз описанным (почти) способом – улетел на воздушном шаре.




100


Клуб «Файв-о-клок» – аллюзия на «Клуб «Завтрак», подростковую драму Джона Хьюза. В своё время фильм произвёл эффект разорвавшейся бомбы и обрёл культовый статус. Файв-о-клок – это вечернее чаепитие в Англии.




101


Кубинец Пит – был такой комедийный фильм в 40-х. Песню оттуда здорово перепел сам Джим Кэрри в фильме «Маска». Песня – зажигательная вещица, кстати, тоже так и называлась – «Кубинец Пит».




102


Amazin' Charlotte's Web – IRL Good Charlotte, американская панк-рок группа.




103


Кэжуал – «повседневный стиль одежды с акцентом на удобство и практичность». Что это значит, я не понимаю. Если следовать этому описанию, то это в принципе любая одежда. По тексту подразумевалось сочетание джинс и всякой фигни вроде кардиганов и пиджаков.




104


Каминг-аут – признание человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству.




105


New Found Gloryhole – IRL New Found Glory, читайте предыдущее описание. Не мог не обстебать название.




106


Джордан Пандик – фронтмен New Found Glory(hole).




107


Nickelback – канадская рок-группа, играет пост-гранж и хард-рок. К слову, несмотря на все мои насмешки над ними, я люблю этих ребят.




108


Limp Bizkit – американская ню-метал группа. Фред Дёрст и Уэс Борланд – два главных действующих лица этого коллектива.




109


Blue Tears – глэм-метал группа, в тексте они довольно точно описаны.




110


Беркли – имеется в виду Калифорнийский университет в Беркли.




111


Blue – в тексте довольно подробно написано, кто это. А ещё у этого английского слова есть значение «грустный, невесёлый».




112


Razor Tongue – острый язычок




113


Морфеус – один из героев фильма «Матрица», ментор, наставляющий главного героя на путь истинный.