Книга - Мишка для Танечки

Мишка для Танечки
Ю_ШУТОВА


Эта невероятная история началась новогодней ночью. И новогодней ночью же закончилась. Но уже через год. В ней были неожиданная встреча, верные друзья, сложные обстоятельства, романтика, препятствия и даже преступление. И, конечно, была в этой истории любовь. И еще плюшевый мишка.





Ю_ШУТОВА

Мишка для Танечки



История эта старая. Не как мир, конечно. Но еще из прошлого века. И удивительная. Хотя и абсолютно правдивая. Я привык, что как только под пиво или шашлычок рот раскрою: «Вот было дело…», – приятели сразу ухмыляются: счас Кирюха заливать начнет. Я складно рассказывать мастер, и приврать могу для украшения и пущей, так сказать, округлости темы. Но к этой истории я ни полслова вымысла не добавил. И когда у вас в черепушке заворочается Станиславский и завопит свое вечное: «Не верю!», я вам представлю такое доказательство, что он сразу заглохнет. Но это потом, в конце. А пока давайте от начала. Спляшем, как говорится, от печки. Тем более, что с нее все и началось.




Гори, гори ясно!


Печка никак не желала растапливаться, она жрала газеты, а дровами манкировала, чадила вонюче – пришлось отрывать дверь, проветривать и без того промороженную домушку. Танечка чуть не плакала. Придумала тоже: встречать Новый год на даче. Была бы Дача, а то деревянный домик с печкой, огород да туалетная будочка за кустами смородины. Обычная шестисотая родительская дачка: три сотки под картошку, да три под все остальное. Но ведь подружки, Машка с Вероничкой, одобрили – прикольно, Новый год по будильнику и танцы под магнитофон, ночь, снег и чемодан портвейна. Про чемодан —шутка, но со здоровенной долей правды: почти полтора литра кофейного ликера «Сэм энд Пол». Не слыхали про такой? Самопал, значит. Девчонки наварили, две бутылки водки на это дело ушло и банка растворимого кофе. Ну понятно, сухаря два пузырика взяли, и парни еще коньяк принесли, через каких-то родственников с завода уворованный, с темным прошлым, но питьевой. А, да, еще шампусик, это по регламенту. Крымский «Новый Свет», по шесть с полтиной за бутылку. Салатов навертели: оливье, селедка под шубой, Таня печеночный тортик смастерила. Еще и настоящий торт, это Машка – спец по бисквиту. Бисквит черный, какао добавлено, а сверху безе и крем из яичных белков —«Негр в пене».

А теперь это все в сумках на полу, а они впятером вокруг печки камлают: разгорайся, милая, будь ты неладна. Что, обратно на электричку бежать? В город возвращаться? Можно, в принципе, в общагу к Вероничке податься, как раз к двенадцати успеют…

Печка, как подслушала Танюшины мысли – смилостивилась: «Ладно, гуляй, нога!» – и разгорелась. Теплей не стало, снимать куртки и пальто они и не думали, но перспективы улучшились, даль просветлела, и можно было вытаскивать снедь на стол, да и пропустить по первой за победу над старорежимным обогревательным агрегатом стоило. Таня утешилась: все-таки идея приехать в новогоднюю ночь на дачу не так уж дурна. Они даже елочку поставили, маленькую, пластиковую, слегонца помятую в сумке с салатами. Всяко лучше, чем дома с родителями под телевизор. Если б она не настояла, Машка со своим Валериком, женатики-первогодки, дома бы сидели. У них любовь, им везде хорошо. А Вероничка в общаге на дискотеке отжигала бы. Она вечно в поиске, шерстит варианты, чтоб после института в городе остаться. Вон, очередной вариант, Олег, кассету с Лед Зеппелингом в Электронику втыкает. В свою Бабеевку Вероничка возвращаться не хочет, говорит: «Бабеевка, она и есть Бабеевка, одни бабы, разной степени толстожопости».

Вероничка, кстати, пообещала за Олега своего, что тот приятеля захватит. Для ровного счета. Но видать, не срослось. Спросить неудобно как-то, будет похоже, что Танюше мужика не подогнали. Фу, пошлость какая. Это не про нее. Не то, чтоб она такая уж недотрога, но как-то выходит, что те, кто ей нравится, Таню не замечают, а те что замечают… Они не рассматриваются. А может, все дело в близорукости: очки носить стесняется, и чтоб не озираться, щурясь: «Кто тут?» движется вдоль коридора пединститута с замкнутым, а по мнению окружающих, высокомерным видом.

Короче, праздник начал набирать обороты.

Старый год проводили, под музычку у печки потоптались. Стрелки на стареньком будильнике все ближе к двенадцати.

– Шампанское где? Открывайте!

– Куда к торту руки тянешь? Это на следующий год! Шубу бери.

– Я вам счас про шубу расскажу…

– Анекдоты погодь. Надо сосредоточиться.

– Да разливайте уже, Новый год пропустим.

Галдеж, смех, звон простых граненых стаканов. Будильник, поставленный в пустую кастрюлю, оглушительно зазвонил-загрохотал, подпрыгивая. Пробка из шампанского выскочила. Всё! Новый год наступил! Ура, товарищи!

Через часок-полтора, когда уже и наелись, и пару пустых пузырей под стол убрали, и наплясались, стало скучновато. Валерик на диван прилег.

– А давайте гулять пойдем.

– А давайте. Танюха, где у вас тут гуляют?

Таня плечами пожала. Где тут зимой болтаться? Летом на карьер купаться ходят. А сейчас?

– Ну у ворот снег в кучу собран. Видели? Там раскатано, малышня на санках отрывается.

– О, с горки кататься! Пошли, – подхватила Вероничка, видимо, вспомнив деревенское детство.

– А санки есть?

– Есть.

Через пять минут компания вывалилась на улицу. Улицы дачного кооператива, хоть и носили красивые названия: Березовая, Кленовая, Сосновая, никакими березами-кленами украшены не были, их формировали лишь разномастные заборы да редкие, обозначавшие перекрестки, фонари. Тонкий серпик месяца даже не заморачивался что-то освещать на земле – едва серебрил облачную кучу, может, тоже собирался лихо скатиться с нее, улегшись на покатую спинку.

Два шага от калитки прошли, за угол свернули, и на тебе!

– Эй, смотрите-ка! Что это там? – кто-то из парней указывал в темноту, где заборный ряд обрывался.

Там явно была только что выстроенная дача, еще не обжитая: вокруг дома с «ломанной» финской крышей из-под снежных шапок выглядывали штабеля деревянных поддонов, кирпича и еще чего-то неопознаваемого, может, просто строительного мусора.

– Костерок кто-то развел?

Они подошли ближе. Теперь было видно, что огонь горел прямо под самым домом – пламя пока еще несмело лизало деревянную стену. Припахивало бензином.

– Это не костерок, – жестко сказал Олег, – это поджог. Что делать будем?

– Может пойдем отсюда? – Машка потянула своего Валерика за рукав, – чего-то гулять расхотелось.

Валерик, отцепляя руки жены, как-то неуверенно сказал:

– В милицию бы позвонить. И пожарным.

– Ты что? До станции три кэмэ. Забыл, как мы сюда перли? – Машка вцепилась в мужнино пальтишко.

– Пока до станции доберемся, тут все сгорит, – это опять Олег.

– И ветер еще. Раздует огонь, половина дач займется, – закивала Вероничка, – у нас как-то был пожар, вся деревня сбежалась, прям как были, в труселях, ватниках и валенках, не до нарядов.

Таня представила, как пылает их дачка. И хоть она совсем ни при чем, но как говорит отец: «На тебе сломалось – твоя вина. Обратного не докажешь». Тушить надо.

– Тушить надо, – озвучил ее мысль Олег, и подхватив какую-то палку, кинулся раскидывать костерок.

Ну надо же, а Танечка его за пижона приняла. Сказано же: на дачу едем, а он вырядился в ранглеровские вельветки, фирменные, не самострок, и югославскую кожаную куртку. Еще полусапожки, явно импортные, дорогие. А сейчас он в этом моднючем прикиде в дыму пляшет, огонь гасит. Может и хорошо было бы, если он такого же приятеля привел. Смелого и решительного.

Остальные кинулись помогать. И только Таня осталась в стороне. Ей было страшно. Вдруг те, что подожги чужую дачу, еще тут, прячутся в темноте, следят. «Пойдут за нами, а потом, когда спать уляжемся, припрут доской дверь в домушку и подожгут». Она заозиралась, но никакого движения увидеть не смогла.

Когда все было затоптано, засыпано снегом и кстати подвернувшимся песком из кучи, все несколько воодушевились: «Ну чё, мы не молодцы что ли? Молодцы!»

– Победу над стихией надо спрыснуть. Пошли коньячек дохлебаем, – предложил Валерик.

Машка заботливо запахнула его серенькое пальтецо:

– Застегнись. Простудишься, юный друг пожарной дружины. Весь дымом провонял. Фу!

– Надо к сторожихе зайти, – протянула Таня.

– Зачем? Мы вроде как управились? – развела руками Вероничка.

Она тоже изображала заботу о своем герое, вроде как отряхивала его кожанку. Что там отряхивать? Куртка неубиваемая. Фирма?! Девочки были заняты мальчиками, и только Таня стояла, держа за веревочку свои старенькие санки. Народ пугать она не хотела, но перспектива промолчать и всю оставшуюся ночь бояться одной не привлекала.

– Ну скажем ей. Пусть она в милицию позвонит.

– Со станции? Сторожиха, поди, тоже Новый год отмечает. Или дрыхнет. Не пойдет она, – уверенно заявила Вероничка.

Таня покачала головой:

– Не. У нее, может, ключ от правления есть, там телефон.




За пожарную дружину!


Вот вы бы потащились поднимать с постели или вытаскивать из-за стола местную, пусть совсем крохотную, но власть, чтоб добить дело? Я б, честно, не пошел, сколько ни внушай: «Кирюха, надо!». Поленился бы. Я, типа, чужую фазенду потушил, всех спас. Медаль мне на грудь не повесят. Ну и все, пойду дальше встречать Новый год. Как говорится, мавр сделал дело, мавр может уходить. А Танечке все нужно до конца довести, чтобы было правильно. Сказала: «А», договаривай весь алфавит.



У сторожихи горел свет и сквозь завешенное окно доносилась музыка. Стучать пришлось долго. Наконец, дверь открылась, высунулась рука и затянула Таню внутрь:

– Заходь, не выстужай хату.

В тесной прихожей было жарко, шелестела бамбуковая штора, сквозь которую только что шагнула сторожиха.

Литой объем хозяйкиного тела был обтянут кумачевым платьем, дававшим свободный доступ к главному достоинству – тугой увесистой груди. Пахло ванильной сдобой и мясом с чесноком. В этот букет вплеталась знойная, удушливая «Болгарская роза» – Таня закашлялась.

– Зая, кто там? – донесся мужской томный голос из недр дома.

– Погодьте. Разберуся, – ответила сторожиха Зая, и уже Тане: – Ну? Чего тебе?

– Позвонить надо… Понимаете, мы гулять пошли, на горке кататься, а там дом горел. Вот прямо за углом. Подожги. Мы потушили. В милицию бы…

Таня говорила путанно, но Зая ее поняла:

– Это который подожгли?

– На Березовой. Новый. Нежилой. Там забора нет.

– А-а-а, – Зая закивала головой, увенчанной высоким шиньоном, – это прокурора. Токо-токо построился, не застраховал еще. Ишь, шельмецы, быстро уконтрапупили – в голосе ее сквознуло неприкрытое восхищение.

Таня повторила:

– Позвонить бы, а то мало ли…

– Ты сама-то откудова? Чего ночью по кооперативу мотаешься? Одна тут? – голос стал строже, Зая подпустила бдительности.

– Я с Кленовой, пятнадцать. И не одна, меня на улице ждут. Я же говорю…

Из комнаты раздался призыв:

– Зая, ты скоро? Мы скучаааем, – мужчина, скрытый от Тани шторой из бамбуковых висюлек, явно томился нетерпением.

Хозяйка это уловила и по-быстрому свернула разговор:

– Ну вот и топай, раз ждут. Нечего тут. Болтаются, заборы ломают. Фулиганьё.

– Мы не…

Но Зая борцовской рукой выдвинула Танечку на улицу и захлопнула дверь.

Оказалось, что приятели страшно заняты: слева от крылечка целуются Машка с Валериком, справа – Вероничка со своим вариантом. «Вот блин, у всех любовь, даже у толстой Заи, одна я между всем», – обиделась Таня и резко сказала:

– Давайте домой, не будет она никому звонить.

Подхватила санки, засеменила, оскальзываясь, по заледенелой дорожке, даже не оглянулась: идут ли приятели следом. А чего смотреть? Куда они денутся-то?

Около прокурорской дачи опять светился огонек, небольшой, но достаточный, чтоб разглядеть фигуру, хлопотавшую над ним.

– Ах ты гад! – завопила Вероничка и, размахивая руками, метнулась к поджигателю.

Если спасать, защищать или бороться, она всегда кидалась, не раздумывая. «У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба», – дразнила Таня подругу, но, если честно, немного завидовала ей. Сама на такое была не способна. Сначала подумать, к чему приведет, да какой даст результат, может, обернется донкихотовщиной, а может, и сама огребешь по первое число, и лучше не ввязываться.

«Гад» поднялся навстречу Вероничке – в руке зажата какая-то дубина, блики огня пляшут на зверской роже. «Убьет!» – мелькнуло у Тани в голове, и она кинулась следом за подругой. Но Вероничкин вариант, Олег, в три прыжка обогнав девчонок, бросился на поджигателя. И по-быстрому, как сказала сторожиха Зая, уконтрапупил противника: трах-бах, слева-справа, дубина по дуге в сугроб, «гад» на снегу, руки в стороны крестом. Олег, а за ним и припозднившийся Валерик – еще бы не припоздниться, когда Машка благоверного крепко за хлястик держит – по новой тушат многострадальную прокурорскую дачу. А Танюша с Вероничкой склонились над поверженным врагом.

При ближайшем рассмотрении тот оказался вполне симпатичным парнем, никакой зверской рожи, легкая небритость, темная челка волной. Мороз, а он без шапки. Вероничка, присев на корточки и стянув вязаную варежку, похлопала парня по щекам. Никакого результата.

– Он там живой?

Вероничка сунула пальцы за ворот куртки:

– Пульс есть.

Машка ногой легонько потыкала в бок лежащему:

– Пошли отсюда, а?

– Ага, а он тут замерзнет. Минус двадцать. Ты зачем его так? – Вероничка переключила свой защищательный порыв на новую жертву: – Ты ж его убить мог! – метнула синюю молнию взгляда в Олега.

Она приподняла безвольную голову парня и тут же уронила:

– Ой! – выставила измазанную ладонь, – у него кровь.

Тут даже она растеряла весь боевой пыл. А Машка и вовсе попятилась, таща за собой Валерика. Даже Олег опешил, развел руками:

– Я ж не нарочно.

«Пожар на палубе» – это Танечкино. Действовать быстро, просто действовать, а думать потом.

– Берите его и тащите.

– Куда?

– Домой! Куда еще? Или вы думали, я предложу его закопать у дороги? Вон, санки приспособьте.

«Гад», видать, треснулся здорово, они дотащили его до Таниной дачи, уложили на диванчик, подсунув под кровоточащую ссадину на затылке какое-то застиранное полотенчико, суетились вокруг, не забыв, однако, наполнить стаканы самопальным ликером. И только когда Таня догадалась сунуть под нос «телу» салфетку, смоченную последними каплями коньяка, поджигатель очнулся. Захлопал ресницами, недоуменно уперся взглядом в нависшее девичье лицо и сказал:

– С Новым годом.

– С Новым счастьем, – на автомате ответила Танечка.

Но тут реальность догнала его: чуть приподнявшись, он зашипел от боли и потянулся рукой к ушибленной голове. В руку тут же был вставлен стакан. Не пустой.

– Это чего? – спросил парень.

– Ликерчик кофейный, – ответил Валерик, – взбодрись и объясни нам, зачем ты в Новый год дачников жжешь. Ты зороастриец?

– Кто? – не понял тот, и, нюхнув черную жидкость, быстро опрокинул содержимое стакана в рот.

– Огнепоклонник,– объяснил Валерик, – такой чувак, которого хлебом не корми, только дай честным людям напакостить, поджечь чего-нибудь.

– Кабы честным… – поджигатель вздохнул, печально как-то, не поймешь: то ли жаль ему, что не дожег, то ли что начал это дело.

– А что честных прокуроров не бывает? – Танечка прищурилась, глядя поджигателю в лицо.

Еще и губы поджала для пущей строгости укора. Хотя, где-то в глубине души, где-то, как говориться, очень глубоко, ей этот парень нравился. Чем, она бы даже себе не объяснила. Обычный парень. Без особых примет. Глаза серые, мягкого такого цвета, теплого. Что-то неуловимо со свитером ассоциируется. Или с котом. Да, мягкий бок серого котейки. Уютный. Как-то к нему магнитило. Сама себя останавливало: он же поджигатель, бандит! Может, и уголовник. Куда ты, Танюша, тянешься? Но не срабатывало. Нравился, и все тут.

– Прокурооор? – протянул Валерик, – фига се!

Танечка же не поделилась с приятелями сакральным знанием, что ей от Заи досталось.

– Мне сторожиха сказала, что это прокуроровы хоромы. Незастрахованные.

Валерик уважительно присвистнул. Остальные загудели: «Ого… Ух ты… Во дает…» Олег, разливая ркацители – ну извините, все что осталось – добавил: «Это надо обкашлять!» В ладонь поджигателя был воткнут новый стакан. После тоста: «За пожарную дружину!» все были готовы выслушать рассказ героя вечера. А тот после ликера с сухарем в накладку разошелся и, придерживая на затылке завернутую в полотенчико сосульку, сорванную для него Танечкой на крыльце, поведал народу печальную историю. Столь печальную, что у некоторых возникло желание пойти и завершить мероприятие, которому они помешали.




Неуловимый мститель


Я вам напомню: дела это стародавние, старорежимные. Конец восьмидесятых на дворе. В те поры в провинции случалось, что прокуроры строили дачи там же, где и обычные граждане. Это нынче под судей да прокуроров выделяют отдельные, хорошо зазаборенные участки с высокотехнологичной охраной по периметру и типовой дворцовой застройкой внутри. Чтоб наслаждались жизнью под неусыпным оком государства. И брать, если что, удобно: загородка – она ведь в обе стороны загородка, и снаружи не влезть, и изнутри не убежать. Вот вы сейчас скажете: «Чего это тебя, Кирюха, в рассуждамсы бросило?» И напрасно. Должен же я рекогносцировку объяснить, а то у вас Станиславский раньше времени проснется: «Не верю! Не живут прокуроры в дачных кооперативах!» В прошлом веке еще и не такое случалось. Времена были темные.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/u-shutova/mishka-dlya-tanechki-68628041/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.