Книга - Однажды…

Однажды…
Ариша Зима


Однажды – это необычный сборник рассказов. С книжных страниц на читателясловно проливается невероятное тепло, напоминающее первые робкие порывывесеннего ветра, наполненные ароматом цветущих садов. Рассказы Ариши Зима под общей рубрикой «Однажды…» украсили в своё время газеты Камчатского края, где они были напечатаны. Надеюсь, уважаемый читатель, они украсят и твоёвремя, в котором всегда есть место своему однажды…





Ариша Зима

Однажды…





Однажды в моей жизни



Я выросла в классической советской семье. Мои родители познакомились в сельскохозяйственном институте и вскоре решили расписаться.

Молодость, счастье, любовь – все это прекрасно украшало скромный быт молодых студентов. Прошло совсем немного времени, когда двое влюбленных узнали, что скоро их станет трое. Так получилось, что мой старший брат (Костя) родился в день Великой Победы – 9 мая. Его первый вдох произошел в день, когда все улицы были наполнены ароматом сирени и общей народной радостью. Вскоре после выписки из роддома молодые родители приняли решение уехать на родину мамы – на Камчатку. Мой второй брат (Вова) родился уже здесь. Роды прошли очень тяжело, но мама решительно была настроена на рождение дочери – меня. Прошло еще семь лет, прежде чем это желание воплотилось в жизнь. Времена были трудные, постоянно не хватало денег, зато в достатке были сложности, с которыми встречается каждая многодетная семья.

Наш мир делился на взрослых, которые всегда боялись за наше здоровье и жизнь, и нашу «банду» – двое крепких мальчишек и я, маленькая девочка, которую им приходилось таскать везде с собой и подкупать мороженным или другими сладостями, чтобы я не «сдавала» родителям их секреты. Я люблю вспоминать это время. Тогда все было понятно. Зло – черное, добро – белое. Плохое случается только с плохими людьми, беда никогда не приходит в дом, где есть тепло и счастье. Мне казалось, так будет всегда. Однако, когда мне исполнилось 17 лет, я узнала, что все это не так, и миру радужных иллюзий было суждено навсегда исчезнуть из моей жизни.




Глава 1. Первый знак


О том, что у Вовы были проблемы с позвоночником, знали мы все. В 14 лет ему поставили диагноз – сколиоз (в переводе с греческого «кривой позвоночник»). По мнению врачей, это были последствия тяжелых родов. В те времена существовало всего несколько случаев, при которых женщине делали кесарево сечение. Поскольку таких симптомов у мамы не обнаружили, ее пустили в роды. После трех суток маминых мучений доктор принял решение выдавить ребенка вручную. Вовочка родился, но задышал не сразу, вследствие чего братик заболел астмой. А только потом появился этот самый сколиоз. Чтобы сохранить свое здоровье, мой брат стал заниматься спортом. Мышечный каркас крепко держал его «кривой» позвоночник. А регулярные занятия спортом помогли избавиться от астмы. Вова вырос высоким, симпатичным, веселым, дружелюбным и открытым юношей. Его любили девчонки, уважали друзья. Когда ему исполнилось 23 года, боли в спине вернулись, но, как истинный мужчина, он не привык жаловаться, тихо и мужественно их переносил. Однажды Вова стоял около шкафа, а я не заметила его ногу и резко открыла дверь. Угол двери раскроил ему верхнюю часть стопы. Кровь хлынула по ноге, я перепугалась, кинулась перевязывать, плакала, извинялась. А он так тихо сказал: «Не переживай сестра, я ничего не почувствовал». Тогда я решила: какой же мой братик сильный и милосердный человек, вместо обвинений он даже успокаивал меня и жалел. Я тогда и  представить не могла, что это был плохой знак. Измученный нескончаемой болью в спине, Вова наконец-то решился пойти в нашу поликлинику. Ему вновь сделали рентген спины – снова сколиоз – и направили к массажисту. После второго сеанса Вове стало значительно хуже, ноги стали неметь и отказывать, но массажистка была неудержима. Ее не смутили жалобы молодого пациента. Она заявила, смеясь: «Ты ж еще молодой, чтобы жаловаться», полагая, наверное, что это выглядело кокетливо. 18 сентября 1999 года Володя не смог подняться с постели.

Когда врачи не могут поставить диагноз – время будто останавливается.

Сначала у Володи онемели ноги, затем случился паралич всей нижней части тела. Руки и разум остались целы, но ниже пояса свое тело Вова уже не чувствовал. Приехавшая скорая увезла моего брата в Елизовскую районную больницу. Там просто поставили катетер, трубка которого заканчивалась в трехлитровой банке. Так без малейшего обследования он и пролежал целую неделю. Панцирная сетка, шерстяное одеяло, окрашенные в жуткий цвет стены, кривая табуретка – эта был интерьер больничной палаты, где находился молодой парализованный парень. Никто ничего не говорил и не задавался поисками причин последствий массажа. И только когда мы замучили медицинский персонал своими вопросами и страхами, через 7 длинных дней Володю перевели в областное неврологическое отделение. Две недели он пролежал там. Посещение было строго по времени. Нам нужно было успеть покормить, вымыть и сделать все необходимое, чтобы братик чувствовал себя комфортно. В отделении нас сразу предупредили, что ухаживать за ним кроме нас будет некому. Так мы и делили свое время: мама была днем, я – вечером. Папа был в частых командировках, нужно было зарабатывать деньги. У старшего брата Кости тоже было много работы. К тому времени родители снимали мне жилье в городе, мама моталась в больницу каждый день на автобусах. Мобильных телефонов тогда еще не было, но мы с мамой интуитивно чувствовали, когда нужно заменить друг друга, знали, когда мы особенно нужны были Вовочке. Случалось, что никто из медицинского персонала не подходил к нему по нескольку часов для элементарного осмотра. Он мужественно ждал наших приходов и невероятно смущался того, что я – молодая девушка – вынуждена быть сиделкой. Нас спасало чувство юмора. Что же касается медицинского персонала, то вначале я думала, что эпицентр равнодушия всего мира находится именно там. Но это был только первый этап погружения в мир жестокости и безразличия людей, давших клятву Гиппократа.




Глава 2. Смерть всегда рядом


Прошло три недели этой сумасшедшей больничной гонки, а мы все еще находились в неведении относительно диагноза Вовиной болезни. Сейчас я и не вспомню, почему сразу не сделали экстренное обследование спинного мозга, то ли контраста (препарата для подробного обследования спинного мозга) не было, то ли долго решали: делать его или нет. В общем, по окончании трех недель было принято два решения: сделать комплексное обследование и убрать катетер. Вместо него в нижней части живота был сделан разрез, и в мочевой пузырь была поставлена трубка (цистостома), выводящая жидкость наружу. После контрастного обследования Володю в срочном порядке перевезли в хирургическое отделение. Войдя туда в первый раз, я была ошарашена: меня встретили пьяные медсестры и орущие больные, привязанные к кроватям, расположенным в коридорах. Полы были залиты мочой невменяемых пациентов, в нос била резкая вонь испорченных продуктов. Но нужно было собраться и идти искать палату, куда неожиданно, без предупреждения, утром перевезли брата. В его палате находились 9 мужчин (хотя палата была рассчитана на 6 человек). Один уже сидел напротив моего брата и бросал в него куски хлеба, зная, что тот точно не встанет и не ударит. Сказать, что я была возмущена, значит, ничего не сказать. Я налетела на этого придурка, который был, кстати, с забинтованной головой, начала кричать. От нахлынувшей волны гнева я даже голос свой не узнала. На шум сбежались все. Но конфликт оказался скучным для медицинских сестричек, и они поспешили удалиться, чтобы осушить уже налитые рюмки. В палате воцарилась тишина, я поцеловала брата и побежала за его вещами в соседнее отделение (их там просто бросили без присмотра). Вечером выяснилось, что у Вовы поднялась температура. На мои просьбы помочь, те же сестрички сказали, что распоряжение по лекарствам не получали: «Если надо, идите в аптеку, купите аспирин или еще что-нибудь». Я сбегала, купила парацетамол, чтобы в больнице (!) помочь брату пережить ночь. Через пару дней Вове сделали операцию. Вместо трех часов операция длилась восемь. Хирург долго что-то пытался объяснить. Главное, что мы поняли – в спинном мозге появилась опухоль длиною в 30 см, которая и зажала нервные окончания. Оказывается, массажи были противопоказаны, они спровоцировали дальнейшее развитие болезни. Доктор утверждал, что он сделал все, что мог. Таким образом, вдоль позвоночника появился шрам длиною 30 см. Гистология (анализы на рак) пришла лишь через 20 дней. Слава богу, рак не обнаружили. Природа возникновения опухоли не ясна. Доктор вызвал маму и сказал: «От таких заболеваний не умирают, умирают от последствий». Так просто и обыденно: «Готовьтесь: от того, как будете ухаживать, будет зависеть, сколько он проживет». И ВСЁ.

После операции Володю перевели в пятиместную палату, где лежали 7 человек, двое из которых умерли на следующий день. Это странное чувство, когда ты говоришь с людьми, желаешь им здоровья, а утром видишь на их месте свернутый матрац. Тогда я в первый раз почувствовала присутствие смерти. Несмотря на то, что палата была послеоперационная, надлежащего ухода за больными там тоже не было. Поэтому режим уборки и остальной заботы мы с мамой не отменили. Приходилось присматривать еще и за другими мужчинами. Где-то помыть, где-то помочь, покормить. Главное, медработники всегда любезно нам с мамой предлагали тряпки и ведро для уборки. Кого-то рвало после препаратов, кому-то просто было плохо. Но мы с мамой всегда были рядом, за что больные и прозвали нас «наши Солнышки». После очередных трех недель нашего бесконечного труда и борьбы Володю снова перевели в неврологическое отделение.

Перспективы на выздоровление никто не давал, интерес к нам совсем был потерян, каждый день ставились какие-то капельницы, банки, которые мы должны были приносить почти ежедневно, и советы: «Вы должны делать массажи на ноги, чтобы застоя не было». Что мы и делали. Потом снова советы: «Нужна опора, чтобы пациент мог сам на своих руках подтянуться». Друзья сварили дугу – нечто вроде перекладины – и прикрепили над кроватью. Лекарств никогда не было – мы их покупали, а остальное – по старой схеме: мыли, убирали, целовали измученное болезнью Вовино лицо. Вовочка нам тоже очень помогал, он не впадал в уныние, всегда был в настроении, радовался каждой встрече. Вечерами мы читали книги. Из-за того, что мы с мамой ухаживали за всеми больными в палате, медперсонал перестал нас беспокоить своими придирками, и нам разрешили уходить из палаты позже на один час. Главное условие: чтобы все делали сами. Чем мы и занимались.

Шли дни, ничего не менялось, Вова так и не сидел, чувствительность не восстанавливалась. Мы снова забили тревогу, просили, умоляли: может, надо договориться с коллегами из другого города, показать анализы, провести еще обследование. В ответ нам предложили носить на руках Вову в какую-то барокамеру для восстановления нейронов, но только самим, «поскольку санитаров нет». Так и сделали. Папа и Костя на своих руках носили Вову на эту процедуру, от которой Вове лучше не становилось. На вопрос, почему температура каждый вечер поднимается до 37,5 градусов, следовала бесконечная брань, типа: «Уйдите на…(следовало нецензурное выражение), не лезьте, куда не просят, врачи сами все знают». Вопрос о переезде в другой город был закрыт словами лечащего врача: «Он не доедет, в дороге умрет, я не собираюсь брать на себя такую ответственность». Нужно было что-то делать. И на наше счастье, этим необычным случаем заинтересовалась другой врач-невропатолог, которая нас и забрала к себе в отделение, предоставив маме с Вовой отдельную палату (!). Мы подумали, что это сон. Тепло, уютно, все улыбаются. Не надо рыдать и умолять сделать какую-то малость. На любую просьбу медперсонал отделения откликался, оказывая помощь и заботу. Измученные, но счастливые, мы разместились в нашем «новом» доме, в котором предстояло пробыть 7 месяцев.

Первый день полного обследования закончился тем, что у Вовы обнаружили глубокие пролежни, которые появились от того, что его нужно было с первого дня после паралича переворачивать каждые 1,5-2 часа. Кровообращение было нарушено, и то, что он отлеживал части тела, он, естественно не чувствовал, а никто из врачей ничего не подсказал.

Ткани вырезали на копчике до кости. Диаметр раны составил около 11 см. Также пришлось срезать ткани на пятках и тоже до кости. Кровообращение так и не наладилось, поэтому процесс заживления проходил крайне долго и тяжело. Но мы были вместе. Когда я приходила в отделение, свет из нашей палаты с прозрачной дверью было видно от входной двери. У нас было тепло, и всегда звучал смех. Вова снова стал писать стихи, и все, кто работал в отделении, тянулись к нам. Вечерами мы рассказывали всем наши истории, про то, как жили, как Вова поехал в Польшу искать работу, когда ему было всего 20 лет. В мае мы отпраздновали в больнице день рождения Кости, нашего старшего брата. Именинник пришел одетым по форме. Правда, папа был в командировке. Мы посидели, пообедали, и нам казалось, что все позади, мы вернемся туда, откуда начали, и дальше все будет хорошо.

Через какое-то время Володю выписали домой, но дома ему стало хуже. Температура у него уже не снижалась ниже 38 градусов, раны мокли и не заживали. Трубка для выведения мочи перестала ее пропускать. Оказалась, она забилась солями. Патронажный врач превратила свои визиты в пустую формальность. Приходя к нам домой, она даже не разувалась. Врач осматривала пациента из коридора. С порога предлагала выпить что-нибудь жаропонижающее и стремительно удалялась до следующей недели. Мы снова вернулись в наш больничный «дом». Надежду никто не терял, сны постоянно говорили о том, что не сегодня-завтра Вове станет лучше. Шли дни, наступило лето. Срок пребывания в неврологическом отделении истек, но наш доктор нас не бросила. Она договорилась с терапевтическим отделением, и Володю с мамой на некоторое время перевели туда. После обследования выяснилось, что у Вовы в легких скопилась вода, а УЗИ внутренних органов показало, что органы брюшной полости усохли на треть. Единственный орган, который был не тронут болезнью – это Вовино большое, сильное, доброе сердце. К концу августа все устали. К разбитому состоянию и постоянному ощущению тревоги и страха добавилась трагедия с подводной лодкой «Курск». Каждый день по телевизору говорили о неудаче в проведении спасательной операции. Было ощущение, что мы потеряли своих близких, родных нам подводников.

Вова таял на глазах и просил не делать никаких процедур. От выкачивания воды из легких пришлось отказаться. Я отпросилась у мамы на три дня уехать передохнуть, так как находилась на грани нервного срыва. Мама меня отпустила.

24 августа 2000 года, в последний день моего короткого отдыха Вовы не стало….

Он ушел тихо на руках у мамы. Точно так же, как и пришел в этот мир. Однажды я слышала такую фразу: «Неудача всегда кружится где-то рядом, она должна на кого-то упасть». В то время она упала на нас.

Что это: череда обстоятельств или наша невнимательность к мелочам? Нужно было давно забить тревогу. Требовать переезда в другой регион. Может быть, отсутствие настойчивости и стало причиной трагической развязки?

Все эти мысли пришли позже. Но у истории нет сослагательного наклонения. И нам придется жить с этим до конца наших дней. Самым страшным в осознании произошедшего является тот факт, что, если ты попал в беду, то надеяться надо только на себя и своих близких. Больные остаются наедине со своей болезнью, а родственники со своим бессилием.

Патологоанатомы сказали, что причиной смерти моего брата стал обширный сепсис. В больничной выписке в этом разделе стоял прочерк. Даже патологоанатомы умудрились унизить нас своей ложью.

Из двух с половиной десятков врачей с медсестрами, с которыми нам тогда пришлось иметь дело, лишь пятеро проявили сострадание к нашему горю и честно старались исполнить свой долг. Полагаю, что наша медицина до сих пор больна. И дело даже не в том, что медицинские работники имеют низкий профессиональный уровень. Они к своим пациентам относятся как к биоматериалу, мешающему им жить. Поэтому меня не удивляют истории о проявлениях врачебной халатности, равнодушия и непрофессионализма. Клятва Гиппократа для них в большинстве случаев – пустой звук. Бог не живет в сердцах большинства этих людей. К сожалению, быстро исправить такое положение вещей не получится. Но если об этом молчать, недуг станет хроническим.




Вместо послесловия


Спустя много лет мне довелось зайти в нейрохирургическое отделение краевой больницы. Мое сердце сжалось от боли и воспоминаний. В палатах был сделан хороший капитальный ремонт. Все остальное осталось прежним.




Однажды из окна


«Многое в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома», – эти строки была написаны белой краской на фасаде соседнего кирпичного здания, куда выходили окна дома моих родителей, в котором я родилась и выросла. Коммунальные службы в период перестройки с трудом успевали латать дыры изношенного имущества. Учитывая, что во фразе отсутствовала ненормативная лексика, закрашивать чужие художества городские власти даже не планировали. Тем более что фраза была написана каллиграфическим почерком с соблюдением всех правил оформления текста, а здание давно подлежало сносу. Кроме того, весной цветы огромного яблоневого дерева сливались с белыми буквами надписи, делая их почти невидимыми.

Городок наш был небольшой, очень компактный. Старожилы утверждали, будто комфортной планировке и авторству слов на полуразрушенной усадьбе, мы были обязаны архитектору из Северной столицы, проживающему у нас в середине прошлого века. Доподлинно этого никто так и не узнал. Однако жителям провинциального городка было все равно, кому они обязаны этими словами. Они наслаждались красотой каштанов, цветущих вдоль центральных дорог и тротуаров, багряным цветом осенних развесистых кленов и голубыми елями. В любое время года даже слякотной зимой городок был изрядно разноцветен, словно закутанный в лоскутное покрывало. Весной в разноцветье добавлялись клумбы с тюльпанами, фонари, обвитые благоухающей петуньей. На большом городском озере всегда гнездились лебеди. Местные жители старались не оставлять птиц без пропитания и всегда толпились на берегу, кидая им кусочки пищи.

В моей семье я была младшим ребенком. Папа преподавал в школе историю, мама литературу и русский язык. Сначала родился продолжатель рода мой брат Илья, через пять лет на свет появилась я. Семьи родителей дружили домами, а через десяток лет породнились. В нашем доме всегда было тепло и радостно. Несмотря на разные взгляды на религию и жизнь, при семейных торжествах каждый проявлял уважение и заботу друг о друге. Мне казалось, такая жизнь бывает у всех, но, повзрослев, я стала обращать внимание, что так живут далеко не все семьи. Родители приучили нас к чтению классической литературы, поэзии, живописи. С ранних лет мы с братом бегали на озеро смотреть закат. В осенние дни он был особенно красив. В десять лет Илья написал свои первые стихи. Несмотря на то, что папа не очень высоко оценил дебют сына, все же попросил не бросать начатое, поскольку видел в отпрыске потенциал, который нужно было развивать.

По весне родители часто организовывали семейные выезды на природу, где с безудержной радостью наслаждались видами просыпающегося от долгого зимнего сна леса. Полной грудью вдыхали ароматы, прислушивались к пению птиц и утвердительно сообщали, что надпись на здании, которую мы наблюдали уже много лет, действительно имеет глубокий смысл. Папа всегда говорил, что наш внутренний мир наполнен множеством красок, но их яркость связана исключительно с тем, что ты каждый день видишь из своего окна – помойку или цветущий сад. Философия отца для меня была непонятной, зато Илью захватило с головой. С юных лет он старался украшать двор нашего многоквартирного дома, весной красил лавочки и забор, договаривался с местной оранжереей, взамен на свою рабочую силу брал рассаду и саженцы для высадки дворовых клумб. Осенью подвязывал кусты, укрывал маленькие ели. Передышка была только зимой, с первой оттепелью он снова начинал поправлять заборы, детскую площадку, искать новую рассаду. В конце концов соседей заразил пример Ильи, и тогда он переключился на соседнюю улицу. Мне нравился аромат сирени, который я чувствовала из открытых окон своей комнаты, сладкий запах цветущих лип, наполняющий наш дом после грозы, но сходить с ума по бесплатной работе я была не намерена.

В средней школе я все чаще стала слышать от учителей и одноклассников, что мир давно стал другим; крупные стройки, метро, супермаркеты – все это атрибуты городов-миллионников, в таком захолустье, как наш город больше нельзя жить учиться и работать. Телеэкскурсии по огромным городам, которыми было наводнено наше телевидение, волновало мою фантазию. Даже во сне я видела, как гуляю по Красной площади, на стеклянном лифте забираюсь на небоскреб, катаюсь на метро и в потоке людей чувствую себя современной и счастливой. Но Илья не разделял моих фантазий. Он очень любил наш городок, с огромным трепетом говорил о дальнейших планах по украшению городских елей к Новому году, летнем огненном шоу ко Дню молодежи. Его речи меня раздражали, я не могла понять, как можно здесь прожить всю жизнь и не мечтать о большем. Брат, видя мои разъяренные глаза, смеялся, обнимал, целовал в макушку и говорил, что я еще очень маленькая, что бесило меня еще больше. После школы брат поступил в единственный институт нашего города, стал старостой группы, организовал движение «зеленых», нашел таких же сумасшедших любителей природы и после первой сессии отправился на очистку рек и озер нашего района. Позже Илья вступил в отряд нештатных спасателей. Его отряд приходил на помощь людям, когда те оказывались в экстремальной ситуации. Родители не могли нарадоваться на сына, в нем они видели свое продолжение. Вскоре я поняла, что мне стало совсем душно в этом засахаренном мире славословий в честь Ильи.

Брата всегда ставили в пример. На внешкольном занятии Илья как выпускник выступал с докладами о защите природы. Ему аплодировали. Потом за приоткрытой дверью директора школы я случайно услышала, как наш завуч и директор насмехались над моим братом говоря: «У нищих и планы нищенские». После чего я прибежала домой в слезах и рассказала об услышанном. Мои домашние отреагировали спокойно. Они ответили, будто знают об этих рассуждениях, но не считают нужным кого-то переубеждать, поскольку верят в свое правое дело и считают нужным приучать детей к любви и уважительному отношению к своей земле, городу, дому. Все эти слова казались мне фальшивыми. Их всегда кладут как приправу в невкусный борщ. И чем хуже борщ, тем больше кладут в него приправ.

В моей голове снова была сумятица – как можно делать то, что никто не ценит? Этот вопрос меня мучил до самого окончания школы. К тому времени Илья заканчивал вуз, и я надеялась, он уедет со мной в мегаполис, где мы вместе будем снимать квартиру и наслаждаться свободой. Но перед Новым годом Илья заявил, что после госов планирует устроиться работать каменщиком на стройку кафедрального собора, который решили восстановить на прежнем месте. Его дипломная работа была посвящена истории строительства православных церквей XIX века в нашем районе. Теперь он считал своим долгом участвовать в восстановлении того, чему посвятил свой диплом. Брат никогда не был набожным человеком, поэтому для меня было дикостью слышать о том, что строительство храмов – это дело всей его жизни. В тот вечер мы поругались….

Родители наотрез запретили мне думать о переезде. Страх перед большим городом словно лишал их здравомыслия. Они снова и снова утверждали, что здесь можно и нужно быть счастливой, но их слова я не слышала, они звучали, будто через плотно набитую перьями подушку. Ночами я плакала, понимая, что умру в этой «резной шкатулке», украшенной жасмином и шиповником со старой надписью напротив моего окна, так и не повидав настоящей жизни.

Весна, в последний год обучения в школе, выдалась очень теплой, из моих окон традиционно виднелась цветущая яблонька, закрывающая изрядно выцветшую надпись, по всему городу к небу факелами взмыли цветы каштанов, город погрузился в аромат сирени. Подруги потихоньку собирали чемоданы для отъезда в большую жизнь. Илья собирался жениться на девушке, которую встретил в архитектурном управлении нашего города. Родня, собрав все сбережения, планировала купить загородный дом, чтобы лето встретить, словно герои чеховских рассказов – в гамаке, потягивая ароматную вишневую настойку. Все вокруг радовалось долгожданному теплу, только я была в отчаянии, ведь мне была уготована скучная и серая судьба в захолустном городишке.

Но я представить не могла, что ждало нас всех впереди… После того как отгремел школьный выпускной фейерверк, в нашей жизни случилась беда. В первый же рабочий день на стройке кафедрального собора Илья погиб под деревянными бревнами, случайно сорвавшимися с эстакады. Весть о гибели брата раздавила всех нас. Тело болело, будто по нему проехал бульдозер, а в душе будто выключили свет…

Во время похорон все было как во сне. Я ненавидела родителей, которые заставили Илью любить свой крохотный провинциальный мирок, не отпустив нас в иную жизнь. Однажды родители пытались со мной о чем-то поговорить, успокоить, поддержать, но я была неистова в гневе. В тот вечер я сказала все, что думаю о ничтожности их жизней, о пустоте, которую они посеяли вокруг, о бессмысленности их существования, о том, что именно они погубили моего брата. Когда я выпалила последнюю фразу, мне самой стало страшно. Мама плакала навзрыд, отец просил всех успокоиться. В ту же ночь я решила окончательно порвать с этим мещанским болотом и сбежать. Собрав вещи и небольшие сбережения, утром я купила билет на поезд. Моя подруга Настя давно звала меня к себе, в этом городе детства меня ничто уже не радовало и не держало. Через пару дней, оставив прощальную записку, я отправилась за своей мечтой. Перед отъездом я бросила взгляд на ставшую мне ненавистной надпись: «Много в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома», на полуразвалившейся стене дома напротив, который так и не снесли. «Ни черта от этого не зависит!» – подумала я на прощание. Начать жизнь с чистого листа… вот что важно! И побыстрее…

Поезд прибыл по расписанию. Убрав свои вещи под нижнюю полку, я села рядом с окном. Осень вступила в свои права, но на улице было еще тепло. Через несколько минут резким движением вперед поезд начал свой путь. Мои соседи вернулись после перекура. Обменявшись дежурными словами приветствия, купе погрузилось в молчание. Картинки за окном менялись, словно в калейдоскопе: пожелтевший лес сменялся огромными полями, одиноко стоящие подворья – большими поселками. В чуть приоткрытое окно врывался свежий аромат прелой травы. Я вспомнила Илью, он наверняка пришел бы в восторг от увиденного.

Слезы потекли по моим щекам. Мне казалось, покинув свой дом, я почувствую свободу и радость, однако душа ныла от тоски –  даже захотелось выйти на очередном полустанке, чтобы вернуться. Но впереди меня ждала новая интересная жизнь, и нужно было решительнее идти ей навстречу.

Город моей мечты встретил меня противным моросящим дождем. Настя знала, что я могу заблудиться, поэтому собиралась встретить меня на перроне вокзала.

Поезд уже еле полз, люди с чемоданами стали толпиться в тамбуре.

Когда двери вагона распахнулись, душный горький запах жженой резины наполнил все пространство вокруг меня. Я спрыгнула с подножки вагона и очутилась в толпе снующих туда-сюда людей. Услышав свое имя, я стала крутить головой по сторонам. Настя в сопровождении молодого человека смогла протиснуться ко мне. Мы обнялись, парень представился Мишей, забрал мой чемодан, и мы отправились к выходу.

Никогда прежде я не видела столько людей. Быстрым шагом мы преодолели подземный переход, который встретил нас разношерстной толпой, запахами подпорченных фруктов и жаренных на плохом масле чебуреков. Выйдя наконец на улицу, я обратила внимание, что все вокруг имело серый цвет. Я поделилась своим наблюдением с Настей. Та засмеялась и ответила, что это все из-за неба. Как только пройдет дождь, и уйдут тучи, в лужах будет отражаться небесная синь. Фасады домов высохнут, и серый цвет отступит.

Настя снимала комнату в коммунальной квартире на окраине города. Чтобы туда добраться, нам пришлось преодолеть едва не полпланеты. Через два часа езды на общественном транспорте мы были на месте. Миша оставил нас у дверей и ушел, отказавшись от чая. От усталости я не чувствовала ног. Хотелось умыться с дороги, но в коммуналке, чтобы проникнуть в санузел, надо постоять в небольшой очереди.

Через несколько минут нахождения под душем в дверь стали стучать соседи, у которых были маленькие дети. Мне пришлось оперативно привести себя в порядок, чтобы освободить помещение.

В комнате Насти все было по-простому. Осмотревшись вокруг, я поняла, что мне не хватает света. Подойдя к окну, я пошире распахнула плотные шторы и увидела, как вдалеке дымиться огромная труба. Открыв раму, я выглянула во двор, битком набитый машинами, и удивилась, что в городе моей мечты основными достопримечательностями являются асфальт, серость и дым.

Настя увидела разочарование в моих глазах. Она успокаивала меня тем, что завтра все измениться. Ночью мы болтали о планах на будущее и Мишу, который ухаживал за моей подругой. Они оба поступили на архитектурное отделение. Он приехал из глухой деревни, чем безумно раздражал Настю, но зато был безотказен. Поэтому он беспощадно эксплуатировался объектом своего обожания. Подруга положила глаз на другого парня, успешного, красивого сына состоятельных родителей Алексея, учащегося на отделении иностранных языков.

Утром действительно все изменилось, машины разъехались, лужи стали синего цвета, отражая безоблачное небо. Настя впопыхах, оставив мне запасные ключи, убежала на пары. Приведя себя в порядок, я вышла на улицу.

Мне вдруг стало страшно от того, что родители, наверное, сходили с ума, обнаружив мое отсутствие. Побродив по району, я зашла на переговорный пункт и связалась с бабушкой. Та объяснила, что родители Насти утром предупредили моих родных, где я буду жить. Бабуля сказала, что мама сразу хотела отправиться за мной, однако папа запретил. Положив трубку, я снова заплакала, правда, не знала почему. Оттого, что была не нужна отцу или потому, что сделала моим родным больно.

Погуляв еще немного, я заметила, что тучи снова грозились обрушить на землю тонны воды. Пришлось спуститься в метро. Гул большого города и толпы людей заставляли сжиматься мою душу до размеров горошины. Сев в первый попавшийся вагон, двери которого открылись передо мной, я стала рассматривать угрюмых, одетых в серую одежду попутчиков. Кто-то читал книги и газеты, кто-то спал. Всюду меня встречали равнодушные взгляды. Подземка жила своей жизнью, которую еще предстояло понять.

Вечером Настя принесла пару объявлений о трудоустройстве. Учиться в этом году я не планировала. Прописки, как и специальности, у меня не было, поэтому приличная работа мне не светила. Моя новая жизнь началась с мытья грязной посуды и уборки с редкими прогулками по центральным паркам и площадям мегаполиса по выходным дням. Я начинала работать в 5 утра и заканчивала около полуночи. Переезжая в метро с одного места работы на другое, я всегда спала. Иногда путала дни недели. Чтобы наладить отношения с родными, стала писать им письма, в которые вкладывала свое фото с красивыми видами на заднем плане. Мои истории про новый мир мне пришлось существенно приукрасить, расписывая прекрасные будни и очень насыщенные и веселые выходные. На самом деле мое счастье появлялось тогда, когда я могла 9 часов подряд поспать, вытянув на кровати ноги. Родители искренне радовались моим успехам, но никогда не предлагали вернуться домой.

Зима в тот год была длинной и слякотной, унылые будни не отличались от выходных дней. Настя старалась взять меня с собой на вечеринки к друзьям, но после нескольких глотков горячительных напитков я всегда засыпала. Поэтому вскоре я перестала посещать увеселительные мероприятия. Иногда мое одиночество украшал Миша, который приходил в кафе, где я работала первую половину дня, и втихаря угощал вкусняшками, присланными из деревни.

К тому времени Настя существенно продвинулась в отношениях с Алексеем, поэтому не нуждалась больше в обществе деревенщины. Но мне Миша напоминал мой дом, в котором было тихо уютно и тепло. Высокий, немного нескладный юноша обладал приятным голосом. Он всегда мог развеселить меня, рассказывая истории из своего детства. Про то, как он ухаживал за живностью, которую содержали родители, чтобы накопить денег на учебу сыну. Про учительницу химии, на уроках которой Миша однажды по неосторожности чуть не сжег школу. Химичка ему поставила тогда «кол». Таких оценок вообще-то в школе не ставили. Его дружескую заботу и общение я принимала благодарно. Если мы не виделись больше недели – скучала.

Зная, что Миша по-прежнему тайно влюблен в Настю, попыток сблизиться с ним я не предпринимала.

Весна принесла мне затяжную простуду. Вместо цветущих садов из-под снега появились груды мусора, город снова удивил меня серостью, тяжелым пробуждением от зимней спячки. Соседи по дому боролись лишь за место на автостоянке. Если машины появлялась на чужом месте, ссоры иногда переходила в драки.

Рядом с огромной трубой, которая виднелась из окна комнаты, где я жила, построили еще одну. Не хватало третьего источника дыма, чтобы окончательно получить прозвище «Горизонт Змея Горыныча». Кашель не давал мне покоя ни днем, ни ночью. От постоянной усталости болело тело, от слепой тоски – душа.

По ночам стала сниться мама, которая гладила мои волосы, папа, выразительно читающий Есенина, Илья, высаживающий тюльпаны во дворе дома. По утрам картинка таяла, я снова ехала на работу в метро вместе с обладателями серых лиц и равнодушных взглядов. В этом огромном городе мне было одиноко, холодно и неуютно.

Однажды я сидела на лавочке и ждала свою маршрутку, чтобы отправиться на вечерню смену в кафе (надоело толкаться в метро). Допив кофе, я думала: выбросить стаканчик сейчас или когда буду спешить к транспорту, но силы покинули меня, и я сидела, тупо уставившись в одну точку. Когда через несколько минут в мой стаканчик полетела чья-то мелочь, поняла, что измученная, больная, худющая я больше напоминаю нищенку, нежели человека, у которого исполнилась мечта о другой, счастливой жизни. Слезы наполнили мои глаза, я встала с лавки и поехала на работу предупредить, что увольняюсь. Получив расчет, я отправилась собирать чемодан в дорогу домой…

Качаясь в купе, я придумывала речь для родителей. Но никак не могла решить, с чего начать. Наконец сон сморил меня. Проводница растолкала меня, когда поезд подъезжал к моему родному городу. Двери вагона распахнулись, и я почувствовала забытый сладкий запах цветущей акации. Вокзал тонул в яркой зелени и цветах.

Взяв такси, я попросила покатать меня по городу. Водитель пытался провести мне что-то вроде экскурсии. Я не стала его прерывать. Было забавно, что он рассказывает мне знакомую историю родного города, напоминающего красивую шкатулку с сюрпризом внутри. Разноцветное покрывало вновь раскинулось повсюду, петуньи обвивали столбы, тюльпаны украшали землю. Слезы снова текли по моим щекам. Через час я подъехала к дому и с ужасом обнаружила, что заброшенный дом с надписью был снесен…

Рассчитавшись с таксистом, я побежала домой. Своими ключами открыла дверь, но дом был пуст. В комнатах все было по-старому, тепло и уютно, с особым родным запахом. Бросив вещи, я решила сбегать в парк, где раньше родители часто гуляли, и не ошиблась. Около фонтана папа читал маме стихи, а она ела мороженное, облитое шоколадом. Я хотела подкрасться незамеченной, но отец обнаружил меня и онемел от неожиданности. Мама встала с лавочки, и я увидела, что она…беременна. От удивления я замерла. Через мгновение мы бросились в объятия друг друга и заплакали…

Вечером состоялся грандиозный ужин, на котором меня ни о чем не спрашивали. По моему худому лицу, изможденному виду все поняли, что моя новая жизнь оказалась несладкой. Все без исключения были очень рады, что я вернулась. Мы просили прощения друг у друга, снова плакали, а утром решили сходить на кладбище к Илье. Папа рассказал, что сам был удивлен прыти городских служб по сносу здания, но остался благодарен им за сохраненные яблоневые деревья.

Всю ночь окно моей комнаты было открытым. Сидя на подоконнике, я не могла надышаться волнующим ароматом сирени и понимала, что уже не смогу быть счастливой, если за окном буду видеть трубы, дым, асфальт и редкие деревья. Впервые за долгие годы фраза: «Много в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома», – приобрела для меня новый смысл. Теперь мне не нужно каждый день видеть эти слова перед собой, они остались в моем сердце навсегда…

Когда схлынул первый восторг, меня словно кольнуло. Вдруг я поняла, часть сердца, мне больше не принадлежит, я оставила его в сером большом городе юноше, который никогда не станет моим. Знакомая тоска сдавила мне сердце. Однако первые лучи солнышка сморили меня, и я уснула…

Проснулась от прикосновения маминых рук. Нежные ласковые ладони гладили мои волосы как когда-то во сне. Мама поцеловала меня в макушку, предложила позавтракать, после отправиться на кладбище к брату. Приятный сладковатый аромат блинчиков доносился из кухни. За последние девять месяцев я не завтракала, сидя за столом. Утренний кофе бодрил по пути на работу, бутерброд появлялся где-то в перерывах между заказами посетителей. А теперь передо мной был накрыт почти царский стол, в честь моего возвращения мама достала роскошный чайный сервиз, подаренный выпускниками ее класса, и белую скатерть с кружевами. С огромным аппетитом я набросилась на домашние яства, чем вызвала волну изумления моих родных.

Перед тем как отправиться навестить Илью, мы решили прогуляться до цветочного рыночка, чтобы купить рассаду анютиных глазок, которые особенно обожал братик. По пути на кладбище нам встретилась директор школы, где работали мои родители. Она шла в сопровождении своей подобострастной, состоящей из двух завучей, «свиты». Женщины с трудом натянули на свои лица подобие улыбки и спросили о цели моего визита. В памяти мгновенно вспыхнули картинки юности, когда эти «боги школьного Олимпа» смеялись над заслугами брата, его любовью к своему городу, своей земле. Их фраза, небрежно сказанная когда-то в учительской: «У нищих и планы нищенские», – снова обожгла мою душу, теперь я хотела ответить грубостью типа – какое ваше дело. Но мама, увидев гнев в моих глазах, прижала меня покрепче и ответила, что мое возвращение связано с прибавлением в семье, когда будущий ребеночек окрепнет, я определюсь с планами на дальнейшую жизнь. Она поцеловала меня в щеку, женщины выдавили из себя «понятно», и мы отправились дальше. Несколько минут я не могла успокоиться. Гнев душил мое сердце. Мама умоляла не обижаться на несчастных людей. Она рассказала, что когда-то возлюбленным директрисы был партийный босс местного разлива. Об их порочной связи знал весь городок, но в те времена молодой амбициозной учительнице английского языка было все равно, она твердо и настойчиво добивалась своей цели стать директором школы. Чтобы сохранить семью и прекратить пересуды, супруга босса, воспользовавшись связями влиятельного отца, смогла добиться перевода мужа на работу в другой регион. Чтобы не поднимать лишнего шума, молодой англичанке дали должность директора школы. К своим пятидесяти годам у нее не было ни семьи, ни своих детей, зато всю грудь украшали медали за заслуги в образовательной деятельности. После работы дома ее поджидали около двадцати кошек. Директриса была одинокой, несчастной стареющей дамой.

Слова мамы меня не тронули. Мне вовсе не было жалко эту женщину. Ведь в своем одиночестве она была виновата сама. Желчь, зависть и обида на весь мир превратили ее в жесткого, циничного человека. Узнав историю ее жизни, я в очередной раз убедилась, что таких людей нельзя допускать к формированию детских душ. Я видела своих родителей, которые, потеряв любимого сына, смогли сохранить душевное тепло и любовь учеников. Помнила брата, обладающего талантом за пять минут увлечь собеседников своими идеями и планами, никогда не принимающего чужую злобу или насмешки. Теперь я наверняка знала, что многое в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома. Подойдя к могиле брата, пообещала, что продолжу традицию семьи дарить свет и тепло людям, воспитывать в детях преданность к своей земле. Для этого я решила поступить в педагогический институт, который в свое время закончил Илья.

После успешного прохождения вступительных экзаменов наш дом снова наполнился радостью. На свет появился младший брат, которого по моей просьбе назвали Мишей. Чтобы помочь маме с малышом, я перевелась на заочное отделение. Прежде я и предположить не могла, как много сил требует уход за маленьким ребенком. Правда, эта суета дарила умиротворение в душе. Мы помнили Илью, маленький Мишутка не занял его место, но благодаря новому человечку боль и горе стало потихоньку отступать.

Дни стали мелькать, будто картинки за окном поезда. Я опомниться не успела, как Мишутка отпраздновал свой первый год рождения. Успешно пройдя летнюю сессию, я устроилась на работу в пришкольный лагерь помощником вожатой. Дети тянулись ко мне как цветочки к солнышку. Впервые я поняла, что чувствую себя на своем месте. С родителями мы давно не вспоминали о моем побеге из дома, но мне все чаще становилось стыдно за свое малодушие. Только теперь, держа на руках маленького Мишутку, росшего на моих глазах, мне стало понятно, как больно я сделала своим родным. Их умение любить и прощать меня восхищало до глубины души. Кроме женского счастья, я мечтала сохранить их пример в своем сердце и никогда не ожесточаться. В своих фантазиях я рисовала красивый дом с огромным палисадником, любимого мужчину рядом и детей, которых буду любить так же сильно, как меня любили родители. Один вопрос тревожил мою душу: «Где же тот самый мужчина, которого я так жду?» Вскоре судьба ответила на этот вопрос. Ранним июльским утром с поезда на станции нашего городка сошел молодой парень приятной наружности. Он приехал из серого, унылого большого города, из моего, как мне казалось, далекого прошлого. Миша, а это был он, отправился на поиски той же наивной девчонки, приехавшей когда-то покорять большой город.

Мы встретились в парке, когда я гуляла с Мишуткой. Его первыми словами были: «Я приехал за тобой…» Мы обнялись, будто любили друг друга всю жизнь. Первый поцелуй привел меня в восторг. Сердце от волнения буквально выпрыгивало из груди. Миша рассказал, как прожил этот год в разлуке со мной, как после моего отъезда понял, что потерял не друга, а любимую девушку. Он никак не мог решиться приехать, боялся, что я вышла замуж. А когда увидел меня с ребенком, то оторопел и подумал, что опоздал. Я обняла своего возлюбленного, объяснила, что этот цветочек, мирно спящий в коляске, приходится мне родным братом.

Миша остался гостить в доме моих родителей. Они приняли его как родного, знали, что именно его я так долго ждала, но в их лицах я увидела тревогу, ведь Миша объявил, что приехал за мной. Его родители смогли накопить деньги на небольшую квартиру в городе, где Миша учился, поэтому нам не придется болтаться по коммунальным квартирам или общежитиям.

Папа с мамой не стали давить на меня, они дали возможность самой выбрать свой путь. Две недели, которые мы провели с Мишей, напоминали сказку. Мы много гуляли, кормили лебедей, любили друг друга, наслаждались цветением жасмина и друг другом. Будущему архитектору понравился наш городок, он отметил, что его строили с большой любовью. Но пришло время что-то решать. Моя душа снова стала метаться перед выбором: жить с долгожданным любимым человеком там, в городе асфальта, машин и дымящихся труб или остаться здесь, в красивой резной шкатулке одной…

«Много в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома», – эта фраза неоновыми буквами освещала мое сердце, я не смогла уехать от мамы, которая еще нуждалась в помощи с маленьким Мишуткой и пожилыми бабушками и дедушками. Не смогла оставить детишек, с которыми работала в пришкольном лагере. В любовь на расстоянии я тоже не верила, поэтому перед самым отъездом предложила Мише расстаться и забыть меня навсегда. Он обнял меня, назвал глупышкой и сказал, что сам влюбился в этот город. Миша принял мой выбор остаться. И еще он решил, что мы станем мужем и женой.

Прошло несколько лет, прежде чем мы поженились. Его родители тяжело приняли выбор сына продать квартиру и купить дом в нашем городке. Они мечтали видеть свое чадо в крупной архитектурной компании, рядом с длинноногой куклой из столичной семьи. Миша устроился в проектное предприятие нашего городка. Еще студентом на практике он достраивал храм, который начинал строить мой брат Илья. Затем проектировал новую школу, в которой впоследствии мой папа стал директором, а мы с мамой любимыми учителями. Миша стал прекрасным отцом наших детей. В юбилейный день рождения города организовал в парке установку изящной конструкции с надписью, в которую, как и вся моя семья, верил всем сердцем: «Многое в нашей жизни зависит от того, что мы видим из окна своего дома!!!» Теперь все знают имя архитектора, которому обязаны увековечением этого философского изречения, сопровождавшего меня с самого рождения.




Однажды в субботу


В детстве мне всегда хотелось быстрей вырасти. Тогда мне казалось, что быть взрослым, значит быть свободным во всем. Это ВСЕ заключалось в том, чтобы ложиться спать, когда захочется, есть сладости вместо супа, не носить шапку в ледяной ветер и стужу, гулять где вздумается. Но чем старше я становился, тем отчетливей понимал, что настоящую свободу могут подарить лишь два крыла – работа, дарящая радость, и любимая женщина.

Настоящим испытанием моей жизни стало желание не только найти эти крылья, но и сохранить их… Моя прошлая жизнь лежала передо мной покрытой пылью толстой книгой, которую предстояло прочитать и переосмыслить. Иначе бы депрессия добила меня окончательно.

Помню, как тогда меня буквально терзали мысли, рожденные одиночеством, болью от потери близких людей. Свои крылья я сломал из-за собственной глупости.

Очень хорошо помню, как мне удалось удержать в памяти тот день, когда я принял окончательное решение попытаться восстановить разрушенное. Это была суббота.

Прошло ровно полгода после потери близких мне людей. Я зашел в спальню отца и матери, в которую не заходил несколько месяцев. На шкафу увидел знакомый силуэт скрипичного футляра. Усевшись на пол и положив футляр на колени, смахнул с него пыль, глубоко вздохнул и стал открывать на нем замки. Левый поддался легко, правый начал заедать как в минуту нашей первой встречи. Грустно улыбнувшись, по старой привычке я стукнул кулаком по кожуху сверху, замок мигом открылся. Еще секунда, и вот она, красивая печальная «Итальянка», оказалась в моих руках (так мама называла мой инструмент).

Нежно погладив гриф скрипки, я вдруг ощутил, как мое сердце стало биться чаще, и по рукам пробежала легкая дрожь. Придя в себя, я достал смычок, встал в центр комнаты и, к своему удивлению, безошибочно, с легкостью стал играть Антонио Вивальди «Летняя гроза». Комната наполнилась звуками, я закрыл глаза и почувствовал, как по щекам побежали слезы. В голове закружились картинки событий, с которых началась вся эта история…

Мои родители с юных лет мечтали быть актерами, оба безуспешно пытались несколько раз поступить в разные театральные вузы, но так и не смогли покорить своими талантами строгих знатоков театрального дела. Но жизнь без театра они себе не представляли. Папа выучился на декоратора-бутафора, мама стала гримером.

Познакомились они в театре. Молодые люди, смирившиеся со своей судьбой, быстро нашли общий язык. Вскоре полюбили друг друга. Папа всегда смотрел на маму как на божество, считал, что она чудесно пела. Мама в отце видела настоящего актера, которому просто не дали шанс из-за его фамилии – Ефремов. Она была убеждена, что в театральном мире двух Ефремовых быть не могло, поэтому талантливому мужу была уготована судьба украшать сцену, на которой он, по маминому разумению, должен был блистать.

Папа смеялся над теорией мамы, обнимал, называл своей богиней… Так время от времени его тщеславие получало маленький подарок от любимой женщины.

Над моей судьбой несостоявшиеся артисты решили потрудиться с особым рвением. Театральный мир для меня был закрыт, мама решила сделать из меня великого музыканта. Переговоров со мной не велось, а когда мне исполнилось четыре года, мама отвела меня на прослушивание.

В музыкальной школе ей объяснили, что прием ведется лишь с пяти лет, но мама уговорила директрису сделать для нас исключение. В музыкальную школу я поступил на год раньше других детей. Музыкальная школа оказалась лишь началом моего творческого пути.

В шесть лет меня записали на бальные танцы. Я рос за кулисами, часто бывал на сцене театра, где служили мои родители (слово «работать» они так и не приняли). Поэтому мир искусства для меня был родным. Усмешки сверстников по поводу девчачьих увлечений меня вовсе не трогали.

Как любому нормальному ребенку, в летние каникулы мне хотелось гонять мяч в школьном дворе, вместо изнурительной игры на скрипке или выступлений в оздоровительных лагерях с танцевальной программой. Но родители оказались непреклонны, они утверждали, что мальчишеские игры приводят только к травмам и проблемам. Уважающий себя человек обязан посвятить себя без остатка только искусству.

Хореография не стала моей судьбой, но позже она позволила без труда научиться охмурять девчонок на дискотеках. Приобретя великолепную осанку и отличное танцевальное умение, я мог закружить в вальсе любую понравившуюся мне девочку, на зависть моим сверстникам-топтунам. Так я называл танцоров, движения которых больше напоминали топтание на одном месте. Это помогло мне раньше всех в классе познать женщину.

На вечере встречи выпускников я выступал с номером от школы и произвел впечатление на красивую двадцатипятилетнюю выпускницу прошлых лет. На дискотеке я несколько раз приглашал на танец эту шикарную брюнетку, с которой под покровом ночи в классе английского языка я познал язык страсти…

После окончания банкета за красоткой приехал ее жених. Мне было не по себе, я даже решил побороться за нее. Но девушка улыбнулась, прикоснувшись к своим губам указательным пальцем, попросила не выдавать нашего секрета и удалилась под руку с мужчиной, которому с такой легкостью изменила.

Эта история меня ошеломила. Но послевкусие от прикосновения к взрослой жизни было слаще, чем горечь от проявления легкомыслия представительницы женского пола. Ощущения от полыхнувшей страсти наполнили мою игру на скрипке иным звучанием. Перемены ощутила даже мама и сумела заставить меня все рассказать.

Со мной была проведена разъяснительная беседа по поводу отношений с девушками, важности достойного выбора и указан перечень качеств и характеристик будущей жены.

В театре наступили трудные времена. Гастроли почти прекратились, репертуар давно не менялся. Актеры, чтобы выжить, стали петь в ресторанах, вести свадьбы, сниматься в телевизионных рекламах. Родители негативно отзывались о таких подработках. Каждый яростно утверждал, что искусство надо уважать и только тогда можно достичь каких-то высот. Танцуя перед жующей публикой или играя в переходах метро, исполнитель плюет в лицо искусству, унижает собственное достоинство.

Любые попытки поспорить с родными заканчивались грандиозным скандалом. По моему мнению, важно было дарить искусство в любой форме и виде, главное – делать это хорошо, от души, без халтуры.

После моих слов мама бралась за сердце, папа метался в поисках корвалола. Напоследок мама выкрикивала: «Узнаю или увижу, что ты играешь на улице за милостыню, – прокляну!» Дальше следовала тирада о том, что меня вырастили для большой сцены, а не для подворотни. Потом были обильные слезы мамы, глубокие вздохи отца. Иногда споры заканчивались обсуждением выбора моей будущей жены.

Несмотря на то, что у меня не было даже невесты, мама любила ставить ультиматумы на эту тему: «В доме не потерплю безродную простушку!» Мне оставалось улыбаться и задаваться вопросом: откуда у моих родителей столько амбиций? Оба приехали из таких махровых деревень, которых на карте моего географического атласа просто не было. А судя по разговорам, передо мной сидела чета дворян с приличной родословной. Во избежание кровопролития я сдавался первым и уходил прогуляться, чтобы все смогли хоть немного успокоиться.

После окончания с отличием музыкального училища я успешно поступил в государственную консерваторию. Однако к тому времени я стал ощущать в себе талант к аранжировке музыки.

Позже меня пленил новый подход к звучанию классики. Подключая бас-гитару и ударные инструменты, можно было сделать из любой нудной классической композиции зажигательное современное произведение. Академическое образование все больше тяготило меня. Найдя союзников по убеждениям, я устроился работать в звукозаписывающую студию и ушел из консерватории. Естественно, дома случился небывалый скандал…

Преодолеть напряжение удалось после окончания гастролей театра, где трудились мои родители. К тому времени новым художественным руководителем очага культуры был назначен молодой, предприимчивый, талантливый мужчина, который быстро наладил вопросы финансирования служителей Мельпомены, организовал регулярные обменные гастроли и смог вывести учреждение на новый уровень развития.

После почти месячной разлуки никому не хотелось спорить и ссориться. За ужином родители наперебой рассказывали о курьезах, случившихся на сцене и за кулисами, я – о тонкостях новой и очень интересной работы. Моя информация, хоть и со скрипом, но все же была принята родными. В доме снова наступил мир, правда, как оказалось, ненадолго…

Рядом со студией, где я работал, располагалось кафе, где безумно вкусно готовили горячие закуски и выпечку, к тому же бесподобно варили кофе. В скором времени я стал постоянным клиентом, которого обслуживала лучшая официантка. Ее фото висело на доске почета кафе. Девушку звали Лейла. Обрамленные пушистыми черными ресницами большие голубые глаза моей новой знакомой диссонировали с черными густыми волосами, всегда аккуратно собранными в тугую необычно заплетенную косу.

Лейла была приветливой и улыбчивой. Несмотря на природную скромность и воспитанность, она не давала себя в обиду. Девушка нравилась многим посетителям, поэтому, чтобы пригласить ее на свидание, потребовалось применить не только свое обаяние, но и смекалку.

В те дни в нашей студии записывались начинающие рок-исполнители. Молодые, горячие музыкальные романтики с радостью поменяли имя героини своей песни на Лейлу и дописали слова приглашения на свидание. Группа зашла в кафе, но все немного перенервничали, перепутали слова, бас-гитарист вообще заиграл другую мелодию. Посетители и Лейла начали смеяться, чтобы прекратить какофонию, моя избранница согласилась поужинать со мной вечером.

Как оказалось, необычным именем назвал ее отец. Он был из Баку, страстно влюбился в маму Лейлы – молодую голубоглазую выпускницу детского дома. Восточный «падишах» водил ее маму по ресторанам. Заказывал роскошные угощения. Он так красиво ухаживал за невинной девчонкой, которая ничего слаще пареной репы не ела, что устоять было невозможно. Вскоре молодая пара сняла квартиру, а через девять месяцев родилась дочь.

Через год отец Лейлы сообщил, что возвращается домой, чтобы жениться, поскольку родители уже подобрали невесту. На вопрос: «А как же мы?» – мужчина сухо ответил, что если бы родился сын, то он обязательно бы женился на маме. Так мама Лейлы осталась одна. Пройдя нелегкий путь детского дома, она не собиралась дарить своей дочери ту же судьбу, поэтому мужественно приняла единственно верное решение – бороться за свою маленькую семью.

Неожиданно у мамы Лейлы нашлась родственница, которая оставила ей небольшую квартиру на окраине города в наследство. Так у семьи появился свой дом. Мама Лейлы сначала работала в детском садике, куда устроила ребенка, потом перешла работать в детский дом, находящийся неподалеку от их квартиры. Лейла после школы поступила заочно на юридическое отделение, чтобы выжить, устроилась работать в кафе и раз в неделю мыла подъезды своего дома. Я смотрел на этого ангела и не мог поверить, что в такой хрупкой и нежной девушке столько силы и желания выкарабкаться из нищеты.

После ужина мы решили прогуляться. Лейла рассказала, как они живут с мамой. Слушая ее, я понимал, что моя прежняя жизнь была иной. Я не помнил, чтобы голодал когда-нибудь или не мог выйти на улицу из-за отсутствия зимней обуви. Решение бытовых вопросов, которым я вообще не придавал значения, для этой девочки были практически волшебством.

Прогулявшись по парку, я заметил, что Лейла совсем продрогла. На дворе март пел арию первой капели. Я предложил проводить Лейлу на такси, на что получил бурный отказ. По ее мнению, было безрассудно платить за такси, когда есть метро, наполненное своим очарованием и особым миром.

Когда мы спустились в метро, Лейла взяла меня под руку и сказала, что у нее здесь есть дело. Народ привычным потоком хлынул в вагоны, но Лейла стала двигаться к выходу. Я ничего не понял, ведь мы просто вышли на другую сторону перрона, но спорить не стал.

И вдруг на выходе я услышал звучание аккордеона. Мой профессиональный слух безошибочно определил, что играет профессионал. Подойдя поближе, я увидел скромно одетую бабушку, которая невероятно виртуозно играла на этом тяжеловесном инструменте. За годы обучения музыке я благодарил маму, что играю на скрипке, легком и милом инструменте. Помню измученных потных ребят, которые тащили на себе на каждое занятие неподъемный «гроб» с баяном или аккордеоном.

После слов благодарности мама всегда заключала, что только она знает, что для меня лучше.

На удивление в руках сухонькой женщины инструмент не выглядел таким уж тяжелым. Она двигалась, будто на сцене, концертные постановочные позы я безошибочно признал. Лейла достала свои чаевые и бросила в чехол. Мне показалось это странным, ведь семья Лейлы сама нуждалась. Моя спутница, будто услышав мысли, сказала, что бабе Нине эти деньги нужнее, потому что у нее тяжелая судьба.

Бабушка прекратила играть, поздоровалась с нами, поблагодарила свою благотворительницу за помощь и спросила, какую для нас сыграть мелодию. Я растерянно пожал плечами, тогда бабушка сыграла прекрасное танго, которое прежде я не слышал. Мы еще немного постояли и отправились домой.

Подходя к подъезду Лейлы, я понял, что влюбился в нее. Впереди предстояла серьезная битва с родителями, ведь принять мою Лейлу с ее родословной они не собирались.

Мои опасения оказались не напрасными. Убеждения и разговоры о моей Лейле мама даже не хотела слушать. Она вспомнила, с каким трудом приняла мой уход из консерватории. Но на этот раз она не собиралась сдаваться. После громких продолжительных выяснения отношений мама заключила: «Выбирай: или мы, или она!» Мама всегда была импульсивной женщиной, но в этой ситуации меня смущала позиция отца, который просто молчал, опустив голову. В сердцах я собрал вещи и отправился ночевать в студию, где частенько после работы приходилось оставаться на ночлег.

Утром друзья помогли подобрать маленькую квартирку в аренду, где я смог начать свою самостоятельную жизнь, полную радости и счастья. Мама Лейлы приняла меня без лишних слов. Маленькая, худенькая, измученная бесконечными бытовыми проблемами и бедностью женщина не потеряла с возрастом привлекательности и чувство юмора.

Наш роман с Лейлой развивался стремительно, через месяц мы стали жить вместе. По вечерам я забирал Лейлу из кафе, мы делали лишний круг и каждый вечер слушали бабушку Нину.

Со временем я стал обнаруживать в доме всякую безделицу типа брелочков, статуэток, свистулек и прочей ерунды. Оказалось, моя избранница каждый день покупала этот хлам в переходах метро. Денег мне было вовсе не жалко, но я не мог понять, как такой практичной девушке могут пригодиться эти покупки. На что Лейла, взяв в свои ладони мое лицо, глядя на меня широко открытыми глазами, сказала, что эти продавцы – нищие люди, но им стыдно просить милостыню, и нет ничего предосудительного в том, чтобы немного подыграть им, не унижая их достоинства. Ведь она платила за труд.

Такие простые слова, но они перевернули все в моей душе. Через какое-то время я и сам стал приносить в дом потертые книги и элементы старинных хрустальных люстр.

Наши дни пролетали стремительно, я не успел моргнуть глазом, как с Лейлой мы отметили шесть месяцев нашей совместной жизни. В душе осталась горечь только от того, что родители так и не приняли Лейлу, и мы прервали с ними отношения.

Но вскоре нам предстояло встретиться, правда, в больнице. Машина родителей попала в автокатастрофу, это был несчастный случай.

Мне позвонили из театра и предупредили, что отец находится в коме, мама с множественными переломами тоже лежит в реанимации.

Бросив все, я отправился в стационар. Меня пустили в палату мамы. Зрелище было не для слабонервных: гипс, трубки, аппараты. Она пришла в сознание и узнала меня. Стала плакать, спрашивала про отца. Потом замолчала, сосредоточилась и потребовала дать обещание, что Лейла никогда не станет моей женой. Я был потрясен тем, что в такую минуту мама думала только о своем уязвленном тщеславии. Чтобы не тревожить маму, я сказал: «Обещаю». Через пять дней она умерла, папа умер через месяц…

Убитый горем, раздавленный чувством вины, обремененный своим обещанием, я уволился со студии, собрал вещи и вернулся жить в дом родителей, оставив свою любовь навсегда…

Когда я переступил порог дома, почувствовал холод и запах сырости. Все вокруг было будто безжизненным. Зайдя в спальню родителей, я обнаружил свою скрипку. Она лежала на письменном столе, словно живой укор моей самостоятельности. Боль пронзила мою грудь. Я схватил инструмент и закинул его на шкаф. Выскочил в зал, упал на диван и горько заплакал. Тогда я был уверен, что музыке и любви не место в моей жизни. Потребовалось полгода, прежде чем я решил вернуть утраченные крылья…

Прошло ровно полгода после потери близких мне людей. Я зашел в спальню отца и матери, в которую не заходил несколько месяцев. На шкафу увидел знакомый силуэт скрипичного футляра. Усевшись на пол и положив футляр на колени, смахнул с него пыль, глубоко вздохнул и стал открывать на нем замки. Левый поддался легко, правый начал заедать как в минуту нашей первой встречи. Грустно улыбнувшись, по старой привычке я стукнул кулаком по кожуху сверху, замок мигом открылся. Еще секунда, и вот она, красивая печальная «итальянка», оказалась в моих руках (так мама называла мой инструмент).

Нежно погладив гриф скрипки, я вдруг ощутил, как мое сердце стало биться чаще, а по рукам пробежала легкая дрожь. Придя в себя, я достал смычок, встал в центр комнаты и, к своему удивлению, безошибочно, с легкостью стал играть Антонио Вивальди «Летняя гроза». Комната наполнилась звуками, я закрыл глаза и почувствовал, как по щекам побежали слезы.

Когда были сыграны последние аккорды, в моей голове уже сложился план, как вернуть свою любовь.

Наспех одевшись, я выскочил из дома родителей, в котором больше не мог жить один. Сначала я отправился в кафе, где работала Лейла, но администратор сказала, что никогда прежде не встречала этой девушки.

Доска почета была заполнена фото с неизвестными мне лицами.

Следующим пунктом стала квартирка мамы Лейлы, но дверь мне никто не открыл.

Я вспомнил, что мама Лейлы работала в детском доме рядом с их домом, и, к своему удивлению, обнаружил, что здание обнесено забором, а внутри стоит техника, предназначенная для сноса сооружения.

Уточнив у рабочих название объекта, я понял, что учреждение перевели в другое здание. План, придуманный утром, рухнул, в душе появилась тревога из-за того, что не смогу найти свою потерю никогда.

Собравшись с мыслями, я вернулся в дом Лейлы. Соседи неохотно объяснили, что не знают жильцов нужной мне квартиры, тогда я написал трогательное письмо своей возлюбленной с просьбой простить меня и дать шанс все исправить, указал мой адрес и вложил письмо в зазор входной двери. Для себя решил приходить сюда утром и вечером, чтобы проверять, бывают ли здесь жильцы.

Выйдя из подъезда, я походил вокруг дома, посидел на лавочке, поговорил с местными ребятишками и решил вернуться домой, но вдруг вспомнил еще об одном человеке, кто смог бы мне помочь – это была бабушка Нина…

Выйдя на нужной станции метро, с волнением в сердце я прислушивался к звукам вокруг, когда до меня донеслись отрывки знаменитого пасодобля (испанского танца) «Рио-Рита», понял, что играет виртуоз, и выдохнул с облегчением. Подошел поближе и стал ждать, когда мастер доиграет композицию.

Бабушка Нина, увидев меня, кивнула в знак приветствия, но останавливаться не стала. Никогда прежде я не думал, что это такое длинное произведение.

После оваций я подошел ближе, поздоровался и спросил про Лейлу. Бабушка Нина тревожно посмотрела на меня и сказала, что сама не видела девушку уже больше трех месяцев.

Мне не хотелось прекращать наш диалог, я предложил сходить в соседнее кафе выпить чаю. Бабушка Нина стала отказываться, говоря о том, что не одета для кафе.

Впервые за полгода я улыбнулся: передо мной стояла женщина, которая при всех жизненных обстоятельствах не потеряла чувство собственного достоинства. Я успокоил бабушку, сказав, что столики в кафе огорожены декоративными ширмами, поэтому ее никто не увидит и не узнает. Она согласилась. Мы собрали вещи, сложили аккордеон и отправились в кафе. Впервые я почувствовал на себе тяжесть этого инструмента…

В кафе действительно никому не было до нас дела. Сделав простой заказ, бабушка отправилась в дамскую комнату. Я не сразу узнал свою собеседницу после возвращения. Она сняла платок и верхнюю одежду. Благородной сединой была покрыта вся голова, а волосы аккуратно зачесаны в красивую высокую прическу. Под серой кофтой было надето строгое черное платье «под горло».

Я сделал комплимент ее стильному виду и спросил, как я могу к ней обращаться. Бабушка засмущалась и ответила, что все зовут ее баба Нина, но по паспорту она Нина Федоровна. На вопрос, почему она согласилась на беседу, бабушка ответила, что у меня такой измученный вид, будто меня выпустили из тюрьмы. Я грустно улыбнулся и ответил, что бабушка почти угадала, только в эту тюрьму я посадил себя сам…

Присутствие человека, который был связан с моей Лейлой, помогло мне настроиться на откровенный разговор, и я рассказал про моих родителей, борьбу за профессию аранжировщика, где встретил свою любовь, почему ушел от Лейлы, как страдаю от своего малодушия и мечтаю все исправить…

Бабушка Нина молча слушала мои откровения. Пока я говорил, не притронулась к еде, пила только чай. На вопрос, почему она не ест, ответила, что не может позволить прервать мою исповедь пережевыванием пищи. Тогда я сделал паузу и предложил перекусить, потому что сам не ел со вчерашнего дня.

Бабушка хвалила все, что нам принесли. В конце трапезы, извиняясь, попросила заказать мороженое, вкус которого успела позабыть. Ее желание было заразительным, мы оба вспомнили детство, видя перед собой металлические креманки с шариками из пломбира, посыпанные шоколадной крошкой.

«Расскажите о себе», – предложил я. «Обязательно, только хочу узнать, как вы жили последние полгода», – ответила бабушка.

Неожиданно для себя я ответил, что это время совсем не жил. Чтобы содержать дом, я устроился рабочим сцены в театр, где служили родители. Все знали меня и сочувствовали моему горю. Мне казалось, что там я смогу быть ближе к моим родным. Вскоре этот самообман стал меня тяготить, как и работа, наполненная неинтересными задачами, лишенная всякого творчества. Злость на Лейлу за то, что ради нее я прервал свою связь с родителями, очень скоро представилась мне непростительной глупостью. Без моей возлюбленной все вокруг потеряло смысл. День сменялся ночью. Пустота – бессонницей.

Однажды в театре состоялась премьера спектакля «Танго вдвоем», который сопровождался тем самым танго, что играла бабушка Нина при первой нашей встрече. Эта музыка вдохнула в мое сердце желание жить…

При этих словах бабушка Нина улыбнулась и сказала, что это «Аргентинское танго» Астора Пьяццоллы, которое обязательно нужно сопровождать скрипкой. Аккордеон в этой паре играет роль сильного мужчины, скрипка – страстной, непокорной, но любящей женщины. Ее слова разбудили мою фантазию, я попросил время, чтобы разучить свою партию, и разрешения сыграть вместе с ней.

На вопрос, почему она безошибочно узнала, о какой композиции шла речь, улыбнувшись, ответила, что только музыка Пьяццоллы готова вернуть к жизни, а танго – к любви, и начала рассказ о себе.

В юности бабушка Нина была влюблена в соседского парнишку, молодые решили пожениться после возвращения юноши из армии. Годы ожидания тянулись, будто вечность, разлуку скрашивали письма, которые влюбленные писали друг другу почти каждый день. В день долгожданной встречи была объявлена дата свадьбы, семьи стали готовиться к празднику. За несколько дней до назначенной даты жених отправился «на гулянку» с друзьями, с которой не вернулся.

Сначала невеста подумала, будто жених передумал прощаться с холостой жизнью, но когда через месяц его избитое тело нашли в заброшенном колодце, поняла, что разлучницей стало не малодушие, а смерть.

Друзья уверяли, что гулянка закончилась под утро, и все разбрелись по домам, свидетелей драки милиция найти не смогла. После похорон своего счастья девушка уехала из своей деревни навсегда. Она решила посвятить себя главной цели – музыке, которую любила так же сильно, как своего покойного жениха.

Деревенский учитель музыки оказался настоящим самородком и смог развить в Ниночке талант игры на аккордеоне. Потому она без труда поступила в музыкальное училище. Мирскую жизнь молодая девушка решила для себя забыть навсегда. Успешно окончив училище, Нина поступила в консерваторию, где появилась возможность работать в лучшем оркестре. Начались гастроли, появился успех. Приходилось много работать. Вокруг крутились разные мужчины, но Нина всем давала понять, что не нуждается в мужском внимании, за что получила прозвище – Монахиня.

Быть может, музыка Нины была столь хороша, что ее услышали ангелы, а может, Купидон не собирался сдаваться, но в тридцать лет Нина влюбилась в своего поклонника Ивана Захаровича, который был значительно старше ее. Он ухаживал так, будто его душе было не больше двадцати лет. Цветам и подаркам не было счета. К моменту их встречи Иван Захарович овдовел и год жил один. Сыновья давно выросли, жили своими семьями, были обеспечены жильем. Однако союз отца с молодой музыкантшей не приняли. Отец страдал из-за поведения детей, но отказаться от своей любви у него не было сил. Нина переехала жить к любимому мужчине. Оформлять свои отношения они не стали и благодарили судьбу, что позволила им найти свое счастье. Вместе им суждено было прожить восемнадцать лет, но вот ребенка высшие силы им так и не подарили.

Последние годы Иван Захарович сильно болел, Нина всегда была рядом. После смерти любимого мужчины его дети заявили о разделе квартиры, которую собирались принять в наследство. Учитывая, что брак не был зарегистрирован, формально Нина Федоровна не имела права на то жилье, в которое за годы жизни вложила любовь и уют.

Когда сыновья оформили все документы, они потребовали, чтобы Нина Федоровна выехала из квартиры. Собрав вещи, она уехала в деревню к родным. Но и там ей были не рады. Дом родителей после их смерти был продан, деньги поделены среди живущих рядом дочерей. Так Нина Федоровна осталась без дома.

В оркестре ее давно заменили молодой восходящей звездочкой. По возвращении в город, пока были силы, она давала частные уроки игры на аккордеоне, подрабатывала в музыкальной школе, снимала комнату в коммунальной квартире.

Через десять лет коммуналку расселили, дом снесли, собственникам предоставили жилье, бабушка снова осталась на улице, где и познакомилась с семьей Лейлы. Голубоглазая красотка увидела плачущую женщину на лавочке у метро и не смогла пройти мимо. Несколько месяцев Нина Федоровна жила у своих новых знакомых. Услышав о несправедливости сыновей Ивана Захаровича, Лейла решила стать юристом. Нине Федоровне не хотелось стеснять своих добрых спасителей, она смогла найти приличную комнату в общежитии и вскоре переехала, но часто бывала у Лейлы в гостях на семейных торжествах.

Аккордеон теперь был не в моде, в музыкальной школе Нину Федоровну сократили, прожить на пенсию было невозможно, поэтому она решила зарабатывать деньги, даря людям, идущим к станции метро, хоть немного красивой музыки для прекрасного настроения. Заработанных денег ей едва хватало для оплаты аренды жилья. Но аккордеонистка была довольна и не жаловалась на жизнь.

Мы проговорили несколько часов, я проводил Нину Федоровну до общежития и пообещал прийти на следующий день. После отправился в дом Лейлы, чтобы проверить на месте ли письмо. Оно находилось там, где я его оставил. На другой стороне я несколько раз дописал, что люблю своего ангела, и отправился в студию, чтобы найти ноты «Аргентинского танго» для своей партии.

Ребята с радостью встретили меня, они требовали объяснений, куда я пропал, и обещаний, что выйду к ним работать уже в понедельник. Они купили новое оборудование, компьютер, смогли приобрести новые программы. Мне казалось, я вернулся домой. Звукач помог мне с нотами, взамен я пообещал подумать над новым проектом и работой, которой были завалены мои коллеги.

Сев на электричку, я доехал до кладбища, купил охапку цветов и навестил могилы моих родных. Венки не успели потерять своего цвета, на фото родители все так же улыбались, словно были живыми. Я оставил цветы, попросил прощения за то, что решил нарушить обещание, данное на смертном одре мамы, сказал, что всегда буду любить и помнить свои корни.

До поздней ночи я разучивал свою партию, но это было сложно без аккордеона. Я не мог дождаться утра. С первыми лучами солнца, даже не раздевшись, я заснул со скрипкой в обнимку. Мой сон прервался как по сигналу, когда на часах был уже полдень. Через час я снова стоял перед дверью Лейлы, записки не было. Хотя дверь мне снова никто не открыл, в душе появилась надежда.

Потом я отправился к своей новой музыкальной партнерше. Бабушка Нина встретила меня широкой улыбкой и указала на место рядом с собой. Она предложила разыграться. Я начал с простых произведений, когда поднял глаза на прохожих, увидел, что многие остановились, позже стали аплодировать. Я удовлетворенно вздохнул, припомнив, какими сладкими бывают ощущения от оваций.

Бабушка подхватила аккордеон, я открыл ноты и… «Аргентинское танго» заполнило все вокруг. Когда произведение было сыграно, мы с бабушкой Ниной обнялись как родные, правда, между нами был ее инструмент. Все вокруг кричали «браво!». Я сделал поклон, а когда поднял глаза, в толпе увидел мои любимые голубые озера, это была она, моя Лейла…

Я бросился к ней, люди расступились, передо мной стояла уставшая ангелоподобная хрупкая девушка. По округлившемуся животику я понял, что Лейла ждет нашего ребенка. Крепко обняв ее, сказал, что люблю. Она отстранила меня и ответила, что пришла за бабушкой Ниной, которую мама перед смертью сказала забрать жить к себе. Бабушка Нина заплакала. Смерть мамы Лейлы была для нас всех потрясением, но больше я не собирался никого терять. Через несколько секунд я забросил аккордеон на плечо, скомандовал Лейле и Нине Федоровне следовать за мной. Взял такси, и мы поехали в свой дом…

В машине все молчали. Женщины на заднем сидении, обнявшись, тихонько плакали. Дома, когда все немного пришли в себя, я услышал рассказ возлюбленной о болезни мамы, о том, как Лейле пришлось уйти из кафе. Как бережно ухаживала дочь за мамой, которая умерла в эту субботу.

Перед смертью она просила забрать с улицы бабушку Нину и всегда благодарить Бога за ребеночка, который должен был родиться совсем скоро. Когда я бросил Лейлу, она была беременна, но не успела мне ничего сказать. Мама Лейлы даже перед смертью не сказала ни одного слова упрека в мой адрес.

Моя возлюбленная простила меня, Нина Федоровна согласилась жить с нами, так мой дом наполнился жизнью. Вскоре Лейла стала моей женой. Мы долго сомневались, имеем ли право пожениться, пока носим траур, но бабушка Нина смогла убедить нас в том, что ребенок должен родиться в настоящей, оформленной по закону семье. Регистрация была скромной, настоящую свадьбу мы сыграли, когда нашей дочери исполнился год.

Это был настоящий пир с белым платьем, караваем и шампанским, в окружении друзей. Из театра я уволился и вернулся работать в студию, посвятив себя любимой музыке. Бабушке Нине нашлось место в музыкальном мире – она стала успешно сотрудничать со многими коллективами.

В моей душе поселился покой, я стал счастливым человеком, ведь рядом была любимая женщина, дочурка и работа, которая дарила радость.

Теперь я знаю цену своему счастью и постараюсь сделать все, чтобы сохранить мои два крыла до последнего вздоха.




Однажды в роддоме


В моей семье я был единственным ребенком. Родители были очень красивой парой. Правда, папа был старше мамы на пятнадцать лет. Познакомились они на параде, посвященном Дню Победы. Весна в нашем городе начиналась очень рано. Уставшая от холодов и морозов травка при первых теплых лучах солнца стремительно покрывала все газоны и парки. Перед праздником деревья белили известью, придавая им парадный вид, высаживали тюльпаны. На главной площади за неделю до главного мероприятия столбы украшали флагами. После официальной части начинались народные гуляния. Мама с подружкой в тот день решили сходить в кафе-мороженое, но на площади было слишком много людей. Толпа стала двигаться в направлении троллейбусной остановки, разъединив девчонок. Мама отошла к скамейке и стала ждать, когда ее спутница сможет преодолеть людской поток. Несколько раз прокричав имя подруги, девушка обернулась и увидела высокого симпатичного мужчину в военной форме. Он предложил спасти ее от толпы, мама кокетливо отказалась. Тогда незнакомец предложил спасти его от одиночества.

Мама окончила музыкальное училище и планировала поступить в консерваторию, но встреча с красивым военным летчиком навсегда изменила ее жизнь. Отец мой был ярким представителем своей профессии. Он был дисциплинирован, всегда следил за своим внешним видом, был гладко выбрит, подтянут и аккуратен во всем. Я до сих пор удивляюсь, как ему удавалось наглаживать такие безукоризненные стрелки на брюках. Ему невероятно шла военная форма. Предложение стать женой мама получила на пятом или шестом свидании. Советоваться маме было не с кем, она с шести лет осталась сиротой и воспитывалась в детском доме. Мечта обрести семью была главнее сомнительной карьеры оперной певицы, поэтому мама, не задумываясь, собрала чемодан и решила отправиться вслед за мужем, мудро рассудив, куда иголка – туда и нитка.

Единственным человеком, который противился этому скоропалительному браку, была свекровь – бабушка Надя. Она причисляла себя к семье истинных аристократов и мечтала «усилить» эту кровь невесткой благородного происхождения. Перспектива отдать единственного сына безродной сироте-певичке ее просто убивала. Знакомство женщин прошло в жутком напряжении, как, впрочем, и вся их дальнейшая жизнь. Бабушка при каждом удобном и неудобном случае старалась «укусить» маму неприятными высказываниями по поводу отсутствия воспитания и манер. Но мама обладала очень легким и мягким характером. Она любила своего мужа, благодарила его за то, что он подарил ей дом, счастье, любовь. Она старалась делать вид, что не понимает уколов свекрови. Но баба Надя все время искала новые темы для неприятных разговоров. Когда отец находился в командировках, она обвиняла маму в бесконечных изменах. Когда мама много лет подряд не могла забеременеть, требовала, чтобы сын развелся с бесплодной нищенкой. Но отец любил свою избранницу. Но и уважал мать, которая воспитала его одна. Поэтому единственное, что можно было придумать в подобной ситуации – это минимизировать количество встреч и семейных ужинов с участием бабы Нади.

После пяти лет брака высшие силы решили вознаградить моих родителей за терпение и любовь, мама забеременела и осенью того же года родила единственного сына – меня. Дом наполнился радостью и светом. Между женщинами нашей семьи появилось потепление. Но оно длилось недолго. Баба Надя вдруг решила, что я не похож на своего отца. По ее мнению, в семье кареглазых шатенов не может родиться голубоглазый блондин. Чем старше я становился, тем яростней развивалась эта тема про то, что мама изменила в период очередной отцовской командировки с голубоглазым мужчиной. Бабкины предположения по кандидатуре моего истинного отца доходили до абсурда. Сначала это был директор музыкальной школы, в которой мама работала. У него, правда, были зеленые глаза, но для бабы Нади это было неважно. Потом моим отцом был якобы начальник управления образования того  города, где мы жили. Через несколько лет директор рынка, где мама покупала продукты, тоже попал под подозрение. В общем, паранойя прогрессировала. Доводы про набор хромосом и возможные вариации наследственности были бесполезны. Родители давно махнули рукой на бабушкины гадости. Лишь однажды я видел, как мама плакала у папы на плече, умоляя его прекратить эту травлю. За каждую слезинку папа подарил своей жене шикарные сережки с бриллиантами, которые мама надевала только на праздники.

Я давно вырос, мы похоронили бабу Надю, но мне все время хотелось доказать отцу, что я его сын. Не могу сказать, что был обделен его вниманием. Он дарил мне все самое лучшее, заботился и ничего не жалел для меня. Благодаря отцу я получил престижное образование и осуществил свою мечту – стать хирургом. Он подарил мне прекрасную квартиру. Я видел, как он любит маму, поэтому знал, что отец никогда не подозревал ее в измене.  Но я действительно был на него не похож, ни внешне, ни внутренне. Однажды я решил сделать подарок своему отцу и сдал анализ ДНК. В современных условиях, имея связи с лабораторией, я взял образцы своих волос и волос отца. Через тридцать дней мне позвонили, чтобы отдать заветный конверт. Не знаю почему, но я все же волновался. И оказалось не зря. Образцы, представленные на анализ, не имели родственных ДКН…. Мой отец был не моим отцом….

В голове моей все помутилось. Я вдруг вспомнил бабу Надю, которую терпеть не мог за ее гадости и поганый характер. Мне стало противно от мысли, что моя родная мама – такая дрянь, а отец – просто слепой рогоносец. Я не знал, что делать, как смотреть матери в глаза. Через пару дней моего молчания, мама сама решила мне позвонить. Она знала про мой режим работы, поэтому не надоедала звонками, однако всегда чувствовала, когда мне особенно тяжело. Мама сразу почувствовала напряжение в голосе и разволновалась. Я собрал всю силу воли в кулак и выдавил из себя, что получил анализы ДНК. Она прервала меня и предложила встретиться вечером за ужином. Отец был в отъезде, поэтому я решил, что это хорошая идея – объясниться без него, и согласился прийти. Мама встретила меня с открытой улыбкой, я не увидел в ней даже тени смущения или стыда. Она привычно обняла меня и предложила пройти в кухню. На столе уже парила вкусная ароматная курочка, которая немного отвлекла меня от тяжелых мыслей. Мама предложила перекусить. Ее теплые руки обняли меня, она, как в детстве, поцеловала меня в затылок, и я понял, что все равно ее люблю. Сердце мое оттаивало.  Мама расспросила меня обо всем. Я рассказал, что хотел сделать отцу подарок, а теперь не знаю, как с этим жить. Мама погладила меня по лицу и сказала, что отец действительно мне не отец, а она мне не мать….

Оказалось, что после тяжелых родов ребенок моих родителей умер. В ту же ночь, после кровотечения, врачам пришлось сделать варварскую операцию, после которой всем было понятно, что другая беременность не наступит никогда. В соседней палате несовершеннолетняя незамужняя девочка тоже родила сына. Но, учитывая крутой нрав ее отца, от ребенка роженица решила отказаться. Отказные документы были готовы, меня должны были отдать в приют. Вспоминая свое детдомовское детство, мама решила подарить мне другую жизнь. Но нужно было согласие мужа. Она со слезами на глазах рассказывала, как стояла в том больничном коридоре в байковом халате и звонила по телефону-автомату отцу. Пока шли гудки, она не могла принять решения, какую правду говорить близкому ей человеку. Сомнения мучили ее душу. Можно было соврать, сказав, что ребенок родился живым и здоровым, но как жить всю жизнь с этой ношей. А если после правды о смерти сына, муж просто не захочет с ней жить или откажется усыновить чужого ребенка? Боль, которая пронизывала душу и сердце, была невыносимой. Мама собиралась повесить трубку, как вдруг услышала голос отца. Она не смогла собраться и разрыдалась, рассказав какой ужасной была прошлая ночь, наполненная потерями и отчаянием. Отец примчался в больницу через полчаса. В виде исключения им разрешили встречу. Убитые горем, они обнялись и молча стояли, уткнувшись друг в друга. Тишину прервала мама. Она рассказала про меня, и про то, что хотя бы одну душу им нужно спасти. Отец, молча выслушав все доводы, сказал, что для одного дня слишком много потрясений и попросил дать ему день для принятия решения. По словам мамы, следующий день был самым длинным в ее жизни, по завершению которого у меня появилась семья. Никто не узнал про нашу тайну, даже баба Надя.

Я смотрел на маму и никак не мог поверить в эту невероятную историю. Ведь моя судьба могла сложиться совсем по-другому. Мне вдруг вспомнились картинки из детства, и на душе стало невероятно тепло. Я попросил прощения у мамы за свои ужасные подозрения и отправился к себе домой. Но перед уходом я все же решил аккуратно взять образцы волос с маминой расчески.

Через тридцать дней я снова шел за результатами анализа ДНК. Сердце мое уже привычно волновалось. После вскрытия конверта я ругал себя за подозрительность и еще больше любил своих родителей. Я действительно подкидыш, которому высшие силы дали настоящих ангелов хранителей, подаривших свои сердца абсолютно чужому ребенку.




Однажды в аудитории


Я никогда не слышала от мамы разговоров про моего отца. Она не придумывала истории про космонавта или капитана корабля, ушедшего в какое-нибудь кругосветное плавание, просто не говорила ничего. Многие годы я даже не знала, жив он или нет. Ни одной фотографии, ни одного намека на его существование не было в нашем доме. Складывалось впечатление, будто в моем появлении участвовала одна только мама.

Став старше, я оставила попытки найти следы своего родителя, а позже совсем перестала думать о нем. В нашем доме никогда не было мужчин. На свое женское счастье мама махнула рукой. Мне всегда казалось странным, как такая молодая и красивая женщина совсем не хотела найти свою половину и стать кому-то основой жизни.

Характер у мамы был непростым, но в минуты приливов тепла и нежности она становилась очень родным и любимым человеком. Работала мама в ателье закройщицей, хотя в свое время получила диплом бухгалтера с отличием. Она всегда брала работу на дом, часто «халтурила» вне ателье.

Интерьер нашего небольшого дома был небогат, но текстиль в нем был просто роскошен. Одежду мне мама тоже шила сама, поэтому в детском саду и в школе на дискотеках я выгодно отличалась от своих сверстниц. Ее творческий подход к любому отрезу ткани вкупе с мастерством и великолепным вкусом всегда заканчивался шедевром. Мама любила работать по принципу безотходного производства, поэтому после очередного платья или костюма в доме всегда появлялись лоскутные элементы декора.

Родителей мамы не стало очень рано, я их толком не успела узнать. Мама редко вспоминала о них, впрочем, как и о своем далеко не безоблачном детстве. До поступления в институт мама жила в глухой деревне, с юных лет ей приходилось заниматься хозяйством, работать в огороде. Возвращаться на свою «малую» родину она не любила. У родителей при жизни бывала крайне редко. Те, в свою очередь, были очень сдержанными и скупыми на чувства. При редких телефонных разговорах вопросов всегда было два: как наше здоровье и есть ли еда в доме. Остальные переливы наших душ бабушку и дедушку не трогали никогда.

Когда родителей мамы не стало, их уход случился с разницей в полгода, она глубоко вздохнула и произнесла слова: «Любовь без радости была, разлука вышла без печали…» Несмотря на то, что тогда я была шестилетней девчонкой, эти слова врезались в мою память.

У нашей маленькой семьи было все как у всех: долги, поездки к морю, ссоры, недопонимание, раскаяние, семейные праздники, общие мечты. Мы всегда были вместе, старались баловать друг друга, но, став подростком, я стала мечтать о большой любви, мне захотелось создать свою семью. Когда я однажды обмолвилась об этом, мама вдруг обиделась и сказала, что не собирается терпеть в доме чужого мужчину, на что мне пришлось ответить, значит, мне придется уйти жить к нему… В тот вечер мы больше не проронили ни единого слова. Я поняла, что этой темы до поры до времени лучше не касаться в наших разговорах.

В классе мне нравились два мальчика, но их поступки и внешний вид выдавали в них еще совсем желторотых птенцов. Во время выпускного вечера я лишь позволила себя поцеловать в щечку самому настойчивому однокласснику. Никаких дальнейших обещаний с моей стороны не прозвучало. Я собиралась погрузиться в новый мир высшего образования без багажа ненужных отношений.

Тогда появилась мода на профессии, связанные с финансами. Я не стала долго размышлять и, решив плыть по течению, поступила на факультет экономики и менеджмента. Со временем я с головой погрузилась в учебу, и финансово-экономическая тарабарщина стала более-менее доступна для моего понимания.

На втором семестре у нас появился новый предмет «Финансовое право», преподавать который назначили, наверное, самого импозантного мужчину на свете. Ему было чуть больше сорока лет и звали его Александр Иванович. Преподаватель «Финансового права» был всегда чисто выбрит, хорошо одет, обладал приятным голосом, а легкая седина на висках добавляла ему шарма.

Преподавателем он был от Бога, вот только читаемые им лекции совсем не укладывались в моей голове. Куча странных слов и понятий вовсе пролетали мимо, не приземляясь в сознание. В середине курса я поняла, что не смогу сдать экзамен и обязательно его завалю, что, в свою очередь, приведет к потере стипендии, т. е. катастрофе.

Мне пришла в голову идея попроситься на дополнительные занятия, но Александр Иванович был непреклонен, он утверждал, что совершенно не обладает свободным временем и не планирует задерживаться по вечерам, поскольку читает лекции в других вузах.

Я решила превратиться в его тень и взять измором. После занятий старалась попасть к заочникам, позже бежала на подготовительные курсы. Недельный марафон за знаниями закончился требованием Александра Ивановича прекратить слежку и наконец-то начать учить предмет. Но как только я открывала книгу, текст расплывался, как огромные тучи после дождя, и тонул в крупных каплях моих слез.

Однажды я осталась на лекциях у вечерников и снова попросила назначить мне индивидуальное время для дополнительных занятий. Преподаватель, как и прежде, холодно отрезал – нет. В ответ я сказала, что не сдвинусь с места и буду жить в аудитории до тех пор, пока он не согласится. Александр Иванович рассмеялся, выключил свет и ушел домой.

Настырность мне досталась от матери, в тот вечер я домой не вернулась. Подружку Олю попросила предупредить маму, что осталась якобы у нее ночевать…

Через несколько часов звуки в гулких аудиториях и коридорах вуза совсем стихли, погас свет, огромное здание погрузилось в сон…

Учитывая, что студент – существо неприхотливое и закаленное, я могла спать где угодно и как угодно. Длинная деревянная университетская лавка не стала для меня препятствием. Подложив под голову кофту, укрывшись весенним пальто, которое еще в обед забрала из гардероба, я мирно уснула безмятежным сном…

Поскольку штор в огромной аудитории не было, первые лучи солнца рано разбудили меня. Быстро умывшись, я снова вернулась на импровизированный пост. Пальцами причесала кудрявые непослушные волосы и стала ждать. Но сон снова сморил меня, я положила на парту руки и склонила на них свою утомленную ожиданием голову. Очнулась, когда услышала какой-то шорох. Открыв глаза, я увидела Александра Ивановича, неспешно раскладывающего конспекты и папки.

«Доброе утро», – мне удалось выдавить сиплым, неузнаваемым голосом. «Доброе, если это так», – ответил учитель. Я думала, он начнет на меня кричать и ругаться, но, к моему удивлению, в его глазах я увидела не свойственную ему теплоту. Он подошел ко мне и сказал, что лишь однажды, давным-давно, видел такую же упрямую девушку, которая была немного похожа на меня. Чтобы вознаградить мои старания, он согласился помочь подготовиться к экзамену.

Наши встречи в скором времени стали нужны самому Александру Ивановичу. Мы не сразу почувствовали, как стали тянуться друг к другу, будто были знакомы давно. После выходных, не скрывая радости, старались поскорей уединиться, чтобы рассказать друг другу о случившемся в дни разлуки. После успешной сдачи экзамена мы стали близки…

Маму своим романом я тревожить не стала: совсем не ясен его итог. Между нами лежала разница в двадцать лет. Общих друзей у нас не могло быть, но интересы всегда делились пополам. Я смотрела на моего Сандро, так ласково называла своего любимого мужчину в моменты, когда нам никто не мешал, и понимала, что не хочу и не могу больше жить без него… Пришла пора открыться маме.

Она была возмущена моей наивностью, по ее мнению, у моего преподавателя в каждой группе должно быть еще по одной такой дуре. Я просила ее успокоиться и познакомиться с мужчиной моей мечты. Но мама была непреклонна, она требовала прекратить эти бесперспективные отношения, пообещав наведаться в университет и разоблачить соблазнителя. На все уговоры отказаться от этой затеи мама не реагировала.

На следующее утро, не успев привести себя в порядок, я услышала, как в коридоре громыхнула входная дверь. Выглянув в окно, я успела заметить, как моя мама быстро села в такси и умчалась, видимо, в направлении вуза. Наспех допив чай, я отправилась следом. Прибыв в храм знаний, я не нашла ни маму, ни Александра Ивановича.

В августе шла вступительная кампания, поэтому всюду сновали толпы незнакомых людей. Покружив еще немного в аудиториях в надежде найти своего возлюбленного раньше мамы, я отправилась в деканат. Но, подойдя к двери, услышала крики и поняла, что опоздала.

Когда я распахнула дверь, то увидела очень странную картину. Александр Иванович, обхватив руками свою голову и отчаянно мотая ею, что-то бубнил под нос.

Мама, увидев меня, замолчала. Растрепанная и злая, она выскочила из помещения.

Я подошла к своему возлюбленному и попросила не обращать внимания на маму, потому как она всего лишь эгоистка, не желающая разделять меня с кем бы то ни было. Саша поднял глаза и ледяным тоном ответил, что мы не можем больше быть вместе. У меня оборвалось сердце. Из моей груди невольно вырвался крик: «Почему?!».

Тогда Александр Иванович рассказал, что, когда мама заскочила в кабинет, они не сразу вспомнили друг друга. Через несколько минут брани и нападок со стороны разъяренной защитницы своего дитяти Саша с трудом узнал женщину, которую он когда-то любил всем сердцем. Она была студенткой его первой группы.

После окончания вуза его оставили на кафедре и предложили взять кураторство над вчерашними абитуриентами. Молчаливая девушка не сразу привлекла внимание молодого преподавателя. Александр Иванович был удивлен, когда эта скромная особа набралась храбрости и попросила его помочь экстерном сдать экзамены. Девушке нужно было раньше окончить семестр, поскольку в родной деревне начиналась посевная. Но подобной практики в вузе не было, поэтому куратор был вынужден отказать. Тогда она стала преследовать Александра Ивановича.

После того как студентка забаррикадировала аудиторию на ночь, он сдался и помог ей закончить семестр досрочно. После летних каникул молодые влюбленные дали волю своим чувствам и поклялись быть вместе до конца дней. Но судьба решила иначе. Весной следующего года у матери Александра Ивановича случился инсульт, и он был вынужден временно уехать из города, чтобы ухаживать за больной. Собирался в спешке, своей возлюбленной смог написать лишь несколько слов, что скоро вернется. Но болезнь затянулась на целый год. Письма, которые он писал любимой, возвращались обратно.

Маму спасти не удалось, после похорон Александр Иванович вернулся в вуз, нашел свою возлюбленную, но объясниться так и не удалось. Она лишь произнесла: «Любовь без радости была, разлука вышла без печали», развернулась и ушла, как оказалось, навсегда.

Только когда они встретились вновь, он понял, что приходится мне отцом, так как на его прямой вопрос моя мать дала недвусмысленный ответ.

Я не смогла поверить этим словам. Единственный близкий мужчина, которого я полюбила всем сердцем, отдав себя без остатка, оказался родным отцом… Это не укладывалось в моей голове. Мне наконец-то стало понятно, почему казалось, что мы родные души, но Сандро занял в моем сердце совсем не то место, которое отведено отцу. Сделав несколько шагов, я упала без чувств…

От госпитализации я отказалась, вернулась, опустошенная, домой, закрылась в своей комнате, чтобы тщательно продумать план ухода из жизни. Без моего Сандро она все равно мне была не нужна.

Слезы текли ручьем из моих глаз, мне было больно дышать. Схватив заготовку лоскутного покрывала, я без труда распорола ее на тонкие ленты, чтобы сделать крепкую петлю, предназначенную для окончания моих мук. Боль, так внезапно накрывшая меня, была нестерпима. Горе, словно ураган, разметало в клочья мою душу.

Закончив все приготовления, я взобралась на стул, чтобы закрепить конец изготовленной веревки на крюке для люстры. Из-за сильного волнения не заметила, что ножка стула попала на разбросанные вещи, стул пошатнулся, я потеряла равновесие и с грохотом свалилась на пол. Резкая боль от падения привела меня в чувство, я решила повременить со смертью и выяснить все то, о чем мама так долго молчала.

Мама, заподозрив неладное, безуспешно ломилась в дверь моей комнаты. Замок не поддавался. С лоскутной веревкой на шее я повернула ключ и, распахнув дверь, ледяным тоном потребовала объяснений. Сначала мать лишила меня отца, потом любимого человека, поэтому просто обязана расставить все точки над i.

Увидев меня в отчаянном состоянии, она не на шутку перепугалась, расплакалась, обняла меня, стала просить прощения и пообещала без утайки рассказать все о моем отце…

Мама, заподозрив неладное, безуспешно ломилась в дверь моей комнаты. Замок не поддавался. С лоскутной веревкой на шее, я повернула ключ и, распахнув дверь, ледяным тоном потребовала объяснений. Сначала мать лишила меня отца, потом любимого человека, поэтому просто обязана расставить все точки над i.

Увидев меня в отчаянном состоянии, она не на шутку перепугалась, расплакалась, обняла меня, стала просить прощения и пообещала без утайки рассказать все о моем отце…

Мы сели на кровать, мама начала рассказ…

Ее родители воспитывались в детском доме. Оба попали туда еще в раннем детстве, поэтому о своих предках они ничего не знали. Условия выживания в детдоме были сложными, приходилось ночью бороться с голодом, днем со сверстниками.

Мои будущие дедушка и бабушка помогали друг другу, как могли, и сохранили чуточку тепла, чтобы всю оставшуюся жизнь пройти рука об руку.

После детского дома оба отправились учиться в строительный техникум.

Бабушка получила профессию штукатура-маляра, дедушка – электрика.

Имея самые нужные рабочие профессии, они без труда смогли бы заработать неплохой капитал для совместной жизни, но так и не научились зарабатывать деньги на шабашках.

По их мнению, государство обеспечило домом, образованием, поэтому главной задачей оставалось отдавать долги трудом на благо Отечества в местном строительно-монтажном управлении, за оклад согласно штатному расписанию.

Нередко помогали с ремонтом друзьям, знакомым и с них денег не брали, стыдились. Соглашались только на угощения в виде шоколадных конфет или халвы. За это до конца своих дней имели прозвище «сладкая парочка». Много позже так назвали батончик «Тwix», но для родной деревни – это были Анна Ивановна и Степан Матвеевич…

Не познав с детства материнского тепла, не ощутив заботы отца, они строили свою собственную жизнь так, как видели ее в детском доме. Всегда ровно заправленные кровати, аккуратно выставленная обувь, насухо вытертая посуда, симметрично сложенные полотенца, вымытые полы, постоянно пахнущие хлоркой.

В их скромный быт иногда вторгались праздники, когда доставался роскошный комплект посуды из белого фарфора и накрахмаленная льняная скатерть. Стол на пиршества всегда ломился яствами. Мама всегда удивлялась, откуда появлялись деньги на такие богатые застолья.

Но вот нежности в доме не было никогда. Мама всего пару раз видела, как ее родители целовались при ней. В основном они всегда были сдержаны в своих чувствах, может, просто никогда не хотели их афишировать.

Рождение мамы нисколько не прибавило в семье тепла и уюта.

Все было просто. Главное, чтобы ребенок был сыт, умыт и одет, остальное молодым родителям казалось лишним. Когда мама произнесла эти слова, в ее глазах я увидела слезы, которые жемчужинками скатились по щекам, она их быстро смахнула и продолжила…

Мама с детства мечтала уехать из той «махровой» деревни, в которой, кроме домашнего труда, правил и бесконечных обязательств, ничего не видела.

Несмотря на то что соседский юноша Сашка, который любил маму еще с детского сада, просил после окончания школы ее руки, она ответила отказом и с легкостью упорхнула туда, где, по ее мнению, должны были исполниться все мечты…

Трудно себе представить, как молодую неопытную девчонку можно было отправить в неизвестный город одну. Но родители были убеждены, что она в 18 лет готова к взрослой жизни и, вручив 30 рублей, без страха и сомнений отпустили в новую жизнь.

Обладая от рождения настойчивым характером, мама смогла поступить в вуз, устроиться в общежитие. Денег, которые высылали родители, катастрофически не хватало, поэтому мама устроилась работать уборщицей в КБО (комбинат бытового обслуживания), который находился рядом с общежитием. Там она познакомилась с местными мастерицами.

Женщины жалели деревенскую девчонку, иногда помогали продуктами, иногда старались смастерить приличную одежду из остатков материалов заказчиков.

Очень быстро мама поняла, каким бесценным даром является умение делать что-то своими руками и вскоре стала неплохо справляться с несложными задачами закройщицы. Так прошел почти год. Домашние обязательства никто не отменял, маме нужно было вернуться к родным, чтобы помочь с огородом…

Дальше мама повторила рассказ, который я услышала от Александра Ивановича, как он решил помочь молодой студентке раньше срока сдать экзамены.

Настало время услышать историю их любви.

Впервые мама с нежностью и любовью говорила о мужчине, но тепла хватило всего на несколько минут, дальше ее глаза заволокло густым ледяным туманом. Она вдруг замолчала на секунду, после продолжила, что мужчина, которого она любила всем сердцем, предал и просто бросил ее. На кафедре сказали, что он вернулся к бывшей жене, а через месяц все судачили, что Александр Иванович скоро должен стать отцом.

Я онемела от изумления. Ведь Александр Иванович никогда не был женат! Я никак не могла понять, почему нельзя было все выяснить, сделать над собой усилие и попробовать услышать друг друга.

Мама ответила, что было слишком поздно, потому как к моменту его возвращения на ее руках уже была четырехмесячная дочь…

И снова пауза. Я вскочила с кровати и потребовала перестать меня мучить и признаться, кто мы с Александром Ивановичем друг другу.

В комнате будто сгустились тучи, в сердце появилось жжение, я замерла и затаила дыхание. «Ну!» – вдруг закричала я. От неожиданности мама вздрогнула и, сказав: «Никто», закрыла руками глаза и заплакала…

От напряжения у меня носом пошла кровь. Чтобы не потерять сознание, я села на кровать. Лоскутная заготовка веревки, которая должна была прервать мою жизнь, послужила носовым платком для остановки крови. Когда мы немного успокоились, я просила продолжить.

Через два месяца после того, как Александр Иванович уехал, мама вернулась домой для традиционной помощи в посевной. Сердце было разбито, душа болела, жить не хотелось. Но родители не увидели этих перемен или просто не придали значения тому, что каждый день слезы и отчаяние стирали с лица дочери юный задор, делая ее старше своих лет.

Однажды мама, устав от обид, решила пойти в местный Дом культуры, чтобы немного отвлечься. Там она увидела когда-то влюбленного в нее Сашку, который за два года хотя и возмужал, но по-прежнему оставался каким-то неказистым.

Несостоявшийся жених обрадовался беглянке и, к ее удивлению, пригласил на танец. Коварный план мести был мгновенно составлен. Мама решила вычеркнуть любовь из своего сердца, забыть предателя и подарить свое тепло тому, кто так преданно смотрел в ее глаза и ловил каждое слово.

В тот вечер Сашке было позволено проводить свою королеву до дома, ему был подарен откровенный поцелуй и надежда на близость…

Все случилось на следующий день. Неопытный Сашка терял сознание от волнения, позже плакал от счастья. Просил остаться с ним навсегда. Но жажда мести была утолена, маме Сашка больше был не нужен. Назавтра она уехала в город, чтобы постараться жить дальше, правда, как оказалось, уже не одна…

Беременность проходила легко, но вот родиться я предпочла раньше срока. Когда мама снова увидела Александра Ивановича, то не решилась признаться, что родила от другого мужчины. Для себя она решила, что за предательство своей любви должна до конца дней быть одна, тем более, когда выяснилось, что Александр Иванович действительно уезжал спасать свою мать…

Волна чувств и воспоминаний нахлынули на маму, она плакала навзрыд. Я смотрела на эту беззащитную родную женщину, которая стала для себя и преступником, и прокурором, и судьей. Мое сердце сжималось от жалости и боли.

Мне вспомнилась наша трудная жизнь, как мама в одиночку, навсегда заперев свое сердце на амбарный замок, справлялась со всеми трудностями судьбы. Слезы наполнили мои глаза, я обняла ее. Мы были похожи на близких людей, встретившихся после долгой разлуки. Просто сидели, обнявшись и плакали, чтобы очистить свои души от невысказанных обид и прошлого, которое пропастью лежало когда-то между нами…

Придя в себя, решили выпить немного вина, припасенного на всякий случай…

Остаток вечера посвятили приятным воспоминаниям о моем детстве. Только когда ложились спать, опомнились, что нужно было объясниться с Александром Ивановичем, ведь что творилось в его душе, не представлял никто…

Утром я привела себя в порядок и решила сначала объясниться с Сандро, а потом съездить в мамину деревню, чтобы наконец-то познакомиться со своим отцом.

В деканате узнала, что Александр Иванович с вечера сказался больным и просил не беспокоить несколько дней.

Я отправилась к нему домой. Когда подходила к двери его квартиры, мое сердце от волнения выпрыгивало из груди. Сандро давно дал мне ключ от своего дома, но я никогда не открывала дверь сама. В то утро решила не церемониться.

Открыв дверь, увидела, что мой любимый мужчина лежит на кровати в одежде и обуви. Сначала я перепугалась, думала, не дышит, но по специфическому запаху поняла, что он смертельно пьян. Погладив голову Сандро, я тихонько стала шептать, чтобы он проснулся. Возлюбленный с трудом открыл затуманенные алкоголем глаза и произнес, что скучал. Потом резко опомнился, вскочил и попытался оттолкнуть меня. Я попросила его принять душ, чтобы серьезно поговорить.

Рассказ о том, что любовь к нему мама передала с грудным молоком или генетически, его не трогал, он больше не хотел иметь ничего общего с нашей семьей, которая вот уже двадцать лет разрывала на части его душу. Наш разговор закончился окончательным разрывом. В слезах я выскочила из квартиры, оставив ключи на столе.

На улице свежий ветер привел меня в чувство, я отправилась за билетом в деревню. Помня адрес дома родителей мамы, без труда нашла дом того самого Сашки, который когда-то отдал часть себя, чтобы на свет родилась я.

Соседский дом впечатлил меня своим размахом. Он сильно отличался от окружающих построек. Я постучалась в красивую дверь каменного забора, ее отворила маленькая сухонькая бабушка и милым голосом поинтересовалась, что мне нужно.

Не зная отчества отца, я попросила пригласить Александра. Бабуля кивнула головой и предложила зайти. «Сандро, выходи, к тебе девчушка пришла», – позвала она. От ее слов по моим рукам пробежали мурашки. В голове вдруг вспышками появились картинки детства. Я вспомнила этот дом, и как я после похорон дедушки и бабушки бегала сюда, чтобы сын этой бабули, которого она ласково называла Сандро, катал меня на велосипеде и угощал мороженым.

Он называл меня принцессой, потому что я была дочерью королевы.

Мне наконец-то стало ясно, почему такое странное сокращение имени Александр для меня звучало родным. Значит, в те редкие дни пребывания у родни я интуитивно старалась быть рядом с отцом, который, не зная правды, просто возился с дочерью той, кого любил всем сердцем…

Из-за угла появился высокий плечистый мужчина, которого я узнала. Большие лучистые голубые глаза были украшены черными ресницами. Кудрявые русые волосы немного подернуты сединой. Я поздоровалась, представилась и предложила пройтись.

Он вспомнил про внучку «сладкой парочки», про девчушку, которой был рад в своем доме, но после слов, что я его дочь, остолбенел от изумления. Он мне не поверил.

Я тараторила без умолку.

Рассказала, что мама до сих пор живет одна, предложила всем вместе встретиться и поужинать. Но отец молчал и все время отрицательно мотал головой, приговаривая, что этого не может быть.

Александр так и не женился. Он сходился, расходился с женщинами, но ту, единственную, так и не встретил. Всю жизнь он мечтал о своей снежной королеве, а оказалось, совсем рядом у него росла его принцесса.

Он вдруг остановился и потребовал у меня телефон мамы. Я с радостью написала его на листочке. Александр ответил, что не знает, позвонит он когда-нибудь или нет, потому что не уверен, сможет ли простить жестокость мамы. Я пожала плечами, протянула руку, чтобы проститься. Александр замялся, но руку в ответ все же протянул.

Я прикоснулась к большой горячей ладони и почувствовала что-то родное в его рукопожатии. После извинилась за беспокойство и уехала тем же автобусом, что и приехала сюда. Дома маме рассказала о своих приключениях, мы поплакали и разошлись спать…

Мы жили как раньше, но душевно очень сблизились и стали по-настоящему родными людьми. Собирать осколки сердца было нелегко. Слишком глубоко в него проник мужчина, в судьбе которого мы обе оставили неизгладимый след.

Несмотря на то, что вины моей ни в чем не было, мне было больно от того, что не смогла сделать своего Сандро счастливым.

Так закончилось лето. Нужно было заполнять новую страницу своей судьбы, но она посчитала, что предыдущие еще не дописаны.

В первый день сентября преподаватель от бога встречал меня у входа в вуз с огромным букетом роз. Он просил прощения за свое малодушие, говорил, что не собирается больше жить без меня. Закат солнца мы уже встретили в постели…

На этом сюрпризы не закончились. Когда я вечером вернулась домой, мама порхала, словно птичка. Шикарное платье, прическа и макияж выдавали в ней женщину, которую пригласили на свидание. Она вдруг протянула мне свой телефон и попросила вслух прочитать последнее сообщение.

Эта была настоящая поэма, наполненная болью, любовью и надеждой. Большой голубоглазый Сашка просил дать ему шанс доказать, что они созданы друг для друга еще до рождения. Судя по сиянию глаз мамы, я поняла, что она согласилась на встречу…

Прошло немало времени, чтобы поверить в то, что мы все заработали право быть счастливыми.

Любовь – огромный труд, и нам всем до сих пор приходится трепетно и осторожно идти рука об руку, чутко прислушиваясь к биению своих сердец, чтобы не потерять друг друга. Радость от жизни, которую мы обрели, – прекрасное вознаграждение за эти труды. Иногда я просыпаюсь в страшном волнении, словно мне все приснилось и мое счастье растает с первой зарей. Муж словно чувствует мои страхи сквозь сон и прижимает меня к себе.  Мне становится хорошо и спокойно. Сладкая дрема снова смыкает мои веки, и счастье вновь течет спокойной полноводной рекой.




Однажды в день рождения


В день рождения принято говорить хвалебные речи имениннику, дарить подарки и непременно желать здоровья и успехов во всем.



Когда я была маленькой, очень любила свои праздники, с радостью ждала гостей, принимала подарки и мечтала поскорей выслушать непонятные иногда речи взрослых, чтобы приступить к задуванию свечей на торте в надежде на исполнение самых сокровенных желаний…

Мои родители были главными волшебниками. Оба выросли в семьях с очень низким достатком, поэтому старались наполнить мой мир подарками, яркими впечатлениями, радостью и всегда старались сделать все, чтобы мои мечты сбывались.

О своих детских воспоминаниях они рассказывали мало. Мама говорила, что всегда мечтала не о куклах, конфетах и бантах, а о большом шкафе для одежды, которого у нее не было. Вещей было так мало, что они занимали одну полку старенького комода. Ей тогда казалось, что чем больше шкаф, тем больше в нем будет одежды.

Когда папа по своему эскизу сделал в спальне небольшой платяной шкаф, в котором предложил разместить только вещи мамы, она с трудом скрывала слезы.

Единственное воспоминание отца о полученных подарках заключалось в том, что дедушка разрешил оставить папе отпечаток от своих маленьких ног на только что уложенной бетонной дорожке около деревянного барака, в котором они жили.

Зато у меня было все, что захочу.

В три года я была обладательницей самого большого барабана, правда, через несколько месяцев моего «музицирования» он странным образом исчез из нашего дома. В четыре мне купили самую дорогую и красивую куклу Синди, в шесть я ездила на роскошном велосипеде Cama, сделанном специально для девочек, без рамы. В школьные годы игрушкам и красивым вещам не было счету.

Мне казалось, так будет всегда: желаниям непременно суждено сбыться, а радость от их воплощения всегда будет переполнять мою душу. Прошло много лет, прежде чем я поняла, что во взрослой жизни для полноценной работы этой схемы надо научиться мечтать и трудиться.

На день рождения в год окончания школы, задувая свечи на праздничном торте, я пожелала, чтобы в меня влюбился сосед по дому Даниил (все его звали Даня), который давно мне нравился. Он был старше на два года и совсем не обращал на меня внимания. Внешне Даня был очень привлекательным, его образ захватил все мое воображение и пробудил желание быть рядом. Мечтая о счастливой любви, я решила, что готова составить конкуренцию любой его подружке.

Пройдя все выпускные испытания, я с легкостью поступила в университет на факультет туризма и гостиничного бизнеса. Папа к тому времени очень крепко стоял ногах в сфере строительного бизнеса, поэтому пообещал однажды построить мне большую гостиницу, при условии окончания вуза с отличием.

Закончив волокиту с документами, остаток лета я решила посвятить исполнению своего самого сокровенного желания, которое загадала полгода назад. Судьба всегда была на моей стороне, поэтому нашу встречу с Даней мне не пришлось долго ждать, она произошла случайно в кинотеатре в конце июля.

Даниил был в компании друзей, я – подруг. Молодые симпатичные парни сразу проявили интерес к совсем неопытным девчонкам. Однако Даниил вдруг стал утверждать, что мы еще совсем дети, но его друзьям так не казалось, ребята шутили: «Разве дети бывают такими красивыми». Когда сопротивление Даниила было сломлено его лучшим другом Сергеем, мы все вместе отправились в кафе, чтобы отпраздновать нашу встречу. Весь вечер я болтала без умолку, шутила, смеялась, рассказывала истории сдачи экзаменов. Впервые в синих глазах Даниила я увидела интерес ко мне. Отступать было нельзя. К моменту закрытия кафе он уже решил проводить меня до подъезда. Перед расставанием мы поцеловались… Счастью моему не было предела, я, не чувствуя ног, влетела домой, кружилась по комнатам и светилась от счастья. Мама знала о моем тайном желании, поэтому после вопроса: «Ты встречалась с Даней?» – я утвердительно кивнула головой.

Всю ночь я не могла уснуть. Мое воображение рисовало новые мечты. Всем сердцем я желала нашей свадьбы и рождения детей от Даниила…

Но на следующий день мой телефон молчал, не было долгожданного звонка и через день. Прошла целая неделя.

Сначала я подумала, что с Даниилом случилась беда. В моей голове сменялись картинки того, как он, возвращаясь ночью домой, попал под машину или был избит хулиганами и непременно должен лежать без сознания где-нибудь на обочине дороги. Потом мне казалось, что Даниил просто потерял салфетку с номером моего телефона на ней.

Но когда через две недели я увидела его живым и здоровым в компании длинноногой блондинки в кафе напротив нашего дома, поняла, насколько была глупа.

Мир рухнул в одночасье. Разбитые вдребезги большие и светлые мечты осыпались, превратившись в маленькие темные колючие осколки. Я шла по ним босиком с ничего не видящими от слез глазами. Впервые лето тянулось так уныло и долго.

Наконец сентябрь вступил в свои права. Я надеялась, что учеба отвлечет меня от грустных мыслей.

Волнения от знакомства с новыми людьми, преподавателями, иным образом жизни действительно отвлекли меня, но ненадолго, поскольку в том же университете учился Даниил. Мы виделись почти каждый день. Я старалась держаться с ним очень холодно, в знак приветствия просто кивала головой. Все его попытки приблизится ко мне не приносили успеха, я делала вид, что тороплюсь или смешивалась с потоком студентов, вечно куда-то спешащих.

Но однажды Даниил преградил мне выход из аудитории с требованием поговорить. Я презрительно посмотрела на него, оттолкнула руку и попыталась выйти из помещения, но Даниил подхватил меня на руки и понес по коридору, я стала брыкаться, но усилия выбраться из объятий нахала были тщетны. Когда я сдалась, у витражного окна мы жадно целовали друг друга…

Позже Даниил рассказывал, как ждал времени, когда я буду искать с ним встречи, ведь себя он чувствовал просто неотразимым парнем. Моя напускная холодность оказалась привлекательной для этого самоуверенного нарцисса.

Мое желание исполнилось. Мы стали близки. Я видела, как с каждым днем в его сердце расцветает любовь ко мне. Но чем ближе мы становились, тем отчетливей я стала замечать его недостатки. Идеальный в моих мечтаниях парень оказался очень вспыльчивым и неуравновешенным человеком. Неудачи в университете приводили к вспышкам ярости, дружеские встречи – к трехдневным попойкам.

Такие отношения стали тяготить меня. Но расстаться с Даниилом я не могла, ведь так долго мечтала о нем.

Мне пришла в голову мысль попробовать изменить его характер. Жаркие скандалы заканчивались горячими примирениями, иногда наступали периоды покоя и тепла, но через два года отношений я поняла, что совсем вымоталась и почти опустошена. Даниила изменить мне не удалось, зато чувствовала, как изменилась сама.

Перед моими глазами был другой пример. Конечно, у каждой пары случаются ссоры и споры, но в доме моих родителей я никогда не слышала криков и оскорблений. Несмотря на то, что мои родители поженились в совсем молодом возрасте, они оказались не по годам мудрыми и терпимыми. Каждый из них старался найти компромисс и урегулировать разногласия мирным путем, не прибегая к грубости или давлению. Учась вместе, они приобрели одинаковые профессии. После получения дипломов архитекторов сыграли скромную свадьбу и решили остаться жить в городе, где прошли их студенческие годы. В молодости им пришлось подрабатывать, где придется. Но как только отцу удалось начать свой небольшой бизнес, он сразу забрал маму работать к себе.

Они всегда были вместе и дома, и на работе, говорили, что успех их личной жизни состоял в отличном образовании. Ведь только там они узнали, что такое гармония форм и цвета и как может увлечь магия архитектуры. Для этого надо было усвоить несколько принципов: нет предела совершенству, научитесь улыбаться и, слушая людей, не скрывайте, что они вам интересны, или хотя бы сделайте вид.

Так они решили и в своей жизни: каждый день стремиться к взаимному пониманию, дарить друг другу радость, из шероховатостей характера не делать катастрофы.

Меня папа с мамой называли своим лучшим творением.

Мои отношения строились иначе. Когда я имела неосторожность высказаться о своих желаниях, сразу получала массу неприятных слов о том, какая я глупая, раз не понимаю, что Даниил – студент, не имеющий своего дохода, зависящий от скромных заработков матери, которая воспитала его одна. Если я обижалась на резкости моего возлюбленного, попадала под обстрел обидных смс-сообщений. Когда проводила вечера дома с родными, получала прозвище «маменькина дочка».

Последней каплей в чаше моего терпения стал скандал из-за того, что на мое 20-летие папа предложил нам трехдневную поездку на роскошную базу отдыха, которую он недавно построил. С хозяином этого дворца папа успел подружиться, и тот предложил отдохнуть на базе бесплатно. Мне показалась прекрасным предложение встретить день рождения на природе и немного отдохнуть от отношений с Даней, которые все чаще стали напоминать удавку.

Даниил был вне себя от гнева, он требовал, чтобы я отказалась от поездки, поскольку обязана провести свой день рождения с ним. Но его пылкие речи меня уже не трогали, всполохи пламени взаимных упреков давно сожгли те чувства, которыми когда-то была наполнена моя душа. Я потребовала прекратить скандал и сообщила, что ухожу навсегда, поскольку больше его не люблю. Мои слова эхом пронеслись под сводами комнаты. Мне вдруг стало страшно за то, что я решилась расстаться с ним. Я понимала, что сделала ему очень больно.

Даня подошел ближе, и мне захотелось его обнять, извиниться. Внезапно он отвесил мне оплеуху. В моей голове словно сошла лавина и разнесла оставшиеся постройки былой любви. Я стояла оглушенная и молчала до тех пор, пока в замочной скважине входной двери не послышался скрежет ключа. Домой вернулась мать Даниила, с которой мы не ладили с самого начала знакомства. Я успела выскочить из комнаты, схватила обувь, в слезах выбежала из дома с твердым убеждением, что все мосты сожжены.

Мне впервые стало страшно. В когда-то любимом человеке я увидела чудовище, готовое сделать очень больно. Я даже не представляла, что со мной могло бы случиться, если бы его мама не вернулась домой вовремя. Родителям подробности расставания я рассказывать не стала, объяснила, что теперь свободна. Собрав вещи, мы отправились на отдых.

База отдыха действительно оказалась настоящим дворцом с собственным бассейном. Хозяин встретил нас очень радушно. Шары, цветы, подарки, именинный торт, все было как в детстве, только душа у меня плакала.

Задув свечи, я загадала навсегда забыть Даниила и получить хорошее назначение на производственную практику. Первое желание сбылось быстро.

Даниил готовился к написанию дипломной работы, в университете мы не встречались. Смена номера телефона позволила прекратить поток уже ненужных слов о любви, извинений, предложений вернуться. Интенсивный учебный процесс казался лучшим лекарством от саднящих душевных ран.

Мне удалось попасть на конкурсной основе в крупную туристическую фирму, которая набирала студентов для проведения экскурсий в красивейшие места нашего региона. Джекпот выпадал тем, кто водил на экскурсии иностранцев. До конечного распределения оставалось несколько дней, когда я узнала, что беременна…

Получив положительный результат теста, я села на пол в ванной комнате и горько заплакала, понимая, что навсегда связала себя с человеком, которого больше не любила. Я вдруг вспомнила – все мои мечты сбылись: Даниил любил меня, странно, по-своему, но любил, у нас будет ребенок, и, если я вернусь к Даниилу, стану его женой. Но теперь все это было мне не нужно. Я плакала и понимала, что мне не за что винить судьбу, и теперь я должна решить, как жить дальше…

Придя в себя от потрясения, я встала на ноги, умылась и, посмотрев в зеркало, сказала своему отражению, что судьба моя свершилась. Позвонила Даниилу и предложила встречу, он с радостью согласился.

Через час он ждал меня в кафе напротив нашего дома, где однажды я увидела его в компании с другой девушкой. В руках у него были цветы – красивый нежный букет светло-розовых тюльпанов. Я искренне удивилась, ведь Даниил не баловал меня без особых причин цветами, он вообще относился к ним как пустой трате денег.

Мы поздоровались, он протянул букет и сказал несколько комплиментов по поводу моего внешнего вида, что еще больше удивило меня. Такие формы проявления своего внимания и нежности для него считались глупостью и пустотой.

Снова мои желания сбылись. Рядом сидел мужчина, осыпающий меня нежными речами, в моих руках был со вкусом подобранный букет. Однако радости я почему-то не испытывала.

Я не знала с чего начать. Молча смотрела на Даниила и чувствовала, что за эти пару месяцев между нами образовалась пропасть. Черты его лица не были столь привлекательны, как когда-то, наспех надетая рубашка оказалась застегнута не на те пуговицы, лицо было небритым.

Через несколько минут подошел официант, предложил поставить цветы в вазу и сделать заказ. Когда все приготовления по сервировке стола закончились, и мы остались одни, я сказала, что беременна.

Даниил вдруг сделался невероятно веселым, он выскочил из-за стола, сказал, что безумно рад, попытался меня поцеловать, но я предложила Даниилу вернуться на место и продолжила разговор.

Я рассказала о своих опасениях, неуверенности в создании семьи, желании получить работу в лучшей фирме, повидать не только красивейшие уголки нашей Родины, но и других стран. Данил с легкостью давал обещания стать хорошим мужем и достойным отцом, клялся, что не станет препятствовать моему профессиональному развитию, говорил, что все осознал и готов хоть завтра идти в ЗАГС.

После его слов сердце мое стало оттаивать, остаток вечера мы провели обнявшись.

Через несколько дней Даниил пришел в дом моих родителей и попросил моей руки. Мое «да» чуть-чуть не слетело с губ. Что-то в последний момент остановило меня.

Все выглядело так, как я рисовала в своих детских мечтах. Но эйфория внезапного примирения быстро закончилась, когда я получила приглашение на прохождение практики в ту фирму, о которой мечтала.

Туристский маршрут должен был состояться через две недели. Когда я рассказала Даниилу о своей маленькой победе, ведь за это место я боролась целый год, то в категоричной форме услышала, что никуда не поеду.

Мои уговоры ни к чему не привели. В Даниила снова вселился бес, он метался и кричал. Основной проблемой были сами туристы, которые обязательно, по мнению моего будущего мужа, должны были мной увлечься.

Иностранное происхождение попутчиков еще больше взбесило Даниила. Он стал упрекать меня в том, что благодаря этому путешествию я непременно должна буду закрутить роман с иностранцем и умотать жить за границу.

Мне пришлось напомнить об обещании, которое Даниил произнес в день нашего примирения, на что получила очередную порцию бранных слов на тему безответственного отношения к беременности и будущей семейной жизни. Я объяснила, что срок еще маленький, по мнению врача, у которого я успела проконсультироваться, ничего плохого не случиться, если физически здоровая молодая девушка сможет провести экскурсию на свежем воздухе.

Даниил не стал меня слушать и заявил – либо я выбираю работу, либо его. Слова прозвучали как гром среди ясного неба.

Возмущение охватило мою душу. Чтобы прекратить перепалку, я ушла из квартиры Даниила. Мне показалось, что все это уже было в нашей жизни: крики, споры, недопонимание и мама Даниила, которая после каждой нашей ссоры провожала меня в коридоре. Ее взгляд выдавал плохо скрываемую радость.

Было странно наблюдать за нашим с ней общением. Мы практически не разговаривали, лишь по обрывкам фраз я понимала, что недостойна ее сына. Узнав о том, что скоро станет бабушкой, Любовь Федоровна не изменила отношение ко мне. Напротив, мое нахождение в ее доме вызывало стойкую неприязнь. Рано оставшись одна, став для своего сына и отцом, и матерью, она вовсе не хотела впускать кого-то еще в их жизнь. С моими родителями Любовь Федоровна встречаться не любила, на семейные мероприятия старалась не приходить. От победоносного вида Любови Федоровны мне стало еще тяжелей на сердце, я опустила глаза и вышла на улицу.

Родители весь вечер убеждали меня в том, что это не последнее предложение работы в жизни, говорили о важности семьи и необходимости учиться находить компромиссы. Но если из-за таких мелочей у нас случился скандал, то мое будущее стало страшить меня больше. Я понимала, что мнение Любови Федоровны всегда будет главным, а мне останутся только домашние заботы и надежда на то, что в жизни что-то поменяется.

Мама гладила мои волосы и говорила, что женщине всегда приходится идти на жертвы ради детей. Она вспомнила, как отказалась от престижной работы архитектора ради семьи и до сих пор остается на вторых ролях в компании папы, хотя могла бы сделать неплохую карьеру. Но семья всегда есть и будет главной ценностью ее жизни. Она с нежностью рассказывала о том, как я появилась на свет, как их семья стала крепче после моего появления.

Но я не собиралась сдаваться и отказываться от удачного предложения ради неуравновешенного мужчины и беременности, которая стала для меня неожиданностью. Утром я позвонила в компанию и ответила согласием на новую интересную работу.

Идти на примирение с Даниилом я не спешила, мне нужно было подготовиться к поездке, купить нужные вещи. Но мой жених не давал мне прохода. Он звонил, писал сообщения, выдвигал все новые требования. Гнев менялся ласковыми речами и новыми клятвами. Когда Даниил наконец-то сдался, я предложила встретиться, и в знак подтверждения моего хорошего здоровья и здоровья будущего ребенка вместе сходить на УЗИ.

Когда на темном экране аппарата УЗИ вдруг появилось маленькое светлое очертание новой жизни, я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Я впервые стала осознавать, что во мне уже живет и бьется еще одно сердечко. Даниил пытался уточнить у врача пол ребенка, на что она посмеялась и сказала, что еще очень рано. Врач распечатала на память первое фото малыша и, вручив его мне, сказала, что все в порядке.

Поход состоялся через пару дней. Группа туристов оказалась очень веселой. Молодые мужчины и женщины были из Франции. Но красивыми можно было назвать лишь мужскую половину туристов. Худые морщинистые французские девушки не производили впечатления красоток с обложек зарубежных журналов. Все хорошо говорили на английском, поэтому мы быстро нашли общий язык.

Экскурсионный маршрут был наполнен яркими впечатлениями. Гид рассказывал об истории нашего края, моя задача состояла в достойном грамотном переводе.

Многие нюансы о своей родной земле я сама слышала впервые.

Некоторое время мы ехали на огромной машине. А часть маршрута нужно было пройти пешком.

Наш гид был первоклассным инструктором и альпинистом. Его завали Сергей, он уже четыре года сотрудничал с этой фирмой, был настоящим профессионалом. Лицо его мне показалось очень знакомым. Но только через сутки я вспомнила, что это тот самый Сергей, который несколько лет назад уговорил Даниила провести вечер с молодыми неопытными девчонками после киносеанса. На расспросы, почему Сергей прекратил дружбу с Даниилом, он отшучивался, говорил, что интересная работа не дает времени на друзей.

Было очень странно, что с Сергеем я чувствовала себя легко и уютно. Он был очень легким в общении, много шутил, но в сложных ситуациях на трассе вел себя собранно и очень уравновешенно.

Если туристы выпивали или рассыпались по дороге в поисках лучшего фото, спокойно и очень достойно давал понять, что горы – это не игрушки. С вечера он наговаривал мне на диктофон примерный текст экскурсии, чтобы утром мне было легче переводить. Слова подбирал простые, если у меня возникали сложности с переводом, мы обсуждали синонимы.

Никогда прежде мне не было так хорошо и просто в общении с мужчиной.

Наше путешествие длилось десять дней, за это время я успела подружиться со всей нашей командой, состоящей из трех молодых мужчин и двух девушек, включая меня.

Я помогала варить еду на костре, мыла посуду, накладывала повязки на расцарапанные руки туристов, участвовала в ритуалах, придуманных нашей фирмой. В конце путешествия вручала сертификаты покорителей пусть невысоких, но красивейших вершин.

Горный воздух пьянил своей чистотой и свободой. Диковинные цветы, распустившиеся в каменистых ложбинах, окруженных сверкающим снегом, удивляли своей жизнелюбивой стойкостью. Ледяная сладкая вода родников, бьющих из-под земли, приводила туристов в неописуемый восторг.

Мне вдруг всем сердцем захотелось остаться здесь навсегда, любить и быть любимой.

Утром я поругала себя за эти мысли. Путешествие подходило к концу, надо было «спускаться на землю», причем в прямом смысле этого слова.

Нам просто нужно было сойти с высокой горы, у подножья которой ждала машина. Собрав вещи, посмотрев на фото будущего малыша, я была готова вернуться в реальный мир. Любовь к моему пока не родившемуся ребенку придавала мне сил и уверенности в том, что все наладиться.

Через час пути я вдруг почувствовала резкую боль внизу живота, голова закружилась, я потеряла сознание и упала. Очнувшись от резкого запаха аммиака, я увидела Сергея, рядом толпились перепуганные туристы.

Я улыбнулась и успокоила всех, сказав, что надышалась горным воздухом до потери сознания. Когда я окончательно пришла в себя, мы отправились дальше, но боль не утихала.

Сергей схватил мои вещи и взял меня за руку. Он впервые прикоснулся ко мне.

Его горячая сильная рука не отпускала мою ни на минуту. Резкие болевые прострелы стали отдавать в поясницу и ноги. Сергей посмотрел на меня и сказал, что я очень бледная. К завершению спуска я окончательно вымоталась.

Машина приехала к назначенному времени. Команда приняла решение сначала отвезти меня в больницу. Когда на своем сидении я увидела кровь, поняла, что случится беда…

В приемный покой Сергей занес меня на руках. Остальных он отправил в гостиницу, ребят из команды – по домам. Всем надо было отдохнуть. А сам остался дежурить в больнице.

После осмотра врача все было словно в тумане. Я очнулась рано утром в больничной палате. Каждая клеточка моего тела болела так, будто по мне проехал трактор, но физическая боль оказалось ничем, по сравнению с той болью, которую мне пришлось пережить позже, доктор на осмотре сказал, что я потеряла ребенка…

Из кармана своей толстовки я достала первое и последнее фото моего так и не родившегося малыша. В глазах потемнело, я снова рухнула на постель и горько заплакала.

Врачи не смогли объяснить, что на самом деле произошло. Сделав обследование, они пришли к выводу, что я абсолютно здорова.

Из больницы меня забирали родители. Мне снова не за что было винить судьбу, долгожданная работа была у меня в кармане, я окончательно освободилась от отношений с Даниилом, но мое сердце бесконечно саднило от потери частицы себя…

В фирме случился небольшой переполох по поводу моего приступа недомогания, но, учитывая самые лестные отзывы французов и ребят из команды, меня не просто оставили работать, а закрепили за отделом работы с иностранцами.

Перейдя на заочное отделение, я смогла соединить любимую работу с учебой в вузе. Даниила после получения высшего образования забрали в армию на год, что позволило нам не мучить друг друга случайными встречами и пустыми разговорами.

С осени до весны туристическая компания не проводила туры на природе.

Учитывая, что Сергей был гидом и альпинистом одновременно, почти все свое время он проводил на работе. Мы больше не встречались. Через несколько месяцев мне вообще показалось, что Сергей мне приснился, только голос на диктофоне напоминал о том, что наша встреча была настоящей.

Воспоминания о нашей жизни с Даниилом, которого я всем сердцем мечтала видеть своим мужем, охладили мой пыл к Сергею. «А вдруг снова обожгусь?» – надоедливо звучал внутренний голос. Откинув все ненужные мечты, я с головой погрузилась в работу.

Меня направляли сопровождать правительственные делегации, проводить экскурсии по городу, встречать туристов в аэропортах и сопровождать в гостиничные комплексы. Новые интересные встречи, знакомства наполняли мою жизнь яркими красками, боль от потери ребенка стала притупляться, сердцу снова захотелось петь.

Приближался мой очередной день рождения… Заработав за последнее время неплохие деньги, я решила отметить свой праздник в ресторане. Мы с мамой выбрали новые наряды, папе купили шикарную рубашку и галстук. С работы я пригласила почти всех коллег.

В прекрасных интерьерах нас встречал лично шеф-повар. Коллеги украсили зал шарами, плакатами. Праздник был устроен на высшем уровне, все смеялись, шутили, танцевали. Остался последний ритуал – загадать желание и задуть свечи. Когда вынесли торт, я вдруг заволновалась, мне впервые стало страшно: «Что себе пожелать?» Я посмотрела на своих родителей, которые до сих пор любили и нежно обнимали друг друга, новых интересных друзей, которые стали настоящей командой, зажмурила глаза, набрала полные легкие воздуха, всем сердце пожелала себе СТАТЬ СЧАСТЛИВОЙ и задула двадцать две свечки на шикарном торте…

После дня рождения открылся новый природный туристический сезон. Он начался под руководством самого опытного и профессионального гида-инструктора Сергея.

Моя мечта исполнилась тем же летом. Я не пишу сценарий нашей свадьбы (это делает Сергей), не придумываю имена нашим будущим детям (наши родители уже все придумали), не загадываю, сколько лет нам отведено быть вместе. Знаю одно – Я СЧАСТЛИВА…




Однажды на краю земли


Мама часто говорила, что наша жизнь похожа на длинную дорогу. Когда ты молод, она кажется бесконечной, но на закате жизни, оглядываясь назад, видишь, что годы пролетели, словно один миг. Поэтому повороты судьбы нужно принимать как часть пути, оставляя в памяти лишь важные остановки.

Когда я была маленькой, не поминала смысл этих слов, но запомнила лишь одно: дорогу нужно любить, какой бы она ни была. Может, именно поэтому все детство я мечтала стать проводницей в поезде.

Мамы не стало, когда мне было пятнадцать лет, в доме остались только двое – я и моя бабушка Софья Егоровна. После такой тяжелой потери я больше не верила в бесконечность нашего пути и отказалась от профессии, о которой мечтала. Я стала вести себя так, будто живу последний день. Связалась с плохой компанией, пробовала всякие «радости» жизни, бабушке дерзила, школу бросила. На все уговоры прийти в себя отвечала грубым отказом и словами про то, что жизнь – это вспышка, которая погаснет в любой момент, поэтому главное – успеть насладиться светом. Бабушка опускала глаза и тихонько говорила, что света я и не вижу…

Через год, отчаявшись повлиять на меня, она решила отыскать моего отца, с которым никогда не ладила.

Мои родители развелись, когда мне было пять лет. Отцу предложили работу на Крайнем Севере. Оказавшись под влиянием Софьи Егоровны, мама не захотела поехать вслед за ним. Одинокий и очень интересный мужчина недолго жил один, вскоре он увлекся молоденькой девушкой и решил построить новую семью.

После развода мама так и не вышла замуж, а попытаться восстановить отношения с мужчиной, которого сильно любила, гордость не позволила. В конце концов израненное и одинокое сердце не смогло биться долго…

Через общих знакомых бабушка нашла адрес отца. Он приехал сразу, как только получил телеграмму. Мы встретились, будто чужие люди. В моей памяти еще жили обрывки детских воспоминаний, как папа учил меня кататься на велосипеде и вместе со мной рисовал мелом цветы на асфальте. С тех пор прошла целая вечность, и нас теперь больше ничего не связывало. Он попытался обнять меня, сказать слова утешения, но я быстро оборвала его порыв, выпалив, что не нуждаюсь в этих соплях. Бабушка заплакала и ушла на кухню. Дом погрузился в тишину. Походив немного по дому, отец предложил показать ему могилу мамы. С самого утра я мечтала покурить, поэтому с удовольствием согласилась пройтись по свежему воздуху.

Увидев пачку сигарет в моих руках, отец начал заунывный монолог про вред здоровью от курения. «Еще один педагог», – процедила я и ускорила ход.

Отец догнал меня и сказал, чтобы по возвращению я собирала вещи, потому что он забирает меня с собой…

Несмотря на все мои истерики, бабушка собрала мне чемодан и отправила жить к отцу. Билеты на прямой рейс на самолет купить не удалось. Чтобы добраться на край земли, мы сначала несколько дней ехали на поезде, только потом по воздуху добрались в мир вечного холода и снега. Никогда прежде я не покидала свой дом.

Это путешествие напомнило мне слова мамы, длинная дорога меня даже немного успокоила, дала надежду на то, что жизнь моя когда-нибудь наладиться. За окном поезда мелькали города, леса и люди, из иллюминатора самолета земля была разноцветной, будто огромный персидский ковер.

Мы приземлились около шести вечера, на улице стояла толпа встречающих. Вдалеке я увидела компанию из пяти человек, которая держала связку шаров и плакат с надписью: «С возвращением домой!!!» Я невольно улыбнулась, и позавидовала тем, кому этот сюрприз был предназначен. Но как только мы прошли сквозь толпу людей, компания вдруг стала улюлюкать и кричать слова приветствия. Это оказались друзья отца.

Первой в его объятия бросилась одетая со вкусом молодая женщина восточной внешности. Она поцеловала его небритую щеку, повернулась ко мне и протянула руку. «Меня зовут Ануш, но если хочешь, называй меня Аннушкой». В ответ я назвала свое имя. Друзья отца хором приветствовали меня и потребовали быстрее двигаться в сторону микроавтобуса, поскольку все промерзли до мозга костей. Мне было непонятно, что это значит, но на улице оставаться не хотелось. Хотя на дворе был апрель, как только мы загрузили вещи в автобус, повалил снег…

Совершенно незнакомые люди радовались мне, будто знали тысячу лет. Этой шумной компанией мы вошли в квартиру, где жил отец. Только здесь я поняла, что ничего не спросила о его жизни, о том, как и с кем он жил, чем увлекался, что любил.

Впервые мне стало стыдно за свое равнодушие. Восточная красавица проводила меня в комнату и предложила не тратить время на чемоданы, а сразу идти в гостиную, чтобы вместе поужинать. Из кухни уже доносился великолепный аромат приготовленного мяса, слышны были звуки настраивающейся гитары. Мне показалось это странным, потому что в моем доме всегда было тихо и беззвучно. В доме не было алкоголя, семейные праздники проходили в компании телевизора, эти посиделки мне всегда казались скучными и неинтересными. Я быстро переоделась в футболку, расчесала волосы и бегом побежала в гостиную, где вовсю накрывался огромный праздничный стол. Сначала мужчины что-то говорили про работу, ну а потом извинились и предложили начать пир. Одно блюдо сменялось другим, анекдоты переходили в песни, разговоры в шутки. Было странно, но меня никто, ни о чем не расспрашивал. Я сидела и впитывала новый мир людей, для которых честь и достоинство – не последние слова, счастье любимой женщины, смысл жизни, помощь и взаимовыручка – основа дружбы. Из обрывков фраз я хотела собрать картину жизни отца, но у меня ничего не получалось.

Когда все разошлись, я попросила папу рассказать все, что случилось с ним за последние одиннадцать лет. Ануш не стала нам мешать, мы остались одни…

Осенью, в год знакомства моих родителей, отца вместе с его сокурсниками отправили на полевые работы по сбору урожая, неподалеку от поселка городского типа, где мама работала после окончания педагогического техникума учителем начальных классов. Отец был сиротой, воспитывался в детском доме, поэтому сразу не понравился Софье Егоровне, рано ставшей вдовой, но выросшей в большой и крепкой сибирской семье, где семейные традиции стояли во главе угла. Молодого жениха она называла человеком без рода и племени, о нем всегда говорила с пренебрежением. Беременность мамы стала основной причиной того, что брак все же благословили и сыграли, хоть и скромную, но настоящую свадьбу.

Последний год учебы в институте молодожены жили почти порознь. Когда отец сдал государственные экзамены, на свет появилась я. Болтаться с маленьким ребенком по общежитиям молодые не стали, окончательно переселились в дом тещи. Отец назвал это решение настоящей ошибкой. Покоя не было никому, только претензии и бесконечная напряженность густо напитывали домашнюю атмосферу. В местном совхозе отцу предложили служебную квартиру, но Софья Егоровна категорически была против переезда. Уговоры на молодую жену никак не действовали. Мама боялась огорчить Софью Егоровну, поэтому любой разговор заканчивался слезами.

Через пару лет ребята, которые выросли вместе с отцом в детском доме, написали ему письмо с предложением заработать большие деньги на краю земли. Взвесив все за и против, отец в последний раз предложил маме сделать главный выбор в своей жизни. Она за свою семью бороться не стала и осталась навсегда одинокой и несчастной женщиной… После прилета на север его встречали те самые друзья, которые встречали нас в аэропорту. Много лет назад у них появилась своя традиция – с плакатами и шарами встречать тех, кого любишь и ждешь.

Отца с радостью приняли на жестяно-баночном заводе, предложили высокую должность, вскоре дали квартиру. Боль от разлуки с любимой женщиной и дочерью навсегда осталась в сердце, но со временем она притупилась, он стал забывать наши черты.

Несколько раз он слал письма маме с просьбой решиться и приехать к нему, но в ответ получал колючие слова тещи, посвященные его безродию. Она была убеждена, что ему следовало бы прижиться там, где растут тополя предков семьи мамы, а не безрассудно болтаться по всему миру. Любимая жена не написала ни строчки…

Однажды лучший друг отца попросил его сходить в местную ювелирную лавку, чтобы купить золотое кольцо в подарок невесте. Отец плохо разбирался в украшениях, но отказываться не стал. Друг объяснил, что лавка принадлежит богатой армянской семье, сам хозяин – ювелир, а его жена и дочь работают продавцами. Их родня держит ателье неподалеку от ювелирной лавки. Отцу было странным, что сибирские семьи боятся покидать свой дом, а южные кланы с вековыми традициями не просто переезжают, стараются пустить корни здесь, на краю земли. Когда он переступил порог лавки, сразу обратил внимание на очень красивую молодую девушку с приятной открытой улыбкой и красивыми черными волосами. Девушка поздоровалась и предложила свою помощь. Отец встал как вкопанный. Он не мог отвести от нее взгляд. Друг несколько раз толкал отца в бок с претензией, что остался без его помощи, но увлеченный мужчина так и не смог отвести взгляд от кавказской красавицы. С тех пор, каждый раз папа стал заходить в ту самую ювелирную лавку, где работала роскошная жгучая брюнетка по имени Ануш, что в переводе с армянского означает сладкая. Посещения отца не остались без внимания. Родители Ануш встретили его на улице и сказали, чтобы тот прекратил надоедать дочери, потому как она уже помолвлена, на следующую осень была назначена свадьба…

Это слова прозвучали, словно гром среди ясного неба. Отец решил объясниться с девушкой. Дождавшись окончания рабочего дня, папа встретил ее на улице. Они разговорились, Ануш ответила, что о свадьбе мечтает отец, но она сама замуж не собирается, потому что сердце давно отдала другому. Черные, как смородина, глаза пронзительно посмотрели на отца. Он и сам не сразу понял, что это мимолетное увлечение давно превратилось в настоящее чувство.

В тот вечер они впервые поцеловались. До назначенной свадьбы был целый год, поэтому отец решил бороться, но уже по-настоящему. Направив документы для развода, он пришел в дом Ануш, чтобы заявить о своем решении взять в жены ту, которую любил всем сердцем. Но чуда не свершилось. Отец Ануш заявил, что его единственная дочь должна сохранить верность семейным традициям и не допустить смешения крови с безродным человеком. Это было словно дежавю: другое время, другие люди, а исход тот же. Но отступать отец больше не собирался. Летом он отправился на завод по заготовке краба, чтобы подзаработать денег и доказать родственникам своей возлюбленной, что он чего-то стоит. В последний день адского труда на заводе случился несчастный случай: от перезагрузки лопнул какой-то трос, часть оборудование рухнуло на рабочих. Больше всего пострадал отец. У него была тяжелая травма спины, сломаны ребра.

Пострадавших привезли в город. Самым ярким впечатлением, стал момент, когда, придя в себя, он увидел Ануш, спящую на стуле рядом с его кроватью, обвившую его ноги своими руками. Когда он говорил об этом, его глаза были наполнены слезами. Он тихонько позвал свою возлюбленную, Ануш открыла глаза. К удивлению отца, она не плакала и не стенала, вскочила и поцеловала его в губы. «Теперь все наладится», – сказала она и принялась рассказывать о том, как скучала без него. Восстанавливался папа около трех месяцев. Все это время Ануш была рядом, приобретя уважение не только у друзей отца, но и своих родителей.

Отец Ануш сдался и не стал препятствовать их союзу, в противном случае он потерял бы дочь, поскольку свадьба была уже назначена на лето…

Через год у них родился сын. В знак окончательного примирения с родней Ануш его назвали Арсеном, в честь прадеда Ануш…

Впервые за все время рассказа я прервала его и закричала: «У меня есть брат?» Отец улыбнулся и сказал, что Арсен сейчас с родней Ануш полетел смотреть, как цветут фруктовые сады. Я стала требовать фото, отец достал огромный семейный альбом. Целый час я рассматривала людей, зафиксированных на фото, которые не побоялись стать счастливыми. Когда я закончила рассматривать фотографии, спросила, зачем отец забрал меня к себе, ведь у него все есть – и дом, и семья, и счастье. Он ответил, что я тоже часть его семьи, и он хочет, чтобы я никогда не услышала, будто живу без рода и племени. Пускай край земли – не место, где я родилась, но он хотел, чтобы здесь я почувствовала себя очень нужной и важной, как в родном доме. «А зачем я нужна Ануш?» – снова спросила я. В ответ папа улыбнулся, обнял меня и ответил: «Чтобы сделать счастливым меня»…

С того вечера все изменилось, мой мир будто перевернулся. Мама перестала быть жертвой, а отец предателем. Жизнь и правда дорога, но только для влюбленных должны быть важны не повороты и остановки, а желание двигаться вместе, вне зависимости, насколько долог будет этот путь…

Через несколько дней я надувала шары и рисовала плакат с надписью: «С возвращеньем домой, БРАТ!!!»

В день приезда Арсена небо было свинцового цвета. Мокрый снег то и дело менялся на дождь. Пронзительный ветер делал утро еще неуютней, но в доме отца словно светило солнышко. Ануш под музыку хлопотала по кухне, отец помог отнести шары и плакат в микроавтобус. Когда все были готовы, мы отправились в путь. Рейс прибыл по расписанию, я с нетерпением ждала встречи с братом, о котором мечтала в детстве. Папа поцеловал Ануш и отправился прямиком в сторону посадочной полосы. «Наверное, это какая-нибудь традиция – встречать сына прямо у трапа самолета», – подумала я и не стала ни о чем расспрашивать. Все стало понятным, когда из толпы прибывших пассажиров показался мальчик в инвалидной коляске, которую вез отец.

От неожиданности я даже растерялась. Снова мне стало стыдно за свое равнодушие, ведь в коридоре дома я заметила костыли, в ванной странные поручни, в микроавтобусе необычным образом оборудованное кресло. На фото, которые я рассматривала накануне, мальчик все время сидел или был на руках у отца. Когда папа подвез брата поближе, я пришла в себя и, натянув нелепую улыбку, поздоровалась. Мальчик протянул мне руку и представился. Его открытое лицо, приятные черты сразу меня расположили. Ануш обняла сына и расцеловала его в обе щеки. Папа оставил нас и вернулся в аэропорт за родственниками и багажом. Я не знала, как себя вести, что говорить, решила просто помолчать. Через некоторое время в компании папы появился большой румяный мужчина с крупным носом, седыми волосами, по его правую руку мелкими шажками шла небольшого роста женщина восточной внешности, посмотрев на которую можно было сразу сделать однозначный вывод, на кого похожа Ануш. Встреча родных людей прошла довольно напряженно. Папа пронзительно посмотрел на жену и тайком отрицательно махнул головой, его жест невольно заметила я.

По дороге домой щебетал только Арсен. Он в ярких красках говорил о своих впечатлениях, о цветущих абрикосах и гранатах, растущих на каждом углу тюльпанах, солнце и вкусной еде. Ануш держала сына за руку и тайком смахивала слезы. Родители Ануш отказались от совместного обеда, мы отвезли их домой и, сухо попрощавшись, расстались. Подъехав к дому, папа на руках занес сына, багаж забрали мы с Ануш. Я никак не могла дождаться момента, чтобы выяснить все, что меня волновало.

Арсен восторженно сказал, что дома все равно лучше, чем в гостях. Он ловко схватил костыли и отправился к себе в комнату. Я заметила, что его слабые ножки пытаются быть опорой. Захватив чемодан, я отправилась следом. Разобрав вещи, мы уселись на его кровать, Арсен с удовольствием стал расспрашивать про мою жизнь. Когда-то он слышал, что у него есть старшая сестра, но толком ничего обо мне не знал. Отвечая на его вопросы, поймала себя на мысли – у меня плохо получалось объяснять, почему после смерти мамы я наполнила свою жизнь пустотой, окружила себя ненужными людьми пытаясь забыться от боли. Арсен внезапно и точно подметил, что эти люди в моей жизни похожи на его костыли – они лишь помогают передвигаться. От его слов правоты я на мгновение онемела. И тогда я поняла, что мы очень похожи.

После ужина атмосфера в доме стала уютней, последнее напряжение исчезло. Когда Арсен уснул, я попросила папу рассказать, что на самом деле произошло с моим братом. Отец рассказал, что многие родственники его молодой жены проклинали ее выбор, называя их еще родившегося сына полукровкой. Вслух было сказано так много жутких слов, что они не смогли раствориться в воздухе, упали проклятьем на судьбу мальчика, который был виноват только в том, что родился от большой любви. Роды прошли очень тяжело, оставив навсегда у мальчика травму позвоночника. Сразу никто ничего не заподозрил, волнения появились, когда Арсен не смог встать на ножки. Никто не думал, что последствия будут столь тяжелыми. Долгие и многочисленные походы по больницам ничего не давали, одни врачи утверждали, что нужна операция на позвоночник, другие говорили, что ничего сделать нельзя, третьи предлагали обратиться в зарубежную клинику для адекватной консультации. Поездка Арсена была связана не только с цветами, но и с посещением крупного медицинского центра Армении, где работал брат отца Ануш. Однако, сделав ряд обследований, родственник отказался браться за операцию. Отец узнал об этом первым, поэтому отрицательно махнул головой в аэропорту, чтобы не мучить Ануш пустыми надеждами. Слезы текли ручьем из моих глаз. В душе все перемешалось: обида на этих злых и жестоких родственников, для которых важны традиции, а не живые люди, нуждающиеся в поддержке и любви; на себя за этот последний год безумия; жалость к маленькому мальчику; к Ануш, пострадавшей от ударов судьбы, но сохранившей желание жить и наполнять мир своих близких светом. Она стала для меня настоящим примером стойкости, мужества и верности своему сердцу. Папа поцеловал меня перед сном и сказал, что надежду никто не потерял, просто теперь он будет искать другой путь, чтобы поставить своего мальчика на ноги.


***

Я видела, как уверен в победе папа, своим настроем он заразил и меня. Мне не удалось закончить одиннадцатилетку, но у меня на руках был аттестат о получении неполного среднего образования, который позволил мне поступить в местный медицинский техникум. Училась я лучше всех, экстерном сдавала экзамены и зачеты, дополнительно занималась проблемами позвоночника, увлекалась проектами по реабилитации больных после травм и инсультов. Придумала для Арсена комплекс упражнений для формирования мышечной массы ног, и это дало неплохие результаты. Ходить полноценно он не начал, но в доме появилась трость, рукоятку которой я заказала в мастерской детского театра кукол. Там работал наш сосед по квартире, старый седовласый искусный декоратор-оформитель, фанат деревянного зодчества. Он знал Арсена еще с рождения, поэтому с огромной любовью выполнил мой заказ. Рукоять была сделана в виде головы орла, покрыта лаком цвета красного дерева.

После окончания техникума папа помог устроить меня на работу в военный госпиталь. Зрелый коллектив с удовольствием встретил двадцатилетнюю молодую особу, не умеющую сидеть на месте. В моем мире появилось много интересных мужчин. Часто выздоравливающие больные предлагали сходить на свидание. Но, видя своих псевдоженихов в полосатых пижамах, делая процедуры разного характера, романтизм поневоле улетучивался из моей души, я говорила лишь одно, что слишком много знаю о них, поэтому не подхожу на роль юной подружки. Думая о своей профессии, я вообще не верила, что смогу влюбиться в мужчину. Катетеры, перевязки, клизмы, уколы – все это убивало возвышенные мысли о мужчине как об объекте обожания. Но однажды все изменилось, к нам в госпиталь на край земли перевели работать военного хирурга-ортопеда на должность заведующего отделением. Когда я увидела его в первый раз, не смогла отвести глаз. Он был высокого роста, крепкого телосложения. Особенно привлекали его руки – они были просто огромными. Андрей Юрьевич посмотрел личные дела сотрудниц и сам выбрал меня в качестве ассистента. Счастью моему не было границ. Его голос, аромат тела приводил меня в восторг. После операций я с удовольствием ухаживала за ним, заваривала любимый чай, кормила домашними пирогами, хотя и сама часто валилась с ног от усталости. Семья заместила перемены во мне. Устав от расспросов родных, я призналась, что влюбилась.

Однажды после сложной операции, оставаясь в ночную смену, Андрей Юрьевич уснул в своем кресле. Как только в больнице наступила ночная тишина, я зашла в кабинет заведующего, чтобы отдать результаты обследований нового пациента, но, увидев, что он спит, тревожить не стала. Мне нужно было тихо уйти из его кабинета, но неведомая ранее сила держала меня рядом с ним. Я подошла поближе, тихонько поцеловала его в губы и хотела уйти. Но, открыв глаза, Андрей Юрьевич сказал, что нечестно втихаря воровать поцелуи. Я смутилась, извинилась и хотела уйти. Он улыбнулся и попросил остаться. Не дожидаясь моего ответа, горячие руки прижали меня, его губы жадно целовали мои. Опомниться друг от друга мы смогли лишь с первыми лучами солнца.

С той ночи мы почти не расставались: работали, любили друг друга, потом снова работали и снова любили. Мне казалось, что я смотрю счастливый сон. В скором времени я рассказала Андрею о проблемах со здоровьем брата. Через неделю мы смогли положить Арсена в госпиталь, где провели сложную диагностику спины. Андрей долго рассматривал результаты МРТ, рентгеновские снимки, советовался с коллегами из его родного Краснодара и Москвы. Через неделю он пригласил отца и Ануш к себе в кабинет и предложил план операции, подробно объяснив все риски и последствия. Родители Арсена, не задумываясь, ответили согласием. Начался подготовительный процесс.

Через две недели Андрей провел сложнейшую операцию, которая длилась около девяти часов. Оставалось только ждать, как организм отнесется к имплантам. С братом я находилась круглые сутки. Родители приходили каждый день. Период реабилитации был длинным и тяжелым, но только когда у Арсена появились первые успехи, я увидела слезы на глазах у Ануш и отца. Каково было мое удивление, когда в больницу стали приходить родители Ануш. Врачу-волшебнику они принесли несколько коробок восточных яств и коньяка, пытались дать денег, но Андрей отказался. Через некоторое время в наш госпиталь поступил новый аппарат УЗИ, в обратном адресе на коробке стояла страна Армения. После получения ценного груза плакала уже я…

Через месяц Арсена выписали домой, через три разрешили пробовать ходить. Арсен очень трудился, чтобы стать полноценным в физическом смысле мальчиком. Наша семья обрела счастье. Но моему счастью не суждено было продлиться долго. Однажды я пришла на работу и увидела женщину в кабинете у Андрея. Не придав сначала этому значения, я ушла оформлять карты, но, когда в сестринской услышала, что к Андрею вернулась жена, остолбенела от неожиданности.

Из кабинета заведующего слышались громкие разговоры, через несколько минут, хлопнув дверью, женщина удалилась из госпиталя. Я не знала, что делать, но Андрей сам меня нашел и просил зайти к нему в кабинет. Он усадил напротив и сказал, что действительно женат, но расстался с женой, когда она отказалась ехать на край земли. Они прожили несколько лет, у них родился сын. Когда Андрею предложили должность в военном госпитале, он собирался ехать вместе со всей семьей. Однако менять яркий цветущий ароматный Краснодар на «задворки империи» супруга не собиралась и объявила, что, если Андрей уедет, она вернется к бывшему возлюбленному. К такому ультиматуму Андрей готов не был, ему казалось, что жена всегда будет рядом. После очередной ссоры он собрал вещи и улетел на край земли. Из разговоров с родителями Андрей узнал, что жена действительно стала жить с другим мужчиной. Тогда он и решил впустить меня в свою жизнь. Но теперь его супруга опомнилась, просила простить ее ради общего сына, который нуждался в отце. Андрей заверил меня, что в ближайшие дни займется разводом и останется со мной навсегда.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/arisha-zima/odnazhdy/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.