Книга - Клуб дневных мечтателей

Клуб дневных мечтателеи?
Александр Салангин


Daydreamers’ Club позволяет людям достигать максимальной близости, но при этом не переступать черты интимности. В реалиях разобщения люди получают возможность максимально раскрыться друг другу благодаря «новому формату человеческого общения». Стартап оказывается востребован в период карантина. Франшиза успешно расходится по всему миру. Daydreamers’ Club процветает по мере развития планетарной коронавирусной драмы, с каждым днём всё более обособляясь от происходящего за окном.

«Клуб дневных мечтателей» – антиутопия о фатально изменившей реальность креативной идее. Действие романа происходит весной-летом 2020 года.





Александр Салангин

Клуб дневных мечтателеи?





Первая порция вводных (преамбулоид инженера-автора)


О высших людях (о которых лишь одних и повествует сия книга) я планировал сказать в самом начале. О блаженных разлить мысль уже во вступлении. И о Последнем Человеке – тоже в самом начале. Да так и не придумал, как половчее это сделать. Ну и проехали. С другого начну.

В нашей реальности, которая очень любит всё объяснять, комментить и забалтывать; – по причине того в ней и будет рано или поздно объяснено абсолютно всё. Объяснениям потребуется место. Так что выживут в относительно здравом уме лишь самые подготовленные хранилища.

Лето плывёт и оплывает нагретой полуденным воздухом парафиновой свечкой, погасшей ещё ночью, тает в необъятном коммунальном облаке общего пользования. «Гектары» «памяти» нескончаемыми цепочками одинаковых блоков дрейфуют, текут в усталые наши коробки; потрескивает безопасным (пока) сладковатым воздушным электричеством ленивый воздух, окружающий нас. Но завтрашним шквалом уже полны небеса, и к утру пришедший в холод шепчет сад: «Коробки ваши нашим блокам не в размер». Кто-то помнит весну, смутно, но помнит. Что было раньше – то ли кризис, то ли благоденствие, трус, мор, глад, ноль, взрыв, скачок в новый эон; никто не решится сказать наверняка. Одним мерещится прелюдия к кризису короны (был он?); другие поднимают со дна неглубокого, но непроглядного омута баснословные коррупционные скандалы, изменившие мир (были?). Третьи вообще не помнят ничего.

Сонм модераторов сортирует блоки, пускает в распыл петабайты бесценного груза и загружает – составами – шлак и пустую породу в беззащитные, кефирные тела. Каждому – своё.

В людей лениво играют на разбитой «клаве», скача между плоскими реальностями по старинке – с зажатым «шифтом».




Самый успешный стартап года


Дэйдримы – бизнес-проект, основанный загадочными энтузиастами на излёте февраля 2020 года, в начальные недели пандемии.

Едва появившись, Daydreamers Club «выстрелил», по слову нобелевского классика, «подобно Этне» и развивался экспансивно, уже к началу лета став самой успешной франшизой страны. Дэйдримы открывались десятками, потом сотнями по всей России ежедневно.

В наводнивших интернет баннерах, постах для соцсетей, email-рассылках первой рекламной кампании (создавалась явно второпях) «суть предложения» формулировалась грубо, в лоб:

«Ложись с кем хочешь».




«Новый канон» человеческой коммуникации: максимальная близость для не близких друг другу людей


Создатели бренда ждали от первых рекламных активностей по меньшей мере десятикратного увеличения числа первых проданных франшиз до конца финансового года. Однако уже к середине I квартала цифра превзошла план в несколько сотен раз – почти без рекламы. Простой и гениальный по замыслу бизнес продавал себя сам.

Категория услуг совместного времяпрепровождения в «семейно-постельном блиц-режиме» (так это называлось в черновом манифесте бренда) оказалась для бизнеса «террой инкогнитой». Конкурентов у Daydreamers Club просто не было. В чём-то схожими – с большими оговорками – назывались мини-отели для интимных встреч «на час» и сети городских антикафе. Коливинги (по сути – советские коммуны) в соперники также не годились. Спид-дейтинг и клубы «кому зазо» были и вовсе далеко. Дэйдримы не имели близкородственных аналогов.

Потребителями их, тем не менее, стало всё взрослое население в диапазоне 18-65+. Просматривались перспективы выхода на зарубежные рынки – для каждой страны разрабатывались свои так или иначе уникальные бизнес-планы, но потенциальная аудитория везде была огромна.

Услуги дэйдримов стоили поначалу дорого, однако предложения корректировались с прицелом на демократизацию – и вскоре формат стал доступен подавляющему большинству.

Что же такое был дэйдрим? Формально – представлял собой аналог гостиничной сети, состоящей исключительно из двухместных номеров. Но лишь формально.

«Номера с двуспальными кроватями оборудованы прозрачной перегородкой из пластика таким образом, чтобы лежащие не касались друг друга, но могли общаться. Комната разделена преградой, что исключает переход с одной стороны на другую. Находиться в постели можно одетым в нашу одноразовую пижаму или своё нижнее белье – на усмотрение посетителя. Под запретом использование средств связи и ноутбуков. Других ограничений нет – можно общаться, ходить по номеру, прыгать по кровати, есть, смотреть телевизор, читать, просто валяться и даже спать». (Из описания франшизы.)

Слово «day» означало, что вечером и ночью дэйдримы не работали, – эта мера должна была исключить романтику, вообще матримониальные аспекты как таковые. Главной фишкой стартапа создатели считали суперспособность дэйдримов снимать любые психологические барьеры, ментальные зажимы и аберрации человеческих душ. Деконструкция фобий в субординации «подчинённый-босс», перезапуск отношений, редукция неуверенности и прочих нежелательных эмоций, бонус в принятии важного бизнес-решения, профилактика депрессивных состояний, сублимация полового влечения… – список можно продолжать долго. Это активно «п у шилось» всеми каналами коммуникации и имело эффект сумасшедшей силы. Люди видели, проникались и шли – ибо сам сетап был слишком похож на правду. «Верю», дружно сказали РФ-СНГ, а вскоре и все остальные.

В первые же дни после официального старта многим стало понятно, что дэйдрим создавал принципиально новую парадигму общения, являясь открытием, сопоставимым по значимости с появлением инструментария интернет-коммуникаций и даже в чём-то его превосходя.

Потому что Daydreamers Club предполагал и предлагал предельно возможную близость для не близких людей.

«Brand essence на миллиард» принёс первый буквальный 1 (один) миллиард долларов уже к закрытию пилотного квартала. Мир не знал ничего подобного столь стремительному набору высоты.




Первый апдейт франшизы


«Приложение 1.1. По результатам опросов, проведённых в первые недели после запуска, решено сделать комнаты дэйдримов (капсулы – триты) полностью прозрачными и видимыми снаружи (пока лишь из общего офисного холла, но не с улицы) – однако в будущем планируем «упразднить» (сделать прозрачными) также и внешние стены. Данная мера принята после нескольких попыток мужей и жён наших клиентов проникнуть в трит. Теперь при желании каждый может ради личного успокоения промониторить происходящее в капсуле-трите».

«Приложение 1.2. Скорректированный слоган бренда – Будь смелее. Будь ближе!»




Что это было?


Причиной первых проблем славного стартапа стали не только и не столько разгневанные супруги. Члены комиссий по нравственности, «говорящие головы» консервативных СМИ, ведущие аналитики с ТВ, официальные спикеры основных конфессий дали толчок бурной дискуссии о правомочности возникновения смелой новации. Магнетизм праведного гнева был столь велик, что даже тишайшие, травоядные эфиры утренних развлекательных передач лили на дэйдримы потоки лютой злобы. Хайп тысячекратно умножился соцсетями, и в считанные дни в масс-медиа возник, забушевал инфернальный костерок, задавший тему на весну.

Понять причину было несложно: суперстартап стал слишком популярен уже в первый месяц. Очевидно, что растущая всенародная тяга к Daydreamers Club мешала плановому развитию главной медийной фабулы сезона – актуальной пандемической драмы – в сюжетном русле, уготованном ей ответственными мастерами больших стратегий.

Каление ненависти достигло апогея в момент реального покушения на жизнь создательницы «стартапа десятилетия» и владелицы франшизы – блогерши Razoq прямо во время закрытого стрима для подписчиков высших тиров её Patreon-аккаунта: ворвался, вопя, человек в антивирусной маске с арматуриной в руках, стрим был прерван, Razoq вновь вышла на связь лишь на третий день – из реанимации Первой Градской (38,6k+ сочувственных лайков в первую же минуту эфира), продемонстрировала фанам опасно рассечённую бровь и вывихнутое плечо (77k+ гневных эмоджи за три минуты, количество дислайков зашло за полмиллиона), решительно уверила, что Daydreamers Club она ни коем случае не бросит, а упрочит, усилит и продолжит развивать всему наперекор (19М+ лайков и сердечек in total).

Однако через пару-тройку месяцев всё улеглось. Подверглись корректировке регламенты франшизы – триты, как уже сказано, открылись обозрению «из внешнего мира» (хотя стёкла при этом сделали ударопрочными). После бурного обсуждения поправок в Основной закон – беспорядки, сотни пострадавших, – а также очередного, куда более драматичного витка пандемии даже самые яростные хулители Daydreamers Club потеряли к нему интерес.

Произошедшее в конце весны торжественное захоронение мумии В.И. Ленина (не только его, но и мумий всех его двойников, о которых официально сообщили впервые – и предъявили ошарашенной публике шестерых совершенно идентичных Ильичей) на полмесяца затмило прочие новостные поводы и окончательно сняло дэйдрим-холивар с повестки. Довлеет дневи злоба его.




Линия 1: Судьба человека (г. Новосибирск, дэйдрим «Сибиряк плюс»)


– Как же может столько открытости и вранья одновременно держаться на одном лице? Вот скажи мне! Как они умещают на личинах своих… всё и сразу? Может, специально такими крючат, чтобы думали о них только плохое? Но зачем? А как же любовь избирателей, голоса, вот это всё? У меня сбой логики.

– Да лан те. Терпимые они. В конце концов – приемлемые. У нас с тобой лучше, можно подумать. Ты про которого из?

– Да про всех я. Включая нашего.

– Это профдеформация. Они существа иного порядка. Посмотри на любого из коллег, кто больше десяти на оперативной оттрубил – разве человек? А эти – подавно. В стае живут двадцать четыре на семь, они не люди, а маугли. Давай вырубим и просто полежим. Я, может, даже посплю. Или… Включи-ка «Спас», там старые фильмы. Под «Комсомольцев-добровольцев» придавить полчасика. Чего бы нет?

– Ну, как в обычной жизни… Мужик первый засыпает. Х-ха-ха! Не-ет, смотреть вот так на меня точно не надо, лейтенант! Я ни на что не намекала…

– Смешно смеёшься. Давай ещё.

– Ну тебя!

Молодой человек с лицом широким и простым поиграл желваками, по-детски улыбнулся и придвинулся вплотную к прозрачной перегородке. Лежащая по ту сторону красотка лет тридцати (классическая дива бэк-офиса, перенакрашенные алые губы, щедрый перебор с золотом на шее и в ушах – да и с ямочками на щеках и подбородке) хохотнула уже серьёзнее и сделала то же самое. Её собеседник говорил тихо, но жарко – пластик потел под губами:

– В тебе живой огонь есть… открытый. Обычно так не смеются, сама знаешь, как у нас все в отделе: одна жеманно, другая тупо, третья зло… Мне и работать с тобой нравится. Даже просто рядом находиться приятно.

– Лан те!.. Я не против комплиментов. «Говорите, говорите!» Ты вообще-то классный, старлей, не похожий на всех. Ты участливый. Тот ещё хитрец, умеешь нравиться. Но участливый. Таких больше нет в конторе. И да, спасибо за приглос, всё же дорогое удовольствие.

– Для своих не жалко. Перебрось пульт, а? Сам пощёлкаю. Вон там, наверху, щель есть. Просунь и отпусти.

– Счас. Лови… Ай! Прямо в глаз! Ой-й.. Фингал же будет. Прости! «Первый уснул», в глаз схлопотал. Осталось налево сходить! Полноценная личная жизнь! Ой. Мамочки! Ой, всё. Это моё смущение. Меня смутить – постараться надо. Но сейчас… нервное. Чужой мужчина в пижаме, а всё как дома, шкаф икеевский, да и «плазма» у нас, кстати, такая же.

На «чужом мужчине» и «у нас» молодой человек резко погрустнел. Дива заметила – заметалась:

– Мы с тобой уже давно как свои ведь… В смысле, ты мне теперь больше чем друг, хотя… Давай, щёлкай уже на свой «Спас»… Вредно глазеть, граждане! Морды в пол!

Реплика летела в проходящую мимо с глупым подхихиком пару праздношатающихся допризывного возраста – таких немало было по первости. Желающих посмотреть, «что за дэйдримы ещё такие», не ошарашивали сразу при входе требованием паспортов – давали осмотреться, так что у каждого вошедшего в чертоги «дневных мечтаний» имелась полная свобода передвижения длиной примерно в полминуты; и этим пользовались. Обладал некой «всё-же-двусмысленностью» формат DDC, так что публика всех возрастов и степеней испорченности забывала приличия и бесцеремонно таращилась на возлежащих в тритах. В первую очередь все глаза включало беспечное юношество. Гневный окрик ушей не достиг, но по эмоции очаровательного женского лица, перекошенного милой злобой, подростки всё поняли, стихли, увели взгляды. Довольная дива перевернулась к собеседнику, вынула красивое, холёное колено из-под простыни:

– Хотя… чего кокетничаю. Нормально. Все так – и мы так.

– Отвлекись. Ты давно в конторе?

– Пять лет, ты?

– Сильно меньше. Не люблю долго на одном месте, скукотень. Кой смысл держаться насиженного места.

– Ты что, как это «какой смысл».

– Ну, а тебе не надоедает?

– Не-а… Так. Пойду-ка посуду помою.

– С ума сошла?

– Что не так?

– Расслабься, ты ж не дома.

– «Делай, что хочешь» тут девиз? Я хочу помыть свою чашку. Не привыкла оставлять другим.

Не веря, что делает это, Нина вскочила, в чём была, и как могла медленно подошла к умывальнику в углу трита – открыла кран, сполоснула чашку от чайной заварки. Она делала всё невозмутимо и, как ей показалось, плавно и с достоинством, но спина дрожала от ощущения прилипшего к ней взгляда. Не спеша обернувшись, поймала резкое движение его глаз в сторону экрана. «Вот власть-то наша над вами», подумала с удовольствием, ложась обратно, упала пунцовой от смущения щекой на подушку и продолжила разговор с коллегой, покрасневшим гораздо сильней, чем она сама:

– Так, значит, предлагаешь всё бросить?

– Да. Нет. Может быть. По крайней мере, эта перспектива веселее и интереснее, чем тошнить до пенсии… Или до первой подставы.

– Ну, до пенсии точно не доживём. Одних вирус доконает, других догонит, – она говорила это, длинно зевая, – бандитская пуля. А-а-а-х-х-х.

– Третьих – инфляция. Четвёртых – безработица.

– И всех нас отпоёт обнуль.

– Уж точно… Вон они. Построились.

– Почётный караул.

– У нас на похоронах.

– Переключи ты их скорее!.. О-о. «Комсомольцы-ы…»

– «Добровольцы-ы…»

Она смотрела на него, дурашливо подпевающего советским героям, и слышала лёгкие уколы в сердце – тончайшей нано-иголкой, чуть выше нижних порогов чувствительности. «Мы ничего такого не делаем», показался вдруг совсем нежданный гость – самооправдание. Чего это. Перед кем это и за что. Взъерошила рукой короткую причёску, сбивая себя с лишних мыслей; поправила простыню на груди, сквозь мысли вдруг услышала: он что-то рассеянно и как бы не ей говорил вполголоса, так, что пришлось прислушаться – стекло изрядно гасило звук:

– Бабушки моей фильм. Любимый. Она меня забрала к себе. То есть, родители. Ей сдали. Рос у неё. Мы всё время. Смотрели вместе. Но позже я смеялся уже. Подростком когда стал. Давно её уже нет.

– Когда с обеда будем возвращаться?.. Точно: отлился твой синяк… Прости, тихоня Дима. Знаешь, а мне всё-таки этот формат нравится. Хочу с девчонками сюда сходить. А то караоке-боулинг. Скорее бы границы открыли.

Она многозначительно постучала лиловым когтем по перегородке и заглянула молодому человеку в сердце:

– Залежим по душам, как с тобой сейчас. Дамский угодник.

У старлея вспотели ладони. Но главный гусар райотдела и сейчас не подал вида, что взволнован.

– «Залежим»! Идея, согласен, гут. Тем более, тут за «рефералку» бонусы хорошие. Взять абонемент на отдел? Психологическая разгрузка. Только, знаешь… По мне, тема эта всё-таки одноразовая. Разок попробовать, а второй уже не потянет, надоест.

– Это, «братиш», твоя внутренняя проблема. Ты, похоже, товарищ непостоянный, в любой ситуации «на автомате» ищешь повод для соскока. Не завидую жене. Будущей.

– Но согласись: больше раза скучно. Хотя с тобой бы ходил и ходил.

Коготь перестал цокать по пластику.

– Дима. Ты парень хороший, но пусть тема эта нас не касается, ок? «Не подкатываю» он, ну да! Я замужем. Мужа люблю. И сына. То, что я сюда пришла, ничего не значит.

Он молчал.

– Так что без заходов. Видишь «тревожную» у изголовья? Въезжаешь, зачем она? Я тебя хорошо знаю как коллегу. Но сейчас – не усугубляй. Не порти впечатление.

– Да я вообще ничего, товарьщ старш сержант. Что ты завелась, Нина?

Она резко приподнялась на локте – глаза гневно прищурились, щёки и ямки вмиг побелели от ярости:

– Э… Это мой муж! И сына привёл. Вон они стоят, за стеклом… Что за…

– Опа…

– Эй! Чего пришёл? Лёшку притащил! Ты что творишь? Лёшенька, иди домой, папа не в себе!

Старлей не мог оторвать глаз от её великолепного, как летняя гроза, праведным огнём пылающего гнева. Через пару секунд опомнился, присоединился к ней:

– Слышь, муж. Уходи. Никто тут ничё не делает. Уводи ребёнка. У-во-ди, говорю! Е-го! Не слышит.

– Ну как так, Дима, скажи мне, как можно с таким?.. Шаг влево, шаг вправо! Девять лет одно и то же! Он ненормальный! Опозорит на весь Новосиб! Лёшу-то зачем?

– Не бойся. Я на твой стороне. Возьми плед мой. Лови.




Линия 2: Мужик и медведь (г. Москва, дэйдрим «Ленинский»)


– Коллеги, ещё перед началом встречи хотел просить вас извинить меня за внешний вид, но потом… передумал, а смысл? (Смех в динамиках ноутбука.) Наш сегодняшний митинг мы начинаем… Вы меня хорошо видите? Надеюсь, всего целиком? Это же главное, ради чего вы здесь! (Новый смех в динамиках.) Софья… Владленовна, прошу, левее камеру. Спасибо. Софья Владленовна любезно согласилась держать и, так сказать, модерировать ноутбук во время нашей встречи. Сейчас она лежит напротив меня, хочу сказать слова благодарности, если можно, восхищения её… великолепием её восхити… Вам удобно на вашей стороне? Постараюсь не очень эмоционально, чтоб не трясти кровать. Хорошо. Итак, у нас уникальный пробный эфир, даже не спрашивайте, чего мне стоило пронести сюда ноут с камерой, только благодаря моим гарантиям и личным связям с самой Razoq… Так. Друзья! Мы начинаем митинг словами о необходимости вдохнуть новую жизнь в наши бизнес-отношения, освежить, так сказать, показать полную открытость…

– Игорь Олегович, слушай, давай сам начну, так будет лучше. В общем. Мы приняли твоё предложение провести встречу в необычном формате дримтима…

– Дэйдрима.

– Да… дрима. Приняли потому, что, говорю положа руку на сердце, уже договорились, всем советом, выходить на тендер. Не приглашая в него твою команду, Игорь Олегович. Три года наше сотрудничество… (Связь рвётся на полминуты, возобновляется с того же по смыслу места.) …было продуктивным, но в последние полгода оставляет желать, так сказать.

Игорь по привычке смотрел (мысленно) на очередную происходящую с ним неприятность нарочито безучастно, как бы со стороны – и со спокойной ясностью видел, какой же сам он в ней маленький и беззащитный; на этой огромной кровати он казался себе ничтожным дождевым червём, выползшим во время тёплого ливня на самую середину бесконечного асфальта – и тут разбитым тяжёлыми каплями тупых комментариев и медленно высыхающим от прямых убийственных лучей чужого авторитета. Сифонило неприятным дежавю, – однажды в заоблачном детстве он уже выслушивал от дяди Серёжи подобные разносы. В присутствии Игоревых друзей-пацанов тот отчитывал его за отцовскую удочку (из-за одной неосторожной шалости тогда накрылась их рыбалка – отец при этом молчал; он вообще никогда не повышал на Игоря голос, но и грубого друга почему-то не одёргивал). И так же, как тогда, хотелось объясниться, сказать, что не виноват, «сломалось как-то само». И – не хотелось унижать себя такими нелепостями, как извинение. Я лучше помолчу. Плевать, что при всех. Вообще не буду слушать старого дебила. Отец его не любил никогда, я подавно. Какое прикольное, оказывается, изголовье. Зачем его таким чудным сделали, интересно?

– Интересно тебе, что говорю? Да ты, похоже, не слушаешь меня, Игорь Олегович?

– Сергей Иванович, я понимаю вас, уважаю мнение ваше и уважаемых коллег, готов принять любое решение, но – давайте не будем торопить события, а лучше вместе подумаем над вариантами дальнейшего…

– Без давайте. Мы лучше послушаем тебя. Ты обещал расписать нам всю кампанию на этот и на 21-й, будем рады увидеть наконец внятное деловое предложение. Такое же креативное, как твоё исподнее в жёлтый горошек. (Рокот подобострастного хохота в динамиках.)

– Сергей Иваныч, хах, не горошек, а пчёлки. Gucci Beehive, лимитированная серия, между прочим. Вам не всё видно. Кстати, и у Софьи Владленовны, которую вы не можете наблюдать, она держит ноутбук… хочу сделать комплимент её очаровательным…

– Давно всё наблюдал уже. Игорь Олегович. Ближе к делу.




Линия 3: Ночь и безумец (г. Саратов, дэйдрим «Волга-Волга»)


– Суть «Легенды о великом инквизиторе» заключается в вопросе, выдерживает ли человек свободу. Эта мысль может свести с ума. Страшно в зрелом возрасте пережить крушение мировоззрения. Чёрный ветер свободы сбивает с ног. Человек судорожно ищет себе новую броню: то масоны, то врачи-убийцы. Как китайский уродец, выращенный в вазе, он погибнет, если его перенести в вазу с другой деформацией… А русский не может жить на интеллектуальной свободе. Не выдерживает. И поэтому он живёт верой… Но это не интеллектуальное рабство. Это просто другое отношение к истине.

– Красиво.

– Лучшая книга русских. В оригинале ещё красивее.

– Ты где работаешь?

– KFC. Шофёром и на складе. Я таксистом был.

– На кого учился?

– Закончил академию ФСБ. В начале 90-х поступил, молодой. Прошёл, триста абитуриентов на место. Мой отец был знаменитый, ну, у нас на родине, военный, он воевал с детства. Иначе меня не взяли бы.

– Ха, с детства.

– Совсем мальчиком в партизаны ушёл, ещё когда с французами воевали. Называлась Первая Индокитайская. С конца сороковых.

– А ты воевал?

– Нет. Помню только, когда совсем маленький был, американцы Ханой бомбили.

– Так забавно говоришь: «бомбири».

Собеседник скромной, но безудержно смешливой девушки – нежного создания, смущенно и односложно щебетавшего из-под простыни, – на минуту замолчал. Что-то в словах юной узбечки (или откуда она?) задело за живое немолодого и очень спокойного человека, и это было заметно даже по его невозмутимой, как часто бывает у видавших жизнь азиатов, внешности. Она перебирала простыню пальцами и что-то мурлыкала. Молодость, что они понимают. Миниатюрный, но крепкий и жилистый вьетнамец с острыми чёрными усиками на красивом лаковом (ну, красиво же!) лице вновь заговорил, на сей раз внятно отделяя «л» от «р»:

– Нет, я нормально говорю.

– Так странно. Тебе же, наверно, уже должно быть лет под 50, раз ты учился в 90-е годы. А выглядишь на 30. У тебя дети есть? А внуки? Скажи, как тебя зовут?

– Есть, все есть. Я здесь Миша, но вообще-то Мынь.

– А я Мухаббат, и здесь, и везде!

– Мне во внучки годишься. У вас разве такое дозволяется, чтоб с мужчиной лежать?

– У нас нельзя. Тут, в Саратове, можно.

– Родители твои где?

– Умерли давно. Я их не знала. Наверно, узбеки. Я сама из Навои.

– Скажи что-нибудь на вашем.

– [переведено Google translate] Хочу, чтобы нашёлся мой отец. Я никогда его не видела, но знаю и верю, что он жив. Я помню, как меня баюкал кто-то в детстве – и я уверена, что это был мой папа. Однажды я его непременно найду. Я знаю про него, что он очень добрый, и я его узнаю сразу, как только встречу. Я думаю, он живёт в России. Потому что: если б он жил у меня на родине, то он давно нашёл бы меня.

– Звучит почти как музыка. Что ты сейчас сказала?

– Это, ну, такая сказка. Мне в детстве кто-то перед сном читал сказки, а кто, не помню.

– А что значит имя Мухаббат?

Из-под простыни, накрывавшей лицо, как паранджа, осторожно выглянул глаз, чёрно блеснул на задумчиво сидящего вьетнамца:

– Расскажи ещё про ту русскую книгу.




Линия 4: Бювар и Пекюше (Сукино болото) (г. Москва, дэйдрим «Тверской №1»)


– Саня, нафиг мы сюда пришли. Лучше в баре посидели бы, их полная Тверская же пока что открыта. Айда в бар! Что это за…

– О, смотри.

– Куда?

– Два стекла от нас.

– П-хах! Да… ладно! Это ж сама! Неожиданно!

– Как раз ожиданно. Она ведь здесь как дома. Эх! Жаль, мобилы отняли.

– Вот бы снять её! В смысле, на телефон. Сразу бы миллион просмотров. Хотя они сами, ты глянь, чего-то стримят. Тоже хочу в стрим! Эй! Как её называть-то… Мадам Razoq! До меня добьёт её камера? Блииииин, почему не могу их затиктокать, да как же это…

– Ладно те, Гога, не смущай.

– Погоди, а с ней кто? Сын? Любовник, скорее.

– Европеец, судя по морде. Нервный чего-то.

– Хорош их смущать. Веди себя по-человечески. Наверняка бурный ро?ман. Вон как руками машут. Доставай пиво.

– Открывашка одна, и у меня только. Прости.

– Да чё, зажигалкой открою. Короче.

Оцарапавшись пробкой и не заметив этого, дородный очкарик смачно чокнул бутылкой в тонкую преграду («Э-э ты чё на стекло льёшь-то всё щас по низу протечёт на простыню мне»), тряхнул густой рыжей гривой с проседью, насупил огненные брови и смущённо забубнил, не глядя товарищу в глаза:

– Где мы только с тобой не бывали уже. За эти годы. И сегодня такой момент – его надо отметить в новом формате. Тут на входе написано «Будь ближе», а нам с тобой ближе уже некуда. С годовщиной нашей дружбы, Гога.

– Чего?!

– С годовщиной. Мы познакомились ровно 35 лет назад.

– Фигасе, посчитал, что ли? Точняк! Выходит, с горбачёвской весны? Ну, летит… Ладно, и тебя с днём дружбы!

– Чего залпом-то? Тогда и я!

Время остановилось на пару счастливых часов, проплаченных заранее. Мужчины весело и вкусно выбулькивали – бутылка за бутылкой – бюджетный «чешский» лагер и с удовольствием наблюдали за тем, как через два окна от них владелица DDC Worldwide, бесконечно прекрасная Розина Razoq, хохоча, болтает с каким-то разъярённым иностранцем младше её лет на десять. Обоим друзьям несказанно нравилось столь залихватски пьянствовать в присутствии главной звезды всея сети дэйдримов – и вдвойне, втройне приятно было, что сама великая Razoq при этом широко улыбалась и дурашливо строила глазки им, двум немолодым «бизнесменам» (лучше про бизнес сказать в кавычках; – спорадически возникавшие мелкие проекты всегда были чистой случайностью и огромной тяжестью, «страшным геморроем» для двух этих хронических бездельников), совершенно игнорируя зарубежного гостя – что приводило того в ещё б о льшую ярость.

– Вообще душевно здесь. Помнишь, с чего наша дружба началась?

– Конечно, помню. С драки.

– Как вчера всё это было…

– Ааа. Хорошо. Ну, рассказывай, как дела…

– Дела ровно, всё в проектах. Поступательно. Ты сам что?

– Тоже по-старому. Сейчас бы нашим кому позвонить.

– Они, поди, так же у себя там сейчас сидят где-нибудь с пивком… за круглую дату. Мы ж тогда все вместе познакомились.

– Мысленно с ними. Будем.

– …А прикинь, Гога, наша вечность будет вот такой. Всем всё видно, все со всеми, только без пива.

– Хорош проповедовать. Расскажи новости про работу, она у тебя интересная и новая всё время. Не то что моя.

– Хм-м-м. Ну, вот у нас, например, новый клиент появился, «Сила мечты». Мегаразвлекательный суперцентр километр в длину.

– Три в высоту.

– Ну типа. Строятся на территории, которая раньше, до революции, называлась «Сукино болото». Я узнал, команде рассказал. Ну и – смеялись-смеялись, а потом… я их так и назвал в презентации случайно. Сукиным болотом. Титр во весь слайд. А они даже не заметили. Прикинь. Просто смотрели на экран и одобрительно кивали.

– Так они тебя не слушали. Они же плевали на всё, кроме сам понимаешь.

– Естественно. Более того: мы для них не люди, а белый шум.

– Да плевать… Я ща приду. Эй, а у них тут один туалет, что ли? Причём на твоей стороне только!

– Ха-ха-ха! «Повезло опять не мне»!

– Это. Девушка! А у вас, что, один санузел на номер?

– Гога. Не позорь нас. Вон дверь, за шкафом. Тебе не видно отсюда. Да ВОН он ОН, туалет. Да ё…, да не в шкаф же иди!




Разок за работой


Недолгие недели первых пары-тройки месяцев после старта хозяйка франшизы практиковала активное (—гиперактивное—) ручное управление. Потом быстро набрала высоту и потеряла всякий интерес к возне на местах. Весеннее выступление в центральном дэйдриме на Тверской (помещено почти в конец, терпение, до него ещё долго скроллить) было одним из последних её появлений в эфире перед большим перерывом. Но до того момента она стримилась регулярно – на своём бизнесовом Youtube-канале и жила-была, и ела-пила, и вела дела. Пиар был борзым, нежданным и оттого выглядел очень солидным – откровенность била наповал – фатально, такого не было ни у кого.

…

– …Согласна. Открытие Daydreamers Club в капсуле Живописного моста над Москва-рекой это явный переборхес. Могли бы оттуда какого-нибудь хейтера сбросить – в назидание… Да вы скучные, в вас нет злой мечты. Ладно, спасибо, конечно, что отрезвили меня. Иногда нужно уметь останавливаться.

Но давайте что-нибудь на альтернативу. Например, не знаю, давайте выкупим капсулу фуникулёра в Лужниках. Навсегда. Что мешает? Опять деньги? Забудьте этот идиотский аргумент. Предлагайте реальный огонь, довольно скушнятины! Дайте интересные идеи самому интересному бренду последнего времени!.. Ничего, я не суеверная. Последнего времени. Как сказала, так пусть и будет. Значит, так.

Вот сейчас бросаю этот дротик. Куда попадёт, туда и идём. Опа. Куда я попала? Иркутск? Уходим на Сибирь и Дальний Восток. Открываем триты во всех окрестностях, ползём во все стороны. Я знаю, у меня рука лёгкая. Что? Далеко? Дорого. Ага. Верните-ка мне дротик. Оп-па! Ну, что? Больно? Кровь? Мне больно, когда говорят «нет», гражданин… бывший главный финансист. Чеши отсюда – прямо с дротиком во лбу. Другим в назидание. Так, вот ты. Ты теперь за него. Прими дела, вечером проведём статус. Оформишься в понедельник на его место.

…

– Дорогой, нет, не дорогой Совет. Прошу окончательно осознать, где мы все оказались. Ставки – очень высоки. Никого не неволю, вот Бог, вот порог. Я решаю всё. Примите или валите. Я не вижу в вас проку. Ваши идеи – полный отстой; ваши деньги – мусор. В вас отсутствует чувство момента. Вы безнадёжны. Я управлюсь без вас. Что, никто не желает уйти? Вот это, я считаю, правильное решение. Первый ваш умный выбор за всё время. Ладно, живите пока.

…

– …Карантин? Мы его не боимся. Всё решим и разрулим. Пока люди нас любят, мы будем открыты для них. Мы будем открыты. Да. Спасибо за интервью! Когда оно выйдет?

…

– Везде открываемся. На каждом углу, на каждой захудалой трассе, в каждой заброшенной деревне. Везде должен быть хотя бы автономный трит, да хоть переносной. Мы должны быть везде. Если в далёкой тайге живут два отшельника – там должен быть трит. Выходим пробно за рубеж. Куда сможем. А можем – куда хотим.

…

– Коллабимся с «Кока-колой», принимаем любые условия. «Мак» – аналогично. Предлагаем партнёрку всем, идём к «большой четвёрке», к «Газпрому», хотя бы маслам, да хоть судовым. Спецпроект, ко-промоушен, ивент какой-нибудь – должен быть со всеми. Вообще со всеми, без изъятий.

…

– «Сила мечты» отказала в открытии? Да будут прокляты. Сукино болото.

…

– Где планы, которые были нами в прошлый раз нарисованы? Подайте-ка мне один.

Так. Берём карандаш, ставим в планах открытия на квартал… взяли? Ставим знак умножения на 100. Да! Не гудим, не возмущаемся. Деньги будут, и неважно, под какие проценты. Берём всё, в любой стране и любой кредит, открываемся везде, это ковровые бомбардировки должны быть, а не выход на рынок. Никакого сиротства! Смелость! Вы несёте людям разрушение их жизни! Поняли меня?

Работаем.

…

– Теперь. Что будет мастхэв в каждой стране. Пометьте. Везде своя официальная «Телега», везде вторая официальная для сливов. И свой мощно развитый «ТикТок». На это вообще не жалеем, надо миллиарды – вваливаем миллиарды. Да! Инфлюэнсер – в каждый трит. Всё остальное меня не интересует. Деньги не интересуют. Только внимание. Не думайте про деньги, забудьте про них! Я вам говорю, выполняйте!

Значит, ещё запишите детали. Обновление постов на ТГ-канале – каждые 10 минут. И только самый-самый жир. Берёте за основу контент по РФ и по Испании, там тоже отлично всё взошло. Хорошее – повтори и ещё раз повтори. Всё. К исполнению!

Все слышите? Мне скрывать нечего. Я всё равно буду первой, а Daydreamers Club войдёт в историю как самый смелый стартап, который никогда! и никого! не боялся!

…

– Значит, что ещё мне обязательно будет нужно. Главный инженер здесь? Как вас… В общем, скоро у нас везде будут изголовья установлены, очень такие понтовые. Громоздкие. Прошу продумать, как будем устанавливать. Зачем изголовья? Коллеги. Объясните товарищу – вы недавно, да? – что такие вопросы обычно являются концом карьеры. На ответы «затем», «по кочану» и «так надо» я времени не трачу. Закажите себе табличку с надписью «Будет исполнено», прибейте над рабочим столом и почаще повторяйте.

…

– Что? Ввести одноместные триты? Так. Если вы упорно отказываетесь въезжать в очевидное, я вынуждена отправить вас в волшебную страну реальных – а не выдуманных – инсайтов. Открывайте вот здесь. Читайте. Вечером сдаёте мне это наизусть и несёте уже не .…., а новую стратегию. Или получаете трудовую на руки. Understand, гражданин стратегический директор? Всё, жду:

Ключевой инсайт ЦА

«Я живу напряжённой жизнью в ритме современного мегаполиса: дом—работа—редкие встречи с друзьями. При этом всё возрастающая «агрессия» среды меняет моё поведение: если раньше хотелось регулярного общения, то сейчас, даже когда я дома в кругу семьи, меня постоянно преследует желание уединиться. Понимая, что это не может быть нормой, я ищу новых путей к тому, чтобы вновь почувствовать радость общения – и не только с близкими людьми. Мне было бы очень интересно найти такую новую форму общения, которая вернёт мне чувство этой радости, я бы мечтал(а) «обновить» своё восприятие живых человеческих коммуникаций, поменять отношение к ним в лучшую сторону».

…

– Отлично, вижу Алматы. Так держать. Экибастуз включите, там вчера открывали. Вижу три, пять… А на разрезе угольном открыли? Нет. А ПОЧЕМУ? Мои слова для вас, умников, вообще не значат ничего? С угольного разреза начинать надо было! «Нет денег?» Уволен. Всё, вы оба уволены! Я запрещаю использовать фразу «нет денег» как аргумент! Всем понятно? Тем более в таких случаях. Шахтёрам, мостостроителям, дальнобоям, северным вахтовикам, людям великого труда – дэйдримы вне очереди!

…

– Прошу Лиссабон. Что там? Что? Три митинга? В трёх тритах? Как? Три компартии? А зачем же им три? Ого. Как интересно. О чём же была драка? Ах, это дебаты… Всё помыть, перевести всех в соседние триты, с камер данные стереть. И расскажите, что в России Ленина похоронили. Да, сегодня. Переводите меня: эй, коммунисты! Ленин в земле, так что все свободны! Хахах… Дайте Исландию. Эт-то что? Очередь? Почему? Что за? Как он там один? Я велела на этой неделе открыть там 25 дэйдримов! Двадцать пять! Один! Так. На каждый неоткрытый трит через три дня увольняю десять маркетологов. На каждый трит, а не дэйдрим! Вас всех здесь не будет, если в Рейкьявике через три дня не исчезнет эта очередь! Да вы же убийцы! Убийцы!

…

– Ну, вот. Исландия. Всё хорошо. Можете ведь. Так. Включите Лондон… О, Билл Биллыч. Ты уже прилетел. Хорошо. Лондон потом, сейчас с тобой. Пожалте в трит, я приду in a minute.




Второй апдейт франшизы (текст имейл-рассылки)


Хватайтесь за изголовья, дэйдримеры, не упадите! У нас ураганные news! Читать далее.

Ah yeah, дикий народ постелей! Держи сногсшибательные дэйдрим-новости.

Количество франшиз, проданных по всему миру, только за первый месяц лета увеличилось В 9999 РАЗ!

В честь этого невероятного факта мы дарим вам не менее потрясный подарок. С самых первых дней существования бренда DDC вы просили нас об этом. И вот мечта становится реальностью:

С 9 июля

из тритов всех дэйдримов РФ

исчезают

перегородки!

Йоу. Обнимемся!

Это ещё не все из наших дэйдрим-ньюс. Спойлер: ждите новых, нереальных крышеснос-новостей про м о б и л ь н ы е!.. – к началу августа готовим важные изменения в правилах ;) и знайте: мы хотим, чтоб однажды никаких правил вообще не осталось!

Такого вы точно не ждали от Daydreamers Club. Следите за новостями рассылок!

Будьте смелее. Будьте ближе! Ваш Daydreamers Club.

………

…Да что июль: все сколько-нибудь умные уже весной прекрасно понимали, насколько мощно это выстрелит. Поэтому вот такие, к примеру, имели место диалоги ещё за месяц или полтора до этого всего:




Линия 5: Беседы при ясной луне (берег р. Иркут, Иркутская обл., первомайская ночь)


– Добрый день, Иван Иванович.

– Чего мы ночью?

– Днями дел по горло. То одно шибанёт, то другое. А тему новую откладывать некуда.

– Got it. Ну и?

– Пора упромыслить дэйдримы. Ты же слышал про этот почин? Событие знаковое, что сказать. Выстрелил бизнес весьма не хило. Вот. Пришло время ими заняться. По всему судя, оказался приоткрыт мощный канал. Не просто мощный, а даже «сверх-». Они сами не поняли, что и «куда» открыли. Выход на держателей патента есть, слабые места вызнали. Тонкие вопросы проработали узким кругом – с Алмазом Миргарифановичем, он дал отмашку со своей стороны. И, что важно, сам Владимиров в курсе, и всё согласовал верхнеуровнево. Держи флешку, Иван Иваныч, тут дорожная карта очень подробно расписана. Здесь всё сутевое. Строго придерживаемся инструкций. Я всегда просила и теперь прошу сугубо. Действуем максимально аккуратно. Уже одно покушение стороннее было, так что силовых не подключаем даже для простого мониторинга, усугублять тему не надо точно.

– Кто покушался, известно?

Иван Иванович – оправдывающий своё нейтрально-номенклатурное И.О. бывалый то ли комитетчик, то ли аппаратчик – смотрел пронзительным, будто металлическим зрачком в вязкую прибрежную темноту, из которой вещал, что твой Дельфийский оракул, низкий женский голос, – собеседница стояла ближе к спокойной ночной воде, почти сливалась с зарослями камыша:

– Какой-то фрик залётный. Если б тогда убил он эту Razoq, проблем было бы меньше, но сейчас… В общем, умеренность и аккуратность. Тихо, без драмы дальше растём… то есть, растим. Урожаи снимаем без фанатизма… Потому что финансовый аспект здесь дело очень второе. А очень первое – это посильная модерация и сбор бигдаты. Люди именно. Не статистика. А сам живой материал. В первейшую очередь… Бр-р. Как холодно здесь. С реки дует…

– С Иркута всегда холод. Прошу – мой пиджак…

– Зачем ещё? Одним словом, максимально аккуратно работаем.

– Принято. #шибболет, Тамара Виляновна.

– #шибболет, Иван Иванович.




Линия 6: Лёд и пламень (Спарринг мемов: Паттерналити vs. Экономика невнимания) (г. Москва, дэйдрим «Войковский»)



– …А ты вообще алкоголь не пьёшь.

– Вообще пью, но не с кем попало.

– Всем показалось странно, что ты не пришла на корпорат. Половина пацанов расстроилась, между прочим.

– Горе-то какое.

– Макс, Мосин и Жучков – совсем сильно, Макс особенно. Давно мечтает с тобой зачиллить. Да все так-то мечтают.

Дана рассмеялась и тряхнула причёской – выцвеченная васильково-небесным чёлка озорно взлетела над яркими синими глазами. Как же она любит синий цвет. Хоть для прикола бы его разбавила. В одежде, например. Что ж одна синева. Тонкая, долговязая, с точёной фигурой выглядела бы младше своих 27-ми, кабы во взгляде не сквозил (не обжигал-пугал-восхищал-настораживал) совсем другой возраст, сильно отличный от биологического. Витя делал вид, что дурачится и стебётся, что расслаблен и на драйве, но с первых же минут пребывания в трите, куда он пригласил её, клёвую новенькую Дану, он понимал, что в этом спарринге она давно и безнадёжно ведёт в счёте.

– Что вы все такие несмелые? Не. Я не тусуюсь почти. Не с кем, да и суета это. Суета сует.

– А как отдыхаешь?

– Вечерами скучно – стихи пишу и кое-как стримлю. Кроме них, особо ничего не интересно. Могу прочитать. Политические, хотя на самом деле нет.

– Э. Ок. Давай. Стихи… Да не-е.. Ты чего, серьёзно?

– Что-то не так? Не уважаешь великую русскую поэзию? На лицо сесть, может?

– О_о. Мне уже… нравятся. Эти великие поэтические строки.

– Понятно с тобой всё. Сиди спокойно и внимай. «Спарринг мемов: Паттерналити вёрсус Экономика невнимания».

– Это что, название? Или ты заклинание произнесла?

– Остроумие… и отвага. Давай ещё – сыпь, я запишу…

Он невероятно утомил и огорчил её с первых минут общения. IQ был явно ниже заявленного внешностью – умным (сравнительно со «средним по больнице») выражением глаз («где ж я там интеллект высмотрела») и сносным поведением без явных заскоков; даже чувство юмора присутствовало – в отличие примерно от всех остальных сверстников. (У неё были завышенные требования к этому пункту особенно.) Дана кляла себя за то, что согласилась прийти, и сугубо – за предложение почитать стихи – хотя она всё равно бы их прочитала. Это была единственная причина, по которой она вообще сюда пришла – ей неважно было, кому читать, свободные уши на что угодно провоцировали её согласие – почти помимо воли.

– Молчу я.

– Всё, не будет больше огня юмора? Рано сдался. Ну, отлично:




Спарринг мемов: Паттерналити версус Экономика невнимания


Триста лет дорогим спиртам.

Все дороги ведут к смертям.

Обладатели пол-Земли

Обалдеть до чего дошли.

Австралийский лесной пожар,

Застрелиться какой кошмар.

Miley Cyrus не ест, не пьёт.

Малый вирус всех вас убьёт.

Как же бедно живёт приют.

Как же в Лондоне наших бьют.

Миром плачем на весь ТикТок.

Мы российские, с нами… – ОК.

Отовсюду идёт беда.

Не забудь посмотреть сюда

И туда смотри – цепеней.

Отвлекаться ни-ни не смей.

Разверни свой рецептор к нам,

Хватит зыркать по сторонам:

Хуже нету, чем быть вовне.

Отдавай CTR стране!

Пузырится гугнивый клаттер.

Сыплют искрой фракталы-призмы.

И рисуется мрачный паттерн

Под эгидой патернализма.

Назовём его Паттерналити.

Сверхколосс, нипочём не свалите,

Не получится ничего.

У него —

Сто ножищ по пятьсот пудов,

Лес перстов, миллионы ртов,

Ну а функция – лишь одна:

Обращать внимание на.

«Вот, СМОТРИ» – ключевое слово,

Суперскилл и первооснова…

– Тебе не стыдно писать стихи? Я… фиг знает, мне было бы стыдно. Сорян за перебив. Этот вопрос всегда беспокоит, когда при мне начинают читать. Ладно рэпчанский, но тут-то…

– Нет, конечно. Как может быть стыдно заниматься любимым делом. Тебе не стыдно в «Мортик» гасить на работе каждый день?

– Я однажды подумал, что все поэты – бабы.

– Феминисток на тебя нет.

– Нет, по счастью.

Дана остановилась и смотрела (нежно и брезгливо? Тревожно и насмешливо? Неопределённо смотрела – как он того и заслуживал) на огромного в сравнении с ней, столь же дубоватого (теперь уже очевидно), напрочь лишённого даже подобия манер бритоголового расхлебая, в уме своём даже сейчас явно играющего в Mortal Combat – безмятежно, с полной отдачей. Витя, точно, готовил в уме яростную схватку – «спарринг» в названии Даниной поэмы настроил его мысли на битву. Всё в его реальности превращалось в игры – беседа с начальником, неприятная сцена с родителями, общение с друзьями в баре, всё обрастало фоном игрового поля, фразы становились облачками реплик, всё преображалось в разноцветный, мелькающий сет с преобладанием оттенков крови и пламени. От душераздирающего приступа скуки (он не мог слушать стихи даже из вежливости) Витя давно нарисовал в своём воображении Паттерналити – угрюмого серо-стального монстра с густым пупырчатым узором устрашающих огненных глаз на прямоугольном, как экран компьютера, мертвенном лице – и сейчас ждал, кого поэтесса («поэтка? Вот тупое-то слово») выведет к нему на ринг.

– Если это всё сложно невозможно для твоего инфантильного сознания-недопонимания, то я могу простыми словами своими всё объяснить без проблем тебе, Вить. – Дана не могла читать дальше: она видела, что собеседник не с ней. – Смысл, Витёк таков: нас со всех сторон обложили, по полной обслужили, сосут наше драгоценное 24 часа бесценное, без вопросов всеми возможными и невозможными спосо…

– Да хорош, ты чего. Я всё выкуп а ю. Всё пойму я. Не дебил. Продолжай, эта тема мне заходит.

Витя нервно захлопнул ноут (отобрали игрушку) и оборотился к ней с таким пронзительным и деланно-внимательным видом, что Дана на секунду потерялась от прямого, сурового по-волчьи взгляда, чего сама от себя не ожидала:

– Ок. Просто… ты слушаешь меня вообще! «Мортик» подождёт минуту, да даже меньше минуты осталось! Прошу немного же: оторвись от компа.

– Оторвись от компа, – засмотревшись в глаза, полыхавшие синим пламенем, деревянно продублировал Витя и демонстративно повернулся спиной к ноуту – неловкий, едва умещавшийся в прокрустовом ложе эконом-трита. Его мысли и дальше съедала игра, но портить отношения с новой напарницей – офис-менеджером и любимицей всего холдинга на полтысячи человек – не хотелось. Да и фразы её дерзкие в начале их диалога что-то в нём всколыхнули, самую малость.

– Да. Конечно, слушаю, Дана, слушаю-съ. Дальше.

Просить дважды её, как водится, было не надо:

– То не гром прилетел с небес —

Тыщевольтный разряд словес

Паутинно завис над нами

Невесомым цунами:

Россияне опять в плену.

Не впервой начинать вои?ну.

Даже бабы русских храбреи?.

Говорю как архиереи?.

Колоссальный бла-бла-болван,

Что приклеенный, за тобой

Ходит, дёргает за рукав:

Посмотри на пример всех стран:

Нас лишили гражданских прав;

Ну-ка выйдем, да все гурьбой —

Обязательно выйдет толк:

Распахнутся врата Кремля,

Расцветёт, воспоёт земля,

Всех запишут в небесный…

– Фаталити. Бл…

– Не играй, Витя, прошу, пожалуйста, козёл вонючий, дослушай! Твою ж… Don't talk!

– Ну-ну-ну! Всё-всё-всё.

– Джугашвили. Мишустин. Греф.

Полыхай, благородныи? гнев.

Миром всем навались, на раз.

Кто не с нами, тот против.

Класс!

Зацепил, ухватил за живое.

В резонансе с фанатским воем,

Чёрным горем, духовнои? жаждой

Разнесу «Ты в долгу», «Обязан»,

Дам проср.ться слезами глазу.

Соберу по слезе из каждого

(И у каждого, и у каждой).

И поверх новостеи? лежалых,

Пересудов, соплей и жалоб

Под кимвалы эфирных сфер

Распахну кошелёк-портал:

Альфа-банк, Patreon, Пэй Пал,

Яндекс.Money, Tinkoff и Сбер.

Теплохладность – ужасныи? грех.

Хоть по сотне, да взять у всех.

Отдаваи? и последнии? грош.

Все? равно пропье?шь,

Потеряешь, сведёшь на баб.

На колени, раб:

У, вовеки ты будешь мой:

День окончен – ползи домой,

Открывай Телеграм, Инсту,

Одноклассников, Рен, Звезду,

Матч-ТВ, TikTok, с головой уходи в поток.

Не забудь, кто ты есть, щенок.

Мы – всемирные. С нами? ОК?

Начинается спарринг мемов —

Смертный бой без щитков и шлемов:

Встаёт супротив супербосса

Экономика Невнимания

И лишённым эмоции голосом

Отвечает на завывания—слэш—заклинания:

Мы сперва тебе ох как верили,

А теперь на весах измерили.

Оттого ты яришься и воздух месишь,

Что и грамма на них не весишь.

Заставляешь себя жалеть.

Всей душой за тебя болеть.

«Или – или». «Они – и мы».

«Царство света – и область тьмы»:

Нам не надо таких дилемм.

Нам не надо твоих проблем.

Не свисти, не жужжи и не лай нам.

Мы живём по своим гайдлайнам.

Витя вывел на ринг «Мортика» Экономику невнимания и поставил её напротив Паттерналити. «Эко» была похожа на Дану, только грудь выросла на пяток размеров, волосы тоже увеличили объём, окрасились в пламенеющий «скарлет». Сильно убавилось одежды. Довольный Витя начал выбирать ей оружие – и оттого полностью прослушал концовку.

– С каждым дне?м человек умнеет —

Паттерналити сатанеет:

Распаляется, бье?т в набат,

Обещает чуму и град,

Травит солью живую рану,

Тянет за волосы к экрану:

Одним воспрещает проснуться,

Других заставляет вернуться,

Ходит по пятам,

Рыщет по кустам,

Проникает в жилые здания,

Наплевав на закон и приличия.

Вы хотели от нас внимания —

Вы получите БЕЗРАЗЛИЧИЕ.

Дана замолчала с безразличным видом. Слушатель ей не зашёл.

– Теперь всё. Ну как тебе?

– А? – позорно очнулся Витя. – Ох-х, крруто вообще. Бомбяу.

– Какой глубокий коммент. Прости, расплачусь сейчас, тушь даже, считай, потекла, хотя я ей не пользуюсь. Как точно ухватил суть произведения. Зачем с ним пошла? Дана, дура ты.

– Да хорош троллить. Я честно – я не въезжаю в стихи, где они вообще и где я. Ты сама же про себя знаешь, что ты крутая, что тебе моё мнение? Да что говорю – мне очень, Дана, клянусь, поэзия у тебя высшая, в паре мест даже задумался, честно. Затаив дыхание.

– Конечно, затаив. Я видела. «Мортик», отвечал последней фразой, как в школе с задней парты. Игры это тоже, разумеется, дело хорошее. Ладно… Вот раньше было лучше здесь бывать, когда не разрешали с телефоном и ноутом…

Что это набито у тебя?

«JUST A TSAR»?

– А-а, мой прикол. Я и дизайнер маленько, не только айтишник. Смотри: читается одинаково, если перевернуть вверх ногами. Вот, ща подниму руку.

– Так. Не надо тут мне руки вскидывать, да ещё под камерами. Вижу всё. Ну да. То ж самое. «Царь, просто царь». Чувство собственного величия… зашкалило?

– Хах. Не-е. Просто.

– Монархист, что ли?

– Какой монархист, ты что. Ну хотя, может, и монархист, не думал как-то. Стихи твои, кста, зашли. Чего не стримишь?

– А надо?

– Скинь их потом.

– И ты мне чё-нть сасное перешли. Царь Витя.

– Сасное! Ты серьёзно, так говорят ещё? Аа-а, какой кринж, я должен сказать, но лучше молча поблюю. Ты точно не отсюда какая-то.

– Не знаю я этого вашего поганого языка.

– Вот и не говори на нём. Стихами лучше получается. Ща. Во. Лови про меня:

«Мы не продаём алкоголь лицам, не достигшим ничего».

– Видела.

– Вот ещё норм, про карантин:

«Дома я / До мая».

А вот ещё просто:

«Любить иных – тяжёлый квест».

Дана насмешливо и почти зло оживилась:

– О-о! Последнему лайк особый.

– Но я реально говорю – «просто», без подкатов. Мы с тобой здесь и не за этим. Чего, в офисе полно мест, если что. Но ЭТО ДРУГОЕ.

– А зачем мы здесь? И какое это другое? Ты вот… зачем меня пригласил? И сам за чем таким сюда шёл?

– Ой, да ладно такие вопросы… Сам не знаю! Ой, б… Уронил!

Отвечая Дане, Витя развёл руками так, что огромной ладонью смахнул свой ноут на пол – от случайного касания девайс слетел под кровать легко, как бумажный лист, и неудачно: экран треснул сильно, от угла до угла.

– Всё, погас. Из всех сохранёнок вылетел по-любому, с-ск… Короче, реально не знаю, чё я пришёл. – Он был очень раздосадован. – Повело меня. Принят ответ?

– Так и запишем, – с довольной усмешкой ответила Дана и сделала вид, что что-то вписывает в воображаемый «молескин».




Шире трит! Без секрета всему свету


По всей стране, как грибы после дождя (или как [радиоактивные] дожди после [ядерных] грибов – а? Да пусть, пусть полежит тоже), вырастали кластеры дэйдримов под узнаваемыми белыми вывесками с ярко-красными буквами (если их можно было буквами-то назвать. Оригинальное лого пальцем было делано – буквально: свой счастливый трейдмарк Razoq походя выписала по планшету левым мизинцем – лихо нарисовала, как отрезала, тут же, без правок, запулив корявую каракулю в ближайшую типографию. В этом был подход Razoq, взбалмошной блогерши неопределённого возраста, которую никогда не видели задумчивой, даже просто сосредоточенной).

Важным событием, придавшим новый импульс без того растущей популярности бренда, стала отмена запрета входить в триты с мобильными. Правда, регламент усложнился подписанием пары допсоглашений (про административную и уголовную ответственность за съёмку и про отсутствие, в случае чего, претензий к Daydreamers Club-у). Но лояльности это не снизило – скорее, наоборот.

По понятным причинам в сеть тут же потоком пошли снятые «из-под одеяла» видео из тритов. (Были и раньше, только фейковые.) Благодаря таким утечкам, – кстати, герои скрытых съёмок оказывались в массе своей лояльны к появлению роликов в эфирах, лишь изредка и нехотя вчиняя иски авторам, – благодаря этим утечкам интерес к франшизе вырос до уровня международного. Добавим сюда мощную маркетинговую экспансию и бешеный, сверхчеловеческий драйв завоевателя, огнём негасимым бушевавший в душе Razoq всю её сознательную жизнь… Бренд полыхнул в мировом масштабе посильнее коронавируса. Купив часть прав и быстро обкатав «пилот» на полудюжине стран Юго-Восточной Азии, один европейский marketing integrator предложил за полное правообладание не представимые уму ?500 млрд.

Однако крупнейшей для РФ коммерческой сделки в сфере услуг не произошло: Razoq отказалась от условий, записав эффектный и смешной стрим о переговорах, которые проходили в центральном столичном дэйдриме на две сотни тритов, занимавшем весь цокольный и часть первого этажа дома на Тверской.

Дэйдримы спокойно пережили очередную волну ужесточения карантинных ограничений. В первую очередь, потому что в DDC начали делать экспресс-анализы на вирус, и это помогало государству («в сложившейся ситуации» стране, по обыкновению, «катастрофически не хватало денег») бесплатно выявлять новых заражённых. С другой стороны, за спасительную соломинку, дающую шанс на выход, хватались люди потому уже только, что изнемогали сидеть по домам. Получить пропуск в дэйдрим было проще, чем на выезд в магазин за два квартала от дома. Кроме этого, дэйдримы создавали небывалое ощущение: люди в них словно открывали друг друга – впервые за долгое… можно сказать, впервые вообще. Все тянулись к общению в тритах беззаветно и трогательно, словно распускающиеся друг другу навстречу нежные цветы. Коллаборации оказывались немыслимыми. Человечество «заболело» жизнью в режиме Daydreamers Club.




Линия 7: Лучший собеседник (г. Москва, дэйдрим «Сити башня Евразия Премиум плюс»)


– Чтобы разбавить наше молчание, Татьяна Николаевна, предлагаю заняться кто чем хочет. Я вот – почитал бы. Не вслух, конечно. Книжку взял, но всё времени начать не было, работа, работа…

– Ничего себе. Какого же года эта книга? Орфография дореволюционная, как ты это читаешь, Семён? Глаза сломать можно.

Герои новой сюжетной линии – М, 24 и Ж, 42 – лежали под невидимым хэштегом #обоюдноесмущение в уже привычном для всех в стране и в мире полуголом виде. Скажем, что мировая мода, скорректированная карантином (тройка «рубашка-галстук-трусы» в тысячах разновидностей стала главным трендом даже для вернувшихся в офисы – не скромничал никто, это стало вариантом нормы, как, например, во время о но – штаны с продранными коленями), скорректированная карантином мода второй волной получила комплектации и более вольные – штаны совершенно умерли уже как формат, вот-вот готовы были уйти в небытие рубашки, тишоты и топы: пока ещё в концептах прет-а-порте, но всё шло к масс-маркету. Огненная апокалиптическая жара стала повсеместной, превратив одежду из необходимости в аксессуар.

Что привело Татьяну Николаевну и Сёму в трит? Вопросы бизнеса (особые для каждого из двоих), смешанные в пропорции 1:1 с «затрудняюсь ответить». Мы же понимаем, что «затрудняюсь ответить» было основной причиной всех визитов в Daydreamers Club-ы?

Она лежала и тайком смотрела на него («испытывает, что ли»; Семён с неудовольствием замечал это, следя за Татьяной Николаевной краем глаза). Он – продирался через яти, еры и «и с точками» старинной книги, которую, как он теперь понимал, лучше стоило читать дома, в тишине и одиночестве.

Семён скользил глазами по пожелтевшей бумаге и всё не мог сосредоточиться.

«До самаго горизонта разстилаются въ поле безкрайнiя русскiя снеги. Не видать тому полю конца-края и въ ясный день – а нынче и подавно…

Охъ, разгулялось надъ ночною равниной январьское ненастье, закружила лютая пурга! Летятъ надъ скрипучимъ настомъ мирiады колючихъ снежинокъ: звеня на морозе хрустальными колокольцами, перегоняютъ другъ друга, то взмывая выше серыхъ снеговыхъ тучъ до самаго поднебесья, то вдругъ съ силою обрушиваясь внизъ.

Уууууу! – завываетъ чорная вьюга. Мететъ пороша, скрипитъ подъ обледенелыми полозьями и усталыми конскими копытами.

Холодная тьма сгустилась надъ одинокою чорною кибиткой, медленно и упрямо ползущею сквозь буранъ. Тройка коней въ изнеможенiи тянетъ тяжелыя сани, подгоняемая ледянымъ Бореемъ шибче, чемъ даже и кнутомъ ямщика. Ямщикъ не зеваетъ – щелкаетъ бичомъ да посвистываетъ, бросая быстрыя взгляды на кибитку – какъ тамъ седокъ, не примерзъ ли къ санямъ?..

Только истый смельчакъ отважится на дальнiй путь въ такую непогоду. Мететъ, пуржитъ пуще прежняго, небо смешалось съ землею; не понять, долго ль еще до людского жилья – скоро ли кони согреются въ сухомъ и тепломъ стойле, скоро ль найдутъ себе отдыхъ и кровъ пассажиръ и ямщикъ, заплутавшiя въ непроглядной январьской ночи…

Не видать ни зги подъ тусклымъ, будто огонекъ светляка, луннымъ сiянiемъ. Едва виднеетъ кибитка въ ненастномъ зимнемъ поле. Сокрытъ подъ овчиннымъ тулупомъ пассажиръ одинокой повозки. Какiя думы идутъ на умъ ему въ это чорное время? Что въ душе, что же в мысляхъ его?..

Тпру-у-у!»

(Сёма так смешно шевелит бровями, когда читает. Такой забавный… и с таким интеллектом. Этот скромняга уже сейчас всех уделывает под ноль. Через пару лет у меня должностей не останется, чтоб его дальше повышать. Хоть грейды под него переписывай. Чудовище. Бэбифейс, и бровки, но чудовище.)

– Не думала я положа руку на сердце, что ты согласишься на этот эксперимент. Оу-у. Beg your pardon. Ты же читаешь. Будешь кофе? Чай. Тут есть какой-то… «Сенча…» чего… «Сенча Мёд и пчёлы», что за бред… будешь чай?

– Не, спсиб.

– Тебе в целом здесь уютно? Всё хорошо? Нет дискомфорта?

– А. Что?

– Ладно, читай, читай. Не обращай на меня…

– Если вы хотите поговорить, я могу отложить, давайте пообщаемся. Ноу проблем. Интересно, вейп можно?

– Семён, всё в норме, читай свою книгу. Кури, конечно, это «премиум-плюс». Можешь и выпить.

– Нечего.

…

– Приятно дым пахнет. Почти парфюм. Как думаешь… Ой-й… Прости, что снова прерываю тебя.

– Ничего. Уже прервали. Что? я «как думаю»?

– Как думаешь, будет новый вирус?

– Татьяна Николаевна, вы меня трогаете ногой. Надеюсь, случайно.

– Эм. Ой. Конечно, случайно.

– Да, будет новый вирус и не один, сто пудов… процентов, извините.

(Блин, да чего я такой суровый-то с ней. Надо как-то попроще отвечать, без наезда. Подумает, за кукухой не слежу, уволит ещё. Короче, в следующий раз что-то спросит, я нормально отвечу. Сто пудов. Ну а чего она подкатывает-то, с другой стороны. С дуба упала, что ль, совсем. Зачем согласился с ней пойти. Лан. Читаю дальше ровно. Чего-то в этом всём не то. Шухер лёгкий.)

«Тпру-у-у! Занесло вороныхъ въ придорожный сугробъ, увязла повозка по самыя оглобли. Кони стали. Спрыгнулъ съ повозки ямщикъ, заблажилъ:

– Беда пришла! Не видать дороги, баринъ! Пропадаемъ!

Узрелъ бы лишь случайный путникъ, окажись онъ рядомъ, какъ завьюжило, какъ замело надъ кибиткой вдругъ съ новою силой, – и порывъ суроваго январьскаго ветра взметнулъ надъ санями промерзшую медвежью полость, укрывавшую ездока отъ лихаго ненастья. Обернулся ямщикъ, обернулись и вставшiя кони, какъ будто прося о пощаде – ну что жъ ты, хозяинъ, всё гонишь насъ въ этой ночи, объясни, сколько верстъ намъ осталось до дома…

И вотъ же, читатель, узримъ, кого мчали полночныя сани по безкрайней – татарской? уральской? сибирской? – заснеженной дали. Что за неистовый путникъ всё спешилъ непрерывно впередъ, всё бранилъ ямщика и велелъ ему гнать лошадей дальше, дальше по льдистой дороге, безъ сна и безъ отдыха,– кто онъ?

Уууууу!

Да что за диво! Чудится ли это? Или то морокъ незримыхъ, незнаемыхъ силъ, невиданныхъ чаръ – страшной, нечеловеческой силы сгустился надъ равниной?

Кого же съ трепетомъ и страхомъ узрели мы въ этой кибитке, лишь распахнулась тяжелая полость, раскинуло ветромъ овчинный тулупъ таинственнаго ездока?..

Не человекъ, не зверь лесной, не жуткiй кошмаръ изъ ночи – живое сердце въ человеческiй ростъ открылось изумленному взору.

Тяжелое, распаренное, сидитъ въ кибитке огромное, какъ будто огненное, сердце, дрожитъ подъ ударами вьюги, свиститъ и клекочетъ окровавленными жерлами венъ и артерiй: то жадно ловитъ ими воздухъ, – то заливаетъ овчину дымящейся алою кровью.

Задрожали кони отъ резкаго порыва ледяного ветра, более жъ того – отъ открывшагося имъ вдругъ жуткаго зрелища; съ дикимъ ржанiемъ прянули въ сторону, запутались непослушными ногами въ поводьяхъ, – а бросившiй вожжи ямщикъ ужъ исчезъ давно за стеною метели: бежитъ онъ, падая, ползетъ, обдирая пальцы въ кровь, карабкается – скорее, скорее прочь! – по непролазнымъ снегамъ дикаго поля, охваченный безумiемъ, какъ злымъ чорнымъ пламенемъ:

– Баринъ!!»

(Что за… древнерусский наркоман это писал. Блин, короче, всё, в офис возвращаюсь, не мой день. Счас как-нибудь ловко сольюсь.)

– Семён. Сём. Скажи только честно. Ты ведь не уходишь из конторы?

– Почему так решили?

– Ты открыл страницу на «Хэхэ».

– Ну, это я… в общем… если серьёзно. Я ведь вам всего себя отдаю, вы знаете.

– Да, потому мне так беспокойно и волни…

– Ну и не беспокойтесь. Не бойтесь ничего. Да нет, я с вами. Я никуда не уйду точно. Мне всё нравится.

– На тебе висят четыре из пяти всех проектов, ты меня пойми. Мы госкорпорация, нам нельзя, чтоб сюрпризы были, понимаешь ведь, кого мы подводим тогда…

– Да не, забейте, Татьяна Николаевна. Короче, эта история чисто психологическая. Ладно, скажу, пока мы… пока мы тут под одним одеялом типа… Тупо мне нравится, когда меня хантят, а я их футболю. У меня уже список есть, здоровенный. Кстати, «большая четвёрка» в нём в полном составе. Всем их эйчарам отказал. А давали двойной ценник. Слил всех с оттяжечкой. Люблю это дело. Ха.

– Красавец. Во всех смыслах.

– Не знаю, что ответить. Вы тоже ничего! На бабушку мою похожи… Но… вообще-то не могли видеть моё «си-ви» в открытом доступе.

– Ошибаешься, – задумчиво усмехнулась она, доставая сигарету. – Я вижу всё.

«Онъ всталъ, чуть дыша, и прислушался. Издали послышалось – иль почудилось просто – ржанiе верныхъ коней. Тяжко стиснуло грудь ямщику; пусто стало вдругъ на душе, какъ не было раньше. Всталъ несчастный посредине открывшейся бездны, заметаемый снегомъ, безсильно руки возделъ – и такъ застылъ.

Лопнуло небо ночное, порвалась завеса снежнаго мрака. Яркiй лунный лучъ на мгновенiе просiялъ надъ равниной – и, ничего не найдя на протянувшемся до горизонта полотне безконечнаго снега, исчезъ за громадою грифельно-чорныхъ тучъ, и больше не вышелъ на небо.

Содрогаясь отъ мрачнаго ужаса, несчастный ямщикъ обернулся; кибитки ужъ не было видно. Силы его слабели съ каждымъ порывомъ ветра; шаги вязли въ снегу, мысли мешались, сознанiе угасало. «Пропалъ», мелькнула мысль въ последнiй мигъ. Приложа коченеющую руку къ груди, ощутилъ онъ подъ полотномъ трепетавшей на ветру мокрой рубахи («Что жъ это? кровь!») мягкую пустоту».




Линия 1: Судьба человека (продолжение) (г. Новосибирск, дэйдрим «Сибиряк плюс»)


– Чё надо?

– Пижаму набрось сперва. Ложись теперь. Ща врублю чтонить фоном. Футбик хотя бы. Вот так. Я, конечно, готов извиниться за тот раз. Но, во-первых, формат этих… тритов не нами придуман и не нам его судить. Во-вторых, ты …зачем вообще сына тогда сюда притащил. Это было ошибкой. И не вздумай… кхм… Нину. Ты хоть и муж, но я на её стороне.

– Напоминаю тебе, «ромео». Стёкол здесь нету больше. А если бы и были… Это моя семья. Я ведь не посмотрю на погоны. Совсем оборзели? В личное полезли. Чего ещё хотел?

– Тебя очень прошу не трогать её. Просто прошу и всё. Пожалуйста. Между нами. Ты ведь такой счастливый.

Два товарища по несчастью сурово молчали, глядя в низкий потолок, зеленоватый от отсветов футбольной трансляции. Обоим было очень неуютно.

– Теперь я скажу. В последний раз видел тебя в одном кадре с моей женой. Иначе… Неважно, чью закон сторону примет. С коллегами Ниниными и твоими, кстати, я общался. Ни одного из них – на твоей стороне. Так и сказали – «неспортивно».

Муж Нины посмотрел на желтоватый синяк под его глазом, со злым презрением откомментировал:

– Видно, много желающих тебе выписать.

– Да это Нина твоя мне…

– Чё-ё?!

– Она случайно… Пультом.

– Ты, сс…

Едва удержав уже занесённый кулак, муж Нины встал, бледнее простыней, начал быстро одеваться:

– Ходи-оглядывайся. Бесплатный совет. Это всё, зачем я сюда пришёл. Увещания твои мне не сдались. Хулиганов будешь воспитывать.

– Погоди, слышь.

– Всё, сказал же.

– Ложись, дай сказать.

– Постою.

– Мужик, прости меня, я был где-то неправ. Но правда – если бы не твоя Нина, то я не смог бы измениться. Мне это было надо. Мы же все одинаковые, – чего ты сам, другой, что ли. Тоже ведь живой человек. Неужели не поймёшь?

Дима смотрел ему прямо в глаза. Виноватые так не смотрят. Как его вообще в контору взяли, он же клоун. Его слушать – себя не уважать. Сам себя идиотом чувствую. У клоуна на допросе. Стою в одних носках, как гомос… Кому рассказать… До чего… довели… страну…

– Что тебе ещё надо от меня. Работа ждёт.

– Я просто захотел с ней пообщаться. И теперь всё время хочу с ней общаться, готов хоть каждый день… Да хватит зубами скрипеть, твою мать! Выслушай меня! Эта мутка с дэйдримами – она действительно раскрывает людей. Ты не представляешь, сколько народу наших сюда ходит. И сколько проблем сразу ушло из жизни. Некоторые, даже кто с судимостями, приходят и зовут наших… побазарить. По-человечески. Не жалобы, там, не разборки. Просто пожить вместе полчасика, час. Ляжь уже, ляг… Я так теперь стал людей понимать хорошо. Раньше я их вообще не видел в упор.

– Эти …страдания меня мало интересуют. Напомню, ты гоняешь с моей женой сюда уже третий раз. То есть, я тебе уже трижды должен выписать. Что у вас там раскрывается, лучше не озвучивай даже. Во избежание. Тебя вообще спасает только то, что ты, похоже, того. Причём наглухо. Ну, давай-ка тебе мозги прочищу суровой логикой. Ты пользуешься моей женой. Пользуешься, как вещью. Для решения своих проблем и загонов. Водишь её в рабочее время. Она себе лифчиков новых накупила. Это вообще как? Да этого достаточно, чтоб те… Да чего я вообще с тобой…

– Руки! Убрал, я сказал. Слышь, успокойся, пока к нам не вошли… Не, у нас всё хорошо! Всё в порядке, не надо входить! Ща уладим.

– Всё! Всё. Да пусти же, чёрт.

– Ложись и слушай. Как этот себя ведёшь. Да опять! Что ж ты…

Двое ещё немного побарахтались на простынях, но до статуса драки возня не дозрела – инициатор просто хотел себя обозначить, да и был он в силу возраста-комплекции существенно менее подготовлен к мужским разборкам, чем спарринг-партнёр его – Диме ничего не стоило блокировать вялый заход мужа, даже не запыхался.

– Я не отнимаю у тебя жену. И счастье ваше не собираюсь рушить. Но пойми меня. – Дима достал из нагрудного кармана футболки сломанную сигарету (тонкие курит, как баба), прикурил и продолжил гораздо спокойнее по тону, хотя от смысла его слов спокойствием и не пахло. – Я не могу без неё жить. Не представлю, как мне день провести без твоей Нины. Что мне делать в этой ситуации? Угнать у тебя её? Сделать несчастным ребёнка вашего? Руки на себя наложить? Или на тебя?..

Натуральный сумасшедший. Задушить бы, собаку бешеную. Если б не болевой, я бы ему всёк.

– …не собираюсь на ней жениться. Даже если ты её бросишь. Но я не могу без неё жить. Я просто хочу ходить сюда и видеть её каждый день. На работе и здесь. Мне больше ничего не нужно. И не смотри на меня, дыру просмотришь.

Повисла пауза, самая тяжёлая и мрачная пауза этой книги. Оба не знали, что говорить.

Давайте пока проведём небольшой квиз – пусть каждый читатель ответит для себя на вопрос, как правильно поступить в этой ситуации, если ты а) Дима, б) муж Нины, в) Нина.

Вот мои варианты. Если я Дима, то я убью мужа, убью себя, уведу Нину с ребёнком, без ребёнка, запью и уволюсь, чтобы забыть о ней, или постараюсь пересесть на другую женщину – возможно даже, что на одну из коллег. Если я муж Нины, то постараюсь убедить себя, что ничего не произошло – пусть два мента сами мучаются и разбираются, главное, чтоб Лёха-малой не страдал. Если я Нина, то буду играть Димой до посинения; он теперь мой и так просто не уйдёт; хотя, конечно, положительный и прикольный, я таких в жизни не встречала; но надо его – в общем, пожалеет, что водит меня сюда; для мужа что-нибудь придумаю, главное – чтоб Лёшенька не страдал.

Сердце внезапно кольнуло. Он посмотрел на толстяка, злобно и грустно потирающего пухлое запястье со следами от его жёстких пальцев.

– Прости меня, мужик. – Дима чуть не заплакал от жалости к нему, но вовремя сдержался (что бы тогда это вообще было такое). – Помоги мне. Очень прошу, по-братски. Мне очень плохо.

Собеседник сидел на сбитой простыне вполоборота к нему. Хрипло и тихо проронил, держась за вывихнутую руку:

– Да мне рассказывали наши тоже. Про эти места… Я Арсен, Арсений.

– Знаю.

– Миша из третьего цеха, на координатном главный, сходил один раз, теперь не вылезает. Ты чего, говорю, как игроман? Подсел. А он бухать после этого бросил. Это первый семиразрядник с координатного, который в завязку ушёл, на моей памяти. Ходит то с корешами, то с незнакомыми. А больше всего со своим отцом, он уж еле у него передвигается – так он его привозит, играют в шахматы, чай пьют. Короче, это. Кто ты там, Дима. Ясно, что ты ку-ку, но что теперь. Давай-ка переключись на кого другого. С Ниной будешь у нас общаться. Ты, похоже что, ровный в целом. Разговорчивый больше нужного, но это даже в плюс. Заглядывай, посидим за встречу. Можешь со своей прийти.

– У меня нет никого. То есть, есть, но не одна, и не то чтобы мои они все были…

– Больше не зови Нину сюда. Можешь ходить к нам. Я сутки через двое, в эту пятницу приходи. У Нинки подруга, одна живёт, пригласим. Фотка даже у меня есть. Счас. Вот она, смотри. Ничё так, а?

– Не. Я не приду. Извини. Не люблю эти посиделки, да и дружить не особо умею. Один по жизни, друзей нету.

– Ясно. Всё, давай, мне на смену.

Оставшись один, Дима в задумчивости (нарисованной на лице, а не настоящей – мыслей не было и быть не могло) несколько раз пощёлкал со «Спорта» на «Мир» и обратно, выключил, бросил пульт под кровать. Конфигурация жизненной фабулы казалась вышедшей из-под контроля и этим – не пугала, но очень неприятно томила. То, что есть работа, недораспутанные дела, грядущее квартальное совещание, он почти забыл. Если точнее – обременённая тягостью душа отдавала теперь всему этому не более 20 % личного времени.

Он посмотрел на пустую постель рядом, встал, взбил примятую подушку, разгладил простыню, перевернул её чистой стороной вверх. Через 10 минут должна была прийти Нина.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65639371) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.