Книга - Кольцо. Абсолютная утопия. История про 13 Аркадиев и всего одного меня

Кольцо. Абсолютная утопия. История про 13 Аркадиев и всего одного меня
Арсений Сергеевич Коваленко


Герой фантастического романа пребывает в будущем, которое оказывается самым заурядным настоящим. Станет ли это будущее лучше, если попытаться его изменить?





Арсений Сергеевич Коваленко

Кольцо. Абсолютная утопия. История про 13 Аркадиев и всего одного меня


Как обидно быть ничем, когда вокруг тебя все – всё



© А.С. Коваленко, 2016

© Издательство ИТРК, издание и оформление, 2016




Глава 1

Подвиг


– Вот уже 279 лет, как великий герой Аркадий первый самоотверженно пожертвовал собой, чтобы запечатать вход в кольцо, и навсегда спасти человечество внутри. Мы, благодарные потомки, всегда будем хранить в сердце великий подвиг нашего бессмертного героя, с которым мы дышали одним воздухом.

Мэр города Аркадий 12-й, который был прямым потомком того самого Аркадия, важно поправил праздничный значок кольца на своей груди и продолжил свою длинную речь:

– По нашей традиции, как вы все знаете, 20 июля, мы выпускаем всех старшеклассников в их взрослую жизнь, и торжественно вручаем им их первые кольца, как знак совершеннолетия и возможности быть равными гражданами нашего славного кольца, нести в общее будущее великую консервированную жизнь!

Тут он немного добродушно посмеялся, его живот смеялся в такт ему, пуговицы рубашки немного разошлись, и можно было рассмотреть некоторые выступающие волосатые элементы его тела, которые вздрагивали в такт его эмоциям и движениям.

– Опять же, по нашей древней традиции, в этот день двух праздников мы вспоминаем великий исход в кольцо и отмечаем выпуск старшеклассников. Вспоминаем великую историю нашего народа, бессмертный и бесконечный выбор каждого гражданина кольца. В этом году честь рассказать самую первую историю закрытого кольца выпадает выпускнику и твердому хорошисту Арсению Манчини.

Оркестр заиграл праздничную короткую мелодию, впрочем, от которой всех давно воротило. Единственный оркестр во всем кольце знал всего три мелодии, а на официальных мероприятиях чаще всего исполнял именно эту характерную «праздничную».

До этого момента все шло хорошо и весело, даже бесконечная болтовня Аркаши вполне меня устраивала, я мог бы ее вытерпеть и в этот раз, и с маленькими перерывами даже смог вытерпеть ещё несколько раз. Если бы я знал, как это страшно – выступать перед большой публикой, да ещё на своем же выпускном – я бы провалился на месте, никогда бы на это не согласился. Сейчас хочу провалиться куда-нибудь вглубь кольца, с глаз долой, хочется умереть. Хотя чувствую, что именно это сейчас и произойдет.

Множество глаз уставились на меня с ожиданием, как будто в этом году история будет иной, чем в прошлом, как будто сюжет этой старой истории свернет не по тому пути, и все выйдет совсем иначе.

Я вышел из ряда своих одноклассников, теперь уже бывших, шепотом они подбадривали меня и желали удачи. Я подошел к мэру, он торжественно пожал мне руку и деликатно подвинулся, следом за ним ушел и его огромный живот, было довольно жарко, и он обливался по?том, то и дело промачивая платок под редкими волосами на лбу. Белый костюм мэра, видимо не спасал его от жары и духоты, и на спинке пиджака начинали проступать мокрые следы, рубашка под ним была уже совсем мокрой, раз дошло и до верхнего слоя. Я подумал, что после выступления с меня тоже семь потов сойдет.

Синяя школьная форма сделана из довольно плотного материала, а ещё по регламенту мы должны были стоять в пиджаках. Девочкам было легче, они были в юбках и блузках, но по выражению лиц было ясно: им тоже очень жарко.

В толпе я увидел своих родителей, папа смотрел с большим юмором и улыбкой на лице, а мама была очень тронута такой честью, которую мне оказали за заслуги по учебе. Мама не очень понимала, что такая «честь» и именно в кавычках была мне удостоена из-за хорошего знания истории и более-менее подвешенного языка. Больше никто в нашем выпускном классе просто не справился бы с такой задачей, а в выпускном классе второй школы добровольцев тоже не оказалось. К своим знаниям я относился скептично, и многие оценки мне даже натянули до среднего балла, чтобы можно было быть «настоящим» хорошистом и выступать тут перед публикой.

Все эти мысли пролетели за какую-то долю секунды, потому что мне казалось, что я ещё вижу уходящий живот «счастливого Аркадия», которого мы называли так за глаза из-за того, что он был 12-м, а не 13-м по счету потомком нашего великого героя. И иногда смеялись, что «несчастливый» Аркадий, который будет править городом после «счастливого», просто утонет в его костюмах.

Почему я думаю обо всем, кроме самой речи? Все замолчали, оркестр смолк, легкий шелест голосов моих одноклассников тоже умолк за моей спиной. Сейчас главное не облажаться, сам же иногда издевался над Петей, за его оговорку в том году. Он мне это припомнит, кстати, где он? В толпе его не видно.

Передо мною лежали листки с историей нашего города, но я знаю ее хорошо и подсказки мне особенно не нужны.

Я побил пальцами по микрофону на трибуне, немного откашлялся и начал:

– Дорога возникает под ногами идущего, так говорил великий герой и основатель нашего города Аркадий 1-й, и мы проделали долгий путь, и продолжаем шагать дальше, каждый из нас внёс что-то в наш город. И поэтому мы сегодня чествуем главного героя, вспоминаем самую первую и важную историю нулевого года, и славный подвиг нашего основателя, который отдал самое дорогое ради нас – свою жизнь.

К этому моменту, в толпе людей, уже слушали не все, некоторые смотрели с интересом, особенно дети на плечах родителей. Если говорить о родителях, то мои родители слушали, жадно впившись глазами в меня. Многие зевали, или в полголоса общались между собой, все это было для них избито и неинтересно. За их спинами, совсем вдали, я заметил хитрые глаза Алисы, которая с интересом меня слушала. Это придало мне сил, а то, что многие не слушают вовсе, облегчало мою задачу: не так стыдно оговориться, если никто не придает этому значения:

– Больше трехсот лет назад, силами лучших умов Земли, были созданы великие законсервированные города, которые должны были спасти нас от плохой экологии, ухудшающегося климата, бесконечных мультилокальных войн, голода и других проблем, которые идут вместе с человеком, на всем пути его существования. Данная теория, о городе-саде, или эдеме, существует с незапамятных времен, и человек смог реализовать ее только немногим больше, как триста лет тому назад.

Я сделал многозначительную паузу, слушающих людей ещё поубавилось, я продолжил:

– Группой ученых из Новосибирского научного института внешнего мира, чьи имена, к сожалению, до нас не дошли и не сохранились в летописях, был создан уникальный материал, по своим свойствам, не обладающим какими-то недостатками. Его невозможно сломать, расплавить или согнуть, лишь однажды задав ему форму, он застывал навсегда. Разрушить его нельзя, ни одна молекула не отставала от этого материала. Все хорошо знают этот материал, который был прозван «абсолют» за свои качества, весь наш дом, наше кольцо полностью отлито из него.

– В детстве, как каждый ребенок, естественно я был исключением (на площади раздался смех отца – это была его шутка), пытался покарябать, поджечь, или ещё как-то деформировать абсолют, конечно же, это не выходило. Извините за маленькую сноску, просто к слову.

– На Земле было построено несколько закрытых городов, из абсолюта. Первые эксперименты с частичной заливкой в границах города, в виде обычных стен, полностью провалились. Такой город страдал и не был защищен с почвы или с воздуха, задача абсолютной герметичности не достигалась.

– Потом придумали полностью закрытые города различной формы, мы точно знаем о существовании нескольких типов городов. Это законсервированные города-треугольники, города-квадраты, а мы с вами живем в городе-кольце, форму которого и придумал гениальный Аркадий первый, великий. Город был практически герметичен, и имел минимум выходов, наш, как наиболее совершенный – всего один.

Я бросил мелкий, быстрый взгляд на Аркадия, он тоже не очень внимательно слушал, но добродушно улыбался, и на словах «великий» и тому подобное немного кивал головой. Видимо, это уже его рефлекторное движение: разум выхватывает знакомые и правильные слова о его предке, на которые нужно реагировать добродушным легким кивком головы. А я, уже совсем успокоившись и расслабившись, продолжил:

– Большие группы добровольцев селились в таких городах, в том числе и в нашем кольце. Многие дети в начальных классах думают, что все строения в городе, системы жизнеобеспечения и все в этом духе, заносили через маленькую единственную дверь. Конечно это не так, сначала формировалась нижняя часть сферы, потом на нее клали грунт, уровень за уровнем, возводили город, и только после этого сферу полностью заливали абсолютом, с минимумом входных отверстий, чтобы город был максимально автономный, через такие отверстия входили и выходили наши прадеды и прабабки. Конечно, из тех первых людей, заселивших наше кольцо, уже никого не осталось в живых. Поэтому некоторые сведения мы утеряли, и представляем их лишь в общем виде.

Что мы знаем о внешнем мире, о большом доме наших предков? Бесконечные войны, голод и другие проблемы, все это раздирало нашу планету на части. Каждый новый век, по мнению людей, должен был оставить войны и голод позади, но с каждым веком и бесконечные войны и голод – все это только усиливалось. Рождались новые проблемы, и кризисы, неразрешимые противоречия между народами и целыми государствами. Решение одной проблемы создавало сразу десять новых, конец одной войны вел за собой начало сразу десятка войн. В последние годы, до нашей нулевой эры кольца, планета представляла собой плачевное зрелище, это мы знаем довольно точно.

В какой-то момент ситуация на планете стала ухудшаться, и некоторые города проводили референдумы по отделению от остальной части планеты, с последующей герметичной запечаткой города изнутри. Наше кольцо, не стало исключением! В результате референдума, и решением абсолютного большинства, было принято историческое решение об образовании первого герметичного государства в кольце.

Те события именуются «первой герметичной войной за независимость», ведь люди из внешнего мира были против нашего выбора, им претило, что кто-то хотел отделиться от них и запечататься в городе. Хитростью или силой мешали нам, они не хотели нашего спасения. Они завидовали нам, тем, кто рискнул всем, и поселился в таких городах, завидовали тем, кто сделал правильный выбор. А когда «внешние» люди поняли, что внутри города значительно лучше и безопаснее, они обезумели от страха и стали бороться с нами. Они прислали целую армию, чтобы не страхом, так силой, не дать нам отделиться от внешнего мира. Но было уже поздно, пугающие новости снаружи не оставляли нам иного выхода, и армия не смогла нас остановить.

Великий герой Аркадий первый, ценой свой жизни, запечатал единственную дверь, чтобы спасти всех жителей города от людей внешнего мира. Великий хитрец и стратег всех времен, провидец – он смог одурачить всех снаружи, и не дать врагу внутри помешать нашему торжественному праву на независимость и светлое герметичное будущее. Можно сказать, что подвиг Аркадия первого по-настоящему велик и неповторим, ведь он один вышел на бой против целой армии, и он один – победил ее.

Он заплатил за это жизнью, ведь когда новость о запечатывании двери разнеслась по городу, внешний карательный отряд, который был в этот момент в городе, попытался вырваться из него.

Нашего героя жестоко пытали и убили: они хотели знать, есть ли ещё выход из этого города, или от отчаяния, что им придется жить тут до конца своих дней, с людьми, к которым их прислали, чтобы держать их в страхе и повиновении. Остатки того отряда ещё неделю держали нашу мэрию, пока их силы не были полностью сломлены. Так закончилась великая война, нашей героической победой. И великим подвигом Аркадия, который не будет забыт.

Есть ещё один интересный факт…

Какой факт был интересен, руке в белом пиджаке, видимо, совсем было не интересно знать, потому, что он отодвинул от меня микрофон и жестом показал встать обратно к своим одноклассникам. Что я и сделал. Раздались вялые хлопки аплодисментов, и как я и думал, вся рубашка на спине была мокрая. Одноклассники немного посмеивались вокруг меня, впрочем, это было добродушно и чтобы поддержать меня.

В это время говорил мэр:

– Большое спасибо Арсению Манчини за столь подробный, и даже очень подробный рассказ об истории нашего города. Мне вдвойне приятно, что мы вырастили таких круглых граждан кольца, которые так хорошо знают историю нашего кольца и гордятся ею.

Он на секунду задумался о своём, и потом продолжил:

– От себя хочу добавить лишь следующее. Великий подвиг моего предка, Аркадия первого, спас нас от внешнего мира. Война, которая стремительно разрасталась там, уже переходила все возможные границы. Была объявлена ядерная тревога, и у Аркадия просто не оставалось иного выбора, как спасти всех нас, или погибнуть вместе с другими. Сейчас наверняка, внешний мир мертв, а мы единственные выжившие люди! Мы те люди, которые сделали правильный выбор, и сама судьба показала, что мы оказались правы! Подвиг Аркадия первого, человека, который закрыл наше кольцо, останется навсегда в наших сердцах.

Аркадий замолчал на миг, набрал воздуха в грудь, отчего его тело стало совсем необъятным, и громко сказал в микрофон:

– Ура! Граждане кольца! Ура! Слава кольцу, слава Аркадию первому, слава герметичной жизни! Ура!

В толпе несколько человек прокричали «Ура», и это «Ура» в этом году было немного более вялое, чем в том, или просто было очень жарко. Люди просто не хотели сотрясать воздух, кто-то уже расходился, и в массе своей на площади стояли либо наши родители и родственники, либо друзья и знакомые. В общем, все те, кто как-то был с нами связан напрямую. Конечно, в первых рядах стоял ряд чиновников, выдающихся людей нашего кольца. Но по их лицам складывалось впечатление, что они устали и тоже хотят разойтись побыстрее, основное «Ура» приходилось именно на них.

Но счастливый Аркадий ещё долго говорил: про урожай, производство, про наши достижения и какие мы все молодцы. Называл нас будущим города, и всё в этом духе. Все это я слышал в тех или иных версиях много раз, и ничего интересного тут не было. Я почти все пропустил мимо ушей, мне хотелось, чтобы все закончилось побыстрее, и мы могли отпраздновать наш выпуск с одноклассниками, ведь завтра мы уже попадем во взрослую жизнь, и кто знает, в какую часть кольца кого из нас занесет. Взрослая жизнь виделась мне светлым сном, ареалом самостоятельности, индивидуальности и личной свободы. В закрытом кольце очень ценишь самостоятельность и уединенность.

Прошло ещё с полчаса, все устали, и официальная часть была закончена. Нам раздали наши первые кольца, знак взрослого гражданина. Аркадий 12-й ещё раз поздравил нас с успешным окончанием школы, и мы разошлись по кучкам. Народ с площади тоже рассосался и люди стали заниматься своими делами, в основном, на площади остались одни родители, друзья и знакомые тоже уже расходились.




Глава 2

Кольцо


Только снаружи наше кольцо выглядит довольно просто: большой стальной круг с вырезом в центре. Внутри кольцо намного сложнее и создано для идеальной бесконечной жизни. Реальный радиус кольца 1 км, мы точно знаем, что вырез в центре тоже равен 500 метрам, протяженность всего кольца, если взять длинную нитку и пройти по всему кругу максимально близко к внешней части – 6 километров 283 метра 184 сантиметра, цифра, которую знает каждый гражданин наизусть. Кольцо разделено на четыре равных части по размеру, но не по сути и важности. Каждая часть кольца или район, носит свое название, по часовой стрелке:

Северная часть кольца – это основной правительственный квартал, 2 школы и один университет, учреждения, основные «органы» города, мэрия и он же дом мэра, главные магазины, единственная больница, штаб упраздненной полиции, оба наших министерства, различные организации. Все решения, вся жизнь города происходит через это место, тут ведется управление всем городом, заседает правительство. Север – мозг города. Здесь распределяется продовольствие, выпускают деньги и так далее. Так же тут происходит почти вся культурная часть города. На северной части, располагается возвышение с магазинами, ресторанами и местами общего досуга для людей. Именно здесь располагается единственный театр имени Аркадия великого, театр в случае особой нужды превращается и в клуб, и в дискотеку для молодежи, и даже в оперу. Ещё тут единственная в кольце библиотека и первый (единственный) музей кольца. Редкие жилые дома, в которых живут в основном чиновники, или люди связанные с управлением и жизнью в кольце. Все стремятся либо работать на севере, либо жить максимально близко к нему. Это не только престижно, но и удобно, во многом очень практично. Тут сохранился легкий флёр старых городов внешнего мира с более поздними вставками бетонных прямых уродцев новых зданий, которые перемешались между собой и сплелись бесконечными переходами на разных этажах.

Восточная часть города – единственная часть, которая отгорожена от других частей города глухой стеной из абсолюта сверху и снизу, лишь с двумя большими проходами: один связывает восток с севером, а другой с югом, из которых сделали туннели. Это стеклянная часть или просто «стекляшка» или «поле» или «деревня», сельскохозяйственная часть города, в которой создан искусственный климат, и искусственное солнце поднимается по внешней стороне кольца с утра, и заходит вечером по внутренней. «Стеклянной» эта часть города прозвана за ощущение прозрачности, ведь когда находишься внутри этой части города, складывается впечатление, что ты не в кольце, а во внешнем мире. Тут есть небольшие поля и луга, водная акватория у самого внешнего края кольца, и несколько горных массивов, которые впрочем, настолько круты и извилисты, что мало кто туда ходит. Горы начинаются по краям этой части кольца, в большой части на севере, где граница с восточным кварталом, и в меньшей на юге. Под этими горами и проложены туннели, ведущие в соседние части. Здесь находятся «легкие и кровеносная система» кольца, системы жизнеобеспечения воздухом, водой, и едой. В стекляшке выращивается весь урожай, живет самая маленькая, деревенская часть населения, и тут же по совместительству находится дом для престарелых, место довольно скучное и тут делать особенно нечего. Самый забытый и никому ненужный край нашего города.

Южная часть города или просто «юг» – промышленная часть кольца, там находятся производства, маленькое трамвайное депо, можно сказать «мышцы» и перерабатывающая часть города. Здесь сосредоточена большая часть работы и промышленности в кольце. Швейная – тут делают одежду для людей. Литейная и строительная – тут делают всё необходимое для строительства и поддержание города в нормальном виде. Инженерная – это скорее аналитический центр, который старается из минимума ресурсов выжать максимум полезных технологий и товаров. Вся перерабатывающая промышленность кольца тоже здесь. Автономная жизнь, переработка вторсырья. И всё, что можно выжать из возобновляемых или не очень ресурсов – перерабатывают именно тут. Гений Аркадия первого великого и учёных внешнего мира создали почти автономную систему. Успех консервированной жизни возможен только при условии полной взаимозаменяемости и автономности работы всего кольца, и юг выполнял эту автономность для всего города. Но были и свои проблемы, потому, что люди прошлого просто не могли предусмотреть, с чем столкнется человек через 300 лет закрытой жизни в кольце, и не могли предугадать всех вариантов и осложнений. Поэтому весь юг держался на двух вещах: на гениальности учёных прошлого, ведь только благодаря многим технологиям, возможна полностью бесконечная и автономная жизнь, и смекалке и попросту желанию жить и выживать, во чтобы то ни стало и любыми способами. Многие пословицы были забыты за века автономный жизни, но простую пословицу «варить кашу из ничего» знал каждый рабочий юга. Они делали абсолютно всё из ничего, а там, где не хватало научных знаний, использовали смекалку, и где не хватало смекалки – использовали научные знания. Ведь другого выбора у них просто не оставалось. Все производства юга создают общий конгломерат и объединение «Бытовой» и туда входят все компании и цеха, кроме инженерного: из-за своего несколько «теоретического» труда они работают обособленно от других. Но на территории юга сложно отличить одно производство от другого, там всё давно перемешалось и перестроилось. Швейный цех вполне мог быть в соседней комнате от подразделения литейного производства. И в этих лабиринтах понимали и хорошо ориентировались только те, кто там работают. Если обычному человеку вечером отойти достаточно далеко от линии трамвая, то он вполне мог и заблудиться в бесконечных подъемах и спусках, тупиках и обходах. Бесконечный лабиринт из бетонной застройки разных лет, один общий сплошной завод на разных уровнях и этажах, состоящий из сотни мелких предприятий, разделенный множеством проходов.

Западная часть города – единый бетонный спальный массив с квартирами или просто «муравейник». Максимально заселенная часть, где живу я с родителями, и почти все жители кольца. Ещё определенное количество людей живет на юге, где муравейник давно смешался с цехами в один общий массив, плавно переходящий в цеха. Муравейник – большое чудо и достижение нашего города. Это единственная часть нашего кольца, не имеющая крыш, весь муравейник от самого низа и до верха единый массив, состоящий из помещений, проходов и коммуникаций. Абсолютная заселенность, бетонные сваи создают бесконечные квадраты с небольшими квартирами или помещениями свободного назначения, которые занимают 100 % от территории этой части города. По сути, муравейник это единая масса и твердь из квартир, и людей, разделенная лестницами и прямыми длинными галереями или ярусами на всем протяжении.

Все части кольца плавно переходят друг в друга, кроме восточной стекляшки: учёные считали, что природная часть кольца должна быть по возможности замкнутой для более продуктивных сельскохозяйственных работ и генерации чистого кислорода, который расходится с полей на всё кольцо в двух направлениях, и воды, которая расходится по бесконечным трубам из водной акватории.

По понятным причинам, мы не можем знать, точно ли названия частей кольца соответствуют расположению, и правда ли север – север, а не запад или не юго-запад. Поэтому это лишь официальные и потому условные названия. Очень сложно понять, где кончается промышленный район и начинается спальный, и только муравейник хорошо видно со стороны правительственного района, на который он «наступает». Поскольку он медленно, но необратимо расширяется, его надстраивают ровными частями, и с севера можно видеть крестовые бетонные перекрытия муравейника, которые возвышаются до самого верха и занимают всю свободную площадь внутреннего объема кольца.

В другом конце северного квартала, чуть дальше от главной площади с памятником Аркадию первому, находится крутой подъём на несколько этажей или просто серпантин, где располагаются террасы ресторанов, магазинов, и проходы к административным зданиям и места досуга. Это место для тусовок, сегодня тут мы будем праздновать наш выпуск. Обычно молодёжь собирается на этих террасах, на каком-то из пролётов, которые уходят высоко верх. Принято идти сюда с девушками на свидания, извечно заведено, что встречаться надо у памятника, а потом вместе подниматься на нужную северную террасу с рестораном или кафе, или редкой площадкой со скамейками.

Эти террасы упираются в стенку, за которой начинается деревня, почти у самого купола кольца, и это одно из немногих мест, где можно увидеть хоть какую-то городскую панораму. Место сакральное, ведь именно эта часть города несёт в себе исторические корни и похожа на города внешнего мира. Коричневые и бежевые цвета, оранжевые сделанные под черепицу – крыши, и имитации колон.

А так о круглой форме города тут напоминает лишь остановка трамвая, которая проходит кругом по всему кольцу. Правительственный квартал не так сильно застроен, он выпирает из внутренней части кольца, лишь на 300 метров, перед зданиями ещё довольно много места, с различными площадями и скверами из редких деревьев.

Метров в 50 от террас, где мы сегодня будем куролесить, на главной площади стоит главный памятник нашему герою.

На мой взгляд, он довольно комичен. Аркадий, с безумным выражением лица, выпученными глазами, развел руки в стороны и как бы немного согнут, или даже сгорбился. Суть понятна, это символизирует, что Аркадий встал у стены, немного в нее вогнулся и как бы закрыл своим телом единственный проход. Не знаю, в такой позе он это делал, или это лишь игра воображения архитектора, но этот памятник уже много лет стоит и тут, и около него влюбленные назначают свидания друг другу. Знаю доподлинно, что в одном из немногих жилых домов северного квартала живут потомки этого архитектора, которому и подарили этот домик за заслуги перед кольцом. Других заслуг, кроме памятника, за архитектором вроде как не водилось.

Если от памятника идти всё время вниз, в противоположную сторону от стекляшки, то упретесь в муравейник, в дом, где живет 95 % людей. Переход довольно грубо выглядит, но если видеть его с рождения, то вполне нормально. Если смотреть в первый раз, то складывается чувство, что перед тобой большой отрезанный кусок круга, состоящий из разных уровней и торчащих свай. В какой-то момент, если идти максимально близко к внешней стороне, вы упретесь в стену, которая клином идет на вас под острым углом. Получается, что муравейник растет, не совсем прямо, а как бы наступает с внешней стороны. И когда-то, в теории, может закрыть внешнюю часть серебряного абсолюта кольца, а только затем, внутреннюю часть северного района. Это очень интересное наблюдение.

Муравейник всё время расширяется, и раз в несколько лет, этот острый угол сдвигается всё дальше в сторону севера.

В какой-то момент, кажется лет 50 назад или даже больше, люди забили тревогу: муравейник бесконтрольно разрастался, и мы стали переживать, что скоро он упрется в правительственный квартал и нам негде будет жить, попросту закончится свободное место.

В этом страхе, безусловно, была и есть большая доля правды. Но наши инженеры вывели формулу и посчитали, что до критических размеров муравейник разрастется через две тысячи лет. При условии, что будет соблюдаться квота на расширение. Поэтому, раз в несколько десятилетий, достраивали блочный ярус, за ним этажи как конструктор шли верх, и на несколько метров муравейник становился шире. Люди успокоились тем, что проблемы с перенаселением будут решать их далекие потомки, а сейчас просто надо не наглеть и знать меру в строительстве.

Если смотреть довольно часто на этот муравейник, то проблема расширения просто перестает тебя волновать, ты уже просто не замечаешь ее. За всю мою сознательную жизнь появился всего один дополнительный «слой» муравейника, и вот через несколько лет планировали начинать строить второй, если будет нужно. Но что-то там затормозилось, возможно, и не нужен он, места и так хватит всем.

Время от времени люди раздувают эту проблему, но потом она сходит на нет.

У закрытых систем есть свои экономические особенности: считается, что население практически не увеличивается в размерах, и наша община примерно такого же размера, как и была вначале. Но это только считается, любой умный человек сделает простой вывод: если муравейник расширяется, а выдают квартиры всё меньшего размера, значит, и количество людей становится больше.

В кольце живет 4972 человека, раз в десять или пятнадцать лет проводят перепись населения, и эта величина изменяется не существенно. Но в эти 4972 человека – не все верят, но провести независимый подсчет никто не может, да и не нужно. Зачем пустая паника? И что это изменит, даже если это неправда?

Большему количеству людей требуется соответственно больше денег, даже в общей массе. Поэтому, наша экономика держится на различных противовесах.

Правительство и мэр города пытаются устоять на тонкой веревке, паря под самым куполом кольца, маневрируя с денежной массой. Пытаясь правильно сопоставить эту массу с количеством людей, ценами на продукты и услуги, и так далее.

Примечательно, что одной из идей созданий кольца была как раз идея создания идеальной экономической модели, где не было бы бедных и не было инфляции. И в перспективе – денег.

Не получилось, деньги есть. Уже много поколений, как мы, можем только гадать об экономиках других закрытых городов, или просто экономике на планете. Поэтому сравнить с чем-то нашу эффективность или нет, мы не можем. Мэр и правительство решают проблемы по мере их возникновения, и особенно не беспокоятся на этот счет.

У нас ходят бумажные и железные деньги, валюта называется – круглей, кругляши, круглые, круги и ещё много как. Неизменно на купюрах и монетах с одной стороны изображена буква «К», вписанная в круг, а на другой стороне профиль Аркадия первого, если речь о монетах, и его анфас, если мы говорим о бумажных деньгах.

Вот так мы и живем, рождаемся, растем, учимся и работаем, заводим семью и детей, стареем и умираем. И всё это делаем внутри кольца, нет ныне живущих людей, кто бы знал, что происходило во внешнем мире. Ведь прошло почти 300 лет, и сменилось множество поколений, которые давно перемешались, а многие из нас, в том или ином виде, приходятся прямыми родственниками друг другу.

Мне сложно судить, отличаемся ли мы чем-то от людей внешнего мира, хоть эта мысль часто не дает мне покоя. Каждый ребенок с раннего детства знает, что внешний мир по-настоящему ужасен и несправедлив. Но никто не знает, в чем он конкретно ужасен и несправедлив. Учебники говорят слишком в общем, и было всё это слишком давно, и даже общие сведения о мире начинали стираться из наших голов. Многие данные либо не сохранились, либо их просто не было в кольце, но вполне логично предположить, что они и не нужны. Зачем нам знать много о мире, который мы никогда не увидим? Философы кольца считают, что раз внешний мир не доступен для нас, то его и не существует вовсе. А наши предоставления о чем-то не могут быть не правильными, ведь они единственные и как следствие, только они правильны по-настоящему.




Глава 3

Почти трезвая пьянка


Когда нас отпустили, я быстро пообщался с друзьями и пошел к родителям, они о чем-то ожесточенно спорили. Я сразу влез в спор:

– Мам, что такое? Что ругаетесь на людях?

Мама только сильнее наморщилась и махнула на меня рукой, я понял, что родители обсуждали мое дальнейшее будущие. Отец хотел, чтобы я шёл по его стопам работать на юг, в перспективную и единственно нескучную рабочую отрасль с его точки зрения, а мама, чтобы я заключил контракт с мэрией и закончил наш единственный общий университет кольца.

Я решил не влезать в эту вечную битву между высшим образованием и техническими специальностями, лишь искал глазами мою Алису.

Алиса, рыжеватая красивая девушка с точёными чертами лица, она была относительно высокой, даже немного выше меня. По канонам нашей красоты, ценились девушки низкого роста, и чем дама была выше, тем это было не в ее пользу. Но мне нравился ее рост, и красоты она была исключительной. В глубине души, я понимал, что если бы у нее был рост более привлекательный, она бы не общалась со мной, а нашла себе парня получше. Я был вполне скромного мнения о своих данных, часто меня ругали за апатичность, и скучный характер, даже по меркам жителей кольца. А внешность моя терялась среди других. Я был один из многих, я гражданин кольца, такой – как все. Впрочем, подобные мысли я от себя гнал.

Обычно Алису видно издалека, на полголовы она всегда выделялась в любой толпе, а огненный цвет волос дополнял картину. Когда был вечер, я сравнивал ее с маяком, которые ставили во внешнем мире, чтобы корабли не врезались в сушу. Но ее не было видно.

Я попрощался с родителями, заверил их, что вернусь поздно, и постараюсь быть в адекватном состоянии, отец дал мне деньги, и я пошел к одноклассникам. Удаляясь в сторону муравейника, родители продолжили спор касательно моего будущего, ругаясь на ходу. Я же прильнул к кучке своих.

Они увидели меня и рассмеялись. Я сразу же спросил:

– Что смеемся, взрослые люди?

– Ты видел выражение лица мэра?

– Нет, а что?

– На десятой минуте твоей монотонной речи он покраснел, глаза налились кровью, он нервно переступал с ноги на ногу, а его живот немного не поспевал за ним, и шел как бы немного отставая от остальных частей.

Мимо нас прошёл сын мэра с личным охранником, поэтому все осеклись и перестали шутить про его отца. Он стал подниматься по ступенькам, у мэра и его окружения тоже был серьёзный праздник, и люди уже собирались. Обычно мэр не ходил по площади, а пользовался внутренними проходами между административными зданиями, экономил свои силы. Поэтому тут мы его не увидим, он поднимается по серпантину своим путем. Через дома, которые к нему примыкали на разных уровнях.

Когда сын мэра немного скрылся из нашего вида на лестнице, я, смотря ему в след, сказал ребятам:

– Ладно вам.

Я немного смутился, к этой речи я готовился и мне, конечно же, было важно их мнение, а они так высмеивают меня. А ещё меня смутила реакция Аркаши, о которой мне только что сказали, я, скажем так, не заметил чего-то особенно и выходящего за рамки приличия от себя. А сигнал от ребят, даже сказанный в шутку, был тревожным для меня. Видимо, они увидели мое обиженное и настороженное выражение лица, и Ваня, наш круглый отличник и самый умный из нашего выпуска, сказал:

– Ты всё равно молодец, не то, что Петя в том году.

– Кстати, вы видели Петю?

Никто не ответил, лишь двое или трое отрицательно помахали головой.

В разговор влезла Анна Овчини, и важно заявила, что пора подниматься на террасу в кафе «У площади», где нам были заказаны столики, и уже собирались наши учителя.

Путь по серпантину был не близкий, а погода была очень жаркая, и пока мы поднимались, вся рубашка опять стала мокрой. Пиджаки все сняли, и несли их в руках. В целом, конечно же, наш совместный путь в школе кончался, и жизнь могла нас раскидать по разным частям, но никуда мы друг от друга деться не можем. Но определенная грусть всё равно скользила в каждом из нас, такой большой период нашей жизни оставался позади, а впереди было неизвестное будущее в кольце. И каждый из нас, пыхтя по ступенькам, был где-то далеко и думал о своем.

Последний уровень дался нам совсем тяжело: уже был вечер, и мы устали. Выматывающее стояние в толпе, длинные речи, к которым и я приложил свою руку, всё это сил не прибавляло. Напряжение последних дней, экзамены, и томительное ожидание будущего, всё это выматывало молодые души. Но мы были по-своему счастливы, шутили и смеялись, что тот, кто не дойдет, может остаться на этом месте, и когда мы пьяные покатимся обратно вниз, чтобы тут нас и ловил.

Грубо говоря, в кафе должны были быть только выпускники, учителя, и несколько наших родителей, для присмотра. Чтобы всё было прилично и цивилизованно, чтобы никто не напился и в правду не попадал с террасы вниз. Падать по таким серпантинам крайне сомнительное удовольствие. Часто на выпускные вечера приходили друзья и знакомые.

Кафе «У площади» сделано в классическом стиле: много коричневых элементов, бежевые скатерти с красными многоразовыми салфетками (на приличное кафе, где бы были одноразовые бумажные салфетки, родителям сложно было расщедриться), на столах золотые подсвечники, и красные старомодные ковры с тёмными узорами, на которых и стояли столики.

Учителя уже начали праздновать, следом за нами поднялись несколько наших знакомых, я всех их хорошо знал, ведь это были наши общие друзья и вообще в таком маленьком городке все друг друга хорошо знают.

Сын булочника, брат Анны, и ещё пара ребят. Их шествие замыкал Петр, друг моего детства, он в целом хороший парень, но со странностями, и даже сейчас он их хорошо демонстрировал, потому что шёл явно на подчеркнуто большом расстоянии от всей компании наших знакомых.

Петра очень хорошо знало всё кольцо, а он этого очень чудился и внимания к себе не любил. Он своего рода местная городская легенда, все припоминают ему случай на выпуске в том году, когда он произносил традиционную историческую речь нашего города. Я не считал его виноватым, а скорее директора нашей школы, ведь она, хорошо его зная, и зная что он может что-то такое не совсем уместное ляпнуть, доверила ему выступать, собственно и мэр тоже был виноват, ведь, в конечном счете, он согласовывал и выступающих, и сами речи.

Прошёл уже год, а все продолжали шутить над Петром, он стал более закрытым и друзей у него поубавилось. Если тебе целый год все говорят, что ты дурак, то ты им точно станешь. Но Петька держался, весёлый дух и нрав не терял, просто стал больше выбирать людей с кем можно дружить и общаться. А после такого повышенного внимания к себе старался держаться где-то в тени, чтобы его не видели. А в таком замкнутом кольце, сделать это бывает трудно. Но у него вроде как уже получалось, поэтому уже несколько месяцев его крайне редко видели. И история начинала забываться.

Петр попал в ситуацию, которую наши предки называли «простота хуже воровства»: во время своей речи, уже в самом ее конце, когда он говорил про бессмертный подвиг Аркадия первого, то взял и ляпнул: «и когда-нибудь мы обязательно найдем выход отсюда». Вся площадь мгновенно замолчала, я ещё не слышал такой абсолютной тишины. Люди превратились в статуи, сначала все побелели от страха, потом покраснели от стыда, мне казалось, что я почувствовал звериную ненависть, которая закипала в мэре.

Сначала все решили, что ослышались, я был не исключением, но по гробовой тишине с ужасом понял – что нет. Через пару мгновений Аркадий счастливый дернулся к микрофону, довольно грубо оттолкнул Петра, что тот чуть не упал, и стал очень пространно и долго говорить, что-то объяснять и пытаться замять этот конфуз. Тема явно табуированная и о ней не стоило говорить Пете. Я всегда думал, что он по доброте и простоте душевной так ляпнул, не подумав, но с тех пор все на него косились, и это даже серьезно мешало ему жить.

Говорят, что частично по этой причине его отправили работать в архив, чтобы на глаза не попадался и от скуки там умер в наказание за свои слова.

Из кучки ребят к нам подошёл Петр, брат Анны, а после ещё показалась Алиса, вернее сначала ее золотая макушка, а с каждым шагом по лестнице всё больше от ее головы и тела. Она была прекрасна в своем черном платье, видимо, подниматься в нем по лестнице очень сложно, поэтому она и пришла последней. Я быстро поздоровался с гостями, и подошёл к ней. Я поцеловал Алису, усадил ее рядом с собой, она села между мной и Анной, ту пришлось немного деликатно подвинуть, и на ее лице пролетела тень недовольства или мне только это показалось.

Петр и брат Анны сели между другими ребятами.

Ваня сказал:

– Хорошо, что в этом году не ты читал речь, а то опять бы…

Все рассмеялись, Петр покосился на него с ухмылкой и ничего не сказал. Я немного улыбнулся и внимательно следил за реакцией Петра.

Два официанта принесли еду и шампанское, все с разговоров переключились на еду, и выпивку. Разговоры шли уже между двумя-тремя людьми, и между всем столом не заклеивалось общей беседы. Строго говоря, это не совсем шампанское. Было ли оно вообще хоть когда-то в кольце, неизвестно, поэтому мы называли этот слегка алкогольный напиток таким образом. Он получался из сложного перегонного процесса с использованием овощей, и немного подслащался. Честно говоря, я не знаю, как он делается и мне это не очень интересно.

Мы немного поговорили с Алисой. В общем, все темы, так или иначе, сводились к постулатам о том, что: ура, наконец-то прощай школа и как жить дальше после школы. Вспоминали какие-то истории и другие малоинтересные мелочи. В какой-то момент трапеза была закончена, кто-то пошел к учителям, другие одноклассники из-за других столов стали подходить к нам. В общем, компания была разбита и все люди смешались между собой. Алиса меня покинула и пошла к своей любимой учительнице. Алисе ещё предстоял целый год в школе, она младше меня на год.

Мы с Петей пошли к парапету у самого конца террасы, с которой открывался панорамный вид в сторону юга, площадь, памятник, слева дома и учреждения, справа абсолютная сталь кольца, и где-то впереди в дымке вечера виднелся муравейник. Белого света кольца почти не было, и только городские фонари и редкие окна освещали поверхности. Наше кафе казалось выступом над пропастью, и где-то вдали виднелись огоньки.

Мы стояли, поставив бокалы на парапет, и смотрели на наш ночной город.

Меня потревожила одна мысль, и я решил ею поделиться:

– Слушай, ты ведь это сделал специально?

– Да.

Я ничего не сказал, Петр продолжил:

– Вообще это несправедливо!

– Ты про тусовку нашего мэра?

– Да.

Немного выше, на несколько ярусов, играла живая музыка, и там явно был праздник жизни. Наверняка, там используют бумажные салфетки за столом.

Дальше мы молчали, это был единственный раз в жизни, когда мы так прямо обсуждали эту тему, и возвращаться к ней, он и я – больше не хотели. Кто-то позвал меня, и я пошел на зов.

Уже через несколько часов, мы все разошлись. В голове немного гудело, мы с Алисой засобирались домой, ещё раз простившись со всеми, и сказав учителям «спасибо» за долгие года обучения в школе, мы двинулись в путь. Я взял ее под руку, мы стали медленно спускаться по серпантину между террас, вечер, переходящий в ночь был пятничным, и многие люди сидели в кафе и ресторанах, уходили и заходили сюда, спускались и поднимались по лестнице. В общем, жизнь на серпантине кипела.

Из моей головы всё не выходил ответ Петра. Он специально тогда сказал про выход из кольца, он притворялся дурачком, и вывел всё в шутку, типа ляпнул случайно. Но он это сделал совсем не случайно, эта мысль ещё долго донимала меня. Алиса молчала, я мог подумать об этом.

В старые времена, при каком-нибудь Аркадии 5-м или 7-м, его запросто могли посадить в тюрьму или ещё чего хуже. Ему очень повезло, что он сказал это уже при Аркадии 12-м, времена уже не те, вождей уже нет, теперь у нас правит просто мэр. Но всё равно наверняка он испортил себе всю жизнь, все косятся на него, и в архив его сбагрили. Вмиг весть об его случайной в кавычках оговорке разнеслась по всему городу, и нет такого гражданина кольца, кто бы неслышал этой истории с фразой Петра. В наше цивилизованное время можно почти все, и говорить о том, что думаешь тоже, но есть всего одно «табу», которое и умудрился задеть Петр, вернее задел специально.




Глава 4

Проигранная война – 279 лет назад


Начальник вооруженной охраны нервно ходил по комнате, и не мог остановиться, заломив руки за спину. Он судорожно думал, и мысли принимали очень дурной оборот.

Со стороны улицы (хотя какая это улица?) раздавались выстрелы, сначала редкие, и всё более интенсивные, общий шум нарастал. Слышались крики, и звон разбитого стекла.

Кто-то с улицы полоснул по дому, и посыпалось стекло, несколько осколков вонзились в руку молодого начальника. Он остановился, вынул руки из-за спины и с интересом посмотрел на них – две струйки крови только начинали сочиться с правой руки. Это вывело его из транса, его руки, показались ему совершенно чужими, и он с интересом уставился на свою кровь.

Начальник, и бывший офицер, у которого за плечами было несколько войн, вернее небольших полуполитических полукоммерческих заварушек, не знал, что делать: жизненный опыт и служба его к этому не подготовили. Быть хорошим стратегом и одновременно хорошим солдатом, не для всех посильная ноша. Для него – непосильная.

Он подошёл к окну, очень осторожно и по возможности не привлекая внимания, чтобы не попасть под шальную пулю, и стал внимательно смотреть, что происходит на улице снизу. Освещение кольца было скудным, весь город был во мраке, в комнате было темно, глаза уже привыкли к скудному свету, но отсутствие освещения сказывалось не в лучшую сторону.

Его штаб обстреливали, на улице было видно несколько баррикад, за которыми сидели люди и вели беглый, впрочем, почти бесполезный, если не считать ран от разбитого стекла, огонь по зданию, где находился он. Только вспышки от стрельбы выдавали этих людей, и ещё озаряли множество силуэтов человеческих тел, которые были густо разбросаны по площади, перед баррикадами.

«Не надо было соглашаться, не надо было!» – Эту мысль он повторял себе раз за разом, она въелась в подкорки.

Из этого ступора надо было выходить, но никаких сил на это не было. Ситуация была патовая, и молодой бывший офицер, с которым судьба обошлась так сурово, уже знал, его время почти сочтено.

Рана оказалась немного более глубокой, кровь не останавливалась самостоятельно.

Надо успокоиться, выход есть всегда. Надо собраться с мыслями, и успокоиться. Он искал хоть какие-то способы себя успокоить и собраться с мыслями, вспомнил тяжелые ситуации прошлого. Пытался взбодриться, говоря себе «я и не из таких ситуаций выходил». Но из таких ситуаций он ещё не выходил… Он просто не сталкивался с такими ситуациями.

А противников прибывало: слегка заметные тени передвигались по площади, всполохи автоматов озаряли и выдавали этих совсем не опытных людей. Но их очень много, а значительное количество всегда компенсирует качество в таких ситуациях.

Он сказал себе под нос:

– Совсем неорганизованные дураки, была бы другая ситуация, я бы и с меньшими силами прорвался отсюда. Они же просто ученые, и всяческий сброд, падкий до легких денег.

На фразе о деньгах офицер немного поёжился. Деньги были основной причиной, по которой и он попал сюда и стоит теперь в тени у закрытого окна, эти деньги подвели его и завели в такую безвыходную ситуацию. Он тоже был этим сбродом, только по другую сторону баррикад.

Мозг начал понемногу анализировать происходящие и искать варианты выхода из плачевной ситуации.

Шальная пуля, вернее очередь, пошла по окну, и офицер упал, удача совсем отвернулась от него, он был мертв. Или наоборот, удача, повернулась к нему. Ведь что такое удача? Иногда удача, когда вы вешаетесь в камере самостоятельно, до оглашения смертного приговор. Возможно, это и был прощальный поцелуй удачи.

Это были последние мысли офицера, которые пронеслись за долю секунды.




Глава 4.1

Ещё не проигранная война – 279 лет и 2 часа назад


Офицер, которого, кстати, звали Сергеем, передернул затвор на пистолете и поднес его к виску окровавленного человека.

Этот человек сидел привязанный к стулу, и на нем не было живого места. Лицо в крови, из ноги тоже сочилась кровь. Образ дополняла грязная одежда и кровавые спутанные волосы, сегодня явно не самый лучший день в его жизни, и скорее всего – последний. Дело этого человека совсем дрянь.

– Я спрашиваю в последний раз, где проклятый выход?

Голос Сергея срывался, он орал в лицо кровавому человеку, а тот молчал, голова его предательски склонилась вниз.

– Ваня, адреналин.

Подошёл солдат и вколол в плечо раненому человеку желтоватую жидкость из шприца.

Человек резко очнулся, и Сергей заорал ему в лицо:

– Аркадий! Где проклятый выход из этого кольца?

Аркадий не желал или не мог принять участия в этой беседе, даже очередной укол адреналина уже не давал нужного эффекта, он явно доживал последние часы своей жизни.

– Мразь, какая же ты мразь и слабовольный подлец, как ты мог запечатать кольцо? Как ты смел!?

Сергей схватил Аркадия за волосы и стал орать ему в лицо:

– Где выход, Аркаша? Где выход?

Лицо лишь немного улыбнулось, а Сергей безвольно опустил голову, вытер кровавую руку об бронежилет, и бессильно свалился перед Аркадием на задницу.

– Капитан, какие распоряжения?

Сергей слабо поднял глаза на Ивана, и не знал, что ему сказать. В этот миг, Сергей хотел быть на месте Аркадия: сейчас он умрет, и его проблемы разом закончатся. Больше всего на свете Сергей, боялся не справиться с ответственностью, а сейчас была имена эта ситуация.

Это была его вина: два месяца назад, когда их охранный отряд сменил по регламенту другую смену и принял вахту, он должен был узнать, где находиться запасной выход с кольца на случай, если эксперимент провалится или будет закончен. Если будет пожар, если начнется эпидемия в закрытых условиях этой капсулы, да мало ли что ещё может случиться. Он – Сергей, должен был узнать, где находиться этот выход, чтобы теперь не сидеть на пятой точке перед кровавым и умирающим Аркадием и не обкалывать его тело адреналином.

Почему Сергей этого не сделал? Этот вопрос он задавал себе тысячу раз. Слабая надежда, вернее, оправдание себе Сергей видел в том, что когда они заступали на вахту, у кольца ещё не была залита одна из частей, через которые завозили последние необходимые элементы жизнеобеспечения и расходные материалы, и их отряд, в принципе, не должны были заботить такие вещи. В задачу охраны входит охрана, а не схема пожарной безопасности. Он солдат, военный, а не инженер и не строитель, это не его дело.

Но это оправдание слабо утешало Сергея, это не снимало его вины. Его за это уволят, лишат денег, да ещё и в тюрьму посадят, это же преступная халатность. Хотя кто его посадит в тюрьму? Он уже в ней, и не может из нее выбраться. Лучше уж тюрьма, нормальная обычная тюрьма, из которой он когда-то выйдет, чем это. Все эти мысли крутились в его голове, и ничего нового в нее не влетало, как никто не мог войти, или выйти в запечатанное кольцо. Выход, если всё ещё можно было судить о такой опции как «выход» отсюда, был известен только Аркадию, а тот совсем не спешил делиться такой информацией.

Сергей сидел, опустив голову и держась за ноги, а Иван стоял и молча смотрел сверху, он всё хорошо понимал.

Послышалось кряхтение Аркадия. Сергей и Иван моментально повернули голову в сторону звука.

Аркадий медленно разжал запекшиеся от крови губы и произнес:

– Я запечатал единственный выход.

После этого он беззвучно рассмеялся, и кровь потекла из уголков его рта.

Сергей испугался, потерял над собой контроль. Он смалодушничал, как пружина вскочил и выпустил целую обойму из пистолета по Аркадию. Приступ гнева только усиливался, когда пули закончились. Сергей налетел на Аркадия, на его уже мертвое тело и стал бить его кулаками. Если бы сейчас у него оторвало руки, он бы грыз Аркадия зубами, а если бы оторвало челюсть, он бил бы его головой.

Иван спохватился, и на силу оттащил Сергея, всего в крови, от тела Аркадия. Сергей плакал, его лицо было в саже, в крови и соплях, он закрыл лицо руками, и зарыдал навзрыд как маленький ребенок.

На звуки выстрелов, в помещение ворвались несколько солдат, они испугались и сначала не поняли, что произошло. Они подумали, что Аркадий напал на Сергея, но потом увидели его кровавое тело на полу, а в другой части комнаты плачущего Сергея, и рядом с ним, как тень, стоящего и молчаливого Ивана.

Один из солдат, не отрывая глаз от кровавого Аркадия, сказал:

– Сергей, внизу собрался народ, и они требуют, чтобы мы сейчас же отдали им Аркадия.




Глава 5

Министерство распределения


Северная часть кольца строилась как центр города, и чтобы не вызывать у людей неприятных ассоциаций, центр был сделан в стиле старых европейских городов. Покатые черепичные крыши, бежевые и коричневые стены, какое-то подобие брусчатки (просто большие плиты с лёгкой текстурой). Поэтому министерство распределения всегда выглядело уродцем в правительственном квартале. Первоначально никто не мог додуматься о том, что нам просто будет нужна такая структура. А она оказалась так же нужна городу как свежий воздух и еда для людей. Невзрачное прямое здание строили уже спустя много лет.

И вот я стоял перед страшным бетонным зданием-уродцем, которое должно было решить мою судьбу. Без какого-то фасада, бетонный прямоугольник, множество этажей вверх. Его просто покрасили в бежевый цвет, чтобы здание не входило в противоречие с другими домами. Мы давно к нему привыкли, и относились скорее как к памятнику первых десятилеток закрытого города. Поэтому внимания на него никто не обращал. Но мне надо было туда, за своей судьбой. И поэтому я с интересом изучал страшную прямую громадину, которая возвышалась до самого потолка кольца, и ее боковые ответвления, которые срастались с соседними домами, им больше повезло с внешним видом.

Золотые буквы с названием давно почернели.

Я прошёл в канцелярию, там уже находились двое моих бывших одноклассников. Они, видимо, тоже дожидались своей очереди. Старая и толстая женщина с кудряшками сидела за столом и не обращала на нас никакого внимания.

Я подошёл к ней, назвал свои имя и фамилию. Она, не поднимая глаз, записала что-то, и жестом показала мне в сторону длинного ряда стульев с одной стороны входа. За стойкой секретаря была бетонная стена с изображением Аркадия первого, держащего в руках кольцо, символ и флаг города. С двух сторон вели лестницы на следующий этаж. Напротив стульев, где сидел я и мои одноклассники, была нарисована длинная диорама, прямо на стене. На ней изображена наша общая история, какие-то лозунги давно минувших лет и доводы в пользу труда и правильного распределения. Весь этот колхоз я знал очень хорошо ещё с детства и даже не пытался вчитываться. Только цитата Аркадия первого на секунду привлекла мое внимание: «Не работа для тебя, а ты для работы». Видимо, первоначально это звучало из серий: «Любая работа хороша, выбирай себе по вкусу», а может и не так, но я думаю именно в таком ключе. Открылась дверь и зашла Аня, повторила процедуру отметки у секретаря и села рядом со мной, впрочем, ничего не сказав мне. Я про себя хмыкнул и заговорил с Анной:

– Нервничаешь?

– Немного.

– Не нервничай, вариантов всё равно немного!

Я попытался пошутить, и это у меня плохо получилось, она лишь слабо улыбнулась и продолжила медленно изучать диораму нашего славного народа.

А время шло, и было душно. Вентилятор на потолке медленно вращался. Он не разрезал воздух, а скорее увяз в нем, и медленно вращал воздух в пространстве.

От нечего делать, я стал ходить по длинному помещению, размеренными шагами вперёд и назад, от входа и до секретаря. Слева и справа от нее были ещё двери, одна с надписью «архив», а вторая «столовая» с временем работы и примерным меню, видимо, в этом архиве и работал Петя. Через минут 10 моей ходьбы это надоело секретарше, ее, кстати, звали Людмила. Она подняла глаза на меня, и я понял, по ее взгляду, что она хочет, чтобы я сел на место. Я поспешил вернуться к Анне.

Еще минут через 15, когда стало совсем скучно, неожиданно раздались шаги по лестнице. По ней трусил вниз Иван. Мы поздоровались с ним, и я спросил:

– Ну как, удачно? Мэром будешь?

– Может быть!

Он на секунду зашёл в архив, и потом сразу ушёл, взяв с собой двух ребят, которые были впереди меня. Значит, они уже распределились и просто его ждали, а я даже не додумался об этом их спросить. Это был хороший знак для меня: значит, следующие два часа мне тут сидеть не придётся. Людмила сказала куда-то в пустоту:

– Следующий!

Я подскочил и бодро пошёл вверх по левой лестнице. Вверху было ещё несколько комнат, а прямо у лестницы начинался длинный ряд стульев с обеих сторон. В конце зала, так же за таким же столом, как и внизу, сидел ещё один секретарь. Она, почти такая же, как и Людмила, только без кудряшек, молча записала меня в тетрадь. И показала рукой на одну из дверей с надписью: «Главная комиссия распределения кольца».

Я начал немного нервничать и быстро вошёл внутрь.

Большой длинный зал, впрочем, скучно и казённо обставленный, был вытянут вдаль, и на всю длину стоял длинный чёрный стол. Я не посчитал количеств мест, но думаю, человек 40–50 тут точно влезет. За столом, через несколько свободных стульев друг от друга, под кондиционером сидело всего пятеро людей, которых я отлично знал: Аркадий счастливый, Вячеслав Иванович – главный полицейский он же и судья, и он же тюремщик и палач нашего города. Впрочем, последние статьи нашего уголовного кодекса с тяжёлыми наказаниями практически не применялись, никто никого не убивал и ничего не крал. Ведь какой смысл это делать в маленьком городке, где все друг друга знают? Его вотчиной были мелкие драки и всякие глупости, отчего он совсем заплыл и обленился. Следующий – главный доктор нашего города, человек уважаемый и всеми любимый, Лев Павлович, его сестра дружила с моей мамой, через три стула от него сидел наш единственный министр, который ведал промышленностью города и продовольствием, я дружил одно время с сыном его второго заместителя. Замыкал ряд уже совсем дряхлый старичок, Михаил, как его там? Отчество не помню. Он отвечал за жизнеобеспечение города, и все инженерные сооружения.

Я смутно догадывался, что пропустить 15–20 людей за год можно очень быстро, но они были ленивы и делали всё церемонно, с помпой и монотонно до ужаса. Торопиться им совсем некуда. Я сел недалёко от них, через пару стульев. Тут было немного свежее, до меня хоть долетал лёгкий бриз кондиционера над головой мэра.

Аркадий заулыбался и сказал:

– Господа! Великое распределение должно свершиться опять! Вот тот молодой, несколько слишком много говорящий, но подающий большие надежды человек!

Все довольно заулыбались, как будто это их личное достижение, что я молодой, много говорящий и так далее. Аркадий продолжил с обращения ко мне:

– Ну-с? Есть пожелания у вас, молодой человек? Кем бы хотели стать? Как хотите служить народу кольца?

– Я бы хотел приносить пользу всему городу, как мой отец, на производстве. С самого детства отец учил меня…

– Производство, значит?

Меня прервали, видимо ему было не особенно интересно, чем я хотел бы заниматься. Опять нехорошее предчувствие кольнуло меня.

– Да, производством, отец с детства…

– Так, подождите молодой человек.

Еще меня очень нервировало это его «молодой человек». Он же хорошо знает, как меня зовут, тут вообще все люди друг про друга всё знают, и не в одном поколении. Скорее всего, мы даже где-то приходимся друг другу родственниками.

Я умолк.

– Господа, что мы поручим нашему выпускнику?

Заговорил единственный министр:

– Учитывая сложную демографическую ситуацию, а так же нехватку рабочих мест, я бы рекомендовал совету по распределению назначить данного выпускника на восток, в должность помощника агронома, с последующей работой в поле на срок в 25 лет, с возможностью стажировки на должность агронома. Кто, что думает, господа? Есть возражения?

Мы не создаем новых культур, и помощниками агрономов у нас называют просто работников на поле, которые собирают картофель круглый год. А «стажировка» в агрономы – это стать бригадиром, и собирать картошку вместе с подчиненными. Проклятые жирные уроды, какой же я агроном? Я такой же агроном, как они тут умные люди.

Что-то надо было сделать. Ситуация вышла из-под контроля. Я попытался вмешаться в процесс моей судьбы:

– Я…

– Единогласно! Поздравляем вас, помните о своём великом вкладе в судьбу и благополучие кольца! Ведь вы будете кормить нас, а это высокий и почетный труд! Так несите его с высоко поднятой головой! Как завещал великий Аркадий первый!

Министр закончил читать мой «приговор», он опередил меня, я сначала не успел, а после его речи уже не знал, что сказать.

После приговора торжественно заговорил Аркадий 12-й:

– Великое распределение в кольце свершилось!

Я хлопал глазами, растерялся. Ища поддержки хоть у кого-то из пятёрки, я переводил взгляд с одного старого хряща на другого. Но везде отводили глаза, и никто не хотел на меня смотреть. Я почувствовал большое оскорбление и неуважение к себе, они не просто не слышат меня, они не хотят слышать. Но я ничего не мог сказать, и отказаться от должности тоже. Именно для этого тут и сидел наш главный полицейский, он же судья. Отказ от профессии – жестоко карается. Каждый должен работать, и приносить пользу кольцу. Проклятый кусок вечного железа, даже не полный круг, а просто кольцо. Я ненавидел в этот момент всех и вся. Министр подписал единственную бумагу и поставил печать, документ моего распределения, и передал дальше, каждый поставил свою печать и подпись. Лист, обычный лист, на котором была моя судьба, выдали мне, и попросили позвать следующего.

Я натужно попрощался, и вышел. В коридоре я внимательно изучил документ: распределить такого-то (вписано моё имя) на такую-то должность (вписана должность) на срок (вписан срок). Ещё пару ничего не значащих общих фраз про великое распределение и внизу несколько подписей, и пять колец печатей.

Почему-то мне казалось, что все это было вписано туда и до моего прихода, потому что министр только ставил подписи, или мне так показалось, этого я уже никогда не узнаю.

Я подошёл к секретарю и протянул ей лист, она поставила отметку секретариата на нем, даже не читая, и показала рукой на следующую дверь с надписью «Малая постоянная утверждающая рабочая группа кольца».

Вот это «утверждающая» почему-то родила в моем сердце призрачную надежду, что ещё не всё потеряно, и раз они утверждают что-то, то это можно и скорректировать. Я с надеждой открыл дверь, в лицо мне ударил теплый спертый воздух, тут кондиционера не было.

Аналогичное длинное помещение, но с другой стороны, было очень похоже на первое, где заседала «главная» комиссия. Бесконечный длинный зал и такой же черный стол, но тут все стены были уставлены шкафами с папками, и по шуму оно входило в резкий диссонанс с первым. За длинным столом сидело с полсотни людей, и все они что-то бурно делали. Со стороны это было похоже на единый конвейер, который штампует бумаги, и передает их дальше, и всё происходит по бесконечному кругу.

Я с несколько секунд наблюдал за этим магическим передвижением одной бумаги от одного человека к другому, и подошёл к ближайшему человеку и сказал:

– Вот мои бумаги, но я хотел бы…

Он не дослушал, а взял лист с печатями из моих рук, и внимательно изучил его. После чего спросил у меня:

– Хотел бы… Что бы вы хотели?

– Изменить…

– Абсолютно недопустимо, все изменения проводит главная комиссия, а мы лишь утверждающая рабочая группа кольца.

– Но послушайте…

– Документ начинает процесс утверждения, подождите!

После этого он подписал мою бумагу, и передал ее следующему. Я не успел протянуть руки за листом, но было уже поздно. Пока этот человек, имени которого я не знал, – я видел его лишь пару раз в одном из кафе на севере, говорил со мной, перед ним скопилось несколько листов, и он нервно их схватил и стал быстро изучать.

Мой же лист «поехал» дальше по столу, второй человек поставил на нем печать, и передал дальше. Так моя бумага отправилась в дальний путь, через семь или восемь человек, я уже не мог разглядеть, у кого конкретно мой документ с распределением следующих 25 лет моей жизни. Я ждал, а лист всё не возвращался, меня сковала беспомощность и полная беззащитность. Я один против всей этой бюрократической машины, которая пережевывала бедный одинокий листик, и мою судьбу заодно. Мне захотелось приложить этого человека об стол, чтобы на секунду прервать эту цепь и документооборот в нашем кольце.

Через 10 минут, этот же человек, взяв очередной лист, на котором уже не было живого места от подписей и печатей, после внимательного изучения, не передал его дальше, а протянул мне.

Я не узнал свой лист: бесконечные печати и подписи сделали его совсем другим. Складывалось ощущение, что ребенок игрался с разными печатями и ставил их просто так, забавы ради. А когда печати у ребенка отняли, он стал разрисовывать один единственный листик ручками и карандашами.

Я вышел и протянул секретарю свой «убитый» лист, с моей не менее убитой судьбой землекопа. Она отрицательно помотала головой и сказала:

– На первый этаж, сдайте в архив. И поздравляю вас с распределением!

– Спасибо.

Я медленно спустился вниз, толкнул дверь архива. Размер этого помещения был мне непонятен. Маленькая отгороженная комната, сбоку ещё одна дверь, и тут же стол секретаря архива, все помещение три на три метра. Тут сидела уже молодая девушка, она входила в резкий диссонанс с двумя другими секретарями. Интересно, за что ее сюда, на всю жизнь, тоже, как Петя, ляпнула что-то не то? Я поздоровался с ней и протянул ей лист, сначала думал попросить позвать Петю, просто поздороваться, но настроение было окончательно испорчено, и я не стал этого делать.

Девушка Лера, она жила с Алисой на одном ярусе муравейника, внимательно изучила мой листок, и сложила его в лоток с надписью «Распределение». Мы попрощались, и я вернулся в общий холл. Ни на кого не смотря, я быстро пошел к выходу из этого проклятого места.

Чья-то рука меня задержала, на меня встревожено смотрела Анна, она спросила:

– Куда тебя?

– Урожай собирать.

Я высвободился из ее руки и ушёл.

– Я тебе говорила, иди учиться?! Теперь землекопом будешь, хорошо, просто великолепно!

– Мам, и так тошно. Только тебя не хватало для полного счёта. Что мне теперь сделать, убиться?!

– Ох, я не знаю. Это всё твой отец виноват!

В это время отец стоял в другой части комнаты, и медленно стучал костяшками пальцев по столу. А мама всё не унималась:

– Я завтра же пойду к Люде, попробуем, что-то сделать. Я слышала, что сына главного врача перераспределили в другое место.

Отец не выдержал, и подошёл к нам, оборвал мать и сказал ей:

– Послушай, мы не семья главного врача. Нас не перераспределят никогда. Это понятно?

Мать что-то хотела сказать, слезы наворачивались на ее глаза. А отец обратился ко мне:

– А теперь ты послушай, что я скажу.

Мы с мамой молчали, дальше говорил отец:

– Мы семья, и между собой, мы можем говорить на такие темы…

Мать посмотрела на него с опаской, но ничего не сказала. Отец продолжал:

– Мы живём в кольце, и будем жить тут вечно, всегда. Мы никогда не выберемся отсюда, мы его рабы. Поэтому скажу так, какая разница кем ты будешь? Землекопом, или как я работать на заводе? Или как мать? Мы в вечной тюрьме, наши предки были такими идиотами, что залезли в место, из которого нет выхода. Это наше проклятие за плохие поступки наших прадедов, или просто они оказались не в том месте или не в то время – я не знаю. Я счастлив, сын, уже тем, что ты будешь работать на свежем воздухе, главное, будь счастлив, просто будь счастлив.

Мать зарыдала, а я всё понял, я был полностью согласен с отцом. Он всю жизнь проработал на своём заводе, и в глубине души ненавидел его больше всего на свете. Но сильнее всего он ненавидел кольцо.

Мы ещё долго успокаивали маму, я принял позицию отца и мы стали наперебой убеждать ее, приводить всякие возможные доводы, сущие небылицы, в ход шло всё хорошее и позитивное, что мы знали о работе в полях, мы пытались ее успокоить.

В какой-то момент мама всё приняла и успокоилась, но уже потом я слышал, как она проплакала всю ночь.

Я же смотрел в потолок перед сном, и думал над словами отца. Какая разница? Ведь совершенно никакой разницы нет, мэр ты или копаешь картошку, пока ты в кольце, никакого различия нет. А что значит моё это «пока ты в кольце»?! Мы, я и все, Алиса, весь наш город навсегда в кольце. Ещё предстояло сказать об этом Алисе.




Глава 6

Помощник агронома


Я приехал на восток на первом же трамвае, ровно в 6 утра. Открытая, конечно в кавычках, часть кольца работает без выходных, чтобы обеспечить весь город едой. Во внутренней части «стекляшки», с самого низа и до верха, встроены системы жизнеобеспечения, эти системы труб и вентиляций вполне привычны каждому, и давно стали одной из частей сельского пейзажа. Представить, что эти машины могут быть отдельно от полей и не являются их частями – просто невозможно. Перед ними шли бесконечные поля, разделённые небольшими рядами тополей, елей, и других деревьев. У северной части начиналась холмистая местность, переходящая в резкий, но очень короткий серпантин гор. Конечно, эти горы были смоделированы искусственно, или их исправляли и модифицировали, мы этого точно не знаем. У основания туннель, с единственной трамвайной линией.

Я ехал в трамвае с тремя пожилыми людьми, которые уходили на покой и переезжали со своим нехитрым скарбом в маленькую деревушку.

Деревушка находится в самом центре полей, но несколько ближе к водной акватории или просто «морю» или «океану», как только эту лужицу в сто метров длинной мы не называем, которое плескалось о внешний край кольца. Искусственное солнце верху светило очень ярко. Я немного жмурился, потом глаза привыкли, и я смог осмотреть все внимательнее.

Старый трамвай остановился на полустанке, от которого шла маленькая тропинка к деревушке. Я помог совсем старому дедушке, который был у нас в муравейнике одним из дворников, взяв его нетяжёлую сумку. И все мы медленно пошли по тропинке вдоль полей.

Через несколько минут мы уже были на месте. Небольшая деревня представляла собой с десяток маленьких одинаковых квадратных домов в два или три этажа, которые украсили, кто во что горазд. Чисто технически это были простые лёгкие бетонные халупы, разного размера. Но человек создание творческое, и видно, что эти люди любят свою деревню. Дома раскрасили, попытались придать ей подобие настоящей деревни, о которой нам рассказывали в школе. Я видел несколько картинок в учебниках, и общее сходство конечно было. Но чем ближе мы подходили к домикам, тем это сходство становилось карикатурно условным. Вдоль домиков высадили кустарники с цветами, преимущественно бледно красного и жёлтого цвета. Эти цветы назывались «кольцевыми розами». Это все, что получилось вырастить в наших условиях, или то, что выжило в наших условиях. Биология и ботаника не мои науки, и я особо не понимаю, какая проблема возникла в кольце с цветами. Но ясно, что из-за отсутствия свежих элементов эти цветы просто выродились, и это то, что мы хоть как-то смогли сохранить за триста лет.

Нас встречала вся деревня, одни девушки и бабушки, кого на исходе лет отправляют сюда отдыхать, много работать и умирать. По сути, это ещё и дом престарелых, куда попал и я, но мне умирать было ещё рановато.

Среди пенсионеров кольца был всего один не старый мужчина – главный агроном. Он нас встретил среди других, спокойно и без лишней торжественности, поприветствовал. Молодые люди приезжали в деревню редко, и когда почтальон, за пару дней до моего приезда, принес письмо из мэрии, вся деревня встала на уши. В последний раз вся деревня «стояла на ушах», когда сюда после школы приехал главный агроном. Поэтому я ощутил очень большое внимание к своей персоне, я смутно знал почти всех, вернее помнил их из своего детства, но некоторых старичков я не мог угадать, они могли быть тут много лет, и я просто их не помнил или не успел застать. По доброму выражению их лиц, я понял, они меня все очень хорошо знали и помнили меня, мою семью.

Все остальные разошлись по своим делам, а Николай Морелло повёл показывать нам наши комнаты, и рассказывать о нашей работе.

Моя рабочая смена длиться четыре дня, с раннего утра и до вечера, затем у меня два выходных дня, когда я могу ехать домой в муравейник. Такое предусмотрено только для молодых рабочих, пенсионеры переезжали сюда насовсем, и крайне редко появлялись в других частях кольца. В целом мне здесь нравилось, и воздух, правда – свежее. Только сейчас я заметил, какая у меня бледная кожа, серого цвета. Особенно это сильно видно в сравнении с местными жителями. Искусственное солнце тут почти точно повторяет настоящее, это великое достижение наших ученых древности. Это необходимо для урожая, в других частях свет немного другой, как выразился сам Николай по этому поводу: «без желтинки» и поэтому поколение от поколения наша кожа становится все серее.

Видимо, через некоторое время всем знакомым станет известно, что я работаю в поле, – по цвету моей кожи, хотя какая глупость. В нашем кольце все и так знают совершенно все друг про друга, и что-то скрывать просто бессмысленно.

Мне повезло, ведь мне досталась маленькая комната на втором этаже домика, который стоял на самом отшибе деревни, если так можно выразиться. В моей комнате было всего две кровати, и вторая пока пустовала, или будет пустовать всегда, душ в общем коридоре на этаже, туалет во дворе. На первых этажах комнаты были побольше и на четыре кровати. Сюда крайне редко кто попадает, и скорее всего, долгое время я буду жить совсем один, а это непозволительная роскошь в кольце. Помещение было крайне простым: стены, кровать и маленький шкаф, рядом маленький квадрат стола. Человек может украсить и улучшить все, и видимо к нашему приезду помещение украсили, как могли. На стенах наклеены картины со строением и видом пшеницы, клубней картофеля, и написаны какие-то интересные факты о них, которые мне были совсем не интересны.

У самой двери весела коллективная фотография, я сразу узнал на ней Аркадия первого. Он в белой рубашке с закатанными рукавами, держал грабли среди других людей. Все это было в поле, среди колосьев, видимо пшеницы. Они стояли в два ряда, и как-то сконфуженно смотрели прямо на меня.

На столике в вазе стояли наши кольцевые цветы, лежала какая-то посуда. В общем, это очень мило с их стороны, видимо все тут очень добрые и отзывчивые люди. Я бросил вещи и вернулся на улицу, пошел искать Николая, надо было начинать новый этап моей жизни.




Глава 7

Безумие – 279 лет и 11 часов назад


– Я не хочу этого делать.

– Да мне все равно, либо делай – либо ты уволена.

– У меня клаустрофобия, и вообще! Это же военный объект, и все в этом духе. Пошлите кого-нибудь с опытом работы в военных точках, я не знаю, кого угодно. Что других нет?

– Кроме тебя, сейчас послать некого.

– Я не хочу.

– Полина, я не спрашиваю, хочешь ты или нет, ты журналист и должна это сделать, либо всего хорошего.

Полина молчала, и всерьез размышляла об увольнении. Когда она поступала на московский журфак, всё казалось ей таким светлым и добрым, и лезть в такие дебри ей совсем не хотелось. Военная журналистика, а она относила всю эту историю именно к этому разделу журналистики, совсем ее не интересовала.

Редактор принял молчание Полины за согласие и продолжал:

– Ситуация, скажем так, усложняется, и поэтому тебе надо добыть свежие новости из кольца, взять интервью у главного руководителя проекта Аркадия. Мне по знакомству сказали, что там происходит что-то непонятное, на самом высоком уровне хотят внести изменения, а это не входило в первоначальные планы, зреет скандал. Это произведёт фурор, и это будет бомбой, статья взорвет интернет и все СМИ. А если ее попробуют выкупить, то мы обогатимся. Возьми у Светы свой билет на самолет, и бегом в аэропорт.

Полина слушала в полуха, потом вздохнула и сказала:

– Ладно.

Она вышла из кабинета, немного громче обычного хлопнув дверью. Света уже видимо бронировали билеты, Полина подошла к ней, и недовольно на нее уставилась. Света закончила стучать пальцами по сенсорной панели и сказала:

– Все готово, летишь из Щёлково-2, терминал D. Вся информация уже на почте, поторопись, регистрация скоро начнется.

После этого Светлана приторно улыбнулась. А Полина буркнула, уже уходя:

– Спасибо.

Дорога заняла всего два часа, ещё целых три часа ушло, чтобы пробраться к кольцу. Аккредитация СМИ, всевозможные разрешения, и многочисленные пропуски журналиста, «закапывались» в землю военной бюрократической машины, и на каждом КПП приходилось их «выкапывать», ждать ответственное лицо, показывать документы, объяснять причину визита, проходить личные досмотры, а если не помогала корочка, приходилось доставать другие дополнительные документы. На следующем КПП все повторялось опять, Полина уже сбилась в их количестве, а на одном даже пришлось звонить в редакцию, и главный редактор долго орал в трубку на офицера, который совсем не понимал, чего от него хотят.

И вот злая, уставшая, лохматая, она стояла у маленького технического входа в кольцо, под ногами подобно змеям роились в несколько слоев провода, и стоило большого искусства войти через этот вход внутрь, чтобы не сломать ноги. Ей даже не выделили провожатого, а просто показали на бесконечные провода и сказали идти вдоль них, пока она не упрется во вход.

Полина включила на телефоне фонарик, светя себе под ноги, неуверенно пошла внутрь. Проход с проводами петлял, а слабый красноватый свет подсветки под потолком больше мешал, чем освещал проход, только телефон ее спасал. Идти было сложно, и за пять минут она прошла всего 15 или 20 метров, повороты петляли, а провода сильно мешали идти, их было слишком много.

Впереди появился слабый свет, Полина вышла в служебное помещение, по всей комнате расходились провода в разные стороны, как паутина. Она мало что понимала в этом, но тут хотя бы можно нормально стоять. Посередине комнаты находилась маленькая складная лестница, ведущая вверх к люку, вся поверхность потолка была в отверстиях решетки, и можно было посмотреть, что твориться наверху. Яркий свет падал оттуда на Полину длинными полосами.

В комнату сверху быстро вошел человек, и стал спускаться вниз. Полина хотела сделать фото помещения и человека, но ее старый телефон очень быстро предательски разрядился: тут не ловила беспроводная зарядка.

Человек заметил Полину и с интересом на нее уставился, а Полина включила профессионального журналиста, сделала лицо «кирпичом» и уверенно спросила:

– Мне нужен Аркадий, как его найти? Я журналист из Москвы.

– Аркадий?

– Да, Аркадий.

– Подождите тут минутку, я кое-что проверю и отведу вас к Аркадию, хорошо?

– Можно я поднимусь верх по лестнице? Тут ждать не очень уютно.

– Конечно, сейчас вернусь.

Полина поднялась верх по лестнице, и осмотрелась. Это было тоже техническое помещение, просто более освещенное.

Вокруг раздавались странные шумы, которые Полина приняла за работу машин, или что-то в этом духе. Тут же такие высокие и передовые технологии, наверняка все работает и шумит.

Через пару минут вернулся этот человек и поднялся к Полине.

При более ярком свете, его лицо очень не понравилось Полине: странная отчужденность, при этом бегающие и не фокусирующиеся глаза. Она узнала его и сказала:

– Подождите, вы же Аркадий! А зачем вы…

– Да! Аркадий это я!

Полина несколько замешкалась, ей показалось все это странным, и ситуация ей нравилась все меньше, и сам Аркадий ее пугал своим взъерошенным и отстраненным видом. Она уже неуверенно, сказала ему:

– Я, собственно, пришла к вам.

– Да, ко мне, вы пришли ко мне, вы все пришли ко мне!

Полина перепугалась, надо было срочно уходить. Только сейчас, когда гул проводов почему-то стих, она различила посторонние шумы, кто-то стрелял, а ещё казалось, что она слышит крики людей.

– Извините, я забыла список своих вопросов в машине, я сейчас схожу за ними, потом вернусь и задам вам пару вопросов, хорошо?

– Куда вы хотите уйти?

Страх, который только вырисовывался в сознании молодой журналистки, резко пророс корнями и превратился в панический ужас, ее напугал этот вопрос. Ей не понравилась сама его манера, а от слов «куда вы хотите уйти» больно закололо под ложечкой.

– Я к машине, сейчас вернусь.

И Полина потянулась вниз к лестнице.

Аркадий странно на нее посмотрел, но ничего не сказал.

Она уже не боялась показывать своего страха, быстро рванулась вниз, и на ощупь пошла к выходу. Обратный путь почти без света занял много времени, но у страха глаза велики и легкие отсветы красных аварийных ламп помогли ей найти путь.

Она подумала, что впереди перегорели лампы, там была кромешная тьма. Она выставила руку вперед, чтобы ощупать поверхность. И рука задела металл абсолюта. Выхода не было. Не понимая, что происходит, и с пару минут ощупывая все поверхности, Полина нехотя пошла обратно. В ее голове почти не было мыслей, только природный и звериный страх. Ей надо просто вернуться обратно, и выйти через другой ход, вот и все. Легкая надежда окрылила ее, она пошла обратно. Ведь должен быть другой выход? Ну, этого Аркадия к черту, сейчас найду других людей, и они мне помогут.

Когда Полина вернулась обратно, лестницы в центре помещения не было, а сверху был закрыт люк. Аркадия сверху тоже не было. Через пару минут погас свет сверху, и наступила полная тьма, и только шум машин и выстрелов окружал ее.




Глава 8

Жизнь в деревне


Лекции Николая об урожае не носили практичной пользы, это понимал я, понимал он и все остальные. И как я смутно догадался, учить меня на помощника агронома никто не собирается. Он тут был особо и не нужен. Со всем справлялся сам Николай, и только в далеком будущем ему нужна была замена, но он был не сильно старше меня, и, следовательно, когда он уйдет на покой, он так же останется тут, и сможет и дальше выполнять свои административные функции. И как следствие, до главного агронома мне просто не дожить физически.

Вся моя обязанность была в том, чтобы выкапывать картошку, перебирать ее, часть оставлять на рассаду, а часть складывать в тележки. На одном поле мы работали по 20–30 человек, от пенсионеров было мало пользы, видимо они рылись в земле скорее ради удовольствия, поэтому молодое поколение, к которому относился только я и иногда сам Коля, работало значительно эффективнее. Но и от этого не было особенной пользы, торопиться было некуда, со всем справлялись, и все успевали. Небольшая скорость просто компенсировалась большим количеством рук, и не большим объемом работ.

На второй день сборки урожая у меня прихватило спину, конечно, это не с привычки, целый день быть согнутым и собирать картофель. Не то чтобы я совсем не мог согнуться или разогнуться, но долгое нахождение в согнутой позе и вообще любые серьезные нагрузки отдавались сильной болью в спине.

Николай вполне понимающе к этому отнесся, все, кто начинает свой путь тут, так или иначе, мучаются с непривычки. Обычно это спина, как и в моем варианте.

Я отлежался пару часов и мне стало получше, и меня неожиданно послали на гору, которая была у самой северной стены. Там находилась маленькая метеостанция, конечно, называли ее так условно. Она регулировала осадки в этой части кольца, делала замеры чистоты воздуха, но никаких метеонаблюдений она не проводила.

Всю свою жизнь, я думал, что отсюда ещё управляют жизнеобеспечением кольца, воздухом и водой. Но я оказался не прав, Николай мне бегло объяснил, как все обстоит на самом деле. Водная акватория, независимая часть системы жизнеобеспечения, и соединенная сложной системой труб по всему кольцу, где циркулировала вода, бесконечно очищалась. Системы, связанные с воздухом, работают тоже автономно и независимо, они только тут располагаются, никакого управления этими системами из этой станции на горе не происходит. Человек мог ошибиться, поэтому к нему нет доверия, и тут все полностью автоматизировано. Человек только наблюдал за работой всех систем, и если случалось что-то выходящее за рамки, то ремонтировал какие-то ее узлы.

Станция просто вызывала дождь. На ней работал всего один дед, и звали его Александр, или просто дядя Саша. Раз в пару недель ему надо было носить еду, он был староват и сам ходил уже не очень, и особо не любил общество людей. В общем, хорошо устроился, людей на горе нет, ходить далеко не надо, еду носят.

Поначалу, абсолютно все захватывает, даже в такой работе – все интересно. И я с большой радостью принял это задание, взял сумку, набитую продуктами, ещё Николай вручил мне папку с бумагами, с графиком и обильностью осадков, и попросил передать дяде Саше.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63087781) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.