Книга - Случайные связи. Триптих на фоне морского пейзажа

Случайные связи. Триптих на фоне морского пейзажа
Андрей Радзиевский


Все слышали: «Остерегайтесь случайных связей!», но все же они случаются. Этот триптих, из почти несвязанных между собой историй, родился в конце 80-х, а в 91-м приемная комиссия Литинститута, куда я его отправил, собеседование начала с фразы: «Вот вы эротический писатель…». В ответ возмутился, что пишу просто о жизни и добавил, что Венера Милосская – прекрасна, но она, увы, без рук. И хотя тема обязывает на определение – «эротика», но те, кому интересна «клубничка», не читайте. Это о жизни, о жизни «с руками», а точнее, со всеми эмоционально-половыми признаками, которые по сути своей неизменны во времени. Меняется только антураж.






ПЕРВАЯ КАПЕЛЬКА


– Куда идет этот поезд?

– К морю.

– А я никогда не была…

Полумрак, тамбур, звездное небо смешано с пылью дверного окна. Ее силуэт покачивается в такт вагону, редкие придорожные огни выхватывают вспышками восторг юных глаз.

Села на предыдущей станции. Полночи на перроне, поезда, не останавливаясь, все мимо, мимо. Занавесочки покачивались, за ними кому-то уютно, а здесь одна лавка, и та оккупирована крепко спящим мужиком. Его хмельной сон тревожит, последствия пробуждения непредсказуемы. Вокзальчик, тщательно помыв, закрыли. Три фонаря, две урны, полторы сотни шагов из конца в конец, первая электричка только утром. Состав появился тихо, как наваждение, вздрогнул всем телом, замер, и никто не вышел. Брела безнадежно вдоль зеленых вагонов. Холодный блеск черных окон, все двери закрыты.

Ему не спалось от духоты и предвкушения первого курсантского отпуска летом. Частые остановки нескорого поезда мучительно оттягивают встречу с домом и тормозами дергают по нервам: «Только бы не сняли ревизоры». Билетов в кассе не было, сторговался с проводником, едет под видом напарника.

«Надо бы посмотреть, не сел ли кто с проверкой…» – выскользнул из купе, открыл дверь на перрон, а тут она: маленькая, цветастый летний сарафан, спортивная сумка оттягивает плечо, в карих глазах усталость, удивление и замешательство от его неожиданного появления.

– Чего замерла? Забирайся скорей. Сейчас тронемся! – про себя подумал: «Одним “зайцем” больше, одним меньше». – Тебе до какой станции? Тогда лучше не спать, а то проедешь.

Старый плацкартный вагон битком, дышать нечем, присесть негде, разноголосый храп. В тамбуре терпкий запах окурков, гул колес, но прохладней.

– Ты и правда никогда не видела море?

– Видела. В кино, на картинах.

– Так это совсем не то: ни запаха, ни вкуса, ни настоящего цвета!

– А как оно пахнет?

– Хм? Морем!

– А вкус?

– Вкус? Солено-горьковатый… Вкус моря!

Она смеется искренне, почти по-детски:

– Издеваешься? А цвет – морской! Угадала?

– Только не обижайся! Я никогда не задумывался об этом. Просто море у меня было всегда. Даже не знаю сразу, как объяснить. К нему нужно прикоснуться, в него нужно нырнуть с головой, его нужно видеть на рассвете и на закате, когда каждую минуту меняются краски. Оно всегда разное…

Затаив дыхание, слушает его рассказы о приливах и отливах, о штормах и штиле. Слушает и мечтательно улыбается:

– Мне очень хочется увидеть его, увидеть по-настоящему…

– Так поехали!

– Скоро моя станция, мне выходить.

– Не выходи, и ты увидишь море.

– Раз и поехали, что ли? Меня же ждут. Так ведь нельзя с бухты-барахты!

– Мне кажется, жить, не зная, что такое море, нельзя.

– Ну, я вот как-то жила и живу.

– Ни разу не видела море, и это называешь – живу?!

– Но у меня нет билета!

– У меня тоже.

– Ты разве не проводник?

– Нет, я такой же «заяц», как и ты, только военно-морской.

– Ну, ты даешь! А куртка стройотрядовская откуда?

– Одолжил, иначе к морю не добраться, лето, с билетами туго, а хочется поскорее домой.

– Я тоже домой. Первые студенческие каникулы! – произнесла с гордостью, чуть вздернув носик. – А поезд придет прямо к морю?

Ему хочется выглядеть старше, и он промолчал, что его тоже – первый:

– Прямо к берегу.

– А когда?

– Завтра на рассвете.

– И мы сразу будем купаться?

– Можно и искупаться.

– Я не умею плавать.

– Я буду рядом с тобой. Утонешь – спасу.

– Будешь рядом, как добрый дельфин? Ты видел дельфинов?

– Видел много раз. Да, буду, как добрый дельфин, брызгаться, фыркать, тереться о твои колени. Даже могу прокатить на спине!

Лукаво улыбнулась:

– Тереться о мои колени? – в этот момент поезд резко затормозил, и сила инерции слова обратила в реальность, бросив ее прямо к нему. Искорки карих глаз близко-близко, тоненький ситцевый сарафан почти не ощутим под пальцами, и он чувствует ее колени. У обоих на секунду перехватило дыхание. Она сделала глубокий вдох и с жаром выдохнула в его губы: – Как же я хочу с тобой к морю! С тобой…

Уткнувшись в плечо, прячет глаза от смущения, и оба скрываются от своих неожиданно спутанных-перепутанных мыслей в словах, теперь уже ничего не значащих:

– А твои губы чуть-чуть соленые. Они как вкус моря? И пахнут, наверное, тоже морем.

– Наверное. Я чуть было не родился в море, маму прямо с дикого пляжа увезли в роддом. Возможно, давно стал его частичкой, какой-то его капелькой.

– Ну вот, мы еще не приехали, а я уже знаю его запах и вкус соленый. Ты капелька моря! Подари мне еще одну… Постой, дыхания не хватает. Голова закружилась. В этом тамбуре болтает, как, наверное, на корабле в страшный шторм?

– Качает. Не совсем, чтобы на большом корабле, и не в страшный шторм. Волна так себе, не больше балла, а мы как будто на небольшом катере, – он строит из себя морского волка, но ей это нравится и подыгрывает:

– Меня укачало?!

– У моряков это называется – морская болезнь.

– Здорово! Еще не приехала к морю, не увидела его, а у меня уже морская болезнь. А знаешь, мне она нравится, это самая сладкая болезнь на свете!

– Во всяком случае, не надо лекарств, да и не помогут никакие лекарства.

– А что помогает?

– Обычно привыкают постепенно.

– И я привыкну, и голова так кружиться не будет? Но я не хочу привыкать. Не хочу!

– Так обычно бывает, сначала кружится голова, а потом привыкаешь.

– Не хочу! Хочу, чтобы она кружилась, кружилась… – свет пролетающего мимо перрона пунктиром врывается в тамбур. – Ой! Мы проехали мою станцию!

– Так мы же здесь не останавливаемся!

– Ничего, выйду на следующей, утром вернусь электричкой.

– Как выйдешь? А море? Ты уже передумала? Ты не поедешь со мной? Там солнце, волны, будем купаться, я буду твоим дельфином…

– Скажи, что ты все это придумал.      Это же сказка. Так не бывает.

– Нет, не придумал. Вот поезд, вот я, чуть больше суток – и море будет у твоих ног.

– И ты как добрый дельфин будешь всегда рядом со мной?

– Да. Всегда.

– Господи, как же я хочу с тобой! Но ты же сам сказал, что все не бывает вечно, что все когда-нибудь заканчивается – привыкну, и уже не будет так сладко… Мы останавливаемся! Где моя сумка?

– У служебного купе, сейчас принесу. Может быть, останешься, и поедем вместе, к морю?!

– А ты не хочешь выйти со мной?

– С тобой хочу, но я не смогу без моря.

– Всё. Мне нужно выходить. Остановились. Какие-то вагоны, лес, а где перрон, где станция?

– Сейчас открою вторую дверь, посмотрю с другой стороны. Здесь то же самое. Может быть, лучше на следующей выйти?

– Нет. Будет слишком далеко возвращаться.

– Подожди прыгать, я тебя сниму со ступенек, – опускает ее на землю, прижимает к себе крепко-крепко и почти с мольбой в глаза, – поехали со мной! Поехали к морю!

– Не могу. Ты сейчас уедешь, подари мне на прощанье еще одну капельку моря…

Тишина, слышно, как пульсирует кровь у висков. На фоне едкого запаха просмоленных шпал из леса тянет прелой листвой, как дурманом… Она первой приходит в себя:

– Поезд тронулся! Садись! Ну, садись же! Сумасшедший! Запрыгивай! Добрый дельфин…

Он с подножки вагона, теряя ее силуэт во мраке, ничего не находит, кроме:

– Прощай!

…Замедляя свой бег, свет из угла в угол заскользил по узкому служебному купе. Остановился, уставился в лицо одноглазым фонарем, и его луч сверлит какой-то неясной тревогой: «А это еще что за станция?»

Проводник соседнего вагона тоже вышел на перрон, позевывая:

– Эй, «заяц», ты жив, ревизоры не сняли? Ну, держись, до твоего моря еще далеко. Который час?

– Половина пятого. Слушай, а где мы перед этим стояли?

– Минут двадцать назад? Да то разъезд был.

– Какой разъезд?!

– Обычный товарный разъезд. Видно, пропускали кого-то, вот и остановились.

– Товарный разъезд?! А что теперь делать?! – он с ужасом смотрит в хвост поезда, за которым дорога проваливается в лес, как в никуда. Его собеседник, не поняв, о чем это он, ухмыляется:

– Что делать, что делать? Ехать дальше! Это еще не конец, – и философски добавил, потягиваясь, – жизнь продолжается!

…

Маленькие станции одна на другую похожи, а время год от года стирает приметы. Отпуск после долгих скитаний по волнам северных широт козырем выпал на лето и вез его по тому же пути к родному южному морю. Сколько ни ездил, но так и не научился спать в поездах: «Где она села тогда? Если здесь, то минут через десять должен быть мост. Почему не уговорил ее остаться? Глубокая ночь, а она такая маленькая, такая хрупкая…» – и пальцы вспоминают прикосновения к ситцу и жар ее юного тела: «Одна, с тяжелой сумкой, среди товарных вагонов, в темном лесу. Как же добиралась потом? Где она сейчас? Что с ней?»

Колеса истошно скрипят, швырнуло плечом о стенку тамбура, сигарета выскользнула из пальцев, брызнула искрами о металлический пол. Дверь распахнул и увидел дощатые вагоны, вагоны, вагоны. На другой стороне состава нет, только силуэт непроглядного леса. Из-за смрада железной дороги, как и тогда, потянуло прелой листвой, и та же тишина, и тот же набат в висках, и слышится, будто как ниоткуда:

– …на прощанье еще одну капельку моря…

И его, пророчеством, безнадежное:

– Прощай!

«Ведь ничего такого особо и не было! Ну, целовались. Пацан еще был, курсант, зелень! Сколько после этого уже поцелуев, и не только поцелуев…» – он даже пытается их перебрать в голове, но почему-то так же, как те, их не чувствует, и так же, как тот – последний, когда поезд тронулся, не помнит, и от этого еще больше кругом идет голова. Мгновение, и, словно тот же мальчишка, готов сойти с поезда, только неожиданно остудил сипловатый голос пожилой проводницы:

– Эй, моряк, ты чего двери-то пораскрывал?! Тебе кто разрешал? Иди к себе в купе, станция скоро, там и нагуляешься. Не видишь, товарный разъезд. Бог его знает, кто здесь посреди ночи может шарахаться!




ЗА ТЕХ, КТО В МОРЕ


В начале робкий, а потом истерично длинный звонок в дверь. Второй час ночи, поселок погружается в сон. Первый этаж, трехкомнатная квартира – холостяцкое общежитие офицеров, в народе ласково прозванное – «Чудильник». Чертыхаясь, бреду открывать. Кроме меня, никто этого делать не собирается, братья по оружию спят молодецким сном, а звонок надрывается. Свои все дома, «неожиданных тревог» не планировалось: «Ну, кого же черт принес?!»

Вместе с желтым светом лампочки с лестничной клетки врывается вопрос в лоб:

– Спички есть?

Огромное желание выматериться и хлопнуть дверью, но сквозь еще слипшиеся веки, снизу вверх, из темного силуэта вырисовываются: на грязном бетоне голые ноги в заношенных тапочках, запахнутый, но незастегнутый болоньевый плащ, одна рука держит его полы, во второй – сигарета, на худенькой шее бьются две голубенькие жилки, подбородок скрежещет зубами, в глазах вопрос, но вот он совсем не о спичках.

Окончательно просыпаюсь, привыкаю к свету, но не сразу сообразив, что ответить без ругани, всматриваюсь более внимательно и теперь уже сверху вниз: волосы слипшимися темными сосульками по лбу, бледные щеки, плечи ерзают, шурша неуютной тканью, ненакрашенные ногти местами погрызены, меж рыжих от никотина пальцев – сигарета мятая-перемятая. Не удержанный нервной рукой плащ слегка приоткрывается и сообщает, что, кроме него, на теле, скорее всего, ничего больше ожидать не стоит.

Она первой не выдерживает затянувшуюся паузу:

– Ну, дашь прикурить-то? – пошатнулась, пахнуло изрядно выпитым алкоголем.

Иду на кухню за спичками, она идет следом, не дожидаясь приглашения. Привалившись к косяку у окна, пытается прикурить, спички ломаются, сигарета тоже. Даю целую, подношу огонь. Ладонями обхватывает мою кисть, будто прикуривает на ветру. Руки горячие, на правой блеснуло обручальное кольцо. В полумраке не видно, но почему-то вспоминаются ее ногти. Заранее знаю ответ, но все же задаю никчемный вопрос:

– Муж в море?

Встрепенулась, отдернула руки.

– Морячит, – полушепот, полухрип, – третий месяц пошел, вторую неделю засыпаю под утро. Вот пью понемножку, сначала помогало, теперь только хуже…

– Да, уже не немножко.

– Ну, перебрала чуток, сил больше нет… – неуверенно подошла, схватила дрожащими руками за локти и выпалила скороговоркой, словно боясь, что перебью на середине фразами, явно заученными в бессонных ночах. – Хочешь выпить? У меня еще осталось. Я рядом живу, пойдем ко мне. Через подъезд. Пойдем, не могу больше там одна, как в клетке… – холодная болонья щекочет мои колени, а ее ногти с каждым словом впиваются в меня всё глубже и глубже. Не могу забыть их покусанные края, наверно, по причине неуходящего раздражения от неожиданной побудки.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/andrey-radzievskiy/sluchaynye-svyazi-triptih-na-fone-morskogo-peyzazha/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.