Книга - Бездна смотрит на тебя

Бездна смотрит на тебя
Надежда Лиманская


Серия жестоких убийств женщин потрясает город. На первый взгляд жертв ничего не связывает. Саломея Снегирёва, обладательница особого дара, в качестве профайлера принимает участие в расследовании запутанных преступлениях. Саломея уверена: преступник – женщина. Откуда и от кого исходит опасность? Какую страшную тайну хранят эти преступления? Ведь прошло много лет…





Надежда Лиманская

БЕЗДНА СМОТРИТ НА ТЕБЯ


… Я даже возлагаю надежду на то, что где-то в тайниках памяти, хоть и нечётко, что-то всё же сохранилось. Иначе того воспоминания не родилось бы, когда расстилавшаяся передо мной дорога распахнула двери в прошлое…

Вот так всегда – кто-то исчезает на исчезнувшей улице и вместо него кто-то появляется на исчезнувшей улице…

    Кобо Абэ, японский писатель.




Глава 1


Глубокая ночь. Кажется, небесные светила тоже закрылись, – не хотят ни знать, не видеть. Она стоит на крыше того самого высотного дома, – он каждый день виден из её окна. Тёмная ночная бездна вверху. Взгляд скользит вниз. Редкие блеклые огни пронзают тёмную пропасть. Там, далеко – тротуар, автомобили, одинокая беседка во дворе.

Сумасбродная идея попасть сюда созрела давно. Неважно, когда именно. И вот она здесь. Что дальше? Хочется кричать. Кричать от боли, как резаной, во весь рот туда, в эту безмолвную бездну. Громко. Неважно, как. Никто не услышит… Сцены безжалостных домашних драм всплыли в памяти. Глаза старухи уставились в одну точку. Дверь захлопнулась, – и тишина…



– Вместо того чтобы переключиться, – уговаривал Саломею муж, – забыть как можно быстрее о проблеме, или о том, что вызвало плохое настроение, ты растворяешься в этом… Ну, прямо, с удовольствием!

– Да нет, же, Вадик! – вяло возражала, помешивая остывший кофе. – Настроение, как настроение, нормальное. Почти. Я вот думаю…

– Ну, вот! Опять! Началось! Подумай о себе, Моля! – Продолжал вещать он, намазывая на тост толстый слой сливочного масла и клубничного джема. Внимательно осмотрев дело рук своих, довольно произнёс:

– Здоровье, полагаю, дороже! – Затем, с улыбкой, глядя на жену. – Мне, – твоё, Моля, особенно! Мне! Лично! А что касается всех этих, – небрежно махнул рукой куда-то в сторону, – сами разберутся! Без тебя!

– Не разберутся! Не могут, говорят! – Она опёрлась подбородком на сомкнутые руки, чуть подалась вперёд, прищурив глаза. – Неужели тебе, Дюша, отцу семейства, гражданину, безразлично: найдут этого… Человеком его назвать, язык не поворачивается! Ну, ты понял!

– Хорошо, хорошо! Сдаюсь! Только, давай, позавтракаем спокойно. – Прищурился тоже. – И всё равно, – сделал большой глоток чаю. – За то, что ты взялась, – это колоссальная психическая и психологическая нагрузка. – Грустно покачал головой. Затем, вкрадчиво, словно мог обидеть: – Вот интересно, почему ты, вдруг, решила, что это – он? Не она?

Саломея удивлённо уставилась на него. Её, признаться, мучил подобный вопрос, но терзали сомнения. – Умница ты, Вадька! – Вскочила из-за стола. – Что значит, – математик, программист! – Поцеловала мужа в лысеющую макушку. Тот недоумённо пожал плечами, улыбнулся. Было приятно: вроде не сказал ничего особенного, а тут и комплимент, и поцелуй. – Наконец, и я на что-то сгодился! Простые смертные к нам, гениям, жестоки!

Саломея рассмеялась. Обняла его голову. – Всё, пора, опаздываю!

– Моля, погоди-ка! – бросил ей ключи от своей машины.

– О! Мерси!

– Ладно, ладно! Не благодари! Пора, мать, менять твой драндулет на что-то стоящее!

Благородный жест Вадима был кстати. Её автомобиль, оставленный на СТО неделю назад никак не могли починить. Мастера что-то бубнили в оправдание, а муж постоянно твердил: – Касательно ремонта. Гроша он ломанного не стоит, от силы – два дня! Тебя, как говорит наш Ромка, разводят!

Мысли её были далеко, сейчас не до этого. Неделю назад Саломее предложили необычную работу. Принять участие в расследовании одного очень странного, запутанного дела. Но она не была ни психологом, ни юристом.

– В Штатах такого человека называют профайлером. Лет десять назад и в нашей стране собирались открыть подобный отдел. Да всё как-то… – Сообщил при первой их беседе генерал полиции Аркадий Петрович Пушков. Слегка вдавил ладонью гладкую поверхность стола. Затем, будто самому себе: – В общем, так и не собрались!



– Но я не психолог, не юрист, – беспомощно возразила тогда Саломея. – я…

– Знаю! Но вы лучшая ученица Князева. Экстрасенс! Князев прекрасный специалист-психолог, а значит и вы!

– Ну, не совсем, – плечо непроизвольно дёрнулось. Никогда не нравилось ей это слово. С сомнением в голосе, в очередной раз пыталась объяснить: – Я…

– Не скромничайте! Конечно, во ВНИИ МВД существует группа, – продолжал, не обращая внимания, – по исследованию проблем психологического обеспечения раскрытия и расследования преступлений. – Мужчина встал, заложив руки за спину, прошёл вдоль просторного кабинета. – Нам сейчас не важны детали, даже порядок и действия преступника. Нам важно понять, что им движет. Почему он убивает?…

Бывший наставник и учитель Саломеи, Александр Васильевич Князев, – друг генерала, услышав о том, что её привлекли к такой работе, благословил, что называется, странными для непосвящённых, словами: – Логикой не руководствуйся, девочка, не поможет! Раздвоение? Да! Для обычных людей – расстройство личности, но для нас… Логика – для тех, кто тебя пригласил, – обычная, служебная стезя! – Грустно взглянул. Сочувственно добавил: – Что ж, Саломея, дерзай! Нужна будет помощь, обращайся!

А помощь понадобится, она это чувствовала.

Неделю назад Аркадий Петрович разложил на широком столе девять фотографий с места преступления. Жертвы…

– Все женщины в возрасте от двадцати до семидесяти лет. Никакой связи. Ни в чём. Не изнасилованы, не ограблены. Эксперты установили. Их зверски, несколько раз били по голове чем-то тяжёлым. Затем, именно здесь, – указательным пальцем показал на увеличенное крошечное отверстие во лбу одной из жертв, – пробивали чем-то острым кость черепа. Орудие преступления на месте не обнаружено. – Отошёл, отвёл руки за спину. – Серия? Есть некоторые сомнения.

Саломея не знала, что и ответить. Конечно, она участвовала в розыске людей, но такими вещами предложили заниматься впервые. Взгляд скользнул по разложенным снимкам. Подняла голову, взглянула ему в лицо.

– Я не спрашиваю пока вашего мнения… – Особо подчеркнул – «пока».

– Можно на «ты»… – перебила, внимательно рассматривая фото. – Серия, – повторила себе под нос.

– Простите, что?

– Будто один человек, возможно. Хотя, погодите… вы говорите, есть сомнения… – Задумчиво. Саломея не спеша, взяла три снимка, на выбор. На них – женщины разного возраста. Девушка, возможно студентка, милое лицо женщины где-то под сорок. Наконец, третий. На нём, – морщинистое лицо очень пожилой женщины.

– В чём? – переспросила. – В чём сомнения?

Аркадий Петрович не спешил с ответом. Она поняла – не хотел до конца посвящать в детали. Служебная тайна. Тайна следствия. Громкое дело, нераскрытое…

– Не хотите, не отвечайте! Сама догадалась! – Тот изумлённо поднял брови.

– Сила удара… – прикрыла глаза, – разная! – Открыто взглянула на собеседника. – И ещё кое-что! – Не стала сообщать. Пока. Нет смысла. В подсознании промелькнул «видеоряд» ассоциаций. Генерал присел за стол. Сцепил ладони в замок. Коротко взглянул ей в лицо.

– Да-а, Саша был прав. Да и я помню нашу первую встречу! – секунду очень пристально смотрел в лицо. – Вы – сокровище!

– Спасибо на добром слове! – опустила глаза, коснулась пальцем полированной столешницы. – И всё же, извините, я считаю, – нам надо доверять друг другу, или…

– Я понял свою ошибку, Саломея, извините! – Проговорил с сожалением.

– Не извиняйтесь! – строго. – Давайте, ближе к делу, – глядя в усталое лицо, как можно мягче. – Когда произошло первое… Первое преступление? – кивнула на фотографии…

Неделя прошла незаметно. Она, что называется, перешерстила несколько книг знаменитого американского профайлера, его называли Шерлоком Холмсом конца 20-го века, – Роберта Ресслера: «Руководство по классификации преступлений», «На службе правосудия», в том числе, автобиографические, «Против чудовищ», «Жизнь среди монстров». Саломею поразили слова философа Фридриха Ницше, которые привёл Ресслер в качестве наставления своим молодым коллегам: «Охотясь на чудовищ, остерегайся сам стать чудовищем»…

Читала ночами. Как-то, оставшись совсем одна, нашла диск – триллер Томаса Харриса «Молчание ягнят». Один из любимых. Вот уж не думала, что понадобится для дела. Глядя на широкий плазменный экран, в который раз восторгалась умом и храбростью агента ФБР Клэрис Старлинг: «Какое мужество! Не испугалась! Девушке войти в рискованный психологический контакт с доктором Ганнибалом Лектером, что съел печень одной из жертв, запив кьянти. Рисковать лишь затем, чтобы, разгадывая тайну куколок ночной бабочки в гортани жертвы, разгадать личность убийцы. А также затем, чтобы понять, наконец, себя! Свою собственную личность!».

Прошла неделя. Она не юрист, не следователь. К сожалению, даже не профессиональный психолог. «Ясновидящая», как там ещё? «Обладает незаурядными способностями»! Вспомнила интервью и, как следствие, язвительную публикацию о своих экстрасенсорных «талантах» в одном научно – популярном издании.

Прошло четыре года с тех пор, как попала она в школу под названием «Открытое окно» где работали с ней по программе развития неординарных человеческих способностей. Там познакомилась с уникальной личностью, своим учителем – Князевым Александром Васильевичем. Неожиданно он стал для неё другом и помощником. Именно он спас несколько лет назад их брак с Вадимом. Кстати, оказался родственником по материнской линии.

«Экстрасенс, надо же!». Потому и предложили ей участие в раскрытии этих загадочных, бессмысленных по жестокости преступлений. Она много размышляла, думала. А этим утром, внезапно, кое-что само собой разрешилось. Саломея отчётливо поняла: сделала первый, крошечный, едва заметный шаг. Нащупала, наконец, соломинку, по которой можно ступить. Невероятно. Где-то внутри её самой пошёл отсчёт времени. Маятник качнулся.

Надавила кнопку брелока, автомобиль, как ей показалось, отозвался радостным приветствием. Саломея подняла глаза. Ветка старого дуба задрожала сочной зелёной листвой, – стая воробьёв всполошилась, поднимая сумасшедший гвалт. Дружная компания, громко чирикая, сорвалась и рванула прочь.

Ещё не поджаренный раскалённым солнцем, как это бывает ранним утром в середине июля, порыв свежего ветерка, взвил её светлые локоны.

Услышала скрипучее мяуканье. По широкому стволу старого дерева, совсем близко к машине, лениво спускался довольно крупный кот. Бедолага был также стар, как и само дерево. Шерсть клочьями, с подпалинами. Догадалась – нарушитель покоя пернатых.

Завидев её, в горле кота что-то скрипнуло. Обнажив жёлтые, редкие зубы, стал мяукать, вызывая ещё большее отвращение вблизи. У кого угодно, только не у неё. Открыв дверцу, немного постояла. Протянула руку к бардачку. Вадим постоянно хранил там сухарики, галетное печенье, шоколад. Открыла пакетик. С сомнением посмотрела в ту сторону, где сидел кот. Никого. Вдруг рядом с открытой дверцей, где-то снизу, в ногах, раздалось надрывное хриплое мяуканье. От неожиданности ойкнула, слега отпрянула. Засунуть внутрь свою безобразную крупную голову кот не решался. Саломея протянула сухарик. Тот опасливо понюхал, фыркнул. Неожиданно подхватил шершавым языком, и быстро исчез, оставив слюну на пальцах. Брезгливо сморщилась. Знакомые и друзья знали, – Саломея любит и жалеет всех животных, особенно бездомных. Но не настолько. Отыскав пакет влажных салфеток, тщательно протёрла пальцы.

– Знакомьтесь! Это тот самый человек! К тому же, очаровательная женщина, как видите! – Представил её генерал двум мужчинам в штатском. Серьёзные лица вопросительно уставились на неё. Ни один не встал при её появлении. Мужчина лет тридцати, равнодушно скользнул взглядом, коротко и холодно кивнул в ответ. Отвернулся. Что был постарше, примерно её ровесником, встретив её взгляд, дёрнул головой, растянув узкие губы в ироничной полуулыбке.

– Присаживайтесь, Саломея! Чай, кофе? – предложил Аркадий Петрович, словно извинялся за это сухое, равнодушное отношение коллег. Она не обиделась. К счастью, она хорошо их понимала. В глазах второго, постарше, читала: «И чем же, эта избалованная, по всему видно, дамочка, из «новых русских», может быть полезна? Таких вот больше интересуют тряпки, деньги, дорогие курорты!». Их глаза встретились. Тот не погасил ироничного, вызывающего выражения, продолжая свой немой монолог: «Здесь, милая, грязь! Зверские преступления, кровь и ужас. Кто ты такая? Что здесь забыла? Умнее всех?». Первым отвёл глаза. Она присела напротив мужчин. Достала из сумки еженедельник, ручку. – Если можно, Аркадий Петрович, кофе позже!

– Слушаем вас, Саломея! – Краем глаза заметила, как те двое переглянулись. Обратили взгляд на неё, разыгрывая заинтересованность. Из вежливости. Видимо, отдавая должное старшему по званию, – хозяину кабинета. И только.

– В СССР и России…, – вдруг начал «по-человечески» тот, что был старше.

– Вы не представились, – перебив, неожиданно заявила она. – У вас же есть имена? Как мне к вам обращаться?

– Антон Сергеевич Крошеминников! – Представился обладатель ироничной улыбки, не мешкая, встал и протянул ей руку.

– Игорь Александрович Вольнов! – Без промедления повторил жест второй. – Можно просто, – Игорь.

Саломея улыбнулась им обоим. Немного успокоилась.

– Извините, так что там, в СССР и России? – переспросила.

– Профайлинг, вернее, эти методы не отрицались даже в застойные годы. Составлялись тогда даже психологические профили, пребывающих в страну лидеров иностранных государств. Бесспорно, психологи помогают следствию в очень сложных делах…

Саломея немного растерянно взглянула на генерала. Тот кивнул головой: ничего, мол, пусть продолжает.

– К сожалению, они работают лишь во Всероссийском НИИ МВД. Точно не скажу, сколько лет назад там была разработана автоматизированная информационно-поисковая система «Монстр», предназначенная для создания психологического портрета преступника в делах о серийных убийствах. К сожалению, на внедрение этой системы денег так и не нашлось…

– Нет в России, – подхватил молодой его коллега, – и единой базы данных, где хранилась бы вся информация о серийных убийцах. Нет отдельного банка данных и по новым делам…

– Это, Саломея, к тому, – перед вашим приходом, – вмешался Аркадий Петрович, – мы кое о чём подумали. Вы просили предоставить вам какие-либо материалы подобных преступлений, в прошлом…

– За пятьдесят последних лет!

Антон Сергеевич хмыкнул. Иронично взглянул на генерала. Что я говорил! Объясняли, объясняли – она за своё! Какие там пятьдесят лет?

– Понятно! – Склонила голову. – Значит у вас для меня, – ничего?

Саломея увидела тогда, во время первого разговора здесь, в кабинете своим, особым зрением трёх женщин. Одной крови, разных поколений. А вот что их связывает с жертвами? И причём здесь сила удара? Разная. Она положила руки на стол, шевельнула пальцами, быстро взглянула на мужчин. Тихо произнесла, ни на кого не глядя:



– Этот преступник…, – подбирая слова, – отчего вы решили, что это преступник, а не преступница? Это совершила она, – женщина. Молодая женщина. А три другие – жертвы – не её рук! – потёрла висок. Игорь с интересом взглянул на Саломею. Антон Сергеевич скептически произнёс: – И вы готовы описать… – Генерал вежливо, но с сомнением внимательно посмотрел на неё.

– Понимаю, – снова произнесла тихо, – я читала…

Антон Сергеевич закатил глаза к потолку. Игорю стало неудобно за коллегу.

– Согласна! Женщины – другая, более странная категория серийных убийц. – Продолжила. Выразительно, – на Антона: – Сочувствую вам. Таких преступниц удаётся обнаружить крайне редко! Потому как в ряде случаев причины их преступлений определить невозможно! Вы говорили, – обратилась к генералу, – классические алгоритмы здесь не срабатывают. «Почерк» один, но… Очень любопытно! – Опять выплыли из-под сознания лица женщин. Три их поколения. Задумчиво: – Алгоритм. Он есть! – Бросила взгляд на снимки. – Уверена. Звучит банально, тем не менее, в этом деле требуется особый подход!

– У нас, леди, в каждом деле требуется «подход», и не только! Даже мозги! – насмешливо произнёс Антон. – Хорошо! Согласен! – опять заметил осуждение своих коллег. – Вот пусть она ищет эту самую «преступницу», а мы…

– Успокойся, Антон, погоди! – стукнув ладонью по столу, перебил Аркадий Петрович. – За этим я вас, Саломея, и пригласил! Хочу, поручить вам, заняться собственным. Так сказать, параллельным нашему, расследованием! Архивы, документы и прочее! В вашем распоряжении! Кстати! Есть у меня один знакомый. Славный старик! Мастер по решению сложнейших головоломок! Бесстрашный человек, к тому, же! Нередко, что греха таить, его неуступчивость и бескомпромиссность вызывали недовольство высоких чинов. Он – кладезь множества тайн. И только на один вопрос в своей жизни не может ответить: почему до сих пор жив? Давно на пенсии!

Аркадий Петрович открыл ящик стола, достал лист бумаги, протянул ей.

– Здесь телефон и адрес. Свяжись-ка, с ним, Саломея, поговори!

Антон Сергеевич недоумённо поднял глаза на генерала.

– Не смотри так, Антон! – Выразительно обвёл взглядом мужчин. – Всем работы хватит! Ничего страшного! Сколько бьёмся, – устало махнул рукой, – зацепок-то, никаких! Давайте, так. – Генерал вкратце изложил план. Она, то есть Саломея отрабатывает свою версию, – Пашков ей поможет всеми силами, а его коллеги обозначат свой круг поиска преступника, о чём доложат на следующем совещании. И ей, Саломее, на нём присутствовать необязательно. Обменялись визитными карточками, коротко простились. Саломея вышла из здания. Взглянула на панель мобильного. Битых три часа «сражалась» в кабинете генерала, пытаясь что-то объяснить! Хорошенькое начало!

Июльский ветерок лёгким дуновением взметнул подол шифоновой юбки. Воздух оставался прохладным, благодаря пышным кронам вековых деревьев по обочинам тротуара. Они мужественно принимали на себя буйные солнечные лучи, подставляя верхушки безжалостному летнему солнцу. Преломляли его, не пуская на землю. А солнце, во что бы то ни стало, пыталось отыскать лазейку в густой, ярко-зелёной листве. Прохожих почти не было. Лето. Разгар сезона. А она? Дала согласие! Только посмотрите на неё! Надо же! Но продолжать думать о грустном не хотелось. А перед глазами, как назло, – снимки с места преступления. Ругая себя, свою сверхвпечатлительность, на чём свет стоит, села в машину. За четыре года ни психологические тренинги, ни «полёты туда», не смогли уравновесить, успокоить её эмоциональное состояние. Она по-прежнему, принимала близко к сердцу всё и всех. Несколько минут назад строила из себя «крутую», а сама… «Чёрт бы их побрал! – злилась на себя. Вспомнила враждебность Антона, сомнения в голосе генерала. «Знала, ведь, что так будет! Старалась не дать повлиять на себя, не обращать внимания! Прав Антон! Не умнее я всех! Куда полезла?! И Вадик прав, к сожалению! Сидела бы дома! Хотя…! Что-то мне подсказывает…». Вдруг отчётливо услышала голос учителя: «Логика тебе не поможет…». Взглянула на листок. Телефон, адрес того славного старика. Это где-то на окраине. Поздно накручивать себя! Ладно, там видно будет!

Мельком взглянула в зеркало заднего вида, что было силы, нажала на газ. Тонким, пронзительным визгом отозвались тормоза. Автомобиль рванул с места.




Глава 2


Не доезжая двух кварталов, притормозила у обочины. Позвонила. На другом конце воскликнули:

– А! Вы та женщина со странным именем? – затем услышала объяснения, как проехать. – Я встречу вас!

Она немного проехала вперёд. Вдоль дороги тянулись обветшалые, потемневшие от времени пятиэтажные дома – хрущёвки. Даже, несмотря на установленные в редких окнах современные стеклопакеты, ясный, солнечный летний день и то, что они были построены у живописной черты густого леса, – когда-то ухоженного парка, – представшая панорама вызывала глубокое уныние. Саломея видела, – кем-то давно решённая неизбежность нависла над этим потерянным и заброшенным кварталом, – в скором будущем всё сравняют с землёй.

Навстречу спешил, опираясь на трость, среднего роста в поношенном костюме, старик лет восьмидесяти. Проницательные глаза его, неодобрительно как показалось, взглянули на автомобиль, затем на неё. Присмотрелся, что-то для себя решив, представился:

– Константин Григорьевич Большаков! – махнул рукой. – Не будем терять время!! Мне о вас всё известно! Прошу вас, идите за мной! – Слегка прихрамывая, энергично взмахивал рукой, и, с силой втыкая трость в землю, словно забивая неподдающийся гвоздь, направился к одной из пятиэтажек.

– О! Грыгорыч! – воскликнул нетрезвый, неопрятного вида мужчина, поднимаясь с облезлой старой лавки. – Подкинь сотенную! А? Грыгорыч? Соседи, как-никак! – полупьяная компания одобрительно завопила в унисон.

– Я б тебя подкинул куда-нибудь в Магадан, лет на десять! – проворчал Большаков.

– Ой, ой! Как страшно! – Нетрезвый взгляд скользнул по лицу спутницы старика. – Это кто же! Батюшки! Ну, чистая ведьма! Господи, прости! – Куражась, перекрестился.

– Ты, это, Грыгорыч…

– Ты, Жора, смотрю, совсем допился, раз ведьмы мерещатся! Так и до психушки недолго!.. – Жора захлопал бесцветными ресницами. Небритое, осунувшееся лицо стало пунцовым, кривой, кем-то свёрнутый набок, нос, посинел. Пытался ответить, замолчал, споткнулся о взгляд Саломеи.

Большаков жил на третьем этаже. Остановились у обитой коричневым дерматином двери. Провернул ключом в единственной замочной скважине.

– Проходите, – махнул рукой вглубь квартиры старик. Две смежные небольшие комнатки. Старая мебель. На стенах фотографии в рамках. Вдоль них – полки с книгами, под ними – перевязанные кипы старых газет, каких-то папок. Единственное украшение – роскошный комнатный цветок в красивом горшке на белом, щербатом подоконнике. Пахло сыростью. Захар Григорьевич аккуратно повесил пиджак на тремпель.

– Проходите, Саломея! – предложил снова. – Чай, вот, поставлю и поговорим.

Чай оказался, на редкость, вкусным, настоящим.

– Не понравилось у меня? Я видел! Вам хотелось выскочить отсюда! Я прав? – Улыбнулся. Живые глаза насмешливо взглянули на гостью. – Не возражайте! Всё верно! Понимаю! – поставил чашку на стол. – Я не представился, так сказать, до конца. Я – бывший следователь по особо важным делам при Генеральной прокуратуре. «Важняк». Так в народе нас окрестили. Пятнадцать лет назад подался на пенсию! В автокатастрофу попал, – кивнул на ногу, – меня уже коллеги и похоронить успели, ан, нет!

Саломея недоумённо осмотрелась. Сериалы недолюбливала, но изредка видела. «Важняки» в кино, как правило, имели роскошные квартиры, дачи, а оно, вон, как…

– «Важняков» в наше время ценили не только за профессионализм. Нас нельзя было заставить принять решение, в правильности которого мы сомневались! Для меня закон был священной коровой. Пафосно звучит? Понимаю! Знаешь, детонька, что значит «сыграть в преферанс»? Это получить от высокопоставленных лиц завуалированную взятку. Честный «важняк» на это не шёл! Никогда в жизни! А сейчас? Жизнь изменилась, всё вверх дном. Что творится! – Вздохнул. Затем процитировал: – «Кто проповедь хоть раз прочесть захочет людям, тот жрать не должен слаще, чем они!». – Тяжело поднялся. Ни к кому, не обращаясь:

– Вот, как! Ни за что не догадаетесь, кто написал! – Строго глянул на гостью. – Андропов Ю.В. – Неожиданно рассмеялся. – Уморил я вас? Хорошо. К делу. Сейчас, сейчас. Собрал кое-какой, личный архив. – Подошёл к полкам. – – Аркадий звонил. Предупредил! Я всё подготовил. Кое-что покажу. Введу вас, так сказать, в курс. А вернее, в экскурс. В прошлое.

Несколько картонных потрёпанных папок легли на стол.

– Саломея? Кстати, как вас угораздило? – Взмахнул выразительно сухой рукой в воздухе, снизу доверху.

– Вы тоже готовы повесить ярлык – «новая русская»? Буквально сегодня утром мне дали понять нечто подобное!

– Догадываюсь, кто бы это мог быть! – Улыбнулся. – Не обижайтесь, детонька! И не удивляйтесь, договорились? – Затем. – Антон! Кому ещё? Присутствовал, так сказать, в кабинете у Аркадия? Верно?

Саломея удивлённо повела головой. Затем улыбнулась, слегка кивнула.

– Не сочтите за старого, выжившего из ума, сплетника, но история у него была. Да-а! – Присел, снова махнул сухой ладошкой. – У Антона. Помните начало девяностых? Что творилось? Тем более, быть в то время женой, как в народе говорят, мента… А у него тогда, – ни денег, ни квартиры, ни звания. В общем, бросила его жена, вышла замуж за какого-то там бизнесмена-негра, прихватила дочь, – и во Францию, только её и видели. Вот у него с тех пор, в общем, сами понимаете. – Взял палку, подошёл к окну. Не поворачивая головы. – Аркадий рассказывал, как вы помогли ему. И вообще, кто вы… Но, право слово, Саломея, я в эти штуки, – не обижайтесь на старика, ради бога, – не верю! Но то, что вы услышите, возможно, как-то связано с этим делом. Каким образом?

Опустил голову, произнёс: – Я, знаете ли, привёл некоторые доводы, но меня, хотя и оказывают бывшие коллеги всяческие почести, знаки внимания и уважения, слушать не стали. Отмели сразу. Это сколько прошло…, – запрокинул голову, задумчиво какое-то время смотрел вперёд, – да – а! Ого! Шестьдесят с лишним! Вот как! – Потянулся за тростью.

Решительно опёрся на неё, встал.

– Ну, а если не хватает кое-кому профессионализма и… – Вздохнул. – Ну, не будем о грустном! – Лукаво взглянул в лицо Саломее. – Значит, детонька, с таким вот, прекрасным библейским именем, – вам и придётся решать сию головоломку! Да – а! – Усмехнулся своим мыслям.

– В Сибири, в 1947 году, – стал рассказывать Константин Григорьевич, – только начинал молодым следователем. И было у меня первое, весьма странное уголовное дело, вернее несколько, объединённых в одно. Серия, одним словом. В те времена термины «серия», «серийный убийца» не использовался. Серийных убийц в Советском Союзе не было, да и быть не могло, по определению. Время послевоенное, казалось, война окончена, живи, да радуйся! Сами понимаете, советская пропаганда, не то, что теперь. Я каждый день покупаю свежие газеты. А вообще, к киоску с прессой подходить неприятно: либо откровенная эротика, либо одни пугающие заголовки о маньяках, насильниках.

Мельчайшие детали убийств смакуются журналистами с таким кровожадным, я бы сказал, маниакальным удовольствием! – Возмущённо покачал седой головой. – Я атеист, Саломея, но знаете, просто обескураживает! Так и хочется назвать журналистов этих, так называемых, – безбожники! Страшно другое. Кто-то получает удовольствие от прочитанного! А для кого-то, готовых к действию, – пожалуйста, инструкция! – Взглянул на неё. – Ой, простите! Отвлёкся. Так вот. – Разложил тонкие пожелтевшие листы. – Новосибирская область, село Куприно. Как я уже сообщил, 1947 год. Стали находить трупы, в основном, жертвами были женщины, тридцати – сорока лет. Весьма зажиточные по тем голодным временам. И что характерно, не были не изнасилованы, не ограблены – положил руки на стол, сцепил пальцы. – Первый удар чем-то тяжёлым сзади. Второй, – смертельный, – тяжёлым и острым вот сюда! – Коснулся середины лба желтоватым указательным пальцем, чуть согнутым в суставе. – Бессмысленные, жестокие убийства! Экспертиза, опять же, точно не установила. Предположили кое-что. Палка, полено.

– Чем пробита кость черепа?

– Штырь, гвоздь. Гадали, в общем! Эксперты в лаборатории старались, работали. Но. Периферия, времена… Да! Нынешние бы технологии. – Аккуратно достал жёлтую фотокарточку. На чуть размытом от времени изображении просматривалась маленькое тёмное пятно на белом лбу молодой женщины, её лицо обрамляли чёрные, густые волосы, уложенные в стиле тех лет. «Перманент».

– Первый труп найден в семи километрах от села, – продолжал бывший «важняк» второй, – в одиннадцати, третий – в двадцати. – Переспросил. – Вам интересны детали?

– Всё! Любая мелочь, подробность! – Подалась вперёд Саломея.

– Вот это разговор! – Оценил. – Жаль только, что вы не из наших!

– Первый труп женщины был обнаружен собственной дочерью. Девочка жила в интернате. Мать её привозила в санях каждую неделю замёрзшее молоко. Знаете, тогда его так хранили, замораживали дисками. Ну, представьте, – показал на стол, где лежала круглая буханка пшеничного хлеба, – где-то, примерно так. Привозила мясо, творог, картошку. Это могли себе позволить не все, поверьте. Так вот. Дочь ждёт. Вечереет, а матери всё нет. Ну и пошла, встречать её. Встретила. Та лежала в санях. Во лбу крошечное отверстие. Всё оказалось на месте: вещи, продукты, а сама… Думали вначале, – пуля. Сброда после войны моталось немало всякого. Банды… Верите? Мы, тогдашние опера, полуголодные, спали в отделении прямо в одежде несколько суток. Задумался. Неожиданно: – Давайте прервёмся? Сделаем небольшую паузу! Согласны?

– Ой, – воскликнула Саломея, – простите меня. Какая эгоистка! Вам отдыхать надо, а я…

– Это вы простите! Старый я, капризный! – Поднялся, тяжело опираясь на трость. – Чайку попьём и продолжим, хорошо?

Она кивнула, а про себя подумала: эгоистка и есть! Ничего не захватила для угощения.

– Давайте, помогу!

– Вы, Саломея, себя не корите! – поразил в который раз проницательный хозяин. – Не бедствую, слава богу! У меня всё есть!

Она вошла вслед за ним на кухоньку и чуть не вскрикнула. Цветы. Большими белыми колоколами спускались с потолка, оплетая стены, небольшое окно. – Красота! – не сдержалась.

– Жена моя! Любила разводить! – Внезапно. – Вас удивил мой быт, не так ли? – Усмехнулся. Она замялась.

– Да чего там, я видел ваше недоумение! Отдал я свою большую квартиру в центре города внуку. У него семья, двое детей. А у меня? Жену как похоронил, так сюда и подался! А цветы. Цветы её и здесь принялись! Видите? И природа! Боже мой, какой здесь лес! Всё рядом? Птицы поют!

– А соседи?



– Что соседи? Люди как люди! Всякое бывает с каждым из нас! И у вас, полагаю, что-то в жизни, ещё недавно, произошло? Верно? – пристально взглянул в глаза.

– У меня такое чувство, что вы тоже обладаете незаурядными, паранормальными способностями… – То, что вы подразумеваете, – это из области… – тихо рассмеялся. – Опыт, детонька! И к нему, – красивое слово, – психология. Путают нынешние, – виновато взглянул на неё, – – знаю, вы меня поймёте!

– Путают психологию с экстрасенсорикой?

Константин Григорьевич, – ей показалось, зорко и коротко взглянул.

– Вы на редкость, красивая, к тому же, толковая, леди!

Отчего-то, чуть не вырвалось в ответ – «мерси»! Сдержалась. Помогла заварить чай, расставить чашки, сделать бутерброды.

Пока пили чай, Большаков неожиданно открылся, поведал о себе:

– Знаете, будучи молодым и совсем неопытным, я уже тогда не представлял себе эффективного расследования без действий непосредственно на месте преступления. Огромное желание присутствовать в центре событий, «влезть в шкуру» убийцы, дышать тем же воздухом, ступать его шагами, – отпил глоток, – именно это помогало раскрыть очередное дело. Да-а, – вздохнул, – были времена… Коллеги не понимали, начальство косилось! Но результат? А он был! Этот результат!

– Так ведь это, вы говорите о…

– О маленьком фрагменте создания психологического портрета? Так оно и есть! Да!

Саломея недоумённо взглянула. Не ожидала. Ей показалось вначале, «важняк», – консерватор, сторонник других, старых, отживших убеждений. А тут.

– Профиль! Профайлинг. – Прищурился. – В наше время этот метод, наконец, признан! И не только, слава богу, в странах дальнего зарубежья! – Махнул сухой ладонью, – у нас же, как всегда, трудности финансовые, экономические. А тогда? Представляете? Стоило о чём-то подобном заикнуться! Конец карьере, возможно, и жизни. – Дёрнул подбородком. – С вашим даром, детонька, это легко представить! Знаю! Хотите спросить: так почему ты, старый пень, сам не можешь? Не хочешь взяться за это дело? – С сожалением качнул головой. – Восемьдесят пять! Не шутка, как не хорохорься! Здоровье не то! Зоркости нет! Пытался, как уже сообщил, кое-что, так сказать изложить своим! Не стал вам говорить сразу, теперь признаюсь. На смех меня подняли бывшие коллеги, а я другое усматриваю, – нежелание! – Поджал губы, со стуком опустил чашку на блюдце, затем решительно: – Поехали дальше!

Саломея тоже отставила чашку, ближе придвинула к себе пожелтевшие листы.

– Больше десятка жертв с подобным почерком, и не дальше двадцати километров от села. По радиусу, так сказать. Семь, десять. Именно на таком расстоянии от села Куприно были расположены сёла более крупные, зажиточные. А в двадцати километрах – районный центр. Ядро, – усмехнулся, – цивилизации! В те времена начальная школа рядом, в селе, а уж в среднюю… Топать надо километров пятнадцать – двадцать. Ну, ладно, это после войны было, а сейчас-то? Как там наше руководство глаголет с экранов телевизора, «в эпоху высоких технологий»? А на самом деле – школы на периферии закрывают, сворачивают, сокращают! Это чтобы больше дураков было! Чтобы не понимали, как это: одни замки покупают заграницей, а другим, – элементарно, зарплату за полгода не платят. – Тяжело вздохнул. – Чем больше в стране людей бедных, необразованных, да что там, – невежд, одним словом, тем легче в такой стране править, вершить «свои» законы…, – спохватился. Глянул на часы. Настенные ходики вещали приближение вечера. – Вам же ехать! Вот остолоп старый! Простите, бога ради!

– Что вы, Константин Григорьевич, – искренне засмеялась она, – всем бы молодым иметь такой ум и память!



Старик хмыкнул, довольный, опустил глаза и задумчиво продолжал:

– Так вот, я побывал на месте преступления, вынюхивая, что называется, каждые полшага, затем вывел алгоритм, составил схему. С самого начала смутила одна закономерность, вернее, не смутила, – я просто не мог в это поверить! Моя невероятная догадка шокировала, парализовала меня!

– Что же было дальше?

– Всё! Отстранили от следствия! На время, правда! Повезло ещё!

– Закономерность, говорите? И кто? Кто это был?

– Погодите! Я, «отстранённый» начал своё, собственное расследование! Ездил в сорокаградусный мороз по сёлам, опрашивал людей. Всё совпало! И это был, повторяю, – шок!

Саломея застыла в ожидании.

– Убийца – двенадцатилетняя девочка. Орудие преступления, – палка, в него вбит остриём наружу ржавый гвоздь длиной десять сантиметров, шириной, – семь миллиметров. Ходила эта девочка по сёлам. Жалели, – ребёнок, ведь! Кормили, одевали. Первыми её жертвами стали приёмные родители. Вначале мы решили – дело рук банды, промышлявшей в то время. Бандиты действовала после войны таким оригинальным образом. Поезд останавливался на полустанке, в небольших населённых пунктах, а «пассажиры» ходили по сёлам «за добычей», кого грабили, кого убивали.

Девочка рассказала тогда о себе. Потерялась, мол. В те времена это было очень даже просто, многие отставали от поезда. Росла в детском доме, что находился в райцентре, – в двадцати километрах от села Куприно. Шла гулять, брала с собой палку с гвоздём и убивала. Вначале била тяжёлым предметом, любым, что был под рукой. Вы спросите: как это? В стужу, мороз, ребёнок проходит столько километров? Немыслимо! Потому и топталось следствие на месте!

Саломея прикрыла глаза. В ушах зазвенел детский голосок:

– … А когда тётя падала, не дышала, я её палкой, с гвоздиком!

– Зачем ты это делала? Тебе не страшно было? – спрашивали сурово.

– Страшно! Я хотела к маме! Почему она не приезжает за мной?!

– Но ведь ты убивала чужих тебе женщин! За что?!

– Я злилась на маму! – горько плакал ребёнок. – Все эти тёти сильно походили на неё!

Саломея встрепенулась. Константин Григорьевич серьёзно и пристально смотрел ей в лицо.

– Видения? Понимаю! Вы весьма восприимчивый человек!

Удивилась в который раз прозорливости собеседника, не ответив, спросила:

– А дальше? Что стало с девочкой?

– Стыдно вспомнить! Мне потом рассказали. Если бы она попалась в руки родственникам убитых, её бы просто растерзали. Несмотря, что, – ребёнок. Не представляете, что тогда творилось у нашего отделения. Люди готовы были ломать и крушить всё вокруг, чтобы забрать её и расправиться. Поговаривали, её держали в холодном сарае, не кормили…

– Ужас! – не выдержала Саломея. – Девочка погибла?

– Сложный вопрос!

– То есть?

– Не знаю точно, не скажу!

Удивлённая, она взглянула в лицо старика. Тот задумчиво:

– Видимо, нашлась добрая душа… Отпустили! Возможно! – Отвернулся, дёрнул головой. – Не скажу, не знаю!

В комнате повисло тишина. Затем Константин Григорьевич поднялся, подошёл к тумбочке, где стоял музыкальный центр, нажал на клавишу. Она услышала что-то знакомое. Убавил громкость. Вспомнила. Бетховен. «Ода радости». Тоже поднялась.



Поняла, – в разговоре поставлена точка. – Милая Саломея! Помог вам чем-то? – Константин Григорьевич сутулясь, и, уже тяжело опираясь на палку, направился к входной двери. – Помогли! Очень помогли! – В знак благодарности, слегка коснулась его плеча. «Одиночество в старости! – подумала. – Врагу не пожелаешь!». Улыбнулась. – Разрешите мне вас навещать?

Старик сделал неудачную попытку выпрямить спину, уловив в её голосе жалость. Холод промелькнул в живых, умных глазах.

– Милости прошу, детонька! – Затем, вдруг, чёрствое, – честь имею!

«Ну и, слава богу! – подумала, – характер демонстрирует! Значит, проживёт долго!»

В коридоре подъезда полутёмно. Осторожно спустилась по лестнице, стараясь не прикасаться к выщербленным деревянным перилам. Лавка была пуста. Местные алкоголики видимо, собрали нужную сумму. Свидетельством чего служили песни в исполнении нестройных пьяных голосов, внезапно раздавшихся откуда-то сверху. Не доходя до машины, щёлкнула брелоком. Вдохнула лесной вечерний воздух.

Отъехав недалеко от этого, как его окрестила, «зелёного» квартала, заметила постер: «Медицина с человеческим лицом: урология, гинекология».

На душе было скверно. Из головы не выходил беспомощный гордый старик. А то, что поведал, не давало покоя, будоражило воображение. И всё же, немного пугающий слоган заставил усмехнуться. Саломея внезапно почувствовала жажду. И тут, справа от трассы, заметила торговый павильон. Он работал круглосуточно, об этом вещала круглая красно – белая вывеска на плоской крыше – «24».

– Бутылку минеральной! Без газа! – обратилась к улыбчивой женщине. Одновременно услышала со стороны, где тусовались трое молодых людей:

– Да знаю я, эту красавицу! – Саломея оглянулась.

К выходу направилась стройная длинноногая девушка. Даже со спины выглядела как модель, сошедшая с глянцевой обложки журнала.

– Её Мишка, из нашего дома, бычара такой, весь из себя, трахает! – Парень осклабился, поднёс банку пива ко рту.

Девушка остановилась. Длинные, светло-русые, блестящие волосы веером взмыли в такт поворота, неожиданно, растянув губы в ироничной улыбке, коротко спросила:

– Тоже хочешь?

– Хочу! – заржал грубиян.

– Ну, так приходи часам к двенадцати, он и тебя трахнет!

Парень застыл. Двое его друзей, немного постояв, прыснули, схватились за животы, даже присели от смеха. Стеклянная дверь захлопнулась, оставляя по другую сторону ту, что в карман за словом не лезла. Саломея усмехнулась. «Отчаянная!». И сама поспешила к выходу. За спиной раздалось:

– Ну, ничё себе! – опомнился хам, – во, тёлка! Рамсы попутала!

– Заткнись! – беззлобно подал голос кто-то из компании, – нормальная девчонка! Сам напросился!

Молодые люди не были похожи на выходцев из неблагополучных семей. Однако, если есть деньги, как она считала, нет необходимости заглядывать сюда, в такое время за пивом! Заметила перед входом припаркованный белый «Феррари» с открытым верхом. Вероятно, автомобиль принадлежал одному из компании. Саломея догадалась, – тому самому грубияну! Незадолго, перед тем, как въехать в район ветхих, отживших беспокойный век, пятиэтажек, увидела слева от трассы несколько жилых домов. «Европейская» дорога, что вела к ним, шлагбаум, будка с охраной, архитектурный стиль застройки, – всё говорило за себя, – дома элитные. Молодые люди, видимо, проживали там, и были частью этой среды, – нашей современной, что причудливо сочетает дремучую дикость с внешним лоском, варварство с видимостью просвещения.

Надежда Лиманская. Бездна смотрит на тебя.

Незримая граница между людьми. Благополучие, высокое материальное положение. Часто, связанное с ним, – стяжательство, нажива, беззаконие.

Всего пятьсот метров вперёд. И – нищета, бесправие. Верные спутники – безысходность, депрессия, алкоголизм. «Зелёный» квартал.

Пятьсот метров. Граница между белым и чёрным, – пропасть, бездна…

Бездна. Она поймала себя на мысли, – думает о тех снимках.




Глава 3


Россия. Сибирь. 1947 год.

Натужно урча мотором, машина остановилась у одноэтажного, деревянного с обледенелыми окнами, строения. Районное отделение милиции.

В груди его до сих пор всё клокотало. Ну, как? Как так? Он, Захар, попался как последний, желторотый пацан? Подёргал связанными за спиной кистями рук. Не слушались. Онемели от холода.

– Вперёд! – Конвоир, тыча прикладом автомата в спину, открыл дверь ногой. Из помещения повалил пар. Вошли в узкий коридор. По обеим сторонам несколько дверей. Деревянные, некрашеные. Запертые кабинеты. Кажется, опять фортуна улыбнулась ему. Посмотрим!

– Стоять! – Захар остановился, стал ждать.

– Сюда давай! – Овчинный полушубок в очередной раз смягчил удар в спину.

– Ну?! Что, сволочь? Допрыгался?!

Встретил следователь-майор, развалившись на стуле. Маленькие глазки на красном обрюзгшем лице смотрят враждебно и насмешливо. Металлические пуговицы едва сдерживают растянутый китель на пухлом животе. Плеснул водки в гранёный стакан, из бутылки, взятой под столом. Захар дёрнул широким плечом. Конвоир подскочил, вскинул автомат наизготовку.

– Ничего! – воскликнул самодовольно майор, махнув небрежно рукой. Вышел из – за стола. Подошёл к Захару, стрельнул глазками, вскинув красное лицо. – Куда он денется?! – Сунул руки в карманы. Взглянул снизу вверх. – Убить тебя мало!

Вернулся за письменный стол. – Вон, сколько всего! – Резко дёрнул за картон уголовного дела. – И что прикажешь, жучара, с тобой делать?! – Задумчиво. – Может в расход пустить? При попытке к бегству?

Сурово взглянул. – Что ж ты, мерзавец, столько душ невинных загубил? Детей? Я б тебя вот этими руками! – Сжал пухлые пальцы в кулак. Отошёл. Небрежно кивнул на табурет. – Присаживайся! Разбираться будем! – перебросил несколько листов в папке. – Каяться будешь? – Сокрушённо махнул рукой. – Да, какой там… Вышка тебе светит!

Захар присел у стола. Опустил голову, нарочито, будто каясь, уставился в пол. В то время, пока следователь продолжал изобличительную тираду, незаметно оценил обстановку. Судя по всему, кроме конвоира и этого, заплывшего жиром, майора, в отделении, – никого. Захар, как никто другой, знал, что творится в округе. Сутками сотрудники милиции охотились на таких, как он. Вероятно, остальные из этого отделения также были на задании.

Связанные руки согрелись. Он их чувствовал. Осторожно, незаметным движением стал проворачивать. Верёвочные путы слабели с каждой секундой, тем паче, силой бог его не обидел. Краем глаза взглянул на конвоира. Молоденький. Бледные, тонкие кисти сжимают автомат. В широком вороте гимнастёрки, – тонкая, совсем мальчишечья шея… Интересно, как близко находится оружие майора? Кобуру расстегнуть не успеет.

В небольшом кабинете полутёмно. Керосиновая лампа, – единственный источник света, скупо освещает стол «начальника», чуть – пол и стены. Захар энергичнее стал вращать сильными руками. Освободился. Боковым зрением глянул на майора. Тот заметно расслабился. Щурясь, рассматривая знаменитого бандита, впал в приятную задумчивость. Такие «птицы», как Захар, попадались крайне редко! Вот это удача! Очередное звание, повышение в должности, возможно, решится, наконец, вопрос о его переводе из этой дыры…

Захар, опустив голову, всем видом демонстрировал раскаяние. Руки уже свободны. Решение созрело мгновенно. Тысячная доля секунды. Один прыжок, – он закрывается конвоиром, приставив к его голове, автомат.

– Тихо! Тихо! – смертельно побледнев, поднимает руки следователь.

– Оружие! Быстро! Ну! Иначе пристрелю! Знаешь! Терять мне нечего!

Майор кладёт пистолет на стол.

– Есть в отделении кто-нибудь? Кроме вас?! – спросил для убедительности.

– Никого! – испуганно произносит майор, разводя пухлыми руками.

– Телефон!!!

– Что, телефон? – парализованный страхом, переспрашивает тот.

– Режь провод! Не то, – башку твою отрежу! Решай, начальник! Ну! Быстро!

Оттолкнув конвоира к столу следователя, щёлкнул затвором автомата. Прозвучала короткая очередь. В довершении, – выстрелил из пистолета одному и другому в голову.

Выходя, оглянулся. Все стены, противоположно двери, забрызганы кровью. Хмыкнул, удовлетворённый. Сплюнул себе под ноги. Не спеша, вышел на улицу.

Холодный, голубоватый свет луны падал на белую землю. Воздух звенел от мороза. Свобода! Под ногами скрипел девственно чистый, недавно выпавший белый снег. Руки всё дрожат. Не от холода, страха или жалости. От радости.

Захар открыл кабину. Водитель автозака, в котором его доставили, беззаботно дремал. Взглянул ему в лицо. Зелёный ещё, совсем пацан! Снова сплюнул. Что делать! Жаль, конечно, – так надо! С силой дёрнул того за полу старого овчинного полушубка. Шофёр проснулся, наивно взглянул широко открытыми глазами. Узнал! Захар, уж было, смилостивился. Вдруг заметил, – рука шофёра тянется к автомату. Тот испуганно, по-детски, заслоняясь от чего-то страшного, неотвратимого, вытянул вперёд руки. Захар выстрелил. Лицо, совсем ещё мальчишки, залила кровь.

– Ма – ма…,-прошептали остывающие, запёкшиеся губы. Захар не слышал. Видит бог, не хотел.

Чёрное небо слилось с белой равниной. Поднял голову вверх. Звёзд не видать. Огромная чёрная пасть бездонного неба нависла над ним. Словно приноравливаясь, пыталась поглотить. Бездна. Она смотрела на него. Застыл от ужаса. Зажмурился. Похолодел. Веки медленно поднялись. Открыв глаза, взглянул за горизонт. Там, в немыслимой дали чёрное сливалось с белым…

Тихо и монотонно работал вентилятор в гостиной Александра Васильевича Князева. Сидя напротив друг друга, вот уже около часа, продолжался нелёгкий разговор.

– … Перевоплощаемся ли мы, люди? – переспросил он. И снова пристально посмотрел Саломее в лицо. – Реинкарнация? Её ты имела ввиду, разбираясь в этом деле?

– Все эти случаи, один в один… Ну, не могли этого совершить разные люди! – она устало помотала головой. – Посудите сами. Столько лет прошло. Послевоенные годы, шестидесятые, наконец, наши дни. Понимаете, кое-что совпадает…

Учитель задумчиво покачал головой.

– Знаешь, Саломея! Несмотря на всю фантастичность подобной идеи, многие серьёзные философы, по статусу, не ниже Платона, находили аргументы в пользу реинкарнации, причём не на религиозной почве. И всё же, на серьёзных философских дискуссиях тема переселения душ обычно обсуждалась, оставаясь лишь в сфере религиозных наитий.

Затем встал, слегка махнул рукой.



– В конце концов, даже если чья-то личность и может так или иначе выжить после его биологической смерти, из этого ещё не следует, что эта личность перевоплотиться.

Вернулся в кресло.

– Но если допустить, что все могут реинкарнировать и только отдельные люди помнят свою прошлую жизнь…

– Тогда, – перебила она, что случалось с ней крайне редко, – со всей остротой встанут такие вопросы: насколько долго, часто и с какой целью происходит процесс реинкарнации. Следует ли нам примириться с фактом, что человеческое сознание не способно дать на это ответ. Конечно, в дальнейшем вопросов будет гораздо больше… – Покачала головой.

– Применение психотехники, – Александр Васильевич удобнее устроился в кресле, – подобной гипнотической регрессии могло бы помочь многим людям познать свою прошлую жизнь и понять многие особенности своего характера. Жизнь и характер. Как совокупный результат опыта их прежней жизни. – Взглянул на неё. Улыбнулся. Задумчиво произнёс:

– Именно таким образом вера в реинкарнацию могла бы успешно вести человека к более глубокому пониманию своей личности и тех сил, скажем так, которые формировали историю её развития, развития этой самой личности.

– Вот оно! История личности! История семьи! Генеалогическое дерево. Мониторинг за несколько лет. – Саломея тоже улыбнулась. – А вернее, за последние… Ого! Получается, лет, эдак, пятьдесят?! – Она порывисто вскочила. – Мне срочно надо ехать туда!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nadezhda-nelidova/bezdna-smotrit-na-tebya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.