Книга - Страх звёзд

Страх звёзд
Василий Владимирович Воронков


Команде попавших на карантин контрабандистов приходится согласиться на самоубийственную миссию – снять данные с бортового самописца у загадочного корабля, который исчез десять лет назад и теперь появился на границе сектора. А между тем в системе начинается космическая война.





Василий Воронков

Страх звёзд





Пролог


За день до отлёта Фён чувствовала себя так, словно покидает Литию навсегда.

Опыта у неё не было никакого – пару сотен часов в симуляторе и несколько выходов на орбиту, где в команде других выпускников она по протоколу, как робот, отрабатывала дежурные действия при различных авариях. Код «красный, два нуля один», код «красный, два нуля два» – и далее по списку. Сирену врубали на полную, от аварийных огней слезились глаза, да и гравитационные катушки могли отключить для пущей правдоподобности, из-за чего учения превращались в возню слепых котят.

Курсанты шутили, что орбитальную станцию нашли вместе с парочкой учителей на ближайшей свалке, и гравитация там отрубается сама по себе, без всякой учебной тревоги.

Как бы то ни было, двое знакомых Фён так крепко столкнулись лбами во время последнего учения, что их отправили с сотрясением мозга в лазарет, а капитан заявил на разборе, что выпуск Фён – худший в учебке со времён Переселения. Быть первыми с конца не слишком обнадёживало, и Фён уже морально готовилась к тому, что её сошлют на какую-нибудь тухлую штабную работу, подальше от глаз, – но потом ей вдруг сообщили, что она включена в судовой экипаж крейсера «Рокотовский», вылет которого назначен уже через неделю.

Экипаж.

Это звучало так неправдоподобно, как будто речь шла о ком-то другом. Ещё пару дней назад Фён была «жалкой дурой» с «растущими, сама знаешь, откуда, руками» – и никакие оценки по курсам не могли её спасти, – а теперь она приписана к «Рокотовскому», не к рухляди, которую нашли на помойке, а к настоящему боевому крейсеру, сошедшему с верфи всего несколько лет назад.

Видимо, людей отчаянно не хватало.

Изначально они должны были лететь к Орей-3 – третьей открытой планете в системе. Первой была Лития, второй – терраформированный Бакар, превратившийся со временем в чудовищную агломерацию, гигантский многоуровневый город без единого клочка живой земли. Орей, замёрзшая глыба из аммиака и метанового льда, так и остался непригодным для жизни, не заслужив даже внятного названия – о нём наверняка бы давно забыли, если бы не единственное месторождение Азма-12. В учебке ходили слухи, что из-за Орея скоро разгорится первая после Переселения полномасштабная война. Лития и Бакар за сотни лет так и не смогли поделить одну мёртвую ледяную планету, а большинство кораблей летали на азме.

Фён разволновалась, как будто её собирались послать на передовую – не исключено, впрочем, что так бы в итоге и оказалось, – однако за два дня до вылета приказ (удивительное дело!) отменили, и «Рокотовский» с тем же экипажем направлялся уже на другую планету, Черну, к орбитальным колониям.

Объяснять, разумеется, ничего не собирались. Новая миссия казалась гораздо безобиднее прежней, – что может произойти на границе сектора, у мирных колоний? – и у Фён даже появилась тусклая надежда, что обратно её не пришлют в металлическом ящике. Впрочем, Милорад, её приятель с курса, которого тоже перевели на «Рокотовского», испугался Черны куда больше напророченных боёв на орбите Орея.

– Да ты чего? – Он вытаращился на Фён, как во время игры в гляделки, но тут же сам зажмурился и замотал головой. – Думаешь, нас зачем туда посылают?

Они сидели в пивнушке при кампусе, где по вечерам то ли создавали романтическую атмосферу, то ли экономили электричество, и приглушенное мерцание мутных потолочных ламп напоминало освещение в кораблях дальнего следования.

– Руководство наше, очигледно, не хочет, чтобы мы чего-то думали да выдумывали, – пожала плечами Фён. – Хотели бы – сказали. Наверняка какая-нибудь проверка.

– Ох! – вздохнул Милорад.

Им принесли по кружке пенного «ветельского», он схватил свою обеими руками и приложился так жадно, словно изнывал от жажды. Или был уверен, что это последнее пиво в его жизни.

– А чего? – спросила Фён. – На Орее было бы лучше?

– «Рокотовский» – малый крейсер, – с важным видом произнёс Милорад, вытирая губы ладонью. – На его ударную мощь никто особо не рассчитывает. Будет в группе поддержки стоять. Да и до Орея волна ещё нескоро докатится.

– А на Черне – что?

– Чёрт знает что на Черне! – Кружка «ветельского» драматично ударила по столу. – Туда эти пожити так зачастили, что в их дутую независимость только идиоты верят. Глядишь, скоро к Бакару присоединятся. Слышал я, – Милорад перегнулся через столик и заговорил тише, хотя никто не обращал на них внимания, – что там испытания нового двигателя проводят. Мне отец говорил, он-то знает.

Отец у Милорада был кем-то из военных чинов – не слишком высокопоставленный, но наверняка осведомлённый лучше вчерашних курсантов.

– Новый двигатель? – спросила Фён. – Это который не на азме летает? Да таких целый зоопарк!

– Нет, не в этом дело. Новый двигатель, который может за секунду перемещать корабль в пространстве.

Милорад щёлкнул пальцами, и проходящая мимо официантка вопросительно повернула к нему голову, решив, что он хочет заказать ещё пива.

– За секунду – в любую точку? – недоверчиво качнула головой Фён.

– Именно! Прямо как устройство мгновенной связи.

– Несмысля какая-то. Но даже если и так, то что?

– А ты подумай! – Милорад отпил из кружки. – Как мы с ними воевать будем, если у них окажется такая технология?

В пивнушке собралось столько курсантов – вчерашних и нынешних, – как будто все хором решили залиться пенным напоследок. Заканчивался последний день весны, через несколько часов начиналось лето.

Фён от пива клонило в сон.

– Думаешь, правда будет война? – тихо спросила она.

– Война уже идёт, – ответил Милорад, – просто мы этого не видим.

* * *

Накануне отлёта Фён прогулялась по Аллее Памяти рядом с космодромом, где среди скрюченных деревьев, умирающих от белого лишая, стояли высокие чёрные глыбы – монументы погибшим выпускникам. Она хотела поехать к реке, но с территории её не выпустили – начальство, видимо, сообразило, что у курсантов могут не выдержать нервы. Тогда Фён решила, что всю ночь не ляжет спать, насладится последними часами на Литии, посмотрит закат, встретит зарю – но после наступления сумерек всё же ненадолго прилегла, не расстилая кровать, да так и проспала до самого рассвета.

Ей снилась Черна – планета, которую человеческий глаз не в силах различить без специальных приборов, потому что её поверхность поглощает солнечный свет. Фён во сне заходила на орбиту Черны, но видела всё так, словно подключилась к корабельному вирту или сама стала кораблём. Она падала в идеальную темноту, планета притягивала её, как чёрная дыра, и Фён, точно под гипнозом, не могла сопротивляться.

События следующего утра прошли для неё, как во сне.

Она долго не могла избавиться от липкого ужаса после ночного кошмара. Всё вокруг было нереальным, как неумелая театральная постановка – вот сейчас разгорится над горизонтом набирающее силу солнце, и тут же потускнеют бутафорские коробки гарнизонных строений, стоящие рядом с Фён курсанты превратятся в плоские аппликации из картона и повалятся на дорогу, когда их толкнёт нетерпеливый ветер, а взлетающие над головой корабли окажутся лишь причудливой игрой света и тени. Реальна была только Черна – совершенная темнота.

Милорад потом говорил, что Фён походила на лунатика во время приступа ночных блужданий. Он даже пару раз толкнул её локтем на равнении, опасаясь, что она сладко зевнёт, пока им вдалбливают пафосную напутственную речь.

Впрочем, когда Фён скрутило кишки от перегрузок при взлёте, она тут же пришла в себя. И испугалась. Лития оставалась позади, голова раскалывалась от чудовищного гвалта и воя, в глазах всё двоилось, а впереди её ждала только темнота.

Черна.




Безвыходная ситуация


– Спасибо за предложение, конечно, но сейчас не лучшее время, чтобы изображать из себя межпланетный экспресс.

Томаш откинулся на спинку кресла и пригубил тинктуру – крепкую и терпкую настолько, что даже от осторожного глотка першило в горле. Женщина, которая назвалась Айшей, смерила его взглядом совершенно чёрных, блестящих глаз.

– Я ведь объясняла, – сказала она, – я обеспечу вам безопасный коридор.

– Что значит – безопасный коридор? Вы войну ненадолго остановите?

– Карам икраам! Ну какая война?

Имя Айша подходило ей не больше, чем Томашу – традиционный бакарийский наряд с застёгнутой на все пуговицы цветастой рубахой. Сутулая и сухая, высоченного роста, с покрытым серым платком головой, она напоминала, скорее, изваяние из полимерной глины, чем живого человека.

– Вы же знаете, – Айша поднесла ко рту золотую трубку мазина, едва коснулась её губами и тут же выдохнула обильные клубы синего искрящегося дыма, – у нас любят всё драматизировать. Никаких военных действий нет, опасность сильно преувеличена. Да, были какие-то волнения на Орее, но не в первый же раз. И, смею вас заверить, не в последний.

Они сидели в широком прохладном зале, обставленном на классический бакарийский манер – резной металлический стол, деревянные кресла с украшенными бахромой подушками, мозаика на стенах. С потолка мягко лилось журчание воды. Миролюбивую идиллию нарушали только телохранители в чёрных костюмах, которые подпирали стену за спиной у Айши – одинаково высокие и широкоплечие, точно выращенные в пробирке однояйцевые близнецы.

– А как же погибшие торговые корабли? – Томаш поёрзал в кресле. Близость этой странной женщины вызывала у него безотчётное беспокойство. – Военных действий нет, а люди гибнут?

– Люди всегда гибнут. – Айша затянулась мазином и выдохнула дым. – Я же не говорю, что нет никакой опасности. Опасность, пусть и небольшая, есть всегда.

Дым, неожиданно сменив цвет, поплыл пурпурным облаком над головой Томаша.

– Да, но…

– Но я готова компенсировать вам все риски.

– Хорошо. – Томашу вдруг захотелось встать и, ничего не объясняя, выйти из зала, попрощаться по-литийски. – Значит, как вы там говорили, надо вылететь за пределы сектора, где появится некий корабль – попробую угадать, с литийской сигнатурой? – забрать у него груз и попытаться пробиться обратно к Бакару. Всё это, разумеется, находится так далеко за гранью закона, что уже и грань не видно. Причём для всех сторон. А если ваш безопасный коридор окажется не таким уж и безопасным, то нас либо распылят на атомы, либо поймают, приставят к стенке, – пряная горечь тинктуры обожгла Томашу горло, – и распылят на атомы. Я правильно обрисовал картину?

– Мне казалось, вы и ваша команда – специалисты по вопросам подобного рода.

Айша улыбнулась, и на её неподвижном лице впервые прорезались тонкие и глубокие, как трещины в камне, морщины.

– Вы имеете в виду самоубийство? Вовсе нет. Вообще-то до того, как началась вся эта чехарда, мы занимались вполне легальным бизнесом. Продажа бакарийских сувениров на Литии преступлением никогда не считалась.

– Хотите сказать, вас лишили полётной лицензии за сувениры?

– Досадное недоразумение, – нахмурился Томаш. – Я уже подал апелляцию, так что скоро всё…

– Очень надеюсь, что апелляция поможет восстановить справедливость! К тому же я прекрасно понимаю всю важность и полезность сувениров. Вот, к примеру, мазин. – Айша припала к трубке, и лицо её окутал переливчатый дым. – Насколько мне известно, на Литии он запрещён. Точно так же, как у нас запрещён ваш прекрасный напиток.

Томаш невольно поднял бокал с тёмно-красной маслянистой жидкостью.

– И то, и другое можно без проблем синтезировать, – продолжала Айша, – но для истинных ценителей…

– Не понимаю, о чём вы говорите, – перебил её Томаш. – Под сувенирами я имел в виду сувениры, не более. Безделушки всякие. Например, бакарийские кристаллы естественного происхождения.

– Как скажете.

Айша постучала мазином по окоёму узорчатого блюдца, и из трубки со смачным щелчком вылетела тонкая, почерневшая изнутри капсула. Томаш допил залпом тинктуру.

– Что ж, – он начал вставать, – было очень приятно с вами пообщаться, но, боюсь, я…

– Сядьте! – сказала Айша.

Телохранители за её спиной заволновались.

– Вы же не торопитесь? – Голос Айши вновь встал вкрадчивым и мягким. – Давайте ещё немного поболтаем. Я всегда любила литийцев. Очень жаль, что из-за этих недалёких гхаби, – она показала трубкой в потолок, – отношения между нашими народами так обострились.

– Надеюсь, это временно.

– Да-да, всё в этом мире временно, вы же знаете. Кстати, не желаете ещё бокальчик тинктуры?

– Почему бы нет? – улыбнулся Томаш.

Айша сощурилась, отдавая кому-то приказ по голосети, и через несколько секунд у стола возник тощий официант, поклонился и, проговорив что-то на бакарийском, поставил перед Томашем новый бокал с щедрой порцией тинктуры.

– Малак! – зашипела Айша. – Суприя гадаш! При госте говорим только на литийском! – и раздражённо махнула рукой.

Официант тут же покраснел, страдальчески сгорбился и отполз куда-то за границы зрения.

– Прекрасный напиток, – сказала Айша. – Тридцать лет выдержки в бочках из растительного волокна. Это вам не синтезированное пойло, которое вязнет на зубах. Вещь для настоящих ценителей. То, что делает нашу пресную жизнь немного приятнее, немного, как это сказать, хаарин, острее. Поэтому правительство никогда в действительности не препятствовало небольшому теневому импорту. Это просто повышает качество продуктов для избранных, тогда как остальным до этого нет никакого дела. Но, к сожалению, скоро таких напитков у нас не останется.

– Да, печально! – закивал Томаш. – По правде сказать, я всего пару раз в жизни пил тридцатилетнюю тинктуру. С каждым годом выдержки она становится всё более резкой и жёсткой. На Литии бутылочку такого зелья покупают для коллекции, на полку поставить или в подарок кому-нибудь на юбилей.

Айша рассмеялась.

– Вы меня раскусили! Никогда её не пробовала.

Она извлекла из складок одежды белую, похожую на личинку капсулу, вставила её в трубку и с наслаждением затянулась.

– Я на самом деле понимаю, что вы хотите сказать. – Томаш пригладил волосы на затылке. – Все мы для чего-нибудь да сгодимся. Теневой бизнес, все дела. Только вот не в текущей ситуации.

– Да ничего я не хочу сказать! – Над резным столом медленно оседало сиреневое, похожее на космическую туманность облако. – Мы же просто отдыхаем, общаемся. На планете осталось не так много литийцев, и вы для меня – уникальный собеседник. Мне и правда очень нравятся ваши обычаи, ваш народ. Мы так сильно отличаемся друг от друга, даже внешне. Для некоторых – это проблема. У меня же, напротив, это вызывает особенный интерес. Очень жаль, что не все разделяют мою позицию.

– К чему вы ведёте?

– Я – ни к чему. Но сложившаяся ситуация к чему-нибудь да приведёт. Будь я литийкой, не хотелось бы мне сейчас оказаться на Бакаре. Большинство ваших соотечественников давно улетели, но вы, наверное, не хотели бросать корабль. Я вас прекрасно понимаю и очень надеюсь на, – Айша поиграла пальцами в воздухе, нажимая на невидимые клавиши, – успех вашей апелляции. А пока вы, как несложно догадаться, отсиживаетесь в Аль-Салиме? Не самое воодушевляющее занятие. К тому же в вас литийца за милю видно, в какой бы наряд вы ни облачились. Скоро и в порту станет небезопасно.

Томаш осушил залпом бокал и прижал руку к груди, сдерживая кашель.

– Мир полон опасностей! – заявил он, подражая голосу Айши. – Но уж лучше опасности на космодроме, чем ваша самоубийственная миссия. Я ведь всё правильно угадал с её деталями?

– Да. Вы очень проницательны!

Айша улыбнулась, и кожу у неё на щёках испещрили глубокие старческие морщины. Томаш подумал, что ей, должно быть, далеко за шестьдесят – бакарийские женщины часто выглядят моложе своих лет. Возраст Айши прорывался сквозь неестественно-белую кожу, когда она хмурилась или улыбалась – точно уродливая экзема, которую пытаются скрыть под жирным слоем грима. Стоило же Айше согнать с лица человеческие эмоции, как она вновь превращалась в бездушное, лишённое возраста изваяние.

– Вы ошиблись буквально в паре незначительных деталей. Дело в том, что корабль, к которому вам предстоит пристыковаться, не имеет современной сигнатуры. Да и груз никакой забирать не придётся.

– Корабль без сигнатуры? – поднял брови Томаш. – Без груза?

– Вижу, вы заинтересовались. – Айша вновь на секунду стала похожа на древнюю старуху. – Может быть, ещё бокальчик тинктуры?

* * *

Лада ждала в коридоре. Она стояла у панорамного окна, облокотившись на резную балюстраду, и смотрела, как темнеющее вечернее небо рассекают лазерные лучи, похожие на координатную сетку в вирте. В пасмурной синеве стремительно мелькали созданные игрой света изображения – чьё-то хмурое лицо, крутящаяся, как волчок, планета, сложносочинённый герб, космолёт с ненужными крыльями. Ладу так загипнотизировало это зрелище, что она даже не услышала приближающихся шагов.

Томаш положил ей руку на плечо.

– Я уж решила, ты через час будешь, не раньше.

– Извини, – сказал Томаш. – Странная манера у этой дамочки вести переговоры. Ходит вокруг да около и ищет, с какой стороны к тебе лучше подобраться, чтобы ухватить посильнее.

– И о чём вы говорили всё это время?

– Да много о чём. О тинктуре, например.

– То-то я запах чувствую. – Лада махнула рукой.

– Запах! – хмыкнул Томаш. – Это настоящий эксклюзив – аж тридцать лет выдержки. Она, видимо, хотела свой недосягаемый уровень крутизны показать. Мы такую тинктурку даже не возили обычно. Правда, теперь все кишки гудят.

– Короче, понятно. Очередная корпоративная стерва, которая переживает, что из-за кризиса ей тинктуры не хватает.

– На самом деле, – Томаш потёр затылок, – не совсем.

Призрачная планета, похожая на изъеденный червями плод, зависла над стеклянными сталагмитами небоскрёбов – как фальшивая бакарийская луна.

– Что, сегодня праздник какой-то? – спросил Томаш.

– А я откуда знаю? У них тут каждый день праздник. Там, – Лада подняла голову, – война, а тут праздник.

Они замолчали. С высоты двухсотого этажа казалось, что город затягивает полотно кипящих туч, над которым плывут призрачные корабли и планеты. Томаш подумал, что это самая наглядная демонстрация расслоения общества, которую он видел. Живущие на нижних ярусах видят лишь туман, а тех, кто забрался повыше, развлекают иллюминацией.

– Дело хоть предлагает? – спросила Лада.

Томаш вздохнул.

– Не знаю. Это зависит… – Призрачный истребитель спикировал над небоскрёбами и рассеялся в воздухе, как отголосок битвы, которая ведётся далеко в космосе. – От многого зависит. Хотела бы убраться отсюда поскорее?

– Спрашиваешь! – фыркнула Лада.

Небо полыхало огнями, как во время артобстрела.

Лада всегда считала себя человеком без родины, но больше всего ненавидела Бакар с его душными мегаполисами, низкой гравитацией и вечным смогом, из-за которого приходилось бороться с накатывающей приступами тошнотой. Сама она родилась на Литии, но в ней текла кровь двух миров. Бакариец и литийка – союз редкий и одинаково презираемый на обеих планетах. Лада нигде себе не находила места. Высокая, с атлетичным телосложением и короткими угольными волосами – она стала чужаком и на Литии, и на Бакаре.

Она была красива – но какой-то холодной, отстранённой красотой, которая, скорее, могла вдохновить написать с неё портрет, чем вызвать шевеление в штанах. Это, впрочем, не помешало Томашу подкатить к ней в первый же полёт – и получить отлуп, о котором он до сих пор вспоминал с кислой миной. Лада тогда обворожительно улыбнулась, потрепала его по небритой щеке и сказала, что мужчины её совершенно не интересуют.

– Так ты расскажешь, о чём вы договорились? – спросила Лада. – Или руку тебе сломать?

Томаш даже не был уверен, что она шутит. Он набрал побольше воздуха в грудь:

– Знаю, это покажется тебе бредом, но…

* * *

– Чего? Какой ещё корабль без сигнатуры? – Насир покрутил пальцем у виска. – Вы там перепились без меня? Адыр елдыш! Знал я, надо было с вами идти! Хоть развлёкся бы!

Он с аппетитом наворачивал квелый на вид синтостейк, кое-как втиснувшись за столик в кают-компании. Корабль Томаша создавался по литийским меркам, и крупному бакарийцу – в два с лишним метра ростом – на нём было тесновато. Когда Насир сидел за обеденным столом, то казалось, что взрослый верзила залез каким-то чудом за школьную парту.

– Корабль как корабль, – сказал Томаш. – Ты чего, опять тинктуры перебрал? Сигнатуры меньше десяти лет назад появились, а до этого…

– Не учи учёного! – проговорил, аппетитно чавкая, Насир. – Знаю я всё без тебя и так! Сигнатуры и прочий абрам кирдым!

– Насик, может, ты прервёшь на время свою трапезу? – спросила Лада. – Или хотя бы начнёшь нас слушать?

– Да слушаю я! Херзац матерах! Что за корабль такой, который десять лет в какой-то харазе летает? Когда его отправили, у меня ещё печень живая была! А теперь это корыто домой вернуться решило? С этими, как их там, фанфарами и прочими херзацами? Вы там чем обдолбались-то? Тут одной тинктуры мало!

Томаш сел за стол, взял бутылку с разбавленной, судя по цвету, тинктурой, которой Насир запивал свой ужин, и глотнул прямо из горла.

– Трубы горят? – осклабился Насир.

– Иди ты!

– Я бы, может, и пошёл, да только некуда, херзац его так!

– Слушай, – спокойно сказал Томаш. – Дело серьёзное. И люди серьёзные. Видел бы ты, где они окопались! Ещё немного, и орбитальный лифт получится.

– И деньги серьёзные, – сказала Лада.

– Сколько?

– Двенадцать миллионов бакарийских.

Насир потёр лысый череп с таким видом, словно искал несуществующие волосы.

– Ничего так. Можно залечь где-нибудь на дно и мирно допивать свою жизнь, причём напитки будут поприятнее, чем эта бормотуха.

Томаш ещё отхлебнул из бутылки. После коллекционной тинктуры, которой его угощала Айша, пойло Насира по вкусу почти не отличалось от воды.

– Нам вернут лицензию, – сказал он, – вместе с нашей старой сигнатурой. Только…

– Только вот это похоже на какой-то скверный розыгрыш! Больше десяти лет назад грузовоз потерялся, думали, что с концами, ан нет, херзац его, концы вот они! – Насир изобразил что-то невразумительное на пальцах. Томаш как-то попросил его объяснить смысл подобного жеста и до сих пор об этом жалел. – Хозяйка потерянного елдыша сама к нему лететь не хочет, а нас отправляет. За двенадцать миллионов! При этом ни груз ей не нужен, ничего – фоточки только по голосети перекинуть, и кабирах абрам!

– Она говорит, что груз уже не имеет ценности.

– Испортился, что ли?

– Понятно, почему сама лететь не хочет, – сказала Лада. – Война всё-таки. А нас не жалко.

– Конечно, не жалко. Стыковаться с кораблём, который на скорости идёт, удовольствие так себе! Ошибся с синхронизацией – и кирдык елдыш тебе, а не двенадцать миллионов!

– Да какая там скорость! – поморщился Томаш. Насир любил устраивать такие сценки перед каждым заданием, как актёр на шутовском бенефисе. – Корабль идёт в дрейфе, очень медленно. Он считай и не движется почти. Живых там никого уже нет. Скорее всего, корабль полностью мёртвый. Если им кто и управляет – то искусственный интеллект.

Насир слушал, даже перестав чавкать.

– Красиво стелешь!

– Коды на стыковку нам дадут. Если вдруг не сработают – например, реактор вконец сдох – разворачиваемся и улетаем.

– Куда улетаем? На Литию я не полечу, а если обратно, то смысл дёргаться? Мне и тут неплохо сидится.

Насир глотнул тинктуры.

– Пойдём потом на Черну, – сказала Лада. – Как раньше и планировали. Если даже ничего не получится, нам всё равно заплатят некоторую компенсацию. Хоть что-то за душой будет.

– Некоторая компенсация? – Насир отодвинул от себя тарелку с недоеденным стейком и потянулся, разведя локтями в разные стороны. – А ваша история становится всё интереснее и интереснее!

– Насик, – проговорила Лада с какой-то плотоядной нежностью – до знакомства с ней Томаш даже не думал, что такое возможно, – хватит паясничать! Мы ещё никакого решения не приняли.

– Да приняли вы всё! Вам за любую возможность надо хвататься! Особенно – ему! – Насир ткнул в Томаша пальцем. – А мне зачем? Я у себя дома, мне и тут хорошо. На Литию я уж точно не собираюсь. И ещё… – Он покосился на Ладу. – Я тебе уже говорил, херзац матерах, не называй меня Насиком!

– Вообще мы тебя не держим, – сказал Томаш. – Если хочешь – проваливай! Какую-нибудь работёнку ты себе наверняка подыщешь. Или на крайняк пособие по безработице будешь получать.

– Добрый какой! – Насир опять заинтересовался синтостейком, точно хотел набить себе пузо впрок, и поковырял вилкой в застывшем соусе. – А пилота вы где возьмёте?

– Лада у нас – отличный пилот! И курсовая программа на корабле безупречно работает. Вообще с точки зрения пилотирования я проблем не вижу.

– Не видишь проблем? Даже если стыковаться с мёртвым кораблём, который идёт с херзац его знает какой скоростью?

– Скорость почти нулевая, я уже сказал. А в остальном разберёмся. Да и это будет не твоя забота. Но…

– Во! Куда ж без «но»! – потёр руки Насир. – Ты когда уже перейдёшь к той части, где будешь умолять меня остаться? Знаю я тебя, пёс литийский! Сначала – «уходи, ты нам не нужен», а потом – «Насир, ну пожалуйста, прошу тебя, мы ведь так много вместе пережили…».

Томаш помолчал, посмотрев на него тяжёлым взглядом.

– Ладно! – Насир шлёпнул ладонью по столу, и бутылка с разведённой тинктурой испуганно задрожала. – Вы же ещё решение не приняли? Так давайте обсудим. В конце концов, двенадцать миллионов на дороге не валяются. Так что рассказывайте. От нас и правда только фоточки с отчётом нужны?

* * *

Насир стоял у трапа и потягивал мазин, выпуская клубы тяжёлого сизого дыма. Звёзд над космодромом было не видно – яркие огни командных вышек и терминалов ослепляли небо, – но Насир с какой-то неутомимой жадностью разглядывал собравшуюся над кораблём темноту.

– Ну как? – спросил Томаш, спускаясь. – Есть кто на орбите?

– Сплошной елдыш на орбите! – крякнул Насир. – Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.

Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.

– Странная, конечно, история с этой Айшей получается, – сказал Томаш. – Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так – хоть какой-то шанс.

– Остаётся главный вопрос, – зевнул Насир, – почему в это должен ввязываться я?

– Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.

Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей – но никто не взлетал и не садился.

– Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.

– А что, это поможет?

Насир пробормотал что-то себе под нос.

В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях – однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами с руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к херзац матерах, Томаша это ничуть не удивляло.

– Ты же знаешь, – сказал Насир, – я, кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов, конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло произойти – один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?

– Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.

– А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?

– Я же говорил. Чуть что не так – сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?

Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.

– Ты сам-то этой шармуте веришь? – спросил он сквозь дым.

– В смысле?

– На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.

– Одного алкоголика, – поправил Томаш. – И двух сочувствующих ему товарищей.

– Херзац тебя!

– Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, – Томаш прищурился, глядя на небо, – целый рой блох этих летает.

– А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?

– Не согласился больше никто.

– Даже за двенадцать миллионов?

Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.

– Слушай, – сказал он, – а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?

– Что, например?

Насир пожал плечами.

– Я пока проблем особых не вижу, – сказал Томаш. – Прилетим, улетим. Стыковаться – это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.

– Нас это раньше не останавливало, потому что раньше всего этого херзаца не было! – Насир погрозил в небо трубкой. – Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы мы здесь не застряли.

– Ты чего от меня хочешь? – застонал Томаш. – Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то было раньше. А сейчас – мы здесь.

Вдалеке, у горизонта, поднимался в небо фиолетовый свет – зарево громадного, тонущего в чаду города.

– Короче, решай, – сказал Томаш.

Они долго молчали. Насир курил мазин, и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми цветами, как смог у горизонта.

– Интересно, конечно, херзац его так! Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать лямов… Прилетим и улетим, говоришь?

– Ага.

Насир окинул взглядом опущенный трап корабля.

Старая однопалубная тарка, сохранившая местами следы оригинальной покраски – бурые пятна плесени, выросшие на выщербленной броне – выглядела так, словно прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали наружу.

Удобствами «Припадок» не блистал – личные отсеки напоминали гробы, в кают-компанию едва влезала немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к грузовому трюму тоже не отличался удобством – приходилось разбирать пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.

Томаш, с детства мечтавший о собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы, а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили, что им тесно под одним солнцем.

– Как же я ненавижу эту консервную банку! – Насир сплюнул себе под ноги.

– Я знаю, – сказал Томаш. – Я тоже.

«Припадок» уже третий месяц стоял на запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как щупальцами – с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные сбережения Томаша.

– Помоги, а? – сказал Томаш. – Лицензию нам просто так не вернут. Да ещё война эта долбаная! Айша ко мне уже пару недель клинья подбивала – причём через наших старых перекупов. Не хотел я с ней связываться, нехорошее было предчувствие, но…

– И где сейчас это предчувствие?

– Не делось оно никуда. Только через месяцок я уже не смогу за всё это платить – подниму лапки, брошу к чёртовой матери «Припадок» и окажусь в каких-нибудь трущобах, где меня в итоге прирежут, как пса литийского.

– Во! Наконец переходишь к мольбам! – осклабился Насир.

– Просто обрисовываю перспективу. Вряд ли нам такая возможность, как эта, ещё предоставится. Считай, нам повезло.

– А почему бы не сделать так… – сказал Насир, затягиваясь. – Я сваливаю к херзац матерах, вы соглашаетесь на миссию, получаете сигнатуру и летите на свою Литию, показав этой Мойше, или как её там, большой толстый елдыш?

– Айше, – поправил его Томаш. – И Насир, ты меня удивляешь! Думаешь, она нас так просто отпустит? Подарит сигнатуру, топливными гильзами под завязку загрузит и ручкой на прощание помашет? До свидания и успешного вам полёта?

– А в чём подвох?

– Нам поставят оборудование, с которым мы сможем лететь только в пределах заданного коридора. Если сворачиваем, оно нам на хрен отрубает весь генератор, и всё, мы трупы. Когда вернёмся, его отключат.

– Если вернёмся, херзац его! Ты самое интересное на конец решил приберечь, я смотрю?

– Вполне разумные меры, – дёрнул плечами Томаш.

– На поводке летать?

– А какие у нас ещё варианты? Просто так она бы нас, разумеется, не отпустила. Да, мне тоже не нравится летать на поводке. Но тут либо летать на поводке, либо вон, – Томаш показал на чёрные лоснящиеся муринги, – стоять на привязи.

– И ты пустишь кого-то в своём корабле копаться?

– Насир, – Томаш отмахнулся от выпущенной в него струи синего дыма, – я же говорю, какие ещё варианты? Вполне понятно, что Айша пытается себя обезопасить. Не поверит же она, что литийский капитан будет свято чтить какие-то там бакарийские договорённости, а так – железный поводок, и ни шагу в сторону.

– А взломать этот поводок никак нельзя?

– Откуда я знаю? Я понятия не имею, что там будет. Если руки из нужного места растут, то всё взламывается.

– Руки из нужного места – это точно не про нас! – хихикнул Насир.

Томаш посмотрел на него усталым взглядом.

– А ты сам бы рискнул – при том, что на раз-два всех угробить можно?

Насир молча затянулся мазином.

– Что ж за елдыш такой у нас! Поводок какой-то, херзац его так! Там код, что ли, будет на отключение? А если эта шармута нам его переслать забудет? Мы ей всё выложим, а она нам – елдыш в ответ! На словах с ней договаривался?

– Договор какой-то будет вроде, – ответил Томаш. – Лакра, шакра. Не помню точно.

– Лакра – это серьёзно, – качнул головой Насир. – Значит, говоришь, надо соглашаться? Никак по-другому нам сигнатуру не вернуть?

– Боюсь, никак. Если ты не готов, я пойму. А мы с Ладой полетим, для нас это – шанс.

Насир рассмеялся.

– Вот тебе и свобода, херзац матерах! Вместо дома – весь космос, вместо сердца – импульсный движок! Только теперь ещё поводок добавили для полной картины.

– Снимут же поводок-то.

– Снимут! Слышал бы ты себя пару месяцев назад!

Томаш промолчал.

– Странный херзац. В жизни такого не было. Представь, во сколько твоей Айше эта авантюра обошлась! Новый грузовоз вместе с грузом можно купить! А тут старая тарка, которая вот-вот развалится!

Насир посмотрел на небо, затянулся мазином и выпустил густой багровый дым. Над его головой мелькнули на мгновение три синих огонька, вершины невидимого треугольника – свет одной из орбитальных станций, которые восстанавливают атмосферу над космопортом. Как приглашение на полёт.

– Ладно! Херзац с тобой! – сказал Насир. – Это уже становится интересно!

* * *

Утро выдалось холодным. Томаш прогуливался с Айшей рядом с «Припадком», потирая от озноба плечи. Похожий на таракана погрузочный робот перетаскивал в трюм серебристые топливные гильзы, деловито постукивая по трапу суставчатыми лапками. Айша, тонкая, точно стебель, возвышалась над Томашем почти на две головы. Иногда Томаш ловил себя на мысли, что подсознательно считает бакарийцев какой-то чужеродной расой, которая ловко научилась прикидываться людьми. Идеальный, без малейшего акцента, литийский Айши лишь усиливал это впечатление.

– К сожалению, – сказала Айша, – никаких теорий о том, что случилось с грузовозом у меня нет. Более того, мне не нужны теории.

– Я понимаю.

– Да, там могут быть трупы. – Айша картинно коснулась тыльной стороной ладони лба. – Также, хотя я сильно сомневаюсь в наличии биологической угрозы, я бы посоветовала вам не снимать скафандры.

– Разумеется. Более того, нет никакой гарантии, что там ещё работает система жизнеобеспечения.

– Да, но вам не придётся проводить на борту много времени. Меня интересует самописец. Данные с него может считать мой кабур – его вам доставят ближе к вечеру.

– Кабур? – напрягся Томаш. – Что это?

– Асу, – Айша наклонилась к Томашу, и её шея хищно, по-змеиному вытянулась, – автономное считывающее устройство. Я думала, вы в курсе таких вещей. На всех бакарийских кораблях самописец находится за пределами досягаемости для человека.

– Забавно! – хмыкнул Томаш. – На литийском корабле я бы просто подрубился к панели и…

– Это не литийский корабль! – отрезала Айша. – Вы что-то имеете против кабура?

– Да нет. Это робот, как я понимаю?

– Причём полностью автономный. Он знает устройство корабля и умеет прекрасно ориентироваться. Управлять им не потребуется. Достаточно выпустить кабура на палубе, он сделает за вас всю работу и вернётся.

– Хорошо. Если нет другого варианта…

– Другого варианта нет, это единственный способ получить доступ к самописцу. К тому же, благодаря кабуру, операция не займёт у вас много времени.

– Что ж, спасибо и на этом.

– Стыковочные коды я пришлю чуть позже.

– Есть ещё один вопрос.

Томаш остановился. Погрузочный таракан утаскивал в недра «Припадка» очередную гильзу.

Айша нетерпеливо качнула головой.

– Что делать, если на корабле окажутся живые люди?

– Исключено.

– И всё-таки…

– Абсолютно исключено.

Томаш вздохнул.

– Почему вы так уверены? Мне казалось, у вас нет никаких теорий о том, что могло произойти с кораблём, и где он всё это время находился. Там же наверняка есть гибернационные или медицинские капсулы.

– Насколько мне известно, – медленно, словно нехотя проговорила Айша, – система жизнеобеспечения в вашей тарке рассчитана на пятерых человек.

– И что? Я могу, по крайней мере, сообщить об этом и…

– Отлично! Сообщайте. И мы предпримем все необходимые действия. Однако, – Айша брезгливо махнула рукой, – вероятность этого исхода так ничтожно мала, что мне даже не хочется тратить время на её обсуждение.

– Как скажете. Ещё меня несколько беспокоит это оборудование, о котором вы говорили. Не только меня – всю мою команду. Вы же нас на поводок посадите. И снимите вы его потом или нет зависит от вашего настроения.

– Мы с вами заключаем лакру как раз для того, чтобы вы не зависели от моего настроения. К тому же этот, как вы выражаетесь, поводок нужен не только для того, чтобы вас контролировать, хотя и для этого, бесспорно, тоже. Я привыкла оберегать свои вложения. – Айша улыбнулась, и её лицо мгновенно состарилось на несколько десятков лет. – Поводок обеспечивает вашу безопасность. Вместе с ним вы получаете полётный коридор, по которому без проблем доберётесь до грузовоза. Не встречаясь, – Айша проговорила это почти по слогам, – с другими кораблями.

– Вы что, всё космическое пространство контролируете?

– Нет, но я имею доступ к полётным картам. Собственно, мне их предоставляют именно те люди, которые разрешат вам взлёт.

– К полётным картам Литии вы тоже имеете доступ?

– А зачем мне доступ к литийским картам? Или вы боитесь встречаться со своими соотечественниками? К тому же, согласно показаниям наших радаров, литийских кораблей в вашем коридоре быть не должно. Но даже если мы ошиблись, сигнатура должна, наверное, сделать вашу встречу с соотечественниками максимально благоприятной.

– Я бы хотел присутствовать при установке поводка, – сказал Томаш.

– Хотите – присутствуйте. Только что вам это даст? Пытаться взломать нашу систему я вам не советую. Искренне не советую, Томаш. Карам икраам, я бы очень хотела, чтобы эта миссия оказалась одинаково выгодной для нас обоих, а не закончилась трагедией. К тому же лететь на Литию я бы вам в текущей ситуации не рекомендовала. Даже после исполнения наших договорённостей. Это просто мысли вслух, можете к ним всерьёз не относиться, но есть вероятность, что с распростёртыми руками вас не примут. Корабль, который больше месяца стоял на Бакаре, а потом неожиданно улетел, несмотря на запрет гражданских полётов, может вызвать у литийских властей некоторые подозрения.

Томаш мысленно выругался.

– На Литию я и не собирался, – хмуро сказал он.

– Отлично. А по поводу ваших опасений, что я не сниму поводок – можете не волноваться. Такое действие с моей стороны попросту не имеет смысла, а я предпочитаю избегать бессмысленных поступков. К тому же мы с вами заключим священный договор и его соблюдение для меня, – Айша коснулась ладонью груди, – дело чести.

– Звучит не очень-то убедительно.

– Вы не привыкли доверять. Для человека вашей профессии – это хорошая черта. Но, поверьте, я очень серьёзно отношусь к нашему сотрудничеству. Поэтому и приехала лично.

Айша показала на длинный скоростной насим вдалеке, у которого высились мощные фигуры её привычных телохранителей – генномодифицированные груды мышц.

– Я постаралась создать для вас максимально благоприятные условия. У вас будет безопасный коридор. Какой-то риск есть всегда, но я ведь доплачиваю вам за риск, правда?

Несколько секунд на Томаша смотрело изъеденное морщинами лицо старой женщины.

– Да, – сказал Томаш, – и весьма щедро. Но я ведь не только собой рискую, но и своей командой.

– Такова участь капитана. Кстати, вам ничего больше не нужно? Могу порекомендовать неплохого пилота.

– Спасибо за заботу, но пилот у меня есть.

– Похвально. Приятно, когда люди оказываются верны даже в сложной ситуации. Но вы уверены, что вам никто больше не требуется?

– Уверен.

– Считаете, разумно лететь на такую миссию неполной командой?

– С моей командой всё в порядке. Можете убедиться в этом лично, они были бы не против с вами познакомиться.

– Не вижу в этом необходимости. – Айша отвернулась от Томаша и посмотрела куда-то вдаль, на пронизанное холодной синевой небо. – Это ваша задача – общаться с командой и выбирать, кто в неё входит. Я всего лишь беспокоюсь об успехе миссии. Насколько мне известно, с вами больше нет техника.

– Вы прекрасно осведомлены. Но я вполне готов взять его обязанности на себя. Я много лет работал техником – причём на этом же корабле. К тому же я не в восторге от того, чтобы нанимать новых людей за пару дней до вылета.

– Что ж, вам решать. Тем не менее, я попросила бы вас взять с собой моего друга. Как пассажира. Это моё условие! – Айша подняла нечеловечески длинную, бледную кисть. – К тому же он может оказаться весьма полезен. Его зовут Джамиль, он почётный идаам и неплохо разбирается в программировании кабуров.

– Это плохая идея, – сказал Томаш. – Нам всем чёрт знает сколько времени придётся провести на корабле, где тесно даже литийцу. Не каждый такое выдержит. И брать в команду нового человека не очень разумно. Особенно, простите, бакарийца. Поймите меня правильно, просто в текущей ситуации…

– Ваш пилот бакариец – и что с того? К тому же по поводу Джамиля можете не беспокоиться, он – литиец. По крайней мере, по происхождению. Джамиль принял посвящение и новое имя более десяти лет назад, и с тех пор является моим прекрасным другом. Он станет моими ушами и глазами у вас на корабле. Это, как я уже говорила, – голос Айши зазвенел металлом, как синтезированная речь, – моё условие. Я слишком многое вкладываю в эту миссию.

– Чем больше я с вами общаюсь, тем меньше мне нравится перспектива нашего сотрудничества.

– Я сделаю вид, что не расслышала вас, Томаш. Другой на моём месте смертельно бы оскорбился, но, думаю, вами движет не желание оскорбить, а примитивное невежество.

Томаш уже открыл рот, но Айша остановила его взмахом руки.

– Нет, не нужно извинений. Давайте сосредоточимся на деле. После вылета старайтесь не передавать важных сведений о моём корабле через релейную связь. В сложившейся ситуации я не могу быть уверена в её безопасности. Вы получите два моих личных альтаама – и у нас будет канал для мгновенной связи в экстренном случае. Советую вам не тратить их попусту.

Томаш молча кивнул.

Загрузка топливных гильз наконец завершилась, металлический таракан запрыгнул в кузов погрузчика, дёрнулся, как от электрического разряда, и припал на брюшко, подобрав под себя остроконечные лапки. Погрузчик издал отрывистый гудок и шустро зашелестел прочь от «Припадка».

– Топлива вам хватит на то, чтобы несколько раз слетать туда и обратно, – сказала Айша.

– За это спасибо.

– Всё остальное должны успеть закончить в течение двух-трёх дней. Впрочем, – Айша наклонилась и посмотрела на Томаша, как на малолетнего ребёнка, чёрным пронзительным взглядом, – вы ещё можете отказаться.

– Да неужели?

– Я вас ни к чему не принуждаю. Я даже работу погрузчика готова оплатить, если придётся возвращать топливные гильзы.

– Вы очень щедры.

– Предпочитаю не мелочиться. К тому же вы наверняка понимаете, что без моей помощи вам в ближайшее время с Бакара не улететь.

По трапу спустилась Лада и помахала Томашу рукой.

– Вас зовут! – улыбнулась Айша. Её бледное, как камень, лицо покрылось трещинами от морщин. – Я дам вам немного времени, чтобы подумать, но не стоит тянуть с решением.

– Решение уже принято, – сказал Томаш.

* * *

Соглашение с Айшей Томаш подписал вечером в тот же день. На сей раз его пригласили в роскошный, обшитый лакированным деревом кабинет, где Айша сидела за огромным столом в форме птичьего крыла и пускала клубы разноцветного дыма. На столе, рядом с полусферой голографического терминала, стояла золотая клетка, в которой бешено вертел колесо маленький, похожий на грызуна зверёк с всклокоченной шерстью и чёрными отчаянными глазками.

На встрече также присутствовал молчаливый мужчина с худощавым лицом – юрист Айши.

Томаш внимательно изучил договор, оттиснутый на белоснежной лакре. Витиеватая бакарийская вязь, едва поспевая за его глазами, плавно перетекала в строгие литийские буквы, и Томаша не покидала мысль, что читает он вовсе не то, что на самом деле написано в документе. Раньше ему не доводилось видеть что-то подобное – его предыдущих партнеров устраивали куда менее формальные договорённости. Он даже не был уверен, зачем это нужно Айше – чтобы обезопасить себя или же внушить ему серьёзность их соглашения.

Впрочем, внушить, определённо, получилось – если и не ему, то хотя бы Насиру. Томаш даже думал, что Насир согласился лететь с ним только из-за лакры.

Закончив читать, он протянул Айше глянцевый лист.

– Нужна ваша подпись, – сказал мужчина с худощавым лицом. – Если вы, конечно, согласны заключить договор.

– Согласен, если бакарийский текст соответствует литийскому, – сказал Томаш.

Кожа вокруг глаз худощавого мужчина собралась раздражёнными складками.

– Это лакра! Весь её смысл состоит в том, чтобы обеспечить полную синхронность священного договора на всех возможных языках!

– Прошу извинить нашего литийского друга, – вмешалась Айша. – Карам икраам, он не хотел подвергать сомнению синхронность лакры. Просто он не привык к подобным вещам.

Худощавый качнул головой, пробормотал что-то на бакарийском и придвинулся к Томашу.

– Вот здесь! – Он показал на узорчатую рамку в конце листа. – Проведите указательным пальцем слева направо – это жест, подтверждающий синхронность.

Томаш мазнул пальцем по листу, и внутри рамки тут же пропечаталась бурая, как запёкшаяся кровь, бакарийская вязь.

– Договор заключён! – объявил худощавый.

Он взял лакру обеими руками и протянул её, склонив голову, Айше. Та лишь мельком взглянула на лист и отложила его в сторону, к металлическому блюдцу, в которое стряхивала израсходованные капсулы мазина.

– А у меня будет собственная копия? – спросил Томаш.

– Лакра всегда остаётся у нанимателя! – заявил худощавый.

Айша развела руками.

– Благодарю вас, идаам!

Худощавый встал из-за стола, поклонился Айше, почтительно прижав к груди ладонь, и вышел из кабинета, даже не посмотрев на Томаша.

Томаш закинул ногу на ногу.

– С формальностями покончено? – спросил он.

– Да. – Айша постучала трубкой мазина по блюдцу, сбросив выгоревшую капсулу. Томаш заметил, что лист лакры стал совершенно чистым – весь текст на нём мгновенно выцвел. – Я понимаю, вас немного удивляют, эти, как вы выразились, формальности. Не сомневаюсь, что меня тоже многое удивило бы на Литии.

– Мы предпочитаем скреплять договора куда более простыми методами, – сказал Томаш. – Например…

– Да, да, – перебила его Айша. – Но мы на Бакаре.

Томаш кивнул. С формальностями покончено. Тридцатилетней тинктуры Айша не предлагала.

– А этот парень, – Томаш покосился на закрытую дверь, – обиделся на меня, что ли?

– Вы подвергли сомнению синхронность лакры, а значит и качество проделанной им работы. Впрочем, это неважно. Договор заключён.

Айша коснулась ладонью лакры, и по ней, проявляясь под теплом её руки, потекла бакарийская вязь. Зверёк в клетке дёрнулся, чуть не выпал из колеса, но упорно продолжил бежать, судорожно перебирая лапками.

– Забавная какая зверушка! – усмехнулся Томаш. – Всё бежит да бежит. Её как генератор электричества можно использовать.

– Это зубавка, её искусственно выводят. – Айша провела тонкими белыми пальцами по прутьям клетки, и зверёк побежал ещё быстрее, испуганно вращая глазками. – Зубавка действительно очень забавное создание. Жаль только, живёт недолго. Как только зубавка взрослеет, она должна постоянно двигаться. Отдыхать можно лишь несколько минут в день – в противном случае сердце остановится.

– То есть зверушка умрёт, как только перестанет крутить это чёртово колесо?

– Вы всё правильно поняли.

– Странно. Зачем же такого зверя вывели?

– А зачем вообще выводят зверей?

Томаш не нашёл, что ответить.

– Что ж, раз с формальностями покончено, то я… – Он поднялся из-за стола. – Кстати, а как он называется?

– Зубавка, я же сказала.

– Да нет, ваш корабль. У него должно быть какое-то название. Не просто ведь грузовоз.

Айша медленно затянулась мазином, всем своим видом показывая, что дело сделано, и никакие разговоры её больше не интересуют.

– Томаш, видно, что вы очень мало знаете о Бакаре. Имя живёт дольше, чем судно, и может переходить от одного корабля к другому. Мой грузовоз долгое время считался погибшим, поэтому имени у него нет. Вернее, его имя давно принадлежит другому судну.

Томаш почесал затылок.

– И как он назывался? Или это большая тайна?

– «Алжадид ивердан», «Новый горизонт». Не знаю, чем это поможет – сейчас в реестре под этим именем значится другое судно.

* * *

Возвращался Томаш на автоматическом насиме – элегантном скоростном корабле, один полёт на котором стоил больше, чем он тратил за неделю. В салоне, впрочем, стоял цветной чад от мазина.

Бортовой компьютер держал насим высоко над плотной поволокой смога, которая окутывала нижние ярусы города. Небо над высотками вновь рассекали цветные лазерные лучи – как трассирующие следы от противовоздушного огня. Томаш смотрел в окно и думал, что уже боится разгуливать по городу в одиночку, прячется от всех в дорогом экипаже. Пройдёт неделя или две, и ему будет опасно находиться даже на космодроме – как и обещала Айша. Новостные каналы постоянно сыпали сообщениями о нападениях на оставшихся в городе литийцев.

На «Припадке» его ждал сюрприз.

В кают-компании стоял металлический ящик с сенсорным замком.

– Час назад привезли, – сообщила Лада. – Говорят, ты должен быть в курсе.

– Вроде того, – ответил Томаш.

– И что это? – Лада недоверчиво посмотрела на ящик. – Я не знала, что у нас будет груз.

– Это штука такая, как же она… – Томаш потёр ладонью лоб. – Робот там, короче, который сможет самописец считать. Айша сказала, что без него никак не получится.

– Впервые о таком слышу.

Лада подошла к ящику и коснулась пальцем сенсорного замка. Тот запищал и залился красным.

– Ты так на него смотришь, как будто внутри бомба! – Томаш уселся за стол. – У нас есть чего пожрать? И где Насир?

– Насир гуляет. Романтики ему захотелось, видимо.

– Понятно.

– Тоже пойдёшь? – Лада взглянула на Томаша, прищурившись.

– Нет, я сегодня нагулялся.

Лада снова ткнула пальцем в замок, и тот рассерженно запищал.

– Не откроется, – сказал Томаш. – За него этот засланец от Айши, Джамиль, будет отвечать. У него и доступ есть, наверное.

– Мелкий он, наверное, – проговорила Лада, разглядывая ящик.

– Кто? – усмехнулся Томаш. – Джамиль?

* * *

Джамиль оказался невысоким полным человечком с лоснистой лысиной и вылупленными, бегающими глазками. Томаш был уверен, что новый пассажир предстанет перед ним в роскошном бакарийском наряде – как порой одевался он сам, безуспешно пытаясь прикинуться местным, – но Джамиль облачился в строгий тёмно-серый костюм, напоминающий издали техническую форму, словно пришёл на «Припадок» наниматься механиком.

– Очень рад, что мне выпала честь присоединиться к вашей миссии! – затараторил Джамиль, резко, по-птичьи дёргая головой. – Для меня это уникальная, просто уникальная возможность!

– Да, – сказал Томаш, – мы тоже очень рады.

– Это большая честь! Мне очень приятно! Уверен, что мы сработаемся, и я…

– Чтобы сработаться, надо вместе работать, – перебил его Томаш. – А вы, уважаемый идаам, у нас простой пассажир.

Джамиль несколько раз моргнул и протёр пятернёй взопревшую лысину.

– Но, позвольте, ведь я…

– Управление кораблём, особенно таким, как этот, дело непростое. В экстренной ситуации всё решают секунды. Я очень надеюсь на то, что вы не будете нам мешать. На самом деле, я ожидаю, что бо?льшую часть времени вы проведёте в своей каюте. По крайней мере, пока мы не доберёмся до грузовоза.

Они шли по узкому, как вентиляционная шахта, коридору, соединяющему отсеки – Томаш впереди, Джамиль за ним следом, цепляясь за леера в стенах, как пьяный.

– А вот и ваш номер люкс! – сказал Томаш.

Он остановился у одной из дверей и ударил кулаком по сенсорному щитку. Дверь, шумно выдохнув, как от натуги, отползла в сторону.

Джамиль, точно дикий зверь, привлечённый приманкой, медленно, шажок за шажком, подошёл к открытой двери и, настороженно закусив губу, заглянул внутрь.

– Но позвольте… – пробормотал он, повернувшись к Томашу. Глаза его удивлённо захлопали. – Разве это личная каюта? Похоже на кладовую! Тут даже нет…

– Отличная каюта! – сказал Томаш. – У меня такая же. На стене – пульт. Кровать выдвигается, на экран можно вывести изображение с наружных сенсоров, а вот настройки гравитации не трогайте, по полу размажет.

– Как это – размажет? – вздрогнул Джамиль.

– Красиво, ровным слоем. Гравы у нас подглючивают слегка. Впрочем, это так, рекомендация. Каюта в вашем полном распоряжении.

Джамиль зашёл в отсек и уставился на металлический ящик, который Томаш накануне перетащил сюда из кают-компании.

– А это, – проговорил он, – тоже будет здесь?

– Трюм у нас всё равно забит гильзами, положить его больше некуда. К тому же вы за эту штуку отвечаете. Вот я и решил, пусть она будет поближе к вам.

Джамиль качнулся из стороны в сторону, изображая грядущие сбои в работе гравов.

– Но как же я буду проводить здесь всё время? В этой каюте так мало места, что у меня уже голова кружится!

– Я думал, вас предупредили, что у нас несколько стеснённые условия. А у вас какие-то проблемы? Боязнь замкнутых пространств?

– Нет-нет! – замотал головой Джамиль. – У меня никаких проблем нет, вы знаете, я вообще очень много летал на различных кораблях, просто этот отсек, я никогда бы не подумал, что бывают отсеки настолько маленькие.

– Других тут нет, это малотонажный корабль, – пожал плечами Томаш. – К тому же литийский, под другой рост, – он поднял руку и коснулся пальцами потолка, – всё рассчитано. Вы-то, наверное, уже привыкли к огромным бакарийским суднам. Я думал, Айша рассказала о том, что вас тут ждёт.

– Да, но…

– Если это для вас критично, то ещё не поздно отказаться. Я вас пойму. Обидно будет, конечно, если вы не сможете к нам присоединиться, но что поделать, попробуем сами справиться.

– Нет! – выпалил Джамиль. – Вы не понимаете! Это миссия очень важна для меня и не только для меня! Из-за важности этой миссии я готов справиться, я готов!

– Что ж, отлично! Тогда пойдёмте, я вам покажу, как санузлом пользоваться. Он у нас один на всех, и есть некоторые нюансы в его работе.

Джамиль страдальчески вздохнул и засеменил вслед за Томашем.

– Я обязательно справляюсь, обязательно, вот увидите! – не замолкал он. – Наша миссия очень важна, она прольёт свет на одну из величайших загадок последнего времени!

– Я думаю, вы драматизируете, – сказал Томаш. – Вряд ли исчезнувший грузовоз наделал столько шума. Сейчас вон каждую неделю корабли исчезают.

– Но он ведь вернулся, понимаете? Вот увидите, о нас, о нашей миссии ещё напишут в новостях!

– Главное, чтобы в некрологах не написали, – сказал Томаш.




Припадок


Взлёт запланировали на раннее утро, сразу после рассвета, и Томаш волновался так, словно выходил в космос впервые.

Джамиль не затыкался ни на минуту и приставал с бессмысленными расспросами то к Томашу, то к Ладе, оставив в покое лишь Насира, который сразу послал его к херзац матерах. Джамиль спрашивал, сколько на корабле двигателей, какой модели используются гравы, отличается ли расчёт времени на литийских кораблях от бакарийских, дадут ли ему подключиться к корабельному вирту, чтобы полюбоваться фальшивыми звёздами – и так далее, и тому подобное.

– Я ему когда-нибудь шею сверну, – сказала Лада.

Окно на взлёт дали настолько узкое, что даже предполётную подготовку пришлось проводить по сокращённой программе. Томаш чувствовал непонятное, отдающееся ноющей болью в груди беспокойство, но списал всё на долгий перерыв в полётах. В командной рубке стоял такой же запах, как на мёртвых кораблях, которые годами дрейфуют в космосе.

Насир необычно долго устраивался в ложементе, хотя за две дюжины полётов на «Припадке» давно должен был привыкнуть к своему прокрустову ложу – он что-то бурчал о том, что автоматическая программа настройки, которую никто и пальцем не трогал, каким-то образом сбилась, и теперь ложемент наверняка сломает ему хребет при первых же перегрузках. Лада заняла место второго пилота – ложемент не вызвал у неё нареканий, зато она пожаловалось на голографический экран, мерцающий, как она выразилась, до боли в глазах.

– Эта древняя хреновина всегда мерцала, – сказал Томаш.

Он вдруг подумал, что никому в действительности не хочется лететь. Даже двенадцать миллионов бакарийских – безумная сумма, сулившая исполнение любой мечты – превратились из вожделенного приза во что-то вроде приманки.

Джамиль заныл о том, что на кораблях, к которым он привык, рубки гораздо просторнее, а ложементы гораздо комфортнее. Томаш молча связал его страховочными ремнями, жалея, что не может для полноты картины заткнуть ему кляпом рот.

– Так чего, аотар? – прищурился Насир. – Готовность, как говорится, номер один?

Над терминалом Лады светилась орбитальная карта, которая и правда мерцала, как при сбоях проектора. Насир нервно ёрзал в ложементе, поправляя обтягивающие его ремни. Джамиль лежал, уставившись слепым взглядом в потолок – не дать, не взять, а вылитый пациент перед смертельно опасной операцией, наполовину утянутый анестезией в чёрный бесчувственный сон. Одно место пустовало, и с него, точно оборванная пуповина, свисал длинный шлейф отключённого ремня безопасности.

Сборище недоумков, а не команда, которая готовится к самой важной в своей жизни миссии.

– Давай! – махнул рукой Томаш и залез в капитанский ложемент.

Насир включил обратный отсчёт. Корпус корабля нетерпеливо затрясся. Со всех сторон забило ключом змеиное шипение, как в декомпрессионной камере.

– Что это? – дёрнулся Джамиль. – С кораблём всё в порядке?

– В порядке всё, адыр елдыш! – гаркнул Насир. – На орбиту выходим на реактивном! Продувается топливная магистраль!

– Но почему? – не унимался Джамиль. – Что значит, продувается? Я никогда раньше такого…

– Аскут! – рявкнул Насир.

Свет мигнул, по переборкам прошла дрожь, как в приступе электрической эпилепсии, и через секунду уши заложило от надрывного, нарастающего бурным валом рёва. Джамиль продолжал тараторить, но его уже никто не слышал.

Томаша так стремительно впечатало в ложемент, что он даже не успел удивиться. Дыхание перехватило от стиснувших грудную клетку умных ремней. Тарка с безжалостным напором пыталась придушить его от ревности – за то, что слишком долго проторчала в цепких мурингах на недружелюбном Аль-Салиме, где даже электросеть работает с перебоями.

– Компенсаторы! – прохрипел Томаш.

Воздуха в лёгких не хватало.

Ложемент нехотя, через силу гасил перегрузки. Боковая поддержка так яростно давила в рёбра, что перед глазами плыли красные круги. Умные ремни извивались и гудели. Джамиль что-то орал. Под потолком нервно пульсировало в такт учащённому сердцебиению предупреждение о высоких перегрузках. От рёва, шипения и криков в ушах стоял адский гул.

Внезапно Томаша с головой накрыла тишина, как во время контузии. Он даже решил на мгновение, что не выдержали органы чувств, и его измученное тело попросту отключилось от невыносимой реальности, как неисправный механизм. Он отстегнул вцепившиеся в грудь ремни и судорожно вздохнул.

– Вот херзац! – прорычал Насир. – Всё же в порядке было на диагностике!

Голова у Томаша наливалась свинцом.

– Что с кораблём?

– Компенсаторы работали на двадцать процентов!

Над приборной панелью расцвела голограмма «Припадка» – похожая на плывущую в невесомости топливную гильзу, – и замелькали, перемежаясь раздражёнными гудками, длинные колонки системной трассировки.

– Эти долбаные ремни меня чуть не задушили!

Томаш несколько раз моргнул и осмотрелся – в глазах после перегрузок двоилось.

– Все живы?

– Вроде живы, – отозвалась Лада. – У меня ремни тоже с ума сошли.

– Идаам?

Джамиль ответил не сразу.

– Что, – выдавил он из себя, – что это было? Я едва сознание не потерял, всё потемнело в глазах, такого со мной никогда ещё не было, разве такое бывает вообще?

– Ещё и не такой херзац бывает!

– Значит, мы возвращаемся, да? Ведь корабль неисправен, он же совершенно явственно…

– Мы разбираемся, – сказал Томаш.

Он оттолкнулся от ложемента, и его, как архимедовой силой, понесло к потолку. Томаш улыбнулся – весь этот изнуряющий месяц на Бакаре он безумно скучал по невесомости. Даже голова перестала болеть.

Он поднялся к потолку и тут же нырнул, как дайвер, к приборной панели, над которой колдовал Насир.

– Вот елдыш! Ничего не понимаю! – чертыхался бакариец. – Компенсаторы не смогли выйти на максимальную мощность, и ложементам пришлось отдуваться.

– А гравы же не работают! – заскулил Джамиль. – Не включаются же гравы, почему вы не делаете ничего?

– Сначала нас из-за компенсаторов перегрузок чуть по полу не размазало, – сказал Томаш, – а теперь гравы вообще отрубились? Они там перегрелись, что ли? Насир?

– Смотрю, – буркнул бакариец.

Томаш качнул головой и вернулся в свой ложемент.

– Гравы, значит… – Насир с пафосом занёс над клавиатурой кисть, как будто собирался отбить барабанную дробь – начало симфонии древнего земного композитора, беда стучится в дверь. – Все готовы? Даю обратный отсчёт.

Под потолком забегали цифры.

– Что-то не так! – крикнул Джамиль. – Гравы переклинило!

Стены задрожали от нервно нарастающего гула, свет мигнул, и голограмма с обратным отчётом рассыпалась ворохом алых искр, как при сбоях в электрике.

– Накаркал, херзац тебя так!

– Нормально всё? – спросил Томаш.

– Адыр елдыш! Нормально, конечно! Разве сам не видишь? Могу вслух считать. Значит, как его там… Пять, четыре, три…

– Гравитация есть, – сказала Лада, глядя на приборы, – но что-то с ней…

Джамиль барахтался в ложементе, как младенец в люльке, в неловких попытках скинуть с себя путы. Наконец он изловчился, отстегнул ремни, и его тут же, как приливной волной, потянуло к потолку.

– Что это? Как это? Карам икраам! – закаркал идаам. – Помогите!

– Вот же елдыш! – Насир потёр ладонью воображаемую шевелюру. – Гравы переклинило, говоришь? Вот и напросился. А если так попробовать… – Он пощёлкал тумблерами. – Ну готовьтесь! Сколько там осталось? Три, два…

Джамиль задёргался, как припадочный, пытаясь ухватиться за подлокотник ложемента. Его тут же перевернуло вниз головой. Он взвизгнул и разразился отборнейшей бранью на бакарийском. Насир даже удивлённо присвистнул.

– Гравы всё ещё клинит, – меланхолично заметила Лада.

– Здесь вообще хоть что-то работает? – простонал Томаш. – Что с кораблём?

– Сейчас-сейчас. Итак! Три, два…

Рубка заходила ходуном, гул усилился, отдаваясь болью в ушах, и тут же смешался с тишиной. В следующую же секунду раздался истеричный вопль Джамиля.

– Наконец-то! – Томаш скинул с себя ремень.

Джамиль валялся на полу, обхватив голову и задрав на ложемент ноги.

– Живой?

Джамиль вместо ответа подёргал ногами.

– Всё, гравы работают. – Насир откинулся в ложементе. – Но что за елдыш был – неясно. Запустил диагностику, разбираемся. С такими гравами мы, конечно, далеко не уйдём!

Голографический экран заработал, и над приборной панелью загорелась сотканная из тонких нитей модель корабля – как будто выеденная изнутри оболочка, – которая плыла в пустоту над фиолетовым серпом Бакара.

– Встань на орбиту повыше, – сказал Томаш. – Давай сразу на пояс Хулуда.

– Не вопрос, аотар.

– Чёрт! – процедил сквозь зубы Томаш. – Смешно будет, если придётся возвращаться! С нами после такого никто дела иметь не будет! Твою мать! Что происходит? Всё же нормально было с кораблём!

– Слушайте, мне кажется, что в такой ситуации просто опасно, просто неразумно куда-то лететь!

Джамиль наконец поднялся и стоял, покачиваясь, прижимая ладонь к пунцовой шишке на затылке.

– Сейчас не до вас, идаам! – отмахнулся Томаш.

Лада вылезла из ложемента. Лоб у неё покрылся испариной, а серые, почти бесцветные глаза лихорадочно горели.

– Ты как? – спросил Томаш.

– Лучше не бывает. Что с кораблём?

Голограмма тарки скользила над приборной панелью, переливаясь, как дым из мазина.

– Елдыш его знает! Разбираемся!

– Ага, – кивнула Лада. – Как хорошо, что у нас есть компетентный техник! Правда, Томаш?

– Я думаю, – проскрипел Джамиль, – нет, я просто уверен, что в такой ситуации мы не можем себе позволить продолжать миссию, не можем так безрассудно рисковать жизнями, иначе мы…

– Помолчите, идаам, вам сейчас вредно разговаривать! – перебил его Томаш. – Лада, отведи нашего гостя в медпункт.

– В какой ещё медпункт?

Томаш, не глядя, показал куда-то рукой.

– В мою каюту, там есть аптечка. Вполне вероятно, что у нашего уважаемого идаама сотрясение мозга.

Лада пожала плечами, подошла к Джамилю, посмотрела на него снизу вверх, и тот, что-то невнятно бормоча, послушно поплёлся за ней следом.

Масштаб на навигационной карте сменился. Голографический «Припадок», похожий на угасающую песчинку, медленно поднимался сквозь сверкающие нити орбит, отчаянно пытаясь вырваться из захватившей его паутины. Насир сидел, скрючившись, как паук, над терминалом и – терпеливо ждал.

Казалось, заход на орбиту длится вечность.

– Интересно, – нарушил молчание Томаш, – зачем Айша повесила на нас этого придурка?

– Может, она от него избавиться хотела. Лучшего способа не придумаешь!

– Да уж.

– Хотя он в чём-то прав. Не передумал по поводу нашей миссии? Сейчас ещё есть возможность послать всё к херзац матерах и вернуться на Бакар. Никто нас осуждать не станет. Можем даже аванс твоей шармуте вернуть, жизнь-то дороже.

– Так. – Томаш помассировал виски?. – Только ты не начинай. Диагностикой лучше займись. Что с кораблём?

Призрачный «Припадок» завис над сверкающей короной планеты, и над ним высветились параметры орбиты – пояса Хулуда.

– Погоди, тесты пока не завершились.

– Надеюсь, ничего не накрылось.

– А если накрылось?

– Разберёмся.

– Разберёмся? Бхагат? Без техника?

– Я сам техник, – развёл руками Томаш. – Я на этом корабле знаешь сколько в техничке отпахал? А брать кого-то перед вылетом …

– Вот елдыш! – Насир показал на окошко с результатами проверок – везде горели зелёные огоньки. – Ничего, никаких проблем!

– Как это может быть? Наверняка с распределением энергии что-то не так!

– Что не так-то?

Томаш подключился к своему терминалу и загрузил отчёт о работе генератора.

– На первый взгляд всё в порядке.

– Ясен елдыш! Диагностика показала бы!

– Так, погоди…

Перед Томашем выстроилась внутренняя схема корабля – полая гильза, пронизанная изнутри, как нервами, светящимися цепочками энергетических цепей.

– Не понимаю! Энергии должно хватать.

Вернулась Лада – она так тихо прошла по рубке, что Томаш даже вздрогнул, когда она облокотилась о его ложемент, чтобы получше разглядеть испещрённую электрическими нервами схему корабля.

– Что с нашей птичкой, мальчики? Электрика накрылась?

– Нет, ничего такого. Вот, видишь, всё радостно светится! – Томаш отодвинулся от экрана.

– Диагностика ничего не видит, – добавил Насир.

– Весело как! Нас при взлёте чуть не расплющило, а вы проблем никаких не нашли?

– Ищем, – буркнул Томаш.

– Кстати, здесь случайно не перебор? – Лада ткнула пальцем в самую яркую нить на схеме электроцепей. – Что за сила тока такая?

– Нет, это главная магистраль. Как там наш идаам?

– Жить будет. Перевязала и положила в твоей каюте – это ведь у нас медпункт, как оказалось.

– Вот спасибо! У него что, своей каюты нет?

– А ему вредно ходить, – улыбнулась Лада. – Сотрясение мозга. Да и у вас, мальчики, работы пока хватает… А вот тут?

Она показала пальцем на схему.

– Тут тоже всё в порядке. Слушай, если ты хочешь помочь…

– Ладно, разбирайтесь. – Лада отошла к своему ложементу. – Вы на Хулуда-то встали? А то в нас сейчас влетит какой-нибудь военный фрегат.

– Странно, – пробормотал Насир.

– Что странно? Я говорю, на Хулуда…

– Да погоди ты, женщина! Ла таклак, встали мы на орбиту! Сейчас на радаре корабль какой-то мелькнул на секунду и…

– И чего здесь странного?

На орбитальной голограмме, внутри зависшего над фиолетовым Бакаром «Припадка», пульсировал, как биение сердца, крохотный красный огонёк.

– Сбой какой-то? – спросила Лада.

– Да нет же! – всплеснул руками Насир. – Какой ещё сбой! Корабль, говорю, вышел сразу на высокую орбиту, прямо на Хулуда – кто так делает? У нас задействовался этот, как его, автоматический елдыш приветствия, и кораблик – бац, тут же исчез к херзац матерах! Ни подтверждения от Салима не подождал – ничего. Сигнатура, кстати, у него военная, бакарийская.

– Как исчез? – нахмурился Томаш.

– Маскировочный щит? – предположила Лада.

– Наверное. Адыр елдыш, я даже не был уверен, что есть такие технологии! Но интереснее другое – этот бахул, похоже, нас узнал! И тут же смотался.

– За нами следят? – спросил Томаш. – Корабль Айши?

– Херзац его знает, чей это корабль! Но очень похоже на то. Они ведь не ожидали, что у нас такой елдыш случится, и мы на орбите повиснем.

Насир застучал по клавиатуре. Орбитальная карта заполняла теперь половину рубки.

– Вообще никаких следов? Что же это за технология такая?

– Есть след! – Насир показал на тающее облачко бледно-розового цвета. – Появилось только что. Видно, маскировочные щиты, или что они там используют, уже эту зону не накрывают.

– А значит, самого корабля там нет, – сказала Лада.

* * *

– Короче, проблема с генератором, – начал Томаш.

Они собрались в кают-компании. Насир стоял в дверях, упираясь руками в потолок, и походил на скрюченное чудище из ночного кошмара. Остальные сидели за столом. Лада что-то изучала в карманном головизоре. Джамиль притулился у стенки и судорожно цеплялся за столешницу, как будто боялся, что свихнувшиеся гравы в любой момент потянут его к потолку, перевернув на потеху всем вверх тормашками. Лада переборщила с перевязкой, и неровно наложенный бинт налезал ему на брови.

– Что за проблемы? – спросила она, не открывая глаз от головизора. – Нам по слову из тебя вытягивать?

– С генератором и с мозгами.

– С мозгами у нас херзац какая проблема! – выдал Насир.

– Насик! Я бы хотела послушать заключение нашего эксперта-техника.

– Генератор фактически работает в половину номинальной мощности, в режиме экономии как бы. – Томаш окинул взглядом каюту, и потолочная лампа, словно издеваясь, несколько раз мигнула. – При этом сам генератор считает, что выкладывается на все сто. Тут либо проблема в самом генераторе, и тогда мы далеко не уйдём, либо блок управления переклинило.

– Перспектива понятна, – сказала Лада. – Мы включаем импульсник, энергии не хватает на щит или гравы, и мы…

– Идём к херзац матерах! – прыснул слюной Насир. – Кстати, те бахулы, которые на нас поводок вешали, не могли что-нибудь повредить? Или нарочно эту харазу подстроить?

– Зачем им харазу подстраивать? В этом нет никакого смысла – даже если Айша тайную вендетту против Литии начала. Слишком уж изощрённый способ от нас избавиться. Достаточно было нас в Аль-Салиме оставить. Но про поводок я тоже сразу подумал, мало ли из какого места у её технарей руки растут. То, что они установили, в наши шины ничего, разумеется, не пишет. Корабль видит этот поводок как некий модуль в сети – контроллер чего-то там. Производитель неизвестен, предназначение неизвестно, но…

– Но это ни о чём не говорит! – фыркнул Насир.

– Не говорит. Но если причина сбоя в поводке, в чём я совсем не уверен, мы об этом не узнаем. Лезть в него я не собираюсь.

– И чего тогда?

– Я бы предложил провести полный перезапуск. А потом снова прогнать тесты. Возможно, был сбой из-за долгого стояния на мурингах. Всё-таки корабль должен летать.

– Полный перезапуск на орбите? – вздёрнула бровь Лада. – Мы окажемся в запечатанном гробу без средств связи!

– Но погодите, – затараторил Джамиль, – я множество раз летал на кораблях, и нигде такой проблемы не было! Разве двигатель не должен производить для нас энергию? Вся проблема в том, что у нас не включён двигатель!

– Маршевый двигатель у нас – импульсный! – сказал Насир. – Он ни ха?ра не производит! Реактивный используется при взлёте и посадке, и соков у него, адыр елдыш, теперь только на посадку и хватит!

– Да, – кивнул Томаш. – Поэтому у нас отдельный волновой генератор и солнечные батареи. Вы, идаам, видимо, не летали раньше на подобных кораблях. Проблема была бы чуть менее глобальной, будь у нас хотя бы заряжены батареи. Обычно там есть какой-то заряд, и всё хорошо. А в этот раз на космодроме нас не заряжали.

– Но это возмутительно! – задёргался Джамиль. – Я считаю, нужно обязательно составить жалобу, я займусь этим прямо сейчас!

– Да-да. – Томаш махнул рукой. – Займитесь.

– Ты серьёзно хочешь сделать полный перезапуск? – спросила Лада.

– Мы здесь как раз и собрались, чтобы обсудить варианты.

– Хорошо! – Насир щёлкнул пальцами. – Перезапустится этот твой генератор, как именно ты его тестировать будешь? Диагностика опять зелёный свет даст, генератор на полную не заведётся, и нас размажет, как…

– С диагностикой всё в порядке! Проблема именно в генераторе. Он в шину пишет, что выдаёт полную мощность, а работает вполсилы. Я думаю, это проблема с мозгами.

Томаш отхлебнул воды из стакана, в горле першило.

– Хараза какая-то! – Насир влез за узенький столик в кают-компании и завертел головой в поисках бутылки. – Не нравится мне всё это. И как я дал себя уговорить?

– Заняться тебе было нечем, – улыбнулся Томаш. – Как и всем нам.

– Зато теперь занятий хоть отбавляй!

– Генератор, скорее всего, исправен. Произошёл сбой в мозгах, я практически уверен. На всякий случай составим специальный энергетический профиль – в приоритете будут щиты, затем гравы…

– Так они и потребляют больше всего! – сказала Лада.

– Во-первых, мы прямо сейчас заряжаем батареи. Не забывайте, что, когда мы взлетали, у нас в батареях не было ни…

Томаш крякнул, когда Насир, отыскав наконец бутылку с остатками тинктуры, опорожнил её прямо из горла.

– Хмар кус! – Бакариец прижал к груди ладонь, будто хотел остановить кровотечение из раны. – И на много этих батарей хватит?

– Хватит. Я провёл расчёты. Это, кстати, во-вторых. Генератора на половине мощности и заряженных батарей хватит на то, чтобы обеспечить работу щита и компенсации перегрузок. Даже с запасом.

– Даже с запасом! – издевательски присвистнул Насир.

– Что за щит? – заинтересовался Джамиль. – Зачем нам сейчас щит?

Томаш закатил глаза.

– Я же вам говорил, идаам, у нас импульсный двигатель. Мы выстреливаем гильзу с зарядом, она взрывается, нас отбрасывает волной. Думаю, мне не нужно объяснять, что будет, если щит не поднят?

Глаза у Джамиля чуть не вылезли из орбит.

– Но это же значит, что нас…

– А чем перезагрузка-то поможет? – спросила Лада. – Я вообще никакой связи тут не вижу! Ты из пальца, что ли, решение высасываешь?

– Почему из пальца, у меня здесь уже такое было, и это помогло. Поможет ли сейчас – не знаю. Но на один импульс нам энергии хватит, а потом…

– Да, – холодно улыбнулась Лада, – и что потом?

– Потом разворачиваемся, – Томаш покрутил в воздухе пальцем, – и делаем ещё один залп, чтобы погасить скорость.

– Погодите, – вмешался Джамиль, – а полная перезагрузка – это…

– Мы вырубим всё, – ответила Лада. – Гравы, рециркуляцию, генераторы воздуха, даже свет.

Томаш покосился на потолочную лампу, как если бы ждал, что она снова подмигнёт ему в ответ.

– А давайте попробуем! – Насир хлопнул по столу ладонью. – Чего языком-то молоть!

– Выпил и теперь полный порядок? – ухмыльнулась Лада.

– Ага! Тебе тоже рекомендую. Если наш аотар говорит, что такой елдыш уже был, и проблема в мозгах – я верю! Или тебе обратно на Бакар хочется?

– Мне – нет. А у тебя в чём проблема? Ты же нам такую сцену закатил перед вылетом!

– Айхалес, женщина! – оскалился Насир.

– Хорошо, – сдалась Лада. – Раз вы оба так во всём уверены, мальчики, то давайте попробуем. Обратно на Бакар мне и правда не хочется.

– Так что? – Насир взглянул на Томаша. – Пойдём работать?

– Но постойте! – заволновался Джамиль. Бинт почти сполз ему на глаза. – Разве разумно лететь в такой ситуации? Это же чистое безумие, мы рискуем жизнью, рискуем всем! К тому же мы отстаём от графика!

– Времени у нас навалом, – сказал Томаш. – Кстати, – он повернулся к Ладе, – перебинтуй человеку голову по-человечески, а то он сейчас на ожогового больного похож.

– Вы знаете, – заявил Джамиль, – я бы всё-таки попросил зафиксировать в судовом журнале, что я…

Но его никто не слушал.

– Только заруби себе на носу, – сказала Лада, – если при импульсе хоть что-то пойдёт не так, даже если просто свет начнёт мигать, то мы сворачиваем всё и возвращаемся.

– Если что-то пойдёт не так, я лично всё прекращу, – ответил Томаш. – И мы вернёмся на твой любимый Бакар.

* * *

– Опять будет трясти? – заныл Джамиль, когда Томаш проверял крепления ремней в его ложементе.

– Правила безопасности, – сказал Томаш.

Он устроился на своём месте, Насир отключил голографическую карту, и вся рубка погрузилась в сонный полумрак.

– Что? – выдохнул Джамиль. – Уже?

– Пока ещё нет, – сказал Томаш.

– Я готов, – отозвался Насир. – По твоей команде, аотар!

– Только давай без формальностей. И не включай ты этот долбаный обратный отсчёт, у меня от него скоро нервный тик будет!

Томаш откинулся в ложементе и закрыл глаза. Бортовой компьютер прошептал что-то сдавленным голосом, как будто работал на издыхающих батареях, и на Томаша обрушилась темнота, которую он почувствовал даже через сомкнутые веки.

– Всё, – тихо сказала Лада, – наша птичка мертва.

– Представляю, как эти бахулы сейчас в порту удивились! Были – и раз, никого нет! Пустота! Небось, решат, что у нас рвануло что-то к херзац матерах!

– Ты сгущаешь краски, – сказал Томаш. – Двигатели же недавно работали, тепловой след всё равно остался.

Он открыл глаза. И невольно потёр плечи, как от озноба. В лицо била невыносимая темнота, лишь где-то у потолка одиноко мигал красный люминофор, но Томашу казалось, что и тот постепенно сходит на нет, как биение умирающего сердца.

– Долго! – пожаловался Джамиль.

– Это небыстрая процедура, – сказал Томаш, хотя и сам уже не мог терпеть этот могильный мрак.

– Воздух, – продолжал ныть Джамиль, – воздух же не поступает больше, рециркуляция не работает, системы жизнеобеспечения…

– Прекрати! – одёрнула его Лада. – Мы часов через десять только задыхаться начнём!

– Всегда было интересно, отчего люди умирают на таких кораблях, – послышался голос Насира. – В смысле, какая хараза до них раньше добирается.

– Хо-холод? – предположил Джамиль.

Можно было подумать, что воображаемый холод уже выламывает ему кости.

– Нет, отчего же холод? – сказал Томаш. – Откуда ему здесь взяться?

– Да уж, какой к херзац холод! Скорее, зажаримся! Реактивный же работал недавно, а охлаждение вырубилось!

– Вряд ли зажаримся, – сказала Лада. – Просто станет немного теплее. Движок долго охлаждался, температура уже упала. Я бы поставила на углекислый газ.

– Давайте тогда, что ли, дышать по очереди! – рассмеялся Насир.

– Перестаньте, пожалуйста! – застонал Джамиль. – Вы не можете о чём-нибудь другом поговорить?

Люминофор под потолком мигал всё тише и тише.

– Если в космодроме нас всё-таки потеряли, – сказал Насир, – то всё может гораздо быстрее произойти. Влетит в нас кто-нибудь – и всем полный херзац!

– Мы всё же на поясе стоим, – сказал Томаш. – Самая безопасная орбита над Бакаром. И никто нас не потерял. Потеря сигнала от корабля на несколько минут – дело штатное.

– Я люблю, когда ты с такой уверенностью говоришь, даже если это херзац полный! Вот что для настоящего аотара главное – производить, елдыш его, впечатление! Без этого команда сто раз штанишки обмочит, пока до места доберёмя!

– Насик, – фыркнула Лада, – хватит!

– Я тебе не Насик, иноземная женщина!

– Прекратите вы оба! – крикнул Томаш. – Всё у нас в порядке. Сейчас…

Он не договорил. А что сейчас? Когда уже можно начинать волноваться? Он и сам точно не помнил, сколько должна длиться полная перезагрузка.

– Очень долго! – заныл Джамиль. – Почему так долго?

– Сейчас, – проговорил Томаш, – сейчас…

В глаза ударил свет, он вздрогнул и прикрылся ладонью. Послышался мягкий шелест системы рециркуляции, который Томаш обычно не замечал. Главный терминал ожил, замигал огнями, и над их головами расцвела огромная голографическая карта – причудливое переплетение эллиптических орбит, по которым двигались яркие искорки кораблей. Коммуникатор просиял, взорвавшись звоном.

– Во, дело пошло! – радостно выкрикнул Насир, потирая ладони. – Космодром, а по параллельной – Айша! Быстро она! Айшу перевожу на тебя!

– Давай, – сказал Томаш.

* * *

Лицо Айши на головизоре – бледное, лишённое мимики – было похоже на погребальную маску.

– Вы пропали со всех радаров, – сказала она неживым голосом вместо приветствия. – И до сих пор находитесь на орбите. Надеюсь, вы не планируете какую-нибудь глупость? Мин альвада, это было бы весьма неосмотрительно с вашей стороны.

– Да что мы можем планировать?

Томаш сидел на кровати в своей каюте, привалившись плечом к фальш-иллюминатору, на который выводилась размеченная мерцающими искорками темнота с наружных камер. Карманный головизор нагрелся от тепла его рук.

– У нас была небольшая проблема. Видимо, слишком долго корабль стоял на привязи, да и батареи на космодроме нам не зарядили. Пришлось перезагрузить систему. Но мы уже готовимся к старту.

Айша несколько секунд молчала, и Томаш даже подумал, что изображение в головизоре подвисло.

– Я начинаю жалеть, что связалась с вами, Томаш, – произнесла она наконец. – Мне рекомендовали вас как хорошего специалиста. Но хорошие специалисты следят за своими кораблями.

– Всякое может случиться. Но могу вас уверить, что сейчас никаких проблем нет.

– Что именно произошло?

– Был, – Томаш замялся, – небольшой сбой при работе генератора. Он не выдавал расчётной мощности. Вернее, блок управления…

– Понятно, – перебила его Айша. – Надеюсь, это наш последний разговор подобного рода.

Она отключилась. Томаш взволнованно сжимал в руке погасший головизор. Его даже не удивляло то, что Айша так быстро узнала об их проблемах – для того, чтобы организовать вылет в такое смутное время нужны настолько хорошие связи, что о ситуации на орбите ей наверняка докладывают прямиком из космодрома.

Томаш вышел из каюты и столкнулся с Насиром.

– Отпустила уже? – осклабился Насир. – Сильно бесилась?

– Не так, чтобы очень. Хотя… – Томаш потёр затылок. – Если нам придётся возвращаться, я бы больше не хотел с ней беседы вести. Так что лучше поскорее убираться отсюда ко всем чертям.

– Если ты ошибся в расчётах, то мы точно уберёмся ко всем чертям.

– Не начинай.

– Про корабль спросил?

– Про корабль? – Перезагрузка генератора напрочь выбила странную историю с исчезнувшим кораблём из головы. – Нет, чёрт, забыл!

– Ну и ладно! – махнул рукой Насир. – Елдыш с ним! Всё равно она ничего толкового бы не сказала.

– Думаешь, это её рук дело?

– А чьих ещё?

По коридору засеменил Джамиль, испуганно упёрся в них взглядом и, что-то пробормотав себе под нос, юркнул в свой отсек.

– Вот габа! – скривился Насир. – Докладывать своей шармуте идёт, не иначе!

– Так она и не скрывала, что это его основная роль, – усмехнулся Томаш.

– Херзац с ним! Пошли! – Насир потянул Томаша за рукав. – Убираться ко всем чертям, как ты говоришь.

* * *

Последним в ложементе устроился Джамиль. Вычурная повязка у него на голове сменилась пластырем, который напоминал пятно белой краски. Вёл себя Джамиль на удивление тихо, и Томаш усмехнулся, подумав, что Лада не только прилепила ему на шишку пластырь, но и провела воспитательную беседу.

На голографическом терминале вращалась вокруг оси орбитальная карта, похожая на сверкающую сферу.

– Вышли на дистанцию, – сказала Лада. – Диагностика завершена, ложементы активированы.

– Всё штатно, – подтвердил Томаш. – Продолжаем.

– Ждём разрешения от орбитальной службы.

– Хорошо.

Лада служила раньше на большом литийском грузовозе, и, когда злилась, начинала чётко следовать полётному протоколу.

– Жрать так хочется! – пожаловался Насир. – Так что маршрут – от Бакара и до обеда, а там хоть полный елдыш!

Джамиль, вжавшись в ложемент, испуганно завращал глазами.

– Разрешение получено, – сообщила Лада. – Ждём разрешения от капитана.

– Слушай, может, обойдёмся без формальностей? – попросил Томаш. – Чего ты за шоу тут устроила? Я себя как идиот чувствую.

– Ждём разрешения от капитана, – повторила Лада.

– Приступайте, – сказал Томаш.

Лада ткнула пальцем в кнопку на терминале.

– Ведём отсчёт до первого выброса.

Под потолком загорелись огромные зелёные цифры – «10», «9», «8», «7»…

– Идаам, – Томаш повернулся к Джамилю, – я ведь правильно понял, что на импульсных кораблях вы раньше не летали?

– На им… – только и успел проговорить Джамиль.

Томаша вдавило в ложемент так, что затрещали кости. Даже на крупных современных тарках компенсаторы с самыми мощными гравитационными катушками не могли полностью погасить перегрузки от импульсника. Глаза на секунду затянуло кровавым маревом, сквозь которое, точно рентген, просвечивала обжигающе яркая голограмма на центральном экране – призрачный «Припадок» выплюнул из дюзы топливную гильзу и распустил веером защитный экран, в который вонзилась ударная волна от разорвавшегося заряда.

– Что? – завопил Джамиль. – Что это? Компенсаторы опять…

Его заглушил скрежет металла. Рубка затряслась так, что Томаш повис на ремнях. В ту же секунду аварийные преднатяжители впечатали его в ложемент, выбив из лёгких весь воздух. Под потолком расцвели пугающие узоры из красных огней – сообщения об ошибках, которые невозможно было разобрать. Всё вокруг дрожало, как при эпилепсии.

– Что-о-о… – орал Джамиль, – это-о-о…

Внезапно всё прекратилось. Красные огни погасли, тряска улеглась. Томаш прикрыл глаза и помассировал виски. Месячный перерыв давал себя знать, теперь нужно будет снова привыкать к импульсам. К тому же зря он нарушил традиции и не выпил немного тинктуры перед стартом – с тинктуркой всё идёт веселее.

– Вот елдыш! – заорал Насир. – Хорошо идём! Скорость выше расчётной!

– Всё в штатном режиме, – с привычным холодом сказала Лада. – Активирована система охлаждения. Мощности на всё хватило.

– Пару ламп всё-таки мигнуло, – улыбнулся Томаш. – Так что не знаю.

– Это не смешно, капитан.

– Погодите, сейчас проверю. – На экране Томаша высветилась пронизанная электрическими жилками голограмма «Припадка». – Отлично! Генератор выдаёт сто процентов мощности. Продолжаем.

– Так точно, аотар! Следующий импульс через сто секунд.

Под потолком вновь замелькали цифры.

– Но погодите… – пробормотал Джамиль. Лицо у него лоснилось от пота, а пластырь на затылке сморщился, как обожжённая кожа. – Что мы продолжаем? Зачем? Что это вообще такое было?

Насир рассмеялся.

– А вы, многоуважаемый идаам, не в курсе, как наше судно на самом деле называется? – спросил Томаш.

– Много… – начал заикаться Джамиль, – много-летний ле-летун, нет, стра-стра…

– «Припадок», херзац его так! – крикнул Насир. – Вот у него припадок и случился!

– «Припадок»? – Губы у Джамиля побелели. – Вы что… вы сумасшедшие так называть свой корабль?




Саботажник


Джамиль вспотел, как после пробежки, и, казалось, странным образом уменьшился в размерах – Томаш даже не сразу заметил его, когда зашёл в кают-компанию.

– Как вы, идаам? – спросил Томаш. – У вас всё в порядке?

– Альхам дулила, это наконец-то закончилось! Я не представляю, как вы это выносите, это же просто невозможно выносить! На бакарийских кораблях вообще никаких перегрузок не ощущается!

– Привыкли уже. Зато скорость наша птичка набирает быстро и идёт так, что иные бакарийские крейсеры позавидуют.

– Позавидуют! Тут живые мёртвым позавидуют!

Джамиль провёл ладонью по лысине, намокший пластырь окончательно слез, налипнув ему на пальцы, и он уставился на него, как на кусок отмершей кожи.

– Вы отдыхайте, – сказал Томаш. – Нам сейчас предстоит самая скучная и спокойная часть полёта. Я бы вам предложил хорошенько выспаться. Хотите дам успокоительных?

– Нет, нет! – Джамиль испуганно задёргал головой. – Я против таких вещей, и у меня к тому же много дел, очень много дел.

– Как скажете. – Томаш достал бутылку тинктуры и плеснул немного в стакан.

– Скажите, – медленно проговорил Джамиль, – а при торможении такого, как сейчас, не будет, не будет всех этих взрывов и тряски?

– А как ещё нам тормозить-то? Мы развернёмся и начнём выстреливать гильзы, чтобы гасить скорость. Других вариантов нет, топлива в реактивном движке лишь на посадку.

– Илахи! – Джамиль схватился за голову. – За что мне всё это?

В отсек зашёл Насир – с уставшим, осунувшимся лицом, но задорным блеском в глазах.

– Чего у вас тут за междусобойчик?

– Объясняю идааму, как мы тормозить будем. – Томаш пригубил тинктуру, чистый неразбавленный напиток приятно обжёг горло. – А то он под впечатлением.

– Да все мы тут под впечатлением! – Насир уселся с краю стола и закинул ногу на ногу, едва не доставая носком до противоположной стены. – Чего стоишь? – подмигнул он Томашу. – Наливай давай!

– Я, пожалуй, пойду, я, пожалуй, действительно немного прилягу, а то я уже немного, – Джамиль осторожно потрогал пунцовую шишку на затылке, – притомился.

– Конечно, идите, идаам, – сказал Томаш.

Джамиль проворно вылез из-за стола и шмыгнул в коридор.

– Какой странный маленький карниш! – Насир поморщил нос, как будто рубка чем-то провоняла. – Он мне даже начинает нравиться! Всё-то у него не карам икраам.

– А ты себе напоминай, что он тут не просто так с нами летает. Сразу нравиться перестанет.

Томаш протянул Насиру наполненный стакан, и тот осушил его залпом.

– Хмар кус! – Насир закашлялся, прикрыв ладонью рот. – Предупреждать надо! Чистоганом же не пью я, елдыш тебя!

– А ты аккуратненько так, маленькими глоточками!

– Иди ты к херзац матерах! Учить ещё он меня будет!

Насир отодвинул от себя пустой стакан.

– Мы его снова видели, – сказал он.

– Кого?

– Призрака этого. Вернее, его след. Мин альвада, свежий совсем. Вплотную идём.

– Догнали значит?

– Лада считает, что уже и обогнали. Видно, ускорялся он долго, но скорость не так набрал, как корыто наше. Неторопливый кораблик такой.

– Ага, – сказал Томаш, – или специально не торопится.

– Елдыш его! Что это вообще может быть? Следит за нами шармута твоя? Одного карниша у нас на борту ей мало?

– А может, это команда номер два, – Томаш отпил из стакана. Острая и пряная тинктура приятно пощипывала язык. – План «бэ», так сказать. Или мы – это план «бэ».

* * *

Когда Томаш зашёл в рубку, Лада как раз сдирала с виска кадол —устройство для подключения к вирту. Она поморщилась, несколько раз моргнула, как спросонья, и бросила кадол на приборную панель. Кадол выглядел как чёрный пузырь на липкой присоске и всегда напоминал Томашу инопланетного паразита, высасывающего мозги.

– Что-нибудь интересное? – спросил Томаш.

– Да не особо.

Вирт Лада ненавидела почти так же сильно, как и Бакар, однако это был самый эффективный способ анализировать данные с сенсоров у идущего на крейсерской скорости корабля.

– Если не считать невидимки, то вокруг спокойно. Появилось несколько объектов на разном удалении без теплового следа, комп на них пожаловался, пришлось проверять. Но это, похоже…

– Обломки? – догадался Томаш.

– Да. Ближайший на расстоянии почти в шесть миллионов миль, а наш коридор чистый, не обманула тебя твоя Айша.

– Ни одного корабля не видно?

– Нет. Может, конечно, они теперь все невидимками стали, но что-то я сомневаюсь. Патрулей тоже нет. Ничего живого.

Лада посмотрела бледным уставшим взглядом на голограмму «Припадка», которая покачивалась из стороны в сторону, как при космическом шторме

– Такое ощущение, что мы по кладбищу идём, – сказала она.

– Я, признаться, надеялся… – проговорил Томаш.

– На что? На то, что до Орея никому дела нет, о войне никто не помышляет, а по всему сектору кораблики радостно летают и огоньками перемигиваются?

– По крайней мере, нас пока никто не собирается пристрелить.

– Пока – да.

– Ну извини, другого варианта выбраться с Бакара не было.

– По словам Айши.

– Я ей верю, военное же время. Зачем выпускать гражданские корабли? – Томаш включил терминал и вывел на экран техническую схему корабля, чтобы хоть чем-то занять руки. – К тому же я никого не принуждал лететь. Ты, помнится, не слишком долго думала.

– А чего думать, когда выбора нет? – Лада нахмурилась, и её пронзительные серые глаза на секунду стали пустыми, лишившись жизни. – Я на Бакаре оставаться не собиралась. Да и не вышло бы у меня ничего – рано или поздно какой-нибудь высокоуважаемый идаам мне бы нож в спину воткнул. Они только так и умеют.

Томаш вздохнул. Ненависть Лады к Бакару казалась ему чем-то совершенно противоестественным – ведь в ней самой текла бакарийская кровь.

– Ты так говоришь, как будто я в этом виноват! Считай, благодаря мне мы оттуда выбрались. Других вариантов не было.

– Ты серьёзно? – Лада так сильно сжала подлокотники ложемента, что пальцы у неё побелели. – Тебе напомнить, как мы вообще в эту задницу попали?

– Каждый может ошибиться.

– Не каждому это позволено!

Перед самым началом военных действий они стояли на Литии, успешно разобравшись с последним заказом. Слухи о том, что холодное противостояние между двумя планетами может перерасти в открытую войну, ходили уже давно, но Томаш не придавал им особого значения. К тому же именно благодаря напряжённым отношениям Литии и Бакара их скромная контрабанда приносила такой хороший доход. Аппетиты у любителей мазина и коллекционной тинктуры на пороге войны только выросли. Да, Бакар тогда выдал какой-то путаный меморандум – очередные требования и угрозы, – но далеко не в первый раз. Не было никаких причин считать, что именно эта дипломатическая писанина послужит поводом для войны. Так, по крайней мере, убеждал себя Томаш. К тому же старый перекупщик с Бакара вышел на связь и предложил очень выгодный контракт на большую партию тинктуры – настолько выгодный, что после него годик-другой можно было бы отдохнуть от бизнеса.

– Насир на Литии долго оставаться не мог, – сказал Томаш. – Не держать же его всё время запертым в корабле с включёнными гравами.

– Мы могли пойти к Черне. Там всегда кто-то нужен. Операторы строительных дронов, пилоты – да кто угодно. Переждали бы всё это, оставаясь свободными людьми.

– Свободу у нас никто не отбирал.

– Это тебе так кажется.

– Чего теперь спорить? Я же не против был на Черну идти. Колонии так колонии. Но мы на последней ходке столько могли поднять, что…

– И как? Подняли?

– Я ошибся! Смирись с этим! Или сломай мне что-нибудь. Кстати, я уверен, что, если бы мы сейчас торчали на Черне, ты бы вообще с катушек слетела. Мы бы там все поехали. Это же долбаная тюрьма!

Лада встала из ложемента.

– Примешь вахту? Устала я… от всего. Пойду, прилягу.

– Давай.

Лада вышла коридор. Томаш оглядел сумрачную рубку, к которой за последние годы привык так сильно, что даже во сне часто видел себя в ложементе, изучающим показания приборов летящего навстречу пустоте корабля.

Генератор выдаёт сто процентов мощности, скорость на один и два процента выше расчётной, на радарах – чёрная тишина.

Томаш схватил с панели кадол, покрутил в руке и прицепил себе на висок. В глазах тут же померкло, как при обмороке, гул от системы рециркуляции сменился напряжённой тишиной – и уже в следующее мгновение Томаш поплыл в зияющей пустоте навстречу далёким звёздам.

В отличие от Лады ему нравился вирт.

Он сам превращался на время в межпланетную тарку, падающую на чудовищной скорости в пропасть из звёзд, и перед ним, точно видения из безумного сна, возникали образы, которые невозможно было увидеть человеческим глазом. Всё, что улавливали сенсоры «Припадка», тут же транслировалось в вирт – бесцветные газы от выхлопов окрашивались по настраиваемой палитре, мельчайшие вплоть до нескольких молекул частицы превращались в искрящуюся пыль, корабли, идущие за миллионы миль, отмечались в этом синтезированном пространстве сверкающими струнами (красными для бакарийской сигнатуры и синими для литийской). Стоило лишь приглядеться, как ты мгновенно переносился через огромное расстояние, оказывался рядом с далёким кораблём и мог рассмотреть его во всех деталях. Понимая при этом, что, возможно, его экипаж точно так же разглядывает сейчас тебя.

Показания сенсоров, которые обрабатывал вирт, отставали из-за физических ограничений на несколько секунд – а для отдалённых объектов разрыв мог быть гораздо больше, – и Томаш путешествовал назад во времени. Повсюду кипела жизнь – в остатках после выхлопов, в тепловых шлейфах, в рассекающих темноту курсовых струнах, отмечающих движение кораблей. Обычно. Сейчас же Томаш парил в глухой пустоте – ему достались лишь свет недостижимых звёзд да превратившийся в маленькую капельку Бакар, провожающий его ядовитым фиолетовым сиянием. Томаш даже не сразу заметил обломки, о которых говорила Лада – они проступали неразборчивыми бурыми пятнами, словно оставленные в пустоте следы.

Космос стал мёртвым.

Томаш никогда не ощущал ничего подобного. За всю жизнь он ни разу не выходил в дальний космос, а в пределах сектора отзвуки человеческого присутствия ни затихали ни на минуту. Пока не началась война. Впрочем, ему даже нравилась эта бесцветная тишина, это чувство головокружительной свободы – задыхающийся в смоге Бакар неотвратимо превращался в тусклую точку, и всё вокруг принадлежало только им, только их старенькой тарке.

Томаш всегда мечтал об одном – летать. И Лития, и Бакар казались ему одинаково скучными и неинтересными – торчать на одной планете после того, как испытал сводящее с ума ощущение свободного полёта было для него чем-то сродни тюремному заключению.

К сожалению, на «Припадке» стояла довольно примитивная система вирта, режим полного погружения не работал, и Томаш по-прежнему чувствовал, что лежит в жёстком ложементе. Он давно хотел купить новый вирт, но ценник не просто кусался, а норовил оттяпать руку по самое плечо, и всегда находились более насущные проблемы, высасывающие их и без того скромные капиталы. К тому же Насир и Лада идею с новым виртом не поддерживали. Насир как-то выразился, что вирт «вынимает душу из тела», а Лада заявила, что в режиме полного погружения пользоваться интерфейсом вообще перестанет. Томаш не понимал, чего они боятся – ведь вирт просто показывает то, что происходит на самом деле – за покорёженными переборками их рассыпающегося корабля.

Томаш плыл в искусственном космосе, погружённый в свои мысли, когда в уши ему ударил сигнал системы оповещения, и перед глазами запылали огромные буквы: «Внимание! Падение мощности генератора на 28%». На какое-то мгновение, увлёкшись воображаемым полётом, Томаш даже принял надпись за странный космический объект, мигом заполонивший пустоту полётного коридора. Он заинтересованно потянулся к буквам, но второй гудок вывел его из транса. Томаш выругался и дал команду на отключение вирта.

Он очнулся в ложементе – как после долгого болезненного сна, – содрал кадол и привычным уже движением помассировал виски. После безграничного простора синтетического космоса командная рубка казалась тесным гробом. Стены нависали над ним, давили своей тяжестью.

Над приборной панелью висела голографическая модель «Припадка», рассеченная на две половины, и демонстрировала все свои впечатляющие внутренности, тонкую сеть искристых нервных путей. Несколько ниточек подсвечивались красным. «Внимание!» – загорелась надпись уже в этой реальности. – «Падение мощности генератора на…».

– Что за ерунда… – пробормотал Томаш.

Он взмахнул рукой, и голограмма притянулась к нему, как под воздействием магнитного поля. Одна половинка корабля замерцала и исчезла, а вторая судорожно выросла, оголив ещё больше подсвеченных внутренностей.

– Почему сейчас-то, твою мать! Мы же просто в дрейфе!

Томаш ткнул пальцем в одну из красных прожилок, и перед ним поплыли дёрганые строчки отчёта анализатора. Томаш быстро пробежал их глазами и застыл от удивления – лицо у него вытянулось, а рот приоткрылся.

– Лада! – закричал он. – Насир!

Но ему никто не ответил.

* * *

Томаш вылетел в коридор и чуть не врезался в стену, успев вовремя ухватиться за леер. «Припадок» заваливался на бок, как раненый зверь. Что-то звонко загрохотало, и леер злостно врезался в ладонь, норовя прокусить кожу. Томаш ударился об обшивку стены плечом, едва не разбив лицо.

Коридор перевернулся, как в чудовищном аттракционе, от которого вскипает в жилах кровь. Леер превратился в натянутый до упора страховочный трос и оказался у Томаша над головой. Под ногами поскрипывала обшивка стены.

– Гравы, чёрт!

Томаш сделал несколько осторожных шагов, упираясь рукой в потолок. В глазах внезапно потемнело, как перед обмороком, и он чуть не провалился в открытый отсек Джамиля.

Внутри никого не оказалось.

Ящик с кабуром торчал из разбитого фальш-иллюминатора, как кубический метеороид, пробивший обшивку. Уничтоженный экран яростно шипел, разбрызгивая по стенам искры. Крышка ящика беспомощно отвисла, как сломанная челюсть. Кабура нигде не было видно.

Взвыла сирена. Голосовые оповещения об аварии так и не завелись —впрочем, Томаш и без них догадывался, в чём причина сбоев.

Генератор.

Томаш шёл теперь по дверям отсеков, согнувшись в три погибели, и держался за леер, как за страховочный фал. Перевёрнутый навзничь коридор было невозможно узнать, словно Томаш оказался внутри неисправной центрифуги, которая норовит вышибить из него дух. Голова кружилась. Коридор потряхивало, у корабля начался эпилептический припадок.

Одна из дверей под ногами открылась, и из неё высунулась голова Лады.

– Что случилось?

Лада стала со стоном выбираться из каюты, как из гравитационного колодца.

– Генератор. Опять что-то навернулось.

– Что за…

Лада подтянулась на руках, сражаясь с неуёмной гравитацией. Она успела вытащить из проёма одну ногу, когда гравы вновь опрокинули корабль. Томаш кубарём покатился обратно в рубку. Лада вскрикнула и полетела вслед за ним.

Мазнули красным аварийные огни, перед глазами всё смешалось.

Томаш врезался спиной в свой ложемент и провалился в него, задрав кверху ноги. Через мгновение на него упала Лада, чуть не свернув ему шею.

– Что с гравами, чёрт бы их побрал! – крикнула она.

Лада упёрлась Томашу в грудь и окинула рубку остервенелым взглядом. Под потолком мигали какие-то тревожные сообщения – вспыхивали и тут же гасли – так, что их невозможно было прочитать. В уши била сирена.

– Сле… сле… – прохрипел Томаш.

– Что?

– Слезь с меня! Кажется, ты мне что-то сломала!

– Очень на это надеюсь! Полетели чёрт знает куда с неисправным генератором и гравами! Отруби их!

– Твою мать!

Томаш вылез из-под Лады и вцепился в свой терминал. Голосовое управление на «Припадке» не работало, и всё приходилось делать вручную. Пальцы у Томаша тряслись, а голографическое изображение на экране рябило и рассыпалось на искры, как взрывающиеся лампы. Наконец он нашёл нужное меню и ткнул в кнопку аварийного отключения гравитационных катушек. Терминал недовольно заверещал и запросил голосовое подтверждение от капитана.

Томаш выругался.

– Серьёзно? – Лада прикрыла ладонью лицо. – Ты знал, что это так работает?

– Да нет же, чёрт! – У Томаша задёргался мускул под глазом. – Мы собирались починить голосовое на Бакаре, но…

– Из головы вылетело?

Томаш в панике пролистывал многоуровневые меню. Изображение стало зернистым, как на самых древних проекторах, и нехотя отзывалось на движения его рук.

Рубка теперь кренилась в противоположную сторону, и Томашу приходилось держаться одной рукой за терминал, чтобы не вылететь в коридор. Лада лежала в его ложементе, наблюдая за тем, как он барахтается у неё под ногами.

– Придурок! – прорычала она. – Мы сейчас все из-за тебя подохнем!

– К генератору кто-то подключился! – крикнул Томаш. – Это сабо… сабо…

Поперёк горла встал ком, и Томаш закашлялся.

– Что?

– Саботаж!

– Какой ещё саботаж?

– Погоди, сейчас…

Томаш поменял в настройках терминала способ подтверждения и медленно, растопырив пальцы, опустил ладонь прямо в подёргивающееся изображение.

– Ты что вообще делаешь?

– Сейчас! Сейчас!

На терминале высветилась надпись: «Проведена дактилоскопия, личность капитана подтверждена». Что-то щёлкнуло, изображение вздрогнуло и взорвалось фонтаном электронных брызг.

Терминал погас. Больше ничего не происходило.

Гравы по-прежнему тащили Томаша в отверстый коридор, как в пропасть.

– Ты что, терминал вырубил, а не гравы? – простонала Лада.

– Сейчас… сейчас должно…

Сирена заглохла – последний её гудок вышел медленным и угасающим, как на разряженных батареях. Свет на потолке мигнул.

– Да не может быть! – крикнул Томаш, хватаясь за терминал обеими руками. – Отключайся, твою мать!

В этот момент тело его потеряло вес.

– Похоже всё-таки работает голосовое! – усмехнулась Лада.

Она выбралась из ложемента и, оттолкнувшись ногой, поплыла в коридор, вытянувшись, как пловчиха. Можно было подумать, что в невесомости она чувствует себя даже увереннее, чем с работающей гравитацией.

Томаш последовал за ней.

– В технический! – скомандовал он. Голова раскалывалась из-за перепадов давления. – Там что-то происходит!

В подтверждение его слов сенсорный замок у двери в техничку действительно горел зелёным.

– Кто взломал? – пробормотал Томаш. – Дверь же была…

Лада ударила ладонью по замку – как пощёчину дала – и дверь, испуганно пискнув, открылась. Из проёма вывалился Джамиль – с закатившимися глазами и новой пунцовой шишкой. Лада оттолкнула его, и он поплыл по коридору, бесчувственно раскинув руки. Томаш, выругавшись, юркнул в отсек. У силового щитка суетился, тыкая в разъемы острыми манипуляторами, страхолюдный металлический таракан.

– Твою же мать! – крикнул Томаш.

– Вот гадёныш!

Таракан взволнованно дёрнулся, отыскав наконец то, ради чего переворошил всю техничку, и припал к интерфейсному разъёму виртпроцессора.

Лада от души приложила его ботинком.

Таракан врезался в стену и заверещал, как пожарная сигнализация, панически дёргая всеми шестью лапами. От его брюшка, подобно электрической пуповине, протянулся к интерфейсному разъёму длинный кабель в металлической оплётке.

Лада выдернула кабель. Таракан взвизгнул, примагнитился к настенной обшивке и пополз к выходу.

– Это что? – выдохнул Томаш. – Это кабур?

– Это твой саботажник, – сказала Лада.

– Но почему он…

– Разберёмся. Генератор приходит в себя. – Лада постучала пальцами по мутному экранчику над силовым щитком. – С тебя пока что обвинения снимаются. Пойдём гравы включать.

– С меня-то снимаются, – сказал Томаш. – А вот кое с кем надо будет серьёзно поговорить.

* * *

– Что – это – за хрень? – Томаш едва сдерживался, чтобы не заехать по потному лицу Джамиля кулаком. – Какого…

Джамиль сидел за столом, повесив голову и прижимая к голове скомканный бинт.

– Погоди! – Насир протянул Томашу стакан с неразбавленной тинктурой. – Пригуби вот чуток, помогает. Сейчас спокойно во всём разберёмся, зачем так переживать?

И сам, как коршун, завис над Джамилем.

– Слушай ты, хмар кус! Ты зачем со своим тараканом в техничку полез, херзац его так!

Джамиль сжался и посмотрел на него с ужасом. Во время аварии Насира сильно потрепало, и выглядел он неважно – глаза запали, как у покойника, а кожа на лице приобрела трупный оттенок, – но из-за этого производил куда более угрожающее впечатление. Лада перевязала ему на свой манер голову бинтом и получилось что-то вроде чалмы с проплешиной на затылке. На виске у Насира осталось незамеченное пятнышко подсохшей крови.

– Молчать будешь, хаволь?! – зарычал Насир.

– Я не медик, мальчики, – сказала Лада, – но, мне кажется, у него шок, или как там это правильно называется.

Она пощёлкала пальцами у Джамиля перед глазами, и тот задёргал головой, как рыба на сковородке.

– Может, этот хаволь черепушкой повредился?

– Да по хрен чем он там повредился! Что нам с этой хренью делать? – Томаш показал на металлического таракана, который лежал на столе, поджав по себя лапки, и вращал из стороны в стороны синими бусинами глаз. – Мы даже не знаем, как его отключить!

– Да, неручной зверёк.

Лада ткнула в таракана вилкой, и тот мгновенно отполз в дальний угол стола, судорожно дёргая манипуляторами, похожими на длинные заострённые жвала.

– Так как быть-то с этой штукой? – Томаш с отвращением посмотрел на таракана. – Я его здесь не оставлю!

– Чего тут думать? В шлюз его и выбросить к херзац матерах!

Насир прислонился к стене. Видно было, что ему тяжело стоять на ногах, но садиться рядом с электрической многоножкой он не решался.

– Отличная идея! – хмыкнула Лада. – После этого можно сразу на Бакар возвращаться.

– А может, и надо вернуться! Уже второй херзац подряд – и снова из-за генератора! Я уже не уверен, что мы до места дойдём.

– Давайте сначала во всём разберёмся, – сказала Лада.

– Да, – подтвердил Томаш. – Вернуться – не лучший вариант сейчас. Айша с нас шкуру спустит.

– Ты всё своей шармуты боишься?

– Опасаюсь. – Томаш почесал отрастающую на щёках щетину. – И тебе бы следовало.

– Я уже долго живу и никогда шармут не боялся!

– Ты молодец, Насик, – сказала Лада. – Но мы сначала во всём разберёмся, а уже потом решим, чего бояться, а чего не бояться.

– Золотые слова! – Томаш осушил свой стакан.

– Разберутся они… – проворчал Насир. – Почему вообще этот елдыш на столе сидит? Затолкайте его обратно в ящик! Он же опять в техничку полезет!

– Он никого к себе не подпускает, – сказал Томаш. – Может, он считает, что это его место.

– Чего? Какое ещё место?

– А я откуда знаю? Есть тут у нас один специалист по кабурам, но он…

Томаш наклонился к Джамилю и прокричал ему на ухо:

– Как отключить эту хрень?!

Джамиль посмотрел на него осоловелым взглядом и прикрыл мятым бинтом лицо.

– Он чего, плачет? – спросил Насир.

– Оставьте вы его, – сказала Лада. – Может, если бы вы не орали, он бы уже в себя пришёл. Оклемается – поговорим. А пока его надо в каюте уложить.

– Их обоих. – Томаш повернулся к Насиру. – Ты, мой друг, тоже на ногах не стоишь.

– Я в норме! – Насир поправил мятую чалму. – И похлеще бывало! Так что не боись. Скажи лучше, чего делать-то будем, пока этот хаволь дрыхнет?

– А что мы можем делать? – пожал плечами Томаш. – Лететь.

* * *

Томаш остался в кают-компании один. После препирательств с Насиром в голове крутились одни бакарийские ругательства. На стуле, где сидел Джамиль, валялся мятый бинт с пятнами крови.

Томаш налил себе ещё тинктуры и выпил залпом. Традиционный литийский напиток не только уничтожал печень со сверхсветовой скоростью, но и помогал избавиться от мигрени. По крайней мере, головная боль его больше не беспокоила.

Таракан сидел на столе. Вилкой в него больше не тыкали, и таракан немного осмелел, выдвинул из брюшка скрюченные ножки и осторожно – тык, тык – подполз к краю столу. Его глаза-бусинки бешено блестели, сканируя кают-компанию.

– Эй! – крикнул Томаш. – А если эта хрень на меня сейчас набросится?

Ему никто не ответил. Он для верности вытащил из шкафчика столовый нож – сомнительное оружие – и отошёл поближе к двери. Таракан задвигал жвалами, пробуя воздух на вкус.

– Что ж ты за создание такое? – проговорил Томаш.

Кабур чем-то напоминал робота-погрузчика в космодромах, только уменьшенного в несколько раз и с угрожающими жвалами-манипуляторами. Его длинное округлое тельце состояло из налезающих друг на друга металлических пластин и напоминало хитиновый панцирь. Шесть тонких суставчатых ножек могли вдвигаться в металлическое тельце или полностью вылезать наружу, как у паука. Все интерфейсные порты находились у кабура на брюшке, но переворачивать его вручную Томаш не решался. Сам он никогда таких роботов не видел – впрочем, и выросшего на Бакаре Насира этот страшенный таракан удивлял не меньше.

– Есть кто живой? – крикнул Томаш. – Вы меня одного с этой хреновиной бросили?

Оставлять кабура без присмотра было нельзя – кто знает, куда он полезет в следующий раз. Судя по взломанному замку в техничку, закрытые двери не были для него проблемой.

Впрочем, спрыгивать со стола кабур не спешил. Он повращал круглыми глазищами и уставился на Томаша так, словно замышлял какое-то электронное злодеяние.

– Но-но! – Томаш погрозил ему столовым ножом. – Не вздумай!

Кабур аккуратно подтянул жвала к брюшку, как бы показывая, что не представляет угрозы. Теперь робот стал походить на домашнее животное, ждущее команды от хозяина. Сидеть, лежать, служить.

Томаш отложил нож и потянулся к тинктуре. Кабур, испугавшись, тут же застучал острыми лапками по столешнице, ретируясь подальше от бутылки.

– Может, имя тебе дать? – усмехнулся Томаш.

Кабур заинтересованно поглядывал на него синими бусинками.

– Пушистик, например.

Томаш плеснул в стакан тинктуры и пригубил её, как лекарство.

– Зачем же ты в техничку полез? Самописец у нас в рубке. Сомневаюсь, что на бакарийских кораблях его в техническом отсеке прячут. И на кой хрен тебе виртпроцессор сдался? Совсем твои электрические мозги заклинило?

Кабур лежал на столе, подобрав под себя лапки и глядел на Томаша неподвижным стеклянным взглядом. Можно было подумать, что он переключился со скуки в режим гибернации. Но когда Томаш, допив тинктуру, попробовал подойти к нему сбоку, кабур тут же очнулся и нервно задвигал жвалами.

– Ты чего делаешь? – объявилась из коридора Лада. Она покосилась на открытую бутылку. – Тинктурка храбрости придаёт?

– Изучаю я его, – буркнул Томаш.

Кабур угрожающе пощёлкал манипуляторами.

– И чего наизучал?

– Надо бы попробовать его перевернуть, у него же всё самое интересное на брюхе. Только вот он не даётся.

– А чего ты там найти хочешь? Кнопку выключения?

Томаш развёл руками.

– Почему бы и нет? Должны же его как-то выключать? Я так понял, на бакарийских кораблях самописец запрятан туда, где экипаж его достать не может, а эта хрень на ножках туда пролезает и…

– И что?

– И всё. Потом отключают её и обратно в коробку. Зачем она нужна-то? А то залезет на стол, – Томаш показал на нервно подёргивающегося кабура, – и клешнями своими начнёт шевелить.

– Я на бакарийских кораблях не летала, – сказала Лада. – Но если они от экипажа самописец прячут, зачем давать возможность отключать этого…

Она поморщилась, вспоминая название робота.

– Эту хрень, – подсказал Томаш.

– Да, – кивнула Лада, – кабура. Зачем делать его отключаемым? Он свою задачу выполнит, спрячется и уйдёт в какой-нибудь режим ожидания.

– Режим ожидания чего? Вот он так посидит, глазами повращает, а потом проберётся к тебе ночью со своими клешнями.

– Прекрати! – фыркнула Лада. – Всё тебе шуточки!

Они какое-то время молча смотрели на кабура.

– Ну чего? – спросил Томаш. – Попробуем его в ящик затолкать, пока он всех нас тут не закошмарил?

– Давай. Вопрос только – как? Он стервец шустрый, и с реакцией у него полный порядок, не то, что, – Лада глянула на Томаша, – у нас.

– Когда ты его в техничке пнула, он далеко не сразу оклемался.

– Стукнуть его предлагаешь? Нет, не вариант. Тогда же гравитации не было. Проще его со стола столкнуть – так, чтобы он сразу в ящик упал. Но только очень быстро, чтобы не успел отпрыгнуть.

– А если успеет?

– Давай я ящик принесу, а ты пока думай, ты же у нас капитан.

Лада вышла за ящиком, а Томаш стал открывать полки в шкафах в поисках какого-нибудь подходящего инструмента. Но ничего толкового не находилось. Тыкать в кабура столовыми приборами не имело смысла. Наконец Томаш решил, что проще накинуть на таракана куртку, пока тот пребывает в режиме ожидания – или как там называется это его состояние электронной прострации.

Лада тем временем притащила ящик и поставила его под кухонным столом. Кабур, растревоженный лязгом, тут же ожил и покрутил круглыми зенками.

– Подождём пока успокоится? – спросила Лада.

– Да, подождём.

– Что делать будем?

Томаш расстегнул куртку.

– Открывай ящик, – сказал он. – Я на него куртку накину и попробую в ящик запихнуть. Куртку жалко, конечно, но что поделать.

– Должно сработать.

– Пока ждём.

Кабур выпрямил сначала один манипулятор, затем другой – можно было подумать, что он репетирует движения из какого-то тараканьего танца – и наконец замер.

– Готова?

Томаш снял с себя куртку и уже готовился набросить её на кабура, но вдруг остановился.

– Что такое?

– Да головизор забыл! – Он вытащил серебристую сферу и сунул в карман брюк. – Так, начинаем…

Томаш поднял куртку над столом, затаив дыхание и закусив губу. Лада наблюдала за ним с кривой ухмылкой – как будто юмористическое шоу смотрела.

Тень от куртки коснулась кабура. Таракан резко ожил, выдвинул острые лапки и быстро отполз к другому концу стола.

– Умная тварь! – сказала Лада.

– Вот же чёрт! – Томаш швырнул куртку на пол. – У него там датчики везде понатыканы.

– Быстрее надо действовать, а не подкрадываться. Может, сзади лучше попробовать?

– Да как сзади-то? На стол мне, что ли, залезть?

– Хочешь я попробую?

Томаш потёр лоб.

– Лучше я его руками схвачу.

– Руками?

– А чего? Клешнями этими своими он неплохо может зацепить, конечно, но они у него только вперёд выдвигаются. Со стола сгребу и в ящик кину. Чего он мне сделает? Это же сервисный робот, а не боевой.

Лада поморщила губы.

– Тебе виднее. Но если он тебя цапнет, то я предупреждала.

– Договорились. Так что, приступим?

– Приступай.

Кабур тем временем подобрал жвала, втянул в брюшко лапки и мирно заснул на столе. Казалось, даже синие бусинки его глаз подёрнулись сонной поволокой.

– Итак…

Томаш набрал побольше воздуха в грудь.

– Я готова.

Лада стояла у стола с раскрытым ящиком.

– Надеюсь, хоть что-то сегодня пойдёт по плану, – сказал Томаш и схватил кабура.

Робот мгновенно ожил, дико заверещал, а его манипуляторы защёлкали, как самые натуральные жвала.

– Кидай в ящик! – крикнула Лада.

Кабур резко выдвинул лапы, кисти у Томаша разжались, и в следующее мгновение бешеный таракан с визгом запрыгал по кают-компании.

– Твою же мать! – заорал Томаш.

– Вот херзац! – Лада прикрыла ладонью лицо.

– Сейчас поймаю!

Таракан забрался на кухонную стойку и яростно сверлил Томаша синими глазищами. Томаш подобрал свою куртку, и кабур угрожающе зарокотал.

– Кидай её! – крикнула Лада.

Томаш бросил куртку в кабура, тот легко увернулся и, столкнув на пол бутылку тинктуры, резво умчался в противоположный конец отсека.

– Вот стервец! – Лада оттолкнула Томаша плечом. – Теперь моя очередь!

Она схватила куртку Томаша, но кидать её на кабура не торопилась. Робот сидел в углу каюты и взволнованно шевелил жвалами.

– Не зацепил он тебя? – спросила Лада.

– Не зацепил.

Томаш поднял бутылку, но тинктуры в ней оставалось на донышке – почти всё её драгоценное содержимое расплескалось по полу.

– Воняет так, как будто вы тут сутки бухали, – поморщила нос Лада.

Томаш поставил бутылку на стол.

– Чего делать будешь? В руках его удержать нереально, сильная тварь.

– Я всё же попробую.

Лада расправила куртку, и кабур, почуяв неладное, привстал на металлических лапах.

– Смотри, чтобы он справа не ушёл.

– Смотрю, смотрю, – проворчал Томаш. – Итак, на счёт три?

– Кидаю! – крикнула Лада.

Она с какой-то нечеловеческой проворностью швырнула в кабура куртку. Тот не успел даже запищать. Лада упала на него всем своим весом и подмяла под себя. Кабур орал и трепыхался, пытаясь выбраться.

– Ящик! Ящик давай!

Томаш пинком подтолкнул к ней ящик. Лада поднялась, обхватывая обеими руками запеленованного в куртку кабура. Раздался треск разрываемой ткани, Лада охнула, осела на колени, и кабур, проделав в куртке здоровенную дыру, стремглав вылетел из её объятий. Он что-то злорадно пропищал, взлетел над полом – и уже через секунду снова сидел на столе, угрожающе раскачивая жвалами.

– Твою мать! – выругался Томаш.

– Хорошая была куртка, – сказала Лада.

Она протянула Томашу лохмотья, которые остались от его куртки. Томаш уныло посмотрел на рваную дыру в спине.

– Вот скотина! И чего делать теперь? Не можем же мы его здесь оставить?

– Недооценила я стервеца, – покачала головой Лада. – Сильный и быстрый. Из любой ситуации выход находит. Может, нам его в команду взять?

– Не смешно.

– Да я и не смеюсь. – Лада помассировала мышцы на руках. – У него силищи столько, что его здоровенный мужик не удержит. Даже если бы тут такой был.

Томаш решил проигнорировать её последнюю реплику.

– Не понимаю я Бакар, – сказал он. – Зачем для считывания самописца подряжать такого монстра? А если у него в мозгах чего-нибудь переклинит?

Кабур успокоился и делал вид, что мирно спит на столе, разглядывая туманным взглядом опустевшую бутылку.

– Не переклинит у него ничего. Он на нас не нападает и увечья не наносит, когда защищается. Думаю, он запрограммирован не причинять вред членам экипажа. Это всё-таки не машина-убийца.

– Однако похож.

Лада вздохнула.

– Ты столько летаешь, а так и не понял Бакар. Это общество, построенное на взаимной ненависти и недоверии. Вдруг ты попробуешь ценные данные с него считать? И будь там хоть сто раз всё зашифровано, лучше свою драгоценную информацию защитить всеми возможными способами.

– В таком случае, не удивлюсь, если он в критической ситуации и к более решительным действиям перейдёт.

– Может, и перейдёт, – сдалась Лада. – Твоя вообще-то была идея его в ящик засунуть.

– Значит, я теперь виноват?

– Да нет, – улыбнулась Лада, – ты у нас молодец. Я серьёзно. И гравы отключил, и стервеца этого почти изловил. Только вернулись мы к тому, с чего начинали. Минус одна куртка.

– И одна бутылка тинктуры. Пойдём проведаем нашего знакомого, может, он чего скажет?

– А таракана здесь оставим? – нахмурилась Лада. – Он же любые замки вскроет.

Томаш задумчиво потёр подбородок.

– Я могу питание отвести здесь от всех дверей, и тогда он ничего не сделает.

– Значит, ещё и минус кают-компания, – сказала Лада. – Хорошо идём!

* * *

– Как он? – спросил Томаш.

– Нормально. – Лада посветила Джамилю медицинским фонариком сначала в один глаз, потом – в другой. – Я что, врач, по-твоему? Жить будет. Но если и дальше продолжит из себя идиота корчить, то, – она хрустнула костяшками пальцев, – не слишком долго.

– Идаам! – Томаш наклонился к Джамилю, который лежал на кровати с настолько тщательно перебинтованной головой, что можно было подумать, будто у него череп по швам разошёлся. – Вы как, в порядке? Говорить можете?

– Да, да, я могу… – пробормотал Джамиль. – Но голова, знаете, очень страшно болит, кажется, вот прямо расколется сейчас, и перед глазами такие страшные чёрные пятна, чёрные мушки…

– Вроде болтает он как обычно, – сказал Томаш. – Ты обезболивающее ему давала?

– Давала. Хватит с него пока.

– У нас, кстати, разве нет нормальных бинтов? Что это за тряпки такие?

– Где-то есть. Я не нашла.

– Хорошо, неважно. Идаам, мы бы хотели получить от вас некоторые объяснения. Вы вместе со своим кабуром каким-то образом проникли в наш технический отсек и устроили серьёзную аварию. Мы могли погибнуть.

– Если бы не наш героический капитан, – вставила Лада.

– Погибнуть? – Джамиль захлопал глазами. – Но как же так? Я… я не уверен, что всё правильно помню. – Он коснулся пальцами лба. – Так больно думать!

– А вы не торопитесь, – холодно улыбнулась Лада. – Мы вас нашли без сознания в техническом отсеке, кабур при этом вытворял какие-то фокусы с нашим генератором.

– В итоге у нас мощность упала до критической, – продолжил Томаш. – И стало отказывать всё оборудование. А этот стервец потом зачем-то к виртпроцессору полез. Если бы мы вовремя не среагировали, то чёрт знает, что бы он ещё натворил!

Джамиль быстро глянул сначала на Томаша, потом на Ладу и снова болезненно поморщился.

– Не знаю, – простонал он. – Так больно думать! Боюсь, я что-то себе повредил. Я… – Он поднял над кроватью руку, распялив толстые пальцы. – Смотрите, как трясётся! Я даже подняться не могу!

– Можно тебя на секунду? – шепнула Лада Томашу.

Они вышли в коридор. Лада оттащила Томаша за рукав поближе к рубке.

– Я ему сейчас череп проломлю! – прошипела она.

– У него вроде и так проломлен.

– Нормально всё у него. Я эту бакарийскую дрянь хорошо знаю! Комедию он перед нами ломает. Надавить на него надо.

– Он вообще-то литиец.

– Не будь дураком! Вот ты – литиец. И ругаться будешь по-литийски, если тебя гравы об пол стукнут. Да у нас Насик и то больший литиец, чем он.

– Хорошо. И что теперь? Пытать его будем?

– Зачем пытать? Припугнём. Кого он больше всего боится?

– Ещё немного, и я бы сказал, что тебя.

– Томаш, – улыбнулась Лада, – я же говорю, литиец у нас ты.

– Очень смешно! Ладно, я понял, о чём ты. Скажем, что прямо сейчас с ней связались?

– Да.

– Тогда лучше не торопиться.

Они постояли несколько минут в коридоре и вернулись в каюту Джамиля.

– Идаам, – начал Томаш, – мы видим, что состояние у вас очень тяжёлое и, как ни печально это говорить, продолжать полёт вы не сможете.

– Но погодите, – быстро заговорил Джамиль, – мы ведь уже так далеко. Вы что же, хотите сейчас вернуться? – Глаза его лихорадочно забегали. – Если вы решили прекратить миссию, то я, наверное, могу подтвердить Айше, что сложившаяся ситуация…

– Миссию мы прекращать, конечно же, не будем. И с Айшей мы уже связались, она с нами абсолютно согласна. Да, нам придётся полететь обратно – по нашим прикидкам, мы потеряем часов десять, так что это допустимо. Лучше так, чем лететь с человеком, у которого серьёзная травма головы. Вдруг вы умрёте, идаам? Мы не можем этого допустить.

– Но как…

Джамиль смотрел на него вылупленными глазами, приоткрыв от удивления рот.

– На орбите Бакара мы состыкуемся с кораблём Айши, чтобы всё прошло как можно быстрее, и вы, идаам, вернётесь домой. Айша сейчас как раз утрясает детали, ищет, кем вас заменить.

– Постойте, я…

– Пойдём. – Томаш потянул Ладу за рукав.

– Постойте! – в панике закричал Джамиль.

Он бодро вскочил с кровати.

– Мне нужно с ней поговорить! Я сейчас! У вас ещё открыт канал?

– Канал закрыт, – сказала ледяным голосом Лада. – О чём вы собираетесь с ней говорить? Всё уже решено.

Губы у Джамиля побелели.

– Вы что же, – пробормотал он, – вы сказали ей, что я не спра… – Джамиль сглотнул, – не справился? Но это неправда! Это всё вы! Вы подстроили это! Вы меня подставили! Вы!

– Что мы подстроили? – спросил Томаш. – Идаам, боюсь у вас самая настоящая паранойя. Возможно, это последствия полученной травмы.

– Со мной всё в порядке! – закричал Джамиль. – Вы видите, я…

Он начал разматывать бинт, но Лада на сей раз постаралась на славу – Джамиль, кряхтя и заливаясь краской, с трудом сдирал его с головы.

– Не нужно резких движений, – сказала Лада. – Как исполняющая обязанности судового врача я бы вам порекомендовала полный покой.

– Со мной всё в порядке! – затараторил Джамиль. – Я просто, вы знаете, просто имел в виду, что мне надо ещё немного отдохнуть, совсем немного, буквально несколько минуточек, но, если что, я уже готов, со мной всё в порядке!

Он наконец справился с бинтом и бросил его на кровать. На его лысом черепе теперь красовалась вторая пунцовая шишка.

– Вот только Айша… – Джамиль посмотрел на Томаша просящим взглядом. – Пожалуйста, сообщите Айше, что я не…

– Сядьте, – сказал Томаш.

– Но я…

– Сядьте!

Джамиль сел.

– Сначала вы нам всё расскажете, и только после этого я решу, что говорить Айше. Что произошло в техническом отсеке? Почему кабур выбрался из ящика?

– Вы его выпустили, идаам?

– Вы не понимаете! – Джамиль смахнул со лба пот. – Я за него отвечаю, это моя ответственность. Мне нужно было провести тесты, проверки. К тому же это новая, совсем новая модель, которая совсем недавно поступила в распоряжение обороны…

– Военный значит, – хмыкнул Томаш.

– Можно было догадаться.

– Да, да, военный. Так вот, мне нужно было всё проверить, поэтому я выпустил его из ящика, подключил к головизору и начал тесты, но потом так получилось, я, правда, не уверен, что именно произошло, возможно, это был сбой, и дело совершенно не в моих тестах…

– Как отключить эту хрень? – перебил его Томаш.

– Отключить? – моргнул Джамиль. – Но дело в том, что…

– Погоди, – сказала Лада. – Пусть сначала всё расскажет. Что именно вы сделали, идаам?

Джамиль опустил голову, как провинившийся школяр.

– Так вышло, что запустилась основная программа. Я здесь не причём, это какой-то глюк, я обязательно сообщу об этом Айше, дело в том, что это новая, совсем новая модель…

– Дальше! – рявкнула Лада.

– Де-дело в том, – начал заикаться Джамиль, – что кабур активировался, он решил, что мы уже там, вы понимаете, на другом корабле, и стал выполнять, вернее, пытаться выполнить свою программу.

– Мы это уже поняли, – сказал Томаш. – Что было дальше?

– Он стал искать самописец, да. Я понятия не имею, почему он решил, что самописец находится в техническом отсеке! Просто, вы понимаете, он ничего не знает о литийских кораблях, видимо, поэтому он так и решил, или это снова был какой-то сбой, досадный сбой, вы знаете, так невовремя, и наверняка всё потому, что это новая модель.

– Вход в техничку был закрыт, – сказал Томаш.

– Он взломал его, он так может, там какой-то очень мощный, очень новый модуль для взлома, я не знаю детали, но он при желании может взломать всё, практически всё, что угодно. Я, – Джамиль похлопал себя по груди, – пытался его остановить, но это не так просто, совсем не просто…

– Это мы тоже уже поняли. Зачем он полез к виртпроцессору? Разве виртпроцессор похож на самописец?

– Я не знаю! Я сам удивлён не меньше вас! Возможно, всё это потому, что корабль литийский, а кабур рассчитан на бакарийские корабли. Наверняка дело в этом, да. Но я пытался его остановить! Я…

– Да вам медаль надо дать, идаам!

– А потом корабль начало трясти, и я… – Джамиль шмыгнул носом, – и я уже ничего не помню.

Томаш взглянул на Ладу.

– Ты ему веришь?

– Не знаю. Но вряд ли он собирался устроить саботаж. Какой в этом смысл?

– Как теперь отключить эту хреновину? – спросил Томаш. – Кабур сейчас сидит на столе в кают-компании и никого к себе не подпускает. Нам двери там пришлось заблокировать. И стоит его выпустить, как он тут же ломанётся обратно в техничку или что-нибудь похуже выкинет.

– Отключить его нельзя, – дрожащим голосом проговорил Джамиль. – Это так устроено. После того, как программа активирована, кабур будет функционировать, пока не доставит собранные данные своему хозяину, а потом отключится автоматически. Это специальная форма защиты, я тут, увы, ничего не могу поделать, всё так специально устроено, вы понимаете?

– Твою мать! Вы им что, вообще никак управлять не можете?

Джамиль молчал.

– Я подозревала, что так всё и будет, – сказала Лада.

– Ты у нас очень умная, – сказал Томаш. – Я серьёзно. Только вот нам по-прежнему нужно что-то сделать с кабуром.

– По крайней мере, – Лада взглянула на Джамиля, – мы узнали, что этот товарищ абсолютно бесполезен.

Джамиль испуганно сжался.

– А поскольку вреда от него куда больше, чем пользы – вернее, вред есть вполне серьёзный, а пользы вообще нет никакой, – то как исполняющая обязанности судового врача рекомендую ему постельный режим до конца полёта.

– Постельный режим? – не понял Джамиль.

– Запрём мы вас тут к чёртовой матери! – крикнул Томаш.

– Но вы не имеете права! – заныл Джамиль. – Я буду жаловаться Айше! Я…

Он тут же осёкся.

– Айше, – сказал Томаш, – можете жаловаться. Топливные гильзы мне на вас тратить не хочется, да и время терять тоже. Проще тут запереть. Если не нравится, мы вас можем, конечно, обратно на Бакар отправить – собственным ходом! В шлюз и пинком под зад!

Джамиль зашлёпал губами, как рыба, не издавая ни единого звука. Казалось, что от страха он разучился говорить.

– Но главная наша проблема пока что никуда не делась. – Томаш повернулся к Ладе. – Блокировать кают-компанию – это какой-то маразм. Да и на грузовоз надо будет этого таракана как-то оттащить.

– Не будем мы ничего блокировать. – Лада скрестила на груди руки. – Вернёмся к предыдущему плану. Только на сей раз подготовимся получше.

* * *

Насир сидел на ящике – длинный и тощий, как после многодневной голодовки – и гипнотизировал таракана суровым взглядом исподлобья. Кабур тупо смотрел на него в ответ пустыми синими глазищами. Повязка Насира с проплешиной на затылке съехала на бок и до смешного походила на чудаковатый головой убор. Если бы Томашу сказали, что носить на голове такие тряпки – старая бакарийская традиция, он бы поверил.

– Как успехи? – спросил Томаш. – Команды уже исполняет?

– А то! – усмехнулся Насир. – Музыкальный таракан у нас завёлся! Смотри!

Она пощёлкал над кабуром пальцами, напевая какой-то разудалый мотивчик:

– Там-там-там, там-парам, там-парам!

Кабур встрепенулся, стряхнув с себя электронное оцепенение, расправил жвала и стал покачиваться из стороны в сторону в такт щелчкам.

– Ты аккуратнее, – сказал Томаш. – Ещё пырнёт тебя этими штуками.

– Елдыш его! – Насир отдёрнул руку. – Вас же не пырнул.

– Ты как вообще себя чувствуешь?

– Бхагат, нормально. Отошёл вроде. Ты не боись, я не стеклянный. И не так трепало.

– Выглядишь хреново.

– Такой уж уродился! Так чего с этим елдышом делать? – Насир показал на кабура пальцем, и тот угрожающе приподнялся на тонких ножках. – Дрессировать нам его теперь, что ли?

– Было б неплохо. Мог бы тинктуру нам в рубку приносить.

Кабур быстро успокоился, убрал жвала и с любопытством уставился на Томаша.

– Лада на дежурстве? – спросил Насир.

– Да, сейчас освободится и попробуем его втроём изловить.

– Адыр елдыш! – Насир потёр подбородок. – Да он вроде не шибко крупный, мы и вдвоём должны управиться!

Он поднёс к таракану раскрытую ладонь, как заправский дрессировщик, и кабур, взвизгнув, отполз от него подальше.

– Мы с Ладой тоже так думали, но, как видишь, не вышло.

– Да вы ни херзац без меня не можете! – осклабился Насир. – Подумаешь, елдыш какой-то на тонких ножках! Поставим ящик на стол, ты с одной стороны пошумишь, я – с другой, он сам в ящик и залезет!

– Не выйдет, – помотал головой Томаш. – Этот стервец на метр в высоту прыгает. Чего ему в ящик-то лезть? Ускачет куда-нибудь.

– А как он вообще работать должен? – Насир с сомнением посмотрел на кабура. – Не будут же его с сачком ловить?

– У него сейчас задача номер один самописец найти. Пока не найдёт, не успокоится.

– Херзац его так! – рыкнул Насир. – Где этот хаволь? Я его по стенке сейчас размажу! Устроил нам тут!

Он двинулся к выходу из кают-компании.

– Постой ты! – Томаш схватил его за плечо. – Ты-то хоть не кипятись! Оставь его! Под замком будет сидеть.

– А чего делать тогда? Лада, говоришь, с ним не справилась и прыгает он, как ужаленный елдыш!

– Будем думать, – сказал Томаш.

Кабур, почуяв что-то, заволновался. Он привстал на своих тараканьих ножках, и яростно завращал сверкающими глазищами.

– Чего это с ним? – спросил Насир.

– Мне откуда знать? Джамиль говорит, это новая модель для оборонки. Никто таких не видел никогда.

– А заманить его в ящик ничем нельзя?

– Чем ты его заманишь?

– Чем-то, не знаю. Вот же хмар кус! Должен же быть какой-то способ его отключить. Джамиль чего-то наверняка не договаривает! Давай я с ним потолкую? Аккуратненько, вежливо, без всяких этих.

– Да не знает он ничего.

– С чего ты этому бахулу доверять решил?

– Он трусоват, а мы его с Ладой неплохо так прижали. Знал бы – выложил.

– Ладно, а если…

Насир поставил ящик из-под кабура на стол.

– Ага! – сказал Томаш. – Сейчас он сам туда и прыгнет.

– А вдруг? – подмигнул Насир. – Давай! – Он открыл крышку и наклонил ящик. – Лезь внутрь, елдыш такой!

Таракан обомлело уставился на свою кутузку и выдвинул жвала.

– Вот видишь! Не нравится ему. Убери.

– Погоди! Может тут нажать чего-нибудь надо?

Он ткнул пальцем в панельку замка, и та в ответ яростно зарделась, издав недовольный писк. Кабур выбросил вперёд жвала, хватая невидимую добычу, и злобно заверещал.

– Вот ведь! – прыснул Насир. – Таракан с ящиком разговаривает!

– Вы чего тут, мальчики, делаете?

Лада появилась так бесшумно, что Томаш вздрогнул. У кабура что-то переклинило в электронных мозгах, он взвизгнул, взлетел над столом и, оттолкнувшись от стены, спрыгнул на стул, где валялся перемазанный кровью бинт Джамиля.

– Без меня начали? – спросила Лада.

Томаш всплеснул руками.

– Насиру всё не терпится.

– Елдыш его! – Насир облокотился на ящик, разглядывая гневно ощерившегося таракана. – А что будет, интересно, если стул передвинуть?

– В лицо тебе вцепится! – усмехнулся Томаш.

– Спрыгнет, – сказала Лада, – и в угол зажмётся. Поведение, как у зверька дикого.

– Так мы его и оттуда сгоним! Надо сделать так, чтобы ящик ему самым безопасным местом показался.

– Предлагаешь гонять его по всей каюте в надежде, что он случайным образом сам в ящик залезет? – Лада посмотрела на Насира усталым взглядом. – Может, поинтереснее тактику придумаем? Или это ваш предел, мальчики?

– Ты сама-то что предлагаешь? – спросил Томаш.

Кабур вдруг завертелся на месте, взволнованно размахивая жвалами, и его тараканьи ножки запутались в окровавленном бинте.

– Вот так дело! – присвистнул Насир.

– Он чего, сам себя изловил, получается? – почесал затылок Томаш.

– Не расслабляйтесь, мальчики, – сказала Лада. – Мы его пока не поймали.

– Но летать по всему отсеку он теперь не сможет!

Томаш толкнул ногой стул, кабур вздрогнул, попытался запрыгнуть на стол, но не долетел и лишь царапнул по столешнице жвалами. Глаза у него панически сверкнули. Кабур шлёпнулся на пол, задрал кверху брюхо и завизжал.

– Да! – обрадовался Томаш. – Есть!

Он подхватил кабура и уже собирался швырнуть его в открытый ящик, но тот с истошным визгом выскользнул из рук.

– Твою мать! – заревел Томаш.

Кабур перевернулся на лапы, метнулся к двери, но Насир вовремя наступил на волочащийся за ним бинт, и кабур отлетел обратно к его ногам.

– Ящик, елдыш его!

Лада сбросила ящик со стола, и Насир со всей дури пнул в него кабура. Таракан с диким воем влетел в ящик, и Насир тут же захлопнул крышку ногой. Приятно щёлкнул автоматический замок, и сенсорная панель на крышке сменила цвет.

– Он точно там? – спросил Томаш, вытирая пот.

– Хочешь проверить, адыр елдыш?

– Нет уж! Хватит с меня! Даже не верится, что мы с ним справились!

Насир постучал по крышке кулаком. В ответ раздалось осторожное постукивание – кабур как будто отвечал ему на азбуке Морзе.

– Ады-ыр елдыш! – протянул Насир. – Надо это отметить!

– Не выберется он оттуда? – спросила Лада.

– А мы его к Джамилю отнесём, – сказал Томаш. – Если выберется, то составит ему компанию!

– Отличная идея! – загоготал Насир.

Он полез за тинктурой, открыл один шкаф, затем второй и наконец вытащил из держателей для напитков последнюю, наполовину пустую бутылку.

– Вот же херзац!

– Ничего, – сказала Лада, – водички попьёте, вам полезно будет. Кстати, я опять тепловой след видела.

– Невидимка? – спросил Томаш.

– Да, и теперь он нас, судя по всему, обгоняет.

– Идёт с постоянным ускорением?

– Скорее всего, чередует ускорение и дрейф. Пытается рядом держаться.

– Вот херзац! – качнул головой Насир.




Невидимка


Терминал, скрипя от натуги, моделировал полёт невидимки. От истыканной векторами координатной сетки на экране рябило в глазах.

– Без толку! – Томаш отключил расчёт. – Выдал десять тысяч вариантов и пошёл дальше. Слишком мало входных данных.

Насир валялся в своём ложементе, откинув голову, как пьяный. На его виске поблёскивала тревожным огоньком чёрная присоска кадола.

– Тут и без компьютера понятно, что он следует по нашему курсу и идёт где-то рядом, – сказала Лада.

– Вопрос, насколько рядом.

– Согласись, было бы странно, если бы корабль-невидимка не догадался держаться вне досягаемости наших сенсоров. Я бы на их месте соблюдала дистанцию как минимум в несколько минут. Не слишком близко, не слишком далеко.

Томаш вытянулся в ложементе и закинул руки за голову.

– Непонятно, зачем они вообще за нами плетутся. Откуда мы знаем, какая им на самом деле нужна дистанция? Даже одна световая минута – не так мало, если нужно реагировать быстро. Сенсоры работают с задержками.

– Вряд ли они нападать на нас собираются. Но, конечно, ничего хорошего в этом нет. – Лада озабоченно свела брови. – Я начинаю думать, что лучше было бы остаться на Бакаре.

– Ты меня пугаешь.

– А зачем они за нами увязались? Просто следить? Зачем мы им вообще нужны? Там корабль, судя по всему, очень серьёзный, могли бы и без нас обойтись.

– Может, Айша думает, что чем больше кораблей, тем больше шансов на успех, а деньги для неё не проблема.

– Не будь дураком, Томаш!

Насир вздрогнул, поднял голову и содрал с виска кадол.

– Что там? – спросил Томаш.

Бакариец вылез из ложемента и пьяно пошатнулся.

– Да ничего, адыр его елдыш! Я уже всё излазил. Есть хлам какой-то за коридором, сенсоры его едва видят, тепловых следов нет. Одна хараза, короче. Идём в клятой пустоте навстречу очередному херзацу!

– Давайте я ещё раз проверю, – предложил Томаш.

– А смысл? – сказала Лада. – Ты уже смотрел, я смотрела, теперь Насир посмотрел. Хочешь постоянное дежурство в вирте устроить? Мы их не найдём, смирись.

– Вы как знаете, – Насир присел на подлокотник ложемента, – можете там хоть ночевать в этом своём вирте, а я в ближайшее время туда ни ногой. Голова гудит.

– Так не удивительно! – сказала Лада. – Тебя неплохо потрепало.

– Да не в этом дело! У меня всегда так после вирта.

– Но мы же ничего не узнали. – Томаш застучал по клавиатуре: новые условия для расчёта маршрута невидимого корабля. – Нам нужно с этим разобраться или…

Он не договорил. А что – или? Обратно на Бакар он не полетит. Податься им некуда.

– Если ты хочешь убедить самого себя, что твоя Айша-Мойша тут не причём, а невидимый елдыш сам по себе объявился, то я тебе мешать не буду. Самовнушение, херзац его, штука мощная. Компьютер тебе тут точно не пригодится.

– Какое ещё самовнушение? Я пытаюсь в проблеме разобраться, это только вы уже всё заранее знаете.

На голографической карте загорелись тысячи точек с предполагаемыми координатами невидимки – результаты игры корабельной нейросети в бессмысленные угадайки. Можно было подумать, что невидимка размножается со скоростью вируса.

Томаш раздражённо отрубил терминал.

– А я согласна с Насиром, – сказала Лада. – Что ещё это может быть, кроме корабля Айши?

Томаш устало застонал.

– Да что угодно! Бакарийский крейсер на секретной миссии! Война же началась!

– Ага, и идёт этот секретный крейсер, – закивал Насир, – по тому же курсу, что и мы?

Томаш на секунду задумался.

– Может, так и есть. С чего вы решили, что одной Айше нужен грузовоз? Да у нас тут соревнование, кто первый до цели доберётся! И теперь невидимка нас опережает.

Насир принял позу великана-мыслителя и важно почесал длинный подбородок.

– Сомнительно, – выдал он с таким видом, словно просчитал в уме, как компьютер, десятки тысяч вариантов.

– Опять же соглашусь, – поддержала его Лада. – Если смотреть по тепловым следам, то видно, что они стараются держаться поближе к нам. Немного отстают, немного опережают.

– Кому видно? – спросил Томаш. – Почему мы вообще решили, что невидимка где-то рядом с нами? Мы сейчас кучу времени убили, чтобы его вычислить, а компьютер только одно показывает – обычная курсовая струна. Ничего странного или подозрительного нет. По распределению частиц видно, что это следы от ускорения, а не от торможения.

– Разгоняться и тут же тормозить стали бы только полные бахулы!

– Хорошо, они не полные бахулы. Но никаких свидетельств того, что они специально держатся рядом с нами, а не летят своим курсом, у нас нет. Расчёты ничего не показывают. Видно только, что корабль идёт на азме и чередует дрейф с ускорением.

– Ладно, – зевнул Насир. – Положим, ты прав, и у Мойши есть конкуренты. На какой-то херзац им её грузовоз потребовался. А может, и не её вовсе. Чего делать-то будем? Повздыхаем и дальше пойдём?

– Пойдём, – сказал Томаш. – Конечно, пойдём. Вопрос, с какой скоростью.

– В смысле? – не сообразил Насир.

– Насик, ты иди полежи, – улыбнулась Лада, вылезая из ложемента. – Твоей головушке сегодня и так слишком много досталось.

– Поняла, что я хочу сделать? – подмигнул ей Томаш.

– А чего тут не понять? Скорость набрать можно. Ничем себя не выдаём. Решили огоньку поддать, на торжественный обед опаздываем. К тому же они не знают, какой у нас полётный план, да и сами ускоряются постоянно. Гильзы, конечно, жалко, но у нас их с избытком.

– Э-э-э, – протянул Насир, поправляя на голове бинт. – Вы уверены, что это хорошая идея?

– А что не так? – развёл руками Томаш. – Ты, кстати, как себя чувствуешь? Выдержишь несколько импульсов?

– О себе лучше подумай! – огрызнулся Насир. – Ещё бы я несколько импульсов не выдержал! Она вон, – он показал скрюченным пальцем на Ладу, – в меня столько наркоты влила, что могу хоть без компенсаторов летать. Но какой в этом смысл? Мы же не знаем, как быстро они идут! Как ускоряться будем?

– Мы же не собираемся наши скорости синхронизировать. Сделаем импульсов пять-шесть, и посмотрим.

– Пять елдышей сейчас – это ещё пять при торможении!

– Гильзы есть, – сказала Лада. – Второй раз подобные выкрутасы мы устраивать не будем, но сейчас можно попробовать. Ничего другого мы всё равно не придумали.

– Классный херзац вы творите! Мало вам с этим бешеным тараканом было проблем, теперь будем за невидимым кораблём гоняться?

– Всё равно же делать нечего, – сказал Томаш.

* * *

Джамиля вывели, точно заключённого, из каюты и усадили в ложемент. Он поначалу молчал, как смертник, которого отправили на последнюю в жизни прогулку по тюремному двору, но, когда Томаш стал привязывать его ремнями, не выдержал и затараторил:

– Это зачем? Это для чего? Мы что, уже прилетели?

– Ещё нет, – сказал Томаш. – Плановое ускорение. Или, скорее, – он улыбнулся, – внеплановое.

– Опять! Я не выдержу!

Томаш молча забрался в свой ложемент.

– Все готовы? – спросила Лада.

– Готовы, – отозвался Томаш.

Насир включил обратный отсчёт.

– Перерыв между припадками ставить как обычно, аотар? Сто секунд?

– Я после каждого импульса буду в вирт заглядывать, так что давай вручную.

– Как скажешь. Хотя смысл туда лезть каждый раз?

– Я всё же… – начал Томаш.

Он не договорил. Рубка содрогнулась в конвульсиях, и тут же в уши врезался пронзительный скрежет. Казалось, их запечатали внутри жестяной банки, и кто-то проворно вскрывает её консервным ножом. Томаш вцепился в подлокотники. Его вжимало в ложемент, как во время безумных виражей. Раньше импульсы давались ему куда легче. Джамиль что-то вопил, и это странным образом действовало успокаивающе.

Когда тряска улеглась, Томаш жадно вздохнул – как мертвец, которого медики вернули с того света.

– Жестковато было на сей раз, – пожаловался он.

– Всё как обычно, – сказал Насир. – Обычный припадок. Ты в вирт заходишь?

– Захожу…

Томаш прилепил на висок кадол. Его тут же затянуло в чёрный водоворот и понесло навстречу фальшивым звёздам. На фоне угольной темноты распускался кошмарный огненный цветок – тепловой след после взрыва топливной гильзы. Багровые лепестки извивались, как солнечные протуберанцы. Казалось, в самой ткани пространства прорезалась дыра, из которой бьёт ключом кипящая магма. Но ничего, кроме этой роскошной виртуальной постановки, Томаш не видел.

Он вынырнул из звёздного водоворота.

– Пусто. – Томаш содрал кадол. – Продолжаем дальше.

– Бхагат, ничего и не будет. Кого ты там увидеть ожидал? Но ты у нас аотар, так что…

– Пять импульсов, – сказала Лада. – Потом прекращаем. Пять импульсов мы можем себе позволить.

– Да я чего, спорю разве? – проворчал Насир.

Он включил обратный отсчёт.

– Что вы хотите найти? – Джамиль посмотрел на Томаша измученным взглядом – можно было подумать, что все эти бесчеловечные импульсы, от которых лопаются коронарные сосуды, были затеяны лишь для того, чтобы доставить ему побольше страданий. – Что вы вообще делаете?

– Мы набираем скорость, идаам, – сказал Томаш. – Придётся потерпеть небольшие перегрузки.

Небольшие. Он судорожно вцепился в подлокотники, подготовившись к вышибающей дух тряске. Грудную клетку тут же сдавило стальными тисками, перед глазами всё померкло, и Томаш на пару секунд потерял сознание. Привёл его в себя громкий голос Насира:

– Ныряешь?

– Да, да, я сейчас…

Кадол чуть выпал у него из руки.

Тяжёлая липкая темнота. У Томаша выбили опору из-под ног, и он кубарем покатился в удушливый мрак, рассечённый багровыми всполохами от смоделированного взрыва.

В вирте ничего не изменилось. Они по-прежнему летели в оглушительной пустоте, как последний корабль во вселенной.

– Пусто. – Томаш снял кадол.

– Осталось ещё три, – напомнила Лада.

– А скорость мы, кстати, неплохо так набрали, херзац его! – потёр ладони Насир. – Тормозить, правда, придётся жёстко. Уверены, что надо ещё три? Мин альвада, ничего вы там не увидите и после пятого. Так что, аотар?

– Перестаньте делать это! – закричал Джамиль. – Просто перестаньте! Вы мне так спину сломаете!

Никто не обращал на него внимания.

– Раз решили, то давай, – сказал Томаш. – Два импульса – это несерьёзно.

– Согласна. Насир?

– Да я чего? Я против, что ли? Просто жалко, херзац его, никогда в жизни не базарил так гильзы.

– Всё бывает в первый раз.

– Ладно. Вот вам очередной елдыш!

Под потолком замелькали цифры, и все как-то разом замолчали – даже Джамиль перестал ныть.

Томаша вжало в ложемент, он закрыл глаза и представил, как за кормой корабля распускается огромный огненный цветок. Скрежет металла вреза?лся под череп, как гвозди. Ложемент поскрипывал, раскачиваясь из стороны в сторону, как на дурацком аттракционе, который упрямо хочет заставить тебя распрощаться с недавним обедом. Техосмотр им бы не помешал – но в Аль-Салиме и в лучшие времена не спешили обслуживать литийцев. Томаш вдруг подумал, что «Припадок» – не из тех кораблей, которые заканчивают жизнь после скучного официального списания, на усталой корабельной верфи или вонючей свалке. Такое будущее его тарке точно не светит. Когда-нибудь она просто развалится на части.

Тряска длилась дольше обычного. Внезапно виски? пробуравил истошный вой аварийной системы. Томаш дёрнулся и открыл глаза. Под потолком тут же загорелся код аварийного протокола.

– Доложите ситуацию! – скомандовал он.

Насир что-то прохрипел, но его заглушили новые вопли аварийки. Томаш едва не оглох. Насир ударил кулаком по какой-то кнопке, и их мигом накрыла мёртвая, как контузия, тишина. «Припадок» потряхивало так, словно он летел навстречу ураганному ветру.

– Это конец, – послышалось из соседнего ложемента. – Я знал! Я всегда знал, что так и умру!

Джамиль сжался в ложементе, уставившись побелевшими глазами на пульсирующий над его головой аварийный код.

– С чем мы столкнулись? – спросил Томаш. – Что с курсовой?

– Определяем, – ответил Насир.

– Отчётов о повреждениях нет, – сообщила Лада. – Влетели в облако мелких частиц. Судя по дисперсии…

– Какой ещё дисперсии? Какое облако? Почему мы его раньше не видели?

«Припадок» перестало трясти, и красные цифры под потолком разлетелись светящейся пылью. Лада отстегнула ремни ложемента и повернулась к Томашу.

– А ты сам как думаешь? Мы получили то, чего хотели. Невидимка ввязался в гонку.

– Значит это… – пробормотал Томаш.

Он трясущими руками достал кадол и провалился в бездну вирта. Его понесло навстречу обжигающе яркому шлейфу, который затмевал даже световую воронку от взрыва топливной гильзы. Тепловой след. Если бы вирт на «Припадке» мог передавать ощущения, то Томаш почувствовал бы, как мельчайшие частицы размером в несколько атомов пощипывают кожу.

Он начал сканировать пространство вокруг, но сенсоры «Припадка», ослеплённые огненным хвостом невидимки, работали через силу. Можно было подумать, что вакуум сам, в силу каких-то неизученных физических процессов, породил облако горящей материи.

Томаш вышел из вирта.

– Вы бы это видели! Страшно даже представить, какой корабль мог такое оставить!

– Мы и так всё видим. – Над терминалом Лады играла красками яркая голограмма. – След хороший. Я бы поставила на большой бакарийский крейсер с движками на азме. С таким бы гоняться не хотелось.

– Что? – взвизгнул Джамиль. – Какой ещё крейсер?

– Получается, он купился на нашу уловку! – усмехнулся Томаш. – И где-то недалеко от нас!

– Не торопись с выводами. Мы не знаем, как работает их технология. Определить, как далеко они сейчас, вряд ли получится.

– Ясен елдыш, что не слишком далеко!

– Да, – кивнула Лада. – Пожалуй, что так. Я согласна, это мы их спровоцировали. Выводы можете делать сами, мальчики.

– Удивительно! – Томаш провёл ладонью по влажным от пота волосам. – Мы ведь конкретно в него влетели, по вирту видно, что в самый центр шлейфа!

– Вероятность того, что мы угодим прямо в тепловой след, была ничтожной. Я удивлена.

– Вот же херзац! Получается, у нас с ними одинаковый полётный елдыш! Это наверняка корабль нашей шармуты! Надо потолковать с ней как следует!

– Да как вы смеете… – пролепетал Джамиль.

– Полётный коридор действительно совпадает, – подтвердила Лада. – По крайней мере, на этом участке.

– Коридор совпадает, и догнать они себя не дали, – сказал Томаш. – Значит, они нас ведут.

– Ведут, херзац его, на закланье!

– Давай без драматизма, Насик! Так что? – Лада посмотрела на Томаша. – Всё ещё думаешь, что Айша здесь не причём?

– Не знаю, что и думать. Впрочем, если это корабль её конкурентов, то они могут так же за нами следить и не давать себя обогнать.

– Адыр елдыш! Чего тут гадать? Пусть эта шармута нам всё и объяснит! Мы же конкретно им на хвост сели!

– Я не уверен, что всё правильно понимаю, – осторожно начал Джамиль, – но готов вас заверить, что…

Он отстегнул ремни и стал выбираться из ложемента, страдальчески постанывая.

– Оставайтесь на месте, идаам! – рявкнул Томаш.

– А смысл с ней говорить? – спросила Лада. – Ей достаточно выдать ту же версию, которую нам Томаш сейчас озвучил.

– Посмотрим на её реакцию, херзац матерах! Я на своём веку много таких шармут повидал, по глазам всё увижу!

– Вряд ли ты что-то увидишь в её глазах, – сказал Томаш. – Она на живого человека-то не похожа. Хотя я согласен с Насиром. Сейчас у нас есть неопровержимое доказательство. К тому же мы выполняем её миссию, логично будет сообщить ей о новых обстоятельствах. Я бы по такому случаю даже альтаам использовал, чтобы невидимка сообщение не перехватил.

– Как хотите. – Лада посмотрела на Джамиля, который стоял, покачиваясь, у ложемента. – Всё равно она скоро обо всём узнает.

* * *

Альтаам позволял установить соединение из любой точки вселенной – но только со своим близнецом, точно такой же ювелирной трубкой. Появились эти устройства немногим меньше десяти лет назад и до сих пор не получили заметного распространения – стоил альтаам, как неплохой бакарийский насим, и у Томаша в голове не укладывалось, как можно отвалить настолько бессовестную сумму за короткий разговор по голосети. Видно, надо с сумасшедшим нетерпением захотеть кого-нибудь услышать.

Томашу объясняли принцип действия мгновенной связи, но он запомнил лишь то, что спустя несколько минут нарушается некая загадочная синхронность, и альтаам превращается в бесполезную золотую трубку. А следовательно, о передаче больших объёмов данных можно только мечтать.

Альтаам напоминал инкрустированную драгоценную камнями трубку мазина – если бы Насир сделал вид, что собирается с помощью неё выпустить колечко цветастого дыма, Томаш бы поверил. Всю поверхность трубки, как побеги вьюна, оплетали тонкие изумрудные нити – символ нервных окончаний вселенной, через которые передаётся связующий людей сигнал, презирая любые расстояния.

Айша вышла на связь мгновенно.

Её лицо, бледное и неподвижное, повисло в воздухе, напоминая трагическую маску из бакарийского театра. Обошлись без приветствий – дорога? была каждая секунда.

– У нас непредвиденные обстоятельства, – перешёл сразу к делу Томаш. – Несколько минут назад мы…

– Для начала я бы хотела получить от вас объяснения, – перебила его Айша, – почему мой прекрасный друг, который любезно согласился присоединиться к экипажу вашего корабля, большую часть времени проводит взаперти, как заключённый.

Губы Айши едва заметно двигались.

Томаш усмехнулся – значит, Джамиль всё-таки успел послать ей весточку.

– Надо же, – качнул он головой, – а наш многоуважаемый идаам, как оказалось, довольно глуп.

– Как вы смеете! – буркнул Джамиль, но тихо, без энтузиазма – видимо, в перепалку ему вступать не хотелось.

– Я не потерплю оскорблений в адрес своих друзей! – Лицо Айши на мгновение покрылось глубокими трещинами. – Я жду от вас объяснений! А потом решу – продолжать ли вам миссию. Не тратьте время альтаама.

– Хорошо, объяснения, так объяснения. Благодаря действиям многоуважаемого идаама, мы все чуть не погибли. Он включил кабура, тот пролез в нашу техничку и едва не угробил генератор. На корабле стало отказывать всё подряд – гравы, система жизнеобеспечения. Мы чудом выжили. А потом несколько часов бегали за этим долбаным тараканом, пока нам не удалось загнать его обратно в клетку. Так что мы решили, что лучше будет вашему другу посидеть пока в своём отсеке – в том числе и для собственной безопасности.

Насир хохотнул. Лицо Айши оставалось незыблемым и спокойным.

– Если это так, приношу вам свои извинения за Джамиля. Вам стоило сообщить об этом сразу. Смею вас уверить, что он обязательно…

Джамиль вздрогнул.

– Давайте не тратить время альтаама, – перебил её Томаш. – Мы связались с вами не из-за Джамиля. По нашему курсу идёт ещё один корабль – крупный, с бакарийской сигнатурой и двигателями на азме. При этом он использует какую-то технологию, чтобы оставаться невидимым для наших сенсоров. Несколько раз мы засекли его тепловой след, а только что буквально в него влетели.

– Я не понимаю, о каком корабле идёт речь, – сказала Айша.

– Да всё ты понимаешь, адыр елдыш! – влез Насир. – У нас времени мало, хорош уже скандраам нам впаривать! Твой корабль? Если ты нам всё не объяснишь…

– Капитан, я разговариваю не с этим человеком! – зазвенел металлический голос Айши. – Почему он говорит?

Томаш поднял ладонь, и Насир, недовольно поморщившись, отвернулся от проектора.

– Извините, – сказал Томаш. – Но вопрос всё же вертится на языке, кто бы его ни задавал. Это ваш корабль?

– Томаш, – кожа на лбу у Айши треснула, – мне кажется, вы не понимаете сложившейся ситуации. Гражданские полёты на Бакаре приостановлены, и все корабли по факту перешли в распоряжение вэкаэс. Так у нас работает военное положение. Всех моих связей едва хватило на то, чтобы обеспечить вам разрешение на взлёт. Но у вас – литийский корабль, и для вас сделали исключение.

– Ага, дали литийцам прощального пинка под зад, – хмыкнул Томаш. – Айша, мне почему-то кажется, что при желании вы любой корабль могли бы снарядить.

– Вам неправильно кажется. Если бы это было так, я послала бы своих соотечественников.

– Хорошо, положим, я вам верю. Но кто-то идёт по нашему курсу – не просто идёт, а преследует нас. Если это не ваш корабль, значит ваших конкурентов.

– Ваша логика безупречна. Это не мой корабль, и я…

Лицо Айши рассыпалось на квадраты, а голос превратился в низкочастотный гул – синхронизация альтаама нарушалась.

– Кто это может быть? – крикнул Томаш. – У вас есть какие-нибудь предположения?

Лицо Айши напоминало теперь детскую головоломку из огромных кубов, а речь странно замедлилась и сошла на грудной металлический бас.

– Грузовоз принадлежит мне, никто о нём не должен знать. Но я вам верю. Кто-то идёт по вашему курсу. Но кто это – вам предстоит узнать самому, капитан.

* * *

Джамиль ни слова не сказал, когда Томаш сопроводил его в отсек, как заключённого, – он лишь взглянул на Томаша мутным усталым взглядом и уселся на ящик с кабуром. Томашу даже стало его немного жаль.

– Идаам, я против вас лично ничего не имею, но для всех будет лучше, если вы пока посидите здесь. И постарайтесь, – Томаш показал на металлический ящик, – не выпускать больше своего питомца.

Джамиль испуганно вскочил с ящика, словно тот в любой момент мог расколоться, как надтреснутая скорлупа, освободив злобно пощёлкивающего жвалами таракана.

Томаш едва не прыснул со смеху.

– Успокойтесь, мы все сейчас немного на взводе. Отдохните.

– Но я не понимаю, как такое могло произойти, – пробормотал Джамиль. – Я должен был всё проверить, и я всё делал правильно, абсолютно правильно, так же, как и всегда, ничто не должно было привести к таким последствиям, это попросту невозможно.

– Значит, вы всё-таки сделали что-то неправильно.

– Но это невозможно, совершенно невозможно! – Из ящика, как нарочно, послышалось нетерпеливое поскрёбывание металлических лапок. – Программа кабура не должна была запуститься, и я…

– Тем не менее, она запустилась! – Спорить об очевидных вещах не имело смысла. – Отдыхайте, идаам! Обед, или, наверное, уже ужин, будет через два часа.

Он закрыл каюту Джамиля, чувствуя себя надзирателем в летящей чёрт знает куда космической тюрьме.

В рубке стояла напряжённая тишина. Насир и Лада сидели в ложементах. Насир крутил в руке альтаам, как любимую курительную трубку.

– Да уж, херзац его так, бессмысленный получился разговор! – проворчал он.

– Я предупреждала, – сказала Лада.

– По крайней мере, мы сообщили Айше о том, что мы – не единственные, кого интересует её грузовоз, – сказал Томаш. – Это на случай, если корабль действительно не имеет к ней никакого отношения.

– Для этого необязательно было тратить альтаам. Отослали бы рапорт через обычную связь. Но вы же, мальчики, её проверить хотели. Удалось, кстати?

– Вот елдыш! – Насир отбросил альтаам на приборную панель. – Надо было и правда сообщение скинуть. Ну перехватил бы его невидимка, и херзац с ним!

– Смысл теперь об этом спорить? – сказал Томаш. – Я сам решение принял, интересно было с ней в реальном времени пообщаться. Альтаам – это вам не палочка-выручалочка. Айша и в критической ситуации руками разведёт. Дескать, сами выбирайтесь. У нас есть ещё один про запас, и я подозреваю, что у Джамиля…

– А какая сейчас ситуация, Томаш? – с улыбкой спросила Лада.

– Не понял?

– Ну какая сейчас, по-твоему, ситуация? Ты же считаешь, что ещё не критическая. Какая тогда? Если невидимку послала не Айша, то ты же понимаешь, что мы им не конкуренты. Обогнать мы их не сможем, в открытую конфронтацию вступать – самоубийство. Там даже по тепловому следу понятно, что корабль серьёзный. А если Айша врёт, то всё ещё интереснее. Зачем мы ей нужны? В качестве запасного варианта? Что-то сомнительно. Если бы вместо невидимки какое-нибудь ведро, вроде нашего, летело, то я бы, может, ещё и поверила. А так – прости.

– Я думаю, – сказал Томаш после секундного молчания, – что не надо решать сгоряча. Давайте спокойно всё обсудим. Какие у нас варианты? Идём на поводке в пределах заданного коридора. Тут два направления – вперёд или назад. По крайней мере, пока поводок не снимут.

– Если снимут.

– Э-э-э! – Насир замахал руками. – Погодите-ка! Это вы чего мне сейчас, херзац его так, втираете? Это вы мне втираете, что, когда мы в Салиме торчали безвылазно, дела у нас ещё неплохо шли, да? А вот теперь – уже реально адыр елдыш и полная хараза! Назад не можем, а вперёд боимся?

– Ой, любишь ты драматизировать, Насик! Просто нужно понимать, что нас ждёт, когда мы до грузовоза доберёмся.

– Что нас ждёт, узнаем, когда доберёмся. – Томаш прилёг в ложемент. – Оружия у нас всё равно нет. Всё, до чего мы сможем сейчас додуматься – это быть ко всему готовыми.

– Да и мы так ко всему готовы! С рождения, херзац его так!

– Вот-вот! Или не готовы. Толку-то? Меня другое больше интересует. – Томаш разглядывал голографическую карту. – У нас на удивление хорошо получилось их спровоцировать. Обогнать себя они не дали. Хотя могли бы на хвосте висеть и щитом прикрываться. Если это корабль Айши, то, возможно, они летят впереди и расчищают нам путь. Отсюда и этот её чёртов безопасный коридор.

– Это даже мне бредовым кажется! – заявил Насир.

– Ты серьёзно? – Лада посмотрела на Томаша, как на умалишённого. – Идёт впереди и валит всех подряд без разбора – бакарийцев и литийцев?

– Ага! – крякнул Насир. – А мы не видим ни елдыша! Ни обломков, ничего!

– Просто нет пока никаких обломков, – сказал Томаш. – Мы ведь не знаем, какая на самом деле ситуация. Мы последние месяцы на Бакаре торчали, а там по новостной волне сплошную муть в уши льют.

– Я уж, скорее, поверю, что Айша достала карту бакарийских полётов, – сказала Лада. – А литийцам нас смысла трогать нет. У нас же литийская сигнатура.

– Ладно-ладно! Сдаюсь! – Томаш отрубил терминал, никаких следов человеческого присутствия вокруг корабля всё равно не наблюдалось. – К сожалению, ни черта мы не знаем. И не узнаем, пока до грузовоза не дойдём.

– А если попробовать ещё пару гильз сжечь? – предложил Насир.

– Нет смысла, – сказал Томаш. – Этот трюк второй раз не сработает. Да и зачем? Даже если мы снова им на хвост сядем, это ничего не даст.

– Можно попробовать дать быстрые импульсы. Два-три мы должны выдержать прежде, чем движку херзац придёт.

– Не надо «Припадок» мучить, старенький корабль всё-таки. А то мы вообще никуда не дойдём. Обогнать невидимку в любом случае не получится. Мы им не конкуренты.

– Обогнать не обгоним, но вдруг они сглупят, и какой-нибудь кирдым выкинут!

– Я лично против планов, которые рассчитаны на то, что наш противник – идиот, – сказала Лада.

– Надо же, – качнул головой Томаш. – У нас уже появился противник!

– Называйте, как хотите. Но если других идей нет, я бы предложила держаться намеченного курса.

– Согласен. – Томаш встал. – А я пойду прилягу. Может, потом на свежую голову что-нибудь придумается.

* * *

Томаш забрался в свой отсек, выдвинул из стены узенькую кровать и разлёгся на ней, подложив под голову подушку из синтоволокна. Он так сильно устал, что спать уже и не хотелось – перед глазами мелькали цифры из системных статистик, строчки трассировок, расчерченные маршрутными струнами космические карты, крутящаяся волчком голограмма «Припадка», пронизанная жилами энергетических сетей.

Он невольно продолжал думать о последних событиях, хотя до смерти хотел спать.

Айша, её лицо, которое рассыпается каменной крошкой. Опустошённый коротким сеансом связи альтаам, который падает, как при замедленной съёмке, на приборную панель. Томаш подумал – а согласился бы он на предложение Айши, если бы знал, с чем они столкнутся – и вдруг понял, что да, согласился бы. Торчать в заточении на Бакаре уже не было сил.

Он много лет не проводил ни на одной планете столько времени. Даже Лития перестала быть для него домом – он чувствовал себя посторонним, который давно разучился понимать рядовые радости планетарной жизни и думает только о том, когда наконец разделается с делами и снова полетит в пустоту, загрузив трюмы каким-нибудь звенящим барахлом. Сидеть на одном месте, пустить корни, как растение, казалось ему чем-то сродни жизни в клетке – в огромном зоопарке под названием Лития или Бакар. Родных у Томаша на Литии не осталось – даже навещать было некого. К тому же тело его настолько привыкло к пониженной силе тяжести – ведь даже гравы на «Припадке» работали с бакарийскими настройками, – что на Литии, на родной планете, ему приходилось глотать таблетки. Голова раскалывалась, постоянно тошнило, все мышцы болели, как после марафона. Страшная, неодолимая сила – планетарная каббала, как он её однажды назвал – ложилась неумолимым грузом на плечи, прижимала к земле, чтобы он упал перед ней на колени. Как-то ему сказали, что он почти превратился в бакарийца, растратил все родовые черты, обменяв их на пьянящую дурь космической свободы – стал сутулым и худым, точно вырос на планете с низкой гравитацией, на литийском говорил, как иноземец, слишком правильно и чётко, с едва уловимым акцентом, а глаза его горели безумным огнём, светом звёзд, увиденных в вирте.

Впрочем, в отличие от Лады, Томаш к Бакару ненависти не испытывал. Ненависти тот и не стоил. Просто Бакар всегда оставался Бакаром – пронзительно чужим. Хотя кое-что странным образом объединяло в его глазах Литию и Бакар, непримиримые, как противоположные полюса у магнитов – Томашу постоянно встречались люди, которые вели себя так, словно весь мир ограничивается их душной планеткой, а всё остальное – лишь мираж, иллюзия, отблески света на сетчатке глаз, далёкие и ненужные. Таких людей всё устраивало, теснота собственной клетки никаких беспокойств не вызывала, происходящее за пределами своего замкнутого мирка никак не интересовало – и они, довольно улыбаясь, проживали отведённое им время на ничтожной пылинке в гигантском океане пыли.

Томаш с детства мечтал о космических путешествиях, но для его родителей космос был чем-то враждебным и пугающим – наверное, если бы они могли, то запрещали бы ему смотреть на ночное небо, на горящий фиолетовой звездой Бакар, источник постоянной угрозы. К тому же обеспечить Томашу достойное образование, необходимое для пилотов дальних рейсов, они были не в состоянии – мать постоянной работы не имела, а отец занимался настройкой станков для органической печати и не слишком-то преуспел в профессии. Несколько раз его сокращали – и они жили втроём на нищенское пособие. Томаш хотел поступить в военное училище, на аэрокосмическое отделение – и не прошёл по конкурсу. Даже устроиться техником на какой-нибудь грузовоз ему не светило – без дорогого специального образования.

Мать умерла от кровоизлияния в мозг, когда Томашу едва исполнилось восемнадцать. Отец тогда пристрастился к тинктуре. Из тех нескольких лет, что Томаш провёл с отцом, больше всего ему запомнился один тусклый вечерок. Отец с набрякшими под глазами синяками сидит за кухонным столом, уставившись на пустую бутылку из-под тинктуры, как будто надеется, что она вновь наполнится под его взглядом, и бормочет о том, что жизнь стала слишком тяжёлой, что честным труженикам, вроде него, не остаётся места, а всё вокруг захватывают иммигранты и приживалы, которые только и могут, что обманывать да воровать. Страдальчески вздохнув и оторвав наконец глаза от пустой бутылки, отец говорит, что им надо куда-нибудь уехать, подальше от города, на фермы – туда, где настоящая жизнь – и начать всё сначала. Томаш молча кивает (спорить с пьяным отцом – затея не из лучших), но сам понятия не имеет, чем отец собирается на этих фермах заниматься – видимо, пить тинктуру, как и раньше. Однако именно бутылка из-под тинктуры – подороже, чем обычно, с ровно наклеенной этикеткой – как-то невольно притягивает его взгляд.

Томаш тогда уже строил планы купить собственный корабль – скорее, в шутку, чем всерьёз – и летать, куда захочется, хоть на Бакар. И если на старенькую тарку он мог бы заработать лет за двадцать беспросветного труда, то откуда брать на её содержание деньги он, к сожалению, не имел ни малейшего понятия. Пока не поинтересовался стоимостью тинктуры на Бакаре.

Поначалу он даже не мог в это поверить. Бутылка крепко выдержанной, которую обычный работяга вполне мог позволить себе пару раз в год – на день рождения или другое пьяное торжество – на Бакаре, без всяких преувеличений, стоила целое состояние. Причина была, как догадывался Томаш, совсем не в выдающихся вкусовых качествах любимого пойла его папаши – выдержанная больше десяти лет тинктура отдавала горечью и обдирала глотку. Натуральный напиток, изготовленный по унаследованной с Земли технологии из растительного сырья, полностью и беспрекословно запрещённый на Бакаре – как и весь другой алкоголь – представлял собой некий статусный атрибут, дорогостоящую цацку, которую могли себе позволить только очень состоятельные бакарийцы. Причём сами его зачастую даже не пили.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vasiliy-voronkov/strah-zvezd/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.