Книга - Клоповский фонарь. Эпопея в полифоническом ключе конспективно

Клоповский фонарь. Эпопея в полифоническом ключе конспективно
Николай Rostov


Эпопея писалась по горячим следам того времени (1989 г.), сладостного и наивного до маразма.Содержит нецензурную брань. Книга содержит нецензурную брань.





Клоповский фонарь

Эпопея в полифоническом ключе конспективно



Николай Rostov



Корректор Яна Веретнова



© Николай Rostov, 2019



ISBN 978-5-0050-5426-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Пролог


О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг…

    Телепередача «Очевидное и невероятное»
…И случай, бог изобретатель.

    А. С. Пушкин
Клопов, город областного подчинения, центр Клоповского р-на Клоповской обл. РСФСР. Пристань на р. Клоп (приток Клоповницы). Ж. -д. станция на линии Москва – Клоповск. 54 тыс. жит. в 1972; 21 тыс. жит. в 1939. Впервые упоминается в 1193. В 1785 К. стал уездным городом Клоповской губ. До 1917 К. славился своими клоповскими калачами и сохами.

В К. – швейная, мебельные ф-ки. Педагогический и-т. Краеведческий музей.

В. К. родился герой Гражд. и Великой Отечест. войн генерал-лейтенант Клопов Т. Г.



    Большая Советская Энциклопедия, третье издание, Т. 12, с. 321




Часть первая





Глава первая


Страна, взъерошенная перестройкой, спала.

Ночь была июньская, беззвездная, безлунная, и только в городе Клопове, на его единственной центральной площади одинешенько горел в российской темени кромешной городской фонарь, демаскируя местность.

Вот этот фонарь и засекло с высоты в тысячу триста километров летящее неопознанное космическое тело, получившее у нашего народа, а потом у мировой и у нашей науки название, которое я позволю себе утаить, как говорит один из героев моего произведения, из чисто стратегических соображений (и не гадайте: не НЛО, и на последнюю страницу не смотрите: я, может быть, совсем его утаю).

К рассвету оно (XXX) уже находилось от него (от фонаря) на расстоянии невооруженного взгляда.




Глава вторая


Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.

А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.

А потом в стене внезапно загорается окно.

Возникает звук рояля. Начинается кино.

    Ю. Левитанский

Эпиграф к этой главе я выбрал, мягко говоря, не совсем точно.

Последний рояль в городе Клопове видели в апреле 1919 года в белогвардейском обозе полковника и уроженца здешних мест князя Борьки Клопова, отступающего под неудержимым натиском красных, которыми легендарно командовал начдив Клопов Т. Г., ныне мирно проживающий в городе Клопове генерал-лейтенантом в отставке. Что же касается всего остального содержания в эпиграфе, то оно соответствовало реальности: XXX зависло на высоте в четыре метра над фонарем, и в ту же минуту из своего окна, освещаемого городским фонарем и раннеутренним солнцем, подойдя к нему (к окну), проснувшись от нехорошего, но радостного предчувствия и надев шлепанцы, выглянул местный рэкетир Серега Клопов, намечаемый местной мафией города Клопова в лидеры местного неформального экстремистского движения «П***тъ» города Клопова.

Выглянул в окно он еще и потому, что ему приснился сон: XXX зависло на высоте в четыре метра над фонарем.

Убедившись в обратном, т. е. в том, что сон ему не врет, он отошел от своего окна с возгласом «Ну, кино!»; лег в постель, запихнув свои шлепанцы под кровать; повернулся на правый свой бок – и продолжил смотреть свой сон.




Глава третья


Серегин сон синхронно совпадал с действительностью.

Из XXX вылезли три инопланетянина, почти похожие на нас.




Глава четвертая


В восемь часов утра о прилете XXX и трех инопланетян знал весь город Клопов.

В восемь часов десять минут утра о XXX и трех инопланетянах было доложено в область.

И только на третий день в программе «120 минут» была дана краткая и устная информация о якобы прилете инопланетян со ссылкой на Би-би-си и районную газету «Клоповский фонарь».

А тем временем жизнь в городе Клопове давно потекла по новому руслу. Сперва робко, как весенний ручей в еще сугробистом овраге, а потом все звонче, полноводнее и голосистей!

С утра и до позднего вечера на центральной площади у фонаря шли митинги.

Митинг открывал Серега Клопов одним и тем же словом:

– Товарищи! – И говорил хорошо.

Говорил о России-Расеюшке, о ее бедах, о ее невзгодах и ее страданиях. Говорил, будто пел блатную песню – жалостную, со слезой. И настоящая слеза текла по его выбритой щеке и подбородку.

Потом предоставлял слово инопланетянам.

– Товариси! – начинал кто-нибудь из них. И так же говорил хорошо по-русски, как и Серега, правда с японо-грузинским акцентом:

– Дэрмо, а не жизнь у вас, у россиян, товариси!

Клоповцы на первом митинге «дэрмо» съели молча, даже с удовольствием.

Съели и на втором – и на третьем.

Съели и на четвертом, но уже без удовольствия. Кто-то даже крикнул (кажется, бывший легендарный начдив Клопов Т. Г.): «Сам дерьмо!» – и был удален милицией и спецвойсками (ОМОН еще нарождался).

На пятом же митинге Сереге, почти уже лидеру клоповского неформального экстремистского движения «П***ть», не дали договорить даже его первого слова «Товарищи!». Закричали: «Сам товарись, дэрмо инопланетное!» – и стащили с фонаря, после чего митинг мирно распустили.




Глава пятая


А на следующее утро в своем палисаднике Анфиса Петровна Клопова нашла труп убитого инопланетянина.




Глава шестая


Иван Иванович Клопов, бывший клоповский милиционер и уволенный из кооператива «Агент» по причине правды-матки, которую он за пятнадцать дней до убийства инопланетянина врезал председателю этого кооператива, полол свою клубнику, а его жена Пелагея ушла в гости к Анфисе Петровне Клоповой.

Это был высокий, тощий пятидесятилетний красавец мужчина, как говорила ему в глаза об этом его жена Пелагея – высокая, статная, сорокапятилетняя стерва-баба, как говорил Иван Иванович – и тоже в глаза.

Стояло июньское позднее утро. По синему небу неспешно плыли белые облака.

Итак, Иван Иванович полол клубнику и не знал, что Анфиса Петровна, к которой пошла в гости его стерва-баба, сегодня ранним утром нашла в палисаднике труп убитого инопланетянина.

Только через сорок минут придет Пелагея, и он узнает об убийстве инопланетянина, тяжело вздохнет, вымоет колодезной водой свои узловатые руки, закурит «казбечину», посидит-подумает, глубоко вздохнет – и начнет свое частное расследование убийства инопланетянина.

Итак, он ничего не знает и полет свою клубнику, а его стерва Пелагея сидит и слушает Анфису Петровну.

– Я так и охнула, Пелагея, так и спужалася. И вот здеся у меня защемило всю. – И Анфиса Петровна – красивая, сорокапятилетняя аппетит-бабеночка, как ласково иногда говорит ей об этом Иван Иванович, кладет свою правую полную руку на свою полную левую грудь. – Так и охнула и испужалася. Сияющий!.. Как… – она произносит, деликатно хихикнув, матерное слово (солидарно подхихикивает и Пелагея). – А руки у него… вот так! – И Анфиса Петровна взметывает свои полные красивые руки вверх.




Глава седьмая


Следственная группа Прокуратуры СССР приехала в город Клопов московским спецпоездом в тот же день.




Глава восьмая


Сторож морга Василий Григорьевич Клопов – философического ума старик, потому и спрашивает Ивана Ивановича:

– Скажи, Вань, что за штука такая эта перестройка? Весь закордон ее в одночасье в свой интерес и лексикон взял, а Михаил Сергеевич нам о ней уж сколько лет талды-талды, а мы ни в зуб – и ни в Красную Армию! Он даже, бедный, сам теперь в ней заплутал. А, Ваня?.. То-то и оно! Марксизм, одним словом. Опиум для народа. – Сторож замолкает, чешет затылок и уносится куда-то в своих мыслях (наверное, туда, где этот чистый, без единой соринки марксизма опиум для народа производят) – возвращается и продолжает философический монолог: – Или скажи, я вот всю свою жизнь при мертвяках прожил и смерти не боюсь, а жить почему-то еще хочу? Ответь-ка, Вань. Тогда уж, так и быть, покажу я тебе инопланетянина.

– Живой ты пока, потому жить тебе и охота, – отвечает бывший клоповский милиционер уверенно, но и с угрозой в голосе. Мол, могу это недоразумение в момент исправить, к инопланетянину этому отправить.

– Верно. В самую сердцевину вопроса сказал. В охотку живу, – как бы не замечает угрозы в голосе Ивана Ивановича и насмешливо добавляет: – А ты меня на должностное преступление, как шкета сыплющего, соблазняешь. Эх, Ваня. – Опять чешет затылок, потом смотрит в желтые, будто прокуренные, глаза частного сыщика таким беспощадно сиротским взглядом, что только один этот сплошной никотинный нагар может и выдержать.

Но не будем так уж сразу очернять бывшего клоповского милиционера. Просто Иван Иванович тертый калач, и на такие сиротские штучки-дрючки его не купишь, а про этого, с философическим складом ума, он такое знает, что к нему лишь из-за большой нужды пришел. Труп инопланетянина для своей частной экспертизы посмотреть.

А сторож морга продолжает издеваться.

– Если ты его так уж хочешь посмотреть, – говорит он простодушно, – то его вскорости хоронить будут. Там и поглядишь. Бесплатно! – И прямо-таки закатывается.

– Я сейчас хочу! – напирает ободренный словом «бесплатно» Иван Иванович, бывший милиционер, а потом за правду-матку выгнанный председателем кооператива «Агент» с должности агента по борьбе с нарождающейся в Клопове проституцией и давно процветающим Серегиным рэкетирством привокзальных старушек, торгующих на радость пассажирам проходящих поездов горячей картошкой с лучком и укропчиком, похмельным малосольным огурчиком, грибками-ягодками; агентом по ловле сбежавших из дома котов в период весеннего кошачьего беспутства; агента… В общем, выгнанный с должности агента по всякой перестроечной всячине, ободренный словом «бесплатно», напирает; а Василий Григорьевич, переспросив: «Значит, Вань, сейчас хочешь?» – бьет в самый корень его интереса:

– А зачем? Частный сыск запрещен. – И задумчиво добавляет: – Да у тебя, пожалуй, и не получится.

– Это почему же?

– Таланту в тебе такого нет.

– А поспорим?

– На ящик водки!

– А давай!!!

Они протягивают друг другу правые руки, как бы здороваясь.

– А кто же нас разнимет? – спохватывается сторож, и Иван Иванович сообразительно и глумливо подсказывает:

– Инопланетянин.

– А что ж, пусть разнимет.

Идут в морг.

В морге холодно и пусто.

– А где же инопланетянин, Василий Григорьевич?

– Он у меня, Вань, по первому мертвецкому разряду – в холодильнике. – И вдруг истошно орет: – Отбой! Его следствие сургучной печатью запломбировало.

– Не боись, Григорич, печать не трону.

– Ну да, ну да, ты же у нас главный франкмасон.

Подходят к холодильнику, Иван Иванович осматривает печать, говорит:

– Плевое дело. Дилетант ставил.

– Ишь ты, дилетант. Ее сам из Москвы засургучивал, а ты – плевое дело. Я даже его спросил: как там Гдлян? А он насупился сурово, по-прокурорски: разберемся!.. Ну, открывай, что ли, профессионал частного сыска!




Глава девятая


Иван Иванович распахивает холодильник.




Глава десятая


Он пуст.




Глава одиннадцатая


…




Глава двенадцатая


Серега проснулся среди ночи и стал сочинять стихи.

Вот что у него получилось сразу.

Серый дождик воробьиный
стекла серые сечет.
Про березку и рябину
детский хор поет.

А потом он ворочался-ворочался, подходил даже к окну и смотрел на звезды; курил, но путного стиха все равно в голову больше не лезло. Он бросил сочинять и стал вспоминать: свою школу, школьный актовый зал, занавес и кулисы из оранжевого плюша, запевалку Соню, поющую песню про березку и рябинку, и зазвучал вдруг в его голове Сонин голос:

Край родной, навек любимый.
Где найти еще такой,
Где найти еще такой?

И ему стало очень хорошо – и слеза, словно звезда по небосклону, скатилась по его щеке. И вдруг матерное сочинилось!

На далёкую чужбину
журавли летят.
Вот такую, блин, картину
вижу, мать!.




Глава тринадцатая


Соня Клопова три года тому назад окончила среднюю школу и уехала в Москву.

Покантовавшись там с годик, купила на Ярославском вокзале плацкартный билетик на верхнюю боковую полку – и айда по России!

Накатавшись по стране досыта, наглядевшись на жизнь допьяна, вернулась в свой родной Клопов, не затаив обиду ни на Москву-мачеху, ни на Россию-матушку, ни на горемычный белый свет.

Только и сказала матери: «Бывает», – когда та ее спросила: «Ну как, Сонька, нашла счастье?»




Глава четырнадцатая


А дождик с четырех сторон

Уже облек и лес и поле.

Так мягко, словно хочет он,

Чтоб неизбежное – без боли.

    Д. Прасолов

Привокзальный скверик. Пасмурно. Вот-вот пойдет дождь. На скамейке сидит Соня. К ней подходит Иван Иванович.

– Не возражаешь? – говорит он милицейским тоном и садится рядом.

– Не возражаю, – вяло отвечает она.

– А вдруг мешаю? Может, свиданка у тебя с кем?

– Моя свиданка, дядь Вань, последняя… в седьмом классе была.

– Ой ли?!

– По себе, что ли, судите? Так с Анфисой Петровной у вас не свиданки, а прятки.

– От кого это прятки?

– От Пелагеи вашей – супруги законной!

– А ну-ка потише!

– Не бойтесь, не найдет она вас. Она с вами не в прятки, как вы с ней, а в жмурки играет. Дождик, кажется, пошел.

Соня подставляет ладонь, ловит дождевую каплю, зажимает в кулаке.

– Ты ее точно божью коровку, – усмехается Иван Иванович.

– Пойду я, дядь Вань.

– Постой, – берет он ее за руку. – Разговор у меня к тебе есть.

– Какой разговор? – освобождает она руку.

Иван Иванович достает «казбечину». Закуривает.

– Про свиданку свою последнюю расскажи… с инопланетянином, – говорит, сделав две затяжки, и делает третью.

– Не могу, дядь Вань. Протокол подписывала.

– Ишь ты! – качает он головой. – Да брось ты, – чуть ли не бьет Соню по руке, – ловить свои капли!

Она разжимает кулак и, глядя на капли дождя, падающие на ладонь, читает тихо и монотонно:

Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих…

– Это ты о чем? – недовольно перебивает ее Иван Иванович.

– Это не я… Прасолов, – отвечает она отрешенно.

Капли на ее ладони, еще не слившиеся, лежат гроздью белой смородины, и она кладет в рот с ладони эту смородинную гроздь дождя, делает движение рукой, словно срывает губами с веточки ягоды, и говорит, как бы согласившись с ним, с Прасоловым, отведав этих ягод:

…И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.

И опять подставляет ладонь под капли.

– Прасолов? – уверенно, тоном все знающего, небрежно уточняет Иван Иванович. – Следователь, что ли, из Москвы?

– Нет, поэт из соседней области, – отвечает Соня, стряхивает капли с ладони и продолжает читать стихотворение:

Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рожденный там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.

– Абсолютно! – сочувственно гаркает Иван Иванович. – Летел-летел к нам с такой высоты – и замертво! А ты, – добавляет укоризненно, – «протокол подписывала». – И говорит как можно душевней, не скрывая, правда, на нее, Соню, свою горькую обиду: – Я не для протокола тебя спрашиваю. Что под протокол ты сказала, я знаю. Но разве душу-то под него выговоришь?!

Выговаривать свою душу Соня не хочет и вне протокола – и откровенничает, грубо, по-бабьи, говорит:

– Беременная, Иван Иванович, я от него. А про последнюю мою с ним свиданку… ну что сказать? Недолго он у меня был. К начдиву нашему полулегендарному торопился.

Замолкает.

Молчит и Иван Иванович. Наконец Соня шепчет:

Но все произойдет не вдруг:
Еще – от трепета до тленья —
Он совершит прощальный круг
Замедленно – как в удивленье.

А дождик с четырех сторон
Уже облег и лес, и поле.
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное – без боли.

А дождь разошелся вовсю.

Жесткий. Холодный.




Глава пятнадцатая


Генерал-лейтенант Клопов Т. Г. прожил жизнь суровую, но веселую.

Одним словом, военную.

Он, будучи ровесником века и сыном пролетариата по причине круглого своего сиротского происхождения, в девятнадцатом году был уже красным начдивом – и всласть порубал своей шашкой и белых, и черных, и желтых, и зеленых, и прочий несознательный цвет Гражданской войны – и все это на скаку, на рысях, аллюром и галопом.

Весело процокал его рафинадный кавалерийский конь и по брусчатке Красных парадов вплоть до тридцать седьмого.

Тут его биография сделала крутой слом, но ненадолго.

В сорок первом году о нем лично вспомнил товарищ Сталин и лично назначил командовать взводом – и зорко потом следил за ним, отмечая иногда в своих приказах Верховного Главнокомандующего.

Пройдя в боях от комвзвода до командующего фронтом, Клопов Т. Г. получил положенный ему орден Победы, а в сорок восьмом году – положенные ему двадцать пять лет колымских лагерей.

В пятьдесят третьем его реабилитировали, вернув партбилет, звание и даже его легендарную шашку, и он продолжил дальнейшее прохождение своей службы уже без «веселых» катавасии в своей биографии, но и без прежнего блеска.

В семидесятом году вышел в полную генеральскую отставку, но уехал жить в свой родной город Клопов, купил там неказистый дом и стал писать свои, модные – и в масть тому времени, мемуары, итожащие его и советского Государства легендарные жизни.

Так бы он их вскорости написал, но грянул год восемьдесят пятый.

Переписывать мемуары заново согласно новой исторической доктрины начдив не счел возможным, да и было лень, а т. к. он считал себя не вправе бросать в сей очередной грозный час свое Отечество, то занялся политической деятельностью.

В подробности его деятельности я входить не буду. С генералом мы добрые знакомые – и поэтому поливать его грязью не хочу. Но один факт все-таки вынужден сообщить, т. к. он непосредственно связан с дальнейшим изложением событий в моей эпопее.

Итак, факт.

Хотя на широко дискутируемый в народе вопрос «Будет ли гражданская война или не будет?» генерал-лейтенант Клопов утверждал утвердительно: «Нет, не будет, не позволим!» – он все же посетил клоповский краеведческий музей, где вечным хранением хранилась под стеклянной витриной его легендарная шашка, и стал подумывать о покупке кавалерийского коня, благо был введен в действие закон на частную лошадиную собственность.




Глава шестнадцатая


Внучка Клопова Т. Г. Лариса деловито провела Ивана Ивановича в кабинет генерал-лейтенанта в отставке, так же деловито сказала: «Он скоро будет. Ждите!» – и оставила одного.

Кабинет бывшего легендарного начдива представлял собой обыкновенную деревенскую комнату: широкие лавки вдоль голых деревянных стен, домотканый коврик на некрашеном полу, грубо сколоченный еловый стол, ходики с кукушкой, численник на гвозде в простенке между подслеповатыми окошками, две колченогих по-фельдмаршальски табуретки.

Я было хотел написать: две колченогих по-кутузовски – но поостерегся.

Чего?

Сам не знаю чего.

А почему все же это фанфарное слово «по-фельдмаршальски», не удержавшись, употребил, знаю – и скажу.

Потому употребил, что генерал-лейтенант Клопов в отставке живет по-фельдмаршальски.

А почему он так живет, узнаете, когда прочтете главу двадцать седьмую. А сейчас настоятельно рекомендую эту главу прочесть, так как в ней я обнародую один из многочисленных документов генерала.

Вынужден обнародовать, потому что образ бывшего начдива без этого документа будет неполным и противоречивым. Я (как бы выразиться попроще) через него (документ) даю, опосредованно конечно, используя его подтекст, психологический портрет Т. Г.

Замечу попутно, что этот документ весьма и весьма характерен для того сладостного времени (июнь 1989 г.), в котором происходят события моей эпопеи. Времени сладостного до маразма.

Иван Иванович, оставшись один, кабинет осмотрел презрительно и мельком (он жил по-городскому и побогаче), опасливо сел на одну из табуреток «фельдмаршала» – и тотчас заметил на столе тетрадный листок в клетку, небрежно, по-командирски выдранный из ученической тетрадки. Из любопытства, но не праздного, взял и стал читать «Меморандум к гражданам России героя Гражданской и Великой Отечественной воин генерал-лейтенанта Клопова Т. Г.».

Вот содержание «Меморандума» дословно!

Пункт первый. Граждане России, над нашей Родиной нависла смертельная опасность, а именно:

Пункт второй. Инопланетяне прилетели в наш город Клопов, отсюда:

Пункт третий. Граждане РОССИИ, к оружию!

От чтения третьего, самого энергичного пункта «Меморандума» Ивана Ивановича отвлек энергичный голос начдива:

– Что, молодой человек, энергично сказано?




Глава семнадцатая


– Абсолютно! – не сразу ответил частный сыщик, дочитывая третий пункт.




Глава восемнадцатая


– А внука говорит – чушь собачья, – ответил ему Клопов Т. Г. и вздохнул укоризненно: – Вот и верь после этого молодежи.

Бывший легендарный начдив из тактических соображений беспардонно врал и лукавил. «Внука» сказала не так – она сказала гораздо энергичней: «Чушь очередная – генеральская!»

– Да, молодежь, – негодующе поддакнул Иван Иванович, но внутренне согласился с «внукой» Ларисой: «Да, чушь еще та – с лампасами!»

– А я, братец ты мой, коня купил! – уже как своему сказал Клопов Т. Г. – Поздравь.

Но Иван Иванович почему-то не поздравил, и генерал-лейтенант насупился и сухо спросил:

– Чем обязан?

– Меня интересует, начдив, – польстил ему «начдивом» Иван Иванович, чтобы замять свою промашку с поздравлением, и замялся, но тут же нашелся по старой милицейской привычке: – Где вы такого доброго коня приобрели?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=47411498) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.