Книга - Анютины глазки

Анютины глазки
@snabzhenia


Трагичная история, произошедшая в лагере «Анютины глазки», заставляет вроде бы обычную семью оказаться в самом эпицентре событий и раскрыть карты всех членов, которые хранились поколениями. Школьница Джина попытается вывести на чистую воду черные замыслы руководителей лагеря, а также спасти брата и других подростков от приближающейся катастрофы. Сможет ли одно решение изменить ход событий, когда последние лепестки отношений срываются и летят в неизвестность?





@snabzhenia

Анютины глазки



© @snabzhenia, 2021


* * *




Пролог


В выборе есть несколько путей, каждый из которых ведет к перекрестку идей, мыслей, планов или людей. Кто-то говорит, что уже изначально мы находимся под влиянием чужого мировоззрения и идем вдоль переулков, открытых великим некто, и только он знает истину, – а итог? В итоге, все сведется к одному, вот и вся дорога. Для кого-то уже изведанный путь – есть путь к пониманию, к принятию себя, своих истинных взглядов, ценностей и страстей. Но его ли это путь? Пусть думает так и живет. И так сойдет. Как состав с железнодорожного пути. Разберем по составу.




1. Вспомним предков


Говорят, что перед смертью люди видят свою жизнь, как в ускоренной киноленте, поэтому отмотаем ее до начала конца.

За завтраком отец чуть ли не протыкал газету носом, как обычно. Вычитывал блоки рекламных текстов one by one[1 - С англ. Один за другим.] и протирал очки, запотевшие от только что сваренного кофе с корицей. Он щурил черные глаза, словно крот, и облизывал темные усы от пенки взбитых сливок, обязательно причмокивая на точке каждого абзаца.

После женитьбы, как говорит мама, он перестал что-либо видеть дальше собственных волосатых ноздрей в зеркале, утратив последние нотки юмора и былой романтики вместе с подтянутым телом и привлекательным нежно-басистым голосом. Его излюбленным местом в доме стал обветшалый грязно-оранжевый диван, который скрипел от тяжести любой приземлившейся на него точки. Этот ветхий предмет мебели достался нам от бабушки, а той – от ее мамы, поэтому выбрасывать было жалко, а покупать новый не имело смысла. Изредка то один, то другой член нашей небольшой семьи проходил мимо и распылял освежитель воздуха, дабы перебить аромат затхлости или случайный выброс азота.

Мы жили в однокомнатной квартире самого дождливого города Европы – города немногочисленных миллионеров, в число которых мы вряд ли когда-нибудь войдем. Отец служил обычным клерком в крупной корпорации, где каждого сотрудника считали расходным материалом. Огромное число неработающих жаждало оказаться хотя бы на его месте, чем скитаться в поисках постоянного заработка. Как-никак отец получал свои гроши, но каждый день выслушивал недовольства начальника, а вечером срывался на жену и мать своих двоих детей за бутылкой хмеля.

Она пыталась уходить от конфликтов в свой мир. Все сложности жизни переносила на холст и растворялась в нем в свободные минуты. Красок добавляли редкие путешествия, слова «мы любим тебя», пополнение счета банковской карты или немногие довольные заказчики на дизайн проектов. Мать создавала впечатление человека, который не знал, что такое тяготы судьбы, и любой другой бы поверил в это, но только не я.

Каждое утро она порхала вокруг стола. Ее длинные русые волосы колосились золотом и качались из стороны в сторону, напоминая пшеницу в поле. Казалось, она легко вышла бы из своего тела, чтобы принести еду, собрать детей в школу и поесть самой перед тем, как отправиться в арт-студию. Только у нее то и дело происходило зависание в облаках: она подходила к окну и, наблюдая оливковыми глазами за каждой каплей дождя, пыталась телепатически их удержать.

Мама происходила из богатой семьи. Все ее братья и сестры окончили престижные высшие учебные заведения и сейчас живут своей жизнью, изредка присылая поздравления и открытки в праздничные дни в социальных сетях. Бабушка и дедушка помогали нам, но втайне от папы, потому что, если бы тот узнал про «подачки», ушел бы куда-нибудь, чтобы вернуться подвыпившим.

Ее родители не одобряли брак и до последнего пытались вбить в голову легкомысленной дочери, что выбрала она человека не своего круга и что то, к чему привыкла в детстве, просто исчезнет. Но мама решила, что все ценности мира для нее дешевле папиной любви, с того момента, когда впервые его увидела.

Произошло это довольно-таки необычным образом. Когда мама еще была юной девушкой, лет двадцати, и приезжала на каникулы в большую семейную усадьбу, каждый вечер вылезала из окна своей комнаты на большой навес, чтобы полюбоваться звездами и помечтать, а днем, когда ее младшие брат и сестра играли на лужайке, доставала мольберт и под музыку двигала кистью, вырисовывая тихое бирюзовое море или балтийский шторм. В один из солнечных дней ей захотелось изобразить идеального мужчину: она выводила высокие бледные скулы, медленно влюбляясь в черты – вымышленные алые губы и темно-синие лучики вокруг зрачков. Когда картина была завершена, молодая девушка вытянула ее в руках к окну и, покачав головой из стороны в сторону, сморщилась, как от кислого киви, и порвала работу одним движением сверху вниз. Каково было ее лицо, когда она увидела через стекло невообразимого мужчину.

Мой отец родился в семье неблагополучной. Дед был пьяницей, а бабушку увидеть не довелось, потому что, когда моему папе было десять, ее унес рак легких. С четырнадцати лет парнишка трудился на стройках, в компании гастарбайтеров, а единственный его предок пропивал эти деньги за несколько дней. В возрасте восемнадцати лет папа ушел из дома по-английски – не выдержал очередных побоев – и начал жить в строительной бытовке, которая за три версты пахла потом и тухлой одеждой. Однажды бригада выехала на ремонт фасада здания, которое содержали известные в округе бизнесмены. Филипп забрался на стремянку, чтобы покрасить навес, и чуть не свалился с нее, когда увидел перед собой в окне милейшее женское лицо с совиными глазами и профилем колибри. Ее грудь поднималась и опускалась от страха и возбуждения под ярко-салатовой футболкой, руки застыли на шее с растопыренными, как пальмовые листья, пальцами, а на лице уже блестели случайные боевые отметины от искусства.

Ее улыбка лишила парня дара речи и сна. Ночью он расхаживал по лужайке и заглядывал в таинственное окно, мысленно воссоздавая лицо девушки, которая украла последнее, что можно было забрать, – сердце. Он отдал его без сомнения, а Виолетта ответила взаимностью в ту же ночь, случайно встретив его у сенника. Они проводили все время вместе, но тайно, как Монтекки и Капулетти, а затем «Ромео» объявил о том, что его больной алкоголизмом предок скончался и освободил квартиру. Мама заявила родителям, что съезжает, но после их презрительного ответа сбежала.

Сколько было обид и разочарований как с одной, так и с другой стороны! Виолетта посерела, впала в депрессию, апатию, перестала смотреть на жизнь в розовом цвете и увядала на глазах Филиппа. Он старался поддерживать ее всеми возможными способами, нашел работу сначала для нее, затем себе, и вскоре уже не хватало времени и сил на то, чтобы унывать и печалиться.

Таким образом, моя мама окончательно обрубила пуповину и начала жить самостоятельно, вступив, наконец, на взрослую тропу рутинной жизни. Спустя некоторое время мои богатые бабушка и дедушка, конечно, простили непослушную дочь и перевели приличную сумму на счет банковской карты, но не знали о том, что через несколько месяцев должны будем появиться на свет мы с братом.




2. Сезон скидок


Мы остановились на том, что мама у окна считала капли дождя, перед тем как углубиться в прошлое, поэтому стоит продолжить.

Она еще несколько раз устало промычала, что завтрак готов, перед тем как на кухню влетел смерч и сбил несколько тарелок на пол. Мы с братом никогда не ладили и угомонились только после звонкой игры стекла и плитки. Родители и ухом не повели, пока страсти не ушли в тишину.

Джон – это отдельный вид маминого искусства. Конечно, я иногда думала о том, что хорошо быть единственным ребенком в семье, но такие мысли, как правило, тут же испарялись после очередного примирения. Несмотря на то, что он очень часто меня доставал и заставлял мою пятую точку пылать, все равно был для меня каким-никаким разнообразием в однотипных буднях, и я не представляю, как бы выживала одна.

После минуты молчания отец, наконец, взял слово.

– Дорогая, только послушай: «Летний лагерь со скидкой! Не упустите возможность отправить любимых детишек в место, где они проведут время весело и с пользой! Ваш ребенок плохо учится? Мы сделаем так, что он станет лучшим в своем классе! Он сидит дома и его трудно заставить выйти погулять? Тогда наши занятия физической культурой укрепят его здоровье и дух! А если он не сидит на месте и ищет приключения? Мы их обязательно найдем! Отправляйте заявку прямо сейчас на сайт, указанный ниже, и ждите подтверждения со временем и местом сбора! Мы – лагерь «Анютины глазки» – светимся от счастья!» А если закажем прямо сейчас, то получим дополнительную скидку! – и воодушевленно посмотрел на жену.

Та, скрестив руки на груди, повернулась от окна к семейке и, взглянув на три пары глаз, устало выдохнула:

– Как хорошо, что сегодня последний день перед каникулами, – а потом кивнула любимому мужу, собрав губы в трубочку, и оглядела пол в надежде найти быстрое и действенное средство от всех проблем. Если честно, нам не хватало того лысого мужчины из рекламы моющих средств.

Собирались весь день, точнее, мама. Пришлось все начинать заново после того, как она увидела полунаполненные чемоданы. К нескольким парам носков-неделек брата добавились теплые свитера и кофты, термобелье и дополнительные труселя, а к моему спортивному костюму и другим мелочам на две недели она положила фен, мыльно-рыльные принадлежности и другую чушь, которая априори должна быть в лагере.

– Мам, я думаю, что туалетная бумага там будет.

– Если будет, то хорошо, а если нет, то ты мне еще спасибо скажешь.

– А шапка зачем? – заныл братец.

– За надом.

После всевозможных цоканий мамины потные щеки стали пылать. Она то и дело сдувала с них прилипшие, выбившиеся из пучка пряди волос, пытаясь застегнуть молнию уже толстого чемодана. Пришлось на нем и попрыгать, и полежать, и побить ладошками, и обозвать знакомыми и незнакомыми словами, но чемодан не поддался и даже передразнил взрослую женщину, высунув разноцветные тряпки, словно языки. Я аккуратно пихнула брата локтем. Намек до него не сразу дошел, и он решил мне ответить посильнее.

– Да что ты делаешь, идиот, помоги маме!

– На себя посмотри, чучело.

Наверное, у каждого ночь перед поездкой волнительная. Сердце стучит, думаешь о том, что вот-вот сменишь привычную обстановку на что-то неизвестное, – но только не я: спала как убитая. Обычно мне снятся цветные сны, и даже иногда могу ими управлять, но в этот раз была глубокая, темная пустота, которая затянула меня, словно в черную дыру, и не отпускала до тех пор, пока где-то далеко я не услышала звуки будильника и нервные возгласы матери, которая бегала по углам и собирала всех и все в кучку, словно колли – непослушных овец. Еще и зубами щелкала, когда все разбредались кто куда и не выполняли ее команды.

Приехали на автовокзал единственные, кто был готов к переезду в другую страну, благодаря фразе «на всякий случай». Стояла непривычная жара, но мама отнеслась к ней с подозрением, поэтому заставила нас одеться потеплее, на всякий случай. Все на всякий случай.

Предки долго напоминали нам о правилах приличия, наверное, потому, что больше в наличии тем для разговоров у них не было. А мы стояли и пытались спрятать головы от стыда в худи, как улитки, улавливая незримыми рецепторами смеющиеся взгляды со всех сторон. Мне одной кажется, что если не знаешь, о чем говорить с детьми, то лучше не говорить вообще, пока не подвернется благоприятный случай?

После недолгого сканирования нас с головы до ног одна брюнетчатая мадмуазель прошептала нечто своим подругам, отчего те прыснули. Оказалось, что мы были почти единственными тинэйджерами, которые пришли с родителями, да еще и не в коротких шортах, откуда виднелось все нежелательное. Фу, лучше не вспоминать.

Мама то и дело стряхивала с нас пылинки, пока ждали автобус, а отец продолжал зевать, поглядывая на скопления молодых тел. Его компас инстинкта размножения сходил с ума, а глаза указывали на разные стороны света одновременно.

– М-а-а-а-м, я уже не маленький! – с раздражением рыкнул брат, когда она начала поправлять прическу, спрятанную под капюшоном.

– Но и не взрослый. Будьте паиньками и не забывайте чистить зубы, а то лечение дорогое. Я это тебе говорю, Джонни. Ты меня слышишь? Ну-ка повернись.

– Да-да, я слышу.

– Детка, а ты не забывай, что подмываться нужно каждый день, иначе…

– М-а-а-а-а-а-а-а-м! – взорвалась я, когда краем глаза увидела, как рядом стоящие девки начали держаться за животы и приседать от смеха, выставляя напоказ все свои прелести. – Я знаю, ты говорила это сотню раз. Папа, мне уже плохо! Может, позвонить им? Пап?

– А? Да-да, сейчас, – он быстро повернулся и начал доставать доисторический кнопочный кирпич из кармана, но руки не слушались. Любой музей был бы рад такому экспонату, и это я не про телефон.

К счастью, мы услышали скрип и глухие хлопки еще одной раритетной модели – автобуса. Он выплевывал жидкость из выхлопной трубы и источал аромат еле переработанного горючего. Все в окружении превратились в сурикатов и вытянулись, чтобы приготовиться к старту, а затем понеслись занимать очередь, толкая друг друга и выясняя, кто первый пришел. Нас одёрнули, как щенков, и заставили всем уступить, дабы не конфликтовать. Мы с братом, закатив глаза, встали почти в самый конец колонны и терпеливо ждали, наблюдая за тем, как из запотевших окон высовываются средние пальцы отсталых подростков, успевших занять лучшие места. Тут я поняла, что враг моего врага – мой братик, и что ближайшее время я проведу уж лучше в его компании, чем с людьми, похожими на животных.

Когда стадо рассеялось, пришло время аккредитации и для нас. Мы поцеловали взрослых и побыстрее зашли внутрь, оттирая рукавами мокрые следы от родительских губ. Пробрались в самый конец, перешагивая через подножки, и оказались рядом с кучерявым парнем. Будь он девушкой, я бы сказала, что это диснеевская принцесса в чистом виде: волосы темные, как грива вороного жеребца; кожа белая, почти как замазка; губы алые, как мамин лак, а на нас ноль внимания, что за воспитание? Несмотря на недостатки, он был очень даже хорош собой. Я как-то видела его в школе, но не обращала особого внимания, поскольку меня интересовал другой объект, который, к сожалению, в лагерь поехать не захотел.

Мы разместились на шершавых, темных, пыльных сиденьях, а затем открыли окно – стояла адская духота. Как только тронулись, помахали родителям рукой и сели. Я оглянулась: сосед неподвижно сидел и не выказывал никаких эмоций, скрестив руки на груди и откинув голову на спинку кресла. Из его ушей доносились глухие звуковые волны, сменяющиеся отчетливыми ударами барабанов знакомой рок-группы.

– Хэй! А почему ты не прощаешься? Вы же с отцом вроде как стояли рядом с нами. Вон он, заглядывает в окно и ищет тебя, – начала я, но после того, как он не среагировал, решила дотронуться до него.

– Ну что тебе?

– Тебе там машут в окно!

– Прощается тот, кто знает, что больше никого не увидит, – огрызнулся он и отвернулся, тряхнув вороной гривой, словно разгоняя надоедливых мошек. Его волосы электризовались и прилипали к спинке кресла. Казалось, что густую шевелюру не мыли целую вечность, потому что она сверкала так, будто кто-то переборщил с гелем для укладки. На вид парень был старше нас – лет восемнадцать, но, скорее всего, еще не познал всю силу расчески.

– Прости, а как тебя зовут? – продолжила я.

– Барри.

– Очень приятно, я Джина, а это мой брат – Джон. Мы двойняшки.

– Не буду врать, что мне не все равно, – процедил сквозь зубы новый знакомый.

– А ты чего такой злой? Тебя этикету не учили? У тебя вообще есть друзья?

Он закатил глаза и уставился в стекло, рассматривая проплывающие мимо серпантинные склоны, сменяющиеся сосновыми чащами.

– Ты что до него докопалась? Ну не хочет человек общаться, зачем донимать? – вмешался братец, и мы завели старую добрую шарманку на четверть часа.

– Господи, ну надо было оказаться рядом с клоунами…

– Ты сейчас кого клоуном назвал? – хотел было налететь на соседа Джон, как по всему автобусу раздался громкий, похожий на львиный рык: «А ну всем заткнуться!»

Оказалось, что весь автомобиль гудел, кричал и смеялся, накаляя обстановку до предела. Кондиционеры не работали, стало окончательно нечем дышать после того, как попросили закрыть окна, чтобы не летела пыль. Как я уснула – не помню, но от недостатка кислорода начала ужасно болеть голова, да еще и подташнивало в придачу, когда изредка открывала глаза, чтобы вытереть слюни со щеки.

Ни с того ни с сего мы со свистом подались вперед и врезались головой в спинку переднего кресла.

– Приехали! – повторился недоброжелательный рев.

Двери запищали, но с диким нежеланием выпустили нас, после того как в них врезался огромный кулак неизвестного.

– Выходим парами! Не разговариваем! Слушаем внимательно мои команды! – лаял плотный мужчина в тошно-фиолетовой, грязной форме. Он топтал землю так, что из-под ботинок во все стороны разлетались куски засохшей земли, и нетерпеливо посматривал на наручные золотые часы, которые подчеркивали желтизну больной, изуродованной шрамами и рубцами кожи.

– Наверное, бывший военный, – прошептала я скорее себе, потому что все остальные старались выйти из транспорта как можно быстрее.

Пробила дрожь. Рядом с мужчиной в форме, в зачехленных прозрачным материалом туфлях на широченных каблуках стояла статная молодая женщина с большими лазурными глазами, которые блестели, словно два драгоценных камня. Они были глубокими и умными. Ее волосы чуть закрывали ухо (их цвет напоминал лед в Антарктиде), а серебряные сережки нескромно демонстрировали лебединую шею, подчеркнутую хайлайтером. Ослепительная женщина.

Мы безмолвно двигались через лесную чащу – никто не решался заговорить под взглядами незнакомцев. Они бурно обсуждали бумаги, которые светились в руках у «Снежной королевы», и о чем-то спорили. Сквозь густой туман медленно вырисовывались темное здание и несколько прилегающих к нему строений округлой формы и заброшенная детская площадка. Дряхлые качели дрожали даже от самого легкого ветерка, а железные трубы завывали от сквозняка и выплевывали воздух из образовавшихся из-за ржавчины дыр. Сам лагерь был окружен редкими больными соснами, которые старчески скрипели и желали прилечь. Земля еще не успела подсохнуть после недавнего дождя, а под ногами слышался хруст ломающихся шишек и палок. Кто-то раскусил зубами орех.

Брат вполголоса начал сравнивать это место с зоной отчуждения в Украине, но тут же стих, делая вид, что зевает, когда голова офицера вновь повернулась. Сзади плелись те самые «звезды», что смеялись над нашим походным луком. В этот раз они то и дело возмущались и чертыхались, пытались согреть себя руками, и на каждом шагу смотрели на проваливающиеся в землю каблуки. Я не удержалась от злорадства и язвительной улыбки.

– И-извините, а-а м-можно вопрос? Что э-это за запах?

– Никаких вопросов в строю, пока я не дал команды! – заорал мужчина. – Это ваш завтрак, обед и ужин на следующие четырнадцать дней, – он облизнул тонкие губы бледным языком и сравнялся с перепуганной рыжеволосой девочкой, а затем взглянул в ее томные травяные глаза и улыбнулся, обнажив акульи зубы. Девочка, теряя в залитых краской щечках веснушки, наверное, захотела раствориться в сырой земле и споткнулась о первый возникший под старыми ботинками корень. Прилетела к ногам остановившихся начальников, но еще чуть-чуть, и ударилась бы головой о металл. Она медленно испуганно поднялась и врезалась взглядом в глаза отвратительного мужчины.

– Добро пожаловать в лагерь «Анютины глазки»! Светитесь от счастья! – высоко пропищал командующий, и ржавые стальные ворота со скрипом отворились.




3. День 1: время испытаний


Я негодовала: раздувала ноздри и озиралась по сторонам, в надежде увидеть хоть что-то интересное. Внимание привлек постоянно скачущий диапазон эмоций на лицах ребят, в такт стуку обуви по сиреневой плитке. Она вела нас в большой зал, заполненный болезненного цвета врачами и аппаратами. При виде нас доктора перестали копошиться с приборами и встали по стойке смирно, неестественно улыбаясь. Такие физиономии в ужастиках обычно появлялись перед пытками или маниакальными убийствами.

– Встать в две колонны по росту лицом ко мне: девушки – слева, парни – справа! Арш! – тот же знакомый мужик выскочил в центр, закинув руки за спину и вздернув подбородок.

Один из врачей ненароком подался вперед, но вовремя очнулся и поймал испуганные взгляды коллег. Подростки начали толпиться и толкать друг друга, меряясь ростом, а через несколько секунд образовались идеально ровные параллельные прямые. Братец оказался справа, и мне впервые захотелось протянуть ему руку. Перед ним стоял Барри. Его волосы еще больше вились от влажного воздуха и лезли Джону в лицо. Тот то и дело отплевывался и закрывал глаза, когда знакомый делал едва заметные движения головой или разминал шею.

– Сейчас испытания! Леди Селена озвучит результаты в конце. Желаю удачи. Это повлияет на цвет вашей формы.

– Если она будет такого же отвратительного цвета, то у моей фортуны вкуса нет, – выцедила русая барышня с щечками, стоявшая передо мной, и я тут же почувствовала волну веселья, которая цепью передалась в самый конец, откуда раздался поросячий визг. Командир шутки не оценил и прошептал что-то врачу на ухо.

– Вопросы есть? – он окинул взглядом толпу и, не обращая внимания на поднимающиеся вверх руки, продолжил. – Тогда шаго-ом марш!

Мальчики ушли направо, а девочки – налево. За каждым из нас, не моргая, следили две пары глаз, которые находились у входной двери. Если вы видели гвардейцев, охраняющих Букингемский дворец, то знаете, с какими каменными лицами они выполняют свой долг. Так вот, здесь было то же самое. Я обнаружила «холодную» даму на выходе из врачебного зала, а за ней впопыхах выбежал молодой конопатый человек, размахивая пергаментом.

– Леди Селена, л-леди Селена, подождите! Вы не подписали! – он несколько раз споткнулся на ровном месте и чуть не уронил папку, жонглируя ею то одной, то другой рукой; чуть ли не потерял очки и свое достоинство – вылитый ботан. Меня накрыл испанский стыд[2 - Чувство неловкости за другого человека.], и я хотела бы отвлечься от жалкого зрелища, но любопытство взяло верх.

Охранники напряглись – были готовы защитить свою королеву. Та черканула несколько раз на листках с таблицами, а затем покинула лобби летящей походкой, не ответив на приветствие. Странные мужчины не приложили руку к голове, как это делают военные, но резким движением вздернули воротники униформы, которые стояли, словно накрахмаленные. Шевроны их формы переливались золотистым оттенком (ненароком вспомнила маму и запах ее волос), на них красовался непонятный символ. Я не смогла разглядеть его с такого расстояния, даже при идеальном зрении. Черная рваная шевелюра смахивала на хохолок какаду, а руки охраняли что-то на темном поясе, который был несколько раз обмотан вокруг талии. Берцы начищены до такой степени, что вторые подбородки отражались, словно в тонированном темной пленкой зеркале.

Мой живот начал петь арию, а за ним весь холл превратился в сцену Большого театра, который опустел лишь через два часа. Как ни странно, время пролетело незаметно. Сначала вокруг нас порхали врачи и проводили медосмотр так, будто до этого они проверили тысячи таких, как мы. Колонна двигалась быстро, записи велись размашисто и непонятно – я не успела разобрать почерк ни одного специалиста.

Затем через открывающийся шлюз мы прибыли в другой корпус, где следовало пройти контрольные точки. Было нечем дышать, но с языком на плече я все же пробежала положенную дистанцию. Для этого был отведен специальный зал диаметром в сто метров и выдана временная серая спортивная форма. Беговая дорожка была обрамлена, неудивительно, фиолетовой светоотражающей лентой, которая в полумраке резала глаза. Когда, наконец, я разобралась с десятью кругами, то закрыла глаза, в висках запульсировало, тело повело в сторону, и я увидела неоновое большое кольцо – не упала. Послевкусие такое, будто съела яйца с сахаром, – не вывернуло.

Пришлось выполнять еще и спринт. На старте было по четыре девочки: вызывали по алфавиту, поэтому я успела отдышаться после предыдущего забега и пронаблюдать за тем, как курицы машут крыльями и пытаются взлететь.

Только когда девочка с каштановым высоким хвостом, бежавшая, кстати, с весьма приличной скоростью, в духе арабской лошадки, не успела затормозить, поскользнулась и вписалась в оградительную стенку, где сидели наблюдающие, – только тогда во мне проснулось искреннее сочувствие, и я подбежала к ней, чтобы помочь. Она оперлась о мое плечо и попыталась пойти, но, в конечном итоге, попрыгала с врачом в травмпункт.

Далее мы прошли проверку на дальность прыжка, метание гранаты, на растяжку и завершили все плаванием. Последний этап проходил в отдельном здании. Десять дорожек освещались подсветкой, а потолок и плитка были выложены из мозаики. Узор напоминал бесконечно связанные между собой геометрические цветки. Когда-то мы посещали храм, и его витражи были украшены таким же орнаментом, поэтому я почувствовала даже что-то родное и теплое, когда плыла кролем на спине. Быть может, тепло шло от девочки, плывущей на соседней дорожке.

В конце этапа я сняла очки, которые впились резинками в глаза, и почувствовала, как лицо начало гореть. Я растерла его ладошками и попыталась умыться водой из бассейна, но стало только хуже: дошел резкий запах хлорки. Я добежала до шкафчика в раздевалке и вывалила из чемодана вещи, суетливо ощупывая содержимое, чтобы достать таблетки. Накопила слюну и проглотила пилюлю. После того, как отек немного спал, решила собрать все вещи обратно и переодеться, но разглядела лишь изрезанные ткани, отчего покраснела пуще прежнего. Я была готова порвать всех, но после голосового сигнала поторопилась на экзаменационный этап, который проводили в головном здании.

Высушив полотенцем волосы и завязав на голове тюрбан, я пальцами напялила кроссовки и с хлюпаньем отправилась на испытание, не забыв при этом взять чемодан. Отыскала нужный кабинет и кое-как отворила дверь, поскольку замок не хотел поддаваться. Наконец, передо мной нарисовалась дюжина глаз мужчин и женщин.

– Здравствуйте, извините, а здесь проходит экзамен? – я шмыгнула носом от слизи и постаралась ответить на каждый возможный взгляд, но мой упал на большое количество мониторов и другой электроники; кто-то снял наушники, а кто-то разлил стакан с кофе – все остальные будто в рот воды набрали. Одна из женщин решила подать голос, но получилось нечто вроде хрипа и кашля:

– Это крыло персонала, вам в правое крыло.

– Поняла, спасибо.

Я медленно закрыла дверь и проверила табличку. На ней под номером «три» была надпись: «только для персонала», которую я, конечно же, не увидела из-за размытого зрения. Теперь я была кротом. То же самое разглядывала и на других дверях, пока плелась по коридору странного здания, утирая ладонью с лица ненужную жидкость и почесывая внутреннюю сторону предплечья. Я прошла через шлюз и попала на развилку, где изначально нужно было повернуть направо. На самом перекрестке чуть не врезалась в темно-синюю фигуру. Мужчина был полным и высоким, с тяжелыми веками, закрывающими половину глаз, и глубокой залысиной, в духе среднестатистического сотрудника дорожно-патрульной службы, и не излучал ничего плохого, как, впрочем, и хорошего. Его второй подбородок начал движение:

– Придержи коней, модная девочка, – он оглядел меня с головы до пят и с отдышкой выдал, на его взгляд, смешную историю. – Слушай, жила-была девушка по имени Анна. Красивая, нежная, глаза ее впитывали солнце и блестели золотом и бла-бла-бла, в стиле приторной ванили. Короче, любила она себя очень, но полюбила одного парня больше и пожелала быть с ним и в болезни, и во здравии. Так случилось, что столкнулась Аннушка с проблемой – кожа местами фиолетовой стала. Муж ее холил и лелеял, все зеркала убрал, чтоб не расстраивалась любимая, но не выдержал тоски-несчастья и на сторону пошел. Вышла Анна в лес погулять, чтобы не видел ее стыд никто, и встретила пару. Узнала она избранника своего и пуще прежнего посинела, дождь пошел, глаза мокрыми стали. Заглянув в лужу, свое отражение увидала, а потом в дом помчалась, рассудок растеряв, и выколола глаза свои, дабы не видеть больше никогда. «Что ж ты наделала, Аня?» – расплакался мужик. «За красоту меня любил!» – «Да, я любил тебя за красоту очей твоих, потому что в них я рассмотрел прекрасное. А сейчас я вижу пустоту, которая начала расти, болезнью порожденная! Так забери же сердце ты в знак истинной любви и усмири тоску свою и в горе утопи!» В общем, был пацан, и не стало пацана. Баба пошла, закопала глаза свои в саду вместе с бывшим, и выросли на месте том цветы небывалой красоты, потому что поливала она их водой из дыр. Ну, из тех, где глаза раньше были. Солнце наполнило растения яркостью, и стали светиться они и днем, и ночью, и песни петь заунывные. В итоге убежала баба в лес, и там нашли ее останки, конец сказке. Это я к чему? Ах, да. Так вот, если бы я себя не любил, то выколол бы себе глаза, когда впервые тебя увидал.

Выдавила из себя смех.

– Детка, я бы на твоем месте не обнажал зубы. Все это весьма прискорбно. Да я об экзамене, который начался минут семь назад, а ты со мной флиртуешь.

– Я не…

– Ш-ш-ш. Идешь прямо, и третий кабинет по левой стороне. Желаю удачи. Себе, чтоб не видеть более этого кошмара.

Он похрюкал, подмигнул и тяжелой походкой закосолапил в левое крыло здания, насвистывая что-то знакомое. Я проводила мужчину взглядом, пожала плечами и достигла, наконец, пункта назначения. Конечно, вы уже представили картину: почти стерильный кабинет, где сухие и переодетые подростки нарушают тишину шуршанием бумаг, и тут врывается мокрое чучело в купальнике с полотенцем на голове. Многообещающе.

– Вы так долго не могли определиться с выбором одежды и решили притащить гардероб с собой? Или есть другое объяснение вашему внешнему виду и опозданию?

Я смогла разглядеть ее лицо, значит, отек почти спал. Это была неприятной наружности женщина с секущимися темными волосами до плеч, с небольшими крысиными глазками и писклявым голосом. Задавала вопросы четко, делая театральные паузы после каждого слова, и опиралась о стол. Под тяжестью он со скрипом сдвинулся с места, но хватка оказалась сильной и моментально вернула его обратно.

– Меня зовут Джина. Джина Флотт. Мою одежду порезали на части. Опоздала, потому что забрела не в то крыло, и меня остановил мужчина в форме, чтобы рассказать сказку.

Кто-то хихикнул, но я с гордым видом не шевельнула головой и не удостоила взглядом окружающих меня гиен. Широкая скула на лице мадам двинулась.

– Не желаю более слышать оправдания, садитесь за первый стол, берите бумагу, чернила, далее объясняю. Вы все большой палец опускаете в краску, а затем поверх нужного на ваш взгляд варианта наносите свой отпечаток. Исправлять ответы нельзя, время ограничено. В вашем распоряжении полчаса на двадцать заданий. Три, два, один, начинаем.

Я улавливала еле слышный шепот то с одной стороны, то с другой, то с третьей, но какой-то человек четко и ясно выдавил из себя фразу: «Какой идиот писал вопросы?» – прямо во время неожиданной секундной тишины, по закону подлости.

– Я, – жестко среагировала надзирательница и скрестила руки на груди, пожирая взглядом какого-то неудачника сквозь поток тел. Рикошетом досталось и мне.

После тридцати минут мозгового штурма в громкоговорители объявили о построении в холле. Начали вещать так резко, что кто-то дернул рукой и опрокинул на пол чернила, а я подпрыгнула на стуле и просквернословила, благо, про себя.

– Сдать листы с ответами и положить их на стол, время закончилось. Не забудьте подписать. В семнадцать ноль-ноль начнется объявление результатов испытаний, после чего ваши кураторы раздадут форму и проводят вас в апартаменты, где вы сможете отдохнуть до восемнадцати ноль-ноль, а затем отправиться на ужин. Благодарю, свободны!

На выходе я подождала брата, но он шел в компании парней и даже не заметил меня, бурно обсуждая вопросы. Я услышала только отрывок из их разговора: «Да, бро, надеюсь, что тебе ничего не сделают за то, что ты назвал ее идиотом». Братец не успел приехать, а уже нарвался на неприятности, кто бы сомневался в его способностях. Если бы об этом узнали родители… И где он оставил вещи?

– О, привет, мы с тобой не успели познакомиться! Как нога? Что сказала медсестра?

Девочка шла с теми стервами, и все они остановились, надменно сложив руки на груди или на бедрах, ехидно улыбаясь. Я прочитала на ее лице жалость и стыд.

– Спасибо, все нормально, растяжение просто. Я Вики. Прости, надо идти. Увидимся! – и смущенно убрала прядь волос за ухо, не удостоив меня и взглядом.

Вики легко покинула мое общество, оставив после себя шлейф разочарования вместе с дорогим парфюмом от виляющего хвостика. Я же одиноко поплелась следом в компании старого чемодана, от которого несло дешевым злорадством.




4. Распределение


Что за мода на искусственные эмоции? Кто диктует эту моду и почему люди, как стадо безмозглых баранов, ей следуют и хотят, чтоб ими управляли и решали за них их судьбу? Может так проще? Когда ты не заморачиваешься тем, что делать, потому что другие уже нашли ответы, и ты просто течешь по течению готовых идей, мыслей, совсем не думая, как поступил бы ты сам. Но это сложно. Если все хотят быть недоступными звездами, то зачем заморачиваться и хотеть стать чем-то большим, когда есть готовая модель поведения, с которой просто можно скопировать детали и жить легко. Вот и ответ. Большинство выбирает легкий путь, и лишь немногим дано создавать нечто для этих самых баранов, то есть стать таким человеком, на которого захочет равняться большинство. Но выбирая тяжелую дорогу всегда рискуешь нарваться на непонимание, на унижение и давление со стороны общества, поскольку ты идешь против системы и думаешь своей головой, вместо того, чтобы не думать совсем. Нет. Уж лучше я буду изгоем, чем стану равняться на интеллектуальных и моральных пустышек. Накипело.

Ждали минут двадцать: кто-то ходил туда-сюда, а кто-то просто завис и рассматривал потолок. Стоял галдеж, потому что все вокруг знакомились и делились впечатлениями, – жалкое зрелище. Наконец, сердце ушло в пятки, а в животе залетали бабочки. В центр вышли две знакомые фигуры – Леди Селена и офицер. Другие лица включили проекторы на стене и подсветку.

– Добрый вечер, курсанты! – начала громко, поставленным голосом вещать женщина, немного перебарщивая с дыханием в микрофон, который находился чуть ниже шеи на вороте блузы. – Меня зовут координатор Селин, или Селена. Вы находитесь в главном штабе лагеря «Анютины глазки» и через несколько минут станете частью нашей команды. Прошу поприветствовать кураторов, – она сделала плавный жест рукой, – Кэтрин! – Девушка была в белом хлопчатобумажном костюме и белой кепке, с убранными светлыми волосами и серебристыми стрелками до ушей. – Куратор клана «Кролики».

– Какого клана? – послышались смех и недовольные высказывания.

– Нам что, пять лет? – пришли улюлюканья с другой стороны.

– Вздернуть воротники и заткнуться! – залаял командующий.

Ребята вокруг начали делать какие-то неуверенные движения около шеи и плеч.

– Командующий Бард, я не уверена, что они смогут сейчас это сделать, поскольку пока воротников у них нет. Поэтому будет достаточно, если они поаплодируют и молча пройдут распределение. Итак, продолжаем знакомство! Прошу любить и не жаловаться, куратор клана «Киты» – Борис! – Он встал рядом с Кэтрин, и когда прожектор осветил его синюю форму, я, встав на цыпочки, узнала сказочника, который попался мне на пути.

Я хотела поделиться этим с кем-нибудь, но поняла, что знакомых рядом нет. Разве что один – Барри. Он стоял так же позади, облокотившись о столб. Я думала подойти к нему, но не решилась. У него был отталкивающий вид, и смотрел он куда-то сквозь толпу, думая о своем.

– Мун – куратор «журавлей»! – У нее был восточный тип лица и розовые волосы, которые сливались с кепкой и ресницами. Почему-то мне захотелось попасть к ней в клан. – Фокс! С соответствующим отряду названием: «Лисы»! – Мужчина в оранжевом был, на вид, бесстыжим. Встал по другую сторону от предыдущих кураторов, подмигивал девочкам в первом ряду, демонстрировал накачанные группы мышц и жевал жвачку, пока ему в плечо не заехал кулаком смуглый симпатичный куратор в черном костюме. – Ройс! Ждет «волков» в свою стаю. И, наконец, последний, но не по рейтингу! Адам из клана «Коршуны» в коричневой форме. Поприветствуем всех еще раз! Благодарю, благодарю, а сейчас внимание на проекцию.

Распределение проходило в алфавитном порядке. На стене появлялись фотографии кандидатов и информация о результатах испытаний с общей суммой баллов. Далее высвечивалась печать, которая помечала клан на изображении. Стали слышны недовольные возгласы с желанием поменять клан. Кураторы смеялись и переговаривались, обсуждая своих новых подчиненных, или цокали, когда получали не того, кого хотели бы, в команду. Откуда они взяли наши фото? Очевидно, на протяжении всех этапов нас снимала скрытая камера. Хочу заметить, фотографии получились крутые, и я бы даже попросила одну, чтоб обновить аватарку.

Я вспомнила о скринфоне и достала его из глубин чемодана. Было много пропущенных сообщений от родителей: еще когда мы только прибыли, и я забыла им позвонить по приезде.

– О, я к рыженькому! – запищала впереди стоящая мадмуазель из компании Вики.

Я покачала головой, подняла брови и с тяжелым выдохом начала набирать сообщение: «Мама, папа, все хорошо, мы приехали и прошли испытания, скоро будем есть и отдыхать. Друзей нашли». Ну как мы… Мой брат нашел, а мне пока не довелось. Этого я не написала и нажала на «отправить». Моментально пришел ответ, что выполнить команду не удалось из-за отсутствия связи. Я попыталась ее найти, вытягивала вверх руку, махала устройством в разные стороны, но все тщетно: убрала скринфон на место и стала грызть кожу на пальцах.

– «Кролики»? Вы серьезно?

– У тебя хотя бы цвет одежды нормальный, а я терпеть не могу коричневый!

Я прочитала на экране «Виктория Джонс – журавль» и улыбнулась. Быть может, мы подружимся, если будем в одном клане. Почему-то я была уверена, что попаду в «розовую» команду.

– Ну все, кисы, я пошла, удачи вам!

– И тебе, Вики, не споткнись! – и они все вместе посмеялись. Так было весело, что аж блевать хотелось.

Потом ушли рыжая девочка с веснушками в команду лисичек и Джон в команду «китов». Настало мое время. Когда моя физиономия появилась на экране, то девки заулюлюкали, начали острым маникюром тыкать в нее и потешаться. Появилась печать – «Журавли», а затем слайд переключился. Я обрадовалась и поспешила сквозь толпу к людям в розовом, где, скромно улыбаясь, стояла Вики, а потом случайно подняла взгляд и прочитала: «Джина Флотт – «Волки»». Сказать, что я была в шоке, – ничего не сказать, потому что поверх одной печати появилась новая. И я медленно направилась к Ройсу, который вызывающе на меня смотрел.

Фокс шепнул ему на ухо одно слово «баба», которое я смогла прочитать по губам. Затем встретилась взглядом с Борисом, который выставил большой палец вверх, и братом, который уже стоял рядом с куратором «китов» и с отвисшей челюстью держал новую темно-синюю форму. Леди Селин и Бард бросили кроткий взор и отвернулись, продолжая наблюдать за экраном.

– Держи, блонди, твоя форма.

– Меня зовут Джина.

– Неважно, – улыбнулся или оскалился Ройс, – мы все тут равны, и ты тоже можешь просто называть меня «Мистер Ройс», «Ваше Величество», «Ваше Превосходительство», «просто лучший» или «большой мальчик».

– А ты давно измерялся? – бросил с ухмылкой Фокс.

– Да знаешь, тут просто есть с кем сравнивать, – и он начал наиграно смотреть по сторонам, а затем повернулся к рыжему и добавил: – С тобой, например.

Девушки прыснули, а Ройс, удовлетворенный результатом, обратился ко мне шепотом:

– Каждый должен знать свое место.

Вскоре нашу компанию пополнили два парня – Брайан и Барри. Да, тот самый Барри, а-ля Белоснежка. Я машинально улыбнулась, но на его лице читалось только безразличие, и уголки моих губ вернулись в прежнее положение.

– Ну что, Ройс, вот мой букет, завидно? – и Фокс приобнял всю свою команду рыженьких.

Наш куратор посмотрел на засмущавшихся девушек и обнажил белоснежные зубы, которые в контрасте с его телом ослепляли.

– Жаль, что флорист не очень, – и продолжал с вызовом улыбаться.

Фокс выругался и пошевелил указательным пальцем, на котором сверкали золотой перстень и рыжий маникюр.

– Я не пойму, вы друзья или враги?

– Когда как, блонди, когда как…

Обстановку разрядила координатор Селин, которая отправила нас по казармам. Дороги в номера освещались светодиодными лентами разных цветов, в зависимости от клана. Наш оказался по соседству с рыжими и горел почему-то фиолетовым.

– А почему нас трое? Каким образом прошло распределение? По каким критериям? – начал заваливать вопросами Брайан. При свете его волосы отливали горьким шоколадом. Вообще он напоминал тирамису и даже пах свежемолотым кофе. Не люблю этот запах.

Мы зашли в казарму и увидели четыре кровати с атласным черным бельем. Акценты в интерьере были сделаны на аксессуары золотистого цвета, повсюду царила геометрия.

– Занимайте любые койки. Отвечаю на ваши вопросы. Все готовы? У нас есть пятнадцать минут, поэтому давайте побыстрее, а то есть хочется. Итак, добро пожаловать в лагерь «Анютины глазки», вы будете светиться от счастья! – робовойсом[3 - Голос бота при аудиозвонках или рассылках.] начал Ройс. – Так нужно было сказать. Вас трое, впервые в этом отряде девушка, поэтому давайте поаплодируем. Да я пошутил, тут ничего особенного. В общем, вас всех оценивали по разным параметрам, ключевыми из которых стали здоровье, физическая, интеллектуальная, психическая подготовка, где вы набрали наивысшие баллы, – можете собой гордиться.

– Я знала, что лучше брата.

– Если бы был параметр скромности, то ты бы ушла в минус, блонди. Итак, если коротко, то:

«Кролики» – нас много, мы общительны;
Мы слабые и потому по жизни осмотрительны.
Можем бегать хорошо, прыгать, прятаться, играть;
Но инстинкту сохранения будем время отдавать.

«Киты» довольны, социальны,
Их любят все не специально.
Если есть в друзьях «киты»,
Будешь радостен и ты.
Живи моментом, не планируй,
По течению плыви,
Бери от жизни все и сразу,
Но с планктоном не дружи.

Если к «коршунам» попал,
Считай, что в темноте пропал.
Летаешь очень высоко, но до добра не достаешь
И друга лучшего продашь за место лучшее под солнцем.

Если ты хорош собой,
С рыжей шерсткой, молодой,
То ждет тебя большая стая
Глаз, с которых просто таешь.
Не заметишь ты подлиз,
Добро пожаловать в клан «лис».

«Журавлей» не так уж много,
Грациозны, благородны,
Лаконичны и храбры,
Иногда эгоистичны,
Слова как клювики – остры,
Но больно уж они ранимы.

Если ты не подойдешь ни к одному из этих кланов,
Добро пожаловать к «волкам». Они – ребята то, что надо.
В их жилах избранный контент лучшего других отрядов,
И будут преданы они, от конца и до самого начала.
Их кредо носа впереди: ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало[4 - Рубаи Омара Хайяма, отрывок.].

Лучших не бывает много, поэтому вас трое из шестидесяти.



– А при чем здесь «Анютины глазки» и животные? – не унимался Брайан.

Ройс закатил свои лесные орехи за веко и начал вещать историю, которую повторял, будто сотню раз на дню. Мне кажется, что он даже во сне бубнит ее, не переставая.

– Давным-давно жила-была девушка по имени Аня. Пьяные приемные родители держали взаперти дочь и не выпускали на улицу, поскольку боялись, что кто-то увидит побои на ее прекрасном теле… Блонди, перебивать нехорошо, слушай до конца, вопросы потом. Птицы видели все в окно и не могли больше слышать душераздирающие крики девушки, поэтому захотели помочь: находили семена фиолетового цветка с золотой серединой, который, на их взгляд, напоминал девушку, и кидали их вдоль заброшенной дорожки от дома до самого города. Недопредки увидели странные цветы и побоялись, что они приведут незваных гостей, поэтому решили избавиться от них, однако те вылезали снова и снова. Затем поняли они, что все дело в птицах, и решили отстреливать их, заливая землю кровью. На запах дичи приходили хищники, и уже боялись пьяницы выходить из своего дома, били дочь пуще прежнего, думая, что она их проклятье. В конце концов, решили они избавиться от груза семейного – отправить в лес, в надежде, что разберутся с ней животные, но как только открыли дверь, налетела стая волков и расправилась вмиг со всеми обитателями здания. С тех пор сотни диких цветов анютины глазки растут на том месте, а животные не подпускают к нему никого, поливая слезами и убаюкивая поле воем каждую ночь. Есть разные легенды – кому какая нравится, тот ту и запоминает, понятненько? Есть про то, как бешеная лиса укусила девочку, когда та хотела ее накормить по доброте душевной. Есть про то, как спасала она кроликов от коршунов и потеряла глаза в схватке с хищными птицами; как прыгнула с утеса – сошла с ума, загипнотизированная китовым пением, потом ее ели рыбы всякие, а глаза не тронули, потому что излучали они свет странный и аромат зловонный, а потом вынесло их на берег, где в скором времени они зацвели. Есть про то, как она хотела подглядеть за жизнью животных, и те за любопытство ее наказали, оставив глазки и испражнившись на них. А есть романтичная история про любовь и болезнь, но она тоже плохо для Ани закончилась, потому что в лесу ее растерзали хищники.

– Это че, фетиш какой-то на глаза? – посмеялся Бра и оглядел нас.

– Это ж сказки, я слышала как раз последнюю историю от толстого дядечки в синей форме, не помню, как его зовут.

– В каждой сказке есть доля правды, а этого дядечку зовут Борис. Он в прошлом году жену потерял в автомобильной катастрофе.

– Ой, я не знала… Простите, пожалуйста.

– Да я-то что. Ему не ляпни ничего дурного. Несмотря на внешний вид, он тот еще романтик с хрупкой душой. Так, теперь быстро переодевайтесь, живенько, – он похлопал в ладоши, подгоняя нас, и заулыбался широченной улыбкой. – Блонди, к тебе это тоже относится. Что уставилась? Да, мы здесь все равны, так что давай. Парни могут, конечно, посмотреть в окно и понаблюдать за птичками, если захотят.

Брайан и Барри решили рассмотреть интерьер и темные цветы с золотой сердцевиной на подоконнике.

– Я, пожалуй, в туалете переоденусь.

– Как хочешь, блонди.

Я закрыла за собой дверь и начала с трудом снимать высушенный купальник с липкого тела. «Бабы…» – послышался разочарованный вздох за стеной. Я несколько раз чуть не упала на унитаз, но утопила в нем полотенце. Выругалась.

– Блонди, у тебя там все хорошо? Может, помощь нужна?

– Сама как-нибудь справлюсь.

– Злюка. Больно надо. Что я, собственно, там не видел?

– Извращенец.

– Меньше слов, больше дела, блонди, я голодный.

– Ну так идите и не ждите меня. Большая девочка, сама справлюсь.

– Ты давно себя видела?

– Да есть с кем сравнивать.

– А знаете что, ребят, предлагаю бросить эту агрессивную собаку тут и пойти удовлетворить свои животы. Кто за?

И тут я вышла.

– А ты быстрая, блонди, я думал, что это часа на два. Что надулась? Да ладно тебе, нам все равно еще дружить тринадцать дней. А потом делай, «шо хош». Кстати, весьма неплохо выглядишь. Да, братаны, вы тоже ничего. Но я, один фиг, лучше вас всех вместе взятых. Ах да, чуть не забыл. Эти браслеты для вас. На них ваш порядковый номер. Снимать нельзя, иначе не сможете открывать двери и шлюзы. После распределения их запрограммировали.

«0101011100110001» – теперь мигало число на золотистом фоне вокруг моего запястья.




5. Неожиданное завершение дня


Мы пришли в большой темный зал, освещающийся горизонтальными настенными лампами любимого цвета лагеря и отраженным светом в глазах ребят, которые уже уплетали второе блюдо. Все столы были уставлены тарелками с моим нелюбимым луковым супом, ненавистной гречкой и тушенкой. Пришлось выковырять пародию на мясо и пить несладкий чай с черным черствым хлебом. Вот тебе и приятный аппетит.

– Ты будешь это доедать? – послышался бархатистый низкий – до мурашек – голос. Я не поняла, откуда он исходит, но ответила, чуть не захлебнувшись чаем: «Нет, бери, если хочешь».

– Спасибо, – ответил сам Барри, а я все равно еле заметно улыбнулась, несмотря на то, что хотела скрыть небольшое счастье. Я как песик, который виляет хвостом, выражая таким образом свои добрые намерения, а потом гоняется за ним по кругу, чтобы догнать предателя и отомстить. Вот только у меня вместо хвоста уголки губ – такие же предатели.

У нас был небольшой столик, в отличие от других, и он шатался из стороны в сторону, когда парни били приборами по тарелке. Сидели в тесноте, да не в обиде. Я повернула голову, чтобы рассмотреть синюю, розовую, оранжевую, коричневую и белую формы, но выходило так, что мой конский хвост раз за разом влеплял пощечину жующему Брайану.

– Ну да, конечно, только твоих волос мне не хватало в этом аппетитном ужине. Ты теперь в соусе, дай вытру, – он взял салфетку и аккуратно провел ей по хвостику, в завершение щелкнув языком, – ну, так в любом случае лучше, чем было.

– Ты очень добр, – я заглянула в его темные глаза, напоминающие отцовские, и не увидела в них желание причинить вред, напротив. Под приглушенным неоновым светом они казались влажными, будто заплаканными, но я знала, что это оптический обман. Они светились от счастья, переливаясь глубоким цветом венге, переходящим в насыщенный фиолетовый, и выполняли челночный[5 - Челночный бег – вид бега, характеризующийся многократным прохождением одной и той же короткой дистанции в прямом и обратном направлении.] бег от моих левого и правого глаз до самого носа и губ.

– Я знаю, – он кинул на стол использованную, скомканную салфетку и продолжил, улыбаясь, есть.

Вообще Брайан – удивительный персонаж. Мало того, что у него были очерченные скулы на прямоугольном лице и брутальная наружность, так он еще и высокий был и – зараза – удивительно привлекательный. Бриться начал, скорее всего, рано, потому что в свои семнадцать выглядел лет на двадцать пять. И ни я, ни кто-то еще не могли точно определить, когда он шутит, а когда говорит серьезные вещи, потому что к вечно веселому настроению прибавлялись приподнятые уголки губ и густые брови, которые ходили ходуном в любой непонятной ситуации. Театр по нему плачет.

– А куда Ройс делся?

– Уже соскучилась?

Я подпрыгнула на стуле, когда почувствовала теплое дыхание на шее.

– Думала, что тебя звери съели, и испугалась, что ночью увижу твои глаза под кроватью.

– Насчет быть съеденным – не знаю, но остальное меня вполне устраивает. Все поели? Молодцы! А теперь идем обратно – покажу, как мини-баром пользоваться.

– У нас есть мини-бар? – завизжал Брайан.

Мы шумно встали и направились к выходу, улавливая многочисленные взгляды девушек и парней из других кланов. Бра успел дернуть по ходу движения нескольких увлеченных едой девочек за хвостики и косички, отчего те притворно-злобно вскрикнули. Он им подмигнул и задиристо улыбнулся. Вот бабник…

Мы прошли через шлюз и открыли дверь комнаты. На четвертой кровати лежало тело, которое вздрогнуло от хлопка замка.

– Стая, это наш четвертый член.

– Терри, – незнакомец лениво протянул ладонь.

– Брайан, – огромная рука крепко сжала хрупкую руку, отчего косточки немного хрустнули.

– Барри, – с неохотой поздоровалась «принцесса».

– Дж…

– Это блонди, – перебил меня Ройс.

Терри всем пожал руку, я бы сказала даже, что погладил, но меня удостоил кивком.

– Да ладно, чел, мы здесь все равны. Можешь пожать ее руку, – усмехнулся Брайан.

– Я сам знаю, что можно, а что нельзя. Не надо командовать, – огрызнулся новенький.

Терри мне не понравился сразу, говорю открыто и напрямую. Мало того, что вел себя высокомерно, так еще и думал, что ему все всё должны. Стручковый король: худой, зеленоголовый и женоподобный.

– Ладненько, вот мы и командира выбрали. Я рад, что обошлось без драк за должность, – потер ладони, как муха, куратор. – Как-то скучно даже.

– Но я думал, что куратор и есть командир, – засмущался Бра, но улыбки не скрывал.

– Мне нужен зам. Я же не всегда, как нянечка, с вами буду, волчатки. Вот, например, сейчас мне пора идти, – он взглянул на часы, тряхнул рукой и попятился на выход. – Не перегрызите друг другу глотки, – и дверь тихонечко закрылась.

Барри направился на поиски мини-холодильника и обнаружил его замаскированным под пень в лесу на электронных фотообоях. Открыл дверь и достал оттуда жестяные тюбики с едой. Он долго стоял и думал над тем, чего хочет в первую очередь отведать, пока мы с Бра вели допрос.

– Я тебя не видел на испытаниях.

– Ну что могу сказать? Не мои проблемы, что ты невнимательный.

– «Гринча»[6 - Персонаж книги Доктора Сьюза «Как Гринч украл Рождество».] я бы узнал везде.

– А если я скажу, что окрасился?

– Тут есть парикмахерская? – воодушевилась я.

– Тут есть все. Просто не жизнь, а сказка. Я бы тут остался на подольше, – и Терри прыгнул на кровать, сложа руки за головой.

– А почему тебя не было на распределении? И твоего имени не было, – параллельно я подошла к холодильнику и достала оттуда бутылку с фиолетовой жидкостью.

– Ну, я думаю, что ты знаешь, как это бывает. Мои родители поговорили с начальством и вежливо попросили, чтобы я попал в лучшую команду. Собственно, теперь я тут. За время, пока вы, как солдаты, исполняли команды, я не тратил время и сходил привел себя в порядок. Вам тоже не помешало бы, особенно тебе, чел.

– Мне это не нужно, – заверил Брайан, – я ничего не стараюсь компенсировать.

Брайан жестом дал понять, что тоже хочет этой странной жидкости, и я кинула ему бутыль. Его лицо напомнило лицо Ройса, когда тот чувствовал свое превосходство, а вот физиономия Терри начала пугать.

Барри, стоявший у стены неподалеку, невольно улыбнулся, но щеки были набиты, как у бурундука. Он поспешил все проглотить, чтобы ничего не выпало изо рта, но подавился и закашлял, краснея как помидор. Бра уже подбежал и замахнулся кулаком на его спину, как Барри, задыхаясь, выцедил: «Не нужно, все нормально».

– Я вообще-то не о тебе, а о той хомячьей принцессе у стены.

Ну, хоть в чем-то у нас мысли сошлись.

– Давайте не будем ругаться. Мы же одна команда, – я взяла на себя миротворческую миссию. – Кто-нибудь знает, почему это здание охраняют, как дворец? Я видела большое количество солдат на входе в вестибюль и перед тем, как мы зашли в здание, – по всему периметру.

Терри включил всезнайку:

– Во-первых, этот лагерь не так прост, как вам кажется. Все сделано для нашей безопасности – мы же в лесу. Эта сеть принадлежит моим родственникам. Такие точки, как эта, есть в разных странах мира, и все они сделаны для того, чтобы сделать людей лучше.

– Да, это было написано в рекламе, Эйнштейн, – не выдержал Брайан.

– А, так вот почему вы здесь. Ваши предки на рекламу повелись. Мы с вами никогда не найдем общего языка, потому что я из другого мира и должен соответствовать людям своего уровня.

Брайан и Барри посмотрели друг другу в глаза и о чем-то мысленно договорились: оба ухмыльнулись, но меня в свои планы посвятить забыли или не захотели. Я продолжила беседу в никуда.

– И, наверное, везде скрытые камеры, потому что есть фото с испытаний.

– Угу, – продолжал смотреть в потолок Терри, – я, кстати, видел, как ты справляешься, очень недурно для девушки.

– Спасибо, если это комплимент. Только я не знаю, почему изменили решение. Я должна была быть с «журавлями».

– Ну, если хочешь знать мое мнение… – парни молча сделали жест несогласия. – Это была опечатка.

– Вау! Вот это поворот! Ты у нас еще и Шерлок[7 - Шерлок Холмс – литературный персонаж, созданный Артуром Конаном Дойлом.], – съязвил Брайан.

Терри начал всем своим видом показывать, что ему скучно в нашей компании, и даже перешел с зеваний на свист.

– А к этой мелодии есть текст? К этой, что ты насвистываешь сейчас? – Я слышала ее раньше, только где?

– За исполнение нужно заплатить, – и он сложил губы в трубочку. Как раз в этот момент ему на лицо прилетел старый, вонючий носок, который неизвестно сколько находился в шкафу. Ребята откопали его, пока мы с зеленоголовым вели диалог.

– Ну и воспитание, – отплевываясь, вскочил Терри и чуть не сшиб меня, когда побежал в туалет. Оттуда донеслось оскорбление: «Животные».

Мы с Бра и Барри от души посмеялись, а потом ребята помогли мне выкинуть ненужные тряпки из моего чемодана и засунуть его на самый верх шкафа.

– А в чем спать?

– В смысле? – нахмурился Брайан.

– Ну, вы спите, как я понимаю, в трусах. А со мной этот номер не пройдет.

– Можешь без трусов, – выполз Терри.

– Очень смешно.

– Я бы дал свою футболку, – начал с разочарованием Барри, – но она единственная и вонючая после сегодняшнего автобуса, а других у меня нет.

– Я дам, – отозвался Брайан. – У меня еще штук семь в запасе. Это все мама.

– Очень жизненно, – захихикала я.

– Я один в пижаме буду спать, как цивилизованный человек? – встрял Терри.

– В той? Мокрой? – Бра указал на светлую вещь, которая валялась у стены.

– Вы жалкая пародия на людей, – и «Гринч» ушел в постель, оставив после себя шлейф невиданной злости и нецензурных высказываний. Бубнил себе под нос до самого отбоя и все же уснул в труселях с отпечатками кошачьих лапок.

– Спокойной ночи, котик, – я приятно испугалась. Думала, что Брайан это мне, но он испепелял взглядом зеленоволосого и зеленоглазого Терри, который уже лежал зубами к стенке и мурчал, – и вам тоже, кстати.

В номере послышались звук сверчков и женский приятный голос, говорящий об отбое, – «21:00». Основной свет потух, и осталась неоновая подсветка цвета виолы.

– Спокойной ночи.

– Хороших снов.

Я укуталась в мягкое шелковистое одеяло и моментально уснула в длинной, пахнущей кофе футболке с улыбкой на лице. Наверное, я вскоре полюблю этот аромат.




6. День 2: красота требует жертв


Во сне услышала приглушенный хлопок и вздрогнула, но потом подумала, что это мальчишки с петардами во дворе. Они постоянно баловались под окнами перед тем, как отправиться в школу, и действовали на нервы. Бывало так, что кидали прямо под ноги и от души смеялись, выкрикивая унизительные фразы вроде «танцуй, обезьянка, танцуй». Меня всегда раздражали такие тупые способы привлечь внимание девочки, но, видимо, у мальчиков мозг работает по-другому.

Затем послышался фальшиво-женский писклявый голос:

– Дети, подъем, пора одеваться и завтракать.

Что-то увесистое прогнуло край матраса, и мое тело ушло по наклонной, упершись во что-то твердое. Я слегка приоткрыла глаза и увидела темнокожего парня с ослепительной улыбкой. Только сейчас я обратила внимание на золотые клыки, которые отражали лучи восходящего солнца, и пару шрамов на густой брови Ройса. Его глаза сверкали жизнерадостностью, и только это разбавляло брутальное аккуратно-выбритое щетинистое лицо ребяческим озорством. Тот самый момент, когда перед тобой взрослый, самостоятельный и мужественный молодой человек, лет тридцати от силы, а внутри сидит дитя, желающее нашкодить, пока никто не видит. Наверное, он не знает, что это такое… Чувствовать крепкий аромат настоящей семьи – вдыхать полной грудью и упиваться им всю жизнь. Кто-то вообще задыхается от избытка такого чувства, но это уже была бы другая история.

– Ты чего так смотришь, блонди? Спишь с открытыми глазами?

Я поморгала и потерла слипшиеся ресницы, провела ладонью по щеке и размазала слизь.

– Такие сладкие сны снились, что аж слюни пустила? Наверное, в них был я.

– Мне ничего не снилось, – я толкнула коленом спину молодого человека, желая встать, и поправила задравшуюся футболку, чтобы пойти в ванную комнату. Не тут-то было. Пока я валялась, парни уже успели сформировать очередь, а Терри занял самый первый.

Вдруг на весь номер послышалось: «Утро доброе бывает, если солнце согревает; проверяй свое запястье, продолжай светиться счастьем».

– Это будильник такой? – ухмыльнулся Бра.

– Правильно, зачем нужен будильник, когда есть ранний петух, который пришел на пять минут раньше положенного и не дал поспать? – проворчала я, как бабка, расчесывая пальцами волосы, отчего те противно электризовались.

– Вот сейчас обидно было. Вообще-то я не петух, а жаворонок. Но так и быть, я помогу достать тебе твой чемодан, несмотря на оскорбления, потому что не могу больше смотреть на твои безуспешные прыжки. Зачем ты его вообще убрала, если у тебя там вещи? Вот, видишь, есть специальные раздвижные ящички под всякую мелочевку.

– Эй, зеленый, тебе долго еще? Ты вообще-то не один, – постучал в дверь Брайан так, что та чуть не вылетела с петель.

– А как другие справляются? Их же больше? – начала я.

– У других целые вестибюли. Есть разделение комнат на мальчиков и девочек. По нескольку душевых и туалетных комнат. Вас шестьдесят один.

– Я думала, что нас шестьдесят.

– Я тоже так думал, но «Шрек»[8 - Персонаж детской книги Уильяма Стейга «Шрек!».] – дополнительный экземпляр, который, оказывается, подвинул твоего брата.

Выяснилось, что у «китов» и «лис» было по десять человек; у «кроликов» – восемнадцать; у «коршунов» – двенадцать, а у «журавлей» – семь. Пока я разбирала мыльно-рыльные принадлежности и искала нетронутые чистые трусы и бра, зеленоволосый успел прихорошиться и отправиться туда, куда глаза глядят.

– А так можно было? – выпучил глаза Барри.

– Нет, но он гуляет сам по себе, – пожал плечами Ройс.

Наконец, очередь дошла до меня, и я насладилась обществом душа. Хотела по привычке попеть, но вспомнила, что нахожусь не дома, и гораздо быстрее, чем обычно, закончила водные процедуры. Все собрались и отправились на завтрак, сохраняя невыносимое молчание:

– Ройс, а где ты живешь?

– Вестибюль кураторов находится в другом крыле, но вам туда нельзя.

– Я не про это. Откуда ты родом?

Барри и Брайан тоже внимательно посмотрели на Ройса.

– Я живу тут, но не помню, откуда родом. Меня сюда привезли, когда я был маленьким, и единственное, что осталось у меня от родителей, – это шрамы и ссадины, – с него сошла привычная нам улыбка, но осталось некое дергающееся подобие. Он достал что-то из кармана и проглотил.

Я хотела бы вернуться назад и не начинать эту тему. Уж лучше бы шли и весело молчали.

– Но ничего, здесь моя семья и новые друзья, которые каждый год приезжают и не дают скучать, – он снова расслабился, и я почувствовала облегчение вместе с небольшим уколом ревности.

Всегда было так, что если я дружу, то отдаю человеку всю себя; жду того же в ответ и не понимаю, как может друзей быть много. Это как пытаться пить воду из разных чашек: на кого-то сил просто не хватит, а где-то и вовсе окажется спирт, который сожжет твое нутро. После такого станешь проверять каждый напиток на наличие подставы, даже если ее там никогда и не было.

Мы сели за освещенный солнцем стол с темной скатертью, в середине которой красовался золотисто-черный герб нашего клана. Я обнаружила такой же на шевронах правого рукава каждого из нас. Геометрический узор, который я видела в бассейне, точно, только поверх него нанесена важная морда с большим блестящим носом нашего четверолапого символа. Сам герб был круглой формы, и казалось, что шерсть волка освещается солнцем, состоящим из бесконечных цветков. Мной овладела гордость, и я с удовольствием начала уплетать яичницу из золотистой посуды, запивая привычным несладким чаем. Только потом заметила рядом Терри, который уже урчал от еды. Ройс оставил нас и подсел к другим кураторам, но не сразу. Сначала он подошел к Фоксу и провел удушающий захват, пожал руки Адама и Бориса и чмокнул в щечки Кэтрин и Мун.

– Джина, ты что, запала? – поймал мой взгляд Бра и растянул губы.

– Нет, ты что, – загудела я как паровоз.

– Да тут ничего такого нет, мы сохраним твою тайну, обещаю. Ну, за этого – зеленого – я не ручаюсь.

Терри злобно покосился, но не прервал свою трапезу.

– Да я просто думаю. Помните сказку, что он рассказывал? Там пьяные были. А у Бориса жена погибла, и он рассказал мне про разбитое сердце. Есть подозрение, что каждый из кураторов столкнулся с чем-то пугающим и запомнил или сочинил ту историю, которая напоминала им себя. Ссадины и нервное расстройство Ройса не просто так взялись, я думаю.

– Хочешь сказать, что в душе у них сидит девушка Анна и рвется на свободу? Глубоко, Фрейд. Хотя проскальзывает в Ройсе что-то женоподобное иногда, – Бра накрутил на вилку белок, нанизал сверху хлеб и впитал в него растекшийся желток.

– Интересно, они все живут здесь? – продолжила я, довольная тем, как легко получилось сменить тему.

– Интересно, а я долго буду слушать бред сивой кобылы? – не глядя фыркнул Терри.

– А Васька слушает, да ест… – подловил Брайан.

– А почему он всегда молчит? – и зеленоволосый указал на Барри, который сидел и никого не трогал.

– Твое счастье, что я мало говорю, разве нет? – Бар положил столовые приборы, дожевывая завтрак, и с вызовом поднял черные идеально ровные брови. Интересно, он их выщипывает или они от природы такие? Повезло ему и с длинными пышными ресницами. Вообще в животном мире принято, что самцы яркие, красивые и певучие, самые танцующие и способные – они должны привлекать внимание самок и бороться за них. Если посмотреть на представительниц женского пола, то можно заметить тусклые, серые и ни на что не годные тушки, которые только на деторождение и предназначены. Не все представительницы, но все же. Что же люди? Все чаще встречаю парней, наделенных красотой от природы. А нам краситься, обмазываться всякими кремами, тщательно ухаживать, наносить масочки, и, как ни крути, все равно останешься с гусиной кожей и секущимися кончиками в тени шикарных хвостов прекрасного пола – мужчин.

Парни продолжали дискуссию:

– Ему просто надо вымещать зло и привлекать к себе внимание, потому что его родители не дали ему то количество любви и заботы, которое необходимо обычному ребенку, поскольку занимались только собой и своими деньгами, – предположил Брайан и получил кулаком в нос. Я в ужасе закрыла рот руками.

Бра был не из тех, кто просто проглотит публичное унижение, поэтому сплюнул и ответил Терри комбинациями из хуков и апперкотом, отправив зачинщика в нокдаун.

Ройс не успел подбежать и, закатив глаза, тихо простонал. Под аплодисменты других кланов громкоговоритель направил всех троих в медпункт.

– Так, блонди, Барри, у вас есть, – он поглядел на свои часы, – до фига свободного времени до обеда, поэтому займитесь чем-нибудь, пожалуйста, и будьте паиньками. – Он взвалил на себя обмякшее тело и побрел, замаравшись алой жидкостью из носа и с плоских губ «Гринча». Странно, что кровь у него не зеленая.

– Хорошо, – синхронно прозвучали голоса в сторону удаляющейся мускулистой спины.

Мы молча закончили трапезничать и вышли из столовой под звон уносящейся в мойку посуды. Очень захотелось разрядить обстановку:

– Чем займемся?

– Мы? – он даже не посмотрел на меня.

– Ну, не будем же поодиночке шлындать? Так веселее, и время быстрее пройдет.

– Тогда чем МЫ займемся? – продолжал смотреть вдаль Бар, убирая руки в карманы.

– Погуляем?

– Давай.

Пока проходили через шлюзы, меня несколько раз чуть не сплющило.

– Да не бойся, у них датчик есть. Когда имеется преграда, то они открываются обратно, – и он продемонстрировал, – видишь?

– Вижу.

Мы пришли в главный вестибюль и решили рассмотреть витражи на стеклянной крыше. Из-за рисунков солнце слегка освещало помещение, но не грело; свет мягко рассеивался: падал на черничные глаза товарища, которые были готовы отправиться в полет, и на блестящие острые черты лица. Это не от хайлайтера.

– Смотри, вон девушка срывает цветы, – указал пальцем Барри.

– Ага, а вон там какое-то пузатое лохматое зеленое существо. Похоже, кстати, на нашего «Гринча», отвернулось и писает в озеро. Еще и смеется над нами.

Сначала на лице компаньона не читалось ничего, но потом обычное poker face[9 - С англ. – непроницаемое лицо.] порозовело и издало икающий, непрекращающийся смех. Другие ребята шли мимо нас и смотрели, как на умственно отсталых. Я же заливалась не из-за персонажа, а из-за того, как Барри безуспешно пытался подавить свои порывы. Через пять минут сопротивлений он пришел почти в обычное для себя состояние, которое меня совсем не радовало.

– У тебя заразительный смех, – улыбнулась я.

Он прочистил горло от хрипоты и помотал головой:

– Забудь. Пойдем.

– Почему ты не бываешь самим собой?

– Я всегда такой.

– Могу поспорить, что это твоя маска для окружающих.

– Мне плевать на мнение окружающих.

– Это не так.

– Ну да, ты же лучше меня знаешь, чем я себя.

– Себя ты можешь обманывать, сколько хочешь, а меня не проведешь.

– Окей, а тебе нравится куратор, но ты обманываешь всех и себя.

Я с глубочайшим удивлением посмотрела на него, но он продолжал идти, не удостоив меня взглядом.

– Вообще-то нет. Это совсем другое. Да, он симпатичный, но это же не значит, что я буду мутить с ним. Тут большая часть лагеря симпатичные: и девушки, и мужчины. Брайан, ты, мой брат и даже Терри местами. Понимаешь, к чему я?

– Ага.

И я поняла, что объясняю напрасно:

– Давай выйдем на улицу, а то душновато.

– Давай.

Дышалось тяжело. Вид был гораздо лучше, чем когда мы только приехали, но прохлада осталась. Я разглядела клумбы однотипных цветов и интересно выложенные камни на тропинке, которые безразлично поливали садовники. По всей площади лагеря был сосредоточен патруль, а-ля «какаду». Когда дошли до заднего двора, то обнаружили огромную оранжерею, откуда доносились голоса певчих птиц. Сколько же денег на это ушло?

– Не хочешь зайти туда? – указал Барри на крытый сад.

– Пойдем, – пожала плечами я.

Мы встали перед громадными воротами, и Бар прислонил браслет к сканирующему устройству, но ничего не произошло. Он повторил, но свет загорелся красным.

– А может, нам туда нельзя? – шепотом спросила я.

– Обратно? – он слегка пнул железяку.

– Ага.

Я поймала долю разочарования и неудовлетворенного любопытства.

– Интересно, что нас ждет дальше?

– Угу. И такое чувство, будто я здесь уже давно, – ответил Бар.

Мы вернулись в главное здание, где не происходило ровным счетом ничего. Стало подозрительно неуютно.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66542812) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


С англ. Один за другим.




2


Чувство неловкости за другого человека.




3


Голос бота при аудиозвонках или рассылках.




4


Рубаи Омара Хайяма, отрывок.




5


Челночный бег – вид бега, характеризующийся многократным прохождением одной и той же короткой дистанции в прямом и обратном направлении.




6


Персонаж книги Доктора Сьюза «Как Гринч украл Рождество».




7


Шерлок Холмс – литературный персонаж, созданный Артуром Конаном Дойлом.




8


Персонаж детской книги Уильяма Стейга «Шрек!».




9


С англ. – непроницаемое лицо.