Книга - Тайный гость

Тайный гость
Яна Александровна Перепечина


Его работа – Тайный гость. Приехал в гостиницу, пожил там, написал отзыв и уезжай. Ни советов, ни пожеланий… В жизни Константин тоже не хочет ни во что вмешиваться. Поэтому покупает дачу в «тихом» месте и надеется здесь отдохнуть от всего мира.

Да… Расскажи Вселенной о своих планах…

Вместо отдыха он получает суматошных соседей, покушение на свою жизнь, адептов странной секты и любовь. Пожалуй, последнее приносит наибольшее количество проблем. Но кто из нас предпочел любви спокойную жизнь?!





Яна Перепечина

Тайный гость





Глава 1

Июнь 2008 года

Константин


Молоденький риэлтор заливался соловьём:

– Обратите внимание на прекрасный большой участок правильной формы. Близость соснового бора, хорошие соседи…

Константин Соколан слушал, осматривался и кивал. Дача ему пока нравилась. Участок и вправду оказался немаленьким, умиротворяюще пахло хвоей, дом был совсем новым и, хотя он планировал строить жилище под себя, на первое время вполне сгодился бы.

Когда парень-риэлтор дошёл до «хороших соседей», штакетина в заборе в конце участка, рядом с тем местом, где они стояли, закачалась, отодвинулась и в неё просунулась смешная девчачья мордашка, выражавшая крайнюю степень любопытства. В это же время, как по команде, со стороны соседей слева, где до этого царила благостная тишина, раздался дружный разноголосый вопль аж нескольких детей, судя по всему двух-трёх мальчишек, вышедших из младенческого возраста, и стольких же или около того крох, чей пол по голосам Константин определить затруднился.

Соколан замер. Риэлтор тоже, тут же покраснел и испуганно уставился на клиента. Он хорошо помнил странные, на его взгляд, требования этого симпатичного, молодого ещё мужика, совершенно не похожего на мизантропа: поменьше соседей и никаких детей. Категорически.

Константин посмотрел на розовые от смущения щёки мальчишки-риэлтора, на забавную любопытную мордаху между штакетинами с облупившейся зелёной краской и неожиданно для себя самого подмигнул обоим. Парень оторопело моргнул и уставился на него во все глаза, даже рот приоткрыл совсем по-детски, а девчонка потешно задёргала упругой загорелой щёчкой, тоже пытаясь изобразить что-то похожее на подмигивание.

Соколану стало жалко старательного юношу, который, как тот сам рассказал, пока они добирались до этого дачного посёлка, был старшим сыном в многодетной семье, учился на врача, а летом помогал маме-риэлтору. Мальчишка обожал своих троих младших братьев и сестёр, да и всех детей скопом, и собирался стать педиатром. И дикие, на его взгляд, требования клиента были ему явно непонятны, хотя он и старался это не демонстрировать. Но Константин, разумеется, заметил.

В возрасте риэлтора-педиатра Константин тоже бы никогда не стал настаивать на отсутствии в округе детей. Но тогда он ещё ничего не знал о своём будущем… А если бы даже и знал…

Иногда, когда он думал об этом, ему казалось, что, знай он о том, что случится, непременно что-нибудь придумал и смог бы всё изменить. А порой он очень в этом сомневался…

Немного отойдя от потрясения, юноша попытался исправить ситуацию и вновь зачастил, уже, впрочем, не надеясь на благополучный исход дела:

– …Развитая инфраструктура, водопровод, магистральный газ. Соседи только слева и сзади. Справа от этого участка… вот, посмотрите, пожалуйста… начинается сосновый бор, ухоженный, без бурелома. А ещё… – Мальчишка даже сделал театральную паузу, так ему самому нравилось то, что он собирался сказать. – Буквально в ста метрах, за деревьями, есть прекрасное чистое озеро с песчаным дном. Причём оно расположено на территории дачного кооператива и посторонним путь сюда закрыт. Большая, большая редкость!

Константин зачем-то – ведь было уже понятно, что покупать участок с такими соседями он ни за что не станет – слушал. Девчонка, которая так и торчала, просунув круглую голову между штакетинами, – тоже. Орава детей на участке слева вопила, судя по всему, играя в индейцев. А ещё щебетали птицы, пахло летом и давно забытым счастьем… И Константин вдруг кивнул:

– Меня всё устраивает. Назначайте сделку. – И не поверил сам себе.

Риэлтор тоже не поверил, снова вытаращился на него, похлопал длинными ресницами, похватал воздух ртом и, сглотнув, ошарашенно пробормотал:

– Хорошо, Константин Дмитриевич. Конечно.

Вышло это у него не слишком внятно, сдавленно. И Соколан с девчушкой дружно рассмеялись, посмотрели друг на друга и захохотали уже в голос. Потом девочка, так ничего и не сказав, исчезла. Только штакетина закачалась на единственном удерживающем её гвозде. Константин даже расстроился. Но уже через пару минут поверх забора слева, затянутого буйно разросшимся диким виноградом, показались сразу четыре головы: уже знакомая девчачья и ещё три мальчишечьи.

– Вот он, – беспардонно ткнула пальцем в Соколана девчушка.

– Здрасьте, – хором поздоровались вежливые мальчики. А потом старший, лет восьми, пацан, полностью игнорируя присутствие Константина, авторитетно сказал остальным:

– Не, он не купит. Крутой слишком. Я его тачку видел у ворот. Таким дома нужны – во. – Он широко растопырил руки и чуть не упал назад, но каким-то чудом удержался. Возможно, поддержали остальные дети. – А тут дом небольшой, бассейна или ещё чего такого нету. Папа говорит, у нас место неста… несту… не-статус-но-е. Вот. Так что не, не купит.

– А вот и купит, правда, дядь? – обратилась к Константину, словно он был её старым добрым знакомым, за подтверждением девочка. И тот в очередной – уже третий за последние десять минут – раз удивив самого себя, кивнул:

– Куплю.

Риэлтор позади него довольно запыхтел, напомнив Соколану этим ёжика, который жил у него в детстве и вот точно так же пыхтел, когда маленький Костик приносил ему еду.

Из-за детей и винограда вынырнула темноволосая женская головка.

– Здравствуйте! Простите нас, пожалуйста, – приветливо улыбнулась Константину и риэлтору молодая женщина и строго скомандовала детям:

– Дамы и господа, брысь с забора. Неприлично заглядывать на чужие участки. Не мешайте людям.

– А к вам я заглядываю, – тут же заметила неуёмная девчушка.

– А мы не чужие. – Женщина, очевидно, стала по очереди снимать детей с какой-то опоры, на которую они взгромоздились, чтобы увидеть происходящее за забором. Те попытались протестовать, но соседка погасила протесты на корню:

– Бегом мыть руки и есть мороженое.

– И я? – спросила уже не видимая из-за буйно разросшегося винограда малышка.

– Конечно.

– И я! И я! – радостно запела девочка и, судя по топоту многих ног, вместе со своими друзьями унеслась куда-то в глубь соседнего участка.

– Ещё раз прошу нас извинить, – снова выглянула соседка, – мы не всегда такие буйные и приставучие.

Из-за забора раздался дружный младенческий рёв. Женщина посмотрела на Константина, засмеялась и развела руками:

– Хотя, наверное, в это трудно поверить. – Она обернулась назад и ласково пообещала ревущим детям:

– Надя, Люба, иду.

– До свидания, – улыбнулся ей Константин.

– До свидания! – Женщина помахала ему рукой и скрылась, негромко уговаривая невидимых девочек:

– Всё, всё, мои хорошие, вот и я. Что случилось? Не плачьте.

Тут же стало тихо, будто кто нажал кнопку и выключил звук. Константин постоял молча, глядя по сторонам. Риэлтор с сомнением в голосе спросил откуда-то из разросшихся кустов жимолости, где собирал в ладошку созревшие уже ягоды:

– Ну, так как, Константин Дмитриевич?

– Назначайте сделку, Слава. Назначайте.

– Да? – снова обрадовался парень, с треском выбрался из жимолости и протянул фиолетовые, длинненькие, похожие на бусины ягодки клиенту:

– Ваш первый в этом году урожай.

Константин подставил ладонь, почувствовал, как стучат о неё пересыпающиеся ягоды, и с удовольствием сунул их в рот. Они чуть горчили, но ему почему-то показалось, что жизнь начинает налаживаться.

Вторая половина июня пролетела в работе. Но в самом конце месяца Константин выкроил в своём плотном графике неделю, собрал вещи и приехал-таки на дачу. Свою собственную дачу. О которой он так давно мечтал, но которую никак не мог купить. Потому что крепче крепкого был привязан к Москве и её больницам…

Эта самая дача самым радикальным образом отличалась от того, к чему Соколан привык за последний год. Почти каждый день в его жизни были шикарные отели, изумительная еда, вышколенный персонал, самые разные, в том числе экзотические, страны, многочисленные удовольствия и радости жизни. А также прекрасные машины, СВ (редко) или перелёты только бизнес-классом (часто, очень часто, до двухсот перелётов в год). Суета сует.

Здесь же, на его собственной, первой в жизни даче, всё было совсем по-другому. Никакой экзотики, простой дом, несколько грядок с трудноразличимыми среди пышных сорняков посадками неизвестно чего и родная неяркая подмосковная природа. По его субъективному мнению, самая лучшая природа на Земле.

Едва выйдя из машины, Константин ощутил себя попавшим в другое измерение, в котором время течёт медленнее и не хочется никакой роскоши. Он глубоко вздохнул и неторопливо отправился осматривать свои владения.

На большом, довольно запущенном участке стоял дом – не дом, баня – не баня. А этакий гибрид того и другого. Домобаня. Или банедом. На первом этаже размещалась сауна, судя по виду которой, ей ни разу никто и не пользовался. Рядом с ней имелся душ, тоже новый, вполне современный. Там же, внизу, хватило места и для просторной комнаты, одновременно выполняющей функции кухни, столовой и гостиной. На втором этаже располагались три спальни. Никаких излишеств. Всё очень добротное, чистое, но совсем не похожее на то, что окружало Константина на работе. Абсолютно не похожее. И это ему очень нравилось.

Было часов восемь утра: Константин, накануне вернувшийся из очередной командировки в Грецию, специально выехал пораньше, чтобы весь день провести уже здесь, на своей свежеприобретённой даче. И сейчас он наслаждался тишиной и нежарким пока солнцем. Соседских детей не было слышно, видимо, ещё спали. Он неспешно перетаскал вещи в гибрид дома и бани, налил воды в ведро и забрался по крутой лестнице на второй этаж – собрался мыть там полы.



В это время захлопали двери у соседей слева. Немного стыдясь своего интереса, Константин всё-таки не удержался и подошёл к окну. Первым из дома выскочил самый маленький – лет четырёх – мальчишка. За ним, как горох, – старшие братья, возраст которых Соколан ещё в первую их встречу определил на глаз: среднему лет шесть, старшему – около восьми. Следом за мальчиками вышел высокий русоволосый молодой мужчина, судя по всему, отец детей. На руках он нёс двух хорошеньких девчушек, светленьких и совсем маленьких, едва ли не годовалых. Константин присвистнул: в жизни ему пока ещё не встречались такие многодетные семьи. А тут вдруг подряд: риэлтор Слава с его братьями-сёстрами и новые соседи с пятью детьми от года до восьми лет.

Молодая женщина, которая в первый его приезд снимала детей с забора, вышла на высокое крыльцо, залитое солнцем, и весело крикнула:

– Доброе утро! Умывайтесь и бегом есть!

– А что у нас на завтрак? – громко поинтересовался один из мальчишек, уже добравшийся до уличного умывальника и двумя указательными пальцами осторожно и безо всякого удовольствия моющий глаза и щёки.

– Блины с клубникой.

– Блинчики! Блинчики! – вразнобой обрадовались остальные дети и помчались умываться.

– Мамины блинчики – самые вкусные на свете! – провозгласил старший брат. Остальные поддержали его лозунг и, умывшись, дружно принялись скандировать:

– Блины нашей мамы – лучшие на свете!

Большая семья в полном составе скрылась в доме. Константин невесело улыбнулся. Его сын никогда не был таким, как эти дети. Никогда не бегал, не смеялся, не маршировал под собственные лозунги, не радовался солнцу, утру и обещанным блинчикам с клубникой. И даже никогда не сидел на руках у него, Константина. Потому что не мог делать ничего из того, что так легко делали соседские чада. А ещё его сын умер два года назад. Ему было восемь лет. Столько же, сколько сейчас старшему сыну его соседей.




Глава 2

1997–1998 годы

Константин


Женился Константин не так чтобы рано. Но и не поздно. В двадцать четыре года. Его юная жена была на шесть лет моложе и только что стала совершеннолетней. Они познакомились случайно, на улице. Костя помог встречной девушке дотащить тяжеленные сумки. Как оказалось, она получала учебники на новый учебный год в институтской библиотеке. Тренированный, крепкий лейтенант Соколан легко подхватил ношу и играючи донёс её до общежития, в котором обитала Светлана, так звали девушку. А донеся, пригласил её погулять. Сентябрьский вечер был довольно тёплым, и они долго бродили по улочкам, разговаривали и смеялись. Почему-то им было очень весело тогда. Теперь уже Константин и не вспомнил бы почему.

Хорошенькая миниатюрная блондинка Света рассказала ему, что она из подмосковного Клина. Но ездить оттуда в институт далековато, да и живёт она там с тётей, потому что мама уже давно умерла, а отца у неё никогда не было, вот и обосновалась в общежитии. Костя был сыном разведённых родителей, отца с тех пор, как тот женился на молодой женщине, не видел ни разу. А мама его умерла за год до его встречи со Светланой. И он тоже, как и Света, чувствовал себя одиноким. Ни братьев, ни сестёр у обоих молодых людей не было. Поэтому ли или по какой-то другой причине, но, встретившись всего несколько раз, Костя со Светой уже не мыслили жизни друг без друга. Вскоре Светлана со своими тремя сумками, в двух из которых лежали всё те же учебники и лишь в одной её личные вещи, перебралась в однокомнатную квартиру Кости. Там они и зажили, удивительно легко и быстро привыкнув друг к другу.

Светлана оказалась неплохой хозяйкой. Костя в свою очередь старался во всём ей помогать. Дома он из-за работы бывал нечасто, но молодая жена не сердилась, не устраивала скандалов, а училась, занималась хозяйством и с удовольствием хлопотала вокруг мужа, когда тот всё же оказывался дома. И оба чувствовали себя вполне счастливыми. Костя даже умудрился взять на работе путёвки в их ведомственный дом отдыха, и они отправились в настоящее свадебное путешествие. Света до этого на море никогда не бывала. И всё, от пицундских сосен до длинного Маркхотского хребта, вытянувшегося вдоль берега Чёрного моря аж на несколько десятков километров, приводило её в неописуемый восторг. Она то и дело брала Костю за руку и шептала:

– Костик, спасибо тебе!

И он чувствовал себя волшебником.

Дело было в ноябре, дули холодные ветра, вода в море была чересчур бодрящей, а бассейна в доме отдыха не имелось, но их ничто не огорчало. Они часами бродили вдоль серого неласкового моря, иногда даже не разговаривая, а просто довольствуясь молчаливой близостью родного человека. Светлана собирала красивые оранжевые и сиреневые ракушки и камни, а Костя с готовностью носил их за ней в пакете и любовался почти опустевшим приморским городом. Им обоим было хорошо и спокойно.

А через два месяца после свадьбы оказалось, что ещё до конца недавно наступившего тысяча девятьсот девяносто восьмого года у них родится ребёнок. Этого ни Костя, ни тем более совсем юная Света не ожидали. Им хотелось не вопящего младенца, а свободы и праздника. Но когда они узнали, что скоро станут родителями, то снова, как и после свадьбы, на удивление быстро перестроились под новую реальность. Стали мечтать уже о том, что будут брать во все поездки маленькую хорошенькую дочку или славного крепенького сына. А значит, и дома сидеть не придётся. Зато у них будет настоящая семья. И жизнь стала казаться им обоим ещё лучше, чем раньше.

Узнав, что они ждут мальчика, Костя и Света очень обрадовались и принялись скупать одёжки, игрушки, пелёнки и прочее младенческое добро, нужное не столько ребёнку, сколько родителям. И ждали, очень ждали рождения Костика. Света настаивала на том, что хочет назвать сына только так, в честь мужа. Будущему отцу эта идея не слишком нравилась, но он любил жену и не хотел спорить, а потому согласился.

На пятом месяце беременности Света прочитала статью про совместные роды и очень захотела, чтобы Костя был рядом с ней во время рождения их ребёнка. Она даже нашла в одном из городков ближайшего Подмосковья роддом, где практиковали такое. Там ей подсказали, что есть специальные курсы, на которых готовят будущих мам и пап к совместным родам. Света громко, с выражением прочитала статью мужу, пока он ужинал, рассказала про удивительный роддом, сделала умоляющие глаза, и Костя согласился два раза в неделю ходить на подготовительные занятия.

Курсы оказались интересными, и Косте даже понравились. Весёлые муж-доктор и жена-воспитатель детского сада рассказывали слушателям, как отрабатывали свою систему на себе, показывали фотографии свои и своих детей, а также счастливых семейных пар, уже рожавших у них, и красивых малышей, сидящих на руках у сияющих родителей. Это и на Костю, и на Светлану произвело сильное впечатление. Было решено рожать только в этом потрясающем роддоме при помощи этих замечательных людей. Доктор Семён Степанович Синьков пообещал собственноручно принимать их ребёнка. Светлана была счастлива и рожать совершенно не боялась.

Так получилось, что у всех пар из их довольно большой группы подготовки к родам дети появились на свет раньше, чем у Соколанов. И Светлана восторженно рассказывала, что ей звонили уже и Лиза, и Оксана, и Маша, и у всех всё прошло замечательно. Как по маслу прошло. Родились здоровые, крепенькие детишки. Все сокурсницы взахлёб хвалили доктора Синькова и были ему очень благодарны. И они, разумеется, не лукавили. Он и вправду был хорошим, опытным врачом и многим помог. Но с Соколанами всё вышло по-другому.

Света перехаживала беременность, и её положили в предродовое отделение, ожидая начала схваток с минуты на минуту. В тот день Костя задержался на работе. Ставший уже старшим лейтенантом, Соколан себе всё так же не принадлежал и был вынужден подчиниться приказу. Освободившись, наконец, он, волнуясь, позвонил в роддом, и ему сказали, что жена уже рожает. Костя на своей голубой «шестёрке» мчался, нарушая все мыслимые правила, и не попал в аварию только чудом. Но, когда он прилетел-таки к жене, мальчик, их сын, уже появился на свет. И Светлана, счастливая, хотя и очень бледная, лежала в чистенькой красивой одноместной палате.

– Светка, прости, я опоздал, – почти простонал чувствовавший себя подлецом и негодяем, бросившим жену в самый важный момент, Костя и сунул ей в руки огромный букет роз. Света не удержала его, и цветы усыпали одеяло. Жена улыбнулась и устало откинулась на подушку, на мгновение прикрыв глаза.

«Как в гробу лежит», – в ту же секунду уколола страшная, несвоевременная мысль. Костя сердито мотнул головой и прогнал её. Он был счастлив: у него родился сын.

– А можно я мальчика посмотрю? – спросил он у доктора Синькова, которого встретил, выйдя из палаты в коридор, чтобы попросить у медсестёр вазу для цветов (в этом потрясающем роддоме были продуманы даже такие мелочи). Доктор пробежал было мимо, но, узнав Костю, остановился.

– Можно, отчего нет, – ответил он чуть поспешно, пожал плечами и провёл молодого отца в большую светлую палату в конце коридора, где в специальных кроватках лежали сразу несколько младенцев. Семён Степанович подвёл Константина к малышу, лежащему у окна. Прошелестела какая-то бумажка, и врач отступил в сторону, рукой показав на ребёнка:

– Вот ваш сын.

Малыш, туго стянутый пелёнкой с жёлтыми утятами, спал. Красное, чуть припухшее личико было спокойно. Головка ребёнка показалась Косте асимметричной и несоразмерно большой. Но он тут же вспомнил всё то, что рассказывали им на занятиях, и успокоился. Новоиспечённый отец пару минут разглядывал ребёнка, благодарно пожал доктору руку и снова пошёл к жене. Семён Степанович остался в детской, переходя от кроватки к кроватке.

– Ты его видел? – спросила Светлана, с надеждой и волнением вглядываясь в лицо мужа.

– Да. Он очень красивый, – уверенно соврал Костя, которому младенец не слишком понравился, но он знал, что почти все дети поначалу не отличаются красотой, а потом хорошеют и начинают походить на ангелочков (об этом им тоже рассказывали на занятиях). Света спокойно и гордо улыбнулась.

А Костя, чтобы доставить ей удовольствие, добавил ещё несколько деталей:

– У него пелёнка с утятами и голубой чепчик. А одеяльце в клеточку, зелёненькое.

– Там не холодно? – заволновалась Света.

– Нет. Тепло. Ты не переживай. Он спал и был совершенно доволен жизнью.

– Его, наверное, скоро кормить принесут, – блаженно улыбаясь и глядя мимо Кости нежным, ласковым взглядом, тихо сказала жена. И Костя понял, что у него в её сердце теперь появился конкурент. Но не заревновал, а умилился.

Посидев у жены ещё немного, счастливый отец собрался ехать домой. Ему нужно было сообщить радостную весть родным и друзьям.

В роддоме было тихо. Врачи, кроме дежурных, уже разъехались по домам. Медсёстры, выполнив все назначения, отдыхали. В полутёмном пустом коридоре к Косте подошла немолодая санитарка и, озираясь по сторонам, шепнула:

– Вас обманули. Вам показали чужого ребёнка. А ваш сын сейчас в реанимации. Так получилось, что его уронили почти сразу после рождения.

Выглядело всё это, словно сцена из какого-то глупого сериала, но почему-то Костя ей сразу поверил. И тут же заработала его профессиональная наблюдательность, до этого притупившаяся из-за сумасшедшего счастья, накатившего на него, когда он узнал о рождении сына. Вспомнились растерянные взгляды медсестёр, пока он шёл, вернее, почти бежал с огромным букетом к Свете, и то, как одна из них вскочила при его появлении и поспешила куда-то. Вспомнился странный, преувеличенно бодрый тон доктора Синькова. И шелест бумажки, когда врач подошёл к кроватке с ребёнком. С чужим ребёнком. Теперь-то Константин понял, что мужчина просто снимал с бортика бумажный ярлычок с фамилией матери. Потому что ребёнок был не их и фамилия тоже.

Костя с полубезумным видом кивнул нянечке и, резко развернувшись, пошёл к детской палате. Из сестринской доносился звук включённого телевизора, в котором весёлый громогласный дядька радовался, что кому-то выпал сектор «Приз». С того дня Костя ненавидел эту передачу и дядьку тоже. Хотя он-то, конечно, ни в чём не был виноват.

В детской тоже никого, кроме малышей, не было. Костя подошёл к окну. На кроватке ребёнка в пелёнке с жёлтыми утятами и голубом чепчике висела табличка с незнакомой фамилией – уже успели вставить. На всякий случай Костя просмотрел таблички на всех кроватках. И своего сына не нашёл.

Он вышел в коридор и снова отыскал ту нянечку. Увидев его, женщина отставила в сторону швабру и сострадательно посмотрела на Костю.

– В этой палате все дети? – Костя махнул рукой в сторону детской. – Или они в нескольких местах лежат?

– Все здоровые здесь, – вздохнула нянечка. – А ваш на другом этаже, в реанимации.

– Как это получилось? – спросил Костя, в голове у которого билась одна мысль: как он будет об этом рассказывать жене?

– Он родился крепеньким и совершенно здоровым. Но его случайно уронили. Так бывает.

– Часто? – страшным мёртвым голосом спросил зачем-то Соколан.

– Что «часто»? – не поняла добрая нянечка.

– Часто у вас детей роняют?

– Нет, что ты. На моей памяти только раз такое было. Но это ещё в другом роддоме. А здесь никогда.

– Понятно. Значит, нам не повезло.

Косте Соколану было двадцать пять лет, и он многое повидал на своей работе. Но когда он представлял, как крохотного голенького новорождённого малыша чьи-то равнодушные руки выронили на холодный твёрдый кафель пола, ему хотелось выть. И он застонал, сжав зубы так, что они заскрипели.

Нянечка потянулась и шершавой тяжёлой рукой погладила его по голове. Он отшатнулся, не в силах принять эту простую человеческую поддержку.

– Он будет жить?

– Врачи говорили, что да. Но вот только что это будет за жизнь? – еле слышно прошептала нянечка.

– Почему они нам сразу не сообщили?

– Мне подруга, она медсестра, сказала, что надеялись, что в ближайшие дни отказничек какой будет, они бы его за вашего сына и выдали, а вашего – за того отказничка. У нашего главврача связи и в других роддомах. Так что они нашли бы и поменяли…

– А что бы они жене сказали, почему кормить ребёнка не приносят?

– А ей приносят. Тут мамочка одна лежит, кормить сразу отказалась, за грудь боится. Так ей говорят, что малыша кормят смесью. А на самом деле носят вашей жене.

– И что, если бы нашли отказничка, моя жена не поняла бы, что это не тот ребёнок, которого они ей приносили кормить?

– Ну, придумали бы что-нибудь. Сказали бы, что дети меняются, или ещё что наплели. Она у вас молоденькая совсем, неопытная.

– Понятно, – Косте не хотелось жить, и он от отчаянья сорвался на ни в чём не повинную нянечку: – А вы что? Денег хотите? Поэтому рассказали?

Женщина посмотрела на него грустно и покачала головой:

– Если бы ваш ребёнок умер, я бы молчала. Вы бы взяли отказничка и были счастливы. Но ваш ребёнок жив. Доктор говорит, он будет инвалидом. Но жить будет. А ты знаешь, каково живётся больным детям, от которых отказались родители?.. Я посмотрела на твою жену, на тебя и подумала, что вы его не бросите. Не такие вы люди. Поэтому и рассказала. Чтобы у вашего сына был шанс.

Костя помолчал и убито кивнул:

– Спасибо… Извините меня.

– Да ничего, ничего, – кивнула нянечка, – тебе тяжело сейчас. Но будет легче. Вот увидишь.

Но следующие восемь лет им не было легче.

Тогда, в девяносто восьмом, Костя поднял на уши весь роддом. Им все рассказали, конечно, и даже извинились. Света была в шоке и дня два вообще не говорила. Только лежала, повернувшись лицом к стене. А Костя бегал, пытаясь найти врачей, которые могут хоть чем-то помочь. И нашёл. Мальчик, их сын, выжил. Костя по наивности тогда подумал, что всё закончилось. Но это было не так. Потому что на самом деле всё только начиналось. Даже врагам, если бы они у него были, Константин не пожелал того, что пережили они со Светланой в следующие восемь лет. Невыносимо долгие восемь лет без надежды.




Глава 3

Июнь 2008 года

Арина


Её заслуженный выходной день начался с громких криков старшей дочери:

– Мама! – звонко вопила Мира с первого этажа. – Маа-ам! Ты не видела моё свидетельство о рождении?!

Арина потянулась сладко и открыла глаза. Сквозь тонкую бамбуковую рулонную штору видно было, что утро солнечное и уже совсем не раннее. Какое счастье просыпаться вот так, летним утром не в городе! Арина любила их дачу и радовалась, что они могут жить здесь. Тем более что другого жилья у них пока не было. В этом старом, но крепком доме они обитали и летом, и зимой. А крохотную квартиру в Москве сдавали. На эти деньги и Аринину зарплату и перестроили полученную в наследство дачу, где и раньше было вдоволь места, а теперь ещё и стало тепло, уютно и комфортно. Так что на жизнь Арина не жаловалась. Последние два года, очень насыщенные, полные перемен и такие непростые, стали для неё самыми счастливыми за прошедшие четырнадцать лет. Подумав об этом, Арина улыбнулась, быстро встала, вышла из комнаты и, перегнувшись через перила, негромко ответила:

– Я тебе вчера утром его давала. Помнишь?

– Помню! – снова прокричала Мира, словно Арина находилась очень далеко или страдала тугоухостью. – Я его на стол положила и уехала к Ане, а вечером уже не нашла. Думала, ты переложила.

– Я не перекладывала, я на работе была и вернулась поздно. – Вздохнув, Арина начала спускаться по деревянным ступеням крутой лестницы. – Но вчера вечером на столе его действительно не было. Я точно помню. Давай у Марты спросим, может, она видела. Она уже проснулась.

– Мар-та-а! – тут же ещё громче завопила Мира. – Мартинка!

– Ась?! – прошлёпала босыми пятками по полу и тоже свесилась вниз с площадки второго этажа младшая дочка Арины пятилетняя Марта. Она любила смешные словечки и выражения, которые собирала везде, где только могла: в детском саду, в мультиках, по соседям и даже цепляла у случайных людей. Вот и сейчас она солидно поинтересовалась: – Что за шум, а драки нету?

– Ты не видела моё свидетельство о рождении? – спросила у младшей сестры Мира. – Мне сегодня документы на паспорт отдавать, а оно пропало.

Старшей дочери Арины скоро должно было исполниться четырнадцать, и она страшно хотела получить подтверждение своей взрослости – паспорт. А тут вдруг такая незадача.

– Ничего я не видела. Просто ничегошеньки. Вчера утром, когда мама тебе его давала, видела. А потом вы уехали, а я весь день у тёти Майи и дяди Ильи провела. С мальчишками и Надей и Любашей играла. Домой не приходила.

– А дверь на замок закрывала? – грозно уставилась на неё старшая сестра.

– Разумеется, – важно кивнула Марта, – само собой. Можешь у тёти Майи спросить. Она проверяла. А то, говорит, мы не заметим, а кто-нибудь через забор махнёт и из дома всё вынесет. Лес, говорит, близко. Мало ли там каких разбойников?

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – нахмурилась Мира и с несчастным видом посмотрела на мать. – Украл кто-то моё свидетельство. Но вот как?

– Ну, это вряд ли, – подбадривающе улыбнулась дочери Арина. – Подумай сама, ну, кому оно нужно?

– Мне, – обиженно засопела девочка.

– И мне, – Арина ласково притянула её к себе и поцеловала в тёплый висок. Ростом дочка была уже почти с неё. «Наверное, и в этом в отца пошла, высокой будет» – мелькнула мысль. Но тут же была задавлена на корню и выброшена прочь. В последнее время мысли об отце девочек приходили в голову Арине всё реже и реже. Чему она была несказанно рада. Потому что больше всего на свете хотела забыть те тринадцать лет, что провела рядом с ним. И то, какой невозможной дурой она была все эти годы.

Мира постояла недолго, прижавшись к матери, потом высвободилась и растерянно спросила:

– Ну, и что мне теперь делать?

– Для начала – не переживать. Найдётся в ближайшее время твоё свидетельство. Мы всё равно собирались делать генеральную уборку. Вот сегодня и начнём. А заодно всё перетрясём и наверняка отыщем нашу дорогую пропажу… Ну а если уж, паче чаяния, не обнаружим его, в крайнем случае закажем в загсе копию. Я слышала, их быстро делают. Так что не нервничай.

– Ладно, – кивнула Мира и немного повеселела. – Мам, а давай сырники на завтрак, а?

– Давай. Ты тогда иди, меси тесто, раз уж успела одеться. Творог в холодильнике. А я пойду кровати застелю, приведу себя в порядок и присоединюсь к тебе. Хорошо?

– Хорошо, только ты скорее приходи. У меня пока такое тесто, как у тебя, не получается. Я лучше пока муку просею. А ты мне дальше поможешь, ладно?

– Договорились. – Арине стало весело от того, что страшно самостоятельная дочь-подросток призналась в том, что ей хоть в чём-то нужна помощь матери. – Только ты причешись, а то будем сырники с волосами есть.

– Фу-у, – сморщилась прыгавшая рядом и внимательно слушавшая разговор Марта, – не хочу с волосами, хочу со сгущёнкой.

– Будет тебе со сгущёнкой, – милостиво кивнула старшая сестра.

Марта радостно выскочила на улицу и побежала умываться. Ей вслед тут же понеслись крики Миры:

– Мартинка, опять ты мою расчёску взяла?!

– Не брала я её! – тут же не менее громко отозвалась младшая. – Мне мама новую купила, взамен старой сломанной. И я больше твою не беру. Тем более что ты на ней лаком для ногтей написала: «Собственность Миры». А мне чужая собственность не нужна! У меня своя есть!

– Тогда где она?! – в полный голос возмутилась старшая сестра.

– Не знаю! Спроси у мамы! Может, там же где это твоё… свидетельство, вот!

– Глупости ты говоришь!

– А ты глупости делаешь! Сама теряешь свои вещи, а потом с нас с мамой спрашиваешь! – Марта показала сестре язык и ускакала к умывальнику. Мира сердито погрозила той кулаком и скрылась в доме.

Ни расчёску, ни свидетельство о рождении они так и не нашли.




Глава 4

Июнь 2008 года

Константин


Пока ели блины соседи слева, на участке сзади тоже послышались голоса. Уже знакомая Константину смешная девчонка громко обсуждала с довольно взрослой девушкой, наверное сестрой, исчезновение какой-то расчёски и наотрез отказывалась брать вину на себя. Ещё одна девушка, чуть постарше, громко звала младших барышень есть сырники.

Константину тоже очень захотелось блинов или сырников. Его мама, которая виртуозно готовила и то и другое, умерла уже давно. А Света… Света после рождения их сына ни блины, ни сырники не делала. Ей было некогда. И сил не хватало. Да и не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось…

От грустных мыслей его отвлёк звонок. Кто-то дёргал за верёвочку колокольчик, повешенный на забор ещё старыми хозяевами. Удивившись, Константин спустился вниз и вышел из дома. У калитки стояла его новая соседка, мама пятерых детей.

– Доброе утро! – весело поприветствовала его она. – А мы проснулись – видим, у вас машина стоит. Ну, и решили, что вы приехали с утра пораньше…

– Да, – кивнул Константин и тоже улыбнулся, ещё не очень понимая, к чему клонит соседка.

– Вы простите, пожалуйста, мою бесцеремонность, – тем временем продолжала та, – но мы подумали, что вы наверняка проголодались, а дом у вас пока ещё не обжитой и поесть вам толком негде. И поэтому мы взяли на себя смелость угостить вас блинами.

В этот же миг из кустов черноплодки, росших за забором, выскочили её трое сыновей с тарелкой, на которой невысокой горкой виднелись блины, и мисочкой с клубникой.

– Мальчишки, осторожно, не уроните, – попросила их мать.

А Константин изумлённо уставился на мальчиков, а потом посмотрел на неё.

– Вы знаете…

– Майя, – подсказала соседка.

– Вы знаете, Майя, – с улыбкой кивнул Константин. – Я вот только что мечтал о блинах.

– Не может быть! – весело обрадовалась соседка. – Вот и замечательно! Приятного аппетита! Ну, не будем вам мешать. Мальчики, за мной! – скомандовала она и тут же направилась к своей калитке.

– Приятного аппетита! – громко гаркнули её сыновья, сунули в руки Константину тарелки и послушно потянулись за матерью. Один из них, самый маленький, не выдержал, оглянулся и со сдерживаемым ликованием сообщил:

– А мы послезавтра на море уезжаем!

– Антош, не приставай, – нахмурилась обернувшаяся Майя, а Константин преувеличенно вытаращил глаза, изображая восторг, и показал малышу оттопыренный большой палец правой руки. Тот просиял и махнул ему рукой. Майя благодарно улыбнулась Константину, и вся процессия снова двинулась в сторону соседнего дома.

Константин посмотрел мальчикам и их матери вслед. Меньше всего Майя была похожа на многодетную мать, какими их обычно представляют себе. По траве в сопровождении скачущих за ней мальчишек шла молодая стройная невысокая женщина, хорошо одетая. Дети тоже были чистыми и опрятными. Константину, которому раньше почему-то казалось, что многодетные семьи – это всегда неблагополучие, бедность и неухоженность, стало даже неловко. Он вдохнул умопомрачительный аромат блинов и закрыл калитку.

Блины как-то незаметно были съедены все до одного. Клубничины – тоже. И на мгновение Константин позавидовал мужу Майи. И даже удивился, как при таком рационе тот выглядит вполне подтянутым и спортивным. Потому что, если бы у него, Константина, была жена, которая пекла такие тонкие, ажурные и невероятно вкусные блины, он бы ел только их и уже давно растолстел и обрюзг. А сосед ничего, держится. «Наверное, он не любит блины», – подумал Константин и сам себе не поверил: не любить такие блины было невозможно.



Убирая посуду после завтрака и размышляя, чем бы таким угостить в ответ славных соседей слева, поверх забора высокий Соколан увидел, как у соседей сзади на крыльцо вышла старшая из девушек и постояла в задумчивости. Константин старался не глазеть в открытую, но не мог. Соседка показалась ему невероятной красавицей. Настоящей русской красавицей. Она была высокая, светлокожая, с пшеничными волосами, собранными, видимо, в хвост, и совершенно не походила на современных засушенных красоток. Потому что была… Константин поискал определение и нашёл: статная, она была статная. Не упитанная, не худая, а… в самый раз. То, что надо…

В этот момент девушка повернулась, чтобы войти в дом, и Константин обомлел. Не было у неё никакого хвоста. Пшеничные волосы соседки были заплетены в простую косу невероятной длины и толщины. Таких кос он никогда в жизни не видел. Тут же вспомнился чудесный мультфильм про длинноволосую красавицу Василису Микулишну, который он обожал в детстве. Коса соседки, конечно, была не до пола, но спускалась значительно ниже бёдер, почти до колен. Константин поймал себя на том, что давно уже не моет посуду, а стоит, раскрыв рот, и совершенно неприлично таращится на соседскую девушку. Он рассердился на себя и принялся с утроенным усердием тереть тарелку.

В этот момент штакетина в заборе сзади снова отодвинулась и в образовавшейся щели показалась уже знакомая круглая головка с короткой смешной чёлкой. Константин обрадовался гостье и пригласил:

– Заходи.

– Спасибо, – поблагодарила вежливая малышка и ловко протиснулась на его участок.

– Доброе утро, – поприветствовал её Константин.

– Здравствуй. Значит, ты и вправду участок купил. Не угадали мальчишки, – серьёзно изрекла девочка и спросила строго:

– А знаешь, что мы с тобой забыли?

– Что? – удивился он. Что такое они могли позабыть, если толком и знакомы-то не были?

– Мы с тобой познакомиться забыли.

– А-а… Да, действительно забыли – Константину было весело слушать её и смотреть на забавную умненькую мордашку.

– Давай навёрстывать, – не менее серьёзно продолжила девочка, – меня Мартиной зовут. Или просто Мартой. А тебя как?

– Костей, – в тон ей ответил Константин и протянул малышке раскрытую ладонь. Марта доверчиво сунула в неё свою не слишком чистую тёплую ладошку и улыбнулась:

– Ну, вот теперь правильно. А можно я у тебя пока побуду? А то мальчишки… – Она кивнула головой в сторону соседей слева. – … заняты. Тётя Майя с ними по утрам занимается, к школе готовит. А мне скучно.

– А ты что, не занимаешься?

– У мамы сегодня выходной, – обстоятельно начала объяснять Марта. – Обычно она меня читать в такие дни учит, а потом мы гуляем, играем. Но сейчас она дочке помогает её свидетельство о рождении искать. Пропало у нас свидетельство куда-то. Было и нет. А доче надо паспорт получать. И она волнуется. Вот они с мамой и делают эту, как её… гереральную уборку, вот!

– Генеральную, – поправил Константин и сел на крыльцо, чтобы не смотреть на Марту сверху вниз.

– Да, точно, гереральную, – согласилась девочка, но снова не смогла произнести слово правильно и сама засмеялась над своей неудачей.

Болтать с ней Константину было неожиданно интересно и легко. Он осторожно протянул руку и поправил растрепавшиеся легкие и мягкие, как пух кипрея, который ещё называют иван-чаем, волосики. В них застряли ошмётки сухой зелёной краски со штакетника. Наверное, зацепились, когда девочка пробиралась к нему в гости. Константин аккуратно вынул их. «Надо будет договориться с её родителями и сделать калитку, чтобы Марте было удобно ходить в гости», – подумалось почему-то. Вслух он спросил:

– А доча – это кто?

– Доча – это моя старшая сестра Мира.

– А, понятно. То есть одну твою сестру зовут Мирой? – уточнил он. – А вторую как?

– А никак, – сморщила загорелый носик Марта, – у меня только одна сестра.

– Подожди, как одна? – удивился Константин. – Я же видел сегодня двух девушек у вас на участке. А со зрением у меня всё в порядке. Вроде бы, – тут же усомнился он, глядя на маленькую соседку, которая смотрела на него, как ему показалось, с усмешкой.

– Одна девушка с косой, а вторая с распущенными волосами, рыженькая? – деловито поинтересовалась Марта, всё так же, с затаённым смехом, глядя на него.

– Ну да.

– Рыжая и лохматая – это Мира. А с косой – это наша мама.

– Не может быть! – невежливо удивился Константин. – Она же совсем молодая.

– Очень даже может. Ты что, не веришь мне? – возмутилась Марта.

– Верю, верю, – поспешил успокоить девочку Константин. Но удивляться не перестал. Правда, теперь молча.

– Дядя Костя, а можно я пойду иргу у тебя поем? – Марта резко сменила тему и затараторила: – У нас куст ещё маленький. Ягод на нём было три с половиной штуки, и я их уже оборвала. А я так люблю иргу! У тебя она уже созрела, а у мальчишек ещё нет пока. Мама говорит, что это потому, что твоя на солнце целый день. Можно, а?

– Можно, – разрешил слегка обалдевший от потока информации Константин, а потом на всякий случай поинтересовался: – А что такое ирга? И где она у меня?

– Сейчас! – подскочила Марта и тут же унеслась куда-то за дом. Константин удивлённо проводил её взглядом, встал со ступеней крыльца и пошёл за девочкой.

У забора рос высокий куст, довольно тонкими длинными ветвями устремившийся ввысь. Малышка прыгала около него, пытаясь сорвать некрупные тёмно-фиолетовые ягодки. Константин подошёл к ней.

– Это и есть ирга?

– Ага, – пропыхтела Марта и очередной раз подпрыгнула. Не слишком результативно.

– И что, вкусная? Я такую не ел никогда.

– Ага, очень. – В этот момент девочка наконец сорвала первую ягодку, перестала прыгать и великодушно протянула с трудом добытый трофей Константину: – На. Попробуй.

Он сел на корточки и хотел было взять ягодку рукой. Но девочка ткнула ладошку ему в лицо, и Константину ничего не оставалось, как аккуратно подобрать угощение губами прямо с детской ладони. Ручка была тёплая, сладко и нежно пахла, а непрезентабельная на вид ягодка на вкус оказалась вполне приятной.

– Спасибо, – поблагодарил Константин Марту, – ирга и правда очень вкусная.

– Пожалуйста, – расплылась в довольной улыбке малышка. – Я же говорила. Только я внизу уже всю оборвала. Ты прости, дядя Костя, но, когда тебя не было, я к тебе ходила иргу есть. Мама не разрешает, конечно. Но я иногда, когда она не видит, всё равно хожу. – Марта смущённо посмотрела на него снизу вверх. – Ты же не против, правда?

– Не против. – Константин покачал головой и огляделся. – Можешь маме так и сказать, а я подтвержу, если нужно будет… Сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем, чтобы ты могла повыше забираться и рвать ягоды.

Он сходил за дом, где прежние хозяева хранили разные разности, которые вроде бы и не нужны, но и выкинуть жалко. Там среди старых санок, пары корыт, нескольких штырей арматуры, обрезков каких-то труб, остатков сетки рабицы и прочего добра отыскалась металлическая конструкция, из которой вполне можно было сделать что-то вроде столика, и останки какого-то шкафа. Полка от него прекрасно подходила на роль столешницы.

Среди привезённого на новую дачу добра были дрель и отвёртки с саморезами, и Константин быстренько соорудил для Марты крепкий устойчивый помост. Девочка, которая неотступно следовала за ним и даже порывалась помогать, пришла в восторг и смотрела на него такими глазами, будто он был волшебником и сотворил сейчас для неё какое-то невообразимое чудо. Когда Константин водрузил конструкцию около куста, она с готовностью забралась на столик и, удовлетворённо вздохнув, принялась рвать ягоды.

Следующий час Константин занимался своими делами, изредка заглядывая за дом. Малышка, по мере необходимости самостоятельно передвигая помост, сосредоточенно и неторопливо объедала ягодки с недоступной до этого высоты и выглядела совершенно счастливой. Счастливым, непривычно счастливым чувствовал себя и Константин. Иногда среди дел он вспоминал мальчишку-риэлтора, который привёз его сюда, и испытывал к тому огромную благодарность. Ему не хотелось думать о том, что было бы, откажись он покупать эту дачу, которая теперь казалась ему самым лучшим местом на свете.

В первую свою дачную ночь Константин спал как младенец. Крепко и сладко. Без тяжёлых сновидений и мучительных терзаний. Широкая надувная кровать, которую он купил на первое время, за ночь чуть спустила воздух, и проснулся Константин в мягкой уютной ложбинке. За окном сияло едва ли не полуденное солнце, и громко и весело переговаривались соседи слева. Он потянулся и удивлённо посмотрел на старые часы, задорно тикающие на стене. Так поздно и таким отдохнувшим он не просыпался уже давно. Пожалуй, целых сто лет. С тех пор, как родился его сын.




Глава 5

Июль 2008 года

Арина


Ещё после первого визита на дачу их нового соседа Марта прожужжала Арине про него все уши. Арина слушала восторги дочери и удивлялась. Обычно Марта относилась к чужим людям значительно сдержаннее. А тут вдруг такая буря эмоций.

Арине даже стало интересно, чем же так хорош их новый сосед. Но сейчас, когда он, наконец, появился на своём участке, ей было не до него. Они с Мирой с утра искали свидетельство о рождении, ну и расчёску, конечно.

Марта, позавтракав, унеслась, сказав, что отправляется к сыновьям их соседей. Арина не возражала. С соседями они подружились сразу, как только начали жить на даче. И дети, семь штук на две семьи, свободно кочевали с участка на участок, зная, что им везде рады. Так что возражать против очередного визита младшей дочери к друзьям причин не было.

Арина с Мирой как раз передвигали старый неподъёмный деревянный комод, за который, по предположению девочки, могло завалиться злополучное свидетельство о рождении, когда после долгого отсутствия в дом с топотом влетела довольная Марта.

– Ну что, поиграли? – поинтересовалась Арина, не глядя на младшую дочь и расстроенно вздыхая: за отодвинутым наконец комодом нашёлся только пыльный рецепт какого-то салата, написанный незнакомой рукой.

– Нет! Мальчишки заняты. Я к дяде Косте ходила! – радостно сообщила Марта.

– К какому это дяде Косте? – тут же напряглась Арина. И обернулась. Марта была вся перемазана соком обожаемой ей ирги и сияла.

– К нашему соседу!

– Марта, это неприлично, – постаралась как можно спокойнее пожурить дочь Арина, заглядывая за диван. – Ходить без приглашения в гости, тем более к малознакомым людям, нельзя.

– Ага, тем более к дядькам, – поддержала её пребывающая в мрачном расположении духа Мира.

– Он не дядька! То есть, дядька, конечно, но не просто дядька! – не согласилась Марта. – Он наш сосед. И он очень хороший. Я у него иргу ела, а он мне подставку сделал. Вот!

– Какую подставку? – не поняла Арина и даже отвлеклась от дивана, за которым совершенно точно что-то виднелось, но вот что, искомое свидетельство или снова какая-нибудь ненужная бумаженция, она пока ещё не разобралась.

– Подставку под меня, – не без гордости сообщила Марта и приосанилась.

– Час от часу не легче. – Арина подошла к младшей дочери и села на корточки, с тревогой глядя в ясные серые глаза.

– А зачем под тебя подставка, доченька?

– Чтобы я иргу могла есть.

– А без подставки ты её есть не можешь? – окончательно оторопела Арина. А Мира неодобрительно и насмешливо фыркнула, демонстрируя своё отношение к странному рассказу сестры.

– А без подставки я её не достану. – Марта с сожалением посмотрела на несообразительную мать, осуждающе – на скептически настроенную сестру и покачала головой.

– То есть, подставка под тебя – это что-то вроде лестницы? – осторожно попыталась-таки разобраться в ситуации Арина.

– Подставка – это подставка! – отказалась принять компромиссный вариант Марта.

– А-а-а, – малодушно сдалась Арина, – ну, тогда всё ясно.

– Мам, помоги мне, пожалуйста, – пропыхтела из другого угла комнаты снова вернувшаяся к поискам Мира. – Тут, кажется, что-то за шкафом застряло.

– А я что-то за диваном разглядела, но пока отодвинуть этот гроб не смогла. Он деревянный и страшно тяжёлый. Так что давай всё же сначала за диваном посмотрим, а потом за шкафом. Вот увидишь, мы обязательно найдём это свидетельство. «Кто ищет, тот всегда найдёт», – пропела Арина несколько мимо нот, но зато с воодушевлением. Которое, впрочем, найти пропажу им не помогло.




Глава 6

1998–2006 годы

Константин


Костя со Светой не сразу поняли, что сыну, их крохотному мальчику, нельзя помочь. И вылечить тоже нельзя. А можно только поддерживать в нём то, что и жизнью-то назвать язык не поворачивался.

После злополучного падения он стал инвалидом. В первые месяцы им, неопытным родителям, да и окружающим тоже, отличие мальчика от других, здоровых, детей не было видно. И лишь педиатр в поликлинике, пряча глаза, заметно грустнела, когда Света клала мальчика на пеленальный стол.

Но шли недели и месяцы. Другие дети уже поднимали головки, улыбались родителям, переворачивались на животик и обратно. И радость от этих маленьких побед перекрывала все трудности первых месяцев. А их сын ничего этого делать не мог. И ничто не поддерживало Константина и Светлану.

Но молодые родители сдаваться не собирались и продолжали бороться. Маленькому Косте требовались дорогие лекарства, массаж, лечебная гимнастика и многое другое. Что-то, конечно, делали в районной поликлинике, но этого было мало, очень мало. И они со Светой крутились, как могли. Константин тайком от начальников и сослуживцев – в их системе подработки были категорически запрещены – «бомбил» на своей «шестёрке» и хватался за любой другой приработок. Светлана научилась сама делать массаж и ставить уколы.

Сын был беспокойным, ночами плохо спал. И Света, жалея мужа, который поднимался чуть свет, а ложился за полночь, ставила ему на кухне раскладушку, а сама в комнате, закрыв поплотнее двери, ночь напролёт носила маленького Костю на руках, чтобы он поменьше кричал и давал отцу хоть немного поспать.

Константин порывался помогать Свете, но та эти попытки решительно пресекала, отправляя его на кухню. Он стыдился своей слабости, однако сил у него после работы и долгих часов подработки больше ни на что не оставалось. Константину почти постоянно ужасно хотелось спать, и он после всех необходимых маленькому Косте ежевечерних процедур уходил на свою раскладушку и проваливался в тяжёлый сон. Жене за эту возможность хоть немного отдохнуть и забыться он был благодарен. А Светлана – он видел – была благодарна ему. Сначала Константин не понимал за что. Но потом случайно услышал один разговор.

В тот вечер он пришёл домой чуть раньше, чем обычно. На кухне довольно громко беседовали Света и её школьная подруга Соня. Та с состраданием в голосе, приторным и неискренним, как показалось Константину, убеждала:

– Свет, мне больно тебе говорить это, но я бы на твоём месте потихоньку копила деньги.

– Зачем? – удивилась Светлана.

– На чёрный день.

– Куда уж чернее… – Безнадёжность в голосе жены заставила Костю, который уже разделся и хотел пройти к подругам, замереть.

– Ох, Светка, – вздохнула Соня, – говорила я тебе, что надо было вам отказаться от ребёнка. Но ты ведь у нас не от мира сего. Всё твердила, что вы его на ноги поставите, что это ваш сын и вы будете его любить даже таким…

– Мы не сдаёмся, – еле слышно произнесла Света. – Костя узнал, что есть специалисты…

– Вот про твоего Костю я и веду речь. Он ведь мужчина, а мужчины часто бросают жён с больными детьми. Да и без больных тоже, – вздохнула Соня, которую недавно покинул очередной кавалер. – Вот и копи деньги, чтобы потом не совсем уж на хлебе и воде сидеть.

– Костя не такой, он нас не бросит, – попыталась заступиться за Соколана жена.

– Поживём – увидим. – Интонации Сони были безжалостны.

Константину показалось, что, вздумай он и на самом деле уйти от жены и сына, Соня бы обрадовалась. Нет, не зря он никогда не любил её. Не желая больше слушать притворные сочувствия подруги жены, он накинул куртку, хлопнул входной дверью и громко объявил:

– Светик, я пришёл!

Жена обрадовалась, выскочила навстречу и не заметила, что муж стоит уже без ботинок. Зато её глазастая подруга всё увидела и покраснела, глядя на Константина. Он ответил ей твёрдым холодным взглядом и сам себе поклялся, что не станет тем, кто бросает жену с больным ребёнком. Чтобы не было у Сони повода позлорадствовать, а Света, которая так ему верит, не разочаровалась.

Обещание он выполнил. Врачи давали Костику два-три года жизни. Старания и любовь родителей подарили мальчику восемь лет. И все эти долгие и очень трудные восемь лет сына Константин был рядом с ним и женой. И вместе со Светой боролся за ребёнка. Но в этой неравной борьбе они потеряли самое главное – любовь. А может, и не было её у них никогда. Только привязанность и желание избавиться от горького, изнуряющего чувства одиночества.

Когда Костик тихо угас, они не менее тихо развелись, испытывая друг к другу безмерное уважение и благодарность. Но и только.




Глава 7

Июль 2008 года

Из газет




Чуть больше двух недель назад мы сообщали о смерти основателя Братства Чистых Душ Даниила Сытикова, или, как его называли последователи, – Венцеслава. Тогда было ещё неясно, что произойдёт с его детищем, распадётся ли оно или нет. Но сегодня мы можем с уверенностью сказать, что одиозное создание Венцеслава не канет в Лету.

Наш корреспондент Стас Кургузов встретился с правой рукой скончавшегося, а теперь руководителем Братства – Светломиром. И тот рассказал, что никаких изменений в деятельности их общества после смерти отца-основателя не происходило и не произойдёт.

Вот что рассказывает сам Стас Кургузов:

– Светломир выглядел воодушевлённым, во время разговора многозначительно и загадочно улыбался и сообщил: «Венцеслав умер, но дело его продолжает жить. Плоть и кровь его остались в этом мире. Братство будет расти и крепнуть, предоставляя всем желающим возможность уйти из корыстного и суетного мира в наше поселение и присоединиться к Чистым Душам.

Но подробнее пояснить мне, что он имел в виду, Светломир отказался. Пообещав, впрочем, рассказать об этом позже».

Итак, Братство живёт, более того – обещает интригу. А нам остаётся только ждать новостей, о которых мы непременно расскажем нашим читателям, как только узнаем.

    Газета «Наша Московия», 1 июля 2008 года

Июль 2008 года

Константин

К вечеру Константин наконец вычистил и вымыл дом, протопил баньку и долго нежился в ней, чувствуя себя счастливейшим из смертных. Улёгшись на своё надувное ложе, он с тихим удовольствием подумал, что и эту ночь будет спать так же безмятежно, как предыдущую.

Сначала так и было. Но под утро ему стали мерещиться какие-то тревожащие звуки, шаги, приглушённые голоса, хлопанье дверей и звук мотора. Он даже встал, посмотрел по очереди во все окна, но ничего в кромешной предрассветной темноте не увидел. Вздохнув, Константин лёг, думая, что теперь до утра не заснёт. Однако в следующий раз проснулся, когда уже было светло, вполне отдохнувшим.

На соседних участках было тихо. Пребывая в очень благодушном настроении, Константин немного повалялся на своей снова слегка сдувшейся кровати и встал. Едва он натянул джинсы, в колокольчик несколько раз требовательно позвонили. Удивившись, он поспешил на улицу, распахнул калитку и обнаружил за ней свою маленькую соседку Марту и незнакомого молодого парня.

– Дядя Костя, а я теперь у тебя буду жить! – вместо приветствия весело сообщила девочка и, игнорируя его вытянувшееся лицо, ловко внедрилась в неширокую щель между ним и забором и побежала в глубь участка. Константин впервые в жизни понял, почему говорят, что от удивления у кого-то «отпала челюсть». Потому что его нижняя челюсть после такого заявления натурально коснулась земли да так и осталась там лежать. Усилием воли он взял себя в руки, вернул челюсть на традиционное место и сказал Марте в быстро удаляющуюся спинку:

– Я, конечно, польщён оказанным доверием. Но хотелось бы узнать, где твои мама и сестра.

– Позвольте, я объясню, – выступил вперёд незнакомый парень. – Мы можем где-то поговорить?

– Прошу, – Константин показал рукой в сторону беседки, увитой девичьим виноградом. Парень кивнул, благодаря, и направился туда. Марта, не обращая на них внимания, радостно скакала по участку, а потом убежала за дом, туда, где росла её обожаемая ирга. Хозяин недоуменно пожал плечами и закрыл калитку.

Предложив гостю чаю, Константин уселся напротив него и вопросительно повёл бровью. Парень помялся немного, явно подыскивая слова, и негромко, постоянно оглядываясь на то и дело отвлекавшуюся от ирги и слоняющуюся поблизости от них Марту, начал:

– Я работаю медбратом в местной больнице. Сегодня на рассвете к нам поступила женщина после автомобильной аварии. Ничего страшного: сотрясение мозга, ссадины и синяки, но пару дней ей рекомендовали побыть под наблюдением специалистов. Однако женщина не желала никого слушать и рвалась домой. У нас дежурил очень хороший доктор, который категорически отказывался её отпускать. Тогда женщина сказала, что у неё на даче осталась одна пятилетняя дочь, и попросила меня съездить к ней домой и объяснить всё соседям, чтобы те пока взяли девочку к себе…

– А дядя Илья с тётей Майей, мальчиками и малышками отправились на море! Они давно собирались! Мальчишки мне все уши прожужжали! Всё рассказывали о том, как там хорошо! – влетела в беседку перемазанная соком ирги Марта, которой надоело одной бродить по участку. – А мама про это забыла! И уехала по делам! Вместе с Мирой!

Услышав последнее заявление девочки, Константин вопросительно посмотрел на парня. Тот кивнул и преувеличенно бодро сказал:

– Да, Марта, маме и твоей сестре пришлось срочно уехать по делам, но она скоро вернётся. А ты пока поживёшь у дяди…

– Кости! Я поживу у дяди Кости! – захлопала в ладони малышка, шумно отхлебнула вчерашнего чаю из чашки Константина, которую он накануне забыл в беседке, и снова унеслась, оставив хозяина в состоянии оторопи.

Второй раз за утро подобрав челюсть с земли, Константин, не узнавая себя, пробормотал:

– Но это совершенно невозможно… Мы едва знакомы… Я только купил этот дом и…

Парень, который до этого смотрел на него с симпатией, нахмурился и строго сказал:

– Мама Марты очень переживала, плакала. А ей нервничать нельзя. Я пообещал, что договорюсь с соседями…

– Она имела в виду других соседей, а никак не меня! – начал закипать Константин.

– Но те, кого она имела в виду, уехали! – не остался в долгу и тоже повысил голос парень. – А вы на месте. И Марта сказала, что у вас ещё неделя отпуска…

– Ага! Неделя! – встряла девочка, вновь вернувшаяся в беседку, и ловко влезла к Соколану на колени. – Да мы поладим, дядя Костя! Не волнуйся! – утешила она его, погладив по щеке фиолетовой ладошкой.

– Не неделя, а пять дней, – процедил сквозь зубы Константин, с неприязнью глядя на сердобольного медбрата. – Если вы такой человеколюбивый, сами бы и взяли Марту себе. Тем более что её мама наверняка готова вам приплатить…

– Во-первых, ничего подобного. Да и не взял бы я. Денег, в смысле. А во-вторых, мне вечером снова на дежурство. На сутки. У нас не хватает персонала. Сегодня я был в ночь. Теперь день отсыпной и потом снова заступаю. Все в отпусках, работать некому. – Всё это он сказал совершенно спокойно, не рисуясь и не драматизируя. И тут Константину стало стыдно. Когда-то и он работал так же, совершенно не щадя себя и считая это своим долгом. Работал бы и по сей день. Но умер его сын. И всё, что было так или иначе связано с ним, стало немилым.

– Ладно. Я возьму Марту к себе, – согласился он. И медбрат, уже раскрывший было рот для дальнейших уговоров, со стуком закрыл его и просто, хорошо улыбнулся:

– Спасибо вам, Константин. Тогда я в больницу позвоню и Арину успокою. А то она просто места себе не находила, пока я не пообещал помочь. Всё порывалась сбежать. – Он встал, протянул руку, и Константин крепко пожал её.

– Вы не волнуйтесь, через пять дней Арина совершенно точно будет дома, – подбодрил его неравнодушный медбрат. – А может, и раньше. Я оставлю вам свой телефон, и вы мне звоните, если будут вопросы. И давайте я ваш номер тоже запишу, мало ли что.

– Действительно, мало ли… – вздохнув, пробормотал Константин. Жизнь сделала очередной неожиданный поворот. Но он, в очередной раз удивившись, обнаружил, что почему-то уже ничему не удивляется и даже ожидает очередных её выкрутасов.




Глава 8

Январь 2006 года, июль 2008 года

Арина


В больнице было тихо. Соседки по палате уже уснули, и теперь Арина могла, наконец, спокойно подумать о том, что произошло прошлой ночью, и понять, как теперь быть. Если бы вчера утром, когда старшая дочь искала свидетельство о рождении и расчёску, она, её мать, могла бы только предположить, кому и зачем они понадобились, если бы только могла…

Арина застонала глухо и безнадёжно и отвернулась к стене: яркий свет луны, льющийся в не слишком чистое больничное окно, мешал сосредоточиться. А ей непременно нужно было придумать, что теперь делать.

О Марте можно было пока не беспокоиться. Они с Мирой совсем разные внешне. Старшая – вся в отца: рыжеволосая, тонкокостная, высокая. Про таких говорят – породистая. А Марта – её, Аринина, копия: простая, хотя и симпатичная, круглолицая, с веснушчатой мордашкой, на которой буквально написано далёкое от благородного происхождение. Да ещё и совсем маленькая. Поэтому им и нужна Мира: она уже почти взрослая, и, к несчастью, по ней сразу видно, чья она дочь. Вдобавок те перестраховались, сначала выкрали, когда никого дома не было, свидетельство о рождении и расчёску. Так что теперь они и сами точно знают и смогут доказать другим, ради которых, собственно, и затеяли всё это, что Мира не случайный человек.

Арина горько усмехнулась и плотно уткнулась в подушку лицом, чтобы не заплакать в голос. Как?! Ну, как она не догадалась?! Почему не поняла, что только этим людям могли понадобиться свидетельство и расчёска? Ведь тогда бы она успела увезти девочек, спрятать… Хотя… Где бы она их спрятала? Денег немного, а больше у них никого нет. Родители умерли, родственники и прежние друзья отвернулись.

Но Арина всё равно что-нибудь придумала бы, обязательно. Если бы только догадалась. Но она за два последних года привыкла жить в безопасности и расслабилась, перестала быть настороже. За что и поплатилась.

А ведь поначалу чувствовала себя зайцем, чудом сбежавшим от целой стаи лис и постоянно прислушивающимся: нет ли погони. Даже не спала почти. Но всё было тихо. Никто их не искал. Никому они не были нужны. Только однажды, уже больше года назад, появился отец её дочерей, возник ниоткуда и в никуда же ушёл. При этом вёл себя так, что Арина до сих пор не поняла, а зачем, собственно, он вообще приходил.

После той их встречи всё снова было спокойно. И она поверила, что теперь всегда будет жить, как хочет она и мечтают её дочери, а не так, как требует этот странный и страшный человек. Тем более что теперь его и вовсе нет на свете.

Когда она увидела заметку в газете, то поначалу даже не поверила тому, что там написано, и позвонила в редакцию, чтобы уточнить. Там ей ответили, что да, он умер. Совершенно точно умер. Она положила трубку и заплакала. От счастья. Теперь они были свободны… И от горя. Ей было всё равно жаль его. И себя, ту, молоденькую, которая любила его… Но потом она вспомнила долгие и беспросветные годы жизни с ним и тот счастливый день, когда они с дочерями наконец-то выбрались, убежали, спаслись, и успокоилась. Держа в руках газету с заметкой о его смерти, она думала, что теперь им и вовсе нечего опасаться. Оказалось – зря она в этом была так уверена.

Два года назад они с девочками приехали к дому, где когда-то Арина жила вместе с родителями. Ключей от замков у Арины не было. За одиннадцать лет до этого дня она, думая, что уезжает навсегда, заперла дверь и опустила свою связку в почтовый ящик вместе с прощальным письмом родителям. А теперь вот вернулась. Да не одна.

Нажав на кнопку звонка, она с замиранием сердца услышала знакомый перелив, всё тот же, что помнила с детства. Щёлкнул замок, и, не спрашивая, кто там, дверь открыла её троюродная сестра Инна. Открыла и едва в обморок не упала. Во всяком случае побледнела так, что Арина испугалась за неё. Пару секунд Инна смотрела на родственницу с ужасом в глазах, наконец, отмерла и, не вымолвив ни слова, захлопнула дверь.

Мира застонала от усталости, трёхлетняя Марта захныкала на руках у матери. И обычно спокойная, уравновешенная Арина озверела. Она застучала в надёжную и красивую дверь ногами и свободной рукой и закричала:

– Инна! Где мои родители?! Мамочка! Папа! Откройте! Откройте, пожалуйста! Это я, Арина! Я ваших внучек привезла!

Инна из-за двери безжалостно и зло ответила:

– В могиле уж давно твои родители! Опомнилась, дура! Ты бы ещё лет двадцать ошивалась, где ни попадя, а потом про них вспомнила!

– Как в могиле?! – похолодела Арина. – Как в могиле? Открой, Инна!

– Не открою! Это теперь мой дом! И тебе с твоими детьми здесь места нет, полоумная! Вогнала родителей в гроб, а теперь опомнилась! Ты здесь никто и звать тебя никак! Из квартиры тебя уже выписали! Катись отсюда! А то я милицию вызову!

Не веря собственным ушам и не зная, что ей теперь делать, Арина поднялась на пол-этажа и села на широкий подоконник. Одиннадцатилетняя Мира приткнулась рядом и хлюпнула носом. Она смертельно устала. Все они устали. Стараясь сбить с толку возможную погоню, они ехали на перекладных, дали огромный крюк и несколько недель скитались по крохотным городкам. И вот, наконец, добрались до дома. Которого, как оказалось, у них теперь нет.

Все эти долгие недели, с того самого момента, как они решились бежать, Арина поддерживала своих девочек рассказами об их бабушке и дедушке и о маленькой квартире в старом зелёном районе Москвы. Дочки всё вытерпели.

И вот они добрались, наконец, до дома. Но бабушка с дедушкой оказались далеко. Слишком далеко. Недосягаемо далеко. Думая об этом, Арина почувствовала, что погружается в беспросветное – чернее чёрного – отчаянье.

В этот момент на последнем, верхнем, этаже щёлкнул замок, и приоткрылась одна из дверей. Арина посмотрела туда и вдруг выпрямилась и, не веря своим глазам, прошептала:

– Надежда Фёдоровна, вы?! Вы живы?



Старушка, которая вышла на площадку с мусорным ведром в руках, встрепенулась и посмотрела в их сторону. Лиц она, конечно, не увидела – робкое зимнее солнце светило им в спины. Но как-то узнала и тоже ахнула:

– Арина?! Аришенька?!

– Я! – Вернувшаяся беглянка спрыгнула с подоконника, аккуратно передала клюющую носиком младшую дочку старшей и быстро взлетела по лестнице. Они с соседкой обнялись, и старушка заплакала тихо, без надрыва:

– Приехала! Вернулась… А как отец с матерью ждали. И вот, не дождались.

Арина тоже заплакала и спросила:

– Как? Как это случилось?

– Ну… Как… – Соседка горестно вздохнула. – Сначала Маша от рака умерла. А потом и Стас за ней… Плохо ему одному было. Не хотел он жить. Вот и ушёл следом. Ты же знаешь, они ж неразлучники были…

– Да, – кивнула, глотая слёзы Арина, и произнесла то, о чём думала последний год и что привело её домой: – Я перед ними очень виновата.

– И-и-и, детка, – покачала головой Надежда Фёдоровна, – ты ни в чём не виновата. Это он, всё он, ирод. Я ведь читала про него. Бесовщина всё это. Мы с Машей так за тебя молились, так молились. И вот услышал Господь. Помог.

– Помог, – сквозь слёзы кивнула Арина и перекрестилась. Надежда Фёдоровна смотрела на неё во все глаза:

– По-нашему крестишься, по-православному. Одумалась, значит?

– По-нашему. Одумалась. Потому и вернулась.

– Вот и славно, вот и хорошо. Вернулась – и молодец. А за смерть родителей себя не вини. Они тебя ни в чём не винили, и ты не живи с таким камнем на душе… Тебе бы исповедоваться, Аришенька.

– Я уже, Надежда Фёдоровна.

– Правда?! – совсем обрадовалась старушка. – Ну, тогда и вовсе дела на лад пойдут. – Тут она вдруг погрустнела и спросила: – Не пустила тебя Инна-то?

– Нет, – покачала головой Арина.

– И не пустит. Обманула она твоего отца, уговорила всё себе отписать. Обещала, что, если ты объявишься, всё до последней копейки тебе отдаст. Он и поверил. Все в подъезде понимали, чем дело кончится. Один Стас не видел, какая она. Всё твердил, что Инна родная кровь и что она тебе обязательно поможет. Вот и помогла.

– Да и ладно, – вдруг легко махнула рукой Арина, – да и пусть живёт. Ведь и вправду родная кровь. А я что-нибудь придумаю.

– Придумает она, – покачала головой старушка, потом улыбнулась и посмотрела вниз, на притихших девочек. – Дочки твои?

– Да.

– А зовут как?

– Мирой и Мартой.

– Мудрёно.

– Я потом расскажу, почему так.

– Как зовут, так зовут. Тебе нравится, да и ладно. Ты мне не обязана докладывать. Прости, что я так, неласково. – Надежда Фёдоровна виновато вздохнула и негромко позвала:

– Мирочка, Марточка, внученьки, пойдёмте в дом.

Мира с надеждой приподнялась и вопросительно посмотрела на мать. Та улыбнулась подбадривающе и кивнула: пойдём.

– Спасибо, Надежда Фёдоровна, – поблагодарила Арина, не ожидавшая помощи от старой соседки и теперь очень растроганная. – Мы отдохнём немного и уедем, не будем вам мешать.

– Уедут они, – притворно сердито проворчала старушка. – Никуда вы не поедете. Со мной станете жить.

И они зажили все вместе. Несколько раз Арина сталкивалась в подъезде с Инной. Та отводила глаза и, презрительно фыркая, старалась поскорее разминуться. Вскоре она продала квартиру родителей Арины и уехала куда-то. Куда именно, Арина не знала. Да и не хотела знать. У неё началась новая жизнь, в которой было столько дел, что времени на обиду и пустые размышления не оставалось.




Глава 9

2006 год

Константин


Квартиру он, разумеется, оставил Светлане. Она поначалу предлагала разменять. Но это было смешно, потому что крохотную их однушку можно было разменять разве что на две основательно потрёпанные жизнью конуры в дальнем Подмосковье. Поэтому Константин нежно поцеловал бывшую жену в висок совершенно братским поцелуем и ушёл из дому.

Первое время жил по друзьям. Благо, те были настоящими и сами предлагали помощь. Он надеялся, что от работы дадут комнату в общежитии. Но вместо этого ему быстро дали понять, что, если бы был молоденьким, только что пришедшим на службу лейтенантом или вообще прапорщиком, которого во что бы то ни стало следовало удержать, не дать уволиться, тогда да, помогли бы. А тридцатитрёхлетний майор и так никуда не денется. Куда уж ему увольняться? У него подполковничья должность и очередная звезда через четыре месяца. Так что помогать не нужно. Сам справится.

У них почему-то вообще так было принято. Путёвки в санатории и дома отдыха – новичкам. Квартиры – им же. А те, кто пришёл, как он, ещё в середине девяностых, ни тогда, ни сейчас никаких преимуществ не имели. Тогда время было непростое и денег у государства не было, а сейчас они уже дослужились до старших офицеров и – по мнению руководства – должны были быть довольны и этим.

Так, наверное, и было. Мало кто уволился бы на его месте. Пообижались бы, поругали высшее руководство и государство, но остались. Но у майора Соколана была совсем, совсем другая ситуация. И сил бороться у него уже не осталось. Надо было помочь Светлане, хоть немного поддержать её в такое непростое время. А ещё во всём случившемся в тот страшный день, когда у них со Светой родился красивый здоровый мальчик, который по недосмотру медицинского персонала и по страшной, трагической и нелепой случайности в один миг стал инвалидом, Константин винил только себя и свою работу. Потому что Светлана, будто предчувствуя беду, очень хотела, чтобы на родах он был рядом с ней. А он не смог. И всё из-за треклятой своей службы. Приехал слишком поздно. Не успел, недоглядел. И всё вышло так, как вышло…

И теперь оставаться на этой работе Константин больше не хотел и не мог.

Его непосредственный начальник, полковник Вадим Валдайцев, отличный человек, умный и порядочный мужик, с которым они несколько лет проработали бок о бок и почти дружили, уговаривал остаться. Но не убедил.

И тогда Константин вдруг вспомнил о своей давней мечте, вспомнил о том, что ему всего тридцать три, а жизнь, хоть, конечно, и дала крен, но всё-таки не закончилась. А потому ещё есть время всё изменить. И он уволился. О чём иногда жалел, конечно. Но не слишком. Потому что теперь у него была совсем другая жизнь. И он твёрдо и уверенно шёл к своей мечте.

Необычной своей мечтой Константин обзавёлся ещё лет в пятнадцать, когда в каком-то журнале увидел фотографию дома на дереве. Вокруг огромной секвойи на высоте десяти примерно метров от земли был сооружён симпатичный деревянный домишко с большими окнами и настоящей крошечной верандой. Под снимком шёл текст о том, что такие дома хоть и редки, но не уникальны и их даже можно купить.

Когда-то в детстве у Константина тоже был дом на дереве. Не такой, как в журнале, конечно, но, как тогда казалось, совершенно замечательный. И другие мальчишки – он знал – частенько устраивали себе «воздушные» дома. И уже почти взрослому Костику вдруг захотелось иметь такой дом, когда он совсем вырастет.

Постепенно мечта его трансформировалась. Сам став взрослым, он понял, что во многих мужчинах живут мальчишки, а в женщинах – девчонки, которые не отказались бы день или даже несколько пожить на деревьях. И он решил для себя когда-нибудь, лет через… через много-много лет… непременно открыть лесную гостиницу, в которой можно было бы выбрать понравившийся дом на дереве и пожить там, сбежав от цивилизации, повседневности, шума и суеты.

Вот к этой мечте он и решил идти теперь, а не когда-нибудь. В России, конечно, секвойи не растут и баобабы тоже. Но зато у нас есть корабельные сосны и чистые редкие сосновые леса, все пронизанные воздухом и солнечным светом, с мягким мхом и опавшей хвоей вместо ковра. Домики ведь можно строить и вокруг нескольких деревьев или даже просто на высоких сваях в особенно живописных и тихих уголках. И баобабы с секвойями для этого не нужны. Константин подумал, подумал и стал действовать.

Для начала он решил набраться опыта в гостиничном бизнесе. Вместо очевидной при его послужном списке работы в службе безопасности какого-нибудь крупного отеля он начал с другого и устроился в отдел приёма и размещения гостей. И так увлёкся, что с невероятной скоростью стал продвигаться по служебной лестнице.

А потом, вдоль и поперёк изучив работу гостиницы, Константин уволился, чем несказанно удивил новых коллег, наблюдающих за его головокружительным взлётом с изумлением и даже восторгом.

Весь последний год Константин зарабатывал на жизнь и исполнение мечты, инспектируя по заказу крупнейших отельеров гостиницы. Проверяя лучшие отели страны, он смотрел, учился, запоминал, желая, чтобы его будущий, пока существующий лишь в его голове и на бумаге необычный отель стал местом, где уставшие люди смогут по-настоящему отдохнуть в уединении и близости с природой.

Новая работа его была, чего уж греха таить, на любителя. Хорошо воспитанному Константину и вовсе в первое время было тяжело. Но постепенно он втянулся и стал даже получать удовольствие от того, что делал. Потому что видел: его оценка условий проживания гостей и работы персонала и вправду делает отдых людей ещё более комфортным, беспроблемным и незабываемым.

Его услуги стоили дорого. Годы государевой службы сделали Константина наблюдательным, проницательным, выдержанным и умеющим быстро реагировать на всё происходящее вокруг. Кроме того, он сам знал работу отелей изнутри, хорошо разбирался в гостиничном деле и мог заметить и верно оценить то, что простым постояльцам даже в голову не пришло бы. Поэтому его услугами пользовались крупнейшие монстры гостиничного бизнеса, планы были расписаны на несколько месяцев вперёд, а доходы неуклонно росли, приближая, как надеялся Константин, воплощение в жизнь мечты.

О том, что существует такая работа, какой он занимался, мало кто из обычных людей вообще слышал. А сам Константин был законспирирован подобно агенту внешней разведки. Большинство друзей, родственников и знакомых считали, что у него маленький, но успешный бизнес, по делам которого он и ездит по стране и миру. Но всё обстояло совсем не так.




Глава 10

1994–2006 годы

Арина


И Арина с дочками стали жить у Надежды Фёдоровны. Небольшая квартирка старушки была точно такой же планировки, как и та, в которой выросла Арина. И это обстоятельство ещё больше усугубляло её страдания. Она прекрасно понимала, что в смерти родителей виновата сама. И свою теперешнюю бездомность воспринимала как справедливое и даже слишком малое, несоизмеримое с виной наказание.

Надежда Фёдоровна, с которой они частенько проводили долгие вечера за стряпаньем пирогов и беседами, старалась, как могла, избавить свою гостью от чувства вины. Но Арина к себе была безжалостна. Она постоянно вспоминала, вспоминала, вспоминала и всё не могла понять, как, почему оказалась такой глупой и легковерной. И почему вдруг поступила так жестоко с теми, кого любила сама и кто безгранично любил её…

До двадцати лет жизнь Арины протекала ровно и вполне безоблачно. Единственная дочь любящих родителей-инженеров, она была окружена заботой и вниманием. Даже в тяжёлые годы начала девяностых папа с мамой умудрялись делать всё, чтобы подросшее чадо вкусно ело, хорошо одевалось и, по возможности, ни в чём не нуждалось. Правда, к чести Арины надо сказать, что при этом была она девушкой нетребовательной, скромной и, вполне в соответствии с известным изречением, лучшим подарком на любой праздник искренне считала книги.

У них в доме была большая библиотека, которую она прочла вдоль и поперёк. И потому её желанию поступить на филологический факультет родители не удивились. Немного обеспокоились, правда, когда дочь сообщила, что будет сдавать экзамены в МГУ, но спорить не стали и рассудили, что, в конце концов, девочке в армию не идти. А потому, даже если она и завалит экзамены и не поступит, никакой катастрофы не случится.

Но семнадцатилетняя Арина неожиданно легко даже для самой себя в университет поступила и первые три года училась очень неплохо. А потом в её жизни появился он.

Даниил был на шесть лет старше и в студенческой компании считался непререкаемым авторитетом. Как и сама Арина, единственный сын интеллигентных родителей, выпускник психологического факультета главного вуза страны, он умел вести себя так, что его слушали с открытыми ртами, с восторгом внимали каждому его слову и верили безоговорочно.

Не стала исключением и Арина. Она безоглядно влилась в толпу обожателей Даниила, состоявшую, как ни удивительно, не только из тонко чувствующих романтичных девиц, но и из большого числа представителей мужского пола.

Собирались они на квартире старенькой бабушки одного из данииловцев, как иногда себя называли. Хозяйка частенько хворала и подолгу лежала в больницах, что и позволяло большим компаниям проводить вечера в её доме.

Даниил в свои двадцать шесть лет нигде постоянно не работал, зато целыми днями занимался тем, что собирал вокруг себя людей. О том, зачем ему это было нужно, двадцатилетняя Арина даже не задумывалась. Ей было не до этого. Попав под абсолютное влияние своего кумира, она безоглядно влюбилась.

Почему именно её Даниил выделил из многочисленных обожательниц, Арина поняла много позже. А тогда, в девяносто четвёртом, она об этом не думала и была безоговорочно счастлива уже тем, что он обратил на неё своё внимание. Вскоре они стали называть себя мужем и женой, хотя официально свои отношения так никогда и не оформили. Что потом, спустя двенадцать лет, очень помогло Арине.

Когда Даниил, вдруг ставший называть себя Венцеславом и требующий того же от своего окружения, решил, что они должны уехать в Сибирь и основать там поселение, Арина с готовностью последовала за ним. Там и прожила следующие одиннадцать лет, родив Венцеславу двух дочек, которых он назвал странными именами. Но она и тогда не спорила с мужем, абсолютно во всём подчиняясь ему. Только с каждым днём почему-то чувствовала себя всё более и более несчастной.

Венцеслава Арина уже давно, с тех пор, как всё про него поняла, не любила и про себя называла Василиском, чувствуя, как он сосёт и сосёт из неё силы и жизнь. Ей даже казалось, что уже высосал почти все и она скоро умрёт. И было невозможно жаль дочерей, особенно маленькую Марту, которая, кроме неё, никому была не нужна. Но сил бороться уже не было. И она просто безвольно ждала, когда придёт её черёд умирать.

А потом случилось то, что сама Арина про себя иначе как чудом и не называла.

Однажды, в самом начале осени, совсем уже сломленная и совершенно не понимающая, в чём черпать силы и как жить дальше, Арина пошла за грибами. Вернее, так она сказала в Братстве. А сама просто хотела побыть одна, без постоянных соглядатаев, наушников и фискалов, каких в вотчине Венцеслава было великое множество.

Она всё рассчитала совершенно верно. День был пасмурным, то и дело принимался моросить мелкий, но от этого не менее неприятный дождь, и желающих составить ей компанию не нашлось. На что, впрочем, она как раз очень надеялась. Ей очень хотелось побыть одной.

Никаких грибов Арина, разумеется, не искала. Собирала их, разве уж совсем под ноги лезли. И поэтому через пару часов на дне большого лёгкого лукошка сиротливо перекатывались несколько разномастных трофеев.

Почти налегке, погрузившись в какое-то забытье, Арина ушла далеко. Эти места ей, прожившей в тайге столько лет, были не знакомы. Она с интересом разглядывала еле видную тропку, убегавшую за начавшие уже желтеть лиственницы, большую поляну, высокие кедры… И вдруг услышала за деревьями близкий звон колокола.

Ни о какой православной церкви в окрестностях она не знала, поэтому очень удивилась и зачем-то пошла на звук.

Оказалось, она была уже почти на опушке леса. Чуть в отдалении Арина разглядела довольно большое, но – даже издалека видно – наполовину нежилое село. На его окраине, на невысоком холме стояла церковь.

Арина не понимала, для чего пошла на звук колокола. Очевидно, измученная душа её будто сама вела почти лишившееся сил тело туда, где надеялась найти исцеление. Ничем другим ни тогда, ни по прошествии времени Арина тот свой поступок объяснить не могла. Ведь она была не просто не верящим в христианского Бога человеком. В её голове царила полная каша, образовавшаяся в начале безумных девяностых в умах и душах многих людей.

Этим и воспользовался Даниил, основательно перемешав всё и заправив смесью невообразимых и часто несовместимых друг с другом обрывков знаний, слухов, домыслов и даже полных вымыслов. Члены Братства верили в дохристианских славянских богов и мифологических существ, носили странные имена, иногда не имеющие никакого отношения к славянским, поклонялись силам природы, самого Венцеслава называли Учителем и считали живым воплощением бога. Только вот какого из множества значительных и не очень, добрых и злых, известных и совсем не знакомых случайному человеку древних богов и божков – не смог объяснить бы никто из адептов. И Арина тоже не смогла бы. Хотя и прожила с Венцеславом столько лет.

Однако в тот день, когда сил для жизни уже не хватало и оставалось только медленно умирать, Арина инстинктивно потянулась к храму.

Двери церкви были не заперты, но внутри никого не оказалось. Арина села на скамеечку, стоявшую вдоль стены, вытянула ноги и… уснула. Проспала она, по-видимому, долго, потому что, очнувшись, обнаружила себя свернувшейся калачиком всё на той же лавке, а солнце, которое пробилось через тучи и выглянуло, когда она вышла к селу, лилось уже не в южные окна, а в распахнутые двери, выходившие на запад.

Смутившись, Арина резко села, спустив ноги на пол, и огляделась. В храме по-прежнему никого не было. Но рядом с ней на лавке стоял небольшой поднос с чашкой, в которой темнел, очевидно, квас, и куском хлеба. А на то место, где только что лежала её голова, был заботливо положен сложенный в несколько раз тулуп.

Чувствуя себя почему-то героиней сказки про аленький цветочек, о которой всемерно заботится невидимый хозяин, Арина встала, оправила волосы, длинное своё домотканое платье и косынку и негромко благодарно сказала, обращаясь к иконостасу:

– Спасибо.

Ей никто не ответил. Она села и аккуратно съела свежайший ароматный хлеб и выпила квас, который вообще-то не любила, но тут просто не могла оторваться – так вкусен тот был.

Едва она успела расправиться с немудрёным своим то ли обедом, то ли ужином, как раздались быстрые шаги и в храм вошёл священник. Тогда она ничего о нём не знала и так и подумала: священник. Испугавшись, она вскочила.

Невысокий пожилой батюшка ласково улыбнулся и констатировал:

– Проснулась, пташка.

– Здравствуйте, – еле слышно произнесла Арина и покраснела.

– Здравствуй, здравствуй, девочка. – Батюшка подошёл к ней, сел на скамейку и похлопал по дереву:

– Садись, деточка. Поговорим.

Она послушно села. И они поговорили.

С того дня жизнь Арины изменилась. Она теперь знала, для чего и как надо жить. И знала, что совсем рядом с ней служит Господу и людям иеромонах Серафим, человек, который спас её и который молится за неё.




Глава 11

Ноябрь 1987 года – июль 2008 года

Константин


Через пять дней Константин должен был лететь в рабочее турне по Сибири. Ещё полгода назад он ездил с инспекцией исключительно по дальним странам. Однако в последнее время и российские отельеры стали пользоваться его услугами. Поначалу Константин ожидал от родных просторов исключительно неприятных сюрпризов. Но был поражён сервисом высокого уровня и прекрасным, квалифицированным персоналом, которым могли похвастаться многие российские отели. И теперь он с удовольствием летал по работе на Урал, за него или на юг России.

Покормив Марту завтраком, которым послужили сырники, найденные им в холодильнике соседки и заботливо подогретые в её же микроволновке (своей он пока не обзавёлся), Константин сел за работу. Девочка смотрела мультфильм про непонятного сиреневого четырёхухого, но довольно симпатичного зверька, свалившегося с Луны, и ему не мешала.

Константин сверился с записями, позвонил в один из отелей Екатеринбурга и забронировал номер. Он всегда дублировал заказ, сделанный онлайн, ещё и таким образом, чтобы оценить, насколько быстро, аккуратно и вежливо примут заказ. Первое впечатление было неплохим. Сайт работал без нареканий, а милая девушка, с которой он общался по телефону, внимательно выслушала многочисленные пожелания, помогла определиться с выбором, подробно рассказав обо всех интересующих Константина услугах (а его, разумеется, интересовало всё, что мог предложить своим постояльцам отель). В конце довольно долгого разговора она пообещала, что, несмотря на позднее время (Константин собирался нагрянуть в отель ночью) его будет ждать подготовленный с учётом всех требований номер.

Профессионально придирчивый клиент удовлетворённо покивал и, довольный, заполнил первые пункты анкеты, которую он заводил на каждый отель. Он любил давать хорошие отзывы. И искренне переживал, если не мог этого сделать. С этим отелем всё пока складывалось неплохо, а потому Константин, предвкушая приятную поездку, убрал документы в портфель и вышел на улицу. К нему тут же присоединилась Марта.

– Ты же мультики смотрела, – удивился он.

– Это я, пока ты занят был. А теперь я лучше с тобой побуду. Можно? – Девочка просительно посмотрела на него. Круглая, уже почему-то чумазая её мордаха, окружённая лёгкими пшеничными волосами, выражала готовность принять любой ответ. И Константин вдруг понял, что Марте страшно хочется общения.

– Конечно можно, – улыбнулся он. – Давай-ка мы пока с тобой делами займёмся.

– А какими? – радостно отозвалась она, глядя на него почти с обожанием.

– Мужскими, – предложил Константин, уже успевший сообразить, что в доме его соседок мужчины не было если не всегда, то давно, и наверняка накопилась уйма мелочей, которые он мог исправить.

– Я же девочка, – сморщила носик Марта.

– Зато я мужчина. Поэтому я буду делать свои мужские дела, а ты мне помогать. Договорились?

– Договорились, – вновь кивнула она.

– Тогда я за инструментами. – И Константин быстро зашагал к машине, где в багажнике у него лежал большой специальный кофр со всем, что, по его мнению, могло пригодиться ему на даче для починки-постройки и что он предусмотрительно захватил с собой. Марта торопливо семенила рядом, на каждый его широкий шаг делая три-четыре своих и разве что не виляя изо всех сил хвостиком, как делал когда-то в его детстве щенок, которого маленький Константин нашёл на помойке и притащил домой. Тот тоже был готов на всё, лишь бы Костик не оставлял его дома и всегда и везде брал с собой. Вот и соседская девочка сейчас бежала рядом, благодарно заглядывая ему в лицо и ожидая распоряжений, которые она готова была с рвением броситься исполнять.

Глядя на неё, Константин вдруг почувствовал, как поперёк горла встал тяжёлый, не дающий дышать ком. Ему захотелось прижать Марту к себе и посидеть так, чувствуя, как быстро бьётся детское сердечко. У него восемь лет был ребёнок. Все эти восемь лет Константин в редкие свободные минуты только и делал, что читал журналы для родителей и медицинскую литературу, надеясь найти то, что поможет их со Светланой сыну. Не нашёл, конечно. Зато теперь точно знал, что детские сердца бьются быстрее, чем у взрослых. Может быть, именно поэтому дети часто живут так, будто каждый их день и даже миг – последние. Дышат полной грудью, любят всем своим существом и страдают тоже так, будто каждая их клеточка корчится и кричит от боли и обиды. Обнимать славную маленькую соседку Константин не стал, зато протянул ей ладонь и со странным тёплым чувством ощутил, как маленькая ручка ткнулась в неё и тоненькие пальчики неудобно, но цепко схватили его за большой палец и затихли.

До обеда они успели вернуть на место упавший карниз на веранде, починить ступени крыльца, смазать петли во всех дверях и прочистить забитые водопроводные трубы на кухне старого дома соседей. Марта каждый раз сосредоточенно замолкала рядом, когда Константин закручивал саморезы или стучал молотком, – боялась помешать. Его эта деликатность маленькой девочки страшно умиляла. Когда же она по его просьбе кидалась помогать, сопела от усердия и высовывала кончик языка, то снова в горле появлялся этот ком, который он уже и не пытался прогонять.

В итоге к трём часам дня все мелкие проблемы были устранены, и Константин с Мартой, довольные друг другом и результатами проделанной работы, уселись обедать у него в беседке. Проглотив последнюю ягоду клубники, которую она по собственному почину нарвала, помыла и выставила в красивой мисочке на стол, пока её временный опекун грел суп, Марта раззевалась так заразительно, что Константин тоже зевнул и скомандовал:

– После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать!

– А книжку почитать? – то ли попросила, то ли напомнила девочка.

– Обязательно, – кивнул он. И они вдвоём завалились в огромный гамак, который висел у соседей между соснами и в котором, как сообщила ему Марта, она всегда спит днём. Гамак был хоть и гигантский, но то ли одноместный, то ли просто Константин не умел в нём лежать, потому что маленькая его подопечная всё время заваливалась на него, и читать было не слишком удобно. Но он изо всех сил старался и книжку про Элли, Страшилу, Тотошку и остальных их друзей читал в лицах. Марта слушала, затаив дыхание и живо откликаясь на каждый поворот сюжета. В итоге они читали целый час, и заснула девочка уже после четырёх.



Константин, демонстрируя чудеса ловкости и чувствуя себя то воздушным гимнастом, то эквилибристом, то гигантским пауком, застрявшим в собственной паутине, выбрался из гамака, умудрившись не уронить и даже не разбудить малышку. Несколько мгновений умилённо постояв над ней, он пошёл к себе в дом, где в кухне-столовой-гостиной от старых хозяев остался большой шкаф с книгами.

Ещё накануне вечером, разбираясь в своём новом пристанище и слушая голоса соседских детей, он вдруг ощутил вместо ставшей за последние десять лет привычной боли, жгучее чувство счастья и любви к жизни. И неожиданно ему, человеку, хоть и любящему читать, но далёкому от литературы, вспомнился толстовский князь Андрей с его дубом. Вспомнился так остро, будто он недавно читал «Войну и мир» или смотрел потрясающий фильм Бондарчука.

И вот сегодня Константин нашёл среди других книг, оставшихся от прежнего хозяина, две толстенные серо-голубые, в каждой по два тома, и вытащил их в сад. В тридцать пять лет он, удивляясь сам себе, решил добровольно прочитать то, что когда-то, в девятом классе, поначалу читал из-под палки. Пока не пришла к ним однажды на замену Валерия Алексеевна.

Сидя на крыльце в тени куста орешника, Константин бережно, не спеша, одну за другой перелистывал страницы про салон Анны Павловны Шерер, про смерть старого графа Безухова, про именины Наташи. И узнавал. И радовался этому узнаванию. А когда дошёл до военных глав, вдруг вспомнил то, о чём, казалось, давно забыл.

… В их маленьком подмосковном городке все были на виду. А уж врачи и учителя – особенно. И поэтому, когда в их воинскую часть приехал капитан с молоденькой женой-учительницей, местные сплетницы тут же принялись судачить.

Капитан был высок и красив. А его молодая жена казалась всем совершеннейшей серой мышкой. И Косте Соколану и его приятелю Жорке Частичкину тоже. Светленькая, невысокая, в очках. На лице у неё было несколько родинок, которые могли показаться пикантными, если бы их не было так много. В общем, не уродина, конечно. Но если и запомнишь такую, то только из-за довольно крупных – с чечевицу – коричневых пятнышек у губы, над левой бровью и на щеке. Всё остальное в её внешности было совершенно заурядным.

Все откуда-то знали, что капитан в части ненадолго. Поэтому его жене вместо постоянной нагрузки в их школе отвели роль учителя на заменах, неблагодарную и непростую. Для многих учеников не было большего счастья, чем утром на стенде, специально повешенном внизу у раздевалок, обнаружить листок с фамилией своего учителя в графе «Замены». Больше везло тем, у кого заболевший учитель вёл первый или последний уроки. Тогда можно было надеяться на то, что занятия будут отменены. Остальным приходилось с тоской тащиться к заменяющему учителю.

Обычно такие уроки проходили однообразно. Педагог предлагал ученикам заниматься своими делами и требовал только одного – тишины. Но в тот раз к ним вместо их заболевшей учительницы литературы Зои Марковны пришла молоденькая жена капитана. Пришла с двумя книгами «Войны и мира» и какой-то тетрадью. Их класс недовольно загудел. Меньше всего они хотели слушать о Пьере Безухове и Наташе Ростовой, которые за десять дней или около того, что они уже изучали роман-эпопею, им порядком надоели. Но учительница сделала вид, что не замечает их недовольства, и весело, но решительно начала вести урок.

Когда прозвенел звонок на перемену, никто в классе не вскочил и даже не дёрнулся. А главный заводила Серёга Москвин недовольно протянул:

– Ка-а-ак? Уже всё?

В тот день они впервые поняли, что это такое – любить русскую литературу и гордиться ей.

Нет, Зоя Марковна была чудесная, невредная старая дева, они относились к ней с симпатией и несколько свысока. Но жена капитана вдруг задела в их подростковых душах, привыкших всё в жизни воспринимать сквозь призму скепсиса и иронии, какие-то неожиданные для них самих струны. Вернее, задел, конечно, роман Толстого. Но помогла ему в этом молодая учительница.

Константин навсегда запомнил, когда они обсуждали военные сцены, она, совершенно преобразившаяся и показавшаяся ему вдруг почти красавицей, спросила:

– А какая разница, на ваш взгляд, в том, быть ли артиллеристом или идти в рукопашную?

Они задумались ненадолго, а потом всё тот же Серёга Москвин ответил:

– Ну, в артиллерии, наверное, меньше шансов погибнуть. Ненамного, но всё же…

– И это тоже, – кивнула учительница, – но не главное. А что ещё?

И тогда Костик, который обычно на литературе предпочитал отмалчиваться, сказал:

– Убивать издалека проще. А когда видишь лицо врага и то, что это такой же человек, как и ты, гораздо сложнее. Для многих – почти невозможно.

В классе повисла тишина. Жена капитана внимательно посмотрела на него, и в глазах её засветились уважение и симпатия.

– Вам надо стать военным…

– Костя, – с готовностью подсказала ей староста Жанка Грядкина.

– Костя, – чуть улыбнулась учительница. – Вы будете настоящим русским офицером…



Тогда жена капитана заменяла Зою Марковну ещё две недели. И впервые Костик и его одноклассники не чувствовали себя так, будто уроки литературы – это повинность. И впервые не хотели поскорее уйти с них. Оказалось, что юношам вполне могут быть интересны сцены мира, а девушки готовы читать и про войну, а не, как в основном бывает, избирательно.

А в конце второй недели заменяющая учительница внешне спокойно сказала:

– Ну, вот и всё, ребята. В понедельник выходит на работу Зоя Марковна.

Класс замер, а неуёмный Серёга Москвин расстроенно выдохнул:

– Ка-а-ак? Уже?

– К счастью, она выздоровела, – улыбнулась учительница, – и готова снова работать с вами. Говорит, что очень соскучилась.

Костя видел, что Валерии Алексеевне грустно, как и им, и что она изо всех сил бодрится и старается не показать своего разочарования от того, что придётся расставаться с их классом. И его осенило:

– Валерия Алексеевна, а давайте создадим литературный кружок, а? Хотя бы один раз в неделю. Например, в четверг? У нас в этот день всего шесть уроков. Я думаю, многие бы с удовольствием оставались на седьмой, правда? – Он обернулся к одноклассникам, чувствуя, как замирает сердце: а вдруг не поддержат? Но те закивали:

– Я бы ходил.

– И я.

– И я тоже.

Жена капитана просияла и, благодарно и радостно улыбаясь, пообещала:

– Я поговорю с директором.

У них всё получилось. И до конца учебного года они по обязанности ходили на уроки Зои Марковны и ждали четверга, когда можно будет собраться в кабинете, который им выделили для занятий кружка. Никакого особенного плана у Валерии Александровны не было. Они просто обсуждали то, что читали по школьной программе и помимо неё, спорили, смеялись. Но каждый из тех, кто ходил туда, понял для себя, почему жена капитана часто повторяет:

– Русская классика всегда актуальна. Вы обязательно это поймёте. И обязательно ещё вернётесь к ней.

Потом они ушли на каникулы, а в августе, вернувшись из лагеря, Костя нашёл в почтовом ящике письмо. На нём стоял обратный адрес: Еврейская автономная область, город Биробиджан. И фамилия Валерии Алексеевны. Всё оборвалось у него внутри. Ставшими вдруг непослушными пальцами он неровно разорвал конверт и прочитал:








… С того дня прошло почти двадцать лет. И вот Константин взахлёб читал про Андрея Болконского и его дуб. Подростком он не понимал, просто не мог понять, почему молодой ещё князь ощущал себя опустошённым стариком, даже считал это аристократической блажью и очень радовался, когда тот, наконец, ожил. И даже Валерия Алексеевна не смогла помочь ему понять это. А два года назад, в тридцать три года оставшись без семьи, Константин и сам однажды почувствовал, что жизнь его заканчивается, почти закончилась. И впереди не будет уже ничего нового и светлого, а только доживание. Жизнелюбивая его натура изо всех сил боролась со страшным этим ощущением. Вот и в историю с отелями он ввязался. И даже увлёкся. Но людей сторонился. И детские крики его раздражали. Как больного старика… Раздражали до недавнего времени, – понял тут Константин и замер на секунду. А потом поискал глазами, нет ли поблизости какого-никакого дуба.

Дуб обнаружился за забором, как раз на границе его и соседского участков. Да не какой-никакой, а огромный, раскидистый и очень красивый. Чувствуя себя князем Андреем, Константин посмотрел на дерево, потом на сопящую в гамаке Марту и улыбнулся.




Глава 12

Январь 2006 года – июль 2008 года

Арина


Первый их год в Москве прошёл настолько мирно и спокойно, что Арине стало казаться, будто предыдущие двенадцать ей просто почудились. Приснились в кошмарном, невыносимо затянувшемся, но всего лишь сне. Никто ими с девочками не интересовался. Никто их не искал. И они могли жить обычной жизнью.

Марту Арина устроила в детский сад, а Миру получилось отдать в школу. Поначалу директор, услышав о том, что одиннадцатилетняя девочка ни дня не посещала детских учреждений, усомнилась в том, что та сможет учиться наравне со своими сверстниками. Но всё же пошла навстречу, составила график, по которому Мире предстояло пройти собеседования с учителями. И тут оказалось, что не зря втайне от Венцеслава Арина занималась с дочерью русским и английским языками, литературой (произведения приходилось пересказывать, а не читать, но, дорвавшись до книг, Мира навёрстывала упущенное с невероятной скоростью), географией, которую неплохо знала, историей и биологией. С этими предметами у девочки не было никаких проблем. Те незначительные пробелы, которые были в её знаниях, в глазах поражённых учителей с лихвой компенсировались живым умом, усидчивостью и огромной тягой к знаниям. Старенькая учительница биологии, беседуя с директором и Ариной о Мире, то и дело восторженно повторяла:

– Самородок! Просто Ломоносов с косичками!

Неплохо обстояли дела и с другими предметами. Подтянуть математику, в которой Арина была не слишком сильна, помогала бывший инженер Надежда Фёдоровна. Хуже всего было с физкультурой. Потому что заниматься с дочерью спортом втайне от Венцеслава и его шпионов было почти невозможно. И физически укреплять дочь Арина могла только при помощи долгих походов в лес по грибы и ягоды. Ни плавать, ни бегать, ни прыгать никому из девочек, живущих в Братстве, Венцеслав не позволял. Его родная дочь не была исключением. Но проблемы с физической подготовкой не стали препятствием, и Миру приняли в школу неподалёку от их нового дома.

Сама Арина поначалу просто не знала, как быть с работой. Одиннадцать лет она жила вдали от цивилизации, жизнь её была почти ничем не отличима от жизни какой-нибудь крестьянки шестнадцатого или любого другого, вплоть до двадцатого, века. И вот теперь она оказалась в веке аж двадцать первом. И ей было тяжело, очень тяжело. И ещё очень страшно. В отличие от дочерей она помнила жизнь в городе, но совершенно отвыкла от неё и, вернувшись, долго не могла освоиться. Москва с её забытым ритмом и при этом сильно изменившаяся за одиннадцать лет внушала Арине страх. Но постепенно и это удалось преодолеть, пересилить, перебороть.

Примерно через месяц после их «возвращения в жизнь», как сама называла свой поступок Арина, Надежда Фёдоровна, ходившая в гости к подруге, принесла стильно и лаконично оформленный рекламный буклет крупной сети гостиниц. Арина заинтересовалась и между делом решила полистать его. В буклете среди прочего подробно рассказывалось о вакансиях, предлагаемых отелями желающим работать в гостиничном бизнесе. И Арина вдруг решила рискнуть.

Так Арина попала на работу в пятизвёздочную гостиницу. Без протекции, без образования, без опыта работы и с далёким от совершенства знанием английского языка. Иначе как чудом сама она это никогда не называла.

Ночами она вспоминала старого иеромонаха Серафима и его обещание молиться о них и шептала:

– Спасибо, спасибо, батюшка. Я чувствую вашу помощь.

Решающую роль в решении иностранца-управляющего взять Арину на работу сыграла её внешность. Весёлый итальянец, едва увидев скуластое лицо со спокойными серыми глазами, косу почти до колен и нежную улыбку, пришёл в состояние, близкое к экстазу. Из его экспрессивной тирады, в равной мере состоявшей из итальянских и русских слов, Арина поняла, что он хотел видеть за стойкой в фойе девушку типично русской, в его представлении, конечно, внешности и нашёл её.

– Bella donna! Красавица! Bellissima! Belloccia! Душа!.. В её глазах – душа России! Радость! Любовь! Мудрость! Всепрощение! И затаённая боль! Вот она – настоящая русская женщина! – заламывал он руки, нарезая круги вокруг Арины. Та, поражённая обширным словарным запасом итальянца, изо всех сил старалась стоять спокойно и не таращиться на потенциального работодателя, чем и вовсе привела того в неуёмный восторг. Причин такой радости она не понимала, потому что красавицей себя не считала, да и – приходилось смотреть правде в глаза – никогда ею и не была. А за годы жизни в Братстве и вовсе почти позабыла, что она женщина. Но, очевидно, итальянец думал совершенно по-другому. Потому что, побегав в восторге вокруг Арины, категорично заявил, что она принята на работу и завтра же должна приступить к исполнению обязанностей. Когда она уже собралась уходить, управляющий с надеждой в голосе спросил:

– Арина, а у вас нет сестры-близнеца? Ну, или хотя бы просто сестры?

– Нет, – разочаровала его та.

– Какая жалость! – вскричал итальянец и, повернувшись к помощникам, потребовал:

– Теперь вы знаете, кто нам нужен! Найдите нам вторую такую же девушку, а лучше двух! Нет! Трёх! Как она! – ткнул он пальцем в дверь, закрывшуюся за Ариной.

Надо сказать, что эмоциональный управляющий был, вероятно, ещё весьма профессионален и прозорлив. Потому что буквально каждый иностранный гость, неважно, откуда он прибыл, из Японии или Соединённых Штатов, из Британии или одной из её бывших колоний, увидев за стойкой в фойе Арину, моментально попадал под её обаяние и находился в этом состоянии всё время пребывания в отеле. Арина могла решить почти любую проблему. Если нужно было успокоить капризную туристку, утешить усталого ребёнка, внушить доверие самому недоверчивому постояльцу, то звали её. Даже через переводчика она умудрялась найти общий язык с любым из гостей. А уж когда подучила английский язык, то и вовсе стала исполнять роль штатного психолога. Помогали характер, незаконченное образование и годы жизни с Даниилом, то есть, с Венцеславом, конечно.



Самой Арине её новая – и первая в жизни! – работа неожиданно понравилась. Она чувствовала себя нужной, с удовольствием учила языки (вслед за английским в ход пошёл и итальянский), повышала квалификацию и делала всё от неё зависящее, чтобы постояльцам в их отеле было комфортно и спокойно. Начальство отвечало ей уважением и симпатией, коллеги – искренней дружбой, а постояльцы – восторженными отзывами и рекомендациями друзьям и знакомым. И уже через год Арина с трудом могла поверить, что это она прожила в тайге почти двенадцать лет, родила там в едва ли не первобытных условиях двух дочерей и чуть не исчезла, не растворилась вовсе, как многие из тех, кто последовал за Венцеславом.




Глава 13

Июль 2008 года

Константин


Ближе к вечеру Марта загрустила. Константин сразу же заметил это, но ничего не спрашивал, лишь приглядывался к девочке, ожидая, что та сама захочет поделиться переживаниями. Так и вышло. С неизменным аппетитом съев омлет с колбасой, помидорами и луком, который на удивление успешно состряпал страшно довольный собой Константин, она вздохнула и сказал:

– А мама нам перед сном книги читает.

– Замечательная традиция, – одобрил Константин, – предлагаю не отступать от неё. Мы же с тобой днём тоже читали, давай продолжим. Где у нас «Волшебник Изумрудного города»?

– Она ложится ко мне в кроватку и читает, – ещё горше вздохнула девочка.

– А кто нам мешает тоже так сделать? – преувеличенно бодро спросил невольный нянька и всем видом выразил готовность читать где угодно. – Пойдём, выберешь у меня дома, в какой комнате хочешь спать, там и устроим тебя.

– Я люблю спать у себя в комнате, – твёрдо обозначила свою позицию Марта, а Константин растерялся. Спать в чужом доме ему совершенно не хотелось.

– Ты же мне рассказывала, что в садик ходишь. А ведь там дети днём спят, – предпринял попытку переубедить девочку Константин. – И сегодня ты в гамаке спала и не капризничала.

– Днём я могу спать где угодно, – не дрогнула Марта и явно приготовилась плакать, – а вот ночью – только дома.

– А я где буду спать? Я же не могу тебя одну оставить, – сдался Константин и от души пожелал скорейшего выздоровления маме Марты.

Малышка тут же ожила и радостно засуетилась, вцепившись в ладонь Константина и пытаясь тут же потащить его в сторону их дома:

– А в маминой комнате! Она очень хорошая, и тебе непременно понравится. Вот увидишь.

«Мама или комната?» – хотел пошутить Константин. Но тут же прикусил язык. Подобные двусмысленные шутки, разумеется, не для детских ушей. Поэтому он просто придержал торопящуюся малышку и сказал:

– Подожди, Марта, мне нужно постельное бельё взять. И зубную щётку.

– Да я тебе дам! Я знаю, где у мамы бельё! – Марта была непреклонна.

– Нет уж, – пробурчал Константин и пошёл в сторону своего дома, – без ссоры делаем так: идём ко мне за моими вещами, а потом к вам – спать. Договорились?

– Ну ладно, – согласилась девочка, припустив за ним.

Устроив Константина на новом месте, они снова долго читали. Потом Марта сладко зевнула, чмокнула Константина в щёку – он тут же испытал приступ острого счастья – и, отвернувшись к стене, засопела. А вот у него заснуть на чужой, непривычной постели получилось не сразу. Но всё же получилось. И уснул он в итоге так крепко, что разбудили его только чьи-то перепуганные голоса.

Проснувшись, Константин явственно ощутил запах гари и понял, что где-то поблизости случился пожар. Он тут же вскочил, чтобы посмотреть, где и что горит и не нужна ли помощь, и обомлел: на фоне тёмного неба весело и жизнеутверждающе полыхал его собственный свежеприобретённый дом. Он в ужасе уставился на гигантский факел, потом экспрессивно выругался и рванул вниз, спасать то, что ещё можно было спасти. Но ни он сам, ни прибывшие позже пожарные, вызванные бдительным сторожем, ничего сделать не смогли.

Уже с треском провалилась внутрь крыша, тяжело осела вниз мансарда и догорал первый этаж, когда Константин, сам не зная для чего, осторожно обошёл вокруг дома. В свете ещё довольно больших языков пламени он и разглядел то, что, по его мнению, обычный, вроде него, человек мог увидеть только в кино. Но никак не у своего собственного дома. Он даже пару раз с силой зажмурился и снова открыл глаза. Но и после этого увиденное никуда не исчезло. Тогда Константин безжалостно ущипнул себя за руку. Бесполезно. Морок не развеялся. Всё осталось на месте: и дверь, и лом.

В полном отупении Константин стоял и смотрел на полыхающую, но ещё не до конца сгоревшую входную дверь. Снаружи она была подпёрта ломом, обычным металлическим ломом, который упирался одним концов в ручку на двери, а другим – в ограждение крыльца таким образом, что если бы в доме находился человек, то выйти он бы не смог. Ошалело посмотрев на лом, Константин перевёл взгляд на окна: на обоих этажах они были забраны решётками. Как объяснил ему мальчишка-риэлтор, прежний хозяин боялся воров и постарался обезопасить своё жилище. И если бы не Марта, настоявшая на том, чтобы Константин на время перебрался к ним в дом, а не наоборот, её вынужденный нянька, возможно, до утра бы и не дожил. Они вместе с девочкой не дожили.

В этот момент деревянная дверь с протяжным вздохом рухнула внутрь дома, лом тоже упал и откатился в сторону. Все следы того, что кто-то очень хотел смерти Константина, были уничтожены. На миг ему даже показалось, что он просто не до конца проснулся. Вот и мнятся ему лом и собственная возможная кончина. Но это, разумеется, было не так. И лом ему не привиделся. И сгореть вместе с домом он, Константин, тоже вполне мог. С домом и – от этого ему стало нестерпимо страшно – маленькой соседкой.

Константин вдруг резко повернулся и быстро зашагал в сторону дома соседей. Ему было просто необходимо увидеть Марту.

Окна комнаты малышки выходили на лес, поэтому зарево пожара и шум не мешали девочке спать. Она и спала, крепко и сладко, обеими загорелыми ручками обняв большого мягкого слона. Ночь была довольно жаркой. Марта сбросила лёгкое одеяло и раскидала ножки, одетые в пижамные штанишки в розовый цветочек. Обычно совершенно не склонный к сантиментам Константин сел на краешек её кровати, нагнулся и поцеловал свою маленькую спасительницу в закрытые глаза. Он был благодарен ей за своё пусть и случайное, но вполне реальное спасение. Умирать теперь ему почему-то не хотелось ещё сильнее, чем обычно.

И уж совсем ему не хотелось, чтобы Марта, чудесная, весёлая девочка Марта, так похожая на свою мать, сгорела в страшном пожаре вместе с ним. Подумалось, что её смерть совершенно точно никому не нужна. А его? Его смерть нужна? Кому?




Глава 14

Август 2006 года – июль 2008 года

Арина


Через полтора года умерла Надежда Фёдоровна. Смерть её не была скоропостижной. Зимой она стала хворать, всё реже выходить по делам из дома и меньше хлопотать вокруг своих ненаглядных «внученек», как она называла искренне привязавшихся к ней Миру и Марту.

Арина забеспокоилась и договорилась об обследовании в хорошей больнице. Две недели Надежда Фёдоровна провела в клинике и была выписана домой. Немолодой, внушающий доверие доктор попытался успокоить встревоженную Арину. Она сидела в его большом, со вкусом обставленном кабинете и, судорожно сжимая и разжимая шарфик, который, нервничая, стянула с шеи, с надеждой вглядывалась в спокойное располагающее лицо.

– Ваша бабушка для своих лет вполне бодра и в весьма неплохой форме, – негромко рассказывал доктор, и ему хотелось верить.

– Но ещё полгода назад она была гораздо бодрее.

– Надежде Фёдоровне скоро девяносто лет, – разводил руками седовласый красавец. – Она вполне дееспособна, пребывает в здравом уме, чем могут похвастаться далеко не все её ровесницы и уж тем более ровесники. Мы провели полное обследование, ничего внушающего опасения не нашли. И потому можем прописать лишь поддерживающие препараты, которые помогут вашей бабушке вести полноценный, активный, ну, в рамках разумного, конечно, образ жизни.

– В рамках разумного? – не поняла Арина.

– Ну, с парашютом прыгать и канкан ночь напролёт отплясывать я бы всё-таки не рекомендовал, – улыбнулся доктор.

– Понятно. – Арине было не смешно и по-прежнему неспокойно, но очень хотелось поверить авторитетному специалисту. Она купила в аптеке все прописанные весьма и весьма недешёвые препараты и внимательно следила за тем, чтобы Надежда Фёдоровна принимала их. Старушка не отказывалась, аккуратно исполняла все предписания, но Арине постоянно казалось, что жизнь уходит из неё.



Весной стало совсем плохо. Надежда Фёдоровна слегла. Измученная ожиданием самого страшного, Арина вспомнила о бумажке с адресом, которую сунул ей перед расставанием батюшка Серафим. Тогда он ласково и настойчиво сказал ей:

– Аринушка, ты обязательно сходи к отцу Иоанну, обязательно. Он мой семинарский друг и замечательный человек.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она и добавила: – Неудобно вашему другу навязываться.

– Ах, Ариша, Ариша, – вздохнул тогда отец Серафим, – для настоящего священника каждый, кто пришёл в храм, – радость. А Иоанн – настоящий священник.

И вот теперь, глядя на умирающую – в этом Арина уже почти не сомневалась – Надежду Фёдоровну, она решилась съездить к отцу Иоанну.

Все полтора года она не забывала о своём спасителе, несколько раз писала ему и на большие праздники отправляла посылки с немудрёными подарками. В церковь тоже ходила. Но нечасто. И чувствовала себя не в своей тарелке. Ей вспоминались тихие службы в маленькой таёжной церквушке, слабые дребезжащие голоса старушек-певчих, бьющиеся вспугнутыми птичками о стены и окна, и радостное, ясное лицо отца Серафима, обращённое к немногим прихожанам. И в такие минуты Арине казалось, что своим отъездом в Москву она предала всё это, вернувшее её к жизни, отказалась от чего-то настоящего и правильного. И ей было стыдно. Потому в храмы она входила со смятенной душой и старалась поскорее уйти.

Но видя, осознавая, что дни её обожаемой Надежды Фёдоровны сочтены, Арина должна была помочь ей. Конечно, лучше всего было бы пригласить к старушке её духовника, но батюшка из ближайшей церкви, в которую долгие годы ходила Надежда Фёдоровна, недавно сам умер. И не к кому, кроме отца Иоанна, о котором его друг Серафим говорил с восторгом и тихой гордостью, было теперь обратиться.



Друг иеромонаха Серафима служил в крохотном старинном храме в центре Москвы. Несмотря на то что рядом был большой монастырь, на Литургию пришло так много прихожан, что Арина даже растерялась. Стоя почти у дверей, она искоса поглядывала по сторонам. К её удивлению, на службе было много молодых семей с детьми, а не только старушки и несколько стариков, как внушал им Венцеслав и искренне полагала раньше сама Арина. В Братстве всегда говорили о том, что православие – умирающая вера, а место молодёжи только у них. И вот теперь Арина видела совсем, совсем другое.

Шла исповедь, и немолодой батюшка с удивительно добрым лицом внимательно слушал каждого подходящего к нему. Желающих исповедоваться было много, но ни в какую очередь они не выстраивались. Просто спокойно стояли в отведённом для этого месте и ждали.

Прочитав разрешительную молитву над очередным исповедником, батюшка сам подзывал к себе следующего. И Арина с удивлением поняла, что он знает почти каждого, кто пришёл в храм, и понимает, кого и когда нужно подозвать. Вот с улыбкой поманил молодую женщину, та передала маленького сынишку на руки мужу и быстро подошла к батюшке. Они тихо разговаривали, и Арина не могла оторвать глаз от лица священника: так сочувственно, с таким пониманием слушал он свою прихожанку. Отходила она от него совершенно счастливая, с ясным, сияющим взглядом. А ведь до этого – Арина обратила внимание – нервно теребила пальцами записочку с перечисленными, чтобы ни одного не забыть, грехами.

Следом за женщиной батюшка подозвал её мужа. Высокий молодой мужчина с большим уважением слушал, что говорил ему отец Иоанн. Было видно, что они прекрасно понимают друг друга. На какие-то слова священника парень закивал и тихо засмеялся. Батюшка улыбнулся понимающе и похлопал того по плечу. До Арины донеслись слова:

– Давай, давай, Женя. Правильно всё делаете, молодцы. И Анюту береги. Молодцы вы у меня! Всё. С Богом!

Парень наклонил голову, отец Иоанн накрыл её епитрахилью, а потом ласково, совершенно по-отечески потрепал своё духовное чадо по волосам.

Арина, не отрываясь, смотрела на происходящее в храме и понимала, что прав, прав её драгоценный отец Серафим. Всякие священники есть, но большинство – искренние подвижники. И за непростым, требующим полной отдачи трудом такого настоящего священника она с восторгом наблюдала сейчас.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65892646) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.