Книга - Расследования Берковича 2 (сборник)

Расследования Берковича 2 (сборник)
Павел Рафаэлович Амнуэль


Расследования Бориса Берковича
Сборник отличных, остросюжетных и действительно интересных рассказов, публиковавшихся в разные годы в периодической печати Израиля. Все эти произведения вышли из-под пера признанного мастера, известного в России преимущественно в жанре фантастики. Однако П.Амнуэль немало сделал и на ниве детектива.





Павел (Песах) Амнуэль

Расследования Берковича 2



© Песах (Павел) Амнуэль, 2014.

© Издательство «Млечный Путь», 2014.

© ООО «Остеон-Пресс», оцифровка текста, вёрстка, 2014.




Окно склада


У сержанта Берковича был нелегкий вечер. Сначала, вместо того, чтобы ехать домой, он отправился с инспектором Хутиэли разбираться в причинах потасовки, произошедшей в кафе неподалеку от управления полиции. На взгляд Берковича, причина была настолько тривиальной, что в ней и разбираться не стоило – отправить за решетку обоих драчунов, и все дела, а там пусть судья делит на двоих положенный в таких случаях срок тюремного заключения.

Потом, когда сержант все-таки вернулся домой, отдохнуть не удалось, потому что к матери пришли подруги, которые жаждали услышать от Бориса захватывающие истории о погонях и перестрелках. На вялые отговорки о том, что работать приходится не ногами, а головой, гости не реагировали. Все закончилось тем, что Беркович пересказал несколько сюжетов из произведений Чейза – к полному удовольствию публики.

В результате лег Беркович поздно, проснулся рано и с головной болью, а потому, когда позвонил патрульный Дашевский и попросил приехать, сержант едва сдержался, чтобы не отправить этого зануду туда, где все порядочные люди должны находиться в столь раннее время.

Лишь посмотрев на часы, Беркович понял, что зря раздражался – был уже восьмой час.

Наскоро выпив чашку кофе и перекусив бутербродом, сержант отправился к месту происшествия – это была промышленная зона на границе Ришон-ле-Циона, здесь размещалось множество мелких фабрик и заводиков; через дорогу, по которой движение не прекращалось ни днем, ни ночью, начинались жилые кварталы, и Беркович подумал о бедных жителях этого района, вынужденных без перерыва слушать лязг металла о металл, грохот падающих конструкций и вопли возбужденных рабочих.

Полицейская машина припарковалась неподалеку от светофора, а Дашевский махал Берковичу рукой, стоя у приземистого здания, в стене которого, обращенной к дороге, не было ни одного окна. На крыше здания синей краской было выведено: «Типография Мораша».

– Здравствуйте, сержант, – сдержанно приветствовал Берковича патрульный. – Извините, что вызвал вас из дома, мне приказал инспектор Хутиэли.

– О чем вы говорите! – воскликнул Беркович. – Что, собственно, произошло? По телефону вы сказали: «Убийство», но я не услышал никаких деталей. Эксперты и скорая прибыли? Я не вижу машин, кроме вашей.

– Да, все на месте, – кивнул Дашевский. – Машины стоят по ту сторону здания, там вход в подвал. Пойдемте.

Они обогнули здание. Здесь действительно толпилось немало народу, в том числе и в полицейской форме. Тело, покрытое непрозрачным полиэтиленом, загружали в машину скорой помощи.

– Можно взглянуть? – спросил Беркович и, не дожидаясь ответа, откинул полиэтилен с головы убитого.

Это был мужчина лет сорока, на затылке запеклась кровь, в крови была и светло-серая рубашка. Судя по всему, череп был проломлен каким-то тупым предметом.

– Смерть наступила почти мгновенно, – сказал оказавшийся рядом Моше Паз, эксперт-криминалист, знакомый Берковичу по прошлым делам. – Произошло это недавно, полчаса-сорок минут назад. Убитый – Арье Плавник, водитель автокара. Убили ломиком, оружие убийства я нашел, но пальцевых следов на нем нет.

– Где и при каких обстоятельствах обнаружили тело? – спросил Беркович, обращаясь к патрульному.

– В полицию позвонил Яаков Самдар, – начал рассказывать Дашевский. – Он живет в одном из домов, что по ту сторону дороги. По утрам выгуливает свою собаку на территории промзоны, потому что соседи не любят, когда пес у них под окнами справляет свои потребности… Сегодня, как обычно, Самдар гулял здесь, около фабрики, когда услышал крик. Ему показалось, что крик шел отсюда, – Дашевский кивком головы показал на ряд невысоких и широких окон, располагавшихся практически на уровне земли вдоль всего фасада здания типографии. Это были окна какого-то подвального помещения.

– Здесь, – продолжал Дашевский, – находится склад шинного завода Мейергоффа. Сам завод в полукилометре отсюда, а подвал для склада готовой продукции они арендуют у Мораша.

– Минутку, – сказал Беркович и подошел к одному из окон. Внутри склада свет не горел, но окна выходили на восток, солнце уже взошло, и его косые лучи освещали помещение, будто прожектором. Ясно были видны высокие штабеля шин. Все окна были забраны металлической решеткой, несколько окон были открыты – видимо, склад плохо вентилировался, и при закрытых окнах там можно было задохнуться.

– Хорошо, – сказал Беркович, – свидетель услышал крик. Кстати, где он сейчас, этот Самдар?

– В кабинете управляющего типографии Эхуда Бермана. Там же и подозреваемый в убийстве Рон Шахаль.

– О! – воскликнул Беркович. – Вы не сказали мне, что задержали человека, подозреваемого в преступлении! Это большое упущение, Дашевский, вы обязаны были сказать об этом в первую очередь.

– Прошу прощения, – патрульный смутился. Ему, судя по всему, впервые довелось участвовать в процедуре задержания, и он не был уверен в том, что все сделал правильно.

– Пойдем в кабинет, – сказал Беркович.

В здании типографии оказалось более шумно, чем на улице. На всех трех этажах работали печатные машины, снаружи их практически не было слышно – в здании была хорошая звукоизоляция. Кабинет управляющего находился на втором этаже. В приемной на месте секретарши сидел, видимо, Яаков Самдар, у его ног расположился, высунув язык, огромный лабрадор. Увидев входивших полицейских, пес глухо заворчал, и Самдар похлопал его ладонью по спине.

– Шахаль в кабинете под охраной, – тихо сказал патрульный.

– Хорошо, – кивнул Беркович, – поговорю с ним потом.

Он сел напротив Самдара и после взаимных приветствий спросил:

– Итак, вы прогуливали вашего пса и услышали…

– Крик я услышал, – с готовностью начал рассказ Самдар, мужчина лет тридцати пяти. – Крик из окна склада. Лаван тут же насторожился, а я подбежал к зданию посмотреть, что там происходит. Ну, и увидел… Шахаль тащил по полу склада чье-то тело. Подтащил к штабелю, поднял на руки и положил наверх. Штабель едва не опрокинулся, но все же устоял, только немного покосился… Я сначала смотрел, ничего не соображая, а, когда узнал Арье и понял, что происходит, сразу позвонил в полицию по своему сотовому телефону и остался ждать патрульную машину.

– Все верно, – подтвердил Дашевский. – Шахаль – работник склада, а Арье Плавник, убитый, – водитель автокара. Шахаль и не думал скрываться, мы нашли его в подсобном помещении. Он заявил…

– Я сам его спрошу, – быстро сказал Беркович и направился к двери в кабинет.

Рон Шахаль оказался огромным мужчиной, ростом не меньше метра девяносто, правда, чуть тонковатым в кости, но все же даже на взгляд достаточно сильным, чтобы одним ударом по затылку свалить человека, а потом поднять его и положить на вершину двухметрового штабеля шин. Охранявший Шахаля полицейский тоже был далеко не щуплым, но по сравнению с убийцей выглядел пигмеем.

– Послушайте, сержант, – мрачно заявил задержанный. – Я не убивал этого человека! Какого черта! Зачем он мне сдался? Я и в склад заходил сегодня утром только раз, чтобы раскрыть окна, а то духота была зверская.

– Когда вы открыли окна? – спросил Беркович.

– Скажу точно: в шесть ноль-ноль. Как раз начало работать радио. Открыл и ушел к себе в подсобку. А через час вдруг врываются…

От возмущения у него перехватило дыхание.

– Я сейчас вернусь, – сказал Беркович, – и мы продолжим разговор.

– Не убивал я! – крикнул Шахаль вслед сержанту, но тот уже выходил из комнаты.

– Я хочу осмотреть место убийства, – сказал Беркович патрульному, и тот повел сержанта по длинному коридору к лестнице в подвал. Внизу было холодно и довольно сыро. Широкие, но низкие окна располагались под самым потолком, солнце уже поднялось выше, сейчас Беркович видел голубое небо и несколько пар ног, прохаживавшихся вдоль фасада.

Все помещение склада занимали штабеля шин, стоявшие ровными рядами. Каждый штабель был высотой от двух до трех метров, шины были уложены друг на друга очень аккуратно, неподалеку от двери стоял автокар с подъемником, с помощью этого механизма наверняка и производилась укладка продукции.

В крайнем со стороны окон ряду один из штабелей покосился, и две шины, упавшие сверху, лежали на полу. Наклонившись, Беркович увидел пятна крови. Кровавый след тянулся от покосившегося штабеля к дальнему углу склада. Здесь, видимо, и произошло убийство. Потом Шахаль потащил тело к штабелям, надеясь, видимо, выгадать время, потому что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову разглядывать, что лежит наверху, между тем, как даже дальний угол склада хорошо был виден от самого входа.

Беркович постоял в задумчивости, пересчитал по привычке ноги за окнами (их оказалось почему-то семнадцать, но пересчитывать Беркович не стал) и решительным шагом направился прочь из склада.

Яаков Самдар по-прежнему сидел за столом и поглаживал свою собаку, столь же терпеливую, как ее хозяин.

– Господин Самдар, – обратился к свидетелю Беркович, – я так понял, что вы знали их обоих – убитого и убийцу.

– Конечно! – воскликнул Самдар. – Я тут давно живу и Лавана выгуливаю каждое утро. Останавливаюсь, беседую с людьми. И Шахаля знаю, и Плавника. Никогда бы не подумал, что… Но если видишь своими глазами…

– Как по-вашему, – спросил Беркович, – зачем Шахаль поднял тело и положил на штабель?

– Не знаю, – пожал плечами Самдар. – Наверное, чтобы было труднее найти?

– Видимо… – задумчиво произнес Беркович. – Высокий штабель? Шахалю было трудно поднимать тело?

– Такому громиле… – хмыкнул Самдар. – Метра два с половиной там было в штабеле, Шахаль весь вытянулся вверх…

– Мгм… – пробормотал Беркович. – Скажите, господин Самдар, когда вы поссорились с Плавником?

– Мы с ним не ссорились! – вскинулся Самдар, лабрадор поднял голову и зарычал.

– Да, я понимаю, – вздохнул Беркович, покосившись на собаку. – Вы могли бы поехать со мной в полицию и дать официальные показания? Только собаку, пожалуйста, оставьте дома.

– Разумеется, – с готовностью согласился Самдар.

Через полчаса в кабинете инспектора Хутиэли сержант Беркович объявил о том, что задерживает Яакова Самдара по подозрению в убийстве Арье Плавника. Лабрадора Лавана не было рядом с хозяином, и возмущение Самдара пропало втуне.

– Он все хорошо организовал, и собака стояла на страже, – сказал Беркович инспектору Хутиэли, когда задержанного увели. – Убил и положил труп наверх штабеля, потом вышел на улицу, удостоверившись, что Шахаль сидит в своей комнатке и ничего не видит. Позвонил в полицию и стал ждать… Он все учел, кроме одного: с улицы невозможно определить высоту штабеля. Во-первых, верхушка просто не видна, а во-вторых, угол зрения не позволяет. Когда он подошел к складу, было еще темно, и он не смог точно сориентироваться, а когда взошло солнце, все уже было кончено…

– За каким чертом ему понадобилось убивать? – спросил инспектор.

– Выясню на первом допросе, – самонадеянно заявил сержант. – Этот Самдар смелый только если с ним рядом его лабрадор. А так – тряпка, вы видели, какими глазами он на нас смотрел?




Самоубийца


– Сегодня будет спокойный день, сержант, – сказал инспектор Хутиэли, не отрывая взгляда от экрана компьютера. Он смотрел на этот экран уже больше получаса, не прикасаясь к клавиатуре, и Берковичу было очень интересно: что же интересного увидел шеф? Или просто жара разморила? В комнате работал кондиционер, но в жар бросало только от одного взгляда за окно, где плавилось все, кроме людских сердец.

– Почему вы так думаете? – спросил сержант, не думая, впрочем, что Хутиэли изволит ответить. Инспектор, однако, с усилием перевел взгляд с экрана на Берковича и ответил коротко:

– Жара.

– Ну и что? – сделав непонимающее лицо, спросил сержант.

– В такую жару не работают даже фалафельщики, – глубокомысленно сообщил Хутиэли, предполагая, видимо, что работа преступника, во всяком случае, сложнее труда продавца фалафеля на Алленби. Убийство или грабеж нужно сначала продумать, а в сорокаградусную жару думать просто невозможно…

– Почему же? – раздумчиво сказал Беркович, желая вызвать инспектора на разговор. – Прошлым летом, помню, именно в такую жару некий Йохан Барнеа убил троих в подпольном казино…

– Угу, – буркнул Хутиэли. – Ты тогда еще не работал в полиции, потому и не знаешь деталей. Ребята сутки сидели за игорным столом в зале с кондиционером. Они просто успели забыть, что на улице печет, как в христианском аду. Если бы этот Барнеа высунул нос на улицу, его враги остались бы живы…

– Понятно, – протянул Беркович. – Нужно, значит, молиться, чтобы такая жара стояла все триста шестьдесят пять дней в году, тогда и преступлений не будет.

– Хас вэхалила, – сказал Хутиэли. – Я согласен на холодную погоду с преступлениями.

Прежде чем Беркович успел определить вслух свое отношение к этой проблеме, на столе инспектора зазвонил телефон. Хутиэли поднял трубку, и сержант даже со своего места услышал густой бас дежурного Иоси Шульмана. Слов, правда, было не разобрать, но Беркович и не прислушивался.

– Ну давай, я сам с ним поговорю, – сказал через минуту Хутиэли и еще дальше отставил трубку от уха.

Вместо баса Шульмана в трубке зачастил высокий голос, старавшийся, как показалось Берковичу, изложить в течение пяти минут, весь учебник по истории человечества.

– Спокойно, – прервал собеседника Хутиэли. – Я надеюсь, что вы ошибаетесь. Но что, собственно, вы хотите от полиции?

Он послушал еще минуту, прикрыл трубку ладонью и сказал Берковичу:

– Сержант, я переведу разговор на тебя. Тут подозрение на самоубийство, нужно проверить. По-моему, этот тип просто спятил от жары, но на всякий случай…

– Сейчас я вам дам сержанта, который поедет с вами, – сказал Хутиэли в трубку и нажал на пульте телефона несколько клавиш. Услышав сигнал, Беркович поднял трубку своего аппарата и вклинился в середину фразы:

– …Буду так благодарен, что просто невозможно, – говорил высокий мужской голос из тех, что всегда казались Берковичу чуточку искусственными, будто человек намеренно говорил, напрягая связки.

– Минуту, – прервал Беркович словесный поток. – Говорит сержант Беркович, инспектор поручил мне помочь вам, объясните, в чем ваша проблема.

– Проблема не моя! – воскликнул собеседник. – Я просто боюсь, что Айзик действительно покончит с собой, и боюсь туда ехать сам, мало ли что, вот я и хотел, чтобы…

– Минуту, – повторил сержант. – Представьтесь сами, пожалуйста, скажите, кто такой Айзик, и почему вы решили, что он покончит с собой.

– Пока я буду вам представляться… – забубнили на другом конце провода, а Хутиэли со своего места бросил на сержанта выразительный взгляд. Поняв, что от поездки отвертеться не удастся, Беркович сказал со вздохом:

– Я выезжаю через минуту. Назовите адрес.

– Я жду вас в серой «даяцу» на углу Алленби и Галеви, а ехать нужно будет в сторону Модиина, там неподалеку есть…

– Я выезжаю, положите трубку, – бросил Беркович, вставая.

Пока он шел от здания к полицейской машине, мозги успели расплавиться. В салоне автомобиля работал кондиционер, и Берковичу удалось все-таки прийти в себя, пока водитель добирался до названного неизвестным собеседником перекрестка. Серая «даяцу» действительно стояла недалеко от угла, наехав передними колесами на тротуар с красно-белыми полосками. Беркович пересел из одной машины в другую. Водитель «даяцу» оказался широкоплечим молодым парнем с хилой косичкой.

– Поехали, – сказал сержант. – Моя фамилия Беркович. Расскажете все по дороге. Хотите, я поведу машину?

Парень с косичкой помотал головой и съехал с тротуара.

– Я Шай Кольман, – представился он, проезжая на желтый сигнал светофора. – У меня есть друг, его зовут Айзик Михаэли. Он живет один, и у него вечно проблемы с девицами. То они от него рожают, то он от них уходит… Неделю назад он взял в фирме отпуск, сказал, что не может больше никого видеть, ни мужчин, ни, тем более, женщин. Хочет побыть один. И уехал, не сказав – куда.

– Эй! – воскликнул Беркович. – Нельзя ли помедленнее? Если вас остановит дорожная полиция, я ничем помочь не смогу, имейте в виду.

– Да-да, – сказал Кольман и чуть сбавил скорость. Теперь они неслись по первому шоссе в сторону Иерусалима со скоростью всего в сто тридцать километров в час.

– Так вот, – продолжал Кольман, – пелефон он тоже отключил. Никакой инфрмации. Я его искал два дня, друг все-таки, и депрессия у него… Спрашивал у знакомых. Но Айзик сам сказал, что уезжает, чтобы побыть один, и никому адреса не оставляет. Чтобы не искали… Там, куда он собирался ехать, он никого не знал и ни с кем знакомиться не собирался… Никто не знал, где он находится, ни одна живая душа. В общем, сегодня утром он вдруг позвонил и сказал, что все, больше жить не может, хочет покончить с собой. Я стал просить, чтобы он меня хотя бы выслушал, я бы ему помог… Не знаю как, ну это другой вопрос. В общем, адрес он мне сказал и бросил трубку, а я позвонил в полицию, потому что…

Кольман замолчал и повел машину на крайнюю правую полосу – начинался поворот на Модиин. Проскочили туннель, выехали на новую трассу, вдали показалась группа коттеджей.

– Вон там, – нервно сказал Кольман. – Он сказал: не доезжая до Модиина новый поселок.

Поселок оказался состоящим из двух десятков двухэтажных коттеджей с небольшими участками земли. Деревья между домами были высажены, судя по всему, недавно, и листва еще не успела выгореть. У Берковича возникло смутное ощущение чего-то неправильного, но что именно ему не понравилось, он так и не сумел определить. Кольман подъехал к одному из коттеджей, резко остановил машину и заглушил двигатель.

– Это здесь, – неожиданно севшим голосом сказал он.

Выходить на жару Берковичу не хотелось, но все-таки пришлось открыть дверцу и впустить в легкие воздух, в котором, казалось, не было ни молекулы кислорода. Он быстро прошел к двери и толкнул ее, поскольку она была чуть приоткрыта. В холле было не прохладнее, чем на улице. Сзади тяжело пыхтел Кольман.

– Вы уверены, что это нужный дом? – спросил Беркович. – Похоже, что здесь никого нет. Слишком тихо.

– Адрес правильный, – шепотом произнес Кольман. – А почему дверь не заперта?

– Постойте здесь, – решил Беркович. – Я осмотрю дом.

На первом этаже были еще две комнаты, одна из них – спальня, в которой сегодня наверняка кто-то спал, постель была еще не убрана. На втором этаже были две комнаты – совершенно пустые, пол был покрыт пылью, сюда явно не ступала нога человека. А в ванной…

Это был, видимо, действительно Айзик Михаэли. Молодой человек, бывший при жизни высоким и смуглым, наверняка – любимцем женщин. Сейчас он висел в петле, наброшенной на крюк от газового нагревателя. Беркович дотронулся до руки повешенного. Судя по всему, умер Михаэли часа два-три назад. Впрочем, при такой жаре – может, прошло и меньше времени.

Беркович не стал разрезать веревку. Он поднял лежавший на полу ванной легкий стул (на него, видимо, встал самоубийца, а потом оттолкнулся ногой…). Процедура была неприятной, но что поделаешь… Беркович взобрался на стул и осмотрел шею трупа. Похоже, что Михаэли действительно проделал все сам – во всяком случае, следов борьбы нет.

Сдавленно охнул появившийся в двери ванной комнаты Кольман.

– Я же просил не входить, – резко сказал Беркович, слезая со стула.

– Он что-же… – шепотом произнес Кольман, – он…

– Похоже на то, – сказал Беркович, вытянул из бокового кармана коробочку сотового телефона и набрал номер инспектора Хутиэли.

После короткого разговора (инспектор приказал ничего не трогать и обещал прибыть сам минут через десять-пятнадцать) Беркович, взяв совершенно поникшего Кольмана под руку, спустился в салон нижнего этажа, усадил начавшего вдруг дрожать молодого человека в кресло, а сам подошел к окну.

Поблизости были еще несколько коттеджей, но, похоже, далеко не во всех жили. Довольно уединенное место. Для человека, решившего покончить с собой, – можно сказать, идеальное. Здесь можно прожить неделю, не встретив никого из соседей.

В дверь постучали. Слишком рано, – подумал Беркович. Впрочем, это наверняка был не инспектор – сержант не видел подъезжавшей машины и не слышал шума мотора. Он рывком открыл дверь. На пороге стоял мальчик лет десяти, в руке он держал утренний выпуск «Едиот ахронот».

– Э… – удивился мальчик, увидев Берковича, – я, собственно… Айзек просил газету, вот…

– Спасибо, – сказал Беркович и взял газету из рук мальчика. Тот пустился бежать прежде, чем сержант успел попросить его остаться. Беркович проследил взглядом: мальчишка бежал к третьему по счету коттеджу, единственному в этом ряду, где, судя по открытым окнам, жили люди.

Сержанту пришло в голову, что он упустил нечто важное. Нужно было спросить мальчика… о чем?

Додумать мысль Беркович не успел – послышался вой полицейской сирены, и со стороны шоссе показались сразу две машины: полиции и скорой помощи. Через минуту в салоне началась суматоха, эксперты поднялись наверх, инспектор подошел к Берковичу и спросил:

– Этот Кольман… он может что-нибудь сказать? Почему Михаэли мог покончить с собой? Когда он видел приятеля последний раз? Ты спрашивал?

– Думаю, – произнес Беркович, вспомнив наконец фразу, не дававшую ему покоя, – думаю, что Кольман видел Михаэли последний раз сегодня утром перед тем, как позвонил нам. А чуть раньше он повесил приятеля в ванной.

– Что?! – вскочил Кольман, слышавший все, что говорил Беркович. – Вы с ума сошли?

– Спокойно, – сказал сержант. – Думаю, вам лучше признаться, потому что, когда мы найдем доказательства, ваше признание уже почти ничего не будет стоить…

– Какие доказательства? – бушевал Кольман, а инспектор с интересом наблюдал за этой сценой.

– Одно я вам назову, – мирно произнес Беркович. – Ваши слова: «Айзик никому не сказал, где он. Никто не знал, где он находится, ни одна живая душа».

– Ну!

– А что же этот мальчик? Он принес газету для Айзека… В день самоубийства… Если ваш приятель хотел покончить с собой, стал бы он в такой день просить какую-то газету?

– Я на вас пожалуюсь! – продолжал кипятиться Кольман, но Хутиэли уже принял решение.

– Поедете с нами, – распорядился он. – Подождем доказательств. От них зависит, будете вы свидетелем по делу или подозреваемым.




Выстрел в упор


Рано утром Беркович проснулся от грохота и решил спросонок, что в квартире началась пальба. Он приподнялся на локте и готов был уже вскочить на ноги, но в это время за окном полыхнула молния, и Борис, успокоенный, повалился на бок. Господи, всего лишь гроза… Странная нынче стояла погода – днем парило, как в бане, а ночью с моря начинал дуть прохладный ветер и на набережной появлялись толпы тель-авивцев, желавших охладить мозги после немыслимо трудного дня. К утру ветер утихал, и город опять превращался в сауну. Может, сегодня, после грозы, все будет, наконец, иначе?

Сон пропал, и Борис начал думать о том, что сегодня пойдет с Наташей в кино. Поссорились они еще на встрече Нового года, который в Израиле целомудренно именовался праздником Сильвестра. Чем католический святой Сильвестр лучше католического же Санта Клауса, Беркович понять не мог, да и не старался. Почему Наташа на него обиделась, он сейчас уже не помнил, но не разговаривали они почти четыре месяца, помирившись только перед наступлением Песаха. Сегодня Борис собирался повести Наташу смотреть «Титаника» и очень надеялся, что первый за две недели выходной пройдет без происшествий и размолвок.

К вечеру около Синематеки собралась толпа израильтян, желавших поучаствовать в давней трагедии и утонуть вместе с фешенебельным лайнером. Билеты Борис купил в предпоследнем ряду, и фильм Наташа смотрела, опершись на его руку, что Берковича вполне устраивало. Его бы устроила и последующая прогулка по набережной, но ведь полного счастья на свете не существует, и кому, как не сержанту полиции, знать об этом?

Сотовый телефон затренькал, когда корма «Титаника» уже скрывалась под водой.

– Почему ты его не выключил? – спросила Наташа, не отрывая взгляда от экрана.

– Не имею права, – вздохнул Борис, – вдруг что-то случится, инспектор с меня шкуру спустит…

Звонил, естественно, Хутиэли.

– Сержант, – сказал он, – если ты дома, я вышлю патрульную машину. Если нет…

– Я в Синематеке, – признался Беркович, – смотрю фильм.

– С Наташей? – догадался инспектор. – Сколько осталось до конца?

– До конца фильма минут десять. До конца свидания, думаю…

– Ничего, Наташа тебя простит. Машина будет ждать у выхода. Поедешь в Южный Тель-Авив, там один болван убил другого.

– От жары, наверное, – сказал Беркович и выключил аппарат.

– Опять мне придется ехать домой одной, – пробормотала Наташа. – Не нужно было мне с тобой мириться. Утонуть спокойно не дадут.

– Переселяйся ко мне, – сказал Беркович, – и все проблемы решатся.

– Это что, предложение? – изумилась Наташа. – Однако, время ты выбрал… Вернись к нему после того, как закончишь расследование, хорошо? Если, конечно, не забудешь.

– А ты мне напомни.

– Никогда!

Машина действительно ждала в переулке у выхода из кинотеатра. За рулем сидел патрульный Фадида и слушал по радио марокканские мелодии. Наташа махнула Борису рукой и поспешила к автобусной остановке, а Фадида помчался по улице Карлебах, будто убитого еще можно было спасти.

Дом, где произошла трагедия, был огромным многоквартирным монстром, одним из многих, что выросли в этой части Тель-Авива в последнее десятилетие. Квартиры здесь были довольно дорогими, и большинство хозяев сдавало их внаем. Возле дома, где произошла трагедия, стояла толпа зевак, две полицейские машины с мигалками и скорая помощь. Беркович поднялся на лифте на пятый этаж в сопровождении Ноама Лившица из следственной бригады.

– В полицию позвонил приятель этого Арика Зингера, – рассказывал Лившиц по дороге. – Они договорились вечером встретиться, приятель – его зовут Шимон Вингейт – немного запоздал. Разговор у них должен был быть не из приятных – о женщине. Когда Вингейт вошел…

Рассказ пришлось прервать, потому что лифт остановился, и Беркович вышел на площадку пятого этажа. Дверь в квартиру Зингера была открыта настежь, из кухни доносились голоса, и Беркович направился прямо туда. За столом сидел молодой мужчина с длинной косичкой по последней моде. Перед Вингейтом – наверняка это был он – стоял незнакомый Берковичу полицейский, так и ждавший момента, чтобы передать подозреваемого с рук на руки представителю криминального отдела.

Беркович представился, сел перед Вингейтом, вытер шею платком – в квартире было жарко, кондиционер не работал.

– Расскажите с самого начала, – предложил он. – Я хочу услышать о том, что случилось, прежде чем осмотрю место, где все произошло.

– Это была необходимая самооборона! – воскликнул Вингейт. – Я не собирался его убивать! Просто он напал на меня, и мне ничего не оставалось…

– Этот молодой человек, – вмешался полицейский, – стрелял в хозяина квартиры из своей «беретты».

– А до того Арик выстрелил в меня! – воскликнул Вингейт. – Слава Богу, не попал, вот мне и пришлось… Он бы меня убил – точно!

– Вы повздорили? – спросил Беркович. – В чем причина?

– Сарит – вот причина, – мрачно сказал Вингейт. – Она встречалась с Ариком три года, а потом ушла ко мне. Арик не мог этого простить – ни ей, ни мне. Говорил, что убьет нас обоих. Я не принимал этого всерьез, знаете, когда много кричишь, все в крик и уходит… Но постоянное напряжение… С этим нужно было кончать, я позвонил вчера Арику и сказал, что пора поговорить, я буду у него в восемь. Тот выругался и бросил трубку… Я пришел как и сказал…

– С пистолетом за поясом, – вставил Беркович.

– Я всегда хожу с оружием! – вспылил Вингейт. – Я работаю на территориях, у меня есть разрешение!

– Это верно, – вставил полицейский, стоявший в дверях и слушавший разговор, – мы проверили это сразу. У Вингейта разрешение есть, а у Зингера его не было.

– Вот именно! – воскликнул Вингейт. – Я и не подозревал, что Арик купил пистолет! Я пришел, мы начали разговаривать сначала довольно мирно… Мне даже показалось, что он уже примирился с тем, что Сарит к нему не вернется. Потом… Я не помню, почему он вспылил… Вижу, он бросается к ящику…

– Какому ящику?

– Ну, в салоне, там стоит секретер… Открывает ящик, вытаскивает этот чертов пистолет и стреляет… Господи, как я испугался, не буду врать! Пуля взвизгнула у меня над ухом и попала в стену. Я ничего не соображал, только видел, что сейчас Арик выстрелит во второй раз и… В общем, я выхватил свой пистолет… И все. Он упал, как подкошенный… Я постоял минуту, приходя в себя, а потом позвонил в полицию. Трубка телефона в салоне – единственное, что я трогал в этой квартире до того, как появились полицейские.

– Хорошо, – кивнул Беркович, – вы посидите здесь, а я осмотрю салон.

Он вышел из кухни, оставив Вингейта размышлять о тщетности человеческой жизни. В салоне эксперт Марк Зайдель уже закончил работу, фотограф Брискин складывал аппаратуру, а два санитара стояли в дверях, готовые вынести тело. Беркович обошел лежавшего навзничь мужчину. Руки Зингера были раскинуты, пуля попала ему в грудь, пистолет лежал на полу около правой ладони.

– На рукоятке отпечатки пальцев только одного типа, – сказал эксперт. – Точно пока не скажу, но полагаю, что это отпечатки самого Зингера… Посмотрите сюда, сержант, вот след пули.

Беркович поднял голову – в стене неподалеку от входной дверью на уровне чуть выше человеческой головы была свежая царапина.

– Пуля срикошетировала, – сказал эксперт, – и сильно деформирована. Я взял ее для исследования.

– Если бы Зингер попал в Вингейта, – задумчиво произнес Беркович, – то ранил бы его в живот, судя по направлению движения пули, верно?

– Да, – согласился эксперт. – Зингер выстрелил, не успев поднять пистолет до уровня глаз – от пуза, как говорится. Видно, что не рассуждал, действовал импульсивно.

– Конечно, – согласился Беркович. – А где лежало оружие?

– Вот в этом ящике, – кивнул эксперт в сторону секретера.

– Вы осматривали ящик? – спросил Беркович.

– Естественно, – сказал эксперт. – Кроме пистолета, Зингер хранил там инструкцию от телевизора, неоплаченные счета за телефон и свет.

– Вы закрыли ящик?

– Я вернул все в прежнее положение.

– Понятно, – протянул Беркович. – А перчатки? Вы не видели перчаток?

– Каких перчаток? – нахмурился эксперт. – Я ведь обыском тут не занимался, это не мое дело.

– Безусловно, – согласился Беркович. – Я сам поищу.

– О каких перчатках вы говорите? – спросил эксперт. – На убитом перчаток быть не могло. Вингейт тоже был без перчаток, на его пистолете следы его пальцев.

– Естественно, – кивнул Беркович. – Картина ясная, верно?

– Вполне, – сказал эксперт. – Если у вас нет возражений, сержант, я дам распоряжение унести тело.

– У меня нет возражений, – покачал головой Беркович. Он подошел к секретеру, выдвинул ящик, тот оказался довольно тяжелым и ходил в пазах туго. Внутри действительно лежали бумаги, о которых говорил эксперт. Собственно, Беркович и не ожидал обнаружить что-то иное. Он задвинул ящик, постучал по ручке костяшками пальцев, произнес «м-да» и пошел на кухню продолжать разговор с Вингейтом.

Тот сидел в той же позе, в какой Беркович его оставил.

– Вы понимаете, надеюсь, – сказал сержант, – что отвечать по закому вам все равно придется. Если вы действовали в пределах необходимой самообороны, суд обвинение снимет.

– Я знаю, – мрачно сказал Вингейт. – Кошмар…

– Только один вопрос, – вздохнул Беркович. – Куда вы дели перчатку?

– Какую перчатку? – вскинулся Вингейт, и Беркович понял, что попал в точку.

– Ту самую, которая была на вашей руке, когда вы стреляли в стену из пистолета Зингера, – пояснил он. – Давайте не будем играть в прятки. Перчатку все равно найдут, вы ведь не могли ее унести и выбросить. Скорее всего, она окажется в мусорном ведре.

По взгляду Вингейта Беркович понял, что и на этот раз оказался прав.

Полчаса спустя, сидя в кабинете инспектора Хутиэли, сержант излагал свою версию убийства:

– Вингейт наверняка все обдумал заранее, он знал, где приятель держит оружие, и потому ссору устроил именно в салоне. Выстрелил в Зингера, убил его наповал. Потом надел перчатку, достал из ящика пистолет хозяина, выстрелил в стену – в ту сторону, где минуту назад стоял сам… Вложил оружие в ладонь мертвого уже Зингера… Машинально закрыл ящик секретера. Вот это его и сгубило, инспектор!

– Да, я понимаю, – сказал Хутиэли. – Если бы все происходило так, как описывал Вингейт, ящик остался бы открытым. У Зингера просто времени не было закрывать ящик…

– Перчатка действительно оказалась в ящике, – заключил Беркович. – Только не для мусора, а для грязного белья.

– А фильм? – спросил инспектор. – Фильм был интересным?

– Ерунда, – покачал головой Беркович. – Не люблю утопленников…




Второе завещание


– Я слышал, ты собираешься жениться? – спросил инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович вошел в его кабинет утром в воскресенье.

– Я тоже об этом слышал, – меланхолически ответил Беркович. – Меня об этом спрашивает каждый сотрудник управления. Неужели об этом говорили на утренней передаче смены?

– Кого ты позвал на свадьбу? – поинтересовался инспектор.

– На какую свадьбу? – вскинулся Беркович. – На прошлой неделе мы с Наташей поругались окончательно и бесповоротно, и я понятия не имею, какой провокатор разнес по управлению сведения, не имеющие отношения…

– Скажи-ка, – прервал Хутиэли, – который раз вы с Наташей ссоритесь окончательно и бесповоротно?

– Э… Шестой. Нет, седьмой, если считать ту ссору в кинотеатре.

– Ясно, – кивнул инспектор. – Значит, по крайней мере сегодня ты будешь больше думать о том, как помириться с Наташей, чем о том, как разобраться с делом о завещании.

– Каком еще завещании? – поднял брови Беркович.

– Ты не присутствовал на утренней беседе, – брюзгливо заметил инспектор. – Иначе ты бы знал, во-первых, что о твоей женитьбе не было сказано ни слова, а во-вторых, что тебе поручено провести расследование по делу о завещании Арье Ашкенази.

– А! – воскликнул Беркович. – Это миллионер, которого похоронили три месяца назад?

– Он самый.

– Но завещания – компетенция адвокатов…

– Да, если нет дополнительных обстоятельств, заявленных наследователями.

– Какие обстоятельства? – заинтересованно спросил Беркович.

– В двух словах: по-видимому, имеется второе завещание, написанное через несколько дней после первого. По первому – тому, что было оглашено в марте – деньги получает сын Ашкенази, Моше. По второму – где оно находится, неизвестно, – по крайней мере половину суммы получит двоюродный брат покойного, Мордехай, который живет в Австралии.

– Что означает фраза: «где оно находится, неизвестно»? – удивился Беркович.

– Именно это и означает, – раздраженно сказал Хутиэли. – Заявление в полицию подал Моше Ашкенази, пусть он тебе объясянит детали. Скажи ему, кстати, что поиск садовника Ицхака Розена уже объявлен.

– Кто такой Розен? – поднял брови Беркович, но Хутиэли замахал руками:

– Отправляйся, все узнаешь из первых рук.

Арье Ашкенази, насколько было известно Берковичу, владел крупной торговой сетью «Маркет Цафон» в Израиле, магазинами в США, Франции и Аргентине. «Стоил» он не меньше сотни миллионов долларов, понятно, что вокруг его завещания непременно должны были возникнуть споры, особенно если покойный завещал все свое состояние единственному наследнику. Свою роль в этом деле Беркович пока не вполне понимал и потому явился на виллу Ашкенази неподалеку от Нетании в дурном расположении духа. Не понравилась ему дорога – слишком много пробок, не понравился сад – слишком много деревьев, а дом понравился еще меньше – архитектура у этого строения была какой-то не израильской, было в ней что-то от готики, что-то от раннего реннесанса и от чего-то еще, чего Беркович определить так и не смог. Эклектика, в общем.

Сын миллионера принял сержанта в огромном салоне второго этажа, уставленном бюстами, будто только что вытащенными из земли, где они пролежали две тысячи лет. Возможно, это было копии, но Беркович не исключал и того, что видит самые настоящие оригиналы древних скульптур. Моше Ашкенази оказался человеком лет сорока пяти, не желавшим терять ни минуты своего драгоценного времени. Он даже не предложил Берковичу сесть, не говоря уже о чае или кофе.

– Никаких осложнений не предвиделось, – говорил Ашкенази, быстро пересекая салон по диагонали. Беркович стоял у окна, чтобы не попасть наследнику под ноги. – Завещание просто ждало срока утверждения. Неделю назад, однако, мне позвонил поздно вечером наш садовник Ицхак Розен. Было около одиннадцати часов, я только вернулся из ресторана. Звонил Розен, скорее всего, из автомата, поскольку определитель номера показал, что звонок не опознан. Розен сказал, что у него есть второе завещание отца, написанное через три дня после первого, и что по этому второму завещанию половина наследства отходит к моему двоюродному брату, который живет в Австралии и которого лично я не видел лет десять. Насколько мне известно, отец также не очень-то общался с племянником.

– Откуда у садовника могло оказаться завещание вашего отца? – удивился Беркович.

– Это был первый вопрос, который я задал! Естественно, Розен был к нему готов и сказал так: «Через три дня после того, как хозяин подписал завещание, я обрабатывал ели, что стоят у окон кабинета. Вдруг я услышал окрик хозяина. Господин Ашкенази звал меня из окна, он хотел, чтобы я прошел в кабинет. Я немедленно выполнил указание. Господин Ашкенази сидел за своим столом, перед ним лежали какие-то бумаги. „Подпишись вот здесь“, – сказал хозяин. Я не любитель подписывать бумаги, не зная их содержания. „Что это?“ – спросил я. „Мое завещание“, – сказал хозяин. „Я не очень доверяю своему сыну, – добавил он, – и потому это завещание передам на хранение не адвокатам семьи, а тебе, как свидетелю. Предъявишь документ через месяц после моей смерти“».

– Простите, – решился Беркович прервать рассказ Ашкенази, – почему ваш отец прибег к такому способа сохранить новое завещание? И почему вообще его написал – почти сразу после первого? Вам не показалось это подозрительным.

Ашкенази перестал бегать по салону и остановился перед сержантом.

– Конечно, показалось! – воскликнул он. – Я сразу сказал Розену, чтобы он не выдумывал. И вот, что я услышал в ответ: «Завещание у меня, господин Ашкенази, и я намерен выслать его копию в Австралию, а также предъявить в адвокатскую контору Бруков». Бруки, господин полицейский, это наши семейные адвокаты…

– Да, я понял, – кивнул Беркович.

– Я вспылил и потребовал, чтобы Розен немедленно явился вместе с этим завещанием, если оно у него есть. «Конечно, оно у меня, – сказал садовник. – И я вам его отдам. Точнее – продам. За два миллиона долларов. Условия передачи денег мы сейчас обговорим. Кстати, не пытайтесь натравить на меня полицию. В этом случае завещание будет передано адвокатам немедленно».

– Но вы все же обратились в полицию, – усмехнулся Беркович, – хотя в результате можете потерять половину наследства.

– Нечего иронизировать, сержант! – воскликнул Ашкенази. – Терпеть не могу шантажистов!

– И к тому же, – продолжал, улыбаясь, Беркович, – ваше собственное расследование оказалось неудачным, верно?

– Да, черт возьми! Я обратился в частное сыскное агентство, обещал хороший гонорар, если мне найдут, где прячется этот Розен. Дома его, во всяком случае, не было уже третью неделю, и на работу он не являлся. Сыщики проели весь аванс, но следов Розена не обнаружили. А время идет!

– Вы договорились о передаче денег?

– Я сказал, что должен подумать. Розен позвонил мне на следующий вечер, и я надеялся задержать разговор, он опять звонил из автомата, мой определитель не показал номера, но у сыщиков больше возможностей… Но Розен не дурак, черт побери! Поняв, что я еще не решил относительно денег, он повесил трубку. С тех пор он звонит каждый вечер. Вчера он сказал, что, если я сегодня не дам точный ответ, завтра завещание будет у адвокатов. Что мне оставалось делать? Либо заплатить, либо обратиться в полицию!

– И вы выбрали полицию, – с удовлетворением констатировал Беркович. – Скажите, господин Ашкенази, вы хорошо знаете садовника?

– Конечно! Он работал у нас лет десять! Никаких замечаний, отличный работник, мы ему хорошо платили, посмотрите, какой у нас сад, какие цветы, как ухожены все деревья! Розен дневал и ночевал в саду.

– Где он живет?

– Где-то в Нетании, – пожал плечами Ашкенази. – Почему вы спрашиваете? Полиции известен адрес, там ведь уже был обыск…

– Покажите мне, пожалуйста, кабинет отца, – попросил Беркович. – Это ведь на нижнем этаже, верно?

– Да, и окна выходят в сад. В кабинет можно пройти из сада, там есть дверь.

– Ясно. Значит, нет ничего удивительного в том, что ваш отец, захотев отдать кому-то на хранение завещание, обратился именно к садовнику, работавшему под окном.

– Ничего удивительного, – повторил Ашкенази. – Отец хорошо знал Розена, часто говорил с ним о растениях… Ничего удивительного.

Кабинет миллионера оказался небольшим, но светлым, широкое окно выходило в сад, за окном покачивались на ветру стройные молодые ели – растения, не очень-то типичные для Израиля. Беркович подошел к окну, открыл его, ветер ворвался в кабинет, на столе зашуршали бумаги.

– Прикройте, – сказал Ашкенази, – здесь сейчас все улетит…

Беркович послушно закрыл окно и повернулся к миллионеру.

– Мы, конечно, будем искать этого Розена, – сказал он, – и, если ему не удастся сбежать за границу, посадим за решетку. За шантаж он может получить до пяти лет.

– Очень оптимистическое заявление, – буркнул Ашкенази. – Меня больше интересует не Розен, а завещание.

– Не думаю, – задумчиво протянул Беркович, – что такое завещание вообще существует. Садовник хотел выманить у вас два миллиона, а потом сбежать. То, что вы обратились в полицию, спутало ему карты. Он был уверен, что вы заплатите, потому что… Скажите-ка, господин Ашкенази, между вами и отцом были в последнее время какие-то серьезные разногласия, из-за которых он действительно мог принять решение лишить вас половины наследства?

– М-м… – пробормотал Ашкенази, – в том и проблема… Моя вторая жена, Михаль… Впрочем, это внутрисемейная история, о ней мало кому было известно…

– Садовник мог знать?

– Розен? Мог, он вечно околачивался возле дома, мог слышать… Да что там, отец сам в порыве гнева мог рассказать ему, что терпеть не может Михаль и готов ее убить, не то, что лишить денег…

– Ясно, – сказал Беркович. – Именно поэтому вы Розену и поверили. Ваш отец действительно мог… Но все равно, я уверен – второго завещания не было.

– Да? Рад это слышать! Но как вы можете быть уверены?

– Вы хороший садовник? – вопросом на вопрос ответил Беркович.

– Я? С чего бы? Мое дело – торговля.

– Вот именно. В полиции, кстати, тоже не очень-то разбираются в садоводстве, особенно, когда речь идет о растениях, которые для Израиля нетипичны. Ели, например…

– При чем здесь…

– Да просто ели не нуждаются в уходе, тот, кто жил в России, это прекрасно знает! Садовнику нечего было делать под окном кабинета. Он соврал вам, что ухаживал за елями, – ведь других растений под окном просто нет. Должен же был он придумать какой-то предлог – что он тут делал, когда хозяин его позвал! Хорошо, что вы ему не заплатили.

– Я и не собирался, – сказал Ашкенази, но выражение его лица говорило об обратном. Конечно, он отдал бы деньги, лишь бы второе завещание не было оглашено!

– Розена искать все равно нужно, – сказал инспектор Хутиэли час спустя, когда Беркович доложил о своих выводах. – У шантажистов всегда одна альтернатива. Либо они получают деньги, либо идут в тюрьму. Денег Розен не получит, это ясно, остается тюрьма…




Вышивка бисером


У Берковича было плохое настроение. Точнее, он сам говорил всем, что у него плохое настроение – если, конечно, кому-нибудь приходило в голову поинтересоваться, отчего сержант посреди рабочего дня неподвижно сидит перед компьютером, не нажимая на клавиши и даже не пытаясь хотя бы для вида перелистывать страницы текста, вызванного на экран.

– Плохое настроение – это, конечно, достаточный повод для безделья, – пробурчал младший инспектор Горелик, входя в кабинет и передавая инспектору Хутиэли папки с законченными делами. Горелик недавно получил повышение и опять, как в прежние времена, когда Беркович был стажером, считал для себя возможным указывать младшему коллеге, что ему надлежит делать.

– Борис работает, – усмехнулся Хутиэли. – Я дал ему задачу, и он весь погружен в решение.

Горелик не счел возможным спросить, о какой задаче идет речь, но подумал, что никакую задачу не решить, если пялиться в экран. Двигаться нужно, ногами шевелить, руками, иногда – мозговыми извилинами, без этого тоже нельзя. Когда сидишь неподвижно, мысли тоже застывают, это младший инспектор Горелик знал из собственного опыта: когда он вечерами садился перед телевизором и начинал пристально вглядываться в мелкающие изображения, бег мыслей мгновенно прекращался, и возникало единственное непреодолимое желание – спать, спать… По мнению Горелика, именно это сержант Беркович и делал посреди рабочего дня – спал на рабочем месте с открытыми глазами.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pavel-amnuel/rassledovaniya-berkovicha-2/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.