Книга - Стиратель

Стиратель
Виктор Иванович Свешников


Бесчеловечно униженному, втоптанному в грязь, случайно попавшему в нелепую уголовную историю, молодому преподавателю физкультуры, удаётся выжить в чудовищных условиях, созданных ему уголовниками и потакавшими им администрациями тюрем, и в последующем, ценой своей жизни, жестоко отомстить виновным в уродовании своих здоровья, бытия и смерти друга.





Виктор Свешников

Стиратель



Он изменял настоящее, чтобы защитить будущее!

Часть 1




Опущение во тьму

Глава 1


Я, автор книги, не сидел в тюрьме и даже не имел каких-либо отношений с милицией. Разве только с ГИБДД и при получении, обменах паспорта. И привычно, видимо сказывалось советское воспитание. Как, наверное, и множество других людей, считал, что наш советский суд самый "гуманный" в мире, а "моя" милиция меня "бережёт! А теперь, часто сталкиваясь с несправедливостью со стороны работников правопорядка и "человечных" судов, ко многим обычным людям, очень непросто изменить своё устоявшееся мировоззрение. И ведь слышал некие истории по этой теме от случайных людей, но не верилось. Ну, как подобное может быть? Теперь же мне встретился индивид, который, по его словам, прошёл через ад, устроенный ему следственными органами и "блатными".

В том, что он многое испытал, сомнений не было. Об этом говорила его изуродованная, как я подумал вначале, "героическая" внешность. Встретился я с ним в двухтысячных годах прошлого столетия. И совершенно неожиданным для меня стало его откровение – рассказ о жизни, в которой была и есть одна только боль. То, что он говорил правду, сомнений не было, так как все переживания и эмоции отражались на его изувеченном лице и поведении. Не так просто и без повода заплакать мужчине, для этого надо быть большим артистом. Я ему поверил ещё и потому, как он эмоционально излагал события своей жизни, а приводимые факты, как я думаю, мог описывать только человек, испытавший всё на себе или писатель-фантаст, с необыкновенными способностями сочинения. Я его к таковым не отношу.

Эту тему осветил мой необыкновенный попутчик. Она и мои раздумья по этому предлогу, послужили поводом для появления данного рассказа. Писать я принимался несколько раз, но почему-то всё откладывал. Больно тема для меня незнакомая. И вот решился. Возможно, за это время, в "местах не столь отдалённых" произошли некие изменения в положительную сторону. Но, судя по периодически возникающим бунтам заключённых на зонах, не думаю, что глубокие. Передо мной встала задача написать непростую книгу о деятельности следственных органов и совершенно незнакомых мне непростых отношениях, царящих в ином "государстве" – преступном мире.

К тому же и ваяю я не документальное повествование. Потому прошу снисхождения и амнистии в возможных мелких неточностях в изложении невероятных, с точки зрения простого обывателя, событий – пишу-то я всё-таки со слов рассказчика. А о них, как мне сдаётся, должны знать все, так как в нашем обществе актуальны поговорки: "От сумы и тюрьмы не зарекайся!", "Темница, не дом родной!" и т. д. Ещё я специально употребляю много слов из воровского жаргона для того, чтобы читатели знали о них, как дополнительном средстве унижения нормальных людей, по "фене": "асмодеев", "штымпов", "фраеров", "чертей" и ещё многих наших кличек. Значения их можно легко найти в Интернете по запросу: "феня".

Внимание! Для того чтобы не бросить ни на кого тень и вызвать этим пересуды, а также различные домыслы, все названные имена, клички блатных и осужденных, вымышлены. Случайными являются и названия точек пребывания заключённого и пунктов его жестокого отмщения, их немного в рассказе. Из гуманных и этических соображений, щадя чувства читателя, не упоминаю о процессах ещё большего унижения, когда насилуют одновременно как сзади, так и спереди, думаю, понимаете куда, и др. Кто хочет узнать об этом больше, обратитесь к Интернету. Ещё не описываю детально процедуру приготовления и употребления чифиря, так как он не доставался моему герою.

Теперь вернёмся к написанному выше. Да, да, я не случайно выделил слово. Вы не ошиблись, правильно прочитали – в другом "государстве". Ведь преступный мир есть вполне состоявшаяся формация. В ней имеется свой язык – "феня", называемый в народе блатным жаргоном, письменность и даже "конституция", со сводом законов и "понятий". Там существуют органы управления, контроля, дознания и исполнения наказаний. Конечно, всё это, в какой-то мере "работает" по отношению к "своим".

Но горе тому, кто не подпадает под данный "институт" правил, так как в этом обществе свирепствуют жестокие меры в отношении тех, кого невзлюбили или, по понятиям "блатных", не заслуживающих нормальной жизни. Над подобными людьми, "правильные" "бродяги" изощряются в самых зверских издевательствах: кто на что горазд. Способов их проявлений великое множество. Часть из них входит, как бы в надобный перечень наказаний, условий, обязательств. Другая часть может придумываться тут же, по "ходу" противоправных действий.

Встретился я с этим необыкновенным человеком в поезде дальнего следования. В то время, когда при всеобщей нехватке билетов, поезда ходили полупустыми. Пока я не узнал подоплёки этому явлению, меня удивляло такое отношение проводников к своим обязанностям. Они не передавали в предстоящий пункт остановки сведения о наличии свободных мест. Оказывается, этому были свои корыстные причины. Советский Союз растаскивали и грабили всевозможными способами. Железная дорога тоже преуспевала в этом. А люди давились в очередях к кассам, в надежде приобрести сокровенный клочок бумаги с заветным номерком в вагоне. Но… мест в них или "не было", или бывало, но мизерное количество. (Опишу немного для молодых, мечтающих о Советском Союзе)

Желающие уехать возмущались, плакали и рыдали, у многих были веские причины, чтобы уехать. Кто-то опаздывал на похороны. Тот или иной должен возвратиться в установленный срок. Некто на работу или в командировку, но большинство, конечно, в отпуска. Иногда дело едва не доходило до погромов. Но кассиры клялись, что мест в очередном поезде нет или есть, но всего несколько. При этом они часто подсказывали, что, мол, идите на перрон и говорите с проводниками, возможно и повезёт! Но как он возьмёт, если в вагоне нет свободных мест? А они, в нарушение своих инструкций, чаще всего брали! Но куда? …В полупустые вагоны! И деньги за проезд – стоимость билета, пассажиры уже отдавали им. Улавливаете? Это была отлаженная застойными годами поездная коррупционная система, где все пребывали сытыми и довольными, кроме, разумеется, бьющихся у касс путников.

У бригады поезда существовали свои отработанные приёмы и по заполнению дорогих вагонов. К примеру, в купейном мало пассажиров. Конечно, его надо заполнить, прибыль-то, какая уходит! И вот, когда ватага мытарей подбегает к плацкартному вагону, его вожатый лениво произносит: – У меня нет свободных мест! Но проводники купейных вагонов, я недавно с ними общалась, говорили, что у них есть.

Толпа страждущих путешественников, с сумками и чемоданами, со стариками и детьми, ломится к дорогим вагонам, стараясь опередить друг друга. Сколько в наличии незанятых мест неизвестно! А каждый хочет оказаться тем единственным счастливчиком, который готов за любые деньги, оказаться обладателем заветного седалища.

У входов в них невообразимая давка. Проводники на высоте и мурлычут под нос весёлую музыку. Ещё бы: сколько денег привалило! А люди ломятся к заветным проёмам едва ли не по головам других. Конечно, выигрывают сильнейшие. Одинокие женщины, старики остаются сзади. Оскорблённые и униженные, они посылают проклятья рвущимся вперёд хамам. А те, прорвавшись к входу, начинают тащить через головы людей и по ним, свои чемоданы и членов семьи. Обстановка раскаляется до предела. И в этот момент проводница может ободряюще сказать: – Успокойтесь, граждане, все уедете, мест хватит всем! Вагоны почти пустые!

Этому никто не верит. Как они могут быть незаполненными в такое время, когда и в кассах говорят, что свободных мест, ни плацкартных, ни купейных, нет в наличии! И штурм продолжается. Последними заходят самые слабые и те, кто даже в подобных ситуациях не теряют человеческого лица. Но таких, к сожалению, очень мало, потому что в это время люди становятся волками по отношению друг к другу. Это на бумаге у нас все "человеки" друзья, товарищи и братья! Фикция всё это! Настоящее провозгласили те, кто не бывал в подобных ситуациях. Те, кто передвигается в персональных автомобилях, поездах и даже самолётах. А в аналогичной обстановке более сильные "люди" быстро обнажают звериную сущность и многие намерены идти по головам других.

Но потом, когда улягутся страсти, и нахал плебей станет обладателем заветного места, он становится учтивым и даже "культурным". Расточает бывшим соперникам, теперь уже соседям, улыбки и говорит только через "пожалуйста". Но когда одна женщина, из "затоптанных", осмелилась сказать своему соседу, что он наглец и хам, то, кажущийся ручным "лев" так гаркнул на неё, что бедолага лишилась голоса и всю дорогу молчала.

У многих, попавших подобным образом в пустой вагон счастливчиков отвисали челюсти от изумления и несправедливости. Некоторые даже пытались возмущаться подобным положением дел: пробовали восстановить справедливость, путём взывания к совести проводников. Но они быстро охлаждали их воинственный пыл: – Может, вы хотите обратно, на перрон? Это мы запросто! Позовём милицию, она у нас своя, поездная и вас, как хулигана, выставят из вагона! И будете опять, как стая голодных воробьёв, щебетать у касс.… Ах, не хотите! Тогда сидите и не чирикайте!

Услышав подобное, женщины быстро закрывали рты свои чересчур справедливым мужьям, и в поезде воцарялся "порядок". Также, молча, загнанные, "с радостью" отдавали проводникам свои кровные за проезд в дорогом вагоне, за купе с присутствующими в нём хамами.

Но мы немного отвлеклись от темы. Я работал, как говорили в то время, на "Севере", по вахте и мне приходилось часто ездить на поездах. "Прикормил" женщину в кассе предварительной продажи и у меня всегда бывал билет на нужное время. По пути следования, я иногда выходил из вагона и наблюдал описанные мною пассажирские баталии "привокзального значения".




Глава 2


Однажды, когда было напряжённое летнее время, даже "моя" кассирша не смогла приобрести мне билет в плацкартный вагон, в нужном мне поезде. Но оставила в купейный, так как знала, что мне нельзя опаздывать на работу. Так я оказался в дорогом вагоне и, что самое интересное, один в четырёхместном купе (в такое-то время). А всего ехало человек пятнадцать. Проводницей в нём была женщина средних лет, болтливая и почему-то весёлая. Наверное, в предвкушении больших денег – вагон-то пустой. Она часто приносила мне чай (я заказывал) и присаживалась поговорить. А узнав, что я пишу (на столике лежала рукопись книги) и вовсе разговорилась.

За Самарой, на маленьком полустанке, я выскочил на перрон покурить. В вагоне было "тепло" и душно. Утро, но уже стояла жара и как дополнение к ней полный штиль. На деревьях поникли листья, а впереди был почти весь день. Дохнуть нечем, но курить надо! Проклятая привычка! Задыхаешься, но "тянешь вонючую соску"! "Отравившись", я вошёл в вагон и обнаружил в своём купе, как мне показалось вначале, хмурого мужчину. Я поздоровался и присел на своё место, напротив. Поезд тронулся, вошла проводница, взяла у него деньги за проезд. Он сказал, что едет до конца маршрута. Выходит, я сойду раньше. Но это был не вахтовик, уж их-то узнаю, с первого взгляда. Хозяйка вагона повернулась ко мне и сказала: – Вот вам, как писателю и собеседник.

Она вышла с билетом, а мужчина стал снимать верхнюю одежду. Устроившись, подсел к столику и стал глядеть в окно. Мне не хотелось играть в молчанку, и я достал коньяк (обожаю этот напиток) и шоколад. Его в Самаре продавали кусками на килограммы по смехотворной цене (воровали на кондитерской фабрике, а что было в конфетах?) Я указал мужчине на спиртное: – Употребим этот божественный напиток, за знакомство? – а потом добавил, – убьём бутылку?

Он даже вздрогнул от моих слов, но тут же оправился, взглянул на меня и спросил: – Как можно её убить, расколоть что ли?

Я сказал: – Мы уничтожим алкогольное зло, что находится в ней. А сосуд, лишившись своего содержимого, потеряет своё значение. Ведь худо надо уничтожать везде и всюду в любом его проявлении, не так ли?

– Вы правильно сказали, согласен с вами. Долг каждого человека осознанно служить Добру и активно противодействовать Злу. Хотя бы в самом себе.

Я достал два складных стаканчика (были раньше такие) и наполнил их. Перочинным ножом отколол несколько кусков шоколада. Поднял стаканчик: – За знакомство!

– За сказанное! – произнёс сосед и отпил половину ёмкости.

– Меня зовут Артём, – объявил я.

– А мы Даниил! – шутливо сказал он и спросил: – вы что, действительно, писатель?

Я кивнул головой, но добавил: – Да какой из меня беллетрист? Пишу, как говорится в стол да для близкого окружения. Сейчас, для того чтобы издаваться нужны баснословные деньги, а у меня их нет. Сами видите, какое время наступило!

Мы допили содержимое стаканчиков, и я вновь наполнил их.

Исподволь, незаметно рассматривая своего собеседника, я всё более убеждался в том, что передо мной интересный человек, побывавший во многих передрягах. Левую половину его лика пересекал большой шрам, начинавшийся над глазом и заканчивающийся под ним. На щеках рубцов помельче было не сосчитать. Они виделись на всём лице, даже на губах и носу, доходили до ушей. Ушные раковины тоже несли на себе, как я решил, следы воздействия осколков. Как у него остались целыми глаза? Его лоб, до бровей, закрывали волосы, видимо и там что-то было. Руки, особенно пальцы, тоже были в шрамах, с татуировками. Я решил: "Наверное, военный".

Мы "хлебнули" ещё. Немного погодя, собеседник стал краснеть, из чего я сделал вывод, что в жизни Даниил, наверное, мало выпивает. Но это так не похоже на наших бранных гуляк.

– А вы, наверное, военный? – спросил я.

– С чего это вы взяли? – усмехнулся сосед.

– Да вы весь в следах от ран, – заметил я.

– А-а, вон вы о чём, – невесело произнёс он и добавил, – а разве рубцы бывают только у них? Они могут быть и от издевательств.

Даниил ещё больше покраснел и опустил голову. На его скулах заходили желваки, руки сжались в кулаки, причём так, что побелели косточки суставов.

Я почувствовал, что с собеседником что-то произошло. Видимо, напомнил ему о нехорошем и перестал говорить с ним. Посидев, молча, минут пять, Даниил встряхнулся и сказал: – Что же мы сидим, наливайте, продолжим уничтожать "зло"!

Я налил стаканчики. Собеседник поднял свой: – Давайте выпьем за то, чтобы никто в жизни не испытал даже малую часть того, что пришлось пережить мне!

– Хороший тост, но я этого, к своей досаде, не ведаю, вы говорите загадками. Но… за сказанное!

Мы вылили в рот коньячок, теперь уже до дна. Закусили шоколадом. Даниил поднял голову. – Артём, вот вы посетовали, что, к сожалению, не знаете того, что пережил я? Уверяю вас, что это к счастью, и я бы даже сказал: к великому! Не каждый может даже принять то, что испытал я и что делаю сейчас! Это настолько ужасно, что иногда сам себе удивляюсь, как выжил в том аду, где оказался не по своей воле, оклеветанный одной сволочью. И теперь, бытие моё поддерживает только неуёмный костёр мести тем людям, что поломали мою жизнь. Они изуродовали меня настолько, что каждый день теперешнего моего существования приносит только боль и страдания.

– Так кто же вы есть? – воскликнул я, заинтригованный витиеватым диалогом собеседника.

Попутчик взглянул мне в глаза и сам налил стаканчики. Поднял, кивнул мне и выпил.

– Вот вы писатель, – заговорил он… – Громко сказано, – вставил я. – Проводница пояснила, – утвердительно произнёс он и спросил, – а вы знаете, каким ужасным бывает зло? Сколько его разновидностей и до чего оно может довести личность! Но самым большим оно становится от неправильных действий лиц, обладающих властью! От их безразличия к бытию людей! Должностные персоны хотят иметь всё и сразу и не задумываясь, идут к тому, что им не полагается по головам окружающих, иногда, даже ломая им шеи – жизни. Подобное пренебрежение правами и свободой народа создаёт у него чувство незащищённости. Мы часто слышим, что скоро мы будем жить хорошо! Но какие люди станут ладно "жихтарить"? Те, которые страдают и вымирают сейчас или представители коррумпированной власти и иже с ними те, которые живут за счёт населения страны и обдирают его, как липу? А ещё и преступные элементы, которые, не работая, презирая трудовой люд и, даже источая неимоверную злобу, противодействуют существующей власти, но имеют всё. А уголовное лихо может довести даже до скотского состояния! – неожиданно громко выкрикнул он. – Вы даже представить не сможете тех издевательств, что пришлось пережить мне и моим товарищам! И выжил я лишь потому, что должен был отомстить, "отдать долг" каждому, кто над нами измывался! Чувство мести вселяло в меня силы и не давало умереть. Сейчас я благодарен ему и подпитываю его получаемыми эмоциями.

Собеседник, в волнении, вскочил с дивана, но не удержался на ногах. Как-то странно осел и повалился на бок. Я кинулся к нему, вытянул по дивану и перевернул на спину. У него были открыты глаза, но меня он не видел. По телу пробежал холодок: "Что делать? А вдруг умрёт! Что говорить и на работу точно опоздаю!" Осторожно потрепал попутчика по щекам: помогло. Даниил вздрогнул и зашевелился. Повернул ко мне голову. Я с облегчением вздохнул.

– Ох, и напугали вы меня! Что с вами? У вас бывают некие приступы? Может от коньяка?

Очнувшийся мужчина поднялся и сел за столик. – Нет, Артём, не от спиртного. Это от приступа злобы и необузданного чувства мести, они, иногда, почти лишают меня разума.

– Так кто же вы? Я думал, что военный, возможно, побывали в плену и подверглись садистским издевательствам!

– Ах, если бы это было так! Но, знаете, бывают свои люди хуже врагов!

Даниил опустил голову. Затем плеснул остатки коньяка в стаканчики. Поднял свой.

– За святую вендетту! – произнёс он тост и выпил. Закусил шоколадом, помолчал.

– Артём, вы грамотный, развитый человек, говорите, что пишите что-то. Думаю, поймёте мои страдания, боль. Хотите, я поведаю вам о своих мытарствах и последних "героических" похождениях, а вы, может, и сварганите книжонку. Уверяю вас, она будет очень интересной и поучительной для других. Конечно, всё не передашь словами, это надо испытать, но всё же…

Я расскажу свою страшную историю, которая длится и по сей день, уже около десяти лет, после того как я вышел на свободу. Остались ещё два человека, которые не должны жить в своём качестве в этом мире, потому что они не люди. Это служители ада в человеческом обличии! Они даже получили от меня соответствующие прозвища: Бельфагор – демон сладострастия и Аполлион – бес убийства. И я их обязательно "опущу" или лишу жизни! Как получится. Для "обиженных" уркаганов "жистянка" со своими прелестями уже недоступна. Они сдохнут, как шакалы, но непременно испытают то, что переносят униженные от их садистских выдумок и истязаний. А потом, наверное, умру и я. Бытие давно потеряло для меня смысл. Живу только ради мести. Лишь она поддерживает во мне тлеющий огонёк существования. Но сейчас предлагаю пойти пообедать, а потом поведаю вам о своей непутёвой житухе.




Глава 3


Мы закрыли купе и отправились в ресторан. Я заметил, что Даниил сел задом к обедающим, стараясь быть более незаметным для проходящих по вагону. После обеда мой попутчик купил бутылку коньяка, и мы вернулись на свои места. Я не стал дожидаться, когда он начнёт толковать и подстегнул его вопросом: – Даниил, могу записать ваш рассказ для памяти?

После некоторого колебания он сказал: – Только с условием, что его никто не услышит кроме вас.

Я пообещал ему это и включил на запись бывший со мной портативный магнитофон. Помолчав немного, Даниил начал говорить: – "Артём, есть одно замечательное утверждение: если в этом мире что-то происходит, то обязательно есть тот, кому это выгодно! А теперь о себе: мне неприятно "польстило" то, что вы увидели в моём облике героического военного, но, увы! Нет и нет, даже в армии не служил, некогда было. Я сидел в тюрьме и не в качестве какого-то отчаянного "жигана", а в положении самого презираемого там существа. Причём, что самое обидное, попал туда случайно. Дознаватель постарался навесить на меня то, к чему я был вовсе не причастен, но оказался невольным свидетелем бандитской перестрелки и последующей затем, кражи милиционерами их денег. В тюрьме со мной произошло самое страшное, что можно сотворить: сделали не человеком! Как я потом узнал, меня, по "просьбе" следователя, ему нужна была моя отрицаловка того, что мне предъявляли, специально поселили в камеру с отъявленными уголовниками…".

Рассказчик раскраснелся, у него дрожали губы, а в моменты пауз ходуном ходили желваки. Видно было, что разговор давался ему с большим трудом, так как до чёрточек сузились глаза, обострились скулы.

Видя его состояние, я перебил собеседника: – Даниил, успокойтесь и расскажите мне с самого начала вашей эпопеи. Кто вы, где учились и на кого, кем были по жизни до заключения? У вас умное выражение лица и вы создаёте впечатление порядочного человека.

Он остановился от неприятных воспоминаний и напряжение начало спадать. Лик стал принимать спокойное выражение.

– Извините, Артём, я волнуюсь и мне непросто сосредоточиться. Конечно, надо по порядку. Но это будет долгая история. Я схожу к проводнице и оплачу свободные места, чтобы нас не беспокоили.

Не успел я и слова сказать, как он выскочил из купе. Вскоре вернулся. Потёр руки: – Отлично! Мы будем одни. Но что же мы беседуем на "сухую"? – сказал он и наполнил стаканчики. – Ваше здоровье!

Даниил, медленно, со смаком, выпил коньяк. Взял кусочек шоколада. – До чего же приятное сочетание! – изрёк он.

– "Я постараюсь без лишних подробностей, – начал бывший зек, – так как основные события произошли уже после того, как попал в тюрьму. А жизнь моя была такая: родители, образованные люди. Мама филолог, работала библиотекарем, а папа был успешным конструктором в неком закрытом предприятии. Я появился у них поздно. Оба пристрастились к чтению и мне привили любовь к книгам. В старших классах увлекался романтическими историями и… не очень хорошо учился, в общем, "болванил", как и множество учащихся граждан нашей страны.

Так же, как у всех, были у нас и родственники: у папы сестра, а у мамы брат. У них также были дети, но я с ними как-то мало общался. Почему-то они редко бывали у нас. С двоюродной сестрой я всегда находил общий язык. Она тоже любила читать, и была полна всевозможными историями, догадками и предположениями. Но все они были девчачьими: наивными и пустыми.

А вот с братом Юркой, сыном сестры папы, я не ладил. Он был грубым, своенравным, всегда стоял на своём, даже и когда был явно неправ. Несколько раз мы подрались с ним, а после десяти лет перестали видеться. Семья съехала на жительство в другой конец города. О её делах и состоянии я изредка узнавал из разговоров родителей.

Когда мне было шестнадцать лет, они приехали к нам в гости. Юрка вытянулся, но не стал умней: то же упрямство, резкость в суждениях и… восхваление блатного мира. Сидя в моей комнате, стал превозносить "романтику" жизни "рыцарей пистолета и ножа", по сути, воров, бандитов и всевозможных налётчиков. Завидовал им, называл "бродягами по жизни", "правильными пацанами" и, соединённой некими узами "содружества", братвой. Меня почему-то это смешило, и я никак не мог представить себе подобные вещи. В конце концов, он обозвал меня бараном и ничего невидящим, непонимающим ослом, хотя на самом деле им был он сам. Меня это разозлило.

Я сказал ему, что в гостях не я у них, а он у нас и стоило бы вести себя скромней. Это привело его в ярость и даже сменило с лица. Уходя, сказал, что меня никогда не любил и у нас разные житейские пути. Мы никогда не поймем, друг друга, и посоветовал не попадаться на его дороге жизни. Это может плохо кончиться для меня. Хлопнув дверью, ушёл, не дождавшись родителей.

Я действительно в то время был ишаком: ничего не видел и не слышал. У меня к нему не было зла и, наверное, поэтому совершенно не тронула угроза брата. Ну, что мог мне сделать этот непутёвый родственник? Ох, как я ошибался!

Был ещё у меня закадычный друг Миша, – глаза рассказчика взялись поволокой, – дружили мы с ним ещё с детского сада. Потом вместе в одной школе. Затем, поступили в педагогический институт. Почему именно туда? Не буду кривить душой: потому что в другой не зачислили бы, учились неважно. А здесь, нетребовательные экзамены, абитуриентов мало, потому и брали почти всех подряд. А образование-то всё равно высшее. И это является главным во все времена. Определились мы с ним на факультет физвоспитания. Возможно, могли бы стать известными спортсменами, но… не получилось. Видимо не судьба!

В это время, как-то к нам приехала сестра папы и плача поведала о том, что Юра связался со шпаной и попал в милицию. Ограбили некую пустовавшую квартиру, за которой приглядывали соседи. Они и вызвали работников правопорядка. Всех троих повязали с приготовленными к выносу вещами и драгоценностями. Скоро суд. Адвокат говорит, что ему, как самому молодому, светит три года тюрьмы. Теперь тётя Света просит отца и меня навестить его и поговорить с ним: её он совершенно не слушает. Наоборот, весёлый, не унывает и говорит, что наступило время стажироваться, набираться опыта и ума.

Когда же он увидел меня с папой, то нагло засмеялся и попросил конвоира увести его. Не захотел говорить с нами. Уходя, погрозил мне кулаком.

Вообще-то, раньше, я думал, что личность сама делает свою жизнь. Оказалось, что нет! И поговорку "От сумы и тюрьмы не зарекайся", до того времени попросту даже и не слышал. А уж, чтобы она как-то могла подействовать на моё бытие, естественно, не предполагал. Но… "жистянка" человека зависит от обстоятельств, в которые он попадает и от людей, в чьей власти может оказаться. А их деяния в большой степени зависят от соблюдения незыблемых постулатов нашей веры и морали. Настоящих, не показных, как принято сейчас. Это влияет на все стороны жизни. Отсюда нечестность, бессовестность, безответственность.… В общем, всё злое, неправедное. И отступники диктуют зависящему от них линию жизни. Часто совершенно противную от его воспитания и характера. И ничего невозможно сделать с этим. И тогда сломанный гомо сапиенс отдаётся року. Один плывёт по волнам, не стараясь выгрести куда-то, потому что нечем управлять. Другой пытается сопротивляться стремнине, но порогов столько много и каждый доставляет такую боль, что едва хватает сил терпеть её. И он воет волком, скрипит зубами и живёт только надеждами на задуманное будущее. Что тут сделаешь? У каждого свой фатум! Аумное лицо это ещё не признак большого ума. Все глупости делаются именно с этим выражением на физиономии!

Года через три с небольшим повторилась та же картина. Снова нас посетила плачущая тётя Света и рассказала, что через две недели после выхода из заключения, Юрий опять попал в органы. Вновь грабёж квартиры, которая оказалась под охраной милиции. Теперь ему светит немалый срок, так как уже был судим. А он, при свидании, только смеётся. Впечатление такое, что лишь рад случившемуся. И вообще, стал грубым, наглым и ничего не хочет слушать.

И снова "загремел" негодяй, только теперь уже на шесть лет. Тётя Света на суде была сама не своя, а её сынок ничего не хотел говорить, нахально смеялся и дерзил судье.

В начале девяностых годов мы с Мишей окончили учебное заведение: нашей радости не было предела. А как же. Высшее образование! Это всё-таки институт! Звучит. Решили "отметить" это событие. Подзаработали деньжат на разгрузке вагонов и, как деловые, пригласили наших подруг в ресторан, "обмыть" и "объесть" радостное событие. Девушки учились с нами в универе, но курсом ниже.

Стояло тёплое лето. День был солнечный, и ничто не предвещало трагедии, так круто изменившей наши жизни. Весёлые и радостные, одетые соответственно случаю – при галстуках, мы подошли к женскому общежитию. Вскоре оттуда выпорхнули две хохотушки и подбежали к ухажёрам. Возбуждённые от того, что идут в ресторан. Не часто обычные люди бывают там, а особенно студенты. Девушки тоже приоделись во всё лучшее. Мы были приятно удивлены: раньше, в повседневной одежде, наши подруги выглядели далеко не так, как сейчас. Под их весёлый и несмолкаемый щебет, мы отправились в незнакомое для нас и потому волнующее место.

Заведение общепита было знаменитым, но малодоступным для заурядных граждан. Свою родословную вёло ещё с дореволюционного времени. Среди людей ходили слухи о том, что его завсегдатаями была "блатата", но что нам было до них? К тому же, мы никогда не задумывались над этим общественным явлением. И тем более, не сталкивались с преступным миром в своей короткой жизни. В общем, как и большинство двуногих не представляли, что это такое? И какая угроза может исходить даже для простого обывателя, имеющего в своём распоряжении хотя бы только одно здоровое "очко".




Глава 4


Итак, в семнадцать часов мы подошли к ресторану. Швейцар критически оглядел нас и нехотя открыл дверь. Видимо, опытным взглядом он одновременно оценил наши достоинства и возможности. И понимая, что от нас ему ничего не светит, неохотно, но всё же впустил нас. Время было раннее, и зал оставался полупустым (потому мы и оказались внутри). К нам, с кислой физиономией, подошла работница заведения с крутым мягким местом, видимо, от частого хлопанья по нему, и пригласила следовать за собой. В углу помещения сидела небольшая, но шумная компания и толстозадая посадила нас через стол от неё. Возможно, чтобы меньше ходить при обслуживании. Нам это не понравилось, и я спросил: – Женщина, а нельзя ли нам сесть в противоположном углу, дальше от этого шума?

Официантка бросила на меня уничтожающий взгляд, зевнула и сказала: – В-первых, я ещё не была замужем, а значит, девица, но никак не дама!

Во-вторых, все столы заказаны заранее и ждут своих клиентов. А чем вам здесь плохо? Несколько шумно, но это наши постоянные завсегдатаи, потому и ведут себя, как дома! Впрочем, я попрошу их вести себя тише.

Мы стали усаживаться за стол, а "мадемуазель" подошла к гулящей компании и стала что-то говорить. При этом трое парней повернулись к нам и один из них, со смехом, спросил её: – Это они порядочные люди? Да эти "фраеры" первый раз в жизни надели костюмы с галстуками. А на последние деньги пригласили тёлок в ресторан, в надежде трахнуть их пьяненькими. При их-то жизни, они ещё живой "шмоньки" не видели! И вообще, мы можем показать, кто здесь хозяин! – начал он угрожать, привставая.

А мы, опешившие от данной нам характеристики (прямо как в воду глядел), сидели и не знали, что делать дальше? Нам бы уйти в то время, но что ты?!

Мы хотя и не пьяные, но до крайности возбуждённые речью "урки", остались на месте. Милана и Римма принялись уговаривать нас: – Мальчики, давайте покинем это заведение и отметим торжественное событие в каком-нибудь кафе.

Но что ты! Заиграла, забурлила кровь глупых физкультурников. Да я, да мы…! Успокоили девушек и остались на месте, хотя у наших подруг явно не было настроения. Официантка вновь подошла к нам. Заказали бутылку марочного вина и небольшую закуску. Мы же пришли в культурное заведение, как нам тогда сдавалось, посидеть, поговорить о будущей жизни. А выпив, мы совсем забыли о неприятных соседях.

Между тем, народа прибавилось мало, но заиграла музыка, появились танцующие пары. Внезапно Римма и Милана вскочили с мест и прямо потащили нас танцевать. Они увидели двух "уркаганов", направляющихся к нашей компании. И опять девушки стали уговаривать нас уйти отсюда. Видимо чувствовали женскими сердцами что-то неладное. И вновь два "дятла", внутренне уже готовые к драке, уговорили их остаться здесь. Мы с Мишей понимали, что, судя по кидаемым на нас взглядам "блатных", потасовки не избежать, но ничего не предпринимали против этого. Что хотели этим доказать и кому? Ушли бы, и моя жизнь была бы другой, и Миша был жив. Но нет, сами пёрли на рожон! Уж драться-то мы умели!

Как только сели за стол, к нам подошли двое развязных парней и откровенно ухмыляясь, спросили: – Можно пригласить ваших "тёлок" на танец?

– У меня кружится голова! – заявила Милана.

– А я не танцую с незнакомыми! – отрезала Римма.

– Какие непонятливые "шмары"! – усмехнулся один из "блатарей", – нам нельзя отказывать!

– Они вам не ясно сказали! – встал на защиту девушек Миша, – оставьте их в покое!

– Которая из них твоя "марьяна"? – спросил урка и внезапно ткнул кулаком Римме в лицо. Она упала со стула. И тут началось!

Миша, одним ударом, послал её обидчика в нокаут. Второй бандит выхватил длинный, узкий нож и бросился на меня. Я перехватил бросок, а Миша отправил его на пол. "Уркаган" повалился, но упал на первого, а клинок воткнулся тому в живот. К нам подбежали их собутыльники и по двое кинулись на нас. Мы быстро охладили их пыл, а на полу из-под лежащих появилась кровь. Это зрелище остудило всех. В помещении раздались вопли. Со стороны наших противников послышался приказ: – Змей, забираем раненых и линяем. Сейчас здесь будут "фараоны"!

Блатные подхватили лежащих и бегом направились из ресторана, но не через вход, а служебный проход. Который был Змей, обернулся назад: – Мы с вами ещё встретимся, "фраерки"! Мир тесен! – крикнул он.

Как же он был прав! В дальнейшем, короткая жизнь Миши и моя, тесно переплетутся с криминальным миром и именно с этим "уркаганом". Это был тупой, невероятно жестокий человек, к тому же самоуверенный, с отсутствующей логикой, но верящий в свою интуицию и счастливую звезду. А вот они его здорово подводили, и убедиться в этом довелось мне и Мише.

Тут же, в ресторане, нас опросили прибывшие милиционеры. Несколько очевидцев подтвердили наши показания. Потом ещё два раза вызывали в органы. Оказывается, проткнутый ножом негодяй откинулся, но как об этом узнали в "ЧК", так и осталось загадкой?! Не могли же сами блатные рассказать об этом следователю! Так вначале думали мы с Мишей. Но дознаватель всё-таки делал слабые попытки приобщить нас к этому делу. Мы сказали, что пойдём в прокуратуру и там объяснимся с её хозяином. Подействовало. Нас оставили в покое.

Я устроился преподавателем физкультуры в школу. Работая с детьми, занимаясь с некоторыми из них в определённых физических дисциплинах, и сам втянулся в это дело и нередко задерживался в учебном заведении. Даже мама как-то спросила: – Где ты так часто пропадаешь? Что делаешь?

Я объяснил ей, что остаюсь в спортзале с ребятами, тренируюсь сам, и она вроде бы успокоилась. Но иногда расспрашивала о моих занятиях в школе.

Через год Миша женился всё на той же Римме, а у меня с Миланой ничего не получилось. Мы расстались друзьями. Но вскоре возникла дружба с молоденькой учительницей. Теперь мы с друганом стали реже видеться: он семейный человек! Примерное, через полгода я приехал к ним, и Римма огорошила меня сообщением: – Мишу задержали! У ресторана произошла некая драка и в ней убили молодого человека. В спине у него торчал старинный кинжал, на ручке которого обнаружили "пальчики" Миши. В милиции говорят, что ударил им парня. В это невозможно поверить, он никогда не носил с собой ножей. Даже родители покойного – они наши знакомые, так не думают!

Я несколько раз порывался встретиться с ним, но мне не разрешали в "интересах следствия". Вскоре состоялся суд. На процессе Миша всё отрицал и говорил, что, наоборот, он защищал парня от приставшей к нему "братвы". А его дело сфабриковано по чьему-то наущению. Тем не менее, его признали виновным и осудили. Меня это просто "убило" и я всего лишь один раз успел увидеться с ним, так как вскоре его препроводили из нашего города в другое место. На встречу, Миша пришёл с синяками и в кровоподтёках. Это был совершенно другой человек. На мой вопрос об этом, он лишь махнул рукой.

Затем придвинулся ближе к разделяемому нас стеклу и рассказал: – Это подстава блатных! Помнишь драку в ресторане? Там они зарезали тогда своего урку! Так вот, перед своим "паханом" они свалили это дело на меня. Началась охота за мной. Как-то, парни сомнительной внешности, предложили купить необычный нож, я же коллекционировал их. Но это был очень ценный экземпляр. Детально рассмотрел его. Древний артефакт из бронзы, а его ручка набрана из зубов неких больших животных. Я не мог его сторговать, он стоил много денег, и вернул обратно. Но на ручке остались следы моих пальцев и они их сохранили. Им только это и надо было, а цену назначили большую лишь для того, чтобы я его не взял.

Потом, выбрав момент, когда мы с Борей проходили мимо ресторана, бандиты напали на нас и в драке ударили им его в спину. Заметь, не меня. Я им нужен был для суда, за то, что якобы зарезал тогда в ресторане их блатного. Один из них хотел отмазаться от убийства своего подельника, свалив всё на меня. Воровской "сходки" ещё не было, но её готовят. А сейчас бьют, выбивают "признание", чтобы расправиться со мной по их правилам. Но я пока держусь, иногда даю сдачи и это их бесит. Ты, Даниил, ходи, осматривайся. Они помнят, что нас было двое.

"Вертухай" объявил, что время свидания закончилось и Мишу увели. Больше его не видел, куда-то отправили.

Когда я, бывая дома, отвлекался от дел и забот, то ходил к старинному заброшенному заводу. Его полуразрушенные строения были недалеко от нашего дома. Мы жили на окраине города. Тишина и разруха вызывали грустные мысли, намекали на хрупкость и призрачность нашего бытия, навевали думы о Мише. Где он и что с ним сейчас происходит, я не знал. Иногда, там лазали дети, устраивали сражения. Странное словосочетание, не правда ли? Игра и война! Совершенно несовместимые понятия!




Глава 5


Однажды, в выходной день, довольно жаркий, после обеда с водочкой, я, бродя по развалинам, по разрушенной лестнице поднялся на второй этаж. Погода стояла солнечная, на небе сиротливо висело одно маленькое, белесое облачко. Лёгкий ветерок, слабыми порывами, лениво шевелил уставший от солнца и безводья бурьян. Но в тени было терпимо. Я подошёл к оконному проёму, первому от угла, присел на нём и огляделся. Отсюда просматривалась часть города. Моё внимание привлёк ехавший с окраинной улицы, к заводу, дорогой автомобиль. Внезапно, услышал шум внизу. Осторожно выглянув, увидел во "дворе" другую, въехавшую большую машину. Из неё вышли четыре человека и стали оглядывать строения. До них от меня было метров двадцать.

– Змей, осмотри развалины! – приказал один из них другому. Тот направился к "моему" зданию.

Я сразу вспомнил кличку, услышанную в ресторане. Смекнув, что "дело пахнет керосином", огляделся. Мысль работала чётко. Увидел арматуру, которая торчала из пролома в потолке. По ней быстро поднялся вверх и оказался на плоской крыше. Затаился за развалинами большой дымовой трубы. Бандит поднялся на второй этаж, постоял у дыры в потолке. Затем поднял обломок кирпича и выбросил его наверх. И надо же такому случиться, падая, он ударил меня по голове. Осколок крупный и мне было очень больно. Я стиснул зубы, но не вскрикнул: он бы меня убил! Мне потом довелось с ним встретиться. Это был настоящий отморозок. Он оглядел всё здание и вышел к поджидавшим его парням. Я вновь занял место у пролома, теперь уже в бруствере крыши.

У тачки открылся багажник. Бандиты извлекли из него два трупа. Взяв их за руки, потащили к ближайшему дверному пролому в здании. И в это время сюда стремительно влетела машина, которую я видел на дороге. Это тоже был большой джип. Он остановился у здания, что было напротив меня и рядом с которым пролегал проезд к другим помещениям. Из него выскочило двое мужчин, и принялись палить из пистолетов по первым. Те, бросив покойников, кинулись в помещение. Один не добежал: крутнувшись на месте, болезненно выгнулся и упал. Остальные скрылись в развалинах. Приехавшие спрятались за колёсами джипа. Началась перестрелка. Пули дырявили автомобиль и рикошетили от него. Послышалось шипение: пробили колёса.

В помещении подо мной раздались голоса. Бандит кричал всё тому же Змею, чтобы он, по развалинам, обошёл приехавших и оказался у них сзади. Стрельба продолжалась. Немного погодя, кто-то не своим голосом взвыл в здании. Затем из-за колеса, с криком, несколько раз перекатившись, появился один из приехавших бандитов и затих. Второй продолжал стрелять и достиг цели. Внизу подо мной раздался громкий вскрик. Пальба прекратилась. Лежавший за джипом высунул голову из-за колеса. Тишина. Но подниматься он не торопился, видимо, ожидая провокации.

Прошло минут пять. Я тоже не спешил выдавать своё присутствие. Приехавший поднялся на ноги и стоя за изрешеченной машиной, вглядывался в развалины. Внезапно, сзади него, из-за угла здания появился Змей. В руке у него был длинноствольный пистолет. Крадучись и держа наготове оружие, он стал медленно приближаться к стоявшему возле машины стрелку. А тот был настолько отвлечён созерцанием руин, что, видимо, не слышал и не почувствовал приближающегося к нему врага. К тому же несчастный опустил оружие. Змей выстрелил в него почти в упор. Бандит выронил наган, схватился за руку и, упав на колени, завыл не своим голосом.

"Ползучий", ногой, откинул в сторону "шмайсер" и отошёл на несколько шагов назад. Широко осклабившись, с удовлетворением, слушал причитания страдальца.

– Ну, Дикобраз, вот мы и встретились! Сколько иголок ты в меня выпустил? Слава богу, все пролетели мимо. Теперь лови мои!

Поднимает пистолет и стреляет в другую руку. Бедолага воет дурным голосом и силится встать. Это у него выходит. Изверг стреляет в ногу и сразу же в другую. Раненый падает, вначале орёт, но вскоре затихает. Видимо, потерял сознание от боли. Змей подходит, рассматривает лежащего.

– Да, жалко, что ты откинулся, я бы над тобой ещё поиздевался, как ты над нашими братками.

Он стреляет в грудь бандиту. Тот подскакивает от выстрела и затихает. Удовлетворённо крякнув, убийца бдительно оглядывается и бежит в развалины. Я ни живой, ни мёртвый от увиденного. Меня колотит, противно стучат зубы, трясутся колени. Слышу разочарованные вскрики Змея: все покойники. Но он не унывает. Выскакивает из здания, бежит к своему джипу и достаёт из него большой рюкзак. С ним он ломится в помещение напротив, из-за которого сам появился при манёвре. Вскоре появляется на крыше, там высится большая груда кирпича: так же завалилась труба. Выбирает из середины кучи обломки, в образовавшуюся дыру запихивает рюкзак и вновь забрасывает её битыми осколками.

Я осторожно, чтобы он не заметил, спустился вниз и выбрался через окно в противоположную сторону. Там густые заросли высокого бурьяна, и я спрятался в нём. Меня колотила нервная дрожь, боялся, что он узнает во мне одного из тех, что дали им отпор в ресторане. В голове, между глаз, как будто кто-то бил молотом по мозгу. Затем наступила такая апатия, что я или заснул, или мой разум из-за перегрузки просто отключился. Какой-то отрезок времени выпал из моего бытия.

Пришёл в себя от того, что кто-то пинал меня. Открыв глаза, увидел всё того же бандита – Змея. Он, держа наготове пистолет, стоял надо мной. Уркаган был похож на крысу: маленькая голова с почти отсутствующим лбом, круглое лицо с долгим, тонким носом. Узкие губы не могли прикрывать мелкие, но длинные, с большим щелями, жёлтые зубы. Небольшой подбородок сильно скошен назад. Торчащие, почти круглые ушки, сдвинуты вверх головы. Ему бы их королём быть. Но мне сейчас было не до смеха. Глядя на меня, его "шнифты" сузились, ноздри нервно вздрагивали. От волнения дёргалась голова. Я сразу понял, что дела мои плохи.

Он снова пнул меня и спросил: – Видел, что тут происходило?

Меня осенило, появился вероятный выход из сложной ситуации.

– Нет, – говорю, – спал. Был поддатый, жара меня разморила. А сколько сейчас времени? – закосил я под дурачка.

– А что трясёшься, "баланду травишь"?

– Так ведь с бодуна, да и пистолет на меня смотрит. Опусти ствол, что ты его наставил!

– Не пойму, ты, правда "фраер" или косишь под него?

– А что должен был видеть? – "наивно" спросил я.

– Почему ты лежишь в сорняке? Прячешься?

– Так разморило же, вон жара, какая. А здесь никто не видит.

– А нука дыхни! – внезапно потребовал он и наклонился ко мне.

Я дохнул ему в лицо и мысленно поблагодарил отца, который почти заставил меня выпить за обедом три стаканчика водки.

– Хм, действительно несёт "ароматом". Алкан что ли? – ехидно спросил он.

– Бывает, иногда! – утвердил я его во мнении.

– Ты вот, что, "бабан", вали домой, если он у тебя есть и забудь сюда дорогу! В следующей твоей стрелке со Змеем, будешь убит! Постой! А мы раньше не встречались? Кого-то ты мне напоминаешь!

Внезапно послышался шум приближающихся машин. Урка вздрогнул, поднял пистолет и… заколебался. Глядя на меня, зло сказал: – Менты пожаловали. Ладно, живи, "фраерок"! Посмотри, что здесь будет, но не встречайся больше мне! Я не верю в случайности!

Он, по бурьяну, ломанулся прочь. Я же, святая наивность, думая, что приехали мои защитники, побрёл к зданию, из которого, прячась, убегал. У меня не хватило ума подойти к ним сразу, а опять поднялся на крышу. Внизу четыре милиционера разглядывали место бойни. Затем двое приблизились к машине и вывели собаку. Остальные вошли в помещение подо мной. Один сказал: – Это надо же! Настоящие войны и ни одного свидетеля! Как они умудряются так убивать?!

Собеседник слабо возразил: – Ну почему же? Может, оставшийся слинял! Что, скорее всего.

Поговорив, они вышли. Псина крутилась по двору и вдруг направилась в сторону противоположного здания. Вскоре менты оказались на крыше. Пёс подвёл их к куче кирпича и залаял. Посмотрев друг на друга, принялись разгребать обломки и вскоре достали рюкзак. Открыв его, они перебросились парой фраз. Затем торопливо закопали сумку и спустились вниз.

Немного погодя, собака потянула их в "моё" здание. Я затаился, но эта тварь остановилась напротив пролома и начала лаять вверх. Милиционеры вытащили оружие и закричали: – Эй, кто там, выходи или будем стрелять!

Мне ничего не оставалось, как выйти к ним. Высунулся из пролома и крикнул: – Я посторонний, случайно оказался здесь! Сейчас подойду.

По арматуре соскользнул вниз. Не опуская пистолетов, они вывели меня к остальным. Наступила пауза. Мы изучали друг друга. Вид у меня после грязного бурьяна был, конечно, не презентабельный. Да и чувствовал я себя не в своей тарелке. Из-под одного ствола тут же попал под другие.

Капитан спросил: – Кто вы и как оказались здесь?

Я решил скосить под дурачка и объяснил: – Преподаватель физкультуры Иванов Даниил Петрович. Иногда бываю здесь, старина, знаете.… Но сегодня, в обед, выпил лишнего, а придя сюда, сомлел от жары и заснул в развалинах. Проснулся вот сейчас, когда залаяла собака. Сначала испугался, но увидев вас, успокоился.

– А ну дыхни! – приказал он.

Я дохнул ему в лицо.

– Пахнет! Но как же вы не слышали выстрелы? Судя по количеству стреляных гильз, палили здесь долго. Если бы вас заметили бандиты, вы были бы уже мертвы. Они не щадят свидетелей.

– Не слыхал, видимо, перебрал в жару, да и сплю я всегда крепко.

– Ладно, съездите в отдел, черкнёте объяснение. Видите, сколько покойников, одним из них могли быть вы!

Я притворно схватился за голову.




Глава 6


Во двор заехали две милицейские машины и три кареты скорой помощи. В них начали грузить покойников. Меня посадили в ранее приехавший автомобиль. Туда же сели два милиционера с собакой, и мы поехали в РОВД. В отделе написал объяснительную, всё как говорил и меня отпустили домой. Душа моя "пела", считал, что легко отделался! Какой я был наивный! На время даже забыл о деньгах, что были спрятаны в развалинах. Иногда думал, что менты их забрали, как вещественное доказательство какого-либо события, происшествия. А как же могло быть иначе! Но… видимо, недаром криминал называет нас "фраерами": не можем мы смотреть вперёд.

Прошёл месяц и я получил повестку из военкомата. В ней говорилось о том, чтобы явился в указанное заведение для прохождения очередной призывной комиссии. Пришло моё время идти в армию. Но этому не суждено было сбыться. Внезапно, прямо в школу, за мной приехали два милиционера.

– Что случилось? – спрашиваю, – обязательно надо с работы вызывать! А мне потом что людям говорить!

– Нам приказали, мы исполняем!

Посадили в машину, причём сопровождающие сели с обеих сторон. Приехали в РОВД. Меня ввели в кабинет. За столом, в гражданской одежде, сидел неприятный, лет пятидесяти, тучный тип. Знаете, выдаются такие: с одного взгляда вызывают неприязнь. И что задело, он даже не посмотрел в мою сторону. Но одет был прямо с "иголочки". Закончив писать, открыл некую папку, достал чистый лист и вновь принялся что-то строчить.

– Иванов Даниил Петрович? – внезапно спросил он, не отрываясь от письма.

– Да, – ответил я.

– Рассказывайте, как собираетесь тратить деньги?

Меня осенило: вчера нам давали жалованье…

– Позвольте, а какое вам дело до того, как я буду тратить свою зарплату? Её только что дали и…

Внезапно следователь громко ударил кулаком по столу, поднял голову.

– В кабинете нас двое и кто-то из нас должен остаться в дураках! Ты думаешь, им буду я? – перешёл он на "ты".

– Мне тоже не хочется им быть! – зачем-то храбрился я.

– Куда дел деньги? – заорал он. – До нас дошла информация, что бандиты спрятали в развалинах полтора миллиона рублей и десять тысяч зелёных. Они перестреляли друг друга, а ты был там в то время, но ловко отмазался.

Вот тут-то я понял, что влип капитально. Наверное, это отразилось на моём лице. Мент вроде бы подобрел. Нажал кнопку. Вошёл конвоир.

– В изолятор! Ему надо подумать.

– Встать! Руки назад!

Так, впервые и оказался в "сучьем кутке". Я был так потрясён происшедшим, что был сам не свой и вначале не мог даже осознать до конца, что произошло? Сел спиной к стене, прислонился головой. Зароились мысли: "Почему спрашивают о деньгах? Они же их нашли, я своими глазами видел! Да, но говорить о них не могу, так как написал в объяснительной, что спал. Но получается, бабки отыскали, а трясут с меня! Значит, для кого-то их нет? Выходит, что кто-то прикарманил! Возможно, те двое ментов, что нашли!"

Я едва не подпрыгнул от своей догадки: "Точно, потому вновь зарыли, а не вынесли с крыши! Вероятно, после и забрали. Ах, сволочи! Но тогда откуда о них узнали другие? Змей! Верно, он пришёл за мешком, но его не оказалось. Кто взял? Только я был там в то время. Каким-то способом, он дал знать об этом ментам. А возможно, те двое подогрели "бабками" следака и он теперь, всевозможными путями будет стараться повесить кражу денег на меня! В любом случае я пропал: с одной стороны станут требовать бандиты, с другой, за "непризнание" светит тюрьма. Но и виниться мне в чём-то нельзя, тогда у следователя появится лишний козырь, а я окажусь вруном".

Я похолодел от подобной мысли и как-то сразу понял, что пришёл конец моему спокойствию, а, возможно, даже существованию. Мне в любом случае светит немалый срок. И главные виновники в этом два мента и следователь. А я в то время ничего не знал о царивших в тюрьмах порядках. Целиком ушёл в спорт. Разве можно было подумать тогда о том, что жизнь может так перевернуться! Представляете моё состояние: молодой человек, преподаватель, неимоверно далёкий от подобных разборок, и… сразу оказаться в центре этого!

К тому же у меня была девушка, тоже педагог и мы уже подошли с ней к вопросу о браке. Что теперь она подумает и как переживут такой поворот судьбы мои родители? Я был у них один, и мама души не чаяла во мне. А как воспримут это коллеги по работе? Сумею ли смотреть им в глаза? В то же время на ум приходили и глупые мысли о том, что меня помурыжат и отпустят (что я им мог рассказать?) Какой был наивный! Телок безрогий! Даже не предполагал в то время того, что наши правозащитники могут делать с невинными людьми!

В изоляторе, в отдельной "хате", я просидел сутки. Ко мне никто не приходил, только исправно доставляли еду. На второй день начал думать, что обо мне забыли! Конечно же, не терпелось объясниться со следователем. Ведь я же, действительно, не брал аржаны! Чего же от меня хотят? Милиционеры взяли, до них и докапывайтесь! Жаль, что сказать про них не могу, здесь же и убьют!

Но перед обедом обо мне всё же "вспомнили". Привели в кабинет. Первый же вопрос был таков: – Куда дел деньги?

Я, недотёпа, на его обращение ответил вопросом: – А откуда вы взяли, что они там были? Вы же не видели их! Или вам подсказал кто?

И следователь смешался. Две-три секунды на его лице проглядывалось смущение. Но он быстро взял себя в руки.

– Хотя я не обязан тебе докладывать, но скажу: это оперативная информация! Где валюта? – крикнул следователь.

– Не понимаю, о чём идёт речь, я ничего не видел.

Дознаватель кивнул кому-то и на моей голове, внезапно" оказался целлофановый пакет. Видимо, кто-то неслышно подошёл ко мне сзади. У меня перехватило дыхание. Его держали долго, так как в судорогах, я потерял сознание. Очнувшись, так закашлялся, что ощутил во рту солоноватый привкус крови. Произошло повреждение лёгких.

– Послушай, учитель, – обратился ко мне мент, – тебе же не дадут воспользоваться миллионами. Если мы даже отпустим, бандиты не простят подобную кражу. Отдай их и пребывай в мире. Речь идёт о твоей жизни. И мы не можем освободить: получен сигнал о причастности тебя к этому делу. Верни деньги, они пойдут в доход государству!

– От кого принят сигнал? – встрепенулся я.

– Этого не могу сказать в интересах следствия!

Всё стало на свои места. "Он знает, что мне нечего сказать и дело закончится моим непризнанием. За это и посадят!"

Следователь словно прочитал мою мысль. – Ты будешь осужден за участие в банде и утаивании большой суммы! – сказал он.

Меня затрясло от возмущения беспределом.

– Я требую адвоката и очной ставки с вашим информатором! – закричал я.

– Он ничего не понял! – сказал за моей спиной "истязатель", – давай удавим его и всем будет спокойней.

Внезапно, вокруг моей шеи обвилась верёвка и меня стали душить. Причём затянули так сильно, что мой кадык стал вылезать в рот. Опять начались спазмы лёгких. А так как перетянули сонные артерии, в голове зашумело, и я начал проваливаться в никуда.

Пришёл в себя в своей камере. Неимоверно болело горло, гудело в голове. Немного погодя, в дверь грубо втолкнули мужчину с синяком под глазом. Он растянулся на полу и закричал: – Сволочи! Менты поганые! Ни за что посадили невинного человека!

Затем, увидев меня, пробормотал: – Не один я здесь, мученик! Что хотят, то и творят гады! Козлы! Отольются вам наши страдания и слёзы!

Мужик поднялся и сел на полу, недалеко от меня. Хлипкого телосложения и трудно было сказать, чем занимается по жизни. Грязной одеждой напоминал бомжа, хотя это могло быть и следствием долгого нахождения здесь. Он повернулся ко мне: – Понимаешь, ни за что страдаю! На рынке подмигнула мне одна баба. А я большой ходок до них. Ну, улучив момент, и запустил руку к её "переднице". А она давай орать: – караул, насилуют! Ох, и дура! Ну, менты и скрутили, говорят за нападение с сексуальным уклоном. И это на базаре-то, при людях! Вон, как повернулось всё!

"Бродяга" говорил, но как-то неестественно, торопливо. И мимика лица, как у плохого артиста, не соответствовала сказанному. Переживания казались наигранными. И меня осенило. Где-то слышал, что в милиции, иногда подсаживают в камеру своих осведомителей. "Утка! Решили применить другой вариант! Но зачем, если они все заодно? Выходит, нашедшие мешок менты не сознались в этом, а информация о пропавших деньгах получена следователем от Змея. О них знал только он, остальные погибли. В его понятии, кроме меня никто не мог взять их! Вот дознаватель и старается заработать на этом. Это что же получается: он работает на бандитов! Да, плохи мои дела!"




Глава 7


Я стал ждать вопросов на свою тему и не ошибся. Мужик помолчал немного и сказал: – А ты молодец! Я знаю твою историю. И не признавайся! Отсидишь, зато потом поживёшь в своё удовольствие. Не отказывайся от "фарта"!

– Вы о чём говорите? Я не понимаю вас.

– Да ладно тебе. Вся ментовка говорит о том, что ты "рванул" у бандитов их "общак" в полтора миллиона. Ух, деньжищи-то, какие! Поживёшь на славу! И не винись! Уходи в отрицаловку. Помурыжат и оставят. Суд, без доказательств, большие сроки не даёт. Отсидишь, зато потом, какая жизнь будет!

Мужик тараторил, и я едва смог вставить слово: – Вы ошибаетесь, как и менты. Никаких капиталов я не брал! Был на месте встречи беззаконников, не отрицаю. Но ничего не видел, так как спал пьяный в бурьяне. Один из них разбудил меня там. Вот как было дело!

Подсадной озадаченно почесал голову. Потом улыбнулся. Подвинулся, как бы с опаской оглянулся и зашептал: – Правильно, хорошая отмазка! Этому и следуй: не видел, не знаю о чём речь! Подержат, а может, даже и отпустят. За что судить-то?

Мужчина закатил глаза от своего предположения и вдруг, схватился за "калган": – Знаешь, что мне стукнуло в голову? Не получится у тебя ничего! Уркаганы не оставят в покое! Такую сумму не простят никому. Они и в тюрьме достанут, и жилы вытянут! Сам расскажешь им, где спрятал! Ты, наверное, не бывал там, а я находился. Отморозки, издеваются над людьми по полной программе: на части режут.… Видишь, два пальца нету, это их работа! Отхватили за просто так, по пьяной лавочке. Сказали потом, что пошутили!

Я перебил "красноречие" филёра: – Но ведь, действительно, не знаю об этих проклятых деньгах! Вот попал, а! Что же мне делать? С одной стороны менты, с другой преступники! Я же реально не видел никаких бабок! Что же мне теперь ни за что голову в петлю совать?

– Твоя ситуация, действительно, такая и это будет самым лучшим вариантом, – поддакнул мужик, – по крайней мере, умрёшь легко! Ты же не докажешь, что не брал их! Нужны свидетели.

– Но меня, пьяным в бурьяне, разбудил один из этих злодеев – Змей. Он может подтвердить.

Подсадной оказался не таким простачком, как мне подумалось вначале. Он быстро сориентировался: – А откуда ты знаешь его кличку, если говоришь, что ничего не видел?

Вначале я даже потерял дар речи от неожиданного вопроса, и меня бросило в пот. Но затем совладал с собой и вспомнил, что разбойник стращал убийством при очередной встрече со Змеем.

– Думаю, что разбудивший меня в бурьяне урка и был он. Угрожал смертью.

С души словно камень свалился, а мужик нервно забегал глазами: – Где же теперь его найдёшь, злоумышленники попросту не светятся! Да и не слышал я никогда, чтобы грабители в свидетелях ходили. В общем, плохи твои дела, парень. Понимаешь, скажу тебе без обиды: меня, например, ты не убедил в невиновности. Говоришь как-то туманно, без эмоций, хотя и знаешь, что тебя ждёт в любом случае! И судья не поверит, как и следователь. Это точно. Мой совет: если знаешь что, признайся! Нето хана тебе! В лучшем случае – умрёшь! В худшем, сделают инвалидом, проклинать жизнь станешь и не рад будешь никаким деньгам.

Я понял, что это бесполезная болтовня. От меня требовался только один ответ: сказать, где "капиталы" или кто взял их? "Но тогда выяснится, что я всё врал, а значит и в курсе разборки налётчиков! А судья может, увидеть меня и одним из них! Кто это опровергнет? Если человек лжёт, значит, на то есть причина! Да и менты, конечно, не признаются в том, что присвоили финансы. Они меня здесь и лишат жизни!" От этих мыслей мне стало холодно, даже зубы застучали. В голове водоворотом завертелись вопросы: "Как быть? Что делать? Конец при любом исходе дела!"

– Мне больше нечего говорить, – сказал я подсадному, – жаль, мало пожил! Видно судьба такая! Родителей жалко, боюсь, не переживут.

– Не завидую я тебе, землячок. Ох, нехорошо будет! – мужик потерял интерес и отвернулся.

Вскоре меня вызвали на допрос, видимо, держали под наблюдением наш разговор. Следователь испытующе разглядывал меня, возможно, пытался понять к чему я пришёл в общении с "уткой": – Садись и жди. Сейчас приду.

Он вышел из кабинета, думаю, для разговора с подсадным. Вскоре пришёл с недовольной миной на красной роже. Сел напротив.

– Итак, вопрос один – где деньги? И не надо лишних слов.

– Я уже говорил вам: не знаю! Пьяный был. Спал в бурьяне, ничего не видел!

– Ага, значит, гонишь отрицаловку. Довожу до сведения: принято решение о твоём аресте и переводе тебя в КПЗ. Расскажешь, кому надо, там дознавателей будет много! – мент криво усмехнулся.

– Что вы творите? Я же ничего не знаю!

Он криво усмехнулся, но остался спокойным и продолжал пугать: – Вот уркаганам и изложишь свою сказку. А у нас есть сведения о том, что налётчики везли полтора миллиона рублей и десять тысяч зелёных, предназначенных для "общака". В данной ситуации, они перебили друг друга, а ты был там и в каком качестве неизвестно! Возможно, сам один из них! Остался в живых и прибрал к рукам бабки!

– Я работаю в школе, преподавателем, это известно многим. Какой из меня бандит!

– Всё, беседы окончены! Говорить надо было сразу после задержания, – он двинул бумаги, – подпиши!

– Я не буду ничего подмахивать и требую к себе адвоката!

– Хорошо, это дела не меняет. Как фамилия твоего защитника?

Я растерялся, потому что никогда не имел с ними дел и, естественно, никого не знал.

– У меня пока его нет.

– Хорошо, дадим государственного. А сейчас будешь переведён в КПЗ! – усмехнулся следователь и нажал кнопку. Вошёл конвоир и скомандовал: – Вперёд!

Придя на место, уже не увидел там своего сокамерника. Видимо, он не сделал того, что от него ожидали. Я присел в угол и стал размышлять: "Что делать? Придёт защитник, что должен ему сказать? Если то, на чём я сейчас настаиваю, это ничего не даст, так как они не верят мне! Почему? Возможно, неубедительно говорю! Но деньги-то всё-таки пропали! Значит, кто-то их взял! – думают они. И нашли–то там меня одного. А их эти сволочи не сдали, прикарманили. Видимо, поделили на двоих"!

От размышлений заболела голова. "Но что будет, если я расскажу адвокату всё, что видел, как было? Выходит, специально вводил следствие в заблуждение! Зачем? Для того чтобы скрыть что-то! А если выдам ментов с собакой, что присвоили общак, то приобрету ещё, как минимум, двоих врагов! Они поделят деньги со следаком и тогда уже, мне точно будет хана! Задушат целлофановым пакетом и скажут – сердце не выдержало от стыда. Что же делать, как быть? Вот попал в передрягу! И зачем я ходил в эти развалины! Что там забыл?"

С этими мыслями и заснул. Мозг требовал отдыха, слишком много переживаний свалилось на мою голову. Примерное, через час вызвали с "вещами" (мамиными тарелкой, ложкой и бокалом), и повели по коридору. Через два поворота остановились у обшарпанной зарешеченной двери. Прозвучала команда: – Лицом к стене!

Проскрипел замок, дверь открылась, и я оказался в "новом мире". Это было небольшое помещение. Вдоль одной стены стояли три двухъярусные кровати. У противоположной, сколоченное из досок некое подобие топчана. На них, в разных позах, лежало и сидело шесть человек. Один мужчина был на ногах. Все разительно отличались друг от друга. Но лишь двое из них, нагловатых по физиономии, отреагировали на моё появление: – А вот и свежий чувачок "приканал"! Ба-а, я его недавно видел! – воскликнул один из них.

Я не заострил внимания на реплике и обратился к присутствующим: – Уважаемые, где можно пристроиться?

Сидевший на топчане мрачный, лысоватый мужчина, возрастом, примерное, сорока пяти лет, подвинулся в глубину комнаты, освобождая место напротив двери: – Садись.

– Что ты ещё не "обвенчанного" уже "сажаешь", "фраер" лысый! – закричал с кровати уркаган, – в "цинте" ты бы ответил за свои слова!

– Заткнись, "сявка", нето я твоё поганое помело затолкаю тебе в желудок! И без тебя тошно!

– Братан, ты слышал, что этот "жавер" "буровит"? – крикнул всё тот же говорун дружку, – давай ему "бестолковку отремонтируем"!

– Нет, не наше время. Вот "повенчается", попадёт в "кичеван", тогда и побазарим!

– Ты кому это собрался "ремонтировать", "шнырь тормозной"? – сквозь зубы прошипел сосед. Он поднял руку и устремился к шустряку. "Шестёрка", видимо, что-то увидел на ней, так как сразу заюлил перед ним и запричитал: – Прости, пахан, не узнал. Больше такого не повторится. Но я не "тормозной"!

– Попадёшь ко мне, сделаю им! Я тебя научу, держать язык за зубами!

Вот так, с КПЗ, началось моё тесное знакомство с преступным миром и его иерархией. Сидельцы, в основной массе, были замкнуты на себя и подавленно молчали. Лишь один мужчина бегал по камере, что-то возмущённо выкрикивал, "гнул пальцы" и грозился "найти управу" на беспредельщиков. Кричал, что "те ещё узнают, с кем связались!"

Пробыл я в ней больше десяти дней. Водили на допросы и спрашивали только одно: где спрятал деньги? Всё также, в интересах следствия, ко мне никого не пускали, но передачи от мамы отдавали. Ни одной записки от неё не получил, видимо, изымали при досмотрах. В дальнейшем сблизился с молчаливым мужиком, оказавшимся, как я узнал впоследствии, известным преступником. Так как он был моим соседом по топчану, свои посылки делил с ним. Ещё заметил, что ему никто ничего не передавал.

Однажды, после очередной трапезы, он мне сказал, как всегда: – Благодарю за угощение!

– Да, пожалуйста, – ответил я.

Он подвинулся ко мне и вполголоса "объяснил": – Даниил, я не хочу знать, за что ты "сядешь на якорь", но запомни: никогда и нигде не говори "спасибо", "пожалуйста"! Это в тюрьме тошно слышать. Ни у кого ничего не проси и не расспрашивай о жизни! Если захотят взять что-то у тебя, отдай без сожаления и никогда не напоминай об этом! Всегда говори правду! Иначе горько пожалеешь. Мир, в который ты скоро попадёшь, очень суровый, он не прощает даже малейшей ошибки. Будут в первый раз предлагать "шконку" у "дальняка" – туалета, не соглашайся, и не клади на неё свои постельные принадлежности, так как она может быть "запомоена" и ты автоматически станешь "обиженным" – изгоем. "Скатку" положи на любое другое место. Кинут полотенце: не поднимай, а вытри об него ноги. Позовут на разговор: сообщай только правду! Приглядывайся ко всему и запоминай, по-возможности, молча. Я вижу, что ты далёк от той жизни, что тебя ожидает. Это может плохо закончиться. Тебе, с твоими понятиями, повезло в том, что сейчас здесь нет настоящих уголовников. Иначе всё было бы по-другому.

Я понятливо кивнул головой: – Да, понимаете, – начал я, – кстати, как вас зовут?

– Ну, вот, я же только что сказал: ни у кого ничего не спрашивай! Даниил, уши дырявые что ли: в одно вошло, в другое вылетело? Тогда плохо придётся в "ломбарде". Мне жаль тебя. А имени, у таких как я, не бывает. "Бродяга" по жизни! Спросят: кого знаешь из блатных? Скажи: Жиган мой друг. Так и заявляй: приятель! Будут пытать какие-то подробности, говори: у него спросите! От тебя отстанут. Но больше ничего никому не рассказывай. В камерах есть тайные подсадные, которые выпытывают порочащие сведения. И запомни: там друзей не бывает!




Глава 8


Утром, после завтрака, меня препроводили в отдельную камеру. Вскоре в неё вошёл хорошо одетый мужчина с дипломатом в руке. На мой вопросительный взгляд, незнакомец представился: – Здравствуйте, я ваш адвокат. Когда у человека нет заявленного, то интересы отстаивает государственный. Так положено. Как, будем работать? Если не нравлюсь чем-то, можете попросить другого. Таковы правила.

– Да нет, – говорю, – мне, в общем-то, всё равно. Не понимаю одного: от чего меня защищать? От того, что ничего не знаю! Я школьный преподаватель, а на меня навешивают ярлык бандита! Как вам подобное, правильно это? Похож я на грабителя?

Адвокат непонятно улыбнулся и сказал: – Поверьте мне, у меня большая практика и я скажу вам, что внешний вид очень обманчив. Знаете, некоторые искушённые убийцы, насильники и налётчики, имеют вид респектабельных и интеллигентных людей. Не зная их уголовных дел, и не подумаешь, что это отъявленные отморозки, у которых давно бы надо отнять жизнь. Но… наше законодательство "гуманно"! Высшую меру отменили. И они живут! Даже в камерах! Но здравствуют! Иногда сбегают, держат, тем самым, целые районы на "ушах". Их ловят, судят, и… они опять благоденствуют, а их жертвы нет! Вот такие у нас сейчас порядки. Но мы отошли от темы. Я вас, как человек, устраиваю? Если да, приступим к делу.

Я ничего не имел против. Какая разница, этот или другой, всё равно незнакомые люди.

– Не возражаю, – ответил я, – так как никого из вашей братии не знаю.

– Отлично, тогда приступим к делу.

После формальностей по уточнению моих личных данных и его имени, он сказал мне: – Даниил, для того, чтобы я мог защищать вас, вы должны рассказать мне абсолютно всё! От начала до конца и при этом, ничего не скрывая. Мне необходимо знать каждый шаг. Используя показания, я обязан выстроить слаженную линию вашей защиты. То, что вы заявляли дознавателю, мне известно и, извините, неубедительно. Постарайтесь уверить меня в ваших показаниях или сообщите то, что скрываете от следствия. Возможно, вы и не брали денег, но они исчезли! Думаю, вы что-то знаете об этом, но вынуждены таить. Почему? А делаете это плохо. Понимаете, как обстоит дело?

Заступник ошеломил меня. То, что он говорил, всё было верно. Я растерялся и сделал возможную ошибку: проявил к нему недоверие. Забегая вперёд, скажу, что он не был подставным. Но сейчас, не зная этого, я выдал ему: – Понимаете, Карл Феоктистович, мне теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что было сказано на следствии. Иначе в процесс будут замешаны нечистоплотные люди из органов и меня попросту убьют.

Адвокат вздрогнул от моей речи и воскликнул: – Значит, дознаватель прав, вы что-то скрываете от него! Но почему не хотите рассказать мне? Я же ваш защитник!

– Карл Феоктистович, с недавних пор я перестал верить людям. Сейчас вокруг меня одни непристойные типы.

– Ага, значит, вы и меня причисляете к ним! Жаль, выходит я не убедил вас помочь самому себе! Но что же, это ваша жизнь и вы вольны распорядиться ею по своему усмотрению. Но я вам не завидую. Вы не понимаете того, что вас ждёт в дальнейшем! До свидания.

Борец за правду собрал бумаги и ушёл.

Вновь я остался один. И тут мне пришла мысль: "Зачем я сказал ему о том, что мне теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что говорил на следствии! Иначе в процесс будут замешаны нечистоплотные люди из органов и меня попросту убьют! А вдруг это не адвокат!" Меня бросило в дрожь от этой мысли. Начал успокаивать себя тем, что это был настоящий апологет, и он обязан сохранять в тайне услышанное. И оказался прав! Скоро я убедился в этом.

В одиночной камере пробыл до обеда. После меня привели в кабинет с некоей аппаратурой. Компьютеров тогда не было в широком применении, но на столе находилось какое-то устройство. Вошли следователь и незнакомец. Дознаватель сказал мне: – Видишь это? Детектор лжи, слышал о нём? От него ничего не скроешь! Сейчас мы узнаем, правду говоришь в показаниях или нет!

Меня усадили за стол, нацепляли на голову, руки и ноги, зажимы с проводами и процесс начался. Милицейского работника куда-то позвали, он ушёл. Мужчина задавал множество глупых вопросов, среди которых были и касающиеся дела. Я твёрдо отвечал "да" или "нет". При некоторых ответах, он что-то записывал.

После приватного допроса меня привели в кабинет следователя. Вскоре появился и он. Сел за стол. – Ну, Иванов, теперь мы убедились в твоём вранье!

– Я вам ничего не говорил. Наверное, адвокат, козёл, наплёл что-то? Подсадной был, значит!

– Ты ошибаешься в нём, он настоящий, из гильдии. Мы банально подслушали вашу беседу. Что ты там заявлял о том, что теперь нельзя отклоняться в своих показаниях от того, что сообщал на следствии? Иначе будут замешаны нечистоплотные люди из органов и тебя попросту убьют! С чего ты это взял? Такое нехорошее мнение о нас!

Я ухмыльнулся: – Вы меня едва не задушили! Что от вас ждать дальше?

– Извини, погорячились. Дело-то надо закончить, а ты скрываешь что-то. Да и детектор лжи подтвердил это. Будем говорить? О каких наших нечестных работниках ты упомянул, и каким боком они причастны к этому? У нас стоит один вопрос: где "деревянные" и баксы? Скажи и вали на все четыре стороны! Начальство требует найти, понимаешь? Тебя и бандиты не оставят в покое.

И меня осенило: "На процессе поведаю правду! Судья сделает надлежащий вывод о том, что я не причастен к этому делу. Выдам присвоивших деньги и попрошу защиты". Я объявил следователю: – На суде всё расскажу.

– А что сейчас мешает?

– Недоверие к вам!

– Ах, вот оно что! Значит, я внушаю тебе неблагонадёжность? Что ты знаешь обо мне? – вспылил он, но взял себя в руки. – Хорошо, пойдёшь под карающий меч правосудия! А сейчас в камеру! Жди приговора!

Но, видимо, что-то шло не так. То ли огромная сумма не доставляла ему покоя, то ли бандиты давили на него. Спустя некоторое время, в общую камеру, за мной пришли сразу двое и привели в некое помещение. Усадили в кресло, пристегнули руки и ноги. Я почувствовал неладное, но мои вопросы оставались без ответа. Конвоиры ушли. Вскоре появились мужчина в халате, с небольшим саквояжем и следователь. Он, глядя на меня, потёр руки и весело сказал: – Итак, Иванов, не хотел по-хорошему, будет по-плохому. Ты сам вынуждаешь нас применять к тебе крайние меры. Сейчас ты расскажешь правду о том, что произошло в развалинах и где деньги? Приступайте, Анатолий Петрович.

Эскулап, молча, раскрыл саквояж, достал ампулу. Затем, наполнил шприц содержимым стекляшки и подошёл ко мне. Я начал "трепыхаться" и закричал: – Что вы хотите сделать со мной? Это насилие над личностью, пытка! Я пожалуюсь прокурору!

– Не бойтесь. Это будет безболезненно. Чем быстрее кончится допрос, тем лучше для вас.

Я понял, что убивать меня вроде бы не собираются, но укол сделать не давался. Следователь крикнул, вошли двое конвоиров и так захомутали меня, что не мог пошевелиться. Инъекция была произведена в руку.

– Все свободны! – объявил дознаватель. Мужчины вышли, мы остались вдвоём.

У меня появилось чувство тепла. Оно начало усиливаться. Вскоре я уже ощущал себя так, словно попал в раскалённую пустыню. Страшно захотелось пить. Казалось, что от обезвоживания даже губы потрескались.

– Пить! Воды! – захрипел я. От ощущения сухости в горле, голосовые связки отказывались издавать звуки.

– Расскажешь правду, получишь целое ведро. Говори, что видел в развалинах?

После вопроса следователя, в голове появился чёрный шарик и стал быстро расти в объёме. А так как в ней тоже была "засуха", я ощутил дикую боль, которая всё увеличивалась при его расширении. Башка должна была расколоться, как переспелый арбуз. Теперь, уже где-то вдалеке, вновь услышал вопрос следователя: – Говори, что видел в руинах завода?

И странное дело: от адского страдания я лишился своей памяти и способности рассуждать, анализировать что-то. В сознании всплывали лишь те сведения, которые касались вопроса дознавателя. И представляете, Артём: я начал излагать то, что видел в старых строениях! Это происходило помимо моей власти. Да какой воли, от неё не осталось и следа! И от того, что сообщал правду, чёрный шар стал уменьшаться в размерах. Головная боль и сухость стали стихать.

В разуме продолжали оставаться только сведения, о произошедшей когда-то перестрелке. Я как бы лишился способности осмысленно воспринимать окружающее и даже ощущение своего бытия. Но приобрёл невероятную лёгкость и только ремни удерживали меня от полёта. Так потом казалось мне. Невозможно передать все переживаемые ощущения и эмоции, настолько это было необычно. Я сейчас не помню задаваемых вопросов, но говорил долго, а чёрный шарик, всё уменьшался и, наконец, вспыхнув красной точкой, пропал. В этот момент перестал чувствовать себя, словно умер. Наверное, потерял сознание.

Очнулся уже в камере, на топчане. Чувствовал себя словно после употребления алкоголя: сухость во рту и горле, головная боль. К тому же трясло, как алкоголика. Но рядом со мной стоял Жиган со спасительной бутылкой воды, полной. Увидев, что я пришёл в себя, он подал её мне. Это был настоящий бальзам для тела. По пути следования, она уничтожала сухость и невероятную жажду. Затем бросило в пот. Вскоре я перестал трястись. Мне, как говорится, "захорошело". Оказывается, вместе со мной конвоиры принесли и воду с добавленным в неё неким зельем. Видимо, тут хорошо знали о последствиях применения "разговорчивого" препарата.

После этого я приобрёл способность анализировать произошедшее и, вспомнив о том, что случилось, ужаснулся. Нет, я не знал, что говорил, но помнил, что заявлял следователь перед пыткой: – Сейчас, Иванов, ты раскроешь правду о том, что произошло в развалинах и где деньги?

"Неужели рассказал, что видел? – задумался я, – значит, теперь и о ментах, что прикарманили деньги, известно! А если дознаватель возьмёт их за "жабры" и вступит с ними в сговор, поделят их между собой, тогда они сами убьют!" Я мучился догадками, и меня бросало то в жар, то в холод, так как не видел выхода из сложившейся ситуации.




Глава 9


Вскоре заскрежетал ключ, открылась дверь. Милиционер: – Иванов, на допрос!

Следователь уже был на месте и, молча, испытующе смотрел на меня. Я не поднимал глаз.

– Чем недоволен, Иванов, кормёжка плохая? – цинично спросил он.

– Фашистскими методами дознания! – ответил я, – не милиция, а настоящее гестапо!

– А что же нам делать, если не хотел сказать правду! На коленях уговаривать тебя! А так, видишь, и ты невредим, и мы всё знаем! Я не понимаю одного, Иванов, зачем ты скрывал то, к чему не имеешь никакого отношения?

– Я не доверял вам и сейчас так же думаю!

Дознаватель нахмурился, сжал губы. – "О-о, ты, Зиночка, на грубость нарываешься и всё обидеть норовишь!" – невнятным тоном продекламировал он слова из песни Вл. Высоцкого, – но, приступим к делу.

Достал из папки лист и произнёс: – Это твои показания, прочти и подпиши.

– Это то, что вытянули из меня, когда был в беспамятстве? Мало ли, что я тогда говорил! Не помню! Ничего не буду подмахивать! А на суде доложу о ваших методах допроса!

– Да ты прочитай, там нет ни слова о том, что ты рассказал. И этого никто не слышал. Здесь написано о том, что ты сообщал ранее: не видел ничего и не знаешь! О другом не хочешь говорить. Мы называем таких "отказниками". Пойдёшь по лёгкой статье.

– Всё равно не буду подписывать!

Следователь взял листок, положил в папку.

– Ну, что же, твоё право. Но этим ты ничего не достиг. Я сдаю дело в суд.

– Требую адвоката! – вспылил я.

– Его не будет, – отрезал дознаватель, – он отказывается работать с тобой из-за того, что ты говоришь ему неправду. Такова суть их труда. Ему не на чем строить свою линию защиты. Такие вот дела, брат.

– Я вам не родственник! – огрызнулся я, – и никогда им не буду. Они не издеваются друг над другом!

– Знаешь, что, учитель, – взорвался следак, – ты достал меня! Я помогу тебе устроиться в такое место, где тебе преподадут и научат иным жизненным урокам. Там запоёшь по-другому! Конвой! – крикнул он. – В камеру!

Две недели я "сидел на якоре", ждал судебного процесса. Ко мне не допускали никого, лишь получал передачи от мамы. Что я только не обдумал за это время! Мысли роились, словно пчёлы, но ответ напрашивался один: "Работники милиции всё-таки сговорились и поделили "общак" на троих. Следователь, после моего невольного признания, видимо, прижал козлов, и они взяли его в долю. Теперь им выгодно, чтобы о деньгах не знал никто, а меня, свидетеля, в тюрьму! Потому он и пошёл в попятную, как бы принял показания первых допросов.

Тем самым, они "переводят стрелки" на меня и бандиты будут продолжать думать, что их присвоил я, и теперь не отстанут в этом вопросе. Как докажу, что хотя и был там, но не брал?" Я понимал, что меня ждёт нехорошее будущее. Но не предполагал, что оно будет таким безжалостным и жестоким по отношению ко мне, невиновному. Ах, Артём, Артём, вы не представляете, какой невероятной может быть действительность! Мы везде кричим: правда, суд, пытаемся что-то доказать, надеемся на справедливость, но всё это фикция! Два-три человека, обладающие законной властью, могут сделать всё, что угодно и так представить дело, что общество отвернётся от тебя. А потом, уже не важно, что будешь говорить, доказывать кому-то: я не такой, меня оклеветали! Ты уже с тавром! Большинство будет "понимающе сочувствовать", но мнения своего уже не изменит! Судили, значит было за что! Такова логика множества наших людей". Но, посмотрите, за окном стемнело, а мы ещё не ужинали.

Действительно, за изложением событий необычной жизни, мы не заметили, как прошло время. С трудом верилось в рассказанное. Неужели такое может происходить в нашей "преуспевающей" стране! В милиции, которая нас "бережёт" и "готова на всё" ради благополучия российского человека! Наконец, в нашем суде, "самом гуманном в мире"! Но передо мной был живой человек, который прошёл через всё это и нёс на лице и теле видимые свидетельства чудовищной несправедливости! Мог ли он говорить неправду? Конечно! Но для чего? Что бы значило для него оправдательное мнение одного, к тому же случайного, человека, которому он "навесил лапшу" на уши? Жизнь изменилась бы что ли? Я видел, как трудно ему сообщать о прошлом! Нехорошие воспоминания так волновали Даниила и, видимо, действительно были такими, что иногда он не мог говорить, сжимал кулаки и делался красным. Даже дыхание становилось прерывистым и он, с трудом, глотал слюну. И это притом, если бы он плёл неправду? Нет, глядя на него, я верил ему беспрекословно.

На этот раз мы не пошли в ресторан. У меня были свои продукты, я же недавно из дома. Позвал к столу попутчика. Он согласился, но "общепит" всё-таки посетил: принёс коньяк. Я ещё пошутил ему: – Даниил, так, пока мы доедем, вы пропьёте все свои деньги. Здесь это немало стоит!

Он усмехнулся, повернул ко мне голову. И я впервые увидел не напряжённую, открытую улыбку, может даже счастливую.

– За это не волнуйтесь, "алтушек" хватит на мою жизнь! Как вы думаете, эти "педерасты" должны компенсировать страдания, что они причинили мне? Обязаны! И они это делают перед смертью, "вносят" свою долю. Кто сколько может! – усмехнулся он.

Мы неплохо поужинали. Даниил опять раскраснелся. Я не мог понять от чего. То ли от выпитого, то ли от воспоминаний о невзгодах своей непутёвой жизни. Был уже глубокий вечер, и я предложил устраиваться на ночь, то есть лечь. Он принял моё предложение. Мы выключили основной свет, оставили только ночник и он продолжил свой рассказ. Я, конечно, не забыл включить магнитофон и вот что услышал.

"…Так вот, пробыл я в камере чуть больше десяти дней и время пришло. Меня и ещё двоих мужчин вывели, затолкали в воронок и повезли. Ехали недолго. И вскоре я оказался в небольшом помещении. Там сидели три человека. Оказалось, что это судья, обвинитель и… адвокат. Мне объявили, что процесс будет закрытым. А как же, "порицали" "матёрого" бандита! Передо мной разыгралась невероятная комедия, в которую раньше никогда бы не поверил.

Толстый, неприятного вида, арбитр уточнил мои данные. Прокурор произнёс обвинительную речь. Мне вменяли участие в преступной группировке и утаивание большой суммы денег. Услышав подобное, я оцепенел. Меня объял ужас. "Как же так, ведь настолько далёк от всего этого! Окончил институт, работал преподавателем, был на хорошем счету в школе. Какой из меня бандит! Многие могут описать мою жизнь, характер! И вообще, почему никого нет в зале? Неужели эта троица, тоже купленная? И судят лишь для того, чтобы избавиться от меня, как от свидетеля похищения больших денег государственными служащими! Выходит, мою жизнь оценили в полтора миллиона "деревянных" и десять тысяч баксов!" Я был поражён разыгравшейся комедией, и дух мой сломался. Сумел только выкрикнуть: – А почему нет свидетелей?

– Процесс закрытый, их не будет!

И беззаконие началось! Троица вполголоса переговаривалась между собой, даже не глядя на "подсудимого". Моё внутреннее возмущение достигло апогея. Они вычёркивали меня из жизни, и ничего невозможно было сделать! Нервы не выдержали свалившегося несчастья, и я ушёл в себя, отключился от реальности. Слышал слова, но смысл их не доходил до моего сознания. А привести в чувство, видимо, никому не нужно было. И сидел я, как обезьяна, без мыслей, эмоций и даже постижения самого себя. Живой труп! Меня захватила невероятная апатия ко всему происходящему. Больше ничего не слышал и не видел.

Пришёл в себя в камере. Оказалось, проспал почти сутки. О том, что произошло, совершенно ничего не помнил. Мозг, защищая мою психику, уничтожил память о происшедшем событии. Но чувствовал себя невероятно плохо. Видимо, где-то, подспудно, оно всё же существовало и давало о себе знать. К тому же, я был уже далеко не таким, что был раньше: балагур и весельчак. Мой стержень, основа моего бытия, надломился. От осознания незаконных действий чиновников, наступил долговременный шок. До меня начала доходить проза жизни, мысль о том, что все мы букашки и живём, словно в клетке, у циклопов – людей наделённых властью. Они могут в любой момент съесть каждого из нас или раздавить, не моргнув при этом глазом. И всё это наш, российский народ: чьи-то папы, мамы, братья, сёстры и дальнейшие родственники.

За мной пришли. Доставили в некий кабинет. Мужчина в гражданской одежде усадил меня за стол и протянул лист бумаги: – Прочитай и распишись!

Мне не хотелось даже смотреть на этого козла и я, молча, отвернулся. Он ухмыльнулся.

– Напрасно, это приговор. Мне сказали, что ты его не слышал. Уснул, что ли? Читай! Пять лет, это немало!

Я едва не упал, услышав эту цифру. "Какой огромный срок! За что? Всё, кончилась моя жизнь! Теперь я буду человеком с клеймом! Меченым!" Меня пробрали слёзы, и я закрыл руками глаза.

Вскоре взял себя в руки и сказал мужчине: – Шакалы вы все! Ради денег упекаете в тюрьму невинного человека! Как жить-то будете с таким грузом на совести? Но ничего, придёт и моё время торжества!

– Ты оскорбляешь служителей закона? Да ещё и угрожаешь!

– Я утверждаю очевидное! Отправляйте в камеру, не буду ничего подписывать!

– Ты и сейчас козлишься? Мы поможем оказаться там, где с тебя собьют спесь! Ещё вспомнишь нас!

– Да я и так никого из вас не забуду. Бог даст – свидимся, "отблагодарю" тогда всех причастных к моему делу. "Спасибо" скажу за "перевоспитание особо опасного преступника"!




Глава 10


Вечером меня, почему-то поместили в одиночную камеру. А ночью сильно избили. Тихо вошли три человека, и среди них был… Змей. Они прямо от порога кинулись на лежащего на нарах. Я был сам не свой от приговора и к тому же ещё дремал. Урки мигом сбросили на пол и принялись пинать, причём ударяли куда попало. Затем "ползучий" остановил побоище, наклонился ко мне и зловещим голосом спросил: – Где "общак", "фраерок"? Убьём!

Я выплюнул зуб. Страшно болели разбитые дёсны, бока. Изо рта текла кровь.

– Его взяли менты, с собакой, – ответил я, – она привела их к нему по твоему следу.

– Вот как! Ты же говорил, что спал в бурьяне и ничего не видел!

– Я испугался, что застрелишь, потому и сказал так. Что мне оставалось делать?

– Ты сам, своими "шнифтами" видел? Или "пургу гонишь"?

Перед глазами появилась картина завода.

– Они раскопали рюкзак, а потом вновь зарыли и не доложили о нём руководителю группы. А потом, видимо, забрали его себе.

– Значит, и ты мог увести его до них! – вскипел уркаган. – Менты говорят, что "прикарманил" и не признаёшься в этом! Мы проверим, но если "горбатого лепишь", держись! В любом месте найду тебя! Кроме того, у нас везде свои братки и они спросят так же, как я! Зализывай пока свои синяки. Возможно, мы ещё встретимся!

Они шмыгнули в дверь. Сразу же заскрежетал замок: кто-то находился за ней. Я не удивился тому, как попали сюда бандиты!

Я остался в одиночке. Через три дня в камеру "подселили" вновь прибывшего "подследственного". Им оказался… мой брат. Он сразу объявил, что от Змея. Бить меня не будет, но должен "разрыть помойку": добраться до сути дела. Поэтому я должен не "пунтить", а "расколоться": куда перепрятал его "цуци"? На все мои объяснения, отрицания и уговоры, он только смеялся, и грозил всевозможными карами. Перед уходом, сказал: – Ты, "бабан", даже представить себе не можешь, как теперь перевернётся твоя жизнь! Кем ты был и чем станешь! Тебя давно бы "завалили, но ты нужен для "следствия". Так что, "жихтарь" пока!

Я пытался поговорить с ним, рассказать, как было дело, убедить в своей невиновности, но Юрий засмеялся наглым смехом мне в лицо и стукнул в дверь. Она тотчас открылась. Он ушёл, не выслушав доводы.

Утром меня вывели во двор. Там стоял воронок с зарешеченными окнами и два милиционера. Они открыли боковую дверь. Приглашающий жест и команда: – Вперёд! Поднялся в будку. Меня поместили в клетку и машина тронулась. Я был сам не свой, и порой казалось, что это дурной сон. "Ну, не может же так быть, чтобы невинного человека посадили в тюрьму! Что же за люди верховодят в нашем "свободном" обществе, стране открытой "гласности" и "демократии"! И где искать на них управу, когда все поголовно берут деньги!"

Я закрыл глаза и едва сдержался, чтобы не пустить слезу, так, как понимал, что жизнь моя покатилась под откос.

Внезапно, пришла неожиданная мысль: "А если бы завтра война! Кого защищать и стоит ли? Народ, в своей основной массе, бесправный, в стране властвуют нечестные, зарвавшиеся люди! Ради кого умирать? За них! Чтобы снова воцарился беспредел! И вторично бы старики рылись в мусорных баках! Умирали от "изобилия" пустых лекарств, которые невозможно купить из-за заоблачных цен! А воевавших заново будут оскорблять, как сейчас афганцев!"

Невесёлые мысли были прерваны, воронок остановился. Мы подъехали ко второму этапу моей трагедии – "казённому дому". Оказывается, у нас тоже была маленькая перевалочная "кича". Я о ней даже и не знал. От пропускного пункта в обе стороны тянулся высоченный кирпичный забор, увенчанный рядами колючей проволоки. Послышался лязг открываемых створ. Автозак тронулся, затем опять остановился. Открылись ещё одни ворота, и машина въехала во двор тюрьмы. Меня вывели и двое конвоиров с собакой, как ярого преступника, в наручниках, повели к входу в мрачное, серое здание. После документальной проволочки и снятия отпечатков пальцев, прошёл быстрый медосмотр. Заглянули даже в "очко".

Появился парикмахер и "оболванил" наголо голову, но особым образом выбрил виски. В дальнейшем я заработал за это лишние страдания. После этого меня сфотографировали в двух ракурсах. Затем отправили в баню. Она оказалась нетопленой, но тазик горячей воды налили, дали обмылок. Одежду я повесил на крючки, и она отправилась на прожарку, после чего приобрела такой вид, что, будучи на воле выбросил бы её на свалку. Искупавшись, получил в "каптёрке" постельные принадлежности и "попкарь" повёл меня по коридору. Вскоре открыл дверь, и я оказался… в карантинном помещении.

Это была большая комната, но людей здесь было уже человек двадцать. И странное дело: кроме двоих, на меня никто не обратил внимания. Я поздоровался и спросил, где мне устроиться? Один из поднявших голову, кивнул в сторону: – Занимай любое, свободное.

Я прошёл в середину и положил постель на голые нары. Молча, расправил матрас, простыню и улёгся. Никто не подошёл ко мне, не заговорил. Видимо, ввиду того, где они оказались, все были заняты своими мыслями и думами о том, что будет дальше?

Вскоре вспомнил напутствие Жигана, его наставления и меня, идиота, это удивило. Где же блатные, их вопросы и всевозможные ухищрения? По причине уголовной безграмотности, принял пересыльную камеру с "новичками" за тюремную. Но тогда это дурака, взбодрило. Понравилось то обстоятельство, что никто не лезет с расспросами и своими историями. Не до того было: слишком быстро и коренным образом изменилась моя беззаботная жизнь. Я решил полежать, прийти в себя и ждать дальнейших событий. В голове, в одном направлении вертелся рой мыслей: что будет далее? Ведь впереди целых пять лет! Здесь "сидеть" или отправят куда-то? И что меня ждёт? Смогу ли объяснить блатным, что не имею никакого отношения к их общаку. Так, лёжа и задремал.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/viktor-sveshnikov/stiratel/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.