Книга - Высокие устремления. Высокие отношения-2

Высокие устремления. Высокие отношения-2
Михаил Олегович Рагимов


Князья и бродяги, моржи и белые медведи, незаконная порубка леса в пограничной полосе и дворцовые перевороты, тупилаки и похмельные матросы, галеоны и байдары, кочи и галеры, гарпун в пузо и стрела в глаз, отмороженные конечности и свежие утопленники, шаманы и священники, браконьеры и контрабандисты, наемники и пираты, прикладная антропология и этнография, алютиик и сииртя! Продолжение "Высоких отношений" в высоких широтах. Содержит нецензурную брань.





Михаил Рагимов

Высокие устремления. Высокие отношения-2





Пролог




Автор благодарит:



Игоря Николаева

Максима Дмитриева

Максима Коннова

Артема Андреевского

Михаила Лапикова

Арлину Кинсель

Владимира Тан-Богораза

Бронислава Пилсудского

Сергея Корсуна

Алексея Лобина

Сергея Лактионова

Александра Трунина

Александра Пополднева

Отдельная благодарность Анне Вонун без которой не было бы унаков





На Севере, где Солнце умирает в черных волнах, обитает множество чудовищ.

В океане страшнее всех Кеглючин, морж с тремя бивнями, чья пища мясо, людское и звериное. Тот, чью шкуру не пробить ни луком, ни гарпуном, ни копьем «железных людей». Кеглючин приплывет после восхода, пропорет байдару клыками, ударит хвостом. Исколет бивнями тело, утащит за собой, во тьму, поглотит, изжевав плоть и разорвав ее на крохотные кусочки. Останется лишь кровавая взвесь да обломки костей.

На суше властвует Иркуйем, гигантский медведь, отец всех медведей. Зверь, чьи зубы – кинжалы, зверь, чья поступь бесшумна. Зверь, чей взгляд приносит беду на три поколения вперед, а дыхание – смерть. Иркуйем придет на закате, придавит лапой, сломает спину. Дохнет зловонным дыханьем, раздавит ужасной пастью голову, сдерет кожу, выдавит глаза. Съест живым, заставляя душу мучиться вечно. Столь велик и страшен сей ужас земли!

В небе властвует орел. Могуч размах его крыльев, остры его когти, страшен его взгляд. Орел прилетит в полдень, вцепится в хребет, поднимет выше самых высоких сосен, уронит вниз. Изорвет клювом, иссечет твердыми, как железо, крыльями, вырвет стальными когтями душу.

Но страшнее всех – человек. Человек приходит, когда захочет, не чтит ни закат, ни восход, ни полдень. Он убивает подобно любому из чудовищ, и тысячью иных способов. И страшен человек весь и всегда, ибо несет за собой смерть.






Глава 1. Бордель “Беззубая селедка”


За спиной осталась долгая дорога от стен полуразрушенного монастыря. Вместе с дорогой, позади осталось многое. И хорошее, и плохое. И то, что и рад бы забыть, да никак не получается, сколько ни пей. Впрочем, чем дальше обитель, посвященная Святой Пайперии, тем легче. Глядишь, если пройти пол-мира, и вовсе останется только легкая грусть по несбывшемуся? Лукасу хотелось в это верить.

Но, как бы-то ни было, впереди, громадной кучей гигантского муравейника, равномерно раскатанного в корявый блин по всей широкой долине, раскинулся славный город Грумант, ворота на Север.

Лукас таких портовых городов, живущих морем, видел десятки! И все они – как горшки, вышедшие из рук опытного гончара. Даже Малэрсид и Мильвессом. Разве что, побогаче.

Бухта – порою, разумеется, не одна. В бухте- корабли, суда, лодки, плоты, разбитые бочки, давние утопленники и груды гнилых водорослей. На берегу – не менее многочисленные склады и амбары с могучими замками и бдителньой стражей, хищно поглящывающей на прохожих – а вдруг ворюга, а вдруг негодяй-грабитель, или, что того хуже – засланец от соседа-конкурента?!

За скалдами и амбарами – грязные и вечно мокрые портовые кварталы, где каждый второй дом – бордель для уставшего морехода, а каждый первый – кабак, неотличимый от борделя.

А сверху – небо. То черное, то серое, то выжжено-голубое. Накопившее снег, дождь или невыносимую жару.

А в том небе – вОроны и вороны, чайки и бакланы, поморники и альбатросы с буревесниками. Где-то чернокрылых с белокрылыми поровну, где-то кого больше. Тут как сложится.

Увидел один такой город, считай, побывал во всех. Различия, конечно, есть – как же без них? Но отличий тех, если разобраться – сущая горсточка:

Где-то раскинулись приземистые акации, ощетинившиеся длинными шипами – ими, говорят, на Юге, дерутся насмерть, колют, будто стилетами, пробивая друг дружку насквозь. Где-то, тянутся к солнцу кряжистые дубы, растерявшие листву от зимних холодов. Где-то – стройные ели простирают колючие лапы. А где-то – только трава, да кривенькие кусты по пояс – так далеко Изморозь не бывал, воочию не видел. Но так писали в книгах, и так рассказывал Рыжий, который родился в таком месте.

Еще одно заметное отличие располагается у въезда в город, там, где казнят злодеев. У въезда – не просто так, а с двоякой целью – убедить жителей и гостей, что тут бдят за порядком, заодно намекнув, что лучше не нарушать.

Тут уж разнообразия побольше! Ибо нет предела человеческим выдумкам, особенно, когда есть время и настроение! Злодеев вешают, сажают в клетки, на поживу все тем же чайкам и воронам, привязывают к столбам, четвертуют… В общем, стараются, чтобы наказание выглядело убедительным. Помогает не особо, ибо уроженцам таких мест честная жизнь претит – да и как можно жить по законам, когда все вокруг живут, как придется.

В Груманте наказаниями заведовал человек с изрядной фантазией – ну или с познаниями в истории. Злодеи встречали въезжающих чуть ли не за пол лиги до города. Все трое не банально качались по ветру на пеньковой веревке, как бывало во многих местах, а гордо восседали на окровавленных кольях, касаясь перекладин лишь кончиками пальцев ног. Колья сверкали белизной древесины – не поленились палачи, ошкурили! И на всех троих, мучительно скалящих зубы, не драные тряпки неопределенного цвета, а щегольские, поддевки в черно-белую полоску. Лишь самую малость запачканные. Богат город Грумант – не жалеют хорошего дерева и не раздевают будущих покойников перед смертью!

И дорога тут хорошая. Старая, еще имперской постройки. В те года строили на совесть! Поднята на пару локтей, даже кое-как чищена – под снегом видны выглаженные камни брусчатки. Тянется меж засыпанных сажей сугробов, усеянных желтыми пятнами, изъевшими рыхлый, тяжелый снег – не желают замерзшие путники терпеть!

Интересно, если ли закономерность между количеством казненных злодеев и сохранностью дорог? Вот бы над чем подумать, посчитать, поразмыслить!

Подтаявший снег – еще одна примета, выделяющая Грумант в ряду прочих, редким ожерельем рассыпанных по западному побережью.

До весны, когда вода ручьями, а снег пропадает незаметно и быстро, прям как деньги, далеко – зима-то еще не началась, а поздняя осень не спешила делиться припасами – и четверти от обычного не вытряхнула из дырявого подола. Дело в ином!

Лукас мог ошибаться – когда бы мог подумать, что география может стать полезной, учил кое-как, на бегу! Но, если память не подводила, то где-то недалеко проходило теплое течение, делая широкую петлю и подходя почти вплотную к суше.

Море у Груманта никогда не замерзало. Даже в самые лютые морозы! И со всего побережья, в его бухту сползались суда и моряки, не успевшие уйти в теплые воды.

Не сказать, что зимовки проходили совершенно спокойно. Из природных бед грозили внезапные шквалы, после которых все покрывалось толстой коркою льда – не успел сколоть – судно может перевернуться, обнажив заросшее ракушкой брюхо. А то и вовсе потонет на ровном киле от перегруза. Иногда в гавань вползали ледяные глыбищи, выше самых высоких мачт… И горе тому кораблю, что оказывался на пути! Гора из замерзшей воды безжалостнее любого человека! Навалится, пробьет борт, раздавит, словно никчемушную букашку!

Но зимние шквалы, носившие имя «Бора», были редки, а «ледяная стража» бдительна! Прочие же опасности были исключительно людской природы, а от того, не так страшны – ибо предсказуемы. Не ходи темными переулками, не показывай деньги на людях, не спи со шлюхами, которые чешутся, не садись пить с ворами, а если сел – береги кошелек!

Дорога, после очередного подъема, уходила вниз, к стенам. Состоянием своим напомнившим о проклятом монастыре святой Пайперии – невысоки, изуродованы временем и нерадивостью хозяев. Одно хорошо, нет нужды биться за эти развалины, теряя друзей…

– Тут и хромая лошадь перепрыгнет! – кивнул Керф, поймав взгляд Лукаса, и поняв его по-своему.

– Радует, что никаких сиятельных рыцарей у ворот нету, – с усмешкой ответил Изморозь.

– Тут вообще с рыцарями хреново! – Мечник махнул рукой, охватывая окрестности. – Рыцарь при такой погоде ржавеет и скрипит!

Компания дружно и громко заржала, перепугав стайку воробьев, деловито снующих по дороге, в поисках горячего питания, парящего на холоде.

С рыцарями на въезде в Грумант, и в самом деле, обстояло весьма паршиво! Ни одного доспешного болвана! Разумеется, никто из компании на суровую судьбу Панктократору не пожаловался – и не подумал даже! Чем меньше рыцарей, тем спокойнее!

Воротная стража на свежеприбивших не обратила ни малейшего внимания, по причине поголовной занятости. Стражников били какие-то ухари, разодетые точь-в-точь, как оставшиеся за спиною покойники – в черно-белые поддевки с длинными, сейчас закатанными рукавами. Они, по мере сил отвечали, не желая сдаваться без боя.

Мелькали кастеты и колья, свистели в воздухе кистени и незамысловатые обрезки цепей, опасно блестели в скудном северном солнце блики на длинных клинках с обломанными кончиками – ножи ломали специально, по морским законам, чтобы не колоть насмерть в драке, а лишь кровить шкуру, полосуя, пусть даже и до мяса. Если на поясе или шее висит нож с целым клинком, дороги тебе в моряки не будет! И не пытайся! С трапа скинут и веслом по башке стукнут, чтоб не выплыл.

Несколько человек катались по вытоптанному снегу, делая бело-грязное красным. Двое стражников отмахивались короткими алебардами от наседающих черно-белых. Те азартно наскакивали, но на рожон лезть не спешили – удачный удар мог снести голову или развалить тело от плеча до задницы.

Компания проехала мимо, не торопясь кидаться с головой в водоворот местной жизни. Сперва надо осмотреться. Вдруг стражников за дело бьют?..

В воротах валялся «полосатый», с перехваченным горлом и топором в руках. Конь Керфа наступил мертвецу на ладонь, всхрапнул, замотал головой.

– Тихо, тихо, малыш! – похлопал мечник по шелковистому теплому боку. – Дядю уже убили, он не кусается.

– Красивая жизнь, она другая, – невпопад произнес Рош и заулыбался.

Судьба поддержала отставного стражника коротким взвизгом. Тут же замолчала под укоризненным взглядом мяура, который ехал на седле Лукаса.

Остальная компания промолчала – да и что тут скажешь-то? Веселится народ, и пусть его!

У ворот, где продолжалась увлекательная резня, кто-то отчаянно заверещал. Крик резко оборвался.

– Пластаются, будто братья на меже, – скривился Рыжий.

– Может, и вправду, братья, – произнес Флер. Мастер гиен подъехал поближе к телеге, успокаивающе погладил волнующуюся от запаха крови Судьбу, и продолжил философствовать: – один решил пойти на сторону света, а второму тьма была милее, вот в стражники и подался. Оттого и режутся, что не быть воде и маслу смешанными…

– Ну ты и загнул! – поковырялся в ухе арбалетчик. – Или запрятал где-то фляжечку, да пьешь втайне от друзей?

– Поехали, да поскорее, – прервал его Изморозь. – Пока не началось.

– Слышь, студент, а ты здесь был разве? – удивился Рыжий. – Даже меня сюда не заносило!

– Неа, – мотнул головой Лукас. – Только по карте.

– И что карта говорила? Что начаться-то должно?

– Что надо сваливать отсюда, пока подкрепленье не явилось. А то и нас привлекут к процессу, – не стал корчить из себя знатока Лукас, проявивший истинную разумность не просто ученого человека, но мудреца

– Действительно, господа, – оглянулся Керф, – там еще одного насмерть пырнули, а мы тут как в театре. Поехали-ка, да поскорее!

– А куда? – деловито уточнил Лукас.

Мечник почесал могучий затылок. – Сам как думаешь?

– Думаю, в порт. Там и дешевле, и стражи меньше. И по нашему вопросу, думаю, решить проще.

– Там никто не даст хорошую цену, – засомневался Керф.

– Но могут подсказать, где дадут.

– И то верно.

Один из братьев – Лукас различал их с трудом, прислушался к шуму драки у ворот.

– Тут странный город. Похоже, лучше, когда рядом стражи больше.

– Может и так, не спорю. Но раз в порт, значит, в порт?

– Веди нас, студент, веди нас, герой! – ухмыльнулся Керф и почесал отворотом перчатки шерстяную повязку на остатках ушей.



*****





Дорогу к порту студент у местных не спрашивал. Точно хищная рыба-барракуда, поймав кровавый след, пер без остановки, ухитряясь почти не блуждать кривыми улочками, утопающими в грязи. Карта, похоже, подробно путь разъяснила – и как запомнил только?

Ну или действительно, вел компанию по запаху. Сам-то, Керф, мог похвастаться не только отсутствием ушей, но и плохим нюхом – не стоит получать по носу столько раз. Пока в говно мордой не сунуть – вонь не почувствует! Иногда полезное умение, но чаще – не особо.

Но скоро даже его ломанный-переломанный нос уловил будоражащий запах моря: соленой воды, гнилых водорослей, дохлой рыбы, смолы…

– Обожаю этот запах. Это – запах свободы! – неожиданно произнес Фазан, вылезший из-под полотнища, укрывающего телегу с компанейским скарбом. И громогласно икнул.

– Эк тебя…

– А что не так? – возчик растер заспанную рожу кулаками, заозирался. – Это мы в этом, Грудьманте, да? Приехали?

– Можно и так сказать, – подтвердил Рош, – в Грязьбунте.

– Хороший город, сразу видно. Чистенький! – Фазан зевнул, и тут же спрятался снова под полотнище. Через мгновение раздался оглушительный храп. Судьба, которая сидела на телеге – лапы-то не казенные, по снегу чвакать! – отвернулась, всем видом показывая, что с этим вот, нагло дрыхнущим, ничего общего не имеет.

– Я ему иногда завидую. Непринужденности, – Керф повернулся к сосредоточенному Лукасу.

Студент, похоже, не мог сообразить, куда свернуть – дорога вывела к чудовищному пересечению из пяти направлений.

– Словно у бабочки, ага… – протянул задумавшийся проводник.

– Из самого левого сильнее дохлятиной несет, – подсказал Рыжий, шумно вздохнув.

– Ну тогда, давай, туда! Где несет! – решительно махнул рукой Лукас. – Прямо, а там разберемся!

Компания потянулась за ним.

Керф придержал коня, пропуская всадников и телегу. С ухмылкой посмотрел на студента.

После гибели Мартина компания осталась без командира. Пока жили в монастыре, обходились. Но сейчас, когда снова вышли в свет…

Нет, Керф совсем не Мартин! Он согласен быть капитаном компании по мечу, но капитаном по перу должен быть кто-то умнее. И целее!

Он согласен первым кидаться в бой, подавая компании пример. Но кто-то должен брать заказы, договариваться о достойной оплате. Отвечать перед компанией, если заказчик прокидывает с оплатой. Разбираться в процентах и долях…

Как там на Острове говорят, гешефтфюрер? Или гештальтмахер? Не важно! Главное, что на хитрого студента, временами прикидающегося дурачком, можно свалить эту часть ноши! Конечно, первое время Керф будет бдить за двоих, чтобы не навешали водорослей на уши. У него-то, свалятся сразу! Но потом, как парень наберется опыта, можно будет жить куда спокойнее!







*****







Компания проехала чистые кварталы, идя на запах. Вдоль дороги потянулись скособоченные многоэтажные дома – будто гигантские ласточки и прочие стрижи лепили из дерьма и травинок – кое-как, лишь бы хоть что-то! Быстрее, быстрее! Дешевле, дешевле! Меж двумя тонкими стенками из дранки и глины, напихивали камни, тряпки, мусор, сверху кое-как сооружали стропила, набрасывали где черепицу, а где все те же водоросли, собранные в тугие тюки фашинного вида. Сооружения получались хлипкими даже на вид. Грянуть от души из камнемета – полквартала развалится. Ну и для мышей с крысами раздолье!

А люди живут! Хотя, люди те еще твари – везде выживут.

Словно в подтверждение, из канавы, в которой и воды-то не видно из-за мусора, вдруг поднялось невероятное создание, отдаленно схожее с человеком. Весь в черной жирной грязи. На плечах висели перекрученные пучки то ли водорослей, то ли веревок, из-за пазухи торчала полуобглоданная кость. От восставшего несло мертвечиной, перегаром и застарелой вонью болезненного тела, не знавшего много лет мытья. Истошно воя, поднявшийся, потянул к проезжающим руки, больше похожие на лапы чудовищного в своей мерзости зверя.

Тут же получил удар в лоб и свалился обратно в канаву, всплеснув руколапами. Взлетели брызги. Но вода, отягощенная разнообразной плавающей мерзостью, тут же успокоилась. Лишь несколько ленивых кругов поползли по «глади».

– Это что было? – переглянулись братья-разведчики, успевшие схватиться за мечи.

Рыжий попытался было, сидя в седле, подтянуть ногу, чтобы вытереть изгвазданный о бродягу сапог, но только зря пыхтел – объемистое пузо не позволило.

– Будь мы в моих краях, я бы сказал, что мы встретили тупилка. Но тупилак, да посреди города, и живой? Скорее, простой опустившийся бродяга, который пьет как не в себя, отчего и мозги сгнили. От местной-то бормотухи, и неудивительно. Бывает!.. Дрых у воды, нас услышал, решил на опохмел попросить. Но кто ж его слушать будет? Такому, только в лоб трескать.

– А кто такой этот твой «тупилак»? – спросил Лукас, поглядывая с некоторой опаской на канаву, из которой поднялось лишь несколько пузырьков воздуха. Похоже, бродяга сумел отрастить жабры.

Толстый арбалетчик прекратил бесплодные попытки очиститься, глянул на студента, как на несмышленыша. Сморщился, будто вместо сочного куска мяса грызанул кусок протухшей и недоваренной подошвы.

– Ночь близко, мой ученый друг! А мы под открытым небом, как видишь! Про тупилаков же разговор лучше везти под крышей, огороженной от прочего мира надежными стенами с крепкими замками на крепких дверях! И чтобы было много огня под рукой!

– С другой стороны, мне и тут нравится, – заржал Керф, тыкая пальцем в ближайший дом. Четырехэтажное сооружение, опасно кренилось набок – от падения верхний этаж удерживало только то, что чердак с крышей оперся торчащими балками о стену соседнего дома. А над входом с большим искусством и точностью в деталях, был изображен моряк, надевший какую-то рыбешку на хрен.

– Сразу видно, живут люди с пониманием!

– Эй, уважаемый, – окликнул Рош лохматого прохожего в засаленной дерюге, косящегося на компанию, – что за место такое?

Прохожий обернулся, вобрав голову в плечи, но поняв, что убивать его никто не собирается, оскалился:

– Что, понаехали, а грамоте не учены? Деревня… Написано же – «Беззубая селедка»! Лучший бордель в квартале. Рекомендую!

– Вот туда мы точно не пойдем, – передернуло Роша, – Бьярна-то, с нами нет!

– И вовсе зря ссыте! – заухмылялся каторжник, вытерся грязным мокрым рукавом, снова шмыгнул носом… – «Селедка» – шикарнейшее место! Девки – блеск! Везде бритые и не чешутся! И сиськи почти не висят! И для путешественника интересно будет, зуб даю!

Инкунабула, по коей студент учил географию, была столь толста, что за нею легко укрылась пара кувшинов пива, но бордели среди достопримечательностей Груманта там не указывались. Наверное, и хорошо, что так, раз туда пускают таких вот! Смерив внимательным взглядом пасть аборигена, в которой отсутствовала примерно половина зубов, Лукас прищурился:

– И чем же таким может быть интересен блядюжник среди этой грязи? Особенно, по рекомендации такого подозрительного уебка как вы, неуважаемый?

– Изобретательством и прогрессом! – абориген предпочел не заметить «подозрительного уебка». А может и ничего обидного в этом не разглядел.

– Чо, бля?! – не расслышав последнее слово, Керф схватился за кинжал.

– В «Беззубке» выдумали, как можно в бабу хер пихать, чтобы детей потом не было! – радостно доложил бродяга, на всякий случай, отскочив от мечника подальше.

Компания переглянулась. Что ж тут тайного-то? Вовремя вынимай, или пихай не туда! Этому знанию – тыща лет в нынешний обед! А то и старше!

– Да не, не! – верно истолковав напряженное молчание, пояснил грязнуля. – Задумка хитрее! Берешь хрен, уговариваешь, чтобы встал и надеваешь на него этакую тоненькую, но прочненькую кисейку…

– Из чего же эта, прошу прощения, херомантия?

– Из плавательного рыбьего пузыря! – торжественно заявил бродяга. – Думаешь, зря бордель так назвали?! Знаменитейшее место! Все, кто в Груманте впервые, заходят! Всякие необразованные дикари опаливают пузырь на лучинке и жуют под пиво! А в Груманте же, столице образованности и…

– Хуйня, – отрезал Рош. – Горцы такую приспособу давным-давно выдумали. Правда, из бараньей кишки.

– Они ее даже иногда и не достают из того барана!

– Горцы, на то и горцы, чтобы все делать через заднюю кишку. А тут, – грязный палец уперся в небо, – наука, а не хуйня из-под коня, то есть, барана!

– Все равно, я бы тебе рожу разбил! – заявил вдруг бывший охранник, не делая, впрочем, попыток спешиться, дабы исполнить обещание.

– А ведь любопытно, господа наемники, видит Пантократор, любопытно, – протянул Лукас. – И не рвется?

– Нисколечки! – закивал абориген так яростно, что еще немного, и голова оторвется. – Проверено тысячами моряков великого Груманта!

– Хочешь попробовать? – обернулся Керф. – Запомни место, да вернешься. Только давай, сперва разберемся с более насущным.

– Это само-собой, – кивнул Лукас и повторил, – с одной стороны, весьма любопытно, ведь никакой опыт не бывает зря! С другой же… Пузырь-то из селедки соленой достают или копченой?

– Во-во! Нахер такое счастье! – оборвал размышления старый наемник. – В таких делах, если есть сомнения или покраснения, лучше не лезть. Опять же, просолишь хер, бабы любить не будут! Вот же придурковатое место! Выдумали, понимаешь, селедку натягивать!

– Писька, она ведь и так соленая! – придурковато заржал каторжник. – Разве не знаете?!

Компания уставилась на бродягу с нехорошим интересом во взглядах. Сообразив, что только что он подписал себе, если не смертный приговор, то хорошее избиение, грязнуля быстролапой помойной крысой шмыгнул в узкую щель в заборе и был таков. Даже пятки не сверкнули.

– Ну и город, – сплюнул Рыжий.

– Город – страшная сила! – философски протянул Лукас.

– Сила – в рыбе! – сделал неожиданный вывод Керф.

Компания тронулась в путь, оставив вывеску с радостным молодцом – извращенцем за спиною.

К живому затейнику с такими неожиданными склонностями, поворачиваться спиной никто бы не рискнул, а к нарисованному – запросто! Ходят, конечно, легенды, о призраках, сходящих с картин, все знают. Но про вывеску никто и никогда такого не слышал! Да и сойди он – шлепнется в грязь и утонет. Если не разобьется. Рассыплется на мириады чешуек краски и прилипшего дерева…






Глава 2. Торговец разным деревом


Грумант напоминал Керфу муравейник, облитый пивом или медом. Вроде все бегают, суетятся, возятся, кричат, кидаются друг на друга… Но все происходит как-то замедленно, неспешно – будто все силы уходят, чтобы проломиться сквозь невесомую завесу постоянно серого тумана и растолкать других торопыг. Не сказать, что это раздражало – в каждом месте живут по-своему, чего людей винить в следовании их привычкам – но удивляло безмерно. В общем, селиться в этом городе, мечник бы не рискнул. Разве что за хорошую доплату… Но кто ж ее даст? И к вопросу о деньгах…

– На месте стой, раз-два! – скомандовал Керф, точно на плацу.

Компания кое-как остановилась. Никто из седла не выпал и нос не расквасил – уже достижение!

– Что случилось? – мгновенно напрягся Лукас, подозрительным взглядом опытного мытаря или карманника начав общупывать проходящих мимо грумантцев, на наемников и глазом не ведших.

– Вывеска тут интересная, – зевнул Керф, – гляди-ка!

Действительно, напротив них, на мелкозвенчатых цепях висела вывеска, на которой изображался рыцарский доспех (без ног), два меча (без ножен), и кожаный мешочек с развязанной горловиной, в который с радующим глаз напором, падали мометки.

– Деньги, денежки, деньжулечки! – проворковал Рош, потирая пальцы на двух ладонях сразу.

– Вот и я думаю, чего стоим, кого ждем?

Всей компанией вваливаться не рискнули – переполошится еще хозяин, кликнет с перепугу городскую стражу, набежит целая рота мздоимцев… Пошли Керф с Лукасом и Рыжий – как человек северный, и к хитрому делу коммерции несколько причастный – ходил карго-мастером на хольке в далеком юношестве, пока не понял, что стрелять куда проще, чем считать.

Внутри лавки все было ровно так, как и ожидалось: столы, заваленные разнообразным ратным «железом», от наконечников копий, до связок перьев, манекены в разномастных бронях, кучи доспешных частей, бочка с песком для чистки кольчуг…

– Доброго дня! – поздоровался вежливый Лукас в пустоту – никого, кто мог бы сойти за хозяина, в зале не было.

– Здравствуйте, кто живой! – трубно поддержал Керф, вертя головой.

– Никого, – проговорил Рыжий. – Но стоит только положить в карман хоть колечко…

– На продажу что есть? – подтверждая слова арбалетчика, из-за манекена, обряженного в измятую кирасу и морион с полуотбитыми полями, к наемникам шагнул местный. Чуть старше Лукаса, пониже, и с брюшком. И с бородой в масле.

– Хозяин или приказчик? – ткнул его пальцем в грудь Рыжий.

– Тебе не насрать, кто заплатит? – дернул грязной бородой местный.

– И не поспоришь, – согласился Керф. – У нас на продажу где-то две бочки всякого разного доспеха, от лат, до кольчуг. И пара бочек пырялок и рубилок. Тесаки, мечи, пара шестоперов с клевцами.

– Ограбили арсенал? – прищурился оружейник.

– А тебе не насрать, за что платить?

– А вот тут можно и поспорить. Если арсенальные, то они в ржавчине. Если с трупов снятые, то в кишках с мозгами, – заулыбался грязнобородый, – а это не мелочи, это уже серьезные моменты. Товар где? Здесь?

– Нет, блядь, – окрысился Рыжий, – пришли за авансом, чтобы потом тебе под реализацию сдать. Здесь, конечно. На дворе стоит.

Бородач шагнул к двери, беспечно оставив наемников за спиной. Внимательно оглядел телегу, на которой сидела Судьба с Мину. Рядом с ними сидел Флер, качал головой, не открывая глаз. У задних колес, с задумчивым видом стоял Фазан, гоняя струей желтый листок клена в луже.

– Ваши?

– Наши животные, да, – признался Керф. – То, что ссыт, тоже наше.

– Загоняйте во двор, там, где зеленые ворота. Сейчас открою. И да, ссущее пусть не заходит, у нас и так мокро.







*****







Компания долго изучала деньги, полученные у скупщика. Вышло, как обычно, меньше, чем надеялись, но куда больше, чем рассчитывали. Бородач заплатил хорошим серебром. Но вот чеканка некоторых монет… Впрочем, серебро оно и есть серебро! Принимают, и ладно.

– Со всей округи сюда народ стекается, – успевая вертеть головой во все стороны, чтобы не упустить ни одной достопримечательности, Лукас успевал делился с компанией знаниями, когда обрадованная пополнением бюджета компания, продолжила путь. – Тут и плата работняя больше, и развлечения всякие. Театры там, бордели, бойцовская площадка есть…

– То-то, округа пустоватая, все хутора на семью-две, не больше…

– На лето работников нанимают, а чуть урожай собрали – расчет в зубы, если хоть монетку заработал, вон дверь, вон на хер! Они обратно в Грумант. Тут же всегда работа есть. Рыба, торговля, корабли. Зимовать, опять же, дешевле выходит. Забился в какой подвал, то тепло, что надышал, то твое. Если в лоб сапогом не стукнули.

– Суета! – помотал головой Керф. – Суетное мельтешение ради мельтешения.

– В суете потеряться легче, – подмигнул Рыжий. – Ходишь такой по рынку местному, ходишь… Ца-ца, и в карман! Хрен кто увидит и поймает!

– Особенно тебя! – зашлись в хохоте братья, слаженно ткнув в арбалетчика пальцами. Тот невозмутимо почесал огромное брюхо сквозь прорехи в кольчуге.

– Хорошего человека должно быть много, господа разведчики! Вам, худосочным тростникам, не рискущим пойти войной на глистов, не понять!

– Рыжий нарочно так отожрался, – свистящим шепотом, слышным на квартал, разъяснил Пух Рошу, склонившись из седла к уху стражника, – его ни одна ветка не выдержит, если повесить решат! Треснет с грохотом! А Рыжий тут же сбежит подальше! Аж до ближайшей харчевни!

– Не сдавай моих тайн, негодник! – засмеялся арбалетчик, потрясая кулачищами в притворном гневе.

– А то поймают и повесят на арке ворот? – заржал бывший стражник. – С тебя пиво, при случае, друг Рыжий, иначе всем растреплю!

– Кстати, о пиве… – Рыжий снова почесал пузо, плотоядно оглядываясь в поисках, чего бы сожрать. Оказавшиеся в поле зрения местные, почему-то ринулись бежать. Один не устоял на ногах, упал, проскользил по грязи, и с нехорошим хрустом врезался головой в гранитную плиту, отделяющую проезжую часть от пешеходных отмосток. Потекла кровь, мешаясь с дождевой водой.

– Похоже, друг Рыжий, ты остался без пива! – хихикнул Рош, – единственный доброхот, который мог показать дорогу, и тот убился!

– Грустить не буду, зуб даю. Но вот пивка я бы, все равно испил…

Желание арбалетчика, разделяемое и прочими наемниками, исполнилось буквально за углом. Свернув за очередной скособоченный домик, который выглядел так, будто уже прицелился рухнуть, но нежелая расстраивать старую маму, все никак не мог решиться на последний шаг, компания оказалась на небольшой площади. Тут сходилось сразу пять узких улочек, становящихся одной, но широкой.

– Площадь Мертвой Руки, – тут же подсказал Лукас.

– Тут кому-то руку отрубили, что ли?

– Или мертвецы встали из могил и гонялись за людьми? Кого поймали, тот тоже мертвец? – предположил жизнерадостный Рош.

– Не, тут смешнее!

– Жги, студент! – подбодрил Керф.

– Лет сто – сто пятьдесят назад казнили тут убийцу какого-то. Как голову отрубили, местные кинулись резать ему кисти. На удачу в картах, легкое похмелье и прочее колдовство.

– Ага, знаю такое, – кивнул Флер, ради интересного рассказа, подъехавший поближе, чуть ли не вплотную, – там еще свечку надо хитрую, из человечьего жира! И сажу из волос туда вмешивать…

Студент хмыкнул, запоминая слова мастера гиен, и делая пометку в памяти, что было бы неплохо распросить Флера подробнее. Ни про какую сажу слышать ему не доводилось.

– В итоге, пока дрались, пару человек затоптали насмерть. Ну и еще двоих-троих зарезали в процессе. А потом, набежавшая стража похватала, кому не повезло, да еще полдюжины повесила, за нарушение общественного порядка, убийства и так, на всякий случай.

– Рук на всех хватило, – подытожил Керф.

– Даже с избытком!

– Мы делили мертвеца – много наших полегло, – на мотив детской песенки прогнусавил Рош.

Преодолев площадь, ставшую роковой для множества столь достойных мужей, компания оказалась у кабака, что стоял меж двух улиц. Неведомый архитектор воспользовался каждым дюймом свободной земли, и соорудил этакую гробину, торчащую острым углом. Его, словно утес, обтекали человеческие волны. И, будто пену с гребней, кое-то кого закидывало и внутрь.

Тут же, у левого бока «утеса» располагалась обширная коновязь под мощным навесом, что мог удержать не только дождь, но и падение какого-нибудь Рыжего с крыши. Ну или залп из камнемета-катапульты.

– Внутрь? – махнул Лукас в сторону вывески. На это раз обошлись без рыб и прочего непотребства – два кувшина пива, да мощная кружка. Никакой выдумки, зато понятно, чего ждать.

– Нет! Будет тут стоять и ждать, пока поднесут! – заржал Керф. – Рыжий, ты только не пугай никого!

– На приступ, господа компанейцы! – неожиданно громко скомандовал Лукас, махнув в сторону кабака.

Не слышанное ранее обращение, на миг погрузило компанию в тугую задумчивость. Но, не найдя ни капли оскорбления, наемники заулыбались, и полезли из седел.

– Мы тут, мы тут! На охране! – тут же заявил Флер. К нелюбви мастера гиен шляться по злачным местам компания привыкла давно, и вопросов не задавала. Ну не любит человек находиться среди стен, и ладно. Лошади с поклажей, опять-таки, всегда под присмотром.

Судьба негодующе взвыла – гиене хотелось под крышу, в тепло. А не мокнуть на грязной площади под дождем – пусть мелким, но все равно – мерзким и холодным.

– Не думаю, что в кабаке будут ей рады, – протянул Лукас, погладив зверюгу по затылку. Мяур отвернулся, сделав вид, что не заметил столь явного предательства.

– А не похеру ли? – удивился Керф. – Главное, чтобы пиво приносили, а с какими рожами – это плевать!

– Так в пиво же и наплюют! – резонно возразил студент. – Пока нести будут, самое время харкануть!

– Чего не видел, того не было! – отрезал мечник. – Лишь бы не ссали!

– Значит, можно тебе подзатыльники незаметно отпускать? – потер руки Рыжий. – Раз на затылке у тебя глаз нету? Мне ж легко!

– Риск – дело благородное, – намекнул Керф.

– Не, с тобой скучно рисковать – ты пинаешься, как дюжина ослов!

– А ты не подкрадывайся!

Двери распахивались неохотно… А потом, подхваченные сквозняком, распахнулись, чудом не пришибив Пуха. Разведчик еле отскочил, яростно сквернословя. Быть убитым дверью… Как-то позорно для настоящего наемника!

В кабаке появление компании встретили молчанием. Оно продлилось ровно миг – и посетители вернулись к прежним занятием – выпиванию, закусыванию, игре в кости и карты, и вялому мордобою – даже без поножовщины! Разве что кто-то обругал всяких ходунцов, напускающих холодрыги. Но ругали тихонько и неразборчиво, опустив гнусную клеветническую харю к столу, поэтому, кому ее бить было совершенно не понятно. Влезать же в драку со всем кабаком… Ну нет, такие перспективы выглядели хоть и эффектно, но слишком неприглядно по последствиям.

Пройдя по широкому коридору меж полупустых столов, компания подошла к стойке. Из-за нее тут же вынырнуло два трактирщика, крупных парня с бледными от затворнического существования, рожами.

– Пива, уважаемые, – для ускорения Керф высыпал несколько медных монеток. Среди полустертых кругляшей, на которых лишь опытный ростовщик мог разглядеть гербы, оказалась одна, на вид, будто с год назад из-под станка вышедшая. Но со светлым ликом помершего лет сто назад императора. Мечник с грустью вспомнил сержанта Стьюи, ставшего настоятелем Келпи. И ведь честно заплатил, хороняка! Выдал до последней медяшки, еще и частично новой монетой, не прошедшей сквозь тысячи рук… Эх, и такой человек сменил меч на молитву!

На блестящую денежку трактирщики метнулись, будто коршуны, столкнулись плечами, чуть не передрались от восторга.

– Какого пива? – уточнил запыхавшийся победитель, отпихивая ногой унылого проигравшего.

– Хорошего, – добродушно оскалился мечник. Его улыбка вкупе со зрелищем обрубков ушей – войдя внутрь, он стянул повязку, сунув ее в карман куртки – очевидно, натолкнули кабатчика на определенные ассоциации. Он молча кивнул, и нырнул через приоткрытую дверь в подсобку. Чтобы тут же вернуться с ящиком пива, которое взгромоздил на стойку.

Керф благосклонно кивнул, прижал к себе хлипкое сооружение из четырех дощечек, парусины и веревочек и, позвякивая на ходу, прошествовал к одному из свободных столов. Второй ящик сноровисто ухватил Рыжий, поставив его на пузо.

Составили вплотную два стола, проскрипев по доскам. Распустили завязки, расхватали кувшины…

– Ничего не показывает нутряную сущность города лучше, чем пиво, которое в нем варят! – глубокомысленно заявил Керф, отставляя кувшин, опустошенный тремя глотками. Мечник тут же икнул.

– Что, все-таки надумал тут оседать? – спросил Лукас, оглядываясь по сторонам.

– Разве что найдется бесхозная пивоварня! – захохотал Керф и вытащил из распавшегося ящика следующую емкость. Неловко содранная крышка улетела к соседям, шлепнула по плечу здоровенного – как два Рыжих, а то и больше! – светловолосого бородача, сидящего за спиной Керфа и пьющего в компании из полудюжины бородачей поменьше.

Здоровенный с недоумением посмотрел на неожиданное «подношение». Начал неспешно вставать.

Керф, увидев, как округлились глаза Лукаса, так же неспешно потащил меч из ножен…

Разведчики повскакивали, схватившись за ножи. Мелкие бородачи ощетинились мечами и совней на окованном древке. Студент обреченно вытащил корд, мысленно поминая нехорошими словами вспыльчивость и прочую людскую глупость.

Казалось, еще миг, и вспыхнет очередная короткая, но кровавая схватка. Столько ехать, чтобы вот так вот!?

Рыжий оглушительно и весьма мелодично перданул. Звук пронесся по всему кабаку, отразившись от стен и потолка.

– Ну ты и срешь, – заткнул нос Керф. – сущий медведяра!

– Это не от испуга, а от лютой ненависти, – пояснил арбалетчик стоящим напротив него бородачам, – ну и чтобы, как в последний раз! А то помру, не пропердевшись, как жить дальше?!

«Обпробоченный» вдруг заулыбался, вбросил короткий, но широкий меч в ножны:

– Всегда уважал людей, любящих добрую шутку и хорошую драку! Мир?

Мечник бросил короткий взгляд на свою компанию, на мечи будущих поединщиков, на пиво, кивнул:

– Мир, хрен с тобой!

– Всегда со мной! – заржал бородач, – не отстегивается!

– Мало ли, как у вас тут заведено, в городе у моря!

– Не, не настолько мы от сухопутных-то отличаемся!

Бородач подшагнул к Керфу, протянул руку:

– Зови меня Хельги Пащен, торговец разным деревом! И у меня, парни, есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!






Глава 3. О серебряных лосях и незваных гостях


Ветер щедрыми пригоршнями бросал в лицо пену и брызги, срываемые с верхушек высоких океанских волн. Керф то и дело вытирался рукавом, зябко ежился, дергал плечами, чтоб согреться. Но упрямо остался на месте, облокотившись о мокрое дерево поручней – или как тут, на море, зовется ограда вдоль борта корабля, по пояс высотой, уберегающая невезучих от падения? Капитан как-то называл хитро. И даже повторил!

Но из памяти тут же выдуло очередным порывом ветра.

В одно ухо вошло, из второго, так сказать… Мечник стянул мокрую повязку, потер шрамы. С правой стороны надсадно колотила боль. Этакими приливами-отливами. Тело привыкает, а разум упорно цепляется за старые привычки. Видит не бесконечную воду, а черно-серую степь, утыканную странными бегающими холмикам. Выпить, что ли?..

С одной стороны, мысль не лишенная приятности, благо, в Груманте закупились весьма недурственным пойлом за разумную цену – по совету Хельги зашли в нужное место, сказав владельцу – морщинистой столетней бабке, что они от него, от торговца разным деревом. Бабка, не долго шамкая, приняла деньги – наученный прошлым опытом, Керф расплачивался не монастырской денежкой, которую следовало поберечь для приличных мест, а вырученным за трофеи. Стукнула пяткой в доску позади себя. Тут же появились то ли внуки, то ли правнуки, притащив два приятных глазу бочонка.

Содержимое, впрочем, вызывало двойственные чувства. Пойло, по местному – «бормотуха», сотворенное каким-то хитрым способом, выглядело как очень сильно разведенное молоко и жутчайше воняло. Однако вкус запаху не соответствовал в лучшую сторону, да и утренняя голова болела не так сильно, как могла. И согревало претличнейше!

С другой же стороны, чтобы добраться до вожделенного сосуда, придется пробираться узкими и кривыми деревянными внутренностями корабля, похожими на какие-то уебищные кишки, чтоб их! Китовы потроха! Высокий и широкий мечник непрестанно бился головой и врезался плечами. К тому же, в трюме, рядом с пассажирами, ехали кони. Подвешенные на ремни бедолаги только и знали, что жалобно стонать, да яростно дрыстать жидким, украшая переборки зелеными потеками…

В трюме срали лошади, на палубе блевали люди – и куда податься бедному солдату?

Судно вскарабкалось на пологую и длинную волну, покатилось вниз, чуть ускорившись. Керф сплюнул за борт – чудом увернулся от собственного же плевка – не учел ветер, не учел! Тут чтобы поссать, надо проявлять чудеса сообразительности!

В который раз подивившись сложности водного бытия, мечник махнул рукой и уселся на палубу, облокотившись спиной на выступ балки, к которому были привязаны канаты, тянущиеся к мачте.

«Серебряный Лось», а именно так звалось судно, везущее их в Любеч, на Север, на самое «начало углов», представлял из себя половинку гигантской винной бочки, которой приделали палубу, воткнули в нее две толстые мачты и украсили задранными вверх площадками для лучников на носу и корме. В итоге, получился сущий уродец, по местному – хольк.

Но, как Креф уже понял, в северных краях на внешнюю красоту смотрели мало. На волне устойчив? Весьма! Трюмы вместительны? Очень! Груза можно взять много? Задолбаешься бегать по сходням с тюками за спиной! Ну истинная красота же! А кто не согласен – тот южный педрила! Которому не место среди настоящих мужчин, знающих цену каждому медяку!

Кстати, о медяках!

Керф открыл глаза, вытер сопли под носом. Хотел было снова плюнуть, но передумал – сидя на заднице, не уклонишься, если ветер решит вернуть твое хамское «подношение» морю.

На берегу, особенно, после того, как обе компании выпили преизрядно пива и бормотухи (да что скромничать – нажрались!), обещанная плата показалась весьма щедрой! Притом, щедрой в меру – не рождала даже тени мысли о грядущем кидке – частенько бывает, что наниматель сулит золотые горы, дабы блеском грядущих барышей затуманить наемнику соображение.

Аванс, опять же, был выдан сразу же, в оговоренном объеме – только-только компания взошла на борт готового к выходу судна и моряки отвязали хольк от массивных тумб на причале. Посланец бородача Хельги, расплатившись, возвращался на маленькой весельной лодочке – чуть не захлестнуло бедолагу! А могли и о каменный причал размазать, пока он до лестницы доплыл!

Но проведя два дня на «Лосе», мечник пришел к закономерному выводу, что можно было и куда больше выторговать, чем записано в договоре. Так сказать, за особые условия службы!

Корабль ведь, так и швыряет на волнах, под ржание и дрысню лошадей, крики птиц в клетках и оглушительный визг свиней в загончике на носу! Первое время, мечник вообще с тревогой считал волны, ожидая девятую – она, по словам моряков, самая опасная, самая высокая!

Поразмыслив, Керф утешил себя мыслью, что не так все и плохо. К разговору о деньгах можно будет вернуться на берегу, крепок стоя на твердой земле. Непосредственно с Бурхардом или как там его, того сиятельного рыцаря, который набирает крепких и толковых парней для увлекательной и высокооплачиваемой работы по профилю?

Или вовсе употребить контракт, посидев на жердочке, на том самом носу, возле хрюшек? А на берегу развести руками, похлопать непонимающе глазами и заявить, что мол, никаких таких Хельгов никто не знает, на службу не нанимались, аванс не вернут, да и не было его вовсе, хотя и пару мерков не доложено! Но за такое можно и присесть на жердочку, только торчащую – если городом заправляет сиятельный рыцарь, то нрав у него должен быть суровым, как у куска гранита…

С другой стороны, зачем заранее переживать, если вообще пока неизвестно, доплывут они, или утонут. Вот как появятся башни на горизонте, вот тогда и будем думать!

Приняв столь разумное решение, Креф повеселел – оно так всегда, когда выход из неловкости найден. Пусть даже и временный. Снова пришли мысли о положительном воздействии бормотухи на общий габитус. Опять же, требовалось отметить решение сложного вопроса! И ноги затекли от не самого удобного положения… Хоть и говорится, что хороший солдат не встаёт, если может сидеть, а садится только тогда, когда не может лечь, но, на самом деле, просто на жопе, а не в мягком кресле, долго не просидишь! Ноги сперва онемеют, потом распухнут… А потом тебе дадут в зубы палку, стукнут по затылку деревянным молоточком, и отпилят ненужные конечности тупой пилой. И настанут отвратительные времена без женщин и приличного бухла!

Керф ухватился за пучок туго натянутых канатов, подтянулся. Расправил смявшиеся штаны, повел плечами, до хруста в спине. Хотел было сунуть руки в карманы, но остановил себя. Привычка, не особо вредная на суше – разве что не успеешь отбить летящий в рожу кулак – на воде могла стать причиной глупейшей смерти. Волна шарахнет в борт, «Лось» накренится внезапно, а ты, покатившись по скользкой палубе, окажешься за бортом. Руки-то, пока из карманов вытащишь, еще, как на зло, запутавшись пальцами в материи!

Как тот купчишка из Мильвесса, утопивший вчера вечером. Залез на борт и сиганул башкой вниз. Рыжий, конечно, шепнул по секрету, что всему виной невезение в карточной игре. А ты не пытайся обмануть судьбу, когда играешь с братьями!

Керф улыбнулся своим мыслям, зашагал к кормовой надстройке. В жилую часть трюма можно было попасть только через нее, пройдя под внимательным взглядом двух охранников с абордажными топорами. В этом рейсе, как сообщил все тот же всезнающий арбалетчик, весь груз принадлежит одному хозяину. Потому и меры предосторожности такие. А то ведь, как все отлично понимают, пассажиры бывают всякие! Кто-то и рискнет пролезть, чтобы поживиться чужим добром! Особое внимание – ко всяким подозрительным сборищам, типа их воинской компании.

Но до надстройки мечник не дошел. Буквально через несколько шагов он наткнулся на Лукаса, сидящего на корточках, лицом к борту. Студент держал в руках два обрезка веревки и по-всякому их завязывал. Точнее, если судить по непрестанному бормотанию ругательств, пытался завязывать

– Чем занят? – спросил Керф, встав у грамотея за спиной. Лукас медленно развернулся, плюхнулся на жопу. Показал веревочки, разлохмаченные уже по концам.

– Есть такой узел, грейпвайн. Связывать два конца примерно одной толщины.

– И в чем беда? Хороший узел, полезный. Говорят, не развязывается, как ни дергай. Жаль, если конец пополам резануть, уже не поможет. Меня Ланекс учил, ну помнишь, которого неведомая ебань схарчила, в пещере. Я, правда, тоже не запомнил. Руки из проклятого места!

Студент посмотрел на болтливого мечника. По лицу катились то ли редкие слезы, то ли брызги. То ли все сразу.

– Беда в том, что нихрена не получается!

– Тоже мне, беда! Сейчас урегулируем! – удивился мелкости несчастья Керф. Оглянулся в поисках. – Слышь, ты, хер с бородой! – подозвал мечник проходящего мимо матроса, судя по неспешной, нога за ногу, скорости передвижения, ничем полезным не занятого.

Хер с бородой, в привычной уже черно-белой длиннорукавной одежке, испачканной полосой краски поперек живота, скорчил недовольную гримасу, но направление сменил – здоровенный наемник мог и половину зубов выхлестнуть одним ударом – лучше не гневить!

– Стой, любезный, где стоишь, – повысил голос Лукас, – а лучше, иди к свиньям. Или куда ты там шел!

Матрос оскалился, пожал плечами:

– Вас, сухопутных, не поймешь! Одному палец засовывай, второму не надо…

Керф проводил его нехорошим взглядом, прикидывая, не намекнуть ли братьям, что этот вот обидчивый невежа не прочь с ними в картишки перекинуться? До победного конца, так сказать.

– А теперь, объясни мне, глупому старому рубаке, что не так с этим узлом? Не получается, так есть тот, кто подскажет и разъяснит. А ты его, к свиньям шлешь!

– Помнишь, я рассказывал, как мы из Сиверы выбирались?

Мечник фыркнул:

– Как не помнить? Такого дикого плана я давно не встречал! Та девица веселилась на все деньги!

– Ну так вот, – продолжил Лукас, – мне было до усрачки страшно висеть на тоненькой веревке…

Керф сочувственно кивнул:

– А представь, если бы ты висел на ней за шею? Там-то настоящий страх! Уж поверь! Меня вешали как-то. Повезло, все деревья были слишком низкими, я везде чуть ли не на коленках стоял!

– Да я не про то, – отмахнулся студент, – я про вообще!

– Если «про вообще», – наемник сменил тон на серьезный, – то нет ничего зазорного бояться того, с чем до того, не сталкивался. А уж высоты-то… Ее любой боится! Я бы все штаны загадил с непривычки, зуб даю!

– Нужен мне твой зуб… – криво улыбнулся Лукас.

– Тебе она нужна. Или такая как она, – кивнул Керф. – Только ее больше нет. Мы с тобой, если помнишь, рыли ей могилу.

И такой же не будет. Женщины, они только для дурака одинаковые. Или для юнца, который только-только понял, зачем ему хуй. Мол, сиськи, жопа, междуножье и все дела. Если так рассуждать, то да. Но мы-то, друг Лукас, с тобою не дураки! Взрослые недураки. И мы знаем, что найдется разве что похожая. Или не найдется.

– Или не найдется, – эхом повторил Изморозь, продолжая вертеть обрезки.

– Это скорее, – поддержал Керф. – Это ведь гадости случаются постоянно, а с чем хорошим сложнее. Так что, пробуй вязать свой узел, но не цепляй его на шею. И да, одна просьба…

– Какая?

– Пока ты в компании, не пытаясь становиться стенолазом.

– Это почему? – удивился Лукас.

– Не везет нам с ними. То со стены свалится и переломается, то сожрет его какая неведомая ебанная херня…

– Обещать не буду, но…

– Но я тебе сказал, а ты меня услышал и, наверное, понял.

– Разумеется.

Керф похлопал студента по плечу:

– Ну раз понял, то пошли-ка, друг Лукас, чего-нибудь выпьем и сожрем! А то задушевные разговоры меня вгоняют в лютую тоску, лечит которую только большая красивая кружка чего-нибудь вкусного и полезного!







*****





Керф сбежал, почти скатился по крутой узкой лестнице. Остановился, судорожно начал глотать воздух, словно огромная рыба, выволоченная на поверхность ловким рыбаком прямо из невообразимых глубин.

После наружной холодной свежести, воздух внутри корабля показался густым. Этакий кисель из запахов смолы, преющего дерева, немытого тела и нестираных портков, готовки, лошадиного и крысиного дерьма, горелого тюленьего жира и множества иных составляющих, родивших после слияния чудовищную вонь.

Особой прелести добавляла многочисленная и неистребимая ничем мошкара, заводящаяся, то ли от грязи, то ли от плесени. И клочья копоти от многочисленных светильников, заправляемых тем самым жиром…

Керф выдохнул сквозь зубы, начал дышать мелкими глоточками, давая легким время обжечься и привыкнуть. Сверху пригрохотал задержавшийся Лукас, ткнулся в спину. Тоже начал ругаться, пока не замолчал, задохнувшись.

– Все сказал?

Студент молча кивнул.

Постояв еще немного у люка, что вел уже в сам трюм, и, отдышавшись, мечник скомандовал:

– Вперед! А то без нас выпьют! Знаю я их!

Дрожащие огоньки светильников придавали всему окружающему странный уют. Ощущения усиливали развешенные и распиханные везде, где можно, сетки с провизией и питьем, разнообразнейшие свертки и тюки – заполнялся весь полезный объем, до последнего! Казалось, что они где-то на складе. Иллюзию разрушало только мерное покачивание корабля.

На тюках ткани, заботливо зашитых в несколько слоев парусины, сидело пятеро, касаясь затылками низкого потолка. Хлопали измусоленные карты, шипелись ругательства, возносились хвалы и мольбы к Пантократору.

Братья облапошивали очередных простаков… Керф украдкой показал Маху, сидящему лицом к проходу, кулак. Не увлекайтесь, мол! Моряков – четыре десятка! Порежут в сутолоке, полные печенки ножей и шильев натыкают! Разведчик ответно дернул правым глазом. Понял, мол! Не учи папу любить маму, друг Керф! Дурных нема, всех война убила!

В отгородке, снятой компанией, пришельцев сверху, встретила Судьба. Обложенная одеялами гиена время от времени чихала, после чего, начинала жалобно скулить. В такт ей поскуливал Флер. Мастер гиен сидел возле любимицы, неустанно гладя по потускневшей шерсти, нашептывал что-то.

Судьба кивала. И снова чихала.

– Мяур где? – тут же спросил Изморозь, ткнув пальцев на расстеленную в углу куртку.

– Мину гулять ушел, – оторвался от гиены Флер. – Обфыркал нас всех и ушел. Наверное, крыс ловить. Или мелких юнгов.

– Найдется, – сам себе сказал Лукас.

– Если за борт не свалится, то найдется, никуда не денется! А если свалится, будет морским мяуром, – подвел итог Керф и обратился к Флеру:

– Остальные где? Дрыхнут?

– А где ж им еще быть-то? – пожал плечами тот. – Дрыхнут, разумеется! Тут или жрать, или спать, вот и все развлечения.

– Кто да, а кто уже не спит! – свесился откуда-то из-под потолка Рыжий. – Вот не было вас, так хорошо было! Тихо, мирно…

– Не воняло? – предположил Лукас, ухмыляясь.

– Не, тут воняет всегда, – заулыбался арбалетчик, – мы же третий день плывем!

– Плавает – говно! – нравоучительно заявил Флер. – А мы – идем! Третий день на воде, пора привыкнуть!

Керф оглушительно заржал, будто жеребец перед случкой:

– Пусть плавает все что хочет, и где хочет! Я в их заморочках разбираться не хочу! А то голова распухнет!

– Тихо! – рявкнул вдруг Лукас, уставившись наверх.

Все удивленно замолчали.

– Наверху что-то нехорошее происходит…

– Пожар!? – вскинулся Флер. Запнулся, чуть было не упал – в последний миг, могучая лапища Рыжего ухватила за плечо, удержала.

– Гарью не воняет, – шумно потянул ноздрями Керф.

В выгородку сунулся один из братьев. Видать, что-то серьезное, раз карты бросили. Вроде бы Пух – в полумраке не разглядеть.

– Господа! Пока вы тут сидите, экипаж бегает по кораблю и орет, что какой-то Мюр-Ландрон близко.

– И кто это такой? – насторожился Лукас.

– Мюр-Ланрдон, очевидно же, – пожал плечами Пух, – кто же еще?

– Прихвачу-ка я меч, господа, – тихо произнес Керф. – И вам советую. Хорошего человека такой пакостью не обзовут!






Глава 4. Крыса в янтаре


Справившись с неизменной сутолокой – в тесноте трюма не развернуться – компания распотрошила свои тюки, а затем, опоясавши чресла мечами, взявши щиты, топоры, дюжину метательных копий и по арбалету на каждого, выбралась на палубу. Готовая надавать по сусалам любому уроду, буде который вознамериться встать на их пути к золотым горам северных денег!

За неимением в данный момент урода, случайно стоптали двух моряков, не успевших отскочить от бронированной массы наемников. Вроде не насмерть.

На палубе компанию встретил вовсе не жаркий бой, а недоуменные взгляды команды, столпившейся у левого борта.

Керф первым стащил шлем, повесил на пояс. Вслед за ним начали разоблачаться и прочие. Один только Рош не спешил – так и стоял, изображая околючуженную статую с треугольным щитом и обнаженным – этакий герой прошлого, хоть на монетах приплюснутый профиль чекань!

– Никто не хочет мне ничего объяснить? – некормленым медведем взрычал Керф. – Что за вопли такие?! Что за паника?!

– Мы, это, – глухо, из-под шлема, поддержал мечника Рош, – думали, вас тут резать уже начали… А вы тут…

– А мы, господа наемники, – с кормовой площадки, по лесенке, спустился к компании капитан «Лося», достопочтенный Асада – уроженец Острова. Лет сорока от роду, с роскошнейшими бакенбардами и катлассом на поясе, – а мы тут проходим. И никого до поры резать не надо!

– Я ж тебе говорил – «проходим!», а не «проплываем», – ткнул Керфа локтем в бок Флер. Капитан молча наступил мастеру гиен на ногу, придавив ступню в мягком сапожке своим тяжелым ботинком со стальной подковкой.

– … А мы проходим мимо Мюр-Лонрдона, – продолжил Асада, прочистив ухо после взвизга Флера, – сущего гнезда разврата и порока…

– Неужели, мимо родины Бьярна идем? – изумился Рош. И, наконец-то, стащил шлем. Отросшие волосы, сползшие на лоб, отбросило ветром, обнажая плохо заживший шрам – качественно прилетело, кто другой и помер бы на той стене…

– Бьярн вроде не с Севера… – старательно попытался вспомнить Керф, и тут же отмахнулся от бесплодной затеи. Старый рыцарь был отовсюду и ниоткуда – и вряд ли существовало в мире место, искренне готовое признать белобрысого своим уроженцем.

– Точно! – взвыл арбалетчик, стукнув себя по виску. – Пираты! Я ж забыл нахрен!

– Они самые, – кивнул капитан.

– Что-то такое я слышал, ага… – протянул Лукас. Студент вытащил стрелу из цагры и прикидывал, как бы ее разрядить, не рискуя обрывом тетивы.

– Не дрочи судьбу, – спас его Рыжий, – это ж не лук!

Арбалет щелкнул вхолостую. Асада продолжил:

– Две дюжины островов, набитых отборными ублюдками. И у них всего четыре желания! Пить, трахаться, резать друг друга и грабить всех, до кого дотянутся!

– Первые два – понимаю, – одобрил Керф, – можно сказать, даже разделяю. Самые, что ни на есть, человеческие желания! С последними двумя несколько сложнее, но в целом, тоже не так плохо.

– Когда грабят не тебя, то да, – пожал плечами капитан, – в общем, даже как-то безразлично. Когда же ты сам жертва…

– То это куда неприятнее!

– Во-во! – закивал Асада. – Поэтому, когда идем мимо Мюр-Лондрона, лучше быть начеку! Тут до него рукой подать! Всего-то пара лиг с мелочью!

Лукас почесал заросший подбородок – с горячей водой на борту дела обстояли паршиво, не греть же на крохотульке-светильничке – утрахаешься, лучше небритым ходить, – при таком риске и идти, можно сказать, царапая борта об архипелаг? В чем смысл?

Вместо ответа, Асада подвел студента к правому борту, ткнул пальцем.

– Видишь?

Лукас старательно потаращился. Волны как волны. Чайки летают, дерутся из-за добычи…

– Вода другого цвета, – подсказал моряк.

– Течение… – начало доходить до студента. – То самое, из-за которого Грумант не замерзает.

– Оно самое. Если мы пойдем дальше от Мюр-Лондрона… Видел, как в смоле застревает крыса? И ползет, еле передвигая лапы? Здесь будет тоже самое. Только смола становится янтарем, а вода так и останется водой.

– И насколько все паршиво?

– Под всеми парусами будем идти раза в три медленнее, чем сейчас. Пираты выйдут навстречу, и все.

– Сливайте воду, чертовы монахи, иль как вас там! – прогнусавил Рыжий строку из бессмертного шедевра.

– Как-то так! – одобрил Асада ход мыслей. – Для пассажиров, господа наемники, ваши суждения удивительно разумны!

– Сложно у вас тут все…

– А ты как думал, рыцарь Керф?

Керф хотел было заявить, что он не рыцарь, а просто мечник, волею, а точнее, злою прихотью судеб ставший капитаном, но решил, что Асаде виднее.

– Я всю жизнь думал, что жизнь – сложная. Но оказывается, что она еще сложнее.

– Ничего сложного, на самом деле! Главное, не стать крысой в янтаре. И помнить, что Мюр-Лордон не дремлет!

Капитаны разошлись. Асада вернулся на корму. Керф, послонявшись по палубе, спустился к остальным. На палубе дышалось легче, чем в трюме, но лишняя свежесть, особенно к вечеру… Лучше уж в тепле!



*****



На следующий день Мюр-Лондрон остался далеко за кормой, лигах в полуста, а то и больше – Асада, выбрав момент, когда солнце вылезло в зенит, что-то высчитывал с лагом, смотрел в небо, смешно шевелил ушами – от напряженных раздумий, кончики покраснели. Выдав итог, капитан начал спешно отпаиваться кальвадосом – мощный фруктовый запах разносило по всему хольку.

Но измерения проходили давно, и сколько за это время успел проплыть или пройти «Серебряный Лось» – одним дельфинам известно! Да прочей ракушке, обсидевшей дно и борта ниже ватерлинии!

Здесь можно было не бояться нападения – так далеко пираты со злодейского архипелага не заходили. По крайней мере, без наводки на жирного бобра – а уж «Лось» – то, в сей разряд никак не входил, при всем уважении к бравому капитану и команде.

А потом ветер ушел.

Пройдя на прежнем разгоне с четверть лиги, растрачивая на каждом ярде скорость, корабль остановился. Немного еще пораскачивался, словно внезапно стреноженный конь. И замер, застыв посреди зеркальной глади воды. Не в янтаре, а на нем – одно время в Сивере продавались похожие, украшения каминов в дорогих домах. Разумеется, корабли не в полный размер – где такой камин найдешь?! – уменьшенные раз в двадцать – и чтобы до малейшие веревочки соответствовали!

К ночи пришел туман. Опустился сперва прозрачной дымкой. После же заматерел, набрал силу…

Лукас, выбравшись на палубу, изумился. Ничего не видно кругом! Угадывается только ближайшая мачта. Остальное же теряется в густом молоке. Про бушприт и речи нет!

– Чудны дела твои… – пробормотал студент, покачал головой. Нет, туманы чем-то необычным не были. Насмотрелся! В той же Сивере осенью! Но такой, да посреди моря, когда до ближайшей земли плыть и плыть?.. Как-то не по себе!

Зябко передернув плечами, Лукас двинулся на нос, к жердочкам.

Стояла полнейшая тишина. Звуки пассажиров и прочего живого груза надежно глушились толстой палубой. Команда дрыхла чуть ли не полным составом – по крайней мере, он никого не встретил, пока шел по кораблю. В своем загончике сладко посапывали свинтусы, сбившись для тепла в кучу. Подергивали во сне копытцами – снились, наверное, дубы с желудями…

Мерные хлопки. Даже не хлопки, а будто кто-то умывается тихонько, осторожно набирая воду в ладони, и так же осторожно позволяет ей стечь обратно.

Кит, что ли, плывет? Загребая могучими плавниками-ластами?

Забыв о неотложных потребностях организма, Лукас пробрался к борту, оставив загон за спиной. Облокотился животом о планширь, когда-то резкоугольный, ныне же, заглаженный многими тысячами прикосновений.

Хлопки становились все ближе. И их становилось больше? Или просто эхо отражалось от борта и множилось, дробясь на десятки «источников»?

Кто-то выбрался из недр корабля наружу, зафыркал.

– Эй! – тихо позвал Лукас.

Оказалось, что нужда позвала Рыжего.

Зевая, арбалетчик подошел поближе к Лукасу, вглядывающемуся в непролазную белизну у борта – даже воды не видать! Только слышно как толкается в доски. И вроде чаще стали приходить мелкие волночки? Или кажется?

– Русалок высматриваешь? – поинтересовался арбалетчик. Зевнул, почесав пузо сквозь огромную прореху в кольчуге. И зачем таскает, не снимая? Или через голову не пройдет, застрянет на подбородках?

– Скорее, стаю дельфинов каких-нибудь или тюленей. Будто ластами хлопают.

Рыжий прислушался, оттопырив конопатое ухо:

– Точно, ласты! Слушай, а может, это каланы за крабами плывут?

– Каланы?

– Ну да

– А это кто такие?

– Что, не все в книжках есть? – самодовольно ухмыльнулся Рыжий. – Это морская бобра. Ну или океанский выдр. Пушистый и красивый. Ну прям как я!

– Ты у нас, скорее, морской слон, – смерил взглядом его тушу Лукас. – Слушай, может, у местных спросим? Вдруг это те «ландроны» на галере?

– На хуелере, – гыгыкнув, ответил арбалетчик, – какие галеры в открытом море? Тут до ближайших островов проще десять раз утонуть, чем раз дойти.

– Мало ли… – продолжал беспокоиться Изморозь.

– Местные дрыхнут. Ну кроме того, кого Братья разули и раздели. Он у камбуза страдает…

– Сам дурак, – кивнул Лукас, – кто ж с близнецами в карты играет? Который день плывем, пора понять, что не просто так им везет.

– О том и говорю… Знаешь, а нихрена ведь это не ласты! – задумчиво протянул Рыжий. – Ни один дельфин такими стадами не ходит!

– Если я тебе в рифму про ласты отвечу, – задумчиво протянул Лукас, весь превратившись в слух, и пытаясь взором, словно копьем, пробить непроницаемую завесу, – ты обидешься?

Арбалетчик начал было качать головой, мол, какие обиды меж боевых товарищей, но вдруг рухнул на палубу, сдернув за собою студента.

И тут же по дереву простучало стаей безумных дятлов.

В палубу вонзилось несколько странных копий, с длинными зазубренными наконечниками из чего-то белого. Кость? Рог? От древок этих копий тянулись за борт веревки. Тоже странные, непривычные…

Студент оглянулся. Рыжий медленно вставал, вытирая рассеченный лоб. Кровь заливала старую матерную татуировку

– Ты гляди, а ведь попали… – удивленно произнес арбалетчик.

Снова засвистело – и как первый раз умудрился не услышать?.. В палубу воткнулось еще несколько копий и множество стрел. Одна воткнулась точно перед глазами Лукаса, закачалась. колышась оперением. Судя по цвету, воронье в дело пошло… И наконечник из камня. Серого, точно небо над Грумантом…

– Бля! – взревел Рыжий, получив стрелу в свое необъятное пузо. Тут же выдернул, отшвырнул в сторону. Хлопнул себя по поясу ладонью. Снова взревел, на этот раз, от разочарования – корд остался где-то в трюме, среди прочего барахла.

В борт ощутимо застукало, помалу раскачивая корабль.

Лукас подскочил, всей кожей ощущая, что находится под прицелом пары сотен лучников, так и готовых выцелить именно его, и только его!

Веревки, идущие от копий натянулись. По борту зашуршало – словно гигантские крысы полезли, цепко перебирая огромными лапами с мощными когтями. Одно из копий сломалось – конец улетел в туман, звонко щелкнув в воздухе веревкой с щепастым обломком. Глухо булькнуло…

– Врагииии! – орал Рыжий так, что ноги сами подгибались. – Врагиииии!

Лукас, в свою очередь, схватился за пустой пояс – его корд тоже остался внизу, у лежбища мяура. Студент взялся за деревянный молоток, лежащий у борта.

Вовремя!

Через фальшборт полезли первые враги.

И от их вида Лукасу отчаянно захотелось на стены монастыря Святой Пайперии. Рыцари-разбойники хотя бы были понятны и привычны! А тут просто страх какой-то!

Визжа от ужаса, студент подпрыгнул, и с размаху обрушил молоток на деревянный шлем, украшенный сверху какой-то фигуркой. Попал по длинному козырьку. Шлем отлетел в сторону. Под ним оказалась маска – узкие глаза-щелочки, синие или черные – не разобрать! – выпуклые линии, оскаленная пасть чуть ли не до ушей.

Следующий удар киянки впечатался прямо в маску. С хрустом и брызгами. Врага опрокинуло на спину. Взлетели и упали ноги в какой-то бесформенной обувке…

Лукас понял, что это была совсем не маска! Но раздумывать было некогда! Через планширь переваливался очередной враг, на носу отчаянно вопили перепуганные свиньи, а со стороны кормы несся боевой клич Керфа: “Убью, нахуй, всех!”






Глава 5. Подражая святым


Вытянутые в линию, с промежутком в полдюжины шагов, полыхали костры. Вгрызались с оглушительным треском в звенящие от мороза ветки, вздымали к самому небу языки пламени, способного, казалось, поджарить и облака. Но этого все равно не хватало! Больше, больше огня!

Тьма подступала, давила со всех сторон, протягивала бесплотные щупальца… Она была живой! Во тьме слышалось тяжелое дыхание, хруст снега под ногами – ногами ли? Лапами?

Керф оглянулся. Мечник не был один за линией костров, ограждающих до поры, от ночи и ее обитателей. Рядом с ним стояли солдаты. Непривычно одетые в длинные суконные куртки – чуть ли не до земли! До истоптанной до полузеркальной гладкости, смеси земли, снега, золы, опавшей хвои и древесной коры. Куртки местами прожжены, местами порваны – и вовсе не из-за нерадивости хозяев! У нерадивости нет когтей, как у тигуара! Длинных, острых… Они и кольчугу рвут, куда там старому и вытертому сукну!

«Суконные» солдаты держали в руках оружие. Не менее странное! Приклад, как у арбалета. Но нет лука – вместо него длинная, чуть ли не в рост, труба.

Но, удивительное дело, Керф, который сейчас был сейчас не мечником, а неизвестно кем, отлично знал, как с этой штукой управляться. Откуда?! Как?!

Раздумывать времени не осталось. Порыв ветра, словно рухнувший сверху, пригасил костры, прибил пламя… И к людям, редкой цепочкой, стоявшим на невысоком холме, ринулись из темноты звери, иссиня-черные как вороний хвост! Похожие на гиен, но куда выше, стройнее, да и пропорциональнее. И куда страшнее!

– Бей! – раздалась команда. Язык неизвестен, но снова понятен.

Керф вжал приклад в плечо, выстрелил, в последний миг, зажмурившись, чтобы искрами из задней части трубы не выжгло глаза. Хлопнуло. Все вокруг окуталось дымом.

И мечник проснулся.

Подскочил, чуть не протаранив макушкой потолок. Еле удержался в гамаке, что заплясал необъезженным конем под задницей. Сел, свесив длинные ноги.

– Вот что ж за блядство-то, такое…

У тоскливой ругани причины, разумеется, имелись. Этот сон странный приходил в который раз. И в который раз мечник просыпался в момент выстрела. Хотелось знать, что было до, что случилось после, и что, вообще, там, во сне, происходит?! Впрочем, что происходит, это относительно понятно – занесло ребят куда-то на Пустоши. Только не местные, где первый враг – жара и отсутствие воды, а на свои, северные, где такие вот, длинноногие северные гиены, так и норовят откусить голову. Или жопу. За что ухватят, в общем, то и отхватят.

Отдельно смущала хитрая огненная труба. Колдовство или высокое искусство?..

Надрывно закашляла в своем закутке Судьба. Тут же завозился, зашептал Флер, успокаивая больную зверушку. Не для южных тварей местная погода, совсем не для южных!

С другой стороны, не оставлять же ее было на берегу?.. Тут человеком будучи, хрен себе место найдешь, а уж животине-то, сложность втройне! Опять таки, полноправный и весьма полезный участник компании. Платы не требует, жрет все подряд, пиво не хлещет!

Керф посидел, раздумывая, не попробовать ли завалиться снова – все равно ведь делать нечего, не пить же – так и бормотуха кончится! До берега еще дней пять-шесть, а то и дольше!

Но ложиться мечник не стал. Это молодому хорошо – лег, и только храп от стен отлетает. А когда начнет к тебе присматриваться пятый десяток, и начнет старость кружить вокруг, на подгибающихся лапах со стертыми когтями… Вот и тогда и перестанешь засыпать когда надо и когда хочется, и будешь спать, когда получится.

Безухий коснулся ладонью борта. Удивительное дело! Всего пол-ладони дерева ограждают от непостижимой массы воды! Убери его, и все – в миг море зальет, затопит… В ладонь толкнуло. Раз, другой, третий, потом несколько толчков сразу – этакое конское стадо, пробежавшее по уровню волн.

Керф наклонил голову, прислушался к происходящему за бортом, пытаясь сообразить, что же это такое? Ни одна из известных ему морских напастей, ничего подобного совершить бы не смогла. Разве что стая гигантских селедок решила мстить грумантцам за поругание чести их неведомой товарки.

Или?..

Вопль Рыжего пронесся по «Лосю» словно вихрь, разбудив всех обитателей корабля, вплоть до крохотного, розового еще крысенка, родившегося на траверзе Мюр-Лондрона. Крысенок завозился, поудобнее пристраиваясь к материнскому пузику.

А мечник, выдернув из-под гамака меч, помчался по крутому трапу, перепрыгивая через три ступеньки за раз. За ним бежала, шла и ковыляла вся прочая компания, включая даже Судьбу с мяуром. Неведомый шум сулил немалое развлечение, способное отвлечь от постылого безделья!







*****





Керф выскочил на палубу, на миг задохнулся от свежего ночного воздуха, что показался чистейшим вином после трюмного смрада. Все вокруг заволокло непроглядным туманом. Мачта, до которой дюжина шагов, с трудом угадывалась – не зная, что она там, можно и не увидеть, пока не треснешься лбом.

Тут же из тумана на мечника кинулся враг. Друг не замахивается коротким копьем, не целит в живот белым, а оттого, еще более жутким наконечником! Ну и не орет так… Хотя, нет, всякое бывало!

Керф отбил левой рукой легкое древко, пнул нападающего ногой в живот. А когда тот склонился в «поклоне яйцам», шарахнул яблоком меча в точку, где шея переходит в спину. Отчетливо хрустнуло. Враг бескостной медузой свалился на палубу. Растекся.

Мечник переступил мертвеца, шагнул в туман, где слышались вопли Рыжего, крики на неизвестном языке и глухие удары.

За спиной разворачивалась в плотную цепь компания, азартно ругаясь и обещая всевозможные извращения налетчикам.











Изморозь швырнул измазанную кровью и мозгами киянку в следующего врага. Она звонко треснула по шлему – на этот раз, не простой и скучный длинный козырек, а прямо таки подлинная скульптура! Тюлень пучит глазищи, таращит усищи…

«Тюлень» кинулся на Лукаса, размахивая коротким, в локоть, мечом (или длинным ножом?) без гарды. Но с весьма широким клинком. Студент отпрыгнул в сторону, поскользнулся, грянулся спиной о доски, приложившись затылком. Чуть язык не откусил. Пришелец напрыгнул, оседлал. Ухватил оглушенного Лукаса за воротник, занес нож. Лица под жутковатой личиной было не разглядеть, но Изморозь голову давал крысам на отгрыз, что там была радостная улыбка.

С душераздирающим визгом, что-то большое врезалось во врага, снесло его с Лукаса. Студент перекатился на четвереньки, подхватил чужое копьецо – странное, с четырьмя тоненькими наконечниками вокруг основного жала. Ткнул изо всех сил в спину «тюленю», ошарашенно валяющемуся на боку. Копьецо с легкостью прокололо толстую кожу чудной – до колен, расшитой бисером и клювами мелких птиц, вся в бахроме – куртки.

Чужак мучительно изогнулся, заскреб пальцами. Студент выдернул копье, ударил еще раз, ломая вспомогательные шилья. Подобрал выпавший недомеч убитого – скользкая рукоять так и норовила вывернуться из мокрой ладони. Кое-как приноровился, сместив ладонь чуть выше, к самому клинку, где рукоять была обмотана тонкой веревкой. Баланс ни к черту, чуть не камнем ковали, видны следы от ударов. Но хоть что-то!

Из тумана выскочил Керф. Вытаращенные глаза, меч в крови, сам, точно под сливом бойни полдня торчал – то-то, со стороны кормы шум такой стоял!

– Ты тут как?!

Не дожидаясь ответа и увидев два трупа, кивнул:

– Вижу, справляешься!

– Ага… – кивнул Лукас, вертя трофей. Да уж, совсем не любимый корд! Но не молоток деревянный, уже есть чему радоваться!

Вынырнули Братья. У одного рассечена бровь – так и хлещет красным, заливая глаза. Сплевывает натекшее в рот, вытираяет, стряхивает. Второй целый, но морщится, мотает рукой. Кулак разбит – похоже, о чужие зубы разметелил. Хотя, спасибо, что живой!

За разведчиками появился и Рош. В полном доспехе, в щите торчат остатки двух копий – то ли о мачту дервки обломал, то ли пока хозяев убивал. Шестопер стражника залит красным и серым по самую рукоять – по ладони стекает. Лукасу показалось, что сейчас Рош слизнет кровь. За спиной стражника маячила пара моряков, с абордажными топорами. Тоже нечистыми.

– Все живы? – спросил Керф.

– Да вроде, – неуверенно прикинул стражник, оглядываясь.

Мимо компании пронесся свин, может быть, тот самый, который спас Лукаса. За щетинистым героем мчалась Судьба, неловко скользя по палубе, но заливисто тявкая. За гиеной, на радостях забывший о болезни, несся Флер, размахивая кинжалом.

– Ну да, вроде все, – ухмыльнулся Керф.

Тут в борт снова толкнуло. Корабль ощутимо качнулся.

– Пополнение, чтоб его… – выругался Изморозь.

– Оно самое, – посветлел ликом мечник. – Их мы тоже убьем!







*****







Снова застучали о палубу копья и гарпуны.

– Режь веревки! – скомандовал Лукас, наученный горьким опытом. И первым кинулся, дабы чиркнуть по натянутому шнуру из кишок или водорослей – Изморозь не разобрал материал, но явно не из конопли или чего-то такого, что пускают в дело культурные люди с континента.

Но враги дураками не были! С неба посыпались стрелы, отбивая всякую охоту бегать по палубе.

Рош тут же присел, укрывшись щитом, мгновенно обросшим стрелами, как дикобраз. Керф, несмотря на свои размеры, удивительно ловко укатился под самый борт…

Лукас нырнул в какой-то ящик, чувствуя, как падающая пернатая смерть так и целит ему в потроха. За спиной завыл кто-то, похоже, оказавшийся не столь проворным. Ящик оказался населенным змеями – так и оплели кольцами! Изморозь выскочил из предательского укрытия, в панике стряхивая с себя ужасных созданий, оказавшихся банальными канатами.

Вовремя! Под прикрытием лучников, на «Лося» полезли новые противники. Эти были куда солиднее!

В настоящих доспехах – бригантины из длинных узких пластинок (рог? кость?), нашитых на кожу. Шеи прикрыты этакими ожерельями из деревянных планочек, собранных на манер забора. Шлемы. Глухие, с узкими прорезями глаз. Личины. Медведь, ворон, еще один тюлень, полдюжины каких-то непонятных созданий – может, местные, северные бесы?.. С ночных налетчиков станется!

В руках похожие на оружие сиверских стражников короткие, но мощные копья с перьями не меньше трофейного ножа – на медведя идти можно, не говоря уж о человеке! Снова мече-ножи, но подлиннее, с овальными гардами, чуть изогнутые. Топоры на длинных топорищах, обмотанных жилами.

Рыцари Севера, иначе и не сказать! Настоящего Севера, не грязного и сырого Груманта, вовсе нет!

Против такого свиненка не пустишь – сырьем обглодает и добавки попросят. Щелкая языками от удовольствия.

– Баакан! Баакан! Баакан! – слаженно загудели «доспешные». – Саабааках[1]!

– Сами нахуй пошли, – прорычал Керф, поднимая меч, – селедки зубастые!

Из ряда «доспешных» шагнул вперед один. Высокий – макушка шлема выше головы Керфа, с копьем-рогатиной и квадратной плетенкой – легким щитом.

– Ингууух аанг?[2] – спросил он, склонив голову в шлеме, изображающем какое-то морское чудище, похожее на кита. – Агдиликаах? Игийах?[3]

Услыхав последние слова, приспешники засмеялись, захлопали себя по животам. Один пригладил белоснежные перышки на шлеме.

– Он тебя на поединок зовет, – догадался Лукас. – Ну и всячески обзывает.

– Что обзывает, это понятно, – кивнул Керф. – Я его тоже на хую вертел. И отца его, и мать, и прочих родичей. И все племя его там видел! И острова их сраные! И тюленей ебанных, и китов, и чаек, блядь, заебавших!

«Рыцари» одобрительно зацокали языками, выслушав гневную тираду. Главный поднял копье на уровень глаз. Выдохнул. Точь в точь, как кит прочищает дыхало.

И упал, опрокинувшись на спину. Из груди торчала короткая арбалетная стрела.

Компания кинулась в атаку. Первым, к опешившим противникам, явно не ожидавшим такого подлого окончания поединка, подскочил Керф. Взмахнул своей двуручной оглоблей…

Щелкнули перерубленные ванты, попавшие под линию удара. Свистнуло.

Трое, попавших под удар, медленно начали оседать, заливая товарищей кровью из перерубленных шей. А по палубе покатились три головы, теряя по пути диковинные шлемы…

Лукас выбрал противника заранее, и медлить не стал – с опытным врагом промедленье непременно влечет к ножу в пузе. Не успели еще свалиться первые убитые Керфом, как он подскочил вплотную к закованному в забавный панцирь из горизонтальных широких полос кожи – ну точно рачий хвост – и ударил сверху-вниз, по косой, между шеей и ключицей. В лицо прыснуло горячим.

Ножемеч застрял в кости. Изморозь оставил его без малейшего сожаления. Выдернул из теплых, горячих даже пальцев убитого новый клинок, перекатился в сторону, каждый миг ожидая удара в спину… Но все уже кончилось.

Ноги убитых сучили в предсмертной агонии, бойцы вытирали клинки, а от корабля уплывало два десятка длинных лодок. Весла били по воде кое-как, беспорядочно. Но скорость придавали неплохую. И враги с каждым мгновением становились все дальше.







*****







Словно дожидаясь конца схватки, подул ветер. Не прошло и квадранса, как туман растащило без следа, не оставив ни малейшего клочка…

«Серебряный Лось» оказался похож на передвижную парусную бойню. Этакий китобой, сменивший добычу с полосатиков на человеков. В крови было все и еще немного! Даже в трюмы затекло.

Убитых стащили к мачте, разложили в две линии. Одна для своих, другая – для гостей. Погибло четыре моряка – двоих караульных зарезали. Один попал под стрелы, а четвертого закололи, пришпилив копьем к фальшборту.

Гостевая оказалась гораздо длиннее. С дюжину, не меньше! И это только те, чьи тела остались на корабле. Кто-то утонул, сорвавшись с крутого борта, кого-то утащили, кого-то сбросили в море в драке…

Если бы не компания, стал бы «Лось» добычей!

Керф, прихрамывая, шел вдоль убитых. Сбоку шел Асада, прихрамывая на другую ногу – капитан сверзился с трапа, чуть не свернув себе шею. Но катлассом пырял ловко, Мах видел и подтвердил тихонько, что от островного польза в драке была! В отличие от прочей команды. Тех-то, в плане полезности, даже свин уделал. Хотя, хряк – настоящий боец! И Лукаса спас, и от Судьбы убежал.

За капитанами шли Братья с мешками. Куда стягивалось с мертвецов все, что может пригодится в непростой жизни наемника. Для самоличного применения или для обмена на деньги, еду, выпивку и женщин.

– Унаки… С архипелага, лигах в полуста строго на север. Несколько больших островов, полсотни маленьких. Там, значит, и живут, парой десятков племен. Себя зовут «настоящими людьми». Всех прочих, соответственно, считают людьми ненастоящими. Годными лишь снабжать унаков всякими полезными штуками, которые на их островах сами собой отчего-то не появлятся. Типа котлов, бормотухи и прочего…

– «Ненастоящими», это в каком смысле?

– Ложными, – пояснил Асада, глядя на Пуха, стягивающего с очередного «рыцаря» роскошнейшие портки из тюленьей кожи, обильно расшитые иглами дикобразов, снова-таки, бисером, всякими ракушками… – Даже не людьми, а… Не знаю как объяснить. Разумными каланами, что ли?.. Хотя, морских выдр они, как по мне, уважают больше. Считают одним из первопредков. А мы – тьфу! Ожившие куклы, игрушки бесов!

– Погоди, а этот же, – Керф ткнул за спину, где лежал застреленный, – он мне честный бой предлагал! Ненастоящим не предлагают!

– Наверное, решил рискнуть, а вдруг, ты в душе настоящий унак, волею злых унакских богов, заключенный в теле ненастоящего человека.

– Где-то очень глубоко в душе. Меня от тюленьего жира блевать тянет, – фыркнул мечник, поморщившись. – С другой стороны, если бы его не застрелили, то дрался бы с ним честно. Ну, врать не буду, насколько честно можно драться с человеком, который хочет тебя убить. Без протянутых рук и прочего.

– Не все однозначно, короче говоря!

– Именно так! С другой стороны, чтобы ненастоящий, и вот так вот, одним ударом, сразу троих! Не, тут что-то нечисто! Явно унакская кровь течет в твоих жилах!

– Первый раз такое, – повинился Керф. – Двоих случалось. Как-то проткнул насквозь, третьего поцарапав. Но чтобы так, и чтоб головы покатились… Впервые!

– Самое время, друг Керф, – засмеялся Асада, вытирая клинок катласса, – брать свой хер, и завязывать его узлом! Ты-то, не святой Лонгиний Сломай-Нос, всяко не девственник!

– Не-не-не, друг Асада! – в притворном ужасе возопил Керф. – Лучше уж я как-нибудь, по старому, благо обеты не давал!

Оба капитана засмеялись. Захмыкали и братья, взявшиеся за следующие мешки – первые забив до отказу.

– Погодите, – Лукас внезапно понял, что его глодало все это время, – а где Рыжий?

__________________________________________________________________

УПД: Прошу простить за возможно неверный перевод. К сожалению, носителей языка среди знакомых нет.

[1] Смерть! Смерть! Смерть! Убить!

[2] Настоящий враг?

[3] Куропатка? Жидкая грязь?






Про то, как земля получилась


Раньше океан кругом был. Только вода, только волны!

Ворон Кутх летал в небе, летал – устал. Крылья отваливаются, хвост дрожит, клюв-железный нос, и тот на бок свернулся – так устал! Вниз смотрит – везде вода. Некуда сесть, негде отдохнуть! На волну сядешь, вторая по затылку шлепнет. Утопят Ворона волны!

Тут видит, киты плывут. Главному на спину сел. Просит кита: принеси, друг, хоть немного земли со дна! Насыплю – остров будет. Сосна вырастет, будет, где отдыхать, гнездо вить. Посмеялся кит. Зачем киту земля? Ему и в океане хорошо! Дохнул, хвостом махнул – сбило Ворона в воду. А та мокрая, холодная! Взлетел Кутх кое-как. Летит. Крылья дрожат, с хвоста капает, клюв-железный нос ржаветь начинает.

Тут каланов увидел. Калан ракушку со дна поднял, грызет, осколки по сторонам сыпятся. Ворон над каланом летает, просит – принеси, пушистый друг земли немного, островок будет. Куст вырастет, будет, где от дождя прятаться.

Посмеялся калан, кинул в Кутха ракушкой – чуть не убил.

Улетел Ворон от калана и страшной ракушки. Летит, летит. Совсем сил нет. Думает – а пропади все пропадом, поднимусь к солнцу, крылья сложу и упаду. Утону, так утону!

Хочет к солнцу лететь – а сил нет, не держат крылья. Тут видит, внизу сивуч с моржом плывут. Тоже грустные. Говорят Ворону: хотим на берегу лежать, а нет берега. Один в океане есть, да на нем злая старуха сидит, выгоняет сразу. Ворон на морже посидел, клюв когтем почистил. И говорит, вы мне друзья, а я вам – друг. А когда столько друзей вместе, то все не беда! И придумал я, как со старухой нам быть!

Приплыли к островку. На нем старуха-великанша сидит.

С одного боку на берег морж полез, бивнями сверкает. Старуха к нему побежала – пять шагов сделала, остров кончился. Морж в воду – бултых, только круги пошли. Старуха на берегу встала, ругается. Тут с другого бока сивуч полез. Великанша к нему!

Тут ворон сверху свалился. Земли наглотался, полный клюв набрал, в каждую лапу набрал. Еле взлетел!

Старуха увидала, за ним кинулась. Бежит, кричит, камни кидает! Бежала, бежала… Глубоко стало! Утонула.

Ворон землю в моры выплюнул, из лап выпустил. Полетел к острову старухи. А там сивуч с моржом дерутся, решают, чей остров будет. Посмотрел Кутх на них, покачал головой, полетел обратно.

Где он плевал, из лап ронял – там другие острова выросли. Много-много! На одном сразу гора появилась, огнем дышит. Хорошо, красиво!

Тут чувствует ворон, что зря он землю глотал, назад земля просится. Подпрыгнул, крыльями хлопнул – взлетел!

Где облегчился, там еще острова появились. Только без горы, что огнем дышит.

Время прошло, Ворон унаков сделал, на своих островах поселил, рядом с горой. На большом острове ненастоящие появились, сивуча с моржом выгнали – Ворон их простил, сказал – на моих живите.

А кита и калана Ворон не простил. Дал их унакам в добычу.

А на тех островах, что у Кутха сзади вывалились, всякая сволочь завелась, которая и унакам вредит, и не настоящим.

И кит-байдару еще не придумали, чтобы вверх-копье пустить, да Мюр-Лондрон утопить! Чтобы волны над ним хоровод водили. Но и Ворон терпелив, и унаки ждать умеют. Дождутся!





Ворон Кутх – общий для большинства палеоазиатских мифологий герой. Выступает как творец мира, прародитель человечества, шаман, возмутитель спокойствия и вообще, весьма многогранная личность!






Глава 6. Славное будущее павших героев


Со спины раздалось быстрое топотание-шлепанье босых ног. Рыжий крутнулся, уходя с линии удара. В лицо толкнуло волной воздуха от каменного топора, пролетевшего впритирку с плечом. Арбалетчик неловко, левой рукой, ударил промахнувшегося унака унакской же стрелой, которую выдернул из себя. Острый, какенного потание- шило наконечник проколол парку из ровдуги, ударил того в бок, воткнулся в ребро, не пробив. Но силы удара хватило, чтобы северянина швырнуло на палубу, впечатав в фальшборт. Унак свалился лицом вниз, захрипел, начал грести ногами, царапать пальцами за мокрое дерево. Еще миг, и встанет.

Но не успел он подняться, как Рыжий, словно атакующий медведь, рухнул сверху. Лопнули с мерзким звуком, будто хворостинки, кости рук. Не поднимаясь, арбалетчик ухватил врага за подбородок стальной лапой, потянул изо всех сил вверх и на себя. Поверженный унак заколотил конечностями по доскам. Макушка почти дотянулась до лопаток. Хрупнули позвонки. Мелко задрожали ноги в отороченных мехом коротких сапогах.

Арбалетчик поднялся, оттолкнувшись от трупа. Взвесил топор, доставшийся по наследству. Хорошая работа, и баланс неплох. Но мелковат! И рукоять тонка! Это худосочному Лукасу рубилка, а не настоящему мужчине!

Свиста Рыжий не услышал – кругом дрались, и в том шуме тонули все иные звуки. Но резкие толчки и боль подсказали, что в него снова попали. Две-три стрелы отскочили от кольчуги, одна нашла прореху.

Рыжий заворчал гневно, выдернул и эту, благо, прошла по касательной, пробороздив шкуру, застряв неглубоко – не смертельно, но больно. Сломал в ладони, выкинул в море – откуда прилетела, пусть туда и летит! Оглянулся. Никого!

Слева визжат свиньи, справа – Керф. Где-то за спиной – студент машется, вопит, как баба, но не от страха – от злости. Хороший парень, и в драке не теряется.

Толстый стрелок попробовал прикинуть, где он будет нужнее. Но из тумана что-то мелькнуло, и на него будто обрушилась мачта. А потом по лицу ударила палуба и Рыжий потерял сознание.



*****



Пахло рыбой, водорослями и морской водой. В море – эти запахи привычны. Постоянные спутники! Но тут они не просто пахли или воняли – уж рыба-то может о-го-го как! Нет, они нагло влезали в нос и продирались, топоча подкованными ногами до самого мозга, а ворвавшись туда, начинали размахивать кистенями и булавами, круша все подряд! И оказывались куда сильнее ноющей боли в затылке, от которой просто-напросто хотелось блевать.

Рыжий очнулся, осознал себя. Тут же разлепил глаза – арбалетчик часто слышал, мол, надо сперва полежать, послушать, может, что полезное прозвучит рядышком. Но считал это надуманной херней и пьяной болтовней теоретиков! Кто болтает при беспамятном теле, тот развяжет язык и при очухавшемся пленнике!

Впрочем, мог и не открывать. Ничего интересного! Прямо перед носом изгибался киль, к которому тянулись прочие лодочные ребра с кучей хитроумных названий – шпангоуты, бимсы и иные стрингеры, не к ночи помянутые. «Скелет» покрывала плотно натянутая моржовая шкура. Рыжий мысленно выругался. В плне попадать вообще неприятно, а у уж унакам, в особенности! Вряд ли кто-то, кроме них.

Подтверждая неприятную загадку, за спиной загомонили, что-то радостно обсуждая. Возможно, удивлялись, что пленник не помер, задохнувшись от вони.

Рыжий попытался было подобрать под себя ноги, чтобы повернуться. Но гомон вмиг сменился возмущенным рыком. Его несколько раз пнули по бедру, а потом два раза ощутимо ткнули ножом в задницу. Тихо, мол, лежи и не дергайся!

Наемник прошипел сквозь зубы несколько замысловатых ругательств, но дергаться благоразумно перестал. А то ведь могут и в спину ткнуть, на всю длину клинка. Каменный, а все равно острый! Захотелось немного взвыть, затем стукнуться головой обо что-нибудь твердое, чтобы расколотить ее нахрен. Вот уж повезло, так повезло!

С другой стороны, раз не повезло с этим, должно же повезти с чем-то другим? К примеру, привезут его на самый главный остров и сделают самым главным вождем. Вручат главый вождевский жезл, наденут корону, обяжут собрать гарем из пары дюжин красавиц… А что? Почему бы и нет?

Развлекая себе подобными фантазиями – об успокоении речи и быть не могло, не дурак ведь – Рыжий валялся в носу байдары, чувствуя, как бежит тоненькая струйка крови, натекая в мотню. Арбалетчик снова завозился, делая вид, что хочет подняться.

Но ему на спину тотчас запрыгнул кто-то легкий, но злой. Дернул за волосы, поднимая голову – Рыжий чуть не обмочился от мысли, что ему свернут шею, мстя за соплеменника. Но ни ломать позвонки, ни резать, его не стали. Перед глазами потрясли короткой дубинкой, всей изрезанной глубоким узором, и что-то несколько раз протарахтели тонким голосом, то ли женщины, то ли подростка. Затем легонько стукнули по разбитому затылку. И снова что-то проговорили. Все с той же интонацией. Мы, мол, понимаем, что сейчас как встанешь, как всех поубиваешь!.. Но не вставай. А то убьем.

– Ага, ага, – промычал наемник. Значение некоторых слов он вроде бы даже понимал – очень уж звучание отличалось от привычного говора, слышанного в детстве и юности, но особой роли понимание не играло – и так ясно, что следовало лежать смирно, как положено благовоспитанной добыче. Наемник так и сделал. Лежал себе, уткнувшись лицом в покрышку из моржовой шкуры, чувствуя, как мерзнет лицо. И слушал.

Когда-то, очень-очень давно, он здесь бывал. Ну как «бывал»… Два рейса матросом, рейс охранником-стрелком. Потом, перед четвертым рейсом, решил для себя, что на суше воевать приятнее. В общем зачете, совсем не старожил. Но нахватался.

Лучше утонуть, чем стать пленником унаков! Те, кто считает себя потомком касаток или плодом любви человеческой женщины и медведя или ворона, всех прочим в людской природе отказывает.

Поставят к столбу, с изголовьем – скульптурой (кто был предком, того голову и вырежут) привяжут накрепко, да начнут изгаляться. Плясать по-всякому, пускать стрелы, метать копья – а Рыжий большой, трудно промазать! Потом начнут понемногу срезать кожу. Лоскутами в пол-ладони и меньше. Затем, если кровью не истечет, выпустят кишки погреться на солнышке… Шаман руки во внутренности запустит, начнет копаться в селезенках и почках, с умным видом вещая предсказания. Обещать окружающим добрую охоту, веселых девок и стоячий хер.

Грустно, что и говорить! Но и это, в общем, не беда – так-то, полдня помучался, поорал, а там и помер.

Можно ведь и к касати саману попасть, шаману, который отводит души на небо, а в промежутках развлекается драками с иными шаманами. Драки не на кулаках или ножах, а на тупилаках. Рыжего передернуло от страха и омерзения. Отрежут руки-ноги, пришьют ласты-крылья… И вместо зубов – моржовые бивни! И живи-существуй страшной игрушкой. Плавай-летай, грызи-топи шаманьих врагов. Побеждай, убивай, пока не помрешь. Славное и героическое будущее достанется великому герою!

Вспомнилась вдруг шутка, слышанная давным-давно от старого приятеля отца, по прозвищу «Земляной нож». Нельзя, мол, тупилаку детскую голову пришивать. И не от того, что укус выйдет слабым, а потому что отцом звать будет, смущая в ненужный миг.

Неугомонного арбалетчика, от волнения начавшего снова ворочаться, в который раз пнули. Затем, привязав к замотанным рукам шнур из водорослей, натянув, накинули на шею – мигом придушив до полуобморочного сознания. С ясным намеком – дернешься чуть сильнее – сам себя задушишь окончательно.

Наемник замер, превратившись в странную статую. Но помогло не особо. От каждого, даже малейшего движения, петля затягивалась все сильнее…

И когда байдара взрыла килем мелкую гальку, унакам пришлось вытаскивать потерявшего сознание арбалетчика всей командой. Еще и на помощь звать – очень уж тяжел оказался!



*****



Прийти в себя помогло ведро воды. Холодной и мокрой!

Рыжий подскочил было, тут же со стоном рухнул наземь. Болело все, что могло болеть. Стрелок не чувствовал конечностей, а голова казалась котлом, наполненным раскаленным свинцом, в котором сидит дюжина ярых барабанщиков с тулумбасами. Бом! Бом! Бом-бом-бом-БОМ!

Скорчившись, арбалетчик проблевался. Легче не стало. Разве что барабанщики чуть замедлились, да во рту стало еще поганее. Хоть бивни не приделали…

С гадким хохотом, на него рухнуло очередное ведро воды. Рыжий открыл правый глаз – левый закис, не открывался – надо было пальцами расковырять слипшиеся ресницы. Прямо перед ним плясало несколько детишек с пустыми ведрами. Одно кожаное, второе плетеное. Дети что-то очень громко проорали, размахивая руками и дрыгая ногами. И убежали.

Наемник пошевелил руками. Вроде действуют, слушаются… Поднес к лицу, силой раскрыл дрожащими левый глаз, шипя от боли.

Что ж! Везенье его пока что не покинуло. Никакого столба с башкой ворона или касатки рядом не было. Что уже не могло не радовать!

Но зато была клетка из толстых, в запястье, деревянных «прутьев», со следами когтей и клыков Решетка, тщательно вделанная в криво обструганные доски пола и крыши. Накрепко замотанная на много витков, тщательно залитая клеем…

В противоположном углу, в паре ярдов – низенькое длинное корытце с треснувшим боком, рядом маленькое ведерко, тоже деревянное. Сам же пленник лежит на охапке то ли камыша, то ли рогоза – никогда не мог различить! И там, и там, острые длинные листья, да тонкий пустотелый стволик…

А еще, в клетке пахло зверем. Большим и страшным. Тут явно кого-то держали до Рыжего. И могли вселить обратно.

Закрыв глаза, арбалетчик прорал старую морскую песню:



Тянем, потянем, йо-хо-хо!

Якорь тяжел, йо-хо-хо!

Как сундук мертвеца, йо-хо-хо!

Его лапы остры, йо-хо-хо!

Его руки длины, йо-хо-хо!

А на якоре шлюха сидит!

Присосалась пиздою, пизда!

Тянет якорь наш вниз! Вот манда!

Осьминога ей в зад, йо-хо-хо!



Спев все слова, которые помнил, Рыжий недобро ухмыльнулся. Что ж! Пока не вселили, поживем. А там видно будет, кто кого заломает.






Про то, как люди появились


Летал Ворон Кутх над островами, вниз смотрел. Радовался! Лес растет, кабан бегает, медведь ходит, заяц скачет. Птица гнезда вьет. А для кого? Зачем все? Чтобы было? Загрустил Ворон!

Сел на самую высокую сосну, клюв-железный нос чистит, глазом водит. Придумал! Великаны нужны. Но маленькие. Чтобы на острове дюжина дюжин помещалась, и еще место осталось сивучу и моржу на берегу спать, а медведю берлогу в лесу городить.

А как сделать таких, чтобы и как великан, и маленький? Долго думал! Три раза пожалел, что злая старуха утонула – она давно жила, много видела – вдруг подсказала бы. Но утонула давно – ее рыбы съели уже, не спросишь. Значит, самому надо думать!

Слетел с сосны, по берегу ходит. А берег из глины. Она под лапами гнется, мнется, во все стороны ползет… Придумал! Из глины можно маленьких великанов сделать!

Взял кусок, начал делать. А у него когти… Не получается. Только испачкался весь. В море зашел, глину оттирает с когтей. Видит, калан плывет. Не тот, что ракушкой кидал – тот молодой был, глупый. А этот старый. Тоже глупый, но Кутха боится. И лапы хорошие. Хоть лепить, хоть держать, все могут!

Ворон обрадовался, калана позвал. Будем вороно-великанов делать, говорит калану.

“Почему вороно-великаны, почему не вороно-каланы? Я же тебе помогать буду! Давай честно называть!”

“А давай я тебе клювом по лбу ударю?”

Задумался калан. Клюв у Кухта твердый, железный! Таким бы ракушки долбить, да крабам панцири ломать!

“Нет, – отвечает, – по лбу не надо. По справедливости надо!”

“Я старший, я главный, я справедливый! А ты – жопа шерстяная!” – Кутх кричит, шумит, крыльями бьет. Потом подумал, отвечает: “Прости, друг калан! Давай сделаем, а потом придумаем, чтобы по справедливости.

Позвали медведя – дерево ломать, позвали кита – воду лить, позвали моржа – глину копать. Касатка мимо плыла, ее тоже позвали – не помогает, так хоть не мешает, уже хорошо!

Калан помощника себе позвал. Тоже калана, молодого, глупого. Ты, говорит, бырбаанай лепи, а мы остальное делать будем!

Взяли бивень моржа, хребет вырезали. Взяли клыки медведя, ребра сделали. Взяли перо орла – волосы сделали. Глиной облепили. Молодой калан бырбаанай приделал. Хорошо получилось!

Встал маленький великан, посмотрел на Ворона. “Кто я?” спрашивает.

Кутх на каланов смотрит, каланы на ворона. Морж с медведем на касатку. Той смотреть не на кого – обиделась, уплыла.

“Ты – унак! Ты – человек!” – отвечает ему Кутх.

“Буду человек!” – отвечает маленький великан. – “Буду унак! ”

Сидят, смотрят. Человек-унак по лесу ходит, в море плавает, в небо подпрыгивает. Скучно ему.

Начали дальше делать. Делают, делают…

Еще одного сделали. Одну.

Тут бивни кончились, и клыки, и перья… Не из чего делать!

Тут молодой калан и говорит – “У меня глины много, гляньте, сколько наделал!”. Большая куча получилась! Не выкидывать же – старался!

Слепили из кучи бырбаанай человеков. А они сами себя делать начали! И быстро так! Весь остров в человеках! Байдары сделали, по всему миру поплыли. Испугался Кутх, взял тех двух в лапы, женщину и мужчину, отнес на небо. Посадил на облако и говорит: “Вы – человеки, вы – унаки! Тут живите. А вниз не ходите!”. И улетел.




Глава 7. Новые горизонты


Словно надеясь оправдаться за долгое бездействие, ветер дул мощно и устойчиво. И даже, что удивительно, в нужном направлении!

Асада приказал поднять все паруса, вплоть до кливеров. Керфу подумалось, что имейся у холька весла, капитан еще и грести бы команду заставил. И наемников бы посадил на гребные банки! И никто не счел бы это странным – ясное дело, что унаки не рискнут атаковать корабль снова. Попробуй вскарабкаться на мчащийся корабль, среди ясного дня, прыгнув на скользкое дерево с летящей параллельным курсом байдары! Если получится, то можно больше ничего и не делать – сразу богом назначат. Путь и сугубо местным. Обычному человеку такой фокус не по силам!

Но все, но все же… Могли и решиться на месть, благо, накрошили с избытком! От стольких погибших, кровавая пелена встает перед глазами у самых спокойных!

С другой стороны, потерять четырнадцать человек за раз – для здешних племен – это очень много. Даже слишком! И как бы не был достоин повод, то, скорее всего, предпочтут утереться.

С третьей же стороны, могли и не утереться – а пойти воевать хольк всеми оставшимися силами, включая оленей – так сказать, погибать, так до конца!…

Да мало ли что могло произойти? Это Север, господа, тут климат иной! Соображенья в головах тоже отличаются. Поэтому, лучше уж поспешить, благо, до Любеча не так далеко – пара суток пути, а с таким ветром, и быстрее! Не только ведь в паруса, в корму и то дует, подталкивает!

За спиной громко плюхнуло. Мечник развернулся на внезапный звук, готовый схватиться за оружие – теперь-то, в трюме его никто не оставлял!

Два матроса тащили за ноги к борту следующего мертвого унака. Труп оставлял за собой красный след – кровь в здешней влажности и прохладности застывала в жилах мертвецов неохотно. Вслед за процессией неторопливо шел третий матрос со шваброй. Делал вид, что вытирает, больше размазывая.

– А в чем смысл, уважаемый? – спросил мечник, дернув подбородком в сторону прочих убитых. – Еще дюжина ведь, и за каждым смывать будешь?

Уборщик злобно зыркнул и ничего не ответил тупому наемнику, не понимающему очевидного. И продолжил махать своим орудием, разбрызгивая во все стороны воду, грязь и кровь.

Керф пожал плечами – в каждом монастыре свой устав. Раз трет, значит, надо. Может, традиция такая, а может, и морячок по голове стукнутый. Так что, пусть его! А то еще кинется, тряпкой размахивая… Начнет шваброй тыкать, будто копьем. Всю харю запачкает!

Следующего выкинули неаккуратно – то ли рука у одного из метателей сорвалась, не выдержав веса, то ли еще какая нескладность тому виной. Несчастный покойник, вместо того, чтобы, как предшественник, чинно шмякнуться в нескольких ярдах в воду, ударился спиной о борт, прокатился по гладким доскам, упал в локте от корабля, и тут же исчез под брюхом «Лося». Вскинув руки над головою, словно прощаясь с солнцем и небом. Мечник поежился – по хребту пробежали нехорошие мурашки. Не хотел бы он себе такой судьбы! Кишки выпустили, догола ограбили, еще и кораблем раздавили!

В воду шлепнулся следующий. В черной воде мелькнула быстрая тень. Кинулась к раскинувшему конечности трупу, задержавшемуся на миг на поверхности. Убитый унак дернулся, мгновенно ушел под воду.

Мечник присмотрелся – не показалось ли? В бурунах могло и пригрезиться после бессонной ночи. И выпитого, для успокоения кальвадоса из фляги, нашедшейся в бесконечных запасах Флера…

Пыхтя и ругаясь, моряки подтащили очередное подношение Великому Морю… Одного из тех, чью дорогу оборвал меч Керфа, перерубив шею.

За руки, за ноги! Раскачали, и ух! Один из моряков поднял голову, до того пинаемую к борту ногами, за длинные черные волосы, швырнул.

Упала, плеснула.

Обрубок человека не успел коснуться и гребня подбегающей волны, как из воды вылетело нечто огромное, длинное, белесо-серое… Зубастая пасть, длинный, но невысокий плавник на спине, двулопастный рыбий хвост, тело, закованное в панцирь из крупных пластин, словно настоящий рыцарь! Пасть на лету схватила унака, чуть не перерубив его жадностью атаки. Разрезали воздух изогнутые плавники, и жуткая рыба скрылось в толще океана, оставив за собою лишь расходящиеся круги на воде, да пятно кровавой мути.

Моряки проводили пришелицу невидящими взглядами, тут же отвернулись, пошли за следующим телом.

– Ну нихера ж себе, – вытер мгновенно проступивший пот Керф. Недовольно перестукнуло сердце. – Эта же тварь ярдов двадцать в длину!..

– Раза в два-три меньше, – сказал сбоку, незнамо как подкравшийся Пух. Разведчик, чтоб его – ни скрипа, ни шороха!

– Ты ее башку видел!? Она как два меня!? Она унака пополам перерубила как топором!

Пух только плечами пожал.

– Вспомни, как мы бежали от того полоза.

Керф плюнул в воду, хмыкнул, вспомнив старую историю. Прав ведь Брат, прав!

Они тогда по лесу брели. Хороший такой лес! Дубы, буки, березы кое-где… Лето, к тому же! Все цветет, все пахнет! Глаза закрыл, и будто в детстве! Первым шел Альсо, сшибал древком копья метелки и прочие соцветия, высохшие от жары…

А потом из этой травы поднялась золотистая колонна. С вытянутой головой, раздвоенным жалом, нехорошим блеском в ярко-зеленых глазах. Раза в два выше не сильно и низкого копейщика. Колонна покачалась, зашипела…

Как они бежали! О, как они бежали! Теряя мешки и оружие, пятная штаны и тропу…

Честь Седьмой Железной Компании спасла боевая гиена. Не Судьба, разумеется – Флер пристал к Мартину гораздо после. Честь, да, точно! Гиену звали именно так. Честь! Смешно прозвучало, конечно… А вторую, разумеется, Слава! Она погибла вскоре. В драке, возле деревеньки с пакостным названием. То ли Бздюхи, то ли Гнусновоздуся… Что-то этакое, с намеком.

Разорванную на части змею нашли прямо на тропе. Понятно, что пару кусков гиена могла и заглотить в азарте драки. Но все равно, два ярда есть два ярда, как не меряй. Мартин тогда долго и гнусно смеялся.

Компания о том постыдном бегстве старалась не вспоминать – лютейшее умаление чести воинской! От желтого земляного червяка бежали, обгоняя собственный крик! Но компании не стало через два месяца. А потом и Мартин погиб, защищая свою же дурость. И вообще, все повернулось куда-то не туда…

– Страх – великий удлинитель! – глубокомысленно протянул мечник.

– Поэтому, ты в Груманте орал на шлюху, а? – засмеялся Пух. – Слышно было аж во дворе! В дождь!

– Не, там две крысы выбрались, и начали трахаться прям перед кроватью, – ухмыльнулся Керф. – Вот я такой наглости и не стерпел.

– Они просто показывали тебе, как надо! Подумали, вдруг отвык от женщин, все овцы да ослицы? А ты сразу матом!

– Уж как привык, друг Пух, как привык! Лучше лишний раз обругать зря, чем ждать, пока тебе сядут на шею и откусят кусочек уха.

Желая подтвердить, мечник коснулся повязки. Замер с глупым выражением лица. Засмеялся.

Шлепнулось очередное тело. Закачалось на волнах.

Страшная рыбина, что все никак не могла наесться, одним махом перекусила и этого мертвеца. Но, слишком разогнавшись, выскочила из воды, и со всего маху врезалась в борт. Застыла на миг, и рухнула в волны, подняв тучу брызг.

Наемники, ругаясь, вытерли лица. Мимо них потащили следующего безголового…

– Кто это их так? – спросил разведчик.

Моряки, словно дожидаясь вопроса, слажено уронили унака себе под ноги. Рука мертвеца с желтыми обгрызенными ногтями шлепнулась на доски.

– Так вы же, – недоуменно ответил один из них, тот, что отвечал на ноги. Уставился, затряс рыжей клочковатой бородой – ну сущий козел! – Забыли, разве? Ночью напали, а вы их порезали…

– Да не, – отмахнулся от туповатого «полосача» Керф. – Я про тут тварь, которая жрет трупаки на лету, будто стриж мошкару! Про ту панцирную рыбу. Ее-то как зовут?

– Ее? – бородатый задумался. Его напарник начал корчить страшные рожи. – А! – догадался «козел», – вы про ту панцирную рыбу? Которая в воде?

– Ну да, – кивнул Пух.

– А ее так и зовут.

– В смысле?

– В смысле, панцирной рыбой и зовут. У нас, на море, нет места всяким хитрым словесам и прочим выдумкам! – гордо закончил моряк и, наклонившись, схватил мертвеца за бледные запястья. – У нас здесь, совсем не то, что у вас там! У нас все просто и понятно!

– Понятно…







*****







Мечник сразу понял, что происходит какая-то несуразица! Лукас стоял на носу когга, облокотившись на бушприт. Таращился на солнце с умным видом, прикидывал что-то, оглядывался на паруса. Снова начинал шарить взглядом по небу.

– Что не так?

Изморозь оглянулся на Керфа, потер красные глаза:

– Мы идем куда-то не туда, друг Керф!

– Сильно «не туда»? – мгновенно насторожился мечник, в голове которого промелькнул ряд картин – судно становится ночью на якорь рядом с островками, заросшими невысоким лесом. И от берега мчатся узкие байдары, набитые злобными унаками. Сонных наемников режут на палубе, а коварный капитан Асада, с коварной улыбкой на коварном лице, жадно взвешивает здоровенный угловатый мешок, набитый бивнями маленьких, но очень пушистых островных слоников – индриков.

– Заметно. Через полдня такого уклонения, и мы окажемся куда севернее.

– Так, блядь! – упер Керф руки в бока, прищурился, внимательно разглядывая, что происходит на шканцах, где властвовал капитан-обманщик, решивший заработать дважды. Взгляд мечника был преисполнен теплоты настолько, что мог жарить раскаленной кочергой.

Словно почувствовав, Асада дернулся, покрутил бородой, дернул себя за ворот промасленной короткой куртки с глубоким капюшоном. Снова углубился в расчеты. Похоже, что прикидывал, как бы побольше слупить с северян!

– Хуйня случается, друг Лукас, – тихо проговорил Керф, – и последнее время, все чаще! Метнись-ка, шустрым подсвинком, предупреди наших.

Изморозь, впрочем, бежать, сломя голову, не стал – насторожишь еще заговорщиков! Прошел неторопливо, поглядывая по сторонам, нырнул в люк…

Мечник прямо таки чувствовал, что происходит внизу. И мог до мельчайших подробностей расписать, кто и что делает… Доспех, оружие, безмолвная прикидка на пальцах, кто куда бежит и кто кого режет. Надо бы предупредить, что минимум пяток матросов надо оставить живыми и относительно целыми – в таланты компании управление парусами не входило… Из Лукаса штурман никакой, но до берега доплывут.

В воздухе повисло напряжение, готовое разразиться громом, молниями и еще десятком трупов, вышвырнутых на поживу панцирной рыбы.

– Мастер Керф! – заорал вдруг Асада, замахал обеими руками. – Будьте добры, на пару слов!

– Ну?! – набычившись, ответил Керф, развернувшись к шканцам.

Капитан, кивнув седобородому моряку, оставшемуся на помосте, в три прыжка слетел по лестнице-трапу.

– Забыл предупредить, мастер Керф, – выдохнул одним махом, – и сразу прошу прощения, что забыл! Столько дел, столько дел!

– Это вы о чем, мастер Асада? – мечник, держа ладонь на рукояти кинжала, смерил моряка хмурым взглядом, прикидывая, как бить лучше. Выходило, что ловчее всего ткнуть в горло. В глаз еще попробуй попади, а под курткой-бушлатом, могла быть поддета кольчуга… Сломанные ребра мечник противнику гарантировал, но лучше уж бить насмерть, если начал.

– Ребят надо похоронить, – ткнул капитан в сторону тел, прикрытых потрепанным куском парусины.

– Думал, вы их на берег везете…

Асада выпрямился, выпятил грудь:

– Люди бывают живыми, мертвыми и моряками! Могила моряка – море!

Керф хмыкнул коротко, обвел горизонт:

– Так оно же везде?..

Моряк помотал головой:

– «Везде», это если сбрасывать унаков. Им-то все равно, шаманские сэвэны в воду не лезут.

– Сэвэны?

– Духи-помощники. Не знал, разве?

– Да откуда? – пожал плечами Керф. – Еще два месяца назад, я не мог бы и подумать, что заберусь так далеко! Да и вообще, у нас Лукас за умного! А главным по вашим северным заморочкам был Рыжий. Тот, что пропал.

– Унаки верят, что везде живут духи. Везде и во всем. Есть полезные, которые помогают шаманам, это – сэвэны. Океан же населен страшными и злыми духами. Они называют их милками.

Вспомнив панцирную рыбу, мечник поежился. Не хотелось и думать о том, кого еще могла скрывать пучина под ногами.

– И стоит только человеку оказаться в воде, как эти духи-милки тут же подменяют его душу. Волна с головой накрыла, все, готово.

– Что?

– Все. Подменыш перед ними! Поэтому, унаки не спасают тех, кто упал с байдары или борта.

Керф задумался, не зная, что и сказать. Шлепнулся ты в бою с корабля, пытаешься вылезти, а тебя, твои же друзья – уже бывшие, ведь у злого духа нет друзей – херак веслом по затылку, только мозги во все стороны! Плыви себе, дух, куда-нибудь в другое место, не пытайся выдать себя за человека!

– Люто у них тут!

– Север! – в свою очередь пожал плечами Асада. – А мы, все-таки, тоже немного северяне. Поэтому… А это что?!

– Отставить! – заорал Керф компании, которая вывалилась из трюма во все оружии. Сознание капитана Асады, судя по красноте, мгновенно охватившей лицо, на долю мгновенья разделилось: он вроде бы стоял на палубе "Лося" и в то же время – на крайне тонком льду. И тут послышался хруст. Не льда – сломанного носа одного из матросов. Лукас-торопыга, уже успел врезать локтем матросу в голову – только тапки сверкнули! – Все в порядке!

– Точно!?

– Точно! Капитан как раз спустился объяснить, что к чему.

Побледневший Асада, явно успевший представить в красках, что могло произойти, наскоро пояснил, в чем суть, то и дело оглядываясь. По шее у него ползали красные пятна.

Возле каждого порта Севера существовал небольшой участок моря. Отмеченный на всех портоланах, лоциях и картах белым пятном со штриховкой. Тут хоронили тех, кто больше не мог ходить по морю. Именно туда «Серебряный Лось» и держал путь.

Вскоре, из трюма вытащили два баластных кирпича – этакие глыбы обожженной глины пополам с щебенкой. Склизкие от постоянной сырости, «обсиженные» крысами.

К каждому баластнику длинной, ярдов в десять, веревкой, привязали по погибшему моряку. Груз был нужен по двум причинам – чтобы тело не прибило течением к недалекому порту, и чтобы мертвец не болтался на поверхности, соблазняя падальщиков и хищников. На глубине, те же, к примеру, панцирные рыбы не охотились.

Убитым накрепко связали руки тонкой бечевкой, уложили на планширь, головой по ходу движения…

Баластники скидывали вчетвером за раз. Рукотворная каменюка гулко падала в воду, тут же проваливалась вниз, сдергивая за собой груз.

– Руки зачем связывают? – тихо спросил Керф у молчащего Асады.

– Понимаешь, друг Керф… – помолчал капитан немного. – Чтобы не позвали с собою.

Мечнику представилось песчаное дно, заставленное такими вот баластинами, с привязанными трупами. Десятки! Сотни! И каждый машет руками, зазывая товарищей в холодную глубину.

Керфу отчаянно захотелось выпить. И не погибать на корабле.






Глава 8. Красный железный медведь


Рыжий чувствовал, что за ним наблюдают. Внимательно и неусыпно. Притом, несколько пар глаз. Но он упорно сидел лицом к густым зарослям, делая вид, что вот вообще совсем ничего не замечает.

Пусть таращатся, жалко, что ли? Совершенно не жалко! Лишь бы водой не обливали! Очень уж холодно мокрым на ветру! В одном углу клетки можно было укрыться от ветра – кое-какую защиту давали тонкие ветки, намотанные на прутья как плетень. Этакий кусок то ли корзины, то ли циновки. Но щели оставались – палец пройдет, потому, лучше обойтись без внезапных намоканий.

Зрители тихонько шушукались. Обсуждали!

Арбалетчик тихонько усмехнулся. Детишки! Везде одинаковы! Любопытны – куда там и дюжине крыс. И столь же вредны и пакостливы.

Впрочем, правды ради, на маленьких унаков грех жаловаться. Куда им до мелкой поросли с континента! Камнями и грязью не кидают, не плюются, проклятьями, опять же, не сыпят – да, Рыжий понимал лишь малую часть слов, но ругательства ясны и без перевода.

– Гррр! – утробно зарычал наемник. Начал неторопливо разворачиваться, скаля зубы. Детвора со смехом разбежалась, попряталась в низеньком, но густом ивняке, который тянулся в нескольких шагах от нового дома. Хлопали узкими черными глазенками, хихикали, переглядываясь.

– Гррррр! – Рыжий вскочил, пошатнулся – ноги подзатекли от долгого сидения. Вскинул руки над головой, издал жуткий вой: – Прррыыыывееет!

Детвора от восторга чуть не описалась. Разразилась заливистым смехом, завизжали от радости.

Наемник постоял немного, поразмахивал руками. Рухнул на соломенную подстилку. Закрыл глаза, изображая сон – надо дать мелким подобраться почти вплотную. Чтобы потом снова вскинуться, будто атакующий медведь.

Это нехитрое развлечение детям не надоедало. Да и самого наемника развлекало. Иначе ведь, можно и с ума сойти, сидя взаперти. А так, то игра, то птицы прилетают, которых можно передразнивать… А там, глядишь, и пожрать принесут – всяко веселее!

Несколько раз повторить, и, считай, день прошел. Можно спать ложиться. Было бы летом кругом, а не осень, то лучшей тюрьмы и не представить! А так, увы, очень уж бодряще.

По тропинке, которая пряталась за густым ивняком, послышались шаги и громкое шмыганье носом. Детей как волной смахнуло – даже пятки в кожаных сапогах не сверкали. Волшебство, не иначе!

А вот и обед принесли! Совмещенный с завтраком. И с ужином. Впрочем, бывалому солдату не привыкать жрать раз в день. Опять же, сугубая польза – брюхо начало таять. А то, от относительно тихой жизни, вовсе уж безобразно раздулось.

На истоптанную детскими ногами полянку перед клеткой, вышла по тропинке Кускихичак. По крайней мере, именно так она назвалась на первое утро плена, ткнув себя в грудь. Вернее,только такую форму ее имени Рыжий мог проговорить вслух, не рискуя завернуть язык на десять морских узлов. Про себя он звал ее куда короче – “Куська”.

В переводе значило что-то типа маленького зайца-зайчонка или детеныша калана – таких тонкостей наемник не знал. Склоняясь к первому варианту – очень уж похожа! Маленькая, глаза блестят из-под опушки капюшона, дрожит – дернешься, сбежит переполошно, не оглядываясь.

Лучше не дергаться, иначе голодать до завтра! Да и зачем обижать зайчишек? В руках у Кускикичах глубокое деревянное корытце в виде утки – крашенные голова и хвост торчат по краям, наполненное вареной рыбой. На локте болтается плетеная из рогоза корзинка с корнями саранки, а на втором – маленькое ведерко с водой.

Рыжий растекся в улыбке:

– Привет! – на этот раз, куда более дружелюбным тоном. И не размахивая руками-лапами.

Кускикичах кивнула, остановилась шагах в трех от клетки, попыталась вытереть пот, неловко задрав плечо.

– Сейчас, сейчас… – наемник отошел в дальний угол, сел на солому.

Кускикичах заулыбалась, подошла вплотную. Начала просовывать емкости сквозь прутья. Рыжий сидел неподвижно – только желудок радостно заурчал в предвкушении сытости.

Девушка, услыхав сей звук, заливисто рассмеялась. Расставив, вернулась на прежнее место, настороженно следя за наемником. Тот, нарочито медленно встал на четвереньки, добрался до рыбы с корнями. Начал жевать, стараясь не сорваться в жадное запихивание еды в рот. Мелкие косточки так и хрустели на зубах! Хребты и плавники Рыжий складывал в угол корытца – можно было плеваться и швыряться ими наружу, но любое долгое сидение, при таком образе жизни, грозило появлением свалки. А где свалка, там крысы, чайки, шум и крики. Пока что хватало и детей!

Что же до того, что сидеть ему тут долго, арбалетчик не сомневался. Правда, зачем он унакам, понимания не было ни малейшего…

В первый день, когда пленник немного пришел в себя, уже ближе к вечеру, пришел десяток заплаканных женщин. Постояли примерно там, где сейчас Кускикичах. Покачали головами, будто болванчики и ушли, обплевав землю перед собой. Наверное, жены или сестры с матерями тех, кому не повезло напороться на их воинскую компанию. И все!

Никакого пыточного столба, который являлся в страшных выдумках! Столбы тут были – торчала парочка у самой тропы, но к ним явно никого и никогда не привязывали! Да и грех поганить кровью и смертью столько тонкую работу! Не один день у мастера отнявшую.

– Улудал! – произнесла Кускикичах, ткнула тонким пальчиком на пожухлый осенний листок, отдающий багрянцем, затем указала Рыжему на волосы.

Наемник оторвался от рыбы, прищурил один глаз. Чем лучше понимаешь язык, тем лучше понимаешь человека! А лишнего же понимания, в его положении, просто быть не могло!

– Каклахс! – сказала юная уначка, показав Рыжему серебряную монетку из богатого ожерелья на груди, и указав куда-то мимо наемника. Тот прикинул направление – девчонка тыкала в кольчугу, уложенную в самое сухое место. Унаки, ее то ли снять не смогли с бесчувственного тела, то ли просто побрезговали рухлядью. В клетке же она Рыжему ни на кой не была нужна, вот и снял, чтобы драный поддоспешник не пачкала ржавчиной.

– Каклахс, – согласился он.

Затем Кускикичах очень похоже изобразила, как наемник пугал детвору: – Гррр! – и добавила: – тангах!

– Тангах, хули мне… – Рыжий пожал плечами. Тангах так тангах! – Зови как хочешь, только корми вовремя!

Куська вдруг захлопала в ладоши и громко сказала:

– Улудал каклахс тангах!*

Догадка пришла мгновенно. Рыжий встал, поклонился, прижав руку к сердцу. Что ж, Красный железный медведь, не самое плохое имя в здешних краях!



* На самом деле, красный ТВЕРДЫЙ медведь. Но простим Рыжему его ошибку! Могли ведь и кенгурой обозвать. Куську же, в переводе, зовут Кошкой. Но в этом мире такие звери не водятся (ну кроме мяуров с тигурами)






Про унаков и дырку в небе


Унаки раньше на небе жили. По облакам ходили, через тучи плавали. Птиц из луков били, тем и жили. Птицы маленькие, быстрые. А рыбы нет, сивуча нет, не живут в облаках и тучах, табака не покурить. Ненастоящих и тех нет, никто сухари не менает. Плохо унаки жили!

Был один охотник, Атвук звали. Пошел на охоту утром. Шел по облакам, долго шел. Видит, птицы сидят. Целая стая! Выстрелил. Стрела в птицу летела, а потом упала. И не видно ее. Жалко стрелу, искать надо! Подошел Атвук, смотрит – дыра в облаке. И внизу видно что-то. Лег на край, голову вниз опустил. Присмотрелся. Ох, что и увидел-то!

А там оленей стада! Кабаны дубы подрывают, лани бегают! Деревья везде! В реке горбуша плывет, под кустами гуси сидят, на Атвука смотрят. В океана сивучи плавают, ластами шлепают.

Атвук в селение побежал. Веревка нужна! Друзьям рассказал. Поверили друзья. Достали шнуры от гарпунов, в веревку связали. Длинная получилась! К дыре пришли, вниз опускают – не достает до земли. Казалась длинной, а оказалось короткой… Из облаков водорослей надергали, свили, привязали… Достает теперь! Как надо получилась!

Атвук вниз полез. Спускается, а там ветер сильный. Туда его кидает, сюда его кидает. Еще немного, и сорвется, вниз полетит, словно не унак, а птица. Страшно охотнику, а лезет. Храбрец!

Спустился. Руки дрожат, ноги дрожат – так устал. Тут на него лань бежит – чуть не затоптала. Атвук из лука выстрелил. Убил! Печенку сырую съел, сердце на костре зажарил. Вкусно! Ноги кусок в сумку положил, наверх полез. Еще страшнее, еще тяжелее! Но долез.

Друзья мясо попробовали. И говорят: “Хватит унакам на небе жить! Хватит за птичками бегать! Унаки большие, а птички маленькие! Скучно! Жрать хочется! Надо вниз спускаться! Там все большое! И вкусное!”

Пошли все к дыре, начали опускаться. Все спустились! Одна женщина, Лушкура, последняя спускалась. Толстая, как три старых сосны! И застряла. Мужа просит: “Помоги!”. А того ветер качает. Испугался, слез.

Женщины наверх смотрят, Лушкура ногами трясет, кричит. Говорят: “Мужчины, лезьте наверх, помогите! Раз муж не смог, пусть кто другой поможет! У того две жены будет!”

Посмотрели мужчины на толстую Лушкуру, как она кривыми ногами трясет, и говорят: “Залезем, выдернем, а она упадет, и нас собьет. Упадем! Высоко ведь!”. И не стали ее спасать.

А тут ветер еще сильнее подул, и лестницу оторвал. А потом и облака отогнал куда-то. С тех пор, унаки на земле живут. Хотел один охотник лестницу из пяти сосен построить, чтобы на небо снова попасть, посмотреть, где дед жил, так толстая Лушкура дырку заткнула, не найти хода на небо!



На основе сказки племени варрау (Венесуэла)






Глава 9. Есть город золотой…


К “Серебряному лосю”, медленно плывущему сквозь каменную кишку, щетинящуюся острыми скалами, украшенную словно отполированными “бараньими лбами”, камнями, обросшими разноцветным – все больше зеленым и серым – мхом, спешили лодки, вызывая нехорошие воспоминания. Окружали, точно гиены ослабевшую добычу, заходили с обоих бортов… Готовые при первом же признаке слабости кинуться, вцепиться клыками и когтями, и не отпускать, пока последняя монетка не покинет карманов экипажа!

Керф проверил, легко ли выходит меч из ножен. Так, на всякий случай! А то кинутся всей толпой! Сомнут! Стопчут! Придешь в себя, а в кошельке пусто, и в заднице нехорошее чувство…

Асада, впрочем, панике мнительного живого груза не поддался. Стоял себе на шканцах, пыхтел глиняной трубкой, показывал наглецам всякие хамские знаки пальцами. Некоторым намекал на противоестественные связи их бабушек, некоторым самим обещал поиметь их по-всякому. В общем, вел себя так, как и положено уважающему себя капитану, зашедшему в знакомый порт.

Команда тоже изо всех сил развлекалась, швыряя в лодочников дохлыми крысами, нарочно подготовленными для встречи – Керф только выругался от удивления, когда на палубу вытащили смердящий бочонок, да кусками свиного и конского дерьма – впрочем, зряшный расход удобрения быстро прекратили после грозного окрика рачительного боцмана.

Усыпаемые сомнительными дарами шли параллельными курсами, выкрикивая огромные цифры, судя по всему – стоимость лоцманских и буксирных работ.

– За такие деньги, я за борт с канатом в зубах прыгну, – задумчиво протянул Лукас. – И вплавь, вплавь!

С правой скулы, к хольку притерся, разогнав возможных конкурентов, восьмивесельный вельбот, с небольшой мачтой. На лодке, опасно балансируя на борту, начал размахивать руками и свистеть мужичок в старой епанче, покрытой разводами соли. Порывом ветра сорвало капюшон. Но мужичка это не оставило, он начал орать еще громче.

Как ни странно, крысы на лысую голову ему не досталось.

Асада вскоре соизволил крикуна заметить.

– Кхм, – почесал капитан затылок, – вельбот я узнаю, но вот этого вот…

– Так может, – Керф хищно пошевелил носом, – мы его, того? Так сказать, превентивно?

– С одной стороны, можно и того, а с другой, может мы “того” и не того? – Асада прищурился, рассматривая рукомаха, который, того и гляди, мог свалиться в волны, облегчив задачу.

– Выйдет немного не то, – согласился мечник.

– Хуйня выйдет, друг Керф! Полнейшая! – подытожил Асада, и, кивнув боцману, скатился по трапу, подбежал к борту, напротив вельбота.

– Где Копченый? – склонился к воде капитан.

– Я за него! – радостно завопил мужичок.

– А ты кто?

– А я брат его! Вяленый!

– Удивительное разнообразие, – засмеялся моряк, затряс бородой.

– Так это, господин Асада, – в голосе Вяленого затрепетала тревога пополам с надеждой, – договор-то, ваш… Тьфу, наш, в силе?

Капитан долго держал паузу – словно настоящий актер настоящего театра. Вяленый, за это время два раза чуть не сверзился – поймали за растрепанные полы плаща верные соратники.

– А хрен с тобой! Уговорил, чертяка языкатый! – устало кивнул капитан и швырнул в вельбот парусиновый мешочек, звонко ударившийся о банку.

Вяленый, с ловкостью акробата, перепрыгнул на противоположный борт, замахал руками, подавая знаки идущим чуть поодаль неудачникам. Гребцы замахали веслами, обгоняя еле ползущего “Лося”.

С носа холька упало несколько канатов, тут же накрепко привязанных к будущим буксирам. Затрещали весла и спины. Громада тяжело груженого корабля посопротивлялась, но понемногу начала набирать скорость…

– Ну а теперь, дорогой мой друг Керф, – обратился, вернувшись на шканцы, Асада к мечнику, стоящему на прежнем месте, – нам стоит выпить за скорое расставание! Не пройдет и трех часов, как мы пришвартуемся. И книга вашей жизни перевернется на новую страницу. Кто знает, что ждет вас на причале, и после него…

– Эк тебя, друг Асада, – с подозрением окинул взором капитана Керф, – прям заколдобило!

– Это все запах родины, чтоб ее! – с ухмылкой ответил моряк и достал из-за пазухи объемистую флягу с крышкой на мелкозвенчатой цепи. – Выпьем?

– Дурак бы отказался, а я, вроде не так уж и глуп, – принял приглашение мечник.

Совершенно внезапный в этом месте душистый кальвадос из айвы прямо таки озарил солнечным цветом пасмурный день.



*****



Островерхие крыши города пламенели осенней листвой среди черноты и серости.

Керф первым сошел с корабля. Сразу за портовыми чиновниками, которые взошли на борт за милю до пристани, и покинули, не успели еще якоря бултыхнуться в воду. Встал у обтертых канатами гранитных столбов-кнехтов, облокотился – камни под ногами по-прежнему качались из стороны в сторону. Желудок подкатывал к глотке, тут же проваливался вниз. Качка, нисколько не беспокоящая в море, неожиданно решила отыграться на берегу.

Вслед за командиром на берег спустились с “Лося” и остальные. Братья, как разведчики, впереди, за ними Лукас, Рош, потом Судьба, косящаяся по сторонам и тихонько поскуливающая то ли от восторга, то ли от страха, и Флер с Фазаном, замыкающими. У каждого наемника за спиной был огромный тюк с барахлом. Сходни опасно прогибались, а под Фазаном и вовсе жалобно затрещали, готовые лопнуть – но пронесло! Вот под Рыжим точно бы треснули…

Керф поморщился, словно раскусил внезапно горькую можжевельнинку. Эх, Рыжий, Рыжий… Жаль! И смертельно обидно, что так получилось – ведь даже непонятно, то ли мертвым за борт свалился, то ли живым… На поживу панцирным рыбам и злющим духам моря. Ну и ледяной воде, разумеется!

Отряд курганом свалил груз у кнехтов, преданно начал поедать глазами командира. Мечник уставился в небо – тучи, казалось, еще немного и вспорют свои черные животы, и прольются дождем на головы новоприбывших. Повисла тягучая тишина, таковой, к счастью, оставшаяся недолго.

На корабль набросили торговцы и наемникам, волей-неволей, пришлось убираться с дороги этой тупой и нерассуждающей массы, в голове у которой билась единственная мысль – как бы озолотиться поскорее!

Убираться из порта в новом городе, разумеется, лучше сразу в кабак – нужно срочно унимать качку в ногах и дрожь в руках. Да и вообще, познакомиться местными. Себя показать, на других посмотреть.

Их тут, кабаков этих, было на каждом углу! Сразу видно город, живущий морем и рыбаками. Золотой город, что и говорить! Все для удобства! И кабаки в полушаговой доступности, и бордели! Мечнику пришлось даже Лукаса слегка пнуть – так и застыл студент перед одним, с вывеской “С корабля – на блядь!”. И соответствующими рисунками по всему фронту здания – штормовое море, волны до небес, затем – бородатый и усатый моряк в одной полосатой фуфайке, с огромным елдаком, падающий, растопырив руки, с неба на “раскинувшую рогатку” мясистую бабенку. На следующей – некоторые детали процесса.

Потом изголодавшийся студент застрял у следующего, с менее вызывающим, но более многозначным названием “Раз – и на канифас!”. И отреагировал уже не на пинок, а на лишь добротный подсрачник. Всполошился, заотнекивался.

Компания засела не в ближайшем – тот был плотно набит посетителями – куда там той бочке с сельдью! Пришлось пройти два десятка шагов, а потом еще немного…



*****



– Ээ, бля! – раздался от входа рев, сделавший бы честь и могучему моржу, оскорбленному в лучших чувствах путем наступания ему на нежные места, – чо за нахуй?!

– Похоже, сейчас будет драка… – меланхолично произнес Керф, оглянулся на мирно посапывающих, уронив тяжелые головы на залитый пивом стол, Братьев.

– А?! Где, что?! – высунулась, как из проруби, голова Лукаса, свалившегося с лавки, и уснувшего в ногах несокрушимого командира. – Где бляди?!

– Спи, – хмыкнул мечник, и студент шумно свалился обратно.

Свара у двери постепенно нарастала. Ревела и рычала разноголосица, самое меньшее, из полудюжины участников. Слышались разнообразные оскорбления и обещания.

– Что за дела? – вернулся от стойки Флер, с подносом, уставленным кувшинами с пивом.

Керф неопределенно пожал плечами:

– Похоже, сюда хочет… – мечник дернулся за хлесткий звук удара, – или хотел, войти представитель местной власти. А, не, все-таки, еще хочет. Настырный какой! Не зарежут его тут?

Мечник уцапал кувшин с подноса, поставленного мастером гиен, протянул тому. Взялся за следующий.

– Ну…

– За настырность! – подсказал Флер, с опаской глядя на пиво.

– О! – отсалютовал Керф.

Мастер гиен принюхался, обреченно вздохнул и начал пить. Безухий внимательно смотрел, как дергается кадык на толстой шее. Хлоп, хлоп, хлоп… И нет кувшина!

Флер отставил пустую емкость, кинул в рот пару волоконцев местной сушеной рыбы – этакое истекающее пахучим жиром, располовиненное поленце, длиной в руку и толщиной как два судака. И мясо темно-красно-коричневое. Приятная штука!

– К нам кто-то идет, – сообщил упавший под стол, но не растерявший бдительности Лукас, – с мечом. Длинным.

– У меня тоже меч есть! – грозно набычился Керф, глядя на приближающуюся троицу. – Могу ему показать!

– Они трезвые, – продолжил каркать студент, выбираясь из-под стола. Выглядело странно и немного пугающе – конечности пьяного не особо слушались – этакий поломанный геккон, дерганый, будто кукла-марионетка в руках новичка.

– Вы – компания “ Отчаянные парни Пьера Эль Гуардобоске”, под руководством капитана по мечу Керфа и мастера по перу Лукаса? Прибывшие сегодня днем из Груманта?

– Чо, бля? – переспросил Изморозь. Растер грязными ладонями лицо, потряс головой, – друг Керф, о чем? Какие “парни”, какой “мастер Лукас”?! Ты что там в контракте накарябал, рожа?!

Сержант городской стражи, светлобородый и желтоглазый – ну чистый мяур, в новенькой кольчуге, с добрым мечом на поясе, расшитым золотой нитью, скрестил руки на груди, замер в ожидании. За его спиной громко молчали два безмолвных подручных – у одного наливался краснотой будущий синяк, у второго на скуле красовался свежий порез.

Мечник повел мутным взглядом дальше – у входа толпились хмурые моряки, оглядывались на стражников, размахивали руками.

– Присаживайся, друг, чье имя нам неведомо! Мы – это мы, и ты нас нашел. Выпьем?

Сержант покосился на спутников.

– Сиятельный рыцарь Бурхард не любит ждать.

Керф повернулся к Лукасу, который вылез из-под стола и сел, подперев голову разъезжающимися руками.

– И снова рыцари, мастер Лукас, нет нам от них покою!

– Ага, – икнул студент. Руки разъехались, и он с размаху треснулся лбом. – Рыцари, блядь…

– Ты нас не осуждай, друг! Долгая дорога, трудный путь! Баб нет, пива нет! Многоуважаемому сиятельному рыцарю Бурхарду, надеюсь, хватит одного, самую малость выпившего капитана по мечу, для грядущего разговора?

Стражник глубоко вдохнул, медленно выдохнул, с легким шипением, словно пустынная змея, которой наступили на хвост, оттоптав погремушку. Посмотрел на безмятежно дрыхнущего Лукаса, на Флера, уставившегося на пустой кувшин мутным взором. Мельком глянул на Роша – бывший стражник смотрел перед собой, не видя ничего. Или видя что-то столь чудесное, что грех отвлекаться на окружающие мелочи…

– Хватит.

– Ну тогда, пошли!






Про унака, медведей и иркуйема


Один охотник по льду шел. Нерпу искал. Далеко от берега ушел – леса не видно, берега не видно, гор и тех не видно! Очень далеко ушел!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/mihail-ragimov-26882173/vysokie-ustremleniya-vysokie-otnosheniya-2/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.