Книга - Один из рода

Один из рода
Юлия Валерьевна Шаманская


С 1812 году пор огонь революций и народных бунтов то затухает, то разгорается с новой силой. Россию меняют внешние и внутренние силы, и каждое изменение потрясает своей трагичностью. Мистический роман "Один из рода" проводит по пути этих перемен, соединяя прошлое с будущим. Любовь, верность и вера, три основания, на которых держится судьба одной семьи. И только они могут противостоять настоящему смерчу, который грядет вскоре.





Юлия Шаманская

Один из рода





Глава 1. Сделка века


Анатолий Сергеевич Горшков спустил ноги с кровати, по старой привычке, внимательно наблюдая за тем, чтобы правая нога опустилась на пол раньше левой. Нащупав, потерявшиеся в ворсе ковра мягкие тапочки, он взглянул через панорамное окно на свет Божий. Красота окружающего мира на минуту захватила его. Высокие сосны, залитые светом утренней зари, поражали спокойным величием. Их не интересовал не роскошный дом, как гриб, выскочивший по соседству. Не сам Горшков, считающий себя хозяином этого места и этих сосен. Душой лес не мог принадлежать даже тому, кто купил его, и Анатолий понимал это. Посеребренные утренними лучами ветки сосен, внушали уважение. Они будто ждали приветствия, и готовы были сдержанно ответить на него: «И вам, доброго утра, молодой человек». Анатолий накинул белый махровый халат, оставленный им вчера на спинке кресла, и, распахнув стеклянные двери, вышел на площадку террасы. Свежий утренний ветерок панибратски взъерошил волосы на затылке. Он потянулся и запрокинул голову, будто собираясь нырнуть ввысь. Небо над лесом было практически безоблачно, в нем носились стрижи и чайки. День стремительно входил в свои права. Зеленая трава на опушке, которая только казалась синеватым пятном, будто загорелась от золотистых лучей. В следующую минуту солнечный свет наполнил поляну, вспыхнул в верхушках деревьев и заблудился где-то в густом сосновом бору.

Анатолий понял, что время неумолимо движется вперед и ему тоже нужно просыпаться и возвращаться к своим повседневным делам. Мысль о важной встрече, запланированной на сегодня, мгновенно развеяла все очарование этого места, и повела за собой вереницу неприятных воспоминаний, планов и расчетов. Будто он смотрел прекрасный сон, но будучи разбужен, пытается заснуть снова и досмотреть. Анатолий, пытался выбросить из головы навязчивые мысли о предстоящих делах. Он жадно глядел в ярко – голубое небо, заглядывал в лесную чащу, но уже видел просто небо, и просто деревья. На границе опушки он заметил свежие пни, брошенную технику, остов новой веранды, задуманной им в живописном месте. Сказка осталась там, позади. Впереди мир людей, постоянно изменяющих окружающую их природу для своих нужд.

Разгар лета, приятели и коллеги Анатолия Сергеевича Горшкова, прозванного «железным королем» и давно записанного народом в «олигархи», отдыхают, а он не может себе такого позволить. Ведь стоит расслабиться на минуту, выпустить бразды, как все полетит в тартарары. А расслабляться никак нельзя. Уж слишком многим не дает покоя его головокружительный успех, достигнутый в молодом возрасте, без всякой поддержки извне. Анатолий Горшков всего добивался сам и привык рассчитывать только на собственные силы. Он не оставлял свой бизнес без внимания не на минуту. Управляющий всей корпорацией Горшкова, весьма умный, даже гениальный, человек, не раз предлагал подменить. Но Анатолий считал, что никто в этом мире не стоит полного доверия. Тем более Ефимов Петр Емельянович. Он слишком силен и хитер, чтобы не воспользоваться ситуацией и не перетянуть на себя одеяло. Один Ефимов знал, как высока промышленно – хозяйственная пирамида, созданная с его помощью, но также знал все ее слабые места. Все, что кажется таким стабильным, может рухнуть в одночасье. А самое слабое место в ней – это недостаток власти у Анатолия. Что если государственные мужи решат подновить законы не в его пользу? Что если на очередных выборах победят коммунисты, и станут строить «новый мир»? Что если к власти придет просто нечистый на руку человек, и положит глаз на его бизнес? Все эти «если» не давали спать Анатолию по ночам, и тогда Петр Емельянович, в очередной раз, пришел на выручку и нашел решение проблемы.

Этот разговор состоялся ровно год назад. Горшков и Ефимов пили чай, развалившись в креслах на десятом этаже элитного офисного здания в центре Москвы. Анатолий заметил, что его заманили на чашку чая не случайно. Ефимов, не смотря на все старания казаться безмятежным, сильно волновался. Его выдавала легкая дрожь в руках.

– Горячо, – попытался оправдаться он, отставив чашку в сторону. – Так, о чем вы там говорили, Анатолий Сергеевич?

– Я говорил, что с друзьями «на ты»! – хитро прищурился Анатолий. – а ведь ты мне друг, правда?

В кабинете повисло неловкое молчание, но через секунду Ефимову удалось взять себя в руки.

– Разумеется! – широко улыбнулся он. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

– Вот и отлично! – удовлетворившись ответом, Горшков вновь сменил тон на деловой, – Так что ты мне посоветуешь, как друг? Стоит ли лезть во власть?

– Тысячу раз стоит! – с воодушевлением воскликнул Ефимов, – Более того! С этого нужно было начинать! Без реальной власти мы не сможем расширяться. Весь наш бизнес на территории России. А вдруг кому-то придет в голову национализировать природные ресурсы в полном объеме? При таких рисках, при которых мы сейчас работаем, любой здравомыслящий человек даже дело бы не начинал!

– Ну, я весь внимание! – скрестил руки на груди Анатолий.

– Мы совершим государственный переворот и возьмем власть в свои руки.

– Что? Ты шутишь?

В тот момент Горшков, не ожидая подвоха, хлебнул чая. О чем сильно пожалел. Предложение Ефимова было столь ошеломляющим, что он забыл глотнуть, поперхнулся и сильно закашлялся. Не дожидаясь возражений, Ефимов поспешил высказать то, что запланировал.

– Не пугайся! Это будет мини-революция, с минимумом жертв. А что такого? Это происходит повсеместно, – управляющий попытался похлопать Анатолия по спине, чтобы тот откашлялся.

Но Горшков с гневом отстранил его руку, вскочил с кресла и заходил по кабинету, как тигр по клетке.

– Ты понимаешь, что говоришь? Ты же можешь разрушить наш бизнес в одночасье! Если я еще и на плаву, то только благодаря стабильности в стране.

– Ты ошибаешься, – спокойно ответил Петр Емельянович, эта стабильность мнимая. Я знаю, что некие зарубежные эксперты уже ведут переговоры с нашими друзьями и приятелями.

Ефимов сделал ударение на друзьях и приятелях, добавив при этом модный жест, означающий кавычки.

– Любопытно, – остановил свой бег по кабинету Горшков, – И кто же пойдет на такую подлость?

–только вопрос времени, кто именно сорвет этот куш, – ответил Ефимов, намерено игнорируя слово «подлость». – Этот человек получит все: и теплое место в верхушке власти (возможно даже президентское), и выходы на мировые рынки и даже народную популярность! Более того, простые люди будут готовы отдать за нас жизнь, если правильно настроим агитационную работу. Не плохой бонус, не правда ли?

– Вот от этого бонуса я бы отказался, – вздрогнул Горшков, – иметь на своих руках кровь не в чем неповинных людей, не слишком заманчивая перспектива.

–В нашем деле нельзя быть слишком чувствительным, – скривился Петр Емельянович, – Тут или вы, или они. Я слышал в одном фильме фразу, подходящую нашему случаю: «Вопрос не в том, случится это или нет, вопрос в том, КОГДА это случится».

И вот теперь, в то время, когда все его друзья грели бока под мягким солнышком Мальдив, Анатолий Горшков, был вынужден отправиться на встречу с таинственным экспертом, только что прилетевшим из Женевы на собственном самолете, специально для свидания с ним. Она должна стать толчком, который приведет в движение сложный механизм, в тонкостях которого Горшков так до конца и не разобрался. Анатолий боялся заглянуть в эту пропасть и не увидеть дна. «Лучше не думать о моей роли в этом деле, – решил Горшков, – О моей глобальной роли. Я не делаю ничего неординарного. Просто живу по законам бизнеса. Не буду играть по-крупному – разорюсь. В конце концов, мне не нужно будет убивать людей. А если повезет, то все обойдется без крови. Народ у нас живучий, выживет при любом правительстве. Мое дело маленькое, выделить некую сумму, а грязной работой займется незаменимый Петр Емельянович. Если что-то пойдет не так, пусть это будет на его совести!».




Глава 2. Сердечный приступ


Роскошный джип, как корабль бесшумно скользил по поверхности новой дороги, проложенной между соснами и ведущей на трассу, откуда до Москвы было не более чем пара сотен километров. Анатолий Сергеевич дремал на переднем сиденье рядом с водителем. Он слушал мелодичную музыку, наполнявшую салон и старался думать только о море, об отдыхе на далеком тропическом острове. Он непременно отдохнет, сразу после того, как окончит «дело». Но, когда джип вынырнул из леса и встроился в поток автомобилей на эстакаде, умиротворяющие мысли покинули Горшкова, и вновь в голове закрутились цифры и риски. Что-то заскулило в глубине души, засосало под ложечкой. Анатолий понял, что больше всего на свете хочет отменить встречу. Но он уже не мог себе позволить этого. Взрослый человек, глава серьезного концерна, не мог руководствоваться эмоциями. И, кроме того, подготовка к этой встрече велась целый год. Год переговоров, расчетов, проверок! В какой-то момент Анатолий решил, что его особа не подходит для такого важного международного дела, и вдруг – бинго, он избран! Он был уверен, что пойти на попятную теперь, означало закрыть все двери к такой желанной власти. И в самом деле! Что это он расскулился, как барышня? Плохие предчувствия? Вот уж чепуха! Анатолий старался скрывать свои слабости, среди которых была склонность различным суевериям, вера в знаки и сны. С этой слабостью Анатолий решил бороться всеми возможными методами. По этой причине, он упорно игнорировал тревожные сны, преследующие его по ночам на протяжении всего последнего года. «В бизнесе не место слабакам», – повторял он как заклинание и упорно двигался к намеченной цели. Сегодня он сделает всего один последний шаг после которого все завертится самостоятельно. Нужно лишь завершить начатое. Едва показались первые высотки при въезде в Москву, как Анатолий вместе с водителем и расположившимися на заднем сиденье секретарем и охранником прочно увязли в немыслимой пробке.

– По моим расчетам, в этом месте и в это время не должно было быть пробок, – стал оправдываться водитель.

Не удовлетворившись этим, Анатолий накинулся на секретаря. Молодой человек в слишком душном для лета пиджаке и стильном галстуке, заранее предчувствуя разнос, забился в самый угол сиденья. Заслышав громовой голос босса, он лишь больше вжал голову в плечи.

– Почему мы добираемся на машине? Ты что, не мог организовать вертолет? Знаешь ведь, что встреча важная! -заорал Анатолий.

– Знаю, -залепетал секретарь, – но ведь не мы определяли место встречи! Ваш эксперт поселился в отеле на Арбате. Оттуда до ближайшей вертолетной площадки на крыше, как отсюда до места. Смысла нет…

– Хорошо, – немного успокоился Анатолий, – теперь не теряй времени, думай, что предпринять! И чтобы был результат, иначе пойдешь на биржу труда сегодня же!

Горшков отвернулся от засуетившегося над планшетом секретаря и включил режим «пробка». Мягкое сиденье автоматически приняло удобную форму, в наушниках заиграла спокойная музыка. Анатолий закрыл глаза и попытался расслабиться.

Из нирваны его вырвало незнакомое ощущение, будто в сердце кольнула гигантская игла. Анатолий непроизвольно вскрикнул и схватился за грудь. Перед глазами поплыли красные и желтые круги.

– Что с вами? – услышал он, как сквозь вату, голоса. – Анатолий Сергеевич, вам плохо?

– Вызывайте скорую! – попросил Горшков, морщась от боли.

Его голос тоже показался далеким и слабым, он едва слышал себя. Тело стало ватным и потеряло чувствительность, лишь сердце билось со страшной силой, отдавая молотом в ушах.

– Чего замер? Нашатырь доставай! Где твоя аптечка? – кричал водителю охранник.

– Срочно, скорую! Да застрахованы! Платиновая карта! Пишите адрес… Похоже на сердечный приступ, – слышал Горшков взволнованный голос секретаря, разговаривающего по телефону.

«Скорее! Скорее!» – хотелось закричать Анатолию. Но не хватало сил. Липкий ужас захватил его тело в свои лапы. Горшков чувствовал, что может умереть прямо в эту минуту. И никто не в силах ему помочь! Ни миллионы, ни огромная зарплата сопровождающих его сотрудников, не платиновая карта в лучшей клинике неотложной помощи Москвы. Карета может застрять в пробке, потому что в городе бывают столь серьезные заторы, что скорую не смогут пропустить при всем желании. Никто ему не поможет! Паника подкатила к горлу Горшкова. Превозмогая слабость, он выскочил из машины и бросился бежать по дороге, огибая мелкий и крупный транспорт.

– Анатолий Сергеевич, остановитесь! – услышал он позади.

Через секунду охранник схватил его за плечи.

– Коля, отпусти! – повелел Горшков, пытаясь вывернутся из крепких объятий телохранителя.

– Анатолий Сергеевич, вы куда?

– Я в клинику! Здесь есть одна, через два квартала.

– Вам нельзя бежать, сейчас скорая приедет, – убеждал охранник.

– Они не успеют, -задыхаясь от бега, стал объяснять Горшков, – мне надо срочно в клинику, иначе я умру!

– Хорошо, хорошо! – согласился Николай, с удивлением поглядывая на начальника. – Пойдемте! Обопритесь на меня.

– Спасибо, друг! Но нам нужно торопиться!

Горшков, как вихрь влетел в приемный покой ближайшей клиники и потребовал немедленной госпитализации. Он угрожал, просил, сулил любые деньги «за скорость» и, наконец, его уложили на каталку и ввезли в палату для осмотра. Дежурный доктор, увидев Анатолия, впала в ступор, вышла из которого только после слов охранника:

– Да, да! Это Горшков! Рад, что вы узнали! Стало плохо с сердцем, проезжали здесь неподалеку! Окажите вы помощь, наконец! А то прославитесь так, что вам никто не позавидует, если он сейчас умрет из-за вашего непрофессионализма.

– Вера, скорее зови санитаров, включай лифт! Готовьте реанимацию! – закричала врач.

В реанимации ему натянули на лицо кислородную маску, и стали мучить многочисленными обследованиями. Наконец, доктор заявила, что ничего смертельного в организме пациента не обнаружила, кроме тахикардии, и немного повышенного давления. Горшкову сделали инъекцию, от которой по телу разлилось умиротворяющее тепло. Белые стены вокруг будто превратились в жидкость. На миг пред взором больного предстала икона в серебряной ризе. Лик Богородицы взирал с любовью. «Значит, все будет хорошо», – решил Анатолий и провалился в глубины сна без сновидений.

Врачи и медсестры, сбежавшиеся со всей клиники спасать самого Горшкова (а больше поглазеть на знаменитость), наконец покинули палату, и возле Анатолия остался один Николай. Поглядев на мирно спящего босса, Николай вспомнил, что еще не позвонил секретарю. Ведь такого человека, как Горшков никак нельзя держать в обычной городской больнице! Требовалось организовать пере транспортировку в более достойную клинику.




Глава 3. Загадочная болезнь


Полуденный зной, плавил асфальт, и заставлял москвичей перебегать от дерева к дереву в поисках тени. Анатолий равнодушно взирал на них, из окна роскошной двухкомнатной палаты с кондиционером и всеми удобствами. Он заказал обычную подборку утренних газет, но читать лежа было непривычно, да и скучно. Больного настоятельно попросили не пользоваться гаджетами, чтобы поберечь нервы на время лечения. Напуганный произошедшим накануне, Анатолий слушался врачей, поэтому отчаянно скучал. Он размышлял над тем, не потребовать ли снова утиные грудки на обед, когда в палату вошла худощавая маленькая женщина в белом халате с голубым воротничком и манжетами.

– Лидочка! – воскликнул он. – Сестричка! Как давно тебя не видел!

– Жаль, что я узнаю о твоей болезни из газет, – нахмурилась она, подставляя щеки под его поцелуи.

– Не хотелось тебя беспокоить, – стал оправдываться Горшков.

– Ой, Толя! -закатила она глаза. – Меня-то ты не обманешь! Наверное, даже не вспоминал. А ведь я не просто твоя сестра, я врач. Ты это помнишь еще?

– Конечно, помню, ты не обижайся!

Анатолий помнил сестру. Как не помнить единственного оставшегося в живых родного человека. Но он не мог навещать Лиду без душевных мук. В своем доме, среди своих близких, она принадлежала не ему. Первое место в сердце сестры занимал ее муж, солидный врач—нейрохирург. Анатолий понимал, почему Лида вышла за него. Уж больно Алексей напоминал их отца, профессора политологии и юриспруденции Сергея Горшкова. На этом же первом месте в сердце сестры жили ее прекрасные дети, Леша и Наташа. Наблюдая за сестрой в кругу ее семьи, Анатолий испытывал острые и отнюдь не позитивные чувства ревности и зависти. Самому Горшкову, несмотря на большое количество неудачных браков, так и не посчастливилось стать отцом. Из родных у него осталась только Лида, да и та уже давно отдалилась, погрузившись в семейные хлопоты. Поэтому он старался как можно реже навещать сестру, отделываясь посланными с курьером дорогими подарками на праздники.

– Может, ты еще помнишь, что как раз по твоей части – кардиолог? – горячилась Лида.

– Э, ну да! Как я раньше-то не подумал? – смутился Анатолий.

– Может, ты считаешь, что если я работаю в государственной больнице, то не так профессиональна, как эти дамочки в шикарной частной клинике? – все не могла успокоиться сестра. – Мне, между прочим, не раз предлагали и в частных поработать, сама отказывалась!

–Отчего же? – удивился Анатолий.

–Оттого, что меньше возможности развиваться и помогать людям. Здесь меньше уделяют внимание реальным болезням и больше нянчатся с пациентами, пытаясь угодить. Как что-то серьезное, отправляют в Швейцарию или Германию – и взятки гладки. Но, желая понянчится с такими богачами, как ты, подольше, здешние врачи могут запустить болезнь. Поэтому я и пришла. Ты, все— таки, мой единственный брат. Немедленно запроси результаты всех анализов! Какой поставлен диагноз?

– Не знаю, – поморщился он. – Что-то с сердцем.

– Чудесный диагноз! – хмыкнула сестра. – А лечение прописали?

– Каждый день капельницы утром и вечером. И уколы. Они говорят, что я вовремя поступил в клинику и есть шанс, что поправлюсь.

– Так! Значит, диагноза нет, но лечат, еще и «дают надежду» на выздоровление. Любопытно. Вызывай старшую сестру и требуй выдать мне всю историю. Давай, не стесняйся! Здесь ведь любой каприз исполнят.

Действительно, история болезни Горшкова была доставлена в палату через пять минут после его запроса. Лида внимательно прочитала ее, покачала головой и выдала вердикт.

– Поздравляю, милый, диагноз у тебя ВСД. А сердечко твое в полном порядке.

– А что это за болезнь? – поинтересовался Анатолий. – Это серьезно?

– Знаешь, чем ты болен, дорогой мой? – поцеловала его в лоб Лида. – Переутомлением! А лечится это все не витаминами и успокоительными, как тебя здесь закалывают, а сладкими фруктами на далеких островах. Так что выбирайся из больницы поскорей и езжай в отпуск.

– Лидочка, – недоверчиво взглянул на нее Анатолий, – Ты уверена?

– Что ты имеешь в виду? – прищурилась Лида. – Или не знаешь, скольких людей я спасла от смерти? Какой у меня стаж?

– Ладно, не обижайся! Просто со мной такое впервые. Это был такой ужас! Неужели просто усталость?

– Усталость и стресс! – закивала сестра.

– Ну, может быть, ты и права. Тогда, конечно, надо прекращать здесь на койке валяться. Но и отдохнуть я не могу себе позволить. Из-за моей мнимой болезни перенесли серьезную встречу. В ближайшее время необходимо решить одно важное дело. Хорошо хоть, вовсе не отменили сделку. Заинтересованы. Ждут! – похвастался Анатолий.

– Ну, значит, могут подождать еще немного. Отдохнуть тебе необходимо! – не впечатлилась Лида.

– Ладно, посмотрим!

С этими словами Горшков поднялся с постели и подошел к широкому зеркальному шкафу.

– Буду вещи собирать. Подвезешь меня? – заторопился Анатолий.

– Куда, за город? – поморщилась сестра, которую слегка напугала перспектива париться в пробке в такую жару.

– Можно и в центр, если у тебя нет времени. Проветрю свою городскую квартиру. Ты права! Как всегда, ты во всем права, Лидка! – бормотал он, натягивая джинсы. – Только сказала, что здоров, и я моментально ощутил себя здоровым. Прости, что сразу не позвонил. Веду себя как старый ипохондрик.

– Ведешь себя как обыкновенный мужчина, который почувствовал недомогание, – засмеялась Лида, – ты бы видел, как болеет мой Лешка. Не тот, что сын, а тот, что муж. Здоровый лоб, а от насморка лежит и помирает.

– Точно, – улыбнулся Анатолий, ныряя в ворот футболки. – Но жены никогда не жаловались на мою ипохондрию.

– Что, все пять? – ухмыльнулась Лида.

– У меня семь было! – поправил ее Анатолий.

– Прости, не успеваю считать, – пожала плечами Лида. – Когда будет восьмая, не забудь меня на свадьбу позвать, чтобы я хотя бы успела с ней познакомиться.

– Ой, Лидочка! Наверное, хватит жен! Устал от этого безумно. Думаю, семейная жизнь – это не мое!



К облегчению Петра Емельяновича, его «большое дело» не сорвалось из-за внезапной болезни Горшкова, но встречу пришлось отложить. У «эксперта» оказался такой плотный график, что он уже вылетел в другую точку мира, о положении которой не распространялся. Сроки его возращения тоже являлись тайной. Однако посредники уверяли, что все под контролем.

– Ты уж не подведи во второй раз, – сдержанно попросил Ефимов, – дай мне слово, что не покинешь Москву, пока мы не завершим дела!

– Ты что, предлагаешь мне жариться в каменных джунглях? – возмутился Горшков.

– Это ненадолго. В течение месяца все решим, и ты будешь абсолютно свободен. Дальше уж, я возьму на себя хлопоты.

– Ладно, – тяжело вздохнул Анатолий, – но чем же я займусь? Буду по Москве— реке на яхте кататься? Скука здесь! Тусовки ненавижу! Да и все друзья разъехались.

– Анатолий Сергеевич, я тебя не узнаю! Что это ты распричитался? Дело – важнее всего!

– Хорошо! – смирился Горшков. -заведу себе кота. Будем с ним по очереди к холодильнику бегать.

– Как хочешь! Можешь хоть кота заводить, хоть жену, но, чтобы в нужный момент был на месте! Теперь-то я прослежу, чтобы ты не пропал по дороге.

Анатолий занимал апартаменты в одной из самых роскошных новостроек в центре Москвы. К ним прилагался штат прислуги, которая работала тихо и не заметно. Еду Анатолий Сергеевич получал из ресторана, расположенного внизу. Это давало возможность полностью расслабиться и ни с кем не общаться. Даже телохранителя он вызывал только в тех редких случаях, когда покидал здание, ведь оно славилось своей безопасностью.

Горшков со стыдом вспоминал теперь свой припадок. Это же надо! Настолько потерять самообладание только из-за того, что закололо в сердце. Что с ним случилось? Никогда ранее Железный король не выглядел таким жалким. Выставил себя на посмешище. Ужас! Он не позволит больше случиться такому. А для этого необходимо перестать жалеть себя, и научиться контролировать эмоции. Все позади. Теперь он знает, что полностью здоров! Ничего подобного не повторится!

Но уже первый вечер в московской квартире, показал, как глубоко он ошибается. Все только начиналось.

После сытного ужина, и просмотра бизнес сайтов, Анатолий совершил несколько деловых звонков. Убедившись, что вся его корпорация работает, как швейцарские часы, он с удовлетворением уложил свою кудрявую голову на ортопедическую подушку. Анатолий готовился погрузиться в сон, когда снова ощутил дискомфорт в области сердца. На этот раз оно сжалось, будто груша в руках у медсестры, которая недавно брала у Анатолия кровь из пальца. «Спокойно! Спокойно! – стал внушать себе Горшков. – Нет повода для страха. Я только проверился, сердце в порядке. Сейчас расслаблюсь, и все пройдет». Но с каждой минутой Анатолию становилось все хуже. Сердце потеряло ритм и барахталось в груди, как пойманный в силки зверь. Боль и давление в грудной клетке нарастало. «Может, врачи ошиблись и не заметили серьезной проблемы?»– подумал Горшков, вскакивая с постели. Он заметался по комнате, в поисках телефона. Нужно вызвать скорую! «Я умру!»– вспыхнуло в сознании. Но в этот момент перед испуганным взором Горшкова пронеслись события вчерашнего дня. Он уже думал, что умирает, но ничего не случилось! Анатолий постарался приложить усилие, чтобы хоть немного успокоится. Он вспомнил о Лиде, и решил позвонить именно ей. Сестра лучше знает, что предпринять в этом случае.

– Что случилось? – услышал он в трубке сонный голос Лиды.

– Лидка, там, в больнице, что-то напутали! Дело серьезное! – затараторил Анатолий. – Думаю, у меня инфаркт!

– Да? – услышал он в трубке до обидного равнодушный голос сестры. – А по тебе не скажешь.

– Ты что, такой профи, что можешь определить инфаркт по телефону? – съязвил он.

– Скажи мне, что ты сейчас делаешь? – спокойно поинтересовалась она.

– В смысле, что делаю? С тобой разговариваю! – горячился Анатолий.

– Я не о том. Ты сидишь? Лежишь? Стоишь?

В этот момент Горшков обратил внимание на то, что, разговаривая с сестрой, лихорадочно бегает по комнате.

– Кажется, я бегу, – смущенно ответил он, заставив себя остановиться.

– Все понятно, – не удивилась Лида, – У тебя есть валерьянка? Или хотя бы валидол?

– У меня нет никаких лекарств! Может, вызвать скорую?

– Не нужно! – запретила сестра.

– Но Лидка, у меня болит сердце! И сейчас вот горло сдавило. Кажется, я задыхаюсь!

– Хорошо, – с тяжелым вздохом сдалась Лида, – Видимо, поспать сегодня не получится. Жди, выезжаю! Главное, не натвори глупостей! Я тебя уверяю, инфаркт исключен! Веришь мне?

В ответ Анатолий лишь промычал что-то невразумительное.

– Скорую не вызывай! С такими симптомами завезут в институт нервных болезней, а тебе это не нужно! – предупредила сестра.

– Лида, ты думаешь, я псих? – еще больше занервничал Анатолий.

– Нет! Но если журналюги проведают, то с удовольствием сделают из тебя психа. Так что держись, уже выезжаю. Будет хуже – звони только мне!

Лида приехала так быстро, как только могла. Она влила в рот брата столовую ложку корвалола, присела рядом на край на его огромной кровати, и тогда только позволила себе отдышаться.

– Почему же ты меня не послушался? – она сложила губы, точно так, как делала в детстве, когда обижалась, – Повторяю, ты остро нуждаешься в отдыхе!

Анатолий не стал отвечать, лишь благодарно улыбнулся сестре. Странно, но, когда рядом эта маленькая хрупкая женщина, ему ничего не страшно.

Горшков лежал, молча уставившись в потолок. Он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что сердце больше не болит. Гадал, что же все— таки исцелило его: простые дешевые капли или маленькая теплая ручка сестры, покоящаяся в его руке? Но только стал привыкать к блаженному состоянию, как оно покинуло его. Отхлынуло, как волна от берега, и Анатолий ощутил неведомый ранее холод. Пальцы рефлекторно сжались, зубы стали отбивать дикий такт, конечности покрылись испариной. Через мгновение его тело целиком охватил озноб.

Сестра тщательно укрыла больного и попыталась успокоить.

– Это яркое проявление озноба после панической атаки! -заметила Лида. – Я захватила травки. Сейчас согрею чайку. Попьешь, отдохнешь и будешь как новенький!

Лида отправилась в комнату, служившую столовой. Оттуда раздался стук выдвигаемых ящиков. Найти посуду в холостяцкой квартире Горшкова, который ел только в ресторанах, оказалось непросто. Вряд ли он сам знал, есть ли у него чашка.

«Она сказала, «паническая атака»? Значит, я все-таки псих»! – размышлял Анатолий, оставленный в одиночестве. Участь сумасшедшего казалась еще более жуткой, чем перспектива смерти от сердечного приступа. Неужели он сходит с ума? Всю жизнь именно ум был для Анатолия главной составляющей его личности. Удивительно, что он ни разу не задумывался о том, что ум – вещь не безусловная. Ему не приходило в голову, что болезнь может отнять способность соображать. Анатолий даже любил представлять себе все возможные несчастья. Что попадет в аварию и останется без ног и рук или полностью парализованным. Это не пугало его. Горшков был уверен, что справиться с любым жизненным испытанием. «Железный король» еще не такое преодолевал! Ему все по зубам! Конкуренты не раз ломали себе зубы о его железную волю. Но что случится, если разум перестанет подчиняться хозяину? В кого превратится тогда Анатолий Горшков? В слабоумного младенца? В трясущегося старика? А, может, в кровожадного маньяка?

Анатолий ясно представил себе, как подходит к сейфу, набирает код. Его руки ощутили прохладную сталь новенького пистолета. Он достает из коробки патроны, слышит щелчок. Все готово! А что дальше? Вдруг он, в припадке безумия, убьет свою сестру?

– Лида, Лида! – закричал Анатолий в отчаянии.

– Что опять, дорогой?

Сестра появилась в дверях спальни, аккуратно придерживая большой поднос с чайными принадлежностями.

– Мне страшно! – признался Анатолий, – Наверное, нужно плюнуть на общественное мнение и лечь в клинику неврозов.

–Толечка, – заговорила она таким тоном, каким общаются взрослые с детьми, когда те не понимают простых вещей. – Конечно, ты можешь это сделать! Но я имела сомнительное удовольствие наблюдать, как лечат у нас подобные состояния. Тебя накачают транквилизаторами, посадят на антидепрессанты. Все это может вызвать необратимые изменения в психике.

– Но там я хоть буду безопасен для окружающих!

– Толя, – в голосе Лиды появилась тревога, – Я не понимаю, что с тобой произошло! Такое состояние не может быть от легкого переутомления. Признавайся! Ты испытал сильный стресс?

– Лида, я клянусь тебе – ничего подобного!

– Но ты сам на себя не похож! Как будто подменили! Знаешь, хоть я и врач, но видела много необъяснимых вещей, поэтому не могу строго придерживаться науки. Послушай, может тебя сглазили? Или там порчу навели?

Лида густо покраснела. Понимала, как не к лицу врачу суеверия. Но, к ее удивлению, брат с энтузиазмом подхватил эту идею.

– Точно! – воскликнул он. – Как я раньше не догадался! Это конкуренты! Они пронюхали, что я скоро буду на коне, и хотят уничтожить меня. Это же так просто!

– Ну, если ты допускаешь такое, то клиника неврозов все равно не поможет. Нужны какие-то магические меры!

В глазах сестры Анатолий заметил огонек любопытства. Он вспомнил, как в детстве, в деревне, они вместе подглядывали за гадающими девушками. Будто наяву перед его глазами возник темный чулан. Анатолий услышал треск свечей, сдержанный смех гадающих, почуял теплое дыхание маленькой Лиды на своей щеке. Брат с сестрой боялись пошевелиться и выдать свое присутствие. Иначе бы досталось на орехи, и от девушек, и от бабушки, если бы она узнала. Он, ясно, с тонкой болью в сердце вспомнил свой детский страх перед неизвестным и лихорадочно счастливый блеск любопытства в глазах сестры. Как давно это было, но так свежо в памяти. Тогда они с Лидой были лучшими друзьями! Никто не понимал их так, как они понимали друг друга. А теперь он одинок! У Лиды муж и двое детей. Как она всегда мечтала: мальчик и девочка. Она любит их больше всех на свете. А с ним лишь тратит, зря свое драгоценное время. Анатолий понимал, что надо поступить благородно и отпустить сестру к семье, но сделать это не хватало сил. Внутренне проклиная себя за эгоизм, он все же решил сыграть на интересе сестры к потустороннему, чтобы подольше удержать ее рядом с собой.

– Надо найти бабку! – предложил он. – Я знаю одну такую. Живет на Рублевке, и все местные к ней бегают. Женщины присушивать, отсушивать, а мужчины больше по бизнесу.

– Вот и поедем завтра! – согласилась Лида. – Может, это она и навела на тебя порчу.



«Бабка» оказалась женщиной лет пятидесяти, которая никак не желала примириться с этим фактом. Над ее лицом нещадно поработал пластический хирург, что, впрочем, не спасло ситуацию. Отсутствие морщин на туго натянутой коже лица не придали ему молодой свежести. Ее пышные бедра обтягивали серебристые лосины. Из туники, украшенной огромным вырезом, буквально выпрыгивали поддельные прелести. Бабка, которая славилась на всю Москву своим деликатным отношением к клиентам, ввергла Горшкова в шок, как только он переступил ее порог.

– Убирайся немедленно! – злобно зашипела она.

– Что вы сказали? – переспросил Горшков, не веря своим ушам.

– Ладно, придется объяснить! – едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться длинными когтями в лицо гостю, заговорила «бабка». – Я колдунья опытная, но такие, как ты, меня еще не навещали. Одно присутствие твое жжет. И я требую, чтобы ты немедленно покинул мой дом, иначе вызову охрану!

– Все, ухожу! – стал пятиться к двери пораженный нелюбезной встречей Горшков. – Но я ничего не понимаю! Что значит «жжет»? На мне что такая сильная порча? Может, мне к более сильной колдунье обратиться?

– Сильней меня во всей округе нет! – обиделась «бабка». – А на тебе нет порчи! На тебе какая-то сильная защита, видимо родовая. Никто и не посмеет «портить» тебя.

– Ну, как же моя болезнь? Откуда? – не отставал Анатолий.

– Уходи! – крикнула женщина, морщась от боли. – Кто—то мучит меня, вынуждая говорить то, чего я не желаю!

– Что с вами? – спросил Горшков, с ужасом заметив, как лицо гадалки покраснело и сразу за тем приобрело синеватый оттенок. – Вам помочь? Я позову сестру, она врач. В машине сидит!

Вместо ответа «бабка» повалилась на пол и стала корчиться в судорогах.

– Твоя болезнь от Бога, вот к нему и иди! – истошно вопила она. – Иди в Оптину, там тебя ждут!

В ужасе Горшков выбежал из дома гадалки, и кинулся к припаркованной рядом машине сестры.

– Лида, сходи, посмотри! Кажется, у женщины приступ!

Не задавая лишних вопросов, Лидия направилась к дому, но дверь, через которую вышел только что брат, оказалась заперта на замок. Сестра нажала кнопку связи.

– Убирайтесь, а то собак на вас спущу! – послышался из переговорного устройства визгливый голос.

– Кажется, «бабка» в порядке! – сделала вывод Лида. – А что там произошло?

– Расскажу по дороге, – ответил Анатолий, запрыгивая в машину. – Мне хочется поскорей оказаться подальше от этой странной дамы.




Глава 4. Побег в монастырь


– Я бы умерла там от страха, – сказала Лида, выслушав рассказ Анатолия о поведении «бабки». Но, думаю, у нее было видение насчет тебя.

– И что из этого? – пожал плечами Горшков. – Я так и не понял, что мне делать.

– В Оптину ехать, конечно! – возразила Лида. – Хоть знаешь, что это?

– Ну, разумеется! Я ведь не только шахты и рудники вижу в этом мире! Оптина – это монастырь! Только он где-то далеко, кажется. На юге?

– Под Калугой! – подсказала Лидия.

– Не далеко. Но сейчас все равно не могу поехать! Мне нельзя отлучаться из Москвы.

– Но Толик…

– Это очень серьезно Лида, – отрезал он.

Но с каждым днем, проведенным в ожидании «встречи века», решительность Анатолия таяла. Припадки случались все чаще, и приобретали все новые формы. Особенно пугала раздвоенность сознания, которая могла настичь внезапно, в любом месте. Тогда все вокруг теряло краски, движения будто замедлялись. В эти страшные минуты Анатолий не мог понять существует ли он в мире, или его сознание – лишь иллюзия, а его тело лишь воспоминание. В такие моменты, он старался усилием воли направить тело в сторону кровати, но оно не всегда повиновалось. Иногда отказывалось шевелиться, а иногда действовало вне сознания, выполняя бессмысленные движения. Горшков пытался внушить себе, что все это можно пережить и перетерпеть, или запить валерьянкой, а то и чем покрепче. Но с каждым днем, он все яснее понимал, что теряет контроль, и состояние лишь ухудшается. Прятать голову в песок просто опасно. Необходимо принять меры. Но какие? Поверить в мистическую причину болезни и отправиться в Оптину, или все-таки сдаться, объявить себя психом, и лечь в клинику неврозов? Лида уговаривала попробовать съездить в Оптину, мол, в клинику он всегда успеет загреметь, а вот выбраться оттуда прежним едва ли сможет. Горшков решил послушать сестру. Он чувствовал потребность довериться кому-ни будь, а доверять мог только Лиде. Кроме того, Анатолию снова стала сниться ОНА.

Еще мальчишкой он ждал Ее появления в своих снах. Ждал с таким нетерпением, как юноша первого свидания с любимой. После этих снов сердце мальчика наполнялось покоем и счастьем. Он не знал еще, что именно видит. Но позже понял, что ему является икона Божьей Матери в старинной серебряной ризе. Взгляд Богородицы был одновременно нежным и строгим. Анатолий с восторгом ждал встречи с Ней, но по мере его взросления эти встречи становились все реже, пока совсем не прекратились. И вдруг, год назад, Она снова приснилась ему. Но в этот раз взор Ее пылал гневом. Проснувшись, Горшков вместо былых покоя и счастья, ощутил тревогу и уныние. Она стала сниться все чаще, и чем чаще снилась, тем тяжелее становилось на душе. И эта болезнь… Анатолию казалось, что она напрямую связана с его снами. Но как? И отчего гневается Она?

Все детали головоломки, как пазлы сошлись в его сознании в том момент, когда Анатолий вздумал заглянуть на сайт Оптиной пустыни. Немного полистав странички, он вошел в раздел «Чудотворные иконы» и замер от неожиданности. Среди прочих, почитаемых в Оптине старинных образов, он увидел ЕЕ. Теперь Анатолий не мог не принять очевидности. Ясно понял, о чем кричала «бабка» и Кто именно ждет его в Оптинском монастыре. А если ждет ОНА, то он больше не станет задерживаться ни минуты.

Горшков мастерски устроил свой «побег». Он предупредил секретаря, что хочет побыть в своей квартире в полной тишине и покое. Звонить ему дозволялось только в самых крайних случаях. Анатолий закрыл экраны на окнах так, что невозможно было разобрать, что происходит в квартире. В ресторане он заказал несколько ящиков пива и забил холодильник закуской на неделю, чтобы его отсутствие не вызывало вопросов. На ручку двери повесил табличку «не беспокоить». Затем, дождавшись рассвета, он тайком спустился в подземный паркинг, где ждала сестра. Для полной маскировки он прилег на заднее сиденье, накрывшись пледом с головой. Только очутившись за пределами МКАДа, Горшков смог вздохнуть с облегчением. Побег удался!

– Эх, Лидка! – воскликнул он, разглядывая взъерошенный затылок сестры.

– Что, Толя? – рассеянно отозвалась она, вглядываясь в указатели на незнакомой дороге.

– Правда, здорово? – спросил он, с наслаждением разваливаясь на широком заднем сиденье нисана.

– Что именно? – поинтересовалась Лида.

– Мы с тобой убежали, как в детстве от бабушки!

– А, – вспомнила она. – Тебе хорошо, ты малый был. А мне досталось за то, что угнала копейку Иваныча.

Горшковы рассмеялись задорно, как дети. Они стали наперебой вспоминать свои проказы и беззаботную жизнь в деревне у бабушки.

– Пропал бы я без тебя, Лидка! – признался Анатолий.

– Ну, да! Если бы тогда я рассказала правду бабушке…

– Я не о том, – перебил ее брат. – Хорошо, что ты есть в моей жизни!

– Врешь! – не стала церемониться Лида. – Ты со своим бизнесом забыл о моем существовании. Годами к нам не появлялся.

– И ничего-то ты не понимаешь! – вздохнул Анатолий. – Не понимаешь, как среди суеты и занятости важно знать, что где-то есть человек, которому не нужен Железный король, а нужен Толя Горшков. Мне хотелось думать, что ты и есть тот человек, и это поддерживало меня в трудные минуты. А сейчас я счастлив оттого, что не ошибся.

– Ну, вот! -заговорила сестра своим «докторским» тоном. – С таким хорошим настроем ты скоро пойдешь на поправку! И в Оптиной поживешь! Я слышала, что чудное это место. Там такие старцы!

– Какие?

– Ну, такие… чудеса творят!

– Я больше надеюсь на икону, – признался Анатолий.

– Какую икону? -заинтересовалась Лида.

– Она сниться мне всю жизнь! Я не рассказывал тебе, потому что думал, что ерунда все это, а оказалось, что нет. Эта икона существует, и она, если верить сайту, сейчас в Оптиной.

– Ух, ты! Интересно как! Чудотворная икона?

– Еще какая чудотворная!



К монастырским воротам Горшковы подъехали вовремя: только окончилась ранняя литургия и настоятель обители отец Александр был готов их принять незамедлительно. Входя в небольшую архиерейскую приемную, Горшков ощутил необычное для себя волнение. Боясь выглядеть нелепо, он пустил в ход обычные «барские замашки» богатого человека.

– Здравствуйте! – вальяжно подошел он, протягивая руку для рукопожатия. – Вы уж меня простите, батюшка! Не знаю, как у вас положено здороваться. По монастырям ходить не привык. Но уверен, мы с вами быстро подружимся.

– Вы к нам прибыли с целью подружиться со мной? – широко улыбнулся настоятель. – Очень приятно, конечно! Но, знаете, дел столько, что «дружить» мне просто некогда.

–тогда я бы мог помочь вам в ваших делах, – сразу нашелся Горшков.

– Вот это славная идея! – обрадовался отец Александр. – Вы молодой мужчина. Нам как раз нужны сильные руки – самый сенокос!

– Э, простите, – смутился Горшков, – простите, что не представился. Я Горшков Анатолий Сергеевич. Знаете, такого?

– Конечно, знаю! Я вас сразу узнал! Газеты иногда приходится читать, – шире прежнего улыбнулся настоятель.

– Ну, тогда вы понимаете, что от меня вам будет гораздо больше пользы, чем пара рук? – подмигнул Анатолий.

– Вашей пары рук нам как раз и недостает, – спокойно повторил отец Александр. – А больше ничего не нужно!

От этих слов Горшков совсем растерялся. Кажется, странного монаха не впечатлила личность посетителя и его капитал. Как же тогда найти к нему подход?

– Вам что, не нужны деньги? – переспросил Анатолий.

– На данный момент, не нужны! – деловито стал объяснять настоятель. – Мы как раз завершили строительство, хозяйство налажено, работаем.

– Но ведь лишними деньги не бывают! – не унимался Горшков.

– Бывают! Даже становятся помехой. Иногда, прямо камнем на шее висят. Ведь все надо применить во Славу Божию, а забот и без того хватает.

– Ну, вы же сами сказали, что нужны люди! Я дам денег, а вы наймете хоть тысячу человек.

– Нет, спасибо! От толпы чужих людей вся тишина разорится. А у нас тут не колхоз, а монастырь. Да, и людей достаточно. Но больше паломницы. Есть пару мужичков, но те пожилые. Вот только вас и не хватало. Потрудитесь? И жену вашу в монастырскую гостиницу пристроим. Она у вас худенькая, на покос нельзя, пойдет в трапезную помогать.

– Это сестра моя родная, – поспешил ответить Анатолий, поглядывая в сторону перепуганной Лиды. – Не может она здесь задержаться, семья ждет и работа. Да и мне некогда.

– Правда? Жаль! – пожал плечами настоятель. – Так за чем пожаловали? Чем я могу быть полезен вам?

– Понимаете, – покраснел Горшков, – я приехал к вам за исцелением.

– За исцелением? Ко мне? – удивился отец Александр.

Под его насмешливым взглядом Горшков покраснел. Вся эта история с монастырем уже начинала казаться ему смешной и нелепой.

– Может, у вас старцы есть? – пришла на выручку брату Лида. – Раньше к ним все за исцелением шли.

– Старцы? – почесал бороду настоятель. – Да, есть старцы! Они и теперь исцеляют. Только это не ко мне надо было идти, а сразу в храм. Зайдете сейчас в ворота, спросите, где здесь старцы Оптинские. Вам любой покажет. А я пойду, дела, знаете ли. Вы ко мне не за исцелением приходите, а потрудничать. Когда будет у вас время, приезжайте, устрою вас. Пора сейчас горячая. А пока прощайте!

– Подождите, пожалуйста! У меня еще один вопрос.

Горшков быстро достал из кармана планшет, и вывел на экран ту самую икону.

– Эта икона в каком храме находится?

Отец Александр посмотрел на фото, прищурился, будто пытаясь вспомнить, и решительно покачал головой.

– Нет ее в монастыре.

– Но у вас на сайте выложена!

– Да, эта икона принадлежит Оптиной, но в данный момент находится вне монастыря.

– А где же она? – расстроился Горшков.

– Пока не могу сказать точно. На сайт она случайно попала, так как была пожалована частным лицом, однако до монастыря еще не добралась. Надо будет пока сказать, чтобы удалили. Прощайте! Бог вам в помощь!

Видимо, настоятелю и так было жаль потерянного времени, поэтому он спешно ретировался, оставив гостей посреди комнаты.

– Наверное, я ошибся с этой Оптиной, – тяжело вздохнул Горшков.

– Не думаю, – ответила Лида, – ведь бабка сказала…

– Да, врут все эти бабки! Я не из-за нее поехал, а из-за иконы. А выходит, нет ее.

– Эх, Толька! Тебе ли вешать голову?

Лида встала на цыпочки, чтобы взлохматить буйную шевелюру брата. Ты со своими деньгами ее из-под земли достанешь! Найдешь! Ведь главное, что она существует!

– И то верно! – улыбнулся Горшков. – Что-то с этой болезнью, я совсем плохо соображать стал! Что теперь? Домой едем?

– Зачем домой? А старцы? Идем старцев искать! Может, они тебя вылечат?

– Ну, пойдем! Не зря же ехали.

Взявшись за руки, брат и сестра спустились по ступеням, и вышли из домика, где их принимал настоятель. Молодой человек в черной рясе подсказал, как пройти на площадь, где расположены основные храмы. Для этого нужно было снова вернуться на парковку, где они оставили автомобиль, и пройти в боковые ворота. Этот путь они преодолели с легкостью, но оказавшись на площади, растерялись. Их оглушил шум и многолюдство. Взад-вперед сновали похожие друг на друга как сестры женщины в длинных юбках и в широких блузах. По проторенному экскурсоводами маршруту передвигались стайки туристов в джинсах. Громко жаловались на горькую судьбу нищие. Лида и Анатолий, поспешили укрыться в ближайшей церкви. К их облегчению, в храме оказалось тихо и пустынно.

– Ну, и что дальше? – спросил Горшков, понизив голос.

«– Нужно спросить про старцев», – шепотом ответила Лида, – Идем к женщине, которая продает свечи. Такие, как она, все знают.

Лида подошла к свечнице, за ней неуверенным шагом следовал Анатолий.

– Здравствуйте!

Лида несмело улыбнулась женщине в темно—сером платье до пят и услышала в ответ.

– Здравствуйте, сестра!

– Могу я у вас спросить, – продолжала Лида, – мы впервые приехали с братом в Оптину. Он не здоров. Мы слышали, что есть в Оптиной старцы, которые исцеляют. Где нам их найти?

– Это смотря кто вам нужен, – доброжелательно ответила женщина, продолжая расставлять в стеклянной витрине разнообразные иконки. – Сейчас вы стоите в соборе в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Это главный собор в монастыре. В нём находятся мощи преподобных Амвросия и Нектария. Пройдите и приложитесь. Остальные старцы покоятся в других храмах. Походите, не поленитесь, все вместе они помогут вам. Найдете самый большой храм – это Казанский. Там мощи преподобных старцев Моисея, Антония и Исаакия I. Во Владимирском храме мощи Льва, Макария, Иллариона, Анатолия, Иосифа, Варсонофия и Анатолия. Сходите везде! Господь да поможет вам! Масличко наберите, водички. Идите, милые! А если заблудитесь, вам каждый подскажет. Да не забудьте сходить к могилкам наших новомученников. Знаете, о таких?

– Извините, вы не поняли, – застенчиво возразила Лида. – Вы о мощах говорите. То есть о старцах, что уже умерли. А я спрашиваю о тех, кто жив. Нам бы к живому старцу сходить за исцелением.

– К живому? – удивилась женщина. – Нет уже таких старцев в Оптиной. Это до революции их целый цветник был, один за другим являлись миру. Но беда та все оборвала. Нет давно тех старцев.

– Как же так? – расстроилась Лида. – А мне так много рассказывали на работе о старцах!

– Видимо вы неправильно поняли тех людей. Но это ничего. Ведь живы наши старцы! Они живы у Бога. И помогают всем, как живые. Сходите к ним!

– Понятно, – повесила голову Лида. Вы правы, я что-то напутала. Ну, значит, простите, мы пойдем.

– Вы не расстраивайтесь! – уговаривала свечница. – Возьмите книжечку про батюшек. Прочитаете, и поймете, что они все живы и рады вам будут. Почитайте, не поленитесь.

– Хорошо, – сухо ответила Лида и потянула брата за рукав из храма.

– Прости меня, Толечка! – виновато прятала он глаза. – Все напутала, зря только дернула тебя из Москвы. Поехали уж, назад отвезу.

– Ничего, Лидка! – вздохнул Анатолий. – Это было, по крайней мере, нескучное приключение.

– Детки, детки, стойте! – услышали они надтреснутый старушечий голос прямо у себя за спиной.

Обернувшись, Горшковы обнаружили позади себя беленькую старушку в теплой, несмотря на жару, кофте и ситцевом платке.

– Я слышала, что вы старцев ищете? – беззубо улыбнулась старушка.

– Искали, – недоверчиво глянула на нее Лида. – Но нам в храме объяснили, что старцев здесь нет. Соврали что ли?

– Нет, что вы говорите! – захлебнулась от возмущения старушка. – Валентина Петровна не врет никогда! Она почти святая, как можно! Замечательный человек!

– Ну, значит, она нам все и рассказала. Не трудитесь! – нетерпеливо дернула плечом Лида, желая поскорей избавиться от назойливой собеседницы.

– Старцев нет, но есть старица! – с важностью заговорила бабушка. – Настоящая святая—юродивая! Ее батюшка настоятель пригласил пожить. Еле уговорил! Знает, что пока здесь такой человек, то процветать обитель будет. Сманил у Шамординских сестер. Те, до сих пор локти кусают, что не к ним Ася пошла. А сама Ася живет в избушке, в лесу за скитом, повелела выстроить себе и место указала. Сказала, что давным-давно, еще при игумене Авраамии, жил там старец отец Матфей. Ася успокоила сестер, что не навсегда в Оптиной, а только «по делу». Ждет, дескать, особого посетителя. А как придет он к ней, так «замкнется круг времени», и тогда она освободится от обязанности на нее возложенной. Тогда пойдет умирать в Шамордино, и там свои мощики оставит, сестрам в утешение.

Рассказ старушки сильно заинтересовал Лиду. Она подошла поближе, потянув за собою брата.

– Что, настоящая живая старица? – спросила сестра. – Как Пелагея Ивановна из Дивеева? Но почему я ничего не слышала о ней?

– Особая эта старица! – отвечала бабушка. – Простым паломникам, и тем более туристам, она неведома. Не всем велит о себе говорить. А вот меня, грешную она полюбила. Говорит, за страдания мои. Но что я о себе да о себе? Ася-то еще вчера после вечерни позвала меня и велела утром ступать в Введенский храм, а после службы не уходить. Ждать высокого и кудрявого мужчину. Как увидишь его, гони ко мне хоть батогами, говорит! И еще сказала, что если не поверит и уедет, то будет всю жизнь как заяц тени своей бояться.

При этих словах Горшковы переглянулись.

– А ведь, кажется, старица знает, что-то о моей болезни, -заметил Анатолий. Давай, что ли сходим к ней?

– Конечно, сходим! – обрадовалась Лида. – Бабушка, проведите нас к ней, пожалуйста!

– Ой, милые, не могу! – заохала старушка. – Ноги совсем опухли. Всю службу простояла. Да еще и вас столько ждала! Ноги мои поднять бы сейчас повыше! Пойду в гостиницу. А вы ступайте через лесок в Предтеченский скит. Обойдете его и ступайте мимо источника дальше в лес. Увидите, тропочка протоптана. Наткнетесь и на избушку, Господь сподобит.



– Все, привал! – заявила Лида, усаживаясь на первый попавшийся трухлявый пень. – Придется признать, братец, что мы с тобой совершенно заблукали! Передохнем и назад пойдем, если дорогу найдем, конечно.

– Чего боишься, заяц? Здесь так красиво и тихо! – хорохорился Анатолий. – Была бы палатка, остался бы денька на три!

Он скинул с плеча большую кожаную сумку, и уселся у ног сестры.

Он только закрыл глаза, чтобы пару минут вздремнуть, как до слуха его донесся странный шум.

– Медведь! – вскрикнула Лида.

– Где? – всполошился Анатолий.

– Там в кустах! – дрожащим голосом ответила сестра.

– Спокойно, – поднялся Анатолий, – сейчас мы разберемся. Но пока я никого не вижу.

– Там что—то идет на нас из чащи! -зашептала сестра, стараясь не шевелиться, чтобы не привлечь зверя резким движением.

– Здесь вряд ли медведи водятся, – ответил Анатолий, на всякий случай тоже понизив голос.

– А кто это может быть? – спросила Лидия, прячась у него за спиной.

– Может быть, лось?

– А что, здесь водятся лоси?

– Да откуда ж мне знать, кто где водится, я же не зоолог! – сердито ответил Анатолий.

Шум все приближался, и Горшковы замерли, боясь пошевелиться.

– Тихо, – сказал Анатолий, закрывая собой сестру. – Но ты не дрожи там! Если это зверь, то он мимо пройдет. Они сами нас боятся.

– Крупный! – в ужасе попятилась Лида, не открывая глаз от куста, ветки которого стали раздвигаться высоко над ее головой.

Через минуту загадочное существо покинуло свое укрытие и вышло на заросшую травой поляну, где притаились путники. Лида и Анатолий, при виде его испугались еще больше. Перед ними стоял человек, закутанный по брови в цветные лохмотья. Лишь длинные седые космы и тонкие лодыжки, указывали на то, что перед ними женщина.

– Ой, баба Яга! – прошептала на ухо Анатолию Лида.

– Кикимора, – тихо ответил он.

– Ну, где вы ходите, не весь день же вас ждать! —заворчала «кикимора», обращаясь к ним. – Чай уже два раза остыл!




Глава 5. Ася


– Пейте, детки. Это не обычный чай. Рецепт еще от старца Матфея сохранился. Этот чай силу и здоровье дает! А то вон, хлипкие какие, не на какую работу не годные! Вам, поди, картошку задай чистить – и то не сдужаете! Ничего, чай отца Матфея вас поднимет!



Баба Ася, как представилась лесная кикимора гостям, отличалась удивительно экзотической внешностью. Высокая старуха в рваном сарафане, сшитом из мешковины, криво сидящем на серой льняной рубахе, с серой тряпкой, намотанной на голову на манер тюрбана, выглядела точь-в-точь как персонаж из русских сказок. Впечатление дополняли самые настоящие берестяные лапти, надетые поверх шерстяных носок с трогательным логотипом «спорт».

Ася решительно повела за собой Горшковых в наскоро сбитую из бревен избушку и стала потчевать чаем из самовара и лесной малиной. Испив волшебного напитка, Анатолий сразу ощутил бодрость. Цепи страха, сковывающие его в последние дни, рассыпались. Он понял, что Лида была тысячу раз права, что приволокла его в это место. Сестра тоже была в полном восторге: и от приключения, и лично от Аси. Лидия раскраснелась, потеряла свой деловой «докторский» лоск и стала напоминать ему ту девчонку, с которой он в детстве играл в сало и резиночки.

– Спасибо, что излечили меня! – искренне поблагодарил старушку Анатолий. – Скажите, чем я могу быть полезен вам?

– Будешь полезен, милый, -закивала бабушка, убирая с пенька, который заменял ей стол, алюминиевые кружки. – Но не мне, а всей России! Главное исполни то, чего ждут от тебя Господь и Царица Небесная! Но благодаришь ты меня рано. Болезнь твоя будет только усиливаться. Или, как бы Лидия сказала, прогрессировать.

– Но как же так? – расстроился Горшков. – Выходит, вы не можете меня излечить?

– Отчего же не могу? Могу! Не я, конечно, – Господь может! Только это не так просто. Труд нужен здесь! И потрудиться мы должны вместе.

– Какой это труд? – не понял Анатолий.

– Обыкновенный! – пояснила Ася. – Физический! Потрудиться надо во славу Божью! Вместе потрудимся, и будет результат. Ты, милый, всю жизнь трудился. А сейчас что же на печь собрался? Если так, то и лежи на печи. Больница тебя уж заждалась.

– Нет, бабушка Ася! – вмешалась Лидия. – Он на все согласен! Будет трудиться и сделает, что скажете. Правда, Толя?

– Видимо, у меня нет выбора? – с тоской поглядел на сестру Горшков.

– Вот и хорошо, – закивала Ася, – потрудимся! Только сначала у настоятеля благословись. Оставить у себя в избе я тебя не могу, свободной келейки нет. Придется тебе в скиту жить. А там бесплатно тебя не оставят.

– У меня деньги есть!

– Забудь, милый про свои деньги! Сейчас они нам только мешают. Смириться тебе надо! Это же я запретила настоятелю с тебя деньги брать. Так и сказала: «Александрушка, придет к тебе миллионщик, но ты у него денег не бери, а в обители уговори потрудиться».

– Действительно, он меня уговаривал, – вспомнил Анатолий, -только ведь на это времени нет.

– Знала, что не уговорит, поэтому послала Клавдию вас сторожить! А времени, милый у тебя предостаточно, поверь!

– Как же предостаточно? – не согласился Горшков. – У меня огромный бизнес, надо быть постоянно начеку.

– Сейчас пора отпусков. Все бизнесмены отдыхают, и ты можешь прерваться.

– Да, это так! – в изумлении уставился на старушку Горшков. – Откуда вы знаете? А известно ли вам, что на днях состоится важная встреча? И мне необходимо быть готовым к ней?

– Как же не знать, знаю, – недовольно поморщилась Ася, – Но та проклятущая встреча от тебя никуда не денется. Свободна твоя волюшка. Трубка телефонная всегда с тобою. Как позовут, так и побежишь на свою встречу, если захочется. Нешто кто не пускает?

– Хорошо, я согласен, – обреченно вздохнул Анатолий. – Сколько мне нужно тут жить и что делать?

– Жить-то в скиту будешь 40 дней, – стала рассказывать Ася. – Распорядок там строгой, забаловать не дадут. Утром служба, днем послушание, вечером служба. После нее будешь ходить ко мне лечиться.

– А как вы лечите? Травами? – заинтересовалась Лида.

– Я, милая вообще не лечу! – ответила Ася. – Я уму— разуму учу! Бывает, кто-то исцеляется, а как оно – не знаю я. Каждому Господь по вере дает.

– Но вы сказали, что будете лечить брата! – напомнила Лида.

– С братом твоим особый случай. Вы все поймете, придет время. А поступим мы так: ты, Лидия, езжай-ка домой! Но прежде, привези мне из Козельска ниток на свитер, так чтобы хватило. Я буду ему свитер вязать, а он будет мне книжки читать. Скоро брат и исцелится. Согласны, детки?

– Согласны! – в один голос ответили Горшковы.

Анатолий расстался с Лидой на парковке. Он поручил ей съездить в Козельск: достать заказанных старицей ниток и заодно купить ему дорожный несессер со всем необходимым и кое-какую одежду. Он не представлял себе жизни без нескольких пар свежих футболок в день. Подозревал, что в Козельске не достать одежды высокого качества, но не желал слишком обременять сестру поездками. Что поделать? Придется вести аскетический образ жизни!

Когда яркий нисан Лиды, исчез из поля видимости, Горшков тяжело вздохнул и снова отправился к настоятелю. Но в этот раз найти его было не так просто. Отец Александр работал в поле. Молодой послушник пообещал Анатолию проводить его туда. Он предложил гостю старый ржавый велосипед, а сам уселся на другой, еще более потрепанный. Анатолий старательно крутил педали, следуя за удивительным спутником в рясе. Его преследовало ощущение нереальности происходящего. Чем же завершится эта авантюра? Он здесь один, без охраны и привычного окружения, среди незнакомых странных людей. Не опасно ли это? Однако Анатолий поспешил отбросить тревожные мысли. Что без толку переживать? Надо решать проблемы по мере их поступления.

Велосипедисты быстро миновали монастырские ворота. Некоторое время дорога петляла между маленькими аккуратными домиками свежей постройки. И, наконец, свернула в поле. Пенье птиц, тишина, запахи – все это сладко вскружило голову Горшкову.

– Красота! – крикнул он вслед своему спутнику.

– Благодать, – спокойно ответил тот. – Еще метров сто – и луг. Там и должен трудиться отец настоятель.

Среди залитого солнцем луга выросли зеленые снопы. Рядом с ними суетились богомолки, девушки и женщины в ярких юбках, платьях и светлых платках. Они сносили благоухающую цветами траву в кучи, связывали снопы шпагатом. Послушник «спешился» и бросил велосипед посреди поля, его примеру последовал Анатолий. Обогнув огромный сноп, заметил два черных силуэта. Казалось, они совершают замысловатый обряд, вроде японского ритуального танца с кинжалами.

– Вот и отец Александр, – махнул послушник в сторону темных фигур. – Обождите, когда остановятся. Сейчас нельзя отвлекать, дыхание собьете.

Горшков стоял, наблюдая за гармоничными движениями косарей, и ощущал необычайный подъем. Ему хотелось сорваться и побежать по полю наперегонки с ветром. В детстве с сестрой они славно побегали по полям, ощущая свободу каждой клеточкой тела и мечтая улететь за ветром. Взлететь легко, как воздушный змей, и затеряться далеко в облаках.

– Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, чем снова могу служить? – вывел его из задумчивости голос настоятеля.

Горшков взглянул на отца Александра, и позавидовал его разгоряченному лицу и счастливому блеску в глазах. Хотел бы и Анатолий получать столько удовольствия от своего труда.

– Я подумал о Вашем предложении остаться в монастыре в качестве трудника и решил согласиться.

– Вот как? Решили мне помочь! Благодарю Вас! Можете прямо сейчас и начинать, а потом я Вас поселю. Умеете косить?

– Никогда не пробовал.

– Давайте-ка, я Вас научу.

Настоятель взял в руки косу, любовно погладил лезвие и стал объяснять.

– Нынче косой не многие косят, есть комбайны. Но у нас луг небольшой, комбайн только половину возьмет, а львиную долю пропустит. Коса же берет все сено и работает чисто. Вот, возьмите ее в руки!

Анатолий неуверенно принял косу из рук отца Александра. Он взял инструмент за рукоять и с опаской глянул на гигантское лезвие, что сверкнуло на солнце ослепительной вспышкой.

– Слушайте и запоминайте, – продолжил отец Александр. – Спрашивайте, если что не поймете. Коса должна быть острой, лезвие не должно быть влажным. Перед началом кошения наточите косу при помощи специального бруска. У меня всегда с собой имеется. Возьмите ее правой рукой за пятку, а левой за косовище. Острый конец лезвия воткните позади себя наклонно в почву на глубину примерно пять сантиметров. Вытрите полотно пучком свежескошенной травы. Только, ради Господа, старайтесь не пораниться. Затем правой рукой выньте брусок и проведите им по лезвию с одной и с другой стороны, придерживая косу левой рукой за середину обушка. Наточив верхнюю половину лезвия, переходите к нижней.

Урок свой настоятель сопровождал практической демонстрацией, за которой Горшков наблюдал, с необычайным для самого себя интересом. Наточив косу, отец Александр снова вручил ее Анатолию.

– Возьмите косу в руки. Слегка наклоните туловище вперед. Поставьте правую ногу впереди, а левую – сзади. Тело поверните влево. Такое положение облегчает процесс кошения.

Горшков выполнил все инструкции и теперь стоял в неестественной напряженной позе посреди луга. Вокруг стали собираться любопытные. Было слегка не по себе, не хотелось выглядеть дурачком.

– Движения рук при косьбе должны быть круговыми справа налево, – невозмутимо продолжал батюшка. – Взмах косы при этом не должен быть широким. Первый взмах – слева направо. Занесите косу довольно медленно и плавно. Второй – справа налево, при подрезании травы, быстрый и отрывистый. Стоите правильно! Теперь повторяйте за мной!

Отец Александр взял другую косу, быстро заточил ее бруском и встал в позу рядом с покрасневшим от усилий Горшковым.

– Анатолий Сергеевич, не нужно так напрягаться! – посоветовал настоятель. – Вы глубоко вздохните, расслабьте грудь, улыбнитесь. Теперь пошли!

Первый взмах Анатолия вызвал сдержанное хихиканье богомолок. Коса его, вместо того, чтобы срезать ровную зеленую полосу, как у настоятеля, воткнулась в землю.

– Цыц там, в тылу! – скомандовал отец Александр. – Хватит прохлаждаться, за работу!

Женщины вмиг разбежались в разные стороны, и каждая вновь стала суетиться у своего стога.

– Это сложно, я не смогу! – заныл Анатолий. – Видимо, руки не приспособлены.

– Сможете! – стал успокаивать его настоятель. -только поучиться придется. Немного терпения, и скоро станете наслаждаться работой. Да и меня поосвободите. Буду трудиться на других послушаниях.

– Может, лучше я на других? – взмолился Анатолий, сгибаясь под тяжестью косы.

– Я бы поставил, но боюсь, что сразу сбежите. Вы человек богатый, избалованный, навоз собирать вам не с руки. Так что учитесь косить!

– Ладно, попробую, – сразу же согласился Горшков, напуганный альтернативой таскать навоз.

– Вот и хорошо! А ваша ошибка распространенная, и исправить ее просто. В момент кошения пятка косы должна идти практически по поверхности скашиваемого участка, а ее носик быть слегка приподнятым. Такое положение необходимо сохранять на протяжении всей работы, в противном случае коса будет втыкаться в землю.

Анатолий снова попробовал, и у него стало получаться, только работа эта все еще казалась чрезмерно утомительной. Рядом с Горшковым шел настоятель и помогал советом.

– Каждый взмах должен быть плавным. Старайтесь не напрягать руки, поскольку это вызовет лишнее утомление. После каждого взмаха правую ногу передвигайте на шаг вперед.

Анатолий послушался, и косить стало значительно легче.

– Ну, вот и все на сегодня, – наконец, сжалился отец Александр, когда они достигли небольшого рва между полем и лесом. – Сейчас отдыхать пойдем, но в следующий раз запомните, что при косьбе пятка косы с косовищем сгребает скошенную траву и укладывает ее в сторону на начало пройденного ранее прокоса, образуя так называемый валок. Учтите, что под ним не должно быть нескошенной травы. Прокос должен получаться прямым и примерно одинаковой ширины. Повторите завтра?

– Постараюсь, батюшка! – ответил Горшков, снимая футболку и оттирая ею мокрое от пота лицо. – Сейчас бы воды!

– А пойдемте, работницы наши угостят, наверное, – улыбнулся батюшка.

Анатолий принял из рук улыбчивой загорелой женщины в платке, намотанном на голову в виде тюрбана, термос. Внутри оказалась родниковая вода из чудотворного источника. Что повлияло на божественный вкус напитка: чудотворность источника или труд на свежем воздухе, Анатолий не знал, но такого вкусного напитка ему пить еще не приходилось.




Глава 6. В скиту


Поселили Горшкова в «Общаге», как он прозвал про себя гостиницу с одинаковыми двуярусными кроватями. Анатолий все злился на себя за то, что не сумел договориться с настоятелем о переселение в более благоустроенное жилье. Отец Александр был неумолим. Раз Анатолий подрядился трудником, да еще и в скит, придется смириться с условиями. Впрочем, есть одна альтернатива – железный вагончик. В него селятся бедолаги, которым места в гостинице не хватило. Ужаснувшись перспективе жариться в куске нагретой за день жести, Горшков смирился с «общагой» и стал обустраиваться в одной из комнат. Помогала ему в этом Лида, вернувшая из Козельска с огромной сумкой, заказанных братом вещей. Лида выбрала для него койку в нижнем ярусе недалеко от окна.

– Почему эта? – полюбопытствовал Анатолий.

– Отсюда звезды видно, – ответила сестра. – В детстве ты любил ложиться под окно и смотреть в темноте в небо.

– Надо же, ты помнишь это! – печально улыбнулся Анатолий. – Как жаль, что детство не вернуть!

– Вот и поживи тут без забот, как в детстве, посмотри на звезды, помечтай! – посоветовала Лида.

– Я давно разучился мечтать, – вздохнул Горшков, – пожалуй, теперь и не получится. Когда-то я грезил о богатстве, о карьере. Но мечты эти давно сбылись и превратились в обыденность. Богатство, как чемодан без ручки: и бросить жалко и нести тяжко. Лидка, вот ты много читаешь! Скажи мне, почему Бог так странно ответил на мои молитвы? Почему вместо того, чтобы дать, сколько нужно, засыпал меня деньгами по макушку? Это что, издевка?

– Не богохульствуй тут! – серьезно ответила Лида, взбивая подушку, – Видишь, какие чудеса нам Бог являет? Благодаря тебе я поняла некоторые важные вещи! Баба Ася нас насквозь видит, и что-то от нее такое исходит, похожее на материнскую любовь, но сильнее. Раньше-то я только к бабкам— гадалкам ходила, думала, что разницы нет, что все они чудеса от Бога совершают. А познакомилась с Асей и сразу поняла разницу. Те бабки несут одно зло. И ходить к ним большой грех! Завтра же на исповедь пойду, покаюсь.

– Ладно, ладно! – согласился Анатолий. – Не переживай! Я и не думал богохульствовать, просто хочу понять, для чего мне все это? Благотворительностью заниматься? Но я, кажется, и так занимаюсь. Какие-то деньги уходят в какие-то фонды. Емельянович говорит, что нужно «сдавать» в благотворительные фонды для уменьшения налогов. Но разве ж это настоящая благотворительность? Смотрю сколько людей милосердных, им бы дать денег. Но мои часто и обналичить невозможно. Я не могу просто так взять миллион и отдать бедному, минуя всю мою бюрократическую систему. А она тот миллион из лап своих не выпустит.

– Тебя волнует смысл жизни? – серьезно спросила Лида.

– Меня волнует то, для чего я тружусь, ночи не сплю, чтобы карточный домик, что я создал, не рассыпался. В чем тут смысл?

– Сложный вопрос! Я не знаю на него ответа, – призналась Лида. – Но у нас теперь есть Ася! Она все знает! Будешь ходить к ней – не забывай просить, чтобы и обо мне молилась. Здесь, в пакете шерсть для нее.

– Бирюзовая? – воскликнул Горшков, раскрывая пакет. – Ты что, Лидка, смеешься?

– А что не так? – обиделась сестра. – Красивый цвет!

– Цвет-то красивый, но из него будут мне свитер вязать, а вдруг его еще носить придется?

– Ой, я как-то и забыла, что это тебе на свитер! Думала покрасивее мохер для Аси взять. Ну ладно, убегаю, пока ты меня не побил! Если еще что будет нужно – звони, приеду после работы.

– Ладно, Лидок, спасибо! – вздохнул Анатолий. – Постараюсь больше тебя не беспокоить.

– Ничего, беспокой, пожалуйста! Мне приятно побыть в месте этом, благодатном. Даже уезжать не хочется! Завидую тебе!

– Рано завидуешь, может меня тут работой до смерти замучают.

– Ничего, терпи! Ты и дома без работы помирать вздумал. По больницам лежать стал. Забыл, что ли?

– Ох, и правда, здесь сразу забыл, что болею! – удивился Анатолий. – Или я уже здоров?

– Ася сказала, что нет, – вздохнула сестра, – Как-то страшно тебя одного оставлять. Даже здесь. Может, Николая позовем? Будет с тобой сено косить? Ты ему за это двойную зарплату заплатишь.

– Не хочется! Коля будет мне напоминать о той жизни, о делах. А я хочу воспользоваться твоим советом и немного помечтать на свободе. Ведь я так давно не мечтал!

В скиту Анатолий Сергеевич зажил новой, незнакомой ему жизнью. Она казалась ему прекрасной. Все удивляло, было в новинку. Горшков с трудом выстаивал длинные службы и не забывал искренне благодарить Бога за новую для него реальность. Оказалось, что не все в этом мире повидал искушенный богач. Видал-то все, но не заметил главного. Есть мир, который не откроешь материальным ключом, и только Бог может впустить туда человека, по одному Ему ведомому Промыслу. Но это-то и есть настоящий мир! Там растут деревья, цветет трава, живут люди, так же, как в материальном мире, только совсем иначе. Анатолий ощущал каждой клеточкой это «иначе», но никакими словами не мог бы объяснить, как именно. Болезнь вырвала его из привычной материальной действительности и открыла вещи изнутри. Будто приоткрыла неведомую дверь. Горшков лишь издали ощущал благодать, видел ее источники. Чувствовал добро, исходящее от святынь, от людей, но более остро ощущал и зло. Благодаря беседам с Асей, в ее келье, он нашел в себе источник страха. Анатолий ублажал летние ночи за то, что они коротки, ведь именно по ночам начинались его страдания. Стиснув зубы, чтобы не разбудить уставших за день трудников, он трясся от озноба под тонким монастырским одеялом.

«– Душа обнажена у тебя, братик», – объясняла его состояние Ася, накидывая петли на свои узловатые пальцы, – а грехов ты в себе много носишь, вон они тебя и царапают!

– Как это царапают? – удивлялся Анатолий.

– А вот как при смерти бывает! Живет себе человек, и в ус не дует. Душа, кажется, мозолями покрылась, совесть умерла. Но не так это! Совесть умереть не может. Как душа -то отходит, обнажается, то и ощущает всей силой грехи свои. Вот они-то не только царапать могут, а будто ножом резать!

– Матушка, это что значит? Умираю я?

– Нет, милый, ты не умрешь, но изменишься! А я, грешная, баба Ася, тебе в этом помогу. Вон, на полочке книга большая, возьми ее!

– Вы имеете в виду эту новую, в красном переплете?

– Возьми! И начинай читать! Ты будешь за меня читать, а я за тебя молиться! Так свитер и свяжем!

Книга в красном переплете оказалась Святым Евангелием, которого раньше, Горшков, всегда считавший себя верующим человеком, даже не касался. В маленьком домике Аси, похожем на избушку с бабой Ягою в придачу, и началось рождение Анатолия в новую жизнь. Он изменялся с каждой новой главой, которую его, израненная болезнью душа, воспринимала как животворный елей. И явно ощущал малейшее изменение в душе своей. У нового Анатолия, появилась жажда жизни, жажда познания – те чувства, которые он считал в себе безвозвратно потерянными.

Прочитав Новый Завет полностью, он пришел к пониманию, что такое настоящее покаяние, и со слезами выложил перед старицей всю свою непутевую жизнь.

– Ничего, ничего! – успокаивала Ася рыдавшего перед ней мужчину. – Вот теперь-то ты раскаялся, все будет хорошо! Пойди утречком исповедуйся, причастись, если дозволят и начнем с тобою новую жизнь. Грехи царапать перестанут, двери благодати откроются и ахнешь, когда познаешь, как прекрасен мир Божий!

– Благодарю Вас за все, матушка! – целовал ее сморщенные руки Анатолий. – И благодарю Бога за свою болезнь! Но как жить мне теперь? Сейчас еще страшнее стало! Ведь в моих руках судьбы? Как поступить со своим бизнесом? Есть капиталы, есть возможность получить в свои руки власть. Что посоветуете? От всего отказаться? Разрушить корпорацию, распродать? Может, уйти в монастырь?

– Это ты правду говоришь, что в твоих руках судьбы, милый! Все, что есть у тебя – дар Божий, и распоряжаться им надобно с умом! Господь, когда тебе все это давал, знал, что кроме тебя никто с задачей не справиться. Значит, ты сможешь! И власть тебе доступна не случайно. Применить можешь во благо. Но только не ошибись!

– А как же мне, матушка, не ошибиться?

– Встань, милый, с коленочек, присядь! Да садись поудобнее! Рассказ мой долгим будет! Может, и всю ночь придется просидеть. Ты готов?

– С вами, матушка, и расставаться не хочется. С вами чувствую, как будто Христос посреди нас!

– Конечно, милый! Так и есть! Ты же знаешь, «где двое или трое собрались во Имя Мое, там и я посреди них», а мы во имя Его здесь собираемся. Слушай историю. Она правдивая, не сомневайся! Веришь мне?

– Полностью, матушка, верю!

– Началась она в давние времена, еще при Наполеоне. Но мне приятнее было бы сказать: при благословенном государе Александре первом.

– Вы хотите рассказать мне о своих предках? – спросил Горшков, усаживаясь на пень, служивший в избушке стулом.

– Прежде всего, я хочу поведать о твоих предках. Сей рассказ, возможно, развлечет и позабавит тебя. Но слушай внимательно, потому что рассказ поведу я не только ради забавы. Он хранит в себе важный урок, что поможет тебе сделать в своей жизни верный выбор.




Глава 7. Иван Горшков


Молодой дворянин Иван Федорович Горшков, не смотря на поздний час, все еще лежал в кровати под пологом. Он уже пробовал подняться, и даже надел поверх ночной рубахи тонкий батистовый вытертый на локтях халат, но тусклый свет, проникающий в узкое оконце из грязного петербуржского дворика, заставил его вернуться в кровать.

«До чего же дрянное утро! – подумал он, отворачиваясь от окна. – И это надо было столько времени ждать лета, чтобы получить эту тоскливую слякоть».

Иван Федорович мечтал о деревне. Что может быть лучше родной Николаевки? Простор, воля, молоко, статные беспрестанно смеющиеся над каждым его остроумным (и не очень) словом, девки! И даже подобие «светского общества» там имеется, в виде нескольких семейств мелких помещиков. И даже дамы и девицы, пускай не первый сорт, пускай еще незначительней и бедней его, но отчего же не поволочится, пока молод?

Весь год Иван Федорович мечтал о деревне, проживая в Петербурге, в нанятой по случаю квартире, пока его отец пытался уладить некоторые судебные дела. Мать тоже была чрезвычайно занята. Оббивала пороги благодетелей, выпрашивая хлебные места в министерстве для мужа и сына.

Отец уже имел честь служить в министерстве внутренних дел, в общей канцелярии, занимался важными хозяйственными делами. В юном возрасте Горшкова взяли на службу как сына коллежского секретаря. Он служил исправно и сподобился дослужиться до чина титулярного советника. Впереди маячил «Коллежский асессор». Федор Петрович мечтал о выслуге, о чине статского советника, в обозримом будущем. Однако это ведомство казалось слишком мелким для честолюбивых намерений. Кто его заметит в общей канцелярии? Так могут и забыть, как случилось с отцом (дедом Ивана). Федор Петрович решил действовать. Он пытался задружиться с начальством, бывать на приемах и обедах. Он истрепал не один мундир, пока не нашел благодетеля, который согласился хлопотать о переводе Федора Горшкова из общей канцелярии в особую. Но несчастная страсть к женщинам, преследовавшая отца всю его жизнь, в самый неподходящий момент высунула свое ядовитое жало. Получилась некрасивая история, связанная с супругой начальника – благодетеля, и полетела головушка Горшкова в отставку. Семья Горшковых вновь вернулась в свою деревню. В единственное еще не проданное за долги имение, родную Николаевку. История с супругой чиновника, на горе Горшковым, получила такую огласку, что думать о новом назначении не представлялось пока возможным. Денег тоже не было, поэтому молодой барин воспитывался в совершенно диких, по мнению матушки, условиях деревни. Средств едва ли хватало на то, чтобы содержать гувернера, французский которого оставлял желать лучшего. Немного поправило дело устройство Ивана в гимназию, где он с горем пополам окончил 7 классов. О годах обучения в губернском училище Иван вспоминать не любил. Слишком трудно было после деревенской воли попасть в казарменную атмосферу мужского общежития. Юноша предпочел бы выкинуть это время из памяти целиком. Он злился на родителей, что отправили единственного сына на истязание учителям и сверстникам. Но при этом прекрасно понимал, что обойтись без гимназии было невозможно. Не мог же он похоронить себя в деревне и умереть для общества еще в юные годы?

Вот и теперь, в тусклом свете Петербуржского утра, перед взором Ивана промелькнули серые холодные стены гимназии. Это воспоминание и еще сырость комнаты заставили вздрогнуть его широкие, но худые плечи. Иван получил в наследство от отца атлетическое строение тела. Он был высок, гибок, широкоплеч, но излишне худощав. Икры, облаченные в парадные, узкие по моде брюки отличались изяществом. Грудь в сюртуке и, особенно во фраке радовала глаз красивой пропорцией. Иван выглядел настоящим красавцем, но только при параде. А в тот момент, в тонком халате с босыми крупными ступнями, он напоминал себе угря, запутавшегося в бурой тине. Иван ненавидел свои крупные, покрытые жилистой сеткой ступни и руки, и всячески прятал этот недостаток. Но прятать ступни под одеялом в это утро больше не представлялось возможным. Еще полчаса назад он вызвал к себе Степана и потребовал умываться. Вода в тазу, поди, остыла.

– Туфли, Степан! – скомандовал Иван и решительно сел на кровати.

Позволив себя обуть в расшитые осыпавшимся местами бисером домашние туфли, Иван устроился перед столиком с бритвенными принадлежностями.

Из небольшого посеребренного зеркала на молодого человека глянули его черные глаза, обрамленные длинными ресницами. Иван пригладил всклоченные вихры и улыбнулся своему изображению.

Собственное лицо виделось юноше не лишенным аристократического изящества. Небольшой нос, круглый подбородок, изящная линия лба, маленький рот и губы – все это казалось ему весьма привлекательным. Но главным предметом гордости служил богатый вихор из черных вьющихся волос. Прямо— таки, гусарский вихор!

– Ч-т знает, что! – воскликнул Иван, подставляя щеку под бритву. – Степка, вот это Петербург! Уже белый день, а, пожалуй, придется свечи жечь, чтобы не порезаться во время бритья!

– Будьте спокойны, барин, не обрежу! – слегка поморщился от черного слова Степан.

– Так режь! – Иван приподнял подбородок, чтобы лакей мог обернуть его грудь салфеткой. – Режь брат, я верю тебе!

– С чего бы вам не верить, барин? – пожал крепкими плечами Степан. – Я ж вас с младенчества знаю. Все при вас. Вы мне родной. С какой стати мне вас резать?

– Откуда мне знать? – лукаво покосился Иван на бритву в руках слуги. – Может, затаил что на меня?

– Бог с вами барин! – устало отозвался лакей, взбивая мыльную пену в чашке.

Он привык уже к чудачествам молодого барина, который увлекался чтением газет и считал себя «просвещенным человеком».

– Так как же, Степан, – вкрадчиво напомнил ему барчук, – давеча ты говорил, что хотел бы вольную получить, а теперь говоришь, мы родные. Где же тут логика?

– Что? – остановился на секунду Степан. – Вы уж, простите, но не понимаю я ваших словечек модных.

– Противоречие тут, я говорю!

– Никакого противоречия не вижу! Получил бы вольную и остался с вами.

– А зачем тебе вольная тогда? – удивился Иван.

– А вот затем, чтобы лучше понимали, что я искренне вам служу, а не по надобности.

– Ну, ты даешь, брат! – рассмеялся Горшков.

– Поберегитесь, барин, не дергайтесь, а то и в правду обрежу.

Иван немного помолчал, размышляя о том, что в Николаевке начался купальный сезон. Он тяжело вздохнул, взглянул с тоской в тусклый проем окна на серое небо и продолжил терзать слугу своими фантазиями:

– Степан, а если бы не тебе одному дали вольную, а всем крепостным разом, ты бы хотел?

На мгновение рука слуги повисла над щекой барина, на лбу сложились складки сомнения, но тут же разгладились.

– Нет, – решительно ответил он.

– Но отчего же? – удивленно приподнял бровь барин.

– Если все вольные, в чем тут интерес? Если бы, к примеру, все генералами были, кем бы они командовали?

– Чудак ты, Степан! – закатил глаза к потолку Горшков.

– Диколонить будем, барин?

– Разумеется! Я сегодня на обед к Софье Александровне. – Только экономно расходуй! Новый покупать не на что.

– Знаю я, как не знать! – пробормотал слуга. – Вы уж, скорее женитесь, а то скоро и на мыло не будет.

– Ну, ты поговори мне! – нахмурился Горшков.

Степан, молча, принялся собирать мокрые полотенца и вытирать бритвы. Иван тут же забыл о том, что рассердился. О трудном финансовом положении семьи думать не хотелось. Он подошел к окну и стал наблюдать, как два мужика, что-то выгружают из подводы, перегородившей весь переулок.

– Мостовая мокрая, ночью был дождь. Снова, – вздохнул он. – Ах, братец, сейчас бы в деревню!

– Да куда уж лучше, – мягко согласился Степан. – Но невозможно и думать при нынешнем самочувствии барина.

– Да, уж! – помрачнел Иван. -затянулась болезнь. И теперь, доктор сказал, необходимо ждать кризиса в самое ближайшее время. Скоро будет ясно, если надежда или ждать скорой развязки.

– Каждый день Бога молю, – протяжно ответил слуга, исчезая с тазом за дверью.

Дверь, скрипнув, закрылась, но тут же снова отворилась, и в комнату вплыла худая женщина в темно-коричневом шуршащем многочисленными оборками платье. Она остановилась на пороге, два раза перекатилась с носка на пятку, причмокнула полноватыми губами, и, сложив белые руки, будто в мольбе, произнесла:

– Жан, милый, зачем так долго? Ты совсем уж опоздал к Софи!

– Не драматизируйте, маман! – нахмурился Горшков. – Вы же знаете, меня примут в любом случае. Так даже лучше, будет случай отобедать.

– Конечно, милый, – сразу сдалась маман, целуя Горшкова во влажный после умывания лоб, – но надо знать приличия!

– О, да! – ответил Иван, взглянув на мать выразительным взглядом.

Этот взгляд говорил о многих вещах, хорошо известных собеседникам. И о том, как мало ценит Иван Горшков общество своей предполагаемой невесты. И о том, что он считает союз с ней вынужденным мезальянсом. И о глубокой уверенности Ивана в том, что не только сама «прелестная Софи» влюблена в него, но и ее матушка мечтает выдать дочь купца за дворянина, пусть и бедного. Все складывалось, к несчастью для Ивана, таким образом, что никакие погрешности хорошего тона не в силах были остановить сей печальный процесс.

Все это Наталья Степановна знала слишком хорошо и не имела нужды, чтобы кто-то напоминал ей об этом, даже взглядом. Поэтому она пожала своими худыми, обтянутыми короткой шалью плечами и повторила.

– Людям нашего круга необходимо знать приличия.

– Ах, вот в чем дело, маман! – скривился Горшков так, будто у него болел зуб.

Вероятно, он хотел изобразить на лице улыбку, но мысли о будущей встрече и необходимости волочится только для того, чтобы соблюсти все приличия, превратили эту улыбку в гримасу.

– Ну, так я велю закладывать, – решительно заявила Наталья Степановна, – двадцать минут!

Вновь противно скрипнула дверь, и Иван остался один. Он обернулся к зеркалу, чтобы закончить туалет, и чуть было не рассмеялся при виде своей постной физиономии.

– Вот он, счастливый жених! – пробормотал Горшков, приглаживая тонкие усики.

Горшков рассматривал в зеркале свои молодые привлекательные черты, и ему становилось жалко себя. Для чего природа одарила его так щедро? Неужто, все это для маленькой глупой купчихи Софии Александровны? Ивану эта мысль показалась нелепой и оскорбительной. Он был уверен, что его удалая стать могла быть украшением любого светского салона, но, увы, Ивану не суждено вращаться в аристократическом обществе! И все что он может нынче сделать, это не дать их семье, в коей он является единственным отпрыском, лишится последней деревни и не пойти «по людям». А для этого необходимо жениться на нелюбимой женщине.

«А ведь она даже не слишком богата, – с досадой размышлял Горшков, натягивая перчатки, – жить придется скромно и тихо. А даже, если я сам достигну успеха по службе, то с такой скучной женой путь в общество мне закрыт».

Погруженный в грустные мысли, Иван, не торопясь спустился по старым выщербленным ступенькам парадного, ответил на поклон камергера и опустился на подушки старенького семейного экипажа.

В роскошной квартире, расположенной в добротном доме со скульптурами недалеко от Невского, царила атмосфера уныния и раздражительности. У высокого арочного окна в креслах помещалась полная дама в напудренных буклях и черном чепце. Она держала в сморщенных руках вязание, но не занималась им. Ее тусклые слезящиеся глаза имели сочувственно – расстроенное выражение. Будто не зная, как правильно вести себя, она то выглядывала на улицу, то поворачивала слегка трясущуюся голову в глубину комнаты, где ходила из угла в угол ее дочь. Это была та самая Софи, которую в семье Горшковых рассматривали в качестве «спасения». Всякий раз, взглянув на нее, мать испускала приличный случаю вздох.

– Нет, маман, это невыносимо!

Софи подошла к окну, чтобы в сотый раз взглянуть вниз, на серые плиты мостовой.

– Как можно быть таким невежей! – воскликнула она с раздражением. – Видимо, прогулка уже не состоится!

– Не переживай так, Сонечка! -заговорила старушка примирительно. – Жан так рассеян! Всегда опаздывает. Он придет через минуту, весьма, наверное, придет!

– Ну, уж нет! – фыркнула Софи. – Я не стану больше ждать не секунды! Простите, но я вынуждена подняться, чтобы сменить платье к обеду.

– Ангел мой, куда же ты? – с дрожью в голосе спросила мать. – Что мне сказать, когда они пожалуют?

– Ах, маман, – досадливо махнула Софья, – займите же его чем-нибудь!

– Постой, милая! – отчаянно пыталась удержать ее мать. – Ты же знаешь, что я не образована, как ты! А он дворянин!

Но голос матери напрасно звучал в пустой зале, София уже бежала вверх по лестнице с прытью двадцатилетней девушки, которой ничуть не мешает излишняя полнота.

Слезящиеся глаза маман приняли расстроенное выражение, и она стала смотреть в окно уже с другой надеждой, что жених дочери не сможет прийти.

Мария Семеновна Потапова, богатая вдова известного московского купца, уже успела выдать замуж трех дочерей. София была самой младшей. Может, поэтому родители и старшие сестры так избаловали ее. В детстве Софи обладала всеми атрибутами маленького ангела. Соломенными кудрями, пышными розовыми щечками и склонностью к ласкательству. Девочка, не стесняясь, подходила ко всем женщинам и мужчинам в доме, от лакеев до важных генералов, и пыталась их поцеловать или забраться на колени.

Все лица, принятые в хлебосольном доме Потаповых, обожали маленького Ангела, и она привыкла извлекать максимум пользы из своей миловидности. К 16ти годам Софи располнела и сформировалась во взрослую барышню. Но так и осталась капризным ребенком. К новой ее внешности это совсем не шло. Лишь родные маменька и сестры не замечали этого преображения, и все относились к Софи как к маленькому Ангелу, не переставая баловать ее. В первое время никто из домашних не замечал, что мужчины уделяют Софии меньше внимания, чем ее сестрам. Участь старой девы никак не могла угрожать маленькому Ангелу. Ведь она обладала нежной внешностью блондинки и притягательными формами. Однако непосредственная девушка и не думала скрывать такие мелкие недостатки характера как высокомерие и склонность к капризам. Возможно, это и сыграло с Софией злую шутку. Сестры давно строили семейное гнездышко, а к ней так никто и не посватался. В 18 лет, оставшись наедине со старушкой – матерью, Софи задумалась о своей будущей судьбе. Она затаила обиду на купеческих сыновей, которые проигнорировали ее красоту, и стала презирать их.

«Этим медведям не понять моей тонкой натуры»! – твердила она, мечтая об образованном женихе, желательно знатном. Тот факт, что сестры тоже окончили институты и прекрасно уживались с «медведями», ее не трогал. Ведь в глубине души, Софи считала себя выше и благороднее сестер.

С целью, найти себе ученого и знатного мужа, София переехала в Петербург. И этим сделала свою мать глубоко несчастной. Мария Семеновна ненавидела столицу всей душой, скучала по Москве, по дочерям и внукам и постоянно простужалась. Ее несчастное состояние не могло укрыться от дочери. Но Софи умоляла мать потерпеть, уверяя, что выйдет замуж весьма скоро. Месяц— другой и маман сможет вернуться в свой обожаемый московский дом.

Однако это «весьма скоро» затянулось на два года. Знатные и образованные женихи не спешили в гости к Потаповым, да и к себе не звали.

Познакомиться с Жаном удалось на вечере, который устраивал модный среди аристократии учитель танцев для своих учеников. При виде молодого обаятельного Горшкова, который выглядел настоящим гусаром даже во фраке, сердце Софи забилось сильнее. Сам Горшков казался «совершенно очарованным» ее скромной персоной. В этот день уже начавшая терять веру в свою привлекательность София вновь воспрянула духом.

София Александровна, облаченная в шуршащее платье модного розовато-палевого цвета и маленький кружевной платок, спустилась в столовую, где накрывался обед. Проходя мимо гостиной, она услышала мужской голос. Сердце Софи затрепетало. К обеду ожидался только один мужчина, ее Жан. «Значит, пришел все-таки», – решила она, и вместо того, чтобы войти в столовую отдать последние распоряжения по обеду, поспешила в гостиную. Но там ее ждало разочарование. Матушка все сидела у окна, а рядом с ней стоял, почтительно склонив седую голову, модный петербуржский доктор – новый друг маман.

Софья Александровна избирательно принимала привязанности матушки. «Ей дай волю, так соберет всех нахлебников Петербурга, как было в Москве, – рассуждала девушка. – Это может отпугнуть хорошее общество». Однако доктор Павел Николаевич прошел цензуру Софии Александровны, как достаточно ученый и даже вхожий в дома знати.

– Добрый день, Павел Николаевич, – бросила София от двери.

Досадуя на то, что это все-таки не Жан, она не стала входить, а отправилась «наводить глянец» в столовую. Доктор успел поклониться спине Софии Александровны, и продолжил занимавшую его беседу с маменькой.

В присутствии приятного собеседника Мария Семеновна уже не выглядела старушкой. Ее лицо разгладилось, приобрело свежесть и приятность, в глазах светилось удовольствие.

– Ах, Павел Николаевич! – говорила она, мечтательно закатив глаза. – Как я скучаю за нашим московским домом! Именно оттого я и болею так долго. И что бы вы мне не говорили, в этом деле пилюли бессильны! Ах, как мала эта квартира! Дышать невозможно. Будто сердце давит.

– Что вы Мария Семеновна! У вас прекрасная квартира! – возразил доктор.

– Вы говорите так оттого, что не видели нашего дома! Вы непременно должны к нам приехать! У нас несколько парадных комнат. А одна такая роскошная! Мы приглашали для росписи ее итальянского художника.

– Правда? – удивился Павел Николаевич. – И как же его фамилия?

– Право, не помню. Слишком сложная. Художник как раз был проездом в Москве, и все купцы буквально рвали его друг у друга из рук! Вы должны непременно увидеть нашу залу! Мой покойный муж особо гордился ей. По потолкам и стенам райские птицы, сирены, купидоны! А мебель, какая, французская! Вся зала уставлена диванами и кушетками, оббитыми дорогим шелком.

– Дам-с, любопытно, – насмешливо улыбнулся доктор.

– А вы бы видели нашу залу для приемов! – воодушевленно продолжала Мария Семеновна, не замечая иронии гостя. – Вся в розанах, а на стене портреты наших бабушек и дедушек в полный рост. И еще много стеклянных шкапчиков с хрусталем, миниатюрами, статуэтками из фарфора.

– Да, богато живете, – весело подмигнул доктор, – а портреты славных ваших предков тоже итальянец писал?

– Почем я знаю? Их еще при батюшке повесили.

Их увлекательный разговор прервала красивая пышнотелая горничная с толстой русой косой и слишком самодовольным для крепостной видом.

– Пожалуйте отобедать! – позвала она, небрежно поклонившись, и тут же исчезла за дверью.

– Могу я предложить вам свою руку? – спросил Павел Николаевич.

– С удовольствием! – ответила Мария Семеновна, с явным усилием поднимаясь с кресла.



В столовой собралось немногочисленное общество, состоящее преимущественно из дам, обедавших в семье Потаповых ежедневно. За столом дремала над тарелкой супа старушка – родственница, овдовевшая еще в стародавние времена. Еще одна родственница, худая сорокапятилетняя девица, которую Потаповы привезли с собой из Москвы, успела справиться с супом и с нетерпением поглядывала на двери, ожидая подачи следующего блюда. Конец стола как обычно занимала гувернантка, по приказу Софьи Александровны мучавшая маменьку французским. Вся эта женская часть, как нарочно, обладала столь унылой и непривлекательной внешностью, что Софи выглядела розаном на фоне засохших лилий. Моложавый старик Павел Николаевич, любивший любоваться на милые женские личики, пробежавшись взглядом вдоль стола, остановил его на маменьке, которая, по его мнению, была приятней всех этих девиц, хотя бы своей живостью и искренностью.

Только все устроились за столом, как было доложено о прибытии Горшкова. Софья Александровна стремительно бросилась на встречу «милому Жану», едва не перевернув бокал с вином, который успел подхватить слуга.

– Жан! – недовольно нахмурила она носик, когда Горшков целовал ей руку. – Я пропустила из-за вас прогулку!

– Прошу простить меня, обворожительная Софи, – ответил Иван, напуская на себя печальный вид, – мой папа совсем плох, я не вдруг мог оставить его!

– О, это вы меня простите, – сконфузилась Софья, – больше не стану вас ругать. Присаживайтесь к столу.

Не меняя трагического выражения лица, Горшков сел за спешно сервированный для него прибор, и, без лишних слов, стал поглощать изумительный бульон с профитролями и гусиными потрошками, представлявший собой сочетание французского шика и купеческого изобилия. С каждым глотком Горшков погружался в состояние довольства и неги, с удовольствием поглядывая на слугу, разрезавшего на серебряном блюде восхитительную кулебяку.

«Как хорошо, что Софья Александровна, желающая во всем быть аристократкой, не переделала полностью кухню на петербуржский манер! – размышлял он за обедом. – Впрочем, для этого она слишком любит покушать».

Как и Иван, другие обедающие предпочитали молчать. Говорили только маменька и доктор. И хотя их беседа носила интимный характер и велась в полголоса, в тишине можно было расслышать каждое слово.

– Мой муж», – говорила Мария Семеновна, – не признавал докторов! Он в этом вопросе был скептик!

– Правда? – недоверчиво улыбался Павел Николаевич. – Видимо, ваш супруг был очень здоровым человеком и никогда не лечился.

– Напротив, очень любил лечиться, – возразила Мария Семеновна, – только у него были свои методы.

– Любопытно. И какие же?

– Например, при простуде у нас грудь и горло оборачивали шерстяным чулком, а внутрь принимали пунш. При расстройствах желудка мы лечились квасом с солью, огуречным рассолом, моченой грушей. Но чаще всего муж страдал сердцем и постоянно посылал к цирюльнику за кровопусканием. А в последние годы он увлекался лечением пиявками.

– И что, это помогло ему? – самодовольно поинтересовался Павел Николаевич.

– Кто знает, – вздохнула Марья Семеновна, – жизнь и смерть наша в руках Божьих.

Почти насытившегося Горшкова забавлял этот разговор, так не подходящий к столу. Он с улыбкой повернулся к Софи, и был поражен ее взволнованным видом. Щеки девушки пылали, глаза метали громы и молнии в сторону маман, которая, увлекшись беседой, не замечала состояние дочери.

«Ну, и попадется мамаше, когда они останутся наедине! – посмеивался про себя Горшков. – Ах, если бы ты знала, ах, если бы ты знала милая Софи, что я и без того призираю ваше скучное общество! И все твои потуги казаться дворянкою мне смешны! Если бы ты знала милая Софи, как я презираю сам себя, за то, что хожу в твоих поклонниках! Если бы ты знала, что ради денег я не подам и виду, даже если маменька с доктором сейчас влезут на стол и станут танцевать мазурку. Если бы ты все это знала, дорогая Софи, то не стала бы тратить нервы, время и силы, чтобы мне понравится. А преспокойно ожидала предложения, которое мне придется сделать».

Однако горькие мысли Ивана улетучились со следующей подачей блюд. Принесли жаркое из гуся и петуха в острой подливке. Затем на столе появилась красная капуста, фаршированная икрою свёкла и огурцы в сметане. После обеда гости и домочадцы переместились в залу, где был накрыт круглый чайный стол с самоваром посредине. Имбирный пирог, творожный пирог, сливки и замороженное желе продолжили трапезу. Горшков тихонько расстегнул пуговку на своем вышитом жилете, вздохнул и угостился пирогом с невероятно вкусной наливкой. От этой вкуснейшей «амброзии» в его глазах петербуржский день стал более светел, а присутствующие дамы показались довольно милы.

Когда убрали чайный стол, София Александровна предложила petit— jeux. Но присутствующее серенькое общество, осоловелое после сытного обеда, не выразило энтузиазма играть. Даже шарады и рифмы казались, развалившимся в креслах гостям неподъемным грузом. Тогда Софи предложила развлечь гостей своим пением, и, получив положенную порцию «просим, просим», подошла к роялю. Аккомпанировать ей взялась гувернантка маман. Послышались первые аккорды модного романса, София приложила к широкой груди свою пухлую ручку, сделала вдохновенное лицо и приготовилась петь. Но ее отвлекла новая гостья, возникшая на пороге гостиной.

– Натали, дорогая, как я рада! – несколько напряженно защебетала Софи, устремляясь к двери.

Горшков лениво, не поворачивая головы, последовал взглядом за Софьей и обомлел. Он увидел перед собой замечательную красавицу, присутствие которой так не вязалось со скучным обществом старушек и увядших девиц. Иван весь подобрался, незаметно застегнул жилет и изобразил на лице развязность пополам со снобизмом (именно так, по его мнению, должен был выглядеть светский человек).

– Я не вовремя, милая Софи? – спросила гостья, оглядывая залу.

– Нет-нет, как раз вовремя!

– У тебя журфикс?

– Не совсем! – гордо ответила Софи, взглянув на Горшкова. – Здесь не только дамы. Среди нас мой друг, но не церемонься, это близкий друг, он бывает почти ежедневно.

Судя по взгляду, который бросила Натали в сторону Горшкова, она прекрасно поняла намек подруги и смотрела на Ивана как на жениха Софи. Самому Ивану это было отчего-то неприятно.

Он вскочил с кресел и со всей возможной галантностью представился незнакомке. Натали оказалась кузиной Софи, но, в отличие от нее, коренной петербурженкой.

– Натали очень образована, и дедушка у нее был генерал, – похвасталась София, когда гостья отошла поздороваться с тетушкой. – Она богата, благодаря отцу, крупнейшему мануфактурщику. Но, как видите, не забывает родню.

Заметив блеск интереса в глазах Ивана, Софи поспешно прибавила:

– Отец слишком много занимался образованием дочери, и Натали стала настоящим синим чулком.

– Правда? А выглядит она очень женственно, – удивился Горшков, который даже в присутствии «невесты» не мог оторвать от незнакомки восхищенного взгляда.

Туалет Натали, скроенный по последней моде, больше подходил даме полусвета, чем ученому «синему чулку». Платье ее было столь открытым, что, несмотря на летний сезон, в нем можно было бы совершенно продрогнуть в Петербурге. Батистовая туника солнечно— желтого цвета настолько облегала стан, что возникал вопрос, носит ли девушка рубашку. Под грудью ее прелестная стройная фигура была затянута расшитым жемчугом поясом. Грудь и плечи блестели белизной открытой кожи. Руки сверху обрамляли микроскопические рукава. Все это великолепие женственности прикрывала небрежно наброшенная на плечи драгоценная кашмирская шаль.

Горшков мгновенно оценил стоимость вызывающего наряда Натали и Софье Александровне даже не нужно было говорить о богатстве родственницы, оно и без того бросалось в глаза.

«Ах, если бы она была моей»! – говорил взгляд Ивана.

Его восхищение не укрылось от Софи. Покраснев от досады, она потеряла добрую половину своей красоты и напоминала теперь перезревший помидор.

Натали уселась подле тетушки, и Горшков сам не заметил, как переместился поближе к ней. Туда же придвинул свой стул и доктор, лицо которого сияло удовольствием, как всегда в обществе прелестных дам. Софи хотела присоединиться к кружку, чтобы не дать возможности Жану и Натали сблизится, но гувернантка напомнила ей об обещании спеть.

«Просим, просим!» – снова послышалось со всех сторон, и Софи, мучаясь от досады и ревности, заняла место у рояля.

Горшков никак не мог заставить себя следить за пением. Он восхищенно рассматривал черты прекрасной гостьи. К ее прямому носу и большим темным глазам идеально шла высокая греческая прическа, составленная из мелких черных кудрей и золотистых лент.

Натали, безусловно, ощущала горячий испытующий взгляд Ивана, но ни разу не ответила на него. Она, казалось, с увлечением слушала заурядное пение кузины. Иван же не слышал ни слова из романса. Если бы кто-то спросил в тот момент, что именно поет его милая Софи, вышел бы конфуз. Лишь когда ручки Натали в светлых перчатках взметнулись ввысь, и со всех сторон послышалось «браво», «прелестно», Горшков понял, что пение окончено и необходимо аплодировать.

К досаде Софии, дамы уговорили ее спеть еще одну модную песенку. К тому времени, когда ей удалось вернуться, Жан набрался храбрости и в полную силу распустил фазаний хвост любезностей перед Натали. Он придвинулся неприлично близко к девушке и, склонившись над ней, шептал всякий вздор, сравнивая ее фигуру со статуями греческих богинь.

На губах Натали при этом играла насмешливая улыбка. Она будто говорила присутствующим, что мадмуазель не в восторге от нового поклонника, но находит его способным немного развеять ее минутную скуку.

Дамы, собравшиеся в гостиной, не считая задремавшей в креслах маменьки, испытующе глядели на Софи, ожидая забавного представления. Что может быть любопытней сцены, когда одна кузина уводит у другой жениха, да еще и прямо из-под носа?

Софи решила не доставлять подругам такого удовольствия. С натянутой улыбкой она подошла к кружку Натали и, будто все происходящие нисколько ее не трогало, прощебетала:

– Ах, Жан! Как утомительно столько петь! Принесите мне стакан воды, дорогой!

Иван с неохотой поднялся, досадуя, что София решила использовать его в качестве посыльного, ведь она могла попросить распорядиться гувернантку. Горшков быстро отдал распоряжение лакею, но, когда вернулся, на его месте уже восседала София. Пришлось присесть рядом с ней и продолжить беседу с Натали уже через бюст «невесты».

Он все-таки решился вновь заговорить с Натали, игнорируя недовольство Софи.

– Так вы любите музицировать? – спросил Иван, добавив бархата в голос.

Не успела Натали открыть свой прелестный маленький ротик, как ее перебила София.

– Моей кузине, – заявила она, поджав губы, – не до музыки и пения. И вообще не до наших женских занятий. Она занимается политикой большую часть времени.

Натали от этих слов, казалось, немного смутилась.

– Политикой? – удивился Жан.

София смотрела на кузину с торжеством. Сейчас он убедится, что Натали совсем не добропорядочная богатая красавица. Она странная женщина, слишком умная, чтобы быть женственной, и слишком мужественная, чтобы стать хорошей женой.

– А какие именно вопросы вас интересуют? – полюбопытствовал Горшков. – Внутренняя или внешняя политика?

– Внешняя политика меня волнует постольку, поскольку она может помочь изменению существующего положения вещей в нашем государстве.

– Интересно! – воскликнул Горшков. – Я давно не встречал человека, с которым можно обсудить вещи, волнующие меня. Думаю, нашу встречу можно отнести к тем немногим, которые готовит само проведение.

– Вы полагаете? – улыбнулась Натали.

– Надеюсь, милая Софи не будет против, если мы обсудим некоторые скучные для нее вопросы? – спросил Горшков, и, не ожидая ответа, пересел на освободившееся место по правую руку Натали.

Не смотря на титанические старания Софии скрыть от окружающих свои чувства, всем было очевидно, что в душе девушки клокочет вулкан злости, зависти, ревности и досады. И он каждую секунду готов излиться на головы ветреного поклонника и коварной кузины.



Проговорив о политике в доме Софии Александровны до позднего вечера, Жан и Натали расстались друзьями. Натали дала Горшкову адрес своей петербуржской квартиры и предложила не стесняться и приходить по- дружески.

– Особенно вам будет интересен наш кружок. По средам в четыре я собираю на чай самую просвещенную молодежь. Многие из них, как вы, из дворянского сословия. Эти люди в состоянии что-то изменить в России, – прошептала она, прощаясь.

Следом за Натали откланялся Иван. София Александровна как никогда сухо попрощалась с ним.

– Прошу прощения за то, что уделил вам сегодня мало внимания, – смущенно пробормотал Иван, целуя руку Софи.

– Вы свободны дарить свое внимание кому вам угодно! – прошипела Софья.

Она сердито отвернулась от него, показывая всем видом, что разговор окончен. Горшков громко вздохнул, принял шляпу и трость из рук лакея и удалился. Его скорбь по поводу недовольства Софи, на самом деле, была наиграна. Он не хотел показывать вида, что с этого вечера чувства Софи стали волновать его еще меньше, чем раньше. В душе зародилась иная надежда. Надежда не на скучное прозябание с нелюбимой женой, а на блестящее будущее с самым прекрасным существом, каким пред ним предстала Натали. Погрузившись в мечтания, Горшков даже не подозревал, что дружелюбие мадмуазель Потаповой вызвано вовсе не его прекрасной персоной, а желанием девушки расширить политический кружок, за счет очередного влюбленного в нее молодого дворянина.

Иван Горшков без сна лежал в своей квартире, перебирая в уме каждое слово и каждый взгляд возлюбленной. Он вспоминал и свои слова, воображая, что был достаточно умен и начитан, чтобы произвести на Натали впечатление. «Маман будет удивлена, когда узнает, что «дрянные газетенки», как она называет полулегальную и нелегальную печать, привели меня к знакомству с богатой невестой. Ведь очевидно, что Натали богаче Софи. А уж насколько прелестнее, что и сравнить нельзя! Выйдя замуж за меня, Натали может организовать еще более блестящий салон. Обладая средствами, маменька сможет возобновить старые знакомства и родственные связи. С такой женой, как Натали я могу достигнуть много. Она умна, красива, притягивает людей. Какие балы мы будем закатывать! Самые сливки знати будут у нас»!

Утопая в мечтах, Иван постепенно погружался в сладкую дрему, которую грубо разрушил взволнованный шепот горничной:

– Барин! Барин!

– Ну, что тебе, Глаша? – рассердился Иван, раскрыв глаза.

Глаша стояла над ним со свечой, взгляд ее выражал испуг.

– Барин, скорее, папаша кончается!




Глава 8. Чудный образ






Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/uliya-valerevna-shamanskaya/odin-iz-roda-38267898/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.