Книга - На переломе эпох. Том 2

На переломе эпох. Том 2
Владимир Валерьевич Земша


Вчерашние курсанты, надев золото офицерских погон, даже и не подозревают, что их ждёт впереди. Они ещё наивны и мечтают о большой любви, о стремительной карьере, о построении справедливого общества социального и национального равенства. Но их уже поджидают разочарование и крушение надежд и ценностей.





На переломе эпох

Том 2



Владимир Валерьевич Земша



© Владимир Валерьевич Земша, 2024



ISBN 978-5-4474-0648-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Часть вторая. Последние лучи уходящего солнца





2.1 (88.06.05) Пражская весна


    1988 г. Ружомберок. Общага.

Повод для ненависти найти проще, чем повод для любви.

– Ну и жарища! – Тимофеев открыл окно. – А ещё ты, Тимур, здесь смолишь свои сигареты. И так дышать нечем. Хоть на ночь не кури в комнате!

– Да, Тимур, ты лучше кончай дымить, – поддержал Майер, – а что про жару, так это ещё не жара. Тимур, тот тоже знаком с настоящей жарой. Когда воздух как горячее молоко даже ночью. Ты им даже не дышишь, а пьёшь – хватаешь воздух ртом, а его нет, просто какая-то тёплая масса вливается в лёгкие. Чувство удушья. Кажется, что утонул, что ты – рыба, сидящая в ухе. И вот-вот тебя выловят черпаком и сожрут какие-то местные аборигены. Такие же тёплые струи пота обволакивают твоё тело. Кажется, что ты – восковая фигура, поставленная возле доменной печи, которая плавится. Вот где понимаешь истину слов: «мы состоим на 90% из воды»! Когда пот льётся из тебя, как из рога изобилия. Когда из форточки, как из духового шкафа. И ты не ищешь за окном свежего ночного дуновения, наоборот, задраиваешь плотно оконный «люк» так, чтобы ни одна подлая «кумулятивная» струйка жары не просочилась внутрь душного, но всё же сносного, в сравнении с улицей, убежища! Так что здесь нет никакой жары. И не было никогда! Просто – милая тёплая погода. Спасибо небесам за чудный летний дар на наши промозглые тела!

– Саня прав! Ты, Влад, просто не знаешь, – Бабаев выпустил дым изо рта в окно и сел с сигаретой на кровать…

Вскоре все спали. Воздух был прокурен. Из приоткрытой фрамуги в комнату проникал тёплый летний воздух.



***

Сон

Всюду пахло гарью. Вокруг улицы был погром: перевёрнутые машины, битые стёкла. Кричащие что-то группы людей. Вдруг раздался тяжёлый рокот и Тимофеев увидел Т-54-ку с белыми полосами крестообразно[1 - Таким образом была отмечена вся техника ВС ОВД, вводимая на территорию ЧССР в 1968 г.], словно перевязанную подарочной белой лентой, медленно ползущую по улице.

Молодой чех рванул на теле рубашку, подставляя голую грудь навстречу танку.

– Str?lejte! Vetrelci! J?t domu! – что-то кричал он на чешском.

Подскочившая группа молодых мужчин стала толкать танк, что-то громко выкрикивая и размахивая руками. Танк попятился, выпустив облако выхлопного газа, развернулся вокруг своей оси, объезжая разгоряченную группу с плакатами на русском.

«Отец – освободитель. Сын – оккупант», «Иван, иди домой, пока ты здесь, твоя Маруся е… с другим!» – прочитал Тимофеев на некоторых из них.

Вдруг кто-то кинул бутылку с зажигательной смесью. Советский танк вспыхнул, продолжая ползти, словно наматывая пламя на траки. Остановился. Экипаж, откинув люки, кинулся сбивать огонь. В солдат летели камни, палки, брань. Те лишь отмахивались, защищая себя руками, в исполнение приказа «не поддаваться на провокации». Тут откуда-то с верхних этажей раздался выстрел. Девятнадцатилетний советский механик в чёрном шлемофоне вскинул руки к небу, рухнул. Пуля второго выстрела прошуршала с визгом бешеного мартовского кота где-то рядом с Тимофеевым. Тот присел, ноги сами подкосились. Появился другой танк, он развернул башню в сторону выстрела. Ухнув, содрогнулся ствол пушки. Пороховой дым вокруг, гарь, пожар на верхних этажах в дымящейся пыльной дыре вместо былого окна. Люк танка открылся. Появился военный в странной какой-то форме, типичной для «фрицев».

– Jetzt ist alles in Ordnung![2 - Теперь порядок (нем.)] – он помахал рукой Тимофееву.

«Немецкая речь, никак?! – пробило мозг лейтенанта и он хотел было машинально сигануть куда-то в канаву, но, увидев эмблему ГДР, остановился. – А-а-а! Это советские немцы, из ГДР!»

– Wie geht’s? Alles gut?[3 - Как дела? Всё в порядке? – (нем.)] – военный кричал с башни Тимофееву.

– Я неферштейн! Донтанрестенд! Ни хрена вас не понимаю! Что ты шпрехаешь? Хэн дэ хох! Шнеля! Гитлер капут!

– Diese Russen verstehen uns nicht! Komm, Hans! Die Tschechen haben die deutsche Ordnung bereits kennen gelernt! Jetzt k?nnen wir den Tschechen eine Lektion erteilen![4 - Эти русские нечего не понимают! Идём, Ганс! Чехи узнали немецкий порядок! Пришло время их проучить! – (нем.)], – вылез другой немец.

Танк покатил дальше. На улице везде была слышна немецкая речь. Солдаты вели себя по-хозяйски. Влад поёжился. Как-то это навевало странные ассоциации. Группы людей, увидев немцев, очень быстро в шоке ретировались. Видно, поняли, что церемоний не будет.

«Это тебе не славянских „братушек“, у которых приказ „не реагировать на провокации“, за усы тягать. Тут только рыпнись, получишь в харю в адекват!» – подумал Тимофеев.

Запах гари усилился.

Тимофеев открыл глаза. В комнате воняло гарью.

– Гори-им! – заорал Бабаев.

Все подскочили. На паласе тлел не затушенный окурок, расползаясь чёрным смердящим пятном…

– Бабаев, япона мать! Ты так нас всех спалишь!




2.2 (88.06.23) Карабах


    Июнь 1988 г. Ружомберок

15 июня 1988 года трагически погиб в автомобильной катастрофе 17-летний сын Анны Герман Роман Герман. (Сама Анна ушла из жизни 6 годами ранее, 26 августа 1982 года.)

23 июня 1988 года советские войска введены в Армению, Азербайджан и Нагорный Карабах для предотвращения столкновений на межнациональной почве.

Хашимов шёл хмурый.

– Домой хачу! В Азербайджан!

– В заварушке поучаствовать? – спросил в лоб Майер.

– А мож, и в заварушке поучаствовать!

– Против кого?

– А против всех! Чего мне здесь-то торчать, когда дома бардак!? – Альяр зло сплюнул.

– Так ты попросись!

– Уже попросился.

– Ну, и?

– Чернышев меня послал куда подальше, «понимаете ли»,.. – передразнил замполита полка Хашимов.

– А-а! А вооще чё там у вас, в Азербайджане, происходит-то?

– Не знаю толком. Контра, наверное.

– Против Советской власти, что ли?

– Типа того, да не знаю я толком, сказал ведь уже. Говорят, у нас армяшки воду мутят, вроде. Им вечно спокойно не сидится…



***

В казарме было тихо. Солдаты наслаждались свободными послеобеденными минутами свободного времени.

– Слушай, Аскер, вот щас мы друзья, а там, когда вернёмся домой, то как будэд? – Озанян вопросительно посмотрел на Челябизаде.

– Да чё ты, Азат, там и посмотрым!

– Чё «там посмотрым», ты мнэ шас скажъи, ты на мэнья руку подымэш?

– Азат, да ты нэ бойса, ти мой друг! Я тъебья не трону! Но, а там видно будэт.

– А если что случитса и тъебе твои скажут?! Ведь ваши нас, армян, нэнавидят!

– А если што, то я тъебя бистро зарэжу. Так, что даже нэ почуствуеш, как друга, нэ болно! – Аскер говорил эти слова без тени на шутку, чем вызывал полную уверенность в том, что именно так он и поступит…

– Э-э-э! Да пошёл ты! Нэбольно зарэжэт! Друг называетса! – Озанян вытянул вперёд возмущенно ладонь. Насупился.

– Да ти нэ бойса! Ето толко если придётса! А рэжу я харашо! Я лучше всэх баранов рэзал! Дажэ на свадбэ у брата рэзал. Даже нэ пикнуть у мэна! Нэ болно совсэм!.. Нэ бойса!..

– Ро-та-а! Строиться в расположении! – «милую» беседу приятелей прервала команда командира роты.




2.3 (88.08.08) Грузинский талисман


    8 августа 1988 г. Ружомберок

А в прошлом месяце, 3 июля 1988 года, американский боевой корабль «Винсенс» сбил иранский пассажирский самолёт, убив 290 пассажиров.

Далее, 11 июля власти Никарагуа выслали из страны представителей посольства США по обвинению в подстрекательстве к антиправительственным выступлениям.

В СССР в то же самое время Горбачёв фактически распахивает все государственные двери для американских консультантов. Вся страна смотрит завороженно им в рот, впитывая, как губка, все ценности «западной демократии»…

А сейчас, 8 августа 1988 года, Иран и Ирак объявляют о заключении перемирия.

Тимофеев отложил в сторону план-конспект очередного политзанятия и вышел из казармы.

Справа по дороге со стороны штаба шёл Майер.

– Ну что? Получил очередную порцию удовольствия? Да? – окликнул его Тимофеев.

– Ага!

– В общагу теперь?

– Ага!

– Ага! – передразнил он товарища. – Ну так идём вместе! Кстати, тут из Комарно лейтенант был, говорит, что Басманова нашего к ним перевели! Это тебе информация к размышлению!

– Да-а? А я её уже три месяца не видел. Мне никто не говорит, куда их перевели! Да-а! Далеко-о!

– Может, в твоём случае это и лучше. Если всё так серьёзно, то это не станет помехой, а если всё так,.. то быстрее рассосётся.

Майер промолчал в ответ, лишь грустно пожал плечами. Под давлением общества он ощущал всю низменность этих запретных аморальных отношений, которых и безудержно страждал и стыдился одновременно. При одной мысли о Ней вся его сущность начинала нервно содрогаться. Теперь, после её отъезда, он чувствовал себя ни живым, ни мёртвым. Он не мог точно сказать хочет ли её видеть снова или действительно предпочитает забыть всё, как дурной сон, как наваждение, как болезнь, как одержимость. И всё же сердце так томительно тянет в груди при малейшем о Ней напоминании…



***

– Влад! Сашка! Заходите к нам! – практически прокричал Мамука, услышав через совместный санитарный блок только что пришедших в соседнюю комнату. – Его ошалелые чёрные глаза, казалось, вылезут из орбит от переполнявшего его счастья по поводу приезда из далёкой Грузии его близких. Отца и двух братьев.

– Заходите в нашу комнату! – он схватил за рукава товарищей.

– Мамука, ты что такой буйный сегодня? Да идём мы. И-и-и-дё-ё-ём!

Тимофеев уже быстро смирился с мыслью, что сегодня придётся добре приложиться к рюмке. Он помнил Мамукины обещания ещё в Штребске Плесо про «две канистры чачи»… Словно прочитав мысли товарища, Мамука Гиоргадзе выхватил откуда-то две пластиковые пятилитровые канистры и потряс ими в воздухе.

– Вот, Влад, видыш! Мамука слов на вэтер нэ кидает!

Офицеры зашли в комнату. За столом напротив сидели три чернявых мужчины. Они внимательно, с некоторым напряжением, но явно доброжелательно вглядывались в лица вошедших.

– Камарджоба!

– Это мои друзья, – Мамука провозгласил торжественно, продолжая удерживать за рукава товарищей.

– Моди дзвирпясо струмебо[5 - Заходите, гости дорогие!].

– Да отпусти, Мамука, мы уже не убежим! – произнёс Майер слегка раздражённо, но со снисхождением к возбуждённому товарищу.

Сидящие напротив, кажется, слабо понимавшие по-русски, но внимательно улавливающие отдельные знакомые слова из всего, что говорилось вокруг, пытались понять интонации и распознать суть. Услышав нотки раздражения в голосе пришельцев, один из братьев привстал. Его глаза сверкнули недобрыми огоньками, он что-то буркнул громко, отрывисто по-грузински. Было ясно – он защищает брата. Готовый немедленно сокрушить любого, пытающегося обидеть его кровного родственника на этой чужбине.

– Давид, квелапери каргад арис, ар инервиулот исини, мокхарулеби митсвевит[6 - всё хорошо, не волнуйся. Они рады приглашению (груз.)] – Мамука успокоил брата.

– Это мои лучшие друзья, – добавил он по-русски, похлопал товарищей в знак дружеского к ним расположения.

Он приветливо представил одних другим. Отец и старшие Мамукины братья принялись радушно обнимать гостей, выражая истинное кавказское гостеприимство…

Звякнули стаканы. Специфического запаха жидкость наполнила стеклянную посуду. Друзья переглянулись. Чокнулись. Выпили. Горячие волны прокатились по пищеводам. Дрогнули желудки, словно сопротивляясь. Все поморщились. Горячее тепло разлилось по телу, ударило по мозжечкам. Замутило в головах.

Мамука поперхнулся, наклонился, стал стучать себя по груди кулаком.

– Мамука, проблемы?

– Проблэмы? У грузын нэт проблэмы! Потому что ест дэнги! А если проблэму можно рэшить с помощью дэнэг, то это нэ проблэма, а расходы! Акх-хе-кхе! – засмеялся Мамука.

– За деньги можно купить всё, кроме здоровья! – сказал Майер и смачно, с хрустом откусил пряный маринованный огурчик.

– Можно, Сашка, всьо купыть, а что нэльзя купыть за дэнги, можно купыть за болшые дэнги! – Мамука громко объявил полным ртом, пережёвывая торопливо маринованную сосиску, обильно политую кислой словацкой горчицей, полез пальцами в банку за другой.

– Не подавись снова! – усмехнулся Майер.

– Сашка, я тебя люблю, если бы не ты,.. – затянул Мамука длинную речь о друге, крутя пьяными глазами.

– Са-а-ашка-а-а-а!!!! – братья повскакивали из-за стола.

Казалось в эту минуту, что в их мозгах, под действием чачи, слова младшего брата сторицей отзывались эхом, отскакивая от стен их черепов, звоном наполняя их тяжёлые от хмеля головы…

– Русские спасли когда-то грузин от вырезания турками, поэтому мы – братья навек! Так было, так есть и так всегда будэт! – Мамука обнял Владислава. Его носатые горячие братья, неочень много понимавшие по-русски, восприняли это как очередной тост и принялись буйно разливать чачу.

– А что это у тебя на шее? – спросил Майер друга, показывая пальцем на кусочек сшитой кожи, висящий на Мамукиной шее.

– Амулет. Из дома, такой грузинский оберег. Это мне братья привезли от мамы! – провозгласил Мамука.

– А-а-а!

– Влад! А помныш, как мы с табой в Штрэбскэ Плэсо загуляли на 70 лет?! Да-а-а!? А-а!?

– Да, фурор мы там произвели определенно!

– Маладэц ты, Влад!.. Как мы там, а… А на другой дэнь на плацу стоим, шатаемся. Пьяные в сиську! И пофиг нам сухой закон! Да-а-а!?

Мамука изобразил шатание. Но скорее это было действительное его состояние в этот момент. Прямо стоять он уже едва ли мог!

– Но вот, помню я,.. как-то ты, меня, брат,.. подвёл! Эх, как подвёл, мать тво-ю-ю-ю-ю!.. – Мамука погрозил Майеру пальцем.

Это была всего лишь игровая фантазия, разыгравшаяся в сознании опьянённого Мамуки.

– Зачэм сэбя тогда подставил полкачу? Он тогда мэня… Понымаешь? Он мэня должен был натянуть! Нэ тебя! И что? Ты лишил мэня удовольствыя! Гы, гы, гы!.. А знаешь?..

Но дальше он уже не успел выговорить ни слова. Его брат Давид подскочил. Его ноздри раздувались. Он готов был вцепиться в горло Майеру, который, как ему показалось, когда-то серьезно обидел его брата!..

Отец его немного угомонил. Но так же стал бросать косые взгляды на Майера. Трудно было понять, что варится в этих черных, в общем-то добрых, но слишком горячих головах! Ещё через несколько минут снова звенели стаканы, булькала в канистре чача, разливаясь по кругу. Новые волны прокатывались по пищеводам. Содрогались уже видавшие виды желудки в странных позывах на освобождение от столь вероломного иноземного вторжения грузинского высокоградусного Бахуса. Тимофеев попробовал не допить.

– До дна-а-а-а! – заявил Мамукин отец. И посмотрел так, словно уличил Влада в измене Родине. Было ясно, что «кавказское гостеприимство» живыми не выпустит наших лейтенантов. Земля уходила уже из-под ног. Всё вокруг плыло. Желудок странно пытался освободиться, судорожно сокращаясь. Тимофеев залил оставшуюся жидкость внутрь, икнул, ещё несколько минут посидел, приобнял по-дружески Мамуку за плечо. Тот как будто качался. Лица напротив расплывались. Он видел только блеск чёрных глаз из-за орлиных профилей, похожих на профиль его училищного командира роты.

Тимофеев взял со стола какую-то колбаску.

– Ух, с орехами?! Что это?

– Это чурчхела! Такая наша грузынская сладост!

– Из чего это?

– Из сока выноградного, орэхов! Вкусно, да-а? – радовался Мамука.

– Вкусно. Да! Ну, пора. Нам пора! Мы сегодня ответственные! – вдруг заявил Тимофеев, хлопнул себя по онемевшим от чачи щекам, схватил Майера, свою тетрадь с конспектом к политзанятию и безапеляционно устремился к выходу, по дороге всех обнимая и искренне осыпая благодарностями за «кавказское гостеприимство».

– Сто-о-й! На посошо-о-к! – Мамука потянулся за канистрой…

Братья что—то стали эмоционально кричать вслед, вскидывая руки…

Лейтенанты вздохнули, опрокинули ещё по дозе чачи и вывалились на улицу. Фонарные столбы противно раскачивались, вызывая тошноту.

– Кто здесь всё это раскачивает!? А здорово ты это придумал, про ответственных! – Майер похлопал Тимофеева по плечу.

– Бэ-э-эр-р-р-рэ-э-э-э, – был его ответ.

Тимофеев, схватившись двумя руками за дерево, угостил, последнее ещё не успевшей полностью всосаться в его организм, последней дозой чачи, уронив тетрадь…

– Ёшкин кот! – только и успел отскочить Майер…

Спать решили устроиться в каптёрке у Майера в седьмой роте. Тяжёлые от чачи головы словно провалились в подушки. Мир закачался и полетел с жуткой тошнотворной скоростью в пропасть сна…



***

Сон

…Влад шёл не спеша по какому-то городу. Мимо прошла милая брюнетка. Её голубое платье трепал ветер, слегка обнажая красивые ноги.

«Какие милые ножки. Как у Зденки», – подумал Влад и отвёл взгляд. (Эта словацкая девушка не выходила у лейтенанта из головы. Да это и не удивительно, ведь то было его последнее романтическое знакомство!)

Девушка прыгнула в подошедший автобус и стеснительно-лукаво оглянулась на лейтенанта. Он улыбнулся в ответ. «Да! Как она похожа на ту словацкую девушку Здену!»

Оба покраснели. Автобус тронулся. Влад пошёл дальше. Навстречу Владу бежал малыш. Лет двух или трёх. То ли мальчик, то ли девочка, было трудно понять. Малыш споткнулся и растянулся прямо перед ним. Тимофеев наклонился, поднял плачущего ребёнка. Погладил по темной головке.

«Очаровашка!» – подумал Влад. Тот замолк на минуту, посмотрел яркими, как маслины, глазками на военного, потрогал пальчиком звёздочки на погонах. Но как только увидел подоспевшую пожилую женщину, видимо, бабушку, снова залился горькими слезами…

Его плач заглушила сирена машины скорой помощи, пролетевшей по улице…

Влад посмотрел на небо. Смеркалось. Закат красным светом окрасил всё вокруг вокзальной площади. Чем-то зловещим отдавало от этого зарева…

Перед ним проскочил какой-то парень лет девятнадцати. Его обтрёпанные джинсы как-то странно висели мешком под задницей, словно он в них «наложил».

«Наверное одел штаны старшего брата», – подумал Влад.

В его уши были воткнуты какие-то затычки с проводками, ведущими к маленькой квадратной пластинке. И он, почти ничего не слыша, увлеченно и беззаботно вразвалочку шёл по улице. Проводив удивлённо взглядом это «чудо-юдо», Влад зашёл внутрь вокзала, крутя головой по сторонам. Часы на вокзальной стене уже показывали полночь. Перрон за окнами тускло освещали фонари. Советский поезд, прибывающий как обычно, заскрипел колёсами и остановился. Солдатики в «хэбэ» стали выгружаться на перрон. Влад узнавал в некоторых своих бойцов. Загиров, Тошев,.. а вот прибился из седьмой роты Бедиев, так, кажется…

Вдруг стены сотряслись… Посыпалась штукатурка, вылетели стёкла. Вокзальное помещение наполнилось клубами дыма и пыли. Барабанные перепонки звенели, словно кто—то ткнул в уши шомполом. Проглотив слюну, Влад почувствовал лёгкий привкус крови.

– Ко мне! – крикнул он громко бойцам.

– Товарищ лейтенант! – из-под завала вылез всё тот же Бедиев.

– Где остальные?

– Не знаю!

Вскоре образовалась небольшая группа уцелевших. Солдаты, гражданские, в основном мужчины. У многих ссадины. Кровь. Из-под завала кто-то громко истерично кричал. Крик переходил в плач и мольбы о помощи. Перед входом лежала женщина. Её туловище превратилось в кровавое месиво. Голова неестественно закинута. Глаза по-прежнему открыты. Гарь. Пыль. Шок. Какая-то непонятная вонь вокруг. Разрывы снарядов продолжались не менее интенсивно, но уже где-то в стороне. Тимофеев собрал уцелевшую группу. Вместе вытащили из-под завала орущего. Это был тот самый молодой парень в обвисших штанах. Его нога была безнадёжно раздроблена. Острые куски кости торчали из кровоточащего мяса, вперемежку с какими-то белыми подтёками. Он тяжело дышал, задыхаясь и теряя сознание.

– Бедиев! Перетяни его ногу жгутом. Перенесите его к гражданским и все за мной!– прокричал Тимофеев, заглушаемый сухими хлопками разрывов.

Они перебрались в грязный тёмный подвал. Вокруг было полно паутины. Пахло дурно. Но вряд ли кто-то на это уже обращал внимание.

– Всем сидеть здесь, а двое желающих – со мной. Посмотрим, что там творится.

– Товарищ лейтенант! Я пойду! – конечно, это был снова Бедиев.

– Я пойду! – откуда-то появился Загиров. Его глаза как-то странно блестели.

– Хорошо! За мной! – Тимофеев выдал им гранаты Ф-1, откуда-то появившиеся в их «арсенале». Одни из них блестели своими зелёными «боевыми» корпусами, другие – черными «учебными». Отделив «мух от котлет», военные двинулись.

На улице было темно и безлюдно. Почти. Какая-то пожилая женщина в шоке ползла по тротуару. Её ноги были оторваны почти полностью. Она безнадёжно истекала кровью. В глазах был почти животный ужас. Практически нечеловеческим взглядом смотрела она вокруг, хватая воздух ртом и руками, словно пытаясь ухватить покидающую её израненное тело жизнь за «соломинку». Тимофеев узнал ту самую бабушку с внуком, которых он встретил несколько минут назад… Рядом лежал маленький кровавый комочек. Вместо глаз на маленьком личике зияли кровавые пустоты. Влад поёжился, вспомнив, как совсем недавно эти детские глазки удивлённо смотрели на него. В окнах домов полыхало пламя. Тимофеева трясло. Голова закружилась. Но он, взяв себя в руки, подошёл к женщине. Положил руку ей на лоб, пытаясь хоть как-то облегчить её страдания. Она ненадолго успокоилась. Посмотрела с надеждой Владу в глаза так, словно он и был той самой её соломинкой.

– Где он? – Её глаза смотрели на него как на бога. Казалось, что от его, от Влада, слов сейчас всё зависит. Словно он мог решить её судьбу и судьбу её внука.

Тимофеев молчал. Но чем больше он молчал, тем безутешней становились её глаза. Она вцепилась в его рукав, выгнулась, словно что-то прострелило нестерпимой болью её тело. Схватила воздух. Глаза смотрели вперёд, не видя ничего. Она будто ослепла. Выдохнула. И обмякла, продолжая держать Тимофеева за рукав…

Лейтенант брёл с не менее ошалелыми бойцами по разрушенному городу, переполненному горем и ужасом, описать который не было сил. И даже осознать весь ужас которого отказывалось сознание… Светало. Город утонул в пыли и горе. Кровавый рассвет зловеще освещал ужас ночного обстрела. Вдруг на перекрёстке раздался грохот танковых траков об асфальт. Скрежет. Треск. Из-за угла показался танк, который, руша всё на своём пути, полз поперёк улицы, давя машины, припаркованные на обочине. Из застывшего на перекрёстке автобуса выскочила женщина, неуклюже кинулась в сторону. Было очевидно, что это ей давалось с большим трудом. Большой живот сильно выступал.

«В положении!» – подумал Тимофеев.

Танк вёл беспорядочную стрельбу. В следующую минуту после очередного сухого треска очереди женщина, вскинув руки, плюхнулась, словно от сильнейшего толчка в спину, прямо своим большим животом на асфальт. Танк, выпустив облако чёрного дыма, со скрежетом пополз прямо на неё, словно её не замечая, ещё живую, дрожащую в судорожных конвульсиях на окровавленной дороге. Перемолотив мягкое тело, как тесто, втерев его в куски асфальта, размазав кишки по гусеничным тракам, кровавый танк брезгливо приостановился на миг, наполнил пространство чёрным дымом и пополз далее. Рядом перебежками бежали какие-то солдаты в пятнистой форме. Похожие на тех, изображённых на агитационных плакатах в ленинской комнате с надписями, типа: «Империализм – угроза Миру».

На рукаве одного из них Влад рассмотрел прямоугольную нашивку, изображающую американский флаг. Только кричали они на языке, напоминавшем недавно услышанную им грузинскую речь в устах Мамуки и его родни.

– Грузины, – словно услышав мысли лейтенанта, произнёс Загиров, хищно щурясь на солнце, – тож мэне вояки! Мы их всэгда гоняли!

Влад вынул чеку из Ф-1. Замахнулся, но бросить не успел. Эти пятнистые солдаты, приблизившись к автобусу, вытащили оттуда истекающего кровью какого-то солдата, ещё пару мужчин, перепачканную девушку в голубом платье, которая что-то громко кричала.

«Да это же та, которая так похожа на Здену! – прострелило мозг Тимофеева. – О, чёрт!».

В эту же минуту один из «камуфлированных» солдат с почему-то негритянским лицом выпустил целую очередь прямо в спины этих людей. Влад закрыл глаза. Он не хотел видеть того, что осталось после выстрелов. Его разум отказывался верить.

Загиров сверкал дикими глазами, не отводя взгляд от ужасной сцены, словно упивался кровавым зрелищем. Бедиев позеленел. Его вырвало.

– Гранаты к бою!.. Огонь! – две гранаты полетели в сторону «камуфлированных» солдат, кричащих по-грузински. Тимофеев вырвал зубами чеку третьей и дослал вдогонку.

Сухие хлопки разрывов едким чёрным дымом наполнили пространство впереди. «Камуфлированных» разбросало в разные стороны.

– Дика-а![7 - Хорошо! (с чеченского)] – произнёс Загиров.

Танк остановился, заметив врага сбоку. Башня поползла, разворачивая ствол. Траки крутили танк практически вокруг своей оси, ломая асфальт под собой.

– Уходим, товарищ лейтенант! – закричал во весь голос Бедиев, так как со слухом у всех была большая проблема. Уши гудели.

– Давай, прячьтесь. А я сейчас, – Тимофеев вытащил из-за спины свой «родной» училищный гранатомет РПГ-7, такой же, какой он оттаскал четыре года, будучи курсантом. Казалось, что эта труба теперь всегда с ним по жизни, словно срослась с его телом.

Так что, почти не удивившись этому появлению, он всунул в чёрную гранатометную трубу ствол «выстрела» с прикрученным к нему зелёным цилиндром порохового заряда. Лёг под углом примерно тридцать градусов к соплу, дабы пороховыми газами не оторвать собственные ноги. Сунул палец в рот и поднял вверх. Ветер был слева. Значит, «поправку» нужно делать вправо…

(Граната в отличие от пули идёт навстречу ветру. Ветер был сильный, значит, на целую «цель» вправо, не меньше. Танк двигался влево, значит, вторую «поправку» нужно делать влево. Но двигался он медленно – значит на «полцели» влево. Минус цель вправо, итого на «полцели» вправо…)

Влад подвёл фигуру танка под шкалу измерения дальности… да чего тут. Танк-то вот он – рядом.

Так близко ему ещё не приходилось стрелять по цели. Но то были учебные цели! Нужно спешить, пока танк повёрнут боком!

Выбрав в сетке прицела нужную рассчитанную клетку, наведя её в сочленение башни, лейтенант утопил предохранитель и выстрелил. У него не было шанса на ошибку. Ибо ценой ошибки была не учебная двойка, а смерть. Своя и других людей. Уши разодрала острая боль от выстрела. Столб порохового газа вылетел в трубу сзади, подняв в воздух клубы пыли.



***

…Прицелом ненависть вперёд взирала,
Зарядом гнев по стали саданул,
И газами на миг глаза застлало.
Язык огня под башней полыхнул…
Разрывы бронебойных свирепели.
Пять танков чёрной кровью изошли.
А мы ещё не понесли потери.
Враги не одолели. Отошли.
Но не ушли. Как чёрный символ страха
Стелился плотно дым по бороздам.
Высотку окружили и с размаха
Полукольцом ударили по нам.
Вновь землю гусеницы разрывая,
ползли. Но пусть страшат других.
Броня фашистов толстая, большая
На нас ползла не менее больших!
На нас, чей дух не покоряли.
Социализм нам Душу закалил.
Идеи Ленина наш Разум воспитали,
А Сталин нас Бронёю наделил…
И в немца страх смертельный наливался:
15 танков плавилось в огне.
И натиск страшной стали надорвался.
Он проиграл в неправильной войне.
Смолкал в ушах проклятый рокот стали.
И гнев, и радость сединой слились.
И точки танков с виду исчезали.
А здесь, недогоревшие, рвались.
Залито поле чёрной жаркой краской.
Пылает вновь кровавая заря.
Солдат Советских с материнской лаской
Оберегает Русская Земля!

    Автор В. Земша. Из баллады «Победившие смерть», забракованной советской цензурой за излишнюю патриотичность, не соответствующую «политической конъюнктуре» середины восьмидесятых.
В следующую секунду, едва рассеялся дым, раздался мощный взрыв. Видимо, сдетонировали боеприпасы, которыми был упакован танк. Башню отнесло в сторону.

Груда искорёженного танкового железа горела на перекрестке. Хобот танкового ствола уткнулся в асфальт рядом с автобусом.

– Так ему! Как хорошо попали, товарищ лейтенант! – заорал Бедив, высунувшись из-за бетонных обломков. И упал замертво почти одновременно с сухим щелчком. Во лбу его было словно просверлено кровавое отверстие. Глаза по-прежнему выражали радость и немного недоумение.

– Бедиев! – вырвалось отчаянно у Тимофеева. Но он удержался, чтобы не кинуться, помня, чему его учили педагоги. Ведь снайперы только того и ждут! – Чёрт! Что я Майеру теперь скажу. Не уберёг его бойца! Не уберёг!..

– Загиров! Нужно вычислить, где эта гадина!

– Есть, товарищ лейтенант! – солдат сверкнул черными глазами по-звериному и ловко пополз в сторону, скрываясь за высокий тротуарный бордюр.

Гранат больше не было. Влад нащупал левой рукой чёрный корпус ПУСа[8 - Гранатоимитатор, имеющий форму гранаты, но стреляющий пулями из гранатомёта.]. Открыл правой рукой рукоятку затвора, повернул влево и отвёл затвор до упора. Вставил 7,62 мм трассер в патронник, дослал его затвором вперёд. Всунул это устройство[9 - Чем не снайперская винтовка! Его прицельной дальности в 400 м здесь было вполне достаточно! На учебных стрельбах он нередко баловался тем, что таким учебным приспособлением, экономящим настоящие гранаты, после своих огромных танковых целей, поражал мелкие стрелковые цели своих соседей по стрельбищу.] в гранатомёт.

Что ж. Проверим, что будет сейчас! Загиров изменил своим движением угол наблюдения снайпера, явно его заинтересовав. Ошибки быть не должно. Снайпер – не лох. Поняв подвох, он не попадёт в расставленные сети. Но план сработал. Снайпер стал менять позицию. Увидев шевеление в одном из окон на верхних этажах, Влад приложился к прицелу. Ветер дул всё так же слева.

«Ветер пулю так относит, как от прицела два отбросить», – крутанулась ему заезженная училищная присказка. Отведя прицел на две фигуры левее, лейтенант затаил дыхание. Он стал одним целым со своим гранатомётом. Плавно нажал на спуск…

Трассер прошил пространство. Тело рухнуло вмиг.

«Кажись, попал! – подумал Тимофеев. – Что ж, неплохо ПУС приведён к бою!»[10 - Так называется проверка и регулировка каждого изделия сразу после производства.]

Появился Загиров. На его лице почему-то была добрых размеров борода.

«Когда это он успел отрастить? – подумал лейтенант. – Неужели пока полз! Бред полный!»

– Что это, Загиров? – Тимофеев сузил глаза. – Сбрить немедленно! Ты же советский солдат, а не душман! Чтоб к вечерней проверке этого не было! – словно забыв про войну, педантично произнёс Тимофеев.

Загиров лишь ухмыльнулся.

– Э-э-э-э, таварыш лэтена-ант!..

В следующую минуту горячая волна взрыва накрыла их обоих. Острая боль во всём теле. Удушье. В глазах потемнело. Словно звёздная метель закружилась вокруг. Он больше не чувствовал своего тела. Не чувствовал боли. Ничего. Словно куда-то провалился.

Кружащие потоки светящихся точек, подобно снежинкам, стали выстраиваться в причудливые фигуры, приобретая всё более и более чёткие очертания. И вскоре всё вокруг стало видно вполне отчётливо. Он увидел себя, лежащего в обнимку с гранатомётом.

(Хорошая училищная школа! Ведь их приучали никогда не расставаться с оружием. Даже на «толчке». Так он с оружием и лежал…)

Странное ощущение это – видеть себя сверху!

«Я что, погиб? – задавал себе вопрос лейтенант. – Но почему я всё вижу?»

Он видел и Загирова, чья борода, припорошенная пылью, торчала гордо на окаменевшем от смерти лице…

Недалеко лежала убитая девушка, чьё голубое платье окрасилось в кровавый цвет. Тимофеев приблизился, наклонился. Как она похожа на Здену… Совсем юная. Её темно-каштановые волосы были засыпаны пеплом.

«А может, это Здена и есть?» – мелькнуло в его голове такая дикая мысль, но он её прогнал прочь…

Тимофееву казалось, что его «крыша съезжала» всё дальше и дальше…

Чуть поодаль лежали убитые грузины. Из люка танка висел обгоревший до неузнаваемости труп. Страшное зрелище! Кисти рук свисали плетьми вниз. Они обгорели меньше. Из кисти вывалился чудом уцелевший оберег из кусочков сшитой кожи. Такой точно братья дарили Мамуке!

– Мамука?! – воскликнул Влад. – Н-ет! Может, просто такой же амулет? Кто теперь узнает?!

В стороне лежал другой солдат противника. Руки были разбросаны в стороны. На его чёрном лице неожиданно выделялся широко посаженный негритянский нос…

«Откуда здесь негры?» – удивился Тимофеев.

Далее он взлетел выше и приблизился к снайперу. К огромному изумлению, это была довольно милая девушка европейской внешности.

Её собранные золотистые волосы были испачканы кровью. По-кошачьи расставленные глаза были широко открыты и смотрели стеклянным взглядом в никуда. Голова была откинута в сторону и на белой шее Влад увидел маленькую родинку…

«Где-то я её уже видел раньше. Или просто похожа.., – подумал Тимофеев. – Но что она забыла здесь? Почему? А ведь могла жить, любить, родить ребёнка…»

Он задумался, ненависть к хладнокровной убийце и торжество победы сменились на милость и глубокое, до боли, сожаление: «Что побудило эту девочку прийти сюда? По своей ли трезвой воле или управляемая одурманенным разумом либо алчностью?»

Тимофеев, переполненный каким-то отуплённым равнодушием, взирал на всё сверху.

Чувствуя себя в бестелесной оболочке, он поднимался всё выше и выше. Констатируя печальные апокалипсические факты. Всё внизу превратилось в калейдоскоп кошмаров, закружилось, словно подхваченное дикой метелью из тусклых огоньков…



***

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – кто-то стал его осторожно теребить за рукав. – Через пять минут подъём! – Сквозь пелену проступало, приобретая очертания всё чётче и чётче, лицо Бедиева, – лейтенант Майер уже ушёл подымать роту, просил и вас разбудить! И вот – вы забыли ваш конспект к политзанятию у меня на тумбочке этой ночью, – Бедиев протянул ему смятую подмокшую тетрадь

– Мы где? —Тимофеев подскочил, ткнул бойца пальцем. – Живой?! Япона мать! – почувствовав под пальцем телесную оболочку, он кинулся к солдату и обнял его.

– Вы чё? – Бедиев отпрянул. Лейтенант, не обращая внимания на изумление солдата, посмотрел на свои руки, повертел ими перед собой, хлопнул себя по лицу.

– И я тоже! – он как-то торжествующе, безумно и радостно взглянул на ничего не понимающего бойца. – И я,.. я живой!? – утвердительно, но с полувопросом воскликнул Тимофеев.

«Да! Дожили-ся! – подумал Бедиев. – Вот это уже точно диагноз! Вот уж кто бы спрашивал… Сразу видно, как их вчерашний вечерок прошёл!.. Живой!.. Как же! Тут, отстояв ночь „на тумбочке“ уже сам перестаёшь понимать, живой ты ещё или уже мёртвый. Дневальный это самый настоящий „живой труп“!..»

«Подмокло политзанятьице-то»! – Тимофеев крутил в руках свой заляпанный конспект…

– Товарищ лейтенант, тут, говорят, в полк приехал поэт какой-то из Башкирии. Айдар Халим, вроде зовут. Не слышали?

– Не слышал. И что?

– Да так, в клубе, вроде будут собирать сегодня. Все башкиры наши тащатся сейчас. Он, вроде, земляков своих собирает, фотографироваться будут. А вы идёте?

– А я что, на башкира похож, а? – Тимофеев нащупал зеркало, посмотрел на свою опухшую физиономию…

«Да-а-а, Бедиев, возможно, ты и прав.., – подумал он. – Мне стоит присоединиться к этой группе из солнечной Башкирии. Башка-а-а моя трещит ужасно!»




2.4 (88.09.04) Прокурорский совет


    Сентябрь1988 г. Ружомберок

«Стоит человеку осознать неистинность своего существования и пересмотреть свои взгляды на жизнь с точки зрения возвышенного представления о самом себе, как он тут же изменит своё поведение и образ жизни. Когда человеком овладевает высокое понятие о его месте и роли в мироздании, он, естественно, старается действовать так, чтобы оправдать такое понятие и не унизиться до грязного или злодейского поступка, из-за которого он может опуститься, став ниже того представления о себе, которое имеется в его воображении».

(*Юм. соч. в 2-х т., т.2, с.611—612.)

«Осознание человеком своего высокого предназначения в мире отнюдь не достаточно для изменения своего поведения. Не субъективный разум личности, а объективная логика общественных отношений диктует личности то или другое поведение».

(Плеханов Г. В. избр. фил. пр-я., 1956, т.2, с. 451.)

Плац. Возле трибуны выстроились офицеры полка в две шеренги.

– Товарищи офицеры, если у вас есть проблемы в борьбе с неуставными отношениями в солдатской среде, прокуратура дивизии готова вам в этом оказать содействие и дать консультацию. Я буду сегодня и завтра работать в ленинской комнате седьмой мотострелковой роты,.. вашей, так сказать, «лучшей» в некотором смысле, роты,.. – капитан из военной прокуратуры дивизии обратился к молчаливому строю офицеров…



***

Ленкомната седьмой роты. Хашимов и Майер сидели напротив капитана из прокуратуры, изучая последнего своими глазами, полными внимания.

После убытия Иры их отношения более-менее наладились. Да и куда им было деться-то! Служба обязывала. Объекта для конкуренции более не существовало меж ними. Скорее наоборот, эта общая «болячка», ставшая историей, теперь их даже где-то и сближала.

– А где ваш командир роты?

– Э-э-э, товарыщ капытан, это вопрос нэ простой!

– Да уж, это ваш ротный – не простой вопрос! Ладно, об этом позже… Вообще, согласно последней статистике, ситуация с «неуставными взаимоотношениями» вроде как неплохая сейчас. Все получают звёзды на погоны, а я-то знаю, что на самом-то деле не всё так шоколадно, как кажется…

(Действительно, не всё, что лежит на поверхности, является таковым, как кажется, на самом деле. Статистика, например, роста количества изнасилований на деле часто является лишь ростом количества обращений, а не самой преступности, что может свидетельствовать, наоборот, о росте доверия к правоохранительным органам и о росте количества раскрываемости преступлений. А статистика, другой пример, увеличения фактов самогоноварения, – на самом деле, может говорить о начале реальной борьбы с этим явлением, «портящей статистику», но на деле уменьшающей объём производства нелегального алкоголя. Нельзя оценивать лишь поверхностные факты. Ведь мы видим только то, что вокруг нас. Но не всегда видим «низ айсберга». Поэтому наши суждения часто ошибочны. Особенно, когда люди подходят к проблеме формально, а они чаще именно так и подходят.)

– Итак, неуставные взаимоотношения в части – серьёзный бич, с которым необходимо бороться решительно. А не выполнение приказа начальника, товарищи офицеры, – это серьёзное воинское преступление и это необходимо пресекать. Без этого не имеет никакого смысла говорить ни о дисциплине в целом, ни о выполнении требований уставов относительно тех же «уставных» отношений между военнослужащими. Я сам знаю, как это трудно, когда командование части покрывает преступников, дабы не вынести сор из избы. А у вас, младших офицеров, нет никаких инструментов для борьбы. Так ведь?

– Так точно, товарищ капитан! Некоторых в наряд по определению ставить бесполезно, всё равно ничего не будут делать, других запашут. И на «губу» непросто посадить, а посадишь, всё равно ничего не изменится, даже ещё хуже порой.

– Так вот, мой вам дружеский совет из личного опыта. Если не боитесь, что командование на вас за это окрысится. Засудите одного-двух самых наглых бойцов. Из числа тех, что балуются неуставнухой. Другим неповадно будет. Шёлковые все станут. Я так сделал в своё время, так моя рота лучшая стала. Ни единого залёта. Я им чётко сказал, что у них один начальник – я. Ни земляки, ни деды. Только один факт нарушения, и всё! Труба! Главное – идти до конца, не обращать ни на кого внимания! Нужно иметь решительность! А то дождётесь, когда задроченные казарменной неуставщиной бойцы, видя бессилие своих командиров, как народ в Югославии, митинг[11 - 4 сентября 1988 года в Югославии начинаются демонстрации сербов и черногорцев, которые требуют введения чрезвычайного положения в Косово для защиты жителей от реакционных действий со стороны албанских сепаратистов.] устроят!

А это значит, что власть уже не справляется со своими обязанностями по защите своих граждан! Реакцию нужно в корне давить, как гидру, пока та не разрослась! Так вот тут уж и приходится нашему брату самому брать ситуацию в руки!

Полковые и батальонные отцы-командиры потом все успокоятся, а вы получите управляемое подразделение! Не бойтесь за свою карьеру. Карьера любит сильных и смелых. Да и не всё ведь карьерой-то измеряется!

– А я и не боюсь. Меня уже всё одно объявили «вечным Ванькой – взводным». Так что уже мне терять?!

– Вот как?! За что же такая немилость?

– Так,.. было дельце. Это личное. Я не хочу говорить, – Майер посмотрел на капитана, потом, словив ухмыляющийся взгляд Хашимова, перевёл на него.

– Личное, говоришь? Никак на бабах погорел!? Я в точку попал?

– Я не хочу об этом говорить! – тот опустил глаза.

– Ладно-ладно, значит, в точку! Но ничего, на бабах не один погорел тут! Ну, ничего, прорвёшься ещё! Вот наведёшь порядок в своём подразделении, глядишь, и роту получишь! А пока нужно брать власть в свои руки. И, как сказал Шарапов, «преступник должен сидеть в тюрьме!» Хватит с ними церемониться! Каждое преступление должно быть наказано и справедливость должна торжествовать! А то распустили тут бойцов-преступников отцы-командиры ради своих карьер и тёплых мест! Не начнём садить подонков, завтра как в Польше, «Солидарности»[12 - Как раз накануне 31 августа 1988 года Лех Валенса впервые после запрещения профсоюза «Солидарность» в 1981 году, проводит переговоры с польскими властями. (Лех Вале?нса – польский политический деятель, активист и защитник прав человека, прежний руководитель независимого профсоюза «Солидарность», электрик по профессии.] всякие повылазят или «Хартии»[13 - А в ЧССР оппозиционные силы, созванные вокруг политической группы «Хартия-77», во главе с драматургом Вацлавом Гавелом также переходят к решительным действиям. В августе в Праге и других городах прошли демонстрации в знак протеста против ввода в Чехословакию войск стран ОВД 20 лет назад.] и будем с ними ещё и переговоры вести…

– Харашо, харашо. Я полностью согласэн с вами! – Хашимов задумчиво крутил головой, загруженной информацией.

У капитана заблестели глаза.

– Вот! Замечательно! Вот вам образец рапорта в прокуратуру. Ведь те, что занимаются неуставнухой, они же и приказы, как правило, не выполняют? Верно?

– Так точно. Верно! – Майер посмотрел в сторону Хашимова, как бы ища подтверждения.

– Вот! Будете на учениях или полевом выходе, отдайте любой приказ такому «под козырёк», который он не выполнит, при свидетелях. На глазах у всей роты! А потом – можете сразу на него заполнять этот рапорт по форме! Невыполнение приказа командира на учениях приравнивается к невыполнению приказа в бою! Наступает практически полная уголовная ответственность! Он будет думать, что всё ему хиханьки да хаханьки, а тут – бац и до трёх лет дисциплинарного батальона! А кому охота в «дисбат» вместо дембеля?! А?! Схема действий понята?

– Так точно!

– Всё поняли! Спасибо!

(Ну вот, хоть нашёлся один «сверху», кто проявил реальное беспокойство о них! Хотя не всё, что лежит на поверхности, является таковым, как кажется на самом деле… Так и эта забота незнакомого капитана из военной прокуратуры, кто знает, была ли реальной заботой о солдатах и младших офицерах, а может кто-то просто копал под командира полка? Кто теперь разберёт!..)




2.5 (88.09.20) Заговор


    Сентябрь 1988 г. Прага. Особняк на окраине.

А в это же время 20 сентября 1988 года в своей речи на Совете Европы британский премьер-министр Маргарет Тэтчер предостерегает страны-участницы ЕЭС от безрассудного движения к политическому и экономическому объединению Европы.

Тихий особняк на окраине города. Терраса с видом на речушку, звонко бегущую между покрытых золотом осенних листьев сказочных сопок, играющих великолепием света, теней и осенних раскрасок. Несколько человек, слишком серьезных для такого безмятежного окружения, сидели, обсуждая совершенно трудно осязаемые для обычных людей, вещи.

– Задача нашего движения – устроить небольшую заварушку, а если получится большая заварушка, то это ещё лучше, – человек в шляпе затянулся сигарой, – думай, как это устроить и под каким соусом, ищи даты, события прошлого.

– Уже есть идея, – человек с залысинами отложил кипу старых газет, – в январе наступающего года, будет как раз двадцать пять лет с даты самоубийства некого Яна Палаха. Это был обычный вспыльчивый одиночка-неврастеник, слишком сильно увлекающийся идеей коммунизма. Безнадёжный марксист, даже носящий в своей среде кличку «большевик»! Неудачник. Тогда удалось красиво направить его в нужное русло и упаковать его глупую смерть через самосожжение в знак протеста против советского вторжения. Пусть же его глупая смерть сослужит нам хорошую службу ещё разок! Пусть сослужит роль «запала» в нашей бомбе сегодня!

– Как мы можем использовать имя этого коммунистического фанатика?

– А это не важно! Мы скажем, что он восстал не просто против оккупации, но против коммунистического режима. Поверьте, никто не обратит внимания на его личные политические пристрастия. Он нам подходит в кумиры. Ведь он мёртв и уже ничего не скажет. А его личные записки мы подкорректируем.

– Уверен, он бы сам дико удивился этому, если бы воскрес!

– К счастью, мёртвые не воскресают! А живые всегда используют мёртвых в своих земных целях! Живые всегда приписывают мёртвым то, что им выгодно! Мертвый идол – это марионетка. Всем нужен послушный флаг! Который не может возразить! Даже если бы кто-то изобрёл некую «живую воду», способную вернуть Иисусу телесную оболочку, например, то едва ли живые захотели бы это сделать, дабы не разрушить созданный ими же мифический мир Ватикана! Сомневаюсь, что Иисус, воскреснув, не разрушил бы многие «христианские» мифы, которыми сегодня напичкана католическая церковь. Вряд ли он бы признал непогрешимость Римского Папы! Вряд ли бы он не низверг все эти современные религиозные надстройки! Но он не воскреснет. А смерть одних освобождает место другим и даёт живущим право на использование в своих личных целях достижения умершего так, как им заблагорассудится!

– А без идола что, никак?

– Народ любит идолов. Без идолов никак! На фоне идола легко строить любую политическую программу.

– Оттого-то мёртвые герои часто не так известны при жизни! Вот ведь в чём причина этого феномена! Вообще, одни личности рождают идеи, а другие их эксплуатируют в своих интересах. Так же, как и с товаром. Одни его производят, но чаще всего именно другие могут из него извлечь действительную коммерческую выгоду.

– Да-да! Итак, Палах нам отлично подходит для этой роли! Роли мученика-Иисуса, всё верно! Может, позже найдётся ещё какой-нибудь последователь-самоубийца, вдохновлённый славой своих предшественников!

– Появятся новые – выберем среди них наиболее выгодного нам кандидата в «апостолы»!

– Well-well!! В 69-м последователей Палаха было много! Но не в наших интересах сегодня распылять внимание масс на всех их. Для достижения короткой цели лучше сосредоточиться на одном «брэнде»! Спозиционироваться, сконцентрировать внимание масс. И наш брэнд – именно Ян Палах.

– Мы разрушим их систему изнутри их же руками и их же оружием! Наша тактическая задача – устроить коммунистам «кузькину мать»!..

– Что это значит?

– Вчера коммунисты устраивали революции во всём мире во имя своих социалистических «свобод», равенства и интернационализма! Сегодня мы им нанесет ответный удар их же оружием! Мы не будем им противостоять в лоб! Сегодня наша задача – поменять в головах советских миллионов стереотип «революционной борьбы с капитализмом» на новый стереотип «революционной борьбы с коммунистическим тоталитаризмом!». Борьбы за независимость от русско-советской оккупационной системы. Борьбы за демократию, продвигающую наши интересы, где успешно функционирует машина подчинения общественного мнения нашей воле через политическую рекламную компанию, участником которой становится невольно каждый. Борьбы за свободу личности от всех обязательств перед своим обществом: свободу от патриотизма, от службы в армии, от морали, от семейных обязательств. За свободу секса и алчности! Мы намертво приклеим им, нашим противникам, термины «режим», «диктатура», «тоталитаризм». Мы развернёмся и подтолкнём их в спину в направлении их собственного же движения и низменных желаний. И тогда колосс не удержится на своих глиняных ногах! Такой метод использования энергии противника против него самого существует в боевых искусствах, например, в хапкидо[14 - Хапкидо? хап – объединение; ки – энергия, сила; то (-до) – путь) (Путь объединения энергии) – корейское боевое искусство.]!..

– Как именно вы планируете действовать?

– Распространим через «свободные», то есть подконтрольные нам СМИ идею. И будем ждать, когда «бражка» забродит! Глядишь, найдётся кто-нибудь, кто последует его примеру.

– Это будет гениально!

– А если это не сработает?

– Сработает. Рано или поздно. Но мы можем временно придумать и иной повод для сбора.

– Например?

– Ну, хотя бы и по поводу образования Чехословакии. Там когда будет юбилейная дата? Пробейте по базе событий! Да всё равно, что!

В воздухе повисла долгая пауза. Тишина. Несколько человек, слишком серьезных для такого безмятежного окружения, сидели, молча лицезря это великолепие.

Терраса с видом на желтеющий лес. Речушка, звонко бегущая между покрытых золотом осенних листьев сказочных сопок, играющих великолепием света, теней и осенних раскрасок…




2.6 (88.10.02) А в это время в мире


    Октябрь 1988 г.

1 октября 1988 года Михаил Горбачев избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР[15 - Высшая государственная должность в СССР с 1936 по 1989 год. Однако реальная власть находилась в руках высшей партийной должности – Генерального секретаря ЦК КПСС. Объединение двух должностей в одних руках давала последним безграничную власть. С введением института Президентства и отмены Партийной гегемонии, должность Председателя Президиума Верховного Совета была упразднена во всех странах бывшего СССР].

2 октября 1988 года основан «Народный фронт» Эстонии.[16 - Наро?дный фронт – политический союз, как правило, объединяющий левые и левоцентристские силы (социал-демократов, коммунистов, радикалов) для противостояния правым и ультраправым. Народные фронты стали возникать в 1930-е годы, выступали против фашизма и войны, в защиту экономических интересов трудящихся.Во Франции в 1935—1938 годах, в Испании в 1936—1939, в Чили в 1938—1941 действовали правительства Народных фронтов. В годы Второй мировой войны в ряде стран были созданы национальные антифашистские народные фронты).В период же перестройки идея «народных фронтов» объединила в себе, наоборот, правых, радикалов, фашиствующих националистов и прочих, и прочих. И стала отражать идеологию борьбы с социализмом, сепаратизм, основанный на национализме и разрушительной «демократизации» по западному сценарию (но отнюдь не всегда западному подобию) в большинстве стран – участниц Варшавского договора и в советских национальных республиках).]

Наступала эра «двойных стандартов» при разработке «демократических» принципов.



    По материалам открытых интернет-источников.




2.7 (88.10.10) Сила приказа


    Начало октября 1988 г. Оремовлаз

Полигон.

Накануне 21 сентября 1988 года в нагорном Карабахе, СССР, введено чрезвычайное положение.

Очередной выход в поля. Рота грузилась в БТРы. Майер посмотрел на тяжёлые зелёные ящики с матбазой, почесал затылок…

– Рядовой Разорёнкин, рядовой Гусейнов, ко мне!

Гусейнов исполнил приказ, косясь на Разорёнкина.

– Ну, чё-ё-ё? – Разорёнкин вялой походкой подошёл к офицеру.

– Приказываю загрузить матбазу! – Тимофеев поднёс правую руку к козырьку.

– Якушев! Иди, грузи с Гусейновым! – Разорёнкин немедленно «делегировал» задачу.

– Товарищ солдат! Команда была дана вам лично!

Солдат зло выругался, сплюнул и пошагал прочь. Майер повторил свою команду, но эффект был тот же.

– Ты чё, Майер, он же дед, – Хашимов смотрел на Майера испытующе. – Не перебор?

– А где это записано, что деду позволено не выполнять команды и распоряжения своего командира? И вообще, ты чё, совет с прокуратуры забыл, что ли?

– Хм,.. – Хашимов хлопнул Майера по плечу, – ну-ну! Решил-таки ввести в роте, как в Карабахе, чрезвычайное положение? Прокурор-таки надоумил?! Ну-ну! А что, правильно! Дерзай! Глядишь, майором станешь! Фамилья такой…

Хашимов усмехнулся, повернулся в сторону удаляющегося бойца.

– Разорёнки-ин! – рявкнул он. – А ну, иди сюда, солдат! – теперь ему уже ничего не оставалось, как отстаивать «честь офицерского мундира»…



***

Преступление и наказание



    Конец октября 1988 г. Полковая «Губа».

Серые стены полковой гаупвахты. Зарешёченные окна. Часовой с автоматом «на ремень». Помощник начкара открыл засов двери в серую бетонную камеру и пропустил Майера внутрь.

На полу сидел жалкого вида солдат в перепачканной дембельской парадке, уже подготовленной для «дембеля». Увидев офицеров, он поднялся. На его измождённом лице был испуг и растерянность.

– Что, солдат, думал ничего у меня не выйдет?! Уже и в парадку облачился! Думал, что, совершив преступление, сможешь остаться без наказания?

– Товарищ лейтенант, мамой вас прошу. Простите меня. Я во всём раскаиваюсь. Я вёл себя ужасно. Но не отправляйте меня в дисбат. Я домой хочу, на дембель! Меня мама ждёт. Я один у неё. Никого больше нет. Она инвалид, мамочка моя. Ей некому помочь больше! Только на меня одного все её надежды! Прости-и-те, товарищ лейтенант! Прости-и-те меня! Ну, пожа-а-алуста! – канючил без передышки арестованный «губарь». Его вид был более чем жалок. На глазах – слёзы. Уголки губ опущены вниз. Весь он стал каким-то мелким и жалким.

– Эх, Разорёнкин, Разорёнкин! Где же твоя былая спесь? Ты же таким крутым был!

Разорёнкин стоял молча, потупив глаза.

– Не верю я тебе, Разорёнкин. Это ты щас так соловьём запел, как, наконец-то, понял, что ответить за всё придётся. Так что, хоть мне и жаль твою маму, но в дисбат тебе всё же, попасть придётся! Чтобы другим неповадно было! Потому что мне жаль и матерей других солдат, над которыми ты издевался и над которыми такие, как ты, ещё будут, видя такую безнаказанность, издеваться!

– Я перед всем полком скажу. Я им всем объясню всё. Я скажу, что был не прав! Я покаюсь. Честное слово, так покаюсь!..

– Хотелось бы тебе поверить, солдат, но не могу! Не внушаешь ты мне ни доверия, ни сочувствия после всего, что ты сделал. Ты как волк в шкуре ягнёнка. Всё, разговор окончен! Сейчас отвечать на мои вопросы будешь, – Майер достал из планшета лист и ручку…



***

Майер шёл по плацу. За спиной – мрачная атмосфера «губы». Трудно было поверить, что это и был тот самый борзый из солдат. Самый разнузданный и неуправляемый. Теперь это был грязный, жалкий чмырёныш, готовый целовать офицерские сапоги ради своего освобождения! Вот такие вот метаморфозы!

«Может и впрямь отпустить его ко всем чертям, пусть валит в свою Москву!?» – подумал Майер, входя в расположение роты.

– Дежурный по роте, на выход! – заорал, увидев офицера, дневальный.

– Товарищ лейтенант! Ну, как там, Разорёнкин? – прищурился дежурный по роте младший сержант Сабиров.

– Плачет ваш Разорёнкин, чтоб я его простил. К маме просится!

– Да ну, товарыщ лейтенант! Не нада нагаварыват! – скривился в гримасе тот.

– Я правду говорю!

– Э-э-э! Я нэ вэрю! Разорёнкин – это рэалный пацан! Борзый. Он нэ будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анываэте!

– А вот посмотрим! А вот сами ещё увидите!



***

По дороге от штаба вялой медленной медвежьей походкой двигался командир полка подполковник Гребенщиков со своей услужливой свитой, суетящейся вокруг «хозяина», подобно шавкам.

– Лейтенант! Ко мне! – рыкнул он в сторону Майера.

Майер, бодро отпечатав по мокрому асфальту строевой в сторону командира, приставил каблук сапога к каблуку одновременно с ладонью, несущей к виску, лихо описав внешнюю дугу, его лейтенантскую честь.

– Товарищ подполковник! Лейтенант Майер по Вашему приказанию прибыл!

– Лей-те-нант Майер! – рот подполковника скривился. – Вы что, думаете, вы самый умный?

– Никак нет, товарищ подполковник! – Майер прижал руки «по швам».

– Вы какого чёрта в прокуратуру пишете? А? Вы чё, через головы прыгаете, лейтенант?

Майер молчал.

– Чтоб сегодня же отозвали ваш рапорт! Вам ясно?!– он кивком головы вперёд словно отрыгнулся этой фразой в лицо лейтенанту.

– Никак нет, товарищ подполковник! Извините меня, но я не намерен забирать рапорт! Этот солдат преступник и он должен понести наказание! Чего бы это ни стоило!

– Чё-ё-ё!? Я не по-о-нял! Кто тут что-то в-я-кнул? Лейтена-а-нт! Ты чё, решил мне на полк залёт повесить?! Сгною! Порву-у как жабу-у!

Майер угрюмо молчал, упрямо рассматривая беснующееся багровое лицо полкача, перекошенный рот которого изрыгал «ЕБЦУ» в его адрес. В общем-то, его опустошённой сущности всё было как-то «фиолетово» и эта страшная гримаса командира полка, способная повергнуть в шок кого угодно, не внушала ему особого трепета.

Командира полка можно было понять. Ведь «прыгать через голову начальника» – непозволительное действие по всем человеческим канонам, не только армейским. За такое вздрючить положено по всей строгости! Ну, да уж тут так вот вышло!..




2.8 (88.10.24) Повинную голову меч не сечёт[17 - Изречение Владимира Мономаха в адрес безоружных половцев, вышедших к нему с дарами]!


    Октябрь 1988 г. Ружомберок

Штаб полка.

Штаб. Кабинет секретаря парткома. Полунин похлопал Майера по плечу.

– Эх, Майер! Снова Майер!.. На вашем, лейтенант, месте стоит серьёзно задуматься. Я понимаю ваше упрямство, равно как мне понятна и правота вашей позиции. Командиров не жалко, так подумайте о матери этого солдата. Это больной человек, убитый горем! Вы потом сами не будете жалеть об этом? Ведь этот груз останется с вами навсегда! Подумайте, лейтенант, очень подумайте. Да и на полк повесите такой «залёт». Никому карьеры не видать, в том числе и вам её испортят, будьте уверены!

– Но ведь это заслуженное наказание этого подонка было бы справедливым!

– Эх, молодой ты ещё мальчишка! Справедливость! Где она, справедливость?! Что ты вообще понимаешь в справедливости? А справедливо будет, если пострадают невинные люди?! Разорёнкин, он, конечно, ублюдок. Только сейчас ты просто из гордости всё это делаешь, ни о ком не думаешь, через головы прыгаешь, что есть грубейшее нарушение устава, между прочим! Скажи ещё, что этого не знал! И где тут твоя справедливость?! – Полунин захлопнул папку. – Всё, идите! Думайте! Крепко подумай, товарищ Майер! Но если всё же решишься идти до конца, тогда уже потом не пеняй и не иди на попятную! Будь готов ко всему и ничему не удивляйся! У тебя последний шанс сегодня принять окончательное решение. Завтра уже будет слишком поздно! Всё! Ступай!

Майер вышел. На душе был полный раскордаж.

«Что делать! Что делать!? Что делать? – стучало в его висках. – Заберу рапорт, значит сразу стану шутом в глазах всех солдат. Значит, не выполню своё обещание наказать виновного любой ценой. Значит, впредь никто не будет ставить в хрен собачий моё слово! – он шёл, вытирая пот со лба. – Что делать! Что делать!? Что делать? – Майер снял фуражку. Если всё же засажу гада, все будут меня уважать. Пуcть меня полкач сгноит потом, плевать! Моя карьера уже и без того загублена. Дальше Кушки[18 - Кушка – город на юге Туркмении, на реке Кушка. Афганский берег реки вошёл в состав Российской империи в результате боя на Кушке (1885), где интересы Российской империи схлестнулись с английскими. Нынешнее поселение возникло в 1890 году как крепость. В 70-е годы в Кушке по приказу командующего ТуркВО было открыто кафе «Арктика», в котором стояли кондиционеры и была возможность заказать прохладительные напитки. Водоснабжение Кушки осуществлялось по водоводу из пещер, расположенных в нескольких километрах от города, причём вода оказалась пригодной для питья и очень холодной. С Кушкой связана существовавшая ранее ходовая в среде российских и советских офицеров поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». После ввода войск в Афганистан возникло её продолжение: «А теперь меня надули – оказался я в Кабуле». В районе Кушки находилась самая южная точка не только Российской империи, но и СССР.] всё равно не пошлют!

«Что касается карьеры полкача, так честь должна быть дороже карьеры! Другое дело – старая больная мать Разорёнкина. Жаль женщину, это правда. Ведь для неё её единственный сын – всегда хороший, единственная опора и поддержка! Это и впрямь будет меня тяготить после…»



***

Зиндан[19 - Гауптвахта – жаргон.]

Скрип засовов. Затхлый запах. Тусклый свет, пробивающийся сквозь зарешеченные окна. С пола поднялся жалкого вида солдат в парадке, испачканной от долгого сидения на бетоне. Увидев офицеров, он встрепенулся и стал неуклюже поправлять мятое обмундирование. На его измождённом лице была надежда и, казалось, глубочайшее раскаяние.

– Что, Разорёнкин, как идёт процесс осмысления?

– Простите, товарищ лейтенант! Вот, почитайте, пожалуйста! Вот, письмо от мамы! – он протянул сложенный в четверо тетрадный лист в клеточку.

Майер взял его, развернул:

«Глубокоуважаемый товарищ лейтенант! Пишет вам мама вашего непутёвого солдата…»

– Всё ясно, Разорёнкин, мне плевать на всё, на мою карьеру, на полкача, я обещал всей роте тебя засадить. Ты знаешь это, я тебя предупреждал. Я всех предупреждал, как только пришёл. И ничто меня бы не остановило от достижения поставленной цели. Это дело чести! Так что не думай, солдат, что лейтенанта Майера можно продавить!

– Товарищ лейтенант! Я так не думаю! Я всё осознал! Прости-и-те меня!

– Солдат, мне очень жаль твою маму. И это единственная причина, почему я сейчас здесь. Я заберу рапорт, хорошо, но при одном условии! – Майер посмотрел буравящим взглядом на рядового.

– Всё, что угодно, товарищ лейтенант! – тот был сама кротость. Он буквально ловил каждое слово. Услышав последнюю фразу, вселявшую в него надежду, он замер весь в ожидании.

– Всё не нужно, а нужна только самая малость!

– Всё, что угодно, товарищ лейтенант! – повторил солдат, полный надежды, мелькнувшей солнечным зайчиком на серых тёмных стенах «зиндана».

– Выйдешь перед полком, скажешь о том, как ты раскаиваешься за всё, что натворил! Пусть все видят твоё раскаяние! Пусть каждый знает, что ты был на грани. И что ты оказался бы в дисбате, если бы не моя жалость к твоей больной одинокой матери! Понял?

– Так точно, товарищ лейтенант! Всё сделаю!– оживился Разорёнкин.

– Точно понял?

– Точно, товарищ лейтенант!

– Смотри мне! Пообещай, что всё сделаешь как надо!

– Обещаю, товарищ лейтенант. Даже не сомневайтесь!

Майер, уверенный в том, что нашёл компромиссный выход из ситуации, довольный собой, вышел из камеры…

Он шагал по ночной мокрой городской мостовой. Позади – серые стены, узко сжимающие полковую жизнь. На душе было определённо облегчение, словно дождь смыл с неё пыль беспокойства. И не оттого, что командование теперь остановит свою репрессивную машину против него. Скорее оттого, что он только что решил судьбу одного человека. Оттого, что сумел переступить через собственную гордыню. Оттого, что сумел простить. Оттого, что сделал счастливым человека, которого ни разу не видел – больную несчастную мать этого балбеса…

«Молодец, лейтенант!» – в голове звенела незамысловатая скупая фраза довольно улыбающегося Полунина в ответ на порванный рапорт.

Яркий месяц также улыбался кривой улыбкой с темного октябрьского неба, словно усмехаясь…

А в это время за бетонными стенами полка внешний мир продолжали сотрясать вибрации перемен[20 - В конце октября прошли пока как бы «невинные» демонстрации в связи с празднованием 70-летия образования независимой Чехословакии. Это случилось семьдесят лет назад вследствие краха после Первой мировой войны Австро-Венгрии, когда Чехия, Словакия и Подкарпатская Русь объединились и сформировали независимую республику Чехословакия в 1918 году.].

Сегодня всё происходящее вокруг ярко напоминало события тех ушедших в далёкое прошлое лет. Только тогда, в начале двадцатого века, к власти рвались множественные социал-демократические партии, в том числе коммунисты и большевики, провозглашавшие борьбу с монархическими режимами, и лицемерно сулящие народу свободы, равенство, братство, землю и заводы. Теперь, на закате восьмидесятых, демократы снова сулили всё те же свободы, но уже провозглашая борьбу с современными коммунистическими режимами. Изменились наклейки, мир перевернулся, но суть осталась всё та же. Как когда-то истинные патриоты белого движения стремились спасти Российскую империю, так и здесь истинные коммунисты восьмидесятых пытались спасти рушащийся Советский Союз. Офицерская среда Советской армии была так же расколота в своей среде на старший и младший состав, на многообразие восходящих идеологических взглядов на прошлое, настоящее и будущее. Всё, как и в те далёкие околореволюционные годы. Нарастала пропасть и между офицерским и рядовым составами. А сами советские офицеры где-то подсознательно начинали отождествлять себя с теми далёкими белогвардейскими офицерами, стоящими сегодня за их спинами подобно теням, приходящим из далёкого прошлого, чтобы предупредить, чтобы предостеречь… Но разве кто-то слушал их голоса!?.



***

Перегорит костер и перетлеет, —
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
Нет, – не мученьями, страданьями и кровью —
Утратою горчайшей из утрат:
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, мой незнакомый брат.
С тобой, мой враг, под кличкою – товарищ,
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь, не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того-ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?

    «Товарищ». 1944 г. Туроверов Николай Николаевич. Иммигрант, донской казак (1899—1972) 42



2.9 (88.10.26) Встреча на вокзале


    Октябрь 1988 г. Ружомберок

Шёл редкий дождь, оставляя чёрточки на стёклах вагона. Затяжной: мелкие капли вздували пузыри на лужах перрона. Железнодорожная станция, освещаемая редкими фонарями, была погружена во мрак. Влад вышел из вагона. Осторожно перепрыгивая через лужи, стараясь не замочить модные новенькие голубые, переходящие в белый, кроссовки «Puma». Рука приятно сжимала ручку пластикового пакета с «добром», купленным в соседнем городе. Теперь в Союзе он – «первый парень на деревне!» Беззаботно и удовлетворённо прыгал он через лужи, морщась от капель дождя. Мимо промелькнули красивые девичьи ножки под зонтиком, торопливо, «козочкой», семенящие через лужи. Ох, уж эти женские ножки!.. Волнительные и столь притягательные, что порой невозможно совладать с бурными потоками тестостерона, вырывающимися наружу при виде их. Владислав непроизвольно проводил «ноги» взглядом, свернув шею назад едва ли не на сто восемьдесят.

– Агой! – девушка также оглянулась.

«Вот удача! – подумал Влад. – Вот это да!»

– Привет! – он внимательно, с недоверием всматривался в темноту.

Девушка молчала, явно раздумывая, семенить ей дальше или нет.

– Здена! – он встрепенулся, не веря своим глазам, приблизился.

– Влад! Можете сховаться под зонтик! – предложила девушка.

– Что вы здесь робите? – Влад удивлённо, не веря своим глазам, смотрел на неё.

– Приехала к сестре, она тут живёт недалеко!

– Здорово!.. Си ми пачишь, – тут же выпалил лейтенант давно заученную фразу, боясь рассусоливать дальше, чтобы не упустить снова свою «птицу счастья»!

Девушка улыбнулась.

– Я это уже слышала где-то. Повторю и тогдашний свой ответ: вы мне тоже!

Под зонтиком, чувствуя разгорячённое дыхание друг друга, они шли по тёмной улице, не замечая холодных луж. Мешая словацкие и русские слова. Забыв о всех запретах и наставлениях…

– Всё. Мне сюда! Очень было приятно! – Здена сверкнула весёлым взглядом, однозначно давая понять, что пора ему уж топать восвояси. Но Тимофеев явно не желал ставить точку в сегодняшней встрече. Ведь его сегодняшнее «замполитское воскресенье» по средам ещё не закончилось. А до утра ещё нескоро! А завтра – четверг затянет его снова полковой рутинной трясиной, из которой он бог знает когда ещё вырвется!

(В воскресенье он, как это водится для политработников, будет рулить один в роте, обеспечивая отдых командиров.)

А сейчас,.. здесь и сейчас! – Вот его девиз!

Сырой холодный словацкий воздух был словно насыщен тревогой грядущих политических перемен, которые казались чем-то совершенно неизбежным.[21 - 11 октября 1988 года Ладислав Адамец сменил Любомира Штроугала на посту Председателя правительства Чехословакии. Это назначение стало частью коренных изменений в составе правительства и руководства Коммунистической партии Чехословакии.]

Но юношеское сердце в груди мало заботило всё это. И едва ли он вспоминал про свои старые бредовые сновидения! Он, как и многие другие, был охвачен лишь эйфорией растущей вседозволенности и свободы! Лишь усиливая жажду любви, стучащей напряжённо в его висках.

– Яко си ми пачишь! – повторил лейтенант фразу, которую с упоением готов был повторять вновь и вновь. Взял девушку за руку, прижал её нежные пальцы к губам. Девушка заулыбалась ещё сильнее. Из-за темноты было сложно сказать покраснела ли она, но вот съёжилась, эт точно. Влад бережно потянул её руку к себе, пытаясь приблизить девушку. Та отстранилась.

– Не можно…

Но лейтенант прочитал в её словах буквально следующее: «Можно,.. нужно,.. просто я не такая,.. не всё сразу!..)

О, боже! Как это всё понятно! Но стомившийся от одиночества, юный жар внутри требует большего! Всего и сразу, и немедля! И совсем не хочется так вот просто глупо разойтись и шлёпать снова одиноко по лужам… Они стояли уже с час и болтали бог весть о чём. Им было интересно это общение, и время летело незаметно.

Наконец, он попытался прикоснуться губами к её мокрым от дождя губам, ведь он так долго томился от возможного ожидания этой встречи!..

Тут резкий неожиданный шлепок по щеке откинул его голову, стукнув о дверь калитки, которая со скрипом открылась. Он стоял опешив. Вся романтика мгновенно исчезла. Всё его существо наполнили свербящие стыд, досада, обида. Он развернулся молча, поджав губы:

– Препачь[22 - Извини].

Девушка смотрела на него строго. С возмущением. Он готов был провалиться сквозь землю!

– До виденья, препачь, я не хотел тебя обидеть!

– Препачь и ты! – девушка посмотрела на него уже менее строго.

Какой он был смешной. Как ребёнок, у которого отобрали любимую соску! Но Здена помнила уроки своей старшей сестры. Эти мальчишки! Но, похоже, этот не груб. Скорее – не сдержан. Немного даже нагловат и нахрапист. И очень, очень нетерпелив! Но всё же он довольно мил! И впрочем, его какой-то мягкий, но настойчивый, обволакивающий всё её существо напор ей даже чем-то нравился! За считанные секунды он завёл её так, что только чувство собственного достоинства и инстинкт самосохранения останавливали её от совершения глупости. Она нашла клочок бумаги и, написав губной помадой на нём: «Zdena ?pankova, Svat? Kriz c.a. 252, Liptovsk? Mikulа?, 032 11», – протянула Владу.

– Это мой адрес. Ты можешь мне писать! – она юркнула за калитку. Её милое голубое платье растворилось в дождливой темноте…

Лейтенант стоял под каплями дождя, остужающими горящую от пощечины щеку…

Придя в общагу, он долго ворочался в кровати, обуреваемый мыслями, воспоминанием происшедшего и, наконец, сон взял верх над ним.



***

Сон

Тимофеев пробирался под моросящим дождём сквозь густой туман, плотно стелившийся по земле подобно облакам. Слышен был стук вагонных колёс где-то в далеке.

Вскоре лейтенанту открылась широкая площадь в лужах. В центре которой стоял какой-то человек, на лысой голове которого блестели капли дождевой воды.

– Меня зовут Аулихастр, – он поднял голову и посмотрел проникновенно лейтенанту прямо в глаза так, что у того пробежали мурашки по спине и какой-то неприятный звон напряжения появился в воздухе.

– Гвардии лейтенант Тимофеев, – ответил он.

– Эта встреча не случайна, – человек, назвавшийся «Аулихастром», наклонил голову набок. – Женщины,.. лишь объект похоти, тебе не нужно брать это к сердцу, тебе нужно идти дальше, не останавливаясь и не оглядываясь назад.

– Ты бредишь? – усмехнулся офицер. – Я сам решу, что мне делать.

– У земных женщин душа расположена так, что сердечный энергетический центр её находится на уровне матки. В свою очередь у мужчин, разумеется, – на уровне сердца.

Другими словами, низменные влечения женщины являются генератором возвышенных духовных фантазий мужчин, и не более того…

– Смею возразить, – Тимофеев перебил лысого, – и разместить пресловутый «энергетический центр» мужчин, соответственно, в семенниках, в таком случае. Которые, например, у меня от вчерашнего до сих пор ломит! Ибо мужчину притягивает к женщине не более возвышенное чувство, нежели то, что притягивает женщину к мужчине! И основа этого влечения на уровне подсознания – продолжение рода человеческого! Репродукция!

– Вот именно, репродукция! Женщины по природе своей сучки. И большинство женщин, чтобы остановить неуправляемый сексуальный взрыв, будут воплощены в будущем в животных. Чтобы выработать устойчивый рефлекс, обязывающий их, как лебедей, сохранять верность одному партнёру в течение всей жизни и вступать в половой контакт только при необходимости воссоздания детей.

– Более чем странная мысль! У большинства животных процветает полигамия. А сезонность полового влечения обусловлена лишь приспособлением к природным циклам – временам года. Очень сомневаюсь, что в «мартовские дни» коты озабочены последствиями своих любовных похождений больше, нежели люди, думая о продолжении своего кошачьего рода. Зима же – не помеха людям и вот почему «март» у людей может быть круглый год. Так что я бы не стал животные страсти считать более возвышенными, нежели людские, какими бы они ни были!

– Послушай меня…

– Хватит, мне более не интересен весь этот бред, мне нравится эта девушка, вот и всё! И никто и ничто меня не остановит! – лейтенант пресек странного незнакомца и пошагал по лужам далее…




2.10 (88.11.01) Биробиджан – земля обетованная


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Девятая рота.

– Моше! Живой труп! Как служба на тумбочке? – сержант Ахмедов хлопнул по плечу дневального и ехидно впялился в него взглядом.

– Нормально, товарищ сержант,

– Нормално! Ну, раз нормално, тогда ремень подтяни, солдат! И воще, как это ты от армии нэ отмазалса? – сержант исподлобья взглянул на бойца.

– А вы, товарищ сержант?

– Я нэ понял!?

– Я тоже не понял, о чём вы тут говорите, – рядовой Моше невозмутимо смотрел на сержанта.

– Ты чё? Обурел, солдат? – он, было, вскипел, потом выпустил пар и уже спокойно, но более строго, чем в начале, продолжил.

– Рядовой Гетц, я впэрвые вижу еврея, который служит в Советской армии. Как это так тэбя угораздило?

– Никак, никуда ни угораздило. Призвали, вот и служу себе, да и всё. Как и все.

– Как и всэ! – передёрнул сержант. – Еврэй, сэвший на коня перестал быть евреем, а стал джигит! – Ладно, ладно. Давай, нэси службу, солдат! – сержант вразвалочку двинулся дальше по коридору, постукивая подковами сапог.

– Чё он прицепился к тебе? – из умывальника вывалился мокрый, по пояс голый Харин, растирая тело полотенцем. В комнате для умывания в тот момент наблюдалось оживление. Мокрые от пота, дрожащие от холода тела солдат девятой роты подсовывались под ледяные струи воды, струившейся из медных носов краников.

– Да, типа того, как я, еврей, попал в армию.

– Типа того, почему ты не отмазался? Да? – улыбнулся Семён.

– Ага! Да я и не думал там «мазаться» ничем!

– Думал – не думал, но точно ясно одно – ты не отмазался, потому что сейчас ты здесь. Да ладно! Не обижайся! Ты классный парень. Но сам же знаешь, ваши в большинстве своём «косят» от армии.

– Я с тобой не согласен, Сеня. Тебе известно, какое сопротивление евреи оказывали немцам в Великую Отечественную?

– Не слышал такого. Знаю, что пострадало вашего брата уйма. Но вот про сопротивление – то нет.

– Потому-то ты так и говоришь. Просто не знаешь правду! Всё это от антисемитов происходит. А мой дед между тем, был во время войны командиром еврейского партизанского отряда в Белоруссии!

– Да уж! Да ладно, я тебя уважаю, Моше, и не хочу обидеть. И совсем не против евреев. И антисемитов не люблю. Но не было бы сионистов, не появились бы и они, антисемиты. Все они – одного поля ягоды. Что одно плохо, то и другое!

– А что плохого в сионизме?

– Это ты про свою гору Сион? Слышали. Типа евреи – особая нация, избранная… и т. п. Для евреев, может, от этого всего и ничего плохого. А вот что касается других, вот тут-то и вопрос. Ведь если евреи – особые, значит, остальные тогда кто?

– Но евреи нормально относятся к другим. Никого не трогают. Никого не громят. Живут всегда лучше. Потому что мы своим помогаем, не то, что русские.

– Вот именно! Знаешь, просто мы относится к людям по справедливости. И не подтягиваем «наверх» кого-то только оттого, что он русский. Ты считаешь это недостатком, а я думаю, что это достоинство!

– Ну, тут я не соглашусь. Это нормально – помогать своим. А русский только своему сесть в тюрьму может помочь. Зависть не позволяет. Всё от зависти на Руси. И евреев от зависти не любят. Услышав последнее, Харин задумался, поморщившись, поскрёб по «сусекам черепа».

– А ты вот жениться, например, на русской сможешь? Ведь упрутся родоки-то! Был у нас один случай,.. – Семён задумался, припоминая какую-то историю. Но Моше ждать не стал.

– Жениться евреи предпочитают на еврейках. Это верно. Но это оттого, что национальность у нас по матери передаётся, а не по отцу.

– Чё, точно, что ли? – Семён посмотрел на товарища с недоверием.

– Ну, да. Только у меня мама белоруска. Из Бобруйска. Поэтому выходит, по всем еврейским канонам, я не еврей!

– Во, дела! Так чё, ты хочешь сказать, что ты по еврейским канонам белорус?

– Ну, типа того, – Гетц пожал плечами.

– Ладно, бульба! Оттого-то ты и здесь, в армии, а не дома, что для евреев ты – не совсем еврей! Вот они про тебя и забыли… не помогли! Да ладно, не обижайся ты, Моше! Чё нам друг на друга обижаться. Русским – на евреев, евреям – на русских. Вы бы наоборот, не сильно бы выпячивались, что вы там евреи, жили бы как все, не смотрели бы на других свысока, женились бы не только на еврейках, ведь у нас-то никто на национальность не смотрит особо! Интернационализм, понимаешь?! Братство народов! Все мы – советские граждане. Одной страны люди, понимаешь?! У нас вон, в Бурятии, мы с бурятами уживаемся худо-бедно! Помешалися уж давно! Хотя и там тоже местных националистов хватает.

– Просто у евреев в СССР нету прав на национальное самоопределение.

– Да ты чё? Ну, во-первых, ты, как мы уже поняли, белорус, а, во-вторых, тебе чё, Биробиджан не нравится? Столица Еврейской автономии! Земля обетованная!

– Биробиджа-ан! Да это издевательство какое-то! Израиль, вот это автономия! Я видел фотки, знаешь как там! – мечтательно закрыл глаза Моше.

– Да ладно тебе, там сейчас война в полный рост! Сектор Газа там, река Иордан, Палестина… И потом, что и на Дальнем Востоке, и в Забайкалье, и в Сибири, и даже на Крайнем Севере люди живут. Ну да, бананьев немаем! Препачь, камарад! На всех Одессы не хватит! Да и что ты, Родину променять готов на какой-то там Израиль?

– Родина, Сеня, там, где нам лучше, – упрямствовал Моше.

– А по-моему Родина та, что нас родила. Это как родители. Их, как и Родину, не выбирают, – Семён зло сплюнул и отправился в кубрик.

– Дневальный! В канцелярию! – раздался мощный голос ротного. Моше встрепенулся и полетел в сторону звука как ракета ЗРК[23 - Зенитно Ракетного Комплекса] на тепло двигателя…



***

Канцелярия

– Моше! В вашем личном деле сказано, что вы рисуете? – Сидоренко улыбнулся сквозь усы густым баритоном.

– Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант!

– Всё! В распоряжение замполита роты! – кратко отрезал старлей и вышел из канцелярии.

Моше смотрел на лейтенанта Тимофеева слегка в недоумении, ожидая нового распоряжения…

С этой минуты жизнь рядового Гетц сильно изменилась. Трудно было однозначно сказать, стала ли она легче прежней. Но она стала несомненно другой. Когда все отдыхали, он трудился в канцелярии или ленинской комнате, часто по ночам. Плакаты, стенгазеты и прочая наглядная агитация, журналы по боевой подготовке и планы тактических учений на чудны?х офицерских картах. Словом, все вопросы, которые могли бы выпасть на долю ротного писаря. Сам он частенько вспоминал фрагмент из фильма «Василий Иванович меняет профессию», где роль писаря самого государя играл Крамаров. Так он и собирался изобразить латексом себя в своём будущем дембельском альбоме, сидящим в царских палатах писарем с пером в руке и солдатской фуражке…

На лицо он осунулся. Глаза были воспалены от бессонных ночей. Но в целом он был счастлив оттого, что жизнь его стала особенной. Не такой паскудной, как у других, и без лишней пехотной «задроты»…




2.11 (88.11.05) «Покаяние»


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Плац

Утро. Полковое построение. Зябнущие ротные колонны выстроены напротив трибуны. Холодно, но не слишком зимно. Снега нет. Влажно. Все без шинелей. В солдатских «ПШ» и «Жучках». Командиры, шмыгая носами, проверяют ёжащийся личный состав. Начальник штаба выхаживает перед трибуной в ожидании командира.

– По-о-о-лк! См-и-и-рно-о! – наконец, зычно с накатом, словно лихим хлыстом, протянул майор Карпов команду…

Когда всё основное закончилось, помдеж вывел рядового Разорёнкина к трибуне. Тот был уже чисто выбрит и свеж. Парадка хоть и оставалась мятой, но была относительно чистой и, имея несколько небрежный вид, придавала солдату лишь «апофигительский» дембельский антураж.

(Майер даже вспомнил, как в училище, накануне выпуска, курсанты-четверокурсники прекращали следить за своей курсантской формой, порой даже вытаскивая пружины из фуражек, демонстрируя всем своим «опофигительским» видом полный игнор донашиваемой последние дни курсантской форме!)

Похожим образом, «по-дембельски» смотрелся и Разорёнкин. Он был по-прежнему без ремня. Всё ещё в фуражке, которая была изрядно помята и небрежно сдвинута набок. Руки в карманах. Наконец он вынул руки и небрежно, подобно Брежневу, вяло поприветствовал «публику». В строю раздались смешки.

– Эх! Разорёнкин— Разорёнкин! В своём репертуаре!

– Ну, орёл!

– Маладэц! Герой!

– Красава!

Разорёнкин обвёл строй блуждающим взглядом, засунул руки снова в карманы, покачался с пяток на носки, на пятки, на носки, на пятки, на носки.

– Ну, товарищи солдаты… ну, короче, … ну,.. не делайте так, как я, ясно вам? – Разорёнкин усмехнулся с должной ему надменностью, так словно этими словами он демонстрировал всем свою непоколебимость, а Майеру и другим офицерам – вдобавок ещё и своё открытое презрение. От прежнего кающегося на «губе» Разорёнкина не осталось и следа. Из жалкого бойца в бетонной клетке полкового «зиндана» он превратился едва ли не в мифического героя. Дембеля похихикивали от этой сцены «раскаяния».

– Ну чё, таварыш летенант, я же говорил, Разорёнкин – это рэалный мужъик! Борзый. Он нэ будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анывали мэня! А я вам и нэ вэрыл!.. – ехидно щурился Сабиров.

Майер лишь зло сплюнул, сжав холодные кулаки…

Уже на следующий день освобождённый дембель Разорёнкин являл собой пример неповиновения всему личному составу батальона. И хотя его демобилизация несколько подзадержалась, он, помахав ручкой своим товарищам-дембелям: сержанту Ибрагимову, рядовым Челябизаде и Каримову, сержанту Ахмедову из девятой роты и многим-многим другим, чувствовал себя вполне даже неплохо в своём подвешенном состоянии между уже закончившейся службой и так всё ещё и не пришедшим дембелем. Он упивался своей моно-мегапопулярностью, ведь он сейчас был один такой «дед» на весь полк. Он балдел от осознания своей особой индивидуальности, развешивая оплеухи молодым, пьянствуя по ночам, развлекаясь унижением тех, кого ещё только можно было унизить.

Что скажете вы, ещё тогда не созданные «комитеты солдатских матерей»? Вы, призванные защищать интересы солдат от таких вот разнузданных казарменных негодяев! Но нет, вы скорее засадите любого из офицеров при малейшем «перегибе» в попытках «облагоразумить» оного… Ибо питаетесь вы из рук недругов наших и имеете главную, хоть и скрытую цель, – снизить обороноспособность нашей страны, а вовсе не навести в армии порядок! Простите за прямоту.




2.12 (88.11.07) Земля обетованная – исход


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Канцелярия девятой роты



И вот, Мы спасли вас от людей Фирауна, которые возлагали на вас злое наказание, убивая ваших сынов и оставляя в живых ваших женщин. В этом для вас испытание от Господа ваше великое!

Коран стих 46 (49)



И вот, Мы разделили при вас море и спасли вас и потопили род Фир?ауна, а вы смотрели.

Коран стих 47 (50)


– Списки готовим, Моше, в особый отдел по нацсоставу роты и наличию родственников за границей, – Тимофеев строго посмотрел на писаря и добавил.

– Саядян Ашот говорил, что у него кто-то в Лос-Анджелесе вроде дядя.

– Армян много в Лос-Анджелесе, а что тут такого?

Лейтенант строго посмотрел на солдата.

– А ты почём знаешь?

– Да ведь все так говорят. Известное дело.[24 - Первая большая волна армянской миграции относится ещё к периоду турецкого геноцида армян в конце 19-го – начале 20го веков.]

– Кто говорит?

– Все так говорят. Кто именно, мне неизвестно!

– Ты пойми, мы же за границей, разве не понимаешь? Военнослужащий легко может взять автомат и перебежать на «ту» сторону. Тем более, известно, что по «ту» сторону соответствующая работа их спецслужбами ведётся в полный рост! Вот тебе и «что тут такого»! А нам потом получай по шапке за плохую воспитательную работу с личным составом! Вот ты, Моше, еврей. А что, у тебя есть кто-то в Израиле?

– Не знаю, товарищ лейтенант.

– А ты подумай! Напряги память.

– Ну, есть. Тётка, вроде, лет восемь назад в Тель-Авив уехала.

– А-а, Моше-Моше! А чё ты скрывал это?! Ты-то ведь бежать не думал? А? Тель-Авив-то далеко отсюда. А?

– Далеко! А бежать, никак нет, товарищ гвардии лейтенант, и не думал.

– Ладно! Пиши мне объяснительную. Мне лично.

– О чём? – удивился боец.

– О том, что бежать не собираешься никуда. Ну, про свою моральную устойчивость и преданность Родине! Себе положу, так, на всякий случай. А то случись что, особист всю плешь мне проест потом.

– Ну, ладно! Да и не еврей я по нашим-то еврейским законам! Куда мне бежать. Кому я там нужен-то?

– Чё? – лейтенант нахмурил лоб. – Как не еврей!?

– Ну, по матери же у нас национальность. Мама у меня белоруска, так что по матери я, скорее белорус, нежели еврей, выходит!

– А-а-а! Так-то без проблем. Ну, вот ты так и пиши, мол, я, рядовой Моше Гетц, чувствую себя белорусом. Это как ты сам себя больше чувствуешь, тот ты и есть. Я вон русского якута как-то встретил! Ха! Во то был прикол! А что? Нормально! Только вот у тебя в личном деле-то совсем другое написано!

Солдат лишь пожал плечами.

– А хочешь, Моше, будешь паспорт новый получать, ты попросись, чтобы тебя русским прописали, ну, или белорусом, как ты там говорил!

– Посмотрим, товарищ лейтенант. Что же плохого в том, чтобы быть евреем?

– Да оно, конечно, плохого-то ничего нет. Но слишком много среди евреев предателей Родины, которые в Израиль бегут, а потом ещё и пакости всякие про СССР строчат, а некоторые и на вражеские «голоса» работают. Я уж не говорю о том, что многие себя особыми избранниками бога считают. А ты читал «Посиди на камне у дороги[25 - Повесть. Тарасов Валерий. 1981г. Уехавшую в Израиль героиню повести ждут лишь разочарования…]», кажись, так эта книжка называется?

– Не-е-т.

– А ты почитай. О-очень занимательно! И вообще, среди евреев не еврею выкарабкаться гораздо сложнее, нежели наоборот! И бегут они в Израиль напрасно. А вообще, вот евреи молодцы! Не перестаю восхищаться! Надо же, по матери придумали себе национальность. Кто это, интересно, первым до такого додумался? А?

– Я не знаю! – Моше усмехнулся. – Товарищ лейтенант, да Вы пишите там, в личном деле, всё как есть, то есть как оно положено. Чего уж там. Где наша не пропадала. И про родню. Что мне теперь, от родни отказываться. Ну, живёт тётка в Тель-Авиве. Но я-то туда не собираюсь. Я – советский гражданин. Так уж оно есть! Моя, так сказать, участь!

– Та-ак, молодец. Красиво и правильно излагаешь, как сознательный советский солдат, только не участь это твоя – быть советским гражданином и солдатом, а честь! Высокая честь! – продолжал Тимофеев, перебирая листочки, исписанные солдатскими руками.

– Харин, вон, тоже написал, что дальняя родня у него проживает где- то в Швейцарии. После революции остались. Контра он потенциальная, выходит. Того и гляди, Родину продаст за жвачку. Не рота, а сплошные потенциальные перебежчики! Кто вас только таких сюда допустил, до службы за границей-то, а?

– Не, товарищ лейтенант! Не скажите. Нет у нас перебежчиков.

– Нет, говоришь, перебежчиков? А ты лично-то гарантию дашь на всех них?

– Какую ещё гарантию?

– А пиши на бумаге, дескать, я, рядовой Моше, даю гарантию на тех и тех. Так что после, ежели что, как соучастник пойдёшь. Годится?

– Я-я-я, – замялся солдат.

– Вот тебе и я-я-я, – замполит передразнил писаря, – головка ты от противогаза! То-то и оно, чуть что, то все сразу в кусты, свои задницы ховать. А то адвокат тут выискался! Все так, пока сами своей шкурой не отвечают, то горазды в заступничков играть! А чуть что, то сразу голову в кусты!

– Я, конечно, за каждого не гарантирую, но Харин,.. он… не беспокойтесь за него…

– Почему?

– Ну, не знаю… Просто я знаю его. Он не такой. Он… За него я подпишусь лично.

– Ладно, успокоил. Но особистам всё равно что-то подать придётся. Так уж положено. С припиской, что, дескать, «морально устойчив». Ну, скажи, ну кто вас просит такое вот самим о себе-то писать?!

– У нас же «гласность», товарищ лейтенант! Сами же говорили! «Перестройка», «плурализьм»!

– Плюролизм! Моше! Плю-ро-лизм! Или Плю-ра-лизм. Ну, как-то так! Чёрт его знает!

– Да-да!

– Вот те и «да-да»! Нашёлся мне тут «плурализьм»! А я-то думаю, что это вонь такая стоит! А это я в «плурализьм» ваш вступил сапогом! Ха!

– А мож, вы не будете про Харина писать тогда, а?

– А мож, и не буду. Но с другой-то стороны, вдруг он и впрямь в бега подастся. Что тогда! Ты пойдёшь тогда в сообщники! Да и я с вами обоими – в первую же очередь!

– За что?

– За что! За сокрытие, за плохую воспитательную работу, за невыявление дезертира в конце концов. Ладно, посмотрим. Ты, Моше, присматривай за ним. А то глупостей натворит, а нам потом – расхлёбывай! Да не беспокойся, у нас ведь всё по справедливости! Ведь пока он смирно себе сидит, ему ничего за это родство-то не будет, кроме как на «передовую» его, если что, не отправят.

– На какую передовую?

– Да что и тебя, Моше, что его, будут теперь вечно держать на расстоянии от границы, да от чего-то особо ответственного.

– От чего такого?

– Ну, например, в разведку пойти вам не грозит!

– А-а! А чё мне разведка, а мне и в канцелярии хорошо!

– Вот-вот! Вот и сиди себе смирненько, и усё буде добре, панове! Как вообще вы все здесь, за границей-то оказались, ума не приложу.



***

Рота мирно спала. В коридоре светило дежурное освещение.

Ответственный по роте лейтенант Тимофеев дремал, сидя за столом в канцелярии, подсунув шапку под лоб. Рядом жужжал маленький тепловентилятор, шевеля волосы на голове лейтенанта тёплыми потоками воздуха…



***

Сон

Исход

Жёлтые каменные стены города вокруг были озарены багровыми лучами заката. Сухой горячий воздух наполнял пространство. Тимофеев вдохнул, но это был не воздух, а жаркая горячая масса наполнила его легкие, подобно тому, что как-то описывал Майер из своих «туркестанских» воспоминаний. Люди в светлых туниках бронзовыми телами копошились внизу.

– Велик Египет, – пожилая женщина в халате, украшенном узорами, подошла сзади. Остановилась на почтенном расстоянии. Опустила голову… Тимофеев обернулся…

(Странное это было чувство. Вроде он и не он вовсе. И знакомы ему вещи и люди ранее им невиданные. Но всё это странным образом не вызывало ни малейшего удивления и воспринималось им как должное. Странное дело эти сны!.. А может, это лишь «отголоски прошлых жизней!?.»)

– Что тебе, Иохаведа[26 - Иохаведа – на самом деле родная мать Моисея, заменившая во дворце ему няню.]? – молодой мужчина посмотрел на неё.

– Муса[27 - Моисе?й (ивр. Моше?, «взятый (спасённый) из воды»; араб Муса, лат. Moyses) (XIII век до н. э.), в Пятикнижии – еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, произвёл Исход евреев из Древнего Египта, сплотил израильские колена в единый народ.]! Твоя грусть рвёт моё сердце! О чём твои мысли?

– Велик Египет, но фараон стареет. И, похоже, грядёт не только его закат, но и наш. Кто же будет дальше править этой империей после Яхмоса?.. Как мне возвыситься над миром?.. Разве есть у меня шансы когда-либо занять трон фараона? Кто я? Всего лишь спасённый из воды великодушной принцессой Термутис еврейский мальчик, выросший во дворце фараона, подобный его сыну, но всё же я не его сын! – Моше задумался, грустно глядя на садящийся круг солнца.

– Всему рано или поздно приходит конец, мой господин! А станет править Аменхотеп, не сносить вам головы, чует моё сердце, – Иохаведа улыбнулась улыбкой скорби. И её лицо продолжало оставаться суровым. Глаза светились энергией на потрёпанном смуглом лице с горбатым носом, – не забывайте, ваш народ не египтяне. Ваш народ – евреи. Идите и царствуйте над ними. Это единственное спасение для вас и вашего народа, господин! Разделяй и властвуй!

– Но мой народ был истреблён уже ныне покойным фараоном Рамзесом Вторым много лет назад ещё в колыбелях. Ты явно насмехаешься надо мной!? То, что осталось – лишь жалкое подобие того, что когда-то было! Кого я могу собрать? Лишь жалкую горстку несчастных?

– Твой народ жив, мой господин!

Моше посмотрел на няню вопросительно. Та продолжала.

– Убиты все мальчики. Но девочки-то остались.

Моше поморщился – девочки! Что ты несёшь, женщина?! Носителями национальной культуры всегда являются только мужчины. Участь женщин – лишь ублажать мужчину и производить потомство на свет! Нет нашего народа! Лишь горстка стариков, стареющих женщин, а большая часть нового поколения рождена от чужекровных отцов, взявших наших женщин себе в жёны, что бы они рожали им египтян.

– Вы правы, мой господин, – няня достала старый хрустящий свёрток папируса и протянула Моше.

– Что это?

– Отныне народ наш еврейский носить будет национальность по матери своей. Трактуйте это правило. И мир изменится.

– Но как? Как заставить людей поверить в него, следовать ему, если его не огласит сам фараон!?

– Еврейский народ рассеян. Его традиции и культура почти утрачены. Будет не слишком трудно убедить людей, не знающих своей истории. Ведь никто не сможет проверить это. Не составит труда заставить их поверить в то, что этот закон от богов. Ведь все они неграмотны. Забиты и бедны. Дайте им веру, шанс на лучшее и они пойдут за вами, мой господин! Воссоздайте свой народ и укрепите его дух. Найдите то, что может их отличать от других. Отделите его от остальных! Дайте им веру в их особенное предназначение в этом враждебном им мире. Заставьте поверить, что вы – ниспосланы им богом. Отделите их от египтян, уведите отсюда и властвуйте над ними!!!

Моисей задумался. Налил вина.

– Что ж, если мужчины не в силах защитить свой народ, этот народ будет рассеян, а мужчины истреблены или проданы в рабство. Их жёны же станут рабынями, жёнами и наложницами победителей. А рожденные у них дети лишь добавят нам подданных! Такой народ будет неистребим! Он будет всегда вновь и вновь возрождаться, словно из пепла, чтобы с ним не случилось в будущем! Он, подобно плесени, выживет на любом теле! Отличная мысль! А теперь оставь меня, женщина, я должен побыть один. Обдумать всё, – он развернул пыльный свёрток. Прочёл начертанное на нём: «…и не роднись с ними: дочери своей не давай его сыну, и его дочери не бери для сына своего. Ибо он отвратит сына твоего с пути моего, и будут служить они божествам чужим; и воспылает гнев Господа на вас, и истребит он тебя немедля…[28 - Центральным положением ортодоксального иудаизма является вера в то, что Устная Тора была получена Моисеем во время его пребывания на горе Синай, и её содержание веками передавалось от поколения к поколению устно. *Талмуд – многотомный свод правовых и религиозно—этических положений иудаизма. Католической церковью в Средние века вновь устраивались публичные сжигания Талмуда и других священных книг иудаизма, которые трактовались как источник зла.]».

«Что ж, придётся подправить относительно „дочери своей не давай его сыну“, и тогда все их дети от не иудейских отцов вдруг раз, и неожиданно для всех станут иудеями! Неплохая мысль! Но как быть с теми евреями, кто рождены не еврейскими матерями? Например, мой учитель Аварис?»

Мать Авариса была стройная красавица-египтянка, и хотя её кожа теперь и напоминала печёное на знойном египетском солнце яблоко, всё же было очевидно то, что много лет назад она сводила мужчин с ума.

«Мой верный Аварис! С раннего детства он учил меня всем премудростям военного искусства. Как теперь быть с ним и такими, как он?!» – Моисей задумался, не находя ответа.

Однако ответ принёс вскоре сам Аварис…

На рассвете, едва забрезжили первые лучи солнца, длинная вереница людей, вдыхая пыль пустыни, медленно двинулась в сторону моря. Египетские галеры уже ждали беглецов…

Фараон был в ярости.

– Прости, мой господин, но нам не удалось догнать людей Мусы. Случилось чудо. Море расступилось, и они прошли по дну морскому в свои старозаветные земли. И мы бессильны были хоть как-то этому воспрепятствовать, о, мой господин! Это воля богов! Только Вы, о, наш повелитель, в силах просить богов исполнить волю вашу! – Аварис лежал на коленях, не поднимая головы и уже мысленно прощаясь с ней.

– Ступай, – махнул рукой фараон. Его брови были сведены к переносице. Он не слишком-то верил ни в этот чудной рассказ, ни в чудеса вообще, ни в богов. Но главное, чтобы паства верила во всё это и в его, богом данную, власть. Что ж, только бог выше фараона! И только его воля может объяснить народу египетскому столь чудесный исход подданных с земли Египетской. На всё воля богов!..

Тимофеев всё ещё видел эту сцену, но уже как бы со стороны, стоящим на высокой горе. Рассвет кровавыми лучами поднимался из-за голых сухих гор, напоминавших песчаные конусообразные крепости, которые Тимофеев строил когда-то в детстве на берегу Амура… Вдруг круг солнца задрожал и с треском стал рассыпаться на яркие горящие осколки, пирамиды гор стали рассыпаться песчаными волнами. Образ Моисея стал отдаляться, таять во всём этом круговороте…



***

Канцелярия девятой роты

Тимофеев стукнул рукой по трескучему будильнику, трещащему на столе. Вытер проступивший пот со лба. Сон утекал подобно песку сквозь пальцы… Лейтенант вышел в коридор, взглянул на вялого дневального, махнул ему рукой.

– Всё в порядке?

– Так точно!

Тимофеев взял со стола подготовленный заранее рапорт о «не случившихся происшествиях», прошёлся по кубрикам, посмотрел на мирно сопящих бойцов и отправился в штаб. Ночная свежесть приятно наполнила лёгкие лейтенанта. От сна не осталось и следа. Он тщетно пытался вспомнить столь интересные детали чудного сна, но мог уловить лишь общие очертания ускользающей эпохи…




2.13 (88.11.09) Русская шапка


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Владислав написал Здене несколько писем:

«Здена. День за днём я вспоминаю те счастливые минуты наших встреч. Каждый раз это было послано судьбой! Твой милый носик, твоя открытая улыбка не дают мне покоя ни днём, ни ночью. Я сейчас трясусь в эшелоне. Идём на учения. За окном вагона – мерзкая погода, в которую нам предстоит окунуться с головой на пару недель уже через часов пять. В вагоне воняет дымом «буржуйка» – так мы называем нашу ржавую печь, которую поставили по средине вагона и которую топим углём. Вокруг – торчат сапоги, сапёрные лопатки, автоматы, развешены портянки… Вокруг – полное безумие!.. Но меня согревают мысли лишь о тебе. Очень надеюсь, что скоро мы снова встретимся!

Прости за прошлый раз, но посмею сейчас отправить тебе мысленно свой нежнейший поцелуй. Надеюсь, на этот раз он не оскорбит тебя!.. В.»

В письмах он вспоминал детали их удивительных встреч, описывал отдельные бытовые никому не интересные детали своей жизни. Но всё тщетно. Ответов не последовало.

«Поеду к ней в свой ближайший выходной в среду[29 - Как уже известно, политработники работали в выходные, имея свой выходной по средам, если удавалос).]», – решил, наконец, молодой офицер.

Но не удавалось ему получить этот отдых уже довольно долго. То наряд, то «ЧП», то просто из-за нехватки офицеров в роте не на кого было оставить «личный состав».

И вот вскоре пришёл, наконец, тот долгожданный день. Он отбросил в сторону конспект политзанятия с последней скучной фразой о президентских выборах в США[30 - 8 ноября 1988 года на президентских выборах в США победу одерживает республиканец Джордж Буш], бросил взгляд сквозь окно на морозное утро, нахлобучил свою любимую норковую шапку, обладанием которой был горд в Союзе, облачился в джинсовую с белым воротом куртку, застегнул липучки модных дутых полусапог-«дутышей», повернул ключ в казенной двери офицерской общаги…

Железнодорожная станция была наводнена оживлёнными людьми. Что-то необычное для здешних традиций, где едва не вместе с петухами вставали люди, наполняли собой все железнодорожные и автобусные станции, спеша на работу, а уже через час – полтора всё вокруг обычно становилось снова пустынно. В этот день на станции всё было иначе. На перроне остановился шумный состав. Окна вагонов были открыты. Оттуда усиленно махали руками чехословацкие солдаты. Станцию наполнили невообразимый шум, улюлюканье, некоторые солдаты вышли из поезда, который покатил дальше, пересекая всю страну с востока на запад.

Вскоре шум смолк, оставляя лишь некоторое оживление. Влад поморщился. Так-то у них проходит демобилизация. Ра-а-аз – и всё! Все в один день – и на дембель! Ещё утром – в части, но к вечеру – уже все по домам! А может, в реалии и не всё уж так шоколадно, как кажется. Но если всё так, то это просто здорово!..

Влад тихо трясся в вагоне словацкого поезда, приближаясь с каждой минутой всё ближе к заветной цели. От этой мысли его слегка бросало в жар, сердце начинало усиленно биться.

За окном проплывали красивые словацкие поселения с черепичными крышами. А Влад представлял их предстоящую встречу. Только бы не прозевать нужную станцию!..



***

Liptovsk? Mikulа?

Влад торопливо шёл по полуденному городу, расспрашивая прохожих, показывая им нужный ему адрес: Svat? Kriz c.a. 252, Liptovsk? Mikulа?, 032 11.

Наконец он подошёл к заветной двери, дёрнул ручку подъезда. Но не тут-то было! Закрыто. С трудом догадавшись, он нажал кнопочку с нужным ему номером квартиры на каком-то чудном приспособлении. Раздалось удалённое подобие звонка, сменившееся вскоре девичьим голосом.

– Добры дэнь…

Странные приспособления! В Союзе лейтенант таких никогда не видел!



***

Прошлое



    1985 г. Липтовски-Микулаш, ЧССР.

Здена. Школа.

В этот день Здена задержалась в школе по причине подготовки доклада по теме «Советско-чехословацкая дружба». В Советском Союзе произошли большие перемены.

Сменилась власть. Была провозглашена перестройка. Что это никто пока толком не понимал. Да и не сильно старался понять. Поэтому для своего доклада Здена не смогла толком ничего нарыть в школьных библиотечных архивах.

Поэтому использовала за основу известные постулаты про освобождение советскими войсками Праги.

– За освобождение Праги сгинуло двенадцать тысяч советских воинов… Берлин уже пал, а в Праге ещё шли бои. Красной армии противостояла немецкая группа армий «Центр», численностью до миллиона человек… Всего за освобождение Чехословакии погибло более ста сорока тысяч советских солдат,.. – Здена зачитала эти факты, сидя дома за обеденным столом с учебником.

– А ещё около тридцати тысяч румын, нескольких сотен русских власовцев, пара сотен американцев и несколько тысяч чехов и словаков, – добавил отец, – вообще, конечно, советские камарады нам сильно помогли. Бескорыстно. Пришли бы сюда американцы, разрушили бы всё здесь бомбами, как они это делали везде. Потом бы они нам здесь всё своё понастроили бы и працовали бы мы сейчас на американский капитал. Я бы вряд ли стал врачом. А ты, Зденка, в лучшем бы случае, батрачила дояркой на ближайшей ферме, – он пригубил рюмку с «боровичкой». Поморщился, дико скривив лицо.

– А говорят, ещё СССР по всему миру поставляет оружие, чтобы шли войны.

– Ты знаешь, дочка, что, например, в Египет это мы из Чехословакии поставляли в 1955 году оружие. А американцы, в свою очередь, поставляли его Израилю. Это холодная война![31 - Согласно договору между Египтом и ЧССР, с согласия СССР, и посредничестве со стороны Китая Египет получил 120 реактивных истребителей МИГ-15, 50 бомбардировщиков ИЛ-28, 230 танков Т-34, 200 бронетранспортёров, 100 САУ, до 500 пушек, 6 подводных лодок и так далее, а также советских и чехословацких военных инструкторов]

– Я тоже там, дочка, бывал.

– Ты-ы-ы? – лицо Здены вытянулось от удивления.

– Так,.. – он задумался, помолчал, потом продолжил.

– На Западе люди сегодня живут лучше, но всё же нам, словакам, нужно держаться за Союз, как за стремя. Не дай бог, эти, новые,.. придут к власти. Разделят тогда и Чехословакию. Или чехи нас, словаков, задавят в момент, курвы! Так что нам, словакам, держаться за нашего Советского Камарада просто необходимо. Пока так.

– А за 68-й что ты поведаешь? – жена посмотрела на него косо.

– А что тут поведать! Это было давно. Я ничего не знаю. Это всё – политика. Нам, простым смертным, ничего не понять.

– Наших много погибло тогда.

– Да и советских солдат немало погибло! Вообще, всё это было спровоцировано. Сидели бы себе дома, никто бы никого и не тронул. Погибло тогда несколько человек. А не жгли бы танки, не стреляли бы сами, были бы живы… Ещё слава богу, что Чехословацкая армада осталась в стороне! А то вот бойня могла бы вспыхнуть! И слава богу, что немцев хватило разума отвести, а то бы народ вспомнил 39-й! По телеку смотри, у капиталистов там демонстрации вон дубинками и водомётами разгоняют специальные полицейские части, а мы никогда о таких и слыхом не слыхивали. А как понадобилось на улицах порядок навести – сразу армаду. А кого ещё? А у той огнестрельное оружие. Всё рассчитано больше на испуг, а не на войну с людьми. А если народ пытается себе воевать с армией, что тогда получается?.. Только идиот или провокатор может пытаться воевать с армадой! – Ладислав говорил сбивчиво и много.

– Мой отец тогда погиб, – глаза манжелки[32 - жены]* покраснели, но слёз не было. Была только злоба.64

– Я ведаю! Препач… А-а-а-а!!! – он махнул рукой и удалился. – Не разумеешь ты ничего! Дамский разум – потёмки. Много чувств. Мало логики. Слушаешь много всякой буржуазной чепухи.

Здена всё это время только хлопала глазами. Едва улавливая суть сказанного…



***

В школе Зденин доклад прозвучал красиво.

– Молодец, – похвалила учительница.

– Смотри! – на перемене заявил один из одноклассников. – Это диссидентская самиздатовская газета «Lidovе noviny»! Там написано, что в 68-м русские убили больше ста наших людей и несколько сот было ранено.

– Почему ты сказал русские, а не советские? И вообще, ведь тогда у нас были введены и немцы, и венгры, и поляки, вроде и болгары!..

– А ты читай. Это всё русские виноваты! Это всё они!..



***

Ноябрь 1988 г. Липтовски-Микулаш

– Здена! Ты меня узнаёшь? Или уже забыла?

– Я на тебя ещё не забила! – растерянно произнесла Здена, выговорив опять таким забавным способом слово «забыла». Да ещё и «на тебя»!

– Ты не забила на меня ещё? Вот это да! Это хорошо! О, боже мой! Как это здорово ты сказала! Ну просто великолепно! – Влад фыркнул.

– Что? Я сказала смешно?.. Ты меня нашёл!.. – Здена выглядела явно счастливой и очень-очень растерянной…

Они шли по городу, вдыхая в морозном воздухе какие—то приятные запахи чего-то вкусненького, которыми была наполнена улица «Центрума» города.

– Влад, можешь снять шапку?! – умоляюще обратилась Здена к Владиславу.

Тот недоумённо посмотрел на девушку.

– Зачем?

– Так всем понятно, что ты – русский. Не обижайся. Пойми. Мои камарады не будут этому рады! – Здена умоляюще ища понимание и снисхождение, стыдясь этой просьбы, но всё же безальтернативно смотрела на Влада, остановившись вдруг. Влад с досадой и недоумением стянул свою норковую шапку, за которую был очень горд в Союзе.

– Почему вы зимой без шапок ходите? Вам что, не холодно? – взгляд юноши был растерян, унижен, обижен, возмущён, но покорен этой просьбе.

Несколько минут они шли молча…

– Почему ты мне не писала? – Влад посмотрел на девушку в упор.

– Я получила одно письмо. Давно уже. Написала ответ. Больше писем не было. – Здена сверкнула тёмными маслинами своих влажных глаз. – Меня родители пытали про это. Они не хотят, чтобы я встречалась с русским. Я сказала, что это только переписка для тренировки русского языка. И они немного успокоились.

– Почему? Мы что, не такие какие-то? – Влад сердился. – Мы вас, если хочешь знать, освободили в 45-м! Здесь каждый камень нашей кровью полит. Мы ведь здесь даже не бомбили толком! Чтобы вы сегодня могли наслаждаться своей древней архитектурой!

– Да, я знаю, в школе об этом нам много говорили, но некоторые считают вас оккупантами. Не я, но другие. И вообще,.. – она опустила голову, замолчав…

Они прошли несколько минут молча.

– Ладно, сменим тему! Я тебе как-нибудь покажу Союз! Давай, поедешь летом со мной в отпуск! Ты поймёшь тогда, что все они не правы! Ты увидишь мой город. Ты поймёшь, как мы живём. Ты увидишь, что такое Амур! Это такая река! Амур-батюшка! Знаешь, какая там водится рыба? – молодой лейтенант распалялся. – Ни такой реки, ни такой рыбы тебе от роду не доводилось видеть! Левый берег – где-то та-а-ам … вдали!!! Как малюсенькая полоска в дымке на горизонте! А калуга, это рыба такая, слышала о ней? Нет? Нет? Правда?! Да это всем рыбам рыба! Метров пять в длину! А может, и десять! Не помню точно. Как-то стою я на косе посреди Амура…

– На ком стоишь? – Здена улыбаясь смотрела женственно на по-мальчишески разошедшегося юношу.

– Коса – это песчаная отмель. Вот, стою по колено в воде. А до берега минут двадцать на прогулочном катере! Он, кстати, в эту минуту и проходил рядом. И тут из воды появилось серебристое брюхо. Размером с этот двухпалубный катер! Все так и ахнули. Появилось это чудо-юдо и исчезло в воде!

– Ух, ты!.. А ты забавный, как мальчишка совсем! – Здена заулыбалась.

Они вошли в кафе. Заказали кофе, какие-то безумно вкусные шоколадные пирожные с ромом. Здена смеялась, слушая наивные рассказы Влада. А тот словно растаял в её чёрных глазах. Он мысленно провёл ладонью по её лицу, по её губам, по её шее. Он мысленно прикоснулся губами к её слегка вздёрнутому носику, к бархатному подбородку…

– Спасибо за замечательнейший день! – Здена опустила слегка голову. В темноте сверкали её влажные добрые глаза, которые хотелось расцеловать. Её губы были полуоткрыты. Она смотрела снизу вверх на Влада. Юноша помнил последний урок с пощёчиной. Но был он не из тех, кого останавливают препятствия… Он коснулся ладонью её упругой щеки, покрытой румянцем, убрал с её лба выбившийся локон волос.

– Ты безумно красива! Как ты мне нравишься! – Влад поцеловал девушку, губы которой сами открылись, руки обвили его за шею.

– Ты мне тоже нравишься. Правда!

Земля ушла у них из-под ног. И они словно улетели, кружась среди редких снежинок, падающих прямо из ночного неба, освещаемые желтыми редкими фонарями…

И вот день позади. Станция Ружомберка встретила Владислава снова диким шумом. Он буквально пробивался сквозь толпу молодых, пьяных, разнузданных людей. Всюду летели пивные бутылки. Рёв, смех, вопли!

«Новобранцы![33 - Утром поезд – с дембелями. Под ночь – с молодыми. Циркуляция солдат в окружающей среде! Один день – и всё! Поразительно. Невероятно.]» – сообразил Тимофеев.

Лица защитников Чехословацкого Отечества не выглядели забитыми и погруженными в печаль, как это обычно бывало у наших новобранцев. Они были радостны и пьяны. И учиняли вокруг какое-то беспредельное хулиганство, что вызывало где-то внутри советского лейтенанта, привыкшего к порядку, порывы возмущения и благородного гнева. Однако сейчас душа его была заполнена другим – чудесными воспоминаниями о недавней встрече, тепло которой он всё ещё ощущал на своих губах. Он поправил шапку, одёрнул куртку и пошагал прочь от этой шумной, весёлой, разнузданной до мерзости, орущей толпы хулиганствующих словацких призывников…




2.14 (88.11.10) К стенке!


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

За казармой третьего батальона.

Ночь. Мокрая в ночном инее пожухлая трава. Туман. Слева – обратная сторона казармы третьего батальона. Справа – бетонная стена, отделяющая серую территорию полка от внешнего красочного мира. За стеной был слышен шум моторов проносящихся по виадуку машин.

– Солдат! Живо к стене! – Несветайло поднял ствол АК-74.

– Товарищ капитан, не дурите!.. Я не верю! Да вы не сможете! Да у вас нет права! Вас же посадят! – рядовой Разорёнкин с надменной гордостью смотрел в глаза офицера.

Несветайло ткнул солдата стволом в живот, передернул затвор. Жесткий тычок и последовавший безальтернативный лязг железа заставили солдата встрепенуться. Патрон сидел в патроннике, готовый в любой миг выплюнуть конус свинцовой пули в медном одеянии с чёрной титановой сердцевиной прямо в грудь упрямого гордеца. Тот побелел. Надменная улыбка сошла с его губ.

– Товарищ капитан! Не нада дурить!

– Нада, товарищ Разорёнкин, нада! Это чтобы другим неповадно было! – Несветайло прицелился.

– Вас посадят же! – повторил солдат.

– Пусть меня посадят потом. Мне пофиг: щас в Союзе бардак, а у меня руки «волосатые»[34 - Имеющие «блат»] аж по самые плечи и меня оправдают! Так что ты не ссы! Я тебя пристрелю как бешеного пса! И года не пройдёт, как я уже буду на свободе! В армии мне всё равно карьеры не видать. Уволят – и слава богу! А то мне здесь уже всё осточертело, и прежде всего ты, Розорёнкин! Понял меня?

Глаза рядового Разорёнкина забегали растерянно, между неверием в возможность происходящего с ним в эту минуту и с всё больше и больше нарастающей верой в самый тяжкий исход…

– Будешь раскаиваться? Последний раз спрашиваю?! На колени, козёл! Моли меня о пощаде, если хочешь спасти свою гнилую шакалью жизнь! – Кэп[35 - Капитан] был настроен абсолютно решительно. Он смотрел в глаза солдату колючим взглядом сквозь прорезь на прицельной планке. Солдат зажмурился, прижался спиной к стене казармы. Он уже не был похож на, полного эгоцентричной гордости, «деда»-москвича. Снова куда-то подевался, словно размазался по кирпичной казарменной стене образ жестокого казарменного тирана – неформального казарменного лидера. Но он всё ещё пытался сохранить самообладание, и он всё ещё не был раздавлен до основания. Несветайло понимал, что дай он слабину сейчас, прекрати эту жуткую сцену ранее, чем будет сломлен гордый необузданный характер, завтра от этого «недообъезженного мерина» можно будет ждать ещё более худшие и даже страшные вещи напоследок. А потом, как минимум, он уйдёт на дембель полным героем, оставив после себя яркий пример неповиновения и безнаказанной вседозволенности… Ну, уж дудки!.. У капитана словно вдруг что-то проснулось внутри после длительной спячки тотального равнодушия к происходящему вокруг. Словно переполнилась его чаша терпения, и к его и так развитому служебному хроническому опофигизму добавился опофигизм к себе, к последствиям. Но вот что ему было совсем не пофиг теперь, так это то, станет ли этот зарвавшийся «дед» на колени или нет, этот «дед», которого он, собственно, и вырастил в чреве своей роты. Сломит ли он его или всё как раз случится наоборот. И что тогда? А тогда всё. Тогда крах всему и не столько военной карьере, давно и так перечёркнутой толстенным крестом, но и его самовосприятию в этом мире. Это хуже тюрьмы, это духовное погребение, это моральная смерть, это полная импотенция и никчёмность существования!

Палец капитана медленно начал усиливать давление на скобу… И, как следствие, вскоре раздался гулкий выстрел, отозвавшись коротким эхом от стен казарм. Всполох пламени и чёрный едкий дым вырвались из ствола. Солдат инстинктивно сжался, обхватив собственное тело руками, словно то ли пытаясь тщетно заслонить себя, то ли пытаясь найти ту самую смертельную рану на своём теле. В его висках стучало неверие в происходящее с полным осознанием возможности собственного конца. Осознание своей смертности и хрупкости всего бытия вокруг! Вот так всё просто! Один выстрел, одна маленькая пулька и нет его, Юры Разорёнкина, жизни! Он упал на колени, словно раненый, судорожно ощупывая себя. Гулкий хлопок выстрела был словно во сне для него. Он не мог точно понять, где он, уж на «том» или всё ещё на «этом» свете.

– Ты что-то потерял, солдат? Или блох ловишь? А-а-а? – ротный снова вскинул автомат.

Разорёнкин, поняв, что выстрел был мимо и он пока всё же ещё цел, заплакал, обхватил хромовые сапоги офицера руками.

– Не на-да-а-а!!! – в гортани заклокотал совершенно безумный шёпот отчаяния. Солдат вмиг поверил в свою смертность. В то, что его такая ещё юная хрупкая жизнь может вот так нелепо оборваться милостью собственной глупости и гордыни, волею этого сошедшего с ума кэпа.

– Я не буду бо-о-льше-е!

– Клянись!

– Клянусь мамой! Мамой кляну-у-сь!

– Перед ротой мне щас будешь клясться! Понял?!

– Понял, товарищ капитан! Всё понял!

– Ладно, вставай, тебе повезло щас. Но знай, это тебе последний шанс! Идём в роту, каяться будешь прямо щас! И смотри, если что не так, потом пеняй на себя!

Кэп отвернулся, передёрнул затвор, словил незаметно на ладонь патрон с белым пластиковым корпусом холостой пули… Парадные штаны солдата были мокрыми.

– Ты обоссался, что ли, а, герой? Так в обосанных штанах мне на дембель и пойдёшь! Помилую тебя, ладно, но смотри впредь, до самого своего дембеля! Шаг влево, шаг вправо и хана тебе, боец! Второй раз не спущу!

В ответ тот лишь истерично душил вырывающийся наружу плачь собственной солдатской шапкой, не в силах вымолвить ни слова…




2.15 (88.12.02) Горячий конец «холодной войне»


    Декабрь 1988 г. Ружомберок. Офицерская общага.

2 декабря 1988 года Михаил Горбачев и Джордж Буш заявили об окончании «холодной войны» во время их встречи на Мальте.

– Конец «холодной войне»! Знаешь? – Бабаев потёр руки.

– Чётко, будем теперь с американцами друзьями! – показал Майер большой палец вверх.

– Точно, Саша! Заживём теперь! – продолжил Бабаев.

– А я не верю, – Тимофеев состроил рожу.

– Чё, Влад, не веришь? Большие две державы должны жить в мире и дружбе! – пылко возразил Майер.

– А так не бывает! Диалектика, слышал о такой? – Тимофеев продолжал сохранять маску гримасы.

– При чём тут диалектика?

– А вот посмотрите, да не могут две противоположные в своём политическом статусе страны жить в дружбе. Жить в мире – это да, можно, и то относительно, пока есть мощь, которая сдерживает обе стороны от глупостей. А вот насчёт дружбы, тут уж посмотрим!.. Сделают они нас! Вот увидите! Щас, после этого заявления и за нас возьмутся. Боком нам вся эта дружба вылезет!

– За кого за нас возьмутся?

– За армию, за нас, военных. Не нужны мы будем! Ясно?

– А вот про это я и не думал!

– Оно и видно!

– Войны не будет, значит, и армия не нужна! Всё верно! Да ладно, на гражданке себе занятие найдём! В Америку поедем!

– А я думаю, что в Карабах мы с вами поедем, чувствую я, что это наш крах приближается! В Азербайджане вон уже «чрезвычайку» ввели![36 - 23 ноября 1988 года в Азербайджане было введено чрезвычайное положение вследствие непрекращающихся межнациональных стычек между армянами и азербайджанцами.]

– А ты, вроде, говорил, что не нужны мы будем?

Тимофеев задумался.

– Мы сперва внутри страны кровь прольём, а потом кто останется, те не нужны станут. Потому что и страны-то не будет!

– Да брось ты о грустном! Всё будет хорошо! Идём, на пивко с сыром, лучше, а?!. – Майер хлопнул друга по плечу, не желая разводить грустные пессимистические темы о «конце советского света»…




2.16 (88.12.07) Потрясение


    Декабрь 1988 г. Ружомберок

Седьмая рота.

Азат Озанян сидел на тумбочке дневального совершенно потерянный, не обращая ни на кого внимания.

– Солдат, ты чё, обурел совсем что ли? – зашедший в расположение Хашимов рявкнул на бойца.

– Товарищ старший лейтенант, у него беда, – появился Ким.

– Что за беда? Меченый вон армию сокращает[37 - 7 декабря 1988 года во время своей поездки в Нью-Йорк, Михаил Горбачёв заявил о своих планах по сокращению численности армии и вооружений.], вот это беда!

– Землетрясение[38 - В этот же день, 7 декабря 1988 года в Армении были разрушены землетрясением города Спитак, Ленинакан, Кировокан. Погибли более 24 тысяч человек. Страшная трагедия потрясла страну. В зоны бедствия были направлены воинские части для оказания помощи населению] там. Вы слышали уже? Азат из Спитака. Там вся его семья. Он не знает, жив ли кто-то остался. Понимаете?

Хашимов задумался. В глубине души где-то он злорадствовал «божьей каре», обрушившейся на непокорных соседей. Но, видя своего бойца, который, вероятно, уже потерял всех своих близких, он словно пропустил это жуткое горе через себя. Ком встал у него в горле.

– Озанян, давай, снимаю тебя с наряда. Иди в расположение, отдохни. Как будешь в себе – заходы в канцелярию, поговорым. Я подумаю, как нам про твою сэмью справки навести. Давай, держись, солдат! Вэрь, главное! А ты, боец, раз такой сэрдаболный, заступаешь вместо Озаняна в наряд. Понял, таварыщ Ким?!

– Так точно! Понял! – солдат без тени на сомнение принял штык нож и встал на тумбочку, прищурившись с чувством исполненного долга.

– Якушев! Почему на крыльце бычки? – офицер крикнул другому дневальному. – Вызвать мне дежурного по роте!..

«Армян надо освободить от всех дел, раз такое дело! – подумал офицер про себя. – А Озаняна бы нужно в отпуск отправить!»




2.17 (88.12.09) Землетрясение


    Декабрь 1988 г. Ружомберок

Общага.

История прошлого есть важная основа для настоящего, ибо на почве забвения прошлого прорастает будущая гибель нации.

Все учат историю, но не всех ИСТОРИЯ УЧИТ!!!

Не бывает истории, освобождённой от политических целей современности!

Как сын за отца – не ответчик, так и наш современник – не в ответе за прошлое.

Враги прошлого не являются врагами настоящего! С врагами прошлого имеем сегодня больше общего (культура, гены), чем с теми, с кем не имели вовсе исторического соприкосновения.

Тимофеев затянулся сигаретой, поморщился: какая гадость, – и продолжил.

– В новостях показывали. Такой кошмар в Армении. Такое горе! Столько народа погибло!

Майер поднялся на локтях.

– Землетрясение – страшная вещь! В Алма-Ате тоже время от времени трясёт. Было как-то дело… В тот день я был дома. Вдруг какой-то шум. Шорох. Как будто кто-то большой, громоздкий носится по квартире. Не сразу-то и сообразили, что это землетрясение. Встали с мамой под ригель. Молились. Хоть и не верили в бога никогда до этого! Дом сотрясался. Стоял гул. Когда толчки прекратились, мы быстро оделись, я схватил сумку с документами и деньгами и мы выбежали на улицу. Там было полно людей. Кто в тапочках. Кто чуть ли не в трусах… Спустя время, через пару часов, мы стали возвращаться по домам. Когда зашли, радио с кухни вещает: «Говорит, мол, штаб Гражданской Обороны. В городе Алма-Ата прошло землетрясение мощностью 4 балла… Эпицентр был 350 км от Алма-Аты… Повторных толчков не ожидается…» Но не успело радио это произнести, и тут опять – бац, толчок!

Народ опять кинулся на улицу. На это раз уже совершенно никому не веря… Домой снова вернулись уже только к ночи!

– Да ни черта они не знают! Шайтан! – выругался Бабаев, всё время молчавший до этого. – Сволочи! Вообще, говорят, что у Алма-Аты нет будущего. Я читал, что Ванга, предсказательница такая, говорила, что не видит такой город. Её спрашивают, прикинь, а она отвечает, нет, мол, такого города больше!

– Я тоже такое слышал, – подтвердил Майер, – говорят, что его половина будет стерта селями.

– Я что это? – удивился Тимофеев.

– Это такой поток из смеси воды, камней и грязи. Если он сойдёт с гор, городу крышка. Его поэтому защитили такими мощными стальными решётками из толстенных труб. В горах, возле Медео. Но если поток окажется сильнее, то сам понимаешь!.. А другая часть города утонет под горячим озером. Говорят, что оно находится под городом и в случае мощного землетрясения городу крышка! Потому-то и метро не строят у нас!

– Вот-от! Поэтому-то столицу Казахстана нужно к нам, в Целиноград переносить!

– Холодно у вас в Целинограде!

– Холодно? Зато безопаснее! А кроме, это настоящий казахский город, не то, что Алма-Ата!

– Почему «настоящий», что ты имеешь в виду?

– А то, что Алма-Ата – это что? Это казачий форт «Верный». Там не было города, так, рядом было только малюсенькое казахское «Яблоневое» поселение, по-казахски – Алматы.

– Так и Целиноград был основан лет на двадцать раньше Алма-Аты, как казачий форпост «Акмолинский», по просьбе местных жителей и султанов, для их защиты от набегов кокандцев.

– Кокандцев? А кто это такие? – спросил Тимофеев.

– Это, можно сказать, потомки Тамерлана, в честь которого наш Тимур назван, кстати! Они угрожали казахам с Ферганской долины Узбекистана. Если бы не поддержка России, Казахстана бы попросту не было бы!

– Ну, я бы так не утверждал, – Бабаев нахмурился, – Казахское ханство образовалось в середине пятнадцатого века, после распада Золотой Орды. Там было много междоусобиц, гражданские войны, войны с соседними ханствами, Бухарой, кокандцами. Казахстан был огромным.

Кстати, Ташкент был в составе Казахского ханства двести лет! А столицей в семнадцатом веке стал город Туркестан! Потом джунгары захватили много казахских земель!

– А я что говорю! Верно! И только присоединение к России и спасло казахов и от порабощения джунгарами! – вставился Майер.

– Ну, это временно может и имело смысл, но только после джунгары исчезли, их разбили китайцы! К России первым присоединился в начале восемнадцатого века только «младший жуз», потом – «средний», «старший жуз» вошёл только в середине девятнадцатого века, – Бабаев поднял вверх палец.

– Потому что находился под влиянием кокандцев! Под оккупацией, по сути! – Майер поднял также палец.

– А-а-а, слушай! Казахи – гордый народ! Нас все вокруг хотели порвать на куски. Но мы оказались сильнее и смогли выстоять!

– Да я и не против этого! Конечно, казахи – гордый народ!

– Мало быть гордым, хорошо оставаться благодарным! – подытожил Тимофеев.

– А я чё? Разве что-то такое сказал? Ну, шайтан! – развёл руки Тимур.

– Ладно! Кстати, в Отечественной войне двенадцатого года с Наполеоном казахи очень большой вклад внесли! – Майер похлопал Бабаева по плечу.

– А то! – Бабаев улыбнулся… – А впрочем, всё это лишь лишний раз доказывает то, что казахи и русские братья, если не по крови, то по духу и, несмотря на всё различие культур, Золотая Орда, как никак, хоть и топтала Русь, но и защищала после от тех же крестоносцев и литовцев, она навсегда изменила её культуру и её настоящее. А мы, казахи, прямые потомки Чингисхана! Так что, что бы там ни было, у нас сегодня много общих ценностей!

– Красиво говоришь, Тимур! – Тимофеев дружески несильно стукнул его кулаком в плечо.

– Да чё вы все меня бьёте! – возмутился тот.

– Да ладно, это мы так… любя! Историю нужно знать. Но не просто знать, а понимать в ней то, что позволит нам сегодня жить в дружбе и не повторять ошибок! Всё! Хорош базар-вокзал, я иду спать! Устал сегодня, как зверь.

И вскоре в комнате наступила тишина.



***

Сон

Влад давился в очереди среди курсантов в чипке. Буфетчица взвешивала куски варёной колбасы, вымоченной донельзя для большего веса. Такого ему ещё не доводилось видеть. Да, были дефициты. Но что бы так!.. До чего довела страну эта пресловутая горбачёвская «перестройка»!

– В руки только один кусок! – объявила она с важным видом.

Сзади Тимофеева подошла молодая беременная женщина лет двадцати, да какая там женщина! Как в двадцать-то лет девушку можно назвать так, даже если она беременна, – девушка! Она встала сзади. Одна среди курсантов.

– Проходите вперёд, – курсанты расступились.

Девушка благодарно подошла к «раздатке».

– Колбасу только курсантам, – буфетчица презрительно окинула её взглядом.

На глазах у девушки проступили слёзы обиды, и она отошла от прилавка.

– Дайте мне, – сказал подошедший к прилавку Тимофеев.

– А вам, товарищ лейтенант, тоже не положено, – буфетчица лишь фыркнула с презрением. – Говорю ж, это только для наших курсантов!

– Вот, возьмите, – один из курсантов отдал беременной свой кусок колбасы, завёрнутый в серую бумагу.

– Спасибо, не надо, – девушка грустно улыбнулась.

– Что значит не надо! – курсанты сунули ей безоговорочно свою колбасу. Она благодарила их, совала деньги, которые они неохотно, но всё же взяли.

– Это жена одного лейтенанта новенького! – кто-то сказал из очереди. – Они тут без прописки и без пайки, а она уже на восьмом месяце! Жрать-то охота! А в чипке запрещено офицеров и их жён отоваривать!

Тут исчезли курсанты. В очереди стояли только гражданские лица.

– Молоко заканчивается! – заявила продавщица, гремя огромными пустыми алюминиевыми бидонами. – Не занимать!

Тут какой-то молодой парень с коляской вышел из очереди, протиснулся к прилавку.

– Продайте мне хоть литр! У меня ребёнок грудной. Его кормить нечем!

– У нас у всех дети! – заревела очередь. – Никому ничего не давать!

– Не пускайте никого!

– В очередь давай!

Очередь свирепела.

– Молодой человек! Отойдите от прилавка и встаньте в очередь! – рявкнула продавщица.

Парень отошёл в сторону, наблюдая, как та сцеживала из бидона последние капли молока в бидон какого-то счастливчика…

– Вы чё, молока ребёнку пожалели? – возмутился Тимофеев.

– А кто тут мне ещё умничать будет? – рявкнула мужеподобная продавщица в некогда белом чепчике, теперь отдающем несвежей желтизной.

– Вот сам в очереди с ночи отстой, потом посмотрим на тебя. Умник выискался! – огрызнулась очередь.

Он вышел из магазина.

Владислав шёл по городу, который, при всей своей незнакомости, казался ему совершенно знакомым. Так бывает в снах… Всё окружающее его было таким естественным, словно он здесь прожил всю свою жизнь. Большая площадь с клумбами и фонтанами и большое фундаментальное правительственное здание на возвышенности. Яркое солнце. И безумно красивая корона из гор со снежными вершинами, одетая на этот, утопающий в зелени, город.

– Демокрытияландыру![39 - Демократизация.]

– Жариялылык![40 - Гласность]

– Бетб?рыс![41 - Перестройка]

– Бiз жаяу орталык алан![42 - Идём на центральную площадь.]

Раздались возгласы возбуждённой толпы молодых людей казахской внешности. Некоторые тащили флаги, на одном из которых Тимофеев вычитал странную надпись «Алаш»[43 - Партия «Алаш» – первоначально возникла в 1917—1920 годах – казахская националистическая партия, выступавшая за образование национальной автономии. Однако тогда лидер «Алаш-Орды» Алихан Букейханов в обращениях к предполагаемым союзникам заявлял, что среди алашистов «нет стремлений к сепаратизму. Мы едины с великой демократической Федеративной Россией», «мы – западники. В своем стремлении приобщить народ к культуре мы не смотрим на Восток… Получить культуру мы сможем… через Россию, при посредстве русских». После октябрьского переворота партия Алаш была упразднена. В восьмидесятые – девяностые вновь затрепетали на ветру реанимированные националистические партии, и призывы их стали куда более радикальными в отношении России и русских.].

А на одном из транспарантов, которым воодушевлённо размахивали молодые казахи, было написано по-русски: «Русские, вон из Казахстана! Это наша земля!», а на другом: «Не покупайте у русских квартиры, они скоро нам их так отдадут!», «Долой русский язык!»…

То, что последнее было так же написано на русском, лишний раз свидетельствовало о том, что это обращение было сделано, скорее, с целью запугивания русских, нежели призыв к казахам, или и то и другое сразу. Ибо казахи в своём большинстве отлично понимали по-русски, более того, далеко не все городские казахи владели в достаточной мере казахским.

(Вот как тут хотелось вспомнить забытые сегодня «Слова назидания» Абая Кунанбаева: «Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и высокая культура. Изучение русского языка, учёба в русских школах, овладение русской наукой помогут нам перенять все лучшие качества этого народа, ибо он раньше других разгадал тайны природы… Знать русский язык – значит открыть глаза на мир. Знание чужого языка и культуры делает человека равноправным с этим народом… Русская наука и культура – ключ к осмыслению мира, и, приобретя его, можно намного облегчить жизнь нашего народа…»)

Увидев Тимофеева, трое чернявых парней отделились от толпы и явно с агрессивными намерениями устремились к нему.

– Дай закурить! – обратился один из них.

– Не курю,.. – не успел Влад и вымолвить, как тут же получил, отозвавшийся звоном по черепу, хлёсткий удар в челюсть…

Но молодой человек не вырубился, лишь зашатавшись, стоял, принимая новые удары, сыпавшиеся на него со всех сторон. В затылок, в висок, в челюсть… Однако, видимо, природная крепость его костей и воля, а на самом деле то, что это был лишь сон, позволили ему отразить нападение, и вскоре главный из нападавших, поверженный, лежал спиной на асфальте, а Тимофеев держал его под коленками за ноги. Двое других, ретировавшись, не решались поспешить на помощь товарищу, озираясь в сторонке…

– Ах вы, сучёныши! – Владислав кинул поверженного противника и поспешил восвояси, пока к врагам не подоспело подкрепление.

Люди на остановке, опасливо косясь в сторону демонстрантов на площади, негромко рассуждали:

– Уже полчаса нет автобуса.

– Один тут даже мимо прошёл. Был слишком переполнен!

– Валить надо отсюда в Россию!

– Куда валить-то? Я здесь родился. Здесь мой дом.

– Хоть куда. Это был наш дом. Теперь это будет их вот дом!– он махнул рукой в сторону площади.

– Все уезжают. Квартиры можно продать только казахам и обменять только с казахами.

– Где взять столько казахов?! Да и вот они что пишут на плакатах! Надеются за так наши квартиры взять!

– Сейчас все сваливают, кто как может! Ни коробок не достать, ни контейнеров в «Трансагенстве».

– Я там вчера пять часов простоял! Вообще, «Трансагентсво» – сплошная фикция. Там всем заправляет местная казахская мафия. Хочешь «трёхтонник» – плати три тысячи, «пятитонник» – пять тысяч сверху…

Тут выше остановки в метрах ста подошёл долгожданный автобус. Остановился, открыл двери. Люди буквально вываливались из него, пробивая себе путь из переполненного транспорта. Другие, на остановке, увидев долгожданный автобус, кинулись вверх, к месту остановки, брать его на абордаж. Кинулись и эти случайные собеседники.

Вскоре Тимофеев был в квартире, которая, при всей своей незнакомости, казалась ему совершенно знакомой. В окна он видел эту площадь, группы возбуждённой национализмом молодёжи. По улице от автобусной остановки спешили домой светловолосые женщины. Тут по дороге пролетел на скорости «жигуль» и, сидящие внутри казахские парни, кинули в открытое окно горсти гравия,.. который на полном ходу рассек женские лица до крови. Те кричали, испуганно хватая свои окровавленные иссечённые части тела. Тимофеев сжался от негодования, страстно желая лупануть вслед удаляющемуся авто из пулемёта или бахнуть гранатомётом… Но схватил стул, перевернул его и, как это бывает в снах, попытался исполнить желаемое, но ножка стула никак не превращалась в грозное оружие, способное обратить противника в бегство. Тут раздался стук в дверь.

– Сiз казакша?[44 - Вы говорите по-казахски] – раздалось за дверью.

– По-казахски говоришь, ты, там?! Чё молчишь? Ты русский, что ли? Если казах, то ответь по-казахски! А если не ответишь, мы твою квартиру пометим, и жди, будет ещё скоро ночь «длинных ножей»! Всех вас вырэжэм! Как баранов!

Тимофееву стало не по себе. Он посмотрел на деревянную дверь, отделявшую его от этого мира безумного националистического возбуждения. Разве может такая дверь оградить кого-то от этого беспредела? Дверь затрещала и стала разваливаться…

Тимофеев подскочил, хватая трещащий на тумбочке будильник. Сердце от внезапного подъёма выскакивало из сонной груди…




2.18 (88.12.10) Долгожданный дембель


    Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Штаб полка.

– Товарищ капитан, как тебе это пришло в голову? – полкач свирепо смотрел на капитана. – К чёртовой матери из армии вон! Это была последняя капля, капитан! По дискредитации, с волчьим билетом у меня пойдёшь!

Капитан Несветайло стоял, понурив, как школьник, голову, но в его глазах не было ни чувства раскаяния, ни страха, только полный пофигизм. Казалось, он даже был рад такой развязке, похоже, это было как раз то, чего он так долго добивался! Вот он – долгожданный дембель! Который если и был тогда для офицера возможен, так только по дискредитации!



    Декабрь 1988 г.

Ружомберок. Вокзал.

В декабре 1988 года на многотысячном митинге в Ташкенте люди шли с транспарантами: «Русские, уезжайте в свою Россию, а крымские татары – в Крым».

Вот, наконец, и пришёл к непокорному Разорёнкину дембель. Он шагал молча в сторону вокзала ночью в сопровождении патруля. Он обернулся ещё раз, посмотрел в сторону ворот, которые утонули в ночи и в которые он уже никогда не вернётся! А теперь домой! Он сжал кулак, согнул правую руку в локте и резко стукнул её сверху левой, показав фигу в сторону полка.

– Я маму твою топтал, всех ваших мам топтал! – зло прошептал он и сплюнул с облегчением, словно выпустив пар, но злоба продолжала кипеть в тёмных закутках его чёрной души. – Отметелю какого-нибудь офицера, как только доберусь в Союз, при первом же удачном случае!

Он злобно зыркнул на молодого начпатра, вытер замёрзший нос перчаткой.

– Чё, товарищ лейтенант, оставаться вам тут в дурдоме! А я домой!.. А вы, салаги, вешайтесь, вам ещё до дембеля как медному котелку!.. – бросил он в сторону патрульных солдат.

Светила луна на холодном морозном небе, освещая его путь на Родину…




2.19 (89.01.10) Зденка


    Январь 1989 г. Ружомберок

В это время 10 января 1989 года Куба начинает вывод своих войск из Анголы.

(Впервые Куба пыталась поддерживать революционное освободительное движение в Африке в 1966 году в Бельгийском Конго, а также действовала в Мозамбике, Эфиопии, Ливии, Гвинее, Танзании, Алжире, Уганде, Сьерра-Леоне. В Анголу кубинские войска прибыли в ноябре 1975 года. СССР направил туда также своих военных инструкторов, 22 самолета, 30 вертолетов, 620 танков и бронемашин, 100 ракетных установок залпового огня, артиллерийское, зенитное и стрелковое оружие, всего на сумму около 5 миллиардов долларов. В Анголе на всём протяжении находилось около половины всех кубинских вооружённых сил).

11 января 1989 года. Венгерский парламент принимает закон, разрешающий формирование в стране новых политических партий.

Сейчас жизнь лейтенанта Тимофеева, а точнее – его служба, перевернулась с ног на голову. Он был уже не тот молодой «дикорастущий» лейтенант-выскочка, упорно карабкающийся по «карьерной лестнице». Вся его жизнь подчинилась только одной главной цели – встрече с черноокой словацкой девушкой Зденой. Иногда Здена приезжала в Ружомберок как снег на голову. Внезапно, но всегда невероятной радостью переполняя жизнь юноши. Лавируя между бесконечными служебными обязанностями в роте, где на него был возложен серьёзный груз ответственности за целое подразделение! Причём самое лучшее в полку подразделение! Он мчался на эти редкие короткие встречи, забывая обо всём на свете! На встречи, которые так ярко наполняли светом всю его серую жизнь, полную лишений. Она была словно сияющий бриллиант среди всего этого безумного сумеречного мира! Иногда, получая редкие выходные, он сам летел в Липтовски-Микулаш сломя голову. Они бродили по городу. Болтали без продыху обо всём на свете…

– А помнишь, в самом начале наши письма не доходили до нас? – Влад пригубил мартини, коснувшись губами сахарной кромки фужера.

Здена сидела, так же крутя перед собой фужер, разглядывая, как вязкие капли мартини медленно стекают по изогнутым стенкам, оставляя длинные дорожки, испуская терпкий аромат. Она молча кивнула.

– Похоже на то, что письма у нас задерживают. Наверное, особый отдел. Похоже, за мной уже ведётся наблюдение. Знаешь, в первый же день моего приезда сюда мне запретили встречаться с местными девушками.

– Да? – Здена удивлённо подняла брови.

– Не только с девушками. Вообще с местным населением.

– Пречо?[45 - Почему?]

– Не знаю. Могу только догадываться… А вдруг ты, например, шпионка?

Здена обиженно развернулась. Её взгляд буравил фужер с мартини, который она продолжала крутить в ладонях.

– Препачь. Я сказал глупость! Но ты лучше мне ничего не пиши на «полевую почту». И не спрашивай про меня у наших. Нам нужно соблюдать в определённой мере конспирацию! Иначе проблем не оберешься потом! Аморалку могут «пришить», а то чуть ли и не измену Родине…

– Аморалку? Измену? Что же здесь аморального? И где здесь измена Родине? Может, ты меня просто стесняешься? Ты со мной так, только от скуки? Пока здесь служишь?.. Что ж, меня предупреждали,.. – Здена смотрела Владу в глаза так, словно старалась заглянуть в его душу, такую непонятную для неё. Почему он говорит ей такое… Почему всё так сложно? Может он просто так с ней… И он стыдится их отношений?..

– Помнишь, ты просила меня снять шапку на улице. Почему? – Влад сжал её холодные пальчики в своих тёплых ладонях.

– Помню… Претоже[46 - Потому что] ты рус. Ты вояк. Моя добра повесть[47 - Репутация] может утрпеть[48 - Пострадать], – Здена не вырывала пальцев, но была напряжена.

– А если бы я был немецким офицером. Тогда как? Ведаешь? – лейтенант пытливо смотрел на девушку.

– Если бы ты был германцем,.. – девушка задумалась, – не вем. Не ведаю. Тераз[49 - Сейчас] германцев респектоване далшие[50 - Уважают больше], – она отвела глаза.

– Видишь! Но они вас уничтожали меньше, чем полвека назад!

– Влад! Я не вем! Но в 68-м, когда вы пришли знова, уже як окупанти…

– Мы пришли снова не как оккупанты, а чтобы защитить вас и завоевания социализма от «контры», от гидры мирового империализма! Наши никого не убивали. Но в солдат летели бутылки с зажигательной смесью, в них стреляли! И всё это делала контра, руководимая из ФРГ!..

– Влад! Я не вем! Не вем! Не вем! – девушка отвернулась, закрыв руками лицо… – И вообще, почему ты перевёл тему на это?.. Мне надоела политика!..

Они шли молча. Такие близкие и такие далёкие друг другу. Вдруг Здена сама продолжила тему, которая ей «надоела».

– Вы репрессировали много невинных людей!

– Насчёт невинности мы не знаем, но факт репрессий всем известен и давно осужден. Сталин репрессировал, прежде всего, русских. Мои предки пострадали. Кто-то был расстрелян, кто-то прошёл через трудовые лагеря и рудники. То же казачество истребили как класс. А это было, между прочим, не только культурное, но и самое что ни на есть физическое истребление. Настоящий геноцид! Русских больше всех пострадало от рук большевиков! А потом и сами большевики пострадали от рук Сталина. Но мы, русские, никому претензий не выдвигаем за это! Кстати, где-то неделю назад, в Союзе реабилитировали вообще всех-всех, пострадавших в период с 30-го по 50-й! Это всё было тогда! Ни тебя, ни меня ещё и в помине не было! Так что знаешь, нам судить стоит только о том, что мы с тобой лично видели и знаем. А что мы с тобой видели плохого? У меня, например, было отличное детство! У тебя – ещё лучше даже! Так что все современные претензии надуманы кем-то!

– Не вем. Может ты и прав. Но,.. – Здена, не найдя слов, замолчала…

Довольно холодно, не так как обычно, они простились.

Здена вернулась домой, не реагируя на расспросы отца, который лениво смотрел футбол по ТВ-ящику, едва добравшись до кровати, накрылась с головой одеялом и уснула. Влад дремал в 4-местном сидячем купе вагона со стеклянными дверями. Его страшно мучила жажда, но в карманах гулял ветер. Все свои кроны он уже спустил в том баре… Поезд остановился на очередной темной станции… Когда поезд тронулся вновь, Тимофеева вдруг осенило, что уплывающий в тёмном окне перрон и был его пункт назначения – станция Ружомберок! Слишком поздно он очнулся от сна и мучавших его мыслей!.. И вот, следующая станция! Ночь. А ближайший поезд назад только под утро! И нет ни единой кроны на билет! Влад судорожно массажировал мозги, ища выход… Что же делать?.. Скоро советский поезд! Может… Но он проходит мимо всех ненужных ему станций, где нет воинских частей, типа этой!.. Тимофеев посмотрел в холодную темноту перрона и зашёл внутрь вокзала. Здесь было хотя бы тепло. Он зашёл в служебное помещение, о чём-то переговорил с каким-то местным железнодорожником. Вышел в зал ожидания, устроился на жёстком сидении и сомкнул уставшие веи…



***

Сон

Вокзальное помещение было безлюдным. Откуда-то доносились звуки «свободного» радио, вещавшего о героическом примере самосожжения двадцать роков назад какого-то чешского юноши, на которого сегодня равняется вся прогрессивная чехословацкая молодёжь, да что там молодёжь, все!

Подошёл юноша.

– А я был недавно в СССР, – юноша улыбнулся с чувством некой гордости.

– Да? Понравилось?

– Понравилось.

– А что ты там делал?

– Был с працовым отрядом.

– А-а-а! Вы працовали там? Работали?

– Так!

– А вы зачем здесь? – услышал Тимофеев его нежданный вопрос.

– Как зачем? – лейтенант пожал плечами. – Тоже працую.

– Ако пачишь тут? Нравится?

– Нравится-нравится, – закивал Тимофеев.

– Только я у вас был не на танке! – вдруг лицо молодого человека исказилось гримасой, словно наползла на него маска.

– Глупости! Мы здесь, чтобы вас защищать. А от кого бы ты нас на танке защищал в Москве?

– А вы здесь нас от кого защищаете?

– А ты что, не ведаешь? От Бундесвера! Вон как немцы вас тут во Вторую мировую переехали за неделю и бац – к нашим границам! Чтобы это вновь ни когда не повторилось, мы туточки и стоим!

– Уходили бы вы!

– Мы уйдём, они также здесь будут тут как тут, им снова недели хватит.

– Никого здесь не будет!

– А чё ты так супротив нас настроен? Скажут уйти, уйдём. Не пожалейте только.

– Я не против вас, но знаешь, обидно как-то. Ты Ленина о праве наций на самоопределение-то читал?

– Это ты меня спрашиваешь? Я-то читал. А вот ты, видно, хоть и читал, то слишком бегло! Без нас ваше «самоопределение» быстренько превратится в вассальное Западу государство и полное торжество империалистов! В полностью марионеточное государство.

– Нет! Мы лишь хотим строить свой, независимый, национальный чехословацкий социализм, таким, каким его видели Карл Маркс и Ленин. А не таким, какой он у нас сейчас. Разве это истинный социализм? И ваша, и наша власти отошли от истинных идей социализма. Не способны ни к какому решительному поступку. И вот вы здесь, как горькая пилюля. И, похоже, её снова проглотили. Как достучаться до всех? Как показать всем, что дальше так жить нельзя? Когда у вас стал Хрущёв, у многих появилась надежда. А Брежнев снова всех задавил.

– Какой ещё Брежнев. Да он умер давно! Ты чё?

– Как умер?

– Очень просто. Как люди умирают от старости. Да уж лет шесть как! Ну, ты и тундра!

– От старости?.. Умер… умер?..

Снова донеслись звуки радио «Свобода»: «…в верхней части площади, в самом центре, на том месте, где этот юноша облил себя бензином и чиркнул спичкой, в булыжной мостовой вправлен черный обгоревший деревянный крест… Мучительная смерть юноши в знак протеста против насильственного подавления Пражской весны, против коммунистического режима должна была пробудить чехословацкое общество от послеоккупационной летаргии!..»

Юноша задумался. В его глазах была грусть.

– То йе шкода! Не очикал, что моя смэрт будэ флаг в руках капиталисте. Я болшевичка. Марксист. Они так и неразумили пречо я змрел… Я никогда не боролся с коммунизмом как таковым, ведь научный коммунизм – идеальная модель общества. Самая справедливая и прогрессивная. «От каждого – по способности, каждому – по потребности». Это можно принять как аксиому, не требующую доказательств. Это истинно христианская модель. Хотя и полностью атеистическая, к сожалению. И всё же это модель социального добра и созидания. Вопрос состоит в другом: как прийти к этому прогрессивному справедливому обществу будущего? Надо полагать, что через высокое интеллектуальное и материальное развитие общества и индивидуальностей, проживающих в нём. Некоторые из наших большевистских лидеров попрали флаг революции, предали основы социал-демократии, ещё больше лишили свой народ и самих себя свободы, нежели это было в период «царской тирании». Они видели этот путь к «светлому будущему», лежащий через социалистическое уравнивание, где было просто по определению невозможно получить «по труду». Ленинские принципы развития «социалистического соревнования» были сильно искажены и не дали мотивационного стимула трудящимся. Ибо создание любого человеческого аппарата контроля и оценки порождает коррупцию и предвзятость. Социальные блага стали распределяться на основе субъективных убеждений лиц, не заинтересованных лично в конечном результате. Люди в своей основе оказались хуже, чем считали наши коммунистические родоначальники. Наши «партийные боги», сменив богов религиозных, просто оказались не богами, они просто остались близорукими алчными людьми, беспокоящимися о своём «эго» гораздо больше, чем об интересах общества. Те, кого они называют «буржуазными фальсификаторами», видели путь к тому же идеальному обществу, которое по праву можно назвать «коммунизмом», лежащим через «капиталистическое стимулирование» социалистической экономики, сохраняющей свой государственный контроль над ключевыми ресурсами страны, допуская при этом экономическую свободу и стимулируя деловую инициативу на более мелком уровне. Весь ход мирового развития доказал состоятельность экономической теории капитализма на этом этапе первичного накопления материальных благ. Далее капитализм должен будет отмереть. Отмереть естественным путём, проигрывая конкуренцию «социалистической экономике». Ведь уже сегодня, собственно, «социализма» гораздо больше в любой капиталистической европейской стране, (социальная защита слабых, больных и т. д., право на хорошо оплачиваемый труд, высокий уровень жизни, уверенность в завтрашнем дне и общее чувство защищённости), нежели когда-либо было даже в колыбели существующего социализма – СССР! Ведь всем нам не нужен ни капитализм, ни социализм. Нам нужно просто кусочек счастья сегодня и для наших потомков!

Счастье же – вещь относительная и очень иллюзорная. Не бывает счастья объективного. Говорят, счастье не в деньгах, и это правда! Говорят, без денег не бывает счастья. И это тоже истина!

Просто счастье в ощущении своего социального равновесия. Которое зависит от представлений индивида о своей роли и месте в обществе. А это представление зависит и от материальной доли индивида в материальном пироге общества. Индеец, съевший на завтрак, предположим, лягушку и укрывшийся в шалаше от ливня, чувствует себя абсолютно счастливым. Другими словами, нужда человеческая вырастает в разные формы потребности в зависимости от уровня развития социальной группы. Индивид, способный удовлетворить свои потребности, чувствует себя счастливым. Индивид же, лишённый этой возможности, либо, наоборот, получивший возможность навсегда удовлетворить все свои потребности и таким образом лишенный эволюционной движущей силы, чувствуют себя несчастными. Так что счастье – это возможность удовлетворения своих постоянно возникающих потребностей. Вы же не видите другой жизни, нежели той в которой живёте. Вы счастливы, купив кусок колбасы или рулон туалетной бумаги. Вы были счастливы, вернувшись после принудительной первомайской демонстрации трудящихся, домой, выпивая свою «пшеничную» и закусывая припасёнными к такому случаю своими дефицитными продуктами, типа ваших «шпрот». Однако потребности меняются, когда видишь что-то лучшее. Пока у нас не было лучшего и пока мы его не увидели, мы были так же счастливы в своих иллюзиях!

Вы по-прежнему счастливы от редкой возможности получить дешёвую путёвку и даже не на Чёрное море, а хотя бы в местный пансионат, расплатой за которую есть вся ваша убогая жизнь. Система дотаций и бесплатного сыра подменяет систему нормальных товарно-денежных отношений и превращает всех людей в мышей, а страну вашу в мышеловку.

Ваша страна деградирует, дефицитов становится всё больше и больше. И мы начинаем деградировать вместе с вами! Ваше общество, вместо того, чтобы развиваться, не выходит из-за столов. Ваш период застоя и застолья явно затянулся! Всё это уже напоминает пир во время чумы, когда на столе, с каждым днём всё меньше и меньше продуктов. И вот, наконец, пришло время всё изменить.

– Мы и так этим занимаемся. Ты про Горбачёва что-то слышал?

– Горбачёв? – чех задумался. – Не вем.

– Горбачёв пришёл на смену Брежневу, ну, не сразу, сперва был Андропов это он-то, собственно, и начал первый перестройку.

– Перестройку? – удивился юноша.

– Именно! Андропов и явился родоначальником перемен, которых «требовали наши сердца». Но он был дитём своего времени и действовал так, как ему подсказывало его сердце, воспитанное в суровое время. Горбачёв же стал более лоялен. Он первый официально провозгласил демократию и хаос, который сегодня, к сожалению, уже близок к апокалипсису. Он уже встал костью в горле у задыхающейся от его дикой демократии страны.

– Но только так страна начнёт развиваться, и не следует тормозить её ход. И это единственный путь к истинному «социальному» обществу, где будут учтены интересы каждого, и каждому воздастся по его заслугам и потребностям.

– Ты в это веришь?

– А ты нет?

– А я?

Тимофеев с удивлением рассматривал юношу. «Похоже, мы уже однажды встречались!» – подумал он….

– Пробудьте, камарад. Советски поезд!

– Он здесь не останавливается!

– Так. Пробудьте, камарад. Ходь. Тераз он почкает тебя. Една минута!

– Пробудьте, камарад, – Тимофеева за рукав сильно потянул словак в форме железнодорожника, стряхивая с того остатки сна, – тераз ваш поезд толко едну минуту стоит, поспеште…



***

Ружомберок

Ночь. Железнодорожная станция Ружомберка наполнена людьми в форме. Патруль. Поезд заскрипел и остановился. Пахло вонью с «Супры» (Ружомберокского целлюлозно-бумажного комбината), что являлось едва ли не визитной карточкой этого града. Несколько солдат и пара офицеров-отпускников выгружались из поезда, вытаскивая чемоданы. Один тащил с собой ящик с телевизором. Владислав выдохнул. Наконец-то! Вот он и дома! Лейтенант сделал торопливо шаг и, неудачно зацепившись ногой за ступеньку, вывалился из вагона. Дикая боль в суставе стопы пронзила его. Он попытался подняться, но, едва оперевшись на ногу, вскрикнул от дикой боли. Два бойца подхватили его под руки. Подняли.

– Товарищ лейтенант, держитесь за нас, – откуда-то появился Озанян из седьмой роты. Его чёрные глаза были такими родными в этот момент!

– А-а! Ты вернулся! Как отпуск-то прошёл?– воскликнул офицер, кривясь от боли.

– Очень хорошо, товарищ лейтенант! – сухо, как бы смущаясь, ответил солдат. – Всё у меня дома хорошо. Всэ живи. А што это з вами?




2.20 (89.01.11) Детская привязанность


    Январь 1989 г. Липтовски-Микулаш

С раннего детства Януш заприметил темноокую соседскую девчонку и бесповоротно втюрился в неё. Тогда, в дни, когда Зденка гостила в Ружомберке, они проводили много свободного времени вместе, практически не заводя себе ни друзей, ни подруг. Не то чтобы их не было совсем, но стояли они где-то на заднем плане этого детского союза. Их детскую дружбу, казалось, невозможно было разрушить. Януш готов был играть со Зденкой в куклы, ведь чего не сделаешь ради объекта своего обожания! А та – мастерить с ним в столярке его отца всякие детские поделки. Зденка и Януш. Они непроизвольно влияли друг на друга. Януш становился мягче и чувствительней. Зденка же, наоборот, подобно пацанёнку, имела ободранные коленки и ссадины. Слава богу, что в войнушку Януш не играл… Да и не особенно эта игра была здесь популярна, скорее даже сказать, не популярна совсем. Вероятно оттого, что в Чехословакии не отождествляли прошедшую войну со славой своего освободительного оружия.

Ведь «Под натиском стальным брони фашистской Европа расступалась как вода».

Слишком слабой оказалась страна перед лицом внешней интервенции, а стало быть, и стремилась на подкорковом уровне не напоминать себе о днях национального порабощения. Это тебе не в Союзе, где все дворовые территории, стройки, напоминали настоящий театр боевых действий, где всё ещё продолжали «бить немцев» пацаны из соседних домов. Где бегали мальчишки с деревянными берданками, пуляли алюминиевыми проволочными пульками, где гремели карбидные, серные, магниевые и прочие взрывы. Ведь настоящий мужчина – всегда воин! Здесь же, в Чехословакии, было относительно тихо. И, слава богу, а то Зденка, пожалуй, овладела бы лёгко и этими всеми мальчишескими забавами. Ей было всё равно, что делать, если этим увлекался Януш. Тогда казалось, эти дети были созданы друг для друга…

Годы пролетели словно ветер. Они и не заметили, как выросли. Но, оставаясь всегда лишь друзьями, они никогда не переступали ту священную черту, способную навсегда изменить то, чем некогда оба сильно дорожили. Дружба! Ранее они нередко делились своим сокровенным, своим личным, своим наболевшим. Но учёба Януша в Пражском университете засасывала его всё больше и больше, всё реже и реже они проводили время вместе, отдаляясь всё далее и далее. Но каждую возможность Януш всё же использовал для встреч с ней. Для него их отношения стали каким-то болезненным наваждением, питавшим его надеждой, для неё – лишь благотворительной данью их детской дружбе, всё больше и больше её отягощавшую… Что ж, «селя ви», как говорят французы, гормоны делали своё, выводя обоих на «тропу репродуктивной охоты»… Но видимо, Януш, из её «детской песочницы», явно не соответствовал её подсознательному образу «альфа-самца»… Да простят меня за сие грубое сравнение свидетели сиих рассуждений!..

Итак, обычный январский день подходил к завершению. Трудовой же день уже давно закончился. Довольные люди, успев кое-как затариться в магазинах, уже давно грелись, окутанные домашним уютом. Закончилась и «трудовая вахта» Здены. Застывшая витрина магазина, в котором она трудилась, светилась наряду с другими пустынным вечерним светом остановившегося мира относительного товарного социалистического изобилия.

– Агой[51 - Привет!], Зденка! – на пороге ее квартиры стоял Януш.

Он улыбался, радостно вскинув руки для объятий.

– Агой, Януш, агой! – Здена приняла дружеские формальные «чмоки» и посмотрела на парня вопросительно. – Ты откуда? Уже довольно поздно?

– Це не важно! Выходь, пойдем в Центрум! Развеешься хоть.

– Януш, я хотела уже лечь спать пораньше… Ну, да ладно, пойдем! – ей было неловко отшить друга детства, специально приехавшего сюда, для встречи с ней!

Они шли по вечернему полупустому городу.

– Chladne![52 - Холодно], – Януш потёр ладони.

– Chladne, – согласилась Зденка.

Январский холод довольно быстро загнал их в ближайшую реставрацию, где друзья детства долго сидели, болтая и вспоминая страницы их ушедшего детства, обсуждая заботы настоящего и мечтая о будущем…




2.21 (89.01.11) Передел мира. Манипулирование толпой


    Январь 1989 г. Ружомберок

Тимофеев лежал в общаге. Распухшая нога покоилась на подушке. От накатившего, вслед за увечьем, безделья он дрых сутками без задних ног, тем паче, что одна из этих «задних ног» вышла из строя. В санчасти поставили диагноз: растяжение! Рядом покоился один костыль, который удалось здесь раздобыть, при помощи которого он слабо передвигался по комнате.

Сон Тимофеева

Невысокий, седой, коренастый человек со слегка горбатым носом и выпуклыми чёрными глазами достал толстый коричневый стержень сигары из солидной деревянной коробки, поднёс к носу, втянул аромат, прикрыв от удовольствия глаза. Покрутил её в руках, достал какое-то странное кольцеобразное приспособление с косым лезвием внутри, наподобие гильотины, всунул туда кончик сигары, надавил пальцами – чик, и отрезанный кончик упал в пепельницу. Он поднёс к носу свежий срез сигары, снова втянул в себя табачный аромат, отдающий кедровым привкусом. Снова закрыл от удовольствия глаза. В эту минуту сидящий напротив яркий кучерявый брюнет, гораздо моложе его, откинул с щелчком блестящую крышку зажигалки, поднёс голубое пламя к сигаре своего седого собеседника. Последний раскурился, втянул в щёки дым и выпустил сизое облако, наполнившее, таким отвратительным образом, всё пространство вокруг своим едким запахом жженого табачного листа. Выпустив дым, он заговорил.

– Нам нужна армия. Послушная армия, которая бы появлялась мгновенно там, где нам необходимо и так же мгновенно исчезала. Которая бы действовала в заданном нами направлении, управлялась нами, даже не подозревая об этом.

– Но как это возможно, сэр? – брюнет так же торопливо достал сигару и стал совать её кончик в такое же кольцеобразное приспособление со встроенной гильотиной….

– Эта послушная нам армия – есть толпа! Просто толпа людей, движимая чем угодно. Неважно совсем, под каким лозунгом они выйдут на улицы. Важно, чтобы они вышли. Поэтому вам необходимо формировать в их головах любые проблемы, которые могли бы стать бесплатной мотивацией для того, чтобы выйти на улицу. Далее необходимо муссировать это, подогревать всеми имеющимися средствами. Пока – для разминки, для репетиции.

– Но кто будет этим заниматься?

– Всё верно, поэтому и необходимо создать различного рода общественные организации, которые бы работали нужным нам образом, воздействуя на каждую социальную группу. А для этого найдите проблему и создайте для неё нашу «группу решения». Например, для Советской армии – создадим группу «Клуб солдатских матерей». Пусть муссируют проблемы армии. Через проблемы неуставных взаимоотношений, например. И так далее. Поспособствуем развитию правозащитных организаций различного толка и тому подобное. Всё то, что будет работать на общественное благо.

– Но для чего нам тратить свой бюджет, чтобы решать их проблемы, работая на их блага? – удивился молодой мужчина, наконец справившись с сигарой и выпустив первый клуб сизого дыма, закашлялся…

– Мы не будем решать их проблемы. Но мы поддержим любую дееспособную оппозиционную и националистическую силу или группу. А нужно будет, то и создадим такую сами. Задача этих, созданных нами групп будет, прежде всего, выискивать и муссировать проблемы. Создавать препятствия для функционирования и подрывать общий авторитет «подшефного» им ведомства в глазах как советских граждан, так и мировой общественности. Если они и будут решать задачи, это будут лишь точечные «тактические» решения для достижения нами главной «стратегической» цели: развала не только социалистической системы как таковой, но и полное уничтожение России как государства.

– России? Но я считал, что мы боремся только с коммунизмом.

– С коммунизмом? – седой мужчина втянул в щёки дым, закинув голову, вытянул губы и вскоре над ним стали вырисовываться виртуозные кольца из дыма… – Да, с коммунизмом. Но не только. Россия была всегда и остаётся для нас главнейшим геополитическим противником. Так было. Так есть. И так будет всегда. До тех пор, пока мы не уничтожим эту страну, не сломим её народ! Не деградируем и дискредитируем её культуру и её ценности.

– Но ведь сейчас наши президенты протянули друг другу руки для дружеского партнёрства.

– Кха-ха-ха, – седой человек закашлялся, – партнёрства! Наше партнёрство возможно лишь там, где нам это выгодно. Мы охотно используем и приватизируем их ресурсы и захватим их рынок для сбыта своей продукции, для чего необходимо убить их собственную промышленность.

– Как это сделать?

– Ну, например, мы им дадим гуманитарную помощь и, убеждён, они заглотят эту наживку и, как следствие, по законам рынка, это убьёт их и так уже загибающиеся, производства. Ещё было бы неплохо вынести к ним всё то, вредное, что создаёт наша современная промышленность. Но прежде всего, это самое первое, нужно вырвать им жало, разрушив армию. Сократив её и дискредитировав в глазах общественности. Из «почётной обязанности», как это у них сейчас, это должно стать предметом позора или, как минимум, предметом насмешек. Там не должно остаться образованных людей. Статус армии должен упасть как можно ниже, вместе с материальным уровнем военнослужащих. Об этом мы также позаботимся. Как говорил в своё время их Ленин, стремящийся создать революционную ситуацию: «Чем хуже, тем лучше». Лучше, конечно, для нас, тех, кто хочет разрушить существующее государство!

– Мудро! Как мудро!

– Да, и уже далеко не ново! Уже почти двести лет мы совершенствуем эти механизмы! Ещё со времён наполеоновских войн, распространивших влияние наших капиталов по многим странам старушки-Европы. От Вены до Парижа и Лондона. Когда капитал вознёсся над национальными границами, став реальной наднациональной властью. Начинающей и прекращающей войны. Ставящей и снимающей президентов. Управляющей всем этим грешным миром!

– Я так ценю, что являюсь его частью! – кучерявый брюнет важно вставил в угол рта сигару и заговорил, почти её не вынимая.

– Итак, созданные нами группы должны отработать механизмы вывода людей на улицы. Даже в виде игр. Мы сегодня серьёзно инвестируем в мир современных технологий. У нас в планах объединить мир информационной паутиной. Это будет ещё одна самая глобальная «интерактивная группа». Мы должны сделать каждого рабом этой глобальной инфосистемы, при помощи которой мы не только получим добровольно информацию и контроль над каждым человеком, даже находящимся «по ту сторону» от нас, но и получим безупречно работающий механизм управления людьми!

– Вы имеете в виду компьютеры?

– Именно! Сперва люди станут ими пользоваться, получать массу полезного и интересного. Потом они откажутся добровольно от своей реальной жизни, перестанут общаться вне «информационной паутины», они зарегистрируются добровольно, оставив нам всю информацию о себе, о которой не мечтали ни КГБ, ни ЦРУ, ни даже наше МИ-6!

Потом мы придумаем способ, как по одному нашему свистку вывести кучу людей на улицы. Как создать действующую толпу наиболее активной социальной группы, вероятнее всего – молодёжи, чтобы для начала безобидно покуражиться, например. Ну, а как придёт время, – сами понимаете. Все эти сложные и целенаправленные действия направлены только на одно: создать толпу на улице там и тогда, где и когда это нам необходимо. Быстро и массово.

– И что же дальше, сэр? Если люди придут для одного, как их заставить делать то, что нужно нам? А нам ведь нужно, в итоге, только одно: ослабить или свергнуть существующую власть, раздробить государства на всё более и более мелкие куски. И стравить их между собой. Мы же не можем их открыто к этому призывать.

– Всё верно! Мы и не будем их к этому призывать. Мы лишь подогреем толпу и подкинем ей нужный нам лозунг. Ведь толпа – это уже совершенно иное. Это уже не человек, не люди. Это некое новое образование, действующее исключительно по свойственной для толпы стандартной схеме…

– Харэ дрыхнуть, Тимоша! – в комнату ввалился Майер. От него веяло уличным холодом и запахом пороха. – Повезло же тебе! Лежишь тут, прохлаждаешься!

Что ж, здесь травмы и болезни подчас воспринимались как «дар божий», дающий право на незаслуженный отдых!




2.22 (89.01.20) Спуск по простыням


    Январь 1989 г. Ружомберок

Общага.

В это время 20 января 1989 года состоялась инаугурация 41-го президента США в лице Джорджа Буша, через два дня США представляют СССР проект договора об обороне с элементами космического базирования, а на следующий день 21 января в Таджикистане погибают 274 человека вследствие сильного землетрясения.

После падения нога у Владислава раздулась так, что не влезала в сапог. Были повреждены связки. В санчасти его освободили от службы. И позволили находиться на «домашнем режиме» без госпитализации. В этот день он так же лежал в общаге, наслаждаясь отдыхом и маясь от безделья… Раздался нерешительный стук в дверь. Тимофеев, оперевшись на костыль, доковылял, открыл дверь. Кто бы мог там быть? Комендант общаги? Ротный? Сосед по комнате? На пороге стояла Здена. Она улыбалась. Влад, переполненный радостью с одной стороны, и конфузом за свой мятый вид – с другой, отпрянул. Он не знал, что ему делать. Гримаса перекосила его лицо то ли радостью, то ли смущением и растерянностью. Он совсем не ожидал её увидеть. Владислав выглянул в коридор, проверяя, нет ли там свидетелей этого визита «иностранной подданной». Но коридор был пуст. По его телу пробежала необъяснимая дрожь возбуждённого волнения.

– Тебя никто не видел? – как-то испуганно спросил Влад.

– Не боися, трусишка зайка сэренький! – Здена с укоризной посмотрела на него и приблизилась так, что ему ничего не оставалось, как только обнять её, несмотря на некоторый свой конфуз. Он страстно прижал её к себе.

– Здена.., Зденочка,..– он непрерывно долго целовал её, согревая её холодное с улицы лицо, губы, не в силах оторваться. Куртка Здены валялась небрежно на стуле. Его руки непроизвольно скользнули ей под кофточку…

– Что? Что? Что ты робишь? Настырный хулиган! – кокетливо отстранилась она. Он на миг выпустил её, но страсть так сильно овладела ими обоими, что ничто не могло её унять…

Они лежали обнявшись. Он теребил её локоны. Она задумчиво водила пальцем по редким, едва пробивающимся волоскам на его юношеской груди…

– Я взяла отгул и решила приехать к тебе. Не было сил больше ждать. Не ожидала тебя увидеть в таком.., как это сказать.., – Здена напрягла лоб, ища подходящее слово…

– В таком убогом положении, ты хотела сказать?

– Ну, в покалеченном, скорее, а что это с твоей ногой?

– Так, чепуха! Только я вот такой теперь, почти калека!

– Калека! До свадьбы заживёт?

– Конечно, если эта свадьба будет с тобой!

Оба рассмеялись… Тут раздался стук в дверь.

– Владик. Имей совесть! Открывай дверь, – на пороге стояли пришедшие, видимо, на обеденный перерыв товарищи по комнате – Майер и Бабаев.

– А ты тут зря время не теряешь! Маладе-ец! – Бабаев похлопал товарища по плечу. – Боец – комендант общаги говорит, что ты тут не один! – Он словно пёс понюхал воздух, стоя в дверном проёме.

– Давай, Владик, поспешай. Сейчас здесь будет комполка. Делают общий шмон по общаге. Застукают – тебе хана! Да и нам достанется! – добавил абсолютно серьезно Александр.

– Зденочка! Давай! Бегом! – Влад, запустив товарищей только в прихожую, поскакал на одной ноге в комнату, хватая по пути всю разбросанную одежду Здены.

– Что случилось? – смотрела та на него испуганными глазами, ничего не понимая.

– Сюда идёт комполка!

– Зачем идёт?

– А чёрт его знает! Шмон решил навести!

– А что такое «шмон»?

– Шмон – это трындец!

– Трындец? Что это такое?

– Трындец – это полный атас!

– Атас?

– А-а-а! Потом объясню! Нет времени!

– А мы разве что-то преступное сделали? Почему мы прячемся? – недоумевала Здена, торопливо одеваясь, косясь в сторону прихожей, откуда доносились голоса его товарищей.

– Преступное! Ну, ка-а-ак тебе это объяснить!.. – завыл юноша. – Пойми. Если тебя здесь увидят, мне крышка.

– Всетко ясне. Руске дураки! – зло произнесла девушка. – Дай сюда, – она почти вырвала из его рук всю свою одежду.

– Пусть она одна идёт, без тебя, – советовал Бабаев из коридора, – напорешься на кого-нибудь чего доброго.

– Я не могу её вот так, как какую-нибудь, – он не нашёл подходящего слова и добавил, – и вообще, любить – не преступление.

– Эге! – друзья переглянулись. – Да, диагноз на лицо!

– Плохи наши дела!

– Стойте здесь, я выгляну, посмотрю, всё ли чисто, – выпалил Майер и побежал по коридору. Друзья были полны решимости заслонить обезумевшего друга.

– Уже полно народа внизу, полкач приближается!

– Слишком поздно!

– Давай в окно!

– Нет. Это опасно! Она не сможет! – сказал Тимофеев.

– Не бойся. Я смогу, – решительно заявила Здена и повторила ему мягко, но решительно на ухо, – смогу!

Они захлопнули дверь и принялись дружно вязать простыни. Второй этаж как-никак.

Бабаев кинулся на улицу для страховки снизу. Здена зажмурила глаза. Сверху её крепко держал хромой Тимофеев. Его удерживал, обхватив за пояс, Майер. Снизу, вытянув руки к ней, уже стоял Бабаев. Она вцепилась в раскачивающуюся верёвку из скрученных простыней, цепляясь за узлы, спустилась метр, другой, зажмурившись, медленно вниз и тут же оказалась в руках Бабаева…

– Зденка! Напиши мне «до востребования»! Я буду ходить на почту! Буду ждать!..



***

– Что тут у вас за богадельня? – багровое лицо командира полка подполковника Гребенщикова было перекошено полоской рта, напоминавшей сабельный шрам, рассекший его лицо как-то по диагонали: один угол приподнят, другой – опущен. Жёсткие узкие полоски угнетённых губ сухо шевелились. Он говорил медленно. Так же медленно поворачивался. Свита вокруг явно заискивала перед начальником, спеша предугадать ход его мысли и оправдать его ожидания.

– Чь-чь-чь-я это пустая бутылка из-под водки? – майор Володькин из строевой части надул щёки, шевеля огромными рыжими усищами под одобрительным прищуром командира.

Строй молодых офицеров, выстроенных в коридоре общаги напротив своих комнат, молчал.

– Кто-о живёт в этой к-комнате? – комполка обратился к майору и ткнул пальцем в первую же дверь, попавшую ему под руку. (Что ж, где слабо, там и рвётся!)

Не дожидаясь ответа майора, держащего список всех офицеров, проживающих в общежитии, лейтенанты сделали шаг вперёд:

– Лейтенант Майер.

– Лейтенант Тимофеев.

Комполка приблизился. Казалось, собираясь проглотить их как маринованных килек.

– Кто с вами ещё живёт?

– Прапорщик Бабаев.

– А где он? – прошевелил усами майор Володькин.

– Я здесь – в эту минуту в коридоре нарисовался Бабаев, – разрешите встать в строй!?

– Бегом! Прапорщик!

– Тимофеев! Почему в гражданке? За водкой бегал? – майор устрашающе шипел.

– Никак нет! – Тимофеев стоял как цапля на одной ноге.

– Лейтенант, ко мне! – рявкнул полкач.

Тимофеев запрыгал на одной ноге вдоль строя, – товарищ подполковник…

– Что с ногой, лейтенант? – оборвал его тот, развернулся к Володькину. – Товарищ майор, займитесь этой троицей, проведите расследование с этой бутылкой. Проведите партсобрание. Доложите о результатах

выполнения! – полкач зашёл внутрь комнаты. – А это что за такое? – он потряс в руках комом из связанных простыней.

– Наводим порядок, товарищ подполковник. Это простыни.

– Вижу, что простыни! Мать вашу! – он подошёл ко всё ещё открытому настежь окну, покрутил буравящим взглядом по сторонам, не найдя «зацепок», схватил радиоприёмник, что-то трещавший всё это время на столе, и шандарахнул его об пол.

– Товарищ лейтенант! – обратился он к Тимофееву. – Почему сломанное радио валяется? Отремонтировать и доложить мне лично к 22-м часам! – он зло развернулся, вытряхнув по дороге из тумбочек барахло.

– Что тут за бардак? Навести мне здесь идеальный порядок! Вы поняли меня, майор?! – он обратился к офицеру своей свиты. – Завтра – повторный смотр! Будет снова бардак, я вам такие репрессии устрою, что до реабилитации не дотянете!..[53 - 6 января 1989 года власти СССР объявили о массовой реабилитации тысяч граждан, которые в период с 1930 по 1950 год стали жертвами сталинских чисток.]

– Это я ещё до вашего металлолома не добрался! – он величественно повернулся лицом к своей свите. – Если завтра увижу хоть одно незарегистрированное корыто, товарищ зампотех, поступлю как это было в Оремовлазе![54 - После того, как дивизионное командование резко решило навести порядок с «личным автопарком» военнослужащих, стремясь положить конец существовавшему здесь хаосу и огромному количеству не зарегистрированного «автомобильного лома», скупаемого у местного населения, каждый командир полка с особым рвением принялся исполнять приказ, совершая беспрецедентные примеры «креатива». Так в Оремовлазе, в танковом полку, зампотех залез лично в танк и подавил автомобильное старьё, хозяева которого не выполнили предписанных действий в установленный для этого срок. Грозный был зампотех! С ним уж точно было не до потех! Эта мера стала широко известна в дивизии, устрашив многих, и относительный порядок был временно наведён!«Ну и дурдом!» – вопили многие и стенали, не желая верить в случившееся, разглядывая груды железа, оставшиеся после их «ласточек», «кровно заработанных» честным непосильным трудом, нередко, на нелегальном торговом поприще. Но их глас был гласом вопиющего в пустыне…] Понято?

Командир полка говорил не спеша, несколько вальяжно. Словно впечатывал каждое слово своим перекошенным ртом с узкими губами в головы подчинённых, вызывая всем своим видом трепет и страх. Страх и трепет!..




2.23 (89.01.22) Новый запал новой революции


    22 января 1989 г. Липтовски-Микулаш

Svat? Kriz c.a. 252, Liptovsk? Mikulа?.

Аналогично ГДР власти Чехословакии препятствовали горбачёвским переменам.

В понедельник 15 января 1989 года в Праге, чехословацкая полиция решительно разгоняет демонстрацию, организованную в честь 25-й годовщины самоубийства Яна Палаха, совершенного, как принято считать, в знак протеста против советского вторжения в 1968 году. Вероятнее всего, этой провокации отводилась роль запала в бомбе переустройства Восточной Европы в духе «нового мирового порядка»[55 - Однако едва ли Ян Палах протестовал против коммунизма, являясь ярым «большевиком-марксистом». Скорее он протестовал против отхождения «вождей» от истинных идей марксизма-ленинизма. Ввод войск ОВД был также фоном этого события. Катализатором, но едва ли истинной и единственной первопричиной. Накануне Ян побывал в СССР и был очень этим воодушевлён. Однако последние события 1968 года сильно его потрясли. Он был расстроен не только вводом войск, но тем, что компартия Чехословакии была не способна ни к реформам, ни к отстаиванию своей позиции. Он видел влияние буржуазии на руководство страны и понимал, что в таких условиях силовое решение стало неизбежным фактом. Он желал не только вывода советских войск, но и возврата руководства Чехословакии к истинным марксистским позициям. Пора очнуться! Но его «идеальный мир» буквально таял под его ногами…].

Этот воскресный день пришёл, как обычно, суля долгожданный отдых после непростой рабочей недели.

Да и вообще, не простой недели. Где были минуты и счастья, и глубокого разочарования. Отец с мамой ушли с утра пораньше по своим делам, старшая сестра Малвина – студентка уже давно обосновалась в Братиславе, обитая в студенческой общаге, навещая свой дом только время от времени. Зденка также строила планы на учёбу в том университете. Только ещё не могла понять, кем именно она хочет стать… Ну, возможно, на следующий год… Ну, а пока она работала в местном универмаге.

Сейчас же Здена одиноко бродила по квартире, совершенно не находя, чем заняться в этот воскресный январский день…

Визит Януша был, как обычно, делом неожиданным. Но это обрадовало девушку. Было чем заполнить полную пустоту выходного дня…

– Представляешь, в прошлый понедельник полиция жестоко расправилась с мирной демонстрацией! – заявил практически с порога Януш и посмотрел прямо в карие глаза Здены.

Здена лишь посмотрела вопросительно на юношу:

– Слушай, а вы там вообще учитесь или как?

– Ну, родоки думают, что мы учимся, а у нас там настоящая молодёжная жизнь! Бурная и интересная! Это же Пра-а-га!

– Это ты про стычки с полицией?

– Кроме стычек с полицией у нас есть и другие забавы. Да и сейчас мы только лишь собирались отметить 20-ю годовщину самосожжения Яна Палаха, которое, кстати сказать, случилось ровно 20 лет назад! А эти уроды нам этого не позволили! Хотя мы были уверены, что нам воспрепятствуют, и всё же мы вышли! Нас было много! А в следующий раз будет ещё больше! Это был только «запал» для нашей революции. Но скоро взорвётся вся бомба! Вот тогда посмотрим, кто кого! Вчера многих задержали! А мне повезло! Правда, вот, – он продемонстрировал огромный лиловый синяк на спине.

– Это ведь ужасно, Януш! Как они так могли?

– Да они все – шакалы. И их шакалья власть будет держаться, пока советские войска здесь! Это оккупанты Здена! Теперь-то ты это видишь?! – он потряс перед ней руками.

– Вижу, Януш, твой синяк. Только ведь это были наши чехословацкие полицейские, не советские солдаты. Да?!

– Да, это были не советские. Пока не советские. Но поверь, они снова выйдут на наши улицы на танках, как только получат приказ! Но на этот раз мы их победим! За нами – вся Европа и Америка!

– Советский Союз сам перестраивается. Ведь и у них идут перемены! Они не пойдут против нас!

– Раненый зверь больно кусается! Так что ты держись от своего вояци подальше! Смотри, случится что, тебе словаки этих отношений с оккупантом не простят!

– Это всё тебя не касается! Вообще, мы же цивилизованные люди! Что за чепуху ты несёшь?

– А ты всё же подумай! О своём будущем! Хочешь, чтобы все тебя называли «курвой оккупанта»?!

– Ист далей![56 - Убирайся!] – Здена указала Янушу на дверь.

– Старого друга выгоняешь?! Променяла на этого гада?

– Я тебя, Януш, ни на кого не меняла! Ты – это ты, а он – это он. С тобой я дружу с детства, а его я люблю, понимаешь?! Я сама решу, что мне делать. Это моя жизнь. И никогда больше не смей меня оскорблять! Что бы там кто другой ни говорил. А если ты действительно и сам так про меня думаешь, значит, тебе не место в моём доме и вообще возле меня!

Хоть Здене и было скучно, но такая тема общения ничем не украшала её одиночества!

Януш постоял минуту-другую молча.

– Препачь[57 - Извини] меня, Зденка, препачь. Но если в твоём доме для меня нет места, в особенности – возле тебя, то мне и правда, лучше уйти. Да, лучше мне уйти… Пока ты не изменишься. И не изменишь своё отношение самой к себе и ко мне тоже…

Он раздосадовано вышел, бухтя себе под нос. Дверь громко стукнулась о дверной косяк сквозняком ему вслед. Гулкий стук каблуков Януша наполнил лестничную клетку, отзываясь эхом по пустынным этажам всё удаляясь, удаляясь…

Этот скучный воскресный день подходил к концу. Здена, отвлекшись от чтива книги, задумчиво смотрела в тёмное окно январского вечера.

Отец сидел в кресле с газетой в руках, мама копошилась на кухне.

– Ладислав, съездишь на неделе к Густаву, нужно ему вот это передать, – вдруг мама выглянула из кухни, – он просил очень.

– Зачем? Моника, что это? – удивился Густав, увидев тяжёлый свёрток.

– Не важно, это для Миро. Потом посмотришь.

– Ну, не знаю, у меня столько дел на этой неделе,.. – отец сморщился, явно не горя большим желанием,.. – ну, ладно, что тут поделаешь.

– А давайте я съезжу, после работы, в среду, например!? – вызвалась Здена.

– Брось, Зденка, обратно будешь по ночи ехать?

– Так я там, у дяди Густава и переночую, а потом – назад, а?

Родители переглянулись.

– Не волнуйся, тата.

– Ох, Зденка! Ну, смотри мне! Ну, позрим! Ну, позрим!




2.24 (89.01.25) Хромые встречи


    Январь1989 г. Ружомберок

Общага.

– Что с ногой, комиссар? – капитан Сидоренко шевелил усами.

– Так, бандитская пуля, товарищ капитан.

– Ты мне зубы то «бандитскими пулями» не заговаривай! Я не за «так» спрашиваю. Ты уже две недели на службу не ходишь и в санчасти не лежишь. Больной – ложись в санчасть. Здоров – вперёд на службу! Комбат сказал вытягивать тебя в любом виде сегодня на батальонную вечернюю поверку. Личный состав не выключишь на твой больничный! А то ты всё на меня сгрузил! Идти-то сможешь?

– Не уверен.

– Не уверен, пришлю манов[58 - Этим «ласковым» словом усатый ротный продолжал называть солдат], принесут на руках. А пока смотри, ни шага костылём из общаги. В любую минуту могу тебя вызвать в строй. Так что смотри, готовься! Да, ну и поправляйся скорее! – ротный теперь уже по-доброму усмехнулся, похлопал лейтенанта по плечу и ушёл.

Тимофеев вытащил из-под подушки смятый конверт со словацкими надписями, за которым вчера он прыгал с одним костылем в город на почтамт, рассчитывая лишь получить весточку от неё.

«Агой! Я приеду вечером 25 февраля в Ружомберок к дяде на адин дэнь. Адрес ты знаешь. Если кцеш, найдёшь. Я буду чакать…»

Едва прочитав эти строки, он стал счастливейшим из счастливых. Она простила его и тот дурдом с простынями, через который ей недавно пришлось пройти. После которого он ни видел её, ни слышал. Он только прыгал на костыле, «скрываясь в складках местности», день ото дня на городской почтамт, отправляя письма и ожидая ответ. И вот! И вот тот трепетный момент! Вот то драгоценное письмо, которое он готов был сразу же расцеловать и которое без конца перечитывал весь день! Нетерпение росло по мере приближения к тому заветному «вечеру 25-го», к тому заветному часу. Волнение. Биение сердца. Пульс сдавливал виски, и всё внутри замирало, когда он следил за стрелкой часов, неотвратимо ползущей к заветной отметке. Но вот! Неожиданный стук в дверь, капитан, принесший совсем не радостное известие. Совсем некстати. Закон бутерброда в действии! Что делать? И всё же через несколько минут он уже ковылял, прыгая с одной ноги на одинокий костыль, одолевая шаг за шагом, метр за метром туда, куда неумолимо звало его сердце, вопреки предостережениям своего ротного.

– Влад! – только и выговорила Здена…

Её терзали тягостные мысли. Она срывается, едет бог весть, куда и зачем! Во имя чего? Ради того, который, чтобы не быть с ней замеченным, спускал её по простыням, рискуя её здоровьем! Который как заяц прячется, боясь с ней даже открыто переписываться, без этого дурацкого «до востребования»! Который уедет скоро в свой дурацкий Союз и забудет её, Зденку, которая останется один на один со своим позором. Возможно, репутация её будет безнадёжно разрушена. Возможно, окружающие будут смотреть на неё как на падшую, как на «курву». А он только и готов на то, чтобы безумно целоваться и зажиматься в тёмных закоулках… А разве его, бесшабашного мальчишку, ещё что-то могло сейчас волновать?! И всё же вот она, стоит здесь, сейчас, напротив него. Касается его раскрасневшегося лица своими холодными ладонями.

«Что ты делаешь, Здена?! Беги от этого советского vojaci! Беги от своей беды!»– шепчет ей её внутренний голос. Но бесполезно. Всё бесполезно! Она не в силах совладать с собой и своими чувствами…

– Здена, Зденочка, милая моя Зденочка! Как я счастлив тебя видеть! Нет в мире ничего дороже тебя! – он по-мальчишески жадно целовал её. Потом сжал её кисти рук. – Здена, я бы мечтал смотреть на тебя вечность, не отрываясь! Но сейчас мне пора, – он снял её ладони со своих щёк, поцеловал снова.

Здена не поверила своим ушам.

– Как, я приехала, чтобы тебя увидеть, а ты говоришь, что тебе пора?! Пречо?[59 - Почему?]

– Мне нужно. Очень нужно. Пойми!

Она задумалась: «Дура я! Другие, как нормальные люди, встречаются, живут нормальной человеческой жизнью! А здесь!?..»

– Я вернусь. Позже. Жди меня. Пойми. Так надо. Мне трудно тебе сейчас всё объяснить! Жди! Я вернусь! Обязательно. Прости. Нет! Тебе со мной нельзя! Жди здесь! – Тимофеев поцеловал девушку и исчез так же неожиданно, как и появился.

Зденка зашла в дом. Почему она никак не хотела понять того, что ей говорил её отец, Януш, её сестра, подруги. Хорошие они, эти советские ребята, но нет с ними не только никакого будущего, но и никакого настоящего. Так. Мгновения. Минутное увлечение. Похоть одна… Но всё же он,.. нет его интереснее и нежнее. Что это так больно тянет в сердце?.. Здена уснула, мучимая тягостными мыслями, находясь, словно в капкане собственных чувств…

И всё же, среди глубокой ночи, в окно стукнул камешек…

И вот, стрелка часов приближалась к 5 утра. Они лежали, безумно счастливые, но уже безнадёжно несчастные от приближающегося расставания. Он без устали продолжал ласкать её тёплое тело, трогал её лицо, проводил пальцами по припухшим, искусанным поцелуями, розовым полоскам её губ, прикасался к нежным бугоркам её сосков, ненасытно погружаясь в мягкую нежность её девичьего таинства, и периодически вырубаясь от наваливавшейся усталости… Вздрагивал, открывал глаза и снова смотрел на неё, словно желая напиться влагой её осязания перед предстоящим неизбежным отбытием в свой пустынный зазеркальный мир духовного небытия.

Ещё миг, ещё, каждое мгновение ускользало так подло и быстро, как песок сквозь пальцы, и вот Здена грустно прижимала к себе ещё тёплую подушку, одиноко глядя в темное, не сулящее «доброе утро» окно…




2.25 (89.01.25) Вот так встреча!


    Январь 1989 г. Комарно

Мотострелковый полк.

– Товарищ Самойлов! Вот так встреча! – Басманов удивлённо развёл руки без тени радостной улыбки, скорее опешив.

– А-а-а-а! Мичман Басманов, собственной персоной! – Самойлов, скривив губы, протянул руку для пожатия.

Басманов как-то не очень охотно и очень сдержанно вытянул свою негнущуюся ладонь в ответ.

– Давно здесь?

– Да уже второй год! А тебя откуда занесло?

– А я сперва в Ружомберок распределился. А теперь вот – здесь буду служить, в вашем полку.

– А оттуда тебя за что-то выслали? Нам тут регулярно проштрафившихся с дивизии высылают! Потому что Комарно – самый распрекрасный полк! А-а? Что натворил-то?

– Ничего, Петя, я не натворил! Сюда отправили, значит так надо!

– Просто так внутри дивизии не перемещают! Или на повышение, или на понижение! А если на равнозначное – значит, скорее всего, залёт на любовном фронте! Ибо за пьянку – чаще отправляют в Союз! Эх-хе- хе! А мож тебя на повышение тогда? А?

– А мож, и на повышение, товарищ Самойлов! Любопытство не порок, а большое горе!

– Ладно, не хочешь, не говори! А жена-то где твоя? – Самойлов любопытно поднял брови.

– Со мной жена. Там, где ей и положено быть, когда муж на службе. Только ты держись от неё подальше.

– А что, такая страшная, что ли? – сострил Самойлов.

– Ты остряк, что ли? Подколоть меня решил? Подколешь, когда я на очко сяду! Понял?! Сам то что, всё холостякуешь? Так всё только языком чесать и мастер?

– Да нет! Я тоже женат! – не без гордости произнёс Пётр Самойлов. – Уж более года!

– Ну и молодец! – Сергею надоела беседа с, по его мнению, молокососом, при том ещё с противным таким, и он, не желая дальнейшего высасывания подробностей для новых сплетен, махнул рукой, – ладно, давай, валяй, мне пора!

– Честь имею! – ответил ему Самойлов.

– Разве?

– Хм!..

Однако вскоре молва о причинах перевода сюда Басмановых, обросшая приукрашенными слухами, словно зараза, передающаяся воздушно-капельным путём, проникла в скучающий по сенсациям полк. Как только сплетня докатилась и до Самойлова, он почесал свой затылок, опешив сразу от нахлынувших на него двух новостей, ну никак он не ожидал снова встретиться с Ирой, со своей бывшей Иркой, на которой он едва не женился! Что же касается второй новости, о причинах появления в Комарно Басмановых, это для него стало практически ожидаемым явлением.

«А вот, я же говорил тогда! Вовремя Иркину суть раскусил! А то бы щас сам так вот рога бы и носил! И все бы шушукались за моей спиной!»

Он пожалел про себя Басманова, а где-то больше – даже позлорадствовал. Это оправдывало в его собственных глазах его поступок тогда на выпуске. Иру он уже пару раз видел мельком, но та делала вид, что его не замечает или не узнаёт. Тем не менее, Самойлов возгорел необъяснимым желанием «тряхнуть стариной» с Иркой, все интимности которой он так хорошо помнил!

«А почему бы и нет! Ирка теперь – „честная полковая давалка“, а я у неё был в „пионерах освоения“! Так что если не хочет, чтобы я тут ещё про неё разговорчиков добавил, придётся отдуваться! Тем паче, что она сама себе приключений на „пятую точку“ ищет! Так почему бы и не со мной!» – крутилось в грешной бессовестной башке Самойлова…




Часть третья. Крах Советской империи





3.1 (89.02.06) А в это время в соседней Польше


    Февраль 1989 г.

6 февраля 1989 года: начались переговоры между польским правительством и оппозицией.

Президент страны и первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии Войцех Ярузельский первым из коммунистических лидеров согласился говорить с оппозицией как с равными партнерами и публично обменялся рукопожатием с лидером «Солидарности» Лехом Валенсой, некогда ранее арестованным по его приказу.

Этому способствовали исключительная популярность оппозиции (накануне введения военного положения в 1981 году в «Солидарности» официально состояли около 10 миллионов человек из 30-миллионного населения страны), высочайший авторитет католической церкви, которую к тому же возглавлял «польский папа» Иоанн-Павел II, и – особенно характерное для Польши – отождествление антикоммунизма с национальным патриотизмом.

Ярузельский, в свое время потерявший родителей и здоровье в советском ГУЛАГе, считался, по меркам соцлагеря, умеренным политиком. Еще 17 сентября 1986 года в Польше были освобождены все политзаключенные, а 29 ноября легализован Временный совет «Солидарности».

Польша – единственная из стран Восточного блока сразу же начала копировать горбачевскую гласность и экономические реформы.

«Круглый стол» власти с оппозицией продолжался до 5 апреля. Через два дня основные договоренности – проведение летом демократических выборов, отмена цензуры и полная легализация «Солидарности» – были ратифицированы сеймом.



    По материалам открытых интернет-источников.




3.2 (89.02.15) А в это время в Афганистане


Февраль 1989 г.

15 февраля 1989 года советская армия покинула Афганистан[60 - (* Войска были введены в Афганистан после свержения и убийства генерального секретаря ЦК НДП Афганистана Нур Мохаммада Тараки** вместе с его супругой. Ранее, несмотря на многочисленные просьбы со стороны Тараки о военной поддержке в борьбе с контрреволюцией, Леонид Ильич Брежнев отказывал ему в этом, опасаясь оказывать военное вмешательство во внутренние дела дружественного государства. В ответ на очередную просьбу Л. И. Брежнев тогда сказал: «Войска в Афганистан Советский Союз вводить не будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ президент, наверняка восстановит большую часть афганского народа против революции…»)(** Журналист и писатель Нур Мохаммад Тараки родился в 1917 году. С мая 1962 по сентябрь 1963 года работал переводчиком посольства США в Афганистане. В 1963 году Нур Мохаммад Тараки в первый раз посетил СССР… Встав у власти, администрация Тараки приступила к проведению радикальных экономических и социальных реформ, которые вошли в противоречие с укоренившимися в афганском обществе социально-религиозными традициями. Декретом Революционного совета №6 от 12 июня 1978 года была ликвидирована задолженность крестьян ростовщикам и помещикам. В октябре специальным декретом правительства женщинам были предоставлены равные права с мужчинами. Был установлен минимальный возраст вступления в брак (18 лет для мужчины и 16 лет для женщины), отменены принудительные браки и запрещён древний обычай выкупа за невесту…)].



Афганская операция, которая, согласно первоначальному замыслу советского руководства, должна была завершиться в течение 30 дней, продлилась 9 лет и 10 месяцев.

СССР потерял 15051 человека, 53753 стали инвалидами, 417 пропали без вести. На войну и развитие инфраструктуры Афганистана (строительство домов, школ, больниц, стадионов, электростанций и т. д.) было потрачено около 38 миллиардов долларов. С уходом советских войск развитие страны было прекращено, ни одна западная коалиция, дислоцированная в этой стране в дальнейшем, не осуществляла впредь ничего подобного!

С уходом советских войск, уже 18 февраля 1989 года президент Афганистана Наджибулла вынужден был ввести в стране чрезвычайное положение, дабы остановить вспышки насилия и активность антиправительственных сил, ещё с большим энтузиазмом подогреваемых западными спецслужбами…



    По материалам открытых интернет-источников.




3.3 (89.02.25) Забава


    Февраль 1989 г. Ружомберок

На танцах в словацком доме культуры.

21 февраля (вторник) 1989 года Вацлав Гавел, чешский драматург-диссидент, заключен в тюрьму за подстрекательство к беспорядкам в Праге.

А в Ташкенте озверевшие узбекские экстремисты уже в открытую нападали на граждан славянских национальностей. Кричали: «Русских зарежем», «Русских нужно вешать на фонарных столбах».

– Агой, Януш! – Зденка махнула рукой, едва увидев в толпе молодёжи, гудящей подобно улью, знакомое лицо.

Януш посмотрел как-то сквозь девушку и продолжил о чём-то увлечённо болтать с парнями вокруг.

– Януш, ты что, не здороваешься больше со мной?

– Что-о? А-а, Здена, а ты что, начала отличать своего старого друга среди толпы прочих?..

– Я просто поздоровалась, не хочешь, не надо, забираю свой «агой» назад, – Здена обиженно развернулась и пошла прочь.

Януш махнул рукой, открыто демонстрируя, что ему всё «пофиг» и стал дёргаться в такт музыки…

После полуночи, как это водится, прекратились новомодные западные мелодии и начались словацкие «народные польки-бабочки», что вызвало в толпе молодёжи какое-то особенное возбуждение, которому, казалось, способствовали разливаемые тут вина: «бело», «красно», подаваемые в горячих нагретых бутылках из бара, устроенного в гардеробе, что было особенно приятно морозной февральской ночью вновь прибывающим, страждущим как можно скорее согреться и «догнаться» до кондиции присутствующих!

– Здена! – Януш окликнул девушку, направляющуюся на выход. – Ты до домов?

– А что, ты уже смог отличить свою старую подругу среди толпы «прочих»? – съязвила она.

– Ладно, брось! Давай, я тебя провожу!

– Обойдусь, а потом,.. я не одна!..

Януш поднял вопросительно глаза.

В эту минуту на забаву ввалила «джинсовая группа» парней, возбуждённо говорящих на русском…

Очевидно, что и для Зденки это был также сюрприз.

– Влад! А помныш, как мы с тобой в Штребске Плесо тогда-а! А-а-а..? – смеялся молодой человек кавказской внешности, которого она уже где-то видела раньше.

– Полкачу тогда, слава богу, не попались на глаза, он бы нас съел!

– А вы, кстати, в курсе, он заменяется скоро! Всё! Время его пришло! Час пробил! Замена! Так что нового полкача нам скоро пришлют, а пока, наверное, Карпов за него будет!

– Не верю своим ушам!

– Вот те раз!

– Вот те и «два»!

– Ну, и слава богу!

– А мне бы лучше, чтобы всё было как прежде. Ненавижу перемены!

– А мне любая перемена хороша!

Офицеры негромко делились впечатлениями…

Здена стояла молча, надеясь быть замеченной.

– Зденка! Подь к нам! – наконец один из «джинсовой группы» отделился и, прихрамывая, решительно направился к ней…

– Зденка? Агой! – улыбался широко Тимофеев.

– Агой, Владик! Слушай, а пошли отсюда! – вдруг совершенно неожиданно предложила девушка.

Это было совершенно неожиданно. Но именно об этом мечтают многие уже не одинокие мужчины,.. ведь танцы – это только лишь предлог, чтобы остаться, в конце концов, «тет-а-тет». И чем раньше это случится, тем лучше! Тем больше сил, тем больше времени. Счастливого времени вместе. Они шли по тёмным пустынным улицам, таким привлекательным для молодых влюблённых. Никто не мог им помешать…

– Владик, оставайтесь здесь, в Чехословакии, а?

– Зденушка, давай лучше ты со мной в Союз!?

– В Союз? Да какой же ты глупый!

– Я глупый? – возмутился Тимофеев.

– Конечно! Ну что мы там будем делать-то? Да меня и родители не пустят, да и хуже там у вас.

– Хуже? Но ведь сейчас перестройка! Мы скоро знаешь, как заживём!

– В России никогда не будет хорошей жизни, – она поджала губы, подняла брови вверх, одновременно с плечами.

Тимофеев изобразил гримасу, опустив уголки губ вниз, недовольно закрыл глаза.

– Это почему же?

– Так. При социализме не бывает хорошей жизни. Мы вот поэтому и смотрим на Запад, на капитализм.

– Знаешь, может ты и права, но я лично считаю, что люди просто были пока не готовы к жизни при социализме. Просто они оказались хуже, чем кто-то предполагал. А жизнь при социализме не только может, но и должна быть лучше. Просто всему своё время!

– Може быть, може быть,.. – девушка пожала плечами.

– Знаешь, я тут такую притчу придумал, – воскликнул юноша.

– Какую? – девушка подняла глаза. Однако в темноте этого было не видно.

– Про обезьян.

– Про обезьян? – она рассмеялась.

– Про них!.. Ну, и не только!.. Ну, жили – были обезьяны в банановой роще. Жевали бананы. Кидались шкурками. Не было у них никаких проблем, если не считать, что в неурожайные годы многие из них страдали от голода. А любимым их делом было висеть на дереве. И вдруг нашлась одна старая седая обезьяна с умными глазами. (Наверное, из породы человекообразных.) И сказала она своим лохматым бестолковым сородичам:

– Товарищи обезьяны! Даёшь джунгли под пшеничные поля! А все поля – даёшь обезьянам! И отныне у вас не будет голода! Вот вам семена!..

Вдохновились обезьяны. Побили и изгнали противников этой перемены. Срубили все пальмы, включая и банановые. Дескать, «мы наш, мы новый мир построим!» Расчистили всё под поля. Работали денно и нощно. Многие «товарищи – обезьяны» даже погибли, об этом нельзя не сказать!

– Товарищи-обезьяны? – усмехнулась девушка.

– Хм!.. Они самые! Ну, бывало, рухнет пальма, рухнут и сидевшие на ней обезьяны. Что ж, нормальная ситуация. Потери в пределах допустимых! Да и селекция своего рода!

– Какой ужас!

– Не то слово! Итак, очистили поля, разбросали семена, половину съев. Расселись на поваленных брёвнах и ждут результата. Прошло ни много ни мало времени. Пробились всходы кое-как. Радуются обезьяны. Лакомятся редкими молодыми сочными побегами. Хвалят своего вождя, который, походу, представился создателю с чувством преисполненного долга перед народом своим обезьяньим!

– Хм!

– Но вот пришло время, когда все побеги были вытоптаны, съедены или просто засохли. А банановые пальмы лежали сухой грудой громадных листьев. Ведь хозяйство-то сельское они вести не умели! И понятий в управлении у них не было. И тут и наступил страшный голод… Передохло множество обезьян. И пошли злые голодные обезьяны, достали своего седого вдохновителя из могилы и повесили его посмертно! После чего одни стали тщетно пытаться втыкать в землю сухие стволы банановых пальм, другие – подались в соседние леса…

– И какая же тут мораль? – Зденка притулилась к такому смешному в своей юношеской горячности юноше.

– А мораль тут проста: если обезьяне дать семена, она их скорее съест, нежели посеет и вырастит. А потому пусть обезьяна лучше остаётся обезьяной и висит на пальмах, пока, наконец, не станет человеком!

– Вот как? Тогда вытекающий вопрос: а как же тогда быть с человеком?..

– С человеком? – он почесал «репу». – Вот я и говорю, что человек должен тоже стать гораздо выше, нежели сейчас, должен стать по-настоящему «человеком разумным».

– А что сейчас?

– А сейчас я бы сказал, что нет такого человека. Есть только «человек неразумный», который живёт лишь днём сегодняшним, подобно обезьяне.

– А я думаю, что такой человек разумный уже появился!

– Ты думаешь?

– Уверена. Это ты! – она прижалась к нему.

– Ты шутишь! Да я просто болтун! – он рассмеялся, обнял девушку, взял её щёки в ладони и принялся целовать. На этих тёмных пустынных улочках, таких привлекательных для молодых влюблённых, никто не мог им помешать…




3.4 (89.03.04) Моё оружие – моя любовь


Март 1989 г. Липтовски-Микулаш

Svat? Kriz c.a. 252, Liptovsk? Mikulа?.

С ногой Тимофеева всё складывалось как нельзя лучше, он давно уже вернулся «в строй». А встречи со Зденой приобрели хоть и почти регулярный (раз-два в месяц), но всё же не менее трепетный и долгожданный характер, как и прежде…

Так и в этот день, они шли по вечернему городу, ни от кого не скрываясь. Мир вокруг, казалось, не существовал, как вещь в себе, вращаясь исключительно в плоскости вокруг них. Существуя лишь как «суть комплекс их собственных ощущений». Ощущений, наполненных юношеской любовью, полной максимализма и не знающей границ, и не ведающей ни расчёта, ни доли прагматизма, ни цели. Однако этот холодный «мир вокруг» то и дело врывался в их идиллию, протыкая своими колючими иглами их совершенно радужную, хрупкую оболочку отношений. Тогда они опускались с облаков на землю, погрязая в рутине беспочвенных разбирательств в поисках некой истины, принадлежавшей этой иглистой среде их обитания…

Так и в этот день, когда отведённые им часы подходили к завершению.

– Когда ты следующий раз приедешь? – Зденка вопросительно посмотрела на лейтенанта, проведя ладонью по лбу.

– Пока не знаю. Посмотрим.

– По-осмот-рим! – передразнила его девушка, – никогда ничего не знаешь!

– К сожалению, это правда. Служба! Ничего не поделаешь. Никогда не знаешь, что тебя ждёт уже за ближайшим поворотом. Даже вот сегодня, я не имею ни малейшего понятия, где буду ночевать!

– Ух ты? Ничего себе! Да ты ловелас! – усмехнулась Здена.

– Да я не о том! В смысле, я не знаю, буду ли спать в общаге или придётся сидеть ответственным в роте. А завтра, может, залечу в наряд или ещё бог его знает что случится! Может, полкач всех на «казарму»[61 - Казарменное положение] посадит или тревогу объявит!

У нас всё может быть. Мы люди государственные, понимаешь, себе не принадлежим!

– Трудно так. Я так не могу! Мне нужна определённость.

– Я бы тоже хотел определённости. Но мы здесь стоим на защите ваших рубежей от Бундесвера[62 - Вооружённые силы ФРГ]

Приходится терпеть. И что бы вы без нас делали?!

– А вот Януш утверждает, что все наши беды от того, что вы нас тут «защищаете». И ты знаешь, я начинаю ему верить. Прости меня за эти слова, – Здене, видимо, хотелось слегка уколоть Влада в ответ за все те беды, которые обрушились на неё в связи с их сложными отношениями.

Да, пожалуй. Эти сложные отношения были прямо полной бедой для девушки…

– А какие именно беды? – Влад прищурился, гордо подняв подбородок.

В ответ на его стальной прищур Здену понесло дальше.

– Ну посмотри, как мы живём и как живут там, на Западе. В Западной Германии, например, или в Англии! У них свобода, определённость и все богатые! Красотища там!

– Ну не знаю! Вон, в Лондоне тысячи медиков проводили забастовку не так давно! У меня даже политинформация на эту тему была! Зарплату требовали повысить. Значит, не так уж и хорошо всё! Полиция там у них с дубинками вечно носится! Резиновые пули…

– Ну, не знаю, я не слышала об этом!

– А кто бы сомневался!? Зато я много раз и видел и слышал.

– Ну, даже если и так, то это всё относительно.

– Вот именно! В сравнении с нами очень даже неплохо вы здесь живёте. На порядок лучше, чем мы! Грех вам жаловаться! – Тимофеев произнёс почти официальным тоном.

– В том-то и дело, что вы хуже нас живёте! А люди всегда склонны тянуться за теми, кто сильнее и богаче. Ведь знаешь, как сейчас говорят, что является самым большим врагом «хорошего»?

– Ну и что же? – без интереса буркнул лейтенант.

– «Лучшее»! Вон и медики те, в Лондоне, просто понимают, что можно жить лучше, оттого и бастуют. А вы, советские, оттого такими счастливыми были, что даже и не догадывались о том, что можно жить лучше! Даже не догадывались! А как узнали, то в миг стали несчастны. Перестройку вон затеяли!

– «Лучшее», говоришь? Гм, – поморщился летёха, – а как же тогда справедливость?

– Какая ещё справедливость?

– Ну, мать свою, например, ты любишь? – Тимофеев потряс ладонью как Ленин.

– Ну да.

– А если найдёшь чужую мать, но богаче. Свою продашь что ли? – Тимофеев сморщил лицо…

Здене не нравился этот учительско-назидательный тон и она сыпала ему «соль на рану» дальше.

– СССР нам не мать. Хотя мои родители всегда и поддерживали идеи «советско-чехословацкой дружбы», всё же это просто дружба. Мать тут ни при чём.

– Грустно это слышать. Да ещё от тебя. Выходит, твоя любовь – так, пустой звук!?

– Мальчишка ты. К тебе это всё не имеет никакого отношения. Я тебя люблю. Ты – это ты. Я что, должна теперь любить и СССР? – при этих словах Здене показалось, что она слишком далеко уже зашла и пора прекращать.

– Я думаю, что – да. Должна любить и СССР! Потому что это моя Родина! Моя мать! Пойми. Нас пытаются поссорить, и я даже знаю кто именно. Это тебе так кажется только сейчас, что всё, что ты говоришь, это твои и твоих друзей собственные идеи. На самом-то деле, всё, что ты сейчас только что сказала, не твои собственные мысли. Ты так сама не думаешь. И тебя не этому учили в школе.

– Вот именно, мне и другим все эти годы промывали советской пропагандой мозг. А теперь у нас есть шанс слушать и свободные радиостанции! – теперь уже стала заводиться и Здена.

– И ты в это веришь? Веришь в то, что существуют в природе «свободные радиостанции»? Если даже нас и кормили пилюлями лжи, совершенно не означает, что сегодня эти вот «свободные» источники начнут кормить вас и нас пилюлями «правды»! Вся эта «свободная пропаганда» закончится тем, что мы станем врагами.

– А это уже зависит от вас, русских, – Здена смотрела на лейтенанта с прищуром.

Влад задумался. Молчал пару минут, наконец, издал глубокий выдох.

– Иногда в семьях возможно наблюдать такую картину, когда родитель, будучи плохим воспитателем, но желающий только добра своему чаду, теряет над ним контроль. Ребёнок катится по «наклонной», поддерживаемый наставниками с улицы. Этот ребёнок искренне считает, что его родитель – его враг, а его уличный наставник – друг. Это основано на юношеском нигилизме! На законе «отрицания отрицания». Родитель требует всё то, что он не любит делать с раннего детства, начиная с требования спать вовремя и есть манную кашу! И если он слабый педагог, получает ненависть в ответ! Аналогичное происходит и в обществе. На самых различных уровнях, включая и межгосударственные. В лице России кто-то «с улицы» старательно учит видеть врага, агрессора. А Россия – действительно, «педагог» неважный! Даёт массу для этого поводов!

– А почему ты говоришь «Россия», а не СССР?

Тимофеев задумался, но не найдя что ответить, промолчал, подумав про себя: «Наверное, оттого, что в СССР слово „Россия“ так редко звучит. Чаще – СССР и имена республик».

А он вдруг ощутил такое особенное удовольствие произнести именно это великое слово: «Росси-и-я»! Тимофеев помолчал с минуту и продолжил.

– Однако, как ни странно, тот, кто истребил целый народ индейцев, кто первый и пока единственный в мире испытал ядерное оружие на людях, тот, кто вводит свои войска на любой континент без каких бы то ни было комментариев и содержит множество военных баз по всему миру, как-то вдруг стал у вас миролюбцем и эталоном истины! Тебе не кажется, что это, по крайней мере, странно?

– Советская Армия тоже много людей уничтожила. Теперь об этом много стало известно, – вредничала девушка, собирая «по сусекам» в голове всё, недавно услышанное по многочисленным вновь открытым «свободным информационным каналам», – а в Афганистане, что Советская Армия делала?! Сколько людей поубивали! Говорят, что около семисот тысяч человек!

– Знаешь, это были моджахеды, которые воевали против своего же народа! А всё благодаря тому, что это были, по сути, американские наёмники! Мы туда пришли не воевать, а строить им мирную жизнь! Их президент Тараки просил не раз Брежнева, но получал отказы! И только, когда Амин задушил Тараки с его женой, только тогда Брежнев решился на ввод войск![63 - Нур Мухаммед Тараки, президент Афганистана, по пути из Гаваны на родину посещает Москву и просит руководство СССР направить в Афганистан военный контингент для защиты афганской революции. В ответ на просьбу Л. И. Брежнев тогда сказал: «Войска в Афганистан Советский Союз вводить не будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ президент, наверняка восстановит большую часть афганского народа против революции…»]

– За всё время СССР потратил больше тридцати миллиардов долларов! И более пятнадцати тысяч жизней! Мы строили им дороги, мосты, школы и больницы, электростанции! А что им дали американцы, кроме своих мин-ловушек, в которые до сих пор попадаются афганские дети?! А теперь, в прошлом месяце, наши войска полностью вывели! А вообще, зря, я считаю!

– Зря? Почему ты всё время оправдываешь войну? Разве мирная жизнь тебе не по нраву? Ну да! Ты же военный!

– Знаешь старую мудрость: «Хочешь мира, готовься к войне»!

– Странная мудрость.

– Очень мудрая мудрость и очень правильная! Мы ушли из Афгана сейчас, а завтра Афган сам к нам придёт. И к вам придёт! По всему миру войны могут вспыхнуть с этими недобитыми духами!

– Кому это надо? А я считаю, хочешь мира, к миру и готовься. Делай только добро и ни капли зла, ведь хоть люди не всегда помнят добро, но вот даже маленькое зло долго живёт в их памяти. Поэтому вот и сейчас всё то хорошее, что русские сделали в прошлом, уже никто не помнит, а всё плохое живёт в памяти, и люди не хотят больше с этим мириться!

– А как же тогда быть с теми же немцами, которые полвека назад уничтожали вас, но давно прощены за грехи предков. И едва ли не являются сегодня примером добродетели у вас. Только СССР, Россию вы теперь стали называть «интервентом», «империей зла» и тому подобным образом… А ты знаешь, сколько здесь в Чехословакии полегло советских солдат в годы Великой Отечественной?!

– Вас называли раньше освободителями за то, что вы освободили нас от фашистов. А теперь ваши – такие же, как и фашисты-захватчики!

– И это благодарность за то, что мы положили здесь столько своих солдат! Каждый клочок земли, даже той, на которой мы сейчас с тобой стоим, полит обильно их кровью!

– Видимо, так воевали неважно, количеством, а не качеством. Немцев погибло меньше, так сейчас многие говорят.

– Здена! Да как ты можешь такое говорить? Да вообще, ты хоть что- то в военном-то деле понимаешь?

– Конечно, куда мне. Понимаешь всё только ты! – Здена обиженно надулась.

– И вообще, посмотри на себя. Ты на меня наезжаешь и при этом ещё и обижаешься!

– Я на тебя не наезжаю. Препачь, если тебе это всё обидно. Но ведь это ваш Горбачёв объявил о перестройке, новом мышлении. Нам нужно избавиться от влияния старой застойной идеологии. Вот и избавляемся!

– Избавляются они! От мозгов кто-то, как я вижу, избавляется, а не от идеологии! Количество убитых в бою – это тебе не идеология. Это голые факты. Это тактические нормативы. Если хочешь – это наука, военная наука. Знаешь, что в боевом уставе написано?

– Откуда ж мне знать?

– В наступлении необходимо создать трёх-четырёхкратное превосходство! А в особых условиях и более. И это при условии полноценной артиллерийской подготовки перед наступлением. А что было здесь?! – пыхтел как самовар лейтенант. – Мы брали всё без должной артподготовки! Здания ваши берегли! Чтоб была вам память о собственной истории и культуре! А то бы камешка на камешке не оставили!

– У нас было всё равно много зданий разрушено.

– Скажите спасибо, что не американцы вас освобождали. Их авиация действительно сносила все здания без разбору. Очень они ценят каждого своего солдата. В сто раз больше, чем ваших женщин и детей, не говоря уже о вашей архитектуре! А у нас был приказ, наступать без подготовки. Всё брали солдатской кровью. Столько собственного народу положили! Ты хоть имеешь какое-то об этом представление, сколько только за Прагу погибло? – он вопросительно смотрел на Здену. Та обиженно молчала.

– Под сотню тысяч советских солдат! И это при том, что чехословацких солдат, которым, кстати сказать, также наши безмерно помогали сформироваться, погибло только около шести тысяч! И где слова благодарности? – Тимофеев развёл руки, поджав губы обиженно.

– Ну, мы уже благодарили за это. Ну что нам теперь, вечно кланяться что ли? Жизнь течёт и нам пора смотреть в будущее, – отрезала девушка.

– Будущего у вас может и не быть.

– Почему?

– А какое может быть будущее у зомбированных людей, не помнящих прошлое.

Это уже звучало обидно, слишком вызывающе. И девушка не смолчала.

– Это мы раньше были зомбированы. И большинство словаков сегодня хотят перемен. Хотят жить лучше. И этот процесс уже никто не остановит. А скажи, если тебе прикажут в нас стрелять, ты выполнишь приказ? – вдруг выпалила Здена, посмотрев не моргающим взглядом насквозь в глаза лейтенанту, словно пыталась прочитать его мысли.

– Такого приказа не будет.

– А если будет?

– Такого приказа просто не может быть! Мы – не убийцы!

– Я так не думаю. Всё может быть. Ты предлагал оглядываться назад в прошлое. Так прошлое даёт нам много примеров того, как большая часть людей, в одночасье, превращается в убийц. Зло вмиг становится нормой, чуть ли не добродетелью.

– Это зависит от людей.

– Но как в одном месте может одновременно появиться такое количество чудовищ? Что заставляет огромное количество людей творить массовые злодейства? В той же Германии с приходом Гитлера?! Или у вас, когда был Сталин?

– Наверное, то же, что и сегодня заставляет человека: каждому нужно иметь убеждение в необходимости совершаемого, в том, что он будет высоко оценен своим начальником и окружением, а также каждому нужно получить приказ. Так снимается ответственность за совершаемое: «Я лишь выполнял свой долг!..» Вообще, существуют нормы, которые принято в конкретном обществе считать благодетелью. И большинство подчиняется этим общепринятым правилам. Так как «не субъективный разум личности, а объективная логика общественных отношений диктует личности то или другое поведение!» Только вот благодетель у всех разная. Правда, всегда есть исключения. Например, и среди фашистов также были хорошие люди. Но совершая принятые у нас благодетели, они нарушили принятые те, которые были нормой в их среде! В нашей стране высокой оценки на расстрел мирных людей никто не даст. Если и накопает кто-то «скелетов в нашем шкафу», у нас не были, нет, и не будут никогда приняты обществом человеконенавистнические ценности! И вообще, русские люди никогда никого не истребляли. И приказа такого без очень веских на то оснований родиться не может!

– А в шестьдесят восьмом, когда ваши войска сюда вошли, такой приказ родился?

Тимофеев остановился. Сел на холодную скамейку. Поёжился. Темнело. Включились редкие фонари. Безлюдно.

– Тогда наши лишь защищались, защищая законную власть в вашей стране от контры! Кстати, здесь были армии пяти государств: ГДР, Венгрии, Польши, Болгарии, вроде, ну и СССР, конечно. Но бочку вы катите за 68-й только на СССР! Причём конкретно на русских!

Тимофееву вспомнилась известная песня тех лет:

В тумане звезд уходит самолет
На новую предписанную базу,
А нас туда солдатский долг зовет,
Десант на Запад брошен по приказу.
А ты висишь меж парашютных строп,
Внизу огни восставшей Братиславы,
И медленно садятся на песок
Ребята из Сибири и Урала.
Как хорошо, что можно не смотреть,
Что пишут эти гады на заборах,
Ах, если б можно было бы стереть,
Колонной танков всю собачью свору.
А из окна по спинам автомат,
И кровь течет по синему берету,
Свинцовый дождь стучит по мостовой,
И одного парнишки с нами нету.
Ну что ж, ребята, что ещё нам ждать?
Взять автомат, гранату и в атаку,..
Но был приказ огонь не открывать,
Ведь мы для них советские солдаты…
…в тумане звезд уходит самолет
На новую предписанную базу,
А нас туда солдатский долг зовет,
Десант на запад брошен по приказу…

Они смотрели друг на друга исподлобья. Представители двух братских народов, расходившихся сегодня как в море корабли в разные стороны под воздействием «ветра перемен»! Можно сказать, «классовая борьба» разразилась между ними. Тимофеев вспомнил училищные споры по вопросу «классовости в любви». Да! Он был всё же прав тогда! Был он, к сожалению, прав, чёрт его побери! И всё же, как бы он хотел сегодня быть неправым!

– Ещё говорят, что это очень несправедливо, что огромное количество природных ресурсов, полезных ископаемых и территории досталось СССР. Что в современном мире все люди планеты имеют право пользоваться ресурсами планеты.

– Во как! Я уже что-то подобное слышал в речах Наполеона и Гитлера!

– Это тут совсем ни при чём!

– Ни при чём говоришь? А тебе не приходило в ум, что большая часть богатых ресурсами территорий СССР, России, большую часть года находится под снегом? Жить-то там ни один европеец бы не возжелал. Сами-то вон, где потеплее устроились! А про Россию, вечно, типа, не заселённая территория! Вон, в Финляндии тоже почти все финны живут в Хельсинки! И никто не трындит на предмет того, что нужно прийти их территории освоить! А вот ещё ответь, сколько урожаев в той же Италии собирают?

– Не вэм, – пожала плечами Зденка.

– Зато я хорошо знаю! По четыре – минимум, а мож и того больше, не помню точно! А в России один раз в год и то, если повезёт, не засушит, не зальёт и не погорит всё к чёртовой матери! – лейтенант хлопнул несильно ладонью по столу. Здена вздрогнула. Лейтенант разошёлся не на шутку.

– Должна же быть хоть какая-то компенсация нашему народу за всё за это! Мы же на чужие моря и пальмы не покушаемся, типа это достояние всех людей планеты. А то давай, щас прикатим в ваши Татры на танках, скажем, а чё, это принадлежит всем людям, а значит и нам! Что вы, словаки, скажете?

– А вы здесь и так на танках! Влад, тебе не кажется, что ты слишком разошёлся. Мне надоела политика, – Зденка отвернулась…

Юношеская неутомимая сердечная страсть к этой черноволосой девушке с потугами выталкивала прочь наружу весь этот «идеологический антагонизм», со скрипом заставляя искать компромиссы примирения. Здена была настроена аналогично…

С битый час они молчали.

Но всё, наконец Здена заговорила первая.

– Да, всё так сложно. Весь мир – это сплошные противоположности и противоречия. Главное, что везде есть хорошие люди. Как ты, например, – Здена всё же решила сворачивать этот бестолковый разговор, который она вести, собственно, и не желала. Тимофеев ответил с грустью в голосе.

– В каждом из нас есть противоположности: и добро, и зло, только хорошего должно быть больше. Пусть мы все разные. Имеем разные тела, привычки и желания. Разное мировоззрение. Но все мы имеем одинаковые ценности: жить, любить и быть любимыми, творить то, за что тебя оценят в твоём обществе. Здена! Если в нас стрелять не начнут, то и мы не начнём. Ответь мне и ты. Ты что, собираешься с оружием идти на меня?

– Моё оружие – это моя любовь! – демонстрируя этим, что их совершенно бестолковая политическая полемика давно уже зашла в тупик, изжив себя.

Здена обняла Влада, который всё ещё продолжал кипеть как чайник. Но влажные нежные поцелуи девушки скоро заставили его позабыть обо всём, и он прижал её к себе. Страсть завладела ими. Страсть запретной любви вопреки всему. И они снова улетели, словно в пропасть, в мир любовных утех…




3.5 (89.03.15) Элеонора


    Март 1989 г. Ружомберок

В середине марта в Будапеште начались демонстрации, участники которых выдвинули требование установить демократию и национальную независимость страны. Под демократией понималось лишение коммунистов монополии на власть, а под независимостью – выход страны из Варшавского договора о дружбе и взаимопомощи.

Венгерские события здесь, в полку Ружомберка, мало кого беспокоили. Офицерское большинство, занятое боевой подготовкой, да казарменной рутиной с личным составом, мало интересовалось политической обстановкой, считая всё происходящее вокруг – зловредными происками ненавистных замполитов и политической пропагандой КПСС. Большинство офицеров также было под властью мятежного «духа перемен». Главным животрепещущим вопросом для них оставался один – «попросят ли наши войска вон». Сегодня там, у венгров, а завтра здесь, в ЧССР!?

– Свято место пусто не бывает, уйдём мы, придут другие, – любил повторять в таких случаях замполит полка майор Чернышев, нервно вытирая красный лоб платком…

(Что ж, обычно за всеми народными волнениями стоят властолюбцы. Ведь в любом обществе есть всегда оппозиционные течения. Воздействуй на них, пропагандируй их, давай им свою «пищу» и рано или поздно они начнут ломать нужную тебе «стену». Это и называется в современном обществе демократией. Система, разрушающая все основы структуры неугодной власти. Т. к. должна быть только одна власть – власть денег. Их власть. Поэтому все прочие ценности должны рухнуть! Все ограничения, кроме власти денег, люди должны отметать. Причём это очень легко культивировать в сознании людей. И ни одна власть не сможет эффективно этому противостоять. Оставалось лишь ждать, когда случится неизбежное. Мало кто уже сомневался в том, что «старый мир» будет вскоре разрушен «до основания». Многих это даже радовало, давая ожидание так назревших перемен. Других это огорчало, словно выбивало платформу из-под ног. Каждому своё! Что ж, каждому своё!)

Вечерело. Офицеры возвращались в общагу.

– Майер, ты слышал, говорят, в наш блок в соседнюю комнату Быстрицкую поселили! – возбуждённо воскликнул Тимофеев.

– А кто это? – удивился тот.

– Ты чё! Тундра! Это же сама Элеонора Быстрицкая!

Майер продолжал хлопать глазами.

– Да это актриса, которая в «Тихом Доне» Аксинью играла, – Тимофеев чуть ли не присел.

– А-а-а-а! – дошло до Майера. – Ну, ничего себе!

– Ну, ты и жираф-ф-ф! – Тимофеев развёл руками. – Дошло. Наконец-то!

– А чё она тут делает?

– А я почём знаю. Вроде, в полк выступать приехала. Ну, соседи наши в отпуске, её туда и подселили пока.

– Чудеса-а-а, ёшкин кот!

Вскоре из санузла, который соединял собой обе комнаты, являясь для них общим, донёсся стук в дверь.

– Молодые люди, к вам можно?

К такому повороту офицеры были явно не готовы…

– Мо-о-о-жно, – опешили оба.

Дверь приоткрылась. Женщина в возрасте робко просунулась и так, совершенно по-простецки, спросила.

– А можно вас, молодые люди, попросить. Мне полотенце нужно. Мне нечем вытереться.

– Да конечно! – офицеры метнулись и, вытряся из коменданта общаги полотенце, торжественно вручили его гостье. – Если что-то ещё будет нужно, так мы мигом вам организуем! Вы спрашивайте, не стесняйтесь.

– Спасибо, – кротко ответила женщина и исчезла.

– Ну, офигеть! – лейтенанты смотрели один на другого.

– А вообще, вот бы к нам лучше приехала, например, Тина Тернер! – мечтательно произнёс Майер.

– Ага! Со своим «идейно-вредным» репертуаром! – усмехнулся Тимофеев.

– А я не понимаю, почему она запрещена, ещё понятно, за что Киссы там или Чингисхан, а вот её за что?

– Дурдом, конечно, но она в «запретных списках» за пропаганду секса!

– Да полный дурдом! Нужно это в срочном порядке «перестроить»!

– На-а-до. А может, и нет. Всё это может как чертик из табакерки выскочить, назад потом не спрячешь!

– Да ну тебя, везде тебе черти мерещатся, – Майер махнул рукой, – глупости это всё и перегибы!

(Наверняка здесь было много и перегибов, и глупостей, и тупости. Было много разного, реальная «вредность» чего крайне спорна. Но главное остаётся то, что страна боролась с основными человеческими пороками, проникающими в умы общества и через музыку. Да, это, где-то, была политика. А кто может утверждать, что всё, что происходит сегодня – не политика? Не продиктовано политической конъюнктурой современности? Кто-то скажет, что сегодня – это лишь экономика! Но кто же, образованный, сможет отделить эти два, неразрывные между собой, понятия! Любое действие порождается противодействием. Во многом запреты в странах социалистического лагеря были вызваны как следствие активной работы всемирного антикоммунистического крыла, зачастую объединяющего в своих рядах отпетых подонков, военных преступников всего мира. Так, если ребёнку на улице не предлагают наркотики, то и родители не запирают своё чадо дома под замком, например. Итак, страна боролась с пороками, которым сегодня уже никто не ставит никаких заграждений.

Это сладкое слово – Свобода! Для не паникующей советской молодёжи, увлечённой учебой и нацеленной на достижения, не было с этим особых проблем. Она училась, а не «фарцовала» по паркам, с запретными пластинками. Слушала прекрасную музыку, которая была доступна. Любые фанаты, хоть музыкальные, хоть какие, – это зомби, уверовавшие в то, что вокруг их фантазий и есть единственно существующий реальный мир, где они находят себя. Выходит, что это заблудшие люди, ставящие перед собой цель поклонения созданным ими же кумирам? А что они несут сами-то в Свет? Кроме своего фанатизма? Ни-че-го! Кстати, у церкви список запретов куда шире… Но кто обращает на церковь внимание? Главное толкаться в церкви на Пасху за «благословенными брызгами», нежели уверовать в необходимость воздержаний от грехопадений! Сегодня запретом ничего уже не решить. Не положишь общество «поперёк лавки» и не выпорешь розгами… Время сегодня иное. А где же она – истина? Разве современники являются её носителями? Разве мир не идёт к своему краху?

Разве растление общества и ценностная его дезориентация не налицо?! Разве мир не содрогается от потрясений!? Разве наступила счастливая пора всемирного благоденствия, равенства, мира, дружбы и созидания? Разве эта эпоха уже наступила? Чему же тогда все так радуются? Не слишком ли рано и опрометчиво?! Даже развитое американское и европейское общество – сердце современного «западного благоденствия» – сегодня переживает глубинный идеологический кризис, выход из которого пока всё ещё скрыт туманным горизонтом! Да и само общество стареет и вырождается… Геополитический и экономический кризисы надвигаются! И чем всё кончится, ещё никому не дано понять! И кто знает, что нас всех ждёт уже за следующим поворотом жизни? На «Титанике» до последней минуты столкновения с айсбергом так же никто не грустил,.. не приведи господь такого, конечно!

Да, мы жили в СССР в сложное время. В очень противоречивое. Но нас учили добру. И главные христианские ценности, несмотря на атеизм, у нас, безбожников, были воздвигнуты на пьедестал! Который, к счастью для многих, безнадёжно рухнул. Который мы сами же свалили собственными руками под всеобщие аплодисменты!

И что с нами сейчас? Кто мы? Есть ли мы вообще? Я имею в виду, есть ли мы духовно? Что у нас осталось кроме наших телесных оболочек, туго набитых колбасками и пивом? Ради чего мы существуем? Лишь одно – зарабатывать и потреблять! Потреблять и зарабатывать. И ещё тупо орать перед ящиком ТВ или на концертах и матчах. Хлеба и зрелищ?!

Лишь эти ценности сегодня воздвигнуты на пьедестал МИРА!

Но это путь в никуда, каким бы сладким он ни казался! Ибо все наши человеческие устремления направлены в песок! Мы уподобились гражданам загнивающего Рима, заполнившим трибуны Колизея! Мы – это большинство. Это «электоральные овечки». Это «демос». Мы – «паства». А пастве всегда будет нужен поводырь… Ибо сама она никогда не решит, где ей пастись. Сегодня – так, завтра – иначе. И всегда она будет неблагодарно жрать свою травку на поле. Ибо чувство благодарности этим божьим созданиям не знакомо… Они просто тупо жрут всё, что им попадается,.. без разбора,.. лишь бы было вкусно.

Это так, немного рассуждений на любимую для всех современников тему: «как меня мучили в СССР».)



***



    Утро. Полковой клуб

Солдаты. В полковом клубе расселся личный состав полка.

Свет погас. На большом экране мелькают фрагменты из кинофильмов с участием самой Элеоноры Быстрицкой.

Включается свет. Все видят, что Быстрицкая, облачённая в белое платье, подобно лебедю, собирается пройти с «галёрки» через весь зал и выйти на сцену.

Но боец-кинооператор продолжает крутить фильм.

Не выдержав, Элеонора негромко так говорит стоящему рядом офицеру.

– Да скажите же ему, пусть остановит фильм!

Начинается общее шебуршание. Офицер отправляет бойца наверх к оператору. Тот убегает. Кто-то кричит снизу.

– Выруба-а-ай фильм!

Наконец, сдавшись, актриса соглашается.

– Ладно, пусть фильм идёт, выключите свет.

Тут гаснет свет и вырубается фильм. Зал в полной мгле.

– Да пусть же он включит фильм! – восклицает актриса.

– Врубай фильм! – буквально взрывается зал. Свист. Вопли.

– Боец! Давай, дуй наверх! Пусть этот дол-б врубает кино!

Боец исчезает в темноте… Хоть вырви глаз. Ничего не происходит. Лишь свист и гомон.

– Ла-а-дно! Включайте свет! Я выхожу! – раздражается Быстрицкая.

– Врубайте свет! – кричит офицер.

Загорается, наконец, свет. Быстрицкая, вскинув руки в зал, начинает дальше движение «лебедем», загадочно так, романтично… Тут врубается кино. Актриса меняется в лице, превращаясь в бешеную мегеру, простите меня за сравнение. Но кто бы не превратился в мегеру или в саму медузу-горгону, в подобной ситуации. Ещё несколько раз включается-выключается свет, кино. Элеонора Быстрицкая, накричавшись до сыта на солдат и офицеров, на офицерских жен, приведших с собой орущих и бегающих по клубу детей, отчаявшаяся вконец, сидит в зале и молча смотрит до конца кино про себя саму в окружении, как она считает, крайне невоспитанных людей, навсегда отметивших её, в своей памяти, как крайне не доброжелательную самовлюблённую особу…




3.6 (89.03.26) Мятежный дух свободы


    26 марта 1989 г.

В этот весенний день в СССР прошли первые с 1917 года относительно свободные выборы. «Относительно» – потому, что все в этом мире относительно. И любая «свобода» также относительна. Всегда относительна. Даже сейчас, даже в самой кажущейся свободной стране в мире. Ведь рано или поздно придёт «завтра», и согласно закону «отрицания отрицания», перечеркнёт к едреной матери всё, во что мы сегодня безоговорочно верим! И было бы полным искажением фактов сказать, что ранее выборы в СССР проходили не свободно. Всегда и всюду каждый свободный гражданин Союза Советских Социалистических Республик сознательно участвовал в подобных мероприятиях, а точнее, отдавал свой «демократический долг» своей советской Родине. Каждый имел право или возразить, или «утвердить» своим бюллетенем выдвинутую «мудрыми партийными старейшинами» кандидатуру. Одну кандидатуру. Дух конкуренции был чужд нам и в этой сфере! Что ж, «им там наверху виднее», – думал почти каждый «сознательный гражданин». Да и как, на основании чего мог он, простой смертный, думать о «выдвижении» того или другого!? Каждый лишь по праву «одобрял» единую предлагаемую сверху кандидатуру. Это и было право выбора, данное ему революцией, принесшей «избирательное право», как таковое, в разорённую войнами и революциями, обескровленную, неграмотную, аграрную страну. И каждый «сознательный элемент» это право очень ценил. По правде говоря, само «избирательное право» впервые появилось и во многих странах мира с рушившимися монархиями лишь в начале прошлого двадцатого столетия, да и то благодаря борьбе «левых» социал-демократических сил. Одной из лево-радикальных ответвлений, которой являлась и Всероссийская Коммунистическая Партия Большевиков, трансформированная со временем в КПСС. Так или не так, но эти мартовские выборы 89-го принципиально отличались от всех предыдущих. Впервые кандидатуру можно было выдвинуть даже вопреки мнению «партийных старейшин»! Достаточно было, чтобы кто-то инициативный предложил свою «программу» и получил поддержку большинства на всё ещё централизованно проводимом местной партийной организацией собрании по этому поводу!

Всё это было принято по инициативе Горбачева на XIX партконференции в июле предыдущего года. Это были впервые конкурентные выборы (кандидаты могли выступать перед избирателями со своими программами, в том числе и в прямом телеэфире), отменялись социальные, профессиональные, возрастные и прочие требования при выдвижении кандидатур.

Что, по правде говоря, может, и зря!? Вследствие, во многих округах многие известные «консервативные» партийные лидеры потерпели «фиаско». Зато на этой волне вырвались вперёд многие видные интеллектуалы-демократы, в том числе и Андрей Сахаров. «Оппозиционный» Борис Ельцин, за 17 месяцев до этого исключенный из Политбюро ЦК КПСС, победил, набрав 89,4% голосов. Так что это «исключение» сыграло ему даже «на руку». А может, так и было задумано в этой сложной политической игре? Так или иначе, принцип выдвижения кандидатов «политическими старейшинами» никуда не делся и сегодня. Только «старейшин» стало несравнимо больше, и одерживать верх далее все более и более стали те, уже натасканные в своих конкурентных политических баталиях «свободного» миростроения. Подобно «Данайскому коню» притащили наивные счастливые советские «троянцы» в стены своего града это новомодное чудо демократии!..



Ружомберок. Полковой клуб.



    Март 1989 года. Выборы в Советы Народных Депутатов.

Первые шаги к Демократии. Этот день выдался относительно тёплым и солнечным. В полковом клубе расселся личный состав полка. Выдвижение депутата решено было проводить открытым голосованием. Основным претендентом на этот пост был командующий ЦГВ генерал-полковник Воробьёв. Собрание шло как по накатанным рельсам. Что зачем идёт – всё было предусмотрено. Но некий капитан накануне вдруг вывесил своё объявление о самовыдвижении своей кандидатуры на вышеназванный пост. И теперь по новому закону ему давалось право выступить со своей программой.

«Ну, что ж – дерзай!» – легкомысленно решило начальство, – всё равно куда тебе тягаться с генералом! Более того, начальство где-то даже обрадовалось полученной возможности рапортовать выше о том, что выборы в полку проходят в полном соответствии с новомодными веяниями «демократии, гласности и перестройки»! А впрочем, что подумало начальство – неизвестно. То ли дух нового времени, когда люди переставали быть послушными баранами, а становились «баранами непослушными», не учли, а может, нарушить новый закон побоялись. Короче, слово капитану дали. Капитан, поправив очки, стал излагать свою программу. В зале с первых же пунктов послышались возгласы одобрения. И хотя отдельные моменты программы вызывали недоумение, всё же этот был – «свой», понимающий наши проблемы изнутри… Командование, наконец, устав от «капитанского бреда», с трудом согнало его с трибуны, ибо на этом приотпущенный клапан демократии закрывался, и приступили к голосованию. Тут-то и случилось, чего никто не ждал! «Учётчики» из числа полковых политработников, пущенные в зал считать поднятые руки, насчитали большинство в пользу капитана. Генерал пролетал «как фанера над Парижем»! Всё же этот – в очках с взъерошенной головой – он вот тут, здесь, свой. А этого генерала никто никогда даже и не видел живьём ни разу. Командование полка побагровело. Присутствующий здесь начальник политотдела дивизии недовольно заёрзал, замполит полка вскочил. Его красное лицо нервно подёргивалось – ещё бы! Их, бедолаг, ждала хорошая оплеуха от начальства за «плохую воспитательную работу с личным составом полка».

– Это не демократия! Это анархия! – раздраженно произнёс замполит майор Чернышёв своё любимое выражение. Вся его последующая речь всё также вилась вокруг этой фразы.

Демократию действительно каждый понимал по-своему. Подчинённый как вседозволенность, а начальник как особого рода диктатуру, как способ воспитания подчинённых «в коллективе и через коллектив». Решение было таково: во избежание «ошибок» (а случившее классифицировалось не более чем ошибка!) при подсчётах голосование повторить методом вставания. Ибо, дескать, так будет легче и честнее, ведь если учесть что у каждого две руки, то подсчёт поднятых рук вызывал некоторые сомнения!

Итак, зал гудел. Метод «вставания» лишь ярче и решительнее разделил полк на два враждебных лагеря: командование и старшие офицеры – один, младшие офицеры и солдаты – другой.

Начальник политотдела нервничал, что-то нелестное высказывал командиру полка. Лицо замполита полка то багровело, то бледнело, покрывалось испариной.

«До чего же бестолковое, разнузданное стадо! – думал он. – Довели проклятой демократией всё до развала!»

«Начпо» встал за трибуну и обратился с длинной пылкой речью к полку, пытаясь образумить бунтарей.

– Товарищи! Ведь это развал всего! Вы не понимаете даже, к чему вся эта анархия приведёт! Это всё дело рук «контры»! Вы ещё попомните мои слова, пройдёт время! Немцы ещё покажут себя! – он говорил долго и пылко, но бессвязно. И никто ему не верил. Все лишь хмуро роптали, всё ещё сохраняя субординацию и страх перед большим начальником, способным перечеркнуть ближайшее будущее любому, находящемуся в ту минуту в клубе.

– Кстати, товарищи офицеры! А почему полк не в полном составе? – вдруг заявил «начпо».

– Извините, в ка-а-ко-о-м смысле?– замполит вытирал нервно пот со лба.

– В том, что жён офицерских я здесь не вижу! А они, между прочим, также имеют полное избирательное право! Так что выборы ваши признаются недействительными! Ясно?

– Так точно, понял вашу мысль!– в глазах замполита мелькнули искорки радости, так, как если бы был найден выход из самого затруднительнейшего положения!

– Так вот, подготовитесь и завтра сделаете голосование закрытым, обеспечив стопроцентное участие! – Начпо сжал кулак.

– Завтра! Да-да! Всех соберём! Как положено! – тихо нервничал новый полкач подполковник Вовченко.

Новый командир полка был невысоким и мягким по своему характеру человеком. Внешняя напускная строгость так не сочеталась с ним. И это сразу же почувствовали многие офицеры, допуская себе ранее немыслимые вольности. На рубеже перемен Господь посылал к управлению людей, не способных противостоять жёстко и безальтернативно наступающей буре! Ведь кто бы осмелился на такое при Гребенщикове!

– Да! Не забудьте сегодня же заняться личным составом! Провести работу с офицерами! Смотрите, будет завтра снова цирк, погоны все положите на тумбочку дневального. Распустили полк! При Гребенщикове никто даже бы и не пискнул! – Начпо круто развернулся и вышел.

Остаток дня по полку только и был слышен стук солдатских сапог, отпечатывающих на плацу строевым шагом.

– Смотри-и-те, отвечаете головой каждый за свою роту! – комбат закончил «воспитательную работу» с офицерами батальона.

Тимофеев шёл хмурый.

– Что, не весело? – усмехнулся Майер.

– А ну их! Со своей анархией достали! Не пойду завтра на службу совсем! – в молодом офицере кипел мятежный дух. – Я в этом цирке участвовать не буду!

– Ну-ну!



***

Девятая рота хмуро стояла перед казармой, задрюченная строевой подготовкой.

– Товарищи солдаты! Все вы взрослые люди, всё понимаете. Завтра будет голосование снова. И вы знаете, что вы должны делать и что должен делать я. Так вот, пусть каждый из вас завтра поступит по совести своей! – Тимофеев смело подливал масла в бунтарский огонь. Ему казалось, что подобные зажимы развивающихся процессов демократии как раз и в состоянии породить те апокалипсические сцены его странных сновидений.

Весь следующий день «демократических выборов» он просидел в общаге, саботировав сие, как он считал, совершенно позорное мероприятие, где начальник строевой части полка, шевеля рыжими усами, рыкал на каждого солдата, входящего в наспех организованную кабину для голосования, едва не залезая туда вовнутрь.

– С-с-смо-о-тр-и-и! У ме-ня! – потрясал он кулаком.

Большинство бойцов, волнуясь, бледнея, теряя дар речи, тупо чёркали там, куда тыкал пальцем майор.

Так прошли первые «демократические» выборы, всё же расставившие все точки над «i» по «старорежимному» методу…

Ведь «старой номенклатурной партийной гвардии» было ещё неведомо, что истинные «демократические выборы» базируются на манипулировании общественным мнением. Не на свободе мнения и не на насилии над ним. Но на скрытом управлении оным! На завуалированном шантаже, подтасовке и кооптации.[64 - Кооптация являет собой вид «избрания сверху», чем потенциально создаёт почву для злоупотреблений: руководящие работники, таким образом, получают возможность оградить себя от влияния нижестоящей массы, избирая только «удобных» для себя членов-единомышленников. Поэтому она часто подвергается критике как недемократический метод выборов.]

Всё это так активно применяемо сегодня в «демократических» странах.

(При Социализме, для неконкурентной экономической модели, не могло быть и речи о политической (многопартийной) конкуренции. Многопартийность и политическая конкуренция – свойство именно капиталистической конкурентной экономики.

Едва ли стоит объяснять снова непосредственную связь между политикой и экономикой. Так что введение системы политической конкуренции явилось предтечей поворота экономики к капитализму.

Что же о демократии как таковой, то эта связь второстепенна. Нет абсолютной демократии. Это лишь субъективная условность, присущая победившей на сегодня экономико-политической модели. Разве есть сегодня истинная объективная демократия в Мире? Ведь пресловутые, демократически избранные парламенты никогда не были органами истинной демократии, отражающей настоящие людские чаяния. Причём чаяния не только «большинства», а всех и каждого добропорядочного члена общества. Ибо они никогда не представляли народ. Для истинной, настоящей демократии необходима прямая демократия, а не власть парламентских мафиозных групп, отражающих интересы своих заказчиков – партийных группировок, финансируемых бизнесом «высшего порядка».

Принципы «электорального большинства» также имеют свои недостатки. Ибо истории известны факты, когда большинство заблуждается, обрекая всех на страшные бедствия. Например, «большевики». С помощью демократии можно прийти и к диктатуре, и к вопиющей бесчеловечности, как это было в случае с Гитлером.

Что же о власти, то зачем истинной власти отдавать власть добровольно? Однако в существующей системе демократии нет власти лидеров. Так как есть только одна центральная власть – власть денег. Внутренняя политическая конкуренция носит, скорее, искусственный характер, где левая рука одного и того же организма конкурирует с её правой рукой. Так в США конкурируют за «Олимп власти» только две партии! Что же о «партиях» как таковых, то не может идти и речи ни о какой народной демократии, пока существует демократия партий, контролирующих всё, когда личности и народному гласу нет никаких шансов пробиться сквозь «партийный асфальт». Партийно-олигархические мафии управляют миром, а не «демос», который является лишь их марионеточным инструментом.

Что о самом же «институте президентства». Что есть эта надутая фигура «временщика»? Ведь срок его правления умышленно ограничен: дабы он не мог что-то кардинально изменить. (Первые год-два он входит в курс дела, следующие год-два, при желании изменений, преодолевает сопротивление номенклатуры, делает кадровые перестановки, структурные изменения. И вот, уже закат президентства. При этом любые изменения имеют свои этапы.

Возможности всегда ограничены. А меры для реформирований не всегда могут быть популярными и выгодными для самого президента. Ведь итоги не всегда сразу положительные. Процесс может длиться 5—10 лет и более. Не случайно, в той же Австрии, в трудный послевоенный период власть была едва ли не двадцать лет в одних руках! Что же может президент сделать за 3—4 года, особенно на этапе активного реформирования общества и экономики? Ничего существенного! В истории нет примеров таких молниеносных реформенных изменений. И это самое важное! Кому-то важно, что бы система государства не зависела от президента. Но зависела от кого тогда? От народа? Не будьте столь наивны, ибо такая вера бы уже граничила с глупостью. Что есть народ? Люди? Для верхушки «общественной пирамиды» – это лишь электоральное стадо, ведомое своими вожаками. Не могут люди сами единодушно что-то решить. Решают лидеры. Массы лишь следуют им. Лидеры были, есть и будут. Итак, делаем простой вывод: всё решает не народ, но его лидеры! Кто же эти лидеры, которые решают сегодня всё за свои народы и даже за их президентов? Но они, как ни крути, лишь обычные люди, ставящие, в большинстве, как и все остальные, свои личные интересы выше интересов других людей. Итак, эти люди борются за получение себе более тёплых мест, власти, денег. Значит, верхушкой всего снова выходят деньги? Деньги сегодня есть бездушнейший механизм, контролирующий человека, даже своего обладателя, который, подобно «Скупому Рыцарю» Пушкина, превращается в раба хранимого им злата[65 - Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой, иль дурой, им обманутой, так я весь день минуты ждал, когда сойду в подвал мой тайный, к верным сундукам. Счастливый день! Могу сегодня я в шестой сундук, в сундук ещё неполный, горсть золоту накопленного всыпать…Так я, по горсти бедной принося.., вознес мой холм – и с высоты его могу взирать на все, что мне подвластно. Что не подвластно мне? Как некий демон отселе править миром я могу. Лишь захочу – воздвигнутся чертоги; В великолепные мои сады сбегутся нимфы резвою толпою; И музы дань свою мне принесут, и вольный гений мне поработится, и добродетель и бессонный труд смиренно будут ждать моей награды. Мне все послушно, я же – ничему; Я выше всех желаний; я спокоен; Я знаю мощь мою: с меня довольно Сего сознанья…А скольких человеческих забот, обманов, слез, молений и проклятий оно тяжеловесный представитель! Тут есть дублон старинный… вот он. Нынче вдова мне отдала его, но прежде с тремя детьми полдня перед окном она стояла на коленях воя…Я каждый раз, когда хочу сундук мой отпереть, впадаю в жар и трепет…А. С. Пушкин]).



Длинным и нервным был этот день. День первых демократических выборов в СССР. Тимофеев, как и многие другие, «давил харю» «без задних ног…»



***

Сон

Душный зал, заполненный солдатами в серых длинных шинелях, на головах многих – папахи. У некоторых – красные банты. Впереди на сцене – стол, застеленный скатертью. Несколько офицеров, вероятно управление полка, растерянно сидели в «президиуме». Один, в пенсне, кого-то тщетно пытался вразумить, тряся в воздухе скрюченным пальцем.

– Мо-о-ол-ча-а-а-а-ть! – наконец заорал один из офицеров.

– А ты, ваше благородие, нам рот то не закрывай! – сзади появился выделяющийся из общей «пехотной» массы матрос в чёрном бушлате.

– Верно гутарить!

– Всё! Не будем больше молчать!

– Намолчалися ужо!

– Напились, изверги, нашей кровушки-то!

– Хватит терпеть их, кровососов! – раздались поддерживающие возгласы в зале.

– Орестова-а-ать!.. Ра-а-асстре-ляю!.. – старший офицер в президиуме нервно подскочил, суетливо расстёгивая кобуру.

– Это они только и могуть! Арестова-а-ть! Расстре-лять! Хватить! – солдат впереди, снял папаху, кинул её наземь, скинул с плеча «трёхлинейку», направил на офицера.

– Давай-ка, ваше благородие, своё оружие сюдой!

Потом повернулся к солдатской толпе, гудевшей одобрительно.

– Хочуть они нас арестовывать! Да мы их сами арестуем!

– Нехай сами сидять!

– Да-ва-й! Тяни их оттуда!

– Кончилося время золотопогонников!

– В расход их! Чё с ними гутарить впустую-то! – зал взорвался.

Матрос сзади удовлетворённо улыбался. Он занял освобождённое от ошеломлённых происходящим офицеров место в президиуме. В углу зала продолжалось оживление. Это всё ещё выводили арестованных офицеров управления полка.

– Товарищи! От имени Российской социал-демократической рабочей партии большевиков я призываю вас обернуть ваши штыки в тыл, войну империалистическую мы должны превратить в гражданскую.

– Снова война, что ли? На кой ляд нам война!

– Надоело!

– Из огня да в полымя! – раздались робкие разочарованные возгласы. – Мы до дому хотим, пахать, сеять!

– К бабам своим хотим! – последний комментарий сопроводил смех одобрения.

– Ну, идите домой, к своим бабам! А вернётесь, вас там тёпленькими-то и возьмут царские прихвостни, да к стенке или на виселицу! А!? Хороша перспективка-то?

– Ты нам лучше дело гутарь, хорош стращать-то!

– За свою свободу, равенство и братство нужно, товарищи, сражаться с оружием в руках! – матрос достал тяжёлый маузер и потряс им в воздухе.

Тут Тимофеев поднялся. Хотел было возразить мятежным солдатам, втолковать им всю важность для России победы в войне с Германией, защитить арестованных офицеров, но лишь шевелил губами, не способными родить ни единого членораздельного звука.

«Да, солдатский бунт есть солдатский бунт, будь он хоть под красным, хоть под белым флагом!» – подумал про себя офицер.

– Шо, высокобла-родие, дар речи потеряли, да? – небритый солдат в папахе ткнул его стволом «трёхлинейки» в спину.

– Давай-давай! Топай! Офицерьё!

– В расход его тудой же!

Матрос поднял «маузер», медленно разогнул руку в локте, прищурил левый глаз, ствол пистолета, как в замедленной съёмке, выплюнул кусок свинца, окутываясь пороховыми газами, прямо в лицо лейтенанта…

Тимофеев подскочил на кровати. Потёр лоб, который ещё чувствовал приснившуюся роковую встречу с пулей.

«А ведь как похожа ситуация и тогда и сейчас», – подумал он, удивившись пришедшему ему осознанию того, что большевистский мятеж семнадцатого года является предшественником сегодняшнего мятежа, его, по сути, идеологическим прототипом, а вовсе не антиподом, как некоторым представляется. А монархисты, отстаивающие тогда старорежимные интересы Российской Имперской государственности, явились прототипами современных коммунистов, отстаивающих старую советскую идеологическую модель СССР…

(Это та самая спираль общественного развития, когда, находясь, казалось бы, по форме на совершенно разных «витках», происходит совпадение самой сути по «вертикали»).

Одни рождены разрушать, а иные – созидать. Одним нужны великие потрясения, а иным – великая Россия, великое государство! И какие бы лозунги не вложили в уста тех и других, их суть остаётся одна и та же! Тогда рушилась Российская Империя, сейчас же рушится СССР! И тогда, и теперь – на радость лишь наших недругов, на кровь и страдания нашего тёмного народа, бредущего в лабиринтах сумеречного мира кривых зеркал, где каждый, видя кривые отражения искажённого мира, не видит всю истинную прелесть и истинную красоту своей Родины, не понимает, где же лежит та самая «дорога в храм» или истинный путь в «светлое будущее», не осознаёт, что в ужасном, ненавистном, презираемом изображении напротив – есть он сам… И какое будет это изображение, во многом зависит лишь от него самого!



***

Там, в степи широкой, вольный ветер бродит,
Там, в чужой сторонке, брат мой родный ходит.
На его кубаночке алая полосочка,
Там он, в Первой конной, курит папиросочки.
Здесь, в станице вольной, да с орлом двухглавым,
Казачки суровые с клятвой за державою.
На моей кубаночке нету ленты аленькой
Для меня Россиюшка стала очень маленькой.
Завтра снова в бой пойдём, да схлестнёмся с красными
Ой, будет звон от сабелек, с криками ужасными.
Там я с братцем родненьким встречуся лицом к лицу,
Быстрой смертью умереть дам я братцу своему.
Что ж скажу я матушке, за родного малого
Ой, сердцу будет больно лгать за родного малого,
За родного малого, мать моя почует вдруг,
Лучше умереть и мне, вороной мой верный друг.
Там, в степи широкой, вольный ветер бродит
Там, в чужой сторонке, брат мой родный ходит.
На его кубаночке – алая полосочка,
Там он, в Первой конной, курит папиросочки

    Текст И. Шиянова, «Белогвардейский казачий сказ Брат»



3.7 (89.04.05) Чай с малиной


    Апрель 1989 г. Липтовски—Микулаш

Svat? Kriz c.a. 252, Liptovsk? Mikulа?.

В это время 5 апреля 1989 года в Польше Лех Валенса и представители польского правительства подписывают Соглашение о политических и экономических реформах.

– Прости меня, Зденка, я не могу без нашей дружбы, – на пороге стоял Януш с цветами, – я приехал к тебе. Не прогонишь?

– Заходи! – Здена не была столь жестокосердечной, чтобы рубить «по живому»…

Прошло минут двадцать и Януш, всё же не удержавшись, полез в наиболее волновавшие его темы.

– На днях в Польше взяли курс на реформы! А мы всё медлим чего-то! – Януш махнул досадно рукой.

Здена лишь молча пожала плечами в ответ, укутавшись сильнее в кофту, она села в кресло и потрогала свой, как ей показалось, горячий лоб.

Ей надоели все эти политдебаты вокруг. Ей, как обычной нормальной девушке, хотелось просто кусочка своего женского, беззаботного счастья. Вся молодёжь вокруг была совершенно безбашенна и её мало беспокоила судьба мира даже сейчас, в самый жаркий исторический период политического перекроя мира. Здену так же тянули забавы[66 - Дискотеки], бары, весёлые прогулки и шальные вечеринки. Хотелось, кроме рутинной работы в местном универмаге, обычной веселой беззаботной молодёжной жизни, хотелось любви и ласки, от которой бы мурашки опускались от макушки до кончиков пальцев, растекаясь вниз блаженными волнами. Как хотелось получить простого человеческого тепла, обволакивающей заботы и внимания. Как её утомило всё это безумие вокруг! Уже несколько недель она не видела Владислава, который был вечно занят бог весть чем на своей дурацкой службе. А она одна. Кружится себе, и никому нет дела как она, где она, что с ней. Уж эти юноши! Они озабочены более своими чувствами к девушкам, самими собой, но им плевать на них самих, на их чувства, на их страдания! Они лелеют лишь свои собственные переживания, обуреваемые плотской страстью, но совершенно, совершенно не думают о предмете своей вожделенной страсти, предмете своей любви! Их волнуют их карьеры и все эти политические игрушки для взрослых мальчиков. В детстве такие, в знак своей симпатии, бьют гулко по голове портфелем, совершенно несоразмерно своей дикорастущей силе или больно вырывают косичку. А повзрослев, они доставляют невыносимую душевную боль и страдания своей совершенно эгоистично – потребительской любовью, бьющей фонтаном из их ушей только в часы прилива их страсти. Это подобно зверскому аппетиту при приближении заветного обеденного часа, по окончании которого, от былого голода остаётся только сытая отрыжка. Они и сейчас, подобно мальчишкам, бегающим по двору с палками, заняты своими «мужскими забавами». В которых так мало места для тех, кого они именуют своими «вторыми половинками». В которых порой, так мало места для простых, так понятных любой женщине, семейных радостей. Радостей, которые стоят для мужского племени, априори, на втором плане, уступая роль «первой скрипки» карьере, политике, футболу, рыбалке, бане и, в конце-концов, пенному, льющемуся здесь в каждой реставрации хмельному пиву и друзьям-со-товарищам! – Ну, примерно такие, совершенно дурные мысли лезли Здене в голову. Она не слушала, что вдохновлённо втирал ей Ян, лишь тупо кивала головой в такт его словесным всплескам, как китайский болванчик.

«Нет вокруг меня взрослых мужчин! Есть только всё более и более стареющие мальчики!» – подумала грустно Здена…

– Зден, а ну его всё! Ты-то как? Чего такая грустная? Хочешь, пойдём сегодня куда-нибудь, развеемся? У меня вот – кроны есть! – сказал Януш, словно прочитав мысли девушки, он потряс в воздухе цветными бумажками.

Здена лишь пожала плечами: конечно! Вся мужская забота, если и проявляется порой, то лишь в бесполезном пускании «пыли» в девичьи наивные, в розовых очках, глаза. Всё, что они могут предложить – это помахать купюрами, предложить «пойти развеяться», да ещё «на десерт» – позажиматься на последнем ряду в кинотеатре или после – в тёмном подъезде. Разве их могут волновать женские заботы, проблемы, болезни, в конце концов!? Здену сегодня знобило. На душе было пусто.

Сердце давила грусть. Да вдобавок было как-то жалко себя. Всё, что ей сейчас хотелось – это залезть под толстое одеяло и выпить большую кружку горячего чая с малиновым вареньем.

– Ты чего такая грустная и совершенно бледная? Ты не болеешь? Ян подошёл к ней ближе.

– Не знаю, может быть. Мне нехорошо как-то.

Ян неожиданно засуетился,.. и уже вскоре Здена была под одеялом с желанной горячей кружкой в руках. Ян сидел рядом, готовый в любую минуту, как казалось, предугадать и исполнить любое её желание.

«Похоже, я ошибалась! – подумала Здена. – Вот он Януш, какой внимательный и, самое важное, он может быть рядом, заботиться обо мне, ничего не требуя взамен!»

Только её собственная плотская страсть тянула её к другому…

– Ты хороший, Ян! Какой ты хороший! – улыбнулась Здена. Тяжесть навалилась на её веки, и она уснула…




3.8 (89.04.09) Чачу на грузинский посошок!


    Апрель 1989 г. Ружомберок

В это время 9 апреля 1989 года в Грузии в г. Тбилиси оппозиционный лидер Звиад Гамсахурдиа организовал бессрочный митинг на площади перед Домом правительства с требованиями о ликвидации автономии Абхазской ССР и включении её в состав Грузии. Что же касается самой Грузинской ССР, то согласно поднятому лидерами митингующих лозунгу, её следовало отделить от СССР, реализовав тем самым ленинское «право наций на самоопределение», в части, правда, только грузинской нации. Т. к. в случае с абхазцами это право, напротив, вероломно растаптывалось митингующими, что, впрочем, никого не смущало. Что ж, так устроено «стадное большинство», которое видит только ущемление своих прав, ущемляя бессовестно, при этом, права других без стеснения и даже, порой, неосознанно. Это высшее проявление человеческого эгоцентризма, когда человек воспринимает за вселенско-объективное благо и справедливость исключительно то, что ориентировано на его пользу.

7—8 апреля в город были переброшены 650 военнослужащих дивизии внутренних войск имени Дзержинского и 440 десантников. Опасаясь потери контроля над страной в целом, видя аналогичное, словно под копирку, развитие событий в других странах, Горбачев, вероятно, имел беседу с первым секретарём ЦК компартии Грузинской ССР Джумбером Патиашвили, вследствие чего командующий Закавказским военным округом генерал-полковник Игорь Родионов 9 апреля отдаёт приказ «вытеснить» митингующих с площади, где на тот момент собралось около 10 тысяч человек. Были применены саперные лопатки, резиновые дубинки и слезоточивый газ, возможно, отчасти по опыту подавления подобных беспорядков в Алма-Ате в 1986 году. В результате в Тбилиси погибли 19 человек, 290 получили травмы. Роль Горбачёва в этой сцене явилась ключевой, хотя он лично и сумел отстраниться, оставшись в тени. Сегодня грех за эту «ночь сапёрных лопаток» возложен целиком и полностью на Российскую Федерацию, не на Горбачёва, не на грузинское правительство. Останется загадкой и то, действовал ли Горбачёв во имя спасения страны или был движим «западными советниками», либо наивно и свято верил в то, что слушая «заморские советы», действует в интересах СССР!? Так или иначе, тогда даже внутренние войска СССР не имели ни большого опыта разгона демонстраций, ни оборудования, ни «юридической платформы», способной оправдать любые действия (как-то, например, применение резиновых и даже не резиновых пуль) той же американской полицией в подобных случаях[67 - Для справки: Август 1965 Watts Riot в Лос-Анджелесе – 31 убитый. Во время беспорядков 1992 года в том же Лос-Анджелесе лишь небольшая часть (примерно четверть) была «официально» застрелена представителями власти, но почти половина погибла от пули «неизвестного снайпера». Июль 1967, Newark Riot – 25 убитых (в т. ч 2 ребенка), 725 раненых. 4 мая 1970 года Kent State Shooting. «Стрельба в Кентском университете – 4 убитых, 9 раненых. 9 мая 1970 Augusta Riot – 6 убитых, 80 раненых. 9 мая 1970 Augusta Riot – 6 убитых, 80 раненых. 13 мая 1985 (бомбежка резиденции организации MOVE) – 11 убитых, в том числе 5 детей. 28 февраля 1993 Waco siege («Осада Уэйко») – 80 убитых, 3 раненых (большинство сгорели в блокированном и подожженном национальной гвардией доме). Всего только за 1960е годы национальная гвардия и армия применялись американскими властями против демонстрантов 257 раз, в результате чего 220 демонстрантов были убиты и несколько тысяч – ранены.].

По материалам открытых интернет-источников.



г. Ружомберок

Офицерская общага.

Общага тихо отходила ко сну. В коридоре, в комнате отдыха нудно вещал телевизор, напротив которого сидел в одиночестве один лишь зритель – солдат – комендант общаги.

– Тимофеев! Майер! Идём ко мне-е! – в комнату заглянул Мамука Гиоргадзе.

– А что у тебя? – Майер звонко щёлкнул подтяжками, натягивающими отутюженные стрелки галифе до состояния струны.

– У меня чача! – Мамука многозначительно поднял палец вверх и добавил. – Перевожусь я!

– Куда?

– Чего так? Твой срок ведь ещё не вышел!

– Идём, там всё расскажу!

В комнате Мамуки было накурено, хоть вешай топор.

– А-а-а! Давай, наливай штрафную-ю! – поднялся старлей-сослуживец Мамуки. Он и другие, здесь уже, чувствуется, сидящие давно, были разгорячены и дышали резкими парами алкоголя.

Кто-то схватил уже ранее известную Мамукину полиэтиленовую канистру. Прозрачная жидкость со специфическим запахом, характерным для чачи, полилась в эмалированную кружку…

Офицерская пьянка была в разгаре. Чача быстро опустошалась, темы уходили всё более и более в служебную плоскость по мере развития этого процесса.

– У нас нэ пьянка, у нас мэроприятие-е! Потому что с нами ест замполыт!– засмеялся Мамука, подняв кружку с горячительной влагой.

– Ха! А что он тут ест? Кстати, а ты знаешь, наш замполит полка подполковника получил!

– Ты о Чернышёве что ли?

– О нём! Ходит гордый такой!

– Везёт! Говорят, на повышение скоро пойдёт! Перспектива-а!

– А у мэня сэйчас в Грузии будут бо-о-ольшие пэрспэктивы! – глаза Мамуки блестели. – Майором, да чё там, гэнералом стану скоро! Во-о-о!

– Давай, товарищ будущий генерал, за тебя! – офицеры гулко стукнулись железными кружками. – Есть у нас не густо, зато вот выпить!..

– Мамука! А как думаешь, мы останемся друзьями, а? – Тимофеев посмотрел пристально товарищу в глаза.

– Влад, да ты что! Конэчна! Приедэшь ко мнэ! У мэнья вино дома! Во-о-о! – он пьяно раскинул в стороны руки и обвёл комнату по кругу большими чёрными глазами в обрамлении густых ресниц и бровей.

– Хотелось бы, что бы так оно и было! – Тимофеев хлопнул товарища по плечу и опрокинул кружку с огненной жидкостью внутрь, закашлялся, посмотрел снова на Гиоргадзе.

– Запомни, дружище, эти слова! Ладно!?

– А давай поклянёмся, что никогда руки друг на друга не подымем, чтобы там ни было! А? – предложил Майер.

– А давай!

– Ну, наливай тогда ещё чачу на грузинский посошок!..

– Налыва-а-й! – кричал Гиоргадзе.

Так прощались офицеры, совершенно не представляя своего, уже совсем ближайшего, будущего. Какое оно будет? Что ждёт их впереди? Лишь чача весело булькала, опустошая пластиковую канистру…




3.9 (89.04.15) А в это время в мире. Вирус «духа перемен»


    Апрель 1989 г. Китай

Площадь Тяньаньмынь.

В Китае начались студенческие демонстрации на площади Тяньаньмынь. Таким образом, именно учащаяся молодежь, ни рабочие, ни служащие, ни интеллигенция, а преимущественно студенты, вместо того, чтобы получать знания, вышли на центральную площадь китайской столицы. Нужно понимать мотивацию тех или иных прослоек общества. Любой зрелый человек, занятый созиданием и заботой о своей семье, слишком ценит своё время и силы, чтобы «убивать» его на площади. Учащийся же любой страны мира всегда ждёт своей «халявы» и относится ко времени с меньшей ценностью, живя «от сессии до сессии». Любое массовое действие, направленное на отвлечение от нудных учебных процессов, легко завлекает наивную взбалмошную молодёжь в свои коварные сети. Но для того, чтобы объединить любые массы «единым порывом», необходимо сформировать «идейно-координационную группу», формирующую единую идеологическую платформу, управляющую, подогревающую совместные действия длительное время, основанные на стадном инстинкте, выработанном эволюцией в течение тысячелетий.

Официальной «искрой» к выступлениям здесь послужила смерть бывшего китайского генсека-реформатора Ху Яобана, смещённого консервативным большинством политбюро ЦК КПК тремя годами ранее, отдалённо напоминая смещение реформатора Хрущёва в СССР. До сих пор Ху Яобан находился под домашним арестом и этот факт не вызывал в стране никаких волнений ранее. Ведь, так или иначе, это был коммунистический лидер, и при жизни он не представлял большой ценности для «модераторов перемен». Так как именно смерть любого известного человека – отличный инструмент для живущих, для достижения ими своих целей. Ибо мёртвый человек – идол, способен безропотно «нести свой крест», и его удобно преподнести под любым удобным «соусом».

Однако, было бы наивно полагать, что это весьма скромное, с точки зрения легкомысленного среднестатистического студента, событие, могло реально свести с ума молодёжные тысячи!

Поэтому, это событие явилось лишь формальной официальной подоплёкой событий. А главным лозунгом выступлений была выдвинута общая фраза, базирующаяся на хронической нелюбви всех людей всех стран мира к административно-чиновническому аппарату. Звучал он так: «Долой продажных чинуш!» Что ж, это беспроигрышный лозунг «всех времён и народов!» Под этим лозунгом можно веками выводить людей на улицы! Студенты требовали демократических реформ и гласности по советскому образцу, выступали против коррупции и закулисной системы кадровых назначений в Китае. То есть процессы, происходящие в СССР, явились и для Китая примером для подражания. Процессы «демократизации» подобно инфекции распространялись по странам «соцлагеря», быстро и ловко подменяя первичные лозунги с реформирования коммунистических систем на основные – резко антикоммунистические и националистические.

В некоторые дни на площади и окрестных улицах собиралось до миллиона человек.

В мае Михаил Горбачев должен был возложить венок к памятнику народным героям на площади Тяньаньмэнь, однако он изменил свою программу, видимо во избежание непредвиденных осложнений ситуации. Сразу после визита Горбачёва власти КНР объявили о запрете всех публичных выступлений, тем не менее акция протеста продолжалась. Но основное ещё предстояло впереди!

На фоне этих событий 17 апреля в Польше окончательно разрешена деятельность независимого профсоюза «Солидарность».

Мир продолжал ломать коммунистические заслоны на пути к «светлому будущему», западные лучи которого, казалось, ярко озарили восточные горизонты!

А через три дня, в обычный апрельский четверг случилось совершенно необычное событие. В этот день 20 апреля 1989 года в ЧССР прошли первые после 1946 года многопартийные парламентские выборы.



    По материалам открытых интернет-источников.




3.10 (89.05.10) Весенний призыв—89


    Май 1989 г. Кошице, ЧССР

Аэродром.

В апреле 1989 года создана общероссийская общественная организация «Комитет солдатских матерей России» (КСМ России). Целью его создания на самом деле было вовсе не наведение уставного порядка в Армии, не защита прав всех военнослужащих, направленная на улучшения условий внутриармейских коллективов, для укрепления обороноспособности страны. Не воспитание призывников в деле выполнения требований уставов, приказов и распоряжений командиров, недопущения неуставных взаимоотношений между ними. Но под прикрытием этих мнимых целей она занялась активной дискредитацией военной службы как таковой. Выдвигая открыто лозунг: «У Вас есть право не служить!», организация, при тайной поддержке из-за рубежа, заняла открыто антигосударственную позицию, став, по сути, «вражеским агентом в нашем тылу», делая наряду с благими делами, являющимися более ширмой, основные – деструктивные, направленные на подрыв обороноспособности государства. Для этих то целей в адрес этой организации будут регулярно поступать денежные средства из США. А разве капитал инвестирует в расходы без последующей для себя прибыли? Что скажете, господа финансовые менеджеры, на сей счёт? Да простит меня читатель за столь прямолинейное мнение. Но привык называть вещи своими именами, а не лгать, с юридической подоплёкой «политкорректности».

Однако… «Отправляя сыновей в Армию, все матери беспокоятся о том, чтобы их чадо не подверглось насилию «дедов», но редкую мать заботит, чтобы её чадо не стало тем самым «казарменным изувером».

Каждая женщина хочет видеть рядом сильного, ответственного, самостоятельного, мужественного мужчину, однако воспитывая своих собственных сыновей, выращивают беспомощных инфантильных безответственных «маменькиных сынков».

«Уберегая» сына от службы в Армии, мамам стоит спросить, а что хочет сам сын.

«Спасая» от Армии своих сыновей, родители часто оставляют их на откуп пагубного влияния улицы.

Когда ребёнок в семье «центр вселенной», вокруг, подобно планетам вращаются родители, он таким и остаётся на всю свою жизнь конченым эгоцентристом.

«Соску» изо рта ребёнка нужно вовремя вынимать, иначе некоторые остаются с ней до глубокой старости».



***

– Откуда сегодня борт пришёл, не знаешь? – полюбопытствовал капитан с чёрными петлицами у прапорщика, руководящего загрузкой партии сухого пайка на борт ЗИЛа.

– Ещё один из Фрунзе, – толстый прапорщик сбил чёрного околыша «фуру»[68 - Фуражку] с офицерской кокардой и солдатским тренчиком на затылок, вытер пот со лба и добавил, – весь Узбекистан здесь! Такого ещё не было! Вот нахлебаемся! Полный зверинец!

– М-м-да-а! – капитан почесал затылок. – А вообще, узбеки-трудяги, с айсбергами сложнее. Те вообще ничего делать не хотят! А с этим справимся! Они, в принципе, хорошие бойцы…

– Не знаю. Все они хорошие, когда спят зубами к стенке. И когда их один-два среди славян, когда они в меньшинстве. А вот когда их большинство! Вот тут пипец всем! Они меньшинств не терпят! Особенно, если славяне в меньшинстве, то им в этом зверинце пипец полный придёт!

– Хуже, когда таких пришлют, которые до армии в руках ничего, кроме собственного х.. и ложки не держали.

– Эт точно! Ладно, кстати, а ты слышал, наши снова стали чемпионами мира по хоккею!

– Да? Ну, кто бы сомневался в этом! Я знаю, что чехлам[69 - Чехам] 4:2 накатали!

– Ага! Чехлы на третьем месте, в итоге.

– А кто на втором?

– Канадцы! Вообще, сколько смотрю, странно, что картинка по итогам всегда плюс-минус одна и та же. Мы уже вон, который год подряд чемпионы!

– Ну, в восемьдесят седьмом у нас было серебро.

– Ну, и на старуху бывает проруха. Ну, и все равно, даже серебро это тебе тоже не так и плохо! Я вот что думаю, всё зависит от обыкновенной статистики. Талантов-то рождается один на миллион! Так вот, чем в стране больше население, тем больше у неё шансов найти этих талантов!

– Чем больше стог сена, тем труднее искать!

– Зато есть что искать! Это как золотые прииски. Если у тебя сто метров кусок земли, а у меня – двести, то и шансов у меня больше.

– Тут ещё вопрос технологий. Если у меня экскаватор есть, а у тебя – тяпка, то я на своих ста метрах…

– Выроешь большую-большую яму! Кто золото экскаватором то копает!? Тундра ты?

– Сам такой! Я же образно…

– Так и я образно! Но в принципе согласен, технология также имеет значение. Вот мы, СССР – большая страна, у нас во, какие шансы. А наша главная технология – это наша «руководящая и направляющая Коммунистическая партия»! Любого за пояс заткнём, лаптями закидаем! Ха-ха, мать их так!

– А они вон, те же канадцы или американцы, они свой «кусок золотоносной земли» до масштабов самой Земли уже раздувают. Где хотят, там и покупают себе спортсменов. Их главная технология – бабки.

– А я считаю, что это нечестно. Ведь тогда будет побеждать тот, у кого больше денег.

– Конечно! Так и есть!

– Так к чему тогда говорить, что победили, канадцы или Штаты, тогда нужно прямо и говорить, мол, победил миллионер Морган, например, миллионера Ротшильда.

– Ладно, СССР било и будет бить этих грёбаных миллионеров. Кстати, тебе часы нужны? – вдруг сменил тему прапорщик. – У меня и каталоги есть «Отто», да и ещё всякое… Могу показать.

– Откуда ты всё это барахло только берёшь?

– Места знать надо! Да, в Комарно есть подвязки.

– Тоже хош миллионером стать? Что, венгры контрабанду подгоняют? Сняли себе границу![70 - 2 мая венгерские войска приступили к демонтажу 218-километрового забора из колючей проволоки на границе с Австрией. Через которую тотчас хлынули дикие людские и товарные потоки] Вот молодцы! Ну-ну!

– Контрабанда? – прапорщик лишь пожал плечами. – Ну, как хош! А миллионером стать я б не отказался, но мне бы хоть на старую волжану себе накопить, – прапорщик потёр свою толстую шею, снял «фуру», потёр лоб.

– В Союзе да на волжане, хоть и старой, ты и так будешь смотреться почти как миллионер! Ладно, ты покаж, чё там маешь! – пихнул он локтём почти обидевшегося прапорщика.

В то время молоденькие понурые черноголовые солдаты сидели на травке, сбоку от штаба, щурясь узкими глазами на проходящих мимо. В них не было ещё ни страха, свойственного «духам», ни почтения к званиям, лишь глубинная печаль и забитость, почти полная дезориентация в пространстве и времени. Они не шутили и не дурачились. Рядом валялись вещмешки.

– Твоя как фамилия, боец? – прапорщик толкнул сонно жмурящегося неуклюжего солдата.

– Абдулабеков, – лениво выдавил тот.

– Ты теперь, боец, не просто Абдулабеков, а рядовой Абдулабеков! Ясно?

– Ясно, – промямлил тот.

– Не «ясно» нужно отвечать, а «так точно»! Понял?

– Так тошно! – солдат буркнул, словно хотел отмахнуться от надоедливого прапарюги, и снова стал погружаться в сон.

– Абдулабеков! Не спи, замерзнешь! Так, всё! Всем встать! Строиться в колонну по три! – прозвучала команда и поляна оживилась хаотичным, почти «броуновским» движением бойцов…



***

Кто летает больше мух??
Безусловно, это – «дух».
Не печалься, солдат, ты вернешься домой,
Только юность твоя не вернется с тобой.
Старшина здесь мать родная,
Замполит – отец родной.
На хрен мне семья такая?
Лучше буду сиротой!

    Солдатский фольклор



3.11 (89.05.18) «Американ бой»


    Май 1989 г. Ружомберок

Ресторан «Савой».

Здена, так и не дождавшись, пока «Магомед придёт к горе», сама отправилась к «Магомеду». Она села в поезд и приехала в Ружомберок. Мирослава, двоюродного брата Здены не было дома, а дядя Густав был занят чем-то сугубо своим. Так что она преспокойно развлекалась в одиночестве, скучающе рассматривая даль в окно, в размышлениях. На связь с Тимофеевым ей выйти пока не удалось. Одной ходить было несподручно, да и что подумают об одиноко шатающейся по вечернему городу в районе проживания советских военных девушке! Хлопнула дверь. Кто-то вошёл. Был слышен голос дяди Густава, разговаривающего любезно с нежданным гостем…





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-zemsha/na-perelome-epoh-tom-2-9366982/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Таким образом была отмечена вся техника ВС ОВД, вводимая на территорию ЧССР в 1968 г.




2


Теперь порядок (нем.)




3


Как дела? Всё в порядке? – (нем.)




4


Эти русские нечего не понимают! Идём, Ганс! Чехи узнали немецкий порядок! Пришло время их проучить! – (нем.)




5


Заходите, гости дорогие!




6


всё хорошо, не волнуйся. Они рады приглашению (груз.)




7


Хорошо! (с чеченского)




8


Гранатоимитатор, имеющий форму гранаты, но стреляющий пулями из гранатомёта.




9


Чем не снайперская винтовка! Его прицельной дальности в 400 м здесь было вполне достаточно! На учебных стрельбах он нередко баловался тем, что таким учебным приспособлением, экономящим настоящие гранаты, после своих огромных танковых целей, поражал мелкие стрелковые цели своих соседей по стрельбищу.




10


Так называется проверка и регулировка каждого изделия сразу после производства.




11


4 сентября 1988 года в Югославии начинаются демонстрации сербов и черногорцев, которые требуют введения чрезвычайного положения в Косово для защиты жителей от реакционных действий со стороны албанских сепаратистов.




12


Как раз накануне 31 августа 1988 года Лех Валенса впервые после запрещения профсоюза «Солидарность» в 1981 году, проводит переговоры с польскими властями. (Лех Вале?нса – польский политический деятель, активист и защитник прав человека, прежний руководитель независимого профсоюза «Солидарность», электрик по профессии.




13


А в ЧССР оппозиционные силы, созванные вокруг политической группы «Хартия-77», во главе с драматургом Вацлавом Гавелом также переходят к решительным действиям. В августе в Праге и других городах прошли демонстрации в знак протеста против ввода в Чехословакию войск стран ОВД 20 лет назад.




14


Хапкидо? хап – объединение; ки – энергия, сила; то (-до) – путь) (Путь объединения энергии) – корейское боевое искусство.




15


Высшая государственная должность в СССР с 1936 по 1989 год. Однако реальная власть находилась в руках высшей партийной должности – Генерального секретаря ЦК КПСС. Объединение двух должностей в одних руках давала последним безграничную власть. С введением института Президентства и отмены Партийной гегемонии, должность Председателя Президиума Верховного Совета была упразднена во всех странах бывшего СССР




16


Наро?дный фронт – политический союз, как правило, объединяющий левые и левоцентристские силы (социал-демократов, коммунистов, радикалов) для противостояния правым и ультраправым. Народные фронты стали возникать в 1930-е годы, выступали против фашизма и войны, в защиту экономических интересов трудящихся.

Во Франции в 1935—1938 годах, в Испании в 1936—1939, в Чили в 1938—1941 действовали правительства Народных фронтов. В годы Второй мировой войны в ряде стран были созданы национальные антифашистские народные фронты).

В период же перестройки идея «народных фронтов» объединила в себе, наоборот, правых, радикалов, фашиствующих националистов и прочих, и прочих. И стала отражать идеологию борьбы с социализмом, сепаратизм, основанный на национализме и разрушительной «демократизации» по западному сценарию (но отнюдь не всегда западному подобию) в большинстве стран – участниц Варшавского договора и в советских национальных республиках).




17


Изречение Владимира Мономаха в адрес безоружных половцев, вышедших к нему с дарами




18


Кушка – город на юге Туркмении, на реке Кушка. Афганский берег реки вошёл в состав Российской империи в результате боя на Кушке (1885), где интересы Российской империи схлестнулись с английскими. Нынешнее поселение возникло в 1890 году как крепость. В 70-е годы в Кушке по приказу командующего ТуркВО было открыто кафе «Арктика», в котором стояли кондиционеры и была возможность заказать прохладительные напитки. Водоснабжение Кушки осуществлялось по водоводу из пещер, расположенных в нескольких километрах от города, причём вода оказалась пригодной для питья и очень холодной. С Кушкой связана существовавшая ранее ходовая в среде российских и советских офицеров поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». После ввода войск в Афганистан возникло её продолжение: «А теперь меня надули – оказался я в Кабуле». В районе Кушки находилась самая южная точка не только Российской империи, но и СССР.




19


Гауптвахта – жаргон.




20


В конце октября прошли пока как бы «невинные» демонстрации в связи с празднованием 70-летия образования независимой Чехословакии. Это случилось семьдесят лет назад вследствие краха после Первой мировой войны Австро-Венгрии, когда Чехия, Словакия и Подкарпатская Русь объединились и сформировали независимую республику Чехословакия в 1918 году.




21


11 октября 1988 года Ладислав Адамец сменил Любомира Штроугала на посту Председателя правительства Чехословакии. Это назначение стало частью коренных изменений в составе правительства и руководства Коммунистической партии Чехословакии.




22


Извини




23


Зенитно Ракетного Комплекса




24


Первая большая волна армянской миграции относится ещё к периоду турецкого геноцида армян в конце 19-го – начале 20го веков.




25


Повесть. Тарасов Валерий. 1981г. Уехавшую в Израиль героиню повести ждут лишь разочарования…




26


Иохаведа – на самом деле родная мать Моисея, заменившая во дворце ему няню.




27


Моисе?й (ивр. Моше?, «взятый (спасённый) из воды»; араб Муса, лат. Moyses) (XIII век до н. э.), в Пятикнижии – еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, произвёл Исход евреев из Древнего Египта, сплотил израильские колена в единый народ.




28


Центральным положением ортодоксального иудаизма является вера в то, что Устная Тора была получена Моисеем во время его пребывания на горе Синай, и её содержание веками передавалось от поколения к поколению устно. *Талмуд – многотомный свод правовых и религиозно—этических положений иудаизма. Католической церковью в Средние века вновь устраивались публичные сжигания Талмуда и других священных книг иудаизма, которые трактовались как источник зла.




29


Как уже известно, политработники работали в выходные, имея свой выходной по средам, если удавалос).




30


8 ноября 1988 года на президентских выборах в США победу одерживает республиканец Джордж Буш




31


Согласно договору между Египтом и ЧССР, с согласия СССР, и посредничестве со стороны Китая Египет получил 120 реактивных истребителей МИГ-15, 50 бомбардировщиков ИЛ-28, 230 танков Т-34, 200 бронетранспортёров, 100 САУ, до 500 пушек, 6 подводных лодок и так далее, а также советских и чехословацких военных инструкторов




32


жены




33


Утром поезд – с дембелями. Под ночь – с молодыми. Циркуляция солдат в окружающей среде! Один день – и всё! Поразительно. Невероятно.




34


Имеющие «блат»




35


Капитан




36


23 ноября 1988 года в Азербайджане было введено чрезвычайное положение вследствие непрекращающихся межнациональных стычек между армянами и азербайджанцами.




37


7 декабря 1988 года во время своей поездки в Нью-Йорк, Михаил Горбачёв заявил о своих планах по сокращению численности армии и вооружений.




38


В этот же день, 7 декабря 1988 года в Армении были разрушены землетрясением города Спитак, Ленинакан, Кировокан. Погибли более 24 тысяч человек. Страшная трагедия потрясла страну. В зоны бедствия были направлены воинские части для оказания помощи населению




39


Демократизация.




40


Гласность




41


Перестройка




42


Идём на центральную площадь.




43


Партия «Алаш» – первоначально возникла в 1917—1920 годах – казахская националистическая партия, выступавшая за образование национальной автономии. Однако тогда лидер «Алаш-Орды» Алихан Букейханов в обращениях к предполагаемым союзникам заявлял, что среди алашистов «нет стремлений к сепаратизму. Мы едины с великой демократической Федеративной Россией», «мы – западники. В своем стремлении приобщить народ к культуре мы не смотрим на Восток… Получить культуру мы сможем… через Россию, при посредстве русских». После октябрьского переворота партия Алаш была упразднена. В восьмидесятые – девяностые вновь затрепетали на ветру реанимированные националистические партии, и призывы их стали куда более радикальными в отношении России и русских.




44


Вы говорите по-казахски




45


Почему?




46


Потому что




47


Репутация




48


Пострадать




49


Сейчас




50


Уважают больше




51


Привет!




52


Холодно




53


6 января 1989 года власти СССР объявили о массовой реабилитации тысяч граждан, которые в период с 1930 по 1950 год стали жертвами сталинских чисток.




54


После того, как дивизионное командование резко решило навести порядок с «личным автопарком» военнослужащих, стремясь положить конец существовавшему здесь хаосу и огромному количеству не зарегистрированного «автомобильного лома», скупаемого у местного населения, каждый командир полка с особым рвением принялся исполнять приказ, совершая беспрецедентные примеры «креатива». Так в Оремовлазе, в танковом полку, зампотех залез лично в танк и подавил автомобильное старьё, хозяева которого не выполнили предписанных действий в установленный для этого срок. Грозный был зампотех! С ним уж точно было не до потех! Эта мера стала широко известна в дивизии, устрашив многих, и относительный порядок был временно наведён!

«Ну и дурдом!» – вопили многие и стенали, не желая верить в случившееся, разглядывая груды железа, оставшиеся после их «ласточек», «кровно заработанных» честным непосильным трудом, нередко, на нелегальном торговом поприще. Но их глас был гласом вопиющего в пустыне…




55


Однако едва ли Ян Палах протестовал против коммунизма, являясь ярым «большевиком-марксистом». Скорее он протестовал против отхождения «вождей» от истинных идей марксизма-ленинизма. Ввод войск ОВД был также фоном этого события. Катализатором, но едва ли истинной и единственной первопричиной. Накануне Ян побывал в СССР и был очень этим воодушевлён. Однако последние события 1968 года сильно его потрясли. Он был расстроен не только вводом войск, но тем, что компартия Чехословакии была не способна ни к реформам, ни к отстаиванию своей позиции. Он видел влияние буржуазии на руководство страны и понимал, что в таких условиях силовое решение стало неизбежным фактом. Он желал не только вывода советских войск, но и возврата руководства Чехословакии к истинным марксистским позициям. Пора очнуться! Но его «идеальный мир» буквально таял под его ногами…




56


Убирайся!




57


Извини




58


Этим «ласковым» словом усатый ротный продолжал называть солдат




59


Почему?




60


(* Войска были введены в Афганистан после свержения и убийства генерального секретаря ЦК НДП Афганистана Нур Мохаммада Тараки** вместе с его супругой. Ранее, несмотря на многочисленные просьбы со стороны Тараки о военной поддержке в борьбе с контрреволюцией, Леонид Ильич Брежнев отказывал ему в этом, опасаясь оказывать военное вмешательство во внутренние дела дружественного государства. В ответ на очередную просьбу Л. И. Брежнев тогда сказал: «Войска в Афганистан Советский Союз вводить не будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ президент, наверняка восстановит большую часть афганского народа против революции…»)

(** Журналист и писатель Нур Мохаммад Тараки родился в 1917 году. С мая 1962 по сентябрь 1963 года работал переводчиком посольства США в Афганистане. В 1963 году Нур Мохаммад Тараки в первый раз посетил СССР… Встав у власти, администрация Тараки приступила к проведению радикальных экономических и социальных реформ, которые вошли в противоречие с укоренившимися в афганском обществе социально-религиозными традициями. Декретом Революционного совета №6 от 12 июня 1978 года была ликвидирована задолженность крестьян ростовщикам и помещикам. В октябре специальным декретом правительства женщинам были предоставлены равные права с мужчинами. Был установлен минимальный возраст вступления в брак (18 лет для мужчины и 16 лет для женщины), отменены принудительные браки и запрещён древний обычай выкупа за невесту…)




61


Казарменное положение




62


Вооружённые силы ФРГ




63


Нур Мухаммед Тараки, президент Афганистана, по пути из Гаваны на родину посещает Москву и просит руководство СССР направить в Афганистан военный контингент для защиты афганской революции. В ответ на просьбу Л. И. Брежнев тогда сказал: «Войска в Афганистан Советский Союз вводить не будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ президент, наверняка восстановит большую часть афганского народа против революции…»




64


Кооптация являет собой вид «избрания сверху», чем потенциально создаёт почву для злоупотреблений: руководящие работники, таким образом, получают возможность оградить себя от влияния нижестоящей массы, избирая только «удобных» для себя членов-единомышленников. Поэтому она часто подвергается критике как недемократический метод выборов.




65


Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой, иль дурой, им обманутой, так я весь день минуты ждал, когда сойду в подвал мой тайный, к верным сундукам. Счастливый день! Могу сегодня я в шестой сундук, в сундук ещё неполный, горсть золоту накопленного всыпать…

Так я, по горсти бедной принося.., вознес мой холм – и с высоты его могу взирать на все, что мне подвластно. Что не подвластно мне? Как некий демон отселе править миром я могу. Лишь захочу – воздвигнутся чертоги; В великолепные мои сады сбегутся нимфы резвою толпою; И музы дань свою мне принесут, и вольный гений мне поработится, и добродетель и бессонный труд смиренно будут ждать моей награды. Мне все послушно, я же – ничему; Я выше всех желаний; я спокоен; Я знаю мощь мою: с меня довольно Сего сознанья…

А скольких человеческих забот, обманов, слез, молений и проклятий оно тяжеловесный представитель! Тут есть дублон старинный… вот он. Нынче вдова мне отдала его, но прежде с тремя детьми полдня перед окном она стояла на коленях воя…

Я каждый раз, когда хочу сундук мой отпереть, впадаю в жар и трепет…

А. С. Пушкин




66


Дискотеки




67


Для справки: Август 1965 Watts Riot в Лос-Анджелесе – 31 убитый. Во время беспорядков 1992 года в том же Лос-Анджелесе лишь небольшая часть (примерно четверть) была «официально» застрелена представителями власти, но почти половина погибла от пули «неизвестного снайпера». Июль 1967, Newark Riot – 25 убитых (в т. ч 2 ребенка), 725 раненых. 4 мая 1970 года Kent State Shooting. «Стрельба в Кентском университете – 4 убитых, 9 раненых. 9 мая 1970 Augusta Riot – 6 убитых, 80 раненых. 9 мая 1970 Augusta Riot – 6 убитых, 80 раненых. 13 мая 1985 (бомбежка резиденции организации MOVE) – 11 убитых, в том числе 5 детей. 28 февраля 1993 Waco siege («Осада Уэйко») – 80 убитых, 3 раненых (большинство сгорели в блокированном и подожженном национальной гвардией доме). Всего только за 1960е годы национальная гвардия и армия применялись американскими властями против демонстрантов 257 раз, в результате чего 220 демонстрантов были убиты и несколько тысяч – ранены.




68


Фуражку




69


Чехам




70


2 мая венгерские войска приступили к демонтажу 218-километрового забора из колючей проволоки на границе с Австрией. Через которую тотчас хлынули дикие людские и товарные потоки