Книга - Театр времени Нерона и Сенеки

Театр времени Нерона и Сенеки
Эдвард Станиславович Радзинский


Загадки истории
Как сказал русский философ Сергей Булгаков «Зло есть состояние мира, но не его суть». Трагическое произведение Эдварда Радзинского «Театр времен Нерона и Сенеки» поистине называют «пищей для ума».

Причудливые диалоги между учителем Сенекой и его учеником Нероном, наполнены глубокими философскими изречениями великого римского мыслителя и яростно-безумными циничными выпадами и выходками кровавого диктатора. Все это происходит в самом сердце Рима – величественном Колизее. Именно здесь по замыслу Нерона разыгрывается «последняя антреприза жизни» Сенеки.





Эдвард Радзинский





Театр времен Нерона и Сенеки


Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь розовый шелк, натянутый над гигантским амфитеатром, тяжелые лучи падали на арену. Плавилась арена, усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов…

Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная бочка.

И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный юноша. В золотом венце, в золотой тоге – совершеннейший Аполлон. Только вместо сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич…

И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с бичом, понеслись крики толпы:

– Да здравствует цезарь Нерон!

– Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!

Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст…

Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.



Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой улыбкой старик смотрел вдаль – как тонул в сияющем озере солнечный диск. Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева рука старика машинально мяла свиток.

Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.

Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.

Была ночь, когда носилки со стариком, окруженные эскортом гвардейцев, приблизились к Риму. Рим не спал в эту ночь. Толпы людей с факелами заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.

В колымагах над головами толпы раскачивались в огромных клетках львы, слоны, тигры, носороги… Грохот повозок, крики животных, улюлюканье людей…

Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая занавесей, старик слышал близкие голоса толпы:

– Тигр-то какой… у, тигрюга! Ишь, закрутился, как мышь в ночном горшке!..

– Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее Сабине и лев разглаживал ей морщинки языком… Чего хохочешь? Лев даже обедал вместе с нею за одним столом!

– Указальщик мест сгоняет меня и орет: «Эти места для сенаторов… для сенаторов!.. Так тебя разэтак!..» Тогда я сажусь на крайнее место – три четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою… Но четвертью задницы сижу – сижу на сенаторских местах!..

Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и грусть были на его лице.

– С дороги! Прочь! – гремел где-то рядом голос трибуна. Потом глухо ударили палки по человеческой плоти. Вопли избиваемых людей… И уже побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда – где нависла над вечным городом громада нового цирка.

Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу, сквозь когорты гвардейцев носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти с носилок. Прямой, величественный и гордый, старик неторопливо вышел на арену…



В свете факелов, горящих на пустой арене, ждал его Аполлон с бичом.

Увидев старика, Аполлон бросился ему на грудь, обнял его. Это были какие-то яростные объятия. Он будто душил старика – и лихорадочно приговаривал, почти кричал:

– Сенека! Учитель! Сенека!..

– Нерон… Великий цезарь… – пытаясь вырваться из этих жестоких объятий, бормотал старик.

Но Нерон сжимал его еще яростнее:

– Ну что ты… это для других я цезарь. А для тебя всего лишь твой послушный ученик Нерон.

Наконец Нерон выпустил Сенеку из объятий, будто оттолкнул. Потом с удивлением посмотрел на него. И, бесцеремонно приподняв край тоги, обнаружил тунику и шерстяной нагрудник

– Такая теплая ночь. А ты так укутался, учитель?

– Старость, Цезарь. Охладела кровь. И вечерами я надеваю две туники, обмотки на бедра. И все равно…

Но Сенека не закончил. Из тьмы на арену вышел могучий немолодой мужчина в тоге римского сенатора. За сенатором с серебряной лоханью в руках следовало некое прекрасное существо: грива спутанных волос, огромные глаза и нежное, тщедушное тело мальчика. Этакий Амур.

– Рад тебя видеть, сенатор Антоний Флав, – обратился Сенека к гиганту-сенатору.

Но сенатор смотрел на Сенеку невидящими глазами. Нерон с каким-то любопытством следил за сценой.

Возникла неловкая тишина, и Сенека неторопливо, величественно продолжал:

– Позволь мне приветствовать тебя, друг мой Антоний Флав, старинным приветом, которым наши деды начинали свои наивные добрые письма: «Если ты здоров – это хорошо, а я – здоров…»

И тогда Нерон поднял бич – и сенатор отчетливо заржал. Ужас – на лице Сенеки. Но только на мгновение… И вновь лицо его стало бесстрастным и спокойным.

– Ах, как повеяло нашей величавой римской древностью! – как-то светски заговорил Нерон. – Как они умели ухватить главное: «Если ты здоров – это хорошо». Именно – здоров, – Нерон усмехнулся, – то есть живой. Но одного не пойму, учитель. Почему ты все время обращаешься к сенатору Антонию Флаву? Еде ты увидел здесь мудрого сенатора?

Сенека молчал.

– Может, ты видишь сенатора? – обратился Нерон к Амуру. Амур, молча улыбаясь, удивленно пожал плечами и протянул серебряную лохань сенатору. Сенатор начал торопливо, неумело поедать овес из лохани.

– Ты ошибся, учитель, – продолжал благодушно болтать Нерон. – Антоний Флав – видный мужчина, его трудно не заметить. Да и что здесь делать твоему другу и солнцу мудрости – сенатору Антонию Флаву? Сейчас ночь, и он преспокойно храпит в своей постели. А здесь только я – твой ученик Нерон… – И, улыбаясь, он кивнул на Амура: – Да вот еще – прелестная девушка. И вот, – Нерон нежно улыбнулся и указал бичом на сенатора, – старый мерин.

И Нерон ударил бичом – сенатор торопливо заржал.

– Какой ужас, Цезарь, – воскликнул Амур, – ему на круп сел овод!

Нерон поднял бич, и сенатор показал, как он отгоняет хвостом овода.

– Отогнал, но очень неумело.

Нерон ударил сенатора бичом, и тот, будто винясь, опять покорно заржал.

– Как я рад тебя видеть, – продолжал как ни в чем не бывало светски беседовать Нерон. – А как она рада тебя видеть…

И тотчас перед Сенекой дьяволенком запрыгал Амур.

– Ты, конечно, узнаешь это прелестное лицо? – добро улыбался Нерон.

– Конечно, я узнал его, Цезарь, – ответил Сенека. – Это твой раб – мальчик Спор. За время моего отсутствия в Риме он подрос – и оттого пороки на его лице стали откровеннее.

– Да что ж ты такое несешь, Сенека! – всплеснул руками Нерон. – Где ты увидел мальчика Спора?! Подойди сюда, крошка.

Амур с ужимками подошел вплотную к Сенеке.

– Неужто так ослабело твое зрение, – продолжал сокрушаться Нерон. – Да это же прелестная девушка! Вот – крохотная грудь… Вот – юные крепкие бедра… Ну?.. Ты видишь девушку? Я спрашиваю!

Сенека молчал.

Нерон поднял бич – и тотчас заржал сенатор. Нерон темно усмехнулся:

– В последний раз, Сенека… Перед тобою старый конь и юная девица… Гляди внимательнее. Ты их видишь?

Глаза Нерона неподвижно смотрели на Сенеку. Но Сенека молчал по-прежнему. И тут Нерон добродушнейше расхохотался и обнял Сенеку.

– А все потому, что ты давно не бывал в столице. Заперся, понимаешь, в своих усадьбах. У, брюзгливый провинциал!.. Ну и в результате ты не в курсе последних римских событий. Но я все прощаю своему учителю. Объясняю. Помнишь, ты рассказывал мне в детстве… у горящего камелька… про превращения… про все эти метаморфозы, которые так любили устраивать великие боги. Ну, к примеру, для великого Юпитера превратить какую-нибудь нимфу в козу, в кипарис – что мне плюнуть! И знаешь, я задумался. Все-таки я Великий цезарь, земной бог… А почему бы мне не заняться тем же, следуя богам небесным? К примеру, у меня умерла жена Октавия. А хочется жену. Спрашивается: где взять?

– В женщинах так легко ошибиться, – вздохнул Амур.

– Именно, – подтвердил Нерон. – И тогда я… совершаю метаморфозу. Я превращаю хорошо тебе знакомого мальчика Спора в девицу! Грандиозно, да? Как я это сделал? Я собрал наш великий законодательный орган – нашу гордость и славу – римский сенат. И сенат единогласно постановил… – Он вопросительно посмотрел на Амура.

– Считать меня девушкой, – восторженно закончил Амур.

– На днях я женюсь на нем, – скромно сказал Нерон, – то есть прости… на ней! Гениально? Да здравствует сенат! Речь! – завопил Нерон.

И он ударил бичом. И сенатор величаво выступил вперед. Стараясь не встречаться глазами с Сенекой, он патетически начал:

– Можно сжечь Рим, можно разрушить его дома. И все-таки Рим устоит! Ибо не камнями домов славен наш город! А свободой и законами, олицетворенными в нашем древнем сенате. Жив римский народ – пока жив сенат!

– Каков жеребец! – восторженно захлопал Нерон.

Амур подхватил аплодисменты. И вслед откуда-то из-под земли раздались приветственные крики.

– Это тоже моя метаморфоза: я превратил солнце мудрости – сенатора Антония Флава в коня! Теперь у меня в стойле сразу жеребец и сенатор. Я улучшил породу. И потому я прозвал этого мерина Цицерон, в память о другом твоем любимце.

Усмехаясь, Нерон неотрывно глядел в глаза Сенеки. Но ничто не дрогнуло в лице старика.

– Но я продолжил метаморфозы. Заметь, ты не отгадал уже две! А ведь я все считаю, учитель… Так что постарайся угадать мою третью.

И Нерон ударил бичом. И тотчас в середине арены, там, где находилась пегма – квадрат, покрытый досками, – произошло движение. Доски вдруг поднялись, как лепестки распустившегося цветка. И среди них из-под земли медленно вырастала прекрасная нагая девушка. В золотой раковине в свете факелов она возникла на мерцающей арене – как та богиня из пены вод… И вослед этой явившейся Венере страшно неслись из-под земли озлобленные, угрожающие крики и гогот.

Нерон воздел руки в немом восторге. Амур схватил невидимый лук и выпустил невидимую стрелу в грудь Нерона. Как бы пораженный стрелой, Нерон схватился за сердце. А Венера, будто обессиленная своим рождением, лениво покачивая бедрами, шла-плыла по арене…

– Непроворна? – зашептал Нерон Сенеке. – Она побывала в трудном сражении – там… – И Нерон указал вниз, откуда неслись крики.

Амур захохотал.

– Ах да, прости, учитель, ты ведь не знаешь, что у нас там. – И, обняв Сенеку, Нерон поволок его к центру арены…

В глубине под досками оказалась решетка. Под решеткой открывалась подземная галерея. Она шла вправо и влево. В левой ее части был сад. К деревьям, увешанным фруктами, привязано было множество щебечущих птиц…

– Под садом – машины, – шептал Нерон. – Завтра они в мгновение поднимут этот сад на арену. И наше быдло… прости, великий римский народ, набросится на даровые плоды, давя друг друга. Но это будет в перерыве… Когда проголодаются… А сначала… Смотри, смотри туда, праведник!..

С другой стороны галереи открывалась длинная полость – большая подземная цирковая зала, куда обычно крючьями стаскивают трупы с арены. Сейчас большая зала была великолепно убрана. Курились благовония, горели масляные лампы. Бесконечный пиршественный стол, уставленный фантастическими яствами, уходил во тьму. Вокруг стола на ложах, церемонно опершись о левую руку, возлежали молодые мужчины и женщины. Рабы торопливо сновали между ложами, наливая вино в кубки.

– Это убойные люди, – зашептал Нерон, прижимая голову Сенеки к решетке. – Ты хоть знаешь, что будет завтра?.. Почему не спит Рим?

– Я не знаю, Цезарь, что будет завтра, – равнодушно ответил Сенека.

– Да… да, конечно, ты выше суеты, и все мирское тебе чуждо… Завтра в Риме я открываю этот цирк. Не хочу хвастать, ты и сам видишь – это величайший цирк…

Нерон уже волок Сенеку по арене к мрачному зданию, находившемуся против императорской ложи. Тринадцать огромных дверей здания были обращены на арену.

Нерон открыл маленькое окошечко в самой большой двери и, прижав голову Сенеки к решеточке, провозгласил:

– Бег колесниц!

Красавцы кони стояли в стойлах. Крайнее – мраморное – стойло оставалось пустым…

– Ты догадался, для кого этот драгоценный мрамор? – шептал Нерон. И грозно обернулся на сенатора. Сенатор торопливо заржал. – Его дом!

Рыканье львов, трубные крики слонов раздавались в ночи за другими закрытыми дверями.

– Слышишь, слышишь, как они голодны?.. Грандиозно? – Нерон уже волок Сенеку обратно в центр арены. – Ну естественно, сенат постановил назвать в мою честь завтрашние игры Нерониями. По-моему, удачное постановление.

И он опять пригнул голову старика к решетке. И опять Сенека увидел чудовищное подземелье.

– Эти ребята, – шептал Нерон, – завтра откроют мои Неронии. Эти миляги утром выйдут сюда, на арену, сразиться с теми дикими зверями и будут разорваны в клочья, а уцелевшие убьют друг друга в бою… Но погляди, как они сейчас веселятся!

Крики восторга, визги женщин неслись сквозь решетку.

– Я велел им дать, – усмехнулся Нерон, – самые тонкие яства. Они пьют вино вволю и жрут от пуза. Смотри, что они выделывают со шлюхами! Заметь, это самые дорогие римские девки… Ты погляди, какие утонченности! Кстати, эти гладиаторы тоже одна из моих метаморфоз. Я превратил завтрашних убойных людей в царей на одну ночь. И видишь – хохочут. Счастливы. Забыли о завтра. А мы с тобой глядим на них сверху…

– А в это время на нас, предающихся забавам, тоже глядят сверху…

– Да, да, и тоже… смеются? – подмигнул Нерон.

– Что делать, Цезарь, – равнодушно ответил Сенека, – у нас с этими одна участь. Только у этих – утром, а у нас… чуть позже.

– Как мудро! – Нерон улыбнулся. – Чуть позже. Ах, как ты удачно сказал! Запомни эти свои слова, Сенека. Значит, чуть позже?

И Нерон добавил, лаская Венеру:

– Вот откуда ты пришла… Ну расскажи нам, девка, как ты достойно сражалась там, внизу.

И, раскачивая бедрами, Венера начала показывать свою битву.

– Прости, – засмеялся Нерон, – она не умеет словами. Она так прекрасна, что ее сразу заставляют действовать. И она попросту разучилась говорить!

И Венера, смеясь, продолжала свою похотливую пантомиму.

– Но вот я, земной бог, велю ей… – сумрачно сказал Нерон.

И Венера остановилась как вкопанная. Застыла в немой величественной позе – теперь она вся была гордость и неприступность…

– Метаморфоза! – вскричал Нерон. – Она превратилась!.. Кто перед тобою сейчас, учитель? Ну? Узнал?

– Передо мною шлюха, Цезарь, – ответил Сенека.

– Да у тебя очень плохо со зрением, Сенека. Ну что ж, будем намекать. Кто самые целомудренные женщины в Риме? Ты ответишь: жрицы богини Весты, ибо они дали обет вечного целомудрия. А кто из этих целомудренниц самая целомудренная? Естественно, скажешь ты, Верховная жрица, несравненная дева Рубирия: ей двадцать пять лет, она прекрасна и не познала ни одного мужчины. Значит, перед тобою кто, Сенека? Ну?!

– Я с рождения знаю непорочную деву Рубирию из великого рода Сабинов. А передо мною – все та же шлюха.

– Этот гадкий провинциал абсолютно не в курсе нашей римской жизни, – вздохнул Нерон, обращаясь к Амуру. И, обняв Сенеку так, что старик опять задохнулся в его объятиях, Нерон благожелательно пояснил: – Эту самую непорочную деву Рубирию, которую ты знал с рождения, я, попросту говоря, изнасиловал, прости за откровенность… Ну изнасиловал – и все дела! Но ты учил меня: цезарь всегда должен радеть о нуждах своего народа! Не могут же эти болваны римляне остаться без символа целомудрия! А слухи ползут, в городе ропот. Как быть?

Амур сделал сочувственное лицо:

– Я собираю…

Сенатор с готовностью заржал.

– Да, собираю наш великий сенат, – подтвердил Нерон. – И сенат издает постановление – считать изнасилованную Рубирию… девушкой! Все тут же успокоились? Довольны? Ни черта подобного! Беда римлян – они абсолютно лишены чувства юмора. Эта самая Рубирия… которую уже опять все считали целомудренной, удавилась! Что делаю я? Метаморфозу! Я тотчас вспоминаю твое учение о единстве противоположностей в природе. И начинаю думать: кто же в Риме может стать самой целомудренной женщиной?..

Амур хохочет – и выталкивает вперед Венеру.

– Да…да, – вздохнул Нерон, – на днях соберется сенат и примет закон: считать эту тварь Верховной жрицей богини Весты! Символом целомудрия! Фантастика, да?

– Зачем ты позвал меня в Рим, Великий цезарь? – спросил Сенека.

– Все-таки не выдержал, спросил, – усмехнулся Нерон. Он приник лицом к лицу Сенеки и зашептал: – Когда тебя поволок в Рим мой трибун – била дрожь? Вон сколько на себя напялил – а все равно знобило?.. – И, оттолкнув Сенеку, добавил совсем добродушно: – А ты сам не догадываешься? Я тоскую по тебе… а ты нас не любишь! Не хочешь даже поиграть с нами в метаморфозы… – И тут Нерон остановился, воздел руки к небу и закричал патетически: – Какие метаморфозы?! Как я мог забыть?! О боги, я, хозяин, до сих пор не позаботился накормить дорогого гостя!

Амур тотчас выхватил у сенатора серебряную лохань с овсом и бросился к Сенеке.

– Идиот! – закричал Нерон. – Что такое еда для философа? Это умная беседа! – И Нерон величественно приказал Амуру: – Немедленно привести сюда четырех самых мудрых собеседников Сенеки!

Амур выхватил из темноты свиток и приготовился записывать.

– Прежде всего, конечно, сенатора Антония Флава… Ой, прости, сенатора Флава нельзя: он превратился в лошадь…

Раздался нежный смех Венеры.

– Да, да… Но зато трое других – они остались! – продолжал Нерон. – Немедля послать за тремя неразлучными друзьями мудрейшего Сенеки – сенатором Пизоном… сладкоречивым консулом Латераном… Ну и, естественно, за Луканом, нашим величайшим римским поэтом Луканом. Ах, любимец Рима…

– Душка Лукан, – в восторге щебетал Амур.

– Не следует их тревожить, – прервал Сенека. – Эти почтенные и немолодые люди давно спят.

Нерон залился добрым смехом:

– Как ты сказал: давно спят? Опять удачная фраза! Что ты, Сенека, какой сегодня сон? Ты же сам видел – толпа… грохот повозок… Где уж тут заснуть! Любимые сограждане с вечера толкутся у цирка. Чтобы первыми с утра занять лучшие даровые места. Они так орут, что я трижды посылал когорту разгонять эту сволочь… прости, великий римский народ. Сколько их завтра здесь соберется! Знаешь, Сенека, говорят, цезарь Кай, когда дикие звери пожрали на арене всех убойных людей и все равно не могли насытиться, приказал бросить на арену наших замечательных сограждан. Их выдергивали прямо из рядов… Прости, тебе неприятно… Но ты не беспокойся, у нас завтра этой проблемы не будет, – он указал на подземелье, – мяса хватит на всех!.. Что ты стоишь? – грозно обратился Нерон к Амуру. – Друзья Сенеки будут просто счастливы обменять эту бессонную ночь на беседу с мудрейшим из римлян. Зови их, и побыстрее, ягодка моя.

И Амур, перевернувшись колесом, исчез в темноте главного входа.



– Да, значит, зачем я позвал тебя в Рим? – добродушно спохватился Нерон. – Просить вернуться. Мне так одиноко. Я устал от Тигеллина. От проклятого кровожадного Тигеллина. Ну почему ты не хочешь жить с нами в Риме?

– Прости, Великий цезарь, но для меня здесь нет покоя. На рассвете меня будит противный крик менял. Чуть сомкнешь глаза – начинает бить кузнечный молот. А воздух? Чем мы тут дышим? Дымом кухонь! А Тибр? Там же плавает невесть что! И теперь, когда я живу на природе среди незамутненных ручьев…

И тут Сенека столкнулся глазами с сенатором, уныло поедавшим овес из лохани. И красноречие его иссякло.

– Отвечу! – закричал Нерон. – Да, загрязняем реки, да, портим природу, да, шумим! Но зато, учитель, мы живем с тобой в просвещеннейший из веков. Если бы наши деды увидели, к примеру, стекла наших домов, через которые проходит свет…

Он поволок Сенеку к центру арены, туда, где решетка покрывала застекленное отверстие. Сквозь решетку был виден страшный пир – яростное непотребное веселье.

– Грандиозно, – шептал Нерон. – А деды-то прозябали во тьме! Или это последнее наше изобретение – трубы, вделанные в стены, по которым само идет тепло, так что в доме можно зимой жить как летом… А изобретение стенографии? Так что руки теперь поспевают за проворством языка!..



На арену торжественно вышел Амур.

– Сенатор Пизон… – начал Амур… и замолчал.

– Слышу его шаги! – радостно закричал Нерон. – Пизон уже спешит прервать мои докучные речи! Почему ты молчишь, любимая?

Но Амур только скорбно опустил голову. И сенатор, пряча глаза… заржал.

– Заржала лошадь – плохое предзнаменование, – запричитал Нерон. – И хотя Сенека учил меня не верить предзнаменованиям, я трепещу.

– Мы послали за сенатором Пизоном трибуна Флавия Сильвана с гвардейцами… – начал Амур.

– Ну! Ну! – в ужасе торопил Нерон.

– Трибун подошел к его дому. Постучал… Но сенатор Пизон, услышав этот стук, немедля позвал своего хирурга – и вскрыл себе вены.

– Как?! Почему?! – всплеснул руками Нерон.

– Неизвестно, Цезарь. Сенатор Пизон оставил завещание, где все имущество завещал тебе, Великий цезарь.

– Какая неожиданная смерть! Пизон! Великий богач! Великий мудрец!.. Осиротели!

Сенека бесстрастно слушал его вопли.

– Нет, я разделяю твое горе, учитель: один друг превратился в лошадь, другой зарезался!

– Но осталось еще двое в этом союзе мудрецов, – робко подал голос Амур.

– Немедля послать за ними трибуна Флавия Сильвана с гвардейцами! И разбудить Тигеллина! Где Тигеллин?! Где начальник тайной полиции?! В городе режутся сенаторы.

– За Тигеллином будет послано, Цезарь, – сказал Амур.

– Тигеллин расследует… – забормотал Нерон. – Вот придет Тигеллин… – И тут Нерон остановился и добавил добродушно: – Да, зачем я позвал тебя в Рим?.. Ну естественно, чтобы узнать: не нуждается ли в чем мой старый учитель?

– Ты осыпал меня такими милостями, – спокойно отвечал Сенека, – что моему счастью не хватает только одного – меры. С тех пор как я удалился от дел, я живу в пожалованных тобою поместьях.

– Да, да, – бормотал Нерон.

– И хотя дух мой, – продолжал Сенека, – всегда удовольствовался немногим, но поместья мои благодаря твоей милости…

– Да, да, бескрайни… И, говорят, приносят огромные доходы? – продолжал бормотать Нерон.

– Вот это особенно меня печалит. Я учу воздержанию и умеренности, а сам купаюсь в роскоши. И как, обессилев в походе, я стал бы просить тебя о поддержке, так теперь, достигнув старости и не имея сил нести бремя богатства, прошу лишь об одном: возьми назад пожалованное тобою.

Визги и крики неслись из подземелья. Нерон бросился к решетке, заглянул вниз.

– Гениально! – И обратился к Сенеке: – Прости… Как сладостна твоя речь! Но тем, что без запинки смогу тебе возразить, я ведь тебе обязан. Ты научил меня всему, в том числе и ораторскому искусству. Неужели воспитание цезаря не заслуживает жалкого десятка вилл? Любой спекулянт у нас имеет больше! Нет, Сенека, я еще не расплатился с тобой как должно! – И, обняв Сенеку и прохаживаясь с ним по арене, Нерон добродушно говорил: – Помнишь, в дни юности, у камелька, ты рассказал мне, как некий философ взялся воспитывать ученика? Когда же пришла пора расплачиваться, ученик не заплатил. Философ повел ученика к судье. И ученик объяснил: «Этот философ обещал научить меня добродетели. Я не заплатил ему. Следовательно, нагло обманул. Следовательно, я бесчестен. Следовательно, он ничему меня не научил! А можно ли платить за ничто?» Грандиозно? Умение правильно оценить труд – черта богов и мудрых властителей. Так учил меня ты. – И Нерон приблизил лицо к лицу Сенеки и зашептал: – Я позвал тебя в Рим, чтобы по справедливости расплатиться с тобой.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/edvard-radzinskiy/teatr-vremeni-nerona-i-seneki/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.