Книга - Крушение империи

Крушение империи
Рафаэль Тигрис


Книга повествует о взятии Константинополя турками-османами в 1453 году. Судьбы героев тесно переплетаются с историческими событиями того времени. Благодаря их усилиям после падения Византии врагу не достаётся золото царя Крёза, а центр православия перемещается в Москву.





Крушение империи



Рафаэль Тигрис



© Рафаэль Тигрис, 2023



ISBN 978-5-0059-9356-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




РАФАЭЛЬ ТИГРИС







КРУШЕНИЕ ИМПЕРИИ


Историко-приключенческий роман.



Оглавление:

Предисловие Глава первая. Богатство царя Крёза. Стр 3.

Глава вторая. Османский марш. Стр 37.

Глава третья. Боже, спаси Константинополь! Стр 78.

Глава четвёртая. Падение великой империи. Стр 130.



,








ПРЕДИСЛОВИЕ



В истории человечества, примечательным является XV век нашей эры. Век, когда две религии – христианство и ислам – переживают свой подъём, и проповедующие их различные государства вступают в единоборство за мировое господство.

Именно в XV веке начинается бурный расцвет парусного флота и человечество получает возможность совершать длительные между материковые плавания. Происходит переломное историческое событие – открытие Колумбом Америки, а вслед за этим начинается эпоха великих географических открытий.

Именно с XV века начинается интенсивное развитие огнестрельного оружия, совершенствование которого продолжается до наших дней.

Именно в этот период рождается бог войны – пороховая артиллерия, которая с полей сражений постепенно перемещается на военно-морской флот, превращая его в грозное стратегическое средство.

Наконец, в XV веке начинается эпоха Возрождения, которая более всего повлияла на изобразительное искусство. Великолепные картины итальянских и голландских мастеров, помимо однообразно повторяющегося библейского сюжета, стали рассказывать о повседневной жизни того времени. Благодаря этому наш современный мир получил возможность увидеть реалии того периода, ибо живопись была в то время единственным методом передачи визуальной информации как в пространстве, так и во времени.

Книга повествует о взятии Константинополя турками-османами в 1453 году. Судьбы героев тесно переплетаются с историческими событиями того времени. Благодаря их усилиям после падения Византии врагу не достаётся золото царя Крёза, а центр православия перемещается в Москву.








Граница Лидии с персидским царством Ахеменидов. 6 век до н. э.




ГЛАВА ПЕРВАЯ. БОГАТСТВО ЦАРЯ КРЁЗА



Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровища на последние дни.




БИБЛИЯ (ИАК, 5, 3)


Ранний солнечный луч скудно осветил темницу и разбудил находящегося там пленника. Хотя тот и не спал вовсе, однако забрезжившийся свет поднял его на ноги и заставил подойти к крохотному окну. Могучее телосложение пленника, его роскошная одежда и величественная поступь выдавали в нём высокородное происхождение. Плен и последующее унижение не смогли сломить его. Лицо по -прежнему выражало самоуверенность и решимость, хотя и с оттенком некоторой усталости.

Это был царь Крёз – повелитель некогда могущественной Лидии, всесильный монарх на территории Малой Азии. О его богатстве слагались легенды. Лидийцы одним из первых научились добывать золото из земных недр, сделав тем самым своего царя сказочно богатым. Лидийские золотые монеты с изображением льва очень ценились в древнем мире и приносили царской казне огромный доход.

Крёз вдохнул утренний воздух, в котором ещё чувствовался запах гари от ночных пожарищ. Вот уже несколько дней персы грабили и сжигали столицу его царства Сарды, унося с собой богатую добычу и угоняя в рабство народ.

Мрачная тень легла на царское чело. Как же это произошло, что могущественная и богатейшая страна, которой, казалось, ничто не угрожало, за считанные дни покорилась противнику, всегда боявшегося её? Мог ли кто усомниться, что незыблемое благополучие и процветание Лидии, настолько хрупко и шатко? Этот вопрос вызывал в душе у Крёза мучительную боль.

Несколько месяцев назад он, послушавшись предсказанию дельфийского оракула, уверенный в своих силах переправился с войском через пограничную реку Галис и вторгся на территорию персидского царства Ахеменидов. Как же случилось, что персы не только успешно отразили военное вторжение, но и смогли захватить саму столицу Лидии, пленив её царя? Он, который ещё вчера находился на вершине своего могущества, был несметно богат, повелевал множеством людей, которому завидовали многие царственные вельможи, теперь стал жалким узником своих врагов, отнявших у него в одночасье всё.

Лязгнул тяжёлый засов двери, и в сопровождении своих воинов в темницу зашёл царь персов Кир. С минуту он молча рассматривал покорённого им лидийского царя. При свете факелов лицо Крёза выглядело хоть и устало, но без тени смирения и страха. Кир же с наслаждением разглядывал человека, который лишился всех земных благ. От этого хищническое выражение лица сменилось некоторым добродушием. Сейчас как никогда судьба всемогущего монарха Лидии целиком зависела от его настроения.

– Видишь, каким зыбким бывает благополучие? Как легко может быть разрушено то, что созидалось годами. Причиной тому – обычная людская жадность и тщеславие.

Покорённый царь хранил суровое молчание.

– Ты первым начал эту войну, тебе и держать ответ за последствия, – сказал Кир, прочитав ненависть во взгляде лидийца.

Крёз продолжал молчать.

– Ты, владеющий несметными богатствами, ослеплённый алчностью, как обычный разбойник, позарился на добро своего соседа.

Крёз по-прежнему не издал ни звука. Его молчание сильно раздражало персидского царя. Ему хотелось бы услышать слова сожаления и пощады от некогда всемогущего повелителя Лидии. Однако тот стоял с невозмутимым видом, во взгляде котором не было даже намёка на отчаяние.

Царю персов надоело мрачное молчание Крёза и он перешёл на более животрепещущую для себя тему.

– В твоём дворце мы не нашли того золота, о котором слагаются легенды. Где оно? – спросил Кир, и глаза его заблестели от жадности.

Ухмылка появилась на устах у лидийского царя. Крёз понял, что с этого момента он становится хозяином положения.

– Если ты будешь продолжать молчать, я велю казнить тебя! – грозно проговорил Кир.

– Это единственное, на что ты способен? – тоном победителя, наконец, проговорил Крёз, – моё золото не подвластно моей смерти, а значит, никогда не достанется тебе.

Кир яростно схватился за рукоятку своего тяжёлого меча, который висел у него за поясом. Он подошёл вплотную к пленнику и злорадно прошипел ему в лицо:

– Смерти, которую я уготовил тебе, подвластно всё.

Его страшная угроза не возымела никакого эффекта. Ухмылка по-прежнему не сходила с лица Крёза.

Царь персов понял, что словами ничего не добьётся, повернулся к своим охранникам и приказал:

– Ведите пленника за мной!

Они пошли по тёмному проходу узницы и вышли на небольшой двор, расположенный среди крепостных стен. Здесь ничто не предполагало о намечающейся казни, которой Крёз боялся менее всего.

Насилие и жестокость были распространёнными явлениями того времени. Сам лидийский царь не раз сталкивался со смертью и потому смело смотрел в лицо своим будущим палачам.

Обычно персы казнили своих осуждённых, сажая их живьём на кол. Этот вид казни они довели до совершенства. С помощью специального механического устройства, крепко связанного человека, в сидячем положении, медленно опускали на острое орудие, подвергая его мучительной смерти. От ужасной боли казнённый несколько раз терял сознание, но каждый раз умудрённые персидские лекари вновь приводили его в чувство, и казнь продолжалась до тех пор, пока внутренности вместе с колом не выходили с противоположного конца.

Именно такое приспособление для своей казни предполагал увидеть Крёз, но ничего подобного он во дворе крепости не обнаружил. Вместо страшного кола в углу была вырыта глубокая яма. Царь Кир со зловещей улыбкой повернулся к пленнику и приказал охране:

– Подведите его к этой яме. Пусть увидит, что с ним будет, если не укажет нам, где находится золото?

Крёз глянул вниз и увидел своих любимцев, царских львов – символ его государства. Они всегда жили в большой удобной клетке и питались мясом с царской кухни. Теперь же персы бросили их в эту тесную грязную яму и умышленно держали голодными. Львы, не привыкшие к таким условиям, свирепо метались внизу, готовые растерзать любого, кто попадётся им в пасть.

– Вот видишь, как обезумели от голода твои ласковые кошечки? – цинично произнёс царь персов, – представляю, как они вмиг разделаются со своим хозяином?

Такого коварства со стороны персов Крёз явно не ожидал. Они уготовили ему не только страшный конец, но и великое унижение. Ему – всемогущему царю Лидии – не суждено будет погибнуть от рук врага. Подобно дичи он будет вскормлен собственным львам. Крёз готов был стерпеть любую боль, принять, как храбрый воин, самую жестокую казнь, но перенести подобное унижение было выше его сил.

– То, что ты царь-палач, известно давно, но то, что ты ещё и жалкая змея об этом я узнал только сейчас, – проговорил владыка Лидии с ненавистью в голосе.

– Ты будешь помилован, если скажешь где золото, – ответил невозмутимо Кир, не обращая внимания на оскорбления пленника.

– Моё золото? – повторил медленно Крёз, – о нём известно только мне и богам Олимпа. Тебе же, змеиному выкормышу, никогда не суждено будет это узнать.

Последние слова сильно разгневали Кира. Он уже готов был приказать сбросить пленника в яму со львами, но потом взял себя в руки. Ему был нужен живой Крёз, мёртвый уже никогда не заговорит.

Кир подал знак страже, и она вывела во двор ещё одного пленника. Это был грек Агафокл – самый преданный слуга Крёза. В отличии от своего хозяина он был страшно напуган. Лицо его выражало тревогу, и он без конца со страхом озирался на охрану.

Кир подошёл к лидийскому царю и с сарказмом сказал:

– Сейчас ты воочию узнаешь каким будет твой конец. Не всякому смертному выпадает подобная удача. Но я тебе её предоставлю.

Кир взмахнул рукой, и охранники столкнули Агафокла в яму со львами. Душераздирающие вопли несчастного быстро сменились леденящим душу хрустом. Голодные хищники заживо разделались со своей добычей.

Всё это время Кир не отводил взгляда с царя Лидии, безмерно упиваясь его волнением и бессильной яростью. Он был почти уверен, что после этой ужасной сцены Крёз сломается и укажет, наконец, где хранится его золото.

Лишь на один миг отвлёкся царь персов и перевёл взгляд в яму, чтоб посмотреть на финал жестокой расправы над несчастным Агафоклом. Этого было достаточно, чтобы Крёз быстро выхватил из-за пояса своего противника длинный меч. Повелитель Лидии отскочил назад и с силой замахнулся на Кира. Однако бдительная персидская охрана тут же заслонила своего царя, и удар пришёлся по щиту одного из ратников. В следующее мгновение стоящий поодаль воин кинул в Крёза мощное копьё, поразившее его прямо в сердце. Пленённый царь рухнул на землю. В ярости Кир подскочил к телу испускающего дух Крёза и в отчаянии прокричал:

– Где золото? Скажи, где золото?

Довольная улыбка в последний раз озарила уста умирающего, но не сломленного царя. Так погиб богатейший властелин древнего мира Крёз, с мечом в руках, унося с собой навсегда тайну о своём несметном богатстве.



Древняя легенда гласит, что когда Александр Македонский, покорив Египет, осматривал план будущего города, который архитекторы чертили на песке мукой, туда слетелись голуби. Александр посчитал это добрым знаком и распорядился начать строительство Александрии.

Удобная морская гавань и плодородные поля Нила стимулировали бурный рост города, который в год рождения Христа уже имел население до полумиллиона жителей. Это был величайший центр науки и искусства. Для удобства судоходства греки соорудили в Александрийском порту Паросский маяк высотой 150 метров и оснастили его современным для того времени оборудованием. Огонь маяка, усиленный зеркалами, был виден с расстояния до 80 километров.

Александрия была крупнейшим морским торговым центром с развитым ремесленным производством. Однако после захвата города арабами его экономическая значимость упала, и население некогда многолюдного города сократилось почти вдвое. Вдобавок ко всему землетрясение разрушило знаменитый Паросский маяк, лишив Александрию особой привлекательности.

Семья ювелира Моисея жила в Александрии ещё с давних времён. Все предки Моисея были ювелирами и секреты своего ремесла они передавали из поколения в поколение.

Драгоценные камни, привозимые из Индии, превращались в руках искусных мастеров в прекрасные украшения. Слава о них распространилась в другие страны и города восточного Средиземноморья, и, несмотря на экономический упадок Александрии, услугами её ювелиров продолжали пользоваться многие заморские богачи.

Жена Моисея Суламифь родилась в Барселоне, в зажиточной семье. Отец её, достопочтимый Симон, был владельцем нескольких торговых судов, которые осуществляли грузовые перевозки в Геную. После того, как христиане отвоёвывали у арабов Иберийский полуостров, начались преследования иудеев со стороны католической церкви, и большая еврейская община в Барселоне пришла в упадок.

Отец Суламифь был вынужден распродать имущество и перебраться в Александрию. Семья прибыла на собственном судне, которое принадлежало старшему брату Суламифь Иосифу.








Трёхмачтовая каракка 15 века

«Ангел» так называлось это судно, представляло собой трёхмачтовую безвёсельную карраку, вооружённую лёгкой артиллерией для отражения нападения пиратов.

Моисей успел прожить со своей женой всего 11 лет. Жаркий климат Египта не смог благоприятно отразиться на здоровье молодой женщины из Испании, и она, заболев лихорадкой, умерла, оставив без матери сына Соломона и дочь Ребекку.

Шли годы, и Ребекка из маленькой девочки превратилась в настоящую красавицу с длинными золотистыми волосами, белоснежной кожей и с глубокими, как морская пучина, синими глазами. Арабы заглядывались на её красоту, когда Ребекка иногда выходила на улицы Александрии. Палящему солнцу Египта никак не удалось хоть немного затемнить белизну девичьего тела. Ребекка была очень похожа на свою мать, и сердце Моисея сжималось от тоски, когда он засматривался на свою дочь. Такой же лучезарной девушкой была его жена Суламифь, когда впервые сошла на египетскую землю после длительного морского путешествия на «Ангеле».

Своему сыну Соломону Моисей передал премудрости ювелирного дела. В свои двадцать лет Соломон уже был искусным ювелиром, чем сильно радовал отца. Однако в глубине души юноша был влюблён в море и мечтал о дальних плаваниях.

Дядя Соломона, Иосиф был опытным шкипером. Всю жизнь он провёл в морских путешествиях, редко бывая дома, и потому не создал собственного семейного очага. Являясь одновременно владельцем и шкипером «Ангела», он осуществлял торговые перевозки. Превосходная мореходность «Ангела» позволяла доставлять грузы намного быстрее прочих судов того времени, а наличие вооружения на борту обеспечивало его безопасность от нападений пиратов.

Команда «Ангела», состояла из десяти человек, в то время как галерным судам необходимо было иметь и содержать большое количество галерных матросов. «Ангел» долго не задерживался в порту и постоянно был в плавании. Дела его владельца ещё больше пошли в гору, когда он решил заняться перевозкой кофе. Поначалу никто не верил в прибыльность этого дела, однако Иосиф, с врожденной ему интуицией, почувствовал, что торговля кофе – это выгодное предприятие с большим будущим.

Первыми пить кофе начали арабы из города Мокко, которые завезли его зёрна из эфиопского местечка Каффа. Постепенно они распространили эту привычку на остальные арабские города. Европа тогда не ведала о бодрящих свойствах этого напитка. Чашечка ароматного кофе по утрам и сигарета стали чуть ли не обычным ритуалом для большинства из нас в современном мире. Но тогда кофе только входил в моду, а до открытия Америки о табаке никто не имел ни малейшего представления.

Большую часть времени Иосиф проводил в морских плаваниях. Не имея собственного очага, он в те редкие дни, когда находился на суше, жил в доме у Моисея. Иосиф был очень привязан к его детям и особенно к Соломону. Он чувствовал в этом парне настоящего морехода и потому всячески поощрял его увлечение. Соломон с помощью дяди досконально изучил конструкцию «Ангела», знал принципы парусного судоходства и познал азы навигации. Для полной подготовки ему не хватало практических навыков, но для этого необходимо было отправиться в морское путешествие, которое Моисей запрещал, считая это пока преждевременным.

Иосиф был мужчиной крепкого телосложения. Его правильные черты лица сочетались с выветренной, смуглой кожей. Усы и бородка, подстриженные на испанский манер, придавали ему вид этакого морского рыцаря. Безмерная храбрость и доброта гармонично уживались в его характере. Иосиф был отличным рассказчиком и мог часами описывать свои морские похождения. Вот и сейчас он красочно разрисовывал последнее путешествие в Смирну, где жила большая еврейская община. Он отвёз туда большую партию кофе, которое уже начали употреблять жители этого города.

– Город Смирна постепенно перестаёт быть византийским. Там во всю уже хозяйничают турки, – поведал Иосиф, – их суда всё чаще встречаются на побережье Эгейского моря и вокруг близлежащих островов. Турки с каждым годом становятся всё сильнее. Они захватывают всё новые земли и города у Византии, и лишь Константинополь является последним оплотом этой некогда могучей империи.

– Похоже, нашей общине в Смирне приходится нелегко среди новых хозяев? – спросил Моисей.

– Не совсем так, – возразил мореход, – как раз иудеям и прочим иноверцам там живётся неплохо. В отличие от христиан турки не подвергают их религиозным преследованиям. Просто тамошние евреи, как и мы в Египте, платят особый налог за немусульманское вероисповедание.

– Куда же ты на этот раз отправишься, наш дорогой Иосиф? – спросил Моисей.

– Опять в Смирну. Повезу на этот раз пшеницу, самый ходовой товар. Слушай, Моисей, отпусти Соломона со мной в плавание. Он уже достаточно взрослый для такого дела. Прошу тебя, отпусти. Морской воздух ему только на пользу. Ты же видишь, как он увлечён морем. Он же прирождённый мореход. А ювелирное дело никуда не убежит от такого способного парня.

Да, уговаривать Иосиф был мастак. Моисей ещё колебался с минуту, но потом ответил:

– Хорошо, так и быть, плывите. Он уже взрослый парень, пускай на мир посмотрит. И чтоб присматривал бы за ним построже. А то, ты знаешь, в его возрасте всё может приключиться.

– Не беспокойся. Глаз с него не спущу, уж ты поверь мне. Вернётся из плавания – ты его не узнаешь. Совсем другим будет. Это я тебе гарантирую.

Глаза Соломона заблестели от счастья, когда он узнал, что его отпускают в путешествие вместе с дядей. Наконец-то он покинет пределы Александрии и познает все прелести морского плавания. Жизнь Соломона и Ребекки протекала очень скучно. Если ювелирное дело вносило какую-то пестроту в будни Соломона, то для Ребекки единственным приятным времяпрепровождением были редкие прогулки по побережью в компании брата. Жизнь молодой девушки в маленькой еврейской общине протекала однообразно, и потому Ребекка несколько позавидовала своему братцу, когда узнала, что он отправляется в море. Она с восхищением смотрела на Соломона и немного взгрустнула. Брат и сестра вместе росли и были всегда неразлучны. Тот факт, что они расстаются на продолжительное время огорчил Ребекку.

– Ты, Соломон, береги себя, не забывай про нас и поскорее возвращайся и непременно привези мне красивый заморский подарок.

– За меня не беспокойся, Ребекка. А подарок привезу такой красивый, какой тебе и не снился.

Ребекка обрадовалась, как малое дитя. В сущности она и была ребёнком, но уже повзрослевшим. В её по-детски невинном лице уже проглядывались присущие для женщины интригующие искорки. Ребекка уже стыдливо отводила взгляд, когда на неё засматривались мужчины.

Природа щедро одарила её царственной красотой. Это была та красота, ради которой мужчины теряют голову и забывают обо всём на свете. Ради такой красоты королевства воюют друг с другом, а поэты воспевают в своих стихах. Об этом Ребекка даже не представляла, когда безбедно жила в отцовском доме.



Было тёплое июньское утро. Египетское солнце постепенно начинало раскалять воздух. Жара пока не началась, и с моря дул утренний бриз. В порту Александрии трёхмачтовая каракка «Ангел» готовилась к отплытию. Судно было уже давно загружено, и команда проводила последние приготовления. В столь ранний час в порту было безлюдно. Провожать Соломона в его первое морское плавание пришла вся семья. Больше всех был взволнован Моисей. Он положил свои руки на плечи сына и, смотря ему прямо в глаза, по-отечески наставлял:

– Сынок, ты впервые покидаешь отчий дом. Остерегайся опрометчивых шагов. Любой твой поступок должен быть всячески обдуман и взвешен. Знай, что самая дорогая вещь на свете- это твои собственные глупости. За них ты потом будешь дорого расплачиваться всю жизнь. Избегай льстецов, подхалимов и хвастунов. Не верь щедрым посулам, ибо благо не бывает лёгким. Умей отличать настоящую правду от хорошо замаскированной лжи. Правдолюбцы, идущие напролом, как быки, выглядят очень глупо, однако отпетым лгунам также нет места рядом с тобой. Всему знай меру и предпочитай золотую середину. Остерегайся слишком красивых женщин- это источник больших бед. Не гонись за богатством, и тогда богатство само найдёт тебя. Избегай завистников, ибо зависть всегда порождает зло. И самое главное – помни, что тебя ждут твои отец и сестра. Храни тебя наш Бог!

Сказав это, отец повесил на шею сына изящную золотую цепочку с шестиконечной звездой. Такая же звезда красовалась на золотом перстне Моисея, которую он всегда носил на правой руке. Отец и сын крепко обнялись. Затем Соломон расцеловал сестру и легко взбежал по мостику на судно.

«Ангел», поймав утренний бриз, быстро надул паруса и начал медленно отплывать. Иосиф, зная наизусть фарватер порта, начал выводить «Ангел» в открытое море. Соломон стоял на палубе, прислонившись к борту, и грустно вглядывался на всё уменьшающиеся фигурки провожающих. Сердце его сильно защемило от тоски, и на глазах навернулись слёзы. Ему вдруг на мгновение показалось, что он видит их в последний раз. Однако в следующий момент он взял себя в руки и с восторгом посмотрел на своего дядю.

– Выше голову, мореход! – взбодрил его шкипер, привычными движениями управляя судном, – попутный ветер крепчает. Сейчас мы зададим волнам хорошую взбучку! – разгорячено закричал он.

В Иосифе уживались два человека. На суше он был расчётливым купцом, который дотошно выверял доходы и расходы. В это время он был похож на своих далёких предков из Палестины. На судне же этот купец преображался в морского волка, для которого море было родной стихией.

Судно уже вышло из акватории александрийского порта и понеслось по открытой морской глади. Иосиф полностью окунулся в свою родную стихию, крепко держа в руках руль, он слился с кораблём в единое целое, и от этого на его лице появилась восторженная отрешённость. Подошедший к нему рулевой вывел его из этого состояния.

На «Ангеле» все члены команды были выходцами из Барселоны и потому говорили между собой на языке испанских евреев -юдезмо. Это было доброй традицией судна, которую завёл его шкипер с первого дня прибытия в Египет. В состав команды, помимо самого шкипера, входили: помощник шкипера, рулевой, судовой повар и четыре матроса, умеющих ставить и убирать паруса, а также при необходимости выполняющие роль бомбардиров. Иосиф очень сожалел, что не смог взять с собой корабельного плотника, столь необходимого при длительных плаваниях. Незадолго до выхода в море плотник заболел лихорадкой. Его функции должен был временно выполнять один из матросов. Соломону в этом плавании, как самому молодому, отводилась роль юнги.

Иосиф передал управление рулевому и подошёл к Соломону. Ветер всё крепчал, и началась сильная носовая качка, но Соломон отлично её переносил.

– Ну что, мореход, каков тебе наш «Ангел» в действии? Правда великолепен? – с восторгом в глазах спросил племянника Иосиф.

«Ангел» был построен знаменитым корабельным мастером из Бретани Жюльеном специально по заказу отца Иосифа Симона и являлся последним достижением судостроительной техники того времени. Мастер Жюльен, руководствуясь собственной традицией, украсил носовую часть каракки эмблемой, изображающей скрещённые якорь с веслом и с дельфином посередине.

Сама каракка была длиной 36 метров и шириной 9. Имела три мачты и три палубы. Обшивка была гладкой, борта закруглены вовнутрь, что предотвращало абордаж со стороны неприятеля. Наличие прямых и косых парусов придавало судну отличные мореходные качества. На «Ангеле» имелось артиллерийское вооружение- явление редкое для того времени, что позволяло применять судно как для торговых, так и для военных целей.

Мастер Жюльен был одним из первых, кто поместил бомбарды на нижней палубе судна, специально смастерив откидывающиеся порты. Это нововведение позволило улучшить устойчивость судна и одновременно скрывать имеющееся на борту грозное для того времени оружие. Двадцать бомбард корабля, по десять с каждой стороны, хоть и могли поражать противника каменными ядрами лишь с расстояния не более ста метров, однако своим грохотом, пламенем и дымом вызывали страшную панику у врага. Тогдашняя артиллерия была настолько примитивна, что оказывала скорее психологическое воздействие, нежели физическое.

Команда и пассажиры располагались в удобных каютах, особенно необходимых для долгих путешествий. Самой просторной и роскошной была каюта шкипера, которая одновременно служила и гостиной судна.

– Видишь, какой великолепный корабль приобрёл для нас твой славный дед Симон, тем самым увековечив себя в памяти потомков! Да будет благословенно имя его в веках! Пошли каюту, друг мой, я вижу, ты утомился.

Соломон и правда устал. Огромная масса впечатлений вскружила ему голову, и потому он покорно зашагал за дядей.

Они зашли в каюту шкипера, и Соломон стал рассматривать, великолепно исполненный портрет своего деда Симона, висевший на самом видном месте.

– Послушай Соломон, а есть ли в твоих карманах монеты? – вдруг спросил его дядя.

– Монеты? – переспросил его племянник, – нет. А зачем они мне здесь?

– Потому что ты такой же владелец этого судна, как и я, а так как это наше родовое имущество, то всё, что здесь есть по полному праву и в равной степени принадлежит также и тебе.

Сказав это, Иосиф подошёл к небольшому обитому железом сундуку, открыл ключом замок и показал содержимое Соломону. В сундуке хранились слитки золота и множество различных монет как золотых, так и серебряных. Иосиф туго набил кошелёк монетами и передал его племяннику.

– Держи мой друг! С этого момента ты становишься полноправным членом нашего фамильного торгового дома. Трать эти монеты по своему усмотрению и во благо себе, – торжественно произнёс шкипер и в чувствах расцеловал своего племянника.

Соломон стоял, держа кошелёк в руке, сильно потрясённый и не мог произнести ни одного слова. Наконец он очнулся и спросил:

– Дядя Иосиф. Откуда у нас столько золота? Неужели быть купцом такое доходное дело.

– Любое дело, которое ты делаешь с умом и с любовью, должно принести тебе достаток. Но самое главное – ты обязан преумножить то богатство, которое тебе досталось от твоих предков. Ты должен внести свою лепту в их многовековой труд. Если ты этого не сделаешь, а будешь только транжирить своё наследство, то считай, что родился на этот свет зря. Содержимое сундука -это в основном состояние наших трудолюбивых отцов и дедов, которые из поколения в поколение преумножали наше фамильное богатство, бережно храня самое ценное и незыблемое, и ты- достойный их потомок, должен продолжить их правое дело.

Соломон стоял, держа на весу кошелёк с золотом, слегка потряхивая его. Золотые монеты легонько позвякивали, приятно ублажая слух.

– А что я буду делать с этим богатством?

– Очень интересный вопрос. Намного интереснее будет увидеть, что оно сделает с тобой? – философски заметил Иосиф и добавил, – ну подарок своей сестре ты же должен купить?

– Должен, – заулыбался Соломон, вспомнив своё обещание.

Он стал внимательно рассматривать содержимое кошелька. Здесь были монеты различного достоинства и разных стран. Но больше всего внимание юноши привлекла очень интересная монета, на которой было отчеканено изображение женщины с полумесяцем в волосах, в колеснице, запряжённой оленями. Монета была внушительных размеров и разительно отличалась от остальных. Даже золотые византины, которые преобладали в кошельке, не могли сравниться с той, что так привлекла внимание Соломона.

– Дядя Иосиф, какого происхождения вот эта монета?

– Эти монеты передаются нам по наследству испокон веков, и уже никто толком и не помнит об их происхождении. Они очень древние, но золото не подвластно времени и потому не теряет свою ценность даже по истечении многих веков.

– А не опасно ли хранить столько золота на судне?

– Ну во-первых, я использую его во время торговых сделок, а во-вторых, храню их в надёжном месте под защитой пушек и верной команды.

– И всё-таки хотелось бы поподробнее узнать о происхождении этой красивой монеты, – задумчиво сказал Соломон, внимательно осматривая её на свету.

– В Смирне мы покажем её одному очень толковому владельцу ювелирной лавки. Зовут его Иаков. Он переселился в Смирну, но только не из Барселоны, как я, а из Толедо. Иакова я знаю давно – очень образован и наверняка расскажет нам много интересного про эти монеты.

Во время плавания Соломон помимо функции юнги с удовольствием обучался трудоёмкому делу моряка. Он не гнушался никакой работы, чем снискал уважение всей команды судна. Юноша научился правильно ставить паруса, как при попутном ветре, так и в бейдевинд. Дядя научил его пользоваться арабской астролябией, магнитным компасом, и Соломон уже мог самостоятельно определять местонахождение судна.

По прошествии шести суток «Ангел», подгоняемый лёгким попутным ветерком, приблизился к берегам Анатолии и на закате девятого дня вошёл в порт Смирны. Иосиф был очень доволен столь удачным плаванием:

– Всю дорогу ветер дул нам в спину, а пираты, тьфу, тьфу, как в воду канули. И всё это от того, что с нами плывёшь ты, Соломон, и твоя счастливая шестиконечная звезда, которая охраняет нас от всяческих напастей.

Соломон был рад, что смог принести удачу своим присутствием на судне, хотя и понимал, что дядя ему немного льстит.

Город Смирна начала процветать после того, как сюда стали съезжаться евреи из различных городов Иберийского полуострова. Они построили синагогу, открыли меняльные конторы и ювелирные лавки.

Так получилось, что до прибытия «Ангела» в Смирну уже заходило другое торговое судно с пшеницей, и потому Иосифу удалось сбыть не больше половины груза. Сильно раздосадованный случившимся, он во всём винил нерасторопных оптовых скупщиков зерна, с которыми он договаривался о количестве требуемого товара. Чтобы не очень огорчать Иосифа, скупщики пообещали выкупить оставшийся груз при условии, если он доставит его в город Эфес.

– Эти олухи не в первый раз подводят меня, – возмущался Иосиф, – никогда не поверю, что кто-то привёз пшеницу дешевле, чем я.

– Не стоит из-за этого так огорчаться, – успокаивал его помощник, – не купили здесь, так возьмут в Эфесе.

– Возьмут, а то как же. Знаю я этот Эфес. Там одна голытьба живёт. Хотя когда-то это был процветающий город.

– Дядя Иосиф, давай сегодня сходим к твоему земляку-ювелиру. Помнишь, ты обещал мне?

– Правильно. Давай. А то нам до утра здесь больше нечего делать. Эй, Давид! – крикнул он своему помощнику, – будь внимателен, я спускаюсь на берег.

Они отправились к Иакову, дом которого находился в отдалённой части города. Идти им пришлось довольно долго, без конца петляя по извилистым и узким улицам Смирны. Иной бы давно заблудился, но Иосиф знал город, как свои пять пальцев. В доме ювелира гостей встретили радушно.

– Шолом, достопочтимый Иаков! Я рад видеть тебя в полном здравии! – поприветствовал ювелира Иосиф.

Иаков, мужчина лет шестидесяти с проницательным взглядом сразу оживился, когда увидел Иосифа вместе с молодым человеком.

– Шолом, дорогой Иосиф! – радостно откликнулся ювелир.

Затем он повернулся к Соломону и воскликнул:

– А кто этот юноша? Погоди, уж не внук ли это достопочтимого Симона из Барселоны?

– Совершенно верно. Это сын Моисея Соломон, – по-библейски сказал Иосиф и добавил, – будучи сыном моей покойной сестры Суламифь, он стал полноправным членом нашего торгового дома.

– Ну и, конечно же, ты посвящаешь его во все тайны морского дела?

– Я особо и не стараюсь, – хвастливо ответил Иосиф, – он прирождённый мореход, и схватывает всё налету. Ну, рассказывай, как вы тут живёте, как идёт торговля?

– Нашей общине в Смирне пока ничто не угрожает. Ни православные, ни мусульмане не препятствуют нашей вере, как это было в Толедо. Для них мы иноверцы и только. За это платим отдельный налог. Торговля же идёт складно. Так что до прихода великой Мессии думаем доживём.

– Ну, Мессию ты может быть и не дождёшься, но благополучная старость тебе в этом городе обеспечена точно, – по-житейски рассудил Иосиф.

– Садитесь дорогие гости. Давайте пить кофе, – на восточный манер подсуетился Иаков и взмахнул колокольчиком.

В комнату зашёл смуглый слуга-грек.

– Приготовь-ка нам кофе. Подашь его вместе с фруктами и со сладостями, – распорядился по-гречески Иаков.

– Смотри, Соломон, – весело кивнул племяннику Иосиф, – с моей лёгкой руки даже евреи в Смирне стали пить кофе.

Слуга-грек принёс сушёный инжир с изюмом, великолепные золотистые абрикосы, ароматную халву, локум и свежеиспечённую пахлаву. Все трое стали пить кофе, закусывая сладкой медовой пахлавой.

– Мы тебе одну монету принесли, – начал Иосиф, покончив с кофе и переходя к фруктам, – хотели, чтобы ты поведал нам о её происхождении. Вот, взгляни.

Иаков, вооружившись увеличительным стеклом, стал внимательно изучать.

– Это очень древняя монета. Она отчеканена в дохристианскую эпоху, ибо здесь изображена языческая богиня охоты Артемида.

– Как же ты об этом узнал? – удивился Иосиф.

– Очень просто. Если колесница запряжена оленями, значит, это богиня Артемида. Римляне переименовали её, и теперь она стала богиней охоты Дианой.

Соломон с Иосифом внимательно слушали.

– Очень давно, около двух тысячелетий тому назад, на этой территории существовала страна под названием Лидия. Её повелителем был царь Крёз. Он сумел покорить всю западную часть Анатолии, в том числе города Смирну и Эфес. Царь Крёз был сказочно богат. О количестве его золота до сих пор ходят легенды. Лидийцы добывали золото в реке Пактол, отделяя его от серебра. Из него они чеканили монеты с изображением льва. Крёз был почитателем всего эллинического и потому делал щедрые подношения греческим храмам. Но больше всего золота он подарил великолепному храму Артемиды в Эфесе. Царя Крёза пленили, а затем убили персы, но богатства не нашли, ибо оно было надёжно спрятано в языческом храме Артемиды. До прихода христиан это золото находилось именно там, однако потом его, по-видимому, вывезли оттуда, дабы оно не попало в руки поклонников Христа, предварительно отчеканив из него вот такие монеты. Храм Артемиды стал храмом Дианы. Основное богатство царя Крёза до сих пор не найдено, хотя иногда встречаются такие единичные монеты.

– А почему ты думаешь, что золото до сих пор не обнаружено? – с сомнением спросил Иосиф, – ведь есть же монеты отчеканенные из него и, судя по всему, их немало.

– Потому что этого золота так много, что как только его найдут, в мире сразу появится новый царь Крёз, и мы непременно об этом узнаем.

– Ты хочешь сказать, что обладатель этих богатств сможет завладеть пол миром? – осторожно спросил Иосиф.

– Вы даже не можете себе представить как его много! – сказал восхищенно Иаков, подняв подобострастно руки, – его владелец способен не только покорить, но и перевернуть весь мир.

– Не могу вообразить, сколько должно быть золота, чтобы купить весь мир? – усмехнулся Иосиф, – ведь если золота будет так много, как песка в Египте, то оно уже никому не будет нужно. Я считаю, что не богатства делают людей, а люди делают богатства.

– Погоди-ка, дядя! Ведь на судне ты говорил мне совсем обратное, – сказал удивлённый Соломон.

– Мой дорогой друг! В разное время эту фразу можно переставлять по- разному в зависимости от сложившейся ситуации, ибо всё в этом мире переменчиво, – лукаво ответил Иосиф.

Затем старые друзья завели между собой чисто коммерческую беседу, а Соломон стал с интересом рассматривать выставленные на продажу ювелирные украшения. Его внимание привлекло великолепно изготовленное золотое колье с красиво огранёнными разноцветными полудрагоценными камнями. Соломон вспомнил, что хотел купить сестре подарок, и потому решил приобрести именно это изделие. Иаков заметил, как юноша внимательно рассматривает колье, и произнёс:

– Правда красивая вещь! Я и сам подолгу на неё засматриваюсь. А у тебя отменный вкус, мой мальчик, сразу видно, что ты из семьи потомственного ювелира.

– Великолепная вещь, – с видом знатока произнёс Соломон, – сюда вложено много кропотливого труда. Я хотел бы её приобрести в качества подарка для моей сестры.

К этому времени Иосифа тоже заинтересовало колье и он стал её с интересом рассматривать, а когда узнал, что она предназначается для его чудесной племянницы, уже по-деловому спросил:

– Сколько же она будет стоить, Иаков?

– Если для вас, мои дорогие земляки, то торговли не будет. Вам понравилась моё колье, мне- ваша древняя монета. Согласен на обмен, – резонно заключил Иаков.

Дядя и племянник переглянулись. Монета по своему золотому эквиваленту значительно уступала колье, однако по нумизматическим понятиям имела большую цену. Но в этом мог разобраться только такой специалист, как Иаков, для остальных же это был лишь обычный кусок золота.

– Отличная сделка. Вполне достойный обмен, – согласился Иосиф, памятуя о том, что таких монет у него на судне осталось в достаточном количестве.

Оба друга ударили по рукам в знак согласия. Иаков опять захотел зазвонить, но только сейчас заметил, что его слуга-грек всё это время находился рядом и никуда не отлучался.

– Проводишь гостей до судна, – приказал он слуге, собственноручно упаковывая колье в футляр.

По всему было заметно, что ему жаль расставаться с этой великолепной вещицей.

– Здесь по ночам не всегда безопасно, – пояснил Иаков, – так что мой слуга вас проводит. А то ещё заблудитесь или, того хуже, вас ограбят.

Друзья стали сердечно прощаться. Иосиф и Соломон в сопровождении слуги зашагали обратно в порт по уже стемневшим улицам Смирны. Слуга, хорошо знающий город, но ни слова не говорящий по-испански, безмолвно и без происшествий проводил их до «Ангела». Они поднялись по мостику на корабль, а слуга исчез в темноте улиц. Однако он не пошёл в сторону ювелирной лавки, а свернул к портовому постоялому двору. Когда слуга зашёл туда, его встретила шумная, разношёрстная толпа, состоящая из матросов и портовых женщин. Не обращая на них никакого внимания, слуга подошёл к хозяину и сказал:

– Где Кяр? Я хочу его увидеть.

Не успел он это произнести, как из глубины плохо освещённой комнаты вынырнул короткого роста широкоплечий мужчина. Острая чёрная бородка в сочетании с маленькими, близко посаженными глазами придавали ему козлиную внешность. Глухонемой от рождения, Кяр мог различать слова только по движениям губ.

– Веди меня к хозяину, – сказал, жестикулируя слуга немому.

Тот понял его, одобрительно кивнул и взглядом велел следовать за ним. Они зашагали к самой отдалённой пристани порта, где мерно покачивалось множество галер. Подойдя к одной из них, они поднялись на борт. Здесь их встретили двое бородатых мужчин с большими чёрными усами, одетые в просторные свивающиеся штаны белого цвета, опоясанные шнурком с вышитыми концами. Поверх штанов на них были надеты шёлковые рубашки, доходившие до икр. На головах красовались тюрбаны из красного сукна. Обуты они были в лёгкие ботинки из жёлтого сафьяна. Турецкая речь была непонятна слуге и сильно резала слух. Увидев Кяра, турки засуетились и пропустили обоих на судно. Слуга и Кяр зашли в полутёмное помещение.

– Зачем пришёл? – вдруг из темноты раздался голос, с трудом произносивший греческие слова.

Слуга-грек понял, что эти слова обращены к нему и ответил:

– Час назад я увидел то золото, которое ты разыскиваешь, мой господин.

– Вот как! Где же ты видел это?

Глаза слуги стали привыкать к темноте, и он смог разглядеть силуэт говорящего с ним человека. Тот возлежал на просторной тахте со множеством подушек. Рядом с ним белело нагое женское тело, сильно выделявшееся на фоне зелёного шёлка.

– Я видел это золото в ювелирной лавке моего хозяина, – ответил слуга.

Услышав это, лежащий на тахте человек резко вскочил и жестом велел одалиске удалиться. Женская фигурка быстро завернулась в покрывало и исчезла.

– Продолжай, – приказал он.

– Это золото принесли друзья моего хозяина, иудеи из Александрии. Они обменяли золотую монету с изображением богини Артемиды на ювелирное украшение. В Смирну прибыли на судне «Ангел», что стоит на центральной пристани. Я сам их туда провожал.

Человек задумчиво начал ходить по комнате.

– И много ещё у них этих монет? – наконец произнёс он.

– Я не знаю, мой господин. Они говорили на непонятном для меня языке и мне не удалось ничего разузнать.

– Где сейчас находится эта монета?

– В доме у моего хозяина.

– Ты отправишься вместе с Кяром туда и любой ценой добудешь мне эту монету. И чтоб через час она была у меня!

Слуга пытался возразить, но его уже никто не слушал.

– Кяр, – обратился к глухонемому его господин, стараясь говорить для него внятно, по-турецки, – если понадобится, употреби свою силу, но монету принеси любой ценой. Иди, он укажет тебе дорогу.

Кяр прочёл приказ по губам и понимающе кивнул.

Оставшись один, человек стал сосредоточенно расхаживать по комнате. Это был среднего роста коренастый мужчина лет сорока. Большой орлиный нос придавал его лицу хищническое выражение. Смотрящие с коварством глаза подозрительно сверлили окружающих. Звали этого человека Селим.

После захвата византийского города Бурса в руки туркам попали сведения об истинных размерах богатств Византии, а также о возможных местах их нахождения. Естественно, ядром византийского могущества и процветания был Константинополь. Здесь, по всей вероятности, были сконцентрированы основные сокровища империи. Однако источники, захваченные в Бурсе, свидетельствовали о том, что на периферии также имеются немалые богатства.

Тысячелетняя Византия была преёмницей всех больших и малых государств, которые на протяжении многих столетий возникали, процветали, обогащались и распадались на её огромных пространствах. Богатства правителей этих, давно канувших в бездну истории стран, переходили во владение Византии. Одним из источников этих богатств было золото лидийского царя Крёза. Письменные свидетельства, найденные османами в Бурсе, говорили о существовании огромного состояния, оставленного царём Крёзом. Однако те же источники ничего не говорили о конкретном его местонахождении.

Селим был одним из доверенных лиц турецкого султана Мурада Второго. В прошлом пират из Алании, Селим провёл свою бурную молодость, грабя богатые торговые суда, следующие с Востока в Константинополь. Сколотив себе порядочное состояние, он поселился в столице османов и вёл светский образ жизни, ублажая себя одалисками и с благоговением читая отрывки из Корана. Однако во дворе султана его заприметили и, напомнив о его былой лихой жизни, привлекли к исполнению различного рода авантюр. Султан поручал ему особые задания, выполнение которых требовало применения насилия, а порой и физического устранения неугодных. Чтобы выполнить высочайшее повеление, Селим не останавливался ни перед чем, порой действуя кроваво и жестоко, за что пользовался особым расположением султана.

Селиму на этот раз было поручено выявить местонахождение богатства царя Крёза. Он набрал банду из бывших пиратов и отплыл на галере в город Смирну, которая когда-то располагалась на территории бывшего лидийского царства. По дороге они подвергли нападению испанское судно, возвращающееся из Константинополя, загруженное византийским шёлком. Подобного рода деятельность вполне одобрялась со стороны султана и применялась бандой в качестве средства обогащения.

В Мраморном море банда Селима ограбила ещё одно торговое судно. Им оказалась арабская багала, шедшая из Египта, нагруженная пшеницей. Перебив обе команды и захватив груз, пираты прибыли в Смирну под видом турецких купцов и здесь же по бросовым ценам сбыли доставшийся им разбойничьим путём товар. Вот почему скупщики пшеницы города лишь частично выкупили груз у Иосифа. Деньги, вырученные от продажи захваченной пшеницы и шёлка, пошли на расходы, связанные с их пребыванием в Смирне.

Селим подкупил слуг в богатых домах города и ювелирных лавках. С их помощью они надеялись добыть необходимую информацию о предполагаемом местонахождении золота. К несчастью для Иакова и Иосифа, подкупленный в качестве осведомителя слуга-грек стал свидетелем передачи золотой монеты храма Артемиды Иакову, о чём и не преминул рассказать Селиму.

На галеру вернулся один только Кяр. Он достал золотую монету храма Артемиды и передал её Селиму. Тот начал внимательно её осматривать.

– А ты молодец! Быстро управился. Как тебе это удалось?

Кяр жестом дал понять, что ему пришлось применить силу.

– Тебе пришлось убить этого ювелира?

Кяр кивнул в ответ.

– А слуга? Где он?

Довольное лицо глухонемого излучало чувство до конца исполненного долга.

– О, Всевышний! Неужели ты задушил и его? Этот человек сослужил нам хорошую службу и мог бы ещё пригодиться. Ты, лопоухий верблюд, что ты натворил?

Кяр хладнокровно смотрел на рассерженное лицо своего хозяина, и ни один мускул не дрогнул на его лице. В планы Селима, конечно, не входило устранение слуги-грека, однако тот факт, что Кяр достал для него эту монету, был намного важнее. Ради этой монеты можно было бы пожертвовать чем угодно. Наконец-то после длительного бесплодного пребывания в этом городе им удалось раздобыть частицу того, что они так упорно искали. У них в руках была нить, которая смогла бы привести к цели. А это дорогого стоило.

Селим понял, что если Кяр устранил слугу, значит, у него не было другого выхода. Кяр попросту рисковать бы не стал. По-видимому, слуга в последний момент почувствовал угрызения совести и хотел заступиться за своего хозяина, и потому Кяр был вынужден убрать его.

«Да, скорее всего так оно и было», – подумал Селим и уже по-доброму посмотрел на своего верного слугу.

Кяр почувствовал перемену настроения своего хозяина, и в его взгляде появилась некоторая ироничность. Селим невольно вздрогнул от взгляда хладнокровного убийцы. Он сразу же представил себе как невозмутимо, привычными движениями Кяр накидывает верёвку на шею жертвы и затягивает её с обеих сторон своими железными ручищами, от которых ещё никому не удавалось спастись. Всякий раз Селиму казалось, что перед ним стоит не одушевлённое существо, а бездушное и безмолвное орудие убийства. Хотя именно такой слуга был всегда необходим Селиму, и потому, несмотря на свою брезгливость, Кяру он доверял больше всех.

С пяти лет, невесть откуда, Кяра забрали в школу янычар, и хотя он рос сильным и крепким, но глухота не позволила ему служить в армии султана. Для янычара-аги присутствие в отряде глухого воина могло бы обернуться большими хлопотами. По этой причине его определили в пажеский корпус во дворце султана, где он также не пришёлся уже в силу своей непривлекательной внешности. В конце концов его заприметил Селим, которого очень устраивал такой безмолвный слуга, жестокий и хладнокровный исполнитель воли хозяина.

– Значит, это золото прибрали к рукам иудеи. Стало быть, оно находится у них. Как это я раньше не догадался. Вот они и выведут меня на него. Непременно выведут. А ну, позови сюда Аслана! Пусть отправляется к центральной пристани и всё разузнает про судно «Ангел». Кто хозяин? Откуда? Куда и когда уплывает? – приказал Селим.

Аслан отправился выполнять его поручение.

– Оставаться нам здесь уже небезопасно и к тому же бессмысленно, – решил Селим, – на рассвете мы уплывём отсюда.

Через некоторое время вернулся Аслан и доложил:

– Это судно из Александрии. Его владелец шкипер Иосиф. Привез сюда пшеницу, однако не смог полностью сбыть товар, а потому завтра уплывает в Эфес, чтобы продать остальной груз там.

– Похоже, после нас продавать здесь пшеницу будет очень невыгодно, – зло расхохотался Селим, – сколько людей на этом судне и чем они вооружены?

– Людей мало. Человек семь-восемь, не больше, и вооружения не заметил. Темно было. Но думаю ничего серьёзного там нет.

– Значит, обычное торговое судно, – заключил довольный Селим, – взять нам его не составит особого труда. Вели готовиться к отплытию. И да поможет нам Аллах!



«Ангел» только миновал залив Смирны, как вдруг ветер прекратился, и на море установился полный штиль, очень характерный для Средиземного моря в летний период.

– Всё! Приехали! – начал возмущаться Иосиф, – с этим штилем у нас всё зерно прорастёт в трюме, пока мы доплывём до Эфеса.

Ветра всё не было, и «Ангел» стоял обездвиженный, слегка покачиваясь на месте. Соломон, довольный подарком для сестры, внимательно рассматривал колье, представляя, как украсит оно её красивую шею. Он уже успел соскучиться по дому и с нетерпением ждал того дня, когда снова сможет обнять своих близких.

Весь день солнце нещадно палило. Паруса «Ангела» безжизненно повисли, наводя на Иосифа уныние. К вечеру штиль прекратился и, подувший западный ветер наконец оживил «Ангел». Судно вяло поплыло в южном направлении и к утру достигло острова Хиос, который начал обозначаться по правому борту «Ангела». Ветер, дувший со стороны суши, придавал кораблю приличный ход. Однако ближе к полудню ветер опять начал стихать, тем самым замедляя движение судна. В это время Иосиф заметил, как справа и слева им наперерез устремляются две многовёсельные галеры. Было ясно, что они намереваются преградить им путь.

– А вот и пираты пожаловали! – будто радуясь этому, объявил шкипер.

Команда вышла на палубу, наблюдая, как галеры, усиленно гребя, быстро приближаются к «Ангелу» с обеих сторон.

– А ну нечего глазеть, все по своим местам! – скомандовал Иосиф, – как будто никогда пиратов не видели. Ну-ка, лево руля!

Корабль резко взял влево и нацелился носом в бок одной из галер. При хорошем ветре можно было уйти от правой галеры и разломать в щепки левую, ибо «Ангел» был в два раза крупнее и тяжелее их. Однако слабый ветер не позволял паруснику набрать достаточную скорость, чтоб протаранить противника. Галеры продолжали приближаться к судну наперерез. Иосиф уже начал различать фигуры и лица пиратов. Все они были одеты в просторные штаны, с тюрбанами на головах. Среди них выделялся коротышка с гладко выбритой головой. Это был Кяр. Он находился на правом судне вместе с Селимом, в то время, как Аслан командовал левой галерой. На обоих суднах криками и плетью принуждали галерников усиленно грести, отчего расстояние до «Ангела» быстро сокращалось. Турки намеревались использовать свой любимый приём: взять судно на абордаж одновременно с обоих бортов. С этой целью они уже предварительно держали в руках наготове абордажные крючья.

– Ты смотри, какая честь! Нас хотят взять на абордаж сразу с двух сторон, – иронично заключил Иосиф, – судя по их усато-носатой внешности и наличию тюрбанов, мы имеем дело с турецкими пиратами. Ну что ж! Для пушек «Ангела» турок ты или араб не имеет никого значения. Они готовы пальнуть хоть в самого чёрта, – и уже закричал громко, – эй, бомбардиры! Открыть порты!

Бомбардиры уже заряжали свои лёгкие бомбарды, жерла которых стали угрожающе высовываться с обоих бортов. Турки, увидев грозные орудия, явно забеспокоились. Они не ожидали, что обычное торговое судно имеет на борту артиллерию. Больше всех был раздосадован Аслан, который не заметил ночью, что купеческий корабль обладает современным оружием. Пираты намеревались изменить тактику своей атаки, но было уже поздно. Семнадцать из двадцати бомбард, находившихся в исправном состоянии, приготовились к бою.

– Бомбарды левого борта, прямой наводкой – пли! – резко скомандовал шкипер, решив первым выстрелить по наиболее близко плывущей левой галере.

Бомбардиры тут же поднесли горящие фитили и подожгли порох. Все семь бомбард оглушительно выстрелили, от чего «Ангел» сильно качнулся в сторону правой галеры противника.

– Семь бомбард с правого борта прямой наводкой – пли! – крикнул Иосиф, и снова страшный грохот выстрелов потряс воздух.

Дым с левого борта начал медленно рассеиваться, представляя ужасающую картину прямого попадания пяти чугунных ядер. Расстрелянная практически в упор левая галера, получив пробоины, сильно накренившись вправо, быстро пошла ко дну, унося с собой в морскую пучину прикованных цепями к скамейкам галерников. Остальные турки, беспомощно барахтались на поверхности воды, крича о помощи.

Правая галера пиратов также получила серьёзные повреждения, но осталась на плаву. Среди её команды были и убитые, и раненые. Галерники в панике инстинктивно гребли прочь от «Ангела», даже не помышляя спасать тонувших товарищей. Селим, угрожая изогнутой саблей, безуспешно пытался заставить гребцов продолжить атаку, однако те, страшно напуганные артиллерией, были практически невменяемы.

– Ну- ка, пальните ещё раз с правого борта, а то там кто-то никак не угомонится! – окрылённый успехом, скомандовал Иосиф.

Не выстрелившие бомбарды пальнули по уже удирающему судну. Ещё три ядра попали в палубу галеры, наповал убив несколько гребцов и чуть не раздавив самого Селима. Снесённая ядром мачта галеры, отскочив, сильно зацепила по спине Кяра, и тот свалился на палубу. Оставшиеся в живых галерники принялись интенсивно грести, всё дальше удаляясь от смертоносного «Ангела». Поражение турецких пиратов было безоговорочным. Их наглость была жёстко пресечена неожиданным сопротивлением со стороны купеческого судна.

В то время артиллерия с применением пороха была большой редкостью, тем более на торговых судах, и потому для турок столь мощный удар явился полной неожиданностью.

– Смотри, как тюрбанники драпают! – радостно крикнул шкипер, показывая в сторону удирающей галеры, – они думали, что смогут нас одолеть своими абордажными крючками. Эх, жаль нет попутного ветра. Я бы с удовольствием отправил на корм рыбам вторую посудину.

– Дядя, не хватит того погрома, что ты сейчас устроил? – раздался голос Соломона, который всё это время, затаив дыхание, наблюдал за морским сражением.

– Мой мальчик, помни навсегда. Хорош тот враг, который мёртв. Вот эти, что удрали, подобно раненому зверью, будут тебе мстить всю жизнь и потому хорошенько запомни их лица, – нравоучительно произнёс Иосиф.

Однако внимание Соломона было приковано к водной глади. Там, на поверхности воды, он заметил одного из галерников, который, несмотря на то, что его руки были скованы цепями, смог остаться на плаву и теперь отчаянно боролся с волнами. Тяжёлые цепи сильно мешали ему, однако будучи, по-видимому, отличным пловцом, галернику удалось близко подплыть к «Ангелу». Силы его были явно на исходе, и он начал кричать о помощи.

– Помогите! Христом богом прошу! Спасите! – кричал галерник на чистейшем испанском языке.

Услышав испанскую речь, команда бросилась к левому борту.

– Клянусь своим Богом, у нас за бортом тонет наш земляк! – воскликнул изумлённый Иосиф, – а ну, живо вытащите его на палубу!

Бомбардиры уже тянули на борт галерника, который изо всех сил держался за брошенный ему канат. Ухватив за плечи, они вытащили его на палубу. Вся команда окружила спасённого и внимательно рассматривала его. Это был худощавый мужчина лет тридцати с типично испанской внешностью. Он стоял мокрый и счастливый, не веря своему спасению

– Спасибо, вам братья. Спасибо, – только и смог выговорить он.

Кто-то принёс ему сухую одежду, и тот принялся скидывать с себя мокрые лохмотья. Один из матросов начал сбивать его тяжёлые цепи, орудуя молотом и огромными корабельными клещами.

– Кто ты такой? И как ты очутился на галере пиратов? – спросил его Иосиф.

Спасённый сильно удивился, услышав свою родную речь.

– Не удивляйся, – сказал ему Иосиф, – мы все родом из Барселоны, хотя двадцать лет как живём в Египте.

– Так вы евреи! – догадался бывший галерник и начал с опаской поглядывать на окружившую его команду.

– Ты не бойся. У нас нет традиции выкидывать спасённых снова за борт, – пошутил Иосиф, – лучше расскажи нам о себе. Соломон, принеси-ка нашему земляку хорошего вина.

Соломон с радостью преподнёс спасённому чарку, и тот залпом осушил её и осмелев, произнёс:

– Зовут меня Диего Гарсия. Я корабельный мастер из Барселоны.

– Из Барселоны! – воскликнул Иосиф, – вот уж не думал, что спасу земляка. Ты, брат, не бойся. Мы, евреи, зла не держим. Знаешь, как говорится: зло – не золото, в карман не положишь. Ладно. Я вижу ты сильно устал. Соломон, отведи гостя в каюту, накорми, пусть придёт в себя и отдохнёт, а уж затем подробно расскажет о себе. Да и нам бы не мешало подкрепиться. Как ты считаешь, Давид? – обратился шкипер к помощнику.

– Денёк сегодня выдался забавный. Нам тоже полагается хороший ужин. Только я одного не пойму, Иосиф. С чего это так турки напали на нас? Мне показалось, что они преследуют какую-то особую цель.

– Грабёж их цель и больше ничего. Жадные страшно до чужого добра. Грабят всех и вся, что попадётся под руку.

– Не совсем так, Иосиф. Я эти посудины ещё в порту Смирны заприметил. Они там давно стояли. Только мы оттуда вышли, так они на нас сразу напали. Как будто их кто-то надоумил.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что они нас специально выследили? Ну и чем же они хотели поживиться? Несколькими мешками непроданной пшеницы?

– Ну, конечно, не пшеницей. Я думаю, чем-то более ценным. А то бы стали они рисковать, нападая на хорошо вооружённое судно. Им что-то другое надо.

– Что же? – удивлённо воскликнул Иосиф.

– Это бы надо у них расспросить. Вот очухается Диего, тогда и разузнаем.

– Да, с ним нам повезло. Надо же, вытащить из воды корабельного плотника, которого нам так не хватало.

Приближался долгожданный вечер, и палящее солнце перевалило за правый борт судна, следующего курсом на юг. Подул попутный ветерок, и «Ангел», благодарно надув паруса, быстро заскользил вперёд, оставляя за кормой пенящийся след. Соломон стоял на палубе и любовался закатом. Вокруг него простирались бескрайние морские просторы. Золотой диск солнца уже касался своей огненной сферой голубой каёмки водной глади. Соломон подумал о том с каким постоянством на протяжении множества тысячелетий солнце проделывает этот цикл, ставший таким естественным и закономерным для всего человечества- восход и закат. Не удивительно, что на протяжении многих веков язычники, заворожено наблюдая за солнцем, считали его своим главным божеством.

– Видишь, какая красота? – присоединился к племяннику Иосиф, – настоящий закат можно наблюдать только в открытом море.

– Неужели этим будут также любоваться через пятьсот, через тысячу лет? – спросил мечтательно Соломон.

– Конечно, будут. Мы с тобой песчинки во времени, а солнце и море вечны. Но те кто будет также заворожено, как и ты, любоваться закатом, хоть через пятьсот лет, обязательно найдут след твоего восторга на солнце. Уж ты мне поверь.

– Дядя Иосиф, ты так уверенно об этом говоришь, как будто заглядываешь в будущее.

– А я сам и есть будущее, – ответил Иосиф удивлённому Соломону, и тут же пояснил, – но для тех кто любовался солнцем пятьсот лет назад. Вот тебе и законы времени, – заключил шкипер.

– Не знаю, как меня, но тебя, дядя Иосиф, солнце точно запомнит для потомков.

– Пускай помнит. У потомков есть чему у меня поучиться, – гордо произнёс шкипер и продолжил уже серьёзней, – ты думаешь лет через пятьсот люди будут сильно от нас отличаться? Как бы не так. Они будут такими же, как и мы, детьми природы. Быть может, их корабли будут двигаться быстрее, и пушки будут стрелять дальше. Только и всего. А мир останется таким, каким он есть сейчас, под этим вечным солнцем.

Их философский разговор был прерван появлением Диего, который, отдохнув от пережитого, вышел на палубу. Испанец привёл себя в порядок и уже не выглядел как прежде измученным галерником. Сейчас он был похож на мастерового человека, который изрядно соскучился по своему ремеслу.

– Считай, что ты родился во второй раз, – торжественно произнёс Иосиф, – сегодня госпожа Фортуна была на твоей стороне.

– Своим чудесным спасением я благодарен вам, – сказал Диего благосклонно.

– Не надо нас благодарить. Мы просто выполнили свой человеческий долг. Лучше расскажи, как ты очутился у пиратов в неволе? – спросил Иосиф и к ним присоединился его помощник.

– Они напали на нас, когда мы возвращались обратно в Барселону из Константинополя, загруженные великолепным византийским шёлком. Наше торговое судно, не обладая такой мощной, как у вас артиллерией, было быстро захвачено бандой Селима. Команду в перебили, груз разграбили. Меня и ещё двоих матросов приковали к вёслам. Так я стал галерником.

– Значит, их главаря зовут Селим? – спросил Иосиф.

– Да. Он главарь банды, – ответил Диего и добавил, – все они отъявленные головорезы. Лишить человека жизни для них так же просто, как выпить чарку воды. Но самым непревзойдённым мастером этого дела является человек по кличке Кяр. Он глухонемой, не слышит ни криков, ни стонов своей жертвы. Даже сам Селим побаивается своего безмолвного палача.

– Ну ничего, хвала Богу, мы отправили этих негодяев на корм рыбам, – произнёс Иосиф.

– Это не совсем так, – возразил Диего, – вам удалось потопить судно, которым командовал Аслан. Второе судно, на котором были Селим и Кяр смогло удрать

– Да, жаль конечно, – присоединился к разговору Давид, – расскажи-ка нам, чем занималась эта банда в Смирне.

– До прибытия в Смирну им удалось напасть и разграбить ещё одно торговое судно с пшеницей. На этот раз эта была арабская багала. В Смирне они распродали награбленное добро по бросовым ценам.

– Так вот кто сбил мою торговлю! – возмущённо воскликнул Иосиф, – мало того, что они грабят торговые суда, ещё и сбивают нам цены.

– Чем же ещё они занимались в Смирне? Ведь, как я понял, турки ещё долго находились там после того, как сбыли награбленное.

– Они там что-то искали. Что они ищут, я не могу сказать, но их отплытие из Смирны было связано с вами.

– Неужели то, что они ищут, находится на нашем судне? – удивился Давид, – лично мне это кажется странным. Я думаю, Иосиф, нам не стоит плыть в Эфес.

– Как это не плыть? А с пшеницей, что прикажешь делать? Везти её обратно в Александрию?

– Обратно её везти, конечно, не имеет смысла, но и в Эфес мы не поплывём. Там нас ждёт засада, которую устроят пиратские недобитки, – заключил Давид.

– Ты сильно преувеличиваешь. Надо быть безумцем, чтобы после сегодняшней трёпки снова сунуться на нас.

– Сегодня мы взяли верх своей внезапной артиллерийской атакой. В следующий раз эффекта внезапности у нас уже не будет, и потому сегодняшняя победа может больше не повторится. Одно мне ясно: турки хотят захватить нас любой ценой. Зачем? На этот вопрос пока сложно ответить, – заключил Давид.

В делах такого рода он оказывался всегда прав, и потому Иосиф вынужден был с ним согласиться.

– Ну и где же мы выгрузим оставшийся товар? – спросил требовательно шкипер.

– Пшеницу мы продадим на Кипре. Может, не так выгодно, как того хотелось, но зато безопасно, – ответил помощник, и решение это больше не обсуждалось.

На исходе третьего дня «Ангел» у острова Родос обогнул Анатолию взял курс на Кипр. Когда наступила ночь четвёртого дня и море погрузилось в темноту, судно приблизилось к Финикийскому заливу. Ночь была безлунной, и вокруг стояла непроглядная тьма. При слабом свете звёзд вдали, за левым бортом судна, едва проглядывалась жиденькая каёмка берега. При таком отличном звёздном небе шкиперу было легко держать правильный курс. Соломону, который уже научился управлять судном по звёздам, доверили вахту рулевого. Юноше было приятно осознавать, что огромный корабль повинуется его воле. В окружении многочисленных звёзд, которые служили ему ориентиром, он себя чувствовал полновластным хозяином Вселенной.

Вдруг вдали едва проглядывающего берега Соломону показалось, что он видит огни. Он стал внимательней всматриваться в темноту и достаточно чётко разглядел мерцающий свет.

– Дядя Иосиф! – крикнул он.

– Что случилось? – откликнулся шкипер и подошёл к Соломону.

– Там вдали какие-то странные огни, – сказал юноша, указывая в сторону берега.

– Это огни Химеры, – объяснил шкипер, указывая вдаль, – там глубоко в земле лежит побеждённая сатана Химера. У неё огнедышащая голова льва, тело козла и хвост с головой змеи на конце. Она хоть и побеждена, но извергает из скалы огонь, который ты видишь. Местные жители панически боятся этого места и держатся стороной.

– Неужели это страшное существо до сих пор живо? – стараясь скрыть страх, тихо произнёс Соломон.

– Живо или нет, не знаю, но огонь этот, сколько я здесь ни проплываю, всегда горит, – сказал Иосиф уже тоном человека, который не верит в сатанинские истории.

Соломон ещё долго смотрел на всё удаляющиеся огоньки, и в глубине души радовался тому, что находится в море, вдали от страшной Химеры.



Едва избежав гибели, Селим с оставшейся бандой на потрёпанной галере срочно причалил к пустынному берегу острова Хиос. Кяр, которого оглушила сломанная мачта, начал потихоньку приходить в себя. Хотя удар и был сильным, однако крепкое тело Кяра выдюжило и жизни глухонемого больше ничто не угрожало.

«Может, было бы лучше, если бы этот палач сдох», – подумал про себя Селим,

Банда Селима понесла ощутимые потери. Была уничтожена одна из лучших его галер и, что самое досадное, вместе с его верным Асланом утонула большая часть галерников, а без них длительное плавание на вёсельном судне становилось практически невозможным. Понимая это, Селим решил кое-как добраться до Эфеса.

Залатав дыры на разбитой галере, они медленно отправились в путь. Для ускорения хода бандитам пришлось самим взяться за вёсла. Селим, проклиная всех иудеев на свете, изнывая от палящего солнца, вынужден был выполнять роль галерника.

В течение следующих трёх дней они, крайне изнеможённые и на собственной шкуре познавшие тяжёлый труд галерника, наконец приплыли в Эфес. На следующий день он собрал команду и сказал:

– Золото, которое мы ищем столько времени, находится у иудеев в Александрии. Тому свидетельство – вот эта редкая монета, которой они расплатились в Смирне. Мы плывём в Александрию и там захватим это золото.

– Как ты захватишь золото в чуждом арабском городе. Лично я не желаю сидеть у мамелюков в тюрьме или того хуже лишиться головы от рук их палача, – начал возражать пират Баязед, который после гибели Аслана стал не доверять Селиму.

– Я вижу, в тебе заговорила трусость. Если ты боишься, то можешь отправляться домой и есть халву вместе с женщинами.

– Я ничего не боюсь, – быстро исправился Баязед.

Он отлично знал, что его ждёт, если вернётся домой с пустыми руками. Во всяком случае, не пахлава с хурмой.

– Вот так-то лучше, – сказал самодовольно Селим.



Продав оставшуюся пшеницу на Кипре, команда «Ангела» решила передохнуть на живописном острове и только потом вернуться в Александрию.

Соломон уже торопил время и ветер, чтобы побыстрее встретить родных. Прошло не более месяца, как он распрощался с ними, но за это время успел здорово соскучиться, особенно по сестре. А как она обрадуется подарку – чудесному колье, которое он выменял у Иакова в Смирне.

– Не терпится? – сочувственно спросил его, подошедший Диего, – вот и я всякий раз, когда возвращался домой, думал, что время ползёт очень медленно. Теперь уже один Бог знает, когда я снова попаду в Барселону? – тяжело вздохнул кастилец.

С тех пор, как Диего попал на борт «Ангела», не расставался с инструментами судового плотника. За несколько дней кастилец смог привести в божеский вид запущенное хозяйство на «Ангеле».

– Этот Диего работает настолько умело, что порой мне кажется, будто судно смастерил именно он. О лучшем плотнике я не мог бы мечтать. Не зря мы его спасли, – нахваливал Иосиф.

Тем временем «Ангел» приближался к берегам Египта. Ветры, дующие с севера на юг, всячески способствовали этому, и скоро на горизонте появилась бледная каёмка родного берега. Вся команда вышла на палубу, предвкушая скорую встречу с родными. К этому чувству примешивалась также тревога за состояние тех, кого они покинули месяц назад. Каждый в глубине души боялся, что по прибытии вдруг узнает дурную весть.

Об этом менее всех думал Соломон. Он ни на минуту не сомневался, что его семья в целостности и сохранности, и с нетерпением ждёт его возвращения. Ближе к полудню судно медленно вошло в александрийский порт и причалило к своему постоянному месту на Большой пристани.

– Соломон, ты отправляйся домой. Я приду вслед за тобой, как только улажу все дела на таможне, – скомандовал Иосиф, чувствуя, что юноше не терпится поскорее увидеться с родными.

Соломон спрыгнул на пристань и почти бегом направился к еврейскому кварталу. Когда он приближался к своей улице, ему повстречался пекарь Самуил. Соломон радостно поприветствовал его и удивился, что тот не ответил, а только хмуро опустил голову. Не придав этому особого значения, Соломон поспешил в сторону своего дома. Первое что его удивило это настежь открытая дверь.

Соломон вбежал вовнутрь но не заметил никаких признаков жизни. Чувство недоумения постепенно переросло в тревогу. Вдруг он увидел быстро приближающегося Иосифа в окружении команды и жителей их квартала. Лицо дяди выражало такую озабоченность, что сердце у юноши защемило от нарастающей тревоги. Иосиф с бледным от волнения лицом подошёл к растерянному племяннику и произнёс:

– Соломон, они убили Моисея!

Юноша вздрогнул, сознание его на мгновение омрачилось, но в следующий момент он взял себя в руки и уже с чувством нарастающего гнева спросил:

– Кто это они?

– Пираты, которых мы не добили. Я в этом почти уверен. Они убили твоего отца и похитили Ребекку, – добавил Иосиф, и его мужественное лицо исказилось гримасой ненависти.

Тут только Соломон осознал, что случилось непоправимое. То, что произошло, он не мог себе представить даже в страшном сне. В одночасье он лишился самых дорогих для него людей. Эта страшная весть сильно потрясла душу юноши, и он сотрясаясь от безудержных рыданий, упал на грудь своего дяди.

В этот тяжёлый час вся команда «Ангела» была рядом со своим шкипером и не расходилась по домам. Иосиф обратился к ним:

– Страшное горе обрушилось на наш дом. Враг осквернил и разорил наш очаг. Я полон решимости отомстить за содеянное и спасти мою племянницу. С этой целью я отплываю на «Ангеле» вдогонку за бандитами. Мы не вернёмся обратно до тех пор, пока не отомстим за Моисея и не вернём Ребекку. Вас же я не имею права отрывать от ваших семей, ибо путешествие будет долгим и опасным. Если кто-либо сейчас решит остаться дома, я никогда в жизни не упрекну его за это. Он может получить своё вознаграждение за службу сейчас же.

Давид подошёл к нему и сказал:

– Ты прости меня, дружище. В этот тяжёлый час я не смогу быть рядом с тобой. У меня большая семья, и если что случится со мной, они останутся одни.

Давид был отцом пятерых детей, и младшей его дочке только пошёл второй год.

– Ты всегда был для меня верным другом и таким же останешься в моём сердце. Оставайся здесь и будь опорой для остальных, – сказал Иосиф и заключил в объятия своего помощника, – прощай, мне будет очень тебя не хватать.

Староста общины подошёл к Иосифу и сказал:

– Бандиты искали что-то очень важное, но, кроме ювелирных украшений Моисея, больше ничего не нашли.

– Что? Что же они хотели найти, из-за чего убили Моисея? И потом, почему именно в нашем доме? – в сердцах произнёс Иосиф.

– До тех пор, пока ты не найдёшь их, эта тайна останется неразгаданной, – сказал староста и добавил, – отведи Соломона на наше кладбище. Пусть простится со своим отцом.

Затем он достал золотой перстень Моисея с шестиконечной звездой и передал его Соломону со словами:

– Этот перстень был на правой руке Моисея. Бандиты не заметили его в темноте. Носи его как вечную память об отце.

Соломон сжал в руке перстень. Он вспомнил последние напутственные слова отца, сказанные ему месяц назад на пристани, когда тот провожал его в первое плавание. Кто знал, что они окажутся пророческими?

Иосиф благодарно посмотрел на старосту и, обняв Соломона за плечи, направился в сторону кладбища. Здесь юноша вновь не сдержал слёз и припал к плечу Иосифа. Тело Моисея, убитого два дня назад, согласно еврейскому обычаю, пока не было погребено и покоилось в мавзолее, рядом с могилой его жены

– Клянусь, Соломон, мы отомстим за них! – сказал шкипер, – они ещё горько пожалеют о содеянном!

Соломон уже не рыдал.

За эти несколько часов в нем произошли невероятные изменения. Из некогда жизнерадостного юноши он превратился во взрослого мужчину, душа которого была ожесточена коварным ударом судьбы. Иосиф сразу заметил перемену в своём племяннике.

– Клянусь, что найду и покараю убийцу моего отца! – сказал Соломон.




ГЛАВА ВТОРАЯ. ОСМАНСКИЙ МАРШ


Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится.

Библия (притча 22, 6)



Всю обратную дорогу в Адрианополь Селим провёл в тяжких раздумьях. Порой ему казалось, что не стоит туда возвращаться вообще. Он не выполнил высочайшее поручение и должен был предстать перед оком своего повелителя с пустыми руками. Это могло вызвать гнев султана, чреватый непредсказуемыми последствиями. Селим не нашёл золота ни в Смирне, ни в Эфесе, ни даже в Александрии, и спасти его могло только одно – он должен был непременно задобрить сердце султана каким-нибудь особенным подарком. Такой подарок он вёз из Александрии с величайшей осторожностью.

Тогда, в доме Моисея, в темноте он не смог внимательно рассмотреть Ребекку. Её похитили по инерции вора, который стремится утащить всё ценное, что попадётся под руку в момент кражи. Будь его воля, он вовсе бы не обременял себя в этот момент подобным грузом. Однако привычка грабителя взяла своё, и девушка была похищена.

Уже утром, когда их судно было далеко от египетского берега и солнце осветило девичий лик, только тогда Селим смог внимательно рассмотреть свою живую добычу. Первое, что его восхитило, это глубокие голубые глаза Ребекки. Длинные шёлковые волосы, ниспадающие на гибкий девичий стан, и мраморная шея буквально ошеломили Селима. Будучи зрелым мужчиной, успевшим повидать всякое на своём веку, он был поражён этой неземной красотой. Стоя на палубе, Ребекка пугливо озиралась на окружившую её банду похотливых головорезов. В их раздевающих взглядах просматривалась звериная жадность. Даже у невозмутимого Кяра нездорово заблестели глаза при виде беззащитного женского тела.

– А ну, ишаки вонючие! Прочь от царского подарка! – закричал на разбойников Селим, угрожающе схватившись за рукоятку кривой сабли.

– Это же наша общая добыча! Мы заслужили её! – начал зло огрызаться Баязед.

– Ты заслужил, чтоб твоя голова была брошена на съедение вонючим псам! – с яростью закричал на него Селим.

– Это от чего же? – обиделся пират.

– Оттого, что ты, безмозглый осёл, никак не можешь понять, что это подарок для великого султана. Мы принесём его вместо золота, которое не смогли найти. Эта девушка – спасение для ваших верблюжьих голов. Они непременно полетят, если вы вернётесь с пустыми руками. Так что берегите её пуще зеницы ока. Если хоть один волосок упадёт с её головы или кто-либо из вас посмеет пальцем тронуть её, то, клянусь Аллахом, его голову я отправлю на корм рыбам, – пригрозил напоследок Селим.

Все знали, что он слов на ветер не бросает, и нехотя попятились по своим местам.

Селим вплотную подошёл к испуганной девушке. Он посмотрел в её красивые, отдающие морской синевой глаза, и произнёс:

– Аллах свидетель, ты так прекрасна, что можешь затмить собой блеск любого золота. Пускай иудеи хранят у себя все сокровища мира, мне уже на это наплевать. Я унёс у них сокровище намного дороже, – почти шёпотом восторгался Селим, пожирая Ребекку глазами.

Девушка буквально онемела от страха и с ужасом смотрела на своего похитителя. Селим не отводил с неё восхищённого взгляда.

– Я никогда в жизни не видел таких прекрасных глаз. Мы назовём тебя турецким именем – Гёзал.

Когда Ребекка очнулась на незнакомом судне, сперва безудержно и долго рыдала, но потом от ощущения безысходности замкнулась в себе и едва прикасалась к пище и в конце плавания сильно истощилась. Обеспокоенный этим Селим по прибытии в Адрианополь сразу же нанял служанку – арабку Фатиму, которой велел всячески присматривать за ней.

Фатима долго охала, когда к ней привели чахнущую Ребекку. Девушка, увидев её, вспомнила свой родной очаг и разрыдалась, выплеснув, наконец, наружу накопившиеся эмоции. Фатима всячески её успокаивала, приговаривая по-арабски:

– Не изводи себя понапрасну. Ты так молода и прекрасна. Тебе надо смириться с тем, что неизбежно. Поверь мне, никто не причинит тебе зла, наоборот, твой хозяин, достойный Селим-ага, сделает всё, что ты пожелаешь.

– Больше всего на свете я желаю только одного – очутиться в моём родном доме

Фатиме было очень жаль эту несчастную еврейскую девушку. В глубине души она ненавидела Селима, однако ничего поделать не могла. Вскоре Фатима приодела и причесала Ребекку на турецкий манер и начала обучать местным обычаям и языку.

По ночам Ребекке снились кошмары. Она часто кричала и вскакивала от страха. Её новая няня клала ей под подушку маленький ятаган. По турецким приметам он должен был непременно отогнать злых духов и успокоить девушку.

Потихоньку Ребекка начала приходить в себя. Она уже не отказывалась как прежде от пищи и воспринимала происходящее более трезво.

Время —лучший лекарь. Эта присказка во все времена безотказно применима для всех. Ребекку тоже не обошло стороною целительное свойство доктора-времени. Благодаря Фатиме её жизнь стала входить в нормальное русло. Поняв, что ничто не в силах изменить, Ребекка начала приспосабливаться к новому образу жизни в незнакомой среде, стала привыкать к своему турецкому имени и даже откликалась на него, однако всепоглощающая тоска по родному дому никак не покидала девичью душу, отчего её взгляд казался отсутствующим, а на лице ни разу не засветилась улыбка.

Селим ни словами, ни действием не смел обидеть свою пленницу. Наоборот, он буквально дрожал над нею, всячески выполняя любые указания требовательной Фатимы, и не смел появляться в женских покоях дома.

Прошёл месяц с тех пор, как Ребекка стала Гёзал. Она жила в новом месте и в совершенно новом для себя измерении. Турецкая речь постепенно становилась понятней, а новые привычки и одежда уже не были в тягость. Одетая в закрытое платье, с прибранными волосами и с тоскливым безразличием во взгляде, Ребекка из безмятежной, по-детски наивной еврейской девушки, превратилась в молодую турчанку редкой, не восточной красоты.

Где-то в конце лета Селим, который почувствовал, что девушка уже окрепла, велел Фатиме подготовить её к визиту во дворец султана.

– Надо Гёзал приодеть надлежащим образом, предварительно ублажив в хамаме. Не скупись на красивые наряды. Возьмёшь столько золота, сколько необходимо. Она должна выглядеть божественно, – наказал Селим служанке.

Ранним утром Ребекка и Фатима с бохчами, отправились в хамам. Они шли по улицам Адрианополя, который без малого сто лет назад превратился в столицу Османского государства -город Эдирне. Рядом с главной площадью города османы соорудили красивую мечеть с тремя галереями. Она была построена в стиле персидской архитектуры, очень модной для того времени. Рядом с мечетью была расположена турецкая баня – хамам – воплощение роскоши и неги.

Для человека, который долгое время душой и телом был заточён в ограниченном пространстве, хамам являлся настоящим спасением. Ребекка, которая понятия не имела, что такое хамам, с опаской зашла в помещение, освещавшееся лишь через круглые окна в куполах. В центре мраморного пола женской раздевалки бил фонтанчик. Женщины раздевались, оставляя свои бохчи на деревянных скамейках, и, обернувшись в разноцветные покрывала, проходили через узкие двери в жаркие парилки. Оттуда через широкий проход можно было попасть в большой зал, где вокруг стен стояли мраморные ванны, заполненных тёплой водой. Под зданием хамама была мощная котельная, откуда подавалось наверх тепло и горячая вода.

Фатима с Ребеккой вдоволь напарились, затем долго лежали в мраморных чашах, заполненных тёплой ароматной пеной, сдобренной различными благовониями и хитроумными добавками. Затем Фатима велела Ребекке лечь на горячий мраморный стол, к которому подошла по-восточному усатая женщина – кисачи и стала грубой рукавицей из козьей шерсти безжалостно тереть нежное девичье тело. Она скоблила Ребекку, сменяя её омертвевшую потную кожу на молодую, здоровую, отчего девушка буквально линяла, подобно змее. Другая, жилистая, с орлиным носом, не то женщина, не то мужчина, кзыоглан, начала взбивать специальной пальмовой мочалкой пышную пену, забила ею полотняный продолговатый мешок и начала массировать тело Ребекки. Затем тщательно и долго мыла длинные золотистые волосы попеременно тёплой и холодной водой. В конце всех этих пыток Ребекка лежала, завёрнутая в зелёные простыни, и сладостная нега разливалась по её будто заново родившемуся телу.

Впервые в жизни еврейская девушка познала всю прелесть турецкого хамама. Приятно истомлённая и расслабившаяся Ребекка чувствовала себя великолепно, на время позабыв о своём горе, отчего долгожданная улыбка наконец пробилась на её раскрасневшемся личике. Фатима не могла не заметить перемены в настроении своей подопечной.

– Ты самая красивая девушка, которая когда-то переступала порог хамама, – не смогла скрыть своего восторга Фатима, которая всё это время восхищалась великолепным телом Ребекки, – ты воистину достойна высшего созерцания.

– Мне ничего не надо, Фатима. Единственно, о чём я мечтаю – это вернуться в Александрию, – ответила снова взгрустнувшая пленница.

– Поверь мне, когда я переехала сюда, почти насильно, из Палестины, мне казалось, что весь мир перевернулся. Однако, как видишь ничего, жива и даже процветаю. Тебе же выпало счастье перебраться из скучного арабского города во дворец турецкого султана и стать женой могущественного владыки.

– Ты когда-нибудь видела счастье в заточении? Для меня свобода дороже любой роскоши, – ответила Ребекка, и на её глазах снова показались слёзы.

– Прошу тебя. Ради меня. Не порть своё прекрасное личико. Я же так старалась сделать из тебя настоящую красавицу.

– Прости меня, Фатима, – грустно ответила девушка, – я не хотела тебя подводить. Больше ты не увидишь ни слезинки на моём лице.

В хамаме женщины провели почти весь день, не преминув там же подкрепиться. Вообще, хамам для турка – это не просто баня. Хамам – это и отдых, и место встреч для друзей, это, если хотите, обновление жизни путём омовения. После хамама каждый себя чувствует будто заново рождённым. С таким же чувством возвращалась домой и Ребекка.

Дома Фатима принесла купленное специально для Ребекки платье, вдоль и поперёк расшитое золотом. В этом одеянии она выглядела действительно божественно, ибо оно очень подходило к её золотистым волосам. Сама Ребекка смотрела на себя в зеркало и постепенно душа её наполнялась той гордостью, которая присуща женщинам, уже чувствующих магическую силу своей красоты. Это чувство придавало ей уверенность в себе, вселяло надежду.

Фатима глядела на свою подопечную гордо и одновременно несколько с завистью. Ей, по-восточному смуглой дурнушке, не довелось в течение всей жизни испытать на себе трепетного мужского взгляда, ибо природа не смогла её наделить хотя бы крупицей той красоты, какая была у Ребекки.

Селим, взглянув на приодетую Гёзал, понял, какое бесценное сокровище он отдаёт во дворец к султану. Эта девушка, поразившая с самого начала своей непревзойдённой красотой, здесь, в его доме, ещё больше расцвела, прибавив ко всему истинное царственное великолепие. С каким упоением он присвоил бы её себе, бросил бы всё к её ногам, всё без остатка. Однако долг и страх заставили его лишиться столь прекрасной наложницы, не воспользовавшись ею хотя бы раз.



Вот уже больше двух месяцев, как османский султан отсутствовал в столице. Он выехал со своим войском ещё в начале лета, чтоб захватить крепость Круи, расположенную высоко в горах Албании, однако до сих пор не вернулся, ибо крепость оказалась неприступной. Долгое отсутствие султана всегда вызывало чувство тревоги и неуверенности у его великого визиря Халала, который в отсутствие высочайшей особы ведал государственными делами. Сам Халал происходил из знатного османского рода амасийских пашей. Он являлся самым приближённым человеком султана и был вторым лицом в Османском государстве.

Великий визирь ведал практически всеми государственными делами, включая самое важное – сбор податей с покорённых земель. Его многочисленная армия давтарчи денно и нощно разъезжала по стране и была занята самым популярным делом во всех веках и странах – выколачиванием налогов. Имея сильное влияние на самого султана, Халал часто самолично решал многие важные вопросы, тем самым сконцентрировав в своих руках огромную власть.

Сам султан Мурад Второй был человеком мирного нрава. Он уже дважды отрекался от престола в пользу своего сына Мехмеда, желая уединиться в тиши садов загородного дворца. Однако, обеспокоенный, что с уходом Мурада уйдёт и его всесильная власть, Халал буквально насильно возвращал султана обратно на престол. Больше всего его возмущал импульсивный и непредсказуемый характер царевича, который, став султаном, отстранил бы великого визиря от управления государственными делами. Халал неоднократно уже сталкивался со строптивым нравом этого юноши, которому только недавно исполнилось семнадцать лет. Великий визирь ежедневно молил Аллаха о сохранении доброго здравия и благоденствия своему султану как гаранту его же, Халала, благополучия, и потому долгое отсутствие его величества вызывало у него вполне оправданное чувство тревоги. В донесениях, посылаемых им еженедельно из столицы, он сообщал ему о текущем состоянии дел в государстве, всякий раз призрачно намекая на затянувшееся отсутствие.

Приняв с утра у себя главного давтарчи и ознакомившись с количеством взимаемых налогов в государстве, всесильный визирь решил пройти в дворцовый сад, чтобы там, в тени и прохладе великолепных деревьев, спокойно предаться трапезе. Зайдя в уютный кёшк и устроившись поудобней на великолепном персидском ковре с многочисленными подушками, Халал уже хотел распорядиться подать ему еду, как дворцовый слуга сообщил, что Селим, порученец султана, просит принять его.

– Какой Селим? – не сразу вспомнил Халал, – а это тот пират, которому великий султан поручил найти золото храма Артемиды. Помню, помню. Если явился, стало быть, нашёл. Ладно, пускай заходит, – велел слуге визирь, устраиваясь поудобнее на мягких подушках.

– Приветствую тебя, мой господин! – с поклоном вошёл Селим.

Визирь легко кивнул головой, с любопытством рассматривая вошедшего и стремясь проникнуть в его тёмную душу своим проницательным взглядом.

– Раз ты посмел сюда явиться, стало быть, принёс много золота для его величества? Тебе удалось найти богатства царя Крёза? – с иронией в голосе спросил Селима Халал, сразу угадав, что у того не всё ладно.

– Золото Крёза так глубоко упрятано, что невозможно обнаружить. Мы не нашли никого, кто бы смог указать на его местонахождение, – начал с опаской оправдываться пират.

Халал и раньше недолюбливал этого прохвоста, а сейчас, поняв, что тот потерпел неудачу, в глубине души даже обрадовался, что наконец представился повод наказать его.

– Твой ответ не сулит тебе ничего хорошего. Великий султан, да хранит его вечно Аллах, терпеть не может неудачников, и твоё присутствие может вызвать его праведный гнев. Думаю, было бы справедливей, чтобы ты вообще не появлялся перед его ясными очами, тем самым избежав немилости.

Халал уже предвкушал позорное исчезновение этого мерзкого пирата, пригретого султаном только ради выполнения его тайных помыслов.

– Куда же мне уйти? Здесь мой повелитель, которому я предан целиком, всей душой, – ответил Селим.

– В таком случае тебе придётся держать ответ за то, что посмел явиться сюда ни с чем.

– Я не пришёл с пустыми руками. Я принёс бесценный подарок, – гордо ответил Селим.

– Подарок? – заинтересовался Халал, – что за подарок ты осмелился принести султану?

– Я привёз для своего высочайшего повелителя, да хранит его Аллах вечно, красавицу-наложницу, – с победой в голосе ответил Селим.

– Ты привёз для гарема новую наложницу? – удивился визирь, – так где же она?

– Она здесь, мой господин, вели впустить её.

Халал немедленно распорядился об этом, и вот уже Ребекка, медленно шагая из глубины сада, величаво приближалась к кёшку. Лучи полуденного солнца хорошо пробивались сквозь густые ветвистые деревья дворцового сада, как бы нарочно освещая неповторимую красоту Ребекки. Халал внимательно всматривался в великолепно сложённую женскую фигурку, затем быстро встал, подошёл к ней и откинул прикрывающую лицо тёмную паранджу. Прекрасное лицо Ребекки, окаймлённое золотистыми волосами, на мгновение сильно поразило визиря. Он сразу понял, что подобной красоты в гареме у его величества никогда не было. В следующее мгновение он, уже совладав с собою, повернулся к Селиму и спросил:

– И где же ты раздобыл этот подарок?

– В египетской Александрии.

– С какой же целью ты там оказался?

– Мы искали золото царя Крёза.

Такого сюрприза Халал явно не ожидал от Селима. Пожалуй, этот подарок заставит султана простить пирату его неудачу. Мурад не только не накажет его, но к тому же ещё больше приблизит к себе. Сей возможный вариант явно не нравился великому визирю, который терпеть не мог Селима. С другой стороны, появление в гареме такой великолепной наложницы непременно заставит его величество вернуться в столицу, о чём так мечтал Халал.

– Твой подарок непременно порадует его величество. Однако я боюсь, что твои головорезы не оставили её без внимания и успели позабавиться ею. Если это действительно так, то тебе стоит сразу же удалиться. Султан никому не прощает подобных шуток.

– Это можно легко проверить, мой господин, – уверенный в себе заявил Селим.

– Да, действительно, – сказал Халал и приказал рядом стоящему слуге, – позвать сюда баши- евнуха.

Главный евнух дворца султана, Мустафа, был грузным человеком с круглым безбородым лицом и писклявым голосом.

Мусульманская религия запрещает любую кастрацию для своих верующих, и потому евнухов турки набирали среди представителей иной веры и стран. В основном это были выходцы из народов Кавказа, вывезенные оттуда торговцами живым товаром. Кастрированные до полового созревания, они утрачивали способность не только к зачатию, но и к совокуплению, навсегда теряя присущий для мужчины облик, превращаясь в толстых, неповоротливых существ с гладкой кожей и тонким голоском.

Мустафа ведал женской половиной дворца – гаремом. Никто из мужчин не имел права заходить туда. Мустафа бдительно охранял от любых посягательств многочисленных жён и наложниц Мурада. Он лично отвечал за благосостояние и сохранность каждой из них, за что пользовался неограниченной благосклонностью своего повелителя. Ключи от тяжёлых засовов гарема он всегда держал при себе, не доверяя никому. Должность главного евнуха при дворе Мурада Второго была приравнена к рангу великого визиря, и потому, когда Мустафа зашёл в кёшк, то уселся напротив Халала, тем самым показывая своё иерархическое равенство.

– Вот, посмотри, Мустафа, какое сокровище привёз Селим в подарок его величеству, – представил суть дела великий везирь.

Главный евнух посмотрел на Ребекку взглядом человека, который приценивается к товару перед покупкой.

– Как тебя зовут? – обратился он к ней.

– Меня зовут Гёзал, – ответила девушка с тяжёлым вздохом.

– Это имя тебе дал Селим. А как звали тебя раньше?

– Я еврейка, а имя моё Ребекка, – с гордостью ответила девушка.

– Эта наложница вполне достойна, чтоб предстать перед высочайшим взглядом, однако я должен удостовериться в её непорочности перед тем, как предложить султану.

Сказав это, Мустафа распорядился отвести девушку к евнуху -экиму с целью её осмотра. Слуга увёл Ребекку, а дворцовый повар стал подавать в кёшк трапезу. За несколько минут слуги разложили аппетитные блюда: великолепную долму из красного перца, завёрнутого в виноградные листья, холодные бараньи мозги, баклажаны, начинённые тёртыми орехами и пряным сыром, мясо ягнёнка, прожаренное в тонире. Визирь и главный евнух приступили к еде, не обращая внимания на стоящего в стороне Селима. Всё это они запивали кислым айраном, неустанно чавкая и фыркая от удовольствия, после чего перешли к сладостям.

В это время к ним подошёл евнух -эким. Халал и Мустафа вопросительно взглянули на него, тот утвердительно кивнул головой и сказал:

– Она не тронута, мой господин, тело её великолепно и без малейших изъянов.

– А где же сама наложница? – поинтересовался Халал у экима.

– Она лишилась чувств, но скоро придёт в себя, – успокоил его эким, цинично улыбаясь.

Селим, который стоял всё это время молча, вопросительно взглянул на Халала.

– Пожалуй, мы покажем твой подарок султану, – вынес решение визирь, – ступай, как только его величество вернётся в столицу, возможно, пожелает увидеть тебя.

Селим вздохнул облегчённо. Сказанное Халалом означало, что ему прощается его неудача, и наложница принимается в гарем. Селим повернулся и пошёл прочь из дворца.

Визирь и евнух продолжили трапезу.

– Надо в донесении описать эту прекрасную девушку. Зная нашего султана, я уверен, что это заставит его непременно вернуться, – сказал Халал, заканчивая трапезу, – позаботься, чтобы её содержали достойно, и до приезда его величества тщательно подготовили во всех отношениях.

– Не беспокойся. Мы своё дело знаем, – пропищал в ответ Мустафа и кисло захихикал.

Затем Халал велел слуге тотчас позвать дворцового ншанджи, который явился в кёшк с готовыми пером и бумагой. Великий визирь обратил внимание на ладно сшитый кафтан опрятно одетого ншанджи. Халал начал диктовать письмо султану. После него надиктовал донесение главный евнух. Закончив работу, ншанджи с поклоном удалился к себе. Там он аккуратно сложил оба донесения и скрепил дворцовой печатью. Затем достал ещё одну бумагу и переписал в неё оба донесения слово в слово. Он спрятал переписанное в карман и вышел из дворца.








Второй месяц продолжалась безуспешная осада высокогорной крепости Круи многочисленной армией турецкого султана Мурада Второго. Правитель Османского государства тщетно пытался разгромить эту неприступную крепость христианского мира. Турки несли большие потери, армия была сильно измотана и морально подавлена. Янычары, которые надеялись на быструю победу, теперь после неудач сильно приуныли и уже не рассчитывали на лёгкую добычу. Сломить оборону крепости, которую возглавлял отважный Скандербег, они были не в состоянии.

Сын албанского князя христианского происхождения Скандербег всю свою юность провел в качестве заложника при дворе турецкого султана. Он был обращен в ислам, обучен военному делу и служил в турецкой армии под именем Искандер-бек. Однако будучи патриотом, Скандербег не захотел сражаться во имя пророка, бежал из турецкой армии, чтобы воевать за собственную веру. Обладая большими организаторскими способностями, он сумел сплотить вокруг себя своих боевых товарищей, возглавив мощный очаг сопротивления турецкой экспансии в Европе. Из своей неприступной крепости в Круи Скандербег с помощью эффективной партизанской войны сильно досаждал турецкому султану и был для османов такой же головной болью, как отважный Хуньяди в Венгрии.

Турки уже завоевали почти всю Малую Азию и большую часть Византии. Завоевания турок в Европе носили пока эпизодический характер, ибо существование христианского Константинополя мешало широкомасштабной экспансии. Поход против Скандербега, предателя исламской веры, был делом чести мусульман. Вот почему Мурад решил лично возглавить военную кампанию и летом 1450 года осадил крепость Круи в Албании.

Крепость Круи, расположенная высоко в горах, имела два ряда мощных оборонительных стен, возвышающихся на отвесных скалах, подойти к которым можно было только по узкой и крутой горной тропе. Эта единственная тропа хорошо контролировалась с двух сильно укрепленных крепостных башен, где денно и нощно дежурили защитники крепости, предотвращая любую попытку противника прорваться к воротам. В тех местах, где в подножии стен можно было сделать подкоп и подложить пороховые мины, были предусмотрительно сооружены выступные каменные балконы, так называемые мушараби. Последние имели в полу отверстия, через которые защитники заливали турецких минеров кипящей смолой или расплавленным свинцом.

Осадная артиллерия турецкой армии была практически бессильна в таких условиях. Ядра либо не достигали своих целей, либо не причиняли крепостным стенам серьезного урона, ибо сами пушки, или как их тогда называли- бомбарды, в силу наличия сильно пересечённой местности были дислоцированы на неудобных для стрельбы отдалённых позициях.

Между тем дерзкие вылазки Скандербега, отлично ориентирующегося на местности, наносили турецкой армии существенный урон. Предполагалось, что крепость сообщается с внешним миром через неизвестный для османов тайный ход, хорошо замаскированный в горных расщелинах. О наличии этого хода красноречиво говорил тот факт, что осаждённые практически не испытывали недостатка в снабжении провиантом и оружием и могли в любой момент появляться в турецком тылу, нанося контрудары.

Крепость Круи могла бесконечно долго выматывать турецкую армию под своими стенами и легко переносила осаду турок. Воины Скандербега были хорошо организованы, храбро и умело защищались. Султан приказал вырезать и угнать в рабство всё окрестное население крепости, которое могло бы поддерживать осаждённых. Однако эта мера не принесла сколько-нибудь ощутимых результатов. Защитники продолжали получать помощь извне только им ведомыми путями.

Зелёный шатёр турецкого султана находился на безопасном расстоянии от места осады и был хорошо укрыт в тени ветвистых деревьев. Снаружи шатёр круглосуточно охранялся самыми преданными янычарами, готовыми предотвратить малейшую опасность, угрожавшую их повелителю. Сам султан, сидя на мягких подушках и слегка прищурив глаза, слушал послание своего великого визиря Халала, присланное ему из столицы Османского государства- Адрианополя. Послание было написано на арабском языке, ибо в то время турецкий язык существовал лишь в разговорной форме, а для письма турки использовали арабскую письменность. Писать и читать на языке ислама мог лишь ограниченный круг лиц, преимущественно из мусульманского духовенства, которым посчастливилось пройти обучение в школах теологии и исламского права, открытых в Бурсе, которая была отвоёвана турками у Византии в 1326 году и превратилась после этого в важнейший центр высшего мусульманского духовенства Османского государства.

Послание читал личный ншанджи Мурада, который ведал всей входящей и выходящей документацией султана. В его обязанности входило составление высочайших указов и их заверение оттиском подписи повелителя. Ншанджи читал послание по-арабски в уме и, с ходу переводя текст, уже зачитывал его вслух для Мурада по-турецки. Причем делал он это настолько умело, что султан даже не замечал, как ншанджи, помимо чтения, ещё и занят синхронным переводом. В силу этого он читал письмо довольно медленно, но достаточно внятно и без пауз. Со стороны могло показаться, что султан вообще не внемлет этому чтению, однако Мурад молча слушал, медленно поглаживая свою седеющую бородку.

Мурад был султаном уже тридцать лет. За это время ему удалось полностью восстановить былое могущество Османского государства, пошатнувшееся после нашествия Тамерлана и многолетних междоусобиц.

Имея в руках подчинённое лично ему войско, Мурад взялся за расширение границ своего государства.

В Европе ему противостояли две силы: Венгрия, стремившаяся к созданию огромной славянской империи вместе с Константинополем, и Венеция, воевавшая за господство на море. Мураду удалось за короткий срок взять важный стратегический порт на Средиземноморье – византийский город Фессалоники. Причём, чтобы сохранить внутреннюю инфраструктуру, ему пришлось выкупать у собственных солдат богатых жителей города. Ослабить же военную мощь Венгрии Мураду удалось после победы своей армии на Косовом поле. Потом он решил завоевать Константинополь, впервые использовав осадную артиллерию. Однако попытка оказалась неудачной, и город остался не порабощённым.

В народе Мурада любили за его простоту и просвещённость. За годы своего правления он сумел установить покой и порядок в государстве, за что османы его очень уважали.

В своем послании к султану великий везирь Халал подробно докладывал о сборе податей с захваченных территорий, о подавлении смуты в центральной Анатолии, о ходе строительства мечетей в столице и тому подобное. Закончив с посланием великого везиря, ншанджи приступил к донесению, присланному главным евнухом Мустафой. Последний докладывал о событиях непосредственно во дворце султана и в заключение уведомил, что в гареме появилась новая наложница, прекрасная юная еврейка по имени Гёзал. Услышав об этом, Мурад вскинул густые брови и в глазах его появился юношеский блеск. Рука султана перестала поглаживать бородку, сам он выпрямил спину, втянул живот и внимательно слушал, жадно впитывая каждое слово.

– Кожа у неё белее и глаже чем мрамор, – продолжал читать донесение евнуха ншанджи, – глаза у неё красивые и отдают морской голубизной, походка, как у молодой лани, шея длинная и нежная, как у лебедя.

Заканчивалось донесение словами: «Твоя новая наложница ждет с нетерпением возвращения своего повелителя».

Это был очень верный прием, ибо царедворцам, которым надоело долгое отсутствие его величества, очень хотелось добиться его скорейшего возвращения в столицу. Им это почти удалось. Мурад по натуре был человеком миролюбивым, и ему страшно наскучила эта бессмысленная осада в Круи. Султану вдруг сразу захотелось покончить с пребыванием в этом походном шатре и очутиться в своих роскошных дворцовых покоях вокруг своих очаровательных наложниц. К тому же лето – основной сезон для военных кампаний, уже заканчивалось и начиналась осень с ее дождями, размывающими дороги и превращающими их в непролазную грязь. Однако он быстро вспомнил, какое огромное расстояние разделяет его от Адрианополя и с какой целью он здесь находится.

Необъяснимо дурное предчувствие вдруг охватило султана. Ему показалось, что эта безуспешная осада не только военная неудача, а еще что-то непоправимо худшее, которое он, однако, еще в состоянии предотвратить. Мурад встал во весь рост, жестом велел секретарю удалиться и сильно хлопнул два раза. Тотчас же в шатер вбежал его слуга и, не смея смотреть в лицо султану, упал на колени.

– Приказываю разыскать и немедленно привести ко мне царевича! – приказал Мурад, и слуга бросился выполнять высочайшее повеление.

В походе на крепость Круи султана сопровождал его сын и потенциальный наследник турецкого престола царевич Мехмед, которому тогда едва исполнилось семнадцать лет.

Мехмед родился в «черное время», когда вовсю свирепствовала чума. Его мать была рабыней христианского происхождения, что сильно сказалось на контрастной внешности царевича. Будучи младшим сыном, у него не было никаких шансов стать наследником престола. Однако, когда его старшие братья преждевременно скончались, Мурад решил серьезно заняться запущенным воспитанием будущего султана.

Учитывая, что Мехмед был капризным и трудным учеником, отец разрешил учителям применять при воспитании сына телесные наказания. В результате чего царевич рос жестоким и деспотичным юношей, рано познавшим власть силы и готовым применить ее в любой момент для достижения собственной цели. Он с ранних лет усвоил для себя, что человеческая жизнь в его окружении не представляет никакой ценности.



В Османском государстве лишить жизни человека не представляло особого труда, ибо сразу же место убитого занимал другой, а про погибшего уже никто и никогда не вспоминал.

Мехмед находился на линии осады крепости и наблюдал, как артиллеристы заряжают бомбарду, которая представляла собой толстую трубу, сваренную из железных полосок и скреплённую обручами к деревянной колоде. Заряжать бомбарду было хлопотным делом и требовало немало времени. С одного конца трубы вставлялось каменное ядро, а другой конец закрывался приставным дном, предварительно заполненным пороховой мякотью. Дно замазывалось глиной и подпиралось тяжелыми брёвнами, чтобы его не вырвало во время выстрела. Порох поджигался раскалённым железным прутом, и бомбарда производила выстрел. Количество пороха определялось на глаз. Малый заряд делал выстрел неэффективным, а слишком большой мог разорвать пушку на части, уничтожив обслуживающий персонал. Орудие не имело откатного устройства и потому после выстрела сильно отдавало назад, часто калеча орудийную прислугу.

Вот и сейчас бомбарда произвела выстрел, в результате которого ядро даже не долетело до стен крепости к всеобщему ликованию ее защитников, которые внимательно следили за действиями вражеских бомбардиров. Подтащить орудие поближе к стенам было невозможно, ибо тогда турки попадали под град смертельных стрел арбалетов неприятеля. Наблюдавший за всем этим Мехмед приказал удвоить порцию пороха в бомбарде, чтобы ядро, наконец, смогло бы пробить брешь в неприятельской стене. Главный бомбардир-ага турецкой армии поспешил воспрепятствовать этому опрометчивому решению.

– Мой господин! – взмолился он, – прошу тебя, отмени свое приказание, ибо бомбарда не выдержит такого заряда пороха и взорвётся, покалечив всех нас.

Мехмед с ненавистью посмотрел на умудрённого опытом бомбардира. Во взгляде юного наследника кипела злоба, от чего на контрастном лице Мехмеда стали превалировать азиатские черты, и его орлиный нос стал выделяться еще больше.

– Ты- жалкий трус! – с презрением произнёс Мехмед, – из- за таких, как ты, мы второй месяц не можем взять эту крепость. Твои бомбарды настолько слабы, что вызывают насмешки у наших врагов.

Бомбардир-ага, который принимал непосредственное участие в изготовлении бомбард для армии и знал какую максимальную нагрузку сможет выдержать это железо, с пунцовым от обиды лицом ответил:

– Мой господин! Бомбарды достаточно мощны, но их позиция крайне непригодна для эффективного бомбометания. Вокруг этой крепости нет какой-либо высокой площадки по уровню хотя бы совпадающей с уровнем крепостных стен. Этим и обусловлены наши неудачи, – оправдывался бомбардир -ага.

– Вот потому нам придётся увеличить количество пороха, чтобы возместить слабость нашей позиции, – с видом знатока заявил Мехмед и тоном, не терпящим возражения, приказал прислуге орудия, – заряжай двойным!

Артиллеристы вопросительно посмотрели в сторону главного бомбардира. Тот понял, что для наследника личные амбиции важнее человеческих жизней и никакие доводы не смогут убедить Мехмеда, у которого в этот момент тщеславие преобладало над здравым смыслом. Бомбардир- ага резко повернулся к артиллеристам и обречённо приказал:

– Немедленно выполняйте волю царевича!

Начался трудоёмкий и длительный процесс заряжения бомбарды. Мехмед с довольным видом наблюдал, как выполняют его приказ, и ждал, когда бомбарда, наконец, пробьёт крепостную стену.

Понимая чем грозит этот выстрел, бомбардир-ага решил сам поджечь фитиль, дабы не подвергать своих подчинённых смертельной опасности. Он подошёл к личному чаушу Мехмеда и тихо проговорил ему:

– Уведи наследника подальше от этого места, а то может случиться непоправимое.

Пока чауш пытался сообразить, что предпринять, к ним подбежал слуга султана и сообщил, что повелитель хочет немедленно видеть сына. Мехмед с большой неохотой поспешил в сторону султанского шатра. В этот момент раздался сильный выстрел, и бомбарда разлетелась на куски. Бомбардиру-аге железо снесло полчерепа. Царевич резко обернулся в сторону взрыва, и это спасло ему жизнь – огромный кусок железа прошипел мимо его головы и врезался в землю. Второй, намного меньше, угодил ему в правое предплечье, вызвав нестерпимую боль и кровотечение.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69187516) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.