Книга - Ночной охотник. Сборник новелл и рассказов

Ночной охотник. Сборник новелл и рассказов
Рашит Сайфутдинов


Перед Вами сборник небольших, но захватывающих новелл и рассказов. «Почему люди не могут летать, как птицы?» – задает себе вопрос сумасшедший, планируя прыгнуть с крыши. Нужен ли генетически модифицированный суперсолдат, созданный в лаборатории, чтобы победить в предполагаемой кровопролитной войне сверхдержав, которые заключили пакт о ненападении? Чем закончится ночная охота древнего вампира, который не подозревает, что за ним следит Антиупырь?.. Книга содержит нецензурную брань.





Ночной охотник. Сборник новелл и рассказов



Рашит Сайфутдинов


Все персонажи, названия, места действия и события являются вымышленными, а любые совпадения случайны



© Рашит Сайфутдинов, 2023



ISBN 978-5-0059-6833-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Ночной охотник


Я смотрю в темноту. Виднеются огни. Маленькие. Далекие. Словно кто-то там, наверху, разбил на мелкие кусочки хрусталь.

Отсюда, с холма на пустыре, виден вечерний город.

Тоненькая полоса зарницы на горизонте. Солнце еще не совсем зашло. Но скоро оно зайдет. Я люблю закаты. И мне не нравится восход. Потому что он таит в себе противоположное ночи и темноте. Потому что он – часть чужого мира.

А город красив. Обаятелен. Его вечерние огни тоже похожи на хрусталь. Они сейчас тусклые, как огни наверху. Скоро они будут ярче. Гораздо ярче. И тогда будет виден контраст – контраст дня и ночи, света и тьмы.

Жизни и смерти.

Я люблю выходить на охоту и видеть этот самый контраст. Он придает процессу поиска жертвы свой, особенный чувственный оттенок, насыщает азарт полнотой.

И мне нравится появляться внезапно, словно черная молния, из темноты. И похищать свою добычу. Из света во мрак.

Мрак. Прекрасный, животворящий, бесценный… Красное на черном. Красная, свежая кровь, пролитая на черных улицах этого красивого, кое-где усеянного огоньками, а местами мрачного и темного, города. Города, стоящего под куполом хрустально звездного неба…



***

Уже совсем стемнело.

Жанна возвращалась домой.

Сегодня ночь была на удивление спокойной и тихой. Что и говорить – чудесная летняя ночь! Звезды горели ярко, вызывающе – казалось, что сегодня они ближе, чем обычно, что они вдруг решили ненадолго оторваться от бездны, отойти от нее, и приблизиться к грешной земле. Решили посмотреть поближе, что же там, внизу, творится. Что еще задумали эти странные, глупые смертные. Где-то за нелепой ночной тучкой, которой тут сегодня на небе просто не место, пряталась луна. И ни шороха, ни дуновения. Улицы застыли, замерли. Поэзия, что и говорить. Может, погода решила устроить сеанс романтики для одиноких сердец.

А может быть, было так тихо потому, что время действительно позднее. И райончик довольно-таки глухой, безлюдный.

Жанна вдруг еще раз спросила себя, что же она делает тут в такое время, почему до сих пор не дома. И какой злой рок завел ее в эту глухомань. Ведь можно же было добраться до дома другим путем, более светлым и теоретически безопасным. Конечно, пришлось бы увеличить расстояние, дать большой крюк, что тоже не всегда безопасно – мало ли ненормальных сейчас бродит по улицам города. Есть и такие, которые отнюдь не предпочитают темных переулков – наглые, расчетливые, хитрые и непредсказуемые. Но все равно, со светом вокруг, с привычными блесками реклам и светом фонарей, шумом ночного города, как-то надежнее и спокойнее на душе.

А тут… Переулок-тупик. По пути встретилось всего два-три фонаря в нормальном рабочем состоянии.

Ну и пусть, вдруг решила она. В конце концов, она не так уж и беззащитна, как может показаться на первый взгляд. С приемами самообороны знакома не понаслышке, за себя постоять вполне сможет. А переулок хоть и глухой, заброшенный, но знакомый. Днем она не раз проходила этой дорогой. Да и вечерами ее здесь еще никто не трогал. Возможно, это просто везение. Но ничего, раньше везло, значит, повезет и сейчас. Хотя… Всякое может быть.

По натуре Жанна была смелой, решительной и отчаянной. И еще любила романтику. Романтику тихой летней ночи. Поэтому мрачные мысли скоро отступили.

К тому же, настроение у нее такое, что лучше одиночества ничего придумать нельзя. Надо побыть наедине с собой, поразмышлять… Нет, размышлять, пожалуй, как раз и не стоит. Просто идти, идти, наслаждаться ночным одиночеством. И тишиной. Может, удастся уйти от реальности, в которой ее снова постигло разочарование. Причем разочарование в самом дорогом сердцу – в человеке, которого она любила. Это страшно. Это больно. Но такова жизнь…

Да, видно, не судьба им с Владимиром быть вместе. Не судьба! Он ее не любил, а всего лишь использовал. И это выяснилось сегодня, совсем случайно. Ситуация оказалась до жути типичной: он страстно целовался с другой, он был полностью в ее распоряжении… И эта его краля, судя по всему, хотела его тогда прямо на месте, оба просто едва сдерживали себя. Куда уж красноречивее. Жанна все видела собственными глазами, и этого было достаточно. Завтра она его просто пошлет куда подальше. Возможно, на три веселые буквы. Или все же стоит обойтись покультурнее, сохранить достоинство?

«Даже не знаю, как быть. Ладно, там видно будет, что дальше. А сейчас… Не думать ни о чем. И все».



***

Вокруг благодать… Темнота. Покой. Тишина.

Вокруг ночь. Долгожданная ночь. Моя ночь. Ночь охоты. Я чувствую, как временами по телу пробегает приятная, легкая дрожь, когда иду по улице, а мимо проходят… аппетитные экземпляры. Взять хотя бы вон ту красотку, в летних джинсах и футболке. Возбуждена – это чувствуется издали. Хотя и старается сдерживать себя. Девочка с темпераментом. Обожаю таких. Обычно они сопротивляются. И иногда довольно умело. Мне даже забавно расправляться с такими. С ними можно повеселиться от души. А момент, когда я вижу их страх – страх перед чудовищем, монстром – когда я вижу отражение суеверного ужаса… Это заводит.

АЗАРТ!

Она меня не замечает. Меня вообще практически никто не замечает. Охотник должен уметь маскироваться. Особенно в среде, где каждый по сути является потенциальной добычей. Ведь действовать в открытую нельзя. Это неудобно. Это опасно. Наша жизнь отнюдь не так безбедна, какой могла бы быть, если бы не… Если бы не было на свете тех, кто знает, жилось гораздо легче. Но они есть. И они тоже могут начать охоту. Но до меня не доберутся. Кишка тонка. В данный момент их рядом нет. Правда, парочку минут назад мелькнул один тип, но этот не в счет. Он не может быть Убийцей. Я это чую.

И еще я чую, что развязка близка. Моя красотка сама придет в ловушку, не нужно даже применять мои способности к Зову. Зов – это штука сильная. А красотка относится к тому типу жертв, которые принимают мыслеимпульсы особенно чутко. Так что зов не нужен. Я просто немножко послушаю ее мысли. И сделаю небольшое внушение.

Она идет во тьму. Туда, где мы встретимся, и она заглянет в мои глаза, и поймет… но будет уже поздно.

Это отлично. Сегодня мне повезло. Мне обычно всегда везет перед наступлением полнолуния.

Ну и ладно.

Благодать…



***

Чудная ночь. Приятная. Красота!

Так и хочется остаться здесь, погрузиться в эту чистую ауру, раствориться в ней…

Жанна невольно замедлила шаг.

Да, судьба нередко преподносит нам такие сюрпризы, что мало не покажется. Она – жестокая дама, и не любит церемонится. С ней плохи шутки. И если все ее выходки принимать слишком серьезно, слишком близко к сердцу, то можно нанести себе глубокие раны, от которых нелегко избавиться. И помимо ударов, нанесенный судьбой, ты будешь страдать еще и от собственных. А это вдвойне тяжко.

Лучше отвлечься, уйти мыслями далеко-далеко. Жанна вспомнила, как когда-то, еще лет двенадцать назад, мама учила ее ко всему относится спокойно, как к мудрому решению свыше. Какими бы коварствами не угощала жизнь, всегда справедлива одна истина: впереди – светлое будущее. Все будет хорошо.

И плевать, пусть этот лицемер остается со своей подружкой. Пошли они оба в…

А ведь все могло быть гораздо лучше, если бы не выяснилась истина. Заблуждение было таким… прекрасным.

Жанна поймала себя на этой тупой мысли. Стоп. Что за чушь лезет в голову? Нет, видимо, не так это просто – взять и прервать красивую иллюзию на самом интересном месте. Владимир, Вовка, Вовик… Сволочь и козел. Прощай. Прощай навсегда. Всё.

Она вскинула голову, распрямила плечи, снова отбросила мысли. Бодрый шаг, глаза устремлены вперед. Для полного эффекта вспомнила один хороший мотив, и стала мысленно напевать его. Словом, вперед – и с песней!

Но прокрутив песню один раз, повторять ее не захотела. Нужно было что-нибудь другое. Вот только что?

Ничего подходящего… Правда…

Скоро вспомнился Виктор Цой, и почему-то его «Звезда по имени Солнце». А Жанна любила Цоя. Хорошие песни. Из разряда тех, что навсегда.



***

«…Красная-красная кровь, через час уже просто земля…»

Пришло время немного поразвлечься. Я послушал ее размышлизмы. Так себе. Любовь, страдания и прочая херня. Наиболее эмоциональные и яркие мысли я слышал довольно четко. И вот – подловил ее. Нашел момент, и применил легкое внушение.

Подействовало. Моя жертва снова сбавляет ход. И поворачивает в нужную мне сторону. Сама того не осознавая. Хорошая девочка. Хорошая…



***

Как она тут оказалась?

Какой-то пустырь. Которого быть не должно. Вообще не должно. Вот это и называется – ноги занесли. Конечно, Жанна хотела отвлечься. И ни о чем не думать. Вообще. Но не до такой же степени… Цель-то была не голову полностью отключать, а про предателя Володьку забыть. Вот и забыла, блин.

Пустырь не особо большой. Здесь когда-то что-то строили. Но не достроили. Да. Так бывает. Все, что не завалено обломками и мусором – заросло каким-то драным кустарником. Вот уж точно – не лучшее место для прогулки. Надо выбираться отсюда.

Или… не надо?

Что-то ее звало. Вон туда, прямо в кусты. В самое мрачное место на пустыре. В черное пятно.

Но звало неотвратимо. Да, там есть кое-что – интересное, манящее. Судьбоносное. Надо туда…



***

Шаг.

Еще шаг. Моя девочка идет ко мне. Плотоядно облизываюсь. И предвкушаю. Черт возьми, как же это прекрасно, когда жертва – не просто жертва. А еще и такая… Ух, повеселюсь.



***

Шаг. Еще шаг. Если бы Жанна могла осознать, что в голове туман – она бы не поверило в это. Это не сон, не наваждение. Просто она идет туда, куда надо. Именно ей. И именно сейчас.

До цели остается немного. Совсем чуть-чуть. Но как же непослушны вдруг стали ноги… Как ватные? Да, точно. Жанна не раз слышала это выражение, но считала его глупостью. Когда ты молодая и сильная, поддерживаешь себя в форме, то ноги не могут быть какими-то «ватными». Она почему-то зацепилась за это слово, за эту метафору. По-дурацки. Навязчиво.

И обнаружила, что мысли потеряли всякую связность. Встрепенулась.

Словно очнулась. Сбросила пелену дурмана.

Громом ударило: что она вообще здесь делает?!



***

Я на секундочку упустил контроль над ней. Не случайно, нет. Специально и продуманно. Я играю. Ведь это так нереально заводит – играть с жертвой. Пусть не будет бездушной куклой. Пусть осознает, что влипла.

Она близко.

Она не уйдет, не сбежит. Никуда не денется. Мои сети надежны. Пусть птичка побрыкается…

И тут я слышу легкий шорох.

Нет, моя жертва стоит на месте. Пытается сбросить наваждение. Мотает кудрявой головой. Пошатнулась, отступив чуть назад.

Но этот шорох не от нее. Нет, вовсе нет! Кто-то… посторонний.

Точно! Однако, этого не может быть. В принципе не может быть. Никак. Постороннего я проворонить и допустить к себе близко не могу. Без моего ведома ко мне никто и никогда не подкрадется. Ни за что! Я опытный. Беспощадный. Быстрый. Так что там за дрянь умудрилась подкрасться ко мне? Да еще практически незаметно.

Вот только шорох выдал тебя, урод.

Я оборачиваюсь резко, со всей доступной скоростью. А она у меня – нечеловеческая. Потому что я не человек, и причем давно. И оборачиваюсь не просто так. Нет. Мой оборот – это атака. Удар. Беспощадный. Молниеносный. Хитрый. Убивающий.

Только так.

Ибо того, кто подкрадывается ко мне, можно встретить одним способом. Убить.

Мой удар силен и стремителен. Он должен вспороть чужаку горло. Еще не видя его глазами, я чую, где его горло.

Но что это?

Рука натыкается, будто сталкивается с чем-то. Чем-то тонким, но твердым. Рассекающим. И горячим. Это что-то не просто препятствует удару, а входит в плоть и тут же выходит, но с другой стороны. Чую жгучую боль, которая лизнула руку.

И вижу, как что-то отлетает.

От руки.

Стоп. А где рука? Где кисть? Почему вместо руки жалкий обрубок? И что за хрень хлещет из обрубка?

Я не кричу от боли – я рычу от ярости. Ухожу в сторону, пригибаюсь, подло атакую черную тень, которая держит в руках меч – и умудрилась отсечь предплечье. Кто ты, гаденыш? Почему двигаешься так быстро? Нет, тебе не уйти – я быстрее! Даже раненый серьезно. Рука, может, и отрастет, если я обращусь к Богине, моя вера будет крепка, и я смогу преподнести ей то, чего она желает. Но это позже. Сначала я разберусь с тобой, недомерок. Кто бы ты ни был.

Око за око. Рука за руку. Посмотрим, как ты задергаешься, когда я поотрываю твои конечности, а потом буду отгрызать плоть кусок за куском… Или просто отдам тебя на растерзание низшим, тем, кого Убийцы называют кладбищенскими упырями…

Недомерок изворачивается, отскакивает в сторону. Я следую за ним. Коварный бросок с подвохом – отвлеку его, потом резко садану в глаза, вопьюсь в горло… Главное – обойти чертов меч. Но это не помеха.

Лезвие блеснуло там, где я и планировал. Делаю вид, что буду атаковать справа. Тут же меняю траекторию. Человеческая реакция против моей – это тормоз. Ты как обкуренный ленивец, падла. Держись…

Но внезапно тень подалась вперед, слегка повернулась. Это показалось, что слегка. Во мраке мелькнуло лезвие. Но уже там, где я не ожидал. Надо срочно уклониться, убрать голову… Что-то впивается в шею. Прорезая кожу. И плотные мышцы. Какой-то миг обострившиеся чувства передают противный хруст, потом в голове что-то трещит…

Меня будто прошибает несущийся на полной скорости грузовик. Мир завертелся вокруг бешеной вьюгой. Мелькает чернота звездной ночи. Звезды сливаются в полосы. Потом – приближается грязная, усыпанная мусором и ветками земля. Я ударяюсь об нее лицом, прикусив острыми зубами язык. Чуть не откусил, но это не страшно. Заживет. Клыки клацнули, словно затвор пистолета. Я как-то странно перекатываюсь, не чувствуя тела. Через лоб. Потом бьюсь виском об твердую землю.

Хочу подняться, встать.

Изо рта хлещет кровь.

Рядом расползается лужа.

Где-то в паре шагов кто-то безголовый, одетый как я, и наполовину безрукий – пытается махать конечностями, дергается, нервически встряхивается. Падает на колени, машет бессмысленно и широко уцелевшей рукой. Нелепо то ли привстает, то ли подпрыгивает.

А потом тяжело, нехотя, валится на землю.

И тут я понимаю, что произошло.



***

Отрубленная башка глазела в упор, не мигая. Вампирская рожа скалилась, пытаясь что-то сказать. Или плюнуть вонючей кровью.

Антиупырь по привычке взмахнул мечом. С лезвия, как и обычно, слетели капли. Не оставив на стали ни следа. Рукоять удобно и привычно лежит в ладони. Сталь крепка, легка, и прочна. Где-то внутри – пламя. Разгорелось. Как и положено. Сердце стучит учащенно. Но скоро успокоится. Прилив адреналина. Все под контролем.

Вампир был не из простых – сильная и тренированная тварь. Ловкий и хитрый охотник. Тот, что живет, охотится и убивает уже не первый десяток лет. Старая гвардия – фанат своей богини. Приближен к жрецу.

Но теперь – все. Кончились игры.

Башка глазела. Рот кривился. То ли от боли, то ли от злости. А может, и от того, и от другого. Это неважно. Важно то, что тварь пока жива. Добивать смысла нет. Обезглавленное тело монстра уже не склеить. Тело бьется в агонии. Вампир это видит. И его глаза горят ненавистью.

Антиупырь крепче сжал меч. Прожег ответной ненавистью подыхающую тварь. Получай, гнида. Так и надо. На твоей совести – сотни загубленных жизней. Ты убивал. Не стесняясь в средствах. Не гнушаясь ничем. Не ради жратвы. Вампиры пьют кровь. Это их суть. Но этот… этот убийца. Убивал ради того, чтобы развлечься. Предпочитал женщин и девушек. Чтобы сначала долго и извращенно насиловать. И медленно, наслаждаясь, убивать.

Но все это в прошлом.

Сколько таких тварей удалось обезвредить за последние годы?

Сколько еще бродит по земле, губя жизни?

Антиупырь задавался этим вопросом каждый раз. И каждый раз ответ не радовал. Но и не огорчал. Только взгляд, прожигающий ответной ненавистью, с каждым разом становился страшнее. С каждым разом ответная ненависть становилась осознаннее.

Каждый раз он убеждался, что не свернет со своего пути. И что этот путь – единственно верный.

Не было только слов.

Ненависть оставалась молчаливой.

Он повернулся к девушке – та стояла, ни жива ни мертва. В шоке. Ну, это понятно. И не ново.

У нее тоже не было слов.

Глаза расширены от ужаса. Рот подрагивает. Слова рвутся наружу. Или крик?

Надо убрать меч. Что Антиупырь и сделал. Не сводя взгляда с девушки. Потом догадался отвернуться. Нет, не нужно. Не нужно, чтобы она видела этот взгляд. Это лицо. Хотя какой там! На пустыре темно. Видимость хреновая. Но она может почувствовать. То, что бушует внутри после убийства вампира, нельзя не почувствовать со стороны.

Он подумал, что мог бы успокоить ее. Подойти, обнять, поговорить. Сказать, что все в порядке. Что теперь все хорошо. Что ее не изнасилуют. Не замучают. Не заставят молить о смерти, чтобы потом, наслушавшись, отгрызть язык. Вампиры делают такое. Нередко.

Он подумал, что мог бы назвать ей свое имя. По-простецки так сказать: «Меня Серегой звать, а тебя?»

И познакомиться с ней. Снова сказать, что все будет хорошо. Что он отведет ее домой. И что ей больше никто не будет угрожать.

Но только подумал. Не сказал. Нельзя говорить. Нельзя врать о безопасности. Нельзя отводить ее домой.

Потому что она – меченая. Из-за нее убили вампира.

Потому что на нее будет продолжаться охота. Ей будут мстить. Мстить за этого высокопоставленного засранца, что все еще пялится и скалится, никак не желая успокоиться. Даже с отрубленной головой.

Обморок спасает девушку от избытка впечатлений. Она медленно, закатив глаза, оседает на землю. Антиупырь подскочил к ней, подхватил. Медленно и бережно уложил.

Сначала надо убрать и закопать труп вампира. Башку отдельно, тело отдельно. Осиновый кол в сердце. Для надежности. Кто его знает. Вампы живучие. Да и на душе так спокойнее будет. В последнее время не покидало чувство, что их силы растут. Магия крепнет. Грядет что-то очень, очень нехорошее. Вампиры в своих стаях занимаются черными делами. Разводят мутантов. Вон, богиня ихняя жертву новую требует. Силы набирает.

Так что надо все сделать, как полагается.

– Все будет хорошо, – все-таки выговорил Антиупырь.

Огни города – где-то далеко, очень далеко, – пытались сделать из ночи день. Но для кого-то другого. Не для него. Не для этой девушки.

Луна смотрела нагловато, выглянув из-за нелепой тучи.

– Все будет… хорошо.




Сдаваться нас не учили


– Сдавайся! Ты остался один!

Я молчу. Сжал кулаки. Должно быть, до боли – но боли нет. Эти почерневшие от грязи и крови лапы не могут уже болеть.

– Нас больше! Это конец! Сдавайся, и мы сохраним тебе жизнь!

Я смотрю на искаженное яростью лицо. Застывшее и залитое кровью и гарью лицо. Как тебя звали, боец? Кто ты, откуда? Не знаю. И не узнаю уже. Знаю только, что ты сражался со мной. Плечом к плечу. Что тебя не научили сдаваться и отступать. Что ты остался здесь со мной, на последнем рубеже. Остался один из немногих, давая уйти жителям. Уйти куда-нибудь подальше. Спастись и жить. Мстить, если смогут.

Эти пули ты поймал вместо меня.

Я жив, а ты ушел.

Полегли все, кто остался с нами.

– Ты слышишь? Это последнее предупреждение!

Продавшийся гад орет, надрываясь. Предатель. Это он сдал всех. С потрохами. А сейчас выслуживается. Думает, что если хотя бы одного возьмут живым, это как-то его оправдает.

Я проверяю оружие. Патроны закончились. Но автомат можно использовать, как дубину. Им можно бить и без патронов.

– Ты разве не хочешь жить, солдат? Вернуться к родным?

Я не могу вернуться. Уходя, я обещал, что буду бить врага до последней капли крови. До последнего дыхания. Что вернусь живым, но только тогда, когда последняя вражеская гнида сдохнет, и больше никто из них, сволочей, никогда не ступит на нашу священную землю. Это мой долг.

Я не могу вернуться. Потому что те, к кому я всем сердцем рвусь, попали в окружение. Их… их больше нет. Расстреляли. Я чуть не убил того парнишку, который доставил эту новость. А чем он виноват, спрашивается? Ничем. Боли в сжатых кулаках нет. Нет ее и там, под темнеющей от крови одеждой. Нет там, куда шандарахнуло осколком во время атаки. Нет там, куда, вроде бы, навылет прошла пуля-дура.

Зато внутри, где-то очень глубоко, где-то в груди, где, должно быть, прячется душа и остатки человечности, а теперь просто черная, бездонная пустота… вот там болит. Глухо. Тупо. И там жжет. Пожирающим огнем жжет.

– Последний шанс! Мы не хотим убивать тебя…

Что ж. Пора.

Я встаю и выбираюсь из окопа. Наскоро выкопанная оборонительная точка. Чтобы задержать противника, насколько можно. И мы задержали. Даже больше, чем можно. Но все равно. Нас не учили сдаваться.

Я вижу эти испуганные лица. Они боятся меня. Боятся монстра, который выжил там, где не должен был выжить никто после той чудовищной атаки. Я делаю несколько шагов вперед. Их осталось человек двадцать – разношерстные, потрепанные, уже не такие уверенные в себе и наглые. Кто-то попятился, увидев мою яростную грязную харю. Те, у кого нервы покрепче, навели стволы на меня.

– Руки вверх! – горланит предатель. – Стоять!

Я остановился, сделав еще пару шагов. Так, чтобы быть ближе к ним.

– Оружие брось!

Я медлю.

– Брось, я сказал!

Медленно, играя на нервах, я кладу автомат под ноги.

Один из гадов что-то говорит на своем каркающем языке другому. Приказным тоном. Тот и еще двое вскидывают оружие и, насторожившись, идут ко мне. Они не верят в удачу. Они хотят просто пристрелить, уничтожить чудовище. Но не решаются. Зачем? Уже не важно. Вот они подошли. Двое держат на прицеле. Один, белобрысый, со шрамом на лбу, подходит ближе всех и наклоняется, чтобы поднять мой автомат. Что ж…

Я врезаю коленку ему в рожу, быстро, сильно, как камнем в арбуз – чтобы треснуло. Отшвыриваю его, как куклу, на соседних – так, чтобы была куча-мала и беспорядок.

Поднял автомат и наотмашь прикладом саданул ближайшего гада в челюсть – вывернул, вышиб пару зубов и сочный плевок крови. Чтобы не встал. Резко нагнулся и рванул вперед, прямо на кучу-малу, топча лежачих.

Я бегу и несу смерть. Несусь прямо в гущу оторопевших, на пару секунд застывших от неожиданности врагов. Дикий, первобытный крик, от которого цепенеют нервы и волосы встают дыбом. Это огонь, тот самый огонь, бушующий в пустоте, рвется наружу. Я не сдерживаю этот огонь. Я берсерк. Я не знаю пощады. И пощады не будет…

Удар. Кровь. Хруст. Наконец они очнулись. Глухо плюют пулями в ответ автоматы. Что-то попадает, что-то мимо. Я не чувствую ни боли, ни того, что должно меня остановить. Врезаюсь в автоматчика и разбиваю его поганую башку, каким-то неимоверным образом переворачиваю полуживое тело и прикрываюсь им, как щитом – гады стреляют в своего же, пытаясь достать и остановить меня. Я зверею. Вижу дикий страх на чьем-то лице, лице бедолаги, который оказался рядом. Набрасываюсь на него зверюгой. Повалил и приложил лицом об землю. Вдавил. Так, чтобы навсегда. Еще одного сбил ударом ноги под колено. Тот упал, как подкошенный. Вырываю автомат из его застывших от страха рук. Добиваю.

Даю очередь по обескураженному стаду. Да. Теперь это стадо. Стадо обреченных. Это уже не захватчики. Не грозный отряд карателей, вооруженных до зубов и безнаказанно убивающих невинных людей. Уложил пятерых, пока автомат не заело. Ну и что. Стадо трусливых сволочей это не спасет.

Как таран несусь вперед. Низкий, упитанный, с перекосившимся от страха лицом гад что-то орет, жмет на курок и резко бледнеет. Я не понимаю этот поганый язык и не разбираю слов. Он смотрит на меня, как на ожившего мертвеца. Я сворачиваю ему шею и пру дальше. Здоровенный детина втыкает нож в плечо. С размаха, сверху. Я долбанул ему лбом в переносицу – резкий хруст, кровища. Детина был в каске, я без. Кровь его и моя. Стряхиваю его руку с рукояти и выдергиваю нож. Добить гада. Нож вспарывает ему шею – сбоку, по артерии. Красный горячий фонтан заливает землю, когда выдергиваю. Заливает лицо. Рукоять становится тоже горячей.

Меня что-то сбивает с ног. Опять глухие звуки выстрелов. Я рычу, давясь кровью. Встать. Надо встать. Ни один из них не уйдет отсюда живым.

Крики страха возобновляются, дикие, истерические и безнадежные, когда я все-таки встаю. Лицо застилает темная пелена – я стряхиваю ее, она рваными струями летит в стороны. Земля уходит из-под ног. Но я собран и снова пру на них. Огонь, дикий, неистовый огонь захлестывает снова. Меня не учили сдаваться…

– Шш-шшшааааааааайзеее! – срываясь на визг, нервически орет один из оставшихся. Бросает оружие и, спотыкаясь, бежит куда-то в сторону. Подальше. Без оглядки. Другой палит почем зря. Но я настигаю его. Глаза сволочи округлились, когда я втыкаю в него нож. По самую горячую рукоять. Другой рукой вырываю глаз вместе с веками и куском лица. Развернулся и заехал в висок еще одному. Рука – молот. До хруста. Набрасываюсь на третьего, удар-таран в челюсть, которым я ломаю кирпичи. Потом сразу еще. Добавил ногой по голове, впечатал прямо в камень, на который он упал.

Еще один убегающий не добежал пары шагов – я ухватил его за ногу, тоже повалил, поднял камень. Получай…

Камень летит в другого, отстреливающегося. Он охреневает от того, что пули не берут цель. Но, похоже, что берут, потому что камень попал не туда, куда должен был, и гад просто роняет автомат. Спотыкается, падает. Я плюю кровью, встаю и добиваю его.

Один из отряда, последний, целится в меня, но вместо выстрелов просто щелчки. До него пара метров. Голыми руками, гад. Я сверну твою башку голыми руками, и мне не нужно оружие…

А предатель ползет по земле, весь в грязи. Что-то шепчет, скулит, всхлипывает. Я иду за ним. Ноги подкашиваются, но я иду. Предатель слышит мои тяжелые, глухие шаги. Пытается ползти быстрее. Скулит еще сильнее и противнее. Я хватаю его за шиворот. Поднимаю на ноги. Разворачиваю лицом к себе. Чтобы заглянуть гниде в глаза. Чтобы он заглянул в мои. Я вижу, как бледная рожа становится просто белой, как полотно. Он видит. Видит то, что ждет предателей в конце. Рот беззвучно открывается. Но слов не получается. Страх сковывает все.

Одна рука уже не слушается. Висит плетью. Но другая – работает. Пальцы – сталь. Они сжимаются на горле предателя. Предатель хрипит и дергается, но не долго. Сталь сжимается до хруста.

Вот и все.

Ноги еще слушаются. Я делаю несколько шагов. Оставляя темные кровавые следы. И я знаю, почему темно-бурая пелена залила лицо и глаза.

Но ноги – несут. Вот сделан шаг. И еще. А потом я остановился. Поднял к небу глаза. Низкое, темное, в тучах. И только один клочок – ясный, легкий, светлый. Там пробивается солнце. Родное, яркое, слепящее. И как будто бы даже мирное небо. Мирное небо над головой…

***

– Этот русский был неубиваемый, он шел как огромный медведь, которого не берут пули, он оживал после каждой автоматной очереди, это был не человек, а сам дьявол…

Голос старого Генриха дрожал и трясся. Он никому не рассказывал эту историю так, как было на самом деле. Всегда приукрашивал. И детям, и внукам, он рассказывал и пересказывал десятки раз, как их доблестный отряд на захваченной территории уничтожил неубиваемое чудовище. Как все погибли, кроме него. Как он всадил последнюю пулю и добил порождение преисподней…

Но только сейчас, в этот ненастный сырой день, он решил поведать истину. Ему было горько и стыдно, даже спустя годы. И жутко, нечеловечески страшно. Страшно, как тогда, когда он сбежал с поганого побоища, когда тому русскому солдату, убитому и искалеченному, будто потусторонние силы помогали снова вставать и идти в бой, несокрушимо и яростно, голыми руками и всем, что попадется под руку, убивать. Зверски, страшно, кроваво… Генрих чудом сбежал. Трусливо унес оттуда ноги. Но это сейчас так кажется. А тогда это был самый разумный вариант.

– Но ты же его убил, дедушка? – спрашивал, глядя наивными глазенками семилетний Ганс, самый младший из внуков.

– Да, – неожиданно вдруг снова соврал Генрих. Он передумал говорить неприглядную истину. Но все-таки часть правды решил не скрывать. – Это был достойный противник. Но лучше бы нам тогда с ним не встречаться…

Он замолчал, слова исчезли – мысли и воспоминания унесли далеко-далеко, в пропасть прошедших лет. Он навсегда запомнит это непобедимое чудовище. Воина страны, которую так и не удалось покорить в той гадкой, страшной и, как казалось Генриху сейчас, вовсе ненужной войне…

Воина, которого не учили отступать и сдаваться.




Две минуты


– Сидеть! Всем сидеть, суки! Самолет захвачен!

Тип в маске орет благим матом, тыча пистолетом то в одного пассажира, то в другого. Без акцента, чисто. Нервничает сам и заставляет нервничать других. Еще бы.

Да и не он один, если честно. Его напарник рядом. В середине салона еще двое. Трое в начале. Один из них резко врезает по голове рукоятью пистолета мужику, который ничего не делал, просто пялился. Пялился на ствол. На террориста. На скрытое под маской лицо. Наверняка думал, что смотрит в лицо смерти… Но получил он не смертельно. Упал вбок, спустя секунду застонал.

В салоне послышался истерический женский визг. Оборвался на жуткой, импульсивной ноте, как будто перекрыли кислород. Я вижу, как уткнулся лицом в ладони сосед слева.

– Всем сидеть, суки! Оставаться на местах, блядь! Я не шучу! Если кто рыпнется – башку снесу! Слышала?! Слышала, тварь?!!

Гад без особых причин наезжает на девушку, которая сидит на ближайшем сиденье. Схватил за волосы, пригнул, ткнул ствол в затылок.

– Тихо всем! Самолет захвачен. Нам терять нечего. Всех поубиваем если не будете слушать!

Он чуть не брызжет слюной, голос срывается. Рука дрогнула. Палец на курке.

Когда он заткнулся, вступил в диалог более спокойный и властный голос.

– Всем сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. Если вы не будете нам мешать, то никто не пострадает. Сидеть тихо на своем месте и молчать.

Это смертники. И им реально нечего терять. В масках только двое. Остальные не удосужились принять мер, чтобы скрыть личность. Да и это уже неважно.

Как они проникли на борт? Как пронесли оружие? Современные аэропорты охраняются первоклассно. Жесткий контроль и проверка каждого пассажира. Любой подозрительный и потенциально опасный предмет изымается. Системы безопасности работают как положено. Так откуда они здесь? И ладно, если бы это был один псих. Но их восемь. Вооружены. Семь в салоне, один в кабине пилотов. К нему пробирается еще один.

Впрочем, кто, как, откуда и зачем – уже неважно.

Я знаю, кто они. Трупы.

Они думают, что все под контролем. Стадо беззащитных двуногих заперто в клетке с ними, хищниками.

Пусть думают так. Когда они поймут свою ошибку, будет уже поздно. Неважно, какие они преследуют цели. Для чего и во имя чего вознамерились убивать мирных граждан. Мне тупо похуй. Тех, кто взял в руки оружие и направил против невинных людей, я устраняю. Количество значения не имеет. Это моя работа.

Восемь нелюдей. Восемь трупов.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Две минуты. Должно хватить.

Крикун и его напарник всего в метре от меня. Первым надо обезвредить крикуна – того, что приставил ствол к голове девушки.

Нервное сыкло. Надо переключить его внимание на меня.

Я медленно поднимаю руку.

Крикун зыркнул бешеным взглядом.

– Что?!

Рука с пистолетом расслабилась, палец на курке тоже.

– Уважаемый… мне надо выйти.

– Куда, блядь, тебе надо? Ну-ка сидеть!

Он наводит ствол на меня. Думает, что быстро. Хуй тебе, засранец.

Я вскочил с сиденья резко, на ходу бросил связку ключей в рожу напарника крикуна. По пути перехватил ствол левой рукой – надавил вниз и рванул на себя. Правой локтем заебенил в переносицу, четко и мощно, так что тупая башка крикуна откинулась глубоко назад. Зарядил с ноги в колено напарнику, ломанулся, повалил, выбил ствол – упали все втроем. В тесноте коридора образовалась свалка. И это сработало – остальные не решались стрелять. Пока не решались. Счет идет на секунды. На доли секунд.

Когда они сообразят, что надо не палить по мне, а просто взять одного из заложников на прицел, будет поздно.

Я этого не допущу.

Стрелять из положения лежа в тесном пространстве, полном людей, да еще так, чтобы попасть в нелюдей – задача непростая. Но меня этому учили. И я не промахиваюсь. Я просто попадаю.

Три выстрела – два в головы, один в плечо. Двое террористов падают замертво, разбрызгивая красным. Третий сжимает плечо, роняет оружие и падает в проеме между креслами.

Четвертый выстрел запаздывает, но все равно настигает цель. Еще один террорист падает. Последний из стоящих смотрит на тех, кто упал, и тупит. Что ж, его проблема.

Я стреляю в него… но гадское оружие дает сбой. Осечка. Щелчок вместо выстрела. Черт… Но мне не впервой лезть на амбразуру. Да и какая тут амбразура? Так, еще один мудила с пистолетом…

– Стоять! – орет мудила. И я встаю. Резко, быстро. Нужен ураган. И ураган будет. Мудила не успевает опомниться, но стреляет. Плевать. Пулей больше, пулей меньше… Я налетаю на него, сметаю точным ударом в горло. Мудила заглох и, хрипя, завалился на пол. Лежать я ему не дал – подхватил за голову и резко повернул вправо – хруст позвонков, сдавленный противный булькающий хрип. Раненый в плечо попутно тоже получил свое, и теперь в глубоком отрубоне. С ним еще будем разбираться. После.

Оборачиваюсь.

Крикун лежит неподвижно. Тот, что был с ним рядом, пытается встать.

Пара секунд – я уже рядом. Тяжелый удар с ноги в челюсть. Добивающий в висок. Готов. Крикун – тоже. Через секунду. Нехер церемониться. Мои руки в крови. Что ж, это моя работа…

Двух минут хватило с лихвой.

В салоне подавляющая тишина. И ужас. Страх, животный, непреодолимый страх. Страх перед лютым зверем. Перед монстром. Который оказался сильнее и страшнее тех, с оружием и в масках. Они застыли. Те, кого я спасал, смотрят на меня и на дело моих рук с таким остервенелым, ледяным ужасом, что сковывает движение, замораживает сознание. Они не верят до конца в то, что произошло. Они не понимают до конца. И они никогда. Никогда не забудут то, что видели. Не должны были видеть, но увидели. Они никогда не будут благодарны мне за сделанное и увиденное. Даже если кто-то на словах, просто формально, про себя или шепотом скажет спасибо – это будет просто форма. Не благодарность. Я знаю, что в глубине души они боятся и ненавидят меня еще сильнее, чем этих террористов. И что я буду им сниться кошмаром по ночам. И это нормально. Мне плевать на благодарности. Я тот, кто я есть. И делаю то, что мне предназначено.

Остался еще один.

И пока царит это жуткое, застывшее молчание, я иду в кабину пилота. Выстрелом выношу замок, пинком открываю дверь. Все происходит быстро. Гнусная, искаженная яростью рожа террориста, который приставил ствол к голове одного пилота. Рожа так и застывает с выражением ярости. Только его пустая башка дергается от попадания. Тело медленно сползает на пол.

– Все кончено. Садись за штурвал, летун.

Пилот словно очнулся от транса. Глаза дикие и напуганные. Осмысленность приходит в них несразу. Второй пилот тоже пока не совсем в себе. Из пилотов здесь пока стабилен и адекватен только автопилот.

Даю им минуту. Помогает.

– Вы все поняли. Террористы обезврежены. Свяжись с диспетчером и приземляйтесь. Кивни, если понял.

Первый пилот кивнул. Ребята лучше меня знают, что и как делать. Надо просто дать им время.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69167902) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.