Книга - Пройди свой путь. Часть I

Пройди свой путь. Часть I
Мария Зубарева


«Джунгли никого не зовут.Здесь нет ни друзей, ни врагов.Только ты и твоя жизнь.Пройди свой путь»В маленьком городке все размерено и привычно. Чередой событий, навеянных детскими «страшилками», мы переместимся за героиней в «другой» мир. Все происходит в одном времени и пространстве, только чудо жизни обретет поучительные визуальные черты. Борьба и смерть, охота и побег проявляются в истинном обличии, постепенно растворяясь в бесконечном ритме жизни.





Пройди свой путь

Часть I



Мария Зубарева



© Мария Зубарева, 2021



ISBN 978-5-0050-1615-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0050-1616-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Пролог


Эти невидимые нити…

Они пронизывают саму материю Жизни.

Связь во Вселенной.

Та самая Связь между ушедшим временем и грядущим. Неизменная или перерожденная, какая бы она ни была, она всегда переплетается и соприкасается со всем живым, отверженная или благословенная.

Время от времени эту Связь замечали, боялись и жаждали понять, составляли из нее закономерную систему, старались зафиксировать, изучить, осмыслить. Пытались дать ей название или наоборот – приписать божественному проявлению.

Все мистическое не имеет четкого определения и зависит только от восприятия: чувств и умения их правильно трактовать. Такие, казалось бы, понятные слова, как «счастье», «радость», «любовь», и противоположные им понятия просто написать, произнести или даже изобразить, а распознать в жизни уже труднее – тут кто во что горазд.

Хочу посвятить свою книгу-приключение самой странной связи и, казалось бы, очевидной. Она всегда была и будет неотъемлемой частью нашей жизни: меня, тебя, каждого из нас. Это родственная связь. Моя семья.




Часть I. Городок?





Школа рядом с домом


Они смеялись. Почему? Вера Васильевна ведь просила рассказать, что я думаю, глядя на эту картинку. А думала и сказала я вот что: «Человечки с палками охотятся на козлов. А помогает им тот большой кот, ну или какая-то котозверушка. И потом они поделят добычу, чтобы всем досталось».

А они смеются…

Учительница начальных классов Вера Васильевна без лишних эмоций аккуратно выводила цифру в журнале. Осанка, выдержанная не столько мышцами спины, сколько годами преподавания в школе, отдавала некоторым напряжением. Этот поток был последний, после окончания этого учебного года ей предстояло уйти на заслуженную пенсию.

– Нужно слушать, что говорят. А вместо этого ты витаешь в облаках. Я задавала вам на дом прочитать о наскальных рисунках. Люди охотятся и на тех самых козлов, и на пещерного льва, чтобы добыть шкуру и согреться, – четко отбивая каждое слово, как скороговорку, выпалила учительница. Скорее всего, такую же отрепетированную, как и ее осанка.

– Я только забыла слово… пещерный…

– И сказала бы, что люди охотятся вместе с пещерным котом? – не слишком теплые нотки прозвучали в голосе учительницы.

– Да…

«Может, так правильно?..» – подумалось мне.

– Это тоже неверный ответ, Маша, – донеслось после продолжительного вздоха. – Садись.

Конечно, лучше последовать совету и сесть, но еще есть время до звонка на перемену:

– Вер Васильна! Разве эти пещерные люди не дружили с такими котами?

В классе повисла тишина. Тот самый момент, когда все ждут реакции от других. Происходит что-то странное – вот что все понимали. Дети за партами замерли. Многие переглядывались. Каждый боялся ошибиться в своей реакции. Зачем брать ответственность на себя, когда можно посмотреть, как ведут себя другие, и просто присоединиться?

– Поверь мне, Маша, – прозвучало после неловкой тишины, – если бы ты увидела такого кота, тебе бы не сильно захотелось с ним дружить.

Пока класс звучно гоготал, Димка с третьей парты уловил момент и покрутил пальцем у виска. Он весь год, пока учительница не видит, задирал тех, кто отвечал у доски. Таким образом он набирался историй для обсуждения во дворе.

– А ему? – Мой голос прервал веселье в классе.

Вот как унять свою любознательность? Тем более ребенку. Тем более в школе.

– Кому «ему»? – на этот раз с мягкой улыбкой, приспуская очки, спросила Вера Васильевна.

– Коту. Пещерному.

– Тихо, класс! Урок окончен! Задание на доске! – Вера Васильевна старалась заглушить своим голосом новый взрыв детского смеха.

В гомоне и стуке поднятых на парты стульев стало понятно, что ответа не будет. И, скорее всего, это тоже часть домашнего задания. Все расходились. Кто-то поглядывал в мою сторону с удивлением и даже некоторым страхом, кто-то шутил на тему «пещерных котов». Но, пока я собирала учебники и тетрадки в портфель, меня волновал только один вопрос: «Интересно, а где найти ответ?» ?

Если пройти по длинному коридору в другую часть школы, попадешь в другое измерение. Высокие, уже не дети, но еще не взрослые, старшеклассники ходят, толкаются, сидят на подоконниках и стоят у стен с книгами и журналами в руках. Вот группа парней подшучивает над одноклассницей в короткой юбке. Две девушки стоят у стенки кабинета и обсуждают совсем не школьные уроки. Когда уже в эту другую жизнь?

Последняя четверть первого класса. А впереди еще четыре года в привычном кабинете на первом этаже в секции младших классов. Кабинка для сменной обуви и одежды. Поход в столовую строго за учительницей. Вот пройдет время, и после праздничной линейки точно заверну в эту секцию.

Из кабинета слева доносятся странные звуки: наверное, английский. А вот справа кабинет – на столе стоит интересная штука и тикает, как часы. Дальше в кабинете у стола с чучелом утки собрались ребята. На учебнике у одного из них цифра восемь, все что-то громко обсуждают. Звенит звонок. Дверь закрылась.

Табличка на двери в конце коридора: «Библиотека». Вот сюда мне и нужно.

– Что хочешь почитать?

За столом, где обычно сидит библиотекарь, никого. Женский голос прозвучал из рядов с книгами.

– Здравствуйте. Я из первого «А».

– А почему одна? Вас же Вера Васильевна приводит по вторникам? – доносилось из глубины полок с книгами.

– Да, мы приходили, но я не успела взять нужную книгу…

– И какая книга нужная? – поинтересовался мягкий женский голос.

– Про людей, пещеры и… котов.

«Достаточно сказать, о чем книга, и библиотекарь поймет. Так нам говорили».

– Это у вас какой урок сейчас идет? – спросил с удивлением все тот же голос.

Из-за стеллажей вышла приятно улыбающаяся женщина в белой кофте и простоватой серой юбке – наверняка это библиотекарь.

– Рисование. Мы смотрим на картинки и изучаем, кто их рисовал и как.

– Хорошо. Значит, нужная книга уже у вашей учительницы.

«Только не это».

– Я хотела взять домой.

В дверном проеме появилась новая фигура.

– Софья Ивановна, привезли биологию и физику для пятого класса. Приняла, разгружают, – прервала меня вошедшая девушка в ярко-красном платье выше колена и с толстой русой косой.

Затем посмотрела на меня и, переменив тон, строго спросила:

– А ты что здесь делаешь?

– Мне нужна книга… – начала я было.

– У вас карточка одна на класс, выдам только учителю! – резко выпалила девушка с косой.

Так по правилам. Она посмотрела на Софью Ивановну, пытаясь получить одобрение. Вместо этого та снова мягко улыбнулась и протянула мне руку.

– Пойдем, я тебя провожу, – спокойно сказала директор школы.

Точно. Поэтому она все знает. И это она в ярко-синем платье первого сентября на линейке поздравляла всех с началом учебного года и приглашала нас в школу. Как можно было забыть?

Мы шли вместе по длинному коридору обратно, пока я не опомнилась. В пятницу младшие классы заканчивали пораньше.

– Уроки кончились, и нас отпустили домой, – выпалила я, чтобы побыстрее избавиться от спутницы. Директор школы как-никак. Кто-нибудь увидит, будет потом говорить про меня.

– Родители тебя не встречают?

– Мы живем рядом. В доме через дорогу, и я хожу в школу сама.

За школьным забором была пешеходная аллея с высокими тополями, а за ней виднелся пятиэтажный дом с голубыми балконами.

– Какая самостоятельная. Хорошо. Если «нужную» книгу тебе так и не дадут, можешь обратиться ко мне. Как меня зовут – ты знаешь, – подмигнув, мягко сказала Софья Ивановна и ушла дальше по коридору.

Вот, значит, как. Серая юбка еще ничего не говорит о хозяйке. А может, одежда вообще не так важна?




Во дворе. Целый мир в руках


Последние календарные дни весны украсили зелеными ветвями аллеи маленького городка. Над кронами деревьев выступали балконы пятиэтажек. Голубые, оранжевые, бордовые – в каждом дворе целая палитра.

Наш дом с голубыми балконами. А вот в соседнем – оранжевые. Там живет Мишка. Он гуляет со своей собакой. Она тоже рыжая, под цвет балкона, только с черной спиной и черными боками. Он говорит, что вырастет и поедет охранять границу. Туда всех берут, у кого такая собака, он сам по телевизору видел.

В школьном портфеле пара учебников и альбом с рисунками. Совсем не тяжело. «Пойду схожу в магазин за мороженым. Если мама не увидит, то не будет и ругаться». Всего-то – пройти по аллее дальше на два дома, а не свернуть во двор, как обычно по дороге из школы.

Еще в портфель нужно положить белый бантик, который сползает с тонкой косички. Постоянно приходится смотреть, не упал ли он позади меня. У всех уже модные пышные резинки, а мне до сих пор не купили.

Возвращаясь из магазина, я засмотрелась на мальчишек, гоняющих мяч в хоккейной коробке посреди двора. Они бегают, кричат, машут руками. У нас, у девчонок, занятия проще: прыгай через резиночку в «тяп-ляп» или сиди себе, как те две девочки на лавочке у подъезда, с куклами. Мальчишки девчонок к себе не берут.

– Подойди сюда. Вытру. – Бабушка на лавочке всплеснула руками, тяжело поднялась со скамейки и, попыхивая, достала платок из халата. – Такая красивая девочка – и в грязной юбке.

Пока я смотрела на местных футболистов, мороженое поддалось весенним лучам и, промочив дно стаканчика, запачкало край школьной юбки.

– Ты откуда такая? – усердно оттирая, поинтересовалась бабушка.

– Из того дома. Вон мое окно, – показывала я на пятый этаж.

– Колина дочка, что ли? Я еще самого Кольку помню. Мы с его мамой, бабушкой твоей, вместе детей в школу водили. – И, проговорив еще что-то непонятное, бабушка снова грузно села на лавочку в тени.

Баба Сима – местный старожил. Всех здесь знает. Она каждый день, как по расписанию, выходит во двор. То просто сидит на лавочке, то вяжет, но больше всего любит завести разговор. Временами просто смотрит: наверное, высматривает, кто испачкался. Зачем же ей еще носовой платок?

Дальше пришлось идти по бордюру. Дядя Леша поливал клумбы у подъездов, и вода сочилась сквозь блоки прямо на асфальт. А так весело идти в черно-белых туфлях по бордюру.

– Мама уже два раза во двор выходила, высматривала. Нельзя так.

Кусты мальвы зашевелились, и показалась фигура почтенного дворника в темно-серой робе и черных солдатских сапогах. Высокие побеги цветов оплели розовыми бутонами его куртку, внесли свои краски.

– Больше не буду. – Я пожала плечами: «Знаю, что нельзя, но очень хотелось мороженое в такой жаркий день».

– Нельзя маму так беспокоить. Иди скорее домой.

«Такой интересный запах в подъезде. Наверное, кто-то специально душит, чтобы всем было приятно», – думалось мне, пока я поднималась на пятый этаж, считая пролеты. Запах как после дождя на улице, только в подъездах дождей нет.

– Мам! Я дома!

– Ты почему так долго? Я уже десять раз выходила, думала, ты во дворе на качелях, а тебя нет! – Руки в боки предупреждали о том, что шалить нельзя. По пятницам мама тоже заканчивала пораньше.

Она пристально смотрела на меня, замерев в ожидании ответа.

– Я сегодня ходила сама в библиотеку.

«Ну я же была там. Маме нужно говорить только правду. Не всю, конечно».

– В следующий раз предупреждай. Папа не дождался и ушел сегодня в ночную смену. Сказал, увидит на улице – даст ремня.

– Я его не видела.

«Хорошо, что не видела».

«Дать ремня» – устное предупреждение о том, что плохие поступки родителям не нравятся. И лучше его понять сразу.

– Я сегодня зашла в заводской магазин и кое-что купила, – сказала мама с кухни, откуда слышалось бряцанье крышкой кастрюли и доносился запах супа. – Ты почему еще не переоделась?

Пока я скрывалась за шторкой, отгораживающей мою комнату от большой, мама чем-то зашуршала в своей сумке. В руках у нее оказалась большая желтая книжка с девочкой и мальчиком на обложке. Они держали мир в руках.

– «Ге-о-гра-фи-че-ски-й ат-лас. Мир и че-ло-век», – прочитала я по слогам и уже хотела было его открыть.

– Сначала вымой руки. С улицы пришла. Поедим и будем листать.

Ой! Постоянно одно и то же. Умойся. Помой руки. Поешь. А вечером, наверно, опять придется чистить зубы. Столько лишних движений.

В супе были буквы – это весело, а вот лук и куски морковки – в сторону. Пусть Мурзик ест.

Мурзик – черно-белый, как туфли – тем временем сидел на подоконнике за шторкой, прищуривал глаза и смотрел за птичками, которые веселились, щебетали и перелетали с дерева на балкон соседнего дома. «Цветы в горшках стоят на окне, потому что питаются от солнца. Может, он сидит на окне, потому что тоже растет и питается от солнца?»

– Мам, а почему люди не дружили с большими котами?

– Какие люди? – Мама застыла. Наверное, опять хотела что-то сказать про то, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми.

– Пещерные.

Это слово успокоило маму.

– Наверное, потому… – она задумалась. – Потому что большие коты, а правильно – львы, ели тех людей. А ты ешь морковку – она полезная, – добавила мама, как обычно, про полезность.

– Как Мурзик мышку на даче? – Неугомонность мучает детей, которые занимаются скучными делами, например едят суп. – А они смеялись…

– Кто? Мыши или коты? – переспросила мама, сделав кран потише.

– Ребята в классе.

– Смех – это хорошо, – произнесла мама и продолжила мыть посуду.

В книжке-атласе было много картинок. Наверное, поэтому она и была тонкая. Обычно много букв и мало картинок в толстых книжках.

– Здесь написано про космос, природу, животных и людей, – начала мама, листая атлас.

Как хорошо сидеть у мамы на ручках. А если еще и занятие интересное, то вдвойне хорошо.

– Зачем здесь точки и цифры?

– Так обозначены высокие горы. Вот здесь, – она повела пальцем на середину картинки, – самая большая гора: Эверест.

– Ее зовут Эверест?

– Никто не зовет горы, глупышка, – поправила мама. – У неживых вещей нет имен. Их называют. Эверест – это название.

– А нашу директоршу зовут Софья Ивановна, – скомканно проговорила я важную за сегодня информацию.

– Зачем тебя к ней водили? – сразу насторожилась мама.

– Она в библиотеке была…

– А… – выдохнула мама и перевернула лист.

На картинке в два листа большая гора в снегу.

– Джо-мо-лунг-ма. Что это?

– Название горы Эверест на другом языке. Дальше будут картинки про разные народы, и ты узнаешь, что люди говорят на разных языках.

– А почему мы говорим на одном?

– Потому что мы – семья, – она улыбнулась и легонько постучала мне по лбу указательным пальцем. – Дедушка и бабушка тоже говорят на нашем языке, и они наша семья.

– А баба Сима?

«Баба Сима что, тоже наша семья?»

– Баба Сима не наша маленькая семья, но она из нашей большой семьи, которая живет в нашей большой стране.

– А Мурзик?

Мурзик открыл свои желтые глаза. Он теперь лежал в большой комнате на ковре, подсвеченном из окна заходящим солнцем.

– А Мурзик все понимает, – мама погрозила ему пальцем и расхохоталась. – Но не говорит.

– Почему?

– Ленится потому что. Не хочет мыть руки перед едой и спать по ночам в пижаме.

Мурзик повел ушами и снова закрыл глаза – ночью ему предстояло дежурить у окна: следить за птицами.

Стал гаснуть свет в окнах противоположного дома. Дома закрывали свои желтые глазки, чтобы фонари протянули по асфальту свои дорожки.

– Спокойной ночи, – сказала мама и поцеловала меня в лоб.

Я лежу в своей кровати. А на кухне Мурзик запрыгнул на подоконник и попал в мой сон. Он раскачивался на качелях и ел мороженое, а дядя Леша кричал ему: «Иди домой!»




Базар. Цветастые юбки


С утра мама ушла в магазин, и надо успеть взять конфеты. Они лежат в верхнем кухонном шкафу за пачкой «Сода». Много конфет нельзя, их достают, когда мы все собираемся пить чай или когда к нам приходят гости. Но одну конфетку же можно, пока никто не видит, – так вкуснее.

«Раковые шейки» захрустели на зубах. Босыми ногами я затопала из кухни в ванную – попить воды из-под крана. Из-под крана в ванной она особенно холодная и вкусная, и можно пить без стакана.

Мурзик замяукал и начал корябать входную дверь: значит, мама поднимается.

– Уйди, хвостатый, – сказал папа, отодвигая кота ногой от двери.

Папа вошел в кухню. Зашуршали пакеты с молоком. На химическом заводе людям выдают молоко, чтобы люди были здоровые. Так папа рассказывал.

– А дверь входная только с улицы, а из квартиры выходная?

– А! Котенок уже проснулся? – проговорил он радостно. – Иди поцелую.

Теплое дыхание на лбу – так, наверное, все отцы целуют своих детей.

– Мама ушла в магазин. Мурзик опять покорябал дверь. Я вчера была в библиотеке. А они смеялись…

– Погоди-погоди, тараторка! – Папа постучал ложкой о тарелку. – Почему вчера так поздно пришла домой?

Он выслушал весь рассказ – от пещерных котов до бабы Симы и Джомолунгмы – и успел съесть суп. А потом спокойно произнес:

– Если опять будешь гулять, не сказав маме, дам ремня.

– Не буду…

Погладив кота, я вприпрыжку побежала в комнату. Нужно заправить постель, запихать пижаму в тряпичного постельного жука и включить мультики. Но… «В эфире программа „Время“». На часах двенадцать. Папа постоянно смотрит эту программу и разговаривает с телевизором. Это надолго.

– Смотри, мне мама «Мир» купила, – радостно проговорила я, протягивая папе атлас. Хорошо, что есть чем заняться.

«Время» прошло само по себе, пока папа рассказывал про длинноногих лосей, скрытных рысей с кисточками на ушах, высокого жирафа с длинной шеей. Потом были народы Кавказа в мохнатых шапках, белорусы в узорных сарафанах.

– Кто это? – я ткнула пальцем в странных людей, одетых в разноцветные ткани.

– Это люди из далеких стран. Потом ты узнаешь, как их называют.

– А почему они грязные? Их не могли помыть для рисунка?

– Они не грязные. – Он ласково погладил меня по голове. – Они живут там, где солнце светит круглый год, как у нас летом. Их кожа становится темнее от солнца. И ты тоже станешь темнее, если будешь много играть во дворе летом.

– Почему их не нарисовали зимой светлыми, а летом темными?

– У них нет зимы со снегом: там, где они живут, постоянно греет южное солнце, и поэтому они постоянно темные.

– Тогда почему на Джомолунгме есть снег? – не унималась я. Если есть вопросы, значит, на них должны быть ответы?

– На чем? – удивился папа.

Пришлось листать атлас и показать ему гору. Ту самую, у которой несколько имен. А, нет – названий.

– А! Это потому, что она находится высоко над землей.

– Почему высоко?

– Хватит на сегодня. – Папа взъерошил себе волосы. – Почему да почему… Я хочу немного отдохнуть. А вот и мама!

Дверь приоткрылась, простучали бутылки. Мурзик же не царапал дверь – как папа узнал, что мама пришла?

Мама прошла на кухню.

– Маша, одевайся и пойдем со мной на базар.

Весеннее солнце приятно гладило кожу. Дядя Леша уже поливал цветы, и ручейки бежавшей с клумбы воды подсыхали, оставляя замысловатые узоры на асфальте. Детвора шумела в коробке и на качелях. За ней пристально следили бабушки и дедушки, занимающие свои обычные лавочки в тени. И баба Сима тут, уже навязывала свое вязание и поглядывала на детей, не замарался ли кто.

Еще раз перейти через дорогу – и мы на базаре. Это то самое место, где за все нужно платить деньги. Дома можно открыть холодильник и спокойно взять что хочешь. На базаре так нельзя. Доносившийся с базара гул отличался от детского гомона со двора. У него было совершенно другое звучание. Какое-то напряженное и местами даже злое. Люди стояли возле прилавков с овощами и фруктами и о чем-то говорили с продавцами. Кто-то покупал, а кто-то возвращал товар и уходил, не сказав до свидания. «Бери, свежие», «самые вкусные», «весь базар обойдешь – лучше не найдешь» – доносилось отовсюду.

– Держись рядом со мной, – сказала мама строго. – Здесь очень легко потеряться. А если меня потеряешь, выйди и жди у двери.

Она открыла тяжелую, скрипучую дверь, и мы зашли в очень большое помещение – крытый рынок. Здесь нужно было идти по кругу и спрашивать у людей, стоящих за прилавком, сколько стоит их товар… Птички летали под самой крышей здания, иногда садились на прилавки. Их тут же сгонял бдительный продавец. Они со свистом взлетали и скрывались под крышей. Шум, визг птичек, удары топора, стук крышек витрин. Мы ходили от прилавка к прилавку и покупали мясо, творог, масло и сухофрукты. Приходилось даже толкаться, чтобы пройти в нужное место.

Мы вышли на улицу. После рынка шум улицы показался намного приятнее. На улице интереснее. Вместо красноватого мяса и белого творога на прилавках оранжевые апельсины – «бери, без косточки», желтые связки бананов и целые россыпи яблок – «сладкие-пресладкие».

– Не отходи от прилавка, – повторила мама.

Она была напряжена. Хотя и понятно – все взрослые напряжены, когда они вне дома. Тем более в таком месте, где люди даже машут друг на друга руками и кричат.

У последнего прилавка мама заняла очередь. Можно было осмотреться и немного пройтись, оставаясь в поле зрения. Вот, например, дойти до той клумбы из колеса, раскрашенной интересными узорами. Этим и займусь.

Бабочки перелетали с первых цветков и кружились над клумбой. Правее от колеса, в тени деревьев, сидели странные люди. У них был тот самый летний цвет кожи, как с картинки в атласе, и цветастые юбки. И не только это привлекло мое внимание – они говорили на другом языке. Я выпрямилась и прислушалась. Не такой язык, как доносился из кабинета в школе. Женщина с седыми волосами о чем-то громко говорила с двумя сидящими рядом с ней девушками, но потом замолчала и кивнула им, указывая в мою сторону. Одна из девушек была в ярко-красном платке с бусинами. Когда она повернула голову в мою сторону, бусины мелодично зазвенели. Рядом с ними привстал с травы мужчина. Он был босой. Может, он потерял свои туфли? Все одновременно посмотрели на меня, и мне пришлось притвориться, что я рассматриваю цветочки на клумбе.

– Здравствуй, красавица! – раздались как будто на другом языке, но понятные мне слова.

Я обернулась в их сторону и увидела, как женщина с седыми волосами начала приближаться ко мне. На груди у нее переливались и поблескивали монеты, на запястьях звенели браслеты. Она улыбалась. В ее улыбке была странная приветливость, как будто она узнала меня.

Мама резко дернула меня за руку и заторопилась, чтобы уйти. Мы шли быстро. Я оглянулась – та женщина замерла на месте. Она смотрела в нашу сторону и странно улыбалась. Ее улыбка не была похожа ни на улыбку Софьи Ивановны, ни на мамину. Глаза блестели. Она подняла руку – и остальные люди, которые успели встать с травы, сели обратно.

– Надо поговорить с Верой Васильевной, – доносилось до меня, – чтобы глаз с тебя не спускала. Тебе ж и одной минуты хватит, чтобы куда-то уйти…

«Почему она так улыбалась?..»

Мама все говорила и говорила, пока мы шли домой. Но до меня доносились лишь отрывки маминых слов. Мне было интересно совсем другое. Та странная женщина… Не такая старая, как баба Сима, но волосы у нее такие же седые. И кожа не такого цвета, как у нашей семьи, а лето еще не началось.

– Ты поняла, что я тебе сказала? – Это было сказано громче, чем все остальное.

– Что?

Мы уже стояли перед нашим двором. Так быстро добрались до дома… В сторону базара шли намного дольше.

– Не подходи к цыганам.

Вечером и весь следующий день не происходило ничего необычного. Мы дружно провели выходные. Еще были апельсины с того базара. И правда – вкусные.




Пропажа


– Просыпайся. Я сегодня отведу тебя в школу. Потом на работу пойду, – донеслось из кухни.

Мама стучала бигудями о ковшик с водой, снимая их с головы. Так волосы получаются красивее, говорила она. Папа разливал чай по кружкам.

Мы вместе дошли до школы. На лестнице среди других взрослых стояла Софья Ивановна. Она была в нарядном костюме и с цветами в руках. Мама быстро поздоровалась с ней, и мы прошли в секцию, где был мой класс.

Мама недолго поговорила с Верой Васильевной, которая спокойно кивала ей в ответ, и направилась к выходу из класса. Я в это время стояла в коридоре у входа в кабинет и ждала.

– Обещай мне, что не будешь задавать на уроках столько вопросов учительнице.

– Хорошо. Я просто буду повторять то, что она говорила.

– Будь умницей. – Мама потеребила меня по плечу. – Вечером дома я расскажу все, что тебе интересно.

– Кто такие цыгане?

«Зачем нужно ждать вечера?»

– Все. До вечера.

Мама поцеловала меня в щеку и заторопилась на работу.

«Вот теперь придется до вечера ждать, чтобы узнать про цыган». Вздохнув, я начала снимать портфель с плеч, чтобы зайти в кабинет.

– Помни. Я все равно тебя люблю! – донеслось до меня.

– Хорошо.

Вера Васильевна начала урок. Звуки ее голоса отдавали эхом из опустевшего коридора. Катька с Димкой за соседней партой переговаривались, о чем-то хихикая. Девочка в другом ряду молча водила карандашом по бумаге.

«Вот бы скорее узнать, кто такие цыгане. Почему та женщина так смотрела на меня? И самое главное, почему к ним нельзя подходить?» Так и проглядела я в небо из школьного окна весь урок.

Осталась последняя неделя занятий, потом летние каникулы. Меня, скорее всего, отвезут в деревню, к дедушке с бабушкой в гости. Там можно будет покататься на коне и даже купаться в ванне, которая стоит прямо в огороде.

Вечером за чаем с конфетами мы обсуждали предстоящее чаепитие в последний день в школе. Папа спросил, что я хочу туда отнести. Я выбрала печенье с корицей: родители помогут мне испечь его. Но больше думала о том, как пойду в школу в своем новом нарядном сарафане. В нем даже можно будет отметить мой день рождения этим летом.

Мурзик маячил под ногами и бил лапкой, выпрашивая еду или фантик. Мама начала убирать со стола.

– Иди смотреть, что Хрюша с Каркушей покажут, – позвал папа из большой комнаты.

Из комнаты доносилась знакомая мелодия вечерней передачи. Я из нее уже выросла, но папе нужна компания, чтобы смотреть старые мультики. В этот раз показали про льва и большую черепаху, которые пели песенку про солнце. Папа улыбался и постукивал ногой в такт.

Завтра в школе нужно спросить у девчонок, что они наденут в пятницу и что принесут к чаю.

С утра моросил мелкий дождь, небо было неприятно серое с облаками. Все это я увидела из окна в большой комнате.

– Надень кофту, сегодня прохладно. – Мама услышала, что я проснулась. – Я сегодня уйду раньше. Ты поешь – все на столе. Закрой входную дверь. И после школы – домой. Никаких погулять. Поняла?

– Поняла… домой… – бубнила я себе под нос, заправляя кровать.

– Маша, не ходи одна далеко. Только во дворе. – Мама стояла в дверях.

Она несколькими быстрыми движениями перевязала мне белый бантик покрепче. Волосы у меня капризные, так говорили, и косички расплетаются, если их не затянуть потуже.

– Хорошо, – тихо ответила я.

Из подъезда выскочили мальчишки и, смеясь, побежали к аллее, ведущей к школе. Если пойти за ними, то я быстро доберусь до нее. А вот если обойти дом с другой стороны, то можно погулять еще чуть-чуть перед уроками, раз после уроков нельзя. И я пошла в другом направлении.

Прямо за поворотом, еще не успев до конца обогнуть дом, я наступила на чью-то тень. Подняла взгляд от земли. Передо мной стоял мужчина.

Тот самый мужчина с базара.

Босой…

*

Мама в третий раз вышла во двор. На качелях нет. У коробки, где Маша могла стоять и смотреть на летающий туда-сюда мяч, – тоже нет. И в соседнем дворе нет…

– Коля, она еще не пришла домой. Не видел во дворе?

– Нет. Мне никто ничего не говорил, – проговорил папа, снимая ботинки.

Он посидел в коридоре, где обычно разувался после работы, немного подумал. Снова надел ботинки.

– Пойду в школу – она в библиотеке. Лето скоро. Книжки выбирает.

Мама прикрыла лицо руками и присела на кухне. Тикали часы. Она молчала. Что-то не так.



*

– Я думала, она заболела, – в голосе Веры Васильевны прозвенело волнение. – Хотела зайти к вам сейчас. Поговорить.

Что Маши нет в классе, было понятно сразу. Уроки прошли спокойно. Дети сегодня не проказничали.

Вера Васильевна уже сидела в учительской, когда ее вызвали и начали расспрашивать. Тревога отца передалась ей. Все, кто вышел в холл, переглядывались между собой. Руки пожилой учительницы младших классов подрагивали.

Вместе с Софьей Ивановной они на всякий случай обошли всю школу. Ходили между рядами библиотеки. Даже заглянули в столовую, но и там, конечно, никого не было.

Папа обошел все кругом. В кустах у школы нет. На стадионе девочку не видели.

Загудели соседние дворы. Люди ходили вверх-вниз по лестничным площадкам. Спрашивали друг у друга. Баба Сима сидела и покачивала головой. Она тоже сегодня Машу не видела.

Зажглись фонари. На улице еще раздавались встревоженные голоса. Начался майский ливень.

Ближе к утру в дверь постучали. Принесли белый бант. Его нашли на окраине города.




Часть II. В таборе. Перелет?





Похищение


– Хочешь покататься на лошадке? – Странная женщина обратилась ко мне, шагнув из-за угла дома, где я встретилась с босым цыганом…

– Да, но потом!

– Почему? – пропела женщина, поравнявшись с мужчиной, который, скрестив руки на груди, молча смотрел на меня.

Я узнала ее – та самая цыганка, смотревшая мне вслед на базаре, только сейчас она была в другой юбке и без монет на шее. Это меня немножко успокоило: с незнакомыми людьми нельзя общаться, а этих я уже видела.

– Я иду на уроки. После школы меня ждет мама…

– А лошадка ждать не будет, – закончила цыганка и протянула мне руку. – Пойдем! Здесь недалеко. Я отведу тебя.

– Это надолго?

«Надо понять, надолго я опоздаю или как иногда получалось».

– Не-е-ет, – она распела это и задорно расхохоталась, показав очень белые зубы.

Мы пошли вдоль ограды. Я видела сквозь кустарник детей, которые собирались на школьном стадионе. Потом мы перешли дорогу. Дома в этой стороне были совсем другие. Серые. Длинные. Люди мелькали в окнах и вдалеке во дворах.

Мы еще недолго прошли по тропинке. Там, где заканчивались деревья, стояла повозка с впряженной лошадью. Летом в деревне я каталась с дедушкой на такой же.

Молчавший всю дорогу мужчина подхватил меня и посадил на край повозки. Рядом села женщина. Повозка тронулась.

Ноги свисали с повозки. Я посмотрела на них и увидела, как дорога быстро побежала между колес. Потом зеленая полоска травы разбила дорогу пополам.

– Нравится? – спросила меня цыганка.

Внутри повозки сидели еще женщины. Такие же, как она. Они говорили, но я не понимала о чем.

– Нравится? – еще раз спросила она чуть громче.

– Мне надо в школу… – начала я.

«Теперь уж точно сильно опоздаю. Будут ругать. И маме обещала…»

– Смотри! – Она протянула руку и показала пальцем вдаль. – Там далеко город. Там и школа твоя. Теперь не надо никуда идти.

Повозка подскакивала на ямах. Ухали колеса. Вдалеке виднелся город. Дома были совсем маленькие. Из высокой трубы над городом выходил дым, который опускался на гладь соленого озера рядом.

Лошадь фыркала. Порыв ветра сорвал мой бантик. Тот взметнулся белой лентой, извиваясь, и полетел в сторону города. Белая лента мелькала на фоне темно-синего неба, предупреждающего о приближении дождя.

– А как же дом? Там мама и папа… Они меня ждут.

«Они ждут. Будут ругаться, что я поехала кататься на лошади без них. Одна. Далеко».

– Дома теперь нет, – тихо сказала женщина. – Но мама и папа всегда рядом, даже если не знают, где ты.




Подарок цыганки


Дождь пузырился на земляной дороге. Колеса стали увязать в образовавшихся лужах. Люди в повозке начали переговариваться громче, и сидящая рядом женщина тоже вступила в общий разговор. Странные слова то звучали как песня, то кашляли, то сплывались в совсем уж непонятные звуки.

– Мне страшно, я хочу домой.

Дома тепло и можно рисовать в раскраске. Водить мокрой кисточкой по цветам и смотреть, как появляются на бумаге разноцветные пятна.

– Почему страшно? Посмотри – мы не боимся. Хочешь так же, как мы, не бояться ничего? – поинтересовалась женщина, пересаживаясь вглубь повозки.

Над повозкой мужчина натянул купол, как у палатки. Я видела такие, когда мы ездили летом на пресное озеро. В них можно спать ночью. Только эта была не зеленого цвета, а из разных кусочков цветной ткани.

В середине палатки уже сидели люди. Одна из женщин подвинулась, чтобы я села рядом. Другая накрыла меня пахнущим шерстью тонким одеялом. Моя спутница налила мне в кружку без ручки чай. Он был сладковатым и пах ягодами.

Я принялась разглядывать людей. У них была кожа того смуглого оттенка, что я видела в атласе, и темные волосы. На одной из девушек с очень приятным лицом был ярко-красный платок со звенящими бусинами. Наверное, это она тогда сидела на базаре у стены. Девушка внезапно повернулась ко мне, и бусины снова зазвенели.

– Мой бантик улетел! – выпалила я от неожиданности.

Мне было немного стыдно, что я так пристально рассматривала ее платок.

Она улыбнулась и, стянув платок с головы, протянула его мне:

– Бери.

– Нет, не надо! – Я замотала головой, испугавшись неожиданного движения.

– Почему? Разве он не красивый? – поинтересовалась моя спутница.

– Красивый, но мне не надо, – сказала я, больше для себя, чем для других.

– Так почему?

– Мне говорили, что нельзя брать ничего у людей, которых я не знаю.

«Ох, и достанется же мне от мамы, а если еще и платок увидит…»

– Я Ратори, – назвалась моя спутница. – Зови меня Ратори. Гюли не просит взять платок, она дарит его тебе. От подарка цыганки не отказываются.

Она взяла платок из рук Гюли, и та слегка рассмеялась. Быстрыми движениями платок был аккуратно повязан у меня на голове.

– Теперь ты Мохана.

Гюли проговорила странные слова другим женщинам, и те одобряюще закивали. Ратори мягко улыбнулась.

– Красиво. – Она прижала меня к себе, и стало теплее.

Повозка покачивалась, дождь барабанил по крыше и стенам купола. Слышно было, как фыркает лошадь.

Раскаты грома временами заглушали голоса людей. Они говорили на другом языке, и мне было непонятно. «Почему они не могут говорить со мной как Ратори? Потому что не ходили в школу? Но мне теперь тоже не нужно, поэтому очень скоро я начну их понимать».

Незаметно сон накатил на меня и увел за собой в раскраску, где я прикасалась к предметам, и те начинали менять цвет.




Жизнь в таборе


Повозка стояла на месте. В ней никого, кроме меня. Я выглянула наружу. Неподалеку выпряженная лошадь со спутанными ногами пощипывала низенькую траву. Она обмахивала себя хвостом и дергала головой вверх-вниз, раздувая ноздри. С другой стороны стояло еще несколько повозок. За ними слышались голоса людей. Я спустилась с повозки и направилась в их сторону.

Я проходила мимо других повозок, как вдруг кто-то потянул меня за подол. Прозвучал знакомый резкий звук. В клетках сидели гуси. Тот, который меня напугал, не мог дотянуться до травы. Я нарвала травы и насыпала в его клетку. Другие гуси сами вовсю щипали травку. За ними стояли клетки побольше, с курами.

Из-за телеги вышел огромный черный пес. Он негромко зарычал и начал осторожно приближаться на присогнутых лапах. Не двигаться! Его глаза были неподвижны. Он слегка обнажил клыки. Подойдя еще ближе, замер на месте и начал принюхиваться. Потом снова стал приближаться, но уже выпрямившись. Ткнулся своим блестящим носом в мой красный платок и облизнулся. Затем неуклюже улегся рядом с клетками и начал водить зубастой мордой по своим лапам. Теперь можно идти дальше.

У другого угла телеги стояла женщина, которую я еще ни разу не видела. Она начала раздраженно что-то говорить и махать руками в мою сторону.

– Где Ратори? – обратилась я к ней.

Ответ был длинный, но кроме имени Ратори я ничего не поняла. Женщина развернулась и пошла туда, откуда доносился разговор остальных. Я последовала за ней.

Дальше от повозок сидели женщины, возле них играли маленькие дети. Совсем маленький кудрявый мальчик остановился, указав пальцем в мою сторону: «Мо». Женщина в зеленом платке погладила его по голове и подтолкнула к другим детям. Она обменялась с моей проводницей несколькими словами и проводила нас глазами, пока мы шли мимо резвящихся детей.

Мы поравнялись с толпой мужчин, и те расступились. Уже знакомый мне цыган был среди них. Он стоял, все так же скрестив руки на груди, и подмигнул мне, когда мы проходили мимо. В этот раз на нем были высокие блестящие черные сапоги.

У костра сидела Ратори и еще две молодые девушки. Они резали овощи и потрошили гуся. Интересно, он успел сегодня пощипать травку? Рядом с ними лежали собаки: рыжая, черная, какая-то пегая и серая, как волк. Когда меня подвели к Ратори, та взмахом руки отогнала собак. Они нехотя поднялись и отошли подальше, где снова залегли.

– Вот куда ушел Банку! – воскликнула она, обернувшись ко мне. – Я думала, ты еще спишь.

Одна из девушек погладила меня по руке и распустившимся после сна волосам.

– Им нравится твоя белая кожа и твои светлые волосы, – проговорила Ратори, снова занявшись гусем.

– Я кормила гусей, а ко мне подошел черный пес, – пожаловалась я.

Ничто не проходит бесследно: испуг от рычавшего пса все еще внутри. Мишка со двора говорил, что нельзя убегать от собаки. У нее может проснуться инстинкт, и она нападет. Тем более собака бегает быстрее человека, и тем более – быстрее ребенка.

– Ты знаешь гусей? Они есть в городе? – спросила она меня, вероятно, чтобы отвлечь от мыслей о собаке.

Ратори как будто нервничала. Я, немножко успокоившись, ответила:

– Не в городе. В деревне. Дедушка держит кур, уток, гусей и смешных индоуток.

Этим летом меня собирались сразу после школы отвезти в гости в деревню. С прошлого лета я гостила у бабушки с дедушкой одна и все дни проводила во дворе.

Утро в деревне начиналось с шипящих блинов и топленого масла. После этого можно было бегать во дворе, потому что он огорожен и там только свои. Из серого сарая доносилось хрюканье. Свиней плохо видно через решетку. Они большие и часто трутся о дверцу. Дедушка говорит, что они так чешутся. Когда их выпускают из клеток гулять, я не хожу во двор. Свиньи быстро бегают и роют землю своими пятаками. Неприятно смотреть, когда они что-то находят и громко чавкают.

Другое дело, когда выпускают белых гусей. Они всей стаей, расправив крылья и задрав головы, поспешно проходят через двор за ворота. Их красно-рыжие лапки, которыми они быстро перебирают по земле, забавно смотрятся на фоне белоснежных туловищ. С гоготаньем гуси бегут, подлетая, к пруду у дороги и там проводят весь день. Когда они возвращаются обратно во двор, то из большого ящика, амбара, им насыпают зерно и отруби в кормушки, стоящие на земле.

Еще мы с дедом ходим в сарай, посмотреть: нет ли новых яиц в гнездах? Складываем их к нему в шапку и относим в комнату за кухней, где хранится мука и много банок. Бабушка хвалит нас за это.

– Мама будет ругаться, когда я вернусь, – сказала я, усаживаясь возле Ратори.

Мне протянули чашку с едой. Пока я вспоминала про гусей, уже сняли еду с костра и созвали всех на обед.

– Мама будет радоваться, когда ты вернешься, – загадочно проговорила нараспев Ратори. – Но это будет не сегодня.

Мужчины закончили обедать и ушли в поле за лошадьми. Было видно вдалеке, как некоторые лошади, прихрамывая на спутанных ногах, пытались отойти подальше. Их успокаивали и возвращали обратно. Начали запрягать телеги. Женщины сворачивали одеяла, расстеленные на траве, и ловили веселившихся детей. Вещи сгружали в повозки с натянутыми куполами. Старый цыган вылил из кастрюли воду в костер и затоптал его сапогом. Убедившись, что нет красных огоньков, он направился обратно к табору.

Повозки тронулись. В этот раз было веселее. За повозками ехали верхом несколько мужчин. Слышались голоса птиц.

Гюли в этот раз ехала с другими. За ней семенил по дороге черный Банку. Когда лошади взяли шаг чуть быстрее, Банку запрыгнул на телегу и улегся у ног Гюли. Вот зачем он нюхал платок: тот пах его хозяйкой. Хороший подарок.

*

Вот уже несколько дней вокруг нашей повозки бесконечные пустые поля. Иногда по ним прокатывалась колючая трава, подскакивала как мячик и затем снова катилась как колесо. Я слышала, как наши собаки звонко гавкали, и видела, как они рыли землю вдоль дороги, пытаясь что-то достать оттуда зубами.

Солнце жарило, приходилось скрываться внутри, под куполом палатки. Когда вереница телег останавливалась, я разглядывала, что же в других повозках. В некоторых были какие-то вещи и большие емкости, в других же что-то похожее на кресла и кровати.

Гюли полила мне воды, чтобы я могла умыться. Табор остановился и расположился в тени повозок. Многие ребята уже толкались рядом с женщинами с водой, кто пил, кто умывался. Воду черпали из больших емкостей. Водопровод есть только в многоэтажных домах. Даже в деревне приходилось идти с ведром к колонке. Черная труба торчит из земли. Ручка колонки так смешно скрипит на всю улицу, когда начинаешь качать воду. Сама эта колонка-труба далеко уходит под землю, и смотреть туда страшно. Вода есть не только на поверхности, вот что это значит.

Ратори нашла или просто перешила мне длинные юбки. Они закроют мои ноги от солнца, так она сказала. В них неудобно бегать, зато можно ходить босиком, и никто не ругает за это. Земля горячая, в туфлях будет жарко.

Теперь я такая же, как они: нарядная, в пестрых юбках. Женщины приветливо улыбаются мне и гладят по лицу. Гюли научила меня общаться с этими людьми, и теперь дети меня не боятся и зовут поиграть вместе. Мы весело бегаем возле повозок или играем с собаками. Кроме Банку. Он любил все время лежать отдельно и совсем не хотел играть с нами.

– Иди, помогай женщинам, – схватив меня за плечо, остановил один из мужчин с черными усами.

Я чуть не догнала серую собаку. Но она посмотрела на мужчину, склонила голову ближе к земле и, поджав хвост, спряталась за колесом.

– Я еще маленькая, поэтому играю, – проговорила я, пытаясь отдышаться.

– За один день не научишься быть взрослой, – нахмурившись, сказал мужчина.

– Не сердись, Баро, – появилась откуда-то Ратори. – Она еще не знает, что нужно делать.

– Она не такая, как эти дети, – снова сердито проговорил Баро.

– Идем. – Ратори потянула меня за руку в сторону, ничего не ответив мужчине.

Мы прошли туда, где сидели взрослые девушки. Они разговаривали друг с другом и рассматривали украшения и материю. Ратори села рядом со мной.

– Почему я не такая, как все дети?

«Юбки у меня такие же. Рост тоже. Говорим уже на одном языке».

– Они с самого детства с нами, а ты недавно, – спокойно ответила Ратори, даже не посмотрев на меня.

С той стороны, где играли дети, послышался свист и хлопанье в ладоши. Мужчины и женщины собрались в полукруг, а дети и ребята постарше танцевали. Слышались песни. Баро стоял среди них и довольно улыбался. Ему нравилось.

– Я тоже хочу тоже танцевать и петь. Мне нравится, – говорила я Гюли.

– А ты смотри и повторяй, – отвечала она.

Гюли часто пела по вечерам, и ей подыгрывали на гитаре. Песни были совсем не такие, как я слышала раньше по телевизору или в актовом зале. Я так не умею.

– Я научу тебя читать карты, – пробормотала Ратори и принесла из повозки колоду карт. – Песнями и танцами простых людей не удивишь.

Читать карты? Папа доставал такую колоду, когда приходили гости и взрослые сидели на кухне. Было слышно, как карты падают на стол, кто-то вздыхал, а после непродолжительной тишины все смеялись.

Ратори начала выкладывать карты перед собой. Но она сложила их не по порядку, а почему-то вперемешку и картинками вверх.

– Смотри, это Дорога. Дальняя Дорога. Вот Светлая Женщина и карта Слез. – Красные и черные карты с картинками и цифрами по очереди оказывались в руках Ратори. – Вот карта Опасность, а за ней Верный Друг – значит, предыдущая карта несильная. Смотри и учись. Простые люди за это платят деньги.

– Почему простые?

«И правда, почему?»

– Ты запомнила, что это значит? – Она ткнула пальцем сначала в одну карту, затем в самую последнюю, будто не услышав меня.

– Это Дорога, а это Дом…

«Почему простые?»

Когда стемнело, Гюли затянула песню. С ней рядом сидел Баро. Он был важным человеком в таборе, как и Ратори. Он смотрел на Гюли и перебирал струны. Они улыбались друг другу.

Из моих рук взяла кусочек мяса рыжая собачка. Она была небольшая и потому чаще сидела в повозке с детьми. Когда Баро ушел, к ногам Гюли снова пришел черный Банку. Он лег подальше от костра, из темноты сверкали только его глаза.

– Это волк, – сказала Гюли. – Я выкормила его и его серую сестру. Поэтому мы вместе.

Волки крупнее собак. «Я же видела на картинках. Почему я не догадалась?» Они не лаяли и держались в стороне от других собак.

– У меня тоже будет волк?

«Мне тоже нужен волк. Он будет всегда со мной».

– Не знаю, – Гюли слегка рассмеялась. – Если тебя примут в стаю.

Надо будет спросить у Ратори про волка. Она все знает. К ней часто подходят посмотреть карты. Или, может, она подскажет мне, где найти ответ, если нет библиотеки.

Я нашла Ратори:

– У Гюли волк, а не собака.

– И тебе тоже нужен, – ухмыльнулась она. – Всему свое время. Сейчас волк тебе не нужен.

– А когда он будет мне нужен?

Ратори не ответила. Она даже не смотрела на меня. Она смотрела вверх, на небо. Там, на черном небе, была яркая луна и большая россыпь звезд. Одни крошечные, совсем рядом друг с другом, другие, наоборот, светили ярче, но глядели одиноко. Мама видела среди них Малую Медведицу и повторяла, что ее глаз показывает, где север.

Зачем мне знать, где север?




Перелет


Повозки остановились. Еще не наступило утро. Солнце спало за горизонтом. Послышался шум голосов. Я выглянула из-под тента. Черноусый Баро подходил к каждой повозке и быстро выкрикивал: «Собирайтесь!»

– Приехали, Ратори! Собирайтесь. – Он выглядел неспокойным, когда заглянул к нам.

Женщины начали поспешно собирать вещи в сумки и вязать узлы из покрывал и платков. Ратори дала мне в руки небольшой мешок и спустила с повозки.

Все собрались и пошли вперед, за повозки. Перед нами оказался высокий забор в мелкую сетку. За забором свет фонарей падал на асфальтовую площадку. Она была настолько большая, что я не видела другого ее конца. Невдалеке виднелись лишь огромные блестящие гаражи с овальной крышей. Рядом с ними стояла странная машина. Она была светлого цвета с полосками по бокам. «Где же я видела такие? Как они называются?»

– Самолет! – Обрадовавшись, что вспомнила название, я потянула Ратори за рукав.

Мы уже стояли в толпе. Ратори выпустила мою руку и двинулась к забору, оставив меня одну. Ее лицо изменилось. Она стала похожа на улыбающуюся куклу.

– Сколько вас?

За забором стоял высокий мужчина в сером комбинезоне. Он переминался с ноги на ногу и смотрел то на одного человека, то на другого. Он говорил на том же языке, на котором говорила моя большая семья.

– Здравствуй, дорогой, – затянула песню Ратори, приблизившись к нему. Они начали говорить о чем-то, но из-за гула столпившихся было трудно разобрать слова.

Некоторые дети в толпе стояли молча, другие плакали, потому что их рано разбудили. Девушки-цыганки шептались. Парни больше просто смотрели за забор. Не у всех были узлы в руках – только у нескольких человек и меня. Я протиснулась сквозь толпу и оказалась ближе к забору.

– Нет. Нет! И даже не уговаривай, – отмахивался мужчина.

– Зачем так говоришь? Сколько хочешь? – продолжала нараспев Ратори.

Мне на плечо положил руку Баро. Я развернулась и увидела, как он достал какой-то маленький сверток и протянул Ратори. Та быстро взяла его и, еще немного поговорив с мужчиной за забором, просунула ему сверток. Мужчина в комбинезоне спустился вниз и пошел к гаражам.

Мы сидели на своих вещах и чего-то ждали. Некоторые начали возвращаться к повозкам. Унесли кричащего ребенка. Небо начало проясняться. Наступало утро.

Эхом разнесся хлопок двери гаража. Мне с холма было хорошо видно площадку. От гаража отделились два человека. Один был в шапке с большими очками, он пошел к самолету. Второй – в нашу сторону.

Загудел мотор. Самолет стоял к нам полубоком, но все равно было видно, как крутятся винты. Я не думала, что машина может шуметь так сильно. В городе сильнее всех гудела только карусель в парке. Второй мужчина уже открыл калитку и закричал: «Быстрее!»

Когда я проходила мимо него, он даже не посмотрел на меня. «…одиннадцать, быстрее, двенадцать…» – считал он по головам. Мне не захотелось с ним здороваться: он был совсем другой. Как будто не видел перед собой людей, а просто считал овец, как мой дед у себя в сарае.

Мы уже даже не шли, а бежали к самолету. К открытому люку поднимались по веревочной лестнице. Внутри были только ящики и клубы свернутых канатов и веревок. Все двенадцать человек зашли. Мужчина, открывший нам калитку, закрыл дверь самолета, повернул несколько раз ручку и скрылся за дверью кабины. Там его уже ждал другой, в шапке и очках. Это пилоты.

– Где Гюли? Где Баро?

Ратори села возле меня и приобняла за плечи:

– У них другой путь.

Я выглянула в маленькое окно самолета, но из него не было видно того места, откуда мы спустились. Ратори и другие женщины начали раскладывать узлы и садиться ближе к друг другу. Я села рядом с ними и заметила, что тот босой мужчина, с которым я познакомилась еще на базаре, тоже с нами.

Моторы загудели еще громче, и самолет начал движение. Люди внутри прижались друг к другу и держались за веревки. Но чуть позже самолет перестал ехать по земле. Остановился?

– Иди посмотри в окно, – Ратори подозвала меня к себе, когда можно было встать.

Я выглянула в окно. Там были облака. Когда они становились тоньше, можно было разглядеть землю. Она уже была далеко внизу. Там были горы, как в атласе, коричневые и с белыми верхушками.

– Сколько лететь?

– Пока не прилетишь!

Люди смеялись. Некоторые женщины уже прилегли на узлы.

– Мы летим на Луну? – Я вспомнила, как Ратори смотрела в небо ночью.

– Домой, – ответила она. – Ложись спать, я разбужу, когда прилетим.




Бхарат


Самолет гудел и тихо цокал. Люди спали или переговаривались о том, как они скучают и хотят встретиться с родными. Приоткрывалась дверь кабины. Второй пилот смотрел, что происходит в самолете. Я успевала расслышать оттуда шипящие звуки, как по радио.

– Просыпайся! Смотри! – Ратори слегка потрясла меня за плечо.

Я быстро забралась на ящик и снова выглянула в окно. Под облаками виднелась синяя вода. У нее не было берегов, как у нашего городского озера. Гладь ее была неспокойной, били волны. Затем показалась земля. Сначала высокий берег над водой, потом много зеленых деревьев.

Люди снова собрались вместе и держались за веревки. Стало немножко трясти, и самолет начал издавать другие звуки. Послышался свист шасси, встретившихся с землей. Странный гул моторов – и вот уже самолет остановился.

Второй пилот покрутил ручку двери и толкнул ее. Какое яркое солнце! Мы начали быстро спускаться наружу по веревочной лестнице. Не знаю, сколько времени прошло, но так долго я еще никуда не ездила. Самолет стоял среди больших деревьев, из их глубины доносился щебет птиц.

– Где мы?

«Дома нет столько деревьев».

– Бхарат.

Вот и весь ответ.

Пока мы шли вдоль дороги, пришлось закрываться ладонью от яркого солнца. На пути появился такой же забор с мелкой сеткой. Нас остановил мужчина в комбинезоне другого цвета, но похожий на моих цыган, с темной кожей и темными волосами. Обратился он к Ратори уже совсем на другом языке и тоже получил свой сверток. Калитка была открыта.

Мы долго сидели под странным деревом в тени. У него большая высокая крона, некоторые ветки растут не вверх, а, наоборот, голые свисают вниз. Ветер их раскачивает.

– Красиво, правда? – Ратори указала мне на какой-то кустарник.

Красные цветы. Яркие и крупные. Я подошла поближе. Они вкусно пахли.

– Вкусно чай заваривать, – добавила она.

За кустами были деревья, которых я раньше никогда не видела. Здесь не было белых берез и игольчатых сосен. Одно дерево даже было похоже на пальму из мультфильмов.

Послышался шум повозок и голоса приближающихся людей. Наши мужчины начали с ними перекрикиваться. Подъехавшие горячо обнимали прилетевших. Мы расселись по повозкам и двинулись в путь.

На дороге было шумно. Постоянно сигналили странные автомобили. Слева не мог отъехать пузатый автобус, увешанный рыжими цветами, и усатый водитель кричал и начал бить палкой одну из лошадей нашей повозки. Люди здесь отличались от нас и от моей большой семьи. Многие женщины были завернуты во что-то вроде разноцветных простыней. Дети были очень худые и длинные и бегали босые. А земля была красной. Мы проехали мимо небольшого городка.

В пути Ратори рассказала, что здесь живет вся ее семья и мы скоро ее увидим. Когда она заговорила про семью, мне стало грустно.

– Почему плачешь? – спросила Ратори, вытирая мне щеки.

– Семья… рыжие цветы, как дома на клумбе… – всхлипывала я.

– Цветы? – она рассмеялась и добавила: – Значит, и дом здесь.

«Как у нее так просто получается?»

Вот уже мы проехали мимо еще одной деревни. Босые мальчишки в дырявых футболках бежали вдоль дороги и кидали камешки по колесам нашей повозки. Одна женщина держала большой кувшин с водой прямо у себя на голове. Как она это делает? Собаки бежали за повозкой, пытаясь ухватить зубами колеса.

В другой деревне мы остановились у прилавка с фруктами и овощами. Пока женщины торговались, а мужчины таскали в повозки ящики, мы с Ратори отошли прогуляться.

– Смотри, тот мужчина женился на нелюбимой, – указала она на пару неподалеку.

– Откуда ты знаешь?

– Он кричит на нее, а она кричит в ответ и плачет. Когда люди любят друг друга, они говорят сердцами. Громкие слова не нужны.

Мужчина ударил женщину и ушел. Та упала на колени и закрылась платком, а люди просто проходили мимо.

– Эта женщина несчастна, – Ратори уже указывала на другую женщину, стоявшую с опущенными глазами у лотка. – Ее глаза не видят ничего. Ничто вокруг ее не радует так, как то, что она хранит в своих воспоминаниях.

Вокруг было много людей. Все были чем-то заняты. Они шли или разговаривали, сидели у своих домов или бегали, как тот мальчишка за собакой.

– Почему люди несчастны? – Это был важный вопрос.

– Они… – Ратори помолчала чуть-чуть, а потом добавила: – Они перестали жить. Отдали свою жизнь другим или просто потеряли ее.

О! Это то самое «потом узнаешь», как говорил папа. Только в этот раз я согласилась: и так много чего приходится узнавать.

Про это я узнаю потом ?

*

Повозки остановились. К нам подошел пожилой мужчина в красивой ярко-красной рубашке. За ним торопился молодой высокий парень. Его лицо выражало недовольство: его заставили прийти сюда.

Пожилой нежно обнял Ратори, и они долго разговаривали. Молодой стоял позади них и рассматривал меня своими черными глазами. Ратори остановила его, когда он попытался подойти: «Завтра».

Мы пришли в очень хороший дом. В нем было несколько комнат и даже водопровод. Из открытого окна доносился сладковатый запах цветов и щебет лесных птиц. Слышались звуки посуды и мебели, которую люди зачем-то выносили на улицу. После пыльной дороги очень хотелось спать.

Утром ко мне пришла Ратори в новой ярко-оранжевой простыне – сари. Она и мне принесла новую одежду: топик с юбкой и красную ткань. После того как я умылась, она начала наряжать меня. Я крутилась на месте, пока на меня наматывалась красная ткань. Это показалось мне забавным.

– Эта дорога закончилась. Ничего не бойся. Так надо, – говорила она, надевая мне серьги и украшения. – Дальше пойдешь без меня.

Она начала повязывать мне новый платок.

– Я хочу свой платок. – Мне почему-то стало не по себе.

Новый платок повязали поверх красного, подаренного Гюли. В новой одежде было удобнее ходить. Мы вышли на улицу.

На улице стояли столы с едой и бутылками. Люди уже сидели за столами и шумно переговаривались. Многие мужчины, в том числе отец Ратори, стояли возле вчерашнего неприятного паренька, тот держал в руках большой нож, а на поясе у него висел кнут. Одна из женщин взяла меня под руку и подвела к кругу мужчин. Но где же Ратори? Вот ее пожилой отец протянул ко мне руки и сказал:

– Радуйся, Мохана. Когда станешь взрослой, ты станешь женой Тагара.

Что? Зачем? Где Ратори?

Тагар грубо взял мою руку и потянул в свою сторону. Его черные глаза блестели.

– Не хочу!

Толпа стихла. Они не могли знать, что значат эти слова, они не моя большая семья. Но все и без слов было понятно.

Я рванула руку. Тагар качнулся вперед и чуть не упал.

Повисла тишина. Это была не тишина в младшем классе школы. Воздух звенел опасностью. Люди начали переглядываться.

Я побежала.

– Стой! – закричал мне вслед пожилой мужчина. Он был весьма раздосадован.

Мое сердце бешено билось, пока я бежала по красной дороге на чужой земле. Закончился маленький поселок. За мной были слышны свист и топот. Они бегут за мной. Они долго не могли понять, что произошло, поэтому не сразу стали догонять.

Дома кончились. Слева и справа деревья. Здесь светло – меня видно. Там, за деревьями, спряталась тень.

Там спрячусь и я. Я отодвинула ветки деревьев и кустарников и шагнула вглубь.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/mariya-zubareva/proydi-svoy-put-chast-1-prorochestvo-sbudetsya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.