Книга - Матабели в Одессе

Матабели в Одессе
Евгений Анатольевич Маляр


Продолжение серии «Детективные повести начала XX века». Следователя Ордынцева посылают в Одессу на помощь городской полиции. В южном городе происходит серия ужасающих по жестокости убийств. Вместе с коллегами-одесситами чиновник работает над разгадкой ужасной тайны. Одновременно развивается сюжетная линия героини предыдущей повести, ставшей заметной фигурой преступного мира и тайно влюбленной в Ордынцева. В конце повести, когда дело успешно раскрыто, их пути пересекаются.Кто такие матабели, и что они делают в Одессе, читатель узнает в самом начале книги. Следующая повесть – о расследовании убийства в разгар Гражданской войны.




Евгений Маляр



МАТАБЕЛИ В ОДЕССЕ



Детективная история начала ХХ века



Список действующих лиц:



Ордынцев Николай Арефьевич – коллежский асессор, человек уже не юный, по-прежнему в чинах небольших. Знаком читателю по предыдущей повести.

Дионисий Иванович Ждан-Пушкин, коллежский советник – полицмейстер, начальник Ордынцева;

Анастасия, она же Настя Триандафилова, она же товарищ Нарыжная – беглая дочь купца, по-прежнему очень красива;

Роза Ордынцева, в девичестве Штрамбуль, жена Ордынцева;

Василий Буров – старший следователь уголовной полиции города Одессы;

Владимир Стоев – сотрудник уголовной полиции города Одессы, болгарин по национальности;

Генрих Баум – сотрудник уголовной полиции города Одессы, просто немец;

Сколопидис – одесский коммерсант;

Савелий Богуславский – жертва преступников. Сорок один год, счетовод конторы «Зильберт и компания, перевозка зерна»;

Софа Богуславская – его жена;

Папа – один из главарей ростовского преступного мира. Как звали его на самом деле, никто уже не вспомнит;

Сеня Башмачник – ростовский уголовник;

Товарищ Иванов – видный деятель социал–демократического движения, подпольщик;

Никифор Вятский – лидер одесского социал-демократического подполья;

Михельсон – студент-подпольщик;

Штерн, Хоменко, Мисливченко – гимназисты седьмого года обучения;

Юрий Петрович Мартынов – директор гимназии, что в Одессе на улице Надеждинской;

Кирилл Петрович Лурье – бухгалтер полицейского управления, человек натуры героической, хотя по виду и не скажешь;

Жандармы одесской полиции;

Прочие жители Одессы, Ростова и Волгска по состоянию на 1910 год.



Пояснение по поводу названия повести: матабель – представитель древнего африканского племени, в котором культивировалась крайняя жестокость и презрение к человеческой жизни. Конечно же, повесть не об африканцах.



I

2 октября1910 года. Одесса, Ланжероновская дача



В записке было сказано: «Жду возле Ланжероновской дачи в три пополудни завтра. Будьте одна, без оружия, и смотрите, не приведите за собой ненужных провожатых, иначе не гарантирую Вашей безопасности». Подписи не было, и так ясно, от кого принес этот клочок бумаги мальчишка лет девяти-десяти, этакий одесский Гаврош, оборванец в кепке набекрень и залатанных штанах. Кривовато улыбнувшись, он обнаружил изрядную недостачу зубов, молочных еще, и сунув в руку Анастасии свернутый в кубик пакетик, быстро убежал.

И вот, за сорок пять минут до назначенного часа, молодая женщина села в желто-красный трамвай на Греческой площади. В вагоне было малолюдно по случаю ненастной осенней погоды и рабочего часа, а к тому времени, когда он достиг, миновав Канатную и Сабанский переулок, своей конечной станции в Александровском парке, вовсе оставался всего один пассажир – Настя.

Выйдя из трамвая, она неспешно побрела по парковой аллее, по шелестящим под ногами багряным листьям, слушая приглушенный шум порта, прибой и сдавленные гудки Воронцовского маяка. Справа высилась Александровская колонна и женщина невольно улыбнулась.

Многое из окружающей жизни вызывало у нее усмешку, о причине которой не все догадывались. Вот и арка дачи Ланжерона развеселила ее упитанностью амурчиков, парящих над входом. Настя пришла вовремя, даже на несколько минут ранее назначенного часа она еще вечером сверила наручные золотые часики с думскими. Из боковой аллеи показался мужчина лет сорока в клетчатом, застегнутым наглухо пальто и английском кепи, Настя не сразу заметила его: «джентльмен» шагал почти бесшумно.

– Товарищ Нарыжная? – спросил он

– Да, это я. Здравствуйте, товарищ Никифор, – ответила Анастасия, она привыкла за семь лет к этой фамилии.

– Пройдемся, – предложил мужчина тоном, не допускающим возражений, – нам есть, о чем поговорить.

– Итак, давайте сразу о делах, – через минуту предложил Настин спутник.



II

5 октября 1910 года. Новости из провинции. Город Волгск



«В Саратовской губернии, в уездном городе Волгске раскрыто два загадочных преступления, связь между которыми была крайне неочевидна. Дочь купца второй гильдии Т. совершила умышленный поджог питейного заведения, побуждаемая к сему действию чувством оскорбленной чести. Некий приказчик М. воспользовался ее крайне затруднительными обстоятельствами, связанными со случайной гибелью ее любовника Ф., и принудил к связи, о чем рассказывал своим собутыльникам в вышеуказанном заведении. Дела о пропаже Ф. и пожаре приняты были в следственное делопроизводство как отдельные, не имеющие связи между собой преступления, но молодому следователю Ордынцеву Н.А. удалось выявить таковую в их временном совпадении и некоторых малозначительных, на первый взгляд, обстоятельствах. С помощью логических построений и новейших достижений криминалистической науки Ордынцев сумел раскрыть преступления и выявить их истинных виновников. Поболее бы нам таких одаренных молодых сотрудников, и преступность в нашем отечестве стала бы стремительно отмирать, уступая место человечности и доброте!



Газета «Полицейские ведомости», Санкт-Петербург, 16 августа 1903 года»



– Николай Арефьевич, Вас вызывает Дионисий Иванович! – раздался в коридоре голос коллежского регистратора, секретаря Мордвинова.

Дверь в кабинет Ордынцева была приоткрыта для лучшей вентиляции, Николай считал свежий воздух одним из главнейших условий доброго здоровья. Да и информация так доходила быстрее.

Служба после повышения в чине текла складно и спокойно, больших хлопот не доставляла. В городе почти ничего не происходило. Вернее, происходило, но это как-то не касалось Ордынцева.

Ну, начались какие-то волнения среди рабочих на всех трех цементных заводах, практически одновременно, так тут загадочного ничего не было: в городе вдруг появились какие-то незнакомцы, и связь между их появлением и последовавшими стачками была столь очевидна, что и анализа никакого не требовалось.

Установили негласное наблюдение за всеми четырьмя. Ну и что же? Они в открытую издевались над своими соглядатаями, провинциальными молодыми сыщиками.

Впрочем, московские или питерские сыскари тоже ничего им сделать не могли бы: никаких законов они не нарушали, а собираться и разговаривать никому не воспрещается. Ордынцев тоже выполнял это нелегкое задание, участвовал в слежках и наблюдениях, но его тяготила эта нудная работа.

В конечном счете, лишь через полгода одного из агитаторов удалось поймать на вполне уголовном занятии, – он подрался с мастером цеха, уличившем его во лжи. В пивной состоялся диспут, в результате которого телесные повреждения легкой степени получил собственно революционно настроенный приезжий, а патриот-мастер вызвал полицию.

При задержании возник повод обыскать молодчика. В его кармане оказался револьвер, дешевенький, но заряженный, вот его под микитки и взяли, а коль скоро с остальными агитаторами его связь была установлена во время слежки, то и их прихватили.

У одного – «бристоль-бульдог», у другого – динамитная шашка, у третьего – листовки с призывами к свержению царизма. В общем – полный букет, икебана, как стали говорить после японской.

Волнения сразу прекратились, да и успех-то заезжие агитаторы имели только у сезонных рабочих, живших по три месяца в году в «казармах» при заводах. Там и в самом деле бытовые условия были не очень, но это были работники временные, их нанимали в разгар строительства, когда цемента продавали больше, чем в среднем за год.

Мужики и молодые ребята из деревенской бедноты, попадая в город, пусть и небольшой, и получая жалование, пусть и тоже небольшое, испытывали некое смятение духа, которым и пользовались чужаки, подбивая их на безобразия, и обещая большие достатки, причем сразу, если они побунтуют. А рабочие квалификацией повыше возражали агитаторам, иногда очень активно, как упомянутый мастер цеха.

В общем, прошли эти события, и снова – тишина. То козу у кого увели, а то в кабаке кто подрался.

Не спеша, Николай встал из-за стола и пошел к начальству на прием.

– Дионисий Иванович, здравия желаю! – поприветствовал он шефа.

– Здравствуй, Коляша, а у меня для тебя новость какая! – коллежский советник улыбнулся и даже несколько заговорщицки подмигнул. У них вообще после случая с пожаром в питейном заведении установились отношения почти приятельские.

Впрочем, Ордынцев не злоупотреблял таковой протекцией. А как злоупотребить-то ею? Да, небольшой все же грешок был за Колей, любил он по утрам поспать подольше, из-за этого и опаздывал на службу, а г-н Ждан-Пушкин на это глядел сквозь пальцы, ну и все. Больше льгот не было.

– Так вот, читай, – Дионисий Иванович дал Ордынцеву распечатанный телеграфный бланк. Николай прочел:



ТЕЛЕГРАММА

КОЛЛЕЖСКОМУ = СОВЕТНИКУ = ЖДАН=ПУШКИНУ = ГОРОД = ВОЛГСК = САРАТОВСКОЙ = ГУБЕРНИИ

ДЛЯ = ПОМОЩИ = РАССЛЕДОВАНИИ = ОСОБО = СЛОЖНОГО = ДЕЛА = СЕРИЙНОГО = УБИЙСТВА = ПРОСИМ = КОМАНДИРОВАТЬ = КОЛЛЕЖСКОГО = АСЕССОРА = ОРДЫНЦЕВА = НЕ = ОТКАЖИТЕ = НАСЛЫШАНЫ = УСПЕХАХ = НУЖЕН = СВЕЖИЙ = ВЗГЛЯД = НАЧАЛЬНИК = СЛЕДСТВЕННОГО = ОТДЕЛА = ПОЛИЦЕЙСКОГО = УПРАВЛЕНИЯ = ОДЕССЫ = ГЕЙН



– Ну-у-у, Дионисий Иванович! – протяжно загудел Николай, – где уж мне одесситам помогать! У них, небось, в день происходит поболее, чем у нас за пять лет! Засмеют ведь!

– А ты Коля не бойся ничего, я уж думал об этом. Ты съезди да погляди что там и как, – опыта наберешься. Поможешь им чем, так почет тебе, а не выйдет, так и спросу особого с тебя не будет, – чай, из провинции приехал. Вот ежели бы кто из столиц к нам пожаловал учить да помогать, а у него ни шиша бы не вышло, вот тогда бы мы посмеялись…

Ждан–Пушкин тут же расхохотался, представив себе такую ситуацию,

– Гейн же прочитал о нашем деле с «Венецией» в «Полицейских ведомостях», там очень тебя нахваливали!

(У Коли этот номер петербургской газеты лежал в заветном альбоме, так что рассказывать ему было не нужно…),

– Так что давай, пакуй кофр, да и поезжай. Дорогу они оплатят, гостиницу тоже, командировочные неплохие – шесть с полтиной в день, и это при сохранении оклада. Эх, я бы сам поехал, так не зовут, – и полицмейстер снова раскатисто рассмеялся.

Домой Коля пришел взволнованный.

– В твои края посылают, Розочка! – с порога прокричал он.

– Да? Это куда же? В Бердичев? – проявила любопытство Роза.

– Да нет, в Одессу! Там у них непонятно что происходит, людей убивают почем зря, и без меня не могут разобраться, – слегка прихвастнул счастливый супруг.

– Ну-ну, с тобой они таки точно всех бандюг переловят! Как же без тебя? – скептически процедила мадам Ордынцева, в девичестве Штрамбуль.

Она вообще особым оптимизмом последнее время не отличалась. Все свое время, и все силы отдавая сыну, она считала, что Коля, как отец, недостаточно участвует в воспитательном процессе. А когда все же занимается с ним чем-то, то не так, внушая ему всякие реакционные мысли и религиозные идеи, водит для чего-то в церковь, учит не гневаться и тому подобным глупостям.

Разоблачая противоречия между идеями, пропагандируемыми мужем и его поведением (иногда), она как-то выпускала из виду собственные нестыковки в мировоззрении, впрочем, такое свойственно не только нашей героине, а многим, если не всем прочим людям.

Да, Коля был не ангел. Кроме уже упомянутого стремления поспать подольше были и другие грехи у него: засматривался на красавиц, покушать вкусно любил, но отдадим ему должное, для семьи старался.

Занятие Ордынцева казалось Розе не то что полезным, а вообще вредным. Сколько Коля не доказывал, что без полиции никак нельзя, даже если и станут все люди братьями, и всех тиранов свергнут, все впустую было. К тому же Роза стала настолько фанатичной матерью, что практически потеряла интерес ко всему остальному.

Да может, это и к лучшему, –думал муж иногда, – хоть революцией не бредит.

Расстраивало Колю главным образом почти полное отсутствие интимной стороны их супружества. Он даже советовался с отцом Павлом, своим духовником, и получил очень мудрый, хоть и предсказуемый совет: быть добрее с домочадцами, не скрывать своей любви к ним, поболее молиться, и рано или поздно таковое смирение непременно принесет свои плоды.

Коля подумал, перекрестившись, что все-таки лучше бы пораньше, чем попозже. Жили супруги в хорошей съемной квартире, жалованье в сто тридцать рублей позволяло, подумывали уже и об ипотечной покупке дома, вот в этом было полное единодушие, – Роза вообще была на редкость практичной, хозяйничать умела очень экономно.

Что касается сына Ивана, а ему было уже шесть, то Николай все больше к нему привязывался.

Сразу после родов, и первые пару лет, к своему удивлению, Ордынцев не чувствовал никаких отцовских чувств, кроме ответственности, что скрыть было невозможно, и что, в сущности, пробило первую трещинку в отношениях с Розой. Она сразу стала очень заботливой матерью, и часто попрекала Колю, что он не разделяет ее восторгов, на что тот парировал, что она была с их чадом одним организмом целых девять месяцев, чего он, понятное дело, был лишен, и вообще, мужчины по другому относятся к детям, чем женщины.

В ответ на него обрушивался целый ворох примеров именно такого отношения к потомству, о каком она, Роза, мечтала. И у той ее подруги муж заботлив как пингвин, и у этой, а ты, дескать, дундук дундуком. Ну что же, как там у Старицкого, – «один такой, другой такой», – парировал в свою очередь Коля. Вот так они и спорили.



III

8 октября 1910 года. Волгск – Одесса



В этих невеселых думах проделал Ордынцев весь путь от Волгска до Саратова на пароходе «Княгиня Ольга», гуляя по палубам и коридорам, проходя мимо железной двери за которой шлепало колесо по речной воде, и вдыхая вкусный запах, доносящийся из камбуза, – то ли макарон по-флотски, то ли еще чего-то, чем потчевали пассажиров третьего и четвертого класса, следовавших вниз по Волге.

Сам Николай не отведал этих блюд, он плыл на пароходе лишь шесть часов, затем гулял по Саратову до вечера. Московский скорый отходил в полвосьмого. Прибыв в Белокаменную утром, также прошелся по «дистанциям огромного размера», по Тверской, по Пятницкой, и вечером сел в одесский литерный, заняв место в четырехместном купе второго класса – ему по чину не полагалось большего комфорта.

Зато соседи ему понравились – это была тихая и доброжелательная еврейская семья, родители, им было за сорок, и их дочка лет пятнадцати, очень милая, как отметил Коля.

Отец назвался Яковом, представил свою семью, сказал, что он – портной, и между делом предложил свои услуги в пошиве костюма. Кроме того, Яков похвалил одежду Николая, хотя тот был в обычном партикулярном платье.

Речь его своим звучанием напомнила беседы с Розой периода предсвадебных Колиных ухаживаний, и с легкой грустью Ордынцев открыл бутылочку шустовского, подаренного коллегами в дорогу. Яков сперва отказывался, но, после некоторых уговоров, и узнав, что супругу его попутчика зовут Розой, все же пригубил. После третьей он кратко поинтересовался:

– Аид?

– Нет, – Коля знал от жены некоторые слова на идише, поэтому смысл вопроса понял, несмотря на его лаконичность, – а что, похож? – поинтересовался в ответ он.

– Не, но все же… У Вас такое интеллигентное лицо, – нашелся портной, не утративший, однако, несмотря на отрицательный ответ, своей доброжелательности.

Завязался разговор, и тут Коля узнал, почему его позвали в Одессу. Оказалось, что в городе действует банда грабителей, по ночам убивая мирных жителей, причем таковых (убиенных) уже насчитывается более сорока. Не выдавая своей заинтересованности, чиновник внимательно слушал, заранее предвкушая все трудности и ощущая полную беспомощность перед грядущими обстоятельствами.

Так, в расстроенных чувствах, он и залег на свою верхнюю полку, на которой и проспал почти полпути. За утренним чаем, уже в Раздельной, Коля отметил разницу в ландшафтах: кругом были степи и поля, ни тебе гор, ни лесов.



IV

10 октября 1910 года. Суть дела



И вот он, одесский вокзал. Благодаря телеграмме, данной Ордынцевым из Москвы, встречавшие (если таковые предполагались) должны были знать, в каком вагоне он едет. Так и вышло: на перроне стоял офицер полиции, поручик, в щеголеватом мундире под распахнутой светло-серой шинелью, в сапогах со шпорами и с лихо закрученными усами.

– Буров! – протянул он руку Николаю, представляясь.

– Ордынцев – постарался так же браво ответить Коля.

– Слышишь, Фира, этот молодой человек ехал-таки к нам не просто так. И встречает его не абы кто. Ты поняла? А я сразу увидел, что он не простой какой-то шлёма. Это ж боже-ж мой кто! Он таки наведет у нас порядки, что б ты знала! Это я тебе говорю!.. – далее Николай не слышал, вокзальная сутолока заглушила восторженные возгласы портного.

Буров провел Колю вдоль перрона к выходу. Перед ними открылся вид на Свято-Пантелеймоновский монастырь и улицу Ришельевскую.

– Так, господин Ордынцев, сейчас в гостиницу. Мы для Вас сняли номер в Пассаже, новейший отель, не хуже, чем в Париже, Лондоне, да еще хоть где! От управы нашей четверть часу ходу. Потом – завтрак. Это все мне поручено. А как Вас зовут так, по-простому? Меня – Василий.

– А меня – Николай – не стал задаваться Ордынцев.

– Вот и славно. Я сразу понял – наш человек! Вот за завтраком и введу в курс дела.

Гостиница оказалась и вправду выше всех похвал. Быстро оставив чемодан в нумере, и новые знакомцы вышли на Преображенскую.

Слева открывалась великолепная картина – Свято – Преображенский собор, красивый фонтан, а правее – памятник его сиятельству – графу Воронцову. Да что там говорить, после жизни в провинциальном городке тут все казалось какой-то европейской заграницей. Высокие чугунные столбы с круглыми тумбами в основании были увенчаны электрическими светильниками с матовым стеклом, от них веяло каким-то футуризмом. По рельсам громыхали вагоны конки, но кое-где, Коля еще не запомнил названий улиц, уже были натянуты провода трамвая.

– Про кафе «Фанкони» слыхали у себя в Саратове? – поинтересовался Буров.

– Да я даже не из Саратова, Саратов – губернский город, а я из уездного, Волгска, ушел от ответа Николай. Он ничего не знал о «Фанкони», да сказать было стыдно. Розе, когда она здесь жила, видать, не по карману было ходить по таким кафе, – подумал Коля – вот она и не рассказывала ничего про такие знаменитые места, – и предложил: «давайте, может, куда попроще?»

– Ну, попроще, так попроще. Тут есть неплохое греческое заведение, отличные блюда, да и винцо выше всех похвал…

– Для винца рановато ведь, – Коля привык если и выпивать, то вечером.

– Понял, ну уж после службы не откажите нам с коллегами проявить одесское гостеприимство. Коль приехали, голодным и трезвым не отпустим! – рассмеялся Василий.

– После службы – с превеликим!

На улице Греческой, спустившись по гранитным ступенькам, зашли в закусочную. Заказали салат с брынзой и помидорами, оливки и две чашки крепкого кофе.

– Вася, я сгораю от нетерпения, мне в поезде уши прожужжали теми страхами, что тут происходят! Сорок человек убито! Банда грабителей! – сразу начал проявлять нетерпение Николай.

– Коля, ты не пугайся так уж чересчур: во-первых, не сорок, а шесть, хотя тоже немало, а во-вторых, вот банда ли это? Слушай сюда внимательно. Для серьезной банды улов какой-то смешной. Убитые – люди достатка весьма скромного, убогие даже.

Дело обстоит так: сумерки, часов девять. Фонари еще не зажгли, а солнце уже зашло. Идет домой со службы дядечка такой, и не доходит. А вечером или утром уже дворник находит в каком-то закутке его труп, и видно, что били дядечку так, что ошметки мяса висят с головы, и взяли-то мелочевку: кольцо обручальное, часики дешевые, из кармана выгребли серебра чуток, да рублевку-другую… И так все шестеро.

Чтобы серьезный бандит на мокрое пошел из-за такого халоймеса, как у нас говорят, так это просто нонсенс. Может маньяк? В общем, давай так, сейчас к нам в управление, на Преображенскую, там возьмешь две папки с делом, прочтешь, а потом поговорим. Ты там у себя в Волгске лихо все раскрутил, мне понравилось, я читал. Мы тута тоже не пальцем деланные, но вдруг ты что-то свежим взглядом разглядишь?

На Преображенской в высоком, четырехэтажном здании управления царила деловая суматоха. По коридорам бегали чиновники с папками и стопками документов в руках, кого-то вели на допросы, через открытые двери кабинетов Коля видел людей, составляющих прошения, заполняющих формуляры, разговаривающих и молчащих. Как все непохоже на мирную и спокойную обстановку в Волгской полицейской управе, где слышно, как мухи жужжат! На третьем этаже, в небольшом кабинете Бурова был заботливо поставлен еще один стол и стул.

– Ничего, в тесноте, да не в обиде! – ободрил Николая Вася, – Сейчас я чайку организую!

Но с чаем вышло не сразу.

– К вам господин Сколопидис, – доложил дежурный жандарм.

– Проси! – скомандовал Буров.

В кабинет стремительно вошел чернявый полноватый господин в костюме-тройке песочного цвета, шляпе-канотье, с усиками и в пенсне.

– Здрастье! Эти заразы опять ко мне заходили! – с порога выпалил он.

– И що, таки опять снова? – деловито поинтересовался Василий.

– Да! И опять, и снова! Я им говорю – я закон не нарушаю, що вы хотите? Вы поняли? А они – а у нас свои законы! Плати, или будешь плакать очень-очень! И дети, и жена тоже очень могут плакать! Вы поняли? А где я им денег возьму? Я що, их рисую? А если еще придут другие? И другие? Вы поняли? А им неинтересно слушать! Они даже не смотрють на мене! Повернулись и пошли! Только бананчиком мене перед носом покрутили!

– Так, когда обещались прийти?

– Дали мене три дня на подумать!

– Ну, делайте вид, что усиленно думаете, даже можете палец ко лбу временами приставлять. За вами никто не цинковал, когда вы к нам ишли?

– Не, що я, дурной? Я шел по Соборке, и прямо из толпы нырнул себе по Спиридоновской, через Новосельскую, Тираспольскую, и сразу к Вам!

– Так, с послезавтра у Вас в лавке будет новый приказчик, а в кладовке – еще парочка наших сотрудников. Как войдут, их туда и ведите, вроде за деньгами, «приказчик» не даст им выйти. Им так засунут голову в ж.., что они расскажут от кого они, хотя я и так знаю, кто их послал. Чтобы у Вас все беды были такие!

– Я даже не знаю, как Вас благодарить, Василий Николаевич, даже и не знаю… Вы мене поняли?

– Ой, все Вы знаете, только не летаете! Ну ладно, у Вас усе?

– Не смею отвлекать от важных государственных дел, – Сколопидис покосился на Ордынцева, – Адье!

И посетитель, торопливо пожав Васе руку, столь же стремительно вышел.

– Не, ты видел? И этот хитрожелтый грека опять выкрутится! Он, конечно, законы соблюдает. И налоги платит. Но не все. Контрабандой приторговывает, подловить можно было бы на раз, да сейчас не до него. А этих маровихеров мы, благодаря нему, возьмем, и не только их.

– А что он там намекал на благодарность? – полюбопытствовал Николай.

– А! – неопределенно отмахнулся Вася, – вообще-то лучше от них ничего не брать, дадут на рубль, потом всем раструбят, что вот, Буров берет, и не отмоешься вовек. Так, садись, читай, вот тебе первая папка, а вот вторая. А чай я все-таки попрошу, чтоб сделали.

– А что за бананчик, и зачем им крутят? – поинтересовался Коля.

– А, так это револьвер так называют. Ты спрашивай, если что, у нас иногда непонятно для приезжих говорят. Народов тут намешано, – не сосчитать, чистый Вавилон! Русские, украинцы, греки, евреи, албанцы, их у нас арнаутами называют, болгары, немцы, поляки, греки, итальянцы, французы, испанцы, татары, караимы и еще Бог ведает кто. И все внесли свою лепту в наш говор, в одесский язык. А еще особый, преступный жаргон, которым мы, сыскари, тоже владеть должны, иначе многого не поймем.

Николай подумал, что на Волге тоже Вавилон – русские, украинцы, немцы, татары, мордва, чуваши, а сейчас еще и швейцарцы, и англичане, а вот языка своего пока вроде не придумали.

Чаю опять не удалось попить. Дверь тихо приоткрылась, и в кабинет вошла, не здороваясь, брюнетка лет сорока, очень красивая, одетая по последней парижской моде. Вася стремительно пододвинул стул поближе к своему столу, поклонился, приглашая сесть. Разговора Николай не слышал, только отдельные слова и фразы, но смысл понял. В город прибыл дня три-четыре назад один из руководителей социал-демократической партии, подпольщик со стажем. Известно, где остановился, также установлены некоторые лица, с которыми он имел встречи.

Беседа завершилась, Василий подошел к сейфу, достал бланк, несколько ассигнаций, которые отдал гостье, предложив ей расписаться, запер бумагу в сейф и распрощался столь же церемонно, как и встретил.

– И что, таки чаю не попьем? – спросил Вася.

– Да пес с ним, чаем, не беспокойся, – Николай уже углубился в чтение.

Фотографии с мест преступления тоже прилагались. Они были прекрасного качества, и при этом – ужасны. Мы не будем их подробно описывать, вы уж, дорогой читатель, поверьте на слово, – более жестокую расправу, чем та, которой подверглись несчастные жертвы, и представить себе тяжело.

Проанализировав описания смертоубийств, Коля почувствовал меж ними общность – все шесть эпизодов объединены в одно дело не случайно. Подойдя к подробной карте Одессы, висящей на стене, он увидел пометки, сделанные красным карандашом. Поверх адресов, известных ему по прочитанным протоколам, почерком Бурова проставлены даты убийств и фамилии жертв.

Преступления совершались в одном районе, – судя по масштабу карты, ходу от одного до другого было не более двадцати минут. И все они – в центре города. Два – ближе к Пересыпьскому мосту, на Софиевской и Торговой, еще одно – за ним, на Церковной. Потом – четвертое – на Конной, дом 9, и пятое, на Приморской, дом 29. И еще одно, самое первое – на Гаванной, в третьем номере.

Но не только адреса объединяли преступления. Время. Судя по трупному окоченению убитого, обнаруженного утром, и по температуре жертв, найденных еще вечером, убиты они были в сумерках, не ночью, но и не в светлое время.

Буров пояснил, что в начале одиннадцатого в Одессе принято запирать дворовые ворота на ключ, а подгулявшие жильцы должны звонить дворникам и благодарить их за беспокойство, обычно монетою в гривенник. В том, единственном случае, когда жертву обнаружили утром, дворник был в глубоком запое, и охваченный таковой страстью даже пренебрег дополнительным заработком, оставив ворота открытыми на всю ночь.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/evgeniy-anatolevich-malyar/matabeli-v-odesse/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.