Книга - Тайный год. Неизвестный дневник священника

Тайный год. Неизвестный дневник священника
Спиридон Кисляков


Наследие архимандрита Спиридона (Кислякова)
После почти столетнего забвения на родине личности и творчества архимандрита Спиридона (Кислякова) выходит полное издание его дневников. История рукописи произведения, предлагаемого читателю, загадочна, необычна и драматична. Созданная незадолго до смерти автора, она хранилась у его духовной дочери (многие годы находившейся под пристальным присмотром НКВД), была выкрадена в начале 1980-х годов, затем несколько раз перепродана и вновь похищена во время второго Майдана. К издателям рукопись попала от киевского обладателя, выкупившего и сохранившего дневники и воспоминания отца Спиридона. Само произведение представляет собой нерасшифрованное послание, к которому еще предстоит найти ключи, и исследовательская работа в этом направлении только-только начинается. Это не обычные дневниковые записи фиксирующего события и мысли человека, а описание одного года жизни, в каждый день которого вписаны тайные и явные смыслы, ведущие в вечность.





Архимандрит Спиридон (Кисляков)

Тайный год

неизвестный дневник священника



Серия «Наследие архимандрита Спиридона (Кислякова)»



Подготовка текста к публикации, редактура, комментарии П. Г. Проценко, И. З. Дьякова



© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020


* * *




Павел Проценко

Когда история невыносима

Записки русского миссионера из ада (1927–1928)


Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут…

    (1 Кор. 15:22)

За последние несколько лет в России выходит из печати уже четвертая книга архимандрита Спиридона (Кислякова)[1 - Спиридон (Кисляков), архим. Исповедь священника перед Церковью. М., 2017; Он же. Я хочу пламени. Жизнь и молитва. М., 2019; Он же. Нерчинская каторга. Земной ад глазами проповедника. М., 2019.Эти книги выпущены издательством «ЭКСМО» и впервые вводят в культурный и научный оборот полную версию воспоминаний архимандрита. Кроме того, в прошлом году очередной раз переиздан их старый, журнальный, вариант: Спиридон (Кисляков), архим. Из виденного и пережитого. М.: Изд-во «Синопсис», 2019.]. Кроме того, в 2017 г. вышла биография его друга и ученика свящ. Анатолия Жураковского, где подробно описывается жизнь о. Спиридона[2 - См.: Проценко П. Г. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик, 1897–1937. М., 2017. С. 20–236. См. также: Он же. Откровение любви во время мировой бойни // Спиридон (Кисляков), архим. Исповедь священника перед Церковью. М., 2018. С. 7–25.]. И это после почти столетнего забвения на родине его личности и творчества[3 - Следует отметить, что еще в 1950 г. во Франции был издан перевод воспоминаний о. Спиридона (их вариант из киевского журнала «Христианская мысль»), сделанный и прокомментированный французским славистом Пьером Паскалем (Pierre Pascal). Благодаря этому переводу, на книгу архимандрита обратил внимание ученик и биограф афонского подвижника русского происхождения Силуана (Антонова; 1866–1938; ныне прославлен в чине преподобных) иеромонах Софроний (Сахаров; 1896–1993, впоследствии архимандрит и основатель православного монастыря в Англии). Он пишет краткий отклик на прочитанное, в котором высоко отзывается о мемуарах киевского миссионера, называя их «ценнейшим свидетельством», «заслуживающим большое внимание» и «оставляющим неизгладимое впечатление». См.: Софроний, иером. Библиография [На фр. перевод книги архим. Спиридона «Мои миссионерские труды в Сибири»] // Вестник русского Западноевропейского экзархата [МП]. Париж, 1952. № 9. С. 28–29. (Приношу благодарность старшему редактору издательства ПСТГУ Е. Ю. Агафонову за указание на этот материал.)].

Необычна история рукописи произведения, ныне предлагаемого читателю. Созданная незадолго до смерти автора, она хранилась у его духовной дочери (многие годы находившейся под присмотром НКВД), была выкрадена в начале 1980-х годов, затем несколько раз перепродана и вновь похищена во время второго Майдана.

Не менее необычно и содержание рукописи. На первый взгляд она может произвести впечатление шизофренического бреда или набора графоманских описаний явлений духовной жизни. На ее страницах автор напряженно молится и размышляет о тайнах бытия, смерти, Св. Троице, замысле Творца о творении, восстании творения и Страшном суде над ним. Исходя из биографии автора, истории его столкновений с церковной бюрократией в борьбе за возможность свободного служения идеалам православия, его мужественного противостояния гонителям веры в период нэпа, нам удалось найти ключ к его молитвам и видениям потусторонней жизни как последней попытке оптимистического христианского взгляда на историю. А также и на судьбу традиционного церковного мира и старорусской жизни с ее жаждой всеобщего спасения в правде и истине. Эти записки – поток сознания из молитв и видений еще не старого, но уже серьезно больного человека, физически надорвавшегося в результате многолетней работы на ниве христианского просвещения. Рассматривая их под этим углом, мы обнаруживаем многие типичные для русской духовной культуры темы в их предельной постановке.

Георгий Степанович Кисляков неоднократно пишет, что родился в 1875 году. Согласно записям в метрической книге, он появился на свет двумя годами ранее, 21 мая (ст. ст.) 1873 года[4 - Именно этот год следует считать действительным; день рождения, 21.05, подтвержден и в настоящих записках. См. запись от 22.05. 1928. Приношу сердечную благодарность за сообщение сведений из метрической книги Пятницкого храма киевскому историку Т. В. Кальченко.]. Крещен в тот же день в Пятницком храме села Казинки Скопинского уезда Рязанской губернии. С раннего детства в родительском доме он ищет последнюю, главную, правду о Боге. Отроком идет пешком в Киев, затем переправляется в Грецию, в знаменитую монашескую республику на Афоне, потом оказывается на Алтае и в Сибири с миссионерским послушанием. В 1903 г. принимает монашеский постриг. В 1915 г. направляется на Юго-Западный фронт военным священником и вскоре за ревностные проповеди отправляющимся в бой солдатам получает сан архимандрита.

В конце следующего года после авиабомбежки с ним происходит внутренний переворот. Ему открывается безумие мировой бойни и греховность ее одобрения именем религии. Попытки преодолеть духовный кризис приводят архимандрита к знакомству с киевским профессором нравственного богословия Василием Ильичем Экземплярским (1874–1933). Встреча их, состоявшаяся осенью 1916 года, помогла военному священнику обрести новый смысл существования, возвратив к религиозной весне собственного детства. Кроме того, она неожиданно сделала монаха писателем. Еще одним следствием знакомства стало обретение архимандритом обширной паствы на холмах древнего Киева.

Богословие Экземплярского пронизано стремлением преобразить мир «вдохновляющей силой Голгофы». Однако он столкнулся со «страшной противоборствующей силой», и не где-нибудь, а в стенах родной Киевской духовной академии. В 1912 году под надуманным предлогом и с использованием прямой клеветы решением Священного Синода его уволили с кафедры. Для мировоззрения Экземплярского характерно стремление дать обществу наглядное представление о внутреннем христианском опыте как свободном уповании. Именно поэтому Василий Ильич убедил военного священника записать историю его религиозного развития во всей ее сложности и противоречивости. Многие сокровенные настроения и переживания о. Спиридона в умелой и бережной редактуре Экземплярского несут отпечаток мыслей самого богослова. Значимость их знакомства видна уже из того, что о. Спиридон считал Василия Ильича своим «отцом во Христе»[5 - О влиянии идей Экземплярского на архим. Спиридона см.: Проценко П. Г. Киевское братство Иисуса Сладчайшего (1917–1930): момент возникновения – взгляд в истоки братского движения // Православные братства в истории России: К 100-летию воззвания патриарха Тихона об образовании духовных союзов: Сб. научных трудов: В 2 ч. М., 2018. Ч. 2. С. 36–47.].

Будучи полуслепым, Экземплярский, несомненно, воспользовался услугами стенографисток, которые сотрудничали с редакцией его журнала. Из живой речи рассказчика нужно было выделить главные линии, характеризующие его личность и судьбу, особенности восприятия самородка из народа. Поэтому при рождении прототекста воспоминаний присутствовал и киевский богослов, словно режиссер направлявший внимание рассказчика на главные предметы и картины пережитого. Из созданной таким образом мемуарной записи затем родилась при жизни автора публикация в киевском журнале «Христианская мысль» («Из виденного и пережитого», 1917).

В 1919 году в Киеве же на собственные средства архимандрит Спиридон издает «Исповедь священника перед Церковью», в которой рассказал о своем военном опыте и попытке повлиять на позицию церковного руководства в вопросе христианского отношения к войне. В 1920 году о. Спиридон издает еще одну свою книгу «Царь христианский». Это своего рода мистико-богословский разговор о смысле жизни с точки зрения христианского сознания, ищущего возможности освободиться от плена мирских идолов и иллюзий. В этом сочинении он выступает уже полностью как самостоятельный автор. (Хотя редакторская помощь при ее написании ему была явно оказана.)

Между тем именно в год выхода этой работы в Киеве окончательно утвердилась власть большевиков. Об обстоятельствах последнего десятилетия жизни о. Спиридона до нас дошли лишь обрывочные факты и скудные свидетельства.

В том же году он буквально спас от смерти из-за обострившегося туберкулеза своего юного друга, студента Киевского университета Анатолия Евгеньевича Жураковского (1897–1937). После выздоровления тот принимает священный сан и вскоре становится во главе небольшой православной общины из киевской интеллигенции. В 1922-м оба священнослужителя, так же как и В. И. Экземплярский, много сделали для отражения в Киеве атаки на православие со стороны «красного» духовенства (т. н. обновленчества). За эту деятельность о. Анатолий был арестован и отправлен в ссылку. После возвращения из нее в конце 1924 года между Жураковским, этим киевским «златоустом», с одной стороны, и пастырем рабочих и бедняков, архимандритом Спиридоном – с другой, вновь наладились отношения. Известно, что последний в течение нэпа служил «Царю христианскому» с напряжением всех сил.

В «старое время» архимандрит был винтиком православной агитационной машины, его служение определялось заданиями начальства, своеобразными представлениями о целесообразности, которыми руководствовались церковные бюрократы. В Сибири, в Каменце-Подольском (Юго-Западный край) о. Спиридон произносил проповеди перед огромными скоплениями народа. При этом в его воспоминаниях не заметно участие в индивидуальной работе с людьми.

Только с конца 1917-го он начинает заниматься собственно пастырством. С этого времени у него появляются ученики из молодых людей, которых он готовит к будущему служению в священном сане. Он участвует в деятельности Киевского христианского студенческого кружка, в миссии среди детей и бедняков, организует материальную поддержку бедствующей профессуре Киева. Его жизнь до краев наполняется чисто христианским содержанием. В конце концов его могучее здоровье пошатнулось. Жураковский писал в одном из писем ноября 1926-го года:

«Болен о. Спиридон. Надорвался сильно. Может быть, не вернется к активной, полной церковной работе, по крайней мере, в широком масштабе».

Масштаб этот и впрямь был необычен, особенно в годы нэпа в СССР с его деградирующей и усыхающей общественной жизнью.

В свое время В. И. Экземплярский критиковал подмену церковной жизни администрированием и угождением светским властям. Возможность восстановления в Церкви ее апостольских принципов он видел в возврате верующему народу дара свободы. Тогда, по убеждению профессора и его соратников, осуществится мечта ранних славянофилов и дух божественного творчества будет двигать историей Церкви, как того желали ее основатели. При этом он еще до Первой мировой войны осознал трагизм положения человека, стремящегося к доброделанию в расколотом грехом мире. С его внутренних глаз спали розовые очки благодушной надежды на конечную всеобщую победу христианства.

Архимандрит Спиридон обладал чуткой душой и восприимчивым сознанием. Многие идеи, богословские темы и символические образы Экземплярского отражены в мыслях пастыря о конечных целях христианской жизни[6 - Заимствования из Экземплярского мы находим и у Михаила Булгакова, внимательно читавшего книги профессора и разделявшего его образно-богословское видение бытия.]. Он также опирался на богословские интуиции своего младшего друга, ученика, а затем и духовника священника Анатолия Жураковского.


История записок

Новые, не публиковавшиеся ранее, записки Кислякова лишь отчасти развивают пафос его предыдущих, напечатанных при жизни, текстов: «Из виденного и пережитого» (1917), «Исповедь священника перед Церковью» (1919) и «Царь христианский» (1920), но также вносят в палитру его размышлений совершенно новые мистико-догматические краски.

Что такое этот новый текст?

Он дошел до издателя в неполной сохранности: без начальных страниц, без названия и даже без наличия рукописи (или авторизованной машинописи) в виде электронного набора, произведенного в Киеве одним из перекупщиков разворованного архива бессребреника-архимандрита.

Киевский искусствовед, имевшая доступ к рукописям архимандрита, в своей весьма путаной статье на сайте «Киевская Русь» назвала этот текст «[Дневником]». Он состоит из поденных записей и при первом ознакомлении производит впечатление непосредственного отражения не столько увиденного, сколько продуманного и пережитого автором на протяжении временного отрезка длиной почти в год.

Начал он его вести не позднее 13 декабря 1927 года, а последняя сохранившаяся запись датируется 7 октября 1928-го. Принадлежность именно к этим годам удалось определить, благодаря имеющемуся под 5 апреля указанию на то, что автор пишет на «пасхальной неделе»[7 - «Я проснулся, и на душе у меня радостно. Пасхальная неделя!» и т. д. (Запись от 5.04 ст. ст. 1928).]. Под это указание подходят два года: 1917 и 1928-й. Первая дата отпадает, т. к. 1917-й – не високосный год (а в записках есть дата «29 февраля»). Таким образом, в 1928 году Пасху отмечали 15 апреля н. ст. (2 апреля ст. ст.). Дальнейшие записи совпадают по церковно-календарному содержанию с переживанием дней Цветной Триоди.

Другие привязки к дням передвижного пасхального цикла, имеющиеся в тексте, например к дням Страстной недели, оказываются явно ошибочными (со сдвигом на один день). Возможно, ошибки эти вызваны особенностями ведения автором записей, когда впечатления записывались позже указанной датировки.

Записки можно условно разделить на несколько тематических частей. Первая посвящена размышлениям о христианской личности («я» освященное; облагодатствованное; обожженное). Вторая посвящена христианскому зачатию детей, настроению христианской матери и христианской педагогике. Третья часть содержит размышления о природе Церкви и ее роли в истории, а также обличения духовенства и теплохладного христианства. Четвертая посвящена Троице и ее участию в непрестанном акте творения и космического созидания. Здесь же находятся рассуждения о Св. Духе. Пятая часть посвящена видениям ада и суда над грешниками.


Идейные влияния

При очевидном мировоззренческом влиянии Экземплярского на о. Спиридона следует отметить и различия в их творческих почерках и восприятии бытия. Киевский богослов рассматривает мир через призму святоотеческого учения, создавая с его помощью интеллектуальные формулы поведения человека, постигающего евангельский идеал, находя синтетические образы, помогающие различать внутренние стороны Писания и Предания в их применении к текущей социальной действительности. Архимандрит же описывает окружающее, скорее, с помощью экстатической поэтической речи. Он также опирается на слово Библии и опыт церковного предания, его текст переполнен реминисценциями из святых отцов, древних патериков, а также современных ему авторов.

Архимандрит много читал, подтверждение чему находим и в его записках. В них, так или иначе, отражаются «Божественные гимны» преп. Симеона Нового Богослова, дневниковые размышления знаменитого протоиерея Иоанна Кронштадтского, поэма Джона Мильтона «Потерянный рай», обретшая в России популярность в народных кругах еще с конца XVIII в., научно-популярная литература, современная автору, «Столп и утверждение истины» священника Павла Флоренского… список можно продолжить[8 - В частности, некоторые идейные переклички можно найти и с «Третьим Заветом» «неортодоксального мистика» А. Н. Шмидт (1851–1905).].

Серьезное влияние на стиль мышления (а значит, и записок) Кислякова оказали катехизис и «школьное» богословие в целом. Различного рода публицистические трактовки последним важнейших духовных вопросов, публиковавшиеся в популярных в церковном народе дореволюционных листках[9 - Это «Троицкие листки», издававшиеся в Троице-Сергиевой лавре, весьма популярные в народе, и т. п. церковные издания.], оставили в публикуемом тексте свои следы. В них, со ссылками на святых отцов, излагались порой крайние точки зрения на острые церковно-общественные проблемы и предлагались для их решения жесткие подходы.

Своеобразие стиля записок о. Спиридона в сочетании широты богословского зрения, глубокого мистического восприятия всеблагого Промысла, постижения бесконечности Божественной любви и при этом порой гневного взгляда на «грешников» вполне в черносотенном духе. Он смотрит на действительность одновременно с точки зрения милующего и любящего христианского сердца и с точки зрения корпоративно-церковной, осудительной и полной старых предрассудков.

Но если читатель, натолкнувшись в записках архимандрита на его мысли и высказывания, словно рожденные в мраке Средневековья, заключит, что тот был мракобесом, то ошибется. Чтобы понять язык автора, проследим ход его мыслей.


Духовная и мистическая проблематика

Каждая запись является попыткой осознать свое «я», стремлением понять Отчую волю о человеке, о мире, о последних судьбах земли. Одновременно с этим автор стремится понять взаимоотношения между тремя Ипостасями Св. Троицы, а также передать свое преклонение перед Христом, перед Его любовью и дарами, которыми окружен человек на протяжении своего земного пути. Преклонения автору мало, он пытается войти в глубины творческого замысла Промысла о путях человека в истории и «тает» от восторга перед высшей волей. Потому как та заключается в приклонении неба к земле: введении небесных начал в плоть твари и земного устроения с тем, чтобы сделать последнее преддверием Царства вечности, а каждого человека – отражением Самого Сына Божьего в Его славе.

Только в таком виде, в соединении через подвиг Христа человеческой природы с божественной, автор готов принять все мироздание, весь замысел Творца, всю историю как путь, имеющий своей целью восстановление Адама. Для архимандрита дело Христа является осью бытия, вокруг которой вращаются все его внутренние и внешние интересы. Монах пытается хоть в малейшей мере коснуться этого «всеспасительного» действа. В такой сопричастности к нему он черпает силы для жизни, а значит, для покаяния, радости и благодарения.

Каждая запись является для автора некоторым психическим и интеллектуальным механизмом по разогреванию смирения, благоговения перед чудом божественного снисхождения и очистительного внутреннего плача. До тех пор пока этот невидимый, но внутренне осязаемый автором механизм не срабатывает, он находится на грани смерти и уныния. Но вот в сознании проскакивает духовная искра, мотор чувства заводится, запуская процесс живой сопричастности к замыслу Бога. Внутри этого процесса автор получает возможность припасть к ризам Христа и из этой точки преклонения перед Сущим смотрит на мир, на себя, на вселенную, на все проблемы бытия.

…Одна из первых проблем, всегда важных для о. Спиридона, затрагиваемых им и на страницах данного текста, – это вопрос педагогический. Как воспитать сознательного участника христианской жизни? Многолетний опыт работы миссионером говорил о том, что без деятельных членов Церкви невозможно излечение ее от исторического паралича, о котором упоминал еще Достоевский, невозможна полнота церковного служения, невозможно и возрождение родины. Отец Спиридон хорошо знал, как слабо выполняли свою педагогическую миссию его коллеги по духовной корпорации. Об этом с негодованием он упоминал в своих изданных книгах. К середине 1920-х за его плечами стоял и новый опыт соприкосновения с нерадивостью клириков в условиях преследований за веру. Он также наблюдал массовое отпадение от Церкви народа, еще недавно заполнявшего храмы.

Для архимандрита непреложна следующая истина: без религии невозможно нравственное воспитание народа:

«Религия… везде нужна как единственно-исключительное живое творческое начало… К сожалению, в наше время и особенно в нашей разнузданной и проросшей всякими соблазнами и преступлениями стране о религии… никто не думает. В наше время среди православного мира религии нет места ни в материнстве, ни в воспитании детей, ни даже у духовных родителей, у священников. Скажу правду, у нас в России редкая жена священника обвевает колыбель своего ребенка религиозным дыханием молитвы или даже осенением крестным знамением, отчего сплошь и рядом получается такое явление: отец священник, а сын форменный безбожник»[10 - Естественное, обыкновенное питание дитяти грудью [Запись от 19.12. 1927].].

Этому наблюдению миссионера трудно что-либо возразить, тем более в плане эмпирических наблюдений над происходившим со страной сползанием в бездну. Но следующее замечание автора вызывает удивление крайностью своего подхода:

«Беру смелость думать, что дети-безбожники у священнослужителей являются печальным результатом зачатия их или непосредственно до литургии, или тотчас после литургии, или под праздник, или великим постом. Вы смеетесь?! Смеяться над этим нельзя: этот факт неопровержимо свидетельствует о себе самом; а поэтому о нем нужно скорее плакать, чем смеяться»[11 - Там же.].

Во всем этом пассаже характерна сосредоточенность на контроле над настроением человека, на культивировании у него чувств и психологических состояний, но не на цельном, разностороннем подходе к проблеме воспитания детей и христианской личности. И это типично для российского обывателя той эпохи. Массовый человек скорее заботился о том, чтобы росту ребенка не помешал «сглаз», чем о том, чтобы окружать того по мере взросления всесторонней духовной и интеллектуальной поддержкой.

Автор высказывается против «естественного зачатия» как чисто животного акта, недостойного призвания человека. Из животного соития рождаются только животные, преступники и просто нелюди, «дегенераты». Он ссылался на свидетельства своих бывших подопечных, уголовных преступников и босяков: «Сеяли нас блудники, а пожали прелюбодейцев». Соответственно и в народе от таких рождений понижается мораль.

По о. Спиридону, соитие и акт зачатия должны быть религиозными, т. е. совершаться в соответствующем настроении. Мало того, беременная женщина должна постоянно читать Новый Завет, молиться и взывать «ежемоментно» к Богу, осеняя свои сосцы крестным знамением. Она также должна «пламенно» читать Иисусову молитву. И, конечно, автору-монаху нужно убеждать будущую мать в важности «благодатного» кормления младенца грудью. Только у таких матерей могут вырасти гении и просто здоровые, бодрые люди. Он предупреждает о вреде кормления во время и тотчас после «половой страсти», из-за чего у ребенка происходят «сильный понос и головные боли». «Религиозная беременность» матерей, «религиозное кормление» ими грудью своих младенцев – внутренние состояния, которые привлекают на детей «Христову силу», рождающую «истинных христиан». Отец Спиридон сокрушается тому, что наши матери мало приобщаются к этой силе, которая только и может преобразить нацию в подобие Церкви. Он восклицает: «О, если бы христиански создавать ее в себе, тогда весь мир был бы совершенно другим миром…»

Здесь мы сталкиваемся с культивированием некоего утопического идеала, состояния человечества, которое можно построить чисто техническими средствами, пусть аскетического и благочестивого толка. Как известно, в «Утопии» Томаса Мора (XVI в.) прочность будущего брака достигалась посредством того, что невесту и жениха показывали друг другу голыми, дабы те столь диковинным образом могли сознательно сделать выбор спутника на всю оставшуюся жизнь. (При этом целомудрие до брака оберегалось посредством угрозы жестоких наказаний за его нарушение.) В аскетических и мистических рассуждениях архимандрита по поводу правильного зачатия, правильной беременности и правильного кормления грудью скрывается жажда «правильного», благочестивого, устроения общества, без которого оно обречено на гибель.

Нынешняя медицина также считает существенным для здоровья детей психологическое состояние их родителей перед и во время беременности и после родов. Однако формирование личности – процесс многогранный, непрерывный. Он не может обусловливаться какими-то отдельными деталями и правилами. И тем более для религиозного сознания очевидно, что «создавать в себе Христову силу» ради достижения Царства Небесного, как того жаждал миссионер Спиридон, невозможно в принципе. Эта сила не создается человеческими усилиями, ее можно лишь попытаться «привлечь» к себе и то лишь как дар божественного милосердия[12 - Как известно, Аврааму, т. е. родоначальнику народа Завета, Бог может детей воздвигнуть из обычных камней. См.: Мф. 3:9.].

Можно согласиться с автором, что религиозность должна быть творческой силой, сопровождающей детство на всем его протяжении. Но мелочная регламентация ее проявлений отдает схоластикой и грозит выветриванием духа.

В связи с вопросом правильного/неправильного кормления грудью автор, словно Савонарола, доходит до точки эмоционального кипения, когда упоминает о практике «цивилизованного мира» привлекать нянь к кормлению младенцев грудным молоком. Он считает это признаком приближающегося всеобщего вымирания. Примером подобного гибельного состояния для него является современная «гнилая интеллигенция», которую он сравнивает со смердящим болотом, кишащим «бациллами смерти». Он подчеркивает, что даже «скотское молоко» не опасно для детей, ибо у животных нет «тех злых волевых бацилл», какие обитают в зловредных эмоциях раздраженной женщины-матери[13 - См.: Спиридон, архим. Естественное, обыкновенное питание дитяти грудью. [Запись от 19.12. 1927.]]. Но няни-кормилицы в данном отношении еще опаснее. Для о. Спиридона последние суть чуть ли не исчадия ада. По-видимому, в мещанской и рабочей среде, где миссионер проповедовал много лет, он мог наблюдать примеры духовной нерадивости у нянек, живших в людях. Во всяком случае, мимо его сознания прошли примеры противоположные[14 - Известно, к примеру, что знаменитая Арина Родионовна (1758–1828), няня А. С. Пушкина, благополучно выкормила его старшую сестру Ольгу.].

Зато в длинном ряду пристрастных обличителей пороков нашей интеллигенции отныне можно помещать и имя архимандрита[15 - В этом он шел вслед за о. Иоанном Кронштадтским, обличавшим интеллигенцию. «Так называемые интеллигенты самовольно взяли на себя роль народных руководителей» ([Иоанн Кронштадтский, прот.] Автобиографическая беседа с сарапульскими пастырями // Святой праведный Иоанн Кронштадтский. В мире молитвы. М.: Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, 1994. С. 28.) О влиянии о. Иоанна на киевского миссионера см. ниже в тексте статьи.]. В начале XX столетия, еще до появления сборника «Вехи»(1909) с его призывом к российским интеллектуалам и прогрессистам покаяться, филиппики подобного рода постоянно звучали со страниц многочисленных церковных изданий. Это не мешало Кислякову признавать своим духовным отцом церковного интеллектуала и широко образованного интеллигента профессора Экземплярского.

В ряду невнятных, несправедливых и резко обличительных выпадов со стороны нашего миссионера стоит и поминание «масонов» в числе тех, кто привел Россию на грань гибели.

Упоминая о врагах Церкви, девятнадцать веков воюющих с нею, о. Спиридон безапелляционно заявляет, что они «делаются то масонами, то революционерами, то сатанистами, а потом кончают сумасшествием»[16 - Запись от 23.07.1928.], повторяя в данном случае азы дешевой антиреволюционной (и одновременно антисемитской) пропаганды какого-нибудь «Союза русского народа». Сам же архимандрит в других местах своих писаний неоднократно и ярко высказывался в том смысле, что главной пагубой для христианской России являлись нерадивые христиане и их руководители. Что, конечно, является безусловной истиной, подтверждаемой многочисленными историческими свидетельствами.

В одном из своих ярких и полных боли описаний современных разорителей Церкви – от украинских самосвятов до русских обновленцев различных толков – архимандрит от зарисовок конкретных бесчинств переходит к глобальному умозаключению. Он утверждает, что идеи церковной реформации «вытекают исключительно из одной идеологии, именно из идеологии иудейской, семитической – самого непримиримого, ярого и коварного врага Церкви Христовой»[17 - Там же.]. Несколькими строками выше он точными штрихами нарисовал базарный характер поставления самочинных «епископов», над которым пьяный священник читает молитву; упомянул о заигрывающих с идеей социальной революции церковнослужителях – все то, что имело место в русско-украинской реальности 1920-х годов. Но доморощенных горе-«реформаторов» вдруг увязывает с «иудейской идеологией». Что он имел в виду? Как всегда, когда о. Спиридон путается в источниках своей интеллектуальной рефлексии, в его образах и формулировках начинается опасное раздвоение смысла. Конечно, в своем описании он отсылал к традиционной церковной картине мира, в которой «иудейство» всегда было синонимом иерусалимской толпы первых лет нашей эры, толпы жестокой и фактически безбожной. Но эта отсылка накладывается у него и на миф об «иудео-масонском заговоре», широко распространявшийся с начала прошлого столетия в России. В какой-то мере, подсознательно и эмоционально, автор не отстранялся от сомнительной ассоциации, ибо, как и большинство тогдашних христиан (с той или иной степенью слепоты), не различал за ней духовной опасности.

Спиридон – во многом традиционалист-консерватор, таким он органично формировался и в детстве и в последующие годы самообразования. В этом он очень похож на знаменитого протоиерея Иоанна Кронштадтского. Архимандрит в своих писаниях часто подражает этому «всероссийскому пастырю»: его пафосу, его страстному прославлению Бога и обличению противников религии, нерадивости и лености духовной. Напряженная энергия восторга перед замыслом Всевышнего, возмущение равнодушием паствы и общества, неправой верой – черты, объединяющие этих двух священнослужителей. Для о. Иоанна есть лишь одна наука – умение «побеждать грех», но при этом в своих доказательствах правоты этой науки из наук, правильности религиозного подхода к жизни он стремится быть «научным». Его объемный дневник «Моя жизнь во Христе» (1894) пронизан наукоподобной риторикой, призванной доказать главенство религии, периодически затрагивающей и реалии современности. Вот как протоиерей описывает текучесть материи («вещества»), всегда при этом покорной Высшей неизменной воле:

«Нет ничего изменчивее вещества; оно изменяется в миллионы видов естественным образом, по законам Творца… Даже человек иногда в тысячи видов изменяет вещество. Что же сказать о Боге, создавшем всяческая? Свойство вещества – изменяемость. С духом разумным Господь этого не делает и не хочет делать: свойство духа есть неизменяемость… До бесконечности разнообразны формы растений, и все из одной земли… А тела животных – как они разнообразны! Итак, свойство вещества – изменяемость; при этом условии и мир сотворен со всем разнообразием. Слава Единому вечно неизменяемому! Если бы вещество было неизменяемо, тогда не был бы Бог всесилен»[18 - Иоанн Кронштадтский, прот. Моя жизнь во Христе или минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге. М., 1894. Т. 1. С. 78. Репр. 1988 (США).].

Для архимандрита, не окончившего и четырехклассной школы, как и для кандидата богословия о. Иоанна, вся наука заключалась, прежде всего, во Христе («Христос – мое знание»). Записки киевского миссионера пронизаны стремлением воцерковить научное знание, включив его во всемирный, космический хор, славящий Творца. Постоянно, с какой-то одержимостью поминает о. Спиридон «космогонию», другие планеты и миры, которые при всем своем отличии от Земли, также пронизаны единым замыслом Бога. Он поминает биологию, астрономию, химию, периодическую таблицу Менделеева, зоологию, антропологию, геологию и все «остальные дивные науки», которые должны препоясаться любовью к Святой Троице![19 - См.: Запись от 25.05. 1928.] Более того, созерцая картины Страшного Суда, о. Спиридон не забывает отметить, что видел там и инопланетян, «бесчисленнейших жителей других миров»[20 - Запись от 06.10. 1928.], и даже «мучеников за Христа из других миров»[21 - Запись от 13.08. 1928.].

Здесь уже сказывается влияние научно-популярных изданий первой трети XX века, всех этих бесчисленных «Научных обозрений» и «Вестников знаний» с их гимном науке, влияние новейшей фантастической литературы, превозносившей научное знание как новую религию. Но при этом цель подобных «инопланетных» образов в размышлениях о. Спиридона та же, что и у о. Иоанна Кронштадтского – возведение всего тварного многообразия к воле Св. Троицы, благословившей природу[22 - Природа для Кислякова – «второе Евангелие». Он делает при этом одну оговорку: «иногда» она на него воздействует как евангелие, особенно весна, разогревающая чувства восторгом перед Создателем. См. записи от 8.03. 1928 и 26.04. 1928.].

«Птицы неумолчно оглашают всю поднебесную, – размышляет архимандрит. – Хорошо! Но ведь это “хорошо” мы очень мало знаем, мы знаем только его на крошечной нашей Земле, тогда как это живое “хорошо” существует и на других бесчисленных планетах, на которых есть так же, как и на нашей Земле, разумные существа, где есть, как и у нас, религия, и религия не какая-нибудь, а религия, объектом которой есть один и тот же Триипостасный Бог»[23 - См.: Запись от 10.05. 1928.].

«Я поражаюсь тому, что христианство распространилось неведомыми путями и на все миры вселенной»[24 - Запись от 13.08. 1928.].

Во всех мыслимых и немыслимых формах и видах жизни «Голгофа Христа уничтожила ад»[25 - Запись от 06.10. 1928.].

При этом, воспаряя умом в запредельные, хотя и сочиненные разумом миры, архимандрит с легкостью впадает в злободневность прозаических обличений. И опять же, подобно пастырю из Кронштадта, он жестко бичует словом протестантов на русской почве (баптистов).

В конце XIX века о. Иоанн Кронштадтский гневно писал о лютеранах:

«Столь… богоугодное дело – почитание святых икон – многие лютеране и англиканцы считают чем-то неестественным… идолопоклонством и ересью… Это ли вера евангельская?.. Нет, это самодельная церковь, составленная по произволу человеческому, под влиянием страстей человеческих и угождающая страстям человеческим; это “истина в неправде” (Рим. 1:18)… Это не церковь, а душепагубное рассечение тела Христова»[26 - Иоанн Кронштадтский, прот. Моя жизнь во Христе… Т. 2. С. 188–189.].

Архимандрит Спиридон во второй половине 1920-х гневно пишет о баптистах:

«Такие церковные лица или общества, как баптисты, которые изгоняют детей из общественной христианской молитвы… являются скрытыми антихристами… Пусть эти христианские ироды, пустосвяты, невежественные дегенераты обратят внимание на евангельские слова [См.: Лк. 2, 41–42], авось гордая сатанинская чешуя спадет с их близоруких очей, и, быть может, они поймут, что Сам Иисус с родителями посещал ежегодно храм Господень. Впрочем, что о них говорить? Они по своему невежеству и косности своего сердца могут и на эти слова евангелиста сказать, что родители Христа в годы Его детства оставляли Христа в Назарете с нянькой, ибо от наших русских сектантов всего можно ожидать!»[27 - Запись от 03.07. 1928.]

Чтобы понять силу влияния традиционалиста-консерватора (и почетного члена «Союза русского народа») прот. Иоанна Сергиева на архимандрита Спиридона, стоит еще раз обратиться к упоминавшемуся выше пассажу с «неправильным» кормлением младенца. Архимандрит высказывает серьезную тревогу в связи с тем, что неблагочестивая мать в состоянии ожесточения или сразу после ссоры «с мужем или соседкой» (sic!) может покормить своего дитя молоком, наполненным флюидами ее злобного состояния, после чего тот может умереть. Миссионер замечает, что ему известны такие случаи. Откуда же у него такие сведения?

Его источник мы можем установить вследствие распространенности этого убеждения в церковном народе в эпоху поздней Российской империи. Об опасности «ядовитого» материнского молока упоминал протоиерей Григорий Дьяченко в своей эклектичной и широко популярной в свое время энциклопедии «Из области таинственного»[28 - См.: Дьяченко Г., прот. Из области таинственного: Простая речь о бытии и свойствах души человеческой, как богоподобной духовной сущности с приложением рассказов и размышлений, приводящих к признанию духовного мира вообще. (Материалы для опытной психологии и естественно-научной апологии христианства.) Москва, 1900. С. 310.]. Он писал: «Descuret приводит случай, как, в продолжение четырёх лет, одна молодая женщина внезапно потеряла своих двух детей и одного грудного, потому что кормила их грудью немедленно после припадков сильного гнева». В свою очередь в примечании к этому пассажу Дьяченко отсылал к старому французскому источнику, сочинению «Медицина Страстей», изданному во времена правления короля Луи-Филиппа I, последнего из династии Бурбонов[29 - См.: Descuret J.-B. F. La medicine des passions. Paris, 1844. P. 56–57. Дескюре, Жан Батист Феликс (1795–1871), французский врач, писатель-моралист. Доктор медицины и доктор филологии. Более 30 лет практиковал врачом в Париже, участвовал в борьбе с эпидемией холеры (1836), за что был награжден орденом Почетного легиона. В его главный труд «Медицина Страстей, или страсти, рассматриваемые в их отношении к болезни, законам и религии» (опубл. в 1841) включены примеры из многолетней личной врачебной практики. Книга, получив большую известность, вскоре была переведена на испанский и итальянский языки. На русском вышла несколькими изданиями (1869–1870, 1877; отд. главы – в 1899).].

Весь эпизод, «доказывающий» связь между внутренним состоянием матери и пользой или пагубностью ее молока, говорит не столько об опоре на знание, сколько на внутреннее убеждение, на вековую религиозную традицию, на мировосприятие.

Это пафос сознания, ищущего опору любых явлений в вере, причем в вере в нравственное начало бытия. Всякая глобальная идеология чаще всего с легкостью поддается искушению подверстывать к системе своих проповеднических (пропагандистских) инструментов непроверенные факты, предания, взятые на веру, ибо главное для идеологии – демонстрация «здравого смысла», который она претендует единолично представлять окружающим. Дьяченко собрал в кучу гигантский разнородный материал в целях апологии христианства, как значится в подзаголовке его книги. Собственно о. Спиридон (как и один из его образцов для подражания, о. Иоанн Кронштадтский, исповедовавший однажды архимандрита во сне) и был одним из апологетов христианства конца эпохи Российской империи и начала новой эпохи гонений на религию.

Он прожил 57 лет и всю сознательную жизнь выступал в защиту христианства, Церкви, евангелия. Он мог критиковать порядки в церковной ограде, жестко обличать руководителей Церкви, бичевать нравы паствы, общества, лидеров общественного мнения, культуру, однако он делал все, что мог, для оздоровления, укрепления и расширения христианского мира в его православном изводе. Для этой цели он применял все свои умения и способности. Отсюда берут начало его раздвоение и противоречивость. Резко выступая в записках против реформ в Церкви, которые, по его мнению, рождены из «идеологии семитической»[30 - Запись от 23.07. 1928.], он на практике действовал как типичный реформатор. Речь идет не только об особенностях служения литургии (открытые царские врата) или проведения им общей исповеди, но и об устройстве Братства Иисуса Сладчайшего, которое он возглавлял. История же возникновения этого братства, методы пастырской работы архимандрита были вызваны необходимостью срочного противодействия натиску безбожия, секуляризма и дегуманизации, обрушившихся на человека в распавшейся Российской империи.

Вот что показал на допросе 21 ноября 1930 года друг архимандрита киевский священник Анатолий Жураковский:

«[Отец Спиридон ставил] себе целью широкую демократизацию Церкви, возрождение древних церковных обычаев, реформу церковного быта… Главное обвинение [архимандрита со стороны его епархиального начальства] было – идеология отца Спиридона, в частности, его чрезвычайно резкие суждения о войне и деятельности церковной власти. За последние годы братство жило своей обособленной жизнью – находясь под подозрением у духовенства за свой особый уклад, особое служение (русский язык, открытые Царские врата и т. д.)…»[31 - Проценко П. Г. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик. М., 2017. С. 235. (Курсив мой. – П. П.)]

В 1919-м после выхода в свет первой книги архимандрита его противники среди духовенства выдвигали предположение, что за ним якобы стоят какие-то ученые кукловоды (из той же «так называемой интеллигенции»), направившие его волю и перо на критику Церкви. Это не соответствовало действительности. В стремлении что-то противопоставить драме агрессивной секуляризации, разворачивавшейся в бывшей православной державе, Кисляков, в самом деле, нашел в церковном Киеве единомышленников. Однако им двигала, прежде всего, практическая необходимость найти линию христианского поведения в условиях деморализации всех положительных, охранительных и творческих, сил в революционной стране. Если и можно сказать, что им кто-то руководил в его практической работе, то только указав на самую российскую (украинскую) реальность и те тяжелейшие задачи, разрешения которых она требовала.

Поразителен и эпизод с раздвоенным отношением о. Спиридона к аскетизму как важному принципу внутренней жизни Церкви.

В своей книге «Царь христианский» архимандрит заявлял о непонимании таинственной стороны брака, казавшегося ему слишком естественным по своей природе. Таким протестным образом он подчеркивал неотмирную природу Церкви, в которой не может быть ничего приземленного. В своих записках (через восемь лет) он кается в тогдашнем неправомыслии. Наконец он понял, что есть таинственная сила в «благодатном браке», в котором только и возможно «благодатное зачатие», приводящее к рождению будущих «граждан Царства Божия». К такому браку приводит осмысленная христианская жизнь, наполненная воздержанностью и молитвой, превращающих деторождение в своеобразный акт «доставки» на землю гениев и святых. Подобный брак, по нынешнему убеждению монаха, есть «семейное содружество ангелов», «совместный идейный аскетизм» и «истинное таинство»[32 - Запись от 11.07. 1928.]. Дети увенчивают христианскую семью славой.

Даже девственные браки, в которых супруги, по тайному обету, живут как брат и сестра, стоят «далеко ниже» чадородного благодатного брака. И – мысль архимандрита делает резкий зигзаг и выносит жесткий приговор: «девственные браки» «являются сплошь и рядом плодом глубочайшей прелести». Такой брак, по видимости «подвижнический», он называет «болотным скоплением и грязненькой лужей тщеславного рекламного пустосвятства! Такой брак есть благочестивый онанизм и больше ничего»[33 - Запись от 19.12. 1927.].

Каскад громовых обличений превращается в одну развернутую гиперболу, смысл которой заклеймить бездетность в христианской среде. Косвенным образом вся эта тирада направлена, как ни странно, в адрес близких друзей Кислякова, священника Анатолия Жураковского и его супруги, Нины Сергеевны. Венчанные, они вскоре стали жить в воздержании, которое, по последним данным, было отчасти вынужденным (жена батюшки вследствие болезни не могла иметь детей).

В этом вопросе чувства архимандрита разрываются от непримиримого противоречия. Сам он признается, что «без религиозного аскетизма» его «“я” умирает»[34 - Запись от 13.12. 1927.]. Но когда в безвыходной житейской ситуации его близкий духовный друг по необходимости обращается к аскезе в браке, о. Спиридон если окончательно и не осуждает этот тип брака, то подчеркивает его сомнительность и даже «прелесть».

Правда, мы ошибемся, если воспримем такую нелогичность результатом серьезного духовного опыта, к которому обычный человек, как правило, и близко не приближается. Нет. Перед нами всего лишь типичное ситуативное суждение о болезненных проблемах, глубоко задевавших автора записок. Более того, все они в каком-то смысле являются потоком подобных суждений, порой пристрастных, очень индивидуалистичных, порой направленных на что-то очень конкретное и единичное, что он хотел запечатлеть на бумаге и отношение к чему стремился обозначить.

В марте 1928 года о. Спиридон горячо настаивает на идее бессмысленности для христианина «заботиться об улучшении общественной жизни», ибо его жизнь заключена во Христе[35 - См.: Запись от 20.03. 1928.]. Известно, что в это же время он подписывает письмо с протестом ряда киевских священников против коллаборационизма правящего киевского митрополита Михаила (Ермакова; 1862–1929). Более того, в январе того же года направил ему личное письмо с выражением несогласия…

Вообще противоречивые, часто совмещающие прямо противоположные утверждения, писания архимандрита невозможно понять, исходя из традиционных представлений о литературе. Все его тексты – набор ярких, кричащих в своей внутренней неразрешимости картин и образов, отчаянных свидетельств о болезнях мира, человека, общества, страны, Церкви, духовенства, своей души… Автором движет, прежде всего, желание высказаться об увиденном, пережитом и осознанном в момент столкновения с острыми проблемами действительности. Он стремится обозначить открывшееся ему духовное знание. Отсюда прерывистое, часто то фантазийное (как в «Царе христианском»), то логически сконструированное изложение понятого им в момент катарсиса. Он высказывается предельно искренне, и каким бы умозрительным, головным или рационально просчитанным ни было его высказывание, оно всегда покоится на главной движущей силе его личности – религиозной вере.

В его записках мы сталкиваемся с напряженным желанием обозреть узловые точки бытия, церковного «космоса», человеческой смятенной души на распутьях мира. Это именно высказывания о глубинных переживаниях его души и всех главных противоречиях жизни. Жизни как таковой, жизни на околице родной ойкумены (село Казинка, Россия, Украина, Восток Европы), в глубинах мироздания и вселенской тьмы.

В темные зимние дни он вспоминает о том, что его «я», в поисках обожения, снисходит «в бездонно-глубинные шахты смирения Христова»[36 - Запись от 18.12. 1927.]. Весной, в праздничные даты Цветной Триоди он развивает этот образ и, обращаясь к Св. Духу, упоминает о вопле к Нему «заключенных в тюрьмах, в сумасшедших домах», «всех обиженных, оскорбленных, угнетенных, обманутых душ», «о слезах соблазненных людей», о страданиях «находящихся в шахтах, в рудниках и ссылках». «Все страдальцы и мученики в мире сем» полагаются на Утешителя[37 - Запись от 19.04. 1928.]. Перед отданием Пасхи он в молитве к Св. Троице вновь упоминает о необходимости спускаться вниз, «в бездонную, душную и тесную шахту глубочайшего смирения и полного самоотречения», чтобы затем подняться вверх[38 - Запись от 8.05. 1928. В этих образах он в некотором смысле предсказал будущие лагерные испытания его друга, священника Жураковского, около года трудившегося в одной из таких шахт на Беломорско-Балтийском канале.].

Хотя записки автора не являются реакцией на актуальную современность, однако ранящие его душу реалии последней не могли не вызывать желания высказаться о гонениях на верующих, о страданиях, переполнявших народную жизнь под властью большевиков.

Затрагивая тему невинных страданий, о. Спиридон не мог обойти и главную боль всех неравнодушных христиан той эпохи: массовое отступничество, позорное существование в новом гражданском бесправии. В это состояние погибели русские люди пришли, осквернив себя дурной жизнью, полной богохульств, «убийств и разврата», хулой на Бога и изменой Ему.

Странным образом, архимандрит очерчивает тему нравственного падения соотечественников общими словами, не сообщая конкретных деталей тех страшных лет. В конце концов, речь он вел о погибели не только общества, но и народа веры, а значит о приблизившемся конце истории для России.

При этом главную вину за пагубу, нисшедшую на родину и Церковь, он возлагает на духовенство. «Мы, пастыри Церкви, больше всех виновны пред Тобою в их [сынов и дочерей родины] духовной смерти. Нас лучше накажи, чем их»[39 - Запись от 07.03. 1928.].

Затрагивая тему погибели страны и Церкви от греховной скверны, в которую погрузился народ, архимандрит неожиданно обращается к надежде, высказывая свое понимание мессианской роли России. По порокам своим она должна быть предана огню вечной погибели, как библейские Содом и Гоморра, но по молитвам святых, предстоящих пред престолом Св. Троицы, ей дано очиститься от своих беззаконий и уподобиться блудной овце, вернувшейся к Пастырю[40 - См.: Запись от 07.05. 1928.].

Он не скрывает своего восхищения «мощным русским народом», надеясь на его скорое восстание из бездны:

«Как же Ты бесконечно любишь Россию! – обращается он к Творцу в другом месте своих записок. – Да ведь ее, Господи, нельзя и не любить, ибо она по какому-то неведомому року является спасительницей для всего человечества. Об ее голову разбилась татарщина, наполеоновщина, а теперь разбивается и пресловутый социализм»[41 - Запись от 07.03. 1928.].

Такой восторженный взгляд на назначение России, как ни странно, оказался популярным в начале 1920-х среди «так называемой» (все той же!) интеллигенции, оказавшейся в эмиграции. Разделялся он одно время и в кругах церковных интеллектуалов внутри страны – до тех пор, пока эти круги не были перемолоты жерновами гонений. Наблюдая религиозное оживление в различных слоях советского общества периода нэпа, «недобитые» культурные и верующие люди надеялись на законы истории, до сих пор ведшие человечество путем прогресса, невзирая на периодические кризисы[42 - Описание этих внутренних процессов раннего подсоветского общества первой половины 1920-х см. в: Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 304–308.].

Разделяя это убеждение в неотвратимой победе Церкви над ее врагами, веры в светлые истоки бытия над злобой и темными страстями людей и партий, архимандрит при этом обличал верующих в двусмысленную «силу прогресса» обновленцев, сторонников новой, «красной», церкви. Они, вслед за победившими в Гражданской войне коммунистами, считали, что законы истории неумолимо обрекают на отмирание старые правящие классы и староцерковников (сторонников патриарха Тихона и канонической Церкви). В 1922 году большое число православного духовенства поддержало реформаторов внутри своего клана, которые объявили о создании новой церковной организации, одобряющей социальную революцию как ориентированную по своей природе на осуществление учения Христа. В своем журнале они декларировали такой принцип отбора сторонников: «Выделить из общей массы православного духовенства и мирян тех лиц, которые признают справедливость Российской Социалистической Революции», и требовали от большевистской власти оградить своих приверженцев от «церковных решений и служебных кар со стороны патриаршего управления»[43 - Живая Церковь. 1922. № 4–5. С. 10.].

Отец Спиридон в начале 1920-х был активным борцом с обновленцами Киева. Он не колебался в выборе между двумя «историческими законами» – верой в Бога и верой в классовую утопию и социальный прогресс. В своих записках он возвращается к давней больной теме – подмене веры сановниками Церкви, предшественники которых, как считал миссионер, на заре нашей эры распяли Христа. Длинную молитву к Св. Троице, являющуюся одновременно и блестящим гневным памфлетом, он посвящает обличению предательства «обновленного» духовенства, во все времена поклоняющегося очередному кесарю. Он блестяще подмечает властолюбие церковной бюрократии, неизменно выступающей на стороне сильных мира сего и выполняющей очередной социальный заказ:

«Боже! – взывает киевский монах. – Ты один знаешь всю бездну преступления, ныне совершаемого архипастырями и пастырями Твоими по отношению к Тебе!.. Они, за исключением немногих, почти все признали социальную революцию как правомерный, неизбежный, законный исторический процесс… В одном этом признании они, злополучные, без отречения отреклись от Тебя!.. Они, благодаря ли своему невежеству или просто по внутреннему своему неверию в Тебя… в своем признании социальной революции признали должное и необходимое крушение (подчеркнуто о. Спиридоном. – П. П.) не только христианства, но и даже всякой религии, всякой морали… Другими словами, признание социальной революции есть признание необходимого и должного ниспровержения Тебя…

…И наши митрофорные, саккософорные властолюбцы, наши неверующие епископы, подлые и низкие карьеристы, наши антихристы в митрах, саккосах, наши некоторые духовные профессора решились признать эту социальную революцию и из-за нее объявить Тебе… войну. Они говорят: “Раз она [революция] есть, то, значит, нельзя ее не признать”. Безумные! Они даже не отличают значение [слова] «признать» от реального его содержания: признать – это значит добровольно ей [революции] во всем содействовать, освящать ее именем Христа, за нее полагать свою жизнь и т. д. Вот что значит признать. Другое дело ее осознавать, осмысливать как существующий или могущий существовать факт. И больше того, осознавать и осмысливать ее – это принять смерть за Христа. Вот как нужно смотреть на вещи, а не так, как эти церковные предатели Господа, эти новые иудушки… Гнусное пресмыкательство перед грубой силой государственной власти. Кроме сего, они по своему грубому невежеству, даже в самой истории нашли какие-то ее законы и благодаря такому великому их открытию… социальную революцию окрестили “правомерным, законным историческим процессом”. Увы!..

Я краснею от стыда за этих ученых церковных недоносков… Они думают, что… могут… судить историю… прошлое делать настоящим, даже и будущим, и настоящее и будущее прошлым…»[44 - Запись от 18.05. 1928.]

Архимандрита возмущают игры с трактовкой истории в угоду идеологической конъюнктуре[45 - Первый советский историк-марксист М. Н. Покровский утверждал: «История ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет». С ним, в частности, косвенно полемизирует о. Спиридон.]. Еще больше его поражают церковные хамелеоны, для которых будущее определялось установками мирской власти.

Вся эта молитвенно-обличительная тирада должна читаться не только в контексте недавней борьбы с обновленчеством «Красной церкви». Она рождена и начавшейся в 1927 году полемикой с новыми коллаборационистами, т. н. сергианами, пошедшими на проигрышную сделку со сталинским Политбюро. В своем обличении духовных «ехидин» о. Спиридон далее обрушивается на баптистов, которых уличает в двуличии и услужении большевикам. В словах, посвященных им, много желчи[46 - Архимандрит обращается к «баптизму»: «Ты, всегда осуждавший православную Церковь за разрешение ею войны, сам же во имя социальной революции кровью своею подписался воевать со всем миром и воевать не на жизнь, а прямо на смерть! А это что значит? Не есть ли это еще бесконечно большее предательство Христа, чем предательство нашего православного духовенства?» (Запись от 18.05. 1928). Курсив мой.]. Но воистину поразительно следующее его прозрение в нынешние времена (отделенные от момента написания текста без малого столетием).

Он вновь обращается к Св. Троице и так говорит о еще одной опасности, открывшейся его умному взору:

«Вот теперь сатана поражает христиан слева; правда, это поражение большое и для христиан позорное; но оно явное, открытое. Но что с нами будет, если он будет поражать нас справа? Что будет с представителями Твоей Церкви, если на смену сей, открытой, обнаженной власти, такой власти, какая она есть на самом деле, придет другая форма власти в костюме христианском? О, ведь тогда все признают ее и не только признают, но и преклонятся ей, и будут совершать ей Божественную литургию!!! Вот когда диавол восторжествует, вот когда он будет торжествовать и радоваться, ибо только тогда он заменит настоящего Христа другим „христом“, „христом“ мира сего. О, тогда и только тогда все духовенство скажет: „Вот наше спасение, вот наше избавление!“»[47 - Там же. Курсив мой.]

Мнимое будущее покровительство Церкви будущими светскими властелинами в «костюмах христианских» представляется архимандриту верхом ухищрений зла, и он просит Всевышнего о снисхождении…

Одновременно архимандрит предчувствует, что преодоление соблазна социализма укрепит российское общество, сделав его поучительным примером для народов мира, которые тогда, обняв русских, скажут в их лице всей России:

«Премудрая ты наша сестра, спасительница наша, мы все преклоняемся перед тобою и вручаем себя твоему христианскому руководительству»[48 - Там же.].

Тогда-то «свет засияет» над миром. Правда, это станет возможным, когда Христос спасет Россию. На это и возлагает свое упование миссионер.

Комплекс подобных переживаний имперского патриотизма ярко проявился в нашем обществе в начальный период вступления Российской империи в Первую мировую войну. Тогда архимандрит их также разделял – пока на фронте не столкнулся с оборотной стороной мировой бойни и не ужаснулся бессмысленным ее жертвам. Но умершие чувства ожили под новым идейным соусом.

Ожиданию скорого восстания нации из мертвых мешала грустная окружающая реальность. Отец Спиридон, взывая к милосердию Спасителя, оговаривается: «Правда, в настоящее время появились многочисленные полки в России не только взрослых, но даже, что ужасно, и детей обоего пола, которые, потрясая обнаженными мечами в воздухе, грозят войною Тебе, истинному Богу, чтобы свергнуть Тебя с небес»[49 - Там же.].

Конечно, имеются в виду акции «Союза безбожников», который как раз в 1927–1928 годах готовился к активизации деятельности и вовлечению в свои ряды школьников всех возрастов[50 - В 1929 г. движение это превратится в «Союз воинствующих безбожников», внутри которого возникнет и организация «Юных воинствующих безбожников (ЮВБ СССР)».]. Все это обсуждалось в советской печати, и верующие справедливо чувствовали надвигающийся вал новых бедствий. Отец Спиридон не был слеп к опасности, но, как всегда у него, чувство близящегося всеобщего избавления от плена греха побеждало и вселяло оптимизм. «Господи, Ты только взгляни на них оком милосердия, как тотчас все их мечи превратятся в их руках в светлые кресты исповедания…»[51 - Запись от 07.03. 1928.] – восклицал он.

Уверенность его происходила от собственной готовности к страданиям за веру и даже жажды их:

«Чего мне как христианину бояться в сей жизни? Лишат свободы? Посадят в тюрьму, будут мучить голодом и холодом? Но что этим мир сделает мне, когда Ты, Всеблагословенный, будешь все это знать обо мне и будешь заботиться о моей жизни? Ну, будут бить меня, мучить, заражать той или другой болезнью… Отсекут враги христианства руки мои и ноги мои и в таком состоянии оставят меня жить на земле?.. Если у меня вырвут глаза, отрежут нос, язык, уши и так меня оставят, то чего же я этим лишусь? Жизни? Да ведь я и так рано или поздно все же ее оставлю… Мое “я” и после моей земной смерти будет жить»[52 - Запись от 29.04. 1928.].

Он готов стать мучеником, потому что гонимым будет еще больше любить Бога.

«Если я ради Тебя, – горячо обращается монах к Святому Духу, – отрываюсь от матери, от отца, от жены, от детей, от друзей и, наконец, от самого себя, то уже через это одно я спасу свою маму, отца, жену, детей, спасу своих друзей и спасу себя самого»[53 - Там же.].

Мать автора к тому времени давно умерла, жены и детей у него нет и быть не могло, но столь типичным для себя преувеличением он подчеркивает выгодность для христианина жертвенного выбора и ничтожность плотского страха[54 - К этому своеобразному рационализму жертвенности он обращается неоднократно. «Я… для Тебя готов и в тюрьмах сидеть, и быть мучимым, терзаемым… Готов… выдергать все свои нервы, раздробить все члены свои и превратить их в порошок, чтобы всем этим усыпать путь перед Тобою и залить его собственною моею кровью… чтобы… стяжать Твое благоволение» (Запись от 12.05. 1928).].

Конкретно-исторические реалии возникают на страницах записок архимандрита лишь обрывочно, упоминаниями, намеками или в виде обличений. В частности, его патриотические чувства к родине проявились и в оде Сибири, с которой у него связаны воспоминания юности и начала его миссионерского служения[55 - Годы служения Кислякова в Сибири совпали с началом новой экономической политики центральной имперской власти, инициированием широкого переселенческого движения, начатого реформой П. А. Столыпина, резко изменившей жизнь сибиряков.]. Одическое настроение возникает у автора после мысленного восхождения на Алтайские горы, откуда открывается вид на темное небо с бесчисленными звездами. Это очередной повод восхвалить премудрый план Творца-устроителя. Затем монах бросает взгляд на сибирские просторы и захлебывается от волны местного патриотизма, перечисляя края, в которых побывал во время служения. Восхищается не только «дивным озером Байкал», но и Акатуйской каторгой. Все там достойно удивления и восторга. Переполняющим его чувствам представляется великое будущее Сибири, в которой, по ощущениям, культура вскоре достигнет «кульминационной точки». Но изобилие сибирской земли, разнообразие талантов ее народностей даст плод только тогда, когда они познают Отца Небесного и будут освящать себя именем Его Сына.

Архимандрит молится об этом, и ему видится, что «в Сибири… христианство вступит на свой истинный путь», потому как учение Христа будет переживаться верующими в Него «не умом и мыслями, а самым делом и жизнью». Тогда русский народ встанет «из праха приниженности своей» и наводнит собой всю Сибирь и Азию. Но это случится, только если Вседержитель благословит русский народ и усыновит его. «Сибирь, люби своего Бога Отца, – восклицает монах Спиридон, – и ты велика будешь и высоко превознесешься»[56 - Запись от 21.02. 1928.].

Сейчас этот гимн сибирякам, спустя почти столетие после его написания, воспринимается как неосуществившееся прорицание. Обильная земля, полная материальных богатств, одаренная самобытными людьми, не устроена, отравлена бездарным хозяйствованием и обезлюжена.

Такое же расхождение между остротой внутреннего зрения, умеющего различать важные для совести моменты душевных переживаний и состояний, и близоруким пониманием духовных путей человека в борьбе за свою личность мы наблюдаем на всем протяжении записок архимандрита. Причины этого кроются в подспудном стремлении о. Спиридона к достижению целей евангелия уже в этом мире и в грандиозном всеобъемлющем масштабе. Это тот случай, когда сила индивидуальной веры и порожденного ею оптимизма столь велика, что начинает искажать перспективу духовной реальности. Хмель надежд пьянит сознание.

Это сказалось, в частности, на переживании о. Спиридоном приближающейся встречи с последним, Высшим судом и на видениях картин ада.

Прежде всего, нужно еще раз очертить состояние, внутреннее и физическое, в котором находился он к моменту и во время написания своих записок.


Образы ада и Суда

В 1926 году он так сильно заболел, что мог уже не вернуться к церковному служению. В тексте записок он неоднократно упоминает о своем болезненном состоянии: «Путь моей жизни на земле приходит к концу»[57 - Запись от 8.01. 1928.], «Жизнь моя висит на волоске…»[58 - Запись от 28.03. 1928. Хотя это упоминание стоит в контексте переживаний собственной греховности, но есть в нем указание и на физическую немощь, проявляющуюся при контактах с «внешними» людьми. Здесь же он восклицает: «Подожди меня, я скоро окажусь с Тобою…»], «Могила уже приблизилась ко мне…»[59 - Запись от 26.05. 1928.], «Я ослабел; здоровье мое пошатнулось»[60 - Запись от 8.08. 1928.].

По всему корпусу его записок рассыпаны многочисленные признания своей греховности и сокрушение об этом. Особенно его удручает немощь собственной воли и духа. Чтобы исцелиться от нее, он принял монашество, но «с этого именно момента все свои прежние грехи еще в тысячу раз больше увеличил в себе». Он буквально бичует себя психологически: «С того дня и по сие время я сделался по своим грехам абсолютным сверхсатанистом, я всю Твою божественную литургию смешивал со злом, со своею греховною жизнью»[61 - Запись от 31.01. 1928. В другом месте (16.12. 1927) он восклицает: «Монашество меня не спасло».]. «При одном воспоминании о моем прошлом цепенеет дух мой, и я сам для себя бываю невыносимым адом, – констатирует архимандрит и продолжает: – Я ведь с самого своего детства был богохульником… предавался всяким самым гнусным формам разврата, естественным и противоестественным; я всегда лгал, никогда не говорил правды, обманывал всех и каждого, я убийца из убийц, я детоубийца, я деторастлитель, я разбойник из разбойников, я кровосмеситель, я волхв, я чародей, я разрушитель бесчисленных семейных жизней… попратель всего христианского… я в человеческом облике сам диавол»[62 - Запись от 11.04. 1928.].

Такие признания находим у него всюду. Конечно, нужно брать во внимание, что перед нами отчасти типичные (и поэтические) преувеличения, вытекающие из покаянного настроения автора. Сгущенные краски нужны ему для того, чтобы показать молниеносное очищающее действие покаяния, а также безмерность божественного снисхождения. Ср. схожее настроение в гимнах преподобного Симеона Нового Богослова: «Противоестественными делами я превзошел всякое естество и явился худшим бессловесных: всех животных морских и всех скотов земных… поистине сделался хуже гадов и зверей… никто другой не согрешил пред Тобою, как я…» и т. д.[63 - Божественные гимны преподобного Симеона, нового Богослова. Пер. с греч. иером. Пантелеимона (Успенского). Сергиев Посад, 1917. (Фототипическое изд., 1989.) С. 24. Гимн № II.]

И все же нельзя не понимать, что столь интенсивное сокрушение о своем падении накладывало свой отпечаток на состояние автора. Глядя же на паству, он видел, как ее раздирают внутренние противоречия и как она готова принять антихриста, в силу своей внутренней раздвоенности. Он так описывал ее религиозную неустойчивость и шаткость настроения:

«Одни мои овцы проникнуты теософией, другие оккультными науками, третьи спиритизмом, четвертые рационализмом, пятые социализмом, шестые материализмом, седьмые пантеизмом, восьмые полны тупым безразличием к различению добра и зла, девятые совершенным нигилизмом, а десятые уходят из паствы, становясь в ряды открытых богохульников, и только ничтожное количество остаются преданными Тебе».

Мы знаем из скупых свидетельств современников, что Братство Иисуса Сладчайшего состояло из самых разнородных по настроению людей, более того, частично из людей, пришедших туда из неправославных конфессий. Однако эти люди долгие годы совершали служение ближним, беднякам, находящимся в нужде, и все это под омофором православия. И все же архимандрит Спиридон, боясь, что его подопечные примут «христа мира сего», спрашивал себя в тревоге: «Что же ожидает христиан в будущем? Чем же будет тогда христианство?»[64 - Запись от 6.03. 1928.]

Неудивительно, что он ищет последнего суда над собой и последнего Суда над миром.

«Господи, суди и меня», – просит он[65 - Запись от 24.08. 1928.].

Еще одно формально внешнее обстоятельство оказывало давление на душу и нервы автора во все время, пока тот вел свои записки. 29 июля 1927 года в правительственной газете «Известия» появилась т. н. «Декларация… об отношении к советской власти», подписанная именем Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, митрополита Сергия (Страгородского; 1867–1944). В ней впервые каноничный церковный руководитель выдвигал критерий верности земной родине, пусть и агрессивно-атеистической, как необходимую составляющую чистоты православия. Он призвал верующих быть «лояльными» гражданами СССР, и радости последнего считать своими радостями. Небесная родина отныне не единственная цель для верующих. Чтобы сохранить земные интересы Церкви, им важней «вывести ее на путь легального и мирного существования».

С этой позицией не согласилась часть Церкви. Близкий друг архимандрита священник Анатолий Жураковский одним из первых написал подробный разбор «Декларации», получивший широкое хождение в церковном самиздате тех лет. Через несколько лет на одном из допросов в ОГПУ он так кратко обозначил суть своих расхождений с временным главой РПЦ: «…я воспринял и воспринимаю учение м. Сергия, его декларацию не как политическое выступление, а как ересь низвержения нравственных устоев Евангелия»[66 - Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 517.].

В начале 1928 года в Киеве образовалась группа духовенства, отказавшаяся поминать за богослужением имя митрополита Сергия. В эту группу, кроме Жураковского, вошел и архимандрит Спиридон. Она подвергалась постоянным утеснениям со стороны «органов». Самым тяжким, однако, оказалось для обоих духовных друзей не столько давление со стороны советской власти, сколько разделение внутри киевской церковной оппозиции. Позже Жураковский так это описал в своих показаниях:

«Скоро обозначилось резкое личное расхождение между мною и архимандритом Спиридоном, с одной стороны, и другим духовенством той же ориентации с другой… Причиной к расхождению, вернее поводом, послужили, с одной стороны, особенности служения архимандрита Спиридона, с другой стороны его книги. Мне кажется, впрочем, что истинная причина в том, что весь уклад церковной работы архим. Спиридона и моей был неприемлем для других священнослужителей, казался им сплошным новаторством, попранием сложившихся традиций. Отсюда резкое расхождение с нами вплоть до запрещения прихожанам посещать [наш] храм. Эти расхождения послужили причиной внезапной смерти архимандрита Спиридона»[67 - Там же. С. 532–533.].

В конце 1927-го и в 1928 году, времени писания этих записок, нестроения накапливались, чтобы затем обрушиться на архимандрита со всей силой. Священники, состоявшие с ним в одном церковном сообществе, стали писать на него жалобы не только церковному начальству, но и в ОГПУ. Дело заключалось не в «новаторстве», а в том, что религиозная вера для оппонентов о. Спиридона являлась материалом для построения «православной идеологии». Тогда как для киевского миссионера вера была призывом к творческому и свободному осуществлению Евангелия.

Припоминание старых грехов о. Спиридона со стороны его формальных единомышленников в момент общего противостояния церковному коллаборационизму было проявлением своего рода изощренной беспощадности к своему собрату, элементом безжалостного суда над ним, похожим на приговор к вечному адскому огню.

И это при том, что мировосприятие главы Братства Иисуса Сладчайшего, как мы видим, являло собой причудливое соединение ортодоксальной консервативности и свободолюбия, направленное к всемерному проповедованию церковных истин обществу и миру.

Уже в июльских записях 1928 года появляется (во сне) видение мировой жизни, «охваченной стихийным огнем». Архимандрит понимает этот огонь как «образ действия Христовой Церкви в мире, которая готовит его к претворению в Царство Божие»[68 - Запись от 21.07. 1928.]. Ожидание личного и всеобщего спасения через Церковь, подготавливающей человечество к переходу в новый мир, выливается у о. Спиридона в жажду суда над собой, своей личной и всеобщей греховностью.

Наконец с 1 августа (ст. ст.) он погружается в «глубокое созерцание суда Господня». Показательно для понимания характера записей видений «вечных мук» выделение их в отдельную часть, в заглавии которой автором подчеркивается субъективная интерпретация слов апостола о восстановлении творения в райском состоянии через Божественный Суд (См.: Деян. 3:21). Мы имеем дело не с типичным духовным озарением, когда подвижнику свыше нисходят видения горнего бытия, а с сознательным конструированием и рациональным представлением того, чего заслуживают грехи человеческие. Перед нами не видения в собственном смысле этого слова, а видения, сконструированные сознанием автора и представленные в виде назидания. Судебный процесс, им описываемый, развивается по логике школьного «Закона Божьего», в котором, со ссылками на Писание и Предание, излагается порядок расплаты за дурное устроение и поведение личности.

В раннесредневековых «Мытарствах блаженной Феодоры» (вт. пол. X в.) изложена классическая схема посмертного прохождения души через горнило суда и очищения. В них мы можем видеть жесткий юридический подход к грешнику, выдаваемый по недоразумению за мистическое потустороннее явление сверхразумного взвешивания пороков на весах Правосудия. По существу, каждый содеянный грех влечет за собой вечное осуждение, ибо последствия его предельно разрушительны и для личности и для всего космического бытия. Лишь при покаянии, правильном смиренном благочестивом поведении грешника в земной жизни и при наличии святого заступника (в данном случае наставника блаженной, преп. Василия Нового) у него есть шанс на снисхождение и пропуск в вечность. Только в силу наличия перечисленных выше условий св. Феодора достигает Небесных врат, покрытая, по молитвам своего бывшего духовника, милосердием Всевышнего.

Она проходит через двадцать мытарств, через своего рода судебные процессы над двадцатью смертными грехами, могущими погубить бессмертную душу человека и свести ее в ад. Архимандрит Спиридон созерцает последствия 37 смертных грехов и видит, как повинные в них бесчисленные сонмы душ мучаются в геенне огненной. День за днем (запись за записью) он видит непоправимые последствия дурно проведенной жизни. «Каждый грех есть величайшее зло, – констатирует он, – а последнее есть вражда против Бога, в чем и заключается всяческая погибель твари»[69 - Запись от 10.08. 1928.].

Злые души, ненавистники, завистники, корыстолюбцы, властолюбцы, лжецы, обманщики, льстецы, лицемеры, ленивые, тщеславные, честолюбцы, скупые, бессердечные, клеветники, убийцы, блудники, прелюбодеи, смехотворцы…

Все, кто на деле порабощен этими и другими пороками, заслуживают не только физической смерти, но и смерти абсолютной. Как и в Писании сказано: «Возмездие за грех – смерть» (Рим. 6:23). Обратим внимание, что в перечень смертных грехов, по архимандриту, входят не только делатели порока, но и, к примеру, насмешники, то есть те, кто готов цинично издеваться по любому поводу. Неужели и за это человек подлежит вечной погибели? Но автор здесь следует лишь традиционным спискам грехов монашеских требников. Архимандрит твердо знает, что любой грех погибелен и любой человек не свободен от греха.

Описание мучений грешников, виновных в каком-то одном смертном грехе, фактически повторяет известные еще со Средневековья картины пыточной расплаты за плохое поведение. Отец Спиридон, как правило, подробно описывает муки грешников, ужасается им, плачет над ними и вместе с ними[70 - В здании над Ближними пещерами Киево-Печерской лавры имеются две фрески Страшного Суда и мытарств (XIX в., стиль религиозной народной живописи). В конце 1917 – январе 1918 г. в Лавре часто бывал архим. Спиридон. На одной из фресок в ее верхней части изображен Христос на престоле, а слева и справа от него две толпы из праведников и грешников. От Праведного Судии в обе стороны разворачиваются свитки с надписями из Евангелия: «Войдите в радость Господа своего» (Мф. 25:21) и «Идите от меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25:41). На фреске с мытарствами изображаются – в соответствии с видением блаж. Феодоры – каждое из 20 мытарств и два ангела, отбрасывающих, в знак прощения, грамоты с описанием конкретных грехов. Приношу благодарность киевскому библеисту Ю. А. Вестелю за описание фресок в частном письме.]. Единственным отличием от древней традиции живописания душераздирающих наказаний служит изображение смертной тоски грешников и их жажды прощения. В этом настроении их поддерживает архимандрит, который покидает очередной круг пыточных адских камер в уверенности, что столь интенсивные вопли падших не останутся без ответа и конечного высшего милосердия.

Картины казней, которыми расплачивается грешник за дурную земную жизнь, являются фабулой последней части книги.

По Спиридону, ужасающие муки в потустороннем бытии – естественное продолжение и завершение земных безобразий имярека. Это – концентрированное выражение нелюбви, ставшей природой грешников. Наблюдая их отчаяние, расспрашивая о причинах их печального положения, монах подчеркивает безвыходность путей преступников, бесконечность состояния пагубы, в котором они оказались. И каждый раз вопль отчаяния погибших завершает очередную такую встречу. Каждый раз этот вопль не остается без ответа монаха Спиридона, подающего им надежду…

Но чтобы из обычной еще своей земной жизни попасть на место мучений Страшного Суда, архимандрит день за днем ищет встречи с «созерцательной силой», с неким вдохновением, озарением Святым Духом, Который переносит его в мир иной[71 - Упоминая этот термин, архимандрит, прежде всего, отсылает к известной формуле преп. Исаака Сирина: «Созерцание есть ощущение Божественных тайн… духовное воззрение ума для того, чтобы постигать, что было и будет, и от всего приходить в изумление» (Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические. М., 1854. С. 17. Слово 2. О благодарности Богу, с присовокуплением краткого изложения первоначальных учений).].

68 последних записей (глав)[72 - Соответственно и дней: с 1 августа по 7 октября, когда текст обрывается.] посвящены картинам ада и Суда. Каждый раз автором поначалу овладевает некое беспокойство, маета духа, а то и просто головная боль, он ищет местность, где обычно происходит его встреча с загадочной «созерцательной силой», вводящей его в потусторонний мир.

Можно предположить, что сила эта приходит к нему тогда, когда его сознание очищено от влияния помыслов и молитвенно сосредоточено. «Спрашиваю себя, – записывает о. Спиридон, – что такое созерцательная сила?» И отвечает:

«Вдохновение? Нет, это не вдохновение. Фантазия? Тоже нет! Творчество? Тоже нет…. Созерцательная сила в высшей степени зависит от чистоты совести: чем чище совесть, тем она сильнее и решительнее проявляет свое действие; кроме того, она не всегда и появляется в человеке… Бывают случаи, когда я чувствую себя находящимся во вдохновении, а созерцательной силы в себе не ощущаю. Правда, эта сила близка к экстазу, но все-таки она и не экстаз! Вот и сейчас я два часа ожидаю ее в себе, и ее нет. Но вот она появляется, и я всецело нахожусь под ее обаянием»[73 - Запись от 19.09. 1928.].

Время встречи блуждающее: утро, день, вечер, ночь. Иногда все случается после долгих часов ночного бодрствования, иногда сразу после утреннего пробуждения, порой после литургии (литургия, бывало, оканчивается в «четыре часа вечера»[74 - В праздник Рождества Богородицы, 8.09.1928. Напр. 23.09 ст. ст. литургию он оканчивает служить в 11 часов утра.]). Иногда эта «сила» обозначается им как «возлюбленная спутница»[75 - Запись от 6.10. 1928.], а то и «одигитрия»[76 - С греч. – «путеводительница». Запись от 7.10. 1928.]. В любом случае та поднимает его над будничным миром[77 - «Влечет» (Запись от 6.10. 1928).] и с вышины открывает «страшное зрелище суда Господня над всем сущим».

В день Успения Богородицы и с ее помощью он видит суд, совершающийся не только над землянами, но и над неодушевленными «космическими солнцами, планетами, кометами и метеорами».

«Молитвенное место» («мое любимое место»), где автора настигает озарение, как правило, находится в лесу («по обыкновению, молитвенно стал перед любимым моим деревом»). Однажды последнее оказалось срублено крестьянами, и автору пришлось искать новое место и новое дерево[78 - См.: Запись от 14.09. 1928.]. Еще до этого эпизода в одну из ночей конца августа он бежит босой в глубь леса и там, встав под «одной сосной», созерцает суд Господень.

Когда автор встречается с высшей силой, та переносит его в «богоотчужденность». Этим неологизмом он обозначает мистическую тьму, полное отъединение от Творца, где мучаются сонмы грешников.

По собственному признанию, он чувствует близость Бога более всего на природе (даже сильнее, чем в храме во время совершения литургии). Архимандрит всегда стремится из города на природу и даже задается вопросом об истоках своей постоянной жажды отшельничества: «От Тебя ли это чувство во мне или оно является реакцией моей утомленности от городской пастырской жизни?»[79 - Запись от 17.04. 1928.]


Еще об истории написания текста и его подоплеке

Но наяву ли, реальным ли было это регулярное, каждодневное, еженощное бегство в глубь лесной чащи на протяжении нескольких месяцев? Мог ли автор, к примеру, среди ночи спохватиться и броситься на поиски излюбленного «дерева»?[80 - При том, что он служил в храме, расположенном в центре Киева, и до «деревни» нужно было долго добираться.] Скорее всего, мы имеем дело со своего рода литературным образом. То, что перед нами не типичное визионерство, подтверждает и характер записи картин ада. Они сделаны из обратной перспективы припоминания, создающей ощущение непосредственного лицезрения запечатленных пером сюжетов. Фабула рассказа такова: со своего излюбленного места в лесу он наблюдает за судебным процессом над вселенной и сонмами грешников. Он испытывает сильное потрясение, выражаемое в тексте бесконечными молитвенными взываниями к Богу. Он изнемогает в ужасе и отчаянии от увиденного и напряженно молит о помиловании. Сейчас мы знаем об этом только благодаря запискам Кислякова, которые он делал, вернувшись к своему письменному столу. Значит, его текст не является синхронной констатацией внутреннего откровения. Мы имеем дело с позднейшей реконструкцией (и, значит, повторным переживанием встречи с «созерцательной силой»). Вопрос можно поставить по-другому: была ли сама поездка в «лес» или это все изначально сочинено автором в результате мучительных и долгих молитвенных раздумий о конечных судьбах человека и мира?

Архимандрит сам указывает на возможные литературные образцы подобных переживаний, к которым он подспудно или сознательно отсылает. Восхваляя спасительную миссию Церкви, он отмечает плоды ее культурной работы в лице Данте и Мильтона. В «Божественной комедии» темный лес, в котором очутился поэт в середине жизни, служит аллегорией мирских заблуждений. У о. Спиридона, напротив, лес является символом непосредственного общения человека с Творцом. Но в обоих случаях «лес» выступает художественной условностью.

Подобно Данте, встречавшего на своем пути по кругам ада множество знакомых, киевский миссионер то и дело наталкивается в вихрях своей «богоотчужденности» на тех, с кем некогда соприкасался в реальности или же на известных современников и исторических персонажей. Это, к примеру, целый «отряд» бывших Нерчинских каторжан, сибирский купец-миллионер, монах из Андреевского скита на Афоне, артист из Одессы, какой-то «боевой генерал»… Архимандрит натыкается на Бонапарта, позже с ним заговаривает какой-то мучающийся под ударами «метеорного огненного дождя» грешник, оказавшийся в конце беседы Иваном Грозным.

У Данте его встречи с былыми знакомыми или современниками всегда пронизаны мощным трагизмом и нетривиальным символизмом (изложенная им в пятой песне «Ада» история влюбленных Паоло Малатеста и Франчески да Римини стала одним из вечных сюжетов мировой культуры). Разговоры же Спиридона, как с его бывшими друзьями, так и с мировыми знаменитостями, поражают мелкотемьем, пустой назидательностью, словно предназначенные быть тусклой иллюстрацией к положениям катехизиса о наказаниях грешников[81 - Младший современник архимандрита епископ Варнава (Беляев; 1887–1963) подчеркивал схематизм и иллюзионизм дореволюционных катехизисов: «Люди выходили из школы только с таким “пространным” количеством богословских знаний… Можно себе представить, насколько они были беспомощны в жизни, которая есть тигр лютый» (Проценко П. Г. В Небесный Иерусалим: История одного побега. (Биография епископа Варнавы (Беляева)). Нижний Новгород, 2010. С. 379).]. Даже когда с ним заговаривают его бывшие подруги, намекающие на былые чувства, ничего, кроме набора банальных моралите, читатель из этих сюжетов не почерпнет[82 - Разговоры с некой Брониславой и девушкой из Палестины, с которыми архимандрит был знаком в юности, отмечены особой невнятностью. Первая заявляет: «С тобой я не грешила, хотя очень хотела», на что Спиридон наставительно указывает на тождество помыслов о блуде с самим блудом. Казалось бы, нужная параллель проведена, грешница соглашается с этим школьным морализаторством по поводу плотского разжигания, начинающегося со страстного вожделения. Но следующая ее реплика переводит разговор в область абсурда. «Я грешила… заразилась венерией и умерла без покаяния». Это уже признание не просто грешной женщины, а профессиональной блудницы. Знакомая же по Палестине вспомнила, что чуть не наложила на себя руки из-за любви к Спиридону. И хотя тот утверждает, что не давал к тому повода, но соглашается с тем, что являлся для нее кумиром. Странный разговор в обстановке ада!].

Если в предыдущих сочинениях архимандрита он обличал духовенство как главных виновников массового религиозного лицемерия, то, конечно, и в аду он во множестве встречает их представителей из разных конфессий. Один из епископов, с которым о. Спиридон заговаривает, объясняет приговор к вечным мукам своим кощунственным отношением к совершению «божественной службы»[83 - Запись от 26.09. 1928.]. Удивительно, что никакой другой епископ не попался в аду киевскому миссионеру – и с причинами гореть в неугасимом пламени более актуальными (хотя бы по переживаемому Церковью кровавому историческому моменту).

С начала июня 1928 года Спиридон размышлял о Небесных сферах, начиная с объяснения причины разделения и восстания славнейшего из ангелов, увлекшего за собой (по церковному преданию) до трети «всех светлых духов». На протяжении записок он называет это восстание первой в истории революцией, к которой затем присоединились Адам и весь мир. Корнем этого бунта, имевшего такие громадные последствия для истории, стал помысел, овладевший сатаной, о равенстве твари Творцу и о возможности самому стать четвертой ипостасью Святой Троицы. Мысль же эта в свою очередь возникла из чувства неудовлетворенности тем, что Творец создал мир «не единосущным Себе». Разве не мог Он дать твари вечно-совершенное бытие? Из этого настроения[84 - Как считает церковное богословие, подобное настроение есть прелестная жажда рабства, абсолютно отрицающая свободу Божественного дара любви.] пошло зло превозношения создания над Создателем, воспринятое затем всем творением через грехопадение[85 - См.: Запись от 8.06. 1928.]. Но в жертвенном подвиге Христа, второй Ипостаси Св. Троицы, падший мир получил прощение и возможность обожения.

В череде дней, последовавших за молитвенным переживанием этого богословского положения, о. Спиридон радостно «безумствует»[86 - Запись от 9.06. 1928.], созерцая славу грядущего Царства Небесного. Однажды ранним утром им овладело «легкое исступление» и он увидел толпы землян, идущих в Небесный Град. Он так описывает персонажей, их составляющих:

«…Кто от сохи, кто из мастерских, кто с поезда, кто из брачного чертога, кто от царского престола, кто из учебных заведений, кто из театра, кто из непотребных домов, кто из ресторанов, питейных домов, кто из государственных учреждений, кто из военных казарм, кто из города, кто из сел, деревень, кто с поля, кто с моря, кто из пустыни, кто из монастырей, кто в качестве нищего, кто в качестве странника, доктора, епископа, священника, монаха, отшельника, пустынника, юродивого, арестанта, каторжника, бродяги и т. д. И у всех у них лица светлые, веселые, жизнерадостные»[87 - Запись от 22.06. 1928.].

В этом перечислении обращает на себя внимание соединение «чистых» и «грешных» – все призваны в Царство Божие и на всех лежит его отсвет. В начале XX века в русской культуре произошло открытие древнерусской иконы как «умозрения в красках». В то же время заново раскрывалась для церковной интеллигенции глубина святоотеческого учения, его прочтение евангельских истин. И прежде всего, проникновенное понимание древними отцами и подвижниками Церкви милосердия и любви Божьих. Не без влияния этих тенденций девятнадцатилетний Анатолий Жураковский, находясь в действующей армии, написал статью «К вопросу о вечных муках». Она была опубликована в двух номерах «Христианской мысли» за 1916 год.

«В глубине русского сознания живет невозможность примирения с ходячим учением о вечных муках, – писал солдат Жураковский, – [которое] говорит нам о блаженстве “праведных” пред лицом нестерпимой, непрекращаемой муки их грешных отцов, матерей и братьев. И невозможно думать, что любовь к Богу и к спасенным братьям заглушит тоску о погибших. Не такова природа этой любви. Она не заглушает, но просветляет и возвышает нашу любовь ко всему существующему».

Традиционное представление об аде, где грешники истязаются своей же нелюбовью, бесконечно противоречит христианской совести. По Жураковскому, адская мука не может быть «дурной вечностью»:

«Грешники войдут в вечную муку… но будут мучиться не бесконечно. Настанет час, и они выйдут из мучений, из сферы небытия. Но сама сфера, сама область Божественной пассивности, внешняя тьма, вечная мука останется как духовный план, как возможность, как необходимая предпосылка человеческой свободы… Вечная мука существует, но ее существование не исключает возможности всеобщего спасения».

Жураковский в своей работе рассматривал конечные судьбы человека через идею апокатастасиса, учения о всеобщем восстановлении, которая еще на заре христианства выдвигалась некоторыми из учителей Церкви. Иные из них, в частности св. Исаак Сирин, считали, что павшее творение вследствие крестной жертвы Христа будет восстановлено в первоначальной славе вплоть до полного прощения всех грешников, включая и падших ангелов с их начальником. Жураковский в своей статье хотел «показать возможность согласования идеи апокатастасиса с учением Спасителя о вечных муках». Ведь «христианская любовь на высших ее ступенях» проявляется жалостью ко всей твари, злым и добрым, и «даже к демонам».

Работа молодого богослова создавалась в разгар Первой мировой войны, в преддверии гибели Российской империи, вызванная поиском незыблемых духовных опор для христианина посреди бушующего океана насилия. Архимандрит Спиридон в своих видениях ада во многом руководствовался этими давними соображениями своего друга, ставшего к тому времени его духовником. Недаром в оглавлении к этой части своих записок монах подчеркивал, что Суд Христов он рассматривает через призму идеи апокатастасиса «в субъективном моем созерцании». И недаром через все картины мучений грешников и павших ангелов проходит мысль (и чувство) автора о неотвратимости всеобщего покаяния и прощения[88 - «Все, что когда-либо вышло из рук Творца, непременно вернется к своему Творцу, и вернется еще более славным…» (Запись от 26.06. 1928), – рефреном звучит в тексте архимандрита.].

Не забудем, что за четыре года Гражданской войны Киев пережил, по ощущениям его жителей, своего рода нисхождение в ад. Город неоднократно переходил из рук в руки противоборствующих сторон, в нем разворачивались военные действия, беспощадные к населению, массовые аресты, пытки в застенках и казни. На улицах в период боев по несколько дней лежали трупы, парки над Днепром «украсили» братские могилы для захоронения расстрелянных и замученных. В период последовавшей стабилизации, нэпа, дух насилия, озлобления и страха не покинул город, верующие подвергались утеснениям, доносы стали повсеместным явлением. Бесчинства творились горожанами, «своими», разделившимися на жертв и палачей, на добрых и злодеев. Христианская вера, да и всякая религия вместе с моралью, основанной на ней, были объявлены преступными и поставлены на грань уничтожения.

В понимании тогдашнего христианина соучастники насилия всех мастей и попиратели евангельских заповедей за порогом физической смерти сводили себя в огонь геенны. Но захватывали туда с собой и всех слабых волей, соблазненных ими во имя идолов идеологии и примитивного благополучия. От этого нисхождения в ад миллионов, отпавших от Церкви, от элементарных правил гуманности, мысленно наблюдаемого архимандритом, он сам приходил в удрученное состояние. В один из дней после видений Суда он записывает, что охладевает внутренне, сознавая, что прежний мир с его солнцем, землей, людьми и культурой ушел навсегда. Этот старый добрый мир весь погрузился в «богоотчужденность», то есть в состояние смерти. Чтобы преодолеть собственное уныние от созерцания подобных картин, архимандрит подбадривает себя мыслью о невидимом присутствии Христа:

«…Что бы с миром ни стало, что бы с ним ни случилось, это есть дело любви Божией к миру». Тут же он спрашивает себя: «Не есть ли эти мои мысли только отчаянное самоутешение? Не есть ли это отчаянное стремление выйти из скорби о мире в двери Твоего благого Промысла о нем, лишь бы притупить в себе свои земные чувства к нему?» Но монах отгоняет от себя эти помышления, превращаясь в «одно благоговение» пред волей Творца[89 - Запись от 28.08. 1928].


Полнота бессилия человека и дар свободы

Монах Спиридон постоянно чувствует свое бессилие перед вызовами истории. В аду он встречает своего двойника, который сообщает, что в бездне богоотчужденности он помещен на ее дно, «глубже самого сатаны». Грехи, перечисляемые отражением Спиридона, ужасны и бесчисленны. Он принимает на себя все преступления мира от его создания (вплоть до соучастия в распятии Христа), но кроме того перечисляет последствия попранных некогда обетов крещения. Признается и в нарушении иноческих клятв («грешил сам с собою, грешил с девушками, грешил с замужними женщинами, грешил со всеми живым миром, грешил со всем органическим и неорганическим космосом»)[90 - Запись от 24.08. 1928.]. Таким образом, Спиридон из адского зазеркалья очередной раз указывает себе настоящему на его абсолютное бессилие и неспособность выдержать испытание свободой.

Архимандрит всегда сознает себя беспредельно падшим человеком. Он рад исправляться, но на это своих сил нет, и он ждет избавления от Бога. Он знает, что, брошенный в раннем возрасте в океан житейский, почти всегда впоследствии – без поддержки, без знаний, без солидарного сотрудничества с единоверцами, – не мог бы избежать падений. Как же выбраться из бездны? Только одним путем: выдержать историю можно, когда Сам Христос преобразит тебя и весь мир вокруг.

Историю нельзя выдержать своими силами, и человек, как бы ни был воодушевлен, нисходит в ад по делам своим. Это чувство пронизывает записки архимандрита и является главным их идейным сюжетом. Сюжетом, состоящим из переживаний, – рваным, разорванным на куски и атомы воспоминаний, богословских и культурных ассоциаций, обрывочных суждений (порой неграмотных и судорожных) и ярких (чуть ли не пророческих) высказываний. В своих записках Кисляков там и тут бодро выстраивает стройные рациональные рассуждения (порой черносотенного свойства) по поводу правильного воспитания человека христианином. Правда, логика этих рассуждений быстро обрушивается под напором хаоса земного бытия, и тогда изложение превращается в мольбу о спасении, о любви[91 - Вся последняя часть записок по своему психологическому накалу напоминает «Потерянный рай» Мильтона.].

Человечество эпоха за эпохой отказывается от свободы во имя сытости, вручая себя различным воплощениям Великого инквизитора. Но не таков о. Спиридон. Сознавая свое бессилие, он ни на йоту не отказывается от свободы. Намереваясь пройти свой путь по собственному выбору и вольным усилием вручить себя Создателю. Даже в аду. (Он верил, что муки очистят его и введут в райскую жизнь.)[92 - «Отчаиваться я не могу и не буду, наоборот, я твердо верю и крепко надеюсь, что Ты не отвергнешь меня, мой Спаситель!» (Запись от 19.01. 1928).]

Логика повествования переносит его в пейзажи гееннского Суда. Монах знает, что мучение есть оборотная сторона любви, очищающей и возрождающей. И на этом фундаменте он настойчиво пытается возвести здание Царства всеобщего счастья, пусть пока только в открывающихся ему видениях будущего всепрощения Творца. Если Царство будущего века является уму и сердцу, значит, дело всеобщего спасения реально. Так ощущает автор, приблизившийся к концу своего земного пути, больной и мучающийся от понимания того морального развала, в котором находились его народ и страна.

Всю свою жизнь он фактически посвятил поиску возможного блаженства христианского сердца в этой бескрайней стране. Это было возможно только при евангелизации общества, приведении его к жизни по учению Христа. В 1917 году киевские друзья поставили его во главе Братства Иисуса Сладчайшего. С того момента архимандрит ощущал себя полноценным христианином, все силы полагающим на служение ближним. Это был его и нескольких его духовных соратников личный педагогический проект по взращиванию христианского поколения на восточном краю Европы, в городе-купели русского христианства.

И этот проект потерпел крах.

Будучи оптимистом, архимандрит до последних дней жизни верил, что родной край придет под знамя Христа. Несмотря ни на что. Ни на разложение общества, ни на распад народной души, ни на конформизм церковной бюрократии и духовенства. Созерцая ад, обозревая его бездны, поглощавшие народы Земли, он так размышляет о смысле адских мук: «Христос через Свой страшный суд решительно стремится весь мир… очистить от всякой причастности началам греха, всякой возможности вторичного возникновения в них зла. И через Свой суд и адские муки путем ее покаяния сделать тварь абсолютно принадлежащей Богу»[93 - Запись от 4.08. 1928.].

Ад для архимандрита «точно Ледовитый океан»: с «холодными бурями и полярными ураганами». «Здесь нет ни тишины, ни ясности! Все движется, кружится, вращается, мятется…» Там, в этом адском вихре, находится неисчислимое количество грешников, «облеченных в одежду такого холода», от которого минута пребывания в нем равна бесконечности. Миг мучений как нескончаемая вечность – этим определением подчеркивается безусловность евангельского приговора грешников к «муке вечной» (Мф. 25:46). Одновременно о. Спиридон видит ее очистительное действие, так что даже дьявол у него взывает о пощаде: «О, милосердный Господь! Нет более сил терпеть, помилуй меня, себялюбивого!»[94 - Запись от 28.09. 1928.]

Ничто и никто не могут противиться «боговселенскому процессу боговоплощения в тварь», очищенную от греха. Потому – так представлял киевский монах-миссионер – сатана изменяется (изнутри вечного мучения) и «осеняет себя крестным знамением», а за ним крестится и вся рать падших ангелов[95 - См.: Запись от 01.10. 1928.]. Враг рода человеческого, по преданию Церкви, не может вытерпеть крестного знамения[96 - Об этом говорится в важнейшей общецерковной молитве «Да воскреснет Бог»: «…так пусть погибнут бесы перед любящими Бога и знаменующимися знамением креста» (пер. с церковнославянского).]. Возможность перекреститься у того может появиться только при полном перерождении[97 - См. слова Христа: «Кто не возьмет креста своего… тот недостоин Меня» (Mф. 16:24).]. Что и означает разрушение ада и возвращение падшего мира к райской гармонии.

Такую картину открывает для себя в собственных визионерских конструкциях конца света о. Спиридон. Это его личное откровение обнажает по существу зыбкость подобного восстановления поврежденного творения. Шаткость, потому как если вечная мука и способна вызвать покаяние у грешников, то злая воля падших духов – лежит за гранью всех земных логик и воистину подлежит лишь суду Творца[98 - Записи видений Кислякова обрываются на полуслове, отражая его растерянность перед запредельной реальностью сил духовного противления Высшей воле. (Последний абзац видений нами удален из публикуемого текста архимандрита, как нарушающий его цельность.) Очищенный покаянием новый мир ликует, автор благословляет всеобщую радость раскаявшейся и возрожденной твари. Вдруг «созерцательная сила» показывает ему бывших грешников, плененных адом за свои клятвопреступления. Они не ликуют, они выглядят «как бы больными», что приводит архимандрита в растерянность и возвращает его ум к ветхому падшему космосу. То есть в круг дурной бесконечности.]. Недаром на это указывал «белый старец» Василий Экземплярский в своей статье о христианском юродстве[99 - В. И. Экземплярский подчеркивал безусловность евангельских определений Страшного суда: «Остается непререкаемой истиной слово Христово о вечной радости и вечных мучениях людей за их кратковременную земную жизнь, но вся полнота тайны остается неоткрытой нашему уму и совести…»].

…Видения ада только, казалось бы, укрепили у отца Спиридона надежды на преображение жизни.

Но клевета «единомышленников», доносы их подкосили его окончательно, сердце не выдержало, и за несколько дней до кончины он увидел нечто, что заставило его содрогнуться. (Это мы знаем из свидетельств за пределами его последнего текста.) Он просил прощения у своего друга о. Анатолия Жураковского и предсказал тому личную Голгофу и тяжкие мучения[100 - См.: Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 584.]. Таким образом, архимандрит, умирая, видел разрушение дела своей жизни, дела христианского просвещения в России и уничтожение тех немногих, кто вместе с ним совершал его.

Записи его предчувствий перед концом собственной жизни – концом его мира – стали свидетельством предсмертных переживаний христианина в момент окончания истории. Стали мукой сознания неизбежной гибели русской истории, гибели крестьянской и христианской культуры в России, печалования и тоски души, жертвовавшей собой ради служения ближнему и обнаруживающей неминуемый обрыв надежд в обреченности земной истории. И, словно волшебный фонограф, записки архимандрита Спиридона неожиданно оживляют для нас (его потомков уже в новом тысячелетии) голос одного из ярких представителей уникального поколения Церкви, противоставшей злу в момент его разгула в истории и утверждавшей среди гонений конечное торжество любви и милосердия.










[1927 г.]





[Начало декабря. «На границе двух миров»][101 - Здесь и далее квадратными скобками отмечены предположительные даты и данные публикатором названия разделов, а также сноски на цитаты из Св. Писания, в некоторых случаях – вставленные для лучшего понимания слова. – П. П.]


(…)[102 - Начало текста утрачено.] Удивительное в мире явление – это мое «я»! Оно все есть живое солнце, но какое же дивное солнце! Мое «я» есть само по себе некое духовно-интеллектуальное солнце и как таковое является созидателем своего телесного организма. Оно является творческим началом моего разума, всемогущею космическою мыслью, взвешивающей материю, измеряющей пространство и время, исследующей содержание вещества всего космоса, открывающей мировые законы, изучающей движение планет, вычисляющей расстояние одной планеты от другой, проникающей в самый состав миров, исчисляющей быстроту света, осознающей химический состав космического вещества, вторгающейся в самую сущность космической жизни, распределяющей ее на роды и виды.

Мое «я» стоит на границе двух миров – духовного и физического, – и зорко смотрит на все космическое бытие, и связует живым узлом эти два мира в себе самом. О, дивное и преславное мое человеческое «я»! Нет ничего в мире подобного моему «я»! Всякая тварь бледнеет пред ним как по своему содержанию, так и по своей бесконечно разнообразной красоте! Мое человеческое «я» бесконечно превосходит всю тварь своим сознанием[103 - Здесь и далее подчеркивания текста – авторские.].

Сознание! Есть ли что-либо подобное в мире? Сознание! Оно есть что-то тварное, но вместе с тем и надтварное. Сознание! Оно есть какой-то неизреченный свет, но свет, различающий себя от всего того, что не оно само, т. е. не сознание, а им сознаваемое. Сознание! Оно есть сущий образ Божий и сущее подобие Божие. Сознание! Оно есть в одно и то же время всё мысль, всё разум, всё творчество, всё ведение, всё видение и всё самоведение, всё самопричина и всё самоцель. Сознание! Сущая жизнь моего «я», действительное начало бессмертия человеческого «я», преломляющая живая самосознающая жемчужина сознания Абсолютного; оно, наконец, есть предотображение Самого Бога в моем «я». Отсюда мое «я» является отображением в себе всесущего Божеского «Ты», в котором и заключаются все корни самого бытия моего «я».

Здесь я должен буду смириться перед невообразимой любовью моего Творца по отношению к себе как


человеческой личности. В самом деле, если я до моего возникновения в качестве личности и был чем-либо во времени и пространстве, то только был исключительно чем-то. Но это «что-то» было не чем другим, как только лишь космическим бессознательным мертвым веществом, и ничем другим. Но вот наступил момент времени, и вдруг в мире появилось мое «я». Это мое «я» теперь чувствует себя и осознает совершенно, и осознает себя по самому своему содержанию отличным от всего окружающего мира. Это мое «я» полно сознательно свободного, самопричинного, самоцельного, самоутверждающегося, живого, закругленного в себе самоначала. Оно совершенно просто, вне всякой в себе сложности. Оно все есть полнота стремлений, чувств, сознания, мышления и т. д. Однако оно все целиком не исчерпывается всей этой полнотой, а остается всегда равной себе величиной, всегда из себя самой порождающей всю эту известную полноту своих свойств. Мое «я» есть единственное чудо среди всех естественных космических чудес. Но это не все. Мое человеческое «я» представляет из себя какую-то динамическую живую силу, всегда влекущуюся с тоской и неотразимо родственно тяготеющую к абсолютному «Ты» как безусловному своему всемогущему всетворческому «Я», от Которого мое личное «я» получило свое сущее начало бытия и без Которого мое «я» не только не может существовать, но не может быть даже и самым содержанием «я» как таковым.

Отсюда какое же я вывожу последнее заключение о своем «я»? Последнее мое понятие о моем «я» такое, что мое сущее «я» есть собственное «я» Божеское, в котором отображается сущее Божеское «Я». Но так как мое сущее «я» как собственное «я» Божеское, имея в себе триединое начало: «я» как сущее метафизическое (самопричина и самоцель), и «я» духовно-психическое (феноменальное), и «я» как сознательное (мистическое), – оно как таковое отображает в себе и самое сущее Божеское «я» как Триипостасное Божеское «Я»! Отсюда сама идея о Боге в человеческом «я», и самое откровение о Триедином Боге, и тоска о Боге, и молитва к Нему, и непреодолимое всеобщее тяготение человеческого существа к Богу, и вообще всякая религия есть природное, чисто свободное метафизическое тяготение моего «я» к Абсолютному «Ты» как непреодолимое влечение собственного Божеского «я» к своему сущему «Я» и также непреодолимое влечение сущего «Я» Божеского к Его собственному личному «я».

После всего мною сказанного о моем «я» я не могу удержаться от того, чтобы не пасть перед величием Триипостасного Бога и изумленно не воскликнуть: «Всемогущий, вездесущий, самосознающий, всеведающий и всевидящий, животворящий, самобытный, безначальный, бесконечный, неизменный, всеблагостный и всесладостный, все собою наполняющий, единая сущая истина, источник всякого совершенства, начальник всякой жизни, Творец всего видимого и невидимого, Триипостасный мой Бог, отображающий живой образ Святой Троицы в моем «я». Ты мой вселюбящий Отец, Ты мой превожделенный Творец и Спаситель, Ты прелюбезнейший мой Утешитель, ты моя всеблагостная жизнь, Ты мое бесконечное всесладостное блаженство, Ты мое всеблагостное утешение, Ты моя всетихая и мирная радость, Ты святая цель моей жизни!

О, Боже Триипостасный! Я весь стремлюсь к Тебе: моя душа пламенно жаждет Тебя, я весь сгораю нестерпимой любовью к Тебе, Ты мой Бог! О, как сладостно и благостно любить Тебя, моего Творца и Бога! Господи Боже мой, всякий раз, когда я пламенею сладкою любовью к Тебе, тогда я, о Владыка мой Царь и Господь, весь переполняюсь невообразимо нежною умиленною радостью о Тебе, тогда вся моя душа превращается в многострунную небесную сладкозвучную арфу, порождающую чудную гармонию всесладостной духовной благодатной игры божественных нежных гимнов, тогда вся моя внутренность бывает объята теплым животворным дыханием Твоего Всесвятого Духа, тогда мое трепетное сердце делается всеобъемлющим радостным вместилищем Тебя, моего всесладостного Бога, и всего Твоего творения, тогда мой ум просветляется во мне, как солнце, тогда моя воля смиряется пред Тобою до самых низин бездны моего ничтожества, тогда все мои стремления, все чувства, все мысли превращаются во мне в одну чистую, приятнейшую и мирную кротость и покорное смирение, тогда, наконец, я делаюсь каким-то другим существом, причастным Самому моему Господу Христу. Все это переживается мною, когда я весь пламенею любовью к Тебе, о Бог мой! Ты сущая сладость души моей, ты неизреченная радость сердца моего, Ты жизнь моя. О, как бы я хотел вечно и бесконечно тяготеть к Тебе и пламенно любить Тебя, Царь и Господь мой! О Тебе всегда радуется весь мир; о Тебе веселится и ликует весь космический солнечный свет, о Тебе радуюсь, веселюсь и ликую я, Твое ничтожнейшее создание!

Триипостасный мой Бог! Ты Создатель мой, Ты жизнь моя, Ты святость моя, Ты любовь моя, дыхание мое, премудрость моя, красота моя, вечность моя, бесконечность души моей, утешение мое, свобода моя, всеутоляющее жито мое, всеживительная пища моя, всемогущая сила моя, сокровище мое, Бог мой!




13 декабря. Свойства моего «я»


Самоуглубляясь мыслию в себя самого, в свое «я», невольно удивляешься тому, что мое «я» целиком представляет из себя полноту беспрерывной неистощимой активности. И что особенно своеобразно и в высшей степени поразительно, так это то, что мое «я» одновременно своею активностью обращено и на Абсолютное, и на временно-пространственное космическое, и на себя самого. Вся эта полнота его активности в нем нераздельно разделяется на неактивные его свойства: на стремления, чувства и сознание-мышление. Стремления образуют разум. То и другое и третье образуют память. Но меня лично не это удивляет в моем «я», а удивляет то, что, какое бы свойство моего «я» ни взял я для рассмотрения, нахожу в нем три определенные предрасположенности, наклонности: к Абсолютному, к временно-пространственной космической действительности и к себе самому. Что же это значит? Да это, по моему мнению, значит, что мое «я» есть не только принадлежность Богу как Его творение, но оно в некотором роде является даже родным Ему. Мало этого, мое «я» целиком отражает Его в себе самом как сущую причину своего бытия; потому только один человек и чувствует и сознает Абсолют ближе к себе, чем окружающий его сей видимый мир. И не только Его чувствует в себе, но он себя и весь мир только и осмысливает через свое осознание Абсолютного. Если бы мое «я» не сознавало через себя и в себе Абсолютного, оно никогда не было бы для себя «я», и мир для меня был бы тогда каким-то бессмысленным хаосом! С другой стороны, мое «я» всегда своим расположением обращено и на мир, на космическую действительность. О чем это говорит? О том, что мое «я» единосущно мировой сущности, что оно тоже в некотором роде зависимо от мира. С третьей стороны, мое «я» не менее сего также обращено и на себя самого. Это говорит о том, что мое «я» как «я» человеческое обладает такою способностью, что во всех своих отношениях к себе самому и возможностях одновременно может быть для себя и субъектом-объектом; другими словами, оно может быть для себя самого познающе-познаваемым! Отсюда мое «я» есть «я» божественно-космически-собственное. Поскольку оно божественное, оно бесконечно больше, чем тварное. Поскольку оно космическое, постольку оно действительно тварное. Поскольку же оно собственное, постольку оно не вещь, а личность, т. е. самопричина и самоцель.

Что же такое в моем «я» есть божественное, бесконечно большее, чем тварное? Это тот образ и то подобие Божие [См.: Быт. 1:26], которые оно онтологически отражает в себе самом. И вот эти образ и подобие Божии в моем «я» целиком выявляются как в моих стремлениях, так и в чувствах, так и в области моего сознания, вследствие чего все мои стремления и все мои чувства и все мое сознание по своему содержанию религиозны, т. е. имеют природное тяготение к Абсолютному. Отсюда получается такого рода умозаключение: мое «я» как «я» своими корнями пребывает только в Боге. Пребывая в Боге, мое «я» пребывает в абсолютной полноте своей жизни и осмысленной цельности своего бытия; пребывая же в плане космического бытия, оно, хотя одновременно и не престает пребывать в Боге, однако в космическом пребывании чувствует и осознает себя бессмысленным, и бесцельным, и лишенным всякой для себя ценности. Что же касается своего в себе пребывания, то мое «я» чувствует и осознает себя находящимся в состоянии, исключительном во всех отношениях.

Исходя из всего доселе сказанного о моем «я», я узнаю, что мое «я» со всеми своими свойствами является скорее божественным, чем космическим, а это значит, что сама жизнь для моего «я» исходит не из космоса, а только от Бога. Поэтому в деле божественной жизни моего «я» такое абсолютное, необходимое значение имеют вера, любовь, молитва Богу, пост, воздержание и т. п.! Религиозный аскетизм для моего «я» есть сущая пища, сущее питие. Без религии, без религиозного аскетизма мое «я» умирает, овеществляется и становится смертью для себя самого.

Следовало бы мне на этом и закончить это свое размышление о свойствах моего «я», на самом же деле я только подхожу своею мыслью к самому интересному его пункту. Я подошел к тому, что мое человеческое «я» является, как во всех своих свойствах, так и в своем целом, связующим узлом религиозно-моральной имманентности Бога миру и Его сущей отдельности от мира. Имманентность Бога моему «я» заключается в абсолютном подобии Его божеского мышления моему мышлению и моего мышления мышлению Божескому. В моем «я» эти два мышления совпадают между собою, во-первых, по качеству сходства: как то, так и другое – мысль, а во-вторых, и по родственному тождеству, ибо моя мысль есть образ и подобие божеской во мне мысли; образ же и подобие Божие не отделимы от своего оригинала. Разделение же божеского с моим «я» заключается в том, что Он Творец, а я Его тварь, – Он Бог, а я человек, Он сущее «Я» Божеское, мое же «я» есть Его собственное «я».

О, дивны дела Твои, Господи, в самом творении моего «я», а посему я, преисполняясь чувством благодарности к Тебе, мой Триипостасный Бог, взываю: о, великая и пребожественная Святая Троица – Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святый! Хвала, бесконечная хвала Тебе, мое отче-материнство! Ты создало меня, Ты вызвало меня из небытия в бытие! Ты сгустило меня во чреве матери моей, Ты вдохнуло в меня дух жизни, ты призвало меня быть вечным участником мировой жизни, Ты вложило в меня Свой, неотъемлемый, Божеский образ, Ты сделало меня Своим сыном по образу Предвечного Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа

О, Владыка мой, Триипостасный Бог! Я, в качестве с избытком награжденного Тобою дарами Твоего Всесвятого Духа человеческого сына, смиренно повергаюсь пред Тобою и со слезами умоляю Тебя: никогда не гнушайся мною, не отвращайся от меня и не отвергай меня от Себя! Я сознаю, что я по своим грехам мерзость пред Тобою, я сознаю, что я грешнее всего мира, даже и самого сатаны, но при всем том я также сознаю, что Ты не Бог гнева, а Бог беспредельнейшей отечески-материнской любви ко всей твари и, в частности, ко мне грешному. А поэтому, о Пресвятая Троица, открой двери Твоего божественного снисхождения ко мне, сжалься надо мною, прими меня под сень славного благоволения Твоего ко мне, дай мне всегда деятельно любить Тебя. Триипостасный мой Царь, говорю Тебе сущую правду: без любви моего сердца к Тебе я сам для себя делаюсь адом, душа моя сатанеет, дух мой овеществляется, все мое существо покрывается холодной ледяной корой моей греховности.

Боже! Я вспоминаю, когда я был еще отроком, я пламенно любил Тебя; кода же я стал юношей, тогда я сознательно отпал от Тебя, а потом вместо Тебя, своего Бога, избрал для себя богом себя самого и свои страсти. С того времени и вплоть до настоящего дня я обоготворял себя самого и даже досель совершенно не освободился от этого страшнейшего греха. Ныне же я весь превращаюсь в один молитвенный вопль к Тебе: «О, Отец мой, о, Спаситель мой Христос, о, Утешитель Дух Святый, о, Троица Святая, не оставь меня! Будь всегда со мною! Я ведь Твое создание; пусть я по своим грехам являюсь в очах Твоих самым величайшим грешником, бесконечно превосходящим своими грехами не только весь мир, но и самый ад и даже самого диавола, Ты все же не чуждайся меня. Господь мой и Бог, не гони меня от Себя, позволь мне быть всегда с Тобою, Господи Боже Трисвятой, я изменюсь, я буду Твоим рабом, даже буду Твоим сыном, только не отвергай меня от Себя, ибо Ты моя жизнь, Ты моя святость, Ты мое спасение, Ты Альфа и Омега[104 - Альфа и Омега (A?) – сочетание первой и последней букв греческого алфавита, являющихся наименованием Бога в Книге Откровения Иоанна Богослова; символическое обозначение Бога как начала и конца всего сущего.] бытия моего «я», аминь.




14 декабря. Жизнь моего «я»


Рассматривая мое «я», и всесторонне вдумываясь в него, и углубляясь умом в самую суть его, я с уверенностью пришел к такому умозаключению, что оно эзотерически живет не космическою жизнью, а жизнью в нем заключенного образа Божия, хотя бы даже оно и было величайшим грешником. Человеческое «я», имеющее образ Божий, либо своим содержанием обменивается с содержанием в себе самого образа Божия – тогда через этот обмен мое «я» становится подобием Божием в себе самом, т. е. становится богоподобным, святым, – либо же оно живет только на счет содержания в себе образа Божия – тогда оно ежемоментно своими страстями и грехами изживает в себе образ Божий и в конце концов остается с одними только печальными следами некогда бывшего в себе образа Божия.

Вот почему человеческое «я» всегда имеет в себе постоянство и неизменность. Все в человеке меняется, но в потоке изменения его «я» остается абсолютно неизменным. Оно хотя и находится во времени и пространстве в качестве обыкновенного феномена, однако в своем сознании преодолевает как самое время, так и пространство и становится причастником божественного. Отсюда становится понятно, что мое человеческое «я» хотя и от мира сего, но по существу своему оно и не от мира сего, впрочем, и не есть частица сущности Божеской. Вот почему жизнь моего «я» не есть жизнь космическая, а есть нечто более чем космическая. Согласно таковой жизни, мое «я» имеет большое преимущество перед всею тварью; а имея такое преимущество перед всею тварью, оно, значит, по самой своей сущности есть нечто близкое, но неоднородное Самой сущности Божеской. Не потому ли и самое Откровение называет мое «я» собственным Божиим вдуновением в человека [См.: Быт. 2, 7]. Как бы то ни было, во всяком случае, мое «я» даже по самому своему существу есть нечто богоподобное. Об этом убедительнейшим образом свидетельствует даже настоящее состояние моего «я». Настоящее же состояние моего «я» далеко не первобытное, не догреховное, оно, как я предполагаю, вследствие своего падения в грех пережило для себя что-то невообразимо ужасное. По моему мнению, оно пережило в себе страшное превращение своего духовного состояния в психическое, т. е. в некотором роде духовное затвердение, граничащее с духовной дебелостью, близко стоящее к овеществлению, хотя с полным сохранением в себе свободной возможности снова вернуться в свое догреховное, первое, более духовное состояние. И вот, я говорю, несмотря на настоящее подверженное греху состояние, мое «я» и теперь является в высшей степени в очах Божиих ценным и превознесенным выше всякой твари!

И нужно сказать правду, что нет ничего в мире подобного моему «я»! Каждый раз, когда я сосредоточиваю свое внимание на моем сознании, то от удивления прямо-таки прихожу в восторг и в умиление! Боже мой, думаю я, да что же это за такое мое сознание? А ведь оно чем-то во мне живет, чем-то оно питается! Если я скажу, что мое сознание живет и питается во мне всеобщей космической жизнью, то это будет равносильно, как если бы я сказал, что мое сознание есть железно-деревянное. Так чем же оно во мне живет и чем оно питается? По моему убеждению, оно живет и питается жизнью высшего сознания, сознания абсолютного, сознания божеского, для моего «я» являющегося «Ты», и питается только единым абсолютным сознанием, этим для меня «Ты», и ничем другим! Все это говорит о том, что мое «я» в некотором роде по своему подобию имманентно Абсолютному Божественному «Ты», а имманентность его Божескому «Ты» осуществляется в моем «я» не иначе, как через взаимный обмен содержания моего «я» с содержанием образа Божия во мне.

Да, дивное явление во вселенной мое «я»! Не является ли оно пророческим вестником того, что рано или поздно, но непременно и вся мировая действительность будет единым сущим «я» Божеским. И не только жить и питаться, но и объединяться между собою и бесконечно врастать одно в другое, вплоть до такого состояния, когда Бог и вся мировая действительность будут из себя представлять «Я-Мы-Я», т. е. когда Бог будет все во всем [1 Кор. 15, 28]!




[14 декабря.] Тайна моего «я»


Как бы я ни углублялся сам в себя в качестве наблюдателя и психолога, я все же сознаюсь, что мое «я» невообразимая бездна. Исчерпать ее человек не может, ибо корни его находятся не в нем самом, а в Абсолютном «Ты». Это одно. Другое то, что мое самосознание скорее интуитивно, чем рационально (логично); вследствие чего мое мышление только скользит по моему сознанию, но не проникает в него; а поэтому оно не может объективировать его для себя; и, если оно действительно иногда усиливается объективировать его для себя, в таком случае оно всегда берет себе на помощь интуицию сознания и только при помощи ее кое-как касается зыби моего сознания; что же касается самой сущности его, оно ее не знает. Другое дело, когда моя мысль, в качестве своего содержания, схватывает не самое сознание как таковое, а его свойства; тогда оно по этим самым его свойствам уже убеждается не только в неизмеримости самого сознания, но и в неисследимости его как чего-то не тварного, а божественного! И чем серьезнее приходится смотреть на самое сознание в себе, тем все более и более растет во мне благоговение к этому собственному сознанию и тем все более и более убеждаешься, что мое сознание есть нечто божественное, не поддающееся объективному осознанию. Отсюда мое сознание для меня вечная и неразгаданная тайна. Если же одно только мое собственное сознание является таковым, то что же говорить о моем «я», которое для моего сознания является в некоем роде причиной – и не только моего сознания, но и всех моих стремлений и всех моих чувств? Что можно, наконец, о нем сказать, когда оно является самим строителем даже моего телесного организма?

Таково мое «я». И поскольку оно является для меня таковым, постольку оно, говорю я, является для меня и величайшей недоступной тайной. Правда, психологи упорно и кропотливо стремятся разгадать эту тайну в человеке, но как бы они ни старались преодолеть для этого непреодолимые преграды, они никогда не проникнут в это святая святых; ибо свет науки слишком ничтожен, чтобы осветить всю бездну человеческого «я». Мало этого, я более чем убежден, что человеческое «я» в плане сего бытия представляет из себя еще одну чистую потенцию, которой – чтобы совершенно развернуться и раскрыться – предназначены «многие обители» у Отца Небесного! Но земная жизнь слишком ничтожна и слишком кратковременна, чтобы мое «я» совершенно вышло из себя и во всем совершенстве развернулось на земле. Земная жизнь для моего «я» есть такая жизнь, которая является пока только первичной почвой, на которой в качестве зерна скрытой в себе вечной жизни посеяно мое «я». Возможно, что только потому, быть может, мое «я» является для меня тайной, что оно все целиком представляет из себя в плане сей земной жизни безусловную потенцию, которой только и суждено раскрыться в фазах вечной, божественной жизни. Вот поэтому мое «я» недоступно себе самому, оно само для себя является чудесной тайной; оно все целиком недоступно собственному сознанию даже потому, что и само-то мое сознание существует на земле в зародыше, только в зачаточном состоянии. Возможно, что оно потому и называется «сознанием», т. е. не полным знанием, а только со-знанием, т. е. только подобием знания; а знанием оно может быть только тогда в нас, когда оно выйдет из своего настоящего потенциального состояния. Такова тайна моего «я», по крайней мере, в сей кратковременной жизни. Все непостижимо!

Всемогущий создал космос. Он рассеял по бесконечному пространству бесчисленные мерцающие звезды, Он собрал бесчисленные солнца в Млечный Путь, Он все миры вселенной вкрапил в мировую действительность, точно кровяные шарики в необъятный космический организм. Он наделил мировые солнца бесчисленными спектрами и бесконечно разнообразным движением. Он вдохнул в них гармонически-равномерное всемирное тяготение. Он многие из небесных планет населил разумными существами, Он всем без исключения мирам вселенной, плавающим в океане пространства, указал путь на восток, куда они все с невообразимой быстротой несутся. О, Боже! Не являются ли они все одним проявлением Твоей всетворческой свободы? Не являются ли они только видимостью Твоей всемогущей мысли? Не есть ли они только чистым отражением Твоего Божеского ума?

Если таков сам по себе весь космос, вся вселенная, то, о, Пресвятая Троица, что же из себя представляет человеческое «я»? Что же представляет мое сознание? Да, взирая на мир и, в частности, на человеческое «я», невольно спрашиваю самого себя: если так непостижима вся мировая действительность и само по себе мое «я», то что же можно думать о Самом Твоем беспредельнейшем уме, Трисвятой Бог мой?! И однако, какое же Твое снисхождение ко мне! Кто, как не Ты, создал меня из свободы Своей? Кто, как не Ты, всегда промышляет обо мне? Кто, как не Ты, блюдет меня в божеской Своей памяти? Кто, как не Ты, ежемоментно заботится о мне, и видит меня, и мыслит обо мне, и осознает меня?

Ах, Царь мой, Бог мой, как же мне не благоговеть перед Тобою, и не верить в Тебя, и не любить Тебя? Ты один Своим божеским животворящим дыханием оживотворяешь мое «я». Ты один Своим всезнанием питаешь мое сознание, Ты один мои мысли вживаешь в Свои мысли. О, Господи Боже мой, я от изумления пред бесконечным богатством благости Твоей восклицаю: все небеса, все небесные солнца, все миры, все планеты, Господа Бога во веки благодарите! Благодари и ты, весь Млечный Путь – яркая световая стопа всемогущества Божия, горячо благодари Господа Бога твоего! И вы все, дела рук Его, также пойте и прославляйте своего Триипостасного Бога во веки, ибо в Нем одном скрывается все бытие ваше и вся жизнь ваша. «Я» мое! Ты, как ничто другое, созданное Творцом, ближе всего стоишь к Нему, пой же и прославляй Его, переполняйся пламенною любовью к Нему, будь Его божественной музой, создавай из себя самого пламенный гимн любви к Нему! «Я» мое! Разве ты не видишь и не слышишь шествующего твоего Господа Бога по всей мировой действительности? О, скорее пади ниц пред Ним, и вылейся в один горячий поток любви к Нему, и все Его божественное присутствие восприми в себя!

О, Пребожественная Святая Троица! Я повергаюсь пред Тобою и исповедую Тебя своим единым Богом, живым, разумным, личным Триипостасным Богом. В Тебе вся моя слава, в Тебе все мое благо, в Тебе вся моя бессмертная красота. Ты моя неотъемлемая истина, Ты мое единственное бытие. Когда я с Тобою, тогда ничто не устрашает меня, тогда мое «я» наполняется Твоим вдохновением, тогда я бываю силен делом и словом. О, Царь мой и Владыка мой, будь всегда во мне, озаряй меня Собою, изливай на мое «я» дары благодати Твоей, оживляй и питай его Собою всегда.

Хочу еще что-то сказать Тебе, о, Триипостасный мой Бог!

И вот после всего мною высказанного о моем «я» как-то невольно приходится глубоко-глубоко задуматься надо всем этим и не раз перенестись мыслию опять на Тебя, Творца Бога моего, и сквозь слезы снова взывать к Тебе: «О, Боже мой, Боже мой! Как полны небо и земля бесконечной благости и любви Твоих!» Вот сейчас я много думал и говорил о моем «я», думал, размышлял и говорил и, прослезившись, сказал: «О, как велик и превелик Ты, Бог мой!» И вдруг в этот момент еще сильнее прежнего загорелось мое сердце огнем умиления пред Тобою, и я тотчас как-то нечаянно взглянул в окно и увидел, как вся земля покрыта толстым слоем снега. Холодно. И я в сию минуту подумал: «Боже! Не только мое “я” есть тайна, но даже и вся природа в своих сменах состояния является тайной. Вот зима, покрывшая мертвым саваном всю землю, тоже тайна. Все это, как кажется мне, хорошо, но все-таки это не благо! Для человеческих очей прекрасно, но не жизненно; здорово, но неплодотворно; приятно, но нерадостно. Такова вся естественная жизнь на земле. Однако, как бы эта естественная жизнь ни была богата и прекрасна своими естественными благами, она все же, сравнительно с Твоею сущею жизнью, то же, что северная холодная зима сравнительно с тропической южной весной. Да и это сравнение есть только бледное подобие! О, Владыка мой Бог, как я радуюсь тому, что только Ты один скрываешь и раскрываешь в Себе бесконечно невообразимые вечные бессмертные сокровища всякого блага. О, как я благодарен, что Ты Себя Самого открыл миру! О, как я весь переполнен прославлением Тебя, моего Бога, за то, что Ты на всю Свою тварь и, в частности, на человека, на Его “я” наложил Свою вечную творческую печать, состоящую в абсолютной ее принадлежности Тебе, своему Создателю! Чудо! Вся эта тварная в ней принадлежность Тебе, моему Господу Богу, есть не что иное, как сущая космическая религия, всемирное всесущее тяготение и внутреннее влечение всей вселенной, всей твари к Тебе, Создатель всего сущего.

О, великий Боже! Чем весь мир, вся вселенная воздаст Тебе, мой всеблагостный Бог, за Твое отче-материнство к ним? Чем, о Царь мой Триипостасный Бог, и я воздам Тебе за мое “я”, столь одаренное Твоею бесконечною благостью? О, если бы не только я, но и вся тварь, все сущее превратилось в одну вечную и бесконечную славу для Тебя, то и тогда подобная слава была бы немым молчанием! Таков весь мир по отношению к Тебе в своем совершеннейшем, всегдашнем ничтожестве пред Тобою! Если весь мир является таковым неоплатным должником перед Тобою, своим Творцом и Богом, то что же я тогда представляю перед лицом Твоим, о Пресвятая Троица?

Не представляю ли я перед Тобою сгущенность Твоих бесконечнейших даров, беспредельных Твоих благости и любви ко мне? Да, поистине таков я и есть на самом деле. Однако, о, Царь мой Бог, как страшно, как невыносимо мучительно, что я самого себя сознательно превратил в ком одних ужасных оскорблений Тебя, моего Бога! Творец мой, Бог мой, Ты знаешь, что я говорю одну сущую правду. И вот, когда я смотрю на свое «я» и на весь мир, тогда я переполняюсь сознанием величайшей виновности перед Тобою, и в это время мне хочется пасть пред Твоим святейшим вездеприсутствием и превратиться в одни пламенные благодарные вздохи моего сердца, в одни горячие слезы пламенного прославления Тебя, в одну огненную расплавленную любовь моего смирения, в одно сокрушенное жгучее покаяние перед Твоею бесконечною любовью ко мне. Боже, Отец всякой плоти и всякого духа, я таю от одной лишь мысли о том, что Ты, мой Бог, есть Творец всей вселенной! Я весь сгораю любовью к Тебе, мое сердце стихийно пламенеет к Тебе, мой дух парит к Тебе, моя грудь полна пламенной любви к Тебе, мне бесконечно сладостно, все стало мне мило, и любезно, и родственно. При одной мысли о Тебе теперь и зима, и холод, и мороз – все стало для меня каким-то небесным теплом, божественной весной, распустившейся космической ароматной лилией. При одном воспоминании о Тебе, ах, как же стало хорошо, радостно, весело и упоительно-сладостно.

О, Господь мой, Ты жизнь моя, Ты бытие мое, Ты содержание и тайна моего «я», Ты ведение мое, Ты сила моя, Ты творчество мое, Ты спасение мое, Ты защита моя, Ты крепость моя, Ты победа моя, Ты цель жизни моей, Ты свет мой, Ты красота моя, Ты помощь моя, Ты похвала моя, Ты сладость моя, Ты веселие мое, Ты пища моя, Ты питие мое, Ты кислород мой, Ты власть моя, Ты царство мое, Ты церковь моя, Ты первосвященник мой, Ты Царь мой, Ты наставник мой, Ты законодатель мой, Ты совесть моя, Ты Господь мой! Аминь».




15 декабря. Начало христианского возрождения моего «я»


Доселе я говорил о моем естественном «я», теперь же считаю своим долгом сказать и о том, как возможно моему естественному «я» возродиться и быть совершенным новым «я», уже не естественным, а «я» Христовым, или «я» христианским. Чтобы на это ответить положительно, я прежде всего должен обратиться к своему естественному «я» и отметить его природные для этого в нем условия. Дело в том, что, во-первых, мое естественное «я» имеет в себе природный образ Божий. И вот мы допускаем, что этот образ Божий – давно уже в моем «я» изжит и что его во мне уже нет. Однако, несмотря на это, мое «я» все же и тогда имеет в себе все данные к тому, чтобы оно могло снова воспринять в себя эту жемчужину неба, т. е. образ Божий. Ибо мое «я» всегда обладает способностями воспринимать в себя все божественное.

Во-вторых, мое «я» корни своего бытия имеет не в себе самом и не в космическом содержании мирового бытия, а только в Божеском «Ты», только в своем личном первообразе, по отношению к которому мое «я» является Его живым отражением. В третьих, мое «я» живет и питается не космическою жизнью как таковой, а жизнью Самого Бога; и в четвертых, мое «я» по самой своей сущности божественно, т. е. является имманентным узлом, связующим собою Абсолютное с космическим содержанием всего сущего. Так вот уже по одним этим данным мое «я» не только имеет в себе возможности к собственному возрождению, но оно по самой своей природе предрасположено к этому величайшему таинству. Это одно.

С другой стороны, мое «я» само по себе целиком представляет из себя неистощимую внутреннюю жажду выйти из своего естественного состояния, потому что оно вследствие греха подернулось в себе зачерствелостью, духовной старческой дебелостью, граничащею с овеществленностью, и снова быть духовною, божественною личностью, какою первый раз оно вышло из рук своего Творца Бога. Но, чтобы выйти из такого своего состояния, которое само по себе не имеет для этого силы, ему нужно другое «я», такое «я», которое в одно и то же время было бы и совершенным человеческим «я» (но «я» безгрешным, таким «я», которое было до его падения), и в то же время совершенным Божеским «Я».

Такое «Я» нужно моему «я» только для того, чтобы послужить для моего «я» в качестве уже вполне органически связующего имманентного узла между моим «я» и Богом. Другими словами, чтобы существующую во мне, вследствие греховности моего «я», разъединенность с Богом, оно, это безгрешное «Я», могло бы собою целиком заполнить и чтобы, в свою очередь, божеская сущность, имманентно заключенная в безгрешном «Я», могла также быть оживотворяющим началом, объединяющим мое «я» с безгрешным «Я»; чтобы это безгрешное «Я» могло бы быть посредствующим между моим «я» и сущим Божеским «Я». И вот для этого дела в качестве безгрешного единственного «Я» выступает богочеловеческая Личность Христос.

Эта богосыновняя Личность Господа полна в себе сущих животворящих начал, возрождающих всякое человеческое «я»; она одна, в качестве отче-материнства, возрождает человека. Но вот вопрос: как возрождается мое «я» Христом и почему оно возрождается только одним Им? Здесь уже не один вопрос, а целых два.

Ответим на первый. Мы уже сказали, что человеческое «я» имеет в себе образ Божий. Мы также сказали, что оно, даже если и изживает его в себе, все же по самой своей природе является более божественным, чем космическим; а затем оно всегда имеет в себе и природную предрасположенность к духовному своему состоянию, т. е. к абсолютному выходу из своего греховного состояния. Отсюда возникает непреодолимая тоска о своей потерянной первобытной, еще догреховной, чистоте и святости. Тоска эта в человеческом «я» порождает жажду собственного спасения. Спасение как таковое «я» человеческое утверждает не в себе самом, а в другом «Я», в абсолютном для себя «Ты». Отсюда жажда откровения Бога человеческому «я» порождает веру в такого Бога, как Бога, открывшегося человеческому «я» через реально осязаемое богочеловеческое «Я», которое есть не что другое, как Сам Христос. А что такое вера? Вера – обмен через Христа и во Христе человеческого «я» с Божеским «Я». Отсюда она есть живой фитиль, преисполненный животворящей магнитной силы Христовой, возрождающей в себе человеческое «я» по образу и подобию «Я» Христова. И Христос как сущий Сын Божий только один и имеет в Себе такую божескую, всевозрождающую, чудесную силу. Но я должен сказать, что этот фитиль – вера моего «я» во Христа – сам по себе еще недостаточен, моему «я» нужно не только вспыхнуть и пламенем всевозрождающей Христовой силы загореться, но и всегда гореть им. Вот для этого одной веры недостаточно: нужна еще и вся полнота любви человеческого «я» ко Христу. И чем больше будет в моем «я» любви к Нему, тем мое возрождение Христом будет совершеннее обеспечено во мне; тогда мое «я» будет, безусловно, новым, оно будет «я» Христовым.

Поскольку же оно будет «я» Господним, постольку в нем и будет возрождаться Сам Христос. Поскольку же Он будет возрождаться в моем «я», постольку же и все известные свойства моего «я» также, в свою очередь, будут уподобляться свойствам личности Самого Христа. Тогда все характерные естественные наклонности моего «я» ко греху изменят свое направление. Поскольку они в естественном моем «я» имели в себе предрасположение ко греху, постольку они теперь, как возрожденные Господом, будут иметь в себе предрасположение к исполнению только единой воли Христовой.

Бывшие во мне ранее, до возрождения во Христе моего «я», все эти бесчисленные корни – наклонности ко злу – уже делаются живыми, духовными преемниками, воспринимающими в себя дары Святого Духа и питающими мое «я» единым Христом. Отсюда мое «я», возрожденное во Христе, должно беспрестанно прогрессировать в своем духовном возрождении с одной ступени своего духовного роста на другую. Для этого величайшего дела должно всегда себя возбуждать, возгревать евангельским аскетизмом, освежать беспрестанным молитвенным чтением божественного Евангелия. Здесь, в этом поистине величайшем деле, отнюдь нет места ни магическому, ни механическому воздействию со стороны Самого Христа на мое «я», ни также таковому восприятию моим «я» самого всемогущего Христова начала, возрождающего мое «я». Здесь совершает это величайшее свое таинство одна богочеловеческая Христова, я бы сказал, биология, которая целиком истекает из единой Личности Христа и свободно и чисто биологическим путем воспринимается моим «я». Удивительное дело! Возрожденное Христом человеческое «я» само в некотором роде уже становится проводником возрождающего Христова начала по отношению ко всему миру, всей вселенной! Это явление поистине трогательное, достойное умиления и прославления Бога!

Теперь же, вспоминая свою прежнюю греховную жизнь, я не могу мое греховное «я» не сравнить со всем тем, что сейчас, 15-го декабря, делается здесь. Снежная метель, резкий ветер. Вся поверхность земли превратилась в какое-то бушующее море, снежные валы с большой быстротой переносятся с места на место. Страшная метель! Снег все ползет, движется, змеится, поднимается, кружится, несется и снова падает. Все превратилось в какое-то бурное, зловещее снежное море, потопляющее собою города, села и деревни! Страшно. Нет возможности выйти из дома. Птицы уже не летают. Ночь. Звонят в колокол, давая знать путникам, чтобы направляли свой ночной путь прямо на звук колокола. Точно такое состояние мое «я» несколько лет подряд переживало в себе самом.

Вспоминая всю свою прошлую жизнь, я чувствую, как слезы подкатываются к горлу и на сердце становится тяжело-тяжело. И вот я мыслью тотчас переношусь на Тебя, мой Триипостасный Бог, и мне становится мгновенно легко и радостно на душе, и я не могу утерпеть, я вопию: «Помилуй меня, Боже, помилуй меня!» И вот я чувствую, как внезапно скорбь сменяется во мне радостью, печаль – ликованием. Я уже не могу удержаться, восторженно восклицаю:

«Боже, радость сердца моего, я люблю Тебя! Боже, сила моего сознания, я люблю Тебя! Боже, быстрота стремлений моих, я люблю Тебя! Боже, чистота чувств моих, я люблю Тебя! Боже, жизнь моя, я люблю Тебя! Боже, бытие мое, я люблю Тебя! Боже, Царь мой, я люблю Тебя! Боже, бессмертие мое, я люблю Тебя! Боже, блаженство мое, я люблю Тебя! Боже, Ты один достоин того, чтобы вся тварь любила Тебя!

Всякий раз, когда я размышляю о Тебе, моем Боге, я весь сосредоточиваюсь только на одном Тебе, моем Создателе, и всем своим существом умиляюсь перед Тобою и бесконечно поражаюсь Твоей всесвятейшей любви к миру и, в частности, к человечеству. Ты один Бог мой, Ты один создал мир, Ты один вызвал всю тварь из небытия в бытие. Ты один вложил в нее семена творчества. О, как же не поражаться Тебе, всесущему Творцу и Богу, и не верить в Тебя, и не любить Тебя? О, Господи мой, о, Бог мой, о, радость моя, о, надежда моя! Господи, увеличь во мне веру в Тебя, бесконечно увеличь во мне и любовь к Тебе, Царь мой и Бог мой, я хочу, пламенно хочу бесконечно любить Тебя. Я хочу, чтобы Ты все мое существо превратил в одну чистую абсолютную любовь к Тебе. Я бы наконец хотел больше, сильнее и пламеннее всякой твари любить Тебя! Царь и Бог мой, исполни мои пламенные желания так именно любить Тебя, как я хочу!»




16 декабря. Освященное «я»


Человеческое «я» тогда становится освященным, когда оно через любовь ко Христу преображается в живой образ Господа; когда оно через свои аскетические подвиги становится живым, чистым, благоухающим Христовыми добродетелями высокой пробы, духовным сосудом для Святой Троицы. Такое «я», точно в весеннее время хорошая по качеству земля, бывает покрыто прекрасными, ароматными цветами и злаками – качествами характера Христа. Освященное «я» – это всеосвящающее «я»; потому оно так и называется, что оно полно в себе всеосвящающего присутствия Христова. Оно является христоносным «я». Все содержание его – Христос. Вследствие сего оно является в очах Божиих избранным сосудом Святого Духа.

Такое «я» всегда бывает в руках Христовых Его орудием в деле спасения мира. Такое «я» – пророк Божий, деятель Святого Духа, строитель Царства Христова. Освященное «я» только и может быть строго христианским. Божественная сила, освящающая человеческое «я», исходит от одного Христа, и принимает ее только исключительно верующий и любящий Господа и исполняющий Его святую волю чисто аскетическим путем. Мирское или сектантское христианство никогда не достигает в себе того, что свободно достигает в себе аскетическое. Мирским или сектантским христианством я называю такое христианство, которое стремится быть христианством без всякого внутреннего в себе евангельского аскетизма.

Освящение человеческого «я» есть самоотречение ради Христа и абсолютное предпочтение Христа не только всему миру, но и себе самому. Освященное «я» может быть таковым во чреве матери и в различные периоды своего человеческого возраста. Самое освящение состоит в беспрерывном обмене содержания человеческого «я» с содержанием «Я» Христова; оно состоит в прогрессивном врастании человеческого «я» в «Я» Господне. Освященное «я» – беспрестанная молитва, пламенная любовь ко Христу, скорбь о людской злобе, душевное сострадание по отношению к миру, смиренное дерзновение о славе Божией, живое исповедание Христа, деятельная проповедь о Христе, чистота сердца, крепость духа, трезвость ума, непрестанные подвиги ради Христа, абсолютное незлобие и т. д.

Освященность человеческого «я» не есть нечто самодовлеющее на пути его врастания в «Я» Христово, оно не есть остановочный пункт подвижника в своих подвигах. Оно есть лишь особое достижение широты и высоты духовного размаха и подъема человеческого «я» в деле вживания его во Христа, достигая которых человеческое «я» переполняется особыми дарами благости Христовой. На этой духовной высоте человеческое «я», точно водяная лилия, целиком объемлется божественной, всенаполняющей стихией благодати Христовой. Освященность есть особая благодатная помазанность человеческого «я» Духом Святым.

Освященный человек – богоносец; его «я» представляет собой одну печать Христовой богосыновности. На этой высоте духовного подъема человеческое «я» всегда зрит Бога; Бог целиком заменяет для освященного «я» всякую среду, Он Сам делается его средой. Стоящее на этой ступени духовного Христова подъема человеческое «я» живет уже жизнью Господа. С одной стороны, это величайшее благо по отношению к человеческому «я», а с другой стороны – оно есть результатом подвижнической жизни человека, оно есть первым плодом святости Христовой.

Взирая на такой духовный подъем «я» подвижника, я не могу смотреть спокойно на самого себя. И вот я, вспоминая свою прошлую жизнь, каюсь и говорю: «Господи, кем я был прежде, страшно даже подумать! Я совершенно походил на сей день, 16 декабря. Вся моя жизнь была точь-в-точь как эта сегодняшняя страшная метель. Все мои чувства тогда были похожи на эти сельские дома, покрытые глубоким пластом снега, – они были покрыты пластом моих страстей. Все мои стремления того времени, точно как сегодня вся эта беднота, дрожали и зябли от холодного моего отношения к Тебе, мой Спаситель! Мое сердце терзалось от ужасного отчаяния. Часто слезы стыда подступали к горлу. Много я в это время передумал и пережил. Я жаждал освобождения от своих страстей; а они, точно вот как сегодняшняя вьюга, все во мне ломали, грохотали, стучали по моему «я», желая раз навсегда с треском погубить его! В это время, стремясь убежать и скрыться от своих страстей, я решился своим тихим пристанищем избрать иночество.

Принимая на себя ангельский образ, я хотел быть свободным от страстей, я хотел быть новою тварью во Христе. Но, увы! Монашество меня не спасло! Прежняя моя греховная жизнь как бы смеялась надо мною, она с еще большей силой набросилась на меня и совершенно захлестнула меня. Последовало сплошное оскорбление моего Бога. Животность создала из меня жертвенник для себя. Страх Божий принесен был мною в жертву страстей моих. Вера в Бога сменилась во мне практическим неверием. Я целиком оказался в объятиях диавола. Через некоторое время я уже своими грехами перерос и превзошел самого диавола, и потому в скором времени не я уже был в его объятиях, а он был моим рабом, так я бесконечно превзошел его своими злыми деяниями. В таком состоянии жизнь моя продолжалась ровно пятьдесят лет[105 - Этот временной срок является не точным биографическим указанием, а, скорее, образом, к которому прибегает автор.]. Конечно, в виде отрыжки она и сейчас в таком греховном состоянии все еще продолжается. И вот мне казалось, что я окончательно погибну.

И, конечно, погиб бы я, если бы Ты, мой Триипостасный Бог, не спас меня. И вот теперь, когда я подумаю, в каких только глубинных безднах зла я не находился и что только я не делал, то самому становится страшно и настолько страшно, что я даже цепенею от ужаса! Но Ты, о, Боже, Ты один извлек и избавил меня от этой бездны и доселе все еще врачуешь меня. О, Господи Боже мой, как Ты бесконечно дивен и славен в деле спасения всех грешников и, в частности, меня, самого ужасного грешника! Ужас! Что только я не делал пред Тобою и какие ужаснейшие беззакония не творил перед очами всеведения Твоего, и, о, чудо, Ты отнюдь не пренебрег мною, Ты оглянулся на меня, и Своим сущим дыханием согрел меня, и Своею всеблагостною любовью уврачевал меня, и Своею нежнейшею жалостью облек меня.

Ах, Господи, Боже мой, как же после сего не любить и не прославлять Тебя, и всем своим существом не тяготеть к Тебе, и ежемоментно умиленно не повергаться пред Тобою, и не благословлять Тебя, моего Бога? Хочется, о, как мне хочется кричать, бесконечно кричать, и так кричать, чтобы мой крик слышала вся вселенная, слышали и сам диавол, и весь ад.

Мир, вселенная, ад! Сам начальник злобы – диавол! Покайтесь, смиритесь перед величием святости Триипостасного Бога, и Он умилосердится над вами и преобразит вас в новую тварь во Христе! Вы взгляните на меня! Не был ли я бесконечно грешнее вас взятых вместе! Не был ли я беззаконнее, мерзче вас всех? И вот посмотрите на меня, и вы удивитесь и поразитесь всепрощающей любви Христовой, изливаемой на меня, сына человеческого. Вот что значит покаяние! Поспешите и вы покаяться, Христос и вас, как и меня, примет в объятия Своей всепрощающей Божеской любви.

О, пребожественная и достопоклоняемая святейшая единосущная Троица в единице! При одном лишь созерцании Тебя как сущей живой и всеблагостной любви, изливаемой Тобою на все Твое творение, кружится голова и замирает мысль! О, Боже Триипостасный! Ты один есть абсолютное всеведение, бесконечная святая жалость, бездонно-глубинное смирение, непостижимая доброта, невообразимая красота, Ты один есть источник всякого бытия всего сущего. О, пусть непрестанно Тебя прославляют херувимы и серафимы, архангелы и ангелы. О, пусть и мое «я» день и ночь восклицает Тебе: осанна, Отец Небесный! Осанна, Христос Сын Божий! Осанна, Дух Святый! О, пусть отныне с еще сильнейшим страхом и трепетом предстоят и служат перед Тобою, пребожественная Троица, престолы и господства и во всем исполняют Твою святую волю. О, пусть с еще большей напряженностью воспевают Твое трисолнечное Божество силы и власти и другие неведомые ангельские и архангельские чины светлых и пресветлых духов. О, пусть отныне и весь мир истаивает от внутренней пламенной любви к Тебе, мой Триипостасный Бог, всегда прославляя Твою любовь к себе. О, пусть отныне и сам сатана со всеми своими полчищами падших духов путем покаяния стремится к Тебе, Божественная солнцезрачная Триада, чтобы опять быть с Тобою и вечно и бесконечно прославлять Тебя!

Ах, все во мне замирает от одного безграничного величия Твоего богатства благости и любвеобильного милосердия ко всей Твоей твари!»




17 декабря. Облагодатствованное «я»


Облагодатствованное человеческое «я» по своей святости стоит выше освященного «я». Облагодатствованное «я» является настолько преобразованным Христом, что само является животворящим «я» по благодати Христовой. Облагодатствованное «я» не живет уже собою и в себе, а живет Христом и во Христе. Его воля целиком растворяется в воле Господа, его сознание растворено во всеведении Христовом. Облагодатствованное «я» прозорливо, чудотворно и в некотором роде даже всемогуще. Облагодатствованное «я», находясь во Христе, непрестанно все более и более уподобляется Ему и разделяет с Ним Его божественность, делается причастником Его Божеской сущности.

Такое «я» полно в себе огня любви к Богу. Оно всегда пламенеет любовью ко Христу. Облагодатствованное «я» переполнено дарами Всесвятого Духа. Оно свободно подчиняет себе законы природы. Ему с любовью покоряются хищные кровожадные звери, его слушают ядовитые пресмыкающиеся. Оно обезвреживает все яды. Оно ходит по воде, как по суше, для него огненная стихия является прохладным утром. Оно с быстротою молнии переносится с одного места на другое. Оно может быть невидимо для очей человеческих. Оно может по своим молитвам заключать и отверзать небо для дождя. Оно может воскрешать мертвых, оно может прекращать всякие народные бедствия и т. д. И все это оно может творить не какими-либо естественными силами, а исключительно только волею Христовой. Для него Христос все. Оно Им живет, питается и дышит. У облагодатствованного «я» самосознание делается другим, более широким, размашистым, могучим, чистым, прозрачным и всепроницающим. Его разум проникает даже в самые тайны Божии. Его интуиция свободно преодолевает и время, и пространство, и оно как таковое в качестве своего содержания непосредственно переживает в себе осязаемое присутствие Триединого Бога. Облагодатствованное «я» всегда аскетично. Оно полно в себе невообразимой деятельно-созерцательной любви к Богу. Сущая любовь к Богу есть сущий аскетизм. Облагодатствованное «я» – живое исповедание Христа и реальное мученичество за Него. Оно в самих своих страданиях за Христа находит жизнь для себя. Облагодатствованное «я» – это беспрестанная молитва, беспрестанные молитвенные слезы, беспрестанное покаяние, милующая любовь к миру, сострадание к падшим духом, непреодолимая жажда всеобщего во Христе воскресения, всесущего преображения в Нем и общего соединения со Христом и врастание в Него всех и вся, т. е. всего сущего.

Такое «я» живет и существует во всемогуществе Господа. Отсюда оно всё – праведник, всё – пророк, всё – раб Христов, всё – Его служитель, всё – Его друг, но еще не сын! Чтобы быть сыном Божиим, для этого человеческое «я» должно подняться еще выше по лестнице святости и совершенства. Но, поднимаясь ввысь, чтобы быть сыном Божиим, подвижнику должно переступить свое облагодатствованное состояние святости Христовой и вступить в чистое святилище уже обоженности Христовой. Это – последняя ступень на земле подвижничества Господня.

Удивительно, что здесь даже и самое восхождение человеческого «я» на эту высшую ступень Христовой обоженности совершенно меняется, о чем мы подробно скажем в своем месте. Теперь же мы скажем лишь о том, что человеческое «я», достигшее ступени облагодатствованности, как ни на какой другой ступени своей святости, больше всего подвергается самому страшному и всестороннему напору величайших духовных диавольских козней. Диавол всех стоящих на этой ступени святости Христовых подвижников улавливает скрытым и тончайшим самомнением и самоуслаждением своею святостью. И вот не дай Бог допустить два-три раза до себя эти диавольские искушения, как тотчас с быстротою молнии окажешься в духовной прелести. Ибо диавол через эти свои духовные соблазны первым делом будет отравлять облагодатствованное «я» подвижника тончайшею жаждою тщеславия и самообоготворенности. Первыми признаками отравления подвижника сим ядом являются мысли сравнения себя не с малыми подвижниками, а с великими, а потом и с Самим Христом. За таковыми мыслями уже следуют более тяжелые, усыпляющие подвижника сознанием своего превосходства в подвижнической жизни перед другими; а потом появляются тотчас богохульные мысли, а потом галлюцинация, а потом безумная блажь, и полное лишение рассудка, и сумасшествие, и, наконец, самоубийство. Поэтому стоящему на этой высокой ступени святости облагодатствованному «я» необходимо еще выше подняться и вступить в самую обоженность Христову. Вступив на эту высочайшую ступень святости Христовой, человеческое «я» становится уже защищенным от всех диавольских напоров и находится не в сфере всемогущества Христова, а только в области Его смирения.

Сказав это, я задумался, и тотчас мысли во мне хлынули волною, и я сказал: человеческое «я» – это есть мир в мире. И поэтому все, нарушающее гармонию, и ясность, и покой в мировой действительности, является следствием ухода моего «я» от Бога, а это есть зло. Поэтому-то человек больше всего должен бояться одного зла, ибо только оно одно и несет миру бедствия и самую смерть! Законы природы подчинены высшим законам религии и нравственности. Когда человечество истинно религиозно и действительно морально, тогда и все мировые законы благоприятствуют космической жизни. Когда же понижается религиозность и нравственность в человечестве, тогда все законы мировой действительности превращаются в неизбежные бичи даже и для космической жизни.

Это значит, что человек является виновником живой связи между небом и землей, между Богом и тварью. Какова связь человека с Богом, таковы и взаимные отношения неба с землей. Если эта связь крепка, то между небом и землей получается щедрый обмен духовно-творческими силами; если же связь слаба, да еще особенно с разрывом, тогда обмен сил прекращается межу ними, и земля и, в частности, человечество уже подвергаются собственным разрушительным силам. Ах, как все это премудро и в высшей степени разумно и целесообразно создано! Но человек мало осознает все это, человек ушел в плоть, ушел в себя самого, в свой желудок, в свою толстую кишку, ушел в животность, в свои страсти, в свое «я», ушел в рабство своему самообоготворению. И как становится страшно за него, что он за время своей каторжной работы над самообоготворением применяет все способы для этого, по его мнению, великого и серьезного дела. Он пускает в ход даже и самую религию, и свои подвиги, и свою молитву, и пост, и раздачу своей собственности бедным, и даже, наконец, самое мученичество за Христа только для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие! Не страшно ли и не ужасно ли все это? Да, бесконечно более страшно и бесконечно более ужасно, чем мы думаем.

О, Пресвятая и Пребожественная Троица! Сохрани и спаси меня от всего такого, чем бы я мог обоготворять себя! О, Боже, я знаю всю силу опасности плотских грехов, но я знаю также еще бесконечно более опасную сатанинскую силу – это религиозное самоуслаждение своею праведностью, своею святою жизнью, особенно когда это религиозное самоуслаждение разжигается человеческою похвалою и народною славою. Тогда бывает горе такому человеку, ибо он уже погиб, и его погибель будет для него заключаться в том, что у него от такого религиозного самоуслаждения исчезает всякая возможность покаяться, ибо покаянное чувство в нем превратится в выжженную солнцем дикую пустыню.

И вот, зная такую страшную опасность религиозной извращенности, о, Пребожественная и Святая Троица, я молю и умоляю Тебя, веди меня всегда к Себе Самой по самым глубоким рвам и низинам бездонно-глубинного смирения, ибо я также знаю, что можно гордиться и самим покаянным духом, можно даже тщеславиться и самим покаянием; но такая гордость и такое тщеславие все же не так опасны, ибо они никогда не могут собою питать наше самолюбивое человеческое «я», тем более они не могут обоготворять его. Однако и их нужно бояться, как самой смерти. А поэтому, всемогущий Триипостасный мой Бог, не освобождай меня из-под Твоей смиряющей меня десницы, пусть я всегда буду находиться под ней, пусть мое «я» от нее совершенно высохнет и превратится в прах, покрытый плевками человеческого презрения и отвращения ко мне. Конечно, как плоть, так и дух мои от таковой смиряющей меня Твоей силы будут вопить, истерично надрываться; но несмотря на все это, Ты, о Боже мой, все же не освобождай меня от смиряющей Твоей десницы, ибо в этом я буду знать, что Ты не оставляешь меня и хочешь всячески спасти.

О, Владыка мой Бог, как человеческая природа сама по себе коварна, притворна и лжива! И это потому она является таковой, что она вся насквозь пропитана злом. В самом деле, есть ли в человеке хоть один атом, хоть одно чувство, хоть одно стремление, хоть одна мысль чистые – все, как снаружи, так и изнутри, как формально, так и по существу, носят в себе болезнь извращенности, ложь, изменчивость, предательство и т. п. Вот почему в нас нет ни одной чистой и цельной добродетели, ни одного чистого и непорочного подвига.

Но Ты, о Царь мой и Владыка Бог, снизойди к нашим немощам, покрой нас жалостью Своею, влеки нас к Себе, прости нам все наши злые деяния и помилуй нас. Господи, Господи, если все святые перед Богом нечисты, если херувимы и серафимы перед Тобою несовершенны, то что я могу думать о себе, когда я по своей греховной жизни являюсь перед Тобою величайшим грешником из грешников?!

Владыка мой Господь, на Тебя я возлагаю своё спасение и целиком вверяю себя только Тебе одному. Будь же моим Богом, будь моим Спасителем, будь же, Господи, Сам перед Собою всегдашним ходатаем за меня. Боже мой, надежда моя, спаси меня, введи меня в Царство Твое, ибо я Твое создание!




18 декабря. Обоженное «я»


С облагодатствованного «я» мы переходим к обоженному «я». Обоженное «я» богоусыновленное Самим Христом. Это «я» полно в себе смирения Христова. Его жизнь находится не во всемогуществе Господа, а в Его Голгофе: обоженное «я» восходит на вершину святости Христовой своим снисхождением в бездонно-глубинные шахты смирения Христова. Обоженное «я» выше всяких чудес, оно для себя предпочитает абсолютное самоуничижение и безусловное самоумаление и самоистощение ради Христа. Обоженное «я» окружено добровольным страданием ради Христа. Для него небо не вверху, а внизу. Его жизнь – беспрерывные страдания за Христа. Обоженное «я» полно в себе одной чистой кротости Христовой. Оно все – абсолютное послушание воле Христовой.

Обоженное «я» уже не пророк и не чудотворец, а висящий на кресте Сын Божий. Его главу венчает не слава людская, а терновый венец сплошных страданий, душевной муки. Это «я» всегда находится под градом человеческих плевков. Оно всегда находится и под крестом, и на кресте. Такое «я» никогда не прибегает ни к каким чудесам, последние уже им перешагнуты. Самое его величайшее чудо – смирение Господне! Смирение же Господне есть душа самой любви Господней. Обоженное «я» все дары благодати Христовой добровольно кладет у ног смирения Христова. Для него ничего нет ни выше, ни ценнее смирения Господня. Обоженное «я» живет и дышит только одним смирением Христовым. Такое «я» всё, внутри и снаружи, исписано живыми письменами: «Господи, да будет во всем Твоя святая воля». Вследствие этого оно всегда преисполнено божественного в себе мира, мир Христов для него – его стихия. В нем нет даже и тени душевного смятения. Оно всегда покойно. Его радость преизбыточествует в нем приятнейшим Христовым покоем. Обоженное «я» – истинное юродство ради Христа, вернейшее исповедание Господа, сущая любовь к Богу, действительное самоотречение ради Христа. Обоженное «я» – это «я», превратившееся из мужа Христова


невинное простое дитя Триипостасного Бога. Стоящее на сей высочайшей ступени человеческое «я» видит себя находящимся в самом зрачке всеведения Господня. Оно чувствует себя окруженным сердцем Христовым. Такое «я» – беспрерывные слезы любви о всем мире, радостное терпение всяких поношений и гонений ради Христа; беспрестанное сокрушение сердца о спасении всего мира, соболезнование о всех грешниках; беспрерывное благодарение Триипостасного Бога за изливаемые Им милости на всё творение; беспрерывное умиление перед величием всепрощающей любви Божеской, всегдашнее Созерцание всетворческого ума Господня, беспрерывное горение любовью к Жизнодавцу Богу.

Обоженное «я» – сосуд Святого Духа, умывальница Христова, из которой Он умывает ноги Своим ученикам; пшеничное зерно Господа, которое падает на землю смирения Христова и умирает в себе смертью Господа, чтобы вызвать из себя тучный стебель с богатым многозернистым колосом духовных своих плодов, достойных пищи Триипостасного Бога. Обоженное «я» живет не самим собою, а исключительно только Святой Троицей. Такое «я» вдыхает и впитывает в себя только одно стремление Господне. Велико это «я», но велико оно величием смирения Христова. Такое «я» пребывает во Христе, и Христос пребывает в нем. Такое «я» есть солнце тихого Христова мира. Оно, как остров, окружено водами дыхания уст Святого Духа. Это «я» полно в себе бездонно-глубинной сладости, кротости Иисусовых. Всё в нем мир Христов, всё в нем покой Божий, всё в нем тихая и безмятежная любовь Господня, всё в нем одна смиренная радость. Это «я» недоступно козням сатанинским. Соблазны мира сего бессильны коснуться его. Оно окружено всепобедною бронею смирения Жизнодавца Богочеловека-Христа. В этом его ненарушимое спасение. Такое «я» – наперстничество у Христа, оно – содружество Господу на земле. Нет выше этого «я» только потому, что оно ниже всех и всего в своем самосознании.

Обоженное «я» – живой проводник Всесвятого Духа в мир, предмет радости Святой Троицы, живая жемчужина в очах Триипостасного Бога, удивление ангелов и архангелов, пробуждение покаянного чувства в людях, освящающая сила той среды, в которой оно пребывает. Это «я» смертоносно для самой смерти. Ибо в нем пребывает смирение Господне. Обоженное «я» – живое воплощение в себе Господа. Это «я» имеет в себе свое творчество, но творчество молитвы, терпения, кротости, милосердия, сострадания, благости Христовой, любви Святого Духа, ласкающей нежности Отца Небесного и т. п. Обоженное «я» есть вся полнота богосыновности Христовой. Оно является всегда богоносным и духоносным. Но все эти и подобные качества такого «я» переполнены тихого дыхания Христова сердца, в них всегда пребывает вся полнота качеств «Я» Христова.

Такое «я» имеет в себе Божья Матерь, Иоанн Креститель, святые апостолы, некоторые святители, преподобные, мученики, из которых св. Стефан Первомученик. Из русских святых Серафим Саровский и Тихон Задонский. Это «я» уже ничего в себе земного не имеет, оно всей полнотой своего содержания имеет в себе только одно Христово смирение. Блажен, кто стяжает на земле таковое «я» в себе самом. Ибо он уже хотя и пребывает на земле, но все его существо находится выше небес в Самом Триипостасном Божестве!

И вот, созерцая таковое «я» в его последнем состоянии святости Христовой живущим на земле, мы не можем смотреть на него без благоговения к щедрой любви Господа по отношению к взыскующим Его; а поэтому от великого изумления восклицаем: «Боже мой, Боже мой! Как Ты велик и превелик!» Вот я смотрю на обоженное человеческое «я» и вижу, как всё оно, космическое, универсальное «я», предваряет в себе Христову обоженность. Сейчас, пока весь мир текуч и непостоянен, в нем все временно и конечно. И только Ты один постоянен и неизменен, вечен и бесконечен! И вот я смотрю на небо, украшенное звездами, смотрю на Млечный Путь, на землю и на все живущее в ней и убеждаюсь, что только Ты один от вечности был и есть Владыка всего сущего! И настанет такое безвременное будущее, когда не будет ни времени, ни пространства, ни самого мира в его настоящем виде – все изменится, преобразится в абсолютно новую, такую чудесную тварь, которая будет преисполнена самосознанием, знанием, святостью, обоженностью Христовой и, наконец, самою триипостасною сущностью Божества, в завершение чего Бог будет все во всем.

Тогда вся тварь будет осознавать себя в качестве обоженного космического собственного «я» Божеского! Вот кем тогда будет весь космос. О, Боже мой! Ведь тогда всякий атом Твоей твари будет наделен и самосознанием и знанием, тогда вся космическая сущность в целом будет духовно-богоносна и преобразована в Тело и Кровь Христа Иисуса, а через Него в Тело и Кровь Отца Небесного и Святого Духа! Это я говорю, Господи, не в пантеистическом смысле этого слова, а в чисто теистическом, евхаристическом. И вот, о Спаситель мой, когда я переношусь мыслью в такое будущее, когда Ты, о, Триипостасный мой Бог, через Иисуса Христа, весь воплотишься во всю вселенную и последняя через свою сущую родную дочь – человеческую природу Господа – вся целиком воплотится в Твою триипостасную сущность; когда все Твое Божество и мировая действительность сочетаются в одну боговселенскую личность всего Богосущего и когда будет единая боговселенская личность всего богосущего, тогда, Господи, что же будет со всею Твоею тварью? Что будет тогда со всею Твоею вселенною? Что тогда она будет переживать в себе самой? Каким же блаженством она будет преисполнена?

О, пребожественная единосущная Святая Троица! При одной только мысли об этом, все во мне от радости немеет и сладостно замирает! О, преславный мой Бог, теперь только я понимаю и осознаю, что Твое христианство несет всему миру! Можно ли после всего этого равнодушно смотреть на Тебя, Христос мой и Бог мой? Можно ли удержаться от того, чтобы не гореть пламенною любовью к Тебе? Можно ли быть человекообразным кротом, чтобы все глубже и глубже зарываться в самую сердцевину земных плотских интересов и не видеть нового живого солнца, творчески восходящего над миром? Можно ли быть такой грязной прожорливой свиньей, чтобы своим рылом всегда водить по грязному корыту своих страстей и ни разу в жизни не взглянуть на небо и не видеть, с какой силой христианство прелагает, претворяет и пресуществляет весь мир в вечное Царство Небесное?

О, Святая Троица, пусть кто как хочет смотрит на Тебя и на мир, а я не могу, о, истинно не могу на все Твое боговселенское дело смотреть равнодушно. Я весь сгораю от вожделения души моей, чтобы как можно скорее все это осуществилось; ибо я хочу, чтобы Ты один царствовал и владычествовал над всею тварью. Ах, Боже мой, как же Ты бесконечно благ, тварнолюбив и ко всему жалостлив и милостив. Ибо все, что Ты ни делаешь по отношению к миру, Ты через это изливаешь не него святую любовь Свою.

О, Владыка мой Господь! После сего как Тебя не любить, как не благоговеть пред Тобою и не умиляться перед чудесною твоею любовью и не прославлять Тебя? Господи Боже мой, дай мне, рабу Твоему, день и ночь любить и прославлять Тебя, и горячими слезами орошать Твое святое всеприсутствие! Царь мой, Бог мой! Молю Тебя, простри Свою десницу надо мною и благоволи, Господи, ко мне Своею милостью. Ах, как хорошо было бы, Господи, если бы Ты вечно и бесконечно, все сильнее и сильнее попирал меня Своими любвеобильными стопами и все глубже и глубже втаптывал меня в бездну смирения Твоего и всегда смирял бы меня. О, какое великое дело быть прахом с ног Твоих! Но я, Господи, даже и этого недостоин, ибо я великий грешник! Однако, хотя я и великий грешник, все же я прошу и молю и умоляю Тебя: «Пресвятая Троица! Влюби меня в Себя и влюби так крепко и сильно, чтобы я весь был одною чистою любовью к Тебе, мой Владыка и Господь! Я хочу вечно и бесконечно любить Тебя и только Тебя одного, Создателя моего! Аминь».




19 декабря. Естественное зачатие


Что я разумею под естественным зачатием? Под естественным зачатием я разумею такое зачатие человека, которое не сопровождается ни молитвою к Богу, ни освящением религиозностью самих родителей, а совершается путем чисто животным. И вот о нем я говорю, что такое зачатие является тупым и бессознательным следствием половой жизни двуногих особей: мужчины и женщины. В таком животном процессе всегда воле родителей родить ребенка предшествует удовлетворение похоти и только: у них цель половой жизни не ребенок, а сама половая жизнь. Правда, иногда встречаются молодые люди, которые только для того и вступают в брак, чтобы иметь детей, но и они при всей своей кажущейся любви к своим детям не столько заботятся, чтобы иметь детей, сколько о том, чтоб удовлетворить свою похоть. Так что у самых лучших и идеальных родителей в брачной жизни не дети являются целью их супружеской жизни, а половая жизнь, удовлетворение своей плоти. Такая супружеская жизнь считается совершенно нормальной. Но так ли это на самом деле? Нет, скажу я, это не так.

Против этого говорят и разум наш, и совесть наша, и даже самая жизнь животных. Если бы это было так, то ни разум наш, ни совесть наша не укоряли бы нас в этом. Мало того, мы бы не знали тогда никаких болезненных спутников нашей половой жизни, вроде сифилиса, туберкулеза и др. болезней. Нормальная половая жизнь – только зачатие ребенка, дальше этого – уже ненормальность, уже разврат. И вот мы видим при такой безграничной половой жизни прежде всего у самих супругов физическую истощенность и психическую неустойчивость, а это значит, что от такой невоздержанной жизни организм ослабевает и из-за своей слабости делается в высшей степени предрасположенным к различным заболеваниям.

Что же касается душевного мира, то и он у таких людей становится неуравновешенным, вследствие чего он также, в свою очередь, становится предрасположенным к различным душевным заболеваниям, как, например, к мании величия, к навязчивым мыслям, к клептомании, ко лжи, к лицемерию, к властолюбию, к тщеславию, к самоуслаждению, кокетству и т. д. И вот от таковых родителей рождаются дети. Что же это будут за люди? Да ведь это не люди, а дегенераты, маньяки? Да, они таковы и есть на самом деле. Вот в чем и заключается грядущее бедствие человечества.

Мне однажды пришлось по этому поводу говорить с каторжанином Алгачинской тюрьмы Нерчинской каторги. Беседа наша началась с того, что я подошел к одному арестанту и, положив свою правую руку на его плечо, сказал ему: «Ну, брат, скоро домой?» А он взглянул на меня, да и говорит: «Не радует меня будущая моя свобода». Я спросил его: «Почему же, мой друг?» «Очень просто, отец Спиридон; я зачат родителями-преступниками. У меня и мать, и отец один другого стоили: они оба без матерного слова глотка воды не выпьют, оба развратники и пьяницы. Я никогда не видел, чтобы моя мать и отец хоть когда-нибудь крестились. И вот благодаря таковым родителям моя старшая сестра на двенадцатом году удавилась, старший брат застрелился, средний брат убил ребенка соседа и сам убился, вторая моя сестра отравила мужа и сама отравилась. Я у них самый младший. За убийство товарища сослан на каторгу. Вы что, думаете, – продолжал арестант, – шуточное дело – зачатие детей? Нет, брат, это дело-то самое серьезное. Зачатие ребенка – всё».

Другой арестант: «А что же всё-то? Неужто ты думаешь – вот мы-то благодаря дурному зачатию нашими родителями и стали каторжниками?» – «Тут думать нечего, товарищ, – тихо заговорил первый арестант, – момент зачатия – всё. Какие у родителей в этот момент бывают чувства и мысли, таков будет и ребенок». Второй арестант: «Я еще такого закона не слышал». Третий арестант: «А что вы думаете, ребята, ведь сущая правда?» Первый арестант: «Если бы это было неправда, я бы об этом не говорил. А вот хотите, я еще вот такую вещь скажу: вот чем вы объясните, что большинство незаконнорожденных умирают насильственной смертью: или сгорают от пьянства, или кончают свою жизнь от сифилиса или от самоубийства? Я сам знал, – говорит арестант, – шесть человек незаконнорожденных, и все они, как родились незаконно, так и умерли незаконно».

Слыша это, я удивился такому богатому психологическому опыту каторжанина. И действительно, нужно сказать правду, естественное зачатие более предрасполагает детей ко злу, чем к добру. Располагает оно их ко злу потому, что в нем совершенно отсутствуют такие активно-благотворные элементы, как религиозность родителей и молитва в этот великий момент, когда ребенок получает начало быть человеческим зародышем. Зачатие ребенка – момент чуда, появления в жизнь человеческого зародыша. На это особенно человечество и, в частности, христианство должны обратить свое внимание. Если земледелец приступает к посеву хлеба, то он подготавливает для этого дела землю, почву; он пашет, боронит, а потом уже начинает сеять, да и то, прежде чем сеять, он просеивает семена, чтобы в них не оказалось посторонних семян. И когда все это сделает, тогда он уже чистые отборные семена начинает бросать в землю.

Я говорю: если крестьянин с такою тщательностью и с такою серьезностью приступает к своему делу, то почему же родители с такою христианскою серьезностью не относятся к столь величайшему делу, как зачатие человека, – к этому бесконечно дорогому посеву? Почему родители не прибегают в естественном зачатии детей к тем необходимым для этого величайшего дела данным, как религиозность и молитва к Богу? Неужели родители настолько невежественны, грубы и бесчеловечны, чтобы такой единственно ценный момент в человеческой жизни оставить без этих двух животворных элементов? Да, как это ни странно и даже ни дико, а у нас, христиан, естественное зачатие обходится без сих активных сил духа. И вот благодаря именно отсутствию этих благодатных сил в процессе зачатия, последнее и действует на зародыш человека в высшей степени разрушительно. От такого зачатия ребенок является активно предрасположенным ко всему дурному и преступному. Плод такого зачатия – врожденный злой человек! В нем нет задерживающего начала для его страстей, он весь целиком является жертвой последних. Его родители, творя его, услаждались похотью, ребенок же, родившийся от таких родителей, представляет собой сплошную оскомину этой похотливой страсти.

Однажды мне пришлось беседовать с одесским босяком в Маразлиевском[106 - Григорий Григорьевич Маразли (1831–1907), общественный деятель, филантроп, городской голова Одессы с 1878 по 1895 г.] ночлежном доме. Во время нашей беседы этот босяк был выпивши и развязно начал говорить так: «Знаете ли, батюшка, сеяли нас блудники, а пожали прелюбодейцев. Господи! Да ведь я знаю, что мой отец зачинал меня выпивши; а от такого зачатия я вот родился форменный босяк и неисправимый пьяница. Вот вам делишки-то какие! Вы говорите: воспитание, культура и другая всякая сволочь, а я скажу: мы все зачаты по-животному. Тьфу ты, черт меня побери, что я говорю – по-животному: если бы зачаты по-животному, мы были бы любимцами жизни, нет, мы просто зачаты по-чертовски. И вот мы и родились чертовым отродьем: один пьяница, другой вор, третий убийца, четвертый – форменный босяк, жулик, пятый идиот, шестой какой-нибудь маньяк… Сами, брат, портим себя! Сказано ведь: “Что посеешь, то и пожнешь”. Правда, отец Спиридон?» «Правда», – говорю ему. «Ну вот», – ответил он мне и тотчас отошел от меня.

Тут я подумал: да, босяк этот прав. Но вот вопрос: многие ли так думают относительно всего этого, как вот думает и говорит этот босяк? Я более чем уверен, что очень и очень редкие задаются такою мыслью. Я даже допускаю, что большинство относительно этого вопроса просто ничего не думают. Мало того. В наше время большинство супругов как будто сговорились между собою в целях преследования утробных своих детей (аборты). Это страшный симптом упадка вообще человечества в самом человечестве. Человечество из-за извращенного своего эгоизма нагло душит и травит утробных своих детей.

Существует ли что-нибудь аналогичное у животных? Я, по крайней мере, ничего подобного не знаю.

Вот что из себя представляет естественное зачатие человека. По существу говоря, такое зачатие недостойно того, чтобы его называли естественным. И если мы так его называем, то только потому, что оно, по своему содержанию, целиком отождествляется вообще с животною жизнью, и только потому. Это печальное явление! А ведь его можно исправить, его можно вывести из такого печального состояния и вывести совершенно в другое состояние, состояние радостное. Но это только можно тогда, когда зачатие целиком охристианизируется, когда человечество оценит этот момент и начнет его культивировать путем чисто религиозного и молитвенного отношения ко Христу. Это-то вот самое отношение родителей ко Христу в этот величайший момент и сделает свое дело. Для подтверждения моих слов я приведу такой пример.

Иаков, сын Исаака, внук Авраама, сговорился со своим тестем Лаваном относительно награды за свое пастушество и сказал Лавану: «Я пройду сегодня по всему стаду овец твоих; отдели от него всякий скот с крапинами и с пятнами (пестрый),


всякую скотину черную из овец, также с пятнами и с крапинами из коз. Такой скот будет наградою мне. И будет говорить за меня перед тобою справедливость моя в следующее время, когда придешь посмотреть награду мою. Всякая же из коз не с крапинами и не с пятнами, и из овец не черная, краденое это у меня».

Лаван сказал: «Хорошо, пусть будет по твоему слову». И в этот день Лаван отделил пестрых козлов, и с пятнами, и всех коз с крапинами, и с пятнами, всех, на которых было несколько белого, и всех черных овец, и отдал в руки своим сыновьям, и назначил расстояние между собою (т. е. между стадом своих сыновей) и стадом Иакова на три дня пути. Иаков же пас остальной мелкий скот Лаванов.

Что же Иаков делает, чтобы все будущие ягнята и козлята были с крапинами, пестрыми и черными? Он знает, что делает. Он сейчас же взял свежие тополевые, миндальные и яворовые прутья и начал на них вырезать белые полосы, сняв кору с них. И положил (эти) прутья с нарезками перед скотом в водопойные корыта, куда скот приходил пить и где в то же время зачинал перед прутьями. И зачинал скот пред прутьями, и рождался скот пестрый, и с крапинами, и с пятнами. И отделял Иаков ягнят и ставил скот лицом к пестрому и всему черному скоту Лаванову; и держал свои стада особо, и не ставил их вместе со скотом Лавана. Каждый раз, когда зачинал скот крепкий, Иаков клал прутья в корыта перед глазами скота, чтобы он зачинал перед прутьями. А когда зачинал скот слабый, тогда он не клал (прутья), и доставался слабый скот Лавану, а крепкий Иакову. И сделался этот Иаков богатым человеком, и было у него множество мелкого скота, и верблюдов, и ослов [См.: Быт. 30, 32–43].

Что можно видеть из этого примера? Может быть, это древняя магия? Но возможно, что это и есть естественный закон? Думаю, что последнее. Но как бы там ни было, а факт остается фактом. Иаков таким способом весь скот своего тестя перекрасил по своему желанию. Вот что значат те рамки, в которые родители втискивают момент зачатия своего ребенка. Если эти рамки будут состоять только из одного полового влечения и животного удовлетворения плотской похоти, то дети будут слабые, бездарные, несчастные и предрасположенные ко всевозможным дурным поступкам и преступлениям. И наоборот, если рамки зачатия будут состоять из религиозных прутьев – пламенной молитвы, созерцания Господа, тогда и дети будут действительно подобны во всем Господу. Отсюда такой наш последний вывод, что естественное зачатие ребенка есть не творчество человека как такового, а уничтожение в нем самого человечества и низведение его на степень жалкого дегенерата, полного в себе всяких преступлений и всякого зла.




Религиозное зачатие[107 - Эта и шесть последующих записей сделаны, вероятно, 19 декабря.]


Чудное сие зачатие всегда предшествует сладострастию. Оно сопровождается постом и молитвой. В нем нет преобладания плоти над духом, его сопровождает веяние религиозной атмосферы. Явление это редкое. Здесь присутствует благоволение Божие. Щедрая десница всемогущества Божия всегда простерта над таковым зачатием. Такое зачатие есть дело Божие. Самое состояние душевного переживания родителей в этот светлый и невозмутимый момент переполняется не зловонной ржавчиной плоти, не слезоточивым курением дымящей страсти, а благоговейным настроением духа. Такое зачатие часто сопровождается посещением Божиим.

Так, например, зачатию Самсона сопутствует Ангел Господень. Он явился его матери и сказал ей: «Вот, ты неплодна и не рождаешь; но зачнешь, и родишь сына… и он начнет спасать Израиль от руки филистимлян» [Суд. 13, 3, 5]. Вот Анна, мать пророка Самуила, стояла у храма Господня и так в скорби души молилась Господу, и горько плакала. И дала обет, говоря: «Господи Саваоф! Если ты призришь на скорбь рабы Твоей… и дашь рабе Твоей дитя мужеского пола, то я отдам его Господу на все дни жизни его, и бритва не коснется головы его» [1 Цар. 1, 11]. И вот плод ее молитвы – пророк Самуил.

Вслед за пророком Самуилом является не менее сего другой пророк – Илия Фесвитянин. Он также был плодом религиозного зачатия родителями, ибо сам отец Совах во время его рождения увидел светлых мужей, которые разговаривали с младенцем, пеленали его огнем и кормили его, влагая в уста его пламень огненный. Не менее сего точно таким же молитвенным плодом был пророк Иеремия, о котором Сам Бог говорил: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя; пророком для народов поставил тебя» [Иер. 1, 5]. Мало того, Сама пречистая и преблагословенная Богородица также была плодом святого зачатия праведными родителями: Иоакимом и Анной. Наконец, последний ветхозаветный пророк Иоанн Предтеча тоже был молитвенным плодом зачатия его родителями.

Такое зачатие чудесно и полно в себе Божьего благословения и освящения самого младенца. Это не есть особое, помимо самого зачатия, предопределение Божие в виде Его свободного вторжения в дело освящения дитяти, нет, здесь зачатие по мере своей святости в себе предвосхищает предопределение Божие относительно ребенка и его посвящение на то или другое дело его жизни. Даже самое предназначение ему исполнения того или другого дела, могущего быть порученным ему Богом, определяется его способностями и предрасположением его сердца. Они создаются в нем от молитвенного религиозного содержания родителей, бывшего в них в момент зачатия ими ребенка. Это великая тайна. Она одна создает талантливых детей, гениев, праведных, святых пророков и служителей воли Триипостасного Бога.

Нужно сказать, что эти две силы – молитва и религиозность – есть силы исключительно только творческие. Там, где этих сил нет, там нет и никакого творчества. Творческими силами они бывают потому, что и сами по себе являются живыми связями, духовным цементом, живым процессом обмена тварного ничтожества со всемогуществом Божиим. Вот почему, когда момент зачатия человека подводится родителями под воздействие этих двух сил, тогда оно не только озаряется светом любви и благости Божиих, но и самая любовь и благость Божии как бы химически соединяются с таковым зачатием, входят в него в качестве его содержания, и растворяются в нем, и делают его творческой в нем силой. Это очень серьезное дело, и на это нужно особенно обратить внимание всем родителям, живущим в чадородии.

Дело в том, что здесь решается судьба ребенка на всю его жизнь. Ребенок – сгустившаяся масса из стремлений, чувств и мыслей родителей, пережитых ими в себе во время его зачатия. Правда, мы должны будем сказать еще и то, что во время самой беременности мать своими стремлениями, чувствами и мыслями может переработать всю психику ребенка, она может и самое естественное зачатие совершенно преобразовать, даже как бы переплавить в себе самой, но, во всяком случае, самый момент зачатия по своему духовному динамическому содержанию все же остается. Отсюда получается то, что момент зачатия сплошь и рядом является в жизни ребенка самым главным и основным фундаментом его жизни, и таким массивным фундаментом, что уже никакое постороннее воспитание не может его заменить собою в ребенке – зачатие ребенка, как мы уже говорили, окончательно решает его судьбу и решает на всю жизнь!

Зачатие есть творение живого микрокосма, но творение не из ничего, а из «нечто». И вот каково по своим качествам это «нечто», таков и сам по себе этот микрокосм. Если это «нечто», из которого создается человек, само по себе есть одна животность, да и эта животность вся проникнута всякого рода порчей греха, то, конечно, сотворенный из такого материала человек – воплощенное зло. И наоборот, если это «нечто» представляет собой только одну религиозность, одну чистую пламенную молитву к Богу, то и творчество из этого духовного высокого материала будет духовно, благотворно, величественно, свято и чудесно! Вот поэтому-то необходимо обратить очень и очень серьезное внимание всем родителям на самое зачатие своих детей. Всякая причина порождает свои следствия, однородные себе самой. Святое зачатие ребенка делает последнего святым; а быть святым – это значит быть сыном Божиим, это значит через себя самого проводить в мир активные благодеяния Божии.




Благодатное зачатие


От религиозного зачатия мы переходим к благодатному зачатию человека. В чем же заключается содержание благодатного зачатия? Оно заключается в том, что таковое зачатие целиком подчиняется закону зачатия Христа от пречистой Девы Марии. Закон этот содержит в себе три элемента: 1) девственная чистота, личная святость и пламенная любовь к Богу материнства; 2) отчество заменено наитием Святого Духа на пречистую Деву Марию и – 3) в качестве мужской спермы – животворные слова, переданные Самим Иеговой Архангелу: «Дух Святый найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя, и посему рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» [Лк. 1, 35]. Благодатное зачатие ребенка целиком подчиняется этому закону Христова зачатия. Правда, благодатное зачатие не освобождается ни от мужского семени, ни также и от женского яйца, но зато как то, так и другое насквозь пропитаны силою Христова зачатия. Благодатное зачатие – пламенная молитва ко Христу, живая вера в Него, раскаленная любовь к Нему в этот момент зачинающих. Благодатное зачатие все целиком проникается евангельским словом – его силой и животворящим духом глагола Божьего.

Благодатное зачатие ребенка совершенно не знает ни плотской любви родителей, ни тем более похоти плоти зачинающих. У них взамен всего этого у обоих в этот момент все их существо переполняется огнем любви к Богу. Они оба, приступая к сему величайшему делу, проникаются невообразимой, могучей, заменяющей любое половое ощущение молитвой к Богу о том, чтобы Он дал им по Своему желанию ребенка! Такое чистое, святое состояние духа в момент зачатия ребенка никогда не бывает у религиозно извращенных натур, вроде хлыстов и других рационалистических сектантов, как внутренне изолгавшихся и излицемерившихся лиц. Такое благодатное зачатие возникает среди тех лиц, у которых всегда имеется совесть, расцветшая цветами чистой и святой невинности и радости перед лицом всевидящего Бога. У порочных людей такого зачатия никогда не может быть. Благодатное зачатие есть зачатие сынов Божиих в подражание предвечному Сыну Божию, Господу нашему Иисусу Христу.

Это величайшее дело в мире! Оно выше всех естественных даров в мире! Оно является солнцем чад Божиих, отражающим в себе невечернее Солнце Христа Бога нашего. Такое зачатие рождает тех, которые в царстве Божием больше Иоанна Крестителя [См.: Мф. 11, 11], которые придут от востока и запада, севера и юга и возлягут в Царствии Божием [См.: Лк. 13, 29], которые от чрева матери своей являются великими избранниками, живыми сосудами Святого Духа. Они с самого раннего возраста всем своим существом внутренне предрасположены к смирению Христову и к полнейшему осуществлению Евангелия в личной жизни. Они всю свою жизнь являются крестоносцами Христовыми и богоносцами в себе Триипостасного Бога. Поистине, они сами представляют собой великих соработников Христовых в деле спасения мира.

Среди них я бы мог указать на Игнатия Богоносца, на Оригена, на святителей Николая Мирликийского, Спиридона Тримифунтского, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Афанасия Великого. На [подвижников]: Антония Великого, Макария Великого, Симеона Столпника, Алексия человека Божия, Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Макрину, сестру Василия Великого, Синклитикию преподобную и др. Все эти светочи Христовы своею святостью обязаны только благодатному зачатию со стороны их родителей. Благодатное зачатие не просто религиозное и молитвенное зачатие, нет, это зачатие является живым отпрыском зачатия Христа в Деве Марии. Поэтому и все таковые дети как плод сего зачатия не только сами по себе богородны, но и христородны – рожденные Христом при содействии Святого Духа по благоволению Отца Небесного.

Какое великое дело благодатное зачатие! В этом зачатии родители являются прямым орудием благодати Божией, изливаемой на дитя! В самом деле, поскольку в естественном зачатии родители являются орудием погибели для своих детей, постольку здесь они являются орудием их спасения. Благодатное зачатие, точно водяная лилия, всё тонет в волнах животворящего дыхания Святого Духа. Оно как таковое целиком объемлется всетворческой любовью Триипостасного Бога. Да оно так и должно быть, ибо ведь такое зачатие абсолютно не имеет в себе ничего животного, низменного, я уже не говорю – скверного, похотливого. Оно всё – вожделение одного Бога, оно всё – любовь к Нему, пламенное тяготение к Нему, стремление иметь дитя по типу Христа, молитвенное влечение к Святому Духу, одна чистота, девственное целомудрие в самом соединении и т. д. Такое зачатие есть зачатие сынов Божиих, граждан Царства Божия и сонаследников славы Божией. Такое зачатие есть зачатие только Христово, ибо оно нам дано в самом Христовом зачатии. Это зачатие поистине дар Божий. Это высшее, божественное зачатие. И оно как таковое полно в себе присутствия благодати Пресвятого Духа. Святой Дух на такое зачатие беспрестанно испускает струи небесных даров. Такое зачатие есть высший аскетизм брачной жизни. Ни одна брачная жизнь не может сравниться с ним в совершенстве.

Даже такой брак, в котором имеет место действительная девственность и святая чистота обоих сочетавшихся супругов, т. е. безбрачный брак ради Христа, стоит далеко ниже благодатного брака, порождающего собою благодатное зачатие чад Божиих. Совершенно девственного брака нет и не может быть, за исключением только одного – безбрачного брака Девы Марии с Иосифом Обручником. Что же касается других подобных браков, то они являются сплошь и рядом плодом глубочайшей прелести, светской праведности, ничего общего не имеющей с Христовой праведностью. Я бы такой брак прямо назвал болотным скоплением и грязненькой лужей тщеславного рекламного пустосвятства! Такой брак есть благочестивый онанизм и больше ничего. Другое дело – христианский брак, творящий благодатное зачатие граждан Царства Божия! Здесь только чистый, нелицеприятный подвиг христианской святости, здесь только высота брачной жизни сияет, точно солнце, здесь, наконец, находится самый главный корень живого и развивающегося внутреннего Царства Божия в человеке.




Естественная беременность


Зачатие ребенка – великое дело, оно, говоря по существу, чудо природы! Но когда всесторонне рассматриваешь беременность, то прямо-таки искренно умиляешься перед этим необыкновенно мудрым и в высшей степени целесообразным явлением. Беременность – мудрая тайна самой жизни. Она в матери – мать, в одном человеке – жизнь всего человеческого рода, в личности – творчество личности, в молчании – творческое слово, в веществе – дух-творец, во тьме – творческий свет, в теле – инженерный абсолютный разум, в крови – божественный строитель-ум. Бездонно-глубинная тайна Творца Бога – материнство! Это только с чисто технически-биологической точки зрения такой кажется беременность. Если она только с этой стороны кажется таковой, то что же мы относительно нее скажем, если посмотрим на нее с другой точки зрения, с точки зрения динамически-психологической? Тут уж она нам будет казаться прямо-таки чудом чудес!

Об этой-то стороне материнской беременности мы и решились сейчас сказать несколько слов. Начнем вот с чего: если беременность есть в одно и то же время и мастерская, в которой строится человек, и материал, из которого создается человек, и чертежик модели, согласно которой ребенок должен быть такого, а не другого размера, и инженер-строитель, созидающий ребенка, и сам художник-техник, наделяющий ребенка изяществом и красотою, и мудрый скульптор, вылепливающий из материнской плоти и крови того дивного младенца, который является прямо-таки совершенством искусства жизни, и, наконец, источником самой жизни дитяти!

Мы сказали, что из плоти и крови создается физический состав младенца, теперь скажем более того, мы скажем, что «я» ребенка создается из девятимесячного психологического, духовного состояния матери. Из душевного состояния матери создается и характер дитяти. Все то, что за все девять месяцев чревоношения она думала, и что чувствовала, и к чему стремилась, и т. д., – все это неизбежно ложится, в качестве материала, в основу характера ребенка. И вот, какие у нее за все девять месяцев чревоношения были мысли, чувства и стремления, таков будет и характер ребенка. Это как дважды два четыре. Если за период беременности мать все время предается разгулу, посещению театров, балов и если она нервничает, сердится, раздражается, сплетничает, кокетничает, занимается флиртом и т. п., таков будет у нее и ребенок, ибо ее душевное состояние целиком переходит в содержание характера ребенка. Забеременела, ну и хорошо, и дальше этого она не хочет ни о чем и думать. Такое животное беспечное отношение к своей беременности весьма печально и не только печально, а сплошь и рядом пагубно отражается на характере дитяти.

Но это не все. В наше время люди всех классов страдают манией самоубийства. Причину этого психологи-медики, учителя, проповедники стремятся найти в социальной жизни. Это модное объяснение не выдерживает никакой критики. На самом же деле причина всему этому лежит совершенно не в том, где ее хотят найти. Причина этого ужасного предрасположения человечества находится как раз в душевном состоянии, пережитом матерью таковых маньяков во время беременности. Дело в том, что это болезненное предрасположение является в человеке унаследованным следующим образом: мать такого человека во время беременности все время думала о том, как бы этого ребенка выбросить вон из своего чрева… Мысли эти его матери если не осуществлены ею во время беременности, то даром они все же не пропали. Они все сгруппировались в характере ребенка и превратились в нем в его пессимистическое природное настроение, образовали в нем болезненный характер с большим предрасположением к самоубийству, и, конечно, человек с таким неустойчивым характером сплошь и рядом всегда кончает самоубийством. Вот где и в чем заключается самая основная причина психоза нашего века – самоубийства. Причина эта есть душевное состояние, переживаемое матерью во время ее беременности.

Отсюда такой взгляд: душевное состояние матери во время ее девятимесячного чревоношения влияет на внутреннее содержание психологии ребенка в течение всей его жизни. Если это так, а оно действительно так, то в погибели и спасении человечества ответственна только одна мать, ибо она одна создает из себя самой всю психологию человека со всеми ее предрасположенностями и наклонностями. Правда, здесь, как мы уже показали в предыдущих беседах, большое значение имеет и самое зачатие, но каково бы это зачатие ни было, оно по своей силе далеко уступает девятимесячной беременности.

Естественная беременность ведет человечество к окончательной погибели. Погибель в ней для человечества заключается в том, что она по своему содержанию вся целиком животна, полна отрицательных инстинктов, легкомысленной и дурной светскости, современной преступной сексуальности, всякого рода душевной извращенности, отсутствия в себе религиозных начал, нравственных устоев, молитвенного освежения, духовной Христовой жизни и т. п. Такая беременность – злая мастерская, в которой создается человек-преступник с всевозможными душевно-болезненными предрасположенностями и наклонностями. Естественная беременность ведет к безграничной порче человеческой личности. Да другой она и не может быть, ибо она является живой могилой человечества. И вот я должен сказать правду, что в настоящее время почти все христианские матери другой беременности не знают, кроме естественной, тогда как на самом деле для христианок беременность должна быть другой, чисто христианской. Христианская беременность должна быть беременностью Божией Матери.




Молитвенная, религиозная беременность


Молитвенная, религиозная беременность есть творческая сила, порождающая положительных гениев. Всякий творческий гений есть непременно плод молитвенной, религиозной беременности его матери. К сожалению, эта сторона в человеческой биологии до сего времени наукой не открыта и тем более не исследована. Если бы наука постаралась осветить эту область, то она непременно нашла бы, что Гомер, Сократ, Платон, Лао-Цзы, Зороастр, Моисей и все другие пророки обязаны творческим настроем исключительно молитвенной религиозности своих матерей. Да что говорить о подобных мировых колоссах!? Мы более чем убеждены, что такие философы, как Кант, Лейбниц, Вл. Соловьев, и такие ученые, как Ньютон, Галилей, Кеплер, Фарадей, и такие композиторы, как Иоанн Дамаскин, Бетховен, Моцарт, Глинка, и такие художники, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, и такие поэты, как Шекспир, Дант и др., – все они собственным творческим гением обязаны исключительно молитвенной религиозности своих матерей.

Если такова молитвенная, религиозная беременность, то что же говорить о благодатной беременности по закону Божией Матери? Но мы о последней скажем впоследствии; а теперь лишь упомянем о молитвенной, религиозной беременности вообще. Мы скажем о ней следующее: молитвенная, религиозная беременность есть живая мастерская, в которой ребенок силой молитвы матери и ее религиозности награждается всевозможными дарами неба. Ибо мать через психологические молитвенно-религиозные состояния духа внедряет в ребенка все то, что от Бога привлекается ее молитвой в нее лично и затем творит великих и гениальных людей.

Без материнской молитвы нет гения, нет талантов, нет творческих способностей в человеке. Молитвенно-религиозная беременность представляет собой горнило, где ребенок отливается в форму праведника, пророка и двигателя человеческого прогресса. Для подтверждения нашей мысли приведем следующие примеры. Вот наша праматерь Ева забеременивает первым плодом своего чрева, Каином. Она забеременивает им тогда, когда вся ее душа еще полна досады, раздражения и на себя, и на окружающую среду: ведь она лишилась вечного блаженства и сладостного рая, и вот все эти свои чувства она передает своему ребенку. Рождается сын, который делается первым братоубийцей. Забеременивает она вторым и третьим ребенком, но беременеет ими уже раскаянной и примиренной со своей тяжелой жизнью. Ее покаянные чувства во время беременности передаются детям, находящимся в ее чреве: рождается Авель, первый мученик на земле; а потом и Сиф, праведник Божий [См.: Быт. 4, 1–26].

Пойдем дальше: вот «был человек из Цоры, от племени Данова, именем Маной; жена его была неплодна и не рождала. И явился ангел Господень жене его и сказал ей: вот, ты неплодна и не рождаешь; но зачнешь и родишь сына. Итак, берегись, не пей вина и сикера и не ешь ничего нечистого (пост). Ибо вот, ты зачнешь и родишь сына, и бритва не коснется головы его, потому что от самого чрева младенец сей будет назорей Божий, и он начнет спасать Израиля от руки филистимлян» [Суд. 13, 2–5]. Впоследствии это был Самсон, спаситель своего народа.

Теперь скажем о религиозной беременности матери пророка Самуила. «И познал Елкана Анну, жену свою, и вспомнил о ней Господь. Через несколько времени зачала Анна и родила сына и дала ему имя: Самуил; ибо, говорила она, от Господа я испросила его» [1 Цар. 1, 19–20]. И этот рожденный Анной был великий пророк Божий Самуил.

Вслед за этим посмотрим, что говорит о себе пророк Иеремия: «И было ко мне слово Господне: прежде нежели я образовал тебя во чреве, я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народа поставил тебя» [Иер. 1, 4–5].

Дальше коснемся самого Иоанна Предтечи: «тогда явился ему (Захарии) Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного. Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него. Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн. И будет тебе радость и веселие, и многие о рождении его возрадуются, ибо он будет велик пред Господом; не будет пить вина и сикера, и Духа Святого исполнится еще от чрева матери своей» [Лк. 1, 11–15].

Все приведенные нами примеры ясно и убедительно доказывают, что молитвенная и религиозная беременность есть поистине величайшая духовная мастерская, в которой создаются творческие силы человека и из которой выходят личности, исключительные по своим гениальнейшим способностям. Истинный аристократизм духа возникает только из чрева матери, преисполненной молитвенного огня ко Господу. Все великое, все могучее, все славное в человечестве – это избранники Божии, посвященные Ему еще в чреве своих матерей. Всякая мать, если она действительно мать, за время своей беременности должна, как никогда в другое время, быть переполненной пламенною молитвою к Богу, ибо, как я уже говорил, все стремления, все ее чувства и все ее мысли за этот период преобразуются в материал, из которого создается психология ребенка. Весь период чревоношения необходимо всякой матери быть особенно молитвенной и как можно чаще читать только религиозные книги, и чаще посещать храмы, и слушать проповеди. Вот что нужно в это время для всякой матери.




Благодатная беременность


Она заключается в том, что вся переполнена благодатью Христовой. В ней нет ни одного уголка, в котором не было бы дыхания Христова. Вся эта девятимесячная беременность христианки-матери находится под отвесными лучами Христова «Я», и последнее, как солнце, всю ее объемлет собою, и отражается в ней, т. е. в сей благодатной беременности. Эта беременность не просто библейская, а чисто евангельская. Ибо она похожа на беременность Самой Божией Матери. Такая девятимесячная благодатная беременность есть пламенная молитва матери ко Христу о том, чтобы Господь Бог сделал носимого ею ребенка живым сосудом Триипостасного Бога.

Все дни благодатной беременности представляют собой беспрерывное коленопреклонение матери пред лицом Божиим с мольбой о том, чтобы Христос как Жизнодавец Своим дыханием вырастил плод ее чрева достойным сыном неба, Своим избранником. Будущая мать, преисполненная молитвенного настроения, все девять месяцев своей беременности проникается чтением Святого Евангелия и сеет в душу своего ребенка божественные слова, из которых еще в утробе и создается богоносный характер дитяти. Такая мать, не ограничиваясь чтением сей божественной книги, ежемоментно всем своим существом пламенно произносит еще молитву Иисусову. И эта молитва поистине в ней творит ребенка чудом истории.

Но это еще не все. Эта же самая мать ежеминутно всеми своими стремлениями, чувствами и мыслями созерцает и беременность Самой Божией Матери. От сего созерцания она все время проливает молитвенные слезы перед Богом о том, чтобы Он дал ей дитя, которое во всем было бы подобно Ему, Владыке Христу. Таковая мать ежедневно творит милостыню, чтобы и Господь был милостив к ней, исполняя во всем ее молитвенную просьбу относительно ребенка. Эта же самая мать, точно херувим, все это время бывает охвачена пламенным молитвенным отношением к Господу, и все эти девять месяцев чревоношения беспрестанно освящает пламенною молитвою, и постом, и чтением животворящей книги, Евангелия Христова.

И вот такая молитвенная благодатная беременность действительно творит чудеса. Действительно порождает настоящих христиан, вроде Игнатия Богоносца, Оригена, Афанасия Великого, Спиридона Тримифунтского, Николая Мирликийского, Антония Великого, Макария Великого, Василия Великого, Иоанна Златоустого, Исаакия Сирина, Симеона Нового Богослова, Серафима Саровского, святого Бернарда и др. И вот все эти упомянутые мною и другие новозаветные святые как плод благодатной беременности своих христианских матерей являются сущими пророками Новозаветной Церкви Христовой, которые настолько бывают больше и выше ветхозаветных пророков в Царствии Божием, насколько солнце выше и больше луны! Вот что из себя представляет благодатная беременность! Она есть поистине дар Христа.

Дар этот снисходит от Него исключительно на одних христиан, никакая другая среда, кроме христианской, не способна его воспринять. Благодатная беременность есть величайшая божественная мастерская Христа, в которой Сам Христос собственными руками творит подобных себе истинных христиан. К сожалению, наши матери мало знают эту чудесную Христову силу, но еще меньше привлекают ее к себе! О, если бы они впускали ее в себя, тогда весь мир был бы совершенно другим, он был бы царством Христовым, обществом святых богоносных сынов Божиих! Благодатная беременность выше всякого монашества и всякого отшельничества, она есть самая высокая степень христианского всестороннего подвижничества.

Размышляя о благодатной христианской беременности, я не могу умолчать о том, какие только бесчисленнейшие и бесконечно разнообразные дары не низводит Христос на христиан Своим Воплощением в человеческую природу! Но из них самый великий дар – это благодатная материнская беременность! Этот дар творит людей вечными сынами Божиими. С этой точки зрения материнство бесконечно выше и ценнее отчества, ибо здесь уже воссоздание души дитяти целиком принадлежит только одному материнству. Другими словами, все качества души дитяти творит не отец, а мать. Отсюда всякая благочестивая мать-христианка является вместилищем неба, а ее благодатная беременность является престолом всемогущества Христова! К сожалению, наши матери об этом мало думают, но еще меньше знают.




Естественное, обыкновенное питание дитяти грудью


Естественное питание дитяти грудью заключается в том, что мать в это столь великое для ребенка, для его душевного состояния и здоровья время кормит его и в минуты хорошего настроения духа, и в дурном, взволнованном, раздраженном, злом состоянии, совершенно не учитывая того, что всякое ее настроение передается ребенку во время процесса кормления. Настроение матери даже химически воздействует на ее молоко. От хорошего, вдохновенного, радостного духовного настроения матери молоко ее становится доброкачественным и здоровым. Наоборот, от дурного настроения матери ее молоко лишается всякой питательности, еще того хуже, оно часто превращается в смертоносный яд для ребенка, отчего последний болеет и даже умирает. Были печальные случаи, когда мать в обуявшей ее злобе после той или другой ссоры с мужем или с соседкой, вообще с кем бы то ни было, тотчас, обнажая грудь, кормит ею своего ребенка, и последний через несколько часов после этого лежит уже мертвый, отравленный молоком своей матери, молоком, свернувшимся и превратившимся от злобного ее душевного состояния в чистый яд, от чего младенец в страшных судорогах умирает.

Не менее сего также очень вредно кормление во время половой страсти матери или тотчас после ее удовлетворения. В эти моменты молоко матери также становится для ребенка весьма и весьма вредным. От такого состояния матери ее молоко вызывает в ребенке сильный понос и острые головные боли. Такое питание ребенка грудью, даже при самом здоровом организме, предрасполагает последнего к различным заболеваниям и, в частности, к острому малокровию.

От такого питания ребенок страдает не только физически, но и душевно. Последнее его страдание заключается в том, что он вместе с материнским молоком воспринимает в себя и все отрицательные качества душевного состояния матери, и воспринимает их в смешанном хаотическом состоянии, из которых и складывается в конце концов вся его «психология», преисполненная, пока потенциально, всевозможных начал, предрасполагающих к проявлению в нем будущих бесчисленнейших пороков и страстей. Это ужасное явление. И если бы Сам Бог по неисповедимым Своим путям не предохранял таковых несчастных детей от могущих постигнуть их последствий такого естественного воспитания, то ни один из них не жил бы на земле. Так бесконечно велика опасность такого кормления детей.

В наше время в цивилизованном мире принято отдавать детей на кормление грудью посторонним женщинам. Такой обычай существует в привилегированном классе. Этот обычай достоин позора и проклятия, он говорит о том, что в наше время цивилизация идет не вверх, а вниз, к вымиранию. И это мы видим по современной интеллигенции, которая представляет собой, страшно сказать, гнилое болото, кишащее всевозможными бациллами смерти. Мне могут сказать: почему же дети от скотского молока ничем не страдают? Неужели молоко тех же самых мамок вреднее и опаснее для ребенка, чем молоко животных? Отвечаю: дети не страдают от скотского молока только потому, что в скотском молоке нет тех злых волевых бацилл, какие находятся в человеке; а затем, все животные не имеют в себе таких зловредных эмоций, какие через светскую, злую, раздраженную женщину передаются ребенку. Отсюда получается такой вывод, что молоко животных далеко менее опасно для ребенка, чем молоко человечье, испорченное злым и эмоциональным, эротическим настроением матери или, того еще хуже, всяких мамок. Такое ненормальное естественное питание является печальным следствием отсутствия в этом великом деле живого участия самой христианской религии.

Там, где нет материнской религиозности, там нет жизни для ребенка, там одна смерть для него. Религия, конечно, везде нужна как единственно-исключительное живое творческое начало, в кормлении же ребенка грудью она должна занимать самое главное и центральное место. К сожалению, в наше время и особенно в нашей разнузданной и проросшей всякими соблазнами и преступлениями стране о религии в этом деле даже никто не думает: в наше время и в нашей стране, может быть, из тысячи одна мать даже только осеняет своего ребенка во время его сна крестным знамением, а большинство из них и об этом совершенно не думает. В наше время среди православного мира религии нет места ни в самом современном материнстве, ни в воспитании детей, ни даже у духовных родителей, у священников. Скажу правду, у нас в России редкая жена священника обвевает колыбель своего ребенка религиозным дыханием молитвы или даже осеняет ее крестным знамением, отчего сплошь и рядом получается такое явление: отец священник, а сын форменный безбожник. Здесь я еще другую нахожу сему причину, я беру смелость думать, что дети-безбожники у священнослужителей являются печальным результатом зачатия их или [непосредственно] до литургии, или тотчас после литургии, или под праздник, или великим постом. Вы смеетесь?! Смеяться над этим нельзя: этот факт неопровержимо свидетельствует о себе самом; а поэтому о нем нужно скорее плакать, чем смеяться.




Религиозное кормление детей грудью, в частности христианское


Такое кормление детей грудью матери есть самое совершенное и самое полное и спасительное. Мать, освящающая всякий момент кормления своего ребенка молитвою, пламенною любовью к Богу, созерцанием живого лика Христа, умиленная воздыханием своей души к Богу, внутренним горением своего духа ко Господу, возношением своих чувств к Небу, всегдашним памятованием о Боге, частым крестным осенением как своих сосцов, так и своего ребенка, и т. д., является сущею христианскою матерью. Такая мать выше всякой похвалы. Каких бы детей ни пожелала иметь такая мать, непременно ее желание будет услышано. Такая мать ни в чем никогда не будет иметь отказа у Бога, ибо Он видит все молитвенные движения ее сердца. У таковой христианки-матери непременно дети будут самыми даровитыми, талантливыми, гениальными и святыми. Ибо всякая положительная творческая талантливость, и гениальность, и самая святость создается и порождается одною лишь человеческою религиозностью.

Религиозность есть такая реальная и творческая сила, сравнительно с которой все космические силы есть абсолютное ничто. Поэтому она как таковая должна особенно всегда сопровождать и ребенка во всех моментах его детской жизни, она должна сопровождать его и во время кормления его грудью, и во время пеленания его, и во время убаюкивания его, и во время его купания, и даже во время смотрения на него и любования им кем бы то ни было, особенно матерью. Все это, повторяю, должны проявлять по отношению к нему [ребенку] прежде всего его родители, а затем и все члены семьи, и все их родные. Ребенок должен быть насквозь пропитан религиозностью родителей и особенно матери, а затем и всех его окружающих. Самой религиозной из всех когда-либо бывших и будущих матерей была пречистая Дева Мария. Она была [самой] благодатной из всех дочерей человеческих, Она вся была рабою Господней, Она была блаженным чревом и блаженными сосцами, родившими и кормившими Самого Богомладенца Христа. Она для всех стран и веков является абсолютным образцом светлого, святого материнства.

Такой должна быть мать-христианка. В первые века христианства матери ревностно подражали Божьей Матери как в самом материнстве, так и в кормлении детей, так и в отношении к младенцам. По-видимому, таковыми были: мать Спиридона Тримифунтского, мать святителя Николая Мирликийского, бабка, также мать Василия Великого, мать Григория Богослова, мать Иоанна Златоуста, мать Оригена преславного, мать святого великомученика Пантелеимона, мать Саввы Освященного, матери других многих и многих святителей, мучеников, преподобных и праведников Господних. И вот эти христианки-матери, благодаря своему религиозному материнству и, в частности, кормлению своих детей грудью, каких же имели у себя дивных и предивных детей, этих богоносных светочей неба! Одни из них были святителями, другие мучениками, третьи – преподобными, пустынниками, четвертые – юродивыми, праведниками и т. д.

Да, великое дело иметь религиозную мать! Это величайшее богатство, какое только поистине можно назвать истинным богатством. И вот таковые-то матери и являются первыми у Христа строителями царства Божия на земле. Мать, любящая Христа и всячески христианизирующая своего ребенка, является в очах Божиих поистине апостолом Христовым, церковью Живого Бога, живым органом деятельной святости Всесвятого Духа, живоносным проводником всемогущества Иисусова, живым евхаристическим каноном Святой Троицы, ярким предметом любви Божией, творческим орудием в руках Христовых, претворяющим собою и через своих благодатных обоженных детей весь мир в Царство Триипостасного Бога.

Да так оно и должно быть. В самом деле, кто же создает великих святых людей, как не их религиозные матери? Разве нам не известно, что мать через кормление грудью передает все содержание своей души ребенку? Мало того, она как мать через свою грудь передает свое настроение ребенку. Это не все: даже всякий посторонний глаз, всякое постороннее прикосновение к ребенку целиком передают последнему содержание души [прикоснувшегося], не говоря уже о его родной матери, которая, безусловно, сплошь и рядом, точно в какой-нибудь сосуд, переливает себя саму в детскую нежную и чуткую душу. Поэтому как важно для жизни ребенка, чтобы на него всегда были обращены человеческие взоры, преисполненные молитвенного религиозного настроения; для него не менее сего также в высшей степени благотворно, чтобы если кто и прикоснется к ребенку, то [только] руками, такими же религиозными, какие были у Симеона Богоприимца!

Не дай, Господи, чтобы ребенок часто ощущал на себе взоры злых людей: убийц, прелюбодеев, грабителей и безбожников; от таковых взоров он сам может стать таковым. Вот поэтому мать, любящая своего ребенка, не должна даже и показывать свое дитя порочным и злым людям, а тем более давать его им на руки. Эти люди так же опасны для ребенка, как опасен для него яд или укус змеи или бешеной собаки. Душа ребенка – самая чувствительная вещь в мире.

Поэтому всякий ребенок должен быть окружен самыми благоприятными силами; а такие силы создает только одна христианская религиозность. Вот почему для ребенка необходимо религиозное кормление грудью религиозной матерью. Ибо религия христианская сама по себе есть реальнейший мир высшей духовной божественной жизни, жизни Триипостасного Бога, она есть беспредельнейшая вечная вселенная невообразимо чистых неизглаголанных даров Всесвятого Духа, она награждает ребенка положительными творческими способностями, раздает детям щедрою рукою бесчисленные таланты, делает ребенка человеком святым, великим гражданином Царства Божия, ей только одной щедро открывает свои тайны даже мертвая природа. Отсюда наше убеждение, что больше, чем кто-либо и что-либо, религия Христова должна насквозь проникать в ребенка и обнимать его собою. И вот для этого дела может быть пригодна только его мать, ибо нет более близкого человека к ребенку, чем его родная мать.

Мать, кормящая грудью ребенка и в этот момент заряжающая себя [энергией религиозности], через это причащает его Самим Христом, она через это обвевает его дыханием Святого Духа. Мать, смотрящая на ребенка взорами, отуманенными молитвенными слезами, низводит на него взоры Самого Небесного Бога Отца. Мать, объемлющая свое сердце, свою грудь молитвенными вздохами о том, чтобы Он сделал ее ребенка живым сосудом Всесвятого Духа, совершает божественное таинство над ребенком, через которое нисходит на младенца Дух Святой и прелагает его в сына Божия. Мать, часто причащающая своего ребенка Крови Христовой, претворяет его в Тело и Кровь Господа. Мать, усыпляющая ребенка и в то же время вместо колыбельной песни поющая ему псалмы Давида или церковные молитвы, совершает над ним посвящение Богу. Мать, читающая во время бодрствования ребенка вслух Святое Евангелие, питает его небесным хлебом бессмертной жизни Господа. Мать, даже во время сна ребенка полагающая Святое Евангелие возле него, этим ограждает его от всякой диавольской силы, всегда стремящейся погубить младенца. Мать, преклоняющая колени у колыбели ребенка и молящаяся Господу о том, чтобы ее ребенок был живым троном Святой Троицы, этим творит свою материнскую над ним литургию. Вот что может делать религиозная мать по отношению к своему ребенку. Такое материнство выше всякого подвига, оно есть вместилище всей полноты всемогущества Христова. О, если бы и в наше время были таковые матери, тогда все христианство загорелось бы ярким Христовым светом, и тогда повсюду разливался бы свет славы Божией!

А теперь пусть все мое существо воспоет моего Триипостасного Бога, говоря: «О, Ты, Бог, самобытная, всесовершеннейшая, вечно-безначальная, бесконечная, самосознающая, разумная, триипостасная сущность “Я-Мы”! Отец есть “Я”, Сын есть “Я”, и Дух Святой есть “Я”. Эти божеские ипостасные три “Я” есть “Мы”. “Я” отчее целиком вмещает в себя “Я” сыновнее и “Я” Святого Духа. И так же “Я” Святого Духа вполне вмещает в себе и отчее “Я”, и сыновнее “Я”. Отец есть “Я-Мы”, и Сын есть “Я-Мы”, и Дух Святой есть “Я-Мы”.

И вот, о Ты, мой Триипостасный Бог, безначально и бесконечно в Себе Самом переживаешь Себя Самого ипостасно-троично. Ты, преблагословенное божеское богоотчее “Я”, переживаешь Себя как самосущее неизреченное ипостасное богоотческое божеское “Я”; одновременно с этим переживаешь Себя как такое богоотчество, которое целиком относится исключительно к единородному Твоему Сыну Иисусу Христу; также одновременно переживаешь Себя и как богоисхожденность, относящуюся исключительно только к Духу Святому. О, богоотчее “Я”, слава Тебе!

И Ты, богосыновнее превеличайшее и чудеснейшее “Я’ Божеское! Ты, как и богоотчее “Я”, тоже переживаешь Себя Самого в Себе так же трояко: Ты вечно и бесконечно переживаешь Себя как самосущее, невообразимое и неописанное личное второе богосыновнее Божеское “Я” – Бога Логоса. Ты одновременно с сим переживаешь Себя и как абсолютное богосыновство, относящееся исключительно только к единосущному Твоему Отцу Богу. Ты также одновременно переживаешь Себя и как чадо Отчее по отношению к Духу Святому, отличающееся от Него как Божественного Параклита.

И Ты, богодуховное божественное “Я” Святого Духа, также в Себе переживаешь Себя трояко: Ты вечно и бесконечно переживаешь Себя как личное самосознающее бездонно-глубинное светозарное третье богодуховное “Я” Божеское. Ты также одновременно с сим переживаешь Себя и как богоисхожденность, относящуюся исключительно только к первой Ипостаси Святой Троицы, Отцу Богу. Одновременно с этим Ты, о Дух Святой, переживаешь Себя как абсолютную богодуховность, как сущую Свою в Себе полноту божеского параклитизма, относящуюся исключительно только к богочадству второй Ипостаси Святой Троицы.

И вот, о Ты, трисолнечная и пребожественнейшая Святейшая Троица – Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой, Своим ипостасным содержанием всецело исчерпываешь его опять-таки трояко: Ты исчерпываешь его в Себе и Собою как самостоятельная Сама в Себе первая отчая Ипостась Святой Троицы, и как Богоотец второй Ипостаси Святой Троицы, и как сущий Изводитель третьей Ипостаси Святой Троицы. Так же и Ты, сущий Бог Сын, вторая Ипостась Святой Троицы, Своим ипостасным богосыновним содержанием в Себе Самом исчерпываешь все единство Божества так же трояко: Ты исчерпываешь его как сущая самостоятельная, богосыновняя вторая Ипостась Святой Троицы; и Ты также исчерпываешь его Собою как Бог Сын по отношению к Отцу Своему и как Бог Логос по отношению к третьей Ипостаси Святой Троицы. И Ты, о пребожественный Дух Святой, третья Ипостась Святого Триединого Божества, так же исчерпываешь единство всего Божества трояко. Ты, Всеблагостный, исчерпываешь его как самостоятельная Сама в Себе третья Ипостась Святой Троицы, Дух Святой, и как исходящий и исхожденный (от Отца) по отношению к первой Ипостаси Святой Троицы; также исчерпываешь его Собою и по отношению к второй Ипостаси Святой Троицы как сущий Бог Параклит, как Бог Дух Святой.

В свою очередь, одновременно и самое единство Триипостасного Божества Твоего так же Собою и в Себе исчерпывает всю Святую Троицу, и исчерпывает, опять-таки, трояко: во-первых, самым абсолютным единством Божеской в Себе Сущности; во-вторых, простотою Сущности Божеской, абсолютно не имеющей в себе никакой сложности; и, в-третьих, всебожескою духовностью этой Сущности.

После сего, о пребожественная Святая Троица, я как будто чувствую, что моя мысль напрашивается на вопрос: что же такое само по себе единство Божеское в отличие от Твоих трех Ипостасей? Оно, в моей мысли, как будто выступает в качестве какой-то Твоей четвертой ипостаси-моноса, диаметрально противоположной Твоей Святейшей Триаде? Так ли это? О, нет, это не так. Твое всебожеское единство не есть особая ипостась-монос, а есть вся полнота содержания Твоей святейшей божеской Триады.

А теперь позволь мне, о, Триипостасный мой Бог, при Твоей помощи, взойти на самую вершину моей богословской мысли о Тебе: как Ты, мой Бог, вмещаешь в Себе три-едино и едино-три? Если я скажу, что самое единство Твоего в Тебе Божества исчерпывается одними ипостасными отношениями одной к другой и к третьей, то такой ответ вовсе не разрешает нашу мысль, ибо эти отношения не переходят в самые ипостаси, а остаются только одними отношениями. Поэтому они не могут собою примирить Триаду с единством. Если же это Твое божеское единство переживает в себе тройное абсолютное единство: внутреннее, никогда не выходящее из своего состояния, но вечно и бесконечно пребывающее в абсолютном всетворчестве своем, то и этим я ничего не уясняю для себя самого. Но если я скажу, что Твое “едино” и Твое “три” не есть самая Твоя сущность, а есть только один отдаленнейший отблеск Твоего откровения о Себе твари, тогда как на самом деле в Твоей абсолютной духовной сущности все эти определения, хотя и существуют, но в Тебе Самом никогда не встречаются, а если и встречаются, то между собою не сталкиваются. Кроме сего, эти два момента в Твоей сущности утопают в абсолютной сверхнеисследимости самого божеского естества Твоего. Поэтому они бесконечно больше, чем, не существуя, существуют и, существуя, не существуют. Не существуя – существуют только для твари и существуют только для Тебя, Самого Божества, в Твоем абсолютном самоутверждении».




20 декабря. [Размышления о Святой Троице]


О, трисиятельный Бог мой, я снова полон в себе благовествования о Тебе, снова хочу предаться пламенному размышлению о Тебе, о, Царь мой и Бог мой. Вчера я своим безумным лепетом благовествовал о Тебе, а теперь умоляю Тебя, о, Владыка мой Бог, снова вложи в уста мои слово Твое, и я буду говорить о Тебе, о, Божественная Триада, о, трехсолнечная сущность Божества. Ибо вот уже наступают священные дни Рождества Твоего, моего Бога и Господа Иисуса Христа. И я при одной мысли об этом совершенно цепенею. В самом деле, Ты мой Бог, все сотворивший единым манием Своей мысли как сущий Бог, сущий Царь, самовластительно царствуешь над всей вселенной, и вдруг теперь Ты воплощаешься в тварную человеческую природу и рождаешься Богочеловеком! О, благость Твоя Божья, о, любовь Святой Троицы, о, саможертвование Тебя, Бога Сына, о, бездонно-глубинное смирение Тебя, Бога Логоса!

Ты рождаешься! О, дивное и предивное чудо! Бог облекается в человеческую тварную природу?! Непостижимо, невообразимо, чудесно и радостно! Вторая Ипостась Бога Слова вдруг решилась облечься в тварь, решилась воплотиться в Свое создание и последнее воплотить в Себя Самого! Чудо! О, какое чудо! Величайшее чудо! Так некогда вначале идея тварного бытия была облечена в богоотчематеринство предвечного Сына Божия, она в Нем возникла, вынашивалась, вышедши из свободы Божества, зрела, развивалась. Когда же она совершенно развилась, тогда она силою тварного своего послушания сущей воле Творца, своего Бога, совершенно развернулась в свое величие видимых и невидимых прекрасных космических форм, чтобы раз навсегда отражать в себе своего Творца Бога, и воплощать Его в себя, и самой воплощаться в Него. О, великая цель творения мира, о, священный смысл бытия!

Но, увы! В лице денницы, херувима Сатаниила, мир усомнился в истинности своего Бога. Он со своей абсолютной в себе самом принадлежности Богу перешел на свою личную принадлежность, и, перешедши на нее, он тотчас подумал: «Бог всемогущ, всеблаг: зачем же Он не сотворил мир единосущным Себе Самому?» Извращенная жалость к твари тотчас вылилась в сомнение по отношению к Богу. Это и было самое начало зла, и оно все сильнее в нем развивалось, укреплялось, росло и, наконец, вылилось в революционную брань твари против своего Творца Бога, стремясь насилием похитить Его божество и перенести Его на себя!

Если поверхностно о всем этом думать, то как будто и осознаешь, что сатана прав и что на его стороне истина. В самом деле, если Бог – всемогущий, всеблагостный и вселюбящий Творец, то, согласно Своему всемогуществу, Своей всеблагости и божеской любви, делай же Свою тварь единосущной Себе Самому?! Я говорю, если обо всем этом подумать поверхностно, оно как будто так и должно быть. Но, о, Боже, тварь, созданная совершенно другим существом, существом Божеским, созданная по воле Того же Самого Творца, созданная Им не для того, чтобы Божество над Своим созданием издевалось, и не для того, чтобы ее мучить, как предполагал сатана, но для того, чтобы она, благодаря дарованной Тобою свободе, развивалась, совершенствовалась и свободно врастала в своего Творца Бога, обогащалась Им, чтобы через это она как тварь проявила всю свою свободную любовь к Тебе, своему единому Творцу, Создавшему ее исключительно только по Своей свободной любви к ней. И вдруг теперь, в лице самого приближенного к Тебе херувима – Сатаны, она возроптала на своего Творца, сущего Бога, осудила Тебя в несправедливости к себе и через это отпала от Тебя! О, страшно! С нашей человеческой ограниченной точки зрения, с такою неблагодарною тварью Ты, как сущее Божество, должен был бы раз навсегда в мгновение ока покончить. Ты должен был погубить ее и вместо нее сотворить новую, добровольно послушную и покорную Тебе тварь. Такой взгляд на тварь есть взгляд ограниченной любви, взгляд конечного бытия, взгляд эгоистический, полный бессилия и мести.

Ты же, о Боже, бесконечно больше, чем Бог безграничной любви, благости, безграничной жалости; а посему Ты, Господи, благоволил для спасения Своей твари самым делом доказать, что Ты не только Бог безмерной любви к Своей твари, но Ты есть Бог и самоотверженного, невообразимого смирения! И вот теперь Ты, мой Владыка, Триипостасный Бог, в лице второй Своей Ипостаси, Бога Логоса, изволил спасти мир, и как же Ты решился на это величайшее дело!!! О, Боже мой, Боже мой! Ты для этого дела изволил принять на Себя тварную природу, Ты решился облечься в мою человеческую сущность, Ты решил через принятую на Себя нашу человеческую природу воплотиться и во всю космическую сущность, во всю вселенную. О, дивны дела Твои, Господи! О, Бог Логос, отныне через Свою воспринятую на Себя человеческую природу Ты спасаешь весь мир, Ты его претворяешь, делаешь Своею плотью и Своею кровью! Ах, Господи, кто же после сего не повергнется перед Твоею божескою любовью к падшему Своему созданию! И кто не воскликнет: «Велик Бог христианский!»




21 декабря. [Удивление перед замыслом Творца]


Молитвенные мысли роятся в голове, и хочется броситься к ногам Христа и бесконечно благодарить Его, особенно в сей день, когда все христиане готовятся к встрече великого праздника Рождества Христова, когда готовится и само небо праздновать сей юбилейный день примирения Бога с тварью, спасения твари рождением Христа.

Ах, как сладостно! Сердце замирает от радости. Господи! Господи! Что это Ты делаешь, что, приняв на Себя нашу человеческую природу, Ты рождаешься в мир сей? Зачем это, Господи? Разве Ты не можешь принудить Своею божескою властью самого сатану слушаться Тебя, и снова быть херувимом, и вечно прославлять Тебя? Да, Господи, Ты все это можешь! Но, если бы Ты так поступил с миром, чтобы собственной Своею волею уничтожить его и создать вместо него новый, безгрешный мир, то тогда Ты как Бог совершенно перестал бы существовать, ибо всякое насилие над Своей же собственной тварью свидетельствовало бы, во-первых, о том, что, каково бы ни было насилие и от кого бы оно ни исходило, оно своим существованием говорило бы только о том, что оно не только не является проявлением божеского всемогущества или божеского правосудия, но оно даже не является и признаком обыкновенной тварной силы, а есть агония умирающего бессилия!

Другое дело – сила Твоего божеского всемогущества, она есть сила бесконечной любви, жалости, сострадания, доброты, милосердия, смирения и самопожертвования. Такую-то силу Ты теперь, как никогда прежде, и выявляешь в деле спасения мира через Себя Самого, в Своем акте схождения с неба на землю для воплощения Себя как Бога в человеческую тварную природу. О, Боже Триипостасный! Каждый раз, когда я созерцаю сие великое таинство, я все более и более и все сильнее и сильнее верую и убеждаюсь в том, что Ты, Пресвятая и Пребожественная Троица, настолько бесконечна по своей сущности, настолько и бездонно-глубинна по Своей реальности, настолько же беспредельна, всемогуща, настолько же и невообразимо премудра, всеблагостна, вселюбива, всесмиренна, духовно-разумна, что я прямо заявляю Тебе, что Ты бесконечно более чем богодуховна. Первая Твоя святейшая Ипостась Бог Отец бесконечно более чем Бог Отец; вторая Твоя святейшая Ипостась Бог Сын бесконечно более чем Бог Сын; третья Твоя святейшая Ипостась Бог Дух Святой бесконечно более чем Бог Дух Святой.




22 декабря. [Приготовление человеческой природы Христа]


О, Господи Боже Триипостасный! Если мы, смертные, взирая на Тебя сквозь толщу нашей ограниченности, условности и греховности, совершенно ослепляемся от невообразимого блеска Твоего величия и славы Твоей, любви к миру и, в частности, к человечеству; если мы, всегда утопающие в тине мерзостей наших, все же чувствуем всеподавляющую Твою благость к нам, то что же было бы с нами от Твоих светоносных, океаноподобных бесчисленных даров, изливающихся на нас и весь мир Твой, если бы имели в себе чистоту сердца, если бы мы были праведны, святы перед Тобою и если бы жили Твоею святейшею жизнью?!

О, Боже Триипостасный! Как же Ты бесконечно любвеобилен и благостен! Вот созданный Тобою мир все время, с быстротою молнии, внутренне уходит от Тебя, и ушел бы он на веки вечные, если бы в нем не было возможности снова вернуться к Тебе. Эта возможность опирается на то, что в нем была (и есть) малая горсточка верных, преданных Тебе, всегда тоскующих о Тебе, устремляющих свои взоры к Тебе, молящихся и поклоняющихся Тебе, прославляющих Тебя и по мере сил исполняющих Твою святую волю. И вот благодаря им он снова вернулся к Тебе.

Кто же это такие, Твои избранники? О, это архангелы, ангелы, херувимы, серафимы, господства, силы, престолы, власти, начала и др.; на земле же это праведное Семя, из Которого, в конце концов, развернулась священная нить, заканчивающаяся в Ветхом Завете Иоакимом и Анной, пречистой Девой Марией и, наконец, человеческой природой Христа! Вот в ком и в чем заключалась возможность спасения мира. Ныне же эта возможность пришла к реальному своему осуществлению. Ныне пречистая Дева Мария является самым напряженным духовным зрелищем [для] всего неба, всей твари и даже и Тебя, Самого Бога Отца и Бога Духа Святого. Ныне и твердь небесная уже бросает жребий между звездами, которой из них предстоит быть Вифлеемской звездой, ныне уже и земля готовит для своего Творца пещеру, в которой Он должен будет родиться и возлечь. Ныне уже и бессловесные овцы своему Творцу, Пастырю словесных овец, готовят свои ясли.

О, Боже, как все это поразительно чудесно! Сладчайший Иисусе! Радость неба и земли! Я в прах превращаюсь перед Тобою и, орошая землю слезами, восклицаю: «Возлюбленнейший мой Спаситель! Родись во мне и самого меня возроди в Себе Самом. Иисусе прелюбезнейший! Не оставляй Свое творение, спаси всю Твою вселенную! Иисусе, Царь мой, впиши меня в подданство Свое. Тебя, только Тебя одного желает душа моя. В Тебе одном вся моя жизнь, вся моя свобода, весь мой покой и вся деятельность всего существа моего!

Христос рождается! О, сколько в этих двух словах радости и утешения для всего мира! Христос рождается! Да, мой Бог, сила моя, опора старости моей! Ты рождаешься пребезначально от Отца, и теперь Ты рождаешься от пречистой Девы Марии, и вот уже девятнадцать веков Ты рождаешься во всей вселенной, рождая и ее саму ежемоментно в Себе Самом, чтобы и она была Твоим божественным детищем, единственным детищем, в котором Бог Отец и Ты, превозлюбленнейший мой Христос, и Ты, Дух Святой, были бы Богом всяческая во всем!




23 декабря. [Вселенная готовится принять Христа]


О, вся вселенная, о, вся мировая действительность! Не чуешь ли ты чего-то для себя необыкновенного? Уж не предчувствуешь ли ты, что в тебе должно свершиться что-то? Или, быть может, открыта тебе тайна рождения Бога на земле? О, я думаю, что ты хотя и смутно, но все же чуешь, что Сам Твой Творец Бог скоро-скоро родится на земле и ты сама Его увидишь.

Ах, Боже мой превеликий! Какое блаженство, какое счастье, какое чудесное явление! Бог, Сам Бог Логос родится на земле! Ангелы и архангелы, херувимы и серафимы, все небесные воинства! Берите ваши священные арфы, прославляйте рождающегося Христа. О, вы, светлые и святые духи! Берите скорее небесные трубы, трубите всем созвездиям, трубите всему Млечному Пути, трубите всей вселенной о том, что Сам Бог ныне рождается на земле и рождается от пречистой Девы Марии. Время и пространство! Что же вы молчите? Что же вы не возвещаете всей твари о рождающемся своем Царе и Владыке? Вот, посмотрите, всё прославляет, всё возвещает о Его рождении на земле. Что же вы молчите? Трубите же и вы о рождении Его! Мир одушевленный! Выпрямись и во всем своем величии предстань и воздай славу смиренно рождающемуся на земле Ему как сущему твоему Творцу Богу.

Бог во плоти! Бог рождается, Бог является младенцем человеческим! О, как чудесно! Невообразимо чудесно! Сам Бог Отец и Бог Дух Святой напряженно взирают на это величайшее чудо, явленное второй Ипостасью Святой Троицы, в котором Он Сам открывается всему миру в качестве богочеловеческого Дитяти Иисуса. О, сколько здесь скрывается божеского смирения, о, сколько здесь таится самоотверженности со стороны Самого Божества в деле спасения мира! Здесь проявляется начало добровольного истощения самой божеской природы во Христе в целях доказательства своей любви ко всему Своему Созданию перед князем мира сего и перед самой тварью.

Здесь, в этом акте рождения Христа, открывается такая тайна божеского смирения, когда вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Логос, как бы предпочитает бытие мира бытию Своей Ипостаси! Что же все это значит? Это значит, что Божество настолько любит мир, что из-за Своей любви и жалости ко всему миру Само становится как бы не Самим Собою, Он, сущий Бог, является без Своего в Себе Божества! Вот что значит для Господа принять на Себя человеческую природу и родиться на земле в качестве Богочеловека Христа.

О, пречистый, о, животворящий Бог всей твари, Господь наш Иисус Христос! Я после этого мною понятого и осознанного самого акта Твоего рождения на земле и его значения для Тебя Самого и всего мира весь сгораю от любви к Тебе, Господи! Как же Ты бесконечно любвеобилен, благ и милостив к Своему Творению! О, и ты, мое сердце, и ты, воля моя, и ты, ум мой! На своих собственных душевных струнах воспойте Бога моего, прославьте Христа моего, восхвалите Рождество Его. Все мое естество, вся моя сущность! Превратись в живые ясли для Него: Он хочет почивать во мне. Господи, поклоняюсь чреву Матери Твоей, в котором Ты еще находишься, поклоняюсь пречистым и святым ложеснам Ее, из которых Ты рождаешься, поклоняюсь всему святейшему таинству Твоего Рождения.




24 декабря. [Рождение Христа предвещает конец ада]


Теперь да будет мне позволено своею мыслью перенестись на славословие настоящего дня, когда рождается Христос, когда невольно при созерцании такового божественного акта сердце переполняется восторгом умиления и уста произносят следующие слова: «Приидите, херувимы и серафимы, приблизьтесь, архангелы, ангелы, престолы, господства, силы, власти, начала, сомкнитесь в самый тесный хоровод и вы, все бесчисленные солнца, все светила небесные, все звезды, все планеты и все живущие на них, и вся тварь, и вся вечность, и все пространство! Приидите и вступите в сию священную цепь торжествующих небесных духов. И вы, все праотцы, отцы, патриархи, пророки и все праведники! Напрягите ваши взоры, приготовьтесь прославить и Сына, рождающегося по Своему человеколюбию на земле. О, все и все! Приидите и приготовьтесь прославить и Святого Духа, деятельно участвовавшего в этом величайшем таинстве. Вот Христос рождается, вот Сам сущий Бог, облеченный в человеческую природу, готовится явиться всему миру в качестве Младенца Христа. Вот Пречистая Дева Мария перед сим таинством вся переполняется священным страхом как верная раба Господа, послужившая сему великому таинству. Вот закон тварной природы самого рождения Господа как рождения человека воспринимает в себя своего Бога и сам остается ненарушимым. Вот ложесна Девы в неприступном свете рождают Богочеловека Христа и через это еще более освящаются и эту величайшую свою светоносную святость отныне переносят на ложесна и всех христианских матерей. О, великая тайна материнства! О, как высоко возвысилось женское естество через Твое рождество! О, Владыка мой Господь! Отныне я верую, что всякая христианская мать своим чревоношением очищается от всех своих грехов, ибо своим деторождением она совершает величайший подвиг спасения души своей.

О, преславный мой Господь Иисус Христос! Дыхание мое, бытие мое, жизнь моя. Как Ты бесконечно прекрасен, благостен и человеколюбив! О, дай же мне нарадоваться и насладиться Тобою. О, Боже мой! Что прекраснее Тебя может быть в мире? Что может быть дороже и ценнее Тебя во всей мировой действительности? О, безначальный, всеславный, всемогущий Господь! Дай и мне от радости выплакаться перед Тобою, дай мне, Владыка, моими горячими, восторженными слезами встретить Твое рождение на земле! Я от умиления пред Рождеством Твоим уже не знаю, что и говорю Тебе. Я обезумел от этого Твоего события, Царь мой, радость моя, надежда моя!

Доколе весь мир будет лежать во зле? Доколе он будет служить злу? О, если бы ему раз навсегда освободиться от зла, тогда бы он весь превратился в одно чистое умиление перед Тобою, в одну святую любовь к Тебе. Умиляться же и любить Тебя – это всё. Это бесконечно больше, чем всё, это Царство Твое небесное. Ах, Господи, укрепи меня, я изнемогаю от любви к Тебе, поддержи меня: я опьянен ею. Ах, да как же не любить Тебя, моего Господа Христа, воплотившегося Бога Слова и ныне рождающегося на земле! О, нет, я не могу, о, я не могу не любить Тебя, не могу не умиляться перед Тобою, не могу не благоговеть перед Твоим рождением на земле.

Архангелы и ангелы, херувимы и серафимы и все небесные чины! Не преставайте, не преставайте, прославляйте рождающегося Господа, трубите сильнее, трубите всему миру о том, что Бог рождается на земле! А ты, ад, что молчишь? Или почуял свою погибель? Разве тебе неизвестно, что вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Логос, облекся в человеческую тварную природу?! И вот ныне Он рождается на земле. О, бедный ты и несчастный! Скажи же своему владыке и князю зла, что Царь всего сущего уже на земле, творец вселенной уже выходит из чрева Девы Марии, Спаситель мира уже сейчас готовится явиться в мир. Скажи ему, что царству его пришел конец и что наступают дни, когда небо и земля сольются в один живой и вечный престол Царя Небесного, скажи ему, наконец, что его царство, рано или поздно, всё переплавится в живое Царство Христово и что он сам непременно будет побежден, и осознает свой грех, и смирится, и покается перед Ним.




25 декабря. [Рождество Христово]


Рождество Христово! Сей день равносилен первому дню творения мира. Сей день является первым днем претворения, преложения и пресуществления всего мира, всей твари в абсолютно новую, вечную, бессмертную тварь Христову. Рождество Христово! В мир явилось облеченное в тварь Само Божество в лице новорожденного Младенца Христа. Рождество Христово! Отныне все Божество и вся тварь совоплотились друг в друга, соединились на веки вечные, так что уже эти два «Я» Божеских – сущее «Я» Божеское и «Я» Его собственное, «Я» космическое, – соединившись в личности Христа, никогда уже более не разъединятся. Рождество Христово! Вся вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Логос, отныне уже в Отце и Святом Духе и Сам в Себе является совершенно воплотившимся в человеческую тварную природу. Отныне Его нельзя мыслить и созерцать как сущего Бога Логоса в Отце и Святом Духе исключительно только по божеству вне Его человеческой природы, ибо такой взгляд на Христа как Сына Божия умаляет Христа и делает Его уже не Богом, воплощенным в человеческую тварную природу, а только пребывающим Своим божеством во Христе, т. е. святым человеком, а не воплощенным в человеческую тварную природу Богом. Но Ты, о преблагословенный Владыка мой Христос, не какой-нибудь святой человеческий сын, а Сама живая божеская ипостасная Личность-сверхличность, воплотившаяся в человеческую тварную природу; Ты не Божественный Христос, родившийся в мир, а Само живое Божество, Сама живая, разумная Божеская сущность, воплотившаяся в человечество и родившаяся в мире в лице Богочеловека Христа. Наконец, Ты Тот Самый, давно ожидаемый всеми пророками сущий Сын Божий, явившийся в мир, Который еще прежде создания мира был предначертан советом всей Святой Троицы родиться от Жены Приснодевы Марии и Своим рождением спасти мир.

Ах, беспредельное небо! Ликуй! Ликуй и ты, вся мировая действительность! Торжествуй, веселись и ликуй сладостно и радостно, ибо Бог во плоти явился на земле! И вы, архангелы и ангелы, херувимы и серафимы, господства и силы, начала и власти, престолы и все небесные светлые духи! Прославляйте, воспевайте вашего Бога, родившегося на земле! Народы земли! Сыны и дочери человеческие! Теперь ободритесь, и радостно поднимите головы ваши, и будничное мрачное настроение вашего духа смените на праздничное, всерадостное настроение, ибо Христос родился. И вы все, девы и матери! Поспешно облекайтесь в одежду радости и препояшьтесь небесным веселием, украсьтесь духовным божественным торжеством вашего духа, ибо от пречистой Девы Марии родился Спаситель и Бог. И вы все, невинные чистые младенцы, все дети! Крик и плач ваш преложите на радость, ибо Бог ваш, Создавший вас и пославший вас в мир, ныне Сам в качестве Младенца, рожденного Марией Приснодевою, лежит в яслях. И ты, вся тварь разумная и неразумная, одушевленная и неодушевленная! Сбрось, о, скорее сбрось с себя долговременный траур Божьего проклятия и сейчас же облекись в самую лучшую одежду верной любви твоей к новорожденному Младенцу Христу, Который для того и родился на земле, чтобы тебя как сущий твой Бог избрать в качестве Своей единственной невесты для Себя. О, пусть всё ликует и все радуется! Христос родился! И вы, вестники верные, световые лучи мировых солнц! Несите всему миру сладостную благодатную весть, что на земле родился воплощенный Бог Логос. И ты, сверхвечность, ты, сверхпространственность! Внесите в свои бессмертные летописи акт рождения вашего Бога на земле. И ты, отныне дивная и чудная в очах Божии земля, будешь верным свидетелем перед всей вселенной сего славного события, совершившегося на тебе, – рождения Христа.

О, как непостижимы пути любви божеской к Его творению! О, как таинственно предначертаны пути спасения всего мира! Христос родился! – Диавол как диавол умирает. Христос родился! – Сатана как сатана погребается. Христос родился! – Все темные мрачные злые духи как злые погибают. Христос родился! – Ад как ад в вечную могилу прелагается. Христос родился! – Слава Божия еще более увеличивается! Христос родился: всемогущество Святой Троицы еще более проявляется. Христос родился: вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Логос, Своим смиренным рождением на земле явил такое в Себе непостижимое всемогущество, перед которым всякое тварное понятие о нем бывает мертвым молчанием.

О, святость Божеская! Отныне и ты будешь еще более святостью Господней, ибо Источник всякой святости явился на земле в качестве Младенца Христа. О, любовь Триипостасная! Любовь Божеская! Отныне и ты будешь еще большею любовью в себе, ибо Начальник всякой божеской любви возлег в ясли овечьи, – Он, Который, пламенея любовью ко всему миру, томится огненным желанием быть и жертвенным Агнцем Отца Небесного, и Пастырем в деле спасения всей твари, отныне полагающим жизнь Свою за овец Своих. Отныне и все свойства Божии еще более сильны, и могучи, и славны, потому что родился на земле Сам Бог Логос, Который тем самым добровольно лишил Себя как бы всех Своих божеских свойств ради того, чтобы Своим сверхсмирением сжечь всю обоготворенную гордость в Своей твари. Смирение и любовь Самого Божества в личности Богомладенца Христа – вот путь, по которому и снисшел Бог на землю для осуществления Божиих предначертаний в деле спасения мира.

О, пребожественный, и дивный, и чудесный день! Родился Христос! Теперь ты, вся вселенная, превратись в одно пламенное прославление своего Творца Бога и Спасителя Христа, натяни все свои струны – свои свойства – и восхвали ими своего Бога, родившегося на земле. И ты, вся мировая действительность! Исправь все свои космические клавиши – небесные солнца, планеты – и стройно, и сладкозвучно воспой и прославь Христа, своего Бога и Создателя, родившегося от неискусомужной Своей Матери. И вы, все небеса небес, и все космические силы, и вся тварная жизнь, и самая смерть, и всё существующее, превратитесь в сладкий гармонический вселенский оркестр, в одну чудесную универсальную гармонию, в один священный вселикующий гимн славы Христу, родившемуся в мире. О, блаженство, о, радость, о, невообразимое счастье! – Христос родился! Я вижу, как все атомы вселенной, как все ее великие и малые части, как и она сама вся в органическом целом раскрывается и развертывается в одну дивную живую всекосмическую летопись – Рождества Христова! Я вижу, как вся мировая действительность, как в бесконечно малом, так и в бесконечно великом, отражает и отпечатывает собою живой образ новорожденного Младенца Христа на земле, отчего я весь таю и как бы превращаюсь в одну радость. О, Господи Иисусе Христе! И я всецело повергаю себя к младенческим стопам Твоим и прошу и молю Тебя: отражай и отпечатывай Свой живой образ и во всем грешном создании Твоем. Аминь.




26 декабря. [Вселенная склоняется к ногам Девы Марии]


Собор преблагословенной Девы Марии. При одной мысли об этом хочется громогласно взывать всем херувимам, архангелам и ангелам и всей вселенной: «О, слетайтесь, сходитесь сюда, вот сюда в Вифлеем, где находится юная Мать предвечного Сына Божия Христа, вы, все многочисленные херувимы и шестокрылые серафимы! О, скорее спускайтесь с небесных кругов, все ангелы, и архангелы, и все небесные силы! И вот здесь, в городе Вифлееме, поспешно станьте вокруг Девы – Матери Христа, станьте хороводом, и окружите, и увенчайте Ее как Матерь Царя неба и земли, родившую нам Господа Бога на земле, своим прекрасным благоухающим венком небесных песней. И ты, Адам, и ты, Ева, – праотцы наши, – придите, весело полюбуйтесь и примите горячее любовное участие в священном прославлении вашей преславной дочери Девы Марии, которая бессеменно родила всеобщего Спасителя нашего Христа. И вы, времена и пространства, и все светила небесные, и все звезды на тверди небесной, тесно сомкнитесь и своим священным танцем торжественно прославьте вашу отныне Царицу неба и земли, пречистую Деву Марию.

О, Дева и Мать, преблагословенная Мария! Что с Тобою свершилось! Чего Ты достигла! Ты ведь сделалась светозарным живым престолом Бога, Ты от века предназначена Богом быть живым седалищем Господа славы, и вот теперь все это в Тебе реально осуществилось. О, пречистая! Ты отныне сделалась живым узлом, связующая собою воедино Бога и всю тварь. Ты одна являешься живым мостом, по которому Бог снисшел и будет всегда вечно и бесконечно снисходить к твари через Сына Твоего Господа нашего Иисуса Христа, чтобы воплотиться в нее и ее всю воплотить в Себя. О, радуйся, мир, о, торжествуй, вся тварь, о, веселись, небо, и ликуй, земля, ибо новая Ева родилась среди людей и новый небесный Божественный Адам явился через Нее нам.

Дивно! Чудесно! Прежде Ева, наша праматерь, из ребра Адама, нашего праотца, была сотворена Богом; ныне же новый Адам, предвечный Сын Божий, родился от юной Евы – Девы Марии. Чудо!.. Восторг!.. Радость!.. Торжество плоти и духа!.. Любовь!.. Небо!.. Благодать!.. Божественная преславная живая всемогущая благость Божия!.. Отныне придите же и вы все, сыны и дочери человеческие, умершие и живущие! Придите и возрадуйтесь радостью великою о грядущем своем спасении и прославьте виновницу сего величайшего вашего спасения, Сию пречистую и преславную Деву Марию. Придите и вы, все наши меньшие братья и сестры – четвероногие животные и пресмыкающиеся, живущие на суше и в воде! Приидите и воздайте достойную славу Деве Марии, от Которой родился Творец и Спаситель ваш. Слетайтесь и вы, все птицы небесные, в город Вифлеем и стройтесь в тесные ряды, стройтесь в хороводы, и своим сладостным пением прославьте Царицу неба и земли, преблагословенную Деву Марию. И вы, все жучки, пчелки, мушки, букашки и все великие и малые насекомые, радостно спуститесь над головою пречистой Девы Марии, сидящей с Младенцем Христом, рожденным Ею в сей пещере и кормящей Своею девственной грудью Богомладенца, Сладчайшего Бога Слова, Иисуса, и прославьте Ее как сущую Госпожу всей твари! О, невообразимая радость, какое чудесное ликование, что мир имеет всегдашнюю Ходатаицу и Молитвенницу за себя перед Богом в лице Божией Матери. И ты, мое грешное «я», склонись к ногам Сей Девы Марии и своими радостными слезами смочи Ее святые ноги и скажи Ей: «И я твой раб!» Аминь.




27 декабря. [Апостол Стефан: «новомученик»]


Сегодня свершилась мученическая смерть учителя апостола Павла, святого Стефана первомученика. Да, поистине дивный был сей Стефан! Его пламенная речь свидетельствует о том, что он был одарен великим даром благодати всесвятого Духа. Но еще чудеснее в нем – это была пламенная вера во Христа. Эта вера во Христа, окропленная и смоченная его мученическою кровью, с необыкновенной силой вырвалась из его груди под градом бросаемых в него камней и превратилась в дивную молитву – любовь к врагам его: «Господи! не вмени им греха сего». Ах, какая же была в нем величайшая сила живой веры в Сына Божия! Этот первомученик Стефан среди учеников и последователей Христа является таким избранником Христовым, который своей светоносной верой во Христа проложил себе путь в Царство Божие, который осветил этой верой всю свою земную жизнь, который своею любовью ко Господу всегда был готов страдать и умирать за своего Владыку и Царя неба и земли. И вот он теперь героически выполнил свой долг пред Господом.

О, Господи Иисусе Христе! Преврати и меня в одну пламенную любовь к Тебе. Стефан-первомученик – блаженный муж! За временные страдания за Христа он получил вечную и бессмертную жизнь, и жизнь не какую-нибудь земную, тварно-естественную, а жизнь небесную, божескую. Что же я-то смотрю на свою жизнь? Что же я в ней вижу? О, жизнь моя, жизнь моя! Она вся сплошной преступный уход от Христа, она вся беспрерывное, постыдное отрицание Господа, она вся сплошная, отвратительная мерзость, гнусное преступление, сгустившийся греховный мрак над моей головою. Так преступна и так греховна моя жизнь! Но, о, Господи, все это не так сильно страшит меня, – одного я боюсь, чтобы мне не быть дымящей головней по отношению к Тебе. Этого ужасайся, сердце мое. Впрочем, и здесь я надеюсь, о, Царь мой и Господь, что Ты не оставишь меня, Ты протянешь Свою десницу и спасешь меня. Я горячо и крепко верю, что любовь Твоя, о, Спаситель мой, привлечет и меня, столь бесконечно грешного, к Тебе и оживит во мне все силы души моей, чтобы они, по милости Твоей, как плющ, обвили Тебя собою и вросли бы в Тебя Самого!

О, Иисусе, сладость всей твари! Как блаженны и преблаженны вместе со Стефаном Твоим и все мученики Твои, пострадавшие и умершие за Тебя, своего Искупителя Христа и своею мученическою смертью приобретшие для себя безгрешную, всеславную Твою небесную божескую жизнь! О, как счастливы, бесконечно счастливы все, кто здесь на земле всею своею жизнью, вплоть до своей смерти, были верны Тебе, исповедовали Тебя и страдали за Тебя!

О, Господи Иисусе Христе! Ты жизнь моя, Ты дыхание мое, Ты радость моя, Ты цвет совести моей, Ты… Ты… Умоляю Тебя, не оставляй меня, будь всегда со мною. О, Боже, Распятый мой! О, Царь мой и Бог мой! Что хочешь, делай со мною, только не гнушайся мной и не отвергай меня. О, Господи, если Тебе угодно наказать меня за мои грехи, то накажи, только опять прошу Тебя: и в самом наказании Твоем не оставляй меня и будь всегда со мною. Я хочу, Господи, быть только с Тобою; а поэтому не удаляйся от меня, Отец мой и Мать моя. Я хочу вечно и бесконечно любить Тебя и только Тебя одного, моего Искупителя и Господа, и любить вечно и бесконечно. О, Иисусе Христе, Сыне Божий! Ты знаешь, что я по своим грехам даже произносить недостоин Твое святейшее Имя; но, несмотря на все это, я все же при всем моем недостоинстве всегда сильно тоскую о Тебе, и тяготею к Тебе, и люблю Тебя. Посему-то я весь целиком и полагаюсь на Тебя, на Твою жалость ко мне и с надеждою в сердце ожидаю того момента, когда услышу из уст Твоих: «Вера твоя спасла тебя, вниди в радость Господа своего». – О, как от сих Твоих сладких слов вся моя сущность вдруг изменится, преобразится и сделается совершенно новою Твоею тварью. Тогда и только тогда я увижу и царство Отца Твоего Небесного, и Стефана, Твоего первомученика, и всех святых Твоих! Ах, Господи, я таю от одной мысли о том, что же тогда будет со всеми святыми Твоими!? Какую невообразимую славу, какую неизреченную радость они будут переживать во веки вечные! Вот что значит быть верным Твоим учеником и последователем до конца. О, Боже мой! Молю же Тебя, не оставляй меня хотя бы ради имени Твоего, ведь я хочу всегда быть с Тобою. О, Господи Иисусе Христе, вся моя внутренность горит любовью к Тебе; влеки же и меня в сонм учеников и последователей Твоих. О, Царь мой Христос! Сделай и меня хотя бы последним верноподданным Твоим. О, Владыко мой Иисусе! В качестве последнего раба Твоего прими меня к Себе. Аминь.




28 декабря. [Память св. мучеников Никомидийских]


Сегодня Церковь Христова празднует память святых мучеников в Никомедии. О, какое дивное блаженство переживают теперь в себе эти герои-мученики за Христа! Мученики Господни! Разве это не плоды Христовой веры? Разве это не духовный сад, насажденный рукою Отца Небесного на плодотворной почве пламенного тяготения твари ко Христу как своему Творцу Богу? Разве это не вечные живые розы, выращенные Христом на Голгофе? Разве это не виноградные сочные кисти, выросшие на виноградной лозе – распятом Христе? О, эти мученики Христовы! Они сила Христианской Церкви! Они торжество Христа над миром. Они истинная награда христианской жизни их матерей!

О, Пребожественная Святая Троица! Хвала Тебе за тот способ спасения Тобою всего мира и, в частности, всего человечества, который Ты избрала и осуществила в лице второй Твоей Ипостаси Бога Логоса, Господа нашего Иисуса Христа.

Путь страдания, путь мученичества, путь самопожертвования вплоть до смерти за Христа есть путь самой действенной веры в Тебя. Великое дело, преславное дело! Жизнь за жизнь, дух за дух, кровь за кровь, любовь за любовь, и все до конца, и все до смерти. Христос за мир, за его спасение, – мир, человечество за Христа. О, всепобеждающая преславная взаимность! В этом сущая всепобеда Христа, в этом действительное спасение мира. Но, о, Боже великий! Зачем вся эта взаимность нужна до конца. До смерти? Неужели это так необходимо и так обязательно и должно для нашего спасения? Да, это более чем необходимо и более чем нужно; ибо этим измеряется вся полнота любви Христа к Своему созданию и любовь последнего ко Христу. Любовь же без своей полноты, без своего содержания, т. е. не «до конца, до смерти», не может быть любовью. Нет половинной или частичной любви, любовь бывает только цельной, равной самому бытию любящего. Такую-то любовь, в лице второй своей Ипостаси, Ты, о, пребожественная Святая Троица, и проявила по отношению к миру. Теперь же и тварь Твоя, в лице мучеников и мучениц за Христа, проявила и доселе проявляет и свою ответную тварную любовь ко Христу, а через Него и ко всей триипостасной божеской сущности. И вот эта-то взаимная друг к другу любовь Твоего Божества к миру и всей твари к Тебе, своему Божеству, и является всемогущим боговселенским живым процессом действительного преложения, претворения и преосуществления всей мировой действительности в абсолютное Царство Божие, в боговселенскую личность всего богосущего «Я-Мы-Я».

О, великий Боже! Молю и умоляю Тебя, вкропи же меня, Твое падшее создание, в эту боговселенскую личность богосущего «Я-Мы-Я», чтобы и я, находясь в ней, вечно прославлял Тебя и бесконечно горел и пламенел своею огненною любовью к Тебе, моему Триипостасному Богу. Я ведь ничего не хочу иметь от Тебя – одного лишь только жажду, одного лишь хочу и одного лишь прошу у Тебя: о, Царь мой, Триипостасный Бог! Преврати и преосуществи меня самого, все мое существо в самую сущность сверхтварного огня любви к Тебе. Я, Господи, знаю, что значит любить Тебя. Я знаю, что любить Тебя – это значит быть в Тебе и жить Тобою, потому я так нестерпимо и жажду любить Тебя, Владыка мой Господи! Да будет Тебе известно, что я томлюсь пламенным желанием, невыразимо томлюсь любить Тебя и любить Тебя только ради самой любви к Тебе. О, Боже мой! В моей любви к Тебе нет другой цели, как только чтобы любить Тебя, моего Триипостасного Бога, вечно и бесконечно.

О, всерасплавляющий Господи! Мою душу, мое сердце, преврати всего меня в одну пламенную любовь к Тебе! Бог мой! Я повергаюсь пред Тобою и молю Тебя, дай мне всегда иметь Тебя в себе и себя самого находить в Тебе одном. О, Боже! Что было бы со мною, если бы я не осознал Тебя? Что было бы с моею жизнью, если бы я не доверился Тебе и не положился бы на Твою жалость ко мне? О, тогда я погиб бы и погиб навеки. Но теперь, когда я всем своим существом осознал Тебя и всецело положился на Тебя, вверился Тебе, то после этого я уже чувствую себя, что я живу и существую не напрасно и не случайно и не сам собою, и не в себе самом, а всецело только в Тебе одном, моем Боге, Тобою одним, моим вседержавным Триипостасным Богом; и поэтому вся моя внутренняя жизнь преизобилует невообразимым небесным блаженством, мирным спокойствием, безмятежным состоянием моего духа, вследствие чего, Господи, теперь уже нет во мне ни страха, ни беспокойства, что я погибну; нет во мне и боязни, что смерть поглотит меня, нет даже ужаса и перед адом, полным в себе самом отчаянья и невыразимого трепетания. Всего этого я уже не чувствую и не ощущаю в себе, потому что Ты со мною, животворное дыхание любви Твоей обеспечивает спасение мое. О, сладчайший мой Владыка Триипостасный Бог, будь же всегда со мною, не оставляй меня одного, ибо без Тебя и самое блаженство мое будет для меня страшнее и мучительнее всякого ада.




29 декабря. [14 тысяч убиенных Вифлеемских младенцев]


Сегодня память четырнадцати тысяч убитых ради Христа вифлеемских младенцев. Первое выступление мира против Христа. Первое преследование Христа со стороны государственной власти. Страшное средство применено со стороны мира ко Христу, чтобы посредством его убить Спасителя мира, Господа. Мир рукою государственной власти закалает четырнадцать тысяч детских жизней! История не знает подобной цены младенческой жизни. В мире не было такого ребенка, жизнь которого оценивалась бы в четырнадцать тысяч убитых детей. В такой оценке Христа-Младенца со стороны мира скрывается невообразимый ужас самого сатаны по отношению к Агнцу Божию как сущему Богу, родившемуся на земле. Диавол понял, что в лице Христа явился Сам Бог на землю; и вот он ничего не жалеет, лишь бы только предотвратить надвигающееся на него бедствие со стороны новорожденного Господа. Он лихорадочно устремляется, чтобы тотчас погубить Его, не останавливаясь ни перед какими средствами. Младенцев убивают, душат, бросают о камни, закалывают. Матери плачут, рыдают, ниоткуда нет помощи. Христос, крепко прижатый к груди Своей пречистой Матерью, бежит в Египет, спасаясь от преследующего Его Ирода. Сам же Отец Небесный всех сих маленьких вифлеемских мучеников увенчивает славными венцами как первомучеников за Богомладенца, Сына Своего, и вводит их в Царство Небесное, и облекает их в одеяние вечной, бесконечной Божьей славы, ибо они приняли мученическую смерть ради Его единородного Сына, Господа нашего Иисуса Христа. Дух же Святой распростирает над Богомладенцем Христом Свою всемогущую божескую силу, спасая Святое семейство от руки диавола, свирепо преследующего его в лице Ирода.

Я цепенею от одной мысли о том, как в лице Христа Сам всевластительный Творец, Царь и Владыка всего сущего, уступив место злу, бежит и спасается от Своей же ничтожной твари! Что же все это значит? О, это много значит. Прежде всего, здесь скрывается добровольное истощение Бога Логоса вплоть до такого состояния, когда Он как сущий Бог становится уже как бы Богом-небогом. Не переставая быть таковым, Он словно бы отказался от Своего ипостасного Божества только для того, чтобы бездонно-глубинным и беспредельно-бесконечным смирением раз навсегда упразднить и уничтожить самообоготворенность диавола – прежде всего, в нем самом, а затем и в Адаме, и во всем человеческом роде, и, наконец, во всей мировой действительности со всеми ее последствиями, такими как мировое зло, гордыня твари пред Богом. Здесь также скрывается еще и такая любовь Бога Логоса к Своему творению, которая вся превращается в Его абсолютное самоумаление перед Своею тварью, чтобы этим спасти ее же самую от ее собственной самости. Здесь скрывается еще и то, что в удалении Христа Младенца в Египет Бог Логос открывает для всей твари принесенную Им Собою абсолютно новую жизнь, жизнь не тварную, а чисто божескую, с существующими в ней другими законами, законами не насилия, а абсолютного непротивления злу насилием; законами, содержанием которых является деятельная сила любви даже к врагам Самого Господа.

Ах, как все это бесконечно чудесно и изумительно! Вот каким путем спасение Христово по отношению ко всей твари шествует наступательно и победоносно в мире. Только теперь становится понятно, что истинный христианин тот, который становится на сей путь и направляет свои жизненные стопы по нему, ведущему прямо ко Христу. О, Царь мой Христос! Молю Тебя, поставь на этот Твой всеспасительный путь и мое «я», поставь его, Господи! Ибо если Ты меня не поставишь на него, то я погибну, чего я страшно боюсь. Знаешь, мой премилосердный Господь, что я люблю Тебя; но сознаюсь, что я мало люблю Тебя, на самом же деле я хочу, чтобы я весь был перед Тобою единою пламенною любовью к Тебе. Великое дело любить Тебя, и любить всем своим существом, и любить вечно и бесконечно. И вот я хочу и стремлюсь любить Тебя, но чувствую, что во мне нет сил осуществить в себе мое собственное хотение. Ты же, всеблагостный мой Господь, помоги мне в этом единственно величайшем для меня деле, ибо ведь и любить Тебя есть Твой святейший дар и Твое бесконечное снисхождение к любящему Тебя. Господи Боже мой! Я бы вечно так и созерцал Тебя и наслаждался Тобою, Твоим святейшим живым образом.

Но вот, Владыка мой Христос, часто мой ум, мое сердце леденеют по отношению к Тебе, они сковываются каким-то таинственным параличом жалости к себе самому, вследствие чего я часто чувствую себя холодным по отношению к Тебе, спящим духовным сном. И в это время, о, Владыка мой Христос, я ощущаю в себе только мысли, парящие к Тебе, что же касается ума, сердца, воли и других моих душевных сил, – все это, как какая-то овеществленная масса, превратившаяся в гнетущую меня тяжесть, прямо-таки отрывает меня от Тебя и втягивает внутрь моего «я», и тогда я бываю каким-то по отношению к Тебе, моему Богу, мертвым предметом, осколком холодного льда. И что странно, в это время я даже еле осеняю себя крестным знамением, и мне становится очень тяжело, а уж о молитве-то и говорить не приходится. Вот какое бывает тяжелое, лениво-неподвижное отношение у меня к Тебе, мой вселюбящий Христос! В это время мне очень много приходится делать усилий над собою, чтобы твердо и бодро опять поставить себя молитвенно перед лицом Твоим! Но я сознаюсь, что во всем этом берет верх над всеми моими душевными силами только одно мое самолюбие, жалость к себе самому. Но, о, Господи, мой Господь! Кому все это я повем и открою о себе самом, как не Тебе, моему Спасителю? Кто во всем этом поможет мне, как опять-таки не Ты один, мой Царь и Владыка всего сущего! И вот я всю свою душу целиком выворачиваю пред Тобою наизнанку, чтобы Ты знал, что я ничего от Тебя не скрываю, – и кто, и что я есть пред Тобою! Я ведь сознаю, что я для Тебя совершенно ничего не сделал доброго, никакой добродетели не проявил по отношению к Тебе, и поэтому, чтобы раз навсегда не остаться пред Тобою, моим Богом, в долгу, я прошу, молю и умоляю Тебя, вооружи всего меня исключительно деятельной любовью к Тебе, такой любовью, которая бы всего меня, все мое существо, всю мою сущность превратила и совершенно пресуществила в вечную и бесконечную любовь к Тебе, такую любовь, которая была бы бесконечно пламеннее и сильнее всякого тварного огня, чтобы я вечно и бесконечно горел и пламенел ею к Тебе, мой Спаситель и Бог.




30 декабря. [«Дивны дела Твои, Господи»: тайна жизни]


О, как дивны дела Твои, Господи! На что ни посмотришь, повсюду только и видишь, как обильною рукою Ты, Творец и Вседержитель, рассыпал и доселе рассыпаешь семена невообразимых чудес Своих. Всюду чудеса, одни Твои чудеса, Господи! Взгляну ли я на все мировое бытие, и оно является для меня дивным, предивным чудом; обращу ли я свои взоры на вселенную и сосредоточу на ней свои очи, и она является для меня величайшим чудом. Обращу ли я свои очи на солнце, луну и звезды, и они являются для меня невообразимым Твоим чудом. Посмотрю ли я на наш земной шар, и он кажется мне не менее чудесным Твоим явлением, как и все миры, плавающие в безбрежном океане пространства и вечности Твоих. Углублюсь ли я своим вниманием, этим оком души моей, в самого себя, то и здесь я сам для себя кажусь также невообразимым чудом. О, как дивны и предивны дела Твои, Триипостасный мой Бог! Особенно они дивны тем, что на всех них лежит дивная неизгладимая печать Твоей сознательно разумной, творческой преднамеренности, преславно и царски-властно предшествующей самому их бытию. О, эта Твоя дивная и предивная, разумная творческая преднамеренность! Она есть сила Твоего разума, застывшая в каждой вещи, малой и великой, сотворенной Тобою. Вот родоначальник Адам. Он преднамеренно, согласно Твоему разумному провидению, создан был Тобою из земли и вместе с тем тварного духовного, космического начала, как говорится в Священной Библии: «Ты дунул в лицо его дыхание жизни». – Он был мужчина деятельный, производитель своего рода, т. е. семенник жизни. И Ты наделил его обильнейшим тайником живых семян, скрыто имеющих в себе родовую ему подобность (потенциальную родовую жизнь). От этого тайника семян Ты, премудрый Творец, в высшей степени премудро, божественно и целесообразно сотворил семядателя, могущего сеять эти живые, скрытые в себе семена только на определенную почву – художественный маточник[108 - В ботанике: у растений – часть пестика, завязь. Спиридон имеет в виду матку, женский орган для вынашивания ребенка.]. Ты внутри сего семядателя выстлал дивно и предивно нежнейшие и тончайшие скрытые нити, наделенные особыми для этого великого дела ощущениями. Ты сего мужчину наделил для этого Твоего творческого дела сильным желанием, могучим влечением к воспроизводству подобных себе особей. Ты также наделил его и избытком этих самых семян, которые он при каждом брачном акте бесконечно много расточает с тою целью, чтобы род его все более и более увеличивался.

Ты для этого величайшего творчества так же преднамеренно сотворил из его ребра и жену ему, которая Тобою лично наделена еще более нежным организмом, еще более мягким характером, еще более гибким и эластичным телом, еще более чувствительной, отзывчивой, чуткой душой. Ты, Творец всего сущего, [наделил ее] также и другой женской организацией; Ты глубоко в недрах ее скрыл чудесный и прекрасный ее яичник. Ты невообразимо премудро устроил самую ее половую вместимость: Ты выстлал внутренность ее тончайшими, нежными, чувствительными, нервными нитями. Ты все эти нежнейшие и тончайшие нити прикрыл слизистой оболочкой. И здесь, о, Боже мой, как все Тобою, премудрейшим Творцом, разумно предусмотрено и целесообразно Твоим предвидением устроено! Ты внутри ее чрева образовал детский родильник – самый маточник[109 - См. примеч. выше.], эту чудную почву, колыбель, где мужское семя и женское яйцо сходятся друг с другом, и тесно-родственно соединяются одно с другим, и путем взаимного радостного лобзания-почкования начинают производить из себя и развивать человеческий зародыш.

О, Господи Боже, Творец всего сущего! Как повсюду ярко и с необыкновенной силой выступает Твой всетворческий разум! Разве только слепой безумец и ожесточенный Твой враг не может видеть и понять, что здесь лишь Твой один творческий разум все это преднамеренно произвел. Вот уже образовалась головка, образовались и ручки, образовались и ножки, образовался уже и весь организм детский. Сей дивно-крошечный ребенок еще не знает, что такое его будущая среда и в чем она состоит; он не знает, что такое и самая жизнь, он еще не ведает, как нужно приспособляться к будущей среде, в которую он через несколько месяцев должен будет вступить, а у него уже для этого заранее создана его головка, создана она у него еще раньше, чем вступить ему в мир, и создана она у него только для того, чтобы посредством ее целесообразно приспособляться к среде для удержания в себе своей личной жизни и для продолжения существования своего рода. Вот у него уже образовались: и глазки, и носик, и ушки, и ротик, и ручки, и ножки, и т. д. Все это образовалось в утробном младенце для восприятия света, запаха, звука, для осязания, для пребывания его на земле; и образовалось все это не светом, не запахом, не звуком, и не самими осязаемыми предметами, и не земной почвой, которых он еще никогда не ощущал сам, а Кем-то другим, надмирным, разумным Существом, устроившим организм утробного ребенка и его психическую жизнь таким образом, чтобы заранее обеспечить его приспособление к среде, к космической окружающей жизни, о которых сейчас ребенок совершенно ничего не знает. Боже, как действительны следы Твоего всемогущего творческого Промысла как в отношении вообще всей космической жизни, так и, в частности, в отношении жизни человеческой. Владыка мой, Триипостасный Бог, я вижу и сознаю, что нет ни одного атома, ни одного электрона, нет ничего ни абсолютно малого, ни абсолютно великого, нет ни живого, ни мертвого предмета, на котором не было бы живого отпечатка Твоего творческого преднамеренного целесообразного чуда.

О, Господи Боже мой! Я хочу еще сказать Тебе, что достаточно даже взглянуть на прекрасную грудь женщины, чтобы увидеть в ней эту целесообразность Твою, разумно-творческую преднамеренность, чтобы совершенно убедиться в том, что не только человек, но и весь животный мир и даже мир неодушевленный, вещественный являются не чем другим, как действительным носителем разумной Твоей творческой преднамеренности. О, Господи! Ты Своею щедрою рукою непрестанно рассыпаешь дивные и предивные Свои творческие чудеса; всюду и всегда и во всем Ты творишь Свои преславные дела. Небо – Твое чудо; небесные светила – солнце и луна – Твое чудо; облака, тучи, дождь, град, снег, иней – Твое чудо; молния, гром – Твое чудо; ветры, ураганы, бури – Твое чудо; земля, моря, реки и все, что живет в них – Твое чудо! Самая жизнь со всеми своими бесчисленными формами – Твое чудо! О, Боже великий! Как Ты дивен и препрославлен как в самой вселенной, так и в самых малых частях ее.

После всего этого Господи, Владыка всего сущего, как же мне, подобно воску, не таять от любви к Тебе; как же мне, подобно нежнейшему и мягкому льну, не быть всегда самоотверженно поверженному перед Тобою?! Как же мне, подобно нежной струне, не дрожать от любовного мления? Как же мне, подобно плющу, не обвивать всем своим существом живые следы Твоего вездеприсутствия и питаться Тобою, утолять свою внутреннюю жажду любви к Тебе, обонять Тебя, проникаться голосом Твоего сладкого всепребывания, осязать Тебя, ощущать Тебя, мыслить только о Тебе и обогащаться и жить и дышать только Тобою.




31 декабря. [Христианство как чудо]


Я вчера говорил об естественных чудесах Твоих как об абсолютном Твоем творческом преднамерении, предшествующем всякому космическому явлению как творению дел Твоих. Все это, мой Господь, есть живая истина и сущая правда, но сравнительно с Твоим христианством, с этим величайшим чудом, есть как бы даже не чудо, так особенно Твое христианство! О, христианство! Ты до настоящего момента пока только проявило себя в начальной исторической стадии своего развития и только отчасти, тогда как на самом деле ты являешься чудом из чудес. Ты являешься безначальной и бесконечной жизнью Самого Триипостасного Бога в конечных условных исторических формах. Являешься, что особенно чудесно, примером всемогущества Святой Троицы, которая преобразует всю мировую космическую сущность в живой материал для осуществления из него абсолютного Царства Божия.

О, христианство! Ты являешься скрытой славой Триипостасного Бога, которой в конце концов суждено раскрыться и развернуться в торжество всепобедного завершения Христом Своего боговселенского дела. О, христианство! Ты высший дар всеспасительной любви Божеской по отношению к миру. О, христианство! Ты живая всемогущая сила Христова, прелагающая, претворяющая и пресуществляющая собою всю мировую действительность в Тело и Кровь Христовы. О, христианство! Ты вечное и бесконечное прославление Бога, Творца всего сущего. О, христианство! Ты Божество во плоти и крови и плоть и кровь в Божестве, а отсюда ты боговоплощение в мире и мировоплощение в Бога. О, христианство! Ты опытная триипостасная истина и истинная триипостасность.

О, христианство! Осознать тебя – это значит осознать живого Триипостасного Бога. И действительно, тот, кто хочет совершенно увериться в существовании надмирного, личного, самосознающего Бога, тот должен стать верным и истинным христианином, таким христианином, который бы деятельно пережил христианство в себе, практически, искренно. Тогда всякий переживающий его таким путем непременно уверится и убедится в действительном существовании Триипостасного Бога. Верно и истинно переживающий в себе христианство найдет таковое только в Самой Личности Христа. И эта Личность Господа прежде всего неотразимо пленит его Своими божескими свойствами: святостью, безгрешностью, невообразимой творческою мудростью, неиссякаемою любовью к людям, творческою благостью, неподкупною праведностью, чистотою нрава, неподдельной искренностью, всевластным деятельным смирением, несокрушимою преданностью воле Творца, гармоническою цельностью характера, полнотою богочеловеческих совершенств и т. д.

Такая личность, как Христос, есть Личность единственная в истории, другой подобной личности мир не знал, и никогда не будет знать. Эта Личность – Христос – с бесконечным избытком, отнюдь не оскудевая в Себе, вот уже двадцать веков наполняет новыми и новыми творческими силами весь мир, всю вселенную. И такими творческими абсолютными силами, которые подчиняют себе вечность и пространство и объемлют все Божество и вселенную. Верный христианин непременно должен пережить встречу [с Личностью Христа]. Мало этого, истинно верующий во Христа должен будет пережить христианство как абсолютную простоту, порожденную жизнью Самого Христа со всеми присущими ей одной качествами. Он будет переживать Христову радость, Христову любовь к Богу и ко всему миру. Переживать также невозмутимое Христово спокойствие, торжествующую и веселящуюся в себе совесть, пламенное Христово влечение сердца к чистоте и истине. И т. д., и т. д. И вот все эти и подобные им переживания, получаемые верующим, всегда будут одни и те же как последствия жизни Христа в Себе, как последствия Христовой жизни в апостолах, святителях, преподобных, мучениках.

Это такая божеская новоявившаяся жизнь, которую можно свободно проверить своим личным опытом, для этого стоит только быть самому истинным христианином. Для примера приведу следующее. Подвижники Христовы, жившие в разные века, в разных странах, при различных обстоятельствах, – все они одинаково ощущали в себе присутствие и плоды христианства.

Верующий христианин непременно встретится и с третьим чудесным явлением в христианской жизни – творческой возрождаемостью. Творческая возрождаемость в христианстве есть исключительное явление, присущее только ему как божеской жизни, появившейся через Христа на земле. Всякий переживающий в себе христианство не только перестает грешить, но даже и теряет способность делать какое бы то ни было зло. Мало того, он перерождается, меняется его психика, даже физическая структура его плоти и крови делается в нем другой: прозрачной, эластичной, светлой и неспособной к восприятию психических, физических, ядовитых, смертоносных бацилл. Она даже излучает из себя – дивное дело Божие – исцеляющую Христову силу, вплоть до воскрешения мертвых.

Мало того, верующий, переживающий в себе христианство, непременно должен будет установить непосредственную связь с Христом. Связь эта заключается в том, что, о чем бы верующий ни попросил Христа и чего бы он ни пожелал, непременно получит: Христос всегда будет его слышать и во всем исполнять его прошения и исполнять даже с избытком. Это еще не всё. Всякий истинно переживающий христианство в конце концов делается богоподобным существом, во всем похожим на Христа. И с того времени его не трогают звери; наоборот, они с радостью подчиняются ему. И уже никакое зло, никакой смертоносный яд более не будет ему вредить.

Верующий всегда сможет по своему желанию свести к минимуму вес собственного тела. И во всякое время сможет ходить по воде, как по суху; по огню, как по росистой весенней земле; он сможет преодолевать и время, и пространство; он в самое короткое время может появиться то там, то в другом месте; он может быть видимым и невидимым.

Верующий удостаивается еще в сей жизни часто лицезреть Самого Сладчайшего Христа, беседовать с Ним, видеть Божию Матерь, святых, ангелов, предвидеть смерть других и свою.

Все эти факты он неминуемо должен на своем пути веры встретить и пережить на опыте и не раз проверить. Вот этот-то универсальный опыт и свидетельствует о том, что христианство есть чудо из чудес, что оно есть вторгшаяся в историю человечества абсолютно неземная божеская вечная реальность.

О, Пребожественная Троица! Как после сего отрицать и не признавать Тебя? Как после сего не верить в Тебя, и не молиться, и не любить Тебя! О, трисолнечный Боже мой! Благословен Ты во всех делах Своих, благословен Ты во всех формах естественной религии, но бесконечно Ты благословен в христианстве.




[1928 г.]





1 января. [Обрезание Господне]


Сегодня Обрезание Господне. Ты, Царь мой Христос, в сей день первый раз пролил Свою кровь и принес Свое тело в качестве жертвы иудейской законности, дабы через это раз навсегда Своею пролитою кровью смыть ее с лица земли и со Своею плотью, отторгнутой в акте обрезания и поверженной на землю, смешать всю мировую сущность, чтобы последняя с этого момента еще сильнее почувствовала в себе силу богочеловеческого процесса боговоплощения в мире и мировоплощения в Бога.

О, Боже мой, Боже мой! Как Ты, приняв на Себя человеческую природу, весь целиком подчиняешься закону Моисееву! Какой стройной символической, ветхозаветной гармонией, в Твоем лице, открывается божественная, всем миром чаемая сущая действительность, прообразом которой служила та же самая ветхозаветная символическая гармония. Что же все это значит?

О, это значит, что все религиозные символы, символически прообразующие Тебя собою и Твою святейшую жизнь, в Твоих очах являются великою святынею. Если это так, то и весь мир для человека является святынею Господней, ибо он сам по себе, помимо всякого зла, есть тоже живое отображение Тебя, моего Триипостасного Бога; также и человек является великой святыней, особенно со времени воплощения Тебя, единородного Сына Божия, в человеческую природу. Отныне человек должен быть для человека такою величайшею святынею, какой Сам Ты являешься для верующего в Тебя христианина. Поэтому человек-христианин на все его окружающее обязан смотреть как на живой символ Твоей святыни. Отсюда для христианина не только люди, но и четвероногие животные, и птицы, и пресмыкающиеся, и насекомые, и вообще всякая тварь должны быть братьями, святыней Господней, живым символом всемогущества, любви и святости Триипостасного Бога. Так должен смотреть на Божие творение христианин.

О, Пребожественная Святейшая Триада! Благоволи же и мне всё и всех точно такою любовью любить, благоволи мне, мой трисолнечный Бог, во всех и во всем видеть запечатленный Твой триипостасный живой образ Отца, Сына и Святого Духа. Триединый мой Боже, сладость души и тела моего, дай мне в каждом предмете, в каждой вещи зреть Твое божественное чудо и всем своим существом повергаться перед Тобою. О, Боже всеведущий! Дай мне такое всеобъемлющее зрение, чтобы я всегда видел себя находящимся в центре Твоего всеведения. О, Пресвятая Троица! Все это я прошу у Тебя только потому, что мне хочется быть всегда с Тобою, жить и пребывать только в Тебе, едином моем Боге, ибо без Тебя нет и меня, без Тебя нет и никакой жизни и нет никакого бытия, и потому я слезно молю и умоляю Тебя, Владыко мой Бог, преврати всего меня в одну пламенную любовь к Тебе.

Боже мой! Я и теперь люблю Тебя, но этого мне мало. Я хочу не только любить Тебя, моего Творца и Бога, но и всем моим существом превратиться в самую сущность любви к Тебе. И только тогда я буду чувствовать, что я живу и существую, когда я весь превращусь для Тебя в одну чистую абсолютную любовь к Тебе. О, сердце, мое сердце! Отныне будь одним пламенем любви к Богу моему. О, ум мой, ум мой! И ты отныне будь одним огненным творчеством моей любви к Господу. О, воля, моя воля! И ты отныне будь всесовершенной силой моей пламенной любви к Духу Святому. О, разум, мой разум! И ты отныне будь горным потоком моей любви к Триипостасному Божеству. О, рассудок, мой рассудок! И ты отныне будь энергией любви моей к Творцу моему Богу. О, мысли, мои мысли, и вы отныне будьте чистой динамической любовью моей к моему Спасителю и Господу. О, чувства, мои чувства! И вы отныне будьте молниеносными крыльями моей любви к вселюбящему Господу Богу Вседержителю. О, плоть моя, и кровь, и кости мои! Отныне будьте носителями любви моей к Искупителю, Творцу моему Богу. О, ты, мое «я»! Отныне будь душой любви моей к святейшей Триипостасной Троице. О, и ты, наконец, вся сущность моей личности! Будь отныне чистейшей, без всякой примеси, совершенной любовью к Триединому Богу, Творцу всего сущего.

О, Пребожественная Троица! Я хочу любить Тебя всем моим существом! Я хочу славить Тебя всеми силами моей души. Я хочу воспевать Тебя всеми свойствами своей сущности. Я хочу день и ночь созерцать Тебя, но созерцать только одною всеобъемлющею моею любовью к Тебе. Спаситель мой, не оставляй меня, будь всегда со мной, ибо без Тебя я не живу, я умираю, я превращаюсь в безусловное небытие. Ты, только Ты один моя жизнь, Ты один вся полнота всякого неизреченного блага!




2 января. [Пророк Иоанн Креститель: сын пламенной молитвы]


Холодно. Сильный мороз. Мои мысли вращаются вокруг Иоанна Крестителя, этого величайшего из пророков. Иоанн Креститель! Сын пламенной молитвы. Молитва его родителей Захарии и Елизаветы сделала его дитятей бесплодных родителей, вдохнула в него пророческий гений, возвысила его выше всех пророков, сделала его больше чем пророком, она сделала его и Предтечею Христовым. Иоанн Креститель! Ему одному Сам Христос произнес похвальное слово. Иоанн Предтеча! Он для меня открывает собою новый закон рождения гениальных детей. Своею жизнью, своим характером он прямо открывает миру закон, по которому если ребенок зачинается во чреве матери благодаря молитве и если все девять месяцев чревоношения мать будет иметь в себе чистые, религиозные мысли, высокие благородные чувства, святые стремления, если она за все это время будет утолять свою духовную жажду потоком живой веры, молитвенной любви к Господу и т. д., то вследствие всего этого ребенок непременно будет гениальным, даровитым, святым человеком, редким по своей праведной жизни, великим подвижником Христовым.

Закон этот сам по себе таков: каково было материнство в течение всех девяти месяцев, таков будет и ребенок. Другими словами, все, что мать думала в течение девяти месяцев своей беременности, что она переживала в себе самой, какие у нее были чувства, стремления, чем она их питала в себе, влияет на то, каким будет ее ребенок, ибо характер ребенка создается в нем исключительно из содержания чувств, стремлений и мыслей матери за время чревоношения. Таким образом, святой и грешник, гений и дегенерат, здоровый и хилый возникают во чреве матери, возникают они в ней вследствие уже известного биологического закона: все, чем они питались духовно во чреве матери, целиком ложится в основу характера и всей психики ребенка. Об этом величайшем законе всякая мать должна твердо знать и всю свою жизнь помнить.

В наше время святое материнство не только обесценено, но, к ужасу всего человечества, совершенно отвергнуто и даже самими матерями жестоко преследуется. После такого отношения к материнству нам от наших матерей нечего ждать хорошего, грядущее племя обречено на быстрое вымирание, ибо в нем закладывается современными матерями-христианками одно только всегубительное дегенератство, страшный материализм, разврат, пьянство, кровавое властолюбие, сатанинский эгоцентризм. Вот разрушительные силы, которые составляют современное материнство. А что будет дальше, то я не хотел бы до этого времени и дожить, а время это очень скоро настанет. Предотвратить это грядущее неизбежное всеобщее бедствие вплоть до ужасного всепагубного уничтожения человечества опять же может только одно материнство, женщина-мать и только. Никакая проповедь, никакая мораль, никакие другие силы предотвратить этого не могут. Повторяю, одно лишь материнство, одна лишь женщина-мать может все это предотвратить и не только предотвратить, но даже целиком возродить собою все человечество и возродить его исключительно только через Христа.

О, религия, о, сила молитвы, о, Христос! Только во Христе скрывается и сохраняется истинная жизнь! Только в Тебе, мой Триипостасный Бог, содержится вся полнота благодатных даров Твоих, которые Ты по своей неизреченной благости щедрою рукою изливаешь и расточаешь на всех любящих Тебя и исполняющих Твою святую волю. О, Боже Триединый! Излей же, наконец, и на меня Твою святую милость, даруй мне силу всем своим существом любить Тебя!




3 января. [О молитве]


Молитва имеет в себе свои тайные силы. Вот мать пророка Самуила Анна, жена Елкана, своею молитвою к Богу разверзла свои бесплодные ложесна и родила пророка Самуила. Молитва Иоакима и Анны, родителей Девы Марии, произвела в них пречистую и благословенную Деву Марию; Захария и Елизавета своею молитвою создали в себе благословенный плод – пророка Иоанна. Много подобных фактов встречается и в новозаветной Христовой Церкви. Что же все это значит? Это значит, что молитва есть живой процесс, в котором и через который человеческая тварная ограниченность, зависимость, беспомощность и даже ничтожность обмениваются с безграничностью Бога, с независимостью Христа – Бога Логоса, с всемогуществом Святого Духа и с абсолютной действительностью божественной Святой Троицы. Во время молитвы, в ее процессе всё находящееся в человеке как ограниченном существе, всё тварное отдается Богу, и Бог все это от него принимает и взамен этого дает ему все то, что Сам в Себе имеет, т. е. наделяет его Своими божескими творческими силами.

Вот что значит сама по себе молитва. О, чудесная сила молитвы! Боже мой, как я мало молюсь Тебе! Леность одолевает меня. Какая-то холодная кожура объяла всего меня, она тяжелым пластом все время лежит на моей слабой воле. Часто я, Господи, размышляю о том, что уже настало благоприятное время для моей молитвы и мне нужно молиться, но, увы, я не молюсь. Отчего же во мне такая слабость моей воли к молитве? Думаю, что это оттого, что я привык себя отдавать Богу только одной головой и мыслями, а не всем своим существом; оттого, что я всю свою религиозность укладываю только в свою мысль, а не в волю; оттого, что мой религиозный интеллектуализм живет за счет моих интуиции и волевых импульсов. И вот такая частичная интеллектуальная религиозность происходит только потому, что я слишком эгоистичен по отношению к Тебе, моему Богу, я слишком жалею, щажу себя, чтобы предаваться молитве, я очень дорожу собою, очень высоко ставлю себя перед самим собою, бесценно ценю себя самого, чтобы не быть мне чернорабочим перед лицом Твоим, Боже мой! Тогда как истинная молитва совершенно не знает религиозных аристократов, она если их и замечает среди христиан, то, во всяком случае, смотрит на них, как на какой-нибудь благочестивый пустоцвет, т. е. как на людей совершенно нерелигиозных, но думающих о себе и внушающих себе, что они религиозны. Истинная молитва знает по отношению к себе только одних чернорабочих, духом и телом всегда предающихся молитве. В таковых истинная молитва чувствует себя свободно, и в них одних она осуществляет свои благодатные тайны.

О, мое «я»! Остановись и посмотри на самую сущность молитвы, и увидишь, и убедишься, какой дар, какая милость со стороны Бога ниспосланы нам в молитве. Молитва! Что же она такое есть сама по себе? Ты, мое «я», хоть когда-нибудь задавалось ли таким вопросом? О, ты никогда не задавалось этим вопросом, и потому ты не знаешь ее. Молитва – это живая связь человека с Богом. Молитва – это вечный телефон к Богу. Молитва – это всегдашняя свободная возможность живого общения человека с Богом, молитва – это свободная возможность получить от Бога все просимое и все желаемое, молитва – отдача человеком всего своего невозможного Богу и взамен этого получение от Бога всего возможного, Божеского. И однако, несмотря на все это, я чувствую в себе скорее тяготение не молиться, чем молиться. Что же это такое? О, это есть практическое неверие в Бога, отрицание Его в собственной жизни, волевое безбожие, обоготворение себя самого.

О, великий Господь! Как все это страшно становится! Не молиться – значит не верить в Тебя, значит не любить Тебя, презирать Тебя, ставить себя самого выше, ценнее и достойнее Тебя. Вот и все, почему человек не молится Богу. И все это, говорю я, вытекает только из одного естественного источника – перевеса собственной принадлежности себе над принадлежностью себя как твари Богу Творцу. Из этого же источника произошло и всякое зло; борьба же и победа над принадлежностью себя себе во имя торжества принадлежности себя Триипостасному Богу и есть истинное подвижничество Христово, увенчанное святостью Святого Духа. О, Боже всемогущий, преславный, единый, святой! Помоги мне раз навсегда во имя Твое святое иссушить и изничтожить в себе эту принадлежность себе самому! Господи Боже мой! Да живет и процветает и приносит обильнейшие плоды во мне моя принадлежность Тебе на счет принадлежности моей себе!

Боже, Царь мой! Я ничего не хочу, как только того, чтобы всем моим существом принадлежать Тебе и принадлежать вечно и бесконечно. Боже всесвятой! О, как хорошо и сладко принадлежать Тебе и только Тебе одному. Я другого блаженства не знаю, кроме блаженства быть Твоим и Тебя иметь своим. Это такое всесовершеннейшее блаженство, равного которому нет ни на земле, ни на небе. О, сладко и пресладко быть с Тобою и себя самого чувствовать и ощущать в Тебе, моем Боге! О, Господи Боже мой! Благодарю Тебя за то, что я как человек имею в себе идею о Тебе. Благодарю Тебя, Триипостасный Бог, за то, что Ты вложил в меня силу, закон принадлежности Тебе, моему Творцу! Благодарю Тебя, мой Создатель, за то, что Ты дал мне совесть, различающую добро и зло и оправдывающую первое и осуждающую второе. Благодарю Тебя, мой Создатель, за то, что Ты открыл Себя для меня и во мне, даже в самой космической природе. Благодарю Тебя, что Ты наградил меня естественною нравственностью, законом откровения о Себе. Благодарю Тебя, наконец, за то, что Ты в лице единородного Сына Своего открыл Себя всему миру, что Ты есть Триипостасный Бог, Бог Отец, Спаситель и Утешитель всего сущего. За все благодарю и славлю и воспеваю Тебя, безначального вечного Бога, аминь.




4 января. [Проповедь Иоанна Крестителя]


Снова я переношусь своими мыслями к Иоанну Крестителю. Я представляю его тихо переходящим с места на место и часто останавливающимся и беспрестанно вопиющим: «Покайтесь! Ибо приблизилось Царство Небесное» [Мф. 4, 17]. И вот со всех сторон в большом количестве идет народ к нему. Народ этот весь превращается в один слух. Сердца всех переполняются священным благоговением к пророку. Все на него смотрят, у всех взоры туманятся горячей слезой. Многие женщины и мужчины всхлипывают от сердечного, еле сдерживаемого рыдания. «Не Христос ли, не Мессия ли Он?» – думают все.

Пророк все сильнее и сильнее проповедует покаяние. Когда же он сказал: «я не Христос, я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу. Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем», – тогда весь народ вздрогнул и тотчас почувствовал себя как бы охваченным каким-то внутренним огнем невообразимой радости; у всех пробежала по телу приятная дрожь; все наполнились каким-то радостным чувством ожидания видеть и слышать Самого Мессию, время явления Которого уже настало. Все с минуты на минуту с нетерпением ждут Его. Иоанн же в это время то проповедует людям покаяние, то дает ответы на предлагаемые ему вопросы, то целыми тысячами крестит людей в струях реки Иордана, куда входят все крещающиеся, которые до тех пор не выходят из реки, пока публично не раскаются в своих грехах.

Чудная картина! С одной стороны, все берега священной реки Иордан усеяны пестрой многотысячной толпой народа, с другой стороны, огромная поверхность реки уже вся запружена десятками тысяч людей обоего пола: одних – совершенно нагих, других – в тонких льняных рубашках, все они – кто по пояс, кто по грудь – стоят в воде и во всеуслышание громко выкрикивают свои грехи; у всех на глазах слезы, все рыдают; сам Иоанн стоит на краю берега, окруженный многотысячной толпой. Но вот покаявшаяся часть народа выходит из воды, она уже одевается, на смену ей, точно такая же по количеству, другая часть уже входит в воду и, как и первая, открыто и публично кается в своих грехах. Слезы, рыдания кающихся доходят до небес… Это зрелище, поистине достойное неба! Народ в рядах Иоанна Крестителя все увеличивается. Десятки тысяч людей стоят уже на несколько верст вдоль реки Иордан. Все чего-то ожидают, перед чем-то внутренне трепещут, чему-то радуются, и время от времени вдруг сердца всех наполняются каким-то священным страхом, от которого, точно от электрического тока, дрожь тонкими струйками ужаса пробегает по всему их существу. От этой дрожи весь народ на минуту цепенеет; но потом скоро от этого священного страха освобождается. Народный говор не умолкает. Все говорят между собою о том, что день пришествия Мессии близок, что не сегодня завтра все собственными глазами увидят Его Самого. А Иоанн все проповедует, все крестит, и все идут к нему. Картина дивная, единственная в истории картина, и, о, как сладостно и приятно созерцать ее!




5 января. [Внутренние изменения пророка Иоанна на Иордане]


Народ уже заполонил собою всю реку Иордан и оба берега этой священной реки. Заиорданская пустыня представляет собою сплошную движущуюся массу людей. В этот день Иоанн, как никогда прежде, часто меняется в лице: он то краснеет, то бледнеет. Голос его особенно силен и дрожит. Движения его неспокойны, порывисты. Он переживает в себе то какой-то необыкновенный подъем духа, то охватывающий все его существо религиозный страх. Это психическое состояние в нем замечается всеми. Такое состояние его длится только до полудня. В полдень с ним происходит нечто чрезвычайное. Он, по обыкновению, только что окрестил десятую, в несколько тысяч человек, группу. Он продолжает крестить. Как вдруг видит Идущего прямо к нему из толпы необыкновенного Юношу-Мужа. Он тотчас при виде Его вздрагивает, бледнеет, даже шатается от страха и сам медленно ступает к Нему навстречу. Сей Юноша-Муж подходит к Иоанну вплотную, Иоанн своею пророческою прозорливостью осознает, что этот Юноша-Муж есть не кто другой, как Сам Мессия. Иисус теперь требует, чтобы Иоанн Его крестил. Иоанн же всячески удерживает Его и говорит, что сам должен креститься у Него. Иисус кротко, но решительно говорит Иоанну, чтобы он подчинился в этом воле Божией. Иоанн тотчас подчиняется, он вводит Христа в воду, а Иисус в это время молится и, как безгрешный, ничего не говоря, тотчас выходит из воды и начинает одеваться в Свои одежды. Во время же самого крещения Христа сам Иоанн слышит Иисуса, молящегося Отцу Своему Небесному и также видит небо отверстым и Духа Святого в виде голубя, спускающегося на Иисуса, и в то же время слышит голос с неба: «Сей есть Сын Мой возлюбленный!» Сам же Иисус, как только крестился и оделся, никому не говоря ничего, тотчас, влекомый Духом Святым, отправляется в пустыню и там в посте и молитве пребывает сорок дней и ночей.

Иоанн в это время переживает в себе самом что-то такое, что превышает его собственные силы. Он теперь весь пленен Христом, пленен отверзением неба над головой Господа, снисхождением с неба на Иисуса Христа Духа Святого в виде голубя, а также голосом Отца Небесного, свидетельствовавшим о богосыновстве только что им крещенного Христа. Все это потрясает Иоанна. Он весь превращается в изумление от совершившегося чуда, часто впадает в забытье. Так сильно все это на него подействовало. Но этого мало. Теперь сам Иоанн чувствует, что от этого чуда, пережитого им, в нем самом что-то происходит чрезвычайно великое. Доселе он весь был объят пламенною ревностью о славе Иеговы, теперь же он чувствует себя переполненным какою-то необыкновенною мирною любовью к своему Богу и ко всей Его твари. Раньше он, подобно Илье-пророку, готов был тотчас собственноручно истребить всех грешников; а теперь, когда он пережил это божественное чудо, он готов самого себя принести в жертву за всех грешников, только чтобы они все были спасены Богом. Такое перерождение совершается с Иоанном, после того как он крестил Христа, самое же завершение перерождения совершилось только тогда, когда Иисус беседовал с Иоанном после Своего искушения.

Как же сам Иоанн смотрит на это совершившееся чудо? Как на такое чудо, в котором в одно и то же время было и одно чудо, и три чуда? Осознает ли он всю важность этого чуда? Да, он ее осознает, но осознает не богословски, не интеллектуально, а чисто пророчески, вдохновенно. Он осознает его как такое чудо, в котором через пришествие Христа Мессии в мир вся Пребожественная Святая Троица открывается в деле его спасения.

Трисветлая преблагословенная Святая Троица! Весь мир, вся вселенная с момента падения праотца нашего Адама и праматери Евы были объяты непроницаемым мраком Твоего божественного правосудия. И только одна часть этого мира, всей твоей твари не была лишена Твоего божеского света – это Царство Твое Небесное, это херувимы и серафимы, архангелы и ангелы, престолы, господства, начала, власти и силы; но и эта светлая часть, с момента появления зла во вселенной, была омрачена настолько, что третья часть ее света была у нее отнята. И в это время казалось, что мир непременно достигнет такого печального состояния, когда он весь должен будет превратиться в один мрак, в одну темную непроницаемую мглу – так отчаянно мир думал о себе самом. И вдруг теперь, неожиданно для него, он весь залит самым ярким, триипостасным светом триипостасной любви, благоволения и всепрощающей жалости к нему. О, Боже мой, Боже мой! Как же Ты бесконечно и беспредельно любишь его, как же Ты сострадаешь ему и жалеешь его! Царь мой Бог! Как Ты весь переполнен милосердием к нему!

О, вы, херувимы и серафимы! Своими пламенными крыльями производите ликующее торжество на небесах, провозглашающее спасение всей твари. О, вы, архангелы и ангелы! Трубите всей твари, пробуждайте ее от сна отчаянья в деле ее спасения Богом; ибо вот над нею уже показалось всеспасительное солнце божеской любви и это солнце есть Сам Христос, Мессия, Сын Божий. О, вы, господства, силы, начала, власти и престолы! Составьте дивный хор поющих, вопиющих, взывающих и глаголющих о Святой Троице, благоволившей спасти мир через вторую свою Ипостась Бога Логоса, Господа нашего Иисуса Христа. О, и ты, все Царство Божие! Скорее превратись в дивный богоносный духовный оркестр и под управлением Святого Духа играй торжествующую мелодию любви божеской к миру. Настало спасение всей твари. Небеса небес! Громко вопите: настало спасение всей вселенной! Свет и светы! Сплетайте дивные мелодии, и вплетайте себя в них, и создавайте прекрасные и сладостные узоры ваших световых прославлений Святой Троицы: Отца, благоволившего спасти мир, Сына, вочеловечившегося и крестившегося в струях иорданских ради спасения мира, и Святого Утешителя Духа, изволившего Христу спасти всю вселенную. Небесные миры, все созвездия, все солнца, все планеты, все спутники их, все туманные пятна, все кометы, все метеоры! Гряньте дружным, могучим и всепобедным хором славу сущности Божеской, прославьте своего Триипостасного Бога, воскликните Ему: осанна Отцу! Осанна Сыну! Осанна Святому Духу! Осанна! Осанна Триединому Богу за спасение мира! Земля, горы, холмы, долины, море, реки, озера! Воспойте Господа, воплотившегося в человеческую природу и крестившегося в струях иорданских. Человек! Подними и ты свою голову, довольно с поникшими очами ходить тебе, подавленному своею виновностью перед Творцом Богом Твоим; ибо пришло и твое избавление. И ты, мое «я»! Всем своим существом воспой Триипостасного Бога и поклонись Ему как своему Избавителю и Спасителю, ибо настал день и для твоего спасения.

Хвала Тебе, всемогущий Бог! Хвала Тебе, Царь веков! Хвала Тебе, Отец, свидетельствующий о Сыне Твоем! Хвала Тебе, Дух Святый, сошедший на Богочеловека Христа! Хвала Тебе, Иисус, Сын Божий, пришедший в мир спасти его. Хвала, хвала, хвала Тебе, Святая Троица, ныне, и присно, и во веки веков.




6 января. [Богоявление: символика]


Остановитесь, небеса! Все солнца, все светила небесные, все миры вселенной, не двигайтесь, прислушайтесь, все малые и великие творения Творца всего сущего, внимай, все существующее! Вот Триипостасный Бог при реке Иордане отдернул таинственную завесу Своего Божества и символически, образно, во времени показал ипостасное, внутреннее, безначальное и бесконечное, отношение Отца к Сыну, Сына к Отцу, Духа Святого к Отцу и Сыну, Отца и Сына к Духу Святому. Великий из пророков Иоанн удостоился зреть и видеть это глубоко сокровенное в недрах самой сущности Божества ипостасную соотнесенность всех трех Божеских Лиц между Собой. Он видел во времени вечное, в конечном пространстве внепространственное, беспредельное, вездесущее и все собою наполняющее. Он видел Христа, молящегося во время Его крещения в Иордане-реке. Это он видел в человеческой Его природе вечное, безначальное и бесконечное, всегда сущее божеское соотношение между Его Божеской природой и Отцом и Святым Духом. Он также видел Духа Святого в виде голубя, сходящего на Христа. Это он видел вечное, безначальное и бесконечное, всегда сущее отношение Святого Духа к Сыну.

Он слышит голос Отца Небесного, свидетельствующий о Христе, что Он есть Его возлюбленный Сын, в Котором почивает вся полнота Его Отчего благоволения. Здесь все живые символы, они показываются Иоанну в формах временной видимости и внешних явлений. Являются они ему в таком виде только потому, что другого способа явления тайны Божества человеческая природа, как природа ограниченная и тварная, не может воспринять; поэтому духовная абсолютная сущность Божества является всякой твари только в символах, образах.

Теперь приступим к осознанию значений символов этого троичного образного явления Иоанну Крестителю. Иоанн в самый момент Крещения Господня осознает Его молящимся. Что значит молитва единосущного Божества к единосущному Божеству? Единосущный Сын молится единосущному Отцу? Сын – единосущный Отцу и Святому Духу – молится единосущному Святому Духу? Что же все это значит? Чтобы ответить на этот вопрос, мы прежде всего должны осознать самую сущность молитвы. Молитва сама по себе не есть чувство подчиненности, не есть и чувство зависимости и ограниченности от Того, к Кому эта молитва простирается. Молитва есть живой процесс самоотверженной радостной свободной самоотдачи молящегося молимому. Молитва эта по своему существу есть живой процесс внутреннего взаимообмена молящегося с молимым. Самая же душа молитвы есть свободно-смиренная любовь и любовное смирение того, кто, кому и перед кем молится. Отсюда молитва Христа во время Его Крещения была только видимостью внутреннего гребня вечной, безначальной и бесконечной цепи бездонно-глубинных живых божеских волн пламенного ипостасного богосыновнего Его отношения к Отцу и Святому Духу.

«Отверзлось небо». Тоже символ. Он своим ярким языком говорит о трех следующих фактах: первый факт тот, что вечные, безначальные и бесконечные взаимные ипостасные отношения, исчерпывающие собою самое ипостасное содержание Божества, всегда абсолютно свободны, безграничны и ничем и никогда со стороны какой бы то ни было ипостаси не стесняемы. Второй факт тот, что самые эти божеские ипостасные соотношения без положительных воздействий на всю тварь отнюдь не остаются, они так или иначе, но непременно благотворно и спасительно воздействуют и на всю мировую действительность. Третий же факт тот, что по отношению к самому акту Боговоплощения Христа в человеческую природу, все Божество не только выявляет всю полноту Своего благоволения, но и мировая действительность, со своей стороны, также по отношению к Нему выявляет всю полноту космического благоволения. «Отверзлось небо» – это значит возрадовалась вся мировая действительность Боговоплощению в тварную природу.

«И Дух Святой нисшел на Него в телесном виде, как голубь» [Лк. 3, 22]. Здесь под символом голубя, нисходящего Святого Духа на Христа, Иоанн видит во времени и пространстве вневременное и внепространственное, вечное, безначальное и бесконечное ипостасное отношение Святого Духа к богосыновней ипостаси Бога Логоса, но отношение Его не молитвенное, а отношение Его духовно реющее, волноплещущее, бестелесно-трепещущее, невинно-вожделевающее, творчески-радующее, девственно-веселящее, любовно-тающее. Другими словами, символ явления и нисхождения Святого Духа на Христа в виде голубя выявляет собою по отношению ко Христу всю полноту Божеской духовной святости, содержание которой есть нежно-девственная любовь, всегда в себе претворяющаяся в неизреченную, невообразимую кровно-родственность Христу. Со стороны же первой ипостаси Святой Троицы, Бога Отца, Иоанн слышит голос, свидетельствующий о том, что Христос есть Его Сын возлюбленный, на Котором почивает вся полнота Отчего благоволения. Иоанн слышит сей голос Бога Отца. Голос этот есть тоже живой образный символ вечного, безначального и бесконечного внутреннего отношения Отца к Сыну. Он на символическом языке говорит о том, что вся Отчая Ипостась в своем содержании по отношению к Сыну, второй Ипостаси Святой Троицы, есть невообразимо-радостное свидетельство о том, что Христос есть Его возлюбленный Сын, без Которого Он как Бог не был бы Отцом. Сей голос Отца Небесного есть только символическое воплощение во времени и пространстве, вечное и внепространственное эхо отношения Отца к Сыну как абсолютной богоотчей любви.

Казалось бы, на этом нужно нам остановиться и этим закончить наше размышление о троичном явлении на Иордане, но это только так кажется. На самом же деле мы должны будем подойти еще к следующему вопросу: почему сия пребожественная троичность открыла себя только Иоанну? По нашему мнению, она открылась здесь только потому, что самый акт Крещения Христова является в очах Святой Троицы живым символом того, что с момента воплощения Христа в человеческую природу отныне вся историческая жизнь Господа есть не что другое, как погружение Христа в стихийную сущность тварной природы для того, чтобы похоронить в ней самообоготворенную природу и затем претворить и пресуществить ее в новую тварь во Христе, чтобы она отселе была новым бытием уже не тварным, а богосыновним, христоподобным. Таким изначальным, всетворческим процессом по отношению к миру и является, во-первых, самый акт воплощения Христа в человеческую природу, и, во-вторых, и самый акт крещения Господа, свидетельствующий о том, что Христос ради спасения мира как бы растворяется в мире, подчиняется твари, но только для того, чтобы через Самого Себя, через Свою в Себе человеческую природу весь мир превратить в одну абсолютную чистоту, такую чистоту, какую имеет в себе самая сущность воды. И когда Он через Свое воплощение доведет всю мировую действительность до такого безгрешного чистого состояния, тогда вся она через человеческую природу во Христе будет уже вечным сыном Божиим, предметом вечного нисхождения на нее Святого Духа и также предметом вечного благоволения Отца Небесного.

Что же касается того, почему Святая Троица в акте крещения символически открылась только Иоанну Крестителю, а не кому-либо другому, то можно полагать, что это видение зависело от степени его внутреннего приближения к Богу Логосу. Иоанн в это время настолько был близок внутренне ко Христу, что он видел и слышал как бы не своими ушами и очами, а глазами и ушами самой его органической близости ко Христу. Размышляя обо всем этом, я хочу крикнуть на всю вселенную: «Тварь! Мир! Вселенная! После такого к вам отношения Триипостасного Творца Бога стремглав падите к стопам своего Спасителя и превратитесь в одно беспредельное смирение перед Ним и скажите Ему: «О, Боже, всемогущий, вселюбящий мой Творец! За что Ты так меня любишь? За что Ты на меня так щедро изливаешь Свои небесные дары? О, я ведь недостоин даже существовать пред Тобою, а Ты еще изливаешь на меня беспредельную Свою милость. Что же это такое, Господи?»




7 января. [Христос в пустыне и «самосвобода»]


Христос уже находится в пустыне. Сегодня первый день борьбы Христа с диаволом. О, какое непостижимое таинство! Бог борется со Своею тварью. Для рассудка все темно, непонятно и даже сомнительно. Бог всемогущий, Бог Творец всего сущего, Бог, о всем и всех промышляющий! И теперь вдруг вступает в какую-то борьбу со Своею тварью, да еще с какою тварью, с тварью самою ничтожнейшею. Смешно и детски наивно. Но так ли это на самом деле? Рассудок наш всегда и во все вносит свою собственную мерку, он все измеряет, исследует своими логическими вещественно-образными мыслительными формами. Если он когда-либо останавливается даже на идее о Боге, то он и тогда непременно через эту самую идею сейчас же овеществляет и Самого Бога и вносит и в Него свое собственное содержание. А поэтому он своим логическим анализом сейчас же разлагает, расчленяет, измеряет Самого Бога согласно своей ограниченности. Другое дело, когда соединяется с рассудком еще другой познавательный орган – интуиция – и третий – откровение Бога о Себе Самом. Тогда действительное человеческое познание Бога становится познанием не только полным, но даже переполняющим все человеческое существо убеждением в том, что Бог есть, и не только есть, но реальнейшим образом дает о Себе знать всей полноте человеческой природы.

Правда, мы, по существу говоря, совершенно не знаем всей сущности Божеской, но мы знаем, что Бог есть и Он как сущий есть дух, живой самосознающий дух. Мы также знаем, что Он весь есть абсолютная простота вне всякой сложности. Не менее сего мы также знаем, что Он, выражаясь образно, в каждой Своей точке существует всем Своим существом. Он Сам в Себе имеет безначальное и бесконечное бытие; Он не может и не быть и быть, потому что Он бесконечно выше этого «быть или не быть». Он вечно самосущ, Триипостасен и единосущен. Он свят и пресвят, Он чист и девственен, Он непорочен и безгрешен. Он абсолютная любовь, абсолютная благость, абсолютное самосознание, абсолютное всеведение, абсолютное всетворчество, абсолютная вечность, абсолютная бесконечность, абсолютная истина, абсолютная сущность, абсолютная жизнь, абсолютное бессмертие, абсолютная радость, абсолютное самоблаженство, абсолютное самосовершенство, абсолютная святость, абсолютная правда, абсолютная жалость, абсолютная милость, абсолютная всесущая беспредельность, абсолютное всемогущество, абсолютное смирение. Он есть, по Своему существу, абсолютная свобода, абсолютная премудрость, абсолютная всетворческая сила, абсолютная доброта, абсолютный свет, абсолютная духовность, абсолютная тайна, абсолютный Триединый Бог, Творец и Спаситель всего сущего. Такое наше знание Триединого Бога есть только наше о Нем представление, но представление хотя и ничтожнейшее, однако все же соответствующее Божеской реальности.

Теперь перенесемся мыслью на самое отношение Триединого Бога к миру и на самый мир в его отношении к Богу и спросим себя: может ли триипостасное Божеское Существо быть Само по Себе без всякого вне Себя мира, без всякой Своей твари? Да, Он не только может быть и существовать без всякого вне Себя мира, но Он безначально, вечно и бесконечно всегда существовал, существует и будет существовать только Сам Собою, в Себе Самом и через Самого Себя, существование же мира не есть Божеская необходимость. Даже сама космическая идея о Боге присуща не Божеской сущности как таковой, а лишь свободе Божества. Отсюда эта космическая идея о Боге не есть избыток божеской любви в Нем, не есть она сама по себе и дело всемогущества Божия, она есть дело только одной исключительно свободы Божества. И вот поскольку она есть дело свободы Божества, постольку она внутренне родна Богу; а поскольку она внутренне родна Самому Божеству, постольку она является и предметом всей любви Его к ней, представляя для Него бесценную ценность, как Его собственное «Я»! Отсюда, исходя из всего этого, мы должны сказать следующее: что всей полнотой божеской триипостасной свободы как ее содержание является уже не Само Божество как таковое, а вся космическая тварь, вся мировая действительность! Отсюда Божество смотрит на мир как на всю полноту Своего творчества, но творчества абсолютно свободного, как дело свободного Бога Творца.

Теперь посмотрим на это уже с точки зрения самого мира и спросим себя: что лучше для мира – бытие или небытие? Конечно, подобный вопрос не имел бы никакого смысла, если бы еще раньше этого вопроса мы не предполагали, что, какое бы ни было бытие, оно все же бытие, а поэтому оно есть благо. И вот мир вдруг по свободной воле Божеской стал тем, чем он есть сам в себе. Уже одно такое бытие мира должно быть абсолютным благодарением, прославлением Бога, своего Творца, за Его творчество. И если бы даже действительно весь мир стал за это свое абсолютно даровое творение, бытие, только благодарить и прославлять Бога и сгорать от любви к Нему, то и тогда он ровно никак и ничем не мог бы за это отплатить своему Творцу, потому что он явился не сам от себя и не сам собою, а исключительно только благодаря Богу. С этой точки зрения, мир должен смотреть на себя как на неоплатного должника перед Богом. Но хочу к этому еще присовокупить и следующее: что мир создан Богом не для того, чтобы он оставался в одном и том же состоянии, наоборот, Он создал его для того, чтобы тот вечно и бесконечно все более и более наполнялся Самим Божеством, т. е. чтобы он сам для себя беспрестанно превращался в одно абсолютное блаженство, но блаженство бесконечно прогрессирующее. Для этого Триединый Бог, исходя опять-таки из Своей свободы, весь мир, все Свое создание наделяет полною свободою, награждая мировую действительность двойной принадлежностью: своему Творцу и одновременно себе самой.

В этом величайшем даре Триединый Бог по отношению к Своей твари выявил такую любовь, перед которой всякая мысль бессильна хотя бы отчасти объять ее.

И вот мир, созданный Богом, существует. Сколько он прежде существовал, подчиняясь всецело своей принадлежности в себе Богу, мы не знаем. Одно лишь знаем, что вот наступил момент, когда звено мировой цепи [небесных сил], ближайшее к Творцу, – херувим Сатаниил – по закону ассоциации [противоположных] представлений вспомнил и о своей принадлежности себе самому, вспомнил, и тотчас явилась в нем мысль о своей самоценности, и он подумал: почему Бог не сотворил мир единосущным Себе? Это было в нем началом зла, это был зародыш греха. И вот эти мысли херувима моментально, быстрее электрического тока, пронеслись по сущности всей мировой действительности. Теперь семя зла уже брошено в мир. Спустя некоторое время Сатаниил своим критическим умом уже перед всем миром осудил Бога как эгоиста, как злодея по отношению к твари. Мировая революция вспыхнула против триединого Монарха, Творца всего сущего. Мир проникся этой сатанинской мыслью и через это обрек себя на неизбежную погибель. Его погибель состояла в том, что он все свое бытие перенес на собственную свою принадлежность самому себе.

Что это значит? Это значит, что мир оторвался от своего Творца и вследствие этого обрек себя на погибель. Миру может быть все равно, быть ему или не быть, но он, как творение Божие, для Бога является небезразличным. И вот мир, представляющий ценность для Бога как его творение, должен быть как-то спасен от него самого, от всеразрушительного зла, возникшего во вселенной. Для того чтобы спасти мир, нужна опять-таки та же самая самосвобода Божества, ибо только одна она может спасти его. И вот Триипостасный Бог, исходя из Своей божеской самосвободы, противопоставляет всеразрушительному обвинению сатаны Бога в несправедливости к твари уже не Свою творческую любовь как таковую, а Самого Себя, Свою сущность, вторую Ипостась Святой Троицы, Бога Логоса. И как же Он противопоставляет Себя Самого этому обвинению сатаны? Он это делает через воплощение Бога Логоса как сущего Бога в человеческую тварную природу, Он это дело Свое осуществляет через Его крестную Голгофу и лично в Себе Самом как бы обменивается Своим божеским бытием с бытием грешного мира. Он отдает Свое божеское бытие миру, а бытие мира берет Себе. И вот каким образом Он поступает с самою оценкою мира: Он через Сына Своего оценивает мир ценою Своего бытия, а ценою мира делает уже Себя Самого!

Теперь понятно, что представляет собой диавол по отношению к Христу и что представляет Собой Христос по отношению к миру и, в частности, к диаволу, и, наконец, теперь только нам становится понятной вся важность искупительной жертвы Христа [ради спасения мира]. Вот почему Христос и диавол борются между собою из-за мира.




8 января. [Покаянное «шипение»]


Холодно. Снег. На душе же весна, радостно. Вспомнил я моего Триипостасного Бога, и горные потоки потекли во мне. О, Боже! Когда же я буду с Тобою, когда удостоюсь лицезреть Тебя? Путь моей жизни на земле подходит к концу. Оглядываюсь на прошлое и ужасаюсь, ибо весь пройденный мною путь – сплошное зло, непрерывный грех. Какое только зло не было мною пережито! Какой грех не был мною сотворен! Страшно! Одна мерзость! Одно беззаконие! Одно преступление! Если бы на одну чашу весов положить грехи всего мира, все мировое зло и еще к этому прибавить зло и грехи самого диавола, а на другую чашу мои грехи положить, то и тогда чаша моих грехов совершенно перевесила бы эту первую чашу весов, – так, Господи, я грешен!

Но теперь, когда я останавливаюсь своим вниманием на своей настоящей жизни, то и она также прослоена теми же самыми мерзостями, что и в прошлом. Что же касается будущего, то я по отношению к нему богат только одними обманчивыми обетами всякого рода, стремлениями, чтобы изменить свою жизнь, но увы! Я вместо исполнения своих обетов на деле, вместо перемены своей жизни, в действительности со дня на день все более и более грешу, все глубже и глубже погружаюсь в бездну зла и греховной мерзости. Однако же, несмотря на все это, хотя я и грешнее всего мира, и злее, и мерзче самого сатаны, я все же, о, Господи мой, тянусь к Тебе и, как змея кобра, ползу к Тебе, и молитвенно поднимаю свою голову, и шиплю Тебе: «О, Пресвятая Троица, Боже мой! Не отвергай меня, не отворачивайся от меня, поверни лицо Твое ко мне и спаси меня. О, Господи! Каков ни есть я сам по себе, я все же Твое создание; а потому спаси меня. На Тебя, Владыка мой, я надеюсь, на Тебя я возлагаю все свое спасение, помилуй же меня, о Боже! О, помилуй меня!

Скорбь жжет все мое существо, печаль, как ядовитая змея, отравляет душу мою. О, смертоносен грех, ядовито беззаконие, пагубно зло; и я давно бы погиб от этого зла, ибо я как воду пил его, но только Ты один ныне блюдешь меня и как своего сына сохраняешь от смерти и от всяких непредвиденных бедствий. И теперь я весь целиком полагаюсь на Твою святую Божескую волю и молю Тебя: О, Господи! Если я хоть сколько-нибудь являюсь предметом Твоей жалости, то хотя бы только ради нее благоволи дать мне силу жизненно верить в Тебя и деятельно любить Тебя. Другого я ничего не дерзаю просить у Тебя, ибо я очень грешен; одного лишь прошу, дай мне вечно и бесконечно любить Тебя. Когда я был юношей, я любил зло, упивался им, я тонул в разврате, я купался в крови человеческой, я хулил Тебя, я проклинал Тебя, я открыто попирал все таинства Твои, я был злодеем из злодеев; но теперь, когда я состарился, я осознал, что такое есть зло и что такое есть грех. И я ужаснулся. О, Боже, Царь мой! Молю Тебя, не гнушайся меня, помилуй меня, прости все мои согрешения вольные и невольные, хотя насколько я, Господи, помню – у меня невольных грехов не было, все мои грехи были вольные. Однако, несмотря на все это, я все же молю Тебя: дай мне любить Тебя, Тебя одного, любить и любить вечно и бесконечно. Дух мой сгорает жаждою любить Тебя, сердце мое тоскует о Тебе, оно так же, как и дух мой, стремится любить Тебя! И вся плоть моя истаивает от пламенного желания любить Тебя».




9 января. [Радость о возможности покаяния]


Сладостно, о, как сладостно на душе! Я вспомнил Тебя, моего Господа, и тотчас объяла всего меня радость! Царь мой Христос! Как же мне не радоваться, когда я, смертный, бренный ком земли, во всякое время имею возможность мыслить о Тебе, молитвенно переноситься к Тебе, стремиться к Тебе, чувствовать Тебя и говорить о Тебе? О, Владыка мой Господь! Какое же в этом я имею преимущество перед всем животным миром. Уже одно то, что я сознаю Тебя и что я всегда имею возможность душой возноситься к Тебе, моему Творцу Богу, молить Тебя, беседовать с Тобою, обращаться к Тебе, любить Тебя – есть самое высшее и всесовершеннейшее блаженство. Ах, Боже мой, как же Ты высоко возвысил меня перед остальной Твоей тварью! Я ведь всегда имею возможность с живым всесовершеннейшим Божеством, создавшим небо и землю, быть в самом близком родственном, даже сыновнем к Нему отношении. Да ведь от одной мысли об этом можно умереть от духовного, наполняющего все мое существо человеческое счастья. Я сын земли, я ничтожнейшее создание, я величайший грешник, я дитя абсолютного ничтожества; и вот, несмотря на все это, я имею всегда возможность не только мыслить о моем Боге, и не только говорить о Нем, но и тяготеть к Нему, молиться Ему, просить Его и даже получать от Него и т. д.

Да что же это такое? Ах, да как же Ты бесконечно благ и милостив к Своему созданию-человеку! В самом деле, сколько Тобою сотворенных живых существ, которые за величайшее счастье сочли бы для себя только хотя бы слышать о Тебе, что Ты есть Бог, Творец их и Промыслитель, и однако, увы, все это от них скрыто. Для человека же Ты открыл Себя Самого и открыл пятигранным путем: Ты открыл Себя ему через прирожденную ему идею о Тебе; Ты открыл Себя ему через самую сотворенную Тобою тварь, Ты открыл ему Себя через нравственный закон в нем, Ты открыл Себя ему через закон и пророков, Ты, наконец, открыл Себя в последние века через Своего единородного Сына, Господа нашего Иисуса Христа. И вот, о, Боже, казалось бы, после полученного человеком такого неизреченного дара, всякому человеку, а мне тем более, только бы и думать о Тебе всегда, вплоть до абсолютного самозабвения, только бы и стремиться к Тебе, только бы и любить Тебя, и исполнять Твою святую волю, и целиком только бы и жить Тобою и в Тебе и т. д. И однако, увы! О, Творец мой, человек как раз обратно сему питает к Тебе совершенно противоположные чувства. Он меньше чем о ком или о чем другом думает о Тебе, для него как будто Ты и не существуешь и никогда не существовал; вся его жизнь как будто направлена на то, чтобы никогда не знать Тебя. О, Боже мой! Я первый из таковых. Отсюда я целиком представляю собой одну животную неблагодарность к Тебе, одно сатанинское упрямство против Тебя, одну диавольскую жестокость по отношению к Тебе.

Каюсь в этом и отнюдь нисколько не скрываю себя перед Тобою. Но Ты, Господи, все же не оставляешь меня в такой грубой ожесточенности; а поэтому я верю и надеюсь, что Ты смягчишь меня и всю мою внутренность расплавишь для Себя! О, если бы Ты как можно скорее расплавил меня, превратил в одно пламя любви к Тебе, я был бы тогда бесконечно благодарен Тебе и ничего другого не искал бы от Тебя. Ты ведь Бог мой, Ты мой Творец, Ты мой Спаситель! Господи! Когда я смотрю на солнце, то каждый раз думаю о том, как бы мне, как солнцу, всегда, вечно и бесконечно предстоять перед Триипостасным моим Богом и непрестанно гореть пламенной любовью к Нему. И вот, Господи, я не знаю, буду ли я пред Тобою вечно и бесконечно гореть и пламенеть любовью к Тебе. О, Владыка мой Господи! Не лиши меня этого величайшего Твоего блага. Однако я верю и надеюсь, что рано или поздно я все же непременно получу от Тебя этот столь для меня вожделенный дар. О, хвала Тебе, мой Бог! О, слава Тебе, мой Творец! О, благодарение Тебе, мой Утешитель Господь!




10 января. [«Нет меня без Тебя»]


На душе у меня опьяняющая радость! Я представляю в моем воображении всю жизнь Господа. Я вспоминаю Его преславное рождение в Вифлееме, Его Обрезание, внесение Его в храм Божией Матерью в сороковой день после Его преславного рождения на земле, Его бегство в Египет, Его Крещение, Его пребывание в пустыне сорок дней и сорок ночей, Его искушение диаволом, Его проповедь, Его чудеса, Его смерть, Его преславное Воскресение, Его чудесное Вознесение и ниспослание на апостолов Всесвятого Духа, и от всего этого я весь переполняюсь величайшим умилением, я делаюсь как бы не самим собою. Ах, как слаба и ничтожна моя человеческая природа! Даже досадно становится на душе за нее, что она по своей слабости не ощущает во всей полноте присутствие Господа, она как-то от этого быстро тает и теряет ясность сознания и лишается твердости и устойчивости в себе. О, грешная тварь! Да и кто даже из святых может без таяния в себе самом ощущать Христово присутствие? В самом деле, как тварь может, вмещая в себе божеское присутствие, не таять от этого сладостного огня, полного блаженства, и радости, и любви ко всему сущему? Ибо Христос-то ведь есть сущая истинная жизнь, а раз Он есть сущий и истинный Бог, то Он есть Сам по Себе сущая сверхлюбовь, и сущая сверхблагость, и сущая сверхрадость, и сущая сверхвечность, и сущая сверхневместимость.

О, Господи Иисусе Христе! О, сладость всего моего существа! О, неизреченная сладость моей совести, моего ума, моей воли и моего сердца! Я весь таю от любви к Тебе. Я, Господи, весь млею от влюбленности моего духа в Тебя. И вот я так бы и лежал вечно и бесконечно у Твоих ног, непрестанно лобзая их. Я так бы и целовал живые следы Твоего Божественного присутствия. Я раз навсегда обнял бы Твои святые ноги и беспрестанно все сильнее и сильнее так бы и прижимал их к своей груди. О, милосердный мой Господи! Я не знаю, кем и чем бы я был, чтобы только вечно и бесконечно любить Тебя, упиваться Тобою и растворяться в Тебе в Твою человеческую природу. Для меня нет меня без Тебя. Я сам для себя совершенно не существую без Твоего во мне присутствия. Ах, радость моя, Христос мой, Бог мой, жизнь моя, всесовершенство мое, бытие мое, все мое! Аминь.




11 января. [О Святой Троице]


О, Пресвятая и Пребожественная Троица! Как бесконечно сладко мыслить о Тебе: «Троица…» «Триединый Бог…» «Бог в Троице…» О, какое благо для твари иметь возможность знать Тебя! Знать Тебя, моего Бога, абсолютного Творца, живого Бога, личного моего Творца, и знать мне, такой ничтожной твари! Это ведь есть величайшее счастье для меня, невообразимое благо, высший дар, какой только может быть назван единственным и высочайшим Твоим даром. О, Бог!.. О, Святая Троица… О, Творец всего сущего!.. Ты есть! Тебя вся тварь знает! Ты Сам Себя открыл твари! Чудо из чудес! Любовь выше всякой любви… Благо бесконечнее всякого блага!.. Вот что значит Ты, мой Бог! Вот что значит Твоя бесконечная благость к Своему творению! Человек – абсолютное ничтожество из ничтожеств, и вдруг он знает Тебя, моего Бога, как Творца всего сущего, знает Тебя как живого личного сверхличного Триипостасного Бога, вечного, безначального, всегда сущего и бесконечного Бога?! Ах, как все непостижимо чудесно и в высшей степени невообразимо, поразительно и трогательно!

Как бы я этому ни изумлялся, как бы ни удивлялся перед этим невообразимо чудесным фактом и ни благоговел, я все же должен сознаться, что это есть факт и факт в высшей степени достойный вечного с моей стороны благодарения, одного пламенного благодарения моего Господа Бога. Но ведь это еще не все. Ты, безначальный Триипостасный мой Бог, благоволил Своей твари – человеку – еще и прославлять Тебя, молиться Тебе, воспевать Тебя, всегда ежемоментно обращаться к Тебе как своему единственному Сверхотцу-Матери и открывать перед Тобою все свое нутро, все свои нужды, все свои скорби. И Ты, как Бог и Творец всего сущего, всегда, по Своей неизреченной благости, внемлешь ему и исполняешь все просимое им. Ах, да что же все это со стороны Тебя, моего Бога, делается по отношению к Твоей твари и, в частности, человечества?! Но это еще не все! Ты (без слез об этом и думать нельзя), как Творец всего сущего, как живой Бог ради спасения всей Своей твари, по непостижимому Своему милосердию благоволил в лице второй Ипостаси Своей облечься в человеческую природу и снизойти до такой бездны смирения, что принял образ раба, и ходил по земле, и проповедовал волю Своего Бога Отца, и был распят на кресте, и пережил Свою Голгофу, устрояя этим спасение всей твари. Ты воскрес из мертвых в третий день, вознесся на небеса и опять сойдешь оттуда судить живых и мертвых. Ты через это все преобразуешь весь мир и делаешь его Своею второй природой. Ты даровал нам Святое Евангелие, в котором заключил всю Свою божескую, всемогущую силу, претворяющую, прелагающую и пресуществляющую Собою всю тварь в абсолютное Царство Твое.

О, как же за все это не благодарить Тебя?! О, как же не удивляться такой Твоей любви, всегда изливаемой Тобою на всю Твою тварь и, в частности, на человека! О, как через все это облагодетельствована Тобою всякая тварь! Человек! Всем своим существом прославляй Создавшего и Спасающего тебя Бога твоего. Человек! Вечно и бесконечно в своей любви изливайся перед Ним, истаивай перед своим благодетелем Богом. Человек! Весь будь одною пламенною любовью к Нему. Небеса, солнца, планеты, мириады миров! Дружным радостным хором превратитесь в священный танец вашего ликования и прославления вашего Творца Бога. Земля, моря, реки! И вы стройтесь в дружный мировой ликующий хор и вечно и бесконечно воспевайте своего Бога. Мир растительный, мир животный! И вы превратитесь в один славный гимн прославления Бога моего! О, Господи Боже мой, как же Ты бесконечно благостен и чрезмерно тварнолюбив О, хвала Тебе, слава моя! Хвала Тебе, радость моя! Бог мой, надежда моя, жизнь моя, вечность моя, любовь моя! Хвала Тебе.




12 января. [Признание в любви ко Христу]


Господи Иисусе Христе! Я тоскую о Тебе. Душа моя вся переполнена любовью к Тебе. Я люблю Тебя, мой Христос! О, как я люблю Тебя! Я хотел бы быть прахом, что прилипает к подошвам Твоих ног. Я хотел бы быть тропою, по которой ступают Твои святейшие ноги. Я хотел бы быть предметом, на котором чаще всего сосредоточиваются Твои богочеловеческие взоры. Я хотел бы всегда быть тем местом, где Ты, мой Святой, восседаешь. Я хотел бы всегда быть тем воздухом, который Ты в Себя вдыхаешь. Я хотел бы быть посохом в Твоих руках. Я люблю Тебя! О, как я люблю Тебя, Сладчайший мой Владыка Господь! Без Тебя нет для меня жизни: я умираю, я задыхаюсь в этой клоаке земного бытия. О, если бы не Ты, если бы не Твоя святая любовь ко мне, я давно бы погиб и погиб безвозвратно! Но теперь, когда я все свое земное бытие повергаю к Твоим святейшим стопам, когда я всецело полагаюсь на Тебя, когда я весь целиком предаю себя Тебе, тогда я совершенно успокаиваюсь душой, и тогда все мое земное бытие уже теряет всякую для меня ценность, и я тогда весь целиком переношусь в другой мир, в мир Твоей святейшей любви. О, эта Твоя святая любовь! Она есть такой реальный мир, что весь этот видимый и невидимый мир является по сравнению с нею тем же, чем, сравнительно с целым океаном, является ничтожнейшая пена на поверхности гребня одной из бесконечных волн этого океана.

О, Христе, о, живая ипостасная любовь Божеская! Отныне сотвори меня одною абсолютною любовью к Тебе. Я ничего не хочу, только чтобы вечно и бесконечно любить Тебя!.. Здесь все! Здесь в этих двух словах заключается все мое бытие, все мое спасение. Ах, Боже мой, дай же мне, дай, неотложно дай этот величайший дар: любить Тебя и любить вечно и бесконечно. Я ведь, Господи, человек и, как человек, я не по своей воле явился в мир, а только по Твоей. И если Тебе угодно почему-либо меня как человека сделать тем или другим животным, я и на это согласен, я согласен на все, только дай мне любить Тебя, дай мне через мою любовь к Тебе быть всегда, неразлучно с Тобою. Я, когда вижу четырех животных у Твоих евангелистов, то всякий раз я думаю: О, как же они блаженны и даже преблаженны только потому, что они полны пламенной любви к Тебе, день и ночь прославляют Тебя и взывают: «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и будет» (Откр. 4, 8). О, как бы я хотел быть подобным им по своей любви к Тебе, мой Вседержитель Христос! Правда, я человек в высшей степени грешный и недостойный, но в том-то вся и причина моей любви к Тебе, мой Бог и Господь Христос, заключается, что я единственный в мире грешник; а посему, желая загладить свои грехи перед Тобою, я и умоляю Тебя, чтобы Ты, по Своей благости, дал мне такую пламенную и сильную любовь к Тебе, которой только бы я один и любил Тебя.




13 января. [Признания пред Его любовью]


Вскипайте, бурлите, взвивайтесь, все мои чувства, переполненные пламенной любовью ко Христу. А вы, стремления, своим стихийным вихрем неситесь к моему возлюбленному Господу Иисусу. Также и вы, мои мысли, мчитесь быстрее светового луча к моему сладчайшему Господу, ибо Он бесконечно благ и преблаг!

Вот Он, мой возлюбленнейший и сладчайший Господь, знает меня, все нутро моего «я»; Он знает, что я грешен; но Он также знает, что я люблю его, хотя я люблю Его только опять-таки по Его милости ко мне, ибо любовь моя к Нему есть одна лишь милость Его ко мне, лишь дар, дарованный мне Его жалостью ко мне. Вот Он Бог мой всегда и везде и все наполняет Своим богочеловеческим присутствием; Ему, как Творцу всего сущего, все подчиняется и все служит. О, возлюбленный мой Христос, как бесконечно сладостно и радостно служить Тебе! Когда я молюсь Тебе или читаю Твое святое Евангелие, тогда мне кажется, я весь опять-таки переполняюсь каким-то духовным восторгом радостного всеблаженства и вседовольства, от которого я как бы совершенно истаиваю и превращаюсь в какое-то сладостное мление или, лучше сказать, умирание. А когда я каюсь перед Тобою и очищаю слезами душу мою, о, Господи, тогда я переживаю в себе самом такое тихое, ароматное, приятное, теплое дыхание Твоего святейшего мира, что я даже не могу и вообразить себе.

О, Боже Христе мой! Если Ты таким являешься мне в моем переживании теперь, когда я весь представляю из себя ком бездушного мяса, когда я весь представляю из себя одно беззаконие и т. д., каков же Ты есть в переживании Твоих возлюбленных учеников и последователей?! А ведь это-то опытное переживание в себе Тебя и есть вернейшее и самое действительное свидетельство о том, что Ты есть единственный Бог, Спаситель мира, Сын Божий, Христос. Оно-то и есть самый истинный и совершеннейший критерий того, что Ты есть сущий Богочеловек Иисус. О, Господи! Ты, действительно, есть Сын Божий, Ты, действительно, есть Царь всего сущего.




14 января. [«Как я блажен, что христианин»]


День уже увеличился; света стало больше. Идет к весне. Скоро будет пост; а там будет и Пасха. Хорошо! Но вот я сосредоточиваю свои взоры на самой глубине моего духа и, к своему горю, вижу, что там до сего дня света-то Христова и мало. И этот свет не только во мне не увеличивается, но часто даже на большое время совершенно гаснет, и вследствие сего на долгое время во мне бывает беспросветная тьма. Жутко, боязно! Страх леденит душу, трепет пронизывает меня насквозь. Одиночество порождает отчаяние. Это зима, зима духовная. Всюду один холод. Дыхание смерти объемлет меня. Погибель неминуемая. Но вот проник в меня луч Христова присутствия, и я внезапно ожил.

О, Владыка мой Христос! Где Ты, там весна, там всегда Пасха. Сладчайший мой Господь! Не уходи от меня, дай мне налюбоваться Тобою, дай мне насладиться Твоею красотою. О, как Ты прекрасен, бесконечно прекрасен! Ты, Господи, одна абсолютная красота, Ты одна всесовершеннейшая приятность, Ты одно беспредельнейшее богатство благости, Ты одно безграничное блаженство! Ты одна вечная власть, Ты одна божеская слава! Перед Тобою вся вечность, все пространство, весь видимый и невидимый мир, вся тварь меньше, чем ничто! Ты единственное бытие. Вся тварь Тебе служит, и самое зло Тебя по-своему прославляет, и сам диавол невольно выполняет предначертанные Тобою планы в деле его спасения, Твоего преславного всепобедного торжества над всем, что сопротивлялось Тебе.

О, Господи! Как я блажен и преблажен, что я христианин. Пусть я даже и самый величайший грешник, а все же христианин, я всегда слышу о Тебе и всегда имею возможность обратиться к Тебе и даже быть с Тобою. О, какое великое дело быть христианином! К сожалению, как мало я размышляю об этом; тогда как на самом деле, о чем же больше и думать, как не о том, что значит быть христианином? Господи! Господи! О, как бы я хотел быть Твоим истинным учеником! Но мне недостает одной только пламенной любви к Тебе. О, если бы я любил Тебя так, как я хочу любить Тебя! Я твердо верю, что в чем другом Ты, может быть, и откажешь мне, но в этой моей просьбе никогда не откажешь, и я больше чем убежден, что Ты, мой Господь, дашь мне такую любовь, чтобы вечно и бесконечно любить Тебя. Ах, сладчайший мой Господь! Я уже сейчас чувствую, как эта святая любовь к Тебе загорается в моем сердце. О, как мне стало от нее хорошо и сладостно!

Небо! Люби моего Господа Христа. Солнце, луна и звезды! Любите моего Владыку Господа. Земля, горы, моря, реки и все, что на них и в них, любите моего сладчайшего Иисуса. Облака, гром, молния, дождь, снег, град, ветры, бури! Любите моего Спасителя Христа! Ах, диавол, зло, грех! Любите моего Вседержителя, Агнца Божия Иисуса Христа. Все сущее, вся тварь! Любите моего Жизнодавца Иисуса Сына Божия. Христос – любовь моя, радость моя, надежда моя, сладость моя, блаженство мое, счастье мое, вожделение мое! Христос – восторг души моей, улыбка совести моей, утешение сердца моего, мудрость ума моего! Христос – красота моя, жизнь моя, сила моя, вдохновение мое, святость моя, творчество мое, спасение мое. Христос – бытие мое, бессмертие мое, обоженность моя, крепость моя, слава, венец совершенства моего. Христос – небо мое, неоценимое богатство мое, вечность моя, бесконечность моя. Христос – свет мой, дыхание мое, пища моя, питие мое, теплота моя! Христос Бог мой, вся и все мое! О, Христе Иисусе! Пусть как можно скорее весь мир уверует в Тебя, пусть также святится и прославляется имя Твоего Отца Небесного и Утешителя Духа Святого. О, Христе Боже Мой! Пусть как можно скорее наступает Царство Твое повсюду и победоносно покоряет Твоей боговселенской власти все сущее. Господи Иисусе Христе! Пусть как можно скорее также и вся Твоя богоцарская всепобедная святая воля исполняется без исключения всей тварью, как она исполняется ипостасно Отцом и Святым Твоим Духом; ибо Тебя ждет с нетерпением вся тварь, чтобы воплотить Тебя в себя и себя воплотить в Тебя.




15 января. [Преподобный Павел Фивейский]


Сегодня Церковь чтит Павла Фивейского. Он жил около 342 года[110 - Согласно преданию Церкви, св. Павел Фивейский жил в период: ок. 228 – ок. 341 гг.]. Из-за гонения Декия и алчности родственников удалился в пустыню. Умер в 113 лет на коленях во время молитвы; погребен Антонием Великим в вырытой двумя львами могиле. О, дивны и предивны дела Твои, Господи! С одной стороны, мертвая пустыня, с другой – Павел, Антоний и львы. Какое предивное сочетание! Пустыня – место смерти. Павел, Антоний, львы – носители в себе жизни. Казалось бы, что у них с пустыней общего? Ровно ничего. Но там, где находишься Ты, мой Владыка Христос, там нет естественных противоречий, преград и непримиримого хаоса, там царит одна гармония, полнота всяческих сочетаний. Там, где и кем исполняется Твоя святая воля, нет ничего невозможного, там космическая воля подчиняется воле Твоих рабов. Там львы, тигры, леопарды, гиены, змеи являются самыми нежными и покорными друзьями Твоих святых, живущих Тобою и в Тебе как верные Твои рабы. Там, где пребывают Твои истинные ученики и последователи, вся природа подчиняется им и раболепно служит. Что же все это значит? О, это значит, что истинное христианство есть новый Эдем, сошедший с неба и заменивший собою прежний Эдем. Истинное христианство есть новая жизнь, такая жизнь, которая совершенно подчиняет себе все силы всей твари и не только подчиняет их себе, но даже и превращает их в свободное для себя служение. Вот почему мы видим святых Христовых, которым пустыня была жизнью, звери были друзьями, всегда исполнявшими их волю.

О, как блаженны те дети, которые с раннего детства предаются молитве, посту, оставляют своих родителей, бегут в монастыри и в отшельничество и там находят Тебя, Господи! О, как блаженны те отроки и отроковицы, которые всю свою жизнь посвящают Тебе, мой Христос, чистоте, невинности, целомудрию и девству. О, как бесконечно блаженны те юноши и девицы, которые на деле в своей жизни предпочитают Тебя, моего Господа, всему миру и всему тому, что в мире. О, как вдвойне блаженны те христиане и христианки, которые вступают в брак только для того, чтобы рождать детей по сердцу Твоему, рождать новых граждан неба, жителей и наследников Царства Божия. О, как блаженны и преблаженны те, кто путем покаяния через глубочайшее смирение, через пламенную любовь к Тебе, мой Спаситель, всем сердцем стремятся к Тебе. О, как блажен, десятикратно блажен тот, кто живет в качестве поселянина земледельца, кто пашет, обрабатывает землю и вместе с тем горит любовью к Тебе, своему Богу, кто держит в руках соху или плуг, а сам в это время своими молитвенными горячими слезами орошает борозды своего поля и сердцем и душой пламенно горит любовью к Тебе, только к Тебе одному, мой Христос. Блажен, многократно блажен тот, кого все гонят, обижают, оскорбляют, осмеивают, всячески обзывают, прилагают к нему бесчисленные клички, считают его сумасшедшим, лишенным рассудка, а он из-за своей любви к Тебе, мой Спаситель, смиренно все переносит, и за всех молится, и всех своих врагов считает и делает своими друзьями. Но тысячекратно блажен и преблажен тот, кто – что бы ради Тебя, Господа, ни делал, какие бы подвиги ни совершал, какие бы дарования ни имел в себе – внутренне в своем сердце, на дне своего «я» никогда не самоуслаждается, отнюдь не считает себя праведником, совершенно не думает, что он чище блудницы, абсолютно не воображает, что он близок к Тебе, мой Христос, никогда не жаждет быть наставником, руководителем, спасителем человеческих душ, духовным учителем, – о, тот бесконечно блажен и преблажен. Такими-то блаженными и были: Павел Фивейский, Антоний Великий и другие с ними.

Я же, Господи, даже и теперь уже под старость, увы, ни от одной страсти в себе не свободен. Ты знаешь, мой Владыка, я некогда был величайшим развратником, даже сверхразвратником, таким и остался до сих пор. Боже, я был величайшим преступником, таким и остался доселе грешником. Господи! Я был самым мерзким убийцей, даже сверхубийцей, и таким я остался вплоть до настоящего дня. Я был разбойником из разбойников, и таким я и остался в своих деяниях доселе! Я всю свою жизнь служил сатане, миру, греху и всякому злу, таким я и остался вплоть до настоящего дня на земле. Я лгал, обманывал, таким я и остался до последнего момента своего существования. Я был величайшим беззаконником, таким и остался вплоть до настоящего дня на земле.

Но Ты знаешь, Господи, все эти и подобные мои грехи сами по себе преступны, мерзки, гадки, постыдны, низки, подлы и отвратительны, однако они не так уж злы, преступны, мерзки сравнительно с грехами религиозной извращенности! Если бы (при неизбежности в себе греха), Ты меня спросил, какие бы я предпочел для себя грехи – плотские или духовные, я бы, Господи, предпочел иметь в себе грехи только плотские; ибо я знаю, как бы они сами по себе ни были постыдны, отвратительны и мерзки, они все же в моем личном сознании остаются всегда грехами, и я их чувствую в себе самом как величайшее зло. Не то грехи духа, или религиозное извращение, – эти грехи уже не человеческие, а грехи самого диавола. Грехи эти: самоуслаждение своими добродетелями, своими подвигами, молитвами, грехи смакования в себе религиозного превосходства над другими, смакования в себе духовного роста, духовного озарения, благодатного откровения, страстное стремление к учительству, проповедничеству, писательству, старчеству, наставничеству, непреодолимое влечение к увеличению, расширению, возвышению своего авторитета как человека необыкновенного, человека не от мира сего, сильное тяготение к рекламированию себя как одаренной Богом личности, способной, ученой, опытной, богопросвещенной, умной, энергичной, знаменитой; подвижника, прозорливца, праведника, святого.

Пламенная жажда людской славы, человеческих похвал, широкой известности, сильное влечение к таким делам, которыми можно было бы удивить весь мир и вызвать у всех на устах похвалу себе. Постоянная мечта о том, как и какими бы способами достигнуть того, чтобы внести свое имя в историю человечества как имя человека гениального, святого, столпа науки, Церкви, столпа подвижнической жизни и т. д., и т. д. Вот эти и подобные им грехи духа, грехи религиозного извращения есть самые ужасные, от которых не только Ты, Господи, отвращаешь святейшее лицо Свое как Бог, но, которые, что особенно удивительно, мерзки и в очах самого диавола. О, Сладчайший мой Христос, о, Бог мой! Спаси от них и меня лично, и всех Твоих христиан, а наиболее спаси всех служителей алтаря Твоего святого. Боже! Всю тварь Твою спаси от них; ибо эти грехи есть душа самого сатанизма.




16 января. [Недостаток любви при желании любить]


Господи Иисусе Христе! Что это во мне происходит? Я спрашиваю себя: люблю ли я Господа? Люблю ли я Христа моего? И вот я изнутри моего сердца слышу, что я, действительно, люблю Тебя, и в то же время я чувствую, что голос этот, говорящий из моего нутра о любви моей к Тебе, не совсем прав, ибо вместе с тем я также чувствую в себе сомнение в моей любви к Тебе!

Что же это такое? Почему такое страшное внутреннее противоречие? Господи, мой Владыка Христе! Я не раз по поводу этого думал, я не раз размышлял в себе самом об этом странном во мне чувстве, и вот после долгого самоанализа я пришел к такому решению, что я действительно люблю Тебя, но моей любви недостает жизненной сочности, недостает ей динамической активности, недостает ей молитвенного питания, слезного покаянного чувства, духовного света, тихого смирения, не достает ей той силы, которая получается от беспрерывного молитвенного чтения Твоего Евангелия. И вот вследствие всего этого я и чувствую в себе самом, что я как будто в одно и то же время и люблю Тебя и как будто не люблю. Но, Владыка мой Господи! Не прогневайся на меня за то, что я такую хилую, безжизненную любовь питаю к Тебе. Что буду делать? Я даже и такую любовь рад иметь в себе. Я, Господи, неоднократно просил Тебя и теперь прошу, дай мне любить Тебя, Сам зажги меня небесным светом пламенной любви к Тебе, о, мой Боже! Если Ты захочешь, чтобы я любил Тебя, то я непременно буду любить Тебя. Но все-таки, Господи, захочешь ли Ты или не захочешь, чтобы я любил Тебя, я все же буду любить Тебя. Не любить Тебя я не могу, не любить Тебя – это значит умереть, а умирать я не хочу, я хочу жить и жить вечно. Из того, что я хочу жить и жить вечно, выходит, что я хочу любить Тебя и любить Тебя вечно и бесконечно.

Пусть в моем сердце зияют по отношению к Тебе холодные пропасти, я их не боюсь, пусть из недр моего духа вырываются свирепые холодные бури по отношению к Тебе, я их не боюсь, они для меня не страшны. Не страшны они для меня потому, что Ты всегда стоишь надо мной весенним солнышком, а для весны никакие холода не страшны. О, Владыка мой Христос! Как же я хочу горячо, пламенно и бесконечно любить Тебя!

О, как бы я хотел, чтобы все мое «я», все мое сердце, весь мой дух, все мои чувства, все мои стремления, все мои мысли, вся моя память, весь мой ум, все мои мозги, все мои кости, все мои плоть и кровь – весь я целиком превратился в одну стихийную, раскаленную, огненную сущность, пламенную сущность абсолютной, вечной и бесконечной любви. Вот что я хотел бы! И знаешь, Господи, рано или поздно, но непременно такою любовью и только ею одною я буду для Тебя. Ты же, Господи, Сам помоги мне быть таковым, помоги мне, Творец и Спаситель мой! Помоги мне в этом. О, если бы я действительно весь был превращен в одну чистую и абсолютную любовь к Тебе, тогда бы я сказал Тебе: теперь, Господи, мне ничего не нужно, я получил все от Тебя. Владыка мой Христе! Ускори же Свое благоволение ко мне, как можно скорее преложи, претвори, преврати и пресуществи меня в одну пламенную абсолютную любовь к Тебе. О, как бы я тогда радовался! О, как бы я тогда сладостно чувствовал себя! О, как бы я тогда благодарно смирялся перед Тобою! О, как бы я тогда тихо и кротко прославлял Тебя! О, как бы я тогда каялся перед Тобою! Любить Христа – это было бы для меня новым раем. Любить воплощенного Бога Логоса – это было бы для меня вечною и бессмертною жизнью. Любить Богочеловека Иисуса Сына Божия и Сына Девы Марии – это было бы для меня Царством Божиим. Любить Жизнодавца Христа – это было бы для меня самим бессмертием. О, я буду любить только Его одного, любить вечно и бесконечно.




17 января. [Преподобный Антоний Великий]


Сегодня празднуется память преподобного Антония Великого (356 г.). Он был сын знатных и богатых родителей; 19 лет от роду он оставил мир и в пустыне прожил 80 лет; умер в 105 лет. Он был начальником всего монашества, отцом истинных христианских философов. Он воплотил в себе идеал монашества. С какой стороны на него ни посмотреть, он выдает в себе чистого египтянина. В нем даже самая вера во Христа есть вера египтянина. Если посмотреть на его любовь ко Христу и вообще на всю его подвижническую жизнь, то и здесь видишь в нем египтянина. Египтяне отличаются от всех остальных народов тем, что в одно и то же время натура их творчески-аристократическая и вместе с тем демократическая, трудолюбивая, чернорабочая. Антоний был сыном своей даровитейшей нации и ярким выразителем народного религиозного гения.

Египет внес в общую сокровищницу христианства столько ценностей, что в этом деле едва ли какой другой народ может с ним соперничать. Если Израиль дал нам Пречистую Деву Марию, дал святых апостолов; если Греция дала нам свой священный новозаветный язык, если она дала нам греческих христианских гениев, если она дала нам много мучеников, много святителей, много и подвижников, аскетов, то Египет дал нам подвижников, богатейшая аскетическая жизнь которых достигла кульминационной точки своего идеального развития, создав опытным путем образцы социально-общественной жизни для всего человечества. Египетские подвижники дали [образец] идеальной социальной жизни в монастырской форме (отшельническая скитская жизнь старца с учениками); они также дали [образец социальной жизни] и в республиканской коммунистической форме (Пахомиевская общежительная монастырская жизнь); а также и в абсолютно анархической форме (отшельническая пустынная жизнь). Так что образцы идеальной общественной жизни, из-за которой теперь люди душат и убивают друг друга, уже шестнадцать веков тому назад были созданы и пережиты в нормах христианского совершенства египетскими монахами.

О, Боже, Господи Иисусе Христе! Поистине блаженная совершеннейшая жизнь – это Ты, это Твоя святая воля, это Твоя пребожественная святость. И как блаженны, тысячекратно блаженны те, кто, подобно святому Антонию, избрали для себя единственный путь жизни – деятельно любить Тебя, жизненно исполнять Твою Святую волю и во всем уподобляться Тебе, единому Начальнику жизни. О, Господи, как же они блаженны!

А я вот, один из величайших грешников, все еще до сего времени не пробуждаюсь от глубокого сна моей греховной жизни, я все еще нахожусь в каком-то мертвящем застое преступной и греховной лености моей души. Увы мне, Господи! Дни моего бытия сокращаются, конец приближается; а я все еще цепенею во грехах моих. О, что я буду делать? Господи! Спаси меня, помоги мне пробудиться от греховного сна. Господи! Дай мне силу подняться и превозмочь тяжесть лености моей. Господи! Не оставляй меня. Господи! Протяни мне, грешнику, руку жалости Твоей. Слез нет; я сделался выжженной сухой пустыней, покаянного чувства не имею, весь выжжен зноем страстей моих. Господи! Пощади меня, не дай мне погибнуть. Господи! Хочу ли я или не хочу, Ты все же спаси меня. Господи! Я не прошу у Тебя славы Антония Великого, я не ищу награды Павла Фивейского, я не дерзаю думать о достоинстве Макария Египетского, я только молю Тебя: дай мне быть самым последним Твоим рабом, но только таким рабом, который был бы весь самою пламенною верою и любовью к Тебе.

Антоний Великий всю свою жизнь, как херувим, пламенел любовью к Тебе, мой Христос, а я только говорю о Тебе. Антоний все дни и ночи проводил в пламенной молитве к Тебе, а я все дни и ночи проводил в разврате. Антоний ежечасно в посте и слезах служил Тебе, а я ежемоментно приносил себя в жертву диаволу. Антоний всю свою жизнь превратил в смиреннейшее покаяние, а я всю свою жизнь превратил в одну черную мессу. Антоний день и ночь с радостью распинал свою плоть со страстями и похотями ради Тебя. А я всю свою жизнь распинаю Тебя, моего Господа, ради своих страстей и похотей плоти. Жизнь Антония вся была героической борьбой с плотью, миром, диаволом, а вся моя жизнь является беспрерывной борьбой с Тобою, мой Владыка, из-за своего самолюбия, из-за моих эгоистических страстей. Антоний стяжал в себе благодать Святого Духа, а я стяжал в своей жизни духа гордости, духа блуда, духа ненависти, духа зависти, духа богохульства, духа идолослужения, духа служения диаволу. Антоний удостоился того, что после смерти вознесен был к престолу Триипостасного Бога; а я, благодаря своей мерзкой греховной жизни, пал так низко, что оказался ниже самого диавола. Вот, Господи, как выглядит сравнение меня с Антонием. Однако же, о милосердный мой Христос, при всей своей греховной жизни я все же не отчаиваюсь в своем спасении, я все же верю и надеюсь, что Ты меня спасешь хотя бы последним из Твоих рабов, спасешь меня по милости Твоей ко мне, Господи!




18 января. [Святой Афанасий Великий]


Сегодня Православная Церковь празднует память двух своих величайших александрийских столпов: Афанасия Великого (с помощью которого одержало блестящую победу учение о триипостасном единосущии Божества) и Кирилла Александрийского (с помощью которого также одержала блестящую победу идея кенозиса, или самоуничижения, Христа). Эти оба святителя были настолько великими избранниками Божиими, что как будто им одним, этим александрийцам, и суждено было – одному с одной стороны, а другому – с другой – раскрыть всему миру тайны Царства Божия. Ах, какие же они были необыкновенные избранники Христовы! О, Александрия! Град старинный, воздвигший многих мудрецов. Из нее же вышел длинный ряд иерархов и святых отцов. И вот в этом ряду святых отцов ярко светят своим блеском Афанасий Великий и Кирилл достославный.

Да, Господи! Твоя божеская жизнь бесконечно изобильна небесными Твоими дарами! Всякий потомок Адама, прикасающийся к этой Твоей всемогущей божеской жизни, по неисповедимому Твоему провидению получает от нее одни дары; мученики и исповедники – другие дары, преподобные – третьи, святители – четвертые и т. д. И все эти дары – одни лишь свойства Твоей божественной жизни. Вот и Афанасий, а также и Кирилл, Господи, получили такой дар премудрости Твоей, которая через них открыла святой Твоей Церкви самые тайны Святой Троицы и Твоего воплощения в человеческую природу и самой Твоей Голгофской смерти. О, дивна и предивна Твоя божеская жизнь, полная невообразимых чудесных Твоих всемогущих сил.

О, Спаситель мой Христос! Как же после сего не верить в Тебя как в Сына Божия? Как же внутренне не тяготеть к Тебе и всем своим существом не любить Тебя и не благоговеть пред Тобою? И однако, увы, так и чувствуешь, что какая-то сила внутри человеческой природы, вроде какой-то таинственной гробовой крышки, каждый момент так и ложится и на самую веру в Тебя, и на самую любовь, и на самое благоговение к Тебе. Но бывает время, когда чувствуешь себя совершенно свободным от этой всеподавляющей силы, когда и на душе развертывается какая-то духовная весна со всеми ее небесными красотами. Ах, мой Владыка Господь! Я все-таки скажу тебе, что истинная жизнь – это только Ты один. Только с Тобою одним бывает хорошо! Когда Ты бываешь в душе человеческой, тогда весь этот человек бывает единым, чистым невозмутимым миром, тогда у него на сердце животрепещущими тончайшими и нежнейшими пластами лежит одна чистая любовь к Тебе, тогда он весь преобразуется в одну невообразимую небесную красоту, тогда все его существо делается каким-то божественным ароматом; тогда по всему его существу разливаются струи благодатных чудодейственных сил Твоих. Тогда бесконечно бывает хорош человек!

О, Христе, о Боже! Не гнушайся и мной, приди и ко мне, вселись в меня, будь всегда во мне, и тогда мне будет хорошо. А теперь я нищ и беден в своей любви к Тебе. Я часто тоскую о Тебе; а тоскую потому, что я часто чувствую себя одиноким, чувствую себя вдали от Тебя. О, Христос мой, Бог мой, радость моя, Спаситель мой! Не оставляй меня, не отлучайся от очей моих, пусть мои очи день и ночь зрят Тебя, пусть мои уши всегда слышат Тебя, пусть мое сердце трепетно бодрствует перед Тобою, наполняясь пламенною любовью к Тебе, пусть все мои чувства переполняются благоговением к Тебе.

О, Царь мой! Благоволи же мне всегда быть с Тобою. Господь мой! Позволь мне всегда созерцать Тебя. Владыка мой! Благоволи мне смиренно наслаждаться красотою Твоею; ибо Ты прекраснее самой красоты, Ты благостнее самой благости, Ты величественнее самого величия. С чем или с кем я могу сравнить Тебя? О, Ты несравнимый, Ты неоценимый, Ты неизмеримый! Ты одна красота. О, нет, Ты бесконечно больше, чем сама красота. Ты одна благость, о, нет, Ты бесконечно больше, чем сама благость. Ты одно величие, о, нет, Ты бесконечно больше, чем само величие. Ты одна премудрость, о, нет, Ты бесконечно больше, чем сама премудрость. Ты одна любовь, о, нет, Ты бесконечно больше, чем сама любовь. Ты одно всемогущество, о, нет, Ты бесконечно больше, чем само всемогущество. Ты одно всетворчество, о, нет, Ты бесконечно больше, чем само всетворчество. Ты одна жизнь, о, нет, Ты бесконечно больше, чем сама жизнь. Ты Бог Логос, воплощенный в человеческую тварную природу, Ты Творец всего сущего, Ты Спаситель всей твари, Ты Альфа и Омега!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/spiridon-kislyakov/taynyy-god-neizvestnyy-dnevnik-svyaschennika-50177410/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Спиридон (Кисляков), архим. Исповедь священника перед Церковью. М., 2017; Он же. Я хочу пламени. Жизнь и молитва. М., 2019; Он же. Нерчинская каторга. Земной ад глазами проповедника. М., 2019.

Эти книги выпущены издательством «ЭКСМО» и впервые вводят в культурный и научный оборот полную версию воспоминаний архимандрита. Кроме того, в прошлом году очередной раз переиздан их старый, журнальный, вариант: Спиридон (Кисляков), архим. Из виденного и пережитого. М.: Изд-во «Синопсис», 2019.




2


См.: Проценко П. Г. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик, 1897–1937. М., 2017. С. 20–236. См. также: Он же. Откровение любви во время мировой бойни // Спиридон (Кисляков), архим. Исповедь священника перед Церковью. М., 2018. С. 7–25.




3


Следует отметить, что еще в 1950 г. во Франции был издан перевод воспоминаний о. Спиридона (их вариант из киевского журнала «Христианская мысль»), сделанный и прокомментированный французским славистом Пьером Паскалем (Pierre Pascal). Благодаря этому переводу, на книгу архимандрита обратил внимание ученик и биограф афонского подвижника русского происхождения Силуана (Антонова; 1866–1938; ныне прославлен в чине преподобных) иеромонах Софроний (Сахаров; 1896–1993, впоследствии архимандрит и основатель православного монастыря в Англии). Он пишет краткий отклик на прочитанное, в котором высоко отзывается о мемуарах киевского миссионера, называя их «ценнейшим свидетельством», «заслуживающим большое внимание» и «оставляющим неизгладимое впечатление». См.: Софроний, иером. Библиография [На фр. перевод книги архим. Спиридона «Мои миссионерские труды в Сибири»] // Вестник русского Западноевропейского экзархата [МП]. Париж, 1952. № 9. С. 28–29. (Приношу благодарность старшему редактору издательства ПСТГУ Е. Ю. Агафонову за указание на этот материал.)




4


Именно этот год следует считать действительным; день рождения, 21.05, подтвержден и в настоящих записках. См. запись от 22.05. 1928. Приношу сердечную благодарность за сообщение сведений из метрической книги Пятницкого храма киевскому историку Т. В. Кальченко.




5


О влиянии идей Экземплярского на архим. Спиридона см.: Проценко П. Г. Киевское братство Иисуса Сладчайшего (1917–1930): момент возникновения – взгляд в истоки братского движения // Православные братства в истории России: К 100-летию воззвания патриарха Тихона об образовании духовных союзов: Сб. научных трудов: В 2 ч. М., 2018. Ч. 2. С. 36–47.




6


Заимствования из Экземплярского мы находим и у Михаила Булгакова, внимательно читавшего книги профессора и разделявшего его образно-богословское видение бытия.




7


«Я проснулся, и на душе у меня радостно. Пасхальная неделя!» и т. д. (Запись от 5.04 ст. ст. 1928).




8


В частности, некоторые идейные переклички можно найти и с «Третьим Заветом» «неортодоксального мистика» А. Н. Шмидт (1851–1905).




9


Это «Троицкие листки», издававшиеся в Троице-Сергиевой лавре, весьма популярные в народе, и т. п. церковные издания.




10


Естественное, обыкновенное питание дитяти грудью [Запись от 19.12. 1927].




11


Там же.




12


Как известно, Аврааму, т. е. родоначальнику народа Завета, Бог может детей воздвигнуть из обычных камней. См.: Мф. 3:9.




13


См.: Спиридон, архим. Естественное, обыкновенное питание дитяти грудью. [Запись от 19.12. 1927.]




14


Известно, к примеру, что знаменитая Арина Родионовна (1758–1828), няня А. С. Пушкина, благополучно выкормила его старшую сестру Ольгу.




15


В этом он шел вслед за о. Иоанном Кронштадтским, обличавшим интеллигенцию. «Так называемые интеллигенты самовольно взяли на себя роль народных руководителей» ([Иоанн Кронштадтский, прот.] Автобиографическая беседа с сарапульскими пастырями // Святой праведный Иоанн Кронштадтский. В мире молитвы. М.: Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, 1994. С. 28.) О влиянии о. Иоанна на киевского миссионера см. ниже в тексте статьи.




16


Запись от 23.07.1928.




17


Там же.




18


Иоанн Кронштадтский, прот. Моя жизнь во Христе или минуты духовного трезвения и созерцания, благоговейного чувства, душевного исправления и покоя в Боге. М., 1894. Т. 1. С. 78. Репр. 1988 (США).




19


См.: Запись от 25.05. 1928.




20


Запись от 06.10. 1928.




21


Запись от 13.08. 1928.




22


Природа для Кислякова – «второе Евангелие». Он делает при этом одну оговорку: «иногда» она на него воздействует как евангелие, особенно весна, разогревающая чувства восторгом перед Создателем. См. записи от 8.03. 1928 и 26.04. 1928.




23


См.: Запись от 10.05. 1928.




24


Запись от 13.08. 1928.




25


Запись от 06.10. 1928.




26


Иоанн Кронштадтский, прот. Моя жизнь во Христе… Т. 2. С. 188–189.




27


Запись от 03.07. 1928.




28


См.: Дьяченко Г., прот. Из области таинственного: Простая речь о бытии и свойствах души человеческой, как богоподобной духовной сущности с приложением рассказов и размышлений, приводящих к признанию духовного мира вообще. (Материалы для опытной психологии и естественно-научной апологии христианства.) Москва, 1900. С. 310.




29


См.: Descuret J.-B. F. La medicine des passions. Paris, 1844. P. 56–57. Дескюре, Жан Батист Феликс (1795–1871), французский врач, писатель-моралист. Доктор медицины и доктор филологии. Более 30 лет практиковал врачом в Париже, участвовал в борьбе с эпидемией холеры (1836), за что был награжден орденом Почетного легиона. В его главный труд «Медицина Страстей, или страсти, рассматриваемые в их отношении к болезни, законам и религии» (опубл. в 1841) включены примеры из многолетней личной врачебной практики. Книга, получив большую известность, вскоре была переведена на испанский и итальянский языки. На русском вышла несколькими изданиями (1869–1870, 1877; отд. главы – в 1899).




30


Запись от 23.07. 1928.




31


Проценко П. Г. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик. М., 2017. С. 235. (Курсив мой. – П. П.)




32


Запись от 11.07. 1928.




33


Запись от 19.12. 1927.




34


Запись от 13.12. 1927.




35


См.: Запись от 20.03. 1928.




36


Запись от 18.12. 1927.




37


Запись от 19.04. 1928.




38


Запись от 8.05. 1928. В этих образах он в некотором смысле предсказал будущие лагерные испытания его друга, священника Жураковского, около года трудившегося в одной из таких шахт на Беломорско-Балтийском канале.




39


Запись от 07.03. 1928.




40


См.: Запись от 07.05. 1928.




41


Запись от 07.03. 1928.




42


Описание этих внутренних процессов раннего подсоветского общества первой половины 1920-х см. в: Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 304–308.




43


Живая Церковь. 1922. № 4–5. С. 10.




44


Запись от 18.05. 1928.




45


Первый советский историк-марксист М. Н. Покровский утверждал: «История ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет». С ним, в частности, косвенно полемизирует о. Спиридон.




46


Архимандрит обращается к «баптизму»: «Ты, всегда осуждавший православную Церковь за разрешение ею войны, сам же во имя социальной революции кровью своею подписался воевать со всем миром и воевать не на жизнь, а прямо на смерть! А это что значит? Не есть ли это еще бесконечно большее предательство Христа, чем предательство нашего православного духовенства?» (Запись от 18.05. 1928). Курсив мой.




47


Там же. Курсив мой.




48


Там же.




49


Там же.




50


В 1929 г. движение это превратится в «Союз воинствующих безбожников», внутри которого возникнет и организация «Юных воинствующих безбожников (ЮВБ СССР)».




51


Запись от 07.03. 1928.




52


Запись от 29.04. 1928.




53


Там же.




54


К этому своеобразному рационализму жертвенности он обращается неоднократно. «Я… для Тебя готов и в тюрьмах сидеть, и быть мучимым, терзаемым… Готов… выдергать все свои нервы, раздробить все члены свои и превратить их в порошок, чтобы всем этим усыпать путь перед Тобою и залить его собственною моею кровью… чтобы… стяжать Твое благоволение» (Запись от 12.05. 1928).




55


Годы служения Кислякова в Сибири совпали с началом новой экономической политики центральной имперской власти, инициированием широкого переселенческого движения, начатого реформой П. А. Столыпина, резко изменившей жизнь сибиряков.




56


Запись от 21.02. 1928.




57


Запись от 8.01. 1928.




58


Запись от 28.03. 1928. Хотя это упоминание стоит в контексте переживаний собственной греховности, но есть в нем указание и на физическую немощь, проявляющуюся при контактах с «внешними» людьми. Здесь же он восклицает: «Подожди меня, я скоро окажусь с Тобою…»




59


Запись от 26.05. 1928.




60


Запись от 8.08. 1928.




61


Запись от 31.01. 1928. В другом месте (16.12. 1927) он восклицает: «Монашество меня не спасло».




62


Запись от 11.04. 1928.




63


Божественные гимны преподобного Симеона, нового Богослова. Пер. с греч. иером. Пантелеимона (Успенского). Сергиев Посад, 1917. (Фототипическое изд., 1989.) С. 24. Гимн № II.




64


Запись от 6.03. 1928.




65


Запись от 24.08. 1928.




66


Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 517.




67


Там же. С. 532–533.




68


Запись от 21.07. 1928.




69


Запись от 10.08. 1928.




70


В здании над Ближними пещерами Киево-Печерской лавры имеются две фрески Страшного Суда и мытарств (XIX в., стиль религиозной народной живописи). В конце 1917 – январе 1918 г. в Лавре часто бывал архим. Спиридон. На одной из фресок в ее верхней части изображен Христос на престоле, а слева и справа от него две толпы из праведников и грешников. От Праведного Судии в обе стороны разворачиваются свитки с надписями из Евангелия: «Войдите в радость Господа своего» (Мф. 25:21) и «Идите от меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25:41). На фреске с мытарствами изображаются – в соответствии с видением блаж. Феодоры – каждое из 20 мытарств и два ангела, отбрасывающих, в знак прощения, грамоты с описанием конкретных грехов. Приношу благодарность киевскому библеисту Ю. А. Вестелю за описание фресок в частном письме.




71


Упоминая этот термин, архимандрит, прежде всего, отсылает к известной формуле преп. Исаака Сирина: «Созерцание есть ощущение Божественных тайн… духовное воззрение ума для того, чтобы постигать, что было и будет, и от всего приходить в изумление» (Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические. М., 1854. С. 17. Слово 2. О благодарности Богу, с присовокуплением краткого изложения первоначальных учений).




72


Соответственно и дней: с 1 августа по 7 октября, когда текст обрывается.




73


Запись от 19.09. 1928.




74


В праздник Рождества Богородицы, 8.09.1928. Напр. 23.09 ст. ст. литургию он оканчивает служить в 11 часов утра.




75


Запись от 6.10. 1928.




76


С греч. – «путеводительница». Запись от 7.10. 1928.




77


«Влечет» (Запись от 6.10. 1928).




78


См.: Запись от 14.09. 1928.




79


Запись от 17.04. 1928.




80


При том, что он служил в храме, расположенном в центре Киева, и до «деревни» нужно было долго добираться.




81


Младший современник архимандрита епископ Варнава (Беляев; 1887–1963) подчеркивал схематизм и иллюзионизм дореволюционных катехизисов: «Люди выходили из школы только с таким “пространным” количеством богословских знаний… Можно себе представить, насколько они были беспомощны в жизни, которая есть тигр лютый» (Проценко П. Г. В Небесный Иерусалим: История одного побега. (Биография епископа Варнавы (Беляева)). Нижний Новгород, 2010. С. 379).




82


Разговоры с некой Брониславой и девушкой из Палестины, с которыми архимандрит был знаком в юности, отмечены особой невнятностью. Первая заявляет: «С тобой я не грешила, хотя очень хотела», на что Спиридон наставительно указывает на тождество помыслов о блуде с самим блудом. Казалось бы, нужная параллель проведена, грешница соглашается с этим школьным морализаторством по поводу плотского разжигания, начинающегося со страстного вожделения. Но следующая ее реплика переводит разговор в область абсурда. «Я грешила… заразилась венерией и умерла без покаяния». Это уже признание не просто грешной женщины, а профессиональной блудницы. Знакомая же по Палестине вспомнила, что чуть не наложила на себя руки из-за любви к Спиридону. И хотя тот утверждает, что не давал к тому повода, но соглашается с тем, что являлся для нее кумиром. Странный разговор в обстановке ада!




83


Запись от 26.09. 1928.




84


Как считает церковное богословие, подобное настроение есть прелестная жажда рабства, абсолютно отрицающая свободу Божественного дара любви.




85


См.: Запись от 8.06. 1928.




86


Запись от 9.06. 1928.




87


Запись от 22.06. 1928.




88


«Все, что когда-либо вышло из рук Творца, непременно вернется к своему Творцу, и вернется еще более славным…» (Запись от 26.06. 1928), – рефреном звучит в тексте архимандрита.




89


Запись от 28.08. 1928




90


Запись от 24.08. 1928.




91


Вся последняя часть записок по своему психологическому накалу напоминает «Потерянный рай» Мильтона.




92


«Отчаиваться я не могу и не буду, наоборот, я твердо верю и крепко надеюсь, что Ты не отвергнешь меня, мой Спаситель!» (Запись от 19.01. 1928).




93


Запись от 4.08. 1928.




94


Запись от 28.09. 1928.




95


См.: Запись от 01.10. 1928.




96


Об этом говорится в важнейшей общецерковной молитве «Да воскреснет Бог»: «…так пусть погибнут бесы перед любящими Бога и знаменующимися знамением креста» (пер. с церковнославянского).




97


См. слова Христа: «Кто не возьмет креста своего… тот недостоин Меня» (Mф. 16:24).




98


Записи видений Кислякова обрываются на полуслове, отражая его растерянность перед запредельной реальностью сил духовного противления Высшей воле. (Последний абзац видений нами удален из публикуемого текста архимандрита, как нарушающий его цельность.) Очищенный покаянием новый мир ликует, автор благословляет всеобщую радость раскаявшейся и возрожденной твари. Вдруг «созерцательная сила» показывает ему бывших грешников, плененных адом за свои клятвопреступления. Они не ликуют, они выглядят «как бы больными», что приводит архимандрита в растерянность и возвращает его ум к ветхому падшему космосу. То есть в круг дурной бесконечности.




99


В. И. Экземплярский подчеркивал безусловность евангельских определений Страшного суда: «Остается непререкаемой истиной слово Христово о вечной радости и вечных мучениях людей за их кратковременную земную жизнь, но вся полнота тайны остается неоткрытой нашему уму и совести…»




100


См.: Проценко П. Г. К незакатному Свету… С. 584.




101


Здесь и далее квадратными скобками отмечены предположительные даты и данные публикатором названия разделов, а также сноски на цитаты из Св. Писания, в некоторых случаях – вставленные для лучшего понимания слова. – П. П.




102


Начало текста утрачено.




103


Здесь и далее подчеркивания текста – авторские.




104


Альфа и Омега (A?) – сочетание первой и последней букв греческого алфавита, являющихся наименованием Бога в Книге Откровения Иоанна Богослова; символическое обозначение Бога как начала и конца всего сущего.




105


Этот временной срок является не точным биографическим указанием, а, скорее, образом, к которому прибегает автор.




106


Григорий Григорьевич Маразли (1831–1907), общественный деятель, филантроп, городской голова Одессы с 1878 по 1895 г.




107


Эта и шесть последующих записей сделаны, вероятно, 19 декабря.




108


В ботанике: у растений – часть пестика, завязь. Спиридон имеет в виду матку, женский орган для вынашивания ребенка.




109


См. примеч. выше.




110


Согласно преданию Церкви, св. Павел Фивейский жил в период: ок. 228 – ок. 341 гг.