Книга - Нежное дыхание бури

Нежное дыхание бури
Елена Александровна Козловская


Максим Громов, потомственный ювелир и крупный специалист по драгоценным камням, накануне своего сорокалетия оказывается… в тюрьме. Но для него это лишь начало пути, полного приключений и духовных открытий.

Новый роман Елены Козловской – настоящий клад для поклонников остросюжетной прозы. Автору удалось буквально всё: закрутить сюжет так, что не оторваться, наполнить текст всевозможными мифами, былями, легендами, провести ликбез по основным мировым религиям, духовным практикам и, конечно, подарить современной литературе яркую историю любви. Как без нее?

Кроме того, книга очень актуальна, написана по следам сумасшедшего 2020 года, лишний раз помогая отрефлексировать этот уникальный опыт человечества. Несмотря на интригующий подзаголовок «для дам и не только», роман, безусловно, будет интересен всем, даже самым искушенным, читателям. Всем, кому исполнилось 18…





Елена Александровна Козловская

Нежное дыхание бури



© Козловская Е. А., 2021

© Издательство «У Никитских ворот», оформление, 2021




Роман – алмаз


Меня эта книга вернула в те благословенные времена отрочества, когда я читал прекрасные приключенческие романы и наслаждался тем, что уже могу узнавать про взрослую жизнь, про ее захватывающие перипетии.

Такой литературы сейчас не хватает. Не только увлекательной, но и познавательной. Для всех, кто ценит хорошее времяпрепровождение, богатый слог и изысканные сюжеты.

Елена Козловская с первых страниц погружает нас в удивительный мир, где история переплетается с настоящим временем, а герои борются не только с обстоятельствами, но и с тем, что внутри них самих побеждал бы сильный человек, а не тот человечек, что сдается на милость собственному малодушию.

В начале романе нам открывается мир древних тайн и мы понимаем, что их история продлится на страницах, засверкав всеми драгоценными гранями.

Книга написана так, что мы с головой погружаемся в водоворот переживаний главного героя, бизнесмена Максима Громова. Это важный образ не только для романа, но и для всей нашей литературы, уже долго время находящейся в мучительных поисках героя. Положительный герой у Козловской не сусальный, а сложно выстроенный, и его главная сила и героизм в том, что он сохранил человеческую чистоту и романтический настрой.

Литературоцентричность этого текста отличается самой высокой пробой. Когда в камере Максима появляется Иван Уваров, бывший министр российского правительства, и начинает взаимодействовать с ним как мудрый наставник, вспоминаются бесценные страницы «Графа Монте-Кристо». Однако Козловская находит сугубо индивидуальные ходы для развития взаимоотношений двух узников, постепенно открывающих друг перед другом свои прихотливые житейские повороты.

Интрига в этом романе развивается по нарастающей. Постепенно. Сперва мы узнаем о том, что Громов – один из владельцев алмазного бизнеса, о том, что у него есть любимая девушка Лариса, которую он устроил работать в ту же компанию, где он владел долей, о том, что его арестовали за контрабанду, и о том, что он уверен: его подставили. Головокружительный триллер, одним словом. Читается на одном на дыхании. С помощью опального министра-зека Громов быстро разбирается, что Лариса сообщила его компаньонам, что он везет из Намибии алмаз, а те подставили его. Кажется, что план мести должен вот-вот явиться миру. Но Максима Громова автор отправляет по иному пути. Он теряет интерес ко всем делам своих подлых компаньонов и задумывается о самосовершенствовании, благо тюремная библиотека стараниями Ивана Уварова к его услугам.

Козловской удается чуть ли не в каждом абзаце удивлять читателя. Только мы приготовились следить за духовным ростом Максима, реалии снова врываются в жизнь Громова и его сокамерника, бывшего министра, а по совместительству хранителя судьбоносных тайн. Пандемия коронавируса, а действие происходит в 2020 году, врывается в повествование. Не будем лишать читателя удовольствия первооткрывания и пересказывать сюжет. Лучше расскажем, почему так важно эту книгу прочитать.

Козловская умело сочетает элементы самых разных стилей. Можно сказать, в этом смысле ей удался универсальный русский роман. Текст походит на ограненный алмаз, каждая грань которого содержит в себе особый свет и особый блеск.

Первая грань – исторический контекст и подтекст романа. Сюжет устроен так, что его корни крепко зацепились за тайны истории, за то, чего мы никогда не узнаем наверняка за давностью лет, но что так манит и так тревожит наше воображение. Красной нитью через весь текст проходят исторические персонажи, а следы их деяний до сих влияют на поведение героев: «Кто не слышал о золоте нибелунгов, которое рыцарь Зигфрид отдал на хранение королю гномов Альбриху, а потом оно таинственно исчезло? Или о библиотеке Ивана Грозного? О золотых конях Мамая, спрятанных где-то в степных курганах? О пропавшем обозе с награбленными в Москве сокровищами императора Наполеона? О золотой казне Колчака? О кладах пиратов Карибского моря? О затонувших испанских галеонах с золотом инков и майя? О драгоценностях Атлантиды со дна океана? О легендарном алмазе «Око Будды»?» Целая историческая панорама с первых строк открывается перед нами; в самой ее сердцевине легендарный алмаз, вокруг которого и завязана вся сюжетная интрига.

Вторая грань – это уже упоминаемая удивительная череда приключений, в которых на первом месте не беготня и стрельба, а развитие характеров во всем богатстве их психологических изменений, дедуктивных прозрений и коварства обстоятельств. Козловская показывается себя как бесспорный мастер интриги, до самого конца держится напряжение. А предварительные догадки читателя о развязке превращаются в пленительные заблуждения.

Третья грань – это актуальная политическая составляющая. Сюжет, начавшись с исторических загадок, продлевается в запутанных реалиях современной России. Образ бывшего министра Уварова – средоточие этого композиционного замысла. Его устами глаголит суровая истина постсоветских времен. Тут и разборки элиты, и контрабанда, и противостояние спецслужб либеральным реформаторам экономики, и особенности современного российского рынка. Здесь Козловская демонстрирует не только знание материала, но и умение вложить его в уста героев, соблюдая все индивидуальные особенности речевых характеристик.

Четвертая грань этого замечательного романа сверкает благородством философской и религиозной мысли. В тексте много отсылок к буддистским постулатам, многие герои исповедуют философию стоического и мудрого восприятия жизни и именно ее противопоставляют жажде наживы и разрушительным действиям врагов Отечества. Особенно глубоко через этот прием раскрываются характеры героев старшего поколения, своеобразных духовных скреп всей сюжетной, композиционной и смысловой структуры произведения.

И, конечно же, пятой гранью романа является немалый объем собственно лирического переживания. Чувства здесь переданы с экстатичной искренностью, герои любят сильно и страстно, попадаются в засады измен, но никогда не теряет веру в силу любви. Все любовные сцены выписаны очень достоверно, но при этом со всей художественной деликатностью.

Композиционные ходы в романе решаются беспристрастно. Образы Максима Громова и его друга Арчибальда Шапки – одни из самых симпатичных. Они – в основе зеркальной композиции, в решающей фазе которой обе линии сходятся и ведут читателя ко всем разгадкам, прозрениям и откровениям финала.

Необходимо также заметить, что этот роман будет интересен любителям мистики, причем мистики не искусственной, а вскрывающей нематериальные подоплеки многих людских поступков. Паранормальные явления, предсказания, торжество интуиции – вот основа иррациональности, в которую так верит Елена Козловская и заставляет поверить нас. Россия сильна иррациональностью. Иррациональностью она спасется. Иррациональность художественных текстов в этом процессе будет иметь едва ли не решающее значение.

Читайте этот роман!



    Максим Замшев, Главный редактор «Литературной газеты», Председатель Правления МГО Союза писателей России, член Совета по правам человека при Президенте РФ

– Буря есть буря, мистер Джакс, – резюмировал капитан, – и пароход должен встретить ее лицом к лицу. На свете немало бурь, и нужно идти напролом, без всякой «стратегии бурь», как выражается старый капитан Уилсон с «Мелиты». Без всякой скидки на их ужасное дыхание, даже если оно кажется нежным…

Капитан Мак-Вир закрыл глаза. Он хотел отдохнуть. Он устал и чувствовал себя духовно опустошенным; такое состояние наступает после утомительной беседы, когда человек высказал свои глубочайшие верования, созревавшие в течение долгих лет. Действительно, он, сам того не подозревая, выразил свое кредо, и на Джакса это произвело столь сильное впечатление, что он долго стоял по другую сторону двери и почесывал голову.

Капитан Мак-Вир открыл глаза. Он подумал, что, должно быть, спал. Что это за оглушительный шум? Ветер? Почему же его не позвали? Лампа вертелась в карданном подвесе; барометр описывал круги; стол каждую секунду наклонялся то в одну, то в другую сторону; пара морских сапог с осевшими голенищами скользила мимо дивана. Он быстро протянул руку и поймал один сапог.

– Началось вдруг, – крикнул Джакс, – пять минут назад… совсем неожиданно!

Дверь хлопнула, и голова исчезла, за закрытой дверью послышались плеск и падение тяжелых капель, словно кто-то выплеснул на стену рубки ведро с расплавленным свинцом. В глухом вибрирующем шуме снаружи можно было расслышать свист. Сквозной ветер разгуливал в душной рубке, словно под открытым со всех сторон навесом. Капитан Мак-Вир ухватил второй сапог, проносившийся по полу. Он не был взволнован, однако не сразу мог просунуть ногу. Башмаки, которые он сбросил, метались по каюте, игриво наскакивая друг на друга, словно щенки. Поднявшись на ноги, он злобно лягнул их, но промахнулся. Вот это все и было «нежным дыханием бури».



    Джозеф Конрад, повесть «Ужасный тайфун»

Росли в нашем заводе два парнишечка, по близкому соседству: Ланко Пужанко да Лейко Шапочка. Между собой эти ребята дружно жили. Под стать подобрались. Умишком вровень, силенкой вровень, ростом и годами тоже. И в житье большой различки не было. У Ланка отец рудобоем был, у Лейка на золотых приисках горевал, а матери, известно, по хозяйству мытарились. А ребята с сызмальства клады на Урале искать намыкались…

Есть в наших краях маленькая голубенькая змейка. Ростом не больше четверти и до того легонькая, будто в ней вовсе никакого весу нет. По траве идет, так ни одна былинка не погнется. Змейка эта не ползает, как другие, свернется в колечко, головенку выставит, а хвостиком упирается и подскакивает, да так бойко, что не догонишь ее. Когда она этак-то бежит, вправо от нее золотая струя сыплется, а влево черная-пречерная.

Одному увидеть голубую змейку прямо счастье: наверняка верховое золото окажется, где золотая струя прошла. Только оно тоже с подводом. Если лишку захватишь да хоть капельку сбросишь, все в простой камень повернется. Второй раз тоже не придешь, потому место сразу забудешь.



    Павел Петрович Бажов, сказ «Голубая змейка»

– Дедушка, а разве бывает у бури нежное дыхание? – спросила Даша.

– Да, внучка, бывает, – ответил Иван Сергеевич. – Так говорил Будда. Это когда страшно бурно любят друг друга. Но тебе об этом еще рано знать, не пришло время.

– А придет?

– Не сомневайся. Эта буря уже близко. Можно сказать, в дверь стучится.

– А когда мы с тобой клады искать пойдем?

– Скоро уже. Вот только дела в Москве закончу.

– И Макс с нами?

– Ну а как же без него-то? Когда совсем просветлится, тогда уж…



    Из разговора Даши с Иваном Сергеевичем Уваровым




Введение


Кто не слышал о золоте нибелунгов, которое рыцарь Зигфрид отдал на хранение королю гномов Альбриху, а потом оно таинственно исчезло? Или о библиотеке Ивана Грозного? О золотых конях Мамая, спрятанных где-то в степных курганах? О пропавшем обозе с награбленными в Москве сокровищами императора Наполеона? О золотой казне Колчака? О кладах пиратов Карибского моря? О затонувших испанских галеонах с золотом инков и майя? О драгоценностях Атлантиды со дна океана? О легендарном алмазе «Око Будды»?

Кто не слышал об этом, тот не имеет даже начального школьного образования, тревожной души и пытливого ума. А кто слышал, но остался равнодушным, тот не имеет волнующегося от одного только слова «клад» сердца, не знал счастливого беспокойного детства и манящего в юности зова к путешествиям и приключениям в поисках спрятанных сундуков с золотом и бриллиантами. Как был «ботаником», так и останется им до гробовой доски, куда следует положить таблицу умножения, циркуль и логарифмическую линейку.

Несметные сокровища, таинственные клады, уникальные драгоценности, легендарные алмазы, вроде «Ока Будды», во все века кружили людям головы, заставляли их пускаться на самые отчаянные авантюры и приключения. Охотники за кладами изучали древние предания, мифы, сказания, рылись в архивах, выуживали по крупицам информацию, указывающую на то, где копать, рыть, искать заветный тайник, схрон. И некоторых ждала действительно сказочная удача. А других преследовали сплошные разочарования, а то и смерть.

Наша земля хранит много тайн и кладов. Особенно сибирская. Тут она явно идет на первом месте. Посудите сами: сокровища сарматов и скифов в еще не разрытых курганах, схроны хана Кучума и Ермака, казна Колчака, всего не перечесть. А взять хотя бы так называемого сибирского фараона – Золотую бабу. У нее много имен. Коми называют ее Зарни ань, ханты – Сорни най. А фараоном называют из-за кажущегося сходства с древнеегипетскими статуями. Ликов у этого истукана тоже немало. Все очевидцы описывают Золотую бабу, или Старуху, по-разному. А проверить, кто из них прав, невозможно, потому что идол таинственно исчез на просторах Урала и Сибири, а поиски его до сих пор не дали каких-либо результатов.

Первыми о Золотой бабе рассказали викинги. Эти мореплаватели в 1023 году под предводительством своего конунга Торера Собаки отправились в «торговую экспедицию». А проще говоря, пограбить. Потому как были все сплошь до одного бравыми разбойниками. Путь их лежал в легендарную Биармию, сибирскую землю, которую они называли Бьярманландом. О ней мало что известно, только из норвежских саг. И ученые до сих пор спорят, где находится это место. Возможно, в бассейне реки Северная Двина на территории нынешней Архангельской области или на южном берегу Белого моря.

Но большинство склоняется к версии, что речь идет об Урале, окрестностях современной Перми. Там-то викинги и нашли святилище бога Юмалы, обнесенное высокой стеной. В нем они увидели огромную статую, на коленях у которой стояла серебряная чаша, наполненная золотыми монетами. Голову украшала золотая корона с двенадцатью разными изображениями, а шею – алмазное ожерелье.

Собака Торер взял это ожерелье себе, а спутников своих убил, чтобы не делиться добычей. Как он в одиночку добирался обратно домой – неизвестно. Да это нам и не важно. Но когда он собрал новых варягов, чтобы отправиться за самой Золотой бабой, то все они на пути в Биармию погибли от стрел местных вогулов. И поделом. На чужой каравай рот не разевай. Собаке – собачья смерть.

В российских летописях первое упоминание о Золотой бабе датируется концом XIV века. Новгородская Софийская летопись рассказывает нам о епископе Стефане Пермском, который проповедовал христианство населению коми. Он вступал в словесную дискуссию с языческими жрецами и уговаривал их свергнуть идолов. В том числе и «Златую старуху». А стрельцы подкрепляли его пламенные речи действием. Просто-напросто разрушали древние святилища и на их месте ставили церкви.

Однако ни Стефану своими уговорами, ни стрельцам не удалось заставить язычников отказаться от поклонения своему любимому идолу – Золотой бабе. Они этого истукана, скорее всего, просто спрятали подальше от глаз миссионеров. А вот где именно? Это пытались выяснить новгородцы, раз за разом снаряжавшие походы на Югру, попутно разграбливая языческие святилища. Однако пресловутую Старуху так и не нашли.

Интересовались ею и казаки Ермака. Они узнали об идоле от чуваша, перебежавшего к ним во время осады одного из татарских городищ. Чуваш поведал казакам про то, что в осажденном поселении молятся золотой бабе, вокруг которой курится сера. Об этом упоминается и в Сибирской Кунгурской летописи. После взятия этого городка казаками Ермака осенью 1582 года Золотая баба таинственно исчезла…

Кстати, о Ермаке. С ним ведь тоже связано много легенд и кладов. Все доходы покорителя Сибири уходили на изнурительную войну против остатков армии разбитого в открытом бою хана Кучума. Тот происходил из рода Шейбана – брата Батыя. Сам Чингисхан был предком Кучума в тринадцатом колене. Когда московский царь Иван Грозный потребовал от него повиновения, Кучум ответил: «Отцы наши, мой и твой, понимали друг друга и торговали. Ибо земля твоя близка к нашей. Народы наши жили в мире и злобы не таили. Люди жили спокойно и благополучно. Если хочешь, будем теперь дружить. А коли хочешь воевать – будем воевать».

Уральские заводчики братья Строгановы собрали собственное войско из охотников, то есть наемников. Сделали это по указу царя. Да им и самим требовалось отвоевать «свою» Сибирь. Во главе этого небольшого отряда встал казак Ермак Тимофеевич. Он тоже имел свой казачий интерес. «Охотники» шли в Сибирь ради привычного дела – добычи. Им удалось взять столицу ханства Искер и разбить Кучума. Но на этом война не закончилась, переросла в партизанскую. В 1584 году Кучум устроил Ермаку засаду, атаман погиб, а хан еще 14 лет перемещался по Сибири, бегал от русских войск и оказывал им посильное сопротивление.

Но Кучум с детства привык к роскошной и изысканной жизни: не мог отказаться от дорогих собольих одежд, украшенных драгоценными камнями, от золотой посуды, молодых и красивых жен. Даже ведя кочевой образ жизни, ему приходилось возить с собой золото, алмазы, меха, другие сокровища. Возможно, и «Око Будды» было при нем. Еще Ермаку удалось хорошо «пощипать» его, но основную свою казну и драгоценности Кучум из рук не выпускал.

К 1598 году хан уже потерял все свое войско, все его родные оказались в плену. Кучум выскользнул. Он был уже стар, глух и почти полностью ослеп. Но врагам не сдался. Ни год, ни место его смерти не известно. Встает разумный вопрос: если хан вынужден был постоянно перемещаться, не логичнее было бы спрятать где-либо свои сокровища? Где он мог сделать тайник? Или этих схронов было несколько? Называются разные адреса кучумовских кладов.

Прежде всего, столица его царства Искер. Покидая город, он мог взять с собой только часть своего богатства. Но Искер был захвачен Ермаком, а его дружина основательно пограбила город. Главный вопрос: нашел ли атаман основное сокровище Кучума? Тогда уже он сам мог перепрятать его где-либо. Не отдавать же братьям Строгановым или Ивану Грозному…

По сибирским преданиям, на острове Золотой Рог находился подземный замок Кучума, где полуслепой хан доживал свои последние дни. Вход в подземелье охранял волшебный конь, который убивал всех недостойных ударом копыта. Возможно, что именно здесь Кучум и погребен вместе со своим несметным богатством.

По еще одной версии, хану удалось бежать в Ногайскую орду, таким образом, он оказался у своего брата крымского хана. И сокровища хранятся где-то в Кафе или Чуфут-Кале. А может быть, и вблизи Тобольска. Там, по слухам, были временные схроны драгоценностей Кучума. А еще есть вариант могилы хана на сибирской речке Кычу-Мында. Там, по легенде, есть три кургана. Высокий центральный с захоронением хана и два пониже, в них-то и лежат его сокровища. Но где эта могила – никто не знает.

К слову, поисками несметных богатств хана русские занялись сразу, как только оказались в Сибири. И первыми кладоискателями были как раз казаки Ермака. А что если кому-то из них повезло? И сокровища были перепрятаны? Следом за казаками нашлись и другие «охотники», включая должностных лиц. Особенного размаха эта охота достигла во времена Петра Первого. Императору даже пришлось принять меры и отправить на виселицу генерал-губернатора Сибири Матвея Гагарина.

Хотя, если быть справедливым, вряд ли губернатор присвоил себе клад Кучума. Он отбирал клады у так называемых бугровщиков. Те первыми сообразили, что сибирские курганы богаты ценными вещами и драгоценностями. И практически стерли с лица сибирской земли почти все курганы древних сарматов и скифов.

Но эти сокровища блекнут перед возможной «начинкой» кучумовского клада. Представьте только: трон золотой на львиных лапах, блюда золотые и серебряные, перстни с изумрудами и рубинами, алмазы «с детскую головку», а может быть, и тот, который все ищут на протяжении нескольких столетий, – легендарное «Око Будды»…

Об этом драгоценном камне в свое время писали Эдгар По, Киплинг, Конан Дойль, Умберто Эко, Блаватская… О нем упоминали врачи-алхимики Парацельс и Авиценна. Туманно говорил в своих катренах Нострадамус. Его сияние было замечено на картинах Рериха и Босха. В первом случае как ключ к Шамбале, во втором – как символ людских пороков. За ним охотились многие великие люди и целые организации, вроде ГПУ и «Аненербе». Небесно-синий, с фиолетовым отливом алмаз. Такой же прекрасный, как в фильме Кэмерона «Титаник».

Кому-то он давался в руки, а кому-то и нет. И чаще всего за ним тянулся кровавый след. Потому что другой след – любви и добра – невидим. Первым его владельцем был великий Будда, принц Гаутама. Он изрек: «Алмаз – это ты сам, а камень – лишь приложение к тебе». Однако не каждому дано понять эту истину. И охота за ним шла несколько тысячелетий.

Размеры его были с младенческий кулачок. Блеск подобен солнцу. Жар грел душу и сердце. Ценность сводила с ума. А сама история его похождений по времени и пространству делала тебя самого, его временного владельца, сопричастным к демиургам. Если, конечно, тебе удавалось стать на какой-то миг хозяином «Ока Будды». Однако долго владеть им не удавалось никому. Да это и невозможно, ибо он принадлежит всему миру и человечеству.

Но не всегда драгоценный камень носил именно это название. В какие-то столетия он назывался «Розой Каира» и «Розой Индии», когда-то был известен как «Слеза Востока», где-то проходил под именем «Алмаз мира». Были и другие названия, в зависимости от географии и народов. Например, «Вход в рай» или «Дорога в ад». Да это и не важно. Как ни назови этот бриллиант, он всегда останется «Оком Будды». Кстати, именно за ним отправился в свой Египетский поход Наполеон, а вовсе не по приказу Директории. И ему удалось овладеть «Розой Каира». На некоторое время. До Ватерлоо. А сколько людей, даже низкого происхождения, владело им тайно! С гордыней наслаждения и самолюбования.

А иногда «Око Будды» сверкало даже в коронах царей и императоров. Но чаще всего эти венценосные особы складывали свои головы на плахе или под ножом гильотины. Как это произошло с Людовиком XVII и Марией-Антуанеттой, которой король подарил этот алмаз. Да и великий князь Михаил Романов, брат царя-мученика, не избежал этой участи, поскольку был одним из последних его владельцев. Позже «Алмаз мира» обнаружился в сейфе Свердлова с другими драгоценностями после его смерти. А вот куда он делся потом – неизвестно. Ясно лишь, что Сталин пренебрег им, у него были другие заботы.

По одной из версий, алмаз был отправлен в Лондон, в обмен на военную технику во время войны. Затем «Око Будды» было приобретено на закрытом аукционе «Сотбис» Раисой Горбачевой. А когда ее муж потерял власть, его отобрал у Плешивого Четырехпалый. А уж у Ельцина алмаз украл во время банных посиделок Березовский. Но все это непроверенные слухи. Ясно одно: путешествие алмаза продолжалось. Возможно, «Слеза Востока» исчезла где-то на просторах России. Говорят, в Сибири. А может, и нет. Блуждает по миру.

Но вот наступил 2020 год, и во время пандемии COVID-19 «Око Будды» вновь проснулось. Причем в Москве, на исходе лета. И это уже совершенно достоверные сведения. Они подкреплены фактами и документами, а не мифами и легендами. Обнаружился «Алмаз мира»… Впрочем, обо всем по порядку. И это будет самая удивительная история из всех, которые когда-либо знал изумленный читатель.




Глава первая. С чего все начиналось?


Накануне своего сорокалетия урожденный сибиряк Максим Громов, давно обосновавшийся в Москве, еще не мог знать, что скоро его жизнь стремительно разделится на две половинки. Даже, можно сказать, расколется, как кокосовый орех под ударом мачете. Одна половина, где он был успешным ювелирным бизнесменом, останется в столице, вторая потянется на родину предков в Сибирь, на Урал, в деревню Ширинкино и ее окрестности. И где он найдет и встретит гораздо большее, чем оставит здесь. А главное – обретет счастье.

И он вспомнит, что с детства и юности мечтал искать клады, претворяя свои мечты в действительность. А земля Сибирская кладами несказанно богата. Да и любимой книгой его были сказы Бажова. А это тоже про тайные схроны с самоцветами. И все предки его были из поколения в поколение знатными рудокопами, находившими уральские драгоценности будто бы по наитию. И этот дар, конечно же, передался ему. А еще ему не давали покоя сокровища Ермака и Пугачева, закопанные где-то в Сибири. И золотая казна Колчака. И Золотая баба. И тайные драгоценные захоронения сарматов и скифов, живших тут когда-то. И многие другие клады, судьба которых до сих пор неизвестна.

А он со своим другом детства Арчибальдом Шапкой искал их с ранней юности. Как Ланко Пужанко и Лейко Шапочка у Бажова. Вместе убегали из дома и пускались в Неведомое. Терпели холод, голод и другие лишения, зато были счастливы. Поначалу ринулись на поиски Золотой бабы. Сразу высокую планку взяли. Но первый блин, он и вышел комом.

Они выяснили, что Золотая баба четыре века находилась в Демьянском городке в низовьях Иртыша. Ныне это территория Уватского района Тюменской области. Отправились с легким снаряжением туда. Дело было осенью 1997 года. Погода стояла ясная и теплая. Как раз бабье лето. Именно в это время казаки Ермака четыреста лет назад обнаружили мольбище Старухи, однако самого идола на месте не оказалось. А возвращаясь из похода, они все попали в засаду и были перебиты вогулами и коми. Но, может быть, Бабу они нашли и везли с собой? Темная история.

Ясно было только одно, что местное население факт гибели казаков нисколько не удивил. Они верили, что мольбище защищено заклятием, и всякий, кто нарушит покой Золотой бабы, должен умереть. А с кладами всегда так. В древнеславянских преданиях говорится о том, что кладоискателям могут помочь чудодейственные травы, такие как шапец-трава, разрыв-трава и папоротник. Но для того, чтобы отыскать клад с помощью этих растений, их необходимо выкопать только в определенное время суток. Именно в ночь на Ивана Купалу – 24 июня по старому стилю. Ну, или 7 июля по новому.

Корень щапец-травы нужно разделить поровну на две части, одну следует перекрестить воском от свечи, принесенной из церкви на Пасху, и положить на место, где ориентировочно лежит клад. Затем с этого места надо взять горсть земли и смешать с другой частью корня. Потом снова разделить корень надвое. Одну из частей следует положить себе под подушку на ночь, а вторую поместить в белый платок и привязать его около сердца. И – счастливых сновидений!

В ту же ночь тебе обязательно приснится вещий сон. И ты узнаешь: есть все-таки на предполагаемом месте клад? Или облом. Эту науку Громов и Шапка постигли позже, а пока действовали наобум и напролом. В дальнейшем они носили в ладанке на груди папоротник, поскольку учли мнение старожилов, что в таком случае все клады и подземные богатства на том месте, где будешь стоять или ходить, будут перед тобой как на ладони.

Один совсем уже древний столетний уральский старик сказал им:

– Захочешь взять клад, приложи только ладанку с папоротником к земле, все пойдет тебе в руку, все богатства.

Они поверили. Иногда получалось. Процентах в трех из ста. Но мало найти клад, его еще нужно суметь взять! Это тоже целая наука. По народным поверьям и легендам, сокровища часто прятали с заклинанием. Да и заклятия были разные. Некоторые приносили кладоискателям болезни и несчастья. А то и смерть. Есть, например, одно заклятие – «на 40 голов». Что это означает? А то, что оно должно было принести сорока искателям сокровищ смерть, но зато 41-й получит этот клад беспрепятственно.

Возможно, именно такое заклятие было наложено на Золотую бабу. Мало того, что казаки Ермака погибли, так еще куча народа вслед за ними. Словно смерть ходила по пятам за теми, кто желал принести зло Золотой бабе, а попросту прибрать ее к рукам. Так, миссионера Григория Новицкого, который в течение девяти лет пытался найти Золотую бабу, чтобы уничтожить ее, самого уничтожили остяки, охранявшие своего кумира. Случилось это в начале XVIII века.

А в более близкое время, в 1930-х годах, на поиски Старухи был послан отряд НКВД. Диктатуре пролетариата требовалось золото. Ни одному из бойцов из похода вернуться не удалось. Даже тела их так и не были найдены. Уже в наши дни бесследно сгинули многие другие кладоискатели, возжелавшие меркантильного соития с Золотой бабой. Числом с дюжину. Но дошло ли уже их общее совокупное количество до сорока, учитывая, что заклятие было «на 40 голов», об этом Максим и Арчибальд не знали.

И решили, на всякий случай, прекратить поиски проклятой Старухи. Чем черт не шутит? А вдруг они как раз окажутся 39-м и 40-м. Да и есть ли она на самом деле? Но об этом указывает польский историк и географ Матвей Меховский, сообщавший из далекого 1517 года, что «…за землею, именуемой Вяткой, при проникновении в Скифию, находится большой идол – Злота баба».

В своем трактате «О двух Сарматиях» он пишет, что «окрестные народы чтут ее и поклоняются ей, никто проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений. Даже если у него нет ценного дара, он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстинку и, благоговейно склонившись, проходит мимо».

А другой европеец, посол Австрии в Москве барон Сигизмунд фон Герберштерн, тоже не преминул упомянуть в своей известной книге «Записки о московских делах» в 1549 году о Золотой бабе. Да еще приложил карту Московии. И на ней, в районе Тюмени, указал ее местонахождение. По мнению барона, идол находится вблизи устья Оби. В отличие от поляка, австриец дал описание Золотой бабы. Это действительно старуха, в утробе которой находится сын, а у того еще один ребенок, по всей видимости, внук бабы. Просто какой-то дьявольский симбиоз.

Видел ли сам барон эту истуканшу? Может быть. Но тогда почему не был убит? А впрочем, очень скоро он и сам загнулся от какой-то мучительной неизлечимой болезни, подхваченной в Сибири. Есть в его описаниях одна любопытная деталь. Герберштерн упоминает трубы, окружающие Золотую бабу. Они постоянно издают разные звуки, разнообразной тональности, высоты и частоты. Просто-напросто с ума сводят. Причем происходит это даже тогда, когда в святилище на тот момент никого нет. Что это за трубы и для чего они? Никто не знает.

По крайней мере, Громов и Шапка никаких труб в районе устья Оби не слышали и на их зов не пошли. Зато в нижнем течении реки случайно обнаружили скалу, имеющую вид женщины в лохмотьях с ребенком на руках. А за руку держит еще одного ребенка. Убеленный сединами местный житель, которого они напоили водкой, сказал им, что это и есть Золотая баба. Все в округе приезжают сюда и спрашивают у нее: что следует делать, куда перекочевать, что будет с погодой и так далее.

А баба дает точный ответ и прогноз. И все предсказания сбываются. Только она никакая не золотая, а каменная. И вообще, это древнее божество коми. А сюда, на Обь, ее увезли не желающие креститься язычники. И он рассказал юным кладоискателям еще одну легенду. Или быль?

– Золотая баба – это Калтась, жена верховного ханты – мансийского бога Нум-Торума. Богиня-мать, прекрасная, как рассвет, с косами, которые связывают небо и землю. Она покровительница всего живого, богиня плодородия и судьбы.

– Чего ж она тогда сама в лохмотьях? – засомневался Шапка.

– Да чтобы вот такие, как вы, больше не прельщались ее золотыми украшениями, – ответил старик. – По нашим легендам манси, божественный супруг Калтась низверг ее с небес на землю, где она и поселилась на горе.

– Со временем и сама окаменела? – подсказал Громов.

– Угу, – сказал сказочник и тотчас уснул, успев, правда, выпить последнюю чарку.

Так, может быть, они действительно увидели эту пресловутую Золотую бабу с детишками? И это всего-навсего скала с женскими чертами? Ответа на этот вопрос нет. Тайна Золотой бабы по-прежнему манит и тянет всех кладоискателей и охотников до приключений.

Что касается других заговоренных кладов, то иногда вместе с драгоценностями в сундуки и ящики клали острые ножи, сабли, наконечники копий, надеясь, что они защитят сокровища. Предварительно их тоже подвергали заклятиям. Иной раз у колдунов и магов. А еще более надежным охранником считался замурованный или закопанный вместе с кладом живой человек. Пираты и разбойники особенно любили эту методу стражи своих богатств.

С давних времен, закапывая сокровища, сверху ямы клали доску, на которой мелом было написано заклятие. В случае его нарушения на виновного обрушивались всякие напасти. Хотя, если придерживаться определенных правил, беды можно было избежать. Следуя старой инструкции, после находки клада надо было прочитать защитный заговор. Например, такой: «Чур! Чур! Свято место, чур, Божье и мое» или же: «Мое сокровище, с Богом пополам». Но вообще-то все это дело антихристианское и Бог тут ни при чем.

В старинном поверье сказано, что чем яростнее человек будет докапываться до клада, тем глубже тот будет прятаться в земле. А другая легенда гласит о том, что иногда искателю может показаться, что заступ ударился в крышку плиты или сундука, но в то же время сокровище со страшным грохотом проваливается будто в ад, а из-под земли слышится душераздирающий смех нечистой силы.

В этом пришлось убедиться и нашим юным кладоискателям. После поисков Золотой бабы, оказавшейся обломком скалы, они приехали передохнуть в родную деревню Максима Громова Ширинкино. Вселились в давно пустовавший отчий дом. Прожили там неделю, расспрашивая соседей про клады. Кто-то и посоветовал им одно местечко возле горы Таганай, дескать, там еще очень давно, во времена Пугачева, некий пришлый запорожский гайдамак спрятал награбленное сокровище.

Воодушевленные искатели, несмотря на предупреждение этого старожила, что клад казака пользуется дурной славой и многие там уже сгинули, пустились с лопатами и заступами к горе. Да еще ночью, с фонариками, так не терпелось. Словно моча в голову ударила. А клад этот действительно был проклятым и губил всякого, кто пытался его выкопать.

Более того. Казаки и гайдамаки вообще, по народному поверью, считались сильными колдунами, наделенными сакральными знаниями, водили дружбу с нечистой силой. Потому-то и спрятанные ими сокровища назывались «нечистыми». За ними якобы пристально присматривали черти, ведьмы, оборотни и прочая нечисть. Брать такие сокровища строго-настрого воспрещалось. А уж тем более креститься при этом и молиться. Это еще больше злило бесов, совсем с ума сходили.

Наши смельчаки нашли по приметам при свете фонариков и ясной круглой луне указанное место, стали копать. На глубине около метра показалась какая-то доска. Или это была крышка сундука? Они не успели разобраться. Тут-то все и началось… Хорошо, хоть сами в яму не спрыгнули. Потому что доска эта стала уходить вниз, проваливаться вместе с землей. Луна потемнела, закрылась. Налетел сильный ветер со свистом. Где-то с вершины горы раздался оглушительный дикий хохот. Деревья вокруг затрещали. Все члены в теле кладоискателей пронзил могильный холод. Языки онемели. Словом, беда.

Громов и Шапка побросали свои инструменты и кое-как отступили от вырытой ямы, шатаясь, поддерживая друг друга, еле волоча ноги, пустились вспять. С трудом добрели до деревни, несколько раз при этом валясь на землю. Но Бог миловал. Дошли. И замертво легли спать в отчем доме Максима. А проспали там двое суток.

Почему не погибли вслед за остальными кладоискателями сокровищ гайдамака? Наверное, у главных охранников-бесов был в то время обеденный перерыв, а оставшиеся на страже мелкие чертенята еще не умели толком погубить копальщиков. Или же Господь решил сохранить им жизнь для других целей. Ведь они еще так мало видели и сделали! Не исполнили предначертанного.

Позже Громов и Шапка станут заметными фигурами в московском ювелирном бизнесе, овладеют в этом деле мастерством. Будут даже конкурировать между собой, сохраняя тем не менее дружеские отношения. Начальный старт дадут найденные ими таки некоторые клады и, конечно же, капиталы богатых отцов. Но все это будет потом, через десяток лет. А спустя двадцать два года, когда в Москву придет пандемия коронавируса, жизнь у обоих разделится пополам. Как раз накануне сорокалетия ровесников – Максима и Арчибальда.

Но пока они, как молодые волчата, жадно впитывают в себя все причуды окружающего мира, познают его особенности, наслаждаются горами и лесами Урала, красотой и своеобразием этого края. Здешние пейзажи невообразимо чудесны! Что ни поворот, то новая выдумка природы, встреча с горным хребтом или уход в черную глубь леса, где сосна чиста и пьяняще звенит в ушах, где взлет на высоту холма, за которым необъятные долины до горизонта, а потом вдруг ущелье.

Пересекаешь изумрудную речушку, прозрачную, как горный кристалл, или огибаешь золотисто-зеленые заросли у синего озера. Тишина сказочная, таинственная. Лежит перед тобой озеро в полном одиночестве. Ни души, ни дымка, ни следа ноги на песке. А рядом, под землей, и медь, и каменный уголь, и мрамор, и малахит. И золото, и рубины, и изумруды, и прочие драгоценные камни-самоцветы. Вот где настоящие клады! Не ленись только. Нагнись и подними.

Как тут не вспомнить Бажова. Живая душа любого дела, его «живинка» – не что иное, как творческая мысль, выдумка мастера. Духовное озарение. А прежде всего познание и труд. Максим и Арчибальд были тогда еще Ланко Пужанкой и Лейко Шапочкой, до превращения в Данилу-мастера было еще далеко. Да и тот не сразу сумел воплотить в камне красоту простого лесного цветка. Пришлось прибегнуть к помощи Малахитницы.

Сказочный образ «каменного цветка», если вдуматься, символизирует красоту самого материала, ту красоту, что заложена природой и в обломке камня, и в куске дерева, и в любом другом предмете, который требует усилий мастера, чтобы превратиться в произведение искусства. Как белый чистый лист бумаги перед писателем или живописцем. И кто «увидел», иносказательно, «каменный цветок», тот «красоту понял», стал «мастером» в своем деле.

Громов и Шапка еще не встретили на своем пути Малахитницу, хранительницу секретов высокого мастерства, а по сути, золотую музу, олицетворяющую вечную творческую неудовлетворенность, неутомимую жажду знаний, стремление к постоянному исканию и обновлению. Пока у них был только вольный воздух, зеленый луг и синее озеро. Да еще радость бытия и сверкающая причудливая игра человеческой фантазии. Звуки, краски, образы. Словом, юная жизнь.

Сказочное и реальное у них были еще неразделимы.

Потерпев неудачу с Золотой бабой они решили попытать счастья в Азов-горе. Там, по слухам, таились несметные сокровища. Находилась она рядом с Думной горой, а та – по пути к Соликамску. Дорога не близкая. Ну, Максим с Шапкой ребята молодые, здоровые, сильные, решили пешком идти. Все лучше, чем от Перми на поезде, заодно красотами Урала можно насладиться, а ночевать и в палатке не сложно. А питаться и вовсе чем попало сойдет. Да по пути деревень много, накормят. Люди тут добрые, отзывчивые.

По дороге Максим рассказывал легенду об Азов-горе, которую слышал в детстве от деда Данилы, когда приезжал сюда вместе с отцом, таким же малахитовым мастером, как и все его предки. А звучит она так. Прежде у Азов-горы жили так называемые «старые люди». Были они, что называется, почти великанами. Медь добывали для домашних утех, ложек, поварешек, а вот на золото, которого там было так много, как у дурака махорки, внимания не обращали.

Песка золотого, крупинок – пропасть, а самородки прямо под ногами валялись, пройти мешали, они их и пинали в сторону. Некоторые в полпуда были. Охотники их так использовали: наберут полный карман и бьют ими зверя. Попадет такой самородок лосю или росомахе в голову, он и навзничь валится. Птицей-рыбой питались, меду – залейся. Хлеба только не знали. Домов не было, в пещерах Азов-горы или в Думной жили.

Были они не русские, не вогулы, не коми и манси-ханты, а какой-то особой веры и роду-племени. Никого не задевали и себя лишний раз не показывали. А тут стали казаки Ермака появляться. Хана Кучума они уже разбили, дальше в Сибирь двигались. Стали по «старым людям» из ружей стрелять, они и испугались, поглубже в пещеры спрятались. Ермак к тому времени уже утонул в царской рубахе, подаренной ему Иваном Грозным, а дружина его совсем разбаловалась.

Казаки в той пещере на Азов-горе их и осадили. А «старые люди» оружия не имели, начали в них золотые самородки метать. Да так справно, что многих и уложили насмерть. А не лезь куда не надо! Потом, когда казаки убежали за подмогой, «старые люди» осмотрели мертвых, сняли с них ружья, но так и не смогли понять – как из них огонь вырывается? Сбежавшие казаки пришли к своему атаману, стали жаловаться. Побили, дескать, какие-то нелюди. Надо ответить. Атаман пьяный был, отвечает, побили и побили, на том дело и заглохло.

А казаки тоже в кабак, начали там самородками «старых людей» расплачиваться. Себя и всех остальных поят. Другие казаки начали выпытывать: откель золото? Дознавались не долго. У пьяных ведь что на уме… Словом, собрали отряд, чтобы идти к Азов-горе «старых людей» грабить. Но между ними был один соликамский совестливый казак, который начал их отговаривать. Но золото ведь человеку как мухе патока. Даже одна мысль о нем будоражит.

– А сколько там казаков было против этих «старых людей»? – спросил Арчибальд.

– Ну, наверное, человек пятьдесят. А тех несколько тысяч, – ответил Максим.

– Не пойму. Как же они могли справиться, даже имея огнестрельное оружие?

– А вот так же, как Франсиско Писарро в те же годы с инками. Там вообще соотношение сил было запредельное. У конкистадоров всего 177 человек. А у правителя инков Атауальпы одна только армия насчитывала четверть миллиона. И все в золоте, дворцы, дома, сады, дороги. Ежегодно к нему поступало из рудников 50 тысяч тонн золота. Ешь – не хочу.

– Как же Писарро с ними справился?

– Книжки надо читать, Арчик, историю знать. Вступать в открытый конфликт с туземцами было безумием. Писарро пошел на хитрость. Он договорился о встрече с Атауальпой, заманил его в засаду и перебил всю охрану. А потом потребовал за правителя инков сумасшедший выкуп. Объявил, что выпустит Атауальпу только в том случае, если все четыре комнаты, в которых тот содержался, доверху наполнят золотом, серебром и бриллиантами.

– Заполнили?

– А куда денешься! Инки своего правителя любили. Но Писарро и тут всех обманул. Сокровища погрузили на корабль, а императора все равно казнил. Себя же объявил новым правителем. Инки подчинились. Вот что значит сила огнестрельного оружия и суеверная боязнь его огня и грохота.

– Ну а все остальное золото?

– Атауальпа успел передать послание своим подданным в узелках на шнурке. Это у них была такая система письменности. Наверное, он предполагал, что живым его Писарро не отпустит. И пока он томился в сарае из четырех комнат, его подданные потянулись в перуанскую сельву с тюками на плечах, набитыми золотом. В легендарный город Пайтити. Там все и спрятано. А может, в другом месте, к северу от Куско, столицы инков.

– А что мы тогда здесь делаем? Поехали в Латинскую Америку!

– Погоди. Это Эльдорадо уже много веков ищут, да все найти не могут. По одной из версий, инки сумели переправить свои сокровища на один из островов в Карибском море. Так что география последнего пристанища четырехсот тонн золота государства инков весьма обширна. От джунглей Венесуэлы и до глубин озера Титикака, от вулканов Эквадора и до зеленого ада Амазонки. Нет уж, в Азов-горе золота, может быть, не меньше. А где родился, там и пригодился. Да вон она уже виднеется…

– Ладно. Ну так что же там со «старыми людьми» дальше было? Люблю сказки слушать.

– Да это, может быть, не сказка вовсе. А быль. Мы ведь ко многому в прошлом относимся с недоверием и снисходительно. Вместо того, чтоб на ус мотать. Так вот. Того соликамского казака, чтобы не мешал им, свои же и побили, чуть не до смерти. Но он оклемался. Пока товарищи его в поход собирались, он их опередил, раньше них пришел к Азов-горе, к «старым людям». Те стали его лечить. Особенно одна девушка на выданье. Хорошая, красивая, только тоже великанша. Он против нее как малолеток. Но все равно между ними любовь вспыхнула.

– А мне пофиг, высокая или маленькая, толстая или худая.

– Ну, ты известный ловелас. Короче говоря, соликамский казак кое-как объяснил «старым людям», что на них идет войско с ружьями. Языка-то друг друга они не знали. Да не только с ружьями, а еще и с пушками. Дело-то до царя дошло. А тому тоже зуд до золота. Соликамский надоумил «старых людей» сделать следующее. Собрать в округе все золото и спустить в Азов-гору. А песок и крупинки покрыть землей, чтобы потом на них трава выросла. Иначе от казаков и купцов покоя не будет. Самим же уходить в другое место, где тоже много зверя, рыбы и птицы. Так они и поступили.

– Ну и глупо, – вынес свой вердикт Шапка. – От такого богатства уйти!

– А иначе смерть, – возразил Максим. – Нам сейчас этого не понять, а тогда другие люди жили. Старые. И не все старое плохо. Но легенда эта еще не кончилась. Соликамский казак вместе со своей невестой-великаншей на Азов-горе остались. Был он от ран еще очень слаб, при смерти. Она же его так любила, что не могла бросить. Он ей сказал: будет в нашей стороне еще такое время, когда ни купцов, ни царя, ни казаков-разбойников. А сокровища эти откроет тот, кто подойдет к Азов-горе и громко назовет твое имя. Тогда она и откроется. Он, видно, мудреный был человек, с колдунами знался.

– А дальше?

– Дальше все. Азов – гора вместе с влюбленными и золотом замкнулась, царское войско осталось ни с чем. И в пещеру эту внутри горы никому не пробиться, сколько ни пытались. А там золото штабелями свалено. Посередине мертвый соликамский казак, а рядом неописуемой красоты девица не утихаючи плачет в полный голос. Рыдания ее до сих пор слышны.

– Неужели никому так и не удалось вход найти?

– Никому. И штольни били, и динамитом пробовали. Кремень.

– Атомная бомба нужна.

Они подошли к самому подножию Азов-горы. Тишину сибирского вечера прерывали какие-то непонятные приглушенные звуки. Словно действительно кто-то где-то рыдал. Может, птица? Или деревья в тоске скрипели? Но походило на человеческий голос.

– Ну что? Начнем наобум женские имена выкрикивать? – предложил Максим. – Глядишь, гора-то и откроется.

– А не примут нас за сумасшедших?

– Да тут никого на сто верст нет. А вообще-то, как мне дедушка говорил, многие дураки тут с ума и посходили. Стоят у подножия горы и бормочут что-то уже совершенно бессвязное. День стоят, два, неделю, без еды и питья, лишь бы до золота добраться. Уже все женские имена в голове закончились, а они все новые и новые выдумывают.

– Ладно, – сказал Арчибальд. – Давай кричать. Маша! Ира!

– Галина! Таня! – поддержал его Максим. – Даша!

Тут Азов-гора несколько сдвинулась. Треснуло что-то. Нет, показалось.

– Альбина!

– Розалинда!

– Фатима!

– Гюльчатай!

Кричали они долго, минут сорок. Потом устали, махнули рукой, разбили палатку, развели костер, сели ужинать. А затем и заснули, как ни странно, в счастливом спокойном сне. И привиделась им обоим внутренность Азов-горы, где был гладкий мраморный пол, посередине ключ с чистейшей как слеза водой, неизвестно откуда льющийся небесный свет и живая влюбленная пара, над которой не властна сила золота.




Глава вторая. Иметь все и потерять столько же


Итак, в 2020 году жизнь Максима Громова разделилась на две части. До сорока лет он был в богатстве и почете, после сорока – практически в нищете и безысходности. Зато впереди теперь манила Сибирь, его малая родина. Хотя какая же она «малая»? Огромный, удивительный, таинственный, непостижимый край. Легкие Земли, а точнее, ее душа и сердце. Однако обо всем по порядку.

Иметь все и потерять столько же… Так говорил Будда. Но что значит «все» и много ли оно «значит»? Где потери, а где приобретения? Эти мысли вдруг часто стали приходить в голову Максиму Громову в последний день августа 2020 года, когда он сидел в одиночной камере знаменитой Бутырской тюрьмы. А ведь сегодня ему исполнилось сорок лет. Возраст созидания и созерцания. Самый расцвет творческих сил. «Акмэ», как говорили древние греки. Но куда можно применить эти силы в четырех каменных стенах на узком пространстве три на четыре метра? Что можно тут созидать и созерцать? Таракана на потолке?

Камера была не совсем одиночная, на двоих. Но прежнего напарника неделю назад куда-то перевели, и теперь соседняя шконка пустовала. Даже поговорить не с кем. Приходилось только думать, а порой и разговаривать с самим собой. Так недалеко и тронуться. На допросы к следователю его перестали водить, на прогулки почему-то тоже. Но баланду исправно приносили три раза в день, а то он бы решил, что о нем совсем забыли. Или что вся Москва вымерла от пандемии коронавируса. Нет, слава Богу.

Единственное, что спасало его от полного помешательства в связи с горестными мыслями, – это духовная связь с матерью и родовой амулет на груди. Мама умерла два года назад, а все предыдущее время жила с ним. Хотя отец развелся с ней еще в его детстве. Почему так случилось? Максим не вдавался в подробности, дети не должны вмешиваться в дела своих родителей. Она часто болела и много времени лежала в больницах. Для Максима Галина Александровна всегда была крепкой опорой, надежной защитой и мудрой советницей. Она и сейчас незримо присутствовала здесь, в тюрьме, рядом с ним. Он мысленно ощущал это и не давал себе расслабиться.

А амулет на груди – простой черный уральский камень. Хотя и не совсем простой. С ним он не расставался с тех пор, как помер отец. А тому он от деда достался. Ну и так далее, по нисходящей. Или по восходящей? Все его предки были знатными мастерами, резчиками по драгоценным камням, в основном изумрудам. И кладоискателями тоже. Максим очень сильно подозревал, что с кого-то из них сказочник Бажов и вылепил образ Данилы, пленника Хозяйки Медной горы. А вот теперь он и сам пленник. Кума Данилкина, так заключенные Бутырок звали полковника УФСИН, который тут и командовал всем и всеми вот уже лет двадцать. Фамилия, кстати, подлинная.

Максим стал размышлять в двух направлениях. Первое – влюблен был Данила-мастер в эту самую Хозяйку или она в него? И если оба, то кто больше? И дошло ли у них до полового акта? Бажов об этом как-то вскользь, намеками сообщает. Сказка-то все-таки детская. Хотя и с глубоким подтекстом. Второе направление его мыслей тянулось к предкам.

Все они были с Урала, лишь отец в середине 70-х перебрался в Москву. Вернее, его «позвали», как опытного и знаменитого уже в ту пору специалиста по уральским самоцветам. Лучше него никто малахитовые шкатулки не клеил. А кому ж в Кремле не хотелось у себя дома иметь такую красотищу? Даже Брежнев заказывал. Словом, жилось им припеваючи. Пятикомнатная квартира в сталинской высотке на Кудринской площади, дача, машина – все как полагается. Только за границу боялись выпускать. Вдруг там и останется? Охота терять такого чудо-мастера!

И вот теперь Максима одолевал вопрос: так по нисходящей шел их род или по восходящей? Деревню Ширинкино, где издревле жили его предки, он посещал с отцом в детстве, только из любопытства. Конечно, там простор, воля, да и дом родовой отец за собой сохранил. Мощный, красивый, теперь, правда, пустующий. Но что-то ему там не понравилось. Цивилизации мало. А тут хоть отбавляй. В школу Максим пошел еще в советское время, а заканчивал уже в непонятно какое. Потом был Горный институт, а куда же еще ему было двинуться, как не туда, ближе к горам и недрам?

Затем отец отправил его доучиваться в Лондон. Там он стажировался в знаменитой компании «Де Бирс». Много чему научился. Главное, как вести алмазно-бриллиантовый бизнес. Пригодилось. На свою голову, с горечью подумал он. Теперь вот, кажется, ни с чем и остался… Мать умерла. Отец вновь женился. Мачеха попалась какая-то странная. Эзотерикой занималась, мистикой всякой, каббалой. Они вместе уже не жили, Максим сам купил себе трехкомнатную квартиру на Новом Арбате, перевез туда маму. Галина Александровна наставляла его:

– Развитие ума, сынок, это ежедневный труд, сродни физическим упражнениям, только гораздо нужнее и плодотворнее, не всякому по силам. Если это и спорт, то высших достижений… Если постоянно жить думами о прошлом, то тебе нет места в настоящем. А живя будущим, ты исчезаешь из дня сегодняшнего. Живи сейчас, но помни обо всем, что было и что будет. Ведь все есть уже сейчас и все повторяется… Глупы люди, верящие всему, что говорят победители. А если победят другие, то поверят и им. Верят словам, а не своим глазам. Ухо бежит впереди ока, а собственные мысли вообще плетутся в хвосте твоего разума…

Максим впитывал ее советы, как воздух, жадно слушал.

– Если не можешь или не в силах изменить внешность, форму, очертания – попробуй изменить саму суть, сердцевину, это иной раз гораздо легче сделать, поскольку у нее свои, если, конечно, нащупаешь их, законы пластичности… Перед тем как разрушиться, дребезжать начинает все: мосты, здания, люди, государства. Так что бойся того, что дребезжит… Нам только кажется, что мы всегда живем в реальном мире. По большей части, процентов на девяносто – в вымышленном. Нами самими же… Ни слава, ни власть, ни деньги, ни любовь даже не идут ни в какое сравнение с радостью творческого труда, с его духовными ценностями… Собаки, кошки, птицы, рыбы, все звери все больше и больше превращаются в людей – чувствами, разумом, правдой жизни, а человек неуклонно сползает в инстинктивное животное состояние, но скоро вообще станет растением.

Она была красивой, высокообразованной женщиной, преподавала, если не была больна, культурологию в университете, и почему отец с ней развелся, Максим никогда не мог понять. Нынешняя мачеха не шла с ней ни в какое сравнение.

А с отцом они редко виделись. Если только проконсультироваться. У каждого свой бизнес. Нет, Максим не был баловнем судьбы, мажором, хотя и родился как бы с серебряной ложкой во рту. Но сам был умен и трудолюбив. И всего, что имел, тоже сам добился. Хотя… На первых порах отец, конечно же, помогал. Но ведь и гены тоже что-то значат? Он же не стал каким-нибудь свиристелкой с капустой в кармане, не «белым воротничком» в офисе, не прожигателем жизни, как многие его знакомые-приятели, сынки богатых папенек, не пьяным уродом на джипе. А планомерно шел к своей собственной вершине, к своей Медной горе.

Да вот незадача… Все как-то в один момент и рухнуло. «Ничего, – подумал Максим, трогая рукой свой амулет. – Все еще можно восстановить. Непоправима только смерть». Он откинулся на нарах и устремил взгляд в цементный потолок, где продолжал бегать таракан, уже со своей подружкой. Гонялись друг за другом. Это вернуло его мысли к первому направлению.

– Так кто же кого любил? – задал вопрос Максим. – Данила Хозяйку или она его? Надо перечитать сказ и разобраться. А пока поспать, что ли?

– Спи, сынок спи… – послышался ему голос мамы.

Сон его и сморил. И снились ему… все его любимые девушки и женщины, которых было немало в жизни. Они все были разные и не похожи друг на друга. Он не отдавал предпочтение какому-нибудь одному типу красавиц, ему нравились и блондинки, и шатенки, и брюнетки, и рыжеволосые. Высокие и маленькие ростом, полные и худые. Макс всегда стремился познать в первую очередь их душу, а потом уж и тело. Вернее, взять крепость и овладеть заветным бутоном, цветком. А он мог быть и розой, и тюльпаном, и ромашкой, но всегда для него – незабудкой. Потому что он помнил каждую свою близость с ними, каждую нежную створку раковины.

Вот сейчас ему снилась голубоглазая блондинка, стройная и хрупкая, как Дюймовочка. Но такой она была только на людях, когда они сидели в ресторане. Но стоило им оказаться дома, как одежда летела в разные стороны, Дюймовочка становилась неуправляемой и ненасытной в интимной близости, требовала ежечасной любви. Иногда они проводили в постели целые сутки, превращаясь в животное существо с двумя спинами. Макс, уходя в столовую за кока-колой, сползал по стенке. Но всё равно это было прекрасно…

А потом во сне Дюймовочку сменила кареглазая Дездемона. Та была замужем, но при любой возможности мчалась к Максу, и она изменяла своему Мавру с бесстыжей радостью. «Почему?» – думал молодой любовник. «Ведь они, кажется, живут дружно и счастливо? Откуда у женщин эта коварная жажда изменить мужу? Одно лишь желание сравнить законный член с незаконным?» Вот почему сам он до сих пор предпочитал оставаться холостым.

А были у него еще и Золушки, и Мессалины, и Джульетты, и Красные Шапочки, и королевы Марго, и даже одна девушка восточной национальности, у которой было поперечное влагалище, да еще с мелкими зубами. Всех он любил, всеми гордился, всех оставлял со счастливыми воспоминаниями и щедрыми подарками. И если бы он был художником, то нарисовал бы целую галерею своих красавиц. Был бы писателем – создал бы серию любовных романов. А доводись стать султаном, то его огромному гарему позавидовал бы весь Ближний и Дальний Восток.

И вот тут вдруг во время его приятных сновидений, в полночь открылась железная дверь и в камеру ввели нового заключенного с матрасом и постельными принадлежностями. Узник тотчас же очнулся.

– Ну, здравствуйте! – весело и облегченно сказал Максим. – А то я тут вас уж заждался…

Пожилой человек лишь усмехнулся в ответ, ничего не ответив. Был он седой и бородатый, на вид лет шестидесяти пяти. Молча разложил на панцирной кровати постельные принадлежности, разделся и лег, не укрывшись простынкой. В камере было душно. Зарешеченная форточка хоть и была открыта, но откуда взяться прохладе, если по всей Москве градусов сорок, не меньше? Максим также все это время проводил в одних трусах.

– Да, жарко, – сказал он, желая вызвать сокамерника хоть на какой-то разговор.

Но тот лишь хмыкнул в ответ. И перевернулся на бок, лицом к стенке.

– Да вы не отчаивайтесь так, – сочувственно сказал именинник, восприняв его душевное состояние как полный упадок моральных сил. – Разберутся и выпустят.

– Меня-то выпустят, – услышал равнодушный голос. – А вот тебя вряд ли. Если не прекратишь болтать.

Максим обиделся. Никогда нельзя делать незнакомым людям ничего хорошего. Плохого, впрочем, тоже. Хотел ведь просто познакомиться. А то тут осатанеешь от одиночества. А этот хуже таракана на потолке. Тот хоть бегает, усами шевелит… Но тут услышал еще одну фразу:

– Ладно, не обижайся. Потом, потом… Утром. Главное – режим. Ночью – спать, днем – веселиться. Или наоборот, не важно. Так учил Будда.

– А чему он еще учил? – с надеждой спросил Максим, надеясь на диалог.

– А тому, что каждое утро мы рождаемся вновь, – сквозь сон проговорил мужчина и закончил, уже начиная похрапывать и свистеть носом: – А то, что мы делаем сегодня, и будет иметь наибольшую важность. А сделать нужно… сон…

– Погодите! – попытался остановить его летаргическое состояние Максим. – Я не понял. Насчет каждодневного рождения. Объясните.

– Чего ж тут непонятного? – невнятно проговорил сокамерник, но все же закончил фразу: – Глупцу и не объяснишь. А ум – это все. Ты… становишься… тем и кем… о чем… думаешь. Так… говорил… Будда…

И тут уж он захрапел окончательно и бесповоротно.

«Сам ты Будда!» – сердито подумал Максим. Сам-то он еще днем выспался, а теперь и делать вроде было нечего. Оставалось одно. Раскрыть книгу, которую всучил ему кум Данилкин в первый же день заключения. Эти книги он раздавал всем арестантам налево и направо, у него весь кабинет был забит ими снизу доверху. А называлась она «Уголовный кодекс Российской Федерации». Плафон в потолке хоть и горел тускло, но читать можно…

У Максима всегда было отменное здоровье, поэтому он и засыпал крепко, и просыпался сразу, без напряга. Сейчас он с удивлением смотрел на пожилого жилистого человека, который выделывал на цементном полу какие-то странные фигуры. Тот тоже был спортивен и поджар, несмотря на возраст.

Продолжая свои растяжки, вытягивания и наклоны, сокамерник весело сказал, откликнувшись на приветствие Максима:

– Дышим глубоко, ровно, спокойно и только носом. Что такое полное дыхание? Большинство людей дышит поверхностно, они не задействуют межреберную область, а тем более живот. В йоге надо вдыхать, начиная с живота, затем расширяется область ребер, а после них грудная клетка поднимается вверх. Такое дыхание насыщает клетки кислородом, укрепляет иммунитет, улучшает кровообращение.

– Тоже Будда сказал? – насмешливо спросил Максим.

– Он, он. Ты замечал, какой у нас обычно неспокойный ум?

– Ну. Особенно тут, в Бутырке.

– Нет, парень, везде и всюду. У нас в головах полная мыслемешалка. А мозг, он все оценивает и комментирует. А йога помогает понять осознанность твоих действий. Концентрируйся на том, что ты делаешь в данный момент, но не придавай этому большого значения, просто старайся отрешенно наблюдать за собой как бы со стороны.

Мужчина говорил и продолжал делать асаны.

– Вчера вы были менее болтливы, – мстительно заметил Максим и пошел к умывальнику. Удобства находились в нише, за занавеской. Когда он вернулся, вытираясь вафельным полотенцем, мужчина сидел на полу с отрешенным видом и закрытыми глазами. Тем не менее произнес:

– После напряжения обязательно следует расслабление. Каждое занятие заканчивается Шавасаной – позой трупа, где надо достичь состояния полной релаксации, ни одна мышца тела не должна быть напряжена. В это время ты усваиваешь всю энергию, которую получил во время занятия, поэтому эта поза так важна.

– Я не хочу быть трупом, – ответил Максим. – Ни в позе, ни в бозе.

– Молодец, хорошо скаламбурил, – одобрил бородатый йог. – Не всякий сейчас помнит это старое выражение «почил в бозе». Ты, часом, не филолог?

– Нет.

– Ну, ладно. Потом расскажешь, кто ты.

Мужчина пошел умываться, а Максим поднял с пола раскрытый УК РФ. На той же странице, на которой вчера и заснул. Очень хотелось есть. Организм, несмотря на все тяготы последних трех недель, требовал питания. Он нежно и даже трогательно погладил свой амулет на груди. Словно призывая его поскорее прислать баланду. Тут-то ее как раз и принесли. Пшенная каша с морковной котлетой, стакан чая, хлеб. Но почему-то только для него одного.

– Вы не волнуйтесь, я с вами поделюсь, – сказал Максим, усаживаясь за деревянный столик.

– Я и не сомневался, – кивнул мужчина. – Да только плюнь в тарелку и не перебивай себе аппетит. Потерпи минут пять.

– А… зачем?

– Увидишь.

И ведь действительно, не прошло и пяти минут, как железная дверь вновь открылась, и зэк-разносчик в сопровождении конвойного вкатил в камеру ресторанный столик на колесиках, накрытый большой бумажной салфеткой.

– От кума Данилкина, – осклабился зэк.

– Приятного аппетита, Иван Сергеевич, – добавил конвойный.

И они деликатно удалились, чтобы не мешать завтракать.

– Так. Что там у нас?

Мужчина сдернул салфетку и сделал пригласительный жест рукой. Максим не стал кочевряжиться, поскольку теперь уж вот действительно потекли слюнки. Белоснежный творог, пирожки, сардельки в кастрюльке, бородинский хлеб, колбаса, масло, паштет, сыр, заварной чайник, лимон, а в довершение всего еще и бутылка коньяка «Гурзуф». Но Иван Сергеевич недовольно поморщился, проворчал:

– Знают же, черти, что я предпочитаю коньяк бахчисарайский… Ну, ладно. На безрыбье и рак рыба. Налегай. Как тебя, кстати?

Но у Максима уже был полон рот еды. Через полчаса они уже окончательно познакомились и даже вели себя как старые приятели или родственники. Люди быстро сходятся, особенно в неволе.

– А что сейчас в Москве-то происходит? – спросил Максим. – Я уже три месяца здесь, ничего не знаю. Да в изоляторе два был.

– Да-а! – махнул рукой Иван Сергеевич. – Пандемия всех доконала… А тут еще другой вирус из Штатов к нам переметнулся. Негритянский. Памятники сносят, магазины жгут, полицию заставляют ботинки целовать.

Максим обомлел, застыл с недоеденным пирожком во рту. Наконец проглотил.

– Быть не может! Откуда тут неграм взяться? Я только трех до посадки и видел.

– Вот они-то и куролесят, – серьезно ответил мужчина. – А к ним еще гастарбайтеры из Средней Азии подтянулись. Метла в умелых руках – огромная сила. Крысы из столицы бегут, Кремль в осаде.

Через минуту, не выдержав, тут же и захохотал во все горло.

– Ну, вы шутник! – засмеялся и Максим, доканчивая сардельку.

– А ты больно доверчивый. За то, наверное, и сидишь?

– Точно, – согласился именинник. – Глупость и доверчивость всегда были моими главными недостатками.

– Да по тебе так не скажешь. Впрочем, иногда это бывает и достоинством. Если глупость на открытость заменить, а доверчивость на веру. Кстати, что у тебя за булыжник на шее болтается?

– Это мой родовой талисман.

– Терафим, значит. Дай – ка взглянуть.

Максим, озадаченный этим термином, смысл которого был ему неясен, снял с шеи амулет и протянул сокамернику. Тот взвесил его на ладони, внимательно осмотрел. Хмыкнул. Подбросил в воздух, поймал.

– Похоже, что с Урала, – сказал он. – Почему только черный? Должно быть, от времени потемнел. Ему лет двести, не меньше.

– Это так. Он по мужской линии переходил от прапрапрапрадеда. И насчет Урала вы угадали.

– Я, Макс, не гадалка. Гадают девочкам. Шарлатаны. А я – спец.

– А в каком роде? Или виде?

– В недрах. Все, что в земле лежит и оттуда исходит, – это ко мне.

Иван Сергеевич продолжал изучать черный талисман Максима. Одновременно выдавал точную, короткую информацию:

– На поделочный камень не похож, но явно с восточного склона Уральских гор. Скорее всего, с древних Мурзинских рудников. Самая самоцветная полоса Урала.

«А ведь прав, – подумал Максим. – Наша деревня Ширинкино находится как раз возле слободы Мурзинка. И все предки там начинали киркой да лопатой шурфы бить».

– Непрозрачный минерал. Цветной-бесцветный. Аметист или александрит, – вынес окончательный вердикт Иван Сергеевич. – Первый почти кварц, как раз фиолетовая окраска с красноватым отливом. Это у тебя необработанный друз.

– А александрит?

– Тот более редкий, но тоже темно-красный.

Максим, сам хорошо разбирающийся в самоцветах, решил блеснуть знаниями:

– А почему же вы серпентин упустили? Похож на кожу змеи. Потому и называется у старателей «змеевик». Окраска темно-зеленая с черными и бурыми вкраплениями. Посмотрите на свет. Как раз солнце к нам в камеру заглянуло.

Но Иван Сергеевич взглянул не на камень, а на него, причем очень внимательно. Ворчливо произнес:

– Ну вот, давай еще из – за всякой ерунды спорить!

Он вернул амулет Максиму и добавил:

– Ценности никакой не представляет. Так, дешевка. Только как память и годится.

– А я о чем? – согласился Максим. – Говорю же, намоленный поколениями Громовых. Теперь от отца ко мне перешел.

Тут пришел черед удивиться Ивану Сергеевичу.

– Постой, – сказал он. – Ты не из тех ли самых Громовых, которые на Урале резчиками и огранщиками были? Копателями да старателями?

Максим с явной гордостью кивнул.

– А не сын ли ты Виталия Андреевича?

– Он самый, – с еще более видимым удовольствием улыбнулся именинник.

– Ну-у, брат! – развел руками Иван Сергеевич. – Давай тогда еще выпьем.

– Так нет же больше.

– А принесут.

Иван Сергеевич вытащил из штанов мобильный телефон, коротко переговорил с кем-то и добавил:

– И телевизор захвати. Хоть нам и так не скучно, но владеть информацией надо.

Потом продолжил разговор:

– Так вот откуда ты про серпентин и другие самоцветы знаешь. Ты извини, Макс, на похороны твоего отца я не успел, в командировке был. Но потом на Ваганьковское кладбище пришел, могилке поклониться.

– Да я сам, Иван Сергеевич, еле успел его в живых застать. От рака за месяц сгорел. Прилетел из Намибии, можно сказать, к его смертному часу.

– А что в Намибии делал?

– Да с кимберлитовыми трубками завязан. Вернее, с аллювиальными россыпями.

– Понятно. Ну, об этом мы после поговорим. Времени у нас много. А Виталия я хорошо знал. И деда Андрея тоже. Знатные были мужики. Да его вся Москва знала, вернее, весь Кремль. А я ведь и сам с Урала. Только вы – ширинкины, а мы – малышевские. Но это рядом. Каких-нибудь сто километров. На родине давно не был?

– Увы. Можно сказать, в детстве только да в юности один раз, проездом. Но дом стоит крепко.

– Умели строить. Я вот тоже все никак не выберусь. Так ты, значит, тоже горняк? Судя по всему, один вуз кончали? Горный?

– Так точно, товарищ маршал.

– Нет, ну надо же! Встретились два одиночества, не только земляки, но еще и однокорытники, и где? В Бутырке. Как говорил Будда: мир теснее, чем нам кажется. А человек шире, чем мир. Кстати, я почти уверен, что и само слово «Бутырка» произошло от Будды.

– Тогда надо называть – Буддырка, – выдал Максим.

– А еще лучше – Бутылка, – весело подхватил Иван Сергеевич.

Им почему-то стало тут совсем хорошо, словно они сидели в отдельном кабинете в каком-нибудь экзотическом загородном ресторане. Два старых приятеля, правда, с разницей в возрасте в 25 лет. Даже уходить не хочется. Забыли, что это и невозможно. Оно и к лучшему. Прогонять бы стали – не ушли. Очевидно, у них сейчас совпадали мысли, поскольку старший заключенный радужно произнес:

– Лучшего места для самосозерцания и не найти.

А младший столь же воодушевленно ответил:

– Главное, даже на посошок не нужно. Кстати, что означает слово «терафим», которое вы употребили?

– Употребляют водку, дружок, или девушек с пониженной социальной ответственностью, как пошло гулять с легкой руки президента. А терафим – это… Нет, вначале я проясню тебе смысл слова «посошок».

– Тоже от Будды пошло?

– Нет, это уже исконно русское. Пресловутое «на посошок» – это только одна десятая часть из дошедшей до нас народной мудрости. В древности, чтобы соблюсти русские традиции, прощальные стопки нужно было пить в такой последовательности. Первая – «застольная», в знак уважения ко всем оставшимся гостям и хозяевам. Вторая – «подъемная», при подъеме из-за стола. Если, конечно, это удавалось сделать. Третья называлась «на ход ноги».

– Почему?

– Потому что это было движение от стола.

– А куда?

– Куда угодно. Главное, что витязь сумел это сделать. Четвертая стопка – «запорожская».

– Как для запорожца, что ли, наливали? В медный таз?

– Не угадал. Это было нужно преодолеть порог хором, где проходило застолье.

– Да, мудрено, – восхитился Максим.

– Ты дальше слушай, еще не так возрадуешься. Пятая стопка – «придворная».

– Ну, это и мне понятно. При выходе во двор, так? А сколько же их еще?

– Пять осталось.

– А за самим столом сколько же пропускали?

– Это уж когда как. Бухгалтерию не вели. И вот шестая стопка, или «братина», – это и будет дошедший до нас «посошок». А почему? Потому что гостю вручали посох и ставили на него рюмку. Если гость проливал вино, ронял стопку, не доносил до рта, то его полагалось оставить ночевать в сенях.

– Разумно. Что там Будда! Надеюсь, все?

– Нет, Макс, не торопись. Седьмая – «стременная». Это прежде чем поставил ногу в стремя. Восьмая – «седельная», за то, что поднялся в седло. Девятая – «приворотная». Перед выездом за ворота. И последняя, десятая – «заворотная». За то, что все-таки сумел выехать.

Иван Сергеевич выдохнул воздух и добавил:

– Но некоторые герои Куликова поля еще и возвращались за одиннадцатой и так далее.

– Ясно. Потому и сбросили татаро-монгольское иго, а заодно и Наполеона. Долго запрягаем, но мягко стелем. Где, кстати, наш официант?

Максиму было легко с Иваном Сергеевичем. Жизнь как-то сразу преобразилась, наполнилась радужным цветом. Еще вчера он изнывал в одиночестве от тоски и даже подумывал чуть ли не о самоубийстве, и вдруг… Все горечи и печали словно отодвинулись за горизонт. Ну, или, по крайней мере, слились в унитаз. Максим все порывался спросить, кто же он такой, этот странный сокамерник, почему к нему здесь такое уважение, но не решался. Надо будет – сам скажет.

А тут как раз «официант» и явился. Да не один, а с самым главным «метрдотелем» этого заведения. Вслед за прапорщиком, внесшим в камеру телевизор, вошел полковник Данилкин с двумя полиэтиленовыми пакетами. В одном из них что-то позвякивало, в другом чуть ли не похрюкивало.

«Живого поросенка он притащил, что ли? – подумал Максим. – А как жарить будем? И чем резать?» Оказалось, что это были лишь слуховые галлюцинации, от переизбытка чувств и новых ощущений мира и покоя в душе. Или от включенного в сеть телевизора. Но в том пакете действительно оказалась запеченная лопатка свинины, а также крабы в консервах, черная и красная икра, буженина и прочие яства. А из первого Кум выставил три бутылки коньяка.

– Молодец, бахчисарайский, то, что я больше всего люблю, – одобрительно произнес Иван Сергеевич.

– В первый раз промашка вышла, – виновато отозвался начальник тюрьмы. – Но я уже наказал кого надо за головотяпство. Как устроились, товарищ Уваров? Жалоб нет? Больше ничего не надо? Этот барбос вам не слишком надоедает? – и он ткнул толстым волосатым пальцем чуть ли не в глаз Максиму. – Только скажите, мы его в карцер переведем. За нарушение режима тишины.

– Лучше уж сразу в подвал и дырку в затылке, – сказал Громов.

– Поговори у меня еще!

– Ладно, Нил Денисович, все у нас тут нормально, – вмешался Иван Сергеевич. – Он моим земелей оказался. У нас есть о чем поговорить на несколько недель вперед.

– А я и не сомневаюсь, что дольше вы тут не задержитесь. А если Громов так вам по душе, то мы и его придержим. Даже если придет постановление об освобождении. Лишь бы вам было приятно.

– Тут я не согласен, – огрызнулся Максим.

– А тебя и спрашивать никто не будет. Но вряд ли такая бумага придет, дело-то на тебе висит серьезное.

Данилкин усмехнулся, принял из рук Ивана Сергеевича пластиковый стаканчик с коньяком и профессионально по-военному осушил до дна. Потом с сожалением сказал:

– Вы уж опять извиняйте, Иван Сергеевич, за непривычные условия обитания. Был бы у меня люкс, я бы вас там разместил. Да хоть в своем кабинете. Но – служба! Приказано – в камере, но со всеми исполнениями желаний. Вот и выполняю. А уж вы, товарищ Уваров, когда снова во власть вернетесь, то и меня не забудьте. Мне до пенсии год. Хочу закончить службу в почете и радости.

– Я тебя услышал, Нил Денисович, не беспокойся. Будет тебе и почет, и радость. А я свое слово держу. Еще дернешь?

– С вами бы хоть ведро, но – дела. Так что отдыхайте. А ты, Громов, натяни штаны и майку, через полчаса у тебя свиданка. Даже две. Я за тобой пришлю надзирателя. И не очень-то тут резвись.

Данилкин погрозил Максиму пальцем. Потом, наморщив лоб, вспоминая что-то, выдал:

– То, что позволено быку, не дозволяется Юпитеру. Тьфу, наоборот, кажется. Ну, ты меня понял.

– А кто на встречу записался?

– Там увидишь. Все, Иван Сергеевич, ушел.

И бутырский Кум покинул камеру. Грозный, но добродушный.

– Давай, Макс, сделаем так, – предложил таинственный сокамерник. – Пить и есть сейчас не будем, повременим. Пока ты там со своими свиданиями не управишься. А в обед продолжим. Да и мне надо с мыслями поработать. Обмозговать кое-что.

– Согласен, – откликнулся Максим. – Это, наверное, адвокат пришел, Лисовский. А вот второй кто? Неужели Лариса? Если так, то я буду сегодня вдвойне счастлив.

– Невеста?

– Ну… почти.

– Если сам сказал «почти», то, значит, не невеста. Либо вся целиком, либо никак. Впрочем, не мое дело.

Иван Сергеевич включил телевизор, начал щелкать пультом. Ни одна из программ его не устраивала. Наконец остановился на канале про животных.

– Уваров… Уваров… – тихо пробормотал Максим. – Что-то ничего не припоминаю.

– А ты, наверное, высокой политикой не очень-то интересуешься? – спросил Иван Сергеевич. У него был тонкий слух. – И по коридорам власти никогда не шастал?

– Нет, – признался Максим. – Я ведь всего – навсего простой бизнесмен средней руки по драгкамням и самоцветам. Куда мне с орлами летать! А все-таки кто вы, доктор Зорге?

– Ладно, скажу. И так все сам узнаешь. Министр Федерального Правительства России по недрам и землепользованию. Сейчас, правда, бывший, с формулировкой «по недоверию». А после такой формулировки сразу же и дело пришили.

Максим, натягивая джинсы, так и сел на пол.

– Ни фига себя! – вырвалось у него.

– А чему ты удивляешься? Мы не люди, что ли? Полубоги или небожители? Да такие же, как и вы. Даже хуже. Потому что всегда как сжатые пружины. Ничего, хоть тут распрямлюсь. И не вздумай мне сейчас ляпнуть что-нибудь этакое про своих внуков, которым станешь рассказывать о нашей встрече. Убью на месте вот этим окороком.

– А за что вас?

– Долгая история, оставим на вечер. Да вот за тобой и пришли.

В камеру вошел надзиратель и молча поманил за собой Максима. Голос подать не решился из уважения к федеральному министру. А вот Иван Сергеевич свой голос подал, сказав на короткое прощанье:

– И запомни, Максим. Человек приходит в этот мир без зубов, также без зубов и уходит, а все остальное в промежутке между этим – просто вставные челюсти. То есть смешной и глупый вызов Природе и Богу.

– Будда? – обернулся на эти слова Громов.

– Нет, Уваров. Будда сказал другое, но похожее. Счастливы люди, если они ничего, кроме души своей, не называют своим. Подумай об этом, когда станешь разговаривать со своей полуневестой Ларисой, да и с адвокатом Лисовским. Сдается мне, тот еще поганец.

…Максим Громов в сопровождении надзирателя уже не в первый раз совершал переход из следственного изолятора в такое же трехэтажное здание, где размещались служебные помещения дознавателей и место встреч заключенных с родственниками и адвокатами. Надо было спуститься по лестнице вниз и пройти через внутренний дворик. Все здесь было пропитано духом Средневековья: и стены, и узкие бойницы.

«Не убежишь!» – всегда думал Максим об одном и том же.

В первую неделю своего пребывания в Бутырской тюрьме он мечтал только о побеге. И не потому, что условия были жестокими, нет. В демократические времена и режим смягчился, и свидания давались по первому требованию. Просто каждый человек, не только заключенный тюрьмы, мечтает и думает только о свободе.

В комнате дознавателей его поджидал адвокат Лисовский. Толстячок одного с ним возраста. Бывший также юрисконсультом в компании «ОКО», которую кроме Громова возглавляли еще два соучредителя – Ольховский и Олев. Все они познакомились еще в нулевые годы, когда проходили стажировку в алмазно-бриллиантовой фирме «Де Бирс», главном мировом монополисте в этой области. Там и родилась идея создать на родине «ОКО», по первым буквам своих фамилий.

Все трое энергичные, амбициозные, знающие толк в этом деле, с отменным образованием, полученным и в России, и в Лондоне. А кроме того, Олев был профессиональным огранщиком алмазов, Громов – потомственным рудокопом, Ольховский имел связи в отечественной компании «Алроса», на долю которой приходилось 99 % всех добываемых на территории России алмазов. Там работал топ-менеджером его отец, который, естественно, не возражал, чтобы «ОКО» было зарегистрировано как одна из многочисленных дочерних фирм головного предприятия.

Дела сразу и всегда шли хорошо. Они поделили обязанности. Ольховский занимался бизнес-проектами и финансами, Олев – созданием гранильных мастерских и производством изделий, Громов – обеспечением сырья. Что было главнее? Да все нужно и важно. В хорошей компании без одного, другого или третьего не обойтись.

Алмаз сам по себе не слишком-то дорого стоит. Бриллиантом он становится только после качественной полировки или огранки. А одних только видов и способов огранки полтора десятка, от ступенчатой до флорентийской. Причем надо обязательно подчеркнуть естественный блеск камня, его чистоту. Тогда только возрастает его карат и цена. И он может стать ювелирным изделием.

Но где его продать? Требуется сеть собственных магазинов. Ольховский создал их в Москве, Санкт-Петербурге, в Сочи и некоторых других городах. Назывались они соответственно – «ОКО». А сначала алмаз надо вправить в кольцо или колье. Тоже проблема. И не только алмаз. «ОКО» работало с драгоценными камнями и самоцветами, а также с природным жемчугом. У каждого – свой покупатель. В этом и заключался бизнес, чтобы мимо магазина «ОКО» не прошел никто.

А сырье? Тут уж во всем можно было положиться на Максима Громова. По разведанным запасам алмазов Россия занимает первое место в мире. Значительны они также в Ботсване, Конго, ЮАР, Австралии. А в России это прежде всего Якутия, Архангельская область и Пермский край – родина всех предков Громова. Это была интересная и увлекательная работа. Постоянные командировки за рубеж, встречи и совещания в странах, где развит или только начинается алмазно-бриллиантовый бизнес.

Три компаньона-приятеля мотались по всем странам и континентам. Олев ездил по гранильным центрам в Бельгии, Израиле, Индии, Китае, Таиланде. Ольховский брал на себя наиболее активных потребителей в производстве ювелирных изделий в Швейцарии, Англии, Японии, США. Громов осваивал залежи алмазов в основном в Африке: ЮАР, Ботсване, Анголе, Намибии, Конго, Сьерра-Леоне. Тут была одна тонкость.

На внутреннем совещании еще четыре года назад три компаньона поставили стратегическую цель – расширить свою сырьевую базу за рубежом. Для этого и начали вести переговоры с африканскими странами, где были ископаемые алмазы. Занимался этим в основном Максим Громов. Но пробиться на Африканский континент было не просто. Там, на протяжении более чем ста лет, господствовала корпорация «Де Бирс».

Наиболее сильные позиции у «Де Бирс» были на юге континента. Готовую продукцию из этих стран корпорация забирала себе, перемещала в Лондон, где сортировала, оценивала и реализовывала постоянным клиентам. Однако африканские страны всегда считали, что сотрудничество с «Де Бирс» для них ущербно. Они старались добиться большего своего участия в этом деле, особенно в вопросах торговли алмазами и развития собственной гранильной промышленности. Разногласия длились долго, но ни к чему не приводили. И компания «ОКО» попыталась, как лиса, прошмыгнуть в эту образовавшуюся дверную щель в доме с алмазами. Риск был в том, что как бы дверь сама их не прихлопнула…

– Как дела, Леша? – бодро спросил Громов, обмениваясь с адвокатом рукопожатиями. – Почему так долго не приходил?

– Не было никаких подвижек в вашем деле, Максим Витальевич, – пожал тот пухлыми плечами: – Не хотелось напрасно беспокоить.

– Сказал тоже. В тюрьме любое беспокойство за радость. Я тут от тоски и неизвестности совсем худеть стал.

– Ах да! Чуть не забыл.

Лисовский вытащил из-под стола объемистый пластиковый пакет.

– Тут апельсины, консервы всякие. Все, что разрешено законом. И вы все-таки не в тюрьме, а в следственном изоляторе. Это разные вещи.

– Ты так думаешь? А по мне все едино. Но если ты пришел, чтобы только передать мне продукты, – отдельное спасибо.

– Не только, – вздохнул Лисовский.

– Выкладывай. Начни с плохой новости. Или хорошей тоже нет?

– Да как вам сказать…

Максим знал эту манеру юрисконсульта всегда что-то недоговаривать, юлить, уходить от прямого разговора, что-то замалчивать, что-то искажать, но на то он и был адвокатом. И неплохим, кстати. Сколько выгодных контрактов для «ОКО» заключил. А Громов всегда ценил в людях больше всего профессионализм, оставляя чисто человеческие качества во втором ряду.

– Где, кстати, Лариса? – спросил он. – Почему она-то ни разу не появилась?

– Лариса Анатольевна приболела, – смущенно ответил адвокат. И поспешно добавил, видя, как напряглось лицо Громова: – Нет-нет, ничего серьезного. Не коронавирус. Легкая простуда.

– Но затяжная. В виде хронического насморка, так, что ли? Лисовский вновь пожал плечами.

– Ладно, этот вопрос мы с ней разрешим сами, без адвокатов. А что с фирмой, как там дела?

– Все в порядке.

– Почему мне из тебя, Леша, каждое слово надо клещами вытаскивать? Как там Олев, Ольховский?

Тут юрисконсульт сменил тактику и заговорил торопливо, по существу:

– Александр Юрьевич и Сергей Николаевич в постоянных разъездах, сами понимаете, гранильные мастерские должны выпускать продукцию, бизнес-партнеры на постоянном контакте, сеть магазинов работает исправно. Олев только что вернулся из Бельгии и тут же улетел в Израиль, Ольховский добился открытия салона «ОКО» с нашими ювелирными изделиями в Швейцарии. Но есть одна маленькая проблемка. Кстати, вопрос об изменении вам меры пресечения и переводе под домашний арест пока откладывается.

Он виновато развел руками, тяжело вздохнул.

– Я делаю, что могу. Но вот тут-то как раз COVID-19 и вмешался. Следователь, ведущий ваше дело, слег. А без его представления судья вынести решение не может. Да она и сама болеет. Если хотите, мы будем требовать назначить другого следователя?

– Нет, – подумав, ответил Громов. – Не хочу.

Ему теперь, после знакомства с Уваровым, тут уже было не столь тяжко, даже нравилось. В конце концов, не все ли равно, где ждать дальнейшее судебное разбирательство? В московской квартире или в бутырской камере? Разница лишь в степени изоляции.

– Ну а что за «проблемка»?

– Видите ли… – вздох, скользящий взгляд, подъем плеч… – То, что с вами случилось… Произошло это недоразумение… И вы оказались здесь… Как бы это сказать… случайно… Олев и Ольховский, кстати, готовы биться за вас до конца, как африканские львы…

– Ну, хватит героики, Киплинга еще вспомни. Говори толком.

– Вы же понимаете, что это наносит урон репутации фирмы?

– Это-то я как раз хорошо понимаю. В нашем алмазно-бриллиантовом бизнесе репутация превыше всего. Ее столетиями заслуживают. Как «Де Бирс».

– Ну, вот. Мне даже самому легче стало. Вы же умный человек, Максим Витальевич. Почему бы вам на время не уйти в тень? Отойти, скажем, от дел. В длительный отпуск, в резерв, так сказать. Выйти из правления фирмы, из совета директоров. А пакет акций передать в доверительное пользование кому-то из компаньонов? Или во временное отчуждение. Да той же Ларисе Анатольевне, допустим.

– Это твое личное мнение, Алексей Игоревич?

– Это мнение Олева и Ольховского.

На этот раз ответ юрисконсульта прозвучал с жесткими нотками. Максим задумался. В принципе, они правы. Пострадает репутация фирмы – поползут вниз и все дела «ОКО». В России, может быть, все и обойдется, и не такие бобры сидели, а вот на международной арене, куда они пробивались с таким трудом несколько лет, все может закончиться в одночасье. А свои 33 % акций он действительно может передать со всеми юридическими тонкостями Ларисе. Лисовский и поможет оформить все как надо.

– Так каково будет ваше решение, Максим Витальевич? – спросил адвокат.

– Я тебя услышал, – ответил Громов. – И крепко подумаю.

– Не затягивайте только.

– Затягивают петлю на шее. А мне есть тут с кем посоветоваться.

На том и расстались. Надзиратель повел Максима не обратно в следственный изолятор, а в другую по коридору сторону.

– Это еще куда?

– В комнату свиданий. К тебе там посетительница, забыл, что ли?

Сердце в груди екнуло и затрепетало. Неужели Лариса? Ну а кто же еще? Других подруг-невест у него не было. Наконец-то! Видно, прошел насморк-то. Он не видел ее целый месяц, с Намибии, где все несчастья и закрутились. Даже вспоминать об этом не хотелось, хотя и в этой африканской стране они тоже были счастливы. За себя, по крайней мере, мог бы ответить точно.

Однако каково же было его разочарование, когда в комнате свиданий на стуле он увидел совсем другую особу женского пола. Ей было лет пятьдесят, и она походила на черную умную ворону. Да еще вся в золоте, только в клюве не было. Ну, эту-то птицу он хорошо знал. Мачеха.

– Ты чего пришла, Альбина? – досадливо спросил Максим. – Решила сменить амплуа с хрустальными шарами и начать гадать на жертвенных внутренностях расстрелянных заключенных?

– А почеломкаться, пасынок? – фальшиво усмехнулась еще довольно миловидная восточной красотой женщина. – Сколько уж месяцев не виделись? Почитай, с поминок Виталия.

Альбина выставила на стол промасленный пакет.

– Как только узнала, что ты на каторге, тут же испекла осетинский пирог и примчалась.

– Каким ядом пропитала?

Максим отломил кусочек и проглотил. У него не выходило из головы предложение Лисовского, а вернее, Олева и Ольховского. Как правильнее поступить? Если уж и переводить акции, то не на них, а на Ларису. А заодно и жениться на ней. Тогда уж они точно никуда не уплывут. Да как-нибудь еще надо подстраховаться. Если они и считают его уже списанным дураком с торбой, то ошибаются.

– Крысиным, – услышал он голос мачехи, – ты такой любишь.

– А как узнала, что я в Бутырке? Только не ври, что об этом на всех каналах телевидения рассказывают, то Малахов, то Ургант.

– А вот и, правда. Не по ящику, конечно, а в прессе. Открыла вчера «МК», а там – заметка об этом проштрафившемся министре недр. И сидит он, пишут, горемыка, в одной камере с алмазным бизнесменом Громовым. Тебя то хоть за что, родненький?

– Да-а… – махнул он рукой, отправляя в рот другой кусок, побольше. Готовить она умела, этого отрицать нельзя. Но надо и Уварову оставить. – Хотел, понимаешь, угнать вагон с колчаковским золотом, да меня на границе с Монголией и догнали.

– Надо было состав в другую сторону гнать, к Турции.

– Жаль, с тобой не посоветовался.

– А вот это действительно жаль.

– Ладно, давай теперь приступим к заключительной сцене оперы «Эдип» и начнем прощальную церемонию. За пирог спасибо. Я предупрежу кума Данилкина, кто мне его подарил, если завтра вдруг не проснусь.

– Шутишь всё!

– Нет, Альбинка, какие уж тут шутки. Я еще до конца не разобрался, отчего это мой отец так быстро сгорел от якобы онкологии. Я в это время в Ботсване был, покидал его здоровым, а тут на тебе!

– Так есть же медицинское заключение! – усмехнулась черная вдова.

– Есть-то есть, но врачи тоже кушать хотят. И почему это ты враз стала обладателем всего его наследства? Мне он только вот этот талисман и успел передать.

Максим вынул его из-под воротника футболки и показал Альбине.

– Так и завещание есть.

– Так и нотариусы тоже люди, тоже кушают.

– А тебе папиного наследства жалко для бедной вдовы?

– Ну, не такая уж ты и бедная, Альбинка. Я представляю, во что сейчас превратилась квартира отца – египетский храм Изиды. Клиенты, наверное, на лестнице стоят, а хвост тянется до метро «Смоленская». И все с капустой за пазухой. Хотят узнать, кто приворожил суженого. Нет, чтобы к психиатру пойти лечиться. Хотя от дури людской лекарств нет.

– А вот и не так! – рассмеялась женщина. – Ты, слышь-ка, когда тебя лет через двадцать выпустят, ступай ко мне в привратники. Нет, серьезно. Давай на пару магическую фирму состряпаем? Скоро у тебя, как я полагаю, мало чего останется. Выйдешь отсюда гол как сокол. Это я тебе уже как ясновидящая говорю. А мое предложение останется в силе. Ты мне как опытный компаньон сгодишься. Вон какое «ОКО» с нуля поднял! Виталий тобой очень гордился.

– Только почему-то мне об этом не говорил.

– Не хотел сглазить. А вот мне о твоих успехах все уши прожужжал. Ты подумай, подумай. А в знак нашего союза и примирения отдай мне свой терафим, осколок Чантаманы.

Тут она прикусила язычок, видно, с уст слетело то, что не должно было бы. Максим насторожился. Уже второй раз за сегодняшний день его родовой амулет называют «терафимом». Да еще и какой-то осколок Чантаманы сюда вплели.

– Зачем он тебе, тетя Ванга? – спросил Максим. – У тебя вся квартира, наверное, в амулетах, сверху донизу, в сортир не протиснешься. А там занято, говорящий попугай с гадальными картами в клюве на крышке унитаза сидит и тоже предсказывает.

– Да это просто символически, – стала оправдываться она. – Но, по правде говоря, твой амулет в магическом плане десятка моих стоит. Столько сотен лет Громовы его на шее носят! Потому и самоцветы им легко в руки давались. Но мне-то он действительно без особой надобности. Просто я о тебе забочусь. А если ты о папином наследстве тоскуешь, то я готова и поделиться.

– Не надо, – рассеянно произнес Максим, думая о Ларисе. – У меня всё есть.

– Сегодня есть, завтра не будет, – жёстко сказала вдова. – Это, братец ты мой, мир, а не рай. И он очень подл.

Логика в ее словах была. Наверное, Будда так бы и выразился.

А Максим, возвращаясь в сопровождении надзирателя в свою камеру, думал о том, что за короткое время к нему поступило целых два предложения, и оба не сулили ему ничего хорошего в будущем. Или напротив? Потом мысли его вновь перекинулись к Ларисе, и он стал вспоминать последнюю совместную поезду в Намибию… Как все-таки хорошо им там вдвоем было! Хотя с этого-то и началась вся последующая катавасия.




Глава третья. Любовь и слезы – сестры по разуму


Так сказал Будда. А может, и не говорил. Но думал. Непреложен другой факт: ровно пять месяцев назад, в конце марта 2020 года, Максим Громов находился в Намибии по делам компании «ОКО» и безуспешно пытался сломить упорство местных чиновников. Сюда он приехал не один, а с маленькой делегацией, куда входили еще два сотрудника фирмы. Во-первых, Алексей Лисовский, который должен был обеспечивать юридическую сторону дела, если выгодный контракт будет заключен, а во – вторых, Лариса Нежданова.

Она числилась в «ОКО» экспертом по ювелирным изделиям. Сам Максим ее в компанию и пристроил, чтобы на глазах была, хотя, конечно, никаким экспертом она не являлась. Но бриллианты и ожерелья любила, как каждая девушка из обеспеченной семьи. Да и в работе особенно не нуждалась, у нее папа с мамой сами не знали, куда девать лишние деньги, хоть на улице сори. И никакой эксперт тут при заключении контракта на промышленную добычу алмазов не требовался. Но еще неизвестно, кто был в этой делегации «во-первых», а кто «во-вторых». Лисовский уж точно уступал в модельной внешности Ларисе.

Хотели еще взять переводчика, но зачем? Чиновники здесь и так говорили на английском, он вообще был официально государственным, а родной ошивамбо мало кто знал. Максим вообще часто брал ее вместе с собой в командировки на Черный континент. А ей африканская экзотика нравилась. И загар можно получить такой, что все подружки обзавидуются. Да и самому Максиму всегда было приятно иметь под рукой красивую блондинку, и, что характерно, даже контракты заключались легче, чем если бы он ездил только с толстяком Лисовским.

Где они только не побывали! Но в основном, конечно же, фирму «ОКО» интересовали ресурсные страны Африки, этой «колыбели человечества», богатые драгоценными минералами и золотом. Максим преследовал еще одну цель, возя потенциальную невесту вместе с собой. Кроме основной, о которой говорить нечего. Он таким образом пытался как-то повысить ее интеллектуальный и образовательный уровень. Ведь даже несмотря на то, что Лариса заочно экстерном окончила два частных университета, полученные красные дипломы забросила куда-то под диван. Они представляли для нее такой же сор, как и лишние деньги. На которые, собственно говоря, эти два «высших образования» и были приобретены.

В ЮАР он рассказывал Ларисе об истории этой одной из самых национально разнообразных стран Африки. Первое государство, имевшее ядерное оружие, но добровольно отказавшееся от него. Что ему самому было странно и непонятно. Своеобразный рекорд ЮАР – это 11 официально признанных государственных языков. А сколько тут всяких златокротов и трубкозубов, которых в Московском зоопарке не встретишь.

Еще одна любопытная деталь: в 1827 году английский путешественник Джордж Томпсон опубликовал книгу «Путешествия и приключения в Южной Африке». Где предположил, что экспедиции финикийцев вокруг Африки совершались еще за шесть столетий до нашей эры.

– Ты представляешь, Лара? – говорил Максим. – Да ведь еще и Геродот в своей «Истории» сообщал, что финикийцы приставали здесь к берегу, обрабатывали землю, дожидались жатвы, собирали урожай и двигались дальше.

Лариса хлопала длинными ресницами и «представляла».

– А хочешь, я расскажу тебе о британской колонизации юга Африки, о первых переселенцах-европейцах, о восстаниях гордых зулусов, об англо-бурских войнах, об апартеиде, об Оранжевой республике и Трансваале? Все это богатая история ЮАР.

– Хочу, – кокетливо отвечала Лариса. – А больше всего я хочу тебя.

– Лара, ты должна знать, что первое открытие богатых месторождений алмазов в 1867 году произошло именно здесь, так называемая кимберлитовая трубка. Ты же эксперт «ОКО», а вдруг тебя на каком-нибудь приеме об этом спросят?

– Я знаю, что им ответить. Мало не покажется.

Тогда Максим начинал рассказывать о том, как после поражения своих нерегулярных войск буры обратились к тактике партизанской войны. А англичане в ответ собирали бурских женщин и детей в первые в мировой истории концлагеря. И также впервые использовали бронепоезда для борьбы с партизанами. Эта война нашла свое отражение в знаменитых произведениях мировой литературы, знакомых всем с детства:

– Ты, конечно же, читала романы Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова» и «Похитители бриллиантов»?

– А то! – игриво отвечала Лара. – Настольные книги.

– А вот знаешь ли ты, что дедушка Нельсон Мандела, которого до сих пор выставляют этаким черным Дедом Морозом, первый президент свободной от апартеида ЮАР и отсидевший в тюрьмах за свое революционное прошлое 30 лет, далеко не так добродушен? В юности у него был лозунг, подхваченный всеми неграми: «Сделай белого черным».

– А как это?

– А так. Ловили ночью какого-нибудь зазевавшегося фермера, затаскивали в лес, разводили на полянке костер, потом надевали на шею белого человека пропитанную бензином автопокрышку. И поджигали.

– Ни фига себе! Я больше сюда не приеду.

– И правильно. Мне этот расизм наоборот тоже не нравится. Сейчас он тут вовсю и расцвел. Как в Америке, где теперь белые у черных ботинки лижут.

– Пусть они все к нельсону в манделу идут! – соглашалась Лариса.

– Хотя сейчас ЮАР, надо признать, самая развитая республика на Африканском континенте. И «ОКО» вынуждено иметь с ними дела. Бизнес – прежде всего, а природные алмазы здесь в числе главных приоритетов.

– Гляди, как бы тебе, Макс, самому покрышку на голову не надели.

Предупреждение Ларисы было не напрасным, на Черном континенте всякое может случиться, особенно с белым человеком. Взять Анголу. Три года назад, еще до знакомства с модельной девушкой Ларисой, Максим едва не погиб в этой стране, которую не случайно называют «черной жемчужиной» в ожерелье африканских государств. И не какой-нибудь злодей был в том повинен, не многолетняя незатухающая межэтническая война, не дикие звери, а обыкновенный с виду маленький комар.

Для Максима командировки за границу, особенно в Африку, это было не только знакомство с достопримечательностями и экзотический отдых, но каждодневный труд. Как в период подготовки к поездке, работа с документами, так и во время пребывания в чужой стране, один или с делегацией. Это постоянные, напряженные, ответственные встречи с представителями министерств и ведомств. А то и с президентами или премьер-министрами. Это постоянное отстаивание интересов «ОКО». И реализация договоренностей по возвращении домой.

Также далеко не просто было переносить разные непривычные климатические условия, особенно зимой. Из Москвы вылетаешь при температуре минус 20 градусов, а в столице Анголы Луанде – плюс 40. То есть перепад температур в 60 градусов. Это поистине убийственно. Ну и конечно, в первую очередь это жуткая антисанитария и всякие тропические болезни. Иногда смертельные. Особенно это было характерно именно для Анголы, а также Индии.

От желтой лихорадки в Москве Максиму заранее делались, конечно, прививки. В Анголе без такой прививки не впускали в страну. Что касается остальных болезней, то прививок от них, увы, не было. Малярия свирепствовала повсеместно, в том числе и в столице. Переносчиком ее является маленький, совсем незаметный комарик. Укус его безболезненный, но если он малярийный, то совсем незаметно подхватишь, как триппер, и большую проблему. Чай не насморк на сквозняке схватить. «Моментально в море», а оно рядом.

Ангольцы и долго проживающие там европейцы лечатся довольно легко, особенно на стадии симптомов. Проглотил за один раз три таблетки какого-нибудь французского препарата – и здоров, снова на ногах. Малярию рекомендовано вылечивать немедленно, при длительном протекании болезни она уходит вглубь организма, «садится» на слизистой ткани печени, легких и прочем «ливере». И вот тогда предстоят продолжительные мучения. Иногда даже с непредсказуемым исходом.

Так вот и получилось, когда, закончив свои дела с алмазниками в Анголе, Максим в конце января вернулся в Москву. И уже на второй день почувствовал потерю бодрости и присущей ему энергичности в работе. Еще подумалось: может быть, это просто с дороги, от климатического перепада температур? Нет, пришлось вызывать скорую помощь. Врач поставил диагноз: грипп. Выписал лекарство и отбыл. Что ж, гриппует один день, другой. И так целую неделю. Жил он тогда одиноко.

Что характерно, температура держится. Но происходили странные явления. Она скакала, как цирковая лошадь. То поднималась до 40 градусов, с крепостью водки держалась так 3–4 часа, а затем резко падала, чуть ли не до 35 градусов, с обильным потовыделением. Максим с трудом сумел дозвониться до отца. Виталий Андреевич тотчас же и приехал. С Альбиной.

– Ой, вот только ее не надо, папа, – слабым голосом попросил сын. – Она своими колдовскими снадобьями вконец, в болото залечит. Лучше сразу сдайте меня на органы.

– Молчи, пасынок, тебе языком ворочать вредно, – приказала мачеха.

И начала его лечить своими знахарскими средствами из Средневековья. Что-то типа такого рецепта: взять одного навозного жука, лапку летучей мыши и крысиный хвост, потом залить это мочой молодого поросенка и истолочь в ступе. Пить натощак пять раз в день маленькими глотками после крика совы. Максиму стало совсем плохо.

Раскалился как печка, хоть блины на лбу пеки. Чтобы остудить больного, Альбина открыла настежь все балконные двери и окна. Мороз на улице стоял крепкий. А тут еще очередной спад температуры начался. Словом, теперь Максим стал превращаться в ледяную мумию. Отец еле-еле успел вызвать скорую. Приехал тот же врач, что и прежде. А к его приезду у пациента, укутанного в три одеяла, температура стала нормализовываться. Доктор выразил недовольство и подчеркнул, что «больной скорее здоров, чем мертв», а в таких случаях дергать врачей нецелесообразно. И с мудростью Гиппократа добавил:

– Грипп с правильным лечением проходит через шесть дней, а без правильного – через семь. Ждите.

И уехал. Его можно понять: с малярией он, должно быть, в реале еще не сталкивался. Но надо было что-то делать. Не отдавать же на откуп таким горе-специалистам жизнь единственного сына? Виталий Андреевич через своих постоянных клиентов в Белом доме договорился с одной закрытой ведомственной больницей. Она была инфекционного профиля.

Максима поместили в отдельный бокс. Утром к его персоне вкатили тележку с едой и быстро удалились. Потом прибежала рыжая взъерошенная медсестра в прорезиненном костюме и в респираторе, всадила ему иголку для забора крови, после чего ее как ветром сдуло. Быстрее бегают только лыжницы на Олимпийских играх. А вечером вдруг приоткрылась дверь и в палату вползла в белом маскхалате старушка с ликом мученицы. Прямо смиренная ветхозаветная рабыня египетских фараонов. Со шваброй и ведром в руках.

Максим молча наблюдал за ней, как она привычными размеренными движениями убирает палату. Даже получает от этого какое-то скрытое удовольствие от полезности своих действий. Ему захотелось поговорить с ней. Хотя бы просто для того, чтобы получить какую-нибудь информацию из-за пределов бокса. Она охотно вступила в разговор. Сначала на нейтральную тему. Потом, в ответ на его недоуменный вопрос о недостаточном внимании к нему со стороны медперсонала, она как-то тяжело вздохнула и с сочувствием спросила:

– А вы ничего не знаете? К вашему боксу особое отношение. У всех общее мнение, что здесь больной с какой-то страшной тропической инфекцией. И медперсонал старается не только не заходить сюда, но вообще обходить стороной. От греха подальше.

– А как же вы? Неужели не боитесь заразиться?

– Что я! Я в возрасте, и меня сам Господь оберегает.

У Максима даже как-то потеплело от этих слов на душе. Вообще было приятно пообщаться с этой бескорыстной верующей и действительно бесстрашной женщиной. А главное, все стало на свои места. На следующее утро его бокс посетил главный инфекционист госпиталя. Он подробно допросил Максима о характере болезни и заключил:

– Это заболевание не входит в мой профиль. Оно не инфекционное.

С этим вердиктом и покинул бокс. Прошел час. На душе у Максима было смутно. То ли радоваться, то ли огорчаться. Что же тогда за болезнь? И тут дверь в палату распахнулась. А бокс стал наполняться людьми в белых халатах. Целый консилиум врачей. Тут были заведующие разными отделениями, главные специалисты и эксперты по инфекционным заболеваниям, их аспиранты и помощники. Всего человек пятнадцать.

Все пришли проверить свои научные взгляды на живом объекте. Крутили, вертели, щупали, опрашивали в течение 45 минут, а затем также поспешно и молча вытекли один за другим из палаты. Без обсуждения окончательного диагноза. Никак он не давался им в руки, ускользал, словно сом от рыбаков.

Еще через час вновь пришел главный инфекционист. У него был какой-то виноватый вид. И сказал:

– Будем лечиться от малярии. Странно только, что вы еще до сих пор живы.

Так началось его воскрешение из мертвых. Но в весе он тогда потерял около пяти килограмм. А сколько нервов это стоило? Говорят, что у среднестатистического мужчины в организме примерно 75 тысяч километров нервов, мотать не перемотать, женщинам это особо нравится. Но все равно жалко терять сколько-то из-за какого-то маленького комарика. Скорее всего, он был женского пола. Хотя разве разберешь у этой малярийной сволочи гендерные отличия? Но уже через две недели Громов смог приступить к своей любимой работе в «ОКО». А поразившую его малярию постарался забыть как кошмарный сон.

Однако не прошло и нескольких месяцев, как его сразила в самое сердце другая «малярия», более сладостная. Звали ее Лариса. На одной из корпоративных вечеринок, то ли у Олева, то ли у Ольховского, он познакомился с юной фотомоделью и блогершей. А все дальнейшее, вот уж действительно, по словам Будды: «Как дерево, хотя и вырванное, продолжает расти, если корень его не поврежден и крепок, так и страдание рождается снова и снова, если не искоренена склонность к желанию».

Особенно они почему-то любили бывать в Ботсване. Ну, Максим, понятно, ездил туда по делам «ОКО». Алмазами и золотом Бог эту страну не обидел. Первая кимберлитовая трубка была найдена здесь еще в 1967 году в 240 километрах от города Франсистауна. Затем были обнаружены еще несколько. Алмазы эти были высокого качества, 30 % из них шли на ювелирные изделия. Сотрудничество с местными промышленниками и изготовителями «ОКО» вело здесь только через «Де Бирс», пользуясь «крохами с барского стола».

Ларисе нравились здесь национальные парки и заповедники. Пустыня Калахари тоже ничего, сгодится попутешествовать на джипе. Да и климат нормальный, субтропический. А что уж говорить про знаменитую реку Лимпопо из детской сказки о добром докторе Айболите! «Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица…» Гусеницы только к нему не ползли, поскольку считаются тут деликатесом и стоят в четыре раза дороже козьего мяса. Вот и прятались где-нибудь в зарослях.

Как-то раз Максим повез Ларису полюбоваться наиболее древним памятником изобразительного искусства в Ботсване. Это наскальная живопись в Цодило на северо-востоке страны. Там более 4500 рисунков. Различные пациенты доктора Айболита – зебры, киты, носороги, пингвины. Лариса без устали делала селфи, запечатлевая себя с ними. Потом вечером они сидели в столичном ресторане, ели этих самых гусениц, запивая местным пальмовым вином, и танцевали румбу под музыку зулусов гумба-гумба и кваса-кваса.

Любили бывать в экваториальном Конго, на родине пигмеев. Которые, что любопытно, сами занимались рабовладением, как, впрочем, и многие другие племена Африки. Так что американцы были не первыми в этом отношении. И даже не вторыми. Еще в 1482 году в устье реки Конго побывала первая европейская экспедиция из португальцев, а с начала XVI века они начали вывозить купленных у прибрежных племен рабов из Конго в Бразилию.

Что касается культуры, то у местного населения с давних пор существует богатый и самобытный фольклор, но письменная литература появилась относительно недавно. А вот резьба служит основным видом художественного ремесла. Ею покрывают различные деревянные предметы, мебель, сосуды из тыквы. И, конечно же, знаменитые конголезские маски, наводившие на Ларису страх и ужас.

Чтобы не довести ее видом этих масок до нервного срыва, Максим повел Лару в живописную школу-мастерскую Пото-Пото, в одном из районов Браззавиля. Там были представлены восхитительные изображения народной жизни в гуаши и акварели, где было все – графичность и четкость рисунка, острая экспрессия движений, динамичные силуэты вытянутых в пропорциях фигур и декоративная насыщенность цвета. Кажется, ей понравилось.

Не обошли стороной и Сьерра-Леоне, которая лежит в Западной Африке на побережье Атлантического океана. Там также много алмазов и золота. А местная промышленность, кроме добычи этих полезных ископаемых, производит только пиво и сигареты. «Блеск и нищета куртизанок», одним словом. Выпил, покурил и утонул в драгоценностях.

Страна в переводе в искаженном виде называется «Львиные горы», но вот самих львов или львиц тут днем с огнем не сыщешь. Зато много другой живности: слоны, буйволы, обезьяны, антилопы, крокодилы, змеи… Крупные красивые бабочки и болотные стрекозы. В устьях рек и прибрежных водах водятся барракуды и акулы. Таков вот многообразный мир. Ходить лучше осторожно, желательно с оружием. Что Максим и делал, прихватывая под одну руку Ларису, а в другой держа лицензионный охотничий карабин. И продолжал просвещать девушку:

– Что любопытно, 5 сентября 1607 года на территории современной Сьерра-Леоне была сделана первая постановка шекспировского «Гамлета». Об этом до нас дошло письменное свидетельство. Британская Ост-Индская компания проводила операции в Индии, а путь туда в те времена лежал вокруг Африки. Возле побережья Сьерра-Леоне в тот год несколько крупных судов компании вынужденно встали на якорь, а капитан одного из них, «Красного дракона», любил театр и считал, что постановки пьес для его команды лучше, чем безделье или азартные игры.

– Чем же лучше? – спрашивала девушка с двумя высшими образованиями.

На это Максим не знал, что ответить, пожимая плечами. Отогнав любопытного крокодила, желавшего послушать про свою родину, предупредительным выстрелом перед его мордой, он продолжал:

– Уже в XIX веке Сьерра-Леоне превратилась в западноафриканский центр распространения европейской культуры. Креольская община дала стране известных ученых, включая историков Сибторпе и Джеймса Африкануса Хортона. Среди современных представителей интеллектуальной элиты заслуживают упоминания биохимик Дейвисон Никол и писатель Уильям Контон.

Следующим выстрелом из карабина он поставил на место напиравшего буйвола. Тот обиделся и ушел восвояси.

– Так на чем я остановился? Ах да! Что же еще касается культуры, то в основном в кинотеатрах страны пользуются спросом трансляции футбольных матчей и фильмы Голливуда. Однако возникают и вдохновленные нигерийским кинематографом ленты местного производства. Но это не на мой вкус. Кажется, это на вкус вон той огромной гориллы, родственника Кинг-Конга, которая к нам идет. Пошли отсюда, дорогая, пора ехать в Намибию…

Намибия когда-то называлась Германская Юго-Западная Африка, а принадлежала, соответственно, немцам. Лежит она между Анголой, Замбией, Ботсваной и ЮАР. И, естественно, там тоже имеются природные запасы алмазов. С древнейших времен ее населяли бушменские племена, позже пришли готтентоты. За ними уже – Максим и Лариса. Рек в Намибии мало, и большинство из них заполняются лишь в отдельные периоды. Поэтому тут довольно жарко.

– И почти четырнадцать процентов населения из двух с половиной миллионов заражено вирусом иммунодефицита. СПИДом то есть. Очень большие проказники в половых отношениях. Спариваются налево и направо.

– Это и есть главная достопримечательность Намибии?

– Не только. Для «ОКО» особенно представляют интерес алмазные жилы в окрестностях Людерица и города-призрака Колманскоп. Мы туда обязательно съездим. Как и на живописное глиняное плато Соссусфлей, окруженное красными песчаными дюнами пустыни Намиб. Посетим Национальный парк Этоша с дикими животными. Заповедник с морскими котиками. А также останки затонувших кораблей на Береге Скелетов. И древние наскальные рисунки в долине Твифелфонтейн.

– А когда же займемся любовью? Воздух тут действительно будоражит кровь.

– Да хоть сейчас, милая! Найдем только подходящий укромный уголок на пляже.

И они нашли его. Ни людей, ни зверей. Скинув впопыхах всю одежду, оставшись нагими, как Адам и Ева, которые, кстати, в Африке, по мнению богословов, историков и генетиков, и стали зачинать человечество, они жадно припали друг к другу, превратившись в мифического зверя о двух спинах. Говорят, что лев и львица могут совокупляться без остановки трое суток. С трудом верится, но вполне возможно. Здесь, на пляже, половой акт Максима с Ларисой длился девяносто семь минут. Неотрывно. Представляете, сколько у них было эякуляций и оргазмов? Но Африканский континент к этому располагает.

Более того. Когда они наконец откинулись друг от друга и в блаженстве лежали на горячем песке, прошло всего пять минут. Максим, чувствуя в себе новый прилив сил, неожиданно поднял Ларису на руки и перенес в другое место. А там началось то же самое. Лариса с закрытыми глазами отвечала на его поцелуи, ласку, словно в полусне и внезапно вновь охватившем ее томлении. А пламя во всем теле разгоралось все сильнее и сильнее. Жажда соития ни у нее, ни у него не проходила. Что там африканские львы и львицы!

Их шепот становился все бессвязнее, глуше, сменяясь жаром предвкушения непостижимого доселе чувства полной и абсолютной, всепроникающей близости, бессознательно желанной, даже требуемой сейчас больше всего. А когда с нетерпением, до боли ожидаемое ею вновь свершилось, когда его яростно неудержимая, пульсирующая мужская плоть вошла в нее и уже, казалось бы, навсегда, она, не в силах больше сдержать себя, в радостном беспамятстве закричала. Потому что, сотрясаемая электрическими разрядами, она никогда еще не испытывала такого острого безумного наслаждения.

Да и с ним ничего подобного раньше не было. Никогда. Максим даже не представлял, что такое физическое, чувственное счастье возможно. И на пике этого волшебного блаженства она и он словно увидели себя со стороны. Сверху. Распластанную на песке, как безвольную куклу, с запрокинутым в сладкой истоме лицом Ларису, со спутанными локонами, с капельками пота на лбу, с блуждающим взглядом, в котором копилась готовая извергнуться огненная вулканическая лава страсти. И его, поистине африканского льва, идущего на свой собственный личный рекорд.

Содрогаясь снова и снова, закусив до крови губу, шепча и прося его о чем-то, благодаря за что-то, не отпуская, не останавливаясь, она опять услышала свой сладостный стон – в момент одновременного исхода желанного соития. Его горячее семя извергалось в нее, как вода из крана. А близость продолжала длиться. Пока он совсем не обессилел. Продлись соитие еще дольше, заново, как ей и мечталось, она бы была согласна безропотно умереть. Чтобы только это чудо любви повторилось. И он хотел того же. И вот только в эту минуту, поистине блаженствуя, они поняли, что отныне принадлежат друг другу безраздельно. Хотели бы принадлежать, надо сделать маленькую поправку. Ведь соитие, даже самое блаженное, рано или поздно все равно заканчивается, а реальная жизнь продолжается…

Но все это было еще до того, как 30 июля 2020 года их маленькая делегация от фирмы «ОКО» прилетела в Намибию. В столичном аэропорту Виндхуку их встречал министр геологии и шахт Хифу Похамбе, давний знакомый Громова. Максим представил министру Лисовского и Ларису и отвел потолковать наедине. Расстались они довольные.

– Обещает через несколько дней обед с президентом, – сказал Максим, возвращаясь к своим сотрудникам. – Думаю, там все и решится.

Разместившись в двух номерах гостиницы, Громов и Лисовский сразу приступили к делам. Переговоры шли трудно и тянулись в течение четырех дней.

Намибия в «бриллиантовом мире» славится своими крупными, чистыми и дорогими алмазами. Они добывались совместным предприятием «Де Бирс» и местным «Дебсвана». В основном на аллювиальных месторождениях. В мировой практике есть два вида алмазных месторождений: аллювиальные россыпи и коренные.

Вечером Максим пытался просветить в этом отношении Ларису, но она упорно не понимала.

– Аллювиальные россыпи, – медленно повторял он, чтобы она запомнила, – это промышленное скопление алмазов, постоянных и временных водных потоков. Такие россыпи образовывались в разных районах мира в период от одного миллиона до сотен миллионов лет назад.

– Ого! А я думала, алмазы просто на земле валяются.

– Ага. Нагнись и подними. Нет, милая, ты еще побегай за ними, поищи. Ты же сама эксперт «ОКО», не забывай. Не теряй марку.

– Я эксперт только по личным украшениям. А на них надо терять не марки, а доллары. И лучше, если это будешь делать ты, Максик, а не я. Ладно, так что там дальше?

– Есть еще коренные месторождения, это кимберлитовые трубки, названные так в честь поселка Кимберли, в ЮАР, где мы с тобой уже бывали. Отсюда и порода, содержащая алмазы, получила название кимберлиты.

– Не так быстро, записываю. На мозг.

– Тогда запиши туда еще, что кимберлитовые дайки – это вертикальные или наклонные трещины в земной коре. Заполнены они раскаленной лавой, магмой.

– А откуда вообще взялась эта кимберлитовая магма?

– Этого не знает никто. Разве что звездочеты из «Де Бирс». Но если серьезно, то единого мнения до сих пор нет. Большинство исследователей придерживаются взгляда, что кимберлитовая магма имеет глубинное происхождение.

Обучение происходило в постели, на этих словах Лариса сладко заснула. А Максим вышел на балкон, закурил и мысленно продолжил разговор. Как бы готовясь к завтрашней встрече на высшем уровне.

В Намибии разведаны и разрабатываются в основном аллювиальные месторождения. Добыча осуществляется по руслу реки Оранжевая. Ну, и на шельфе Атлантического океана, в месте впадения реки в его безбрежные воды. А надо заметить, что русло Оранжевой за несколько миллионов лет сместилось на десятки километров. И вот на этой площади вдоль реки и занимаются добычей алмазов.

По предположению геологов, река в течение многих лет выносила алмазы в океан. На этих площадях на шельфе «Дебсвана» специально оборудованными судами на глубине до 300 метров извлекала алмазы. В течение года таким образом добывалось продукции на сумму 250–300 миллионов долларов. Это были богатые аллювиальные месторождения.

На балконе соседнего номера стоял Лисовский и тоже курил.

– Спустимся в бар, выпьем? – предложил Максим.

– Согласен.

Заказав виски, Громов задумчиво произнес:

– Переговоры зашли в тупик.

– Снова согласен, – ответил юрисконсульт. – Взаимопонимания о возможном сотрудничестве в чиновничьей среде намибийцев мы найти не можем.

– Но остается последний шанс. Я имею в виду завтрашнюю встречу на высшем уровне. Мы ведь приглашены на обед с главой государства.

– А как может решить вопрос президент Нуйома? Занести ему сумку с «продуктами»?

– Не возьмет. У них тут с этим строго. Какую предлагаешь избрать тактику на завтрашний день?

– Такую. Взять с собой на встречу Ларису Анатольевну. Пусть воздействует на намибийский мир своей красотой и обаянием. Нуйома растает и даст согласие на разработку месторождений.

– А что? Другого выхода нет. Там, где ничего не могут сделать мужчины, женщине хватает одного лишь взгляда.

На следующий день за ними прислали правительственный лимузин, и они втроем отправились на запланированную встречу с президентом Намибии Мишаке Нуйомой. Их приятно поразила простота протокольного мероприятия. В одной из скромных резиденций президента делегацию «ОКО» усадили на открытой веранде за длинный деревянный стол с лавками, рассчитанный человек на двадцать.

Президент пришел вместе с министром геологии и шахт Хифу Похамбе, который был им знаком ранее, поздоровался с Громовым и Лисовским за руку, а у Ларисы ручку даже поцеловал. И занял место во главе стола. Чувствовалась доброжелательная простота и обходительность в манере его поведения, уважение к посланцам из «ОКО». Это подчеркивалось и неоднократными заверениями в его дружеском отношении к России.

Громов коротко изложил информацию о целях визита в Намибию и о безрезультатности переговоров с должностными лицами министерств и ведомств. Он не сомневался, что президент и так все прекрасно знает, но такова была протокольная церемония. Потом передал слово Лисовскому, и тот обозначил имеющиеся проблемы.

Они заключались в концессионной раздаче участков месторождений только для жителей страны и порядке их разработок. Все так же коротко, по существу. Нуйома подтвердил, что так оно и есть, тут уж никуда не деться. С сожалением развел при этом руками. Был он мужчина статный, красивый, только очень-очень черный. На Ларису бросал внимательные взгляды. Улыбался при этом.

Тогда Громов сказал, что такая форма сотрудничества для столь солидной, хотя и сравнительно молодой компании, каковой является «ОКО», не подходит. Президент задумался, но ненадолго. Возможно, в знак вежливости он тотчас же поручил сидящему рядом министру Хифу Похамбе найти подходящий вариант сотрудничества. Уже кое-что.

Дальше – больше. Президент здесь же, «не отходя от кассы», предложил Громову, как главе делегации, поучаствовать не в добыче алмазов, а в геологических изысканиях коренных месторождений. То есть кимберлитовых трубок. Похамбе пояснил, что на протяжении ряда лет корпорация «Де Бирс» проводила такие геологоразведочные работы на территории Намибии. Но по результатам изысканий в отчете сделан вывод, что в их стране кимберлитовых трубок не обнаружено. А эксперты Намибии в объективность таких заключений не верят.

– Но алмазы же не с неба упали? – сказала вдруг Лариса, вмешавшись в разговор. Максим сидел далеко от нее и не смог наступить под столом на туфельку. Все тут так сидели, метрах в двух друг от друга, словно соблюдая режим самоизоляции во время пандемии коронавируса.

– Нет, – улыбаясь, ответил Нуйома.

– Так чего же огород городить? Правильно ваши эксперты не верят. Раз есть одни месторождения, должны быть и другие.

Ни Максим, ни Лисовский совершенно не ожидали от Ларисы такой прыти и, в общем-то, логичного умозаключения. Очевидно, вчерашнее ночное обучение не прошло даром. Громов даже порадовался. А президент и министр поразились, что эта молодая девушка-эксперт не только красива, но и умна. Максим, чтобы Лариса вдруг не сморозила какую-нибудь глупость, добавил:

– Госпожа Нежданова права в том, что наличие аллювиальных россыпей является вестником к открытию и коренных источников. Ваше предложение интересное. Мы обещаем проработать его на уровне всего руководства компании.

– Но одно дело – поиски, другое – добыча, – продолжил Лисовский. – «ОКО» прежде всего интересует второе.

– Решим и этот вопрос, – заключил Нуйома.

Беседа потекла в еще более теплой и дружеской атмосфере. Непринужденную обстановку подкрепляло не только обаяние Ларисы, но и начавшийся прием пищи. Изысканных блюд не было, все очень скромно и просто, «дешево и сердито». Салаты, суп, мясо на второе. Из страусов. Кстати, о «птичках». Когда подавали второе, Мишаке Нуйома вдруг неожиданно поставил Громова и Лисовского в тупик, задав, очевидно, давно наболевший вопрос:

– Ну что мы все об алмазах да об алмазах? Пусть «ОКО» покупает у нас страусиное мясо!

Его предложение застало их буквально врасплох. Нет, жаркое из страусятины было довольно вкусным, но ответить им на это предложение было непросто. Кроме Ларисы. Для нее ничего сложного не существовало.

– Со страусами – к Министерству сельского хозяйства или торговли, – решительно сказала она. – Не надо путать божий дар с яичницей. Вот у тех – яичница, а у «ОКО» – дар божий.

И снова ее фраза прозвучала очень эффектно. Дипломаты умеют находить выход из затруднительных ситуаций, их этому специально обучают. Но иногда и «правда-матка» действует положительно. К тому же, окончательно перетянув одеяло на себя, госпожа Нежданова добавила, отправляя кусочек бескрылой птицы со специями в рот, причем с чувством удовольствия:

– А что? Мясо действительно такое вкусное и нежное, так почему бы не изучить этот вопрос на уровне ваших и наших министерств? Я – за!

– Жаль только, что сейчас у нас несколько иные функции, – вставил Лисовский.

– Функции – это фикции, – отрезала Лариса. – У меня есть знакомый шиш в Министерстве торговли, вернусь в Москву – переговорю, обещаю.

– Шиш – это что такое? – спросил президент.

– Это фамилия такая, – нашелся Максим. – На уровне замминистра. Друг Неждановой.

– А в Минсельхозе есть еще один кекс, – добавила Лариса. – Тоже навстречу пойдет. Не остановишь. Только помани пальчиком.

– Кексы и Шиши – самая распространенная фамилия на юге России, – пояснил Максим, вытирая вспотевший лоб.

После такой красноречивой преамбулы беседа еще больше оживилась, а разговор перешел в плоскость обсуждения условий выращивания страусов в средней полосе России. Что касается Намибии, то страусы здесь действительно бегали повсюду. Ешь – не хочу. Да и выращивали их в больших количествах, еще со времен немецких колонистов.

– Традиция сохранилась и по сей день, – пояснил Похамбе. – Намибия долгие годы была колонией Германии, многие немецкие граждане и сейчас владеют здесь участками земли.

– И промышляют страусами? – спросила Лариса. Она была теперь здесь в центре внимания. Президент даже подсел к ней поближе.

– Ох как промышляют! – пожаловался он. – Но если честно, нам их и так девать некуда.

– После освобождения от колониальной зависимости земли остались в собственности у бывших колонизаторов, – монотонно продолжил министр геологии. Был он, судя по всему, большим занудой. Хотя тоже пересел поближе к очаровательной госпоже Неждановой. – Несмотря на то, что многие немцы уехали на родину. А оставшиеся, да и те, кто отбыл в Дойчланд, используют труд местного населения на страусиных фермах. Теперь периодически посещают Намибию и контролируют тут свой бизнес.

– А вы не хотите тоже поучаствовать в этом страусином бизнесе? – спросил Нуйома.

– Кто? Я лично или компания «ОКО»?

– Вы. В качестве хозяйки одной из ферм? Мы бы вам могли для начала одну из них подарить. В качестве эксперимента. Думаю, правительство Намибии от этого не разорится.

– Не разорится, – подтвердил Похамбе. – Какие пустяки. А это привлечет туристов. Представляете рекламный плакат: белая женщина-амазонка среди чернокожих работников в окружении страусов! Вы в правильном направлении мыслите, господин Нуйома.

– Надо подумать, – кивнула Лариса. И добавила: – Посоветоваться с родителями. Вернусь в Москву, позвоню. Дайте телефончик.

– Он есть у господина Громова. А с мужем советоваться не будете?

– Я девушка свободная.

– Это еще лучше. Тогда вам стоит подарить две фермы.

– Вторую для наплыва будущих туристов, – пояснил Похамбе. – Сделаете там гостевой домик. А строителей я пришлю.

Об остальных членах делегации и о вопросе с концессией на месторождения и добычу алмазов они, кажется, уже позабыли. Но только не Громов и Лисовский. Они вышли с веранды на лужайку, чтобы перекурить. В принципе, даже хорошо, что Лариса притянула как магнитом все внимание президента и министра к себе.

– Кажется, дело налаживается, – сказал Лисовский.

– Не торопись, Леша. Нуйома опытный дипломат. А решала здесь Похамбе, я его давно знаю. Он, конечно, предложит какую-нибудь мелкую концессию на добычу алмазов далеко от основного русла Оранжевой, оформленную на какого-нибудь своего родственника. Но и то хлеб. Для начала втиснемся, а дальше будем расширяться. А геологоразведкой заниматься без видимого результата затратно, да и входить в противоречие с «Де Бирс» нецелесообразно.

– Согласен. Так чего же сразу не предложили такой вариант?

– А потому что это надо делать без президента, – ответил Максим. – Похамбе его потом поставит перед фактом. И растолкует взаимовыгодную пользу. Главное, Нуйома уже поручил Хифу найти подходящий вариант для сотрудничества. Встреча с президентом была нужна не только нам, но и Похамбе.

– Ясно. Каковы дальнейшие планы?

– Возвращаемся к столу. Лариса продолжает охмурять президента, я увожу Хифу покурить, и мы толкуем наедине о деле.

Так и поступили. Максиму надо было уединиться с министром геологии не только для того, чтобы решить вопрос с концессией, хотя это было основным. Но между ними в аэропорту при прилете в Намибию состоялась еще одна договоренность. Как было и в прежние приезды Громова в Виндхуку. Они незаметно передали друг другу конверты.

– Синий? – спросил только Максим.

– Редкий, – ответил Похамбе.

Через полчаса встреча на высшем уровне завершилась. Президента Намибии ждали другие государственные дела, а делегация «ОКО» на следующий день должна была вылететь в Москву. Пока ни алмазов, ни страусов. Но расстались они все довольные друг другом. Вопрос с небольшой концессией на аллювиальных россыпях с Похамбе негласно был практически решен, в следующий приезд в Намибию можно было заключать контракт. Президент пребывал в радужной надежде, что скоро хозяйкой двух страусиных ферм станет прекрасная белая девушка, что, несомненно, вызовет зависть всех соседних президентов. Громов получил от Похамбе то, что хотел, а тот взамен получил то, что заслуживал.

А вечером в гостиничном номере Ларису ждал еще один сюрприз.

– Смотри, – сказал Максим, вынимая из кармана горбатый конверт и вытаскивая оттуда темноватый камень с синим отливом. – Это тебе в подарок.

– Булыжник? – разочарованно спросила «белая девушка».

– Слушай, красавица. То, что ты сейчас держишь в руках, действительно напоминает кусок камня. Но он уже стоит не менее трехсот тысяч рублей. А когда этот булыжник подвергнется огранке, он, конечно, уменьшится в весе, но зато цена его возрастет в десятки, а то и в сотни раз. А бывает, что и в тысячи.

– Да-а? – удивилась она.

– Да. Природный алмаз после тщательной обработки превращается в один из самых дорогостоящих камней в ювелирной промышленности – бриллиант. Но очень часто при добыче минерала его можно и вовсе не заметить.

– Почему?

– Потому что в природе он формируется неказистого внешнего вида, с полным отсутствием блеска. Форма может быть совершенно разной. У тебя на ладони лежит куб. Бывают восьмигранники и так далее. Бывают случаи, когда минерал имеет вовсе непонятное строение. В любом случае, если алмаз пригоден для обработки его в бриллиант, а бывает, что и нет, при самих работах он теряет больше половины своей массы. Этот тянет на десятки карат. А на хорошую огранку иногда уходит целый год. Но у нас в «ОКО» есть свои профессиональные огранщики. Думаю, они успеют к торжеству.

– Это к какому еще? – спросила Лариса, хотя и так все было ясно. О свадьбе они еще ни разу не говорили, но оба понимали, что дело к тому и идет. Оставалось только сделать предложение и получить согласие.

– Потом скажу, – ответил Максим. И продолжил: – Все дело в глубине залегания. Алмаз формируется только на больших глубинах под воздействием очень высокого давления. Именно этот факт делает камень настолько твердым, что им можно поцарапать стекло. Сейчас через этот камень ты не увидишь ничего. Вся его прозрачность внутри. Как солнечный свет, готовый прорваться сквозь черные тучи.

Лариса действительно попробовала посмотреть через алмаз на Максима.

– А я тебя вижу! – солгала она.

– Не смеши. Он еще не превратился в бриллиант.

Девушка стала поворачивать камень из стороны в сторону.

– Что ты видишь?

– Ну-у…

– Пока ты опять не солгала, отвечу за тебя. Каждый найденный алмаз имеет свои особенности, которые проявляются в наличии различных включений. Это трещинки, небольшие сколы, пустоты. Именно эти отличительные черты позволяют легко определить, настоящий ли перед тобой самоцвет или синтетический. Минерал, выращенный в лабораторных условиях, совершенно чист. А вот природный камень в любом случае будет содержать мельчайшие дефекты, которые и делают его уникальным.

Он взял у нее алмаз и поднес к лампе.

– Если приглядеться, то этот камень не совсем бурый. Он с синим отливом. А синие и зеленые алмазы считаются наиболее редкими. А бывают еще с желтым переливом, это чаще всего, встречаются красных, розовых, коричневатых, серых и голубых оттенков.

– А как мы его назовем? – спросила Лариса, уже охваченная алмазным жаром. – Ну, когда он станет бриллиантом?

– Это мой подарок, тебе и решать, – усмехнулся Максим.

– Пусть будет «Страус Намибии».

– Звучит неплохо. Но я его тебе сейчас не дам.

– Почему? – обиженно спросила она. И добавила: – Я люблю тебя больше всего на свете.

Максим вдруг обернулся, ему послышался какой-то шорох, а в голове зазвучал голос любимой мамы: «Не верь ей». Он не понял, что это такое? Может, почудилось? И объяснил Ларисе:

– Алмаз «Страус Намибии» еще через две таможни везти. Мало ли что. Получишь в Москве, никуда не денется.

– Я сейчас хочу!

– Ладно, бери. Но в Намибии очень строго с контрабандой. Вплоть до пожизненного.

– Тогда лучше отдашь в Москве. Сам вези, – согласилась Лариса.

– А если я влипну, не жалко будет? Хоть страусиное мясо станешь носить? – насмешливо спросил Максим.

– Ты не попадешься, слишком умный.

Она была права. Завтра в аэропорту Виндхуку их должен был провожать министр геологии, так было не раз, когда Максим привозил что-то из подобных «сувениров» домой. Похамбе и его гостей на контрольном пункте не останавливали. А в Шереметьево у него был свой канал на таможне, главное, не перепутать сроки дежурств. Да и не такая уж это большая ценность – необработанный алмаз.

Громов заплатил за него Хифу всего пять тысяч долларов. Правда, на этот раз камень был действительно исключительно хорош. Но его еще надо было пустить в огранку, договориться с Олевым, чтобы тот сам взялся за работу. Только тогда алмаз «Страус Намибии» станет настоящим синим бриллиантом. И засияет в свадебном венце невесты. Так Максим и задумал, уже видя себя в роли жениха.




Глава четвертая. Встретишь Будду – убей Будду


– …Самое интересное, у меня сложилось такое впечатление, что на таможне меня словно бы уже ждали, – заканчивал свой рассказ глубокой ночью перед единственным слушателем в камере Максим. – На контрольном пункте увидел другую смену, не ту, которую я всегда использовал как канал для провоза всякой мелочи, вроде необработанных алмазов, незадекларированных, которые не входили в законные поставки сырья для фирмы «ОКО» из-за рубежа. Скажем честно: для себя. Все так делают. Ну, хорошо, возможно, я сам перепутал график таможенников. Но почему на мой багаж и личные вещи даже не взглянули, а сразу предложили пройти в комнату досмотра?

– А почему ты не опасался тепловизора на ленте контрольного пункта? – спросил Уваров.

– Потому что он не смог бы определить, алмаз у меня в дорожной сумке или простой булыжник в качестве сувенира. Кроме того, я всегда клал рядышком еще несколько красивых камешек, типа гальки. А в комнате досмотра из них сразу выбрали «Страус Намибии». Вот почему, думаю, они были заранее предупреждены, что некто Громов везет из Африки контрабанду.

Иван Сергеевич задумался. Ничего не сказал. Максим продолжил:

– И ладно бы, если это был природный алмаз незначительных размеров, подобрал, дескать, на берегу Оранжевой какой-то камешек, но специалист такого уровня, как я, не мог перепутать. Должен был отличить синий, редкий в природе алмаз от простого булыжника. И обязан был поставить в известность о том власти Намибии. И на таможне в Москве об этом тоже знали. Стало быть, я везу с собой контрабанду. Вот почему в комнате досмотра, поджидая меня, уже скучал следователь. Теперь и у Похамбе, скорее всего, будут неприятности.

– Ты еще легко отделался, – произнес наконец Уваров, – что тебя не прихватили в аэропорту Виндхуку. За контрабандный вывоз достояния Намибии мог бы сидеть не здесь, а с цепью на шее в подвале самой далекой страусовой фермы. И питался бы одной банановой кожурой, а не осетинским пирогом своей мачехи и поросятиной от щедрот бывшего министра недр. Да еще под бахчисарайский коньячок.

– Ну, там-то все прошло гладко. Хифу проводил нас чуть ли не до трапа самолета. Похамбе так похабно поступить не мог. Ему-то зачем? Мы с ним деловые партнеры. И вот я думаю: кто же меня мог сдать?

– Твоя невеста или этот адвокат, – предположил Иван Сергеевич. – Больше некому.

– Насчет Ларисы ни за что не поверю. Она не Мата Хари, скорее просто русская Мэрилин Монро. Лисовский? Возможно. Но вряд ли он мог догадаться, что я везу с собой этот природный алмаз. Но в любом случае это не в их интересах.

– Но зато может быть в интересах тех, кто стоит за их спиной. Давай еще по одной за твои сорок лет. Это хороший возраст.

Они опрокинули по стаканчику бахчисарайского.

– Нет, но зачем? – упорно не верил Максим. – Будущая невеста, лояльный сотрудник… Да и летели они вместе со мной в самолете. Как с борта сообщить таможне, чтобы встречали «с цветами»?

– Можно шепнуть бортпроводнице, передать записку пилоту, да еще проще позвонить из Виндхуку в Москву. Летит, ждите, пакуйте. Тут важен не сам Максим Громов, а фирма «ОКО». Кто-то из твоего окружения работает на конкурентов. Вот они-то и есть главные выгодоприобретатели. Во-первых, все ваши контракты в Намибии накроются крышкой гроба. Во-вторых, полетит деловая репутация «ОКО». Ну, а в-третьих, на десерт, и ты получишь свою ложку варенья.

– Ложка-то хоть большая?

– Адвокат сможет тебя отмазать, это пустяки, а не контрабанда. Да еще по первому разу. А может, и нет. Если дело начнут специально раскручивать для показательного или политического резонанса. И дадут тебе столько же. Вряд ли больше. Да и то условно. Так что привыкай к отсидке. Лучше всего просись под домашний арест. Готов?

– Я с рождения готовый. Спасибо за прогноз, Иван Сергеевич. Утешили.

– Ничего. Махатма Ганди говорил, что каждый нормальный человек должен в своей жизни пройти три испытания: семьей, тюрьмой и войной. У тебя, видно, еще ни одного из них не было.

– Бог миловал. Раньше вы все больше Будду цитировали.

– Могу и из него. Самая его загадочная фраза звучит так: «Встретишь Будду – убей Будду».

– Как это?

– Я сам раньше не мог понять, что она означает? А потом догадался: это призыв к перерождению. Духовному прежде всего. Физическому тоже. Из человека в летучую мышь, потом в кактус, далее – везде. Кстати, почему у вашей фирмы такое странное название – «ОКО»?





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66957553) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.