Книга - Покушение на убийство

Покушение на убийство
Тони Кент


Игра на выживание: серьезный детектив
Покушение на убийство бывшего президента США вызывает цепную реакцию по всему Лондону. Даже элитному подразделению сил безопасности Британии не справиться с хаосом и паникой, грозящими лишить действующее правительство власти.

В паутине смертельного заговора переплетаются судьбы трех незнакомцев: Джо Демпси, офицера военной разведки, Сары Трумэн, репортера CNN, настроенной выпустить сенсационную новость, и Майкла Девлина, адвоката по уголовным делам, который не любит распространяться о своем прошлом.

Круг людей, которым можно доверять, сужается. Демпси, Девлин и Трумэн вынуждены работать скрытно, прячась в тени, чтобы выжить в сумасшедшей гонке не на жизнь, а на смерть.





Тони Кент

Покушение на убийство


Моим родителям – за все…

И Виктории – за все остальное…





Один


Джошуа почувствовал прилив адреналина, посмотрев вниз, на площадь. Он был на высоте двухсот футов, на острие шпиля церкви эпохи Регентства. Отсюда ему был виден каждый заполненный людьми уголок внизу. Знакомое ощущение от выброса адреналина разлилось по телу. Это была высшая точка напряжения любого задания, момент, когда отступать некуда; это было то, ради чего он жил.

В оптический прицел винтовки ему была видна каждая деталь. Джошуа жадно впитывал информацию, лишь на мгновения отвлекаясь на потенциальные препятствия. Менее опытному профессионалу потребовалось бы больше времени, чтобы взвесить и оценить все данные. Джошуа же был очень подготовленным.

Он отодвинулся от прицела – тот показал ему все, что мог. Вместо этого он оглядел толпу внизу невооруженным глазом. Толпа была несметная. Он не в первый раз задался вопросом о том, насколько неподходящим было место. Джошуа понимал политический аспект. Где, как не на Трафальгарской площади, лондонском памятнике военной славы, чествовать героев недавней войны на Ближнем Востоке? Однако исторический резонанс отнюдь не делал площадь более безопасной.

Хаос внизу заставил губы Джошуа искривиться в мрачной улыбке. За местностью могут следить лучшие мировые охранные структуры, но любые проблемы на их пути сыграют Джошуа на руку. В данный момент имя этим проблемам – легион.

Джошуа вновь взялся за винтовку.

Едва заметным движением ствол взметнулся вверх, а глаз Джошуа скрылся за прицелом. Пристально осмотрев крыши ближайших строений, Джошуа меньше чем за минуту обнаружил девятнадцать снайперов. Редко, можно даже сказать, в уникальных случаях, ему это удавалось так быстро. Но, с другой стороны, это дело само было уникальным. Все предыдущие задания в длинном послужном списке Джошуа объединяло одно: необходимость скрываться, чтобы достичь цели. Но только не сегодня; сегодня Джошуа обязан был быть на виду. В противном случае каждому из тех девятнадцати стрелков было бы весьма интересно, куда подевался их двадцатый коллега.




Два


Менее чем в четырехстах ярдах, у окна, стоял Джо Дэмпси. Обзор у него был столь же прекрасный, как у Джошуа. Чего нельзя было сказать о его настроении.

Половину своей жизни Дэмпси занимался тем, что находил и нейтрализовал угрозы, предвидел непредвиденное и немыслимое. Восемнадцать лет такой работы на любом оставят отпечаток, и Дэмпси не был исключением. Он всюду видел опасность и иногда задавался вопросом, выучка ли тому виной или обычная паранойя. Но сегодня такие вопросы его не волновали. Сегодня опасность была очень реальной.

– Внизу, как я погляжу, без изменений? – Мягкий голос с отчетливыми эдинбургскими переливами прервал размышления Дэмпси, и тот повернулся к говорившему.

Каллум Макгрегор сидел за единственным столом в комнате. Начальник Департамента внутренней безопасности[1 - Автор использует вымышленное название организации (англ. the Department of Domestic Security). Возможно, за основу были взяты реально существующее Министерство национальной безопасности США (англ. The Department of Homeland Security) и британская Служба безопасности (англ. Security Service).] был мужчиной исполинских размеров: под два метра ростом и весом больше ста двадцати килограммов, он целиком занимал пустой стол.

Дэмпси молча подошел к начальнику. Будучи сам крупным, двигался он легко, и, придвинув стул к противоположной стороне стола, не дожидаясь разрешения, сел.

Он посмотрел Макгрегору в глаза.

– Изменений не будет, Каллум. Мы не можем контролировать столь большое и открытое пространство. – Его голос был более резким, напряженным и менее деликатным, чем у Макгрегора. Этого стоило ожидать: у Макгрегора был голос дипломата, у Дэмпси – голос, грозивший дипломату.

– Ты ведь знаешь, что учишь не того, Джо. Но это ничего не меняет – мы сделаем все, что в наших силах.

– Наших сил недостаточно.

Ответ Дэмпси был грубоватым, но не нарушал субординации; Макгрегор был выше чином, но взаимное уважение стирало звания. Он продолжил:

– Дело не только в цифрах, там семь разных агентств, Каллум, и все работают независимо друг от друга. Бог знает зачем нам столько. Если бы мы остановились на одном, то могли бы следить за всем как следует.

– Американцы никогда не доверили бы нам охрану президента Ноулза, Джо. Это было очевидно еще до угрозы Томпсону.

Все это Дэмпси уже знал.

– А мы бы не позволили им работать в одиночку. Мы ни за что не рискнули бы потерять кого-либо из высокопоставленных лиц – президента или бывшего президента – на британской земле. То есть нянек было слишком много еще до того, как наши отдельные ведомства начали склочничать за место. Учитывая все это, бардак мог бы быть в разы хуже.

Дэмпси откинулся на стуле. Его раздражало, когда Макгрегор был прав, что случалось весьма часто. Но даже зная причину, совладать с фактами было непросто: на мероприятие приедут и бывший, и нынешний президенты США. Даже без британских политиков, путающихся под ногами – а они непременно будут путаться под ногами, спасибо огласке, – это не что иное, как ночной кошмар.

Если сегодня планируется теракт, подумал Дэмпси, предотвратить его сможет только чудо.

Оживший в ухе наушник прогнал эту мысль.

– Президент покинул Музыкальную комнату. Бамбук выдвинется через девять минут. По моему сигналу: три, два, один – вперед.

Секретная служба США больше ста лет охраняет президентов страны, даже тех, кто уже покинул пост. За это время технику отточили до совершенства: четыре коротких предложения – это все, что требуется, чтобы предупредить каждого агента.

Обратный отсчет пошел.

Дэмпси сверил часы, когда голос сказал ему в ухо: «Вперед». Макгрегор сделал то же самое. Эти двое видели больше боевых действий, чем среднестатистический пехотный взвод. Им доводилось выполнять тайные задания по всему миру, и по сравнению с ними сегодняшнее было плевым делом. И все же Дэмпси мучило предчувствие.

Он встал, и его рост под метр девяносто выгодно подчеркнул прямую, как шомпол, военную выправку. Благодаря росту в сочетании с мощным телосложением, которое угадывалось даже под костюмом, Дэмпси выглядел устрашающе. Картину дополняли темные пронзительные глубоко посаженные глаза и лицо, на котором лежал отпечаток жизни, прожитой в опасности. Он не был неприятным мужчиной – напротив. Но когда это было необходимо, Джо Дэмпси умел вселять ужас.

Сейчас же он встретился взглядом с Макгрегором – и все было ясно без слов: беспокойство на лице начальника было достаточно красноречивым.

Возможно, в конце концов, не у одного Дэмпси было дурное предчувствие.




Три


– Президент покинул Музыкальную комнату. Бамбук выдвинется через девять минут. По моему сигналу: три, два, один – вперед.

Джошуа не мог определить акцент, с которым говорил человек, произнесший это. Откуда-то с Восточного побережья – но откуда именно? Неспособность ответить на этот вопрос беспокоила его больше, чем следовало бы. Миллионы людей по всему миру разделяли его одержимость деталями, контролем, ритуалами. Для многих это было изнурительным обсессивно-компульсивным расстройством, способным разрушить жизнь. Но для Джошуа это было чем-то иным. В его работе внимание к деталям зачастую разделяло жизнь и смерть; и в этом мире такое состояние Джошуа помогало ему быть идеальным киллером.

Джошуа сверил часы по команде «Вперед» и почувствовал обжигающий импульс, подпитываемый еще одним выбросом адреналина. Сигнал поступил из службы охраны президента и заставил Джошуа сосредоточиться. Ровно через девять минут президентский кортеж покинет Букингемский дворец, после чего проследует по Мэллу[2 - Мэлл – улица в лондонском районе Вестминстер, которая связывает Букингемский дворец и Трафальгарскую площадь. Была создана в начале XX века специально для торжественных церемоний с участием британских монархов.] и прибудет на Трафальгарскую площадь чуть менее чем через 13 минут. Секретная служба, как всегда, работала как часы.

Так же, как и Джошуа. Адреналин по-разному влияет на людей: одних он вводит в состояние «бей или беги», на других – меньшинство – нагоняет страх. И еще меньшему числу людей адреналин дает холодную ясность мысли, когда время будто замедляется, а каждый шаг обдуман, просчитан и фатален. Многие назвали бы это социопатией, если не хуже. Джошуа называл это профессионализмом.

Именно этот профессионализм и овладел им сейчас. Одним стремительным движением Джошуа бегло просмотрел крыши в седьмой и последний раз – это число уже давно его успокаивало. Семь осмотров местности, семь подтверждений того, что команда на месте и каждый из снайперов находится на своей позиции. Все вместе они прикрывали Трафальгарскую площадь со всех сторон. Но ни одна из их сторон не имела значения. Только один угол обзора будет важен сегодня.

И этот угол уже был занят Джошуа.

Это была еще одна из ряда отлично спланированных заказчиком деталей. К этому моменту Джошуа иного и не ждал. Команду из двадцати снайперов, мужчин и женщин, сколотили в ходе политического перетягивания каната: половину – из антиснайперского подразделения Секретной службы США, в результате чего осталось десять мест для британского личного состава. Пятерых взяли из команды защиты[3 - Protection Command – одно из подразделений службы столичной полиции Лондона (англ.).] и пятерых – из контртеррористической команды[4 - Counter Terrorism Command – одно из подразделений службы столичной полиции (англ.).]. По крайней мере, таков был план.

В последний момент Джошуа заменил одного из старших контртеррористических сотрудников и не позволял себе думать о том, как это удалось осуществить. Разумеется, ему было любопытно, и, возможно, однажды удастся это узнать. Но сегодня ему было достаточно того, что каким-то образом он был частью той самой команды, которая должна была бы его остановить. За годы работы Джошуа нашел много способов подбираться к своим жертвам. Ни один из них не был настолько пропитан иронией.

Он повернул свой прицел обратно к площади. С тех пор, как он впервые посмотрел вниз, прошло полчаса. Толпа на территории, отгороженной от зоны для приглашенных гостей, выросла втрое, до предела. Внизу собралось две тысячи женщин, мужчин и детей, и их всех припекало не по сезону теплое октябрьское солнце.

Джошуа было все равно, десять их или десять тысяч, – его интересовал лишь один человек из толпы: маленький жилистый мужчина, одетый в поношенный твидовый костюм и сидевший в двадцать третьем ряду у прохода. В инструкции так и было написано. Кортеж все еще был в нескольких минутах езды, но объект Джошуа был на месте, и с этого момента он не покинет линию огня.




Четыре


– Ты уверен, что отсюда хороший обзор? – Сара Трумэн задавала этот вопрос уже, наверное, десятый раз за последние пару минут.

– Такой же хороший, как и внутри заграждений, – ответил Джек Магуайр. – Если хочешь лучше, нужно подняться выше. А для этого нужно выйти за пределы площади.

Магуайр кивнул в сторону ближайших крыш. Сара проследила за его кивком. Мгновение она, казалось, обдумывала их варианты. На ближайшем церковном шпиле был виден стрелок, как напоминание о том, что вход во все здания рядом был запрещен.

Сара повернулась обратно к Магуайру:

– Просто кажется, будто мы немного сбоку. Будь мы прямо напротив сцены, ракурс был бы лучше, разве нет?

– Конечно. Главным образом, с лучшим видом на затылки.

Магуайр ответил отрывисто, но с улыбкой. Он мог понять ее беспокойство. Для Сары (намного больше, чем для него) сегодняшний день очень важен Канал впервые доверил ей репортаж главных событий. Магуайр волновался бы, если бы Сара не нервничала.

– Готова к небольшой репетиции? – спросил Магуайр, фокусируя объектив.

– Готова как никогда.

Магуайр видел, что улыбка Сары была натянутой, что она старалась скрыть волнение. Живот у нее наверняка скрутило, подумал он, но она справится.

И Сара быстро доказала его правоту. Сняв резинку с аккуратного хвостика, она распустила свои длинные каштановые волосы и запустила в них пальцы. Это был ее своеобразный ритуал перед каждой съемкой, эдакий переход из закулисья на сцену; суеверие, почти такое же бессмысленное, как кроличья лапка[5 - В некоторых культурах талисман, который приносит удачу.] или четырехлистный клевер[6 - В западной традиции существует поверье, что найти такой клевер, особенно случайно, к удаче.].

Сара встала в центр кадра:

– За дело.

Улыбка Магуайра стала шире. Он долгие годы работал с телерепортерами и актерами, привык к их нарциссизму и потерял счет кадрам, упущенным, пока звезде поправляли макияж. Но последние два года все было иначе. Не потому, что с Сарой и смотреть было не на что. Высокая и стройная американка, она была по-своему красива и не менее привлекательна, чем предыдущие коллеги Магуайра. Сара, конечно, не была классической красавицей, но почему-то так было даже лучше. И в отличие от остальных она была абсолютно не тщеславна, по крайней мере, насколько Магуайр мог судить.

Законченный ритуал словно вдохнул в Сару новую жизнь; ее предсъемочный мандраж теперь был скрыт за искренней улыбкой и блеском зеленых глаз. Магуайр засиял от гордости.

– Чему ты разулыбался?

– Ничему. Давай, начинаем.

Магуайр еще раз перефокусировал объектив, перед тем как поднять большой палец – сигнал к началу:

– Мы находимся на Трафальгарской площади в Лондоне, куда с минуты на минуту прибудут официальные лица, дабы почтить память тысяч погибших британцев, которые принимали участие в более чем десятилетнем конфликте в Афганистане и Ираке. В то время как Вооруженные силы Великобритании и ее союзники готовятся пересмотреть свои приоритеты и свою дислокацию, мы собрались сегодня здесь, чтобы поблагодарить тех, кто уже вернулся домой. И тех, кто пожертвовал собой, защищая наш уклад жизни. Вместе со смещением акцента в войне против терроризма на Ближнем Востоке пришло время подвести итоги достигнутого за годы жестокого конфликта. И выразить свое уважение к тем, кто так долго и тяжело сражался. А теперь, пока мы ждем…

Речь Сары затихла, заглушенная приветственными криками с юго-западной стороны площади. Это могло означать лишь одно: кортеж президента прибыл.




Пять


– Бамбук пробивается сквозь арку. Дилижанс на три, Скиталец, Наемница, След и Соколица на борту. Выстрел, Снег и Тихоня с Воином на четыре в полузащите.

Дэмпси бросил взгляд на свои часы; после первого сообщения в офисе Макгрегора прошло двенадцать минут. В том сообщении был обозначен график, который пока соблюдался с точностью практически до секунды. Дэмпси в восхищении покачал головой.

Американцы чертовски хорошо подготовлены.

Но Дэмпси не мог позволить, чтобы эффективная работа Секретной службы успокоила или расслабила его. Они смогли его впечатлить, но ему нельзя было терять бдительность. В противном случае, как показывал горький опыт, все может закончиться гибелью людей.

Дэмпси взглянул на своих девятерых агентов из Департамента внутренней безопасности. Тщательно отобранные солдаты, полицейские и шпионы с выдающейся биографией, они были лучшими из лучших, достаточно неординарными, чтобы привлечь внимание Каллума Макгрегора, и достаточно крепкими, чтобы пройти отбор. Заслужить доверие Дэмпси было непросто, но каждому члену его команды это удалось.

Девять агентов находились точно на своих позициях: поодиночке стояли в конце каждого прохода на нейтральной полосе между толпой и сценой. На каждом был черный костюм с иголочки, белоснежная рубашка и узкий черный галстук. Завершали образ темные очки, положенные по уставу. Каждого из них в отдельности можно было принять за статиста из голливудского фильма, и только выпуклость пиджаков в районе левой подмышки говорила о том, что с этими ребятами шутки плохи.

Не то чтобы Дэмпси в этом сомневался. Он был полностью уверен, что любой или любая из них исполнит свой долг и будет действовать в соответствии с тем, на что их натаскивали последние двое суток. Сегодня на площади было десять проходов – только по ним можно было преодолеть море стульев, которые временно заполнили огромное, обычно открытое для публики пространство. Девять из этих десяти проходов прикрывали агенты Дэмпси. Десятый – единственный оставленный без присмотра – был особенным. Именно по нему, направляясь к сцене, пройдут особо важные гости. Если что-нибудь должно случиться, оно почти наверняка случится здесь – вот почему это был проход Дэмпси.

От Дэмпси требовалось больше, чем от его агентов. Их задание было простым: неподвижно стоять на месте, отдавая себе отчет в происходящем. Ситуация Дэмпси была сложнее. До того, как он присоединится к своей команде, ему необходимо будет проводить высоких гостей от входа к сцене.

Звучит довольно просто, как такие вещи обычно и звучат.

Наушник Дэмпси снова ожил и продолжил комментировать передвижения кортежа. Было очень по-американски считать, что разведка важнее всего: если знаешь каждый шаг и каждую деталь, то ничто не сможет пойти не так. Дэмпси считал иначе – все всегда было сложнее.

Дэмпси переместился к входу для охраны в северо-западном конце площади и занял позицию. Отсюда обзор ему перекрывал забор вокруг площади. Этот забор был необходимой мерой безопасности. Но в политике даже необходимое иногда скрыто. Двум тысячам гостей посчастливилось попасть на площадь, миллионам других – нет. Забор должен был сдерживать последних. Но каждый из числа этих миллионов нежелательных гостей был зарегистрированным избирателем, а значит, нужна была бутафория. Вдоль заграждений тянулись сотни метров синего бархата, что в сочетании со сверхпрочным ковром, сценой и тысячами обращенных к ней стульев делало Трафальгарскую площадь похожей на самый большой конференц-зал, который Дэмпси когда-либо приходилось видеть. Все это нужно было, чтобы обмануть публику и скрыть тот факт, что доступ разрешен лишь избранным.

Судя по шуму, обман сработал. Сквозь рамку металлоискателя на входе Дэмпси было видно только одно – прибытие кортежа. Забавно, но именно это ему не нужно было видеть: крики толпы были оглушающими, восторг – ощутимым. Дэмпси знал лишь двух политиков, которые удостаивались такого приема, и по звуку понял, что оба они прибыли.

Дэмпси устремил взгляд на вид, открывающийся перед ним через рамку металлоискателя, – обзор был ограниченным, но этого было достаточно. Казалось, что толпа не может реветь громче, и тем не менее рев усилился в тот момент, когда Дэмпси увидел, что кортеж – кодовое название «Бамбук» – замедлил ход до полной остановки.

Короткий путь от Букингемского дворца «Бамбук» проделал неспешно. Восемь агентов из службы охраны президента бежали рядом с каждой машиной, и ни один из них не успел вспотеть, что говорило об отличной физической форме. Уже одно это должно было успокоить Дэмпси – должно было, но не успокоило.

Голос в ухе сказал Дэмпси, что машина президента – кодовое имя «Дилижанс» – была третьей в кортеже. Дэмпси это уже знал. Он увидел, как она остановилась ближе всего к его, десятому, проходу; тут же, практически через секунду, стали выходить пассажиры.

Очевидная тяжесть передних дверей лишь тонко намекала на уровень модификаций лимузина «Кадиллак» 2009 года. Дэмпси впервые видел легендарный автомобиль так близко. Ничего в нем не выглядело необычным. Если бы Дэмпси не знал истинного положения вещей, он бы ни за что не догадался, насколько авто соответствовало своему прозвищу Зверь. Тяжелее среднего самосвала, автомобиль щеголял пятидюймовой военной броней, которая могла отразить прямой удар от ручной ракетницы; приспущенные шины позволяли водителю разгоняться до максимума вне зависимости от состояния колес; толщина ударопрочного стекла практически не пропускала естественный свет внутрь салона. Это был почти ядерный бункер на колесах; место, где президент был в полной безопасности. Ах, если бы то же самое можно было сказать о Трафальгарской площади!

Секретная служба окружила «Дилижанс» еще до того, как его колеса перестали вращаться. В который раз Дэмпси закрыли обзор, и в который раз видеть ему было не нужно. Рева толпы было достаточно, чтобы он понял: президент США Джон Ноулз и первая леди Вероника – кодовые имена «Скиталец» и «Наемница» – предстали перед публикой. Дэмпси знал, что премьер-министр Великобритании Уильям Дэвис и его жена Елизавета должны быть там же. «След» и «Соколица» – их кодовые имена.

Все четверо были теперь под присмотром лучших сотрудников службы охраны президента. Лишь вступив на площадь, они станут обязанностью Дэмпси.

Это случилось не сразу. Проходили минуты, а Ноулз продолжал купаться в аплодисментах. Пока Дэвис – гораздо менее любимый лидер – грелся в лучах чужой славы, все, что оставалось Дэмпси, – это ждать и наблюдать за работой Секретной службы.

Наблюдать американцев в действии означало смотреть, как работают профессионалы. Гориллы-переростки, которых нанимают для охраны знаменитостей и которые, кажется, ни на секунду не отрывают взгляд от платившей им звезды, были прямой противоположностью агентов президента Ноулза, невзрачных и умелых. Их глаза были там, где надо, – непрерывно сканировали толпу, не задерживаясь на Ноулзе. Задачей агентов было заметить угрозы жизни президента. За исключением самоубийства, такие угрозы вряд ли исходили бы от него самого.

Время шло, а толпа и не думала затихать. Это беспокоило Дэмпси, очень беспокоило. Пока VIP-персоны были снаружи, они не были под его охраной и он ничего не мог для них сделать. Для человека, который всю жизнь полагался только на свои силы и все всегда держал под контролем, такое чувство бессилия в обычные дни было невыносимым. А в сегодняшнем дне как раз не было ничего обычного. На левой щеке Дэмпси запульсировал рваный 6-дюймовый шрам – признак подскакивающего давления.

Момент Дэмпси наступил без предупреждения. Пока толпа продолжала ликовать, президент Ноулз развернулся и шагнул на площадь. Дэмпси сделал шаг назад. Стоя по стойке «смирно», он бодро отдал честь. Ноулз, как бывший морской пехотинец и нынешний главнокомандующий, ответил тем же. Уильям Дэвис, непопулярный британский премьер-министр, воздержался.

Дэмпси окаменел, столкнувшись с Ноулзом лицом к лицу. Президент США был человеком, которого он глубоко уважал, и все равно Дэмпси не ожидал такого эффекта от встречи с ним. Однако смятение длилось не дольше удара сердца. Дэмпси оторвал взгляд от самого известного лица в мире. Ему нужно было возвращаться к работе. Он повернулся и начал свой путь к сцене.

Расстояние до сцены было не больше ста ярдов, однако на его преодоление ушло целых три минуты. Все повскакивали с мест, толкались, стараясь дотянуться, и радостно кричали. В общей сложности две тысячи людей. Все, что Дэмпси оставалось, это шаг за шагом медленно продвигаться к сцене. Секретная служба, окружавшая Ноулза, помогала Дэмпси. В отличие от самого президента, который, казалось, пожимал каждую протянутую руку. Это превратило каждый шаг в усилие, а каждый ярд – в достижение. Испытание закончилось, только когда они достигли ступенек, что вели на помост. Только тогда Дэмпси смог отступить.

Дэмпси наблюдал, как гости преодолели восемь небольших ступеней и вышли на сцену. Каждый из них был опьянен подхалимством толпы, и ни один не придавал значения потенциальным окружавшим их опасностям. Никто, даже бывший президент Говард Томпсон, который, как знал Дэмпси, должен был быть в курсе конкретных угроз, поступивших в его адрес.

Но, с другой стороны, политики никогда не придавали значения подобным вещам. Их безопасность была чьей-то чужой обязанностью, кто-то другой должен был нести ответственность за это. В данном случае Дэмпси.

Дэмпси занял свою позицию в начале прохода. Его первое задание было успешно выполнено. Он должен был чувствовать себя лучше, уверенней. Но по какой-то причине его беспокойство продолжало расти. Что-то было не так. Что-то, что Дэмпси не мог с уверенностью определить.




Шесть


Наручные часы лежали перед Джошуа, прямо перед глазами, рядом со стволом винтовки. Они лежали циферблатом вверх, время считывалось с полувзгляда: удобно, но бесполезно. С первого сигнала Секретной службы Джошуа отсчитывал в уме секунды – еще один пример его обсессивности. Прошла одна тысяча семьсот сорок секунд.

Его навороченные Rolex Submariner это подтверждали, прошло двадцать девять минут.

Время было проведено с пользой. Джошуа исполнил все свои прочно укоренившиеся ритуалы перед выстрелом не задумываясь. Обстоятельства этого задания были странными, но суть всегда была одна и та же: зарядить обойму, снять с предохранителя, выставить линию прицеливания, выявить препятствия. Все эти действия он выполнил с абсолютной точностью семь раз подряд, чтобы удовлетворить свою одержимость.

Джошуа знал имя своей жертвы. Эймон Макгейл. Знал его в лицо, знал, где его найти. С тех пор, как Макгейл занял свое место, он был на прицеле у Джошуа. Если все пойдет по плану, живым ему не уйти.

Такое обещание было легко дать, но подчас трудно исполнить. Но только не для Джошуа. Он, сколько себя помнил, был окружен жестокостью. Безусловно, множество других мужчин могли делать то, что делал он. Но редкому из них удавалось делать это так хорошо. Нужно было сочетать в одном смертоносном комплекте физические способности, холодную одержимость, профессиональную подготовку и полное отсутствие сожаления. Джошуа обладал всеми этими качествами в избытке, что делало его более чем подходящим оружием против стареющего, немного потрепанного мужчины, сидевшего у него на мушке.

Макгейл выделялся из толпы с первого взгляда. Не в физическом плане. Да, он был в поношенной одежде и явно нуждался в хорошем обеде, но в его внешности не было ничего выдающегося. Нет, на что Джошуа обратил внимание, так это на его эмоции. Или, точнее, на их отсутствие.

Даже находясь в ста ярдах от площади и в двухстах ярдах над ней, Джошуа ощущал эффект от прибытия президента Ноулза. Волна благоговения была невероятно мощной, и тем не менее Макгейл остался в своем кресле как приклеенный – оазис покоя в буре истерии.

Не отреагировал Макгейл и на дальнейшие события. Уильям Дэвис произнес речь, стоя за двухдюймовым стеклом – смесью телесуфлера и пуленепробиваемого экрана. Дэвис был низкорослым, невзрачным и непопулярным человеком, не привыкшим к восторженным овациям. Но сегодня, в минуту эйфории двух тысяч тщательно отобранных зрителей, они перепали даже ему.

Дэвис открыл мероприятие короткой благодарностью Вооруженным силам Великобритании. Толпа в ответ проревела в знак согласия. Все, кроме Макгейла. Макгейл вновь остался неподвижен. Единственным доказательством жизни этого твидового костюма были бисеринки пота, тонкой струйкой сбегавшие по его шее и бровям.

Но все изменилось, когда место на сцене занял президент Ноулз. Именно в этот момент Макгейл ожил, заерзал, начал беспрестанно трогать что-то под своим стулом. Неопытный наблюдатель мог бы подумать, что это чесотка. Для Джошуа это был сигнал приготовиться.

Наблюдая за Макгейлом, Джошуа понимал, что тот нервничает неспроста, и прекрасно знал, что за этим последует.




Семь


Сара Трумэн отмечала каждое слово, произнесенное ее президентом. Два последних года она жила в Лондоне. За это время, гораздо чаще видела британского премьер-министра, чем главу своего государства. Сравнения обоих было не избежать, и этот поединок не был равным. В отличие от Уильяма Дэвиса лидер свободного мира был впечатляющим мужчиной.

Джон Ноулз определенно произвел на Сару впечатление. Ей казалось, у него было все: рост, атлетическое телосложение и привлекательность – настоящий голливудский президент. Из-за этого его иногда недооценивали, что было ошибкой, которую, однако, никогда не совершали дважды. Ум Ноулза превосходил даже его внешность, что делало его более достойным противником любому политическому оппоненту.

Сара взглянула на Магуайра. Она была уверена, что ее оператор снимает в этот момент. В их работе была слаженность, проверенная временем. У Магуайра был отличный, беспрепятственный обзор сцены. Другим операторам повезло меньше – или они просто не были так хороши. Как бы там ни было, лучшие кадры сегодня будут у Джека Магуайра.

Сара в этом не сомневалась. Она считала, что ей повезло работать в паре со столь уважаемым и талантливым человеком в самом начале карьеры. Она была искренне благодарна Магуайру за его наставления. Но они были друзьями, поэтому слова благодарности можно было не произносить вслух. Так что Сара сконцентрировалась на происходящем на сцене, на финальных словах Ноулза. Как всегда, и его речь, и манера подачи были безупречны: «…нет лучше друга и ближе союзника, чем Великобритания. Эти отношения прошли испытание временем и невзгодами, и я невероятно счастлив выразить почтение мужчинам и женщинам, которые поддерживали мою нацию в это непростое время. Дамы и господа, мы собрались сегодня, чтобы поблагодарить присутствующих – и трагически покинувших нас – за неизменный героизм, которому не было равных со времен Великого поколения[7 - Великое поколение – собирательное название, данное американским журналистом Томом Брокау поколению американцев, которые воспитывались во времена Великой депрессии и затем участвовали в боях Второй мировой войны либо же трудились в тылу во имя общей победы союзников.]. Я представляю вам людей, которых можно описать одним лишь словом. Я представляю вам героев».

На последних словах толпа разразилась овациями. Ноулз польстил аудитории – как и всегда. Люди отреагировали так, как он и рассчитывал. Звуки ликования толпы оглушали, даже отчасти дезориентировали. Сара, занося заметки в свой блокнот, чувствовала, как у нее начинает кружиться голова.

Звук не утихал, казалось, несколько минут. Все, что Саре оставалось, это сосредоточиться на своих заметках. Только когда эйфория пошла на спад, ей удалось немного сконцентрироваться. Облегчение было временным.

Пару мгновений спустя свежий заряд энергии всколыхнул толпу так же внезапно, как и первый. Сара оторвала взгляд от страницы и, в поисках причины, посмотрела в сторону сцены.

Президент Ноулз сел на свое место. Трибуна пустовала недолго. Сара наблюдала за тем, как бывший президент Говард Томпсон присоединился к сэру Нилу Матьюсону, госсекретарю Северной Ирландии и самому популярному британскому политику, и как вместе они вышли на середину сцены.

Толпа поприветствовала их с тем же восторгом, что и Ноулза ранее. Прошло почти четыре года с тех пор, как Томпсон покинул свой пост в Белом доме. Каким-то образом он сохранил популярность. Матьюсона любили так же сильно. Поэтому не было ничего удивительного в том, как тепло их встретили. Как и не было ничего удивительного в том, что ничего не выражающая реакция одного человека в толпе останется незамеченной до тех пор, пока не будет слишком поздно.




Восемь


Оглушающие крики для каждого имели свое значение. Для Томпсона и Матьюсона они были заслуженной благодарностью за годы государственной службы. Для Уильяма Дэвиса они были свидетельством успешности мероприятия, своеобразным косметическим ремонтом трещин в правительстве. А для Дэмпси они были подтверждением его худших опасений. Он не мог поддерживать порядок в такой огромной неуправляемой толпе.

Глаза Дэмпси двигались за солнцезащитными очками, беспрестанно сканируя местность в поисках причины своей тревоги. Но что именно он искал? Пистолет? Нож? Бомбу? Как вообще можно заметить хоть что-нибудь в этом море людей? Его беспокойство росло, однако он не мог объяснить почему. Дэмпси доводилось бывать в гораздо худших ситуациях. Его жизнь была в опасности столько раз, что он сбился со счета. Но сегодняшний день по какой-то причине был иным.

Голос Макгрегора в наушнике был очень кстати:

– Мы отстаем от графика. Первый солдат уже должен быть на сцене и получать свою награду. Но эти сволочи не отпускают толпу и выжимают из нее аплодисменты.

– Значит, тебе нужно подать им сигнал и заставить их сесть на свои чертовы задницы! – огрызнулся Дэмпси в микрофон на запястье. Его сильный лондонский акцент прорвался и выдал раздражение.

– Это приказ, майор? – весело отозвался Макгрегор.

– Да, если ты так хочешь. Нам нужно усадить эту толпу, Каллум.

– Согласен.

Ни слова больше. Дэмпси опустил руку с микрофоном на запястье и продолжил метать взгляды в толпу.

Дэмпси знал, что Макгрегор сделает все от него зависящее. Если кто и мог заставить политиков приступить к работе, так это начальник Департамента внутренней безопасности. Однако это не облегчило тревожность Дэмпси. Не в этот раз. Он дожил до своих лет благодаря тому, что доверял своим инстинктам. Мельком увидев необычное движение и блеск металла в толпе в отдалении, он напрягся. Чутье подсказывало ему одну-единственную вещь. Что бы Макгрегор ни предпринял, было уже слишком поздно.




Девять


Джошуа был готов, винтовка заряжена. Язык тела Макгейла предупредил его заранее: внезапно стиснутые зубы, напрягшиеся под невзрачной одеждой стареющие мышцы, спокойное усиливающееся дыхание – все признаки человека, готовящегося действовать.

Глаз Джошуа был в паре дюймов от прицела. Он видел каждую деталь, каждое движение. Однако даже он удивился скорости Макгейла. Джошуа внимательно смотрел, как Макгейл запустил руки под сиденье и какое-то время, будто наткнувшись на сопротивление, подержал их там. Затем так же внезапно он выпростал их. В правой руке он теперь держал пистолет. Марка и модель были скрыты изолентой, которой он до этого был приклеен к сиденью.

Макгейл ринулся вперед, двигаясь так быстро, будто стал вдвое младше и вдвое активнее. Джошуа прилагал немало усилий, стараясь выцепить его, бегущего сквозь все еще ревущую толпу. Однако беспокоиться не стоило: Макгейл мог бежать только к одной точке, и к ней вел только один путь. Вместо того, чтобы следить за маневрами своей мишени, Джошуа навел прицел на конец прохода у сцены, куда Макгейл добежит через пару мгновений.



Сара открыла третий за день блокнот и занесла в него каждое слово и каждое ощущение, которые пришли ей в голову. Уже не в первый раз она записала термин «битломания», прекрасно понимая почему. Толпа вокруг нее была чем-то доселе невиданным. Ее непрерывная истерия возрождала в памяти кадры вопящих фанатов «битлов» в 60-е.

Такая реакция была Саре непонятна. Она знала, что британская публика уважала и Томпсона, и Матьюсона. Вдвоем они возглавляли североирландские переговоры, и до недавних зверств террористов казалось, что они направили неустойчивый мирный процесс в нужное русло. Но это не объясняло обожания толпы. Как живущая в Лондоне американка, Сара нашла все это представление немного «небританским».

Сара полностью сосредоточилась на своих записях. Она не видела ничего вокруг и целиком сконцентрировалась на превращении своих мыслей в слова. Оглушающий шум этому не способствовал. Сара закрыла глаза и постаралась абстрагироваться. И поэтому не увидела мужчину средних лет, который промчался мимо нее в сторону сцены. Магуайр, однако, был более внимателен.

Магуайр сомневался меньше доли секунды перед тем, как пуститься в погоню. Хоть он и замешкался, стараясь удержать Макгейла в кадре, однако расстояние было достаточно коротким и далеко Макгейл бы не убежал. Что бы ни случилось дальше, все это будет поймано на камеру. Сара, чьи размышления были прерваны, когда Магуайр сорвался с места, побежала следом и не отставала от них.

Джошуа наблюдал за передвижениями Макгейла невооруженным глазом. Прицел был наведен идеально. Все было готово. На мгновение ему стало интересно, удастся ли Макгейлу добраться до сцены незамеченным.

Ответ не заставил себя ждать. Джошуа почувствовал укол разочарования, когда Макгейл добрался до конца прохода и выбежал прямо под дуло пистолета поджидавшей его женщины. Агент была готова, ее пистолет был устремлен Макгейлу в сердце. Всего одно движение пальца, и бег его будет прерван.

Джошуа ожидал этого. Ему сказали этого ожидать. Без колебаний Джошуа нажал на курок один раз и равнодушно смотрел, как его пуля прошла сквозь голову женщины. От удара она упала навзничь, и единственное препятствие на пути Макгейла было ликвидировано. Не то чтобы Макгейл это заметил. Видимо, он вообще не подозревал, что был на волосок от смерти.

В три больших шага Макгейл добрался до сцены. Слишком быстро, чтобы кто-нибудь отреагировал.

Шесть выстрелов – полная обойма пистолета, того самого, который Макгейл достал из-под своего сиденья, – попали в Матьюсона и Томпсона практически в упор. Это число было очень важно для Джошуа – в данной ему инструкции было очень четко об этом сказано. Первый этап – убедиться, что Макгейл добрался до сцены и выпустил всю обойму. Джошуа должен был помочь, убирая любые препятствия на пути Макгейла. Только после – второй этап: Макгейл сам становится мишенью.

Джошуа снова прицелился Макгейлу между глаз и приготовился легким касанием выпустить патрон из ствола. Он думал, что действовал быстро. Но оказалось, что нет.



И Сара, и Магуайр преследовали Макгейла, не задумываясь о собственной безопасности до тех пор, пока не прозвучал выстрел Джошуа. Он стал сигналом, после которого оба остановились. Они с ужасом смотрели, как голову молодой женщины разворотило выстрелом.

Магуайр был маститым видеорепортером с двадцатипятилетним стажем. На своем веку он повидал больше насильственных смертей, чем ему хотелось бы помнить. Оставалось лишь догадываться о том, какой удар этот «опыт» уже нанес его психике, но сегодня он был благодарен ему за отсутствие рвотного рефлекса. Сара застыла на месте при виде упавшей женщины, в то время как Магуайр замер лишь на мгновение – и продолжил действовать, стремительно вскинув объектив в сторону разворачивающейся на сцене трагедии. Удачно расположенная камера Магуайра запечатлела каждую пулю, вошедшую в Матьюсона и Томпсона.

Внимание Магуайра, как и его объектив, были обращены к сцене. Из-за этого он пропустил то, что случилось дальше: агент спецслужб промчался мимо него и повалил стрелявшего на землю.

Взгляд Сары был прикован к мертвой женщине, она пыталась справиться с шоком. Она знала, что Магуайру приходилось видеть подобную жестокость раньше, но ей нет. Сара выросла в состоятельной бостонской семье. Смерти, даже естественной, не было места в ее жизни, поэтому Сара не знала, как вести себя после увиденного. К счастью для нее, Сара видела приближавшегося Дэмпси, который неожиданно отвлек ее внимание.

Агент двигался как олимпийский спринтер: настолько быстро, что Саре пришлось быстро посторониться, когда он перепрыгивал через тело убитой. Сара не сводила с Дэмпси взгляд, когда он пролетал мимо, и в восхищении смотрела, как он одним плавным движением схватил, обезоружил и обездвижил стрелка.

Лишь спустя несколько секунд Джошуа вспомнил, что можно дышать.

Макгейл оставался у него под прицелом, но это ничего не значило: с таким же успехом он мог бы находиться за пуленепробиваемым стеклом. Теперь, когда его цель схватили, Джошуа не мог стрелять, так как рисковал выдать себя.

Макгейла схватили с поразительной быстротой, чего Джошуа не мог предвидеть. От неожиданности он замешкался – всего на мгновение, но даже миллисекунды могут пустить жизнь под откос.

Впервые за всю карьеру Джошуа провалил задание. Когда дым рассеялся, а врачи скорой помощи старались спасти жизнь мужчин, истекавших кровью на сцене, Джошуа оставалось лишь гадать, чем эта неудача для него обернется.




Десять


Сердце Дэниела Лоренса билось как сумасшедшее, пока Майкл Дэвлин вел перекрестный допрос Ричарда Дава, последнего и самого опасного свидетеля по делу их клиента.

Нэйтану Кэмпбеллу, которого Дэниел и Майкл защищали, предъявили обвинение в финансовых махинациях. Кэмпбелл работал брокером по производным документам в инвестиционном банке Группы Костинс, рыночная стоимость которого упала на миллиарды.

Ричард Дав был его непосредственным начальником. Согласно материалам дела, именно его Кэмпбелл напрямую обманул в ходе своих преступных действий.

Сейчас Даву выпала возможность отыграться, поведать миру о виновности Кэмпбелла. И в то же время это был его шанс публично улучшить свою репутацию, пострадавшую от действий Кэмпбелла.

На данный момент он использовал оба шанса по максимуму.

В своих записях Дэниел фиксировал каждый вопрос, который Майкл задал за последние полчаса. Он знал, что его друг, харизматичный барристер[8 - Категория адвокатов в Великобритании и странах Содружества, которые ведут дела. Барристеры – адвокаты более высокого ранга, чем солиситоры.], как всегда, делал все, что было в его силах.

Их единственный шанс на победу, на то, что Нэйтан Кэмпбелл выйдет из зала суда свободным человеком, заключался в том, что Майкл сумеет развалить свидетельские показания Дава, найти и разоблачить любую ложь и предвзятость.

Но Дэниел не был наивным. Он достаточно работал в этой сфере, чтобы знать, как публика относится к банкирам, которые рискуют чужими деньгами. Он и Майкл разделяли всеобщее убеждение в том, что именно такие люди, как Кэмпбелл, становятся причинами кризисов, бьющих по обывателям. Таким образом, Дэниел понимал, что для оправдания Кэмпбелла его адвокату нужно будет сперва преодолеть это естественное предубеждение.

Не было ничего удивительного в том, что присяжные уже ненавидели человека, сидящего сейчас на скамье подсудимых. Они уже прослушали вступительную речь обвинителя, которая нанесла весьма серьезный ущерб. Речь о заносчивом мужчине, который играл реальными деньгами так, словно это были бумажки из «Монополии». Который использовал банковские средства – сберегательные и инвестиционные вклады клиентов – для того, чтобы делать растущие ставки на показателях зарубежных рынков. И который бесчестно пользовался банковскими компенсационными счетами, чтобы покрыть собственные огромные денежные потери.

К концу речи несколько присяжных смотрели на Кэмпбелла практически с ненавистью. Дэниел другого и не ожидал. Было весьма естественно, что некоторые примут подобное преступление близко к сердцу. Вкладчики и инвесторы по всему миру становились жертвами махинаций людей, подобных Кэмпбеллу. Вполне вероятно, некоторые из его присяжных пострадали.

Но худшее было впереди. Какой бы разрушительной ни была речь, любое слушание основывается на доказательствах, которые можно предоставить, и на показаниях свидетелей. До сих пор эти свидетели прекрасно играли свои роли и доказали, вне всякого сомнения – обоснованного или нет, – что Нэйтан Кэмпбелл совершил именно то, в чем его обвиняют.

Дэниел был разочарован, наблюдая, как каждый свидетель забивает новый гвоздь в крышку защиты Кэмпбелла. Однако это также было неизбежно, потому что Кэмпбелл уже сказал Дэниелу и Майклу, что каждый из утверждаемых фактов был правдой.

Лондонский центральный уголовный суд, известный как Олд-Бейли, неоднократно расширяли: добавляли новые залы, ремонтировали старые. Второй зал, однако, не затронули никакие изменения: просторная внушительная комната, стены которой были обшиты деревянными панелями.

И судья, и подсудимый сидели на возвышении в противоположных концах комнаты, лицом к лицу. Они сидели над присяжными и местом свидетеля с одной стороны и над полным набором адвокатов с другой. Благодаря такому расположению Дэниел прекрасно видел присяжных, пока те слушали свидетельские показания.

С его наблюдательного поста было видно, что их вера в виновность Кэмпбелла несомненна.

Таково было предвзятое мнение против Кэмпбелла к тому моменту, когда вызвали последнего свидетеля обвинения, Ричарда Дава. Дэниел знал, что даже Майклу непросто будет одолеть имеющееся против Кэмпбелла предубеждение.

Он также знал, что Майкл не будет стараться это сделать.

Обычай требует, чтобы барристер задавал вопросы в суде. Работа солиситора[9 - Категория адвокатов в Великобритании, ведущих подготовку судебных материалов для ведения дел барристерами.], которым был Дэниел, менее престижная: больше беготни, меньше славы. Но это не означало, что Дэниел не был причастен к подготовке защиты Кэмпбелла. Они с Майклом обсудили каждый тактический шаг и сошлись, по меньшей мере, в двух вещах: что любая попытка отрицать совершенное Нэйтаном Кэмпбеллом гибельна и что при любом исходе это дело было совсем не о Кэмпбелле.

Майкл начал свой допрос осторожно. Он говорил по-товарищески. Дэниел знал этот старый адвокатский трюк – подружись со свидетелем, будь дружелюбным, будь понимающим. Жди, пока его защита даст трещину.

Такое начало всегда было эффективнее открытой конфронтации, что и было сейчас продемонстрировано. Майкл снова и снова доказывал свое превосходство, мягко убеждая Дава признать, что тот не был в особом восторге от Кэмпбелла. А также что рабоче-бирмингемское происхождение Кэмпбелла, по мнению Дава, не соответствовало его посту в столь престижном банке. И что на протяжении всей карьеры Кэмпбелла Дав многое сделал, чтобы подорвать его авторитет в глазах начальства.

Все это были маленькие победы. Они ослабляли доверие к Даву. Но в контексте остальных доказательств вины Кэмпбелла, правдивость которых тот признал, их было явно недостаточно.

Дэниел это понимал. Он знал, что эти заработанные очки не уменьшали воздействия обвинения. Если на то пошло, все это выглядело как умные игры умных адвокатов, которым нечего предъявить. Дэниел понял, что Майклу нужно было сделать следующий шаг – пойти в атаку.

Это была опасная тактика, пан или пропал. Но это также был единственный шанс Нэйтана Кэмпбелла остаться на свободе.

– Хорошо, мистер Дав, давайте на минуту оставим вашу личную нелюбовь к Кэмпбеллу, не против? Потому что я хотел бы спросить у вас кое-что.

Ирландский акцент Майкла стал более отчетливым, пока он это говорил. Дэниел замечал раньше, что это своего рода нервный тик, который всегда появлялся, когда вопросы Майкла становились более рискованными.

– Валяйте.

Дав выглядел уверенно, будто предыдущими вопросами Майкл ничего не добился. Дэниелу это говорило о том, что этот мужчина был не так умен, как он сам считал.

– Непременно, мистер Дав, – Майкл улыбнулся, отвечая с сарказмом. – Но благодарю вас за разрешение.

Дав растерялся. Возможно, он удивлялся тому, что приятельский тон Майкла исчез.

Майкл продолжил:

– Я хотел бы спросить у вас следующее: вы сказали нам, что ваша роль заключалась в том, чтобы быть непосредственным начальником мистера Кэмпбелла, верно?

– Да.

– И мы, конечно, знаем, что вы считали его абсолютно непригодным для этой работы.

– Я думал, мы оставили вопрос о том, что он мне не нравился?

– О, разумеется. Но сейчас мы обсуждаем ваше профессиональное мнение. Я уверен, вы понимаете разницу, не так ли?

– Само собой, я понимаю.

Дэниел улыбнулся. Майкл начал к нему подбираться, как и было задумано.

– И мы условились на том, что вы считали его некомпетентным, правильно?

– Правильно.

– Тогда будете ли вы так любезны сказать мне, мистер Дав, почему вы разрешили некомпетентному мистеру Кэмпбеллу самостоятельно заключать сделки?

– Что? Какое это имеет значение?

– Мне правда нужно вам это объяснять, мистер Дав? Потому что мистер Кэмпбелл знает – а он вроде бы некомпетентный. Значит, вы-то точно знаете?

– Конечно, я знаю.

– Тогда, возможно, вы поможете и судьям узнать? Ведь сделки таких трейдеров, как мистер Кэмпбелл, должны закрывать другие члены команды, разве нет?

– Команды?

– Вы знаете, что я имею в виду, мистер Дав. Другим сотрудником вашего отдела, из предосторожности, не так ли? Таким образом, если один из трейдеров впутался в плохую, убыточную сделку, это нельзя скрыть, потому что о ней знает второй человек, закрывший ее. Так вкратце это работает, не так ли? Обычный взаимный контроль.

– Все верно.

– Но по какой-то причине мистеру Кэмпбеллу было разрешено заверять собственные сделки, верно?

– Вы так говорите, будто в этом есть что-то дурное.

– Это ваше мнение, мистер Дав. Что касается меня, то я всего лишь стараюсь добраться до правды. Поэтому скажите нам, пожалуйста, верно ли, что мистеру Кэмпбеллу было разрешено закрывать свои сделки?

Дав колебался.

– Мистер Дав?

Ответа не последовало.

– Мистер Дав, пожалуйста, ответьте на вопрос, – вмешался Его честь судья Питер Кеннеди, королевский адвокат, один из старейших судей центрального уголовного суда.

Это принесло желаемый результат.

– Да, – наконец ответил Дав. – Кэмпбелл закрывал собственные сделки.

Майкл продолжил без промедления:

– А можете ли вы подтвердить, что это действительно было весьма необычно, мистер Дав?

– Это что еще значит?

– То, что вы слышали. Было крайне необычно, по вполне понятным из нашего обсуждения причинам, что мистеру Кэмпбеллу было разрешено закрывать свои сделки, верно?

– Нет, это не было «крайне необычно».

– Разве?

– Нет.

– Хорошо. Тогда скажите мне, пожалуйста, мистер Дав, сколько трейдеров работает под вашим началом в Костинс?

– Сколько?

– Непосредственно под вашим началом, да. Сколько?

– Я… я не могу точно сказать, пока…

– Пока не заглянете в документы компании. Что ж, они у меня при себе, мистер Дав. Стоит ли нам взглянуть?

– Мне не нужно в них заглядывать.

– Прошу прощения, вас плохо слышно. Могли бы вы повторить?

– Я сказал, мне не нужно в них заглядывать!

На сей раз ответ нельзя было не расслышать – он его практически прокричал.

Дэниел улыбнулся – план сработал, Дав был раздражен.

Майкл продолжил:

– Значит, теперь вы вспомнили сколько?

– Да.

– И?

– Плюс-минус пятьдесят шесть.

– На самом деле, их ровно пятьдесят шесть, не правда ли, мистер Дав? По крайней мере, согласно вашим записям?

– Да.

– Это довольно конкретное число, чтобы сначала его не помнить без обращения к бумагам, а затем внезапно вспомнить, вы не находите?

– Бог мой, с такими вопросами мистер Дэвлин отклоняется в область комментариев, – поднялась со своего места прокурорша, – можно ли напомнить ему, чтобы он приберег подобное для его заключительной речи?

– Вы услышали, что было сказано, мистер Дэвлин. Пусть ваши вопросы будут по существу.

– Господи.

Майкл, отвечая, не сводил глаз с Дава и не мешкал со следующим вопросом:

– Итак, пятьдесят шесть трейдеров. Теперь скажите, мистер Дав, скольким из ваших пятидесяти шести сотрудников разрешено самостоятельно закрывать сделки?

Ответа не последовало.

– Мистер Дав, я повторю вопрос. Возможно, в этот раз вы будете благосклонны и ответите. Итак, учитывая, что документы компании лежат прямо передо мной, будьте так добры сказать мне, скольким из ваших нынешних сотрудников разрешено самостоятельно закрывать сделки.

– Ни одному, – почти выплюнул Дав.

– А скольким, когда мистер Кэмпбелл работал на вас? Так же учитывая, что записи у меня под рукой?

– Только ему.

Дэниел улыбнулся шире и вынужден был держать голову опущенной к блокноту, чтобы скрыть это от присяжных.

«Сработало, – подумал он, – Майкл его сцапал».

– Значит, в то время мистер Кэмпбелл был единственным, кому можно было закрывать свои собственные сделки. А теперь никому нельзя. И тем не менее вы уверяете присяжных, что подобная свобода не была «крайне необычной»? Это попросту ложь, не так ли, мистер Дав?

– Зачем мне врать? – взорвался Дав. – О чем мне врать? Преступник – ваш клиент. Ваш клиент терял сотни миллионов банковских денег, а потом скрывал это. О чем бы мне лгать?

– Возможно, мы скоро это узнаем, – ответил абсолютно спокойно Майкл, – Но до тех пор скажите, кто обладал полномочиями, чтобы позволить мистеру Кэмпбеллу закрывать свои сделки? Кто мог разрешить подобное?

Ответа не последовало. Дав теперь смотрел на Майкла со злобой.

– Вы не собираетесь отвечать, мистер Дав?

Ответа не последовало.

– Не потому ли, что ответ – вы?

Ответа не последовало.

– Потому что это так, не правда ли? Вы, как непосредственный начальник мистера Кэмпбелла, как ответственный за него и за весь отдел, должны были бы дать разрешение на подобную рабочую практику. Вы должны были бы разрешить мистеру Кэмпбеллу закрывать собственные сделки, сделав его таким образом неподконтрольным никому, не так ли?

Ответа не последовало.

– Мистер Дав, вы обязаны ответить на вопрос, – вновь вмешался судья Кеннеди.

Дав посмотрел на судью, ему же адресовав ответ:

– Да, ваша честь. Я должен был бы дать разрешение.

– И вы это сделали, верно? – Майкл был неумолим.

Дав посмотрел на барристера перед тем, как ответить:

– Да, я разрешил.

– Можете ли вы объяснить почему? Почему вы оказали особое доверие именно этому человеку?

– Потому что он был успешным, – ответил Дав, – он зарабатывал больше, чем половина всего отдела вместе взятая. Поэтому, когда он попросил о независимости, я подумал, что это ускорит его работу, что это принесет моему отделу еще больше денег.

– Но, мистер Дав, вы ведь только что подробно рассказали нам, что мистер Кэмпбелл не годился на эту роль. Вы даже думали, что он не заслуживает своей должности в вашем отделе. Но теперь он вдруг ваш лучший трейдер?

– Я не сказал, что он был лучшим, – Дав явно запутался, – я сказал, что он был самым успешным. Этому может быть множество причин.

– Да, конечно. Но единственная причина, по которой ему не требовался дополнительный контроль, заключается в том, что он был лучшим, не так ли? Потому что если он не лучший, но его результаты превосходят всех остальных, то тогда, наверное, здесь происходит что-то сомнительное?

– Что ж, мы знаем, что что-то сомнительное как раз и происходило, разве нет?

К Даву вернулась злость, он явно выбрал свой путь ведения боя, и Дэниелу не терпелось увидеть, что будет дальше.

Дав продолжил:

– Именно поэтому мы здесь – потому что Кэмпбелл действительно замышлял что-то преступное.

Майкл улыбнулся и заговорил мягким голосом:

– Мистер Дав, если бы некомпетентный трейдер был столь успешен, вы предположили бы, что он либо врет о своих успехах, либо достигает их нечестным путем?

Ответа не последовало.

– И в обоих случаях вы бы увеличили контроль над мистером Кэмпбеллом, не так ли?

Ответа не последовало.

– Однако в действительности вы избавили его даже от стандартного, применяемого к другим трейдерам, контроля. Вы дали ему полную свободу действий. Почему, мистер Дав, почему вы так поступили?

В который раз ответа не последовало, только в этот раз Майкл позволил тишине устояться.

Дэниел посмотрел на присяжных. Они выглядели растерянными, сбитыми с толку тем, как Майкл повернул показания Дава. В их прежде определившемся сознании явно зарождались вопросы. Это заставило Дэниела улыбнуться вновь, но не тому, что уже случилось.

О нет. Дэниел улыбался тому, что вот-вот последует.

– Есть ли причина, по которой вы перестали отвечать на мои вопросы? – Голос Майкла был по-прежнему мягким, что еще сильнее сбивало с толку. Он продолжил: – Не потому ли вы отказываетесь отвечать, что все это время лгали?

Это подействовало как красная тряпка на быка.

– Я уже сказал вам, черт подери, что мне не о чем лгать. О чем бы мне врать, а? Ну-ка, скажите мне.

– О том же, о чем вы лжете уже очень-очень давно, – Майкл стал повышать голос. – Потому что вы не подписывались на то, чтобы мистер Кэмпбелл вел свои дела самостоятельно, верно?

– Что? – Дав был явно ошеломлен.

– Вы не соглашались на это, потому что этого никогда не было. Мистер Кэмпбелл никогда не закрывал свои сделки, верно? Его никогда не освобождали от контроля, который распространялся на всех. Потому что кто-то закрывал его сделки все то время, что он якобы скрывал свои действия от банка. И этот кто-то – вы, не так ли?

Дэниел наблюдал, как присяжные восприняли вопрос: их явно зацепило.

– Что за чертов бред вы пытаетесь тут доказать?

Дав ответил со злостью. И быстро. Слишком быстро для человека, который слышит подобное обвинение впервые, и слишком быстро, если выдвигаемое обвинение ложно.

– Отвечайте на вопрос, мистер Дав. Контролировали ли вы те операции мистера Кэмпбелла, которые теперь привели его под суд? Взяли ли вы на себя роль того, кто закрывал эти сделки?

– Разумеется нет, черт возьми.

Казалось, гнев Дава улетучился; будто теперь они были в ситуации, к которой он подготовился. Это производило отрицательное впечатление, но он продолжил:

– Посмотрите на имеющиеся у вас записи. Каждую из записанных там сделок Нэйтан подписал лично.

– О, я знаю, – ответил Майкл, – но это ведь все довольно бессмысленно, мистер Дав. Ведь, будучи его непосредственным начальником, вы могли назначить эту роль самому себе и легко подписываться за мистера Кэмпбелла без его ведома. Потому что единственным, кто видел сделки всего отдела, а не только мистера Кэмпбелла, были вы, не так ли?

– А, все понятно.

Теперь голос Дава звучал надменно. Дэниелу было ясно, что он подготовился к последним вопросам. Но он сомневался, что Дав будет готов к следующим.

Дав продолжил:

– Вы сели, подумали и нашли единственный способ, при котором за Нэйтаном был бы контроль, но об этом не осталось бы записей. Очень умно. Но это вряд ли вам поможет, правда? Потому что Нэйтан проворачивал сделки. Он использовал банковские запасные счета, чтобы скрыть свои убытки. И он потерял сотни миллионов чертовых фунтов. Так что даже если я и закрывал его сделки – а я этого не делал, – это не делает его невиновным, правда?

– Делает, если он заключал сделки по приказу своего начальника, – ответил Майкл.

– Еще одно предположение, – снова начала вставать прокурорша.

– Я продолжу, – ответил Майкл до того, как судья смог вмешаться.

Он повернулся обратно к Даву.

– Мистер Дав, Нэйтан Кэмпбелл совершил каждую из сделок, за которые его судят, под вашим прямым надзором и руководством, а также по вашему указанию, верно?

– Вы, должно быть, шутите.

– И разве не верно также то, что на протяжении всего этого периода, по крайней мере насколько было известно Нэйтану Кэмпбеллу, вы закрывали его сделки, в соответствии с привычной практикой?

– Нелепость, просто нелепость.

– И разве не верно, что вы, сказав Нэйтану Кэмпбеллу об этом, подредактировали отчеты, к которым имели доступ, и представили все так, будто Нэйтан Кэмпбелл закрывал свои сделки самостоятельно?

– Бред, – ответил Дав, – настоящий бред.

– То есть вы отрицаете все, что я сейчас вам предъявил?

– Конечно я, блин, отрицаю! Я стою за сделками? Приказывал Кэмпбеллу их совершать? За кого вы меня принимаете? Я хорошо выполняю свою работу. Никто, имея хоть грамм опыта или знаний, не взялся бы за эти сделки. Это же гарантированный провал. Так что ваш маленький вымышленный заговор – зачем бы мне это? Зачем мне ввязываться во что-то, что обречено на провал?

Это был хороший вопрос – и именно тот, на который рассчитывал Дэниел.

Как и прежде, Майкл ни на секунду не запнулся:

– Вы с Костинс уже сколько, 18 лет?

– Почему мы меняем тему? Скажите мне лучше, что я должен был получить при том раскладе, который вы описали.

– Ответьте на вопрос, мистер Дав.

– Только после того, как вы ответите на мой.

– Это не так бывает. – В голосе судьи слышалось нетерпение. – Мистер Дэвлин задает вопросы, мистер Дав. А вы на них отвечаете, так что будьте добры.

Дав посмотрел на Его честь судью Кеннеди, королевского адвоката, с явным раздражением. Однако сделал, что велели:

– Да, 18 лет.

– За которые вы получали весьма и весьма приличную зарплату.

– Не больше, чем я заслуживаю.

– Боже упаси. – Ответ Майкла вызвал смех среди присяжных. – Но, тем не менее, ваша зарплата, по меркам большинства, довольно высокая.

– Полагаю, что да.

– Спасибо. Верно также и то, не так ли, что вы получаете годовой бонус?

– Да.

– Бонус, который всегда шестизначный?

– И что?

– Всегда шестизначный?

– Да, всегда.

– Кроме того, он включает в себя акции Костинс.

– Верно.

– Каждый год на протяжении восемнадцати лет.

– Да.

– Скажите мне, каким количеством акций Костинс вы владели в тот день, когда стало известно о преступных сделках мистера Кэмпбелла?

– Прошу прощения?

– Акции, мистер Дав. Те самые, которые копились на протяжении восемнадцати лет. У вас, должно быть, скопилось приличное количество к тому времени. Сколько?

Произнося это, Майкл многозначительно постучал по лежащей рядом с ним папке – ясный сигнал того, что ответ находится прямо рядом с ним.

Насколько видел Дэниел, Дав понял намек:

– Ни одной.

– Извините, мистер Дав, вы снова заговорили тише, вы сказали «ни одной»?

– Да, ни одной.

– Вот так сюрприз! Но ведь дела у Костинс шли прекрасно, не так ли? Или, по крайней мере, так казалось. Наверное, страшно раздражало знать об этом, больше не имея ни одной из своих акций.

Ответа не последовало.

– И просто из любопытства, мистер Дав, когда вы продали свои акции? – Майкл снова постучал по папке – тот же сигнал.

– В прошлом месяце.

– В прошлом месяце?! – поразился Майкл. Эта часть действия всегда больше всего забавляла Дэниела.

– Да.

– Что, все? Сразу? Или вы продавали их на протяжении многих лет, немного тут, немного там? Как это было?

– Все и сразу.

Дэниел покачал головой. Было приятно видеть, как неудобно, как беспомощно чувствует себя Дав, столкнувшись с вопросами, которых он не ожидал.

– То есть по какому-то счастливому стечению обстоятельств вы продали все свои акции на пике рыночной стоимости, всего за месяц до того, как сделки Нэйтана Кэмпбелла почти уничтожили банк?

Дав не ответил сразу. И прокурор не поднялась на ноги, несмотря на то что последний вопрос Майкла нарушил все правила.

Казалось, все были поражены тем неожиданным оборотом, который приняло дело. Все, кроме Дэниела и Майкла.

Никто не ожидал такого результата, но Дэниел был уверен в исходе дела. Когда полиции предоставляют заведомо простое дело, в котором все доказательства тщательно собраны и указывают на очевидного преступника, зачастую полиция не считает необходимым расследовать дальше. В конце концов, человеческая природа есть человеческая природа, поэтому следствие, как правило, предъявляет обвинение очевидному подозреваемому, даже если стоит копнуть немного глубже, немного больше побегать – и обнаружишь настоящего преступника. Заниматься такой беготней приходилось Дэниелу.

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы выяснить правду об отчетах Кэмпбелла. И теперь Майкл пожнет плоды.

Майкл открыл папку, которой пугал Дава, и достал один-единственный лист бумаги.

– Мистер Дав, вы когда-нибудь слышали о компании «Красный Угол», зарегистрированной на Каймановых островах?

Дав не ответил. Но в этот раз ему и не нужно было: скорость, с которой краска стекла с его лица, говорила сама за себя.

Майкл продолжил:

– «Красный Угол» – это компания, которая приобрела десять миллионов акций Костинс на следующий день после того, как было объявлено о растратах мистера Кэмпбелла. Знали ли вы об этом, мистер Дав?

Ответа не последовало.

– И она заплатила лишь четверть от той суммы, которую вы получили за свои пятьсот тысяч акций от другого покупателя менее чем за месяц до этого. Знали ли вы об этом, мистер Дав?

Ответа не последовало.

– И конечно, с момента задержания и судебного преследования мистера Кэмпбелла, а также после того, как стало известно, что банк оправится после этого эпизода, акции Костинс снова выросли в цене, и те десять миллионов акций теперь стоят в десятки раз больше того, что «Красный Угол» за них заплатил. Знали ли вы об этом, мистер Дав?

Ответа не последовало.

Майкл, помахав листом бумаги, продолжил:

– Ладно, как насчет вопросов, на которые вы должны знать ответы? Можете ли вы, мистер Дав, назвать имя человека, который основал «Красный Угол» на Каймановых островах? Имя ее владельца и единственного акционера? Имя человека, который надеялся, что сможет скрыться за кайманскими правилами анонимности и никогда не будет разоблачен как руководитель «Красного Угла»? Имя человека, который умышленно обрушил Костинс? Который сбыл с рук собственные акции за полную стоимость накануне того, как обнаружились потери? Который затем использовал оффшорную компанию, чтобы скупить миллионы акций Костинс, когда они упали в цене? И который думал, что ему все сойдет с рук, если он подставит человека, которого он изначально считал недостойным должности в Костинс?

Ответа не последовало. Но теперь лицо Дава было закрыто руками.

– Я дам вам подсказку, мистер Дав. На все эти вопросы один ответ.

Дав не пошевельнулся.

Майкл повернулся к прокурорше. Даже она выглядела потерянной и была измотана серией ударов, обрушившихся на Дава. Она указала на лист бумаги в руке Майкла, и он передал его ей.

Свидетельство о регистрации компании на Каймановых островах, компании «Красный Угол». Единоличный владелец и единственный акционер – Ричард Дав.

Дэниел улыбнулся в последний раз, глядя, как Майкл нагнулся к уху прокурорши и сказал: «Мне кажется, ваше дело закрыто».




Одиннадцать


В здании суда было шесть лифтов. Дэниел смотрел, как Майкл вышел из одного из них. Нэйтан Кэмпбелл покинул здание двадцать минут назад. С тех пор Дэниел и ждал своего компаньона, высокого ирландца.

Обвинение было вынуждено отказаться от дела, так как Майкл разнес Ричарда Дава в пух и прах. Учитывая, что за всеми действиями Кэмпбелла стоял Дав, чьи мотивы были раскрыты, дело стало безнадежным. Случившаяся дальше стандартная процедура была неизбежной: судья распорядился, чтобы присяжные вынесли Нэйтану Кэмпбеллу вердикт «не виновен».

Дэниел был уверен, что они бы это сделали и без указаний судьи. Однако лишняя гарантия никогда не помешает. Компаньоны Дэвлин и Лоренс победили. Это уже входило в привычку.

Майкл бросил взгляд на верхнюю площадку главной лестницы в здании – Дэниел любил ждать его там.

Майкл оставался наверху, пока Дэниел провожал Кэмпбелла. Только после того, как клиент ушел, барристер спустился.

Это была отработанная процедура. Майкл не любил ту часть их работы, что касалась общения, ему всегда недоставало терпения выполнять «социальную работу», он тяготился рукопожатиями. Не то чтобы это имело значение работая с Дэниелом, он знал, что всегда может положиться на своего сострадательного коллегу.

– В наши дни на то, чтобы выглядеть порядочным, нужен целый час, а?

Дэниел посмотрел на часы, старательно разыгрывая раздражение, но актер из него был никудышный.

Возможно, Дэниел и шутил, но слово подобрал очень верно. Все в Майкле кричало о порядочности. Его безупречный черный костюм в тонкую полоску и накрахмаленная белая рубашка выгодно дополняли его высокий рост и атлетическое телосложение. Он был живым воплощением киношного адвоката, что было весьма иронично. Не только потому, что мало кто из барристеров был похож на лощеных актеров, игравших их, но потому, что мало кто из них происходил из столь неблагополучной среды, как этот мальчик из плохого района Белфаста.

– Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты не хочешь разговаривать с Нэйтаном, – продолжил Дэниел. – Он, кстати, сказал «спасибо».

– Еще бы не сказал! – рассмеялся Майкл. – Пойдем-ка отсюда.

Первый этаж суда был выше уровня улицы – странность, вызванная тем, что здание разрослось за столетие. Поэтому перед тем, как выйти из здания, Майклу и Дэниелу нужно было в последний раз спуститься по ступенькам.

Наверху лестницы, застряв в стене намного выше человеческого роста, торчал осколок, как мрачное напоминание о бомбе ИРА[10 - Ирландская республиканская армия, которая боролась за полную независимость Северной Ирландии от Соединенного Королевства.], взорвавшейся на этой улице в 1973 году. Дэниел наблюдал за Майклом, как всегда обратившим внимание на осколок. Майкл вырос в религиозно-фанатичном районе Ольстера[11 - Провинция Ирландии. В XIX веке была самой процветающей провинцией страны. В XX веке именно в Ольстере происходили столкновения ИРА и проанглийской политической партии юнионистов.], где теракты были печально-обыденным делом. Он уже давно распрощался с тем прошлым, но никогда, Дэниел знал, не забывал о нем. Теперь каждый раз, ступая на эту лестницу, Майкл устремлял взгляд на этот осколок. И каждый раз вспоминал о том, чего добился и что оставил позади. Такое напоминание, казалось, всегда вызывало смешанные чувства.

Выходя из здания, они не сказали ни слова. Миновали вездесущих папарацци, свернули налево и немного прошли до Ладгейт-Хилл.

Это было одно из самых знаковых мест Лондона. Пройдя Олд-Бейли, дорогу, которая дала название суду, они вышли к собору Святого Павла, главной достопримечательности старого Лондона. Справа находились площадь Ладгейт и Флит-стрит – родина британской печатной прессы. Журналисты переехали несколько десятилетий назад. Адвокаты, которые обосновались здесь даже раньше, остались.

Воротник рубашки Дэниела был расстегнут. Майкл в зале суда, следуя традиции, носил особую рубашку, сейчас же он был вовсе без воротника. Оба несли свои пиджаки, перекинув их через плечо. Было облегчением снять официальное облачение. Особенно, думал Дэниел, для Майкла. Одеяние восемнадцатого века, которое до сих пор носили адвокаты, занимающиеся уголовными преступлениями, делало свое дело, выделяло их, ставило свидетелей в невыгодное положение. Но все это не делало одежду удобнее, особенно в залах суда, построенных до изобретения кондиционеров. Несомненно, возможность наслаждаться редким октябрьским солнцем в легкой одежде давала долгожданную передышку.

Они шли по Ладгейт-Хилл на запад. Оба молчали, как могут молчать лишь очень близкие друзья. Они долго пробирались через толпу. На этих тротуарах всегда было людно, оживленно. Как любому, знакомому с толчеей города, Майклу и Дэниелу было не в диковинку пробираться сквозь толпу.

– Твой последний вопрос был просто класс.

Лицо Дэниела расплылось в улыбке, когда он наконец заговорил. Они были уже на середине Флит-стрит.

– Что там за древнее правило, по которому можно задавать только один вопрос зараз, Майк? Бог знает, как Кеннеди позволил тебе такое.

– Не понимаю, чему ты удивляешься. – Майкл улыбался так же широко. – Бывало, я задавал вопросы и хуже и не попадал в неприятности.

– Вранье! Я бы об этом слышал. Особенно с твоим-то длинным языком! Сегодня вечером ты будешь звонить всем своим знакомым, чтобы похвастаться!

– Ты единственный, кто все еще позволяет мне хвастаться, Дэнни. Остальные просто вешают трубку!

– Значит, ты звонишь не тем людям. Я уверен, мой отец захочет услышать об этом все.

Дэниел не собирался затыкать Майкла, но каким-то образом ему это удалось.

Отцом Дэниела был Хью Лоренс, королевский адвокат, один из самых именитых барристеров. Хью был разочарован, что его сын стал простым солиситором, а не пошел по отцовским стопам. И Майкл стал для старика утешением. Хью Лоренс направил внимание, предназначавшееся сыну, на карьеру друга своего сына. Дэниел смирился с этим. Однако они никогда об этом не говорили.

Несмотря на свое происхождение, Дэниел всегда чувствовал себя непригодным для карьеры в адвокатуре. Это сомнение оставалось невысказанным, пока один молодой человек, обладавший всеми недостающими Дэниелу качествами, его не подтвердил. Это был Майкл Дэвлин.

Они познакомились студентами. Им повезло оказаться в одной группе, но происходили они из полярно противоположных семей. Дэниел всегда был обеспеченным: привилегированный богатый парнишка с наилучшим образованием, которое можно купить за деньги. Майкл был совсем из другого теста. Он изо всех сил боролся со своим воспитанием и обеспечил себе лучшую жизнь вдали от семьи, о которой никогда не говорил.

С самого начала они были равны: выдающиеся студенты в классе по праву, соревнующиеся только друг с другом и выбравшие два абсолютно разных подхода.

Важно, что Майкл мог делать то, чего Дэниел не умел. Он мог красноречиво выступать в защиту чего угодно. Чувства Майкла никогда не влияли на его способность быть адвокатом. Он мог блестяще выигрывать дело за делом, вне зависимости от моральной стороны вопроса. Дэниел не мог похвастаться подобным умением. Он мог сражаться за идею не хуже других, но только если верил в нее.

Что являлось проблемой. Барристер обязан браться за любое предложенное дело, невзирая на личные чувства. Это было древнее правило, согласно которому человек с самыми ужасными обвинениями имел право на защиту. И это правило срабатывало с Майклом, потому что он умел оспаривать любое дело. Дэниелу же недоставало этого таланта, и он об этом знал.

Это и привело к тому выбору, который расстроил отца Дэниела. Способности Дэниела зависели от его принципиальности, а значит, он был больше пригоден для работы солиситором. Это давало ему необходимую свободу отстаивать благие дела и отказываться от дел, оскорблявших его чувство справедливости.

Такую жизнь Дэниел выбрал пятнадцать лет назад – и ни разу не пожалел об этом решении.

– Какие планы на ланч? – спросил Майкл, прерывая воцарившуюся паузу.

– Жирный сэндвич и быстрый автомобиль. Сегодня у Гарри в школе соревнования по бегу, и я пообещал, что приеду, если его дядя Майк вовремя нас освободит. Хочешь с нами, дядя Майк?

– Думаю, дядя Майк сделал достаточно, закончив процесс вовремя, не думаешь? К тому же если Гарри хоть немного похож на своего старика, то, кроме его поражения, там не на что будет смотреть.

– Чушь! – Дэниел, притворно рассердившись, засмеялся: – Тебя мне всегда удавалось обгонять!

– Да, но когда это было. Сейчас я тебе, жирная морда, в любое время дам фору!

Дэниел громко рассмеялся, признавая поражение. Майкл был прав. В студенческие годы они оба были в хорошей спортивной форме. Но с тех пор Майклу лучше удавалось следить за собой. Это было естественно: Дэниел каждый вечер возвращался в уютный дом, к жене, к сыну и – в большинстве случаев – к сытному семейному ужину. А Майкл нет.

Иногда Дэниел завидовал тому, что его друг принадлежал сам себе, но в то же время он понимал, что ему повезло больше. Даже если из-за этого он слегка округлился.

– Что может быть важнее, чем смотреть на своего крестника на пути к олимпийской славе? – продолжил Дэниел.

– Да все то же самое. Через две недели у меня начнется слушание по делу об убийстве. Я подумывал о том, чтобы взять бумаги домой и немного поработать.

– Поработать? После сегодняшнего? Ты никак шутишь?

Дэниел не мог скрыть нотки недоверчивости в голосе.

– Майк, тебе нужно почаще отдыхать, выработать, так сказать, баланс труда и отдыха. Приходи на соревнования, поболеешь за Гарри. Заодно познакомишься с его учительницей английского.

– Я часто выбираюсь куда-нибудь, – сказал Майкл. Казалось, его это немного задело. – И не думай, пожалуйста, что тебе нужно знакомить меня с женщинами. До такого я еще не докатился.

Дэниел в ответ засмеялся, скрывая беспокойство. Он переживал, что зацикленность Майкла на карьере отрицательно влияет на его личную жизнь. Или, по крайней мере, на то, что от нее осталось.

Все это началось еще в университете. Или даже еще раньше, когда им было лет по двадцать.

В то время они вовсю наслаждались своей свободой. Оба были молоды, успешны, в хорошей форме. Майкл был симпатичнее, и Дэниел это знал. К сорока годам это стало лишь заметнее. Майкл был высоким и сильным, классическим красавцем с густыми светлыми волосами и пронизывающими голубыми глазами.

Дэниел был сантиметров на десять ниже, темноволосый, более гибкий и крепкий, по крайней мере в молодости. Не будучи красавцем в привычном смысле этого слова и отличаясь внешне от Майкла, Дэниел не утратил уверенности в себе. Он был остроумным и харизматичным, что с лихвой окупало его рядовую внешность.

Их юношеским успехам в соблазнении целой вереницы девушек завидовали. Но те времена давно прошли. Оба остепенились. Дэниел женился, стал счастливым семьянином и начал стремительно стареть. А Майкл был женат на своей работе.

Дэниел переживал, что такая одержимость карьерой не даст его другу возможности встретить подходящую девушку. Но в данный момент было неуместно выражать свои опасения.

Очень скоро они дошли до Чэнсери-Лейн, где каждый должен был пойти своей дорогой.

– Пожелай Гарри удачи от меня, – начав говорить, Майкл остановился. – Пусть он позвонит мне домой, если победит. И можешь взять для меня номер той учительницы.

Дэниел засмеялся в последний раз. Он был рад, что не слишком сильно задел своего друга за живое. Уже идя по Чэнсери-Лейн, он через плечо прокричал на прощание:

– Договорились. И, может, Клэр пригласит ее к нам на ужин! Смотри не уработайся!




Двенадцать


Джошуа щелкал пультом, переключая каналы. Картинка на всех была одинаковая, но ритуал необходимо было соблюсти. Только пойдя по седьмому кругу, Джошуа смог успокоиться и расслабиться.

Расписание всех телеканалов срочно было изменено спустя несколько минут после стрельбы на Трафальгарской площади. Даже сейчас, пять часов спустя, никуда было не деться от ужасов прошедшего дня.

Джошуа остановился на канале CNN и откинулся на дубовую спинку гостиничной двуспальной кровати. Он зажег «Мальборо» и затянулся, наслаждаясь расслабляющим эффектом никотина. Затем он сделал погромче и стал внимательно смотреть на экран.

Оператор CNN отреагировал быстро. Настолько, что смог заснять практически каждую деталь вблизи. Эта запись стала главной видеозаписью дня, ее без остановки крутили все телеканалы мира.

Поначалу изображение немного дергалось, потому что оператор гнался за бежавшим стрелком. Но как раз к тому моменту, когда пуля попала в агента, объектив сфокусировался. Зрелище было очень ярким, самым шокирующим из всего, когда-либо показанного по телевизору. Джошуа, однако, не чувствовал ничего.

Так же равнодушен он остался и к последовавшей кровавой бойне. Он даже не вздрогнул, когда первый выстрел отбросил Говарда Томпсона назад. Не дернулся он и глядя на пронзенного в грудь пятью пулями сэра Нила Матьюсона. Весь остальной мир проклинал жестокость и оплакивал Матьюсона, который валялся в луже крови. Только не Джошуа. Судьба этих мужчин ничего для него не значила. Он смотрел и ждал чего-то еще.

Нападение заняло пять секунд, а может, и меньше. Однако в повторном воспроизведении казалось, что оно длилось гораздо дольше. Запись снова и снова останавливали и перематывали; на каждом канале различные якобы эксперты, найденные моментально, разбивали ее на фрагменты и анализировали.

«Мнения, которые ничего не значат, – подумал Джошуа, – потому что заканчивается все всегда одинаково. Все заканчивается на Джо Дэмпси».

Звонок мобильного прервал размышления Джошуа. Звонок не был неожиданностью. Ему приказали ожидать звонка ровно в 19:15. Звонивший, как всегда, был пунктуален до секунды.

Джошуа потушил сигарету и ответил, даже не посмотрев на номер.

– Почему Джо Дэмпси не было в списке агентов, который вы мне дали? – не стал тратить время на приветствия Джошуа. В его голосе не было злости, он просто требовал ответа.

– Как всегда, сразу к делу, – голос был мягким. Даже сквозь электронный преобразователь голоса Джошуа понимал, что его собеседник был спокоен. – Я ценю это. Это было упущением с моей стороны. Я подумал, это не стоило внимания.

– Упущение? Упущение? Вы не можете нанимать меня для задания с полным доступом к разведданным, а потом утаивать информацию. Так не делается, Стэнтон. Ваше упущение стоило мне второго выстрела, и оно же спасло жизнь Макгейлу. На кону моя репутация. Я никогда не проваливаю свои задания.

– Ваша репутация действительно такова. Очень жаль, что сегодня вы не смогли ей соответствовать.

Ответ был произнесен в том же размеренном темпе. Так, подумал Джошуа, говорит надменный человек, который все привык держать под контролем. Отношения Джошуа с этим нанимателем носили именно такой характер.

Стэнтон не останавливаясь продолжал:

– Но, с другой стороны, никто не совершенен. Даже вы. Вот почему у нас был запасной план.

– Что это должно значить? Даже не думайте повесить всю вину на меня.

Джошуа был так же спокоен, как Стэнтон. Всю свою карьеру он был под огнем. Под угрозой. И сейчас он не собирался терять голову, оставаясь хладнокровным.

– Это вы наломали дров, Стэнтон. Как, по-вашему, я должен был повести себя, увидев Дэмпси? Меня должны были предупредить, что он там будет.

– Майор Дэмпси не должен был появляться вообще. По крайней мере до тех пор, пока вы не выполните свою работу. Так что я подумал, будет лучше не отвлекать вас.

В глубоком металлическом голосе Стэнтона не было и намека на эмоции.

Он продолжил:

– Его поставили прикрывать проход недалеко от того места, где сидел мистер Макгейл. У него не должно было быть времени добраться туда, где вы могли бы пересечься. У нас не было оснований полагать, что он так рано заметит Макгейла или что он так быстро сможет преодолеть то расстояние.

– Тогда вы не знаете Джо Дэмпси.

Джошуа был поражен нелепостью ошибки. На обычном задании он мог бы это понять, но не в этот раз, когда каждая деталь была тщательно спланирована. Джо Дэмпси не было равных, он был самым эффективным агентом из всех. Джошуа это знал, и его поразило, что наниматель – нет.

А затем вдруг нечто гораздо более ошеломляющее пришло ему в голову. Он был так занят ошибкой Стэнтона, что не придал значения угрозе, скрытой в его предыдущих словах.

– Погодите, – сказал он, чувствуя, как внутри все похолодело. – Почему вы думали, что я бы отвлекся, зная о Дэмпси?

Стэнтон ответил не сразу, а при ответе его металлический голос каким-то образом звучал еще более бездушно:

– Я думаю, вы уже знаете ответ, сержант. – Он выделил последнее слово, и это не ускользнуло от Джошуа. Стэнтон продолжил: – Я не знаю Джо Дэмпси, но знаю, что вы знаете. А если я знаю это… – Он сделал эффектную паузу, предлагая Джошуа закончить фразу.

– Тогда вы знаете, кто я. – Сердце Джошуа забилось сильнее. Он почувствовал, как кровь прилила к вискам, как подскочило давление. Каким-то невероятным образом его личность была раскрыта.

– Да, Джошуа, я знаю, кто вы. Даже больше: я постарался и разузнал о вас абсолютно все, в том числе о вашей семье и о тех нескольких отдельных лицах, которых вы зовете друзьями. Это моя небольшая страховка на тот случай, если вы не смогли бы совершить выстрел, о котором человек вашего рода занятий мог только мечтать.

Разговор пошел в другом тоне. В таинственном голосе собеседника появилась эмоциональность. Она добавила немного красок, но никак не смягчила угрозу. Стэнтон продолжил:

– Как, оказывается, хорошо быть подготовленным. После сегодняшних злоключений за вами остался должок, который, разумеется, придется вернуть. Вернете – и вы получите оставшиеся пятьдесят процентов своего вознаграждения.

– А если я откажусь?

Джошуа, затаив дыхание, ждал ответа. То, что Стэнтон упомянул семью, означало, что угрожал он отнюдь не Джошуа.

– Я разочарован, что вы решили все-таки задать этот вопрос. Я уверен, найдется парочка неприятных людей, которым захочется нанести визит вам, вашей жене и сыну. Особенно, мне кажется, мальчику. В конце концов, на кампусе американского университета может случиться что угодно, не правда ли?

Джошуа беспомощно молчал – это было очень странное, непривычное для него чувство.

«Как это произошло? – думал он». – Откуда этот человек все знает?

Это казалось невозможным, как и все то, что Стэнтон продемонстрировал до этого.

– Ладно, – еле проговорил Джошуа, пока его мысли беспорядочно бегали, ведь теперь его выбор был ограничен. – Я сделаю это. Но мне потребуется помощь: только чудо поможет мне добраться до арестованного Макгейла. Какие у вас есть соображения?

– Никаких, которые касались бы вас, – ответ был очень деловым, будто и не было никаких угроз. – Над этим уже работают другие. Ваша роль совершенно в другом. Вы будете убирать мои проблемы, прошу прощения за каламбур. Вы будете подчищать хвосты. Возможно, их и не будет, тогда вы сможете наслаждаться жизнью и оплатой. С другой стороны, их может быть весьма много, и в таком случае я бы посоветовал вам справляться с такими ситуациями более профессионально, чем сегодня.

Заявление Стэнтона не требовало ответа, и он продолжил:

– В припаркованном внизу «Лэнд Ровере» был оставлен безопасный мобильный телефон. Тот, по которому мы общаемся сейчас, больше не должен быть использован. По окончании беседы вы его разберете и избавитесь от него. Затем вы пойдете вниз, заберете новый телефон и будете всегда держать его при себе.

Снова ответ не требовался.

– Только у меня есть этот номер. Только я буду по нему звонить. В интересах ваших близких вы должны всегда отвечать, когда этот телефон будет звонить. До конца дня ожидайте от меня звонка с указанием дальнейших действий. Есть ли у вас вопросы?

Джошуа не знал, что беспокоило его больше. С одной стороны, его беспокоил тот уровень планирования, который предусмотрел все варианты развития событий, не оставив ему путей к отступлению. С другой стороны, беспокойство вызывал уровень профессионализма слежки, которая незаметно вела его до самой гостиницы. Джошуа раздумывал об этом в тишине. Наконец он обрел голос:

– Только один. Если какие-то концы все-таки обнаружатся, как бы вы хотели их устранить?

– Используйте воображение. Ожидайте моего звонка.

Джошуа услышал, как положили трубку, и подождал пять секунд для подстраховки. Последние пару минут застали его врасплох, но он все-таки был профессионалом. Он не услышал ни контрольного щелчка, ни других признаков прослушки и положил трубку.

Он снова откинулся на дубовую спинку кровати. Потрясенный, он закурил еще одну «Мальборо».

На экране беззвучно мелькали те же изображения. Джошуа не обращал на них внимания; теперь его занимали другие мысли. Он провел рукой по своим густым иссиня-черным волосам, параллельно пальцами правой руки отбивая на столешнице север, восток, юг, запад – такая привычка успокаивала его, помогала ему думать.

Джошуа очень редко бывал в затруднительном положении. Он обычно держал все под контролем. Раньше он терял контроль только один раз, но тогда ему удалось со всем разобраться. Разберется он и сейчас. Джошуа пойдет на поводу у Стэнтона, выполнит свои обязательства по контракту и исчезнет.

А затем, позже, когда придет время, он заставит Стэнтона пожалеть о том, что он когда-либо слышал имя Джошуа.




Тринадцать


Когда Уильям Дэвис вошел в открытую дверь, все находившиеся в комнате для переговоров замолчали. Главы различных британских агентств безопасности сидели за столом уже полчаса, однако почти ничего не обсуждали. Совещание не могло начаться без премьер-министра.

Дэвис занял свое место во главе стола. Все взгляды были устремлены на него, но его собственный уткнулся в пол.

Дэвис понимал, что выглядит измотанным. Главным образом потому, что он таким и был. С момента стрельбы прошло пять часов. Некоторые руководители расцветают под давлением стрессовой ситуации. Но не Дэвис. Дневные события поставили под угрозу его собственное положение на посту премьер-министра. Такая обстановка могла поставить под угрозу его политическую карьеру.

Он положил бумаги на стол перед собой, затем молча обвел глазами комнату. Все смотрели на него. Почти все присутствующие были мужчинами и женщинами, которым доводилось рисковать жизнью ради своей страны. Все вместе они составляли Комитет КОБРА – группу быстрого реагирования во время кризиса, названную в честь комнаты, в которой они сейчас находились. Они бы не испугались очередного рассерженного политика.

Дэвис переводил взгляд с одного оперативника на другого. Он знал их всех, но в его усталом, все более параноидальном состоянии каждый из них выглядел белым пятном. Для него они были безликими представителями мира, который он не понимал и не принимал. Дэвис предпочел бы иметь как можно меньше общего с ними, с их секретностью и шпионажем. Его раздражало, даже если он просто находился среди них.

Но сегодня этого нельзя было избежать.

– Мне не нужно говорить вам, какая это катастрофа.

Дэвис специально сохранял мягкий тон голоса. Было бы только хуже, начни он свою речь с обвинений или конфликта. Для этого будет еще достаточно времени.

– Но я обязан объяснить ситуацию президенту Ноулзу. Разумеется, американцы уже подключили к этому свою разведку, так что от того, что я ему доложу, будет зависеть, разрастется ли эта история в международный скандал. Давайте посмотрим, как мы можем это обыграть. Что нам известно?

Дэвис наблюдал, как каждый обводил взглядом стол. Ему было ясно, что никому не хочется быть первым: все они понимали, чем рискуют. Случившееся на Трафальгарской площади – катастрофа. Миллионы (а теперь даже миллиарды) людей видели, как застрелили самого известного политика Великобритании. То, что Говарду Томпсону удалось отделаться лишь раной в плечо, не очень помогало ситуации. Британские службы безопасности были унижены на глазах у всего мира. А их американские коллеги кружили неподалеку, готовые напасть на того, кто подверг их президента опасности.

Если Дэвис хотел иметь какое-то будущее в политике, он не мог стерпеть подобного унижения. Он не мог позволить, чтобы американцы докопались до истины первыми. Напряженность ситуации требовала найти козла отпущения. Дэвис это понимал, так же, казалось, как и все присутствующие в комнате.

Наконец на его вопрос ответили:

– Вы наверняка знаете столько же, сколько и мы, господин премьер-министр.

Дэвис повернулся к говорившему – из чистой вежливости. Дэвиса интересовала только информация, но не ее источник.

– Почему бы вам все равно не ввести меня в курс дела? Будет полезно услышать наиболее полную картину произошедшего.

– Как вы знаете, сэр, стрелявшего задержал сотрудник Департамента внутренней безопасности. Это, безусловно, спасло жизнь президенту Томпсону. Сэру Нилу Матьюсону, к сожалению, помочь не удалось. Убийцу доставили в полицейский участок Паддингтон-Грин[12 - Паддингтон-Грин – полицейский участок строгого режима в центре Лондона. Был самым тщательно защищенным участком Великобритании, куда для допроса доставляли подозреваемых в терроризме со всей страны. Закрылся в 2018 году.] для допроса, который и идет прямо сейчас.

– И мы полагаем, не так ли, что эта атака была приведением в жизнь тех угроз в адрес президента Томпсона, о которых нашим разведывательным службам стало известно до мероприятия?

– Да, господин премьер-министр, именно так.

– Прошу прощения, но о каких угрозах идет речь? – раздался голос с другого конца комнаты.

Дэвис повернулся в сторону говорящего. Им оказался помощник комиссара Службы столичной полиции, один из неофициальных присутствующих лиц. Формально находясь здесь в качестве обычного свидетеля, мужчина явно удивился новой информации.

– От ИРА[13 - Автор явно намекает на ПИРА, Подлинную Ирландскую республиканскую армию, – военизированную организацию, которая выступает за объединение Республики Ирландия и Северной Ирландии.] поступила прямая угроза президенту Томпсону, – пояснил, повернувшись, первый говоривший. – Угроза была настолько конкретной, что дальнейшее участие бывшего президента в мероприятии было под вопросом.

– Под вопросом для кого?

– И Великобритании, и США. С учетом угрозы Томпсону, его участие стало дополнительным фактором риска. Таким фактором, без которого мы могли бы обойтись.

Помощник комиссара выслушал ответ и не стал продолжать расспросы. Дэвис, однако, хотел знать больше:

– Допустим, что это правда и президента Томпсона попросили еще раз обдумать посещение мероприятия. Чей голос был решающим? Кто настоял на его присутствии?

– Белый Дом, сэр. Нам было сказано, что они увеличат количество секретных агентов и этого будет достаточно.

– А мой офис?

– Ваш офис полностью положился на Белый Дом в решении этого вопроса, сэр.

Улыбка озарила лицо Дэвиса. Эта информация почему-то прошла мимо него (в причинах он разберется), но прямо сейчас это было то, что он хотел услышать. Решение было принято американцами. Из-за этого им будет непросто критиковать британское правительство.

Непросто, но реально. Нужно было понять картину целиком.

– Насколько мы уверены в том, что произошедшее сегодня напрямую связано с той угрозой?

– На данный момент мы не можем быть абсолютно уверены, – ответил второй собеседник. Еще одно знакомое Дэвису лицо – еще одно узнавание, которое возмутило его. – До тех пор, пока мы не получим достоверного подтверждения от самой ИРА. Но обстоятельства подсказывают, что наше предположение верно.

– В каком смысле?

– В том смысле, что Томпсону угрожали, и он же пострадал, хоть и не смертельно. Отсюда логично предположить, что озвученную угрозу воплотили в жизнь. Кроме того, теперь нам известна личность стрелка – Эймон Макгейл, родом из Белфаста. В текущей политической обстановке одна только его национальность указывает на вмешательство либо UVA[14 - Автор использует измененное, вымышленное название UVA, которое, очевидно, отсылает к реальной организации UVF, Ольстерские добровольческие силы.], либо ИРА, так как это – активные ирландские вооруженные группировки. Совместим это с конкретной угрозой, и вывод напрашивается сам собой.

Дэвис согласно кивнул.

– А этот Макгейл, не пошел ли он на контакт и не подтвердил ли свои мотивы? – спросил он. – Или даже просто свою лояльность? И в таком случае необходимость в подтверждении от группировки, конечно, отпала бы.

– Да, отпала бы. Но, к сожалению, нам ничего не удалось от него узнать. Он ничего не говорит, только подтвердил свою личность. По крайней мере до тех пор, пока к нему не придет адвокат.

– Значит, нам нужно что-то с этим делать.

Дэвис уже увидел возможность переложить хотя бы часть вины на Белый дом. Стремясь поскорее претворить это в жизнь, он заторопился:

– Если он не говорит без адвоката, его нужно предоставить.

– С этим уже разобрались, – снова первый собеседник. Дэвис повернулся в его сторону. – Дело было срочное, поэтому ваш офис все организовал в ваше отсутствие, господин премьер-министр. Конечно, они были очень щепетильны в выборе правильного человека. Государственный адвокат смотрелся бы невыгодно с точки зрения левой прессы, в то время как адвоката, замешанного в связях с террористами, ни за что не приняли бы американцы.

Таким образом, проконсультировавшись с Министерством юстиции, MI5 и Секретной службой США, они решили нанять независимого адвоката с безупречной репутацией. С ним уже связались, и, скорее всего, он посетит Паддингтон-Грин, чтобы проконсультировать Макгейла и представить его на интервью завтра рано утром. После чего, надеюсь, мы будем знать гораздо больше.

– Скорее всего он будет там утром? Вы надеетесь узнать гораздо больше после этого?

Дэвис не мог скрыть своего раздражения. Его будущее как политика было под угрозой, и это приводило его в отчаяние.

– Все это звучит очень неуверенно. Может, мы перестанем выдавать желаемое за действительное и прикрываться благими намерениями?

Собеседник открыл рот для ответа, но Дэвис остановил его, пренебрежительно махнув рукой. У премьер-министра были еще вопросы:

– И кто же этот адвокат, которому мы так доверяем и на которого возлагаем такие надежды?

– Его зовут Дэниел Лоренс. Он известный адвокат по правам человека, и у него репутация неподкупного человека. Мы подумали…

– Я знаю, кто такой Дэниел Лоренс, – проговорив это, Дэвис услышал, как изменился его голос. Известие о том, кто будет адвокатом, было плохой новостью.

– Дэниел Лоренс – крестный сын Энтони Хаверсьюма. Ради соблюдения приличий я предположу, что не это было причиной его выбора для задания. Но, за исключением досадного недоразумения с его родственными связями, я полагаю, что мистер Лоренс – хороший выбор.

Слова Дэвиса не нуждались в объяснении. О его непростых отношениях с членом парламента Энтони Хаверсьюмом было хорошо известно.

Хаверсьюм был министром при Дэвисе, пока не покинул свой пост, отчаянно критикуя Дэвиса, который в свете возобновившихся мирных переговоров пошел на уступки террористам Северной Ирландии. С тех пор ирландские террористы (и католики, и протестанты) активизировались. Это стоило жизни сотням людей и укрепило позицию Хаверсьюма, сделав его самым ярым критиком Дэвиса. Если бы у премьер-министра был заклятый враг, им был бы Хаверсьюм.

Дэвис продолжал:

– Вы утверждаете, что мы надеемся узнать больше после утреннего допроса Макгейла? До тех пор давайте сосредоточимся на том, что нам уже известно. Во-первых, как Макгейлу удалось пронести оружие на площадь, если мы ограничили вход?

Ответил третий человек – еще один, насколько Дэвис мог судить, практикующий защиту от темных искусств; еще одно лицо, которое он отказывался узнавать.

– Его пистолет был обмотан маскирующим скотчем. На его теле не было никаких следов, ничего, что говорило бы о том, что что-то было приклеено к нему. Значит, можно предположить, что пистолет он подобрал на самой площади, что кто-то оставил его там для него.

Последнее заявление хлестнуло Дэвиса, будто кто-то дал ему пощечину. Свет в конце его воображаемого туннеля стал затухать. Когда он заговорил, в его голосе звучала ярость:

– Не хотите ли вы сказать, что кто-то, у кого был пропуск через нашу охрану, пронес и оставил для него этот пистолет? Что все это было спланировано изнутри?

– Это единственный логичный вывод, – сухо прозвучал ответ, – в этом замешан кто-то, кому доверяют. Макгейл не смог бы осуществить такое самостоятельно.

Наступила тишина, пока Дэвис обдумывал информацию. Он переводил взгляд с одного лица на другое в поисках альтернативного мнения, но нашел лишь молчаливое согласие. Пораженный, он повернулся к тому, кто принес дурные вести.

Глубоко вздохнув, он задал вопрос, которого нельзя было избежать:

– Есть ли у нас предположения относительно того, кто это может быть?

– Нет, сэр, – ответил старший агент, – боюсь, что нет. Это может быть кто угодно, из любого отдела. Мы даже не знаем, был ли он с британской или с американской стороны.

– ЭТОГО КАТАСТРОФИЧЕСКИ МАЛО!

От столь резкого возгласа подскочили даже опытные оперативники.

Дэвис видел, как его политическая жизнь утекает сквозь пальцы, что привело его в отчаяние. Отчаяние же вылилось в гнев; каждое выкрикиваемое слово было направлено к последнему говорившему:

– ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, Я ДОЛЖЕН ДОЛОЖИТЬ ПРЕЗИДЕНТУ НОУЛЗУ?

– Что мы расследуем все варианты, сэр. – Агент сохранял спокойствие. – Американцы несли такую же ответственность за безопасность на мероприятии, господин премьер-министр, это также и их неудача.

– И ЭТО, ПО-ВАШЕМУ, ЧТО-ТО МЕНЯЕТ? – Злость была в каждом его слове. – ВСЕ СЛУЧИЛОСЬ НА БРИТАНСКОЙ ЗЕМЛЕ. А ЭТО ЗНАЧИТ, МЫ БУДЕМ НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, ЕСЛИ НЕ СМОЖЕМ НАЙТИ КРОТА.

– Сэр, мы докопаемся до сути. Мы узнаем, кто помогал Макгейлу. Нам просто нужно больше, чем пять часов.

Дэвис не ответил, не мог, потому что агент был прав: пяти часов было элементарно недостаточно. Даже Белый дом это поймет.

Эта мысль успокоила его, так же как понимание того, что ему нужны были все эти люди. Отвращая их от себя злостью и оскорблениями, он ничего не добьется.

– Хорошо, – сказал Дэвис, понизив тон. Он говорил все еще напряженно, но хотя бы убавил громкость. – Звучит разумно. По крайней мере выиграем время. Но открытым остается вопрос о задержании. Почему Макгейла не остановили до того, как он выстрелил?

Почти все взгляды устремились на первого оперативника, но ответил второй:

– Время, господин премьер-министр. Макгейл сидел близко к сцене, в двадцать третьем ряду у прохода. Перед тем как действовать, он выждал, пока толпа поднимется на ноги и зааплодирует. Если учесть малое расстояние и то, что он использовал толпу в качестве прикрытия, неудивительно, что его не обезвредили быстрее. То, что кто-то вообще отреагировал, уже поражает.

– Ах да, – Дэвис почувствовал облегчение, – реакция наших оперативников. Меня детально об этом проинформировали, и с этим была беда. Выдав себя, стрелявший выбежал к подножию сцены, к зоне, которую контролировала команда из DDS.

Департамент внутренней безопасности. Первая служба, которую Дэвис назвал по имени. В этот самый момент каждый присутствующий понял, что козел отпущения найден.

Дэвис, понимая, что его намерения ясны, продолжил:

– Из девяти агентов DDS в той зоне отреагировали только двое. Из них одна подставила свою голову под пулю единственного выстрелившего снайпера. Второму не удалось даже достать оружие. Я не эксперт, но разве такого уровня стоит ожидать от нашей ведущей службы национальной безопасности?

– При всем уважении, сэр, я думаю, вы слишком упрощаете ситуацию.

Дэвис развернулся к говорившему. На этот раз им оказался глава MI5, британской службы безопасности.

– В каком смысле? – спросил Дэвис.

Тон премьер-министра давал понять: он не примет того объяснения, которое сейчас последует. Однако ответ все равно был дан:

– Каждый, у кого есть опыт работы на местах, скажет вам, господин премьер-министр, что те агенты сделали даже больше, чем от них можно было ожидать. Быстрота их реакции за гранью моего понимания, но каким-то образом им удалось отреагировать так быстро.

– Да, но вы упускаете главное. Те оперативники могли, конечно, отреагировать быстро, но сделали они это некомпетентно. Весь мир увидел, как семь агентов DDS не сделали ничего, восьмую застрелил свой же снайпер, а девятый явно забыл, что у него есть оружие. Они допустили, что крупная операция по обеспечению безопасности превратилась в фарс.

– Мне кажется, вы несправедливы, сэр. – Последнее слово директор MI5 практически выплюнул, и по выражению его лица было понятно, что послевкусие осталось неприятное.

Он продолжил:

– Агенты DDS соблюдали протокол до последней буквы. У сержанта Рэджис была возможность выстрелить в упор. В такой ситуации майор Дэмпси обязан был держать свое оружие в кобуре. Достань он его, был бы риск попасть в агента, имеющего лучший обзор. Вот почему он не выстрелил, и вот почему снайпер-полицейский не должен был спускать курок. Если бы снайпер на крыше поступил так, мы бы сейчас не вели этот разговор.

Все головы, казалось, повернулись одновременно. В сторону сидящего в дальнем углу комнаты офицера из Службы столичной полиции, который высказывался ранее.

Директор MI5 обратился к нему напрямую:

– Господин ассистент комиссара, как вы знаете, вас попросили присутствовать на сегодняшнем заседании в качестве свидетеля, чтобы помочь разобраться с образовавшейся ситуацией. Если быть точным – выяснить, который из двадцати снайперов на Трафальгарской площади произвел выстрел, убивший сержанта Саманту Рэджис. Готовы ли вы ответить на этот вопрос?

Офицер полиции поднялся и встал лицом не к тому, кто задал вопрос, а к Дэвису:

– Господин премьер-министр, несмотря на вовлеченность различных агентств в операцию по прикрытию площади, мы можем подтвердить – пока неофициально – что выстрел был…

– Я вас ни о чем не спрашивал, – прервал Дэвис, – и ответ меня не интересует. Сядьте.

Он сопроводил свои слова взмахом руки.

Его взгляд вернулся к директору MI5. Виновный был определен. Теперь уж Дэвис позаботится, чтобы ничего не изменилось в этом раскладе.

– Сегодня не справились агенты DDS – именно они. Мы должны были праздновать нашу победу в войне с терроризмом. Вместо этого благодаря некомпетентности наших сотрудников террористы во всем мире получили сигнал к сплочению.

Ответа не было, и Дэвис знал почему. Он знал убеждения этих людей – это было одной из причин его ненависти к ним. Они верили, что в Ольстере Дэвис сдался и передал власть тем, кто убивал и калечил просто так. Они рассматривали попытки Дэвиса к примирению как трусость. Дэвис знал обратное. Он также понимал, что никогда не переубедит их – и пытаться не будет.

– Хорошо, – сказал он, наконец нарушая тишину, – пора двигаться дальше. Я хочу знать, какие шаги предпринимаются для разоблачения сообщника Макгейла.




Четырнадцать


Дэниел Лоренс сидел в своем «Порше 911» и слушал урчание двигателя, его низкий рев. Просто убивал время. Это единственное, что оставалось делать в нескончаемых лондонских пробках.

Короткая поездка от офиса Дэниела до отделения полиции Паддингтон-Грин занимала уже двадцать минут: дорожные работы, улицы с односторонним движением и просто большое количество машин – все указывало на то, что оставшиеся три мили займут еще столько же. Но это было неважно. Дэниелу было о чем подумать, пока его машина ползла вперед.

Последние несколько часов были самыми удивительными в жизни Дэниела. Британское правительство выбрало его представителем и защитником Эймона Макгейла во время допроса. Дэниел стал живым участником истории, что, конечно, было честью, но не только. Это дело будет решающим в его карьере.

Попрощавшись с Майклом на Флит-стрит, Дэниел за считаные минуты дошел до офиса. Все еще взбудораженный выигранным делом, он не обратил внимания на звуки сирен вдалеке. Центр Лондона всегда был полон подобных звуков. С чего бы ему замечать сегодняшние?

Первым сигналом, что что-то не так, был потрясенный вид секретарши Дэниела. Она не придавала значения черным потекам туши на своей левой щеке. Ее внимание было занято чем-то другим, а глаза прикованы к экрану телевизора на стене. Дэниел проследил за ее взглядом и сразу все понял. Изображения на экране были красноречивее слов. Вместе с половиной мира он не мог отвести от них взгляд.

Дэниел повернул налево на Марилебон-роуд и влился в извивающийся поток машин. Этот участок на одной из двух основных дорог в центр всегда стоял, но сегодня было хуже, чем обычно. Хорошо, если спидометру удавалось подняться до пяти миль в час, столько энергии двигатель тратил вхолостую.

Сейчас Дэниел не мог вспомнить, как долго он оставался на ресепшен в своем офисе, как долго глядел на экран – те часы были как в тумане. Он закончил прием посетителей на день, но и понятия не имел, во сколько это было.

Он помнил, что звонил Клэр, Майклу и отцу. Все три беседы, как и все остальное, состоялись, но, как и все остальное, забылись. Все послеобеденные события были затянуты мутной пеленой. По крайней мере, до судьбоносного звонка.

Не было никаких причин его ожидать. Конечно, внимание общественности к нему росло. Но Дэниел не смел и надеяться оказаться в числе кандидатур для столь масштабного дела. Любой мало-мальски грамотный лондонский адвокат не остановился бы ни перед чем в погоне за ним. Однако каким-то образом дело передали Дэниелу, что неизбежно вызывало вопрос – почему?

Все эти мысли пронеслись у Дэниела в голове после звонка, но не остановили его. Настроенный ухватиться за эту возможность, уже через несколько минут после завершения звонка он включил в офисе сигнализацию, настроил автоответчик и покинул здание.

От него требовалось на следующее утро присутствовать и представлять Эймона Макгейла в полицейском участке Паддингтон-Грин. Тогда же он впервые услышал это имя – и только его; остальную информацию он получит только в присутствии самого подзащитного. Но на данный момент и указания места было достаточно. В тот вечер в участке будет только один задержанный – убийца Нила Матьюсона.

Единственное дело в городе.

Осознав это, Дэниел понял, что не сможет ждать до утра. Он решил ухватиться за этот шанс и не отпускать его.

Он встретится с Макгейлом сегодня вечером.

Пробки, однако, явно никуда не торопились. Очень типично для Лондона – Дэниел считал это единственным недостатком любимого города. Пока его машина тащилась мимо станции метро «Бейкер-стрит», он понимал, что быстрее было бы пройти оставшиеся полмили пешком. Но задержка ни на что не влияла – без Дэниела не начнут.




Пятнадцать


– Чертов пронырливый засранец! – выкрикнула Сара Труман.

Ее резкий голос поразил Джека Магуайра. Он подскочил, ударившись головой о низкий потолок их репортерского фургона.

– Господи Иисусе, Сара. – Магуайр, потирая голову, повернулся в сторону того, что вызвало крик Сары. Остатки недоеденного чизбургера сползали по двум из шести экранов в задней части автобуса. На верхнем экране нахальный соленый огурец закрыл лицо главного репортера Мартина Хона.

Магуайр взял тряпку и вытер капли соуса с мониторов. На очищенном экране стала видна картинка, она же причина гнева Сары.

Лицо Хона пропало, на его месте появилась сделанная Магуайром видеозапись, но голос репортера продолжал звучать. Его идеальное английское произношение выгодно дополняло изображение – блестящий пример неспешного и ясного репортажа в прямом эфире. Читай он собственный написанный текст, это было бы еще более впечатляюще.

– Поверить не могу, что они так со мной поступили! – бостонский акцент Сары был более явным, чем обычно. Магуайр заметил, что такое случалось, когда она была раздражена. – Это мои чертовы слова, мой текст! А теперь этот высокомерный сукин сын декламирует их на весь мир. Будто это его репортаж.

Магуайр покачал головой. Он сочувствовал, но не был удивлен. Черта с два канал оставил бы такой материал Саре. Она изначально находилась на Трафальгарской площади, чтобы рассказать об относительно важном событии. Классическое непыльное задание, площадка для начинающего репортера, где она могла бы отточить свое мастерство. Никто не мог представить, что это станет эпицентром главного события года.

На месте Сара показала себя впечатляюще, этого отрицать было нельзя. Ее комментарии в прямом эфире были в лучшем случае средненькими, но это было объяснимо: никто из назначенных в тот день на площадь не был готов к той бойне, свидетелями которой они стали. Но вот главный репортаж Сары, сделанный буквально мгновения спустя, по-настоящему раскрыл ее талант.

Магуайр уже давно разглядел потенциал Сары и сегодня имел возможность в этом убедиться. И в долгосрочной перспективе сегодня наверняка началась ее карьера. Но сейчас все это было неважно. CNN, как любой солидный канал, платил своим главным репортерам внушительные гонорары. Взамен те рассчитывали на эфиры, а Трафальгарская площадь в данный момент была главным «шоу». То, что репортаж Сары передадут большим шишкам, было ясно как божий день. Так уж все было устроено, Магуайр это знал. Он также понимал, что чтение Хопом ее текста было огромным комплиментом, Сара должна быть благодарна, что он взял именно ее текст. А то, что он ни слова в нем не поменял, было еще более показательно. Но убедить в этом Сару будет непросто.

– Посмотри на это с другой стороны, Сара. Они знают, что они у тебя в долгу. Теперь они знают, насколько ты хороша. Зрители, возможно, не свяжут тебя и эту историю, но сегодня началась твоя карьера, сегодня был большой день для тебя.

– Тебе легко говорить. Какой бы голос ни накладывали, изображение-то твое. Одну меня поимели, чтобы оправдать зарплату Хона.

– Тебе нужно с этим смириться.

Магуайр понимал злость Сары, но он также знал, насколько она бессмысленна. В их профессии были и взлеты, и падения, Саре нужно будет научиться с этим жить. Или найти способ их обойти.

– Материал был отличный, – он продолжил, – но он свалился тебе на голову. Да, ты превосходно справилась. Да, я бы лучше слушал твой голос вместо его. Но это жизнь. Жалобы ничего не изменят. Если ты хочешь, чтобы это был твой материал, нельзя просто набрести на него. Нужно найти его, сделать историю. Тогда они не смогут отобрать ее у тебя, Сара.

Магуайр редко был столь резок, но ему нужно было это сказать. Сара должна была понимать, как устроен их бизнес, если ей хотелось добиться в нем высот. И Магуайр чувствовал, что его обязанностью было научить ее этому, даже если она не хотела этого слышать.

Сара не ответила – Магуайр знал почему, он понимал ее недовольство. Правду подчас трудно выслушивать, особенно когда эта правда столь несправедлива. Понимая, что его слова достигли цели, Магуайр отвернулся, дав Саре возможность побыть в одиночестве.



Сара посидела пару мгновений в тишине, в то время как Магуайр вернулся к аппаратуре. Размышляя над его словами, она смотрела на задние двери фургона. Каждое из сказанных слов было правдой, она это знала. И тем не менее принять их было трудно.

Как бы трудно ни было, Сара не была бы таким профессионалом, каким она себя считала, если бы не умела принимать конструктивную критику от человека, которому больше всего доверяла.

Сама на себя сердитая, она повернулась к Магуайру и открыла рот, чтобы извиниться, но не произнесла ни слова. Вместо этого она просто смотрела, как его умелые пальцы управляли сложным оборудованием, и восхищалась тем, как мастерски он обрабатывает съемку. Магуайр был человеком с четко расставленными приоритетами, который относился к своей работе серьезно, но не давал ей влиять на свои человеческие качества. Сара знала это, как знала она и то, что он был тем, на кого она могла бы – должна бы – быть похожей.

– Напомни мне, почему мы сидим именно здесь, Джек? Тогда как остальные – с другой стороны, у входа в участок? – Тон Сары ясно давал понять, что этот вопрос был также извинением и попыткой забыть ее вспышку гнева. Магуайр это, кажется, понял и ответил так, будто ничего не произошло:

– Именно потому, что все за углом. Что бы ни происходило у входа в здание, это покажут по всем каналам. Там нет эксклюзива, Сара. Но если бы это дело разгребал я, то не использовал бы главный вход и не продирался бы через толпу репортеров. Я зашел бы с черного хода. И если они так и сделают, тогда им придется пройти мимо нас.

Здание, у которого они сидели, – полицейский участок Паддингтон-Грин, самый защищенный на материковой части Соединенного Королевства. Эта уродливая серая бетонная высотка стояла рядом с не менее страшной эстакадой Марилебон, и мимо обеих ежедневно миллионы водителей проезжали по пути к более привлекательным образцам лондонской архитектуры. Со времен постройки в этом участке допрашивали практически каждого арестованного на английской земле по подозрению в терроризме. Здесь же держали и стрелявшего на Трафальгарской площади.

Вся мировая пресса собралась перед зданием в ожидании первых крупиц информации, которые им бросят. Никто не знал, когда этот первый брифинг случится, но они будут ждать столько, сколько нужно.

Однако ждать они будут без Магуайра и Сары. Следуя логике Магуайра, фургон CNN одиноко стоял за зданием, в тени эстакады. Лишь равномерный шум машин над головами напоминал им о том, где они.

– А как долго мы будем тут сидеть?

– Имей терпение, дорогуша. Задержанного подозревают в терроризме. Они могут держать его там без выдвинутого обвинения в течение двадцати восьми дней. Может пройти вечность до тех пор, пока мы что-нибудь узнаем.

– Двадцать восемь дней? Ты смеешься? Мы не будем сидеть тут так долго, правда?

– Будем сидеть столько, сколько потребуется.

Саре показалось, что Магуайр ответил раздраженно. Но когда он поднял глаза от своей аппаратуры, он улыбался. Любой намек на раздражение исчез из его голоса, когда он снова заговорил:

– Не волнуйся, я уверен, скоро что-нибудь будет слышно. Правительство не может слишком долго с этим затягивать, оставлять эту историю без комментариев. Но до того, как что-нибудь станет известно, через эти двери войдет и выйдет много людей, а увидим это именно мы. Все, что нужно, – немного терпения.

Сара явно расслабилась. Перспектива провести двадцать восемь дней запертой в фургоне не была привлекательной. Но она еще о многом хотела спросить. Следующий вопрос почти сорвался с ее губ, когда она заметила что-то через лобовое стекло.

– На что ты смотришь? – Магуайр согнул шею, чтобы проследить за ее взглядом.

– На то, как можно схватить эту историю.

Сара развила бурную деятельность. Она взяла диктофон, собрала свои черные волосы в хвост и оправила костюм:

– Дай мне сигарету.

– Что? Ты о чем? Я думал, ты бросаешь?

Магуайр окончательно растерялся. Он потянулся к нагрудному карману своей куртки к извечной пачке «Мальборо Лайтс».

– Я все время бросаю, сейчас это неважно. Я собираюсь пойти и нарыть материал, как ты и сказал.

Сара указала в сторону тени около черного входа. Магуайр проследил за ее пальцем и заметил небольшое движение в темноте. На секунду показалось, что это ничего не значит, но тут во мраке засветился малюсенький легко узнаваемый огонек зажженной сигареты.

– А, понятно. – Они припарковались в таком месте, что фигура в тени могла быть только полицейским из отделения. – Солидарность на перекуре, умница.

Сара ответила улыбкой. Она взяла сигарету, отвернулась от Магуайра и пошла в сторону размытой фигуры.

Подходя ближе, Сара привыкала к темноте и могла разглядеть больше деталей. Фигура, скрытая в тени, приобрела очертания высокого темнокожего сержанта лет тридцати. Сара приближалась, улыбаясь. На ее улыбку не ответили. Нужен был другой способ завести беседу.

– Вам больше не разрешают курить внутри, да?

Сара была явно из прессы, сержант это отчетливо видел и оставался враждебно настроенным.

– Не так много мест, где сегодня можно курить, – ответил он. Он явно настроился на короткие ответы.

– Хорошо вас понимаю. Мой оператор тоже не разрешает мне курить в фургоне. Здесь становится хуже, чем у меня дома. – Сара поднесла сигарету к губам. – Будьте добры.

Сержант достал зажигалку из кармана, протянул ей и наблюдал, как Сара сделала глубокую затяжку, впервые за три недели. Он понятия не имел, насколько она соскучилась по сигарете.

– Я полагаю, не стоит спрашивать, из-за чего вы здесь?

Сара рассмеялась, выпуская тонкую струйку дыма.

– Нет, думаю, нет. Мы здесь все заполонили, верно?

– Верно. Репортеры умеют путаться под ногами.

Слова сержанта выдали его неприязнь к прессе, но его тон намекал на то, что возможны исключения. Сара воспользовалась этим.

– Не могу не согласиться, – ответила она, стараясь, чтобы это не выглядело игривым. – Меня зовут Сара, Сара Труман, я из CNN.

Он взял протянутую руку и осторожно ее пожал:

– Приятно познакомиться, Сара из CNN. Я Тревор Генри.

– Взаимно, Тревор. Единственный плюс во времена, когда курильщиков преследуют, в том, что мы можем знакомиться с новыми людьми, верно?

Генри кивнул и улыбнулся, смерив Сару взглядом с головы до ног.

Она не знала, хотел ли он скрыть свой взгляд или сделал так нарочно. Но это было неважно. Выражение его глаз, когда он снова посмотрел ей в лицо, было достаточно красноречиво: ему понравилось увиденное.

– Итак, я должна спросить: вы связаны с делом?

– Конечно. – Отвечая, Генри повел головой в сторону здания. – Кто же не связан.

– И вы, я уверена, не можете об этом говорить.

– Не могу. Жаль, конечно. Не могу представить, с кем еще я поделился бы сведениями под запись. – Разговаривая, он поднес сигарету к губам, которые расплылись в игривой улыбке под взглядом Сары.

Дело движется, подумала Сара.

– А как насчет неофициально? – спросила она. – Что-нибудь не для вещания, но такое, что направит меня по нужному следу, впереди всех?

Генри с минуту смотрел улыбаясь, словно размышляя о последствиях положительного ответа. Они явно не слишком его обеспокоили.

– Хорошо, – наконец ответил он, – задавайте вопрос, а я отвечу, если смогу. Но многого вы не узнаете. А если кто-нибудь спросит, мы никогда не общались.

– Само собой. Итак, кто стрелявший? Ирландец, верно? Я видела его довольно близко, и он не был похож на исламиста.

Генри кивнул:

– Ага, он ирландец.

– Его имя?

– Ни за что. Придется вам подождать с остальными.

– Понятно. Почему он это сделал?

– Не могу сказать, даже если бы хотел. Он ничего нам не говорит, кроме своего имени. До тех пор, пока не поговорит с адвокатом.

– Кто его адвокат?

Сару начинало раздражать, как мало Генри знал, но она хорошо это скрывала.

– Без понятия. Никто еще не приезжал. Кого-то вызвали, но я не знаю кого.

– А Нил Матьюсон? Были высказаны предположения, что целью был не он, а Говард Томпсон. Это правда?

Генри пожал плечами.

– Тогда, может, он показал хоть какие-то признаки сожаления относительно гибели Матьюсона?

– Ни слова об этом не сказал. По крайней мере, не приносил извинений.

Генри посмотрел на часы. Язык его тела говорил Саре о том, что перерыв окончен. Он уронил окурок на землю, растоптал его ногой:

– Время вышло, Сара. Жаль, я не очень помог. Но если вам захочется поговорить подольше, может, за парой стаканчиков, вы знаете, где меня найти. Всего хорошего.

Сара улыбнулась в ответ как человек, заинтригованный предложением. Под маской заинтересованности скрывалось раздражение на Генри, который шел обратно в сторону здания.

Три недели я к ним не притрагивалась, и все насмарку ради вот этого.

Сара повернулась к фургону. Она знала, что Магуайр будет наблюдать, и поэтому повела плечами. Ее беседа с Тревором Генри не дала ей практически ничего. Уже это раздражало. Но скрытый смысл был еще хуже: двадцативосьмидневное ожидание все еще было возможным.

Она направилась обратно и по пути увидела пару приближающихся фар. Было только одно место, куда эта машина могла направляться.

В это же время автоматические ворота черного входа начали открываться.

Сара отступила обратно в тень. Отсюда ей открывался прекрасный вид на приближающуюся машину. Та, проезжая мимо, сбавила ход и свернула ко въезду в участок. Через пару секунд ее и след простыл.

Этих пары секунд Саре хватило для того, чтобы как следует разглядеть водителя. Она его узнала. Как любой начинающий репортер, она отработала в криминальном отделе. Благодаря этому она могла узнать многих известных адвокатов с одного взгляда.

Она заспешила обратно к Магуайру еще до того, как ворота закрылись.

– Джек, ты гений! – Сара практически вопила, запрыгивая на переднее пассажирское место.

– Почему? Что он тебе сказал?

– Кто, коп? А, к черту его. Он не сказал ничего нового. Я имею в виду твою идею сидеть здесь. Если бы мы были у парадного входа, я бы не увидела, кто вел ту машину. У нас есть зацепка, Джек. Теперь можно начинать нашу историю.

Магуайр засмеялся в унисон энтузиазму Сары, но все равно выглядел растерянным:

– Подожди, пожалуйста. Будет полезно, если мы оба будем знать, о чем ты. Какая зацепка? Кто был в той машине?

– Там был наш будущий материал. Ну, или, по крайней мере, его завязка. Полиция может ничего нам не рассказывать, но мы теперь знаем, кто будет защищать того человека.




Шестнадцать


Дэмпси вынул свое удостоверение из кармана пиджака. Он был следующим в длинной очереди посетителей на прохождение личного досмотра на входе в Скотленд-Ярд. Это был все еще всемирно известный адрес, а также штаб-квартира высших чинов Службы столичной полиции и многих британских разведывательных служб. Это было одно из самых хорошо охраняемых зданий в Лондоне. Единицам удавалось пройти сквозь его двери беспрепятственно. Но ведь и старших агентов DDS были единицы.

Защитная дверь отъехала в сторону по нажатию кнопки. Дэмпси шагнул внутрь и направился к главной стойке регистрации, глядя на висевшие над ней часы. Они показывали девять вечера. Поздновато для рабочего дня. Однако роли это не играло, во всем здании кипела жизнь.

Стойка ресепшен, казалось, служила координационным центром, которым управляло двое сержантов. Сегодня их могло бы быть десять. Две очереди посетителей в нетерпении ожидали, пока их примут и ответят на их вопросы. Дэмпси не встал ни в одну из очередей. Он настоялся в очередях достаточно для одного дня.

– Я ищу Алекса Хэнли, ассистента комиссара, – Дэмпси показал свое удостоверение первому сержанту. Из очереди раздался недовольный ропот. Дэмпси взглядом заставил его затихнуть.

– Он, эм, он у себя в кабинете на пятом этаже, – сержант за столом выглядел обескураженным. Мало кто вел себя в Скотланд-Ярде так властно и напористо. Именно поэтому Дэмпси так себя и повел. Взволнованный сержант продолжал:

– Я могу, эм, позвонить ему и сказать, что вы хотите его видеть, мистер..?

– Я сам о себе доложу. – Не говоря ни слова больше, Дэмпси отвернулся и направился в сторону открытых дверей лифта. Зайдя внутрь, он нажал на цифру пять и, пока двери закрывались, глядел прямо на сержанта за столом.

Сержант молча, будто загипнотизированный смелостью Дэмпси, наблюдал за ним. Так и было задумано. У Дэмпси было много талантов. Умение проходить сквозь закрытые двери было одним из них.



– Кто это был, черт возьми? – Второй дежурный не слышал разговор.

– Агент DDS, – медленно, словно приходя в себя, проговорил первый. – Пришел к Хэнли.

– Тогда, может, доложишь ему?

Первый сержант, казалось, медленно обдумывал предложение. Но затем его глаза расширились, когда до него внезапно дошло случившееся. Он схватил телефон и набрал номер.

Трубку сняли до второго гудка. Он не стал ждать приветствия:

– К ассистенту комиссара направляется агент DDS, и он не выглядит довольным.



Дэмпси вышел из лифта на пятом этаже. Его встречал низенький человек в дешевом полиэстеровом костюме в окружении трех офицеров в форме, высоких и широкоплечих.

Все вместе они загородили проход.

– Могу ли я вам помочь, мистер..? – Слово взял Полиэстеровый Костюм.

– Майор Дэмпси. Я ищу Алекса Хэнли.

– Боюсь, что ассистент комиссара очень занят, майор. Возможно, вы могли бы записаться на прием на завтра?

– Нет, – голос Дэмпси был жестким. Переговоров не будет. – Я увижу его сейчас. Отведите меня или я найду его сам. Выбор за вами.

Смысл его слов угадывался безошибочно, что и было задумано: так или иначе на его вопросы ответят. Трое крупных мужчин напряглись. Они были явно готовы к тому, что последует. Они наверняка знали, что Дэмпси был оперативником DDS, – сержант с ресепшен должен был передать эту информацию. Следовательно, они должны знать, что он не легкая мишень, но в то же время численное превосходство было на их стороне. Готовы ли они рискнуть?

Если да, то, в отличие от них, Полиэстеровый Костюм не был столь безрассуден. Он посмотрел на каждого из мужчин – один здоровяк против троих. Шансы были хорошие, но иногда нужно доверять своему чутью. Чутье Полиэстерового Костюма явно говорило, что это вряд ли кончится для его людей чем-то хорошим.

– Хорошо, майор, – принял он решение, – офис Хэнли в конце коридора, пожалуйста, следуйте за мной.

Взмах руки охладил пыл троих мужчин. Они покорно расступились.

У этого человека больше власти, чем можно судить по его костюму, подумал Дэмпси.

Прогулка была короткой и привела их в самое сердце здания. В каждой комнате, которую они проходили, кипела работа. Для всех британских спецслужб этот день был катастрофой, поэтому теперь они работали сверхурочно, пытаясь разобраться в случившемся.

До двери кабинета Хэнли они дошли меньше чем за минуту. Полиэстеровый Костюм постучал один раз и вошел, не дожидаясь ответа. Для Дэмпси это было доказательством того, что их ждали.

– Прошу прощения, что прерываю, сэр. Вас хочет видеть майор Дэмпси из DDS.

– Майор Дэмпси, – Хэнли отреагировал так, будто встретил старого друга, – как вы? Надеюсь, никаких серьезных травм после сегодняшнего?

Произнося все это, Хэнли поднялся со своего места. Это был высокий видный мужчина средних лет – типичный офицер. Невозможно было представить его в чем-то, кроме прекрасно сидящей на нем формы. Некоторые люди выбирают свою карьеру – в случае Алекса Хэнли карьера выбрала его.

Он подошел с протянутой для рукопожатия рукой. Дэмпси в ответ протянул свою и крепко ее пожал.

– Никаких травм, – ответил Дэмпси, – чего нельзя сказать о Саманте Рэджис.

Хэнли опустил руку и отступил назад, явно удивленный прямотой Дэмпси:

– Да, майор, мои соболезнования насчет сержанта Рэджис. Ее смерть – трагедия для всех нас. – Голос Хэнли был искренним, его реакция честной.

– Не буду спорить.

В конфронтации, к которой Дэмпси готовился, не было необходимости. Он выбрал иной путь:

– Мне нужна ваша помощь.

– Все, что могу, майор.

– Я хочу знать, кто в нее стрелял.

Сначала Хэнли не ответил, и Дэмпси думал, что знает причину.

Вместе с Секретной службой США Хэнли упивался властью над целым подразделением снайперов, расставленных по крышам зданий вокруг Трафальгарской площади. И кто-то из этой команды убил Саманту Рэджис. Отрицать этого Хэнли не мог и, почти наверняка, не хотел. Но это ничего не меняет. Действия Хэнли, как и Дэмпси, подчинялись строгим правилам. Как один из высших чинов полиции страны, он вряд ли с легкостью бы их нарушил. Это подтвердилось, когда Хэнли наконец заговорил, и в его голосе слышалось искреннее сочувствие:

– Мне жаль, майор, мне правда жаль. Но даже если бы мы закончили официальное расследование, я все равно не смог бы сообщить вам его результаты. Люди в моей команде имеют право на полную анонимность.

– А мои имеют право на то, чтобы их мозги не разлетались на тридцать футов. – Слова были жесткими, но в интонации Дэмпси не было агрессии: он был в первую очередь профессионалом, который прямо излагает факты тому, кто мог бы ему помочь.

– Как бы там ни было, я предоставлю вам любую возможную помощь, но личные данные агентов засекречены. Вы ведь знаете об этом, майор Дэмпси.

Дэмпси шагнул вперед, но Хэнли не отступил. Хотя голос Дэмпси был спокойным, его выдал напряженный взгляд. Став свидетелем гибели своей подруги, он с трудом мог оставаться беспристрастным.

– Я знаю ваши правила, – сказал он, – знаю вашу процедуру. Но я также знаю, что Сэм Рэджис сделала все, что должен был сделать любой агент на ее месте. У нее была возможность выстрелить в упор, а значит, преимущество было на ее стороне. Стандартная процедура и для вашей команды, и для моей. Один из ваших людей нарушил эту процедуру, и Сэм погибла. Теперь поставьте себя на мое место. Как бы вы поступили?

Хэнли хранил молчание, выдержав взгляд Дэмпси. Взгляд, который выражал не угрозу, а мольбу. И только хладнокровный не ответил бы на эту мольбу.

Наконец Хэнли отвел глаза и посмотрел на кипу бумаг на своем столе. Дэмпси проследил за его взглядом и немедленно понял важность этих бумаг. На столе лежало пятнадцать-двадцать папок с личными делами. Внутри – досье на каждого из членов команды Хэнли. В этот момент Дэмпси понял, что получит ответ на свой вопрос.

– Хорошо, майор. Я скажу вам то, что вы хотите знать.

В голосе Хэнли звучали необычные нотки: не сожаление, не раскаяние человека, которого вынудили признаться. Нет, это был голос человека, который верил в то, что поступает по совести, несмотря на существующие правила.

– Я выслушал доклады всех своих людей. Я также присутствовал на докладе американской группы и могу с уверенностью сказать, что никто из них не производил того выстрела, который убил сержанта Рэджис.

– Этого не может быть.

Дэмпси верил, что Хэнли говорил правду. Или то, что он считал правдой. Но это не значит, что эта информация была таковой.

– Вы командовали единственным подразделением, которое прикрывало местность с высоты. Откуда и прилетела пуля. Нужно лишь посмотреть видеозаписи, чтобы это увидеть.

– Я видел видеозаписи, майор, и я согласен с вами. – В словах Хэнли становилось все меньше и меньше смысла. – Выстрел должен был быть произведен кем-то из группы. Но стрелок не был ни из американцев, ни из наших. Он был человеком со стороны, майор Дэмпси. Это был сержант Стивен Джонс. Его откомандировали в последнюю минуту, когда один из начальников моей группы заболел. Я не могу рассказать вам о Джонсе подробнее, потому что сам ничего больше не знаю. Я не допрашивал его после стрельбы, и американцы тоже.

Дэмпси не верил своим ушам.

– Прикомандирован в последнюю минуту? Кто, черт побери, разрешает такое на подобном задании?

– Приказ был получен сверху. Высший уровень допуска.

– Высший уровень допуска? – Дэмпси знал каждую деталь протокола безопасности. То, что он слышал сейчас, не имело никакого смысла. – Я хочу взглянуть на бумаги.

– Пожалуйста.

Хэнли принял решение помогать агенту DDS и теперь был явно настроен довести дело до конца.

– Но я не могу предоставить вам информацию о текущем местоположении Джонса, потому что просто не знаю, где он. Мне не сообщили о нем ничего, кроме имени и звания. Таков был полковой регламент.

Дэмпси прищурился. То, что Хэнли сейчас говорил, звучало подозрительно знакомо, эхом из его собственного прошлого. Дэмпси знал ответ на свой последний вопрос еще до того, как задал его:

– Полковой регламент? О чем вы говорите? Что за полк?

– Кому, как не вам, это знать, майор, – настал черед Хэнли изумляться. – Я говорю о его полке. Вашем полке. Сержанта Джонса прикомандировали к нам из SAS.




Семнадцать


Дэниел Лоренс осматривался по сторонам, подходя к столу дежурного в участке Паддингтон-Грин. Назвать место тихим было бы большим преувеличением; «вымершее» подошло бы лучше. Дэниел бывал во многих полицейских участках, но ни разу не был именно в этом. Будучи самым охраняемым местом в Лондоне, разве не должно оно быть самым оживленным?

Пока же Дэниел увидел только одного человека.

– Здесь всегда так пустынно? – спросил он.

– На моей памяти первый раз. – Ответ сержанта Тревора Генри прозвучал раздраженно. – Но и бывшего президента застрелили впервые, так что додумывайте сами.

Дэниел на секунду остановился и осмотрел Генри с головы до ног. На ум ему пришло с десяток разных ответов, которые поставили бы грубого сержанта на место. Он предпочел промолчать и остаться дружелюбным:

– Но где все? Разве здесь не должно быть полным-полно агентов, ЦРУ, MI5?

– У них свои методы решения проблем. И все они были здесь ранее сегодня, отстранили всех полицейских, кроме меня. Кто-то должен был остаться на дежурстве. Даже в такой день, как сегодня.

– Когда они вернутся?

– Я знаю не больше вашего. Думаю, они хотят дать вам время поговорить с ним перед допросом.

Дэниел кивнул, это было логично. У спецслужб было двадцать восемь дней на то, чтобы допросить Эймона Макгейла перед тем, как выдвинуть обвинение или отпустить его. С таким запасом времени им не нужно было ошиваться рядом, пока тот беседует с адвокатом. Это объясняло, почему место напоминало город-призрак. Он повернулся обратно к Генри:

– Хорошо, сержант. Полагаю, нам стоит начать.



Дэниел не сводил глаз с Эймона Макгейла, пока закрывалась дверь комнаты для допросов. Макгейл молча смотрел на него. Его взгляд был решительным – этот человек не раскаивался в содеянном.

Ни один из них не проронил ни слова, пока Дэниел садился на свое место напротив Макгейла. Дэниел несколько минут разглядывал Макгейла. Тот был маленьким и худым. Угадать его возраст было трудно: на его лице практически не было морщин и даже его руки выглядели молодо. Но в то время как внешность намекала на человека лет пятидесяти, глаза принадлежали более пожилому человеку. Вместо его одежды, которую конфисковали, на нем был бумажный тюремный костюм, и уже казалось, что он спал в нем неделями. Неряшливая внешность совсем не вязалась с решительностью в его глазах.

– Мистер Макгейл, я Дэниел Лоренс, и меня назначили представлять ваши интересы.

Голос Дэниела звучал уверенно, в нем не было и следа его прежних сомнений. Он протянул руку, и Макгейл пожал ее. Рукопожатие пожилого человека было крепким, но не слишком сильным.

– Приятно познакомиться, мистер Лоренс.

Дэниел удивился его интеллигентному ирландскому голосу, но не знал почему. Отсутствие мозолей на его ладонях указывало, что он не привык работать руками. Это Дэниела тоже удивило. В его представлении террористы редко были интеллектуалами.

– Разумеется, вы знаете, почему мы оба здесь. Но перед тем, как обсуждать сегодняшние события, я хотел бы заверить вас, что действую исключительно в ваших интересах. Моя обязанность как вашего адвоката…

Макгейл поднял худую руку, Дэниел замолчал.

– Мистер Лоренс, я очень хорошо знаком с процедурой и с системой уголовного наказания. Пожалуйста, не думайте, что вам стоит их мне объяснять.

– Значит, вы раньше имели дело с полицией?

– Нет, сэр, совсем нет. Но я немного читаю лекции по этой теме. Я преподаю политологию в университете, поэтому можете считать, что я знаю основы.

– Вы преподаватель. И в то же время…

Макгейл вновь поднял руку. Дэниел подумал, что это привычка, связанная с преподаванием: способ утихомирить студентов. Он подчинился.

– Возможно, будет лучше, если я объяснюсь, мистер Лоренс. И потом отвечу на любые ваши вопросы.

Дэниел кивнул. Макгейл тоже. А затем замолчал. Дэниелу казалось, что он собирается с духом.

Когда он наконец заговорил, это был поток слов, быстрый и неконтролируемый:

– Мистер Лоренс, я сделал то, что сделал, потому что верил: это единственное, что мне оставалось, и мои действия были лучшим, что я мог совершить для своей страны. Всю свою сознательную жизнь я изучал, описывал и преподавал политические науки. Я искренне верю в мирное разрешение политических разногласий. Своей деятельностью я стремился положить конец конфликту в Северной Ирландии, который разорвал мою страну на части. Тридцать лет, мистер Лоренс. Тридцать лет, посвященных обучению будущих поколений тому, что мы можем покончить со Смутой[15 - Смута – термин из английской историографии, другое название конфликта в Северной Ирландии.] с помощью переговоров и компромиссов. Этому же я учил своих сыновей. Я не возлагал на будущее ничего, кроме надежд. Но моим детям в будущем было отказано, они никогда не сыграют в нем своей роли. Они ничего никогда не сделают, мистер Лоренс, потому что не все хотят положить конец тому аду, в котором живет Ирландия. У меня отобрали мою жену и моих детей. Они были убиты, потому что не все выиграют от объединения Ирландии. Некоторым людям есть что терять, и они сделают все, чтобы подорвать мир, к которому стремится Ирландия. Мне потребовались усилия и время, чтобы это понять, мистер Лоренс. И тогда я осознал, что мой подход не работал. Как только я понял, что моя жизнь разрушена – и что без радикального вмешательства она будет разрушаться снова и снова, – мне стало понятно, что нужно что-то делать. То, что я сделал сегодня, я сделал для себя, своей семьи и своей страны. Я встану и скажу это в любом суде, перед которым должен буду предстать.

Макгейл замолчал, откинулся на стуле, однако его напряжение не спало. То, что он сказал, застало Дэниела врасплох. Никогда раньше он не слышал столь прекрасно сформулированного объяснения убийства. Это не были слова фанатика, но слова образованного человека, который верил в собственные идеалы и избрал путь, казавшийся ему единственным возможным.

Секунды или даже минуты проходили в молчании, пока Дэниел обдумывал услышанное. Было слишком много информации, которая повергла его в шок. Он не был готов к тому, что человек, которого он считал фанатиком или психопатом, окажется столь разумным.

– Вам, возможно, нужна минутка, мистер Лоренс? – наконец снова заговорил Макгейл.

Дэниел поднял взгляд. Он не заметил сколько времени провел в глубоких раздумьях. Адвокат встрепенулся, понимая, что нужно было соображать на ходу. Масса вопросов возникла у него в голове: когда погибла семья Макгейла? Что привело его на Трафальгарскую площадь? Неясностей было много, но только одна требовала немедленного прояснения:

– Эймон, я не понимаю. Что, черт возьми, получал Говард Томпсон от подрыва мирных отношений в Ирландии?

Макгейл буравил Дэниела взглядом, пока тот говорил. Когда он услышал вопрос, в его глазах промелькнули боль и сожаление. Те же эмоции звучали в его голосе во время ответа:

– Мистер Лоренс, я могу понять, почему вы считаете, что моей целью был Говард Томпсон. Но прошу вас, поверьте мне, что о его ранении я всегда буду сожалеть. Он великий человек, который старался творить великие дела для моей страны. Я бы ни за что на свете не хотел причинить ему боль. Сегодня я пошел на Трафальгарскую площадь, чтобы убить только одного, – и я преуспел в этом. Нил Матьюсон был плохим, очень плохим человеком, с руками по локоть в крови моей нации. Он заслужил умереть той мучительной смертью, которую я ему даровал.

Дэниел наклонился вперед и приготовился задать следующий вопрос. Его переполнял азарт, он хотел знать все.



– Мистер Лоренс, планируете ли вы покинуть мой участок или собираетесь сидеть тут всю ночь?

Голос Тревора Генри раздался из динамика на воротах участка.

– Будет очень жаль закрыть ворота вместе с вашей новой машинкой.

Прошло полтора часа с того момента, как встреча Дэниела с Макгейлом началась. Это были самые долгие девяносто минут в его жизни. Все, что он узнал, потрясло его до глубины души. Он был рад, когда голос Генри прервал их, чтобы сообщить, что официальный допрос Макгейла перенесли на следующее утро. Он не был уверен, что смог бы выдержать его сегодня.

Дэниел извинился, затем выехал на своем «Порше» из ворот и повернул на тихую улочку. Рев его мотора пронзил тишину и скрылся вдали.



Сара Труман улыбалась, глядя на удаляющиеся задние фары машины Дэниела. Мгновение спустя Джек завел и их мотор. Оба были счастливы – теперь они могли спокойно уехать. Чутье Магуайра обеспечило их информацией, о которой не знали репортеры, торчавшие у главного входа.

Ни Сара, ни Магуайр не услышали, как завелся третий мотор. И поэтому, стремительно направляясь к магистрали, которая вела на восток, они не обращали внимания на черный «Лэнд Ровер», следовавший в том же направлении, что и набиравший скорость «Порше» Дэниела.




Восемнадцать


– Если он сможет позвонить мне как можно скорее, я буду вам очень благодарен. Это срочно.

Дэмпси положил трубку и мгновение оставался неподвижным, обдумывая свой следующий шаг. Затем его пальцы потянулись к тонкой бежевой папке, лежавшей на столе, и он снова подвинул ее к себе, взял ее в руки и открыл не в первый раз и даже не в двадцать первый.

Досье состояло всего из одной страницы и вряд ли нуждалось в скоросшивателе. Дэмпси вновь пробежал по ней взглядом. Информации было мало, и он точно ничего не пропустил в предыдущие разы. Как и раньше, на листе выделялись три блока текста. Во-первых, имя: сержант Стивен Джонс. Во-вторых, дислокация: штаб-квартира SAS-22, казармы в Креденхилле, графство Херефордшир. И, наконец, подпись: нечитаемые каракули, которые Дэмпси узнал бы везде, – роспись Каллума Макгрегора.

Наличие этого имени сначала удивило, но любые возможные подозрения были тут же развеяны. Алекс Хэнли объяснил, что высший уровень допуска был необходим, чтобы разрешить замену одного из его стрелков. Выдать этот допуск мог только войсковой командир, которым и был Каллум Макгрегор. Такое объяснение звучало убедительно, и сам Макгрегор это подтвердил.

Дэмпси закрыл папку и запустил ее по столу обратно, к телефону, который, он знал, скоро зазвонит. Когда это случится, информация должна быть у него под рукой. Пока же его глаза устремились на вторую стопку бумаг, более толстую и потрепанную, которая лежала на книжной полке у дальнего конца стола.

Кабинет, который Хэнли выделил Дэмпси в Скотленд-Ярде, был маленьким, по размеру как закуток. Офис самого Дэмпси был намного больше, но он находился в Воксхолле, в десяти минутах езды при лондонском движении без пробок. В нынешних обстоятельствах, когда Дэмпси работал вместе с Хэнли, стараясь определить местоположение сержанта Стивена Джонса, «близко» побеждало «удобно».

До этого момента Дэмпси уделял больше внимания одному листку у телефона, чем тому большому файлу. Информация на листке была более важной, но пока Дэмпси не перезвонят, сделать со Стивеном Джонсом ничего нельзя. Из-за этого образовалось время для того, чтобы изучить досье сержанта Джона Даттона, которого Джонс заменил.

Досье Даттона читалось как специальный выпуск журнала Boys’ Own. В 35 лет он был ветераном Службы столичной полиции с тринадцатилетним стажем. У него был выдающийся послужной список: Территориальная группа поддержки, Летучий Отряд, Специальное вооруженное подразделение, SO19 – а теперь Управление по борьбе с терроризмом.

Хэнли описал Даттона как своего лучшего сотрудника, и это не было преувеличением.

Мысли Дэмпси разбрелись, пока он просматривал досье. Он сосредоточился на том, что ему сказал Хэнли: Даттон позвонил и сказал, что заболел, накануне вечером. Не просто слегка занемог, а был прикован к кровати; его мучили ужасные боли в животе, колики и лихорадка. Время, когда это случилось, было само по себе подозрительно. А то, что это случилось с командиром команды, с единственным человеком, которого нельзя было заменить кем-то изнутри, добавляло подозрений.

К правому верхнему углу первой страницы была прикреплена фотография. Даттон выглядел именно так, как Дэмпси и ожидал: суровым, решительным и готовым на все. Необходимо дополнительное расследование, но Дэмпси уже был уверен, что Даттона подставили и заменили нужным человеком – сержантом Стивеном Джонсом, – который и был предателем.

Взгляд Дэмпси вернулся к первому досье. Ему захотелось снова его взять, но он понимал, что ничего нового он там не увидит. Лучше он подождет звонка от командира Джонса. Затем, владея большей информацией, Дэмпси выяснит все остальное лично у самого Джонса.

Всего на мгновение Дэмпси представил себя лицом к лицу с убийцей Сэм Рэджис. Что требуется от него в подобной ситуации? То же, что и всегда, – исполнение долга. Дэмпси должен будет выслушать то, что скажет Джонс, и сделать собственные выводы, как всегда оперативно и профессионально. Но что, если в этот раз Дэмпси поступит не так? Что будет, если, только в этот раз, он позволит своим эмоциям взять верх? Удовольствия это Дэмпси не доставит. Он был против жестокости из-за того, что давно возненавидел эту часть своей работы. Но, черт, как же оправданно это было бы. Сэм была… была… его другом. У Дэмпси их и так было мало, и потерять одного из них?..

Дэмпси не мог себе позволить зацикливаться на этом, поэтому он обрадовался, когда его внимание привлекла бегущая строка новостей в верхнем углу экрана его компьютера.

Там было изображение Энтони Хаверсьюма.

Политик явно давал пресс-конференцию. Дэмпси кликнул, чтобы увеличить изображение, и сделал погромче.

– У меня остались лишь теплые воспоминания. Теплые воспоминания о человеке, которому еще столько всего предстояло сделать и в обычной, и в политической жизни. Не секрет, что сэр Нил и я были иногда по разные стороны политических баррикад. Но мне никогда не доводилось работать с кем-то, кого бы я так же сильно уважал. Не думаю, что когда-нибудь еще доведется. Сэр Нил был прекрасным человеком, великим государственным деятелем и примером того, каким должен быть настоящий лидер. Он был человеком, который заставлял каждого гордиться тем, что он британец. По моему глубокому убеждению, сегодня мы потеряли человека, который должен был и стал бы нашим следующим премьер-министром. По крайней мере, мою искреннюю поддержку он бы получил. Но в результате очередного акта насилия я потерял дорогого друга. Нация потеряла лидера, которого заслуживает. Главное же, любящая семья потеряла самого замечательного отца. Назвать произошедшее сегодня трагедией было бы недостаточно. Боюсь, что подходящих слов не найти.

Дэмпси кивнул сам себе. Он был согласен с каждым словом. Матьюсон был великим человеком, одним из немногих политиков, кого Дэмпси мог вынести. Его смерть была утратой для нации и, согласно тому, что он только что услышал, личной потерей для человека на экране. Дэмпси не знал, что Матьюсон и Хаверсьюм были друзьями. Откуда бы? Но теперь в этом не было сомнений. Глаза Хаверсьюма стали наполняться слезами, и он вынужден был остановиться.

Дэмпси откинулся на диване, чтобы послушать, что Хаверсьюм скажет дальше. Он ожидал, что тот снова будет осуждать правительство Уильяма Дэвиса и его неудачу в разрешении нового конфликта с ирландскими террористами. За последние несколько месяцев Хаверсьюм постоянно говорил об этом в своих выступлениях. Эти взгляды Дэмпси не разделял, потому что его собственный жизненный опыт борьбы с терроризмом говорил об обратном.

О том, что убийство лучше, чем компромисс. Кроме совсем уж исключительных случаев.

Сейчас Дэмпси с трудом мог вспомнить, каким он был раньше. Два десятилетия он жил бок о бок с невероятной жестокостью и смертью. Обеим он посвятил свою жизнь в SAS и за ее пределами. А изначально он был хорошим, очень-очень хорошим. Но время и опыт могут изменить человека. И теперь, когда ему уже четвертый десяток, Дэмпси уверен, что с радостью прожил бы остаток жизни без необходимости стрелять или драться.

У Уильяма Дэвиса были похожие стремления, только его были гораздо масштабнее. Дэвис рискнул своей политической карьерой, чтобы положить конец узаконенной жестокости хотя бы в Ольстере. Его попытки провалились, но Дэмпси уважал Дэвиса за то, что он их совершил. Он также уважал Хаверсьюма. Хаверсьюм был очень принципиальным. Вне зависимости от того, соглашался Дэмпси с ним или нет, он ценил эту столь редкую среди политиков черту.

Пресс-конференция продолжалась, но Дэмпси не удалось послушать. В ту же секунду, как зазвонил телефон, он закрыл новостную страницу, убавив и звук. Телефон прозвонил лишь раз, и Дэмпси сразу поднес трубку к уху:

– Джо Дэмпси.

– Майор Дэмпси, это генерал-майор Артур Уэст, начальник спецназа. Вы пытались связаться со мной.

Обрывочные, строго по делу реплики.

– Да, сэр. Я пытаюсь разыскать одного из ваших людей, сержанта Стивена Джонса.

– Да, мне это известно. Что конкретно вы хотели бы знать, майор?

– На данный момент я лишь хочу узнать, где он. Джонс не дождался своей очереди на доклад сегодня днем. Учитывая, что произошло, мы должны закончить эту процедуру.

– Мне доложили об этом. О том, что он не дождался.

В голосе Уэста появилась нотка разочарования:

– Я могу лишь извиниться. Мне не нужно объяснять вам, майор, насколько необычным является подобное поведение. Меня это беспокоит.

Уэст был предельно откровенен, и Дэмпси понимал почему. Генерал-майор был бы более скрытным, если бы не разговаривал с сослуживцем из SAS. Сейчас Дэмпси окончательно укоренился в DDS, но, как он знал, бывших офицеров SAS не бывает.

– Я понимаю, сэр. А вы понимаете, почему я так сильно хочу с ним поговорить. Неявка на доклад – нарушение устава. Не думаю, что он избегал бы допроса только лишь потому, что пуля попала не туда.

Дэмпси специально выражался небрежно. Он не мог выдать своей эмоциональной привязанности к Сэм Рэджис. Как бы важна ни была для него их дружба, расследование было на первом месте. Все чувства необходимо было подавить.

– Согласен. Он должен ответить на ряд серьезных вопросов. Однако, что касается его местоположения, боюсь, я мало чем смогу помочь. Он должен был вернуться в Креденхилл больше часа назад.

– Но не вернулся?

– Нет. Мы постарались связаться с ним, но безуспешно. Но я уверен, что он вернется в течение нескольких часов, майор. Несмотря на сегодняшний инцидент, он настоящий профессионал.

– Он будет не первым из профессионалов, кто переметнулся, сэр. – Дэмпси знал, о чем говорил, знал по горькому опыту.

– Со времен сержанта Тернера многое изменилось, майор. Наши психологи своевременно реагируют на подобные проблемы.

– Люди всегда найдут способ, сэр.

После этого замечания Дэмпси наступила тишина. Оба мужчины знали, кого имели в виду. И ни один не согласился бы с точкой зрения второго.

Уэст продолжил беседу:

– Единственный вопрос, который остается, майор, – как бы вы хотели, чтобы поступили с сержантом Джонсом, когда он в конце концов объявится?

– Я хотел бы, чтобы его изолировали от любых контактов с остальными и поместили в зону ожидания до моего приезда. Я сам проведу допрос вместе с ассистентом комиссара Алексом Хэнли из Службы столичной полиции. Он командовал подразделением, к которому был прикомандирован Джонс.

– Я понимаю, майор. Если доклады всех остальных снайперов заслушивали вы, то и доклад Джонса тоже должны выслушать вы лично. Мы дождемся вас.

Дэмпси боялся, что Уэст посчитает его требования чрезмерными. В конце концов, в Креденхилле было полно опытных офицеров, которые могли провести допрос. Этот страх отпал, Уэст явно стремился сотрудничать, что подтолкнуло Дэмпси еще раз рискнуть.

– И еще кое-что, сэр. Могли бы вы выслать мне полное досье на сержанта Джонса? Это поможет мне лучше подготовиться к допросу, пока я буду в дороге.

– Считайте, что это уже сделано. Я немедленно отправлю его вам по имейлу.

Уэст старался помочь изо всех сил, он явно не хотел, чтобы провал Джонса бросил тень на его полк. Он продолжил:

– Я с нетерпением жду нашей встречи через пару часов, майор. Я много слышал о вас. Жаль, что нам приходится встречаться при подобных обстоятельствах.

– Согласен, сэр. Спасибо за вашу помощь. До встречи через несколько часов.

Дэмпси положил трубку и посмотрел на экран компьютера. Речь Хаверсьюма закончилась, но это не имело значения: после звонка Уэста Дэмпси все равно не смог бы на ней сосредоточиться.

Его ум работал с невероятной скоростью. Уэст был обеспокоен тем, что Джонс не остался на доклад, это было очевидно. Он был также недоволен, что тот до сих пор не вернулся в казарму. Все это говорило Дэмпси, что он на верном пути.

Несколько минут Дэмпси просидел в тишине, прокручивая в голове каждый возможный сценарий, каждое объяснение и оправдание и анализируя их. Он определил их сильные и слабые стороны, оценил вероятность. Все, что он узнал за последние двенадцать часов, он сопоставил, противопоставил и классифицировал с редкой для обычного человека скоростью. Дэмпси превосходно справлялся как с работой, требующей умственных усилий, так и с работой, требующей физической подготовки.

Наконец Дэмпси повернулся к компьютеру и открыл почту. Уэст сдержал обещание: Дэмпси ожидало лаконичное письмо с личным делом Джонса в приложении.

Дэмпси открыл вложение и нажал на печать. Она заняла полные пять минут, и то, что принтер выдал, разительно отличалось от одностраничного документа, который предоставил Хэнли.

Дэмпси подшил листы в папку и углубился в чтение. Он видел бессчетное количество подобных документов: жизнь солдата, сжатая до сухих фактов и статистики. Безликость была необходима для изображения панорамы военной жизни XX и XXI века.

Дэмпси листал страницы, зная, на что обращать внимание.

Досье было впечатляющим. Джонс прослужил в SAS восемь лет, а это значит, что в какой-то момент они с Дэмпси были сослуживцами. Заинтересовавшись тем, пересекались ли их пути, Дэмпси вернулся к фотографии, но не узнал изображенного на ней человека.

За эти восемь лет Джонс служил в разных частях света. В досье было много упоминаний о военных наградах в известных зонах военных действий – этого следовало ожидать. В нем также были детали более секретных операций, которые никогда не попадут в прессу. Упоминание столь конфиденциальных сведений подтвердило то, что Дэмпси и предполагал, – генерал-майор Уэст не утаивал ничего.

Дэмпси почитал еще пять минут: дольше, чем обычно, так как материала было много. Наконец он закрыл папку и положил ее перед собой. Невидящим взглядом он смотрел на зернистую военную фотографию, мысли его были далеко. Он зациклился на одном животрепещущем вопросе: почему Джонс мог предать свою страну? Ничего в его досье не намекало на государственную измену. Но какое еще объяснение случившегося могло существовать? В то, что профессионал подобного уровня не дождется доклада и не вернется в казарму, поверить было даже труднее, чем в его предательство.

Оставалось признать, что это могло быть только изменой.

Дэмпси видел подобное раньше.



Двадцать минут спустя Дэмпси вошел в кабинет Алекса Хэнли. Его офис был больше, чем тот шкаф, который выделили Дэмпси, но все равно маловат для его должности. Место в Скотленд-Ярде явно было на вес золота.

Дэмпси бросил на стол папку, Хэнли проследил за ней взглядом, затем посмотрел на Дэмпси в ожидании объяснения. Его не последовало.

– Берите пальто, мы выезжаем через десять минут.

Если Хэнли удивился, то не показал этого. Он лишь улыбнулся и кивнул. Напористость Дэмпси его явно веселила.

– Могу ли я спросить, куда мы направляемся?

– В графство Херефордшир, в казармы в Креденхилле. Ваш стрелок должен прибыть туда с минуты на минуту. Мы с вами едем допрашивать его.

– Вы серьезно? Вы хотите поехать на другой конец страны для допроса, который могут провести тамошние офицеры?

– Никто другой его не допросит. – Голос Дэмпси не принимал возражений. – Ему предстоит ответить на ряд серьезных вопросов. Вы были его командиром и тоже должны присутствовать.

По тону Дэмпси понятно, что он не примет отрицательного ответа, и этого оказалось достаточно. Все произойдет именно так, независимо от того, хочет этого Хэнли или нет.

Хэнли поднялся, потянулся за своим темным плащом и надел его поверх своей безукоризненной формы:

– После вас, майор.

Хэнли указал на дверь. Дэмпси взглянул на стол поверх его плеча:

– Не забудьте его досье.

Хэнли проследил за взглядом Дэмпси, посмотрел на бежевый конверт перед ним. Это явно его озадачило.

– Какое досье? – спросил Хэнли.

– То, которое я вам только что дал. Здесь военное прошлое сержанта Джонса, его личный файл. Он понадобится нам для допроса.

Хэнли вновь посмотрел на папку. Взял ее. Первым делом посмотрел на фотографию, затем пролистал пару страниц:

– Вы уверены, что это досье Стивена Джонса?

Голос Хэнли звучал неуверенно, он явно сомневался.

– Да, а что?

– Потому что я встречался с сержантом Джонсом сегодня, майор.

Хэнли поднял закрытую папку и постучал по фотографии:

– И это не он.




Девятнадцать


Майкл Дэвлин сидел в гостиной своего дома в Ислингтоне. Огромный плазменный телевизор был основным источником света в брутальной комнате, созданной для удобства, а не эффектности. Черные кожаные диваны стояли на голом деревянном полу и были повернуты к экрану под самым удачным углом. На каждой из белых стен висело по маленькой беспроводной колонке, подключенной к стереосистеме последней модели. Подставкой для ног служил кофейный столик из стекла и металла. То, что комната доставляла и эстетическое наслаждение, было удачным совпадением.

Он глотнул мексиканского лагера из бутылки, свисавшей у него между пальцев. Насладился терпкостью дольки лайма на горлышке. В левой руке, лежавшей на шее Касса, его шестилетнего чистокровного ротвейлера, он держал пульт от телевизора. Купленный для охраны, Касс оказался абсолютно для этого непригодным и уже очень давно отвоевал свое право жить в доме. Сейчас он лежал на диване, а его квадратная голова покоилась на коленях Майкла. Он должен был казаться неуместным в этой комнате, однако каким-то образом он прекрасно вписывался в обстановку.

Майкл ни о чем таком не думал. Приехав домой как раз к первому повтору записи Джека Магуайра, он успел поймать и оригинальный репортаж Сары Труман, до того, как ее заменили на Мартина Хона. И с тех пор не отрывался от экрана.

Дитя Смуты, он вырос в окружении пуль и бомб. Это научило его тому пониманию терроризма, которого другим не хватало, и привило ему интерес к атакам, потрясавшим британское правительство в этом году.

Опыт подсказывал Майклу, что нынешний терроризм отличался от прошлого. Его было сложнее понять. Необычным было то, что на материковую часть Великобритании нападали и католики и протестанты разом. Раньше такого не случалось, а теперь казалось обыденностью. Одна сторона бомбит – и другая отвечает тем же. Око за око. Это не было обычной практикой. Чутье подсказывало Майклу, что что-то было неладно. Это же чутье включилось и сейчас, не оставляя сомнений в том, что ужас на экране уходил корнями на север Ирландии.

При первом просмотре картинка шокировала даже Майкла. Он задавался вопросом, насколько более ужасающее впечатление она производила на обычных людей, которые не видели подобной жестокости вблизи. Но сейчас, после стольких часов перемотки и повторений, эффект от записи улетучивался. Привычность притупляла ужас; это было нормальной человеческой реакцией. Казалось лишь, что для Майкла она наступила чуточку быстрее.

Его взгляд оставался прикованным к экрану, но мысли разбрелись. Если бы позже его спросили, он не смог бы вспомнить, как долго просидел, уставившись в телевизор, ничего не воспринимая. Картинки, которые должны были вызывать жуткую тошноту, теперь лишь однообразно мелькали перед глазами. Из этого гипнотического транса Майкла вывело внезапное появление на экране члена парламента Энтони Хаверсьюма.

Запись, которую крутили целый день, прервали для прямого включения с пресс-конференции. Ничто не предвещало столь резкой перемены, поэтому неожиданно возникшее крупным планом лицо Хаверсьюма встряхнуло задремавшего Майкла. Проглотив остатки забытого пива, Майкл включил звук. Комнату моментально заполнил натренированный голос Хаверсьюма, оплакивающий потерю Нила Матьюсона.

Высокий, стройный и элегантный, пятидесятилетний Хаверсьюм обычно был воплощением профессионального спокойствия. Но не сегодня. Сегодня он с трудом справлялся с эмоциями, и Майкл понимал почему. Он знал Хаверсьюма лично. Так уж случилось, что тот был крестным Дэниела Лоренса. Следовательно, Майкл знал, насколько близки были оба политика: Хаверсьюм потерял брата.

Хаверсьюм остановился на минуту, беря себя в руки. Но камеры не давали ему передышки. Они приблизили, увеличили его боль, сфокусировались на его глазах. Майкл не мог понять, зачем политик заставляет себя делать подобное теперь, когда боль от утраты была еще столь свежей. Но затем он кое-что заметил. Он увидел огонек в глазах, осушавший выступившие слезы. Увидел силу, которая поможет Хаверсьюму пройти через все это. В этот момент Майкл понял, что стал свидетелем того, как пишется история.

Хаверсьюм продолжал:

– В течение дня мне стало известно, что стрелявшим был ирландец по имени Эймон Макгейл. Правительство не собиралось разглашать эту информацию, но я не вижу причины скрывать факты. Всем вам известна моя позиция. Всем вам известно, как я отношусь к подходу нашего нынешнего правительства в вопросе терроризма. Зная это, спросите себя: какова вероятность того, что стрелявший работал на одну из ольстерских террористических группировок, которые неоднократно нападали на Британию за последний год? Я не могу с уверенностью ответить на этот вопрос. Мои возможности ограничены. Следовательно, мое убеждение, что Эймон Макгейл должен быть связан с одной из таких групп, – лишь догадка. Тем не менее тот ужас, свидетелями которого мы стали сегодня, отчетливо напоминает те трусливые действия, к которым эти группировки уже неоднократно прибегали. Я говорю: всему есть предел. Время подвести черту и сказать «хватит». Время дать отпор.

Майкл понимал, что по другую сторону камер должны быть десятки репортеров. Едва ли в футе от Хаверсьюма должны стоять мужчины и женщины с телевидения, из печатных изданий, даже парочка из интернета, – никто из них не издал ни звука. Не было даже вспышек фотоаппаратов. Казалось, никто не ожидал, что Хаверсьюм скажет нечто подобное, и никто не знал, как реагировать. Откуда бы им знать? Разве могли они предвидеть, что член британского правительства публично озвучит имя подозреваемого в терроризме, чья личность все еще была служебной тайной? Или что он пойдет даже дальше и обвинит своего собственного правителя в том, что тот избегал единственно возможного объяснения? Хаверсьюм фактически потребовал, чтобы Уильям Дэвис отложил мирные переговоры и объявил войну ирландскому терроризму.

Аудиосистема Майкла уловила бы звук упавшей скрепки, однако из динамиков не доносилось ничего, кроме ошеломленного молчания. Он придвинулся ближе в кресле. Его острый адвокатский ум обрабатывал полученные сведения, подвергал их сомнению. Журналистам, в отличие от него, потребовалось больше времени на осмысление услышанного.

– Что, если одна из ирландских группировок возьмет вину на себя? Чего бы вы ожидали от премьер-министра в этом случае?

– От премьер-министра я не ожидаю практически ничего.

Глаза Хаверсьюма покраснели: результат решительного гнева и подавленных слез. Когда он заговорил, его голос был пропитан негодованием:

– Я не жду, что он вернет в тюрьмы сотни выпущенных на свободу за последние годы осужденных террористов. Я не жду, что он вновь пошлет наш спецназ в Ольстер, чтобы предать суду виновных в этих атаках. Я не жду, что он выдвинет ультиматум и католикам, и протестантам, чтобы те либо навели у себя порядок, либо были готовы к повторной милитаризации региона. Я не жду, что премьер-министр сделает что-либо из перечисленного потому, что все эти вещи нужно сделать. Он просто не хочет этого признавать.

Вновь тишина.

Они не привыкли к такой прямолинейности от политика, подумал Майкл.

– Утверждаете ли вы, что премьер-министр больше не справляется со своими обязанностями?

– Да, – ответил Хаверсьюм, – именно это я и утверждаю.

Вновь воцарилась тишина, в этот раз по понятным причинам. Уильяма Дэвиса объявили неспособным управлять страной. И сделал это человек, который после смерти сэра Нила Матьюсона был его очевидным преемником.

Выстрел к старту гонки за лидерство был дан, и она будет иметь глобальные последствия.

Хаверсьюм выждал не мигая, пока его слова улягутся. Казалось, он смотрит сквозь экран, сквозь тишину, словно вступая в зрительный контакт с каждым. Майкл понимал, что это не так, что на самом деле Хаверсьюм смотрел в пустые лица обескураженных репортеров в паре футов от себя. Однако стоило признать, что эффект был завораживающим.

– Не поймите меня неправильно. – Хаверсьюм вновь заговорил. Он не дал прессе и шанса перевести дыхание. – Я не говорю, что не уважаю премьер-министра за те попытки, которые он предпринимал. Он рискнул, шел на уступку за уступкой, поставил свою выдающуюся карьеру на кон, стремясь принести мир в Ольстер. За это я ему аплодирую. Однако одних лишь чистых намерений недостаточно. И военизированные католики, и военизированные протестанты нарушили свои обязательства по мирному соглашению. В результате погибло много людей. И тем не менее премьер-министру не хватило сил признать, что его ставка проиграла. Он явно не хочет делать то, что нужно, чтобы восстановить контроль над ситуацией. Сейчас нам нужен сильный лидер, способный защитить нашу страну. Сегодняшний премьер-министр не тот человек. Он непригоден для этой работы, он слаб для нее, и он больше ее не заслуживает!

Хаверсьюм говорил страстно, с нарастающим пылом. Его возмущение и настроение были ясны каждому. Присутствующим журналистам оставалось задать лишь один-единственный вопрос, который и последовал незамедлительно:

– Как вы можете оставаться членом правительства, в действия которого больше не верите и главу которого не уважаете?

– Я не могу, – ответ был однозначным. Позднее списать его на оговорку не удастся. – События последних двух лет сделали мою роль на посту несостоятельной. Сегодняшняя атака была последней каплей. Предложение, которое я высказываю сегодня, останется истинным вне зависимости от того, были ли ирландские террористические организации причастны к сегодняшним зверствам.

– И что именно это за предложение, мистер Хаверсьюм?

– Думаю, это очевидно, не так ли? – В его интонации не было и тени покровительственности. Он был слишком опытным политиком для подобного. – Я сослужил бы Соединенному Королевству плохую службу, если бы не призвал Уильяма Дэвиса к ответу. Следовательно, я объявляю о своем решении добиваться вотума недоверия политике правительства в Северной Ирландии. И, косвенно, премьер-министру. Если вотум будет направлен, тогда я выдвину свою кандидатуру и вступлю в гонку за лидерство, которая начнется после того, как премьер-министр покинет свой пост. И, если меня изберут, я буду добиваться вотума доверия от нового правительства. Правительства, ведомого лидером, который положит конец тому урону, что наносит нашей стране этот слабый, безвольный человек. Время пришло, и я готов встать и заявить о себе.

Последние слова Хаверсьюма были сокрушительным ударом, нанесенным уверенно и решительно. Они также были заключительной репликой. Не дожидаясь реакции, он собрал свои бумаги, развернулся и, шагая гордо, удалился. Он сказал достаточно.




Двадцать


Майкл уставился на экран.

Одетый с иголочки диктор новостей с Би-би-си сменил Хаверсьюма, однако присутствующие до сих пор находились под влиянием речи покинувшего сцену политика. Его выступление было отменным, каждое слово сказано мастерски. Майкл был под впечатлением. Одной рукой он едва держал пустую бутылку от пива, а вторая неподвижно лежала на широкой шее Касса.

В Майкле зародился огонек раздраженности. Его личный опыт подсказывал, что представления Хаверсьюма о Смуте были в лучшем случае упрощенными. И тем не менее крестный Дэниела – человек, которого Майкл знал лично, – только что сделал свой первый шаг к тому, чтобы возглавить британское правительство. Майкл улыбнулся. Стоило признать: мысль о том, что он знаком со следующим премьер-министром, была волнительной.

Вдруг, нарушив тишину, заиграла мелодия Брюса Спрингстина «Thunder Road». Это была любимая песня Дэниела столько, сколько Майкл его знал, поэтому сейчас она служила его персональным рингтоном. Звонка следовало ожидать.

– Не могу поверить, что он только что такое сказал. – Майкл пропустил приветствия. Зачем бы еще звонил Дэниел?

– Что? Кто сказал?

По тону Дэниела Майкл понял, что тот не смотрел выступление, а по качеству связи догадался почему: потрескивание и помехи были характерной чертой установленной в машине Дэниела системы хэндcфри. Все это означало, что тот был далеко от телевизора.

Майкл всегда мог сказать, насколько сильно его друг давит на газ, по тому, как трудно было его расслышать. В данный момент, как, впрочем, и всегда, лимит скорости остался в далеком прошлом.

– Твой выдающийся крестный, – пояснил Майкл, – только что выступил по телевизору и объявил о том, что вступает в гонку за власть. Похоже, скоро у нас будет новый премьер-министр.

– Ты шутишь?

– Абсолютно серьезен. Плюс, по ходу дела он практически объявил войну половине Северной Ирландии. Я думал, ты поэтому и звонишь.

– Объявил войну? Из-за стрельбы в Томпсона? – Дэниел был обеспокоен.

– Разумеется, из-за этого. А что? Что случилось?

– Я должен с ним поговорить, Майк. Он все неправильно понимает.

– Что неправильно понимает? Ты о чем?

– О том, что случилось сегодня. Все оказалось не так однозначно. В корне неверно. Это не был теракт, Майк. Точно не ИРА или UVA.

– Что? Откуда ты, черт возьми, это знаешь? – растерялся Майкл.

– Из первых уст. От Эймона Макгейла, стрелявшего. Я только что провел с ним два часа в Паддингтон-Грин. Ты ни за что не поверишь, что он мне рассказал!

Из-за помех Майкл слышал не каждое слово, но из того, что все-таки смог услышать, понял достаточно. И больше всего его удивила совсем не версия событий от Макгейла.

– Ты, должно быть, шутишь, Дэн! Ты получил это дело? Как тебе, блин, это удалось?

– Мы получили дело, Майк, мы с тобой. И оно однозначно нас прославит. А многих других – ославит. Если, конечно, они будут так глупы и позволят делу дойти до суда.

– Что ты имеешь в виду, «ославят»? Кого? Что он тебе сказал?

– Я не могу слишком много говорить по телефону, это опасно. Но вот что я тебе скажу: Тони ошибается. Это был не теракт и не попытка убить Томпсона, что бы там ни говорили данные разведки. Макгейл намеревался убить именно Матьюсона. Томпсон просто попался ему под руку. Макгейл говорит, что Матьюсон был коррумпированным и даже стоял за некоторыми терактами. Поэтому он его и убил.

Помехи становились сильнее, и перевозбуждение Дэниела делу не помогало. Он запыхался, из-за чего пробелов было даже больше, чем от сомнительной сотовой связи. Но идея была ясна.

– Этого быть не может. Нил Матьюсон не был террористом, Дэн. Надо расколоть этого парня.

– А вот тут ты не прав, Майк. Все, что ты видел, это как он по телевизору застрелил двух человек. Но тебе нужно встретиться с ним, послушать его. В этой истории еще столько всего, столько имен. Я не могу сказать больше по телефону, и сейчас слишком поздно, чтобы ехать к тебе. Но давай завтра первым делом встретимся, хорошо?

Дэниел говорил тем самым тоном, который Майкл слышал уже много раз: у его старого друга появилась идея, за которую стоит бороться.

– Ты в этом уверен? Не спеши рисковать своей репутацией из-за заявлений какого-то психа. С кем еще ты беседовал?

Дэниел смог ответить не сразу. Этому помешал его восторженный, почти маниакальный смех. Ему потребовалось несколько секунд перед тем, как он смог говорить.

– Ни с кем, – наконец сказал он. – Поэтому не волнуйся раньше времени. Я все тебе расскажу утром, и ты сможешь поиграть в Мистера Здравомыслие. Потом мы решим, что из этого обнародовать, а что нет.

Майкл вздохнул с облегчением. Он был рад этому маленькому везению: Дэниел еще не успел рискнуть своим трудно заработанным честным именем, повторяя ту сказочку, которую ему рассказал Макгейл.

По частой смене передач Майкл понял, что Дэниел покинул автостраду и теперь мчался по проселочным дорогам, которые вели к его дому в Суррее. Он знал, как сильно его друг разгонялся на этом последнем отрезке пути и как сильно его может отвлекать их беседа. Нужно было заканчивать разговор.

– Ладно, Дэн, давай поговорим завтра.

– До завтра.

Нажав отбой, Майкл потряс головой и откинулся на спинку дивана. В течение всего дня на глазах у всего мира разворачивались события. Они были трагическими. Но ни на минуту они не коснулись его собственной жизни, и не было никаких оснований полагать обратное. До звонка Дэниела. Но теперь? Теперь он чувствовал себя втянутым в дело, которого им обоим, скорее всего, следовало бы избегать. Это было политическое минное поле, от которого любой благоразумный адвокат держался бы подальше. Но Майкл знал, что у него практически не было выбора. Дэниел не отступится, а Майкл будет рядом, чтобы поддержать его.



Дэниел улыбнулся, услышав, как Майкл отсоединился. Он знал, что друг беспокоится о нем и не хочет, чтобы он вмешивался во что-то настолько противоречивое лишь на основании слов Макгейла. Но самого Дэниела это не заботило. Все сказанное Макгейлом звучало правдиво. Этот мужчина не был лжецом, и, кроме всего прочего, он нуждался в помощи Дэниела. И Дэниел окажет ее, независимо от того, будет ли Майкл рядом.

Эти мысли накатили одна за другой, пока он несся по проселочным дорогам, ведущим к дому. Он частенько думал, что смог бы проделать этот путь даже с закрытыми глазами. Что было очень кстати, потому что он чувствовал, как его охватывала усталость. День был долгим и напряженным. Серьезному испытанию подвергся и его аналитический склад ума, и эмоциональная устойчивость. Только сейчас, на финишной прямой, с поутихшим энтузиазмом, он понял, до какой напряженности довел себя за последние двадцать четыре часа.

Будь он более бдительным и бодрым, он бы обратил внимание на скорость автомобиля за собой. Вместо этого он предположил, что черный «Лэнд Ровер», маячивший в зеркале заднего вида, либо сбавит ход, либо обгонит его. Знай он, что водитель не собирался делать ни того, ни другого, он вдавил бы педаль газа и умчался подальше от любых столкновений.

Дэниел ни о чем таком не подозревал, и поэтому его «Порше» не смог тягаться с этой машиной-танком, когда та врезалась в него сзади на скорости почти семьдесят миль в час.

Даже будь он настороже, Дэниелу с трудом удалось бы совладать с машиной после такого удара. Один только вес джипа разбил его подвеску, ходовую часть и установленный сзади двигатель. Дэниел даже вскрикнуть не успел, когда его машина вылетела с дороги в поле. Она перевернулась четыре раза перед тем, как, покореженная, остановилась. Мягкая складная крыша, которая в свое время существенно повлияла на цену, не обеспечила никакой защиты.

Черный «Лэнд Ровер» остановился у обочины. Открылась дверь, и появилась одетая в темное фигура. Она была практически невидимой в лунном свете благодаря черной одежде и иссиня-черным волосам мужчины. Эффект портила лишь его необычайно бледная кожа.

Фигура приблизилась к дымящимся обломкам. Подойдя к ним, человек присел на корточки и сквозь темноту заглянул внутрь. Дэниел с трудом понимал, что рядом кто-то есть. Его внимание было сосредоточено на крови, сочившейся из глубокой раны на животе, пока он пытался высвободиться из опутавшего его ремня безопасности, который будто приковал его к сиденью.

Боли не было. Это было неожиданно. Дэниел знал, что тяжело ранен. Это было понятно по тому, как быстро его покидали силы. Но где же боль? Где холод? То, что он не чувствовал ни того, ни другого, – это хороший знак? Или это означало, что его уже не спасти?

Пока в его голове проносились все эти мысли, попытки Дэниела освободиться делались все слабее и слабее. Наконец, окончательно обессилев, он перестал двигаться. И только теперь, избавившись от отвлекающих попыток выбраться, он увидел-таки мужчину рядом со своей машиной.

Потеря крови уже затуманила мозг Дэниела, поэтому ему потребовалось несколько мгновений, чтобы зафиксировать присутствие своего убийцы.

Тот впился взглядом в Дэниела. По выражению его глаз Дэниел понял, что его жизнь на исходе. Он был побежден, беспомощен. Наблюдая за тем, как бледный черноволосый мужчина делает шаг вперед, Дэниел впервые за всю свою сознательную жизнь начал тихонько всхлипывать. О своей жене. О своем ребенке. И о себе, о человеке, который заслуживал большего.




Двадцать один


Алекс Хэнли не привык летать вертолетами. За всю свою жизнь он летал на них трижды, и всегда – на короткие расстояния. Каждый раз был хуже предыдущего, но ни один из полетов не был так плох, как сегодняшний. Ему понадобилось собрать всю свою волю в кулак, чтобы удержать ужин в животе.

Дэмпси запросил вертолет Авиационного корпуса «Газель» для путешествия из Лондона в Креденхилл. Он ожидал их на вертолетной площадке недалеко от Скотленд-Ярда, и уже через четверть часа после выхода из кабинета Хэнли они были в воздухе. Это все было пятьдесят минут и сто тридцать миль назад, и когда его ноги коснулись посадочной площадки Креденхилла, Хэнли молча вознес слова благодарности.

– Не забудьте пригнуться, – прокричал пилот сквозь рев двигателя.

Когда Хэнли с признательностью покинул вертолет, его встретил молодой человек в форме:

– Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.

На форме у военного была нашита смутно знакомая эмблема. В левой руке он сжимал свой берет песочного цвета. Правую же руку он положил на спину Хэнли, направляя его от вертолета к ожидавшему джипу.

Хэнли посмотрел влево и увидел, что Дэмпси шагает в ту же сторону. Если животу Дэмпси пришлось так же несладко, как животу Хэнли, то скрывал он это хорошо.

Дэмпси подошел к джипу первым и забрался на переднее пассажирское сиденье. За рулем сидел крупный фиджиец с капральскими полосками на рукаве. Так как передние места были заняты, Хэнли и молодой офицер вынуждены были забраться назад.

– Хотели бы вы сначала заехать в свои апартаменты, сэр? – Вопрос прозвучал от водителя, когда он завел мотор, и был адресован Дэмпси.

– Мы не останемся, – резко ответил Дэмпси. – Отвезите нас к генералу Уэсту.



– Войдите, – пророкотал низкий голос из-за противопожарной двери с табличкой «Начальник спецназа».

Офицер с вертолетной площадки не медлил, открыл дверь, вошел и стал, не моргая, по стойке «смирно». Хэнли был ошеломлен формальностями солдата и тем, что никто не отдавал честь. Но гораздо больше его удивил Дэмпси, который вошел в кабинет и сделал все то же самое. В первый раз Хэнли получил напоминание об истинной сути этого человека: по рангу – агент DDS, но офицер SAS до мозга костей.

– Вольно, майор, – тихо и дружелюбно сказал генерал-майор Артур Уэст, поднимаясь со своего кресла.

Хэнли подумал, что это была попытка задать миролюбивый тон всей беседе. Дэмпси послушался и принял менее строгую позу; «вольно», конечно, но вряд ли непринужденно.

– Приятно наконец-то познакомиться с вами. – Уэст, обходя стол, продолжил обращаться напрямую к Дэмпси. Если он и заметил Хэнли, то никак этого не показал. Подходя, он протянул свою ладонь. Дэмпси лишь на секунду замешкался, перед тем как пожать ее. – Я неоднократно слышал ваше имя, майор, с тех пор как принял командование. Жаль, что нам приходится встречаться при подобных обстоятельствах.

– Благодарю вас, сэр. – Дэмпси ответил кратко и по делу. Он был не в настроении для любезностей – Хэнли об этом уже знал, а теперь, несомненно, и Уэст тоже. Но более высокий ранг Уэста позволял ему проигнорировать это.

– Надеюсь, вы убедитесь в том, что наши стандарты остались прежними, майор. Хотя я внес некоторые изменения и смею полагать, что все улучшилось с тех пор, как вы нас покинули.

– Я в этом не сомневаюсь, сэр. Но мы не останемся здесь так надолго, чтобы насладиться экскурсией.

– Тем более жаль, – вмешался Хэнли, стремясь загладить отрывистость Дэмпси. – Мне всегда была интересна подготовка, которую получают ваши люди.

Уэст посмотрел на Хэнли, будто видел его впервые. Хэнли протянул руку, представляясь:

– Помощник комиссара Службы столичной полиции.

Уэст взял протянутую руку в свою и пожал ее. Это не было рукопожатие равных.

– Приятно, мистер Хэнли.

Слова Уэста говорили одно, но его тон – совсем другое. Его отказ обратиться к Хэнли по званию был более чем красноречив. Уэст вновь обратился к Дэмпси:

– К слову о моих нововведениях, как давно вы покинули нас, майор?

– Четыре года назад, сэр. – Нетерпение Дэмпси становилось все очевиднее. – Я прикомандирован к DDS с момента его создания.

– Потеря для нас. – Уэст явно вознамерился и дальше заговаривать Дэмпси зубы. – Вас было весьма непросто заменить. Но наша потеря – находка для DDS.

– Это очень лестно. Но не могли бы мы перейти к сержанту Джонсу, генерал? Мы бы очень хотели начать допрос.

Уэст не ответил и молчал несколько секунд. Он смотрел на Дэмпси, но мыслями был где-то далеко. Наконец он с шумом выдохнул, посмотрел сначала на одного, потом на второго и затем отвернулся от обоих. Уэст обогнул стол и подошел к своему креслу, остановившись на мгновение, чтобы взять графин с красной жидкостью и три стакана со столика в дальнем конце кабинета.

Усевшись на свое место, он до половины наполнил все три стакана. Усталым движением руки подал знак Дэмпси и Хэнли, чтобы те сели напротив. Перед тем как взять свой стакан, он отправил два других по столу в их сторону, а затем опустошил свой за считаные секунды. Уэст явно пил не от радости. Когда он наконец заговорил, голос его был тихим:

– Боюсь, сержант Джонс все еще недоступен для допроса.

Хэнли перевел взгляд с Уэста на Дэмпси. Он был готов к тому, что сказал Уэст. Они оба были готовы, но нуждались в подтверждении своих предположений.

– Не могли бы вы пояснить, генерал? – спросил Хэнли. – Почему он недоступен?

– Потому что он до сих пор не вернулся в казарму. – Уэсту явно непросто было это признать. – И с ним все еще не удается связаться.

– Выглядит не очень обычно, верно, сэр? – На этот раз Уэста вопросом уколол Дэмпси.

– Вы знаете, что это чертовски необычно, майор! – Уэст злился, наверняка уже не один час, и теперь больше не скрывал этого. – Если бы сержант Джонс действовал по уставу, он остался бы в Лондоне для доклада. А затем он, безусловно, проследовал бы обратно в казармы, что означает, что он бы прибыл сюда как минимум три часа назад. Тот факт, что он не сделал ни того, ни другого и не позвонил, чтобы объяснить свою задержку, означает, что он больше не подчиняется протоколу. Из этого следует только один вывод.

Уэст замолчал. Хэнли видел, что он не мог смириться с мыслью, что один из его людей мог стать предателем.

– Вы говорите, что ваш человек переметнулся?

Взгляд Уэста застыл на Хэнли.

– Да, мистер Хэнли, это я и говорю.

– Вы даже не рассматриваете другие возможные объяснения?

– Это не гражданская жизнь, мистер Хэнли. Мои люди выполняют свою работу и следуют приказам беспрекословно. Сержант Джонс этого не сделал, и этому может быть только одно объяснение.

– Вообще-то, сэр, все может быть не так однозначно. – Дэмпси вмешался в разговор.

И Уэст, и Хэнли замолчали. Хэнли знал, что сейчас последует, но Уэст пребывал в неведении.

Дэмпси поднял ту бежевую папку, которую привез из Лондона.

– Это тот документ, который вы прислали мне ранее, – пояснил он. – Я прочел его четыре раза, сэр, пытаясь найти хоть какую-то зацепку в его биографии. Я ничего не нашел, однако этому есть объяснение. Сержант Джонс не предатель, сэр, потому что его не было сегодня на Трафальгарской площади.

– Что? – Уэст не пытался скрыть замешательства. – О чем вы, черт побери, говорите, майор?

Дэмпси открыл папку так, чтобы генерал-майору был виден текст, и передал ее ему. Уэст взглянул на первую страницу, пока Дэмпси продолжал:

– Видите ли вы что-нибудь необычное на этой странице, сэр?

Уэст ответил не сразу, а тщательно изучил весь лист. Наконец он поднял взгляд и покачал головой.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – сказал он. – И мое терпение на исходе. Собираетесь ли вы просветить меня?

– Нет ли чего-нибудь необычного в фотографии, сэр? Вы уверены?

– Я уже ответил. Будем ли мы двигаться дальше?

– Пока нет, сэр. Потому что если на фотографии, как вы говорите, сержант Джонс, тогда не он сегодня присоединился к команде мистера Хэнли.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63010851) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Автор использует вымышленное название организации (англ. the Department of Domestic Security). Возможно, за основу были взяты реально существующее Министерство национальной безопасности США (англ. The Department of Homeland Security) и британская Служба безопасности (англ. Security Service).




2


Мэлл – улица в лондонском районе Вестминстер, которая связывает Букингемский дворец и Трафальгарскую площадь. Была создана в начале XX века специально для торжественных церемоний с участием британских монархов.




3


Protection Command – одно из подразделений службы столичной полиции Лондона (англ.).




4


Counter Terrorism Command – одно из подразделений службы столичной полиции (англ.).




5


В некоторых культурах талисман, который приносит удачу.




6


В западной традиции существует поверье, что найти такой клевер, особенно случайно, к удаче.




7


Великое поколение – собирательное название, данное американским журналистом Томом Брокау поколению американцев, которые воспитывались во времена Великой депрессии и затем участвовали в боях Второй мировой войны либо же трудились в тылу во имя общей победы союзников.




8


Категория адвокатов в Великобритании и странах Содружества, которые ведут дела. Барристеры – адвокаты более высокого ранга, чем солиситоры.




9


Категория адвокатов в Великобритании, ведущих подготовку судебных материалов для ведения дел барристерами.




10


Ирландская республиканская армия, которая боролась за полную независимость Северной Ирландии от Соединенного Королевства.




11


Провинция Ирландии. В XIX веке была самой процветающей провинцией страны. В XX веке именно в Ольстере происходили столкновения ИРА и проанглийской политической партии юнионистов.




12


Паддингтон-Грин – полицейский участок строгого режима в центре Лондона. Был самым тщательно защищенным участком Великобритании, куда для допроса доставляли подозреваемых в терроризме со всей страны. Закрылся в 2018 году.




13


Автор явно намекает на ПИРА, Подлинную Ирландскую республиканскую армию, – военизированную организацию, которая выступает за объединение Республики Ирландия и Северной Ирландии.




14


Автор использует измененное, вымышленное название UVA, которое, очевидно, отсылает к реальной организации UVF, Ольстерские добровольческие силы.




15


Смута – термин из английской историографии, другое название конфликта в Северной Ирландии.