Книга - Улетел на рассвете

Улетел на рассвете
Май Ван Фай


Май Ван Фан – современный вьетнамский поэт, который известен во всём мире. Его творчество отличает умение увидеть необычное в обыденном, прекрасное – в заурядном, способность проникать в скрытую сущность предметов и явлений.

В первых четырёх разделах сборника представлены стихотворения разных лет. Лирические зарисовки картин природы, любовь и дружба, надежды и тревоги, жизнь и смерть, старинные легенды и страшные реалии сегодняшнего дня – это полифоническое повествование объединяет идея космической любви и всеединства, величия всего сущего.

В сборник включена поэма в прозе «Время утиля». Это философские размышления о прошлом, настоящем и будущем – не только Вьетнама, но и всего человечества.

Завершают сборник критические статьи российских и зарубежных писателей, посвящённые творчеству Май Ван Фана, и ряд интервью, в которых автор рассказывает о литературной жизни Вьетнама.





Май Ван Фай

Улетел на рассвете

(Сборник)



© Май Ван Фан (Mai Van Ph?n), 2021

© Издательство «Четыре», 2021


* * *




I

Небосвод без крыши





Колодец


Колодец —
Отпрыск моря,
Пуповина над спиральным отверстием
В самое чрево почвы.




Колебание


Рыба
Посреди морского течения расслаивается,
Образуя слизь.




Символическое изображение


Пригвождённая рыба.
Хвост и голова.
Бесконечное море.




Сновидение


Я переплывал море.
Когда проснулся,
Моя подушка была в поту.




После дождя


Молодое дерево
Из каменной трещины
Тянется в сторону моря.




Где небо просторно


Вы поднимаете жар над временем.
Деревья ссыхаются от жажды вблизи выпуклой лучезарной реки.

Рыба перекусывает крючок, нарушая порядок во времени.
Я сворачиваюсь клубком перед бесконечным полётом.
Башня охватывает пространство всеми органами чувств.
Ваша причёска великолепна, как корона из бисера под открытым небом.

Твоя кожа слепит луну,
Сахарные фрукты и золотой рис мерцают на её обратной стороне.
Созревающие семена гордо выпрямляют спины.
Молния, гром, смерч самоуверенны,
Но, когда сквозь горячий пар над сваренным рисом
Проступают черты моих бабушек и дедушек, я рыдаю.

Поразительные погружения и внезапные откровения
Вплетены в облачный горизонт, каждый вдох возвращает надежду,
Поднимая грудную морось
Из остатков непереваренной памятью пищи.

Правда гонит буквы, их невозможно унять.
Мы самоутверждаемся, когда, очнувшись, получаем знак,
Охваченный пастью огня.




Купание в начале года


Сколько б я ни мылся, не мог почувствовать себя
Абсолютно чистым.

И я вернулся, чтобы вымыть себя
Светом лампы.
Подставил к лампе плечи,
Обе руки,
Ступни, подбородок, колени,
Свои глаза и даже сухой кашель
Свой подставил.

Я лил свет в каждый уголок укромный,
В потаённый угол, который был
Как терминатор для ростков,
Как горячая сталь, которую
Закаляют, опуская в шипящую воду,
Как яйцо в насиженном гнезде, —
Привитый ствол, пустивший боковые ветви.

Я принимаю ванну, ожидая новую весну.
Ныряя в свет,
Взываю шёпотом к своим предкам —
И тело поднимается к свету лампы.

Под льющимся ярким светом
Произношу твоё имя.
Свет плавно покачивается,
Как живот у беременной.
Я пробую позвать его – того,
Кто ещё очень далеко.
Свет лампы застывший
Всё ярче и ярче.




Новогодняя баня


Не достигнув чистоты, непрерывно смывая с себя грязь,
Я вернулся в ванную с яркой лампой.

Я подставил свету плечи,
Затем обе руки,
Свои ноги, подбородок, колени,
Даже каждый свой глаз и сухой кашель.

Частицы света проникают во все потаённые ниши, раскрываясь в них,
Проращивая новые ростки в смущённую темень, —
Так в кузнице закаляет вода железо,
Так в инкубаторе созревает жизнь,
Так ствол осматривается, шевеля привитыми ветками.

Принимая яркую ванну, встречаю весну заново;
Погружая тело в свет,
Узнаю в своих чертах родителей, бабушек, дедушек.
Тело всё больше подаётся к лампе.

Свет обилен, как звук твоего имени, —
Это сладкий пар беременности.
Я не смог окликнуть, позвонить из далёкого края…
Лампа разгорается всё ярче и ярче.




Случайные мысли на восходе солнца


У подножья горы скопилась вода.
На высокой скале
Лежит безмятежный камешек.

Ночью прошёл дождь.
Кто-то здесь сидел
До или после дождя,

И я вдруг почувствовал, как сильно скучаю по тебе.
Не смею даже пошевелиться:
Пропитываюсь голубым небом,
Чтобы оно проникло в меня
До самых ступней.

Дождь, следуя за дождём, ливень – за ливнем,
Омывают этот маленький камешек,
И этот образ, возникнув,
Заставляет меня безумно
Любить жизнь – так,

Словно раннее солнце, освещая
Лучами пики гор,
Сделало прозрачными чащу леса,
Всё лоно земли.




Камень в русле горной реки


Лежит спокойный и безмолвный,
Омываемый водами,
Потоками бурлящими, бесконечно несущимися,
Леденящими его тело.

Значит, пришла весна?
Цветущие водоросли взбираются плетью
По истёртому следу камня.
В унисон звукам бурлящих потоков
Сверху льётся щебет птиц.

Тень дерева, нависшего над каменной глыбой,
Колышется, то затеняя, то открывая его солнцу.
Как можно сохранить красоту диких цветов
Нетронутой, вечной?
Спокойно закрыв глаза, камень позволяет
Шумному потоку воды проноситься над ним.

Серолапые мартышки
Раскачивают тень деревьев.
Беспорядочно падают капли моросящего дождя,
Просачиваясь в самые потаённые щели.

Облака неподвижно застыли на месте.
По лесу распространяется запах
Спелой гуайявы.
Ёж встопорщил иглы и неподвижно замер.

Важнее всего в этот момент
Каждому спокойно оставаться на своём месте.




Бюльбюль


Небольшая птичка в красной шапочке
С белыми пятнышками
Поёт на дереве, уходящем ввысь:

Чиу… Уит… Хюит… Ту ию…

Я тороплюсь мысленно нарисовать клетку,
Опасаясь, что птица вот-вот улетит.

Едва я её дорисовал, как птица взлетела.
Обняв диск солнца, рамку ветра,
Зелёную ветку дерева, я тороплюсь следом за ней.

В момент её бесследного исчезновения я думаю,
Что бюльбюль прилетит назад, чтобы поклевать гусениц,
Спелых красных фруктов
И испить, насладившись каждой каплей,
Моей чистой воды.

Чиу… Уит… Хюит… Ту ию…

Хотя нет, не нужно птице возвращаться:
Я и сейчас отчётливо слышу звук её пения.




Письмо флейте


Дуть в пустоту, в чрево флейты, в ад, куда семь дорог ведут, как в райский сад. Где до, ре, ми, фа, соль, ля, си любого дразнят: слушай и вкуси! Каждая гамма улетает, похлопывая крыльями, в таинственно мерцающем семицветном свете, и в каждой тени вырисовывается образ флейты, соблазняя меня вновь приблизить губы и дунуть.

Покинув басовую партию, они устремляются вверх, забрасывая в ночь мириады ступеней звукорядов. Слышится эхо тяжёлых шагов ночи, перебирающей каждую октаву.

Безмолвная Вселенная виснет в ночи. Мягкие нежные волны сообщают берегу потерь, что я пока ещё здесь, чтобы, проснувшись поутру, встретить берег удачи.

Каждый затенённый угол во мне всасывает звуки, подобно тому, как ребёнок сосёт молоко, —

Звуки, которые несёт свет, неторопливо разливающийся из моего приоткрытого рта.




Цветок на горе Иенты[1 - Гора Иенты находится в 130 километрах от Ханоя. Её высота – 1 068 метров. На горе расположен целый комплекс из одиннадцати пагод. Это место основания буддистской секты «Чук Лам». (Здесь и далее – примеч. авт.)]


Распустившись на вершине горы,
Он безмятежен под сильными ветрами
И проплывающими облаками.

Семьсот лет назад
Император Чан Нян Тонг[2 - Вьетнамский король Чан Нян Тонг (1258–1308) – основатель этой секты.],
Ставший буддийским монахом,
Проходя мимо, склонял перед ним голову.

Ты и я,
Проходя мимо, склоняем голову.
Дети и все проходящие мимо —
Все склоняют головы,
Проходя мимо.

Спустившись к подножию горы,
Мы встретили паломников,
Идущих опираясь на тонкие бамбуковые палки.
Их глаза были обращены вверх,
Где клубился дым от сожжённых цветов.




Исток мира



Двум поэтам – Сюзан и Брюсу Бланшард!

На вершине холма я увидел
Распускающийся цветок золотобородника —
Оттуда исходила заря.

Он излучал свет,
Освещая подножие холма,
Путь к опушке леса.
Птицы улетели ранним утром.
И я только что избавился от своих

Воспоминаний.
Больше ниоткуда,
Только именно из этого цветка золотобородника
Рождается прекрасный день.

Я ускорил шаг и поспешил в ближайшее кафе
Ожидать свою женщину.

И долго смотрел в сторону холма…
Верно, всё верно:
Мы все только сейчас родились там.




Дверь матери





I


В темноте ночи
Мать бережно держит на руках дитя.
Лунный свет.
С ветки на ветку перелетает ауканьем мой зов.
Ночь выстраивает лабиринты горных
Дождевых облаков.

Ветви деревьев склоняются к воде.
Только что на ветку присела птица.

Ту маленькую птичку вдалеке от дороги,
Вдали от садов и птичьих стай,
Вижу только я.
Бесшумно я продвигаюсь
По световому диску водного дна.

Верхушка дерева, глядя в небо,
Раскрывшее оба крыла,
Вытянулась клювом птицы.
С каждым порывом ветра
Она наклоняется, вкладывая
Мне в рот пищу.

Звоном капели у меня в груди
Звучат пробуждающиеся семена.
Пустой пляж и зелёные плоды.

В лесной чаще среди густой кроны листьев
Раз и навсегда появился я
Новорождённым на земле.
Тренируюсь хлопать крыльями,
Чтобы загонять ветер в гнездо.
Проклюнувшийся росток, я
Свободно улетаю на простор.

Пар у речной пристани.
Пространство и время
Полностью смешались.

Вверх поднимается столб дыма,
И я плыву по морю росы.
Это не роса – дождь.
Высокая светлая башня.

Упругие мышцы, шумит листва,
Слышно дыхание.
Распустившимся ярким цветком
Возвращается на землю умерший.

Я подплываю к берегу.
Там, где волны не разбиваются о берег,
Вода никнет и задыхается.

Сделав глоток прохладной воды,

Я вспомнил, как в сезон прилива
Вода затопила пещеру сверчков.
По звуку лопающихся на воде пузырьков
Определяли, где вход в пещеру.




II


Мать положила меня, своё чадо, на землю.
Душа реки страдает от боли ночного тела.

Вся природа напиталась глянцевым отблеском влаги.
Коленчатыми деталями вырисовываются
Стволы деревьев.
Вода, бурля, бежит всё быстрее.

Спелёнатый паутиной, я заплакал.
Хриплые крики ночной цапли.
Последней вспышкой осветилась
Затухающая зола.

Дрожит луна.
Подберу камешек и нарисую на земле
Поле и несмышлёного телёнка.

Жирными мазками обведу,
Как телёнок, нагнув голову, щиплет траву.

С другой стороны нарисую глаз —
Глаз зверя или глаз человека —
И в свободном углу напишу пару слов…




III


Звук голоса совсем рядом:
– На рассвете я сброшу старую кожу!

Фрукты.
Огонь лампы.
Чашка чаю – инь и ян.

Как будто пробираясь сквозь завесу сумерек,
Вытаскиваю свой организм из оболочки.
Пью капли росы.

Моя свинцово-серая оболочка
Свалена в кучу
Вне досягаемости моих рук.
К наступлению рассвета
В компании ослабевших людей
Каждый поддерживал друг друга.




IV


Тень от дерева распадалась под ногами.
Истлевшая карта?
Или труп то ли полукрысы,
То ли полулетучей мыши?

В панике плету железную сеть,
Окружая себя западнёй.
Оттачиваю нож.

Отыскиваю припасённые спички.
Всё ближе горизонт,

Всё глубже сгущается тьма.
Усиливается волнение,
Наполненное чувством тревоги и обиды.
Ночная тень всё начисто стёрла на земле.




V


Я, ребёнок, гонюсь за мальком.
Бросаясь в волны, теряю направление.

Вода отступает.
Под утро во сне

Болят все кости.
Онемели хвост и спинной плавник.
Чья-то рука, продев верёвки,
Тащит меня, лежащего пластом в изнеможении.

Остановившись, чтобы спрятаться от дождя,
Они выпустили меня
У самой кромки волны.

Я благодарен дождю,
Грохочущему грому
И холодному ветру!




VI


После тяжёлой болезни отец с трудом встал, тихонько подошёл к двери и вошёл в квадрат света.



Подняв палец кверху, он сказал, что впервые видит синего жука – такого, как тот, что сидит в листьях кустарника.



Он вспомнил, как в тот момент, когда он целовал маму, я рассказывал им всяческие истории. О том, как медленно проплывают над нашим домом облака. О колодце, со дна которого до окон поднимался пар. И о том, как крики чёрной лесной сороки обращали взоры всех на пиалу с лекарством.



Истаявшая фигура отца была как высохшая река, как сухие дрова, как пустые зёрна. Сильный ветер раскачивал тяжёлую гроздь плодов.



Отец вдруг пробормотал тихонько: «Мне нужно отдохнуть, проводи меня». Под слабый шорох листвы по крыше дома наши глаза – отца и сына – непроизвольно наполнились слезами.




VII


Космос набросил на меня, ребёнка,
Свои одежды.
Приоткройте глаза и молитесь.

Монотонно кружатся мысли:

…Белые руки – чёрная кровь, белый язык – чёрные слёзы, белая спина – чёрная ушная раковина, белые волосы – чёрный пот…

Если чёрный цвет восторжествует,
Заполнив собой всё вокруг, всё кончится.
Давайте же молиться о нашем
Человечьем мире людей!

Вершина маяка…
Светлая кухня…

Смотрите в любом направлении,
Тренируясь, вглядывайтесь в поверхность
Школьной доски.
Учимся различать цвета,
Складывать буквы в слова:

Вот белый перекрёсток
Белые земля и море,
Белые старик, стул,
Молодая женщина.
Инспектор, крестьянин
Тоже белого цвета.

Рот произносит громко то,
Что в смятении бормочет душа:
– Язык белый – слёзы чёрные, спина белая – ушные раковины чёрные, волосы белые…




VIII


Съёжившись, я, ребёнок,
Сплю на холодном ветру.
И снится мне, что превратился я в зародыш.

Связанный с солнцем незримой пуповиной,
Лечу над кроной деревьев.
Вижу зелень и слышу прерывистый звук.

Каждая почка и любой отросток рук и ног
Выпрямляются в моём теле.
Я просыпаюсь.

Начало пути – здесь.
Пошатываясь, встаёт жеребёнок.
Из ствола дерева выползают насекомые.
Из корзины прямо в воду выпрыгивают креветки.




IX


Всё есть для культовых церемоний:
Барабаны, гонги и весь комплект из восьми инструментов.
Праздник открывается выносом императорского паланкина.
Песни и пляски в честь Всевышнего.
Поклонением четырём Матерям открывают четвёртый день.
Великодушие во взглядах.
Ласковый дождь и тихий ветерок…
Благосклонен посланник императора.
Из искренних сердец идут молитвы
Четырём Небесным Матушкам.
Праздничные одежды…
Да будет удача во всех делах!
На щеках – румяна, на губах – помада.
Бамбуковые кастаньеты и шень с монетами[3 - Шень с монетами – традиционный вьетнамский музыкальный инструмент.].
Парит священный дракон.
Повсюду поют и пляшут,
Приветствуя пятерых Небесных Императоров,
Талантливые высоконравственные люди.
Сверкающий огонь
Трогательно защищает пчелу-каменщицу, жалея её.
Шелковичный червь прядёт шёлковую нить.
Ветер поднимает полы одежд, и развевающиеся платки
Напитываются плодородием почвы.
Воздух наполнен ароматами дынь, лотоса и ареки.
Девушки и юноши, радуясь, бросают в землю
Ароматные зёрна, обрабатывают циновки и одеяла.
Пусть всё украшают цветы и бабочки!
Пусть всё будет прекрасно и на земле, и на небе!
Свежую траву орошает сильный дождь.




II

И вдруг ветер дует





Из нашего дома


Вы подбираете вещи по сезонам:
Букет цветов грейпфрута – к осени,
Сливы – к весне.

Мы же – пульс воздуха, глубокая бездна на груди почвы —
Выбираем тёплые места для расстановки мебели,
Скромные места для наших столов и стульев.

Мы оставляем свои заботы за обеденным столом,
Палочками собираем овощи с поля, когда вдали
Рыба клюёт на приманку внутри нашего глиняного горшка.

Мы любим следы вдоль рисовой стерни,
Глубокие колодцы, ручьи и реки, пруды и лужи.

Не сиди в комнате слишком долго,
Выйди в поле, на берег реки,

Где зелёные листья извиваются, как рыбы.
Попробуй живой ананас или сладкий апельсин,
Позволь соку упасть на коричневую почву.




Держу тебя во рту


Я всегда представляю и верю, что держу тебя во рту —

Там, где никогда нет войн, чумы,
Сплетен и пересудов, ловушек и обмана,
Чтоб на твоём пути больше не было острых шипов.
Я построю стену, чтоб преградить
Путь к тебе бушующим тайфунам.

Ты легонько толкаешься плечами,
Упираешься грудной клеткой,
Пальцами ног в мои щёки.
Болтая и тихонько напевая,
Непринуждённо позволяешь
Моему языку и зубам
Касаться твоего тела.
Во рту у меня ты защищена
И можешь быть спокойной.

Я – рыба, чей рот переполнен лунным светом.
Я покидаю стаю и устремляюсь в бушующее море.




Слушая тебя по телефону


Твой голос в телефоне такой чистый и лёгкий,

Как только что впитавшаяся капля воды
Как едва проклюнувшийся росток
Как спелый плод упавший
И как ручей журчащий.

На другом конце провода вдали – рисовые поля, крестьяне с плетёными корзинами на коромыслах. Машины, башни, корни глубокие…

Твой голос не преодолевает их, а превращает в миниатюры, как бы приоткрывая между ними двери. Слушая тебя, я с помощью глубоко уходящих корней открываю множество чудесных видений в слоях тёплой земли: реку, заполняющую корзины на коромыслах, деревни, где вырастают процветающие башни, ярко-зелёные на фоне полевых машин.



Продолжай, продолжай говорить пустые, ничего не значащие слова! Ведь через минуту, когда ты положишь трубку, всё станет таким, как прежде, обыденным.

Остались только вдали бегущие рябью волны
Только растворяющийся в хлорофилле,
Доносящийся издали сладкий аромат нежности,
Остались только шаткие каменные берега.




Порыв ветра


Мы целовались в узком коридоре,
На зелёной траве,
На колокольне, под сенью векового дуба —

Со всех сторон по щиколотку к ногам подступала вода.
И в этот миг в сильном порыве ветра

Пяденица, промерив тебя, раскачавшись,
Переползла на меня,
Поедая молодые листочки зелени.

По-прежнему безмятежно летает пчела,
Монотонно шумит водопад, медленно падают
Капли дождя.
Все верхушки деревьев наклонились
В одну сторону.




По дороге к пагоде


Когда, поднявшись по крутому склону,
Мы подходили к воротам пагоды,
В твоём лице промелькнул
Образ бодхисатвы Авалокитешвары:

В руках – коричневая сумка,
Высокий воротник, широкая длинная юбка, белое кольцо,
Сияние нимба вокруг
Под ясным небесным куполом.

Мысленно падаю ниц,
Опустевшим телом
Искренне обращаюсь к мантре:

«Ом мани падме хум»[4 - Тибетская мантра на санскрите, обращённая к бодхисатве Авалокитешваре.].

В придорожных кустах
Поднимается ветер
И слышится рычание хищника,
Убегающего в лесную чащу,
Ломающего с треском веточки кустарника.




Пробуждение во время дождя





1


Распахиваю дверь в хмурый день —
Сыростью ворвался в комнату
Моросящий дождь.

Затоплю печь,
Чтоб поскорее высушить одежду.
Щемящая тоска будит воспоминания.
В глотке воздуха ощущаю вкус твоих губ.
С непокрытой головой выглянул из окна —
На крышу террасы сел голубь.
Его оперенье, отливающее сизым,
Окутала пелена дождя.

Сейчас повсюду весенний ветер.
Известковая стена в прожилках,
Словно в кровеносных сосудах.

Не нужно хлопать крыльями и
Не нужно улетать.
Голубь и я
Вытягиваемся, преображаясь
В бирюзовые ростки.




2


Никак не могу уснуть под тёплым одеялом.
Представляю, что, раздвинув потолок,
Приходишь ты.
Распустишь собранные в пучок волосы
И туго-натуго опутаешь ими меня.
В ночи повис высокий чистый звук.
Поворачиваюсь за ветром.
Мгновение – он снова коснулся меня,
Пробравшись по льду замёрзшего озера.
Рыхлая земля,
Трава, мокрая от росы…

– Отпусти меня!
– Отпусти ж ты меня!

В тот же миг я превратился в семя,
Пустил корни и выбросил побег,

Чтобы созрели плоды,
И получилось вкусное вино,
И птица всю ночь высиживала яйца в тепле…
Я сохраню до самого утра эту фантазийную
Иллюзию.




3


Отпусти меня, как в землю опускают зерно,

Как пробуждают траву, покрытую
Небесной влагой.
На крыше дома, отстукивая ритм,
Сгущается дождь.
И быстро распространяется дыхание
Влажной земли.

Ты в смятении натягиваешь одеяло
До самого подбородка,
Ошибочно полагая, что кто-то идёт
Убирать в комнате.

Мой сон ещё не завершён.
Вдруг разом друг за другом проклёвываются листочки,
Скрытые в каждом крошечном семени,
Упавшем в предрассветном поцелуе.




4


Земля начинает новый цикл вращения
Быстрее.

Солнце возвращается вместе
С моей тенью.
Двери домов плотно закрыты,
Следы ног там, где были цветы и плоды.

Стайкой возвращаются пчёлы:
Больше нет у них ни их гнезда, ни королевы.
Чужая земля в каплях дождя.

Крепко вцепившись в веточку дерева,
Раскачивается опьянённый скоростью богомол.
Над вершиной горы парит орёл.
Море теснится к устью реки,
Перекрывая ей дыхание.

Долго-долго буду целовать тебя, чтобы запомнить
Этот миг и это место.
Низко опустились облака.
Земля возвращается к своим истокам.




5


Алеют птичьи гнёзда, вылепленные из
Красноватой земли.
Вздымается лес,
Спешит горный ручей.
От наших пересекающихся
Сплетённых взглядов
Во мне рождается
Множество сущностей,
Превращая их в одну, вторую, третью,
Разделяя на тысячи:
Вот это я – лично,
И это – снова я.

Один, два, три… – целую тебя.
Птичье гнездо наполнено солнечным
Светом.
Маслянистый запах лесных корней
И волны аромата лесных цветов —

Где бы ни были —
Сплетаются в гнездо.




6


Побудем ещё немного рядом,
Пока не займётся прозрачная заря.

Тень от деревьев вдруг раскрылась
Цветком.
Водомерка устраивает гнездо в
Прелой соломе.
Глубоко в землю уходят корни
Вестиверии, оплетая её.

Всё течёт —
И течёт вода,
Удерживая нас вместе.

Каждый поцелуй открывает ещё
Одну дверь.
Сплетаясь руками,
Чтобы не потеряться,
Крепко сжимаем их.
Пара твоих маленьких ручек…

Неуверенно, робко вместе с каплями дождя
Поднимаемся по земле наверх.

День, кажется, уже наступил,
Но мы всё равно ведём друг друга
Встречать зарю.




7


Фотография, где ты поднимаешься
На скалистый берег моря…
Случайно перевожу взгляд на другую картину,
Представляю тебя маленькой точкой в поле.
На картине, нарисованной разноцветными,
Слегка колышущимися каплями,

Пологий склон покрыт шелковистым песком.
Путь вверх по берегу проходит полем.
Твои развевающиеся волосы ветер уносит туда,
Где тихо дремлют деревья.

Если бы сейчас пролетела стая птиц,
Не ведающая страха,
И спустилась бы вниз, чтобы поклевать
Рисовых зёрен,
Я бы выпустил стада голодных полевых мышей,
Выбравшихся из своих подземных нор,

Я бы выпустил грозу, чтоб она осыпала зёрна
Из рисовых колосьев,
Выпустил бы палящий зной
Золотистого солнца, клонящегося к закату,
Для того чтобы дружно созревали поля.




8


Волны реки Батыданг накатывают одна
На другую,
Оставляя песчаные наносы на моих плечах.

Глубоко вбили колышек, чтобы привязывать
Воздушного змея
В благодарность моим родителям.

Корни эгицераса безмолвно сплелись с корнями
Соннератии, и так же естественно переплелись
Корни мангровых деревьев.
На берегу у воды шелестят под солнцем
Тростник и сныть.

Прижмусь к траве,
Уткнусь в твои маленькие ладони —

Большая рыба, выброшенная на берег.




9


Я нагнулся, чтобы подобрать любой предмет, всё, что
могло напомнить о тебе: гальку, соломинку, оброненный
волос. В ностальгии я вспоминал одежду – ту, что ты но —
сила, сброшенную обувь, каждый изгиб твоего тела.

Прикоснувшись к предметам, я почувствовал, что галька —
мягкая, соломинка – тяжёлая, а волос легко сдувается ды —
ханием.
Я долго их держал в руке, очень долго.

Посеял в землю. Подбросил к небу и поймал каплю дождя.




10


Вытянув руки
И расправив грудь,

Я впустил в тело
Вместе с водой
Сквозь узкую щель

Свежесть.
Расслабляюсь,
Привожу в порядок хребет.
Кружась, поток воды смывает
Каждую мёртвую клетку.

Глубоко вдохнув, ложусь на траву,
Сжимаю высокое небо.
Сильный ветер разносит пение птиц.

И я сам – росток, рука, высевающая и
Высаживающая рассаду…
Наживка, сети, снасти, водоросли и мхи…

Нескончаемые волны
Обрушиваются на палубу
Воображаемого корабля.




11


Кончик ножа прикоснулся
К сливочному маслу.
Чей-то рисунок: тонкий контур
Цветка у горизонта.

Я торопливо откусил
И в нерешительности съел
Кусочек пирога.
Мне очень хочется, чтобы ты знала,
Что я здесь.

Надкушенный пирог…
Стая уток переплывает реку.
Время сбора нектара пчёлами.

Мягкий пирог из воздушной муки,
Испечённый в печи,
Рядом с ароматным чаем и острым ножом.




12


Когда читаю книги, представляю тебя. Контуры лиц и пейзажей сходят с книжных страниц и движутся в золотисто-серебряном свете. Герой одного из рассказов вымыл руки в бликах лунного света. Запах луны, смешанный с запахом тела, оседает в земле, в глубокой канаве. Мгновение спустя луна вновь возникает, как ковыль-трава, как цветок пампасной травы кортадерии. Вот на странице текста туман в маленьком горном селе. Босоногая девушка с наполненной рисом корзиной за спиной входит в лес, залитый лунным светом. Какой-то человек спит, и снится ему золотой плод гарцинии, превратившийся под влиянием луны, ожидающей его пробуждения, в трон. В тексте света нет, это я воображаю другие, дополнительные образы под луной.

Истории, полные лунного света.




13


Из чёрной ямки, в которую бросили семена,
Пробился росток.
Летит птица.

Проклюнувшееся растение знает,
Что вся земля покрыта почвой
И что семя наполнено медовым соком.
Оболочка семени только что раскрылась,
Выпустив в бесконечность зелень – росток.

Настанет день, и росток укроет пышной листвой
Поверхность земли.




14


Ярко-розовые тычинки,
Белоснежные лепестки
Открывают небеса.

Вдыхаю запах зелёной травы.
Остроконечный камень у жерла пропасти.
Крики гиббонов, пахнущих дикой плотью.

Пьянящий аромат цветов лилии
С переливами оттенков,
Касаясь меня, тает,
Тает.

Мои губы, словно клюв колибри[5 - У колибри длинный клюв, в полёте она обычно зависает на одном месте, чтобы пить нектар.],
Пьют нектар.
И я, удерживаясь и оставаясь на месте,
Непрерывно хлопаю крыльями.




15


Остов – зима,
Плоть – весна.
Раскрылись белоснежные лепестки лилии.

Их аромат разлился по всем углам комнаты.
Я потянулся к вазе с цветами.

Вынув из вазы, повернул чашечки цветов
В противоположную сторону —

Бирюзовые стебли опираются на меня.
Ожидаю, пока вода, стекая капля за каплей,
Падает, подобно кофе.
И опускается на голову, словно тайфун,
Абсолютная белизна.




16


Сезон, когда на деревьях появляются плоды.
Обнимаю сильный ветер.

Я – питательное вещество,

Дающее деревьям силу,
Чтобы они не так утомлялись.

Прижимаюсь к стволу,
Слушаю пение птиц.
В стволе дерева бурлит кровь.
Опыляется пестик.

Проклюнулся зелёный плод.
Глотаю терпкий сок.

Порывы ветра подталкивают меня к дереву,
К его спелым плодам.




17


Огромный цветок
Обратил меня в сон.
Его стебель достигает небес,
А корня не видно.
Пока я спал, цветок не увядал.

Но ближе к утру лепестки словно сжались,
Превратившись в бутон.

Я знаю, что во сне прожил целую жизнь,
Жизнь любви. Пробудившись,

Бегу туда, откуда истекает аромат, —
Навстречу дороге.

Осторожно касаюсь
Малюсенького цветка.
Его стебель покачивается над землёй.




18


Капля дождя коснулась моего лица, и я рукой легонько стёр её.

Звук дождя воспроизводит, наполняясь, образы подводного мира (сущностей, живущих под водой): кружат рыбы, креветка трепыхается в моём организме, задыхающемся в волнах воды.

Не мороси, дождь, пусть не падают мелкие капли, пусть ливень хлещет по руслам рек, по дну озёр, размягчая и увеличивая в объёмах камни. Обнажёнными руками поддерживаю стволы деревьев. Мокрые бутоны и побеги.

Дождь попадает на кожу, на язык, пролагая кривые прогнутые дорожки. И обозначая талию.

Раскат грома – и в этот миг я представил, как огромная рыба вырывается из тела. Всплывает наверх. Невозмутимо плывёт в стоках дождя и уплывает совсем.




19


Смотрю на купол огненного дерева (делоникса королевского), подставляя под воду лицо; намокшие волосы топорщатся от утренней росы.
Я смеюсь. А волны бушуют.
Обычно ты забываешь об этом, когда идёшь рядом с озером.
Пар от воды поднимается, окутывая и украшая тебя, смеющуюся
И весело говорящую о чём-то.

Внезапно ты вдруг чувствуешь прохладу.
Куда бы ты ни пошла, озеро следует за тобой,
Как будто твоё тело кто-то поливает водой.
Волны увлекают тебя, затягивая на самое дно.

Ты открываешь дверь и смотришь на дорогу, запруженную машинами.
Рядом с кадкой и ароматной полынью болтается кусок электропровода, свешивающийся с соседнего дома.

Рядом с тобой расстилается широкая поверхность озера,
Превращаясь в пару глаз, глядящих на меня.




20


Как мне узнать, сколько цветов в вазе?
Наклонил цветок лотоса.

Помнится, присел на стул
Со стаканом воды в руке,
Опираясь на край стола.

Аромат лотоса поднял меня
На вершину горы.
Торопливо уплывает земля,
Проносятся облака.
Ни одного шага, ни малейшего
Движения лесных зверей.

Помню, что я был пулей, шипом,
Отточенным остриём стрелы,
Пригвоздившей лотос к камню.

Почему же я всё ещё представляю себя
Остриём стрелы, пулей, шипом?

Возвышенный светлый аромат цветка
Обволакивает скалы,
Окутывает травы, которые зачахли
Из-за нехватки земли.
Бесстрашно суетится геккон
В пространстве, где нет и тени человека.

Поднимаю глаза выше, чтобы аромат
Лотоса не увёл меня ещё дальше.
И вот один… два… – лепестки падают
И, касаясь поверхности земли,
Как будто издают крик.




21


Фотография, на ощупь бархатистая, ароматная
От завтрашнего зноя
Стоящего рядом лотоса.

Каждый белоснежный лепесток
Плотно окутывает пространство.

Следуя за их ароматом,
Я пробираюсь сквозь твои глаза.
Женские украшения, одежда…

Открываю шкаф в поисках книги.
Выбираю цвет бумаги и чернил.
Жду, пока заварится чай.
Доливаю кипяток.

У меня ещё столько дел!
Распустились вдруг ещё несколько цветков.
Рядом с рамкой нет двери.




22


Полейте землю,
Пусть вниз проникнет влага:
В сухой земле корни растений агонизируют.

Ощетинившиеся волокна корней, анемичные,
Ослабевшие, цепляются за жизнь из последних сил.
Где стелющаяся нежная зелень?
Где фотосинтез?

Коснувшись воды,
Пучок корней начинает бурно расти.
Ствол наполняется потоком влаги,
Поднимающейся к вершине.
От её напора кора трескается
И лопается поверхность земли.

Где ветер?
Где птицы?

Кто-то сильно встряхнул корни дерева.
Стоило мне так подумать,
Как прохладная влага растеклась
По всему моему телу.




23


Спрячься во мне.
Вслушайся, как я молчу, смеюсь, говорю.
Ноги сплелись с ногами.
Твои руки сподвигают меня двигаться

Посреди лета.
Солнечный свет от бесконечных волн
Отражается сверкающим и блестящим.
Ты подняла мои руки и закрыла ими лицо.

Стая рыб демонстрирует серебряную чешую,
Нарезая в воде ровные дорожки
И разделяя море на множество частей.

От красоты вокруг теснится у меня в груди.
Едва появившись,
Ты тут же растаяла в голубых волнах.

Почему же, обретаясь в моей груди,
Ты ничего мне не советуешь?




24


Надкусив яблоко, ты сказала:
«В нём – море.
Душистое морское течение
Созревает на ветках».

Корни растений – глубоко в земле,
В морской бездне.
Устье реки – клетка наших губ —

Разъедает берега, наступая на сушу,
Останавливается там, где царит любовь,
Где все любят.
Где стоим мы.

В море – сладкая вода.
В источниках —
Дождь по-прежнему пресен.

Ты сказала?.. Броситься яблоком?
Если поступишь бесчестно,
Море меня поглотит.




25


Ствол дерева
Держит небосвод и созревшие плоды.




26


…Пронизывая всё насквозь, идёт дождь…

Хранят молчанье волны.
Высятся скалы.
Корни растений, горизонтальные и косые,
Неподвижны.

Птица-мать накрыла яйца.
Недвижимо застыл геккон.
Замолчал колокол.
На вершине башни облако свернулось.
Мгновенно замер тротуар.

…Пронизывая всё насквозь, идёт дождь…

В пропасть обрушивается волна.
Звонит, не умолкая, колокол.
Стая птиц дружно захлопала крыльями,
И геккон отправился в путь
Вместе с тротуаром, облаками, растениями…




27


Возвысим землю —
И увидим, что есть ещё много мест,
Где мы не бывали.

Вместе с тобой я разглядываю тысячи
Тёмных срезов.
Знаю, что я изменился, но остался всё таким же
Наивным.
Любить будем завтра.
Сердце начало быстро биться —

И с учащённым дыханием, я знаю.
В руках у нас семена.
Мы сеем,
Сеем… Сеем…

Семя случайно падает на дорогу.
Поднимается, превращаясь в огромные деревья.
Возвысим землю, чтобы свежо
Дышалось, чтобы слышалось пение птиц.
Устремляемся в безлюдное тихое место.
Дневной отсвет звенит глубоко в земле,

Через тысячи дверей, которые я открываю,
проникая во все предметы,
В другое пространство, в другие миры.




III

Следующий день





Горькое лекарство



Посвящается моей дочери Нгок Чам

Жар сжигает тебя, дитя моё, как на костре,
А я, твой отец, могу превратиться в пепел.
Лекарство горькое, но ждать больше нельзя.
Сдерживая твою ручонку, дитя,

Я наливаю…

Кап-кап: каплет роса.
Неполная чашка.
Душевная боль стихает.
Изнурительно-холодная ночь,
Но хрупкие лепестки цветов
Прекрасно пахнут благодаря
Своим горьким корням.

Загустевает пот, превращаясь
В мозоли на руках,
И чашку с горьким лекарством
Заполняет весна.
Мой возраст теперь —
Мои молчаливые слёзы.
Бесцельно рыдает реальность.

Малыш, ты что-то жуёшь во сне.
Я ставлю чашку на окно.
Когда ты станешь таким же взрослым, как я,
Со дна чашки, наверное,
Поднимется буря.




Заметки у Великой стены


Облака лежат тяжёлыми валунами на моих плечах,
Мои глаза рассеиваются в песках,
Которые с каждым вдохом наполняют мои лёгкие.

Великая Китайская стена всё ещё строится?
Раздаётся голос евнуха, читающего указ:
«Всех, кто сочиняет стихи, перетаскивая валуны,
Будут бить до тех пор, пока не кончится кровь».
Конец указа!

Поднимая глаза, я встречаю дряблое лицо,
Холодные руки, свинцовые глаза, срывающийся голос.
Крыша-маяк в малиново-красном отсвете
Обнажает саблю над шеей окровавленного синего дракона.

Я выгибаю спину, заслоняя солнечный свет,
Я упираюсь ногами, сопротивляясь натиску ветра.
Всё, что угодно, только бы приблизиться к этому цветку,
Что колышется в небе.

Ваше величество / Уважаемый господин / Отчёт товарищу…
Этот скромный офицер / жалкий гражданин / скромная личность…
Выполнит свои обязательства.

Будь это вершина неба
Или дно бездны,
Я всё равно чувствую твою горячую плеть на спине.

На серых камнях пот путников
Расцветает маками.




Лунатизм



Писателю Буй Нгок Тану[6 - Писатель Буй Нгок Тан (1934–2014). В течение пяти лет (1968–1973) находился в исправительно-трудовом лагере. Автор книги «Рассказ в 2000 году».]

Содвинем бокалы!
На хрустальной поверхности проступает улыбка.
Хрусталь дрожит в руке.

Иссякло птичье пение.
В основании холодного камня
Отразился уже истлевший
Оттиск чьей-то ноги.
Шелест брачной постели —
К перерождению насекомых.
Дышим друг другом.
Дышим незнанным дождём.

Край чашки – в глубоких выщербинах.
Хрюшка из свинарника раздувается,
Обретая размеры огромной деревянной свиньи.
Приступ дождя, к счастью, пережили.
Глазами близких всё восстанавливается.

Белые, как под одеялом, поля.
Сущность слов оплодотворяет землю…

В безрассудстве, цепляясь за стены ночи,
Встаём. Кто узнает,
Кто выпьет в шаге лунатизма

Ещё один бокал,
Ещё рюмку…




Бесконечный сон



Воздадим почести Зием Тяу!

Я озяб от непрекращающегося дождя,
Пролившегося в мой сон под утро.
В момент моего рождения
Мутные волны били в мангровые леса.

Небо не укрывало,
Звезда ярко освещала толстые очки,
Оставленные на клавиатуре.
Всё утро 28 декабря льёт дождь.

Он промочил меня до ниточки!
Земля промокла до костей!

Перелистываю страницы книги,
Оставленной мной открытой.
Под кроной дерева – звуки детского плача.
В низко плывущие облака,
В раздуваемые крылья птицы[7 - Аллюзия на стихотворение Зием Тяу.]
Возвратился продувной сквозняк.

Вокруг корней мангровых деревьев
Кружит белый платок.
В небесной выси раскачивается гроб.




Сохраняя спокойствие, провожаю гостя за ворота


Заварив чай в чайнике,
Вернулся —
А гостя уже нет.
Звоню по телефону —
Его домашние сообщают,
Что вот уже семь лет, как он умер.
Умопомрачение…

В моём доме
Полный переполох:
Не помню, когда сняли
Со стены портрет,
Где заводные механические часы,
Чайный сервиз… Кто дал его,
Выдав за старинный?

К соседям заглянул,
Спросил о ценах на продукты —
Какие-то подорожали,
Другие – в прежней цене.

А в доме чай стоит, ещё горячий.
Подвинул чашку, где сидел мой гость.

Струя смертоносного пара
Взвилась перед глазами на высоту
Полутора метров и более…
Спустя мгновенье опустилась вниз.




Вариации на тему о вороне


Дыхание смерти направляет фитиль к зениту.
Ворона сияет ярко.


* * *

Рождение…
После крика вороны
Неизбежен уход, которому
Невозможно сопротивляться.
Свёрток развернут.
Явная деградация.
В конце сада лекарь сжигает свои книги.
Срок годности всех новых лекарств на складе
Уже истёк.
Наказывают колдунов и ведьм,
Рты их стянуты железными крюками.

Рождение…
Когда внезапно падает колокол
На голову старого слуги в храме,
Рыба кончает жизнь самоубийством,
Запрыгнув в облака,
Где поперёк неба натянута сеть
С сотнями тысяч крючков.

Рождение…
Чернила пролились под ноги, и кровь
Свернулась сгустками в горле и бронхах,
И росчерк один на первой странице
Просочился на тысячу страниц всей книги.


* * *

Ворона, с высоты бросаясь вниз
На двух острейших крыльях
В центр трупа, вспарывает воздух,
Так что торопливые ветры
Не успевают её обуздать.


* * *

Из глазниц выцарапывает
Взгляды.
Фотографии умерших – свидетельства былого.
Разрезает и вытаскивает язык,
Чтобы сушить под солнцем уроки устной речи.
Плоть по кускам
На части разбирает,
Отделяя четыре конечности,
Обнажая все внутренности,

И только что был поднят ею череп,
Покрытый мхом весь…
И невозможно эпитафию сложить.


* * *

Ворона ведает во сне,
Что у смертей всех – свой особый план.
После крика вороны
Все добровольцы укладываются внизу.


* * *

Когда ворона в комнату влетает,
Бессильно палец тянется наверх,
Что может означать
Дуло ружья,
Лезвие косы
Мотыгу
Или просто этот очень твёрдый палец —
Сначала замёрзший,
Потом покрытый льдом,
Затем и вовсе полностью растаявший.


* * *

Не приближайся к тени:
Там ворона,
Подъемлющая крылья,
На рассвете и в сумерки

Когтями зацепляется за ветер,
Ломая, переламывая листья
И ветви, что попались на пути.

В тени поэт укрылся от вороны.
Все буквы будто выдраны из глаз.


* * *

Гляди
На вещи
Долго, не мигая.
Моргнёшь —
Обрушится тогда воронья тень.

А тень своя,
Боясь взрасти цыплёнком,
Молчит, таясь, не подавая звука.


* * *

Вот из толпы в одеждах чёрных люди и в чёрных масках выбегают прочь. Они бегут и бьют себя по рёбрам, тень над землёй пытаясь превозмочь и силясь голову поднять и глянуть вверх.


* * *

Наевшись досыта, ворона тихо дремлет на дереве, растрескавшемся в щепки, и снится ей, что всё, что влезло в зоб, вдруг превратилось – каждое – в яйцо. И воронята, вылупившись, мчат из всех пяти органов её чувств, немедленно бросаясь за добычей на зов инстинктов плотоядных всех.


* * *

Предельные страдания оборачиваются назад на прожитое, которое считают уже почти умершим. Плащ кричит до хрипоты, когда проходишь мимо стола и шкафа. Безмолвствует, погрузившись в сон, телефон. Стараясь скрыть свои клыки и когти, открыла рот скрепка. А ручка метлы, зацепившись за руку чернорабочей, тянет её к мусорной яме. Поля шляпы на голове охранника вопят от ужаса, наклоняясь вниз и царапая его лицо. Никто не открывает ворота, но многим тем не менее удаётся найти вход.


* * *

Души, освободившиеся от тел, ищут путь назад, чтобы, возвратясь, вступить в бой со злобными воронами. После града выпущенных пуль, не принёсших смерть и не нанёсших ран, благовонный дым от ароматных палочек стелется и растягивается, превращаясь в доску, на которой проступает первое написанное слово нового урока.


* * *

Это последняя строка завещания:

Начинайте церемонию небесного погребения в тот момент, когда возникнет тень вороны.


* * *

Ночная тень постепенно проникает в утробу вороны.

И у нас, как и у вечно жаждущей реки, подводит живот от голода. Капли мутной воды пытаются проникнуть сквозь щели между волокнами ткани. Обширная поверхность воды сдерживает напор колебаний, стараясь сохранить тени людей. Уже с зажжённой спичкой вдруг вспоминаешь, что фитиль далеко. Вскинув руки вверх, закричишь в темноте одиноко.

Всю ночь ворону мучает недомогание.

От ужаса она кричит.

И звук впервые улетает без эха.




IV

Лебедь улетел





Воробьиная пара


Не вижу, только слышу
Каждый звук,
С деревьев доносящиеся трели:

Один воробышек, вспорхнув,
Присел на ветку,
Освободил местечко для другого.

И ради этой пары воробьёв
Я здесь.

А в этот миг и лилия раскрылась,
Как некий клад из антиквариата.

Портрет висит в дворцовом кабинете.
Вскипает самовар.
Матрёшка распахнулась.
И ароматом каравая печь благоухает.

Дорога – мысли —
Убегают вдаль.

Когда ж затихнут, —
Жду я, – воробьи,
Ведь только что промчал-пронёсся ветер
По русым по берёзовым холмам.

    Москва, 2014



Ландыш


Ветер начисто подмёл
Всю гладкую поверхность земли:
У обочины – траву,
Вдоль дороги – корни деревьев.

А я ищу место для отдыха.
Выбираю книгу…
Но как привести себя в равновесие духа?

Вдруг вижу – куст ландыша передо мной.
И слышу – шепчет мне:
«Упрячься в тайне!
Отметь себя молчанием!
Приложи к губам палец – и тишина…»

И в налетевшем резком вихре ветра
Укутались теплом, туманом, светом
И мудрый кустик ландыша,
И я.

    Подмосковье, 2014



Малина


Ещё вчера малина зеленела.
Всю ночь я слышал музыку:
Копыта цокали, звенели бубенцы —
И ранним утром ягоды поспели.

Звук бубенцов крестьянских лошадей,
И молодые возницы в телегах,
Нагруженных и сеном, и зерном;
И прошловекий принц, гулявший ночью;

И конь, в рывке порвавший все поводья,
Всё мчится, мчится.
Грива растрепалась в ночи под ветром.
Снится ветер мне: он всё несёт,
Разносит эхом звуки,
И звуки заполняют всё собой.

Мой русский друг принёс мне горсть малины
Из сада своего, уже созревшей.
Смакую наслаждаясь, не спеша.
Мне кажется, что в ягодах звучанье
Всего оркестра, снившегося мне.




Лебедь улетел


Всю поверхность воды потянул на себя
Вверх за парой взлетающих крыльев.
Но истинную глубину знает лишь душа озера.

Как долго томился он в неволе!
Бурлит поток воды вслед
За белоснежным опереньем,
За серыми поджатыми лапами.

Высоко летит лебедь:
Покрытый травой берег
В прищуренном глазу сжался.

И улетел на рассвете
Через другие озёра…
Лишь пар клубится днём и ночью.

    Шереметьево, сентябрь 2014



Я верую


Утреннее солнце и пар от воды
Укрыли влюблённую пару,
Целующуюся на берегу канала Грибоедова.

Я иду широким шагом
К Спасо-Преображенскому собору[8 - Спасо-Преображенский собор (Nh? th? Ch?a C?u Th?) в Санкт-Петербурге, построен в 1883–1907 годах, уникальный памятник русского зодчества, один из двенадцати красивейших соборов мира.].
Душа переполнена верой
И счастьем влюблённых.

Ещё ярче золотятся купола,
Родней и ближе стала стая голубей и воробьёв.
Перед входом в храм все пары влюблённых
Обмениваются поцелуями.

Так, – я подумал, – они
Отпускают друг другу грехи
Согласно таинству покаяния[9 - Обряд отпущения грехов (исповедь) – одно из семи таинств (крещение, миропомазание, причащение, покаяние, таинство священства, елеосвящение и таинство брака) Русской православной церкви.].

Вдохновлённый ожиданием Воскресения,
Старик поднял вверх глаза
И, осенив себя крестом, спросил, верую ли я.

    Санкт-Петербург, сентябрь 2014



Скульптура «Укрощение коня человеком»[10 - Скульптура Петра Карловича Клодта (1805–1867), отлита в 1841 году, установлена у Аничкова моста на реке Фонтанке в Санкт-Петербурге.] В Санкт-Петербурге


Подняв копыта, встав на дыбы,
Конь грудью двинулся на юношу,
Поймавшего его и под уздцы держащего.

Невский проспект.
В людском потоке, взирающем наверх,
Запечатлеваю в памяти
Образ вечерней России.
Белый след самолёта в небе
Смешивается с журавлиной стаей…

Я едва сдерживаю волнение,
Взирая на поединок юноши с конём:
Победит ли юноша
Иль конь порвёт удила?

Останавливаюсь на Аничковом мосту
И тоже хочу умчаться.

    Санкт-Петербург, сентябрь 2014



Буря в Петергофе[11 - Петергоф, или Летний дворец, находится в 20 километрах к западу от Санкт-Петербурга.]


С вершин деревьев
Водопадом льётся поток жёлтых листьев.
Люди и голуби ищут приюта.
Ветер метёт-подметает дочиста

Каждый булыжник мостовой
Ещё со времён императора Петра.
Такая чистота здесь, у корней
Каждой травинки.

Малиновый звон срывается
С вершины колокольни
И опускается на лиственный ковёр
Вокруг памятника.

Распахивается окно дворца —
Императрица Екатерина
Высоко держит скипетр,
Улыбается, успокаивая подданных.

Она всегда властна и притягательна.
«Властна и притягательна», —
Невольно повторяю эту фразу вполголоса,
Переводя взгляд то на ряды берёз,
То на белые и зелёные хризантемы,
Склонившиеся к земле.

    Санкт-Петербург, 12 сентября 2014



Из Петропавловской крепости


После выстрела пушки в двенадцать часов[12 - Обычай стрелять из пушки Петропавловской крепости каждый день ровно в двенадцать часов существует со времён правления императора Петра Первого.]
Открывается небо другое.
Голуби пролетают сквозь дым орудий,
Перемещается галька, меняя положение.

Вглядываемся, подняв глаза,
На призывный звук колокола.
Ждём, когда апостол Пётр сотворит чудо.
Запоздало-грустные цветы сирени,
Алые гроздья рябины на согнутых
Под тяжестью ветках.

Перед монетным двором —
Тюремные камеры.
Люди группами молча заходят внутрь.
На золотом троне неподвижно застыл
Император Пётр.

Ветер, кружась, поднимается
С Невы к вершинам башни,
Кронам дубов, макушкам берёз.
Я аккуратно кладу каждый поднятый листик
В неисчерпаемую сокровищницу земли.

    Санкт-Петербург, 2014



Осенние дни в России





I


Стайка воробьёв сидит на траве
У безмолвного озера.

Ветер устремляется вверх в кроны деревьев,
Одно за другим расшвыривая золотые мониста.

Солнечный свет, словно свечной воск,
Освещает колокольни,
Дворцы, фонтаны,
Юных девушек, идущих от Третьяковской галереи,
Лилово-синее небо.

Останавливаюсь возле огненно-красного клёна,
Подбираю на память листок.




II


В гостях в квартире учительницы Татьяны Ивановны
Мы пьём вино, едим хлеб и борщ.

Татьяна Ивановна открывает страницу дневника,
Где запись, сделанная мамой в день её рождения отцу:
«Родной мой Ваня, я в порядке, хотя ещё слаба…»

Фотопортрет отца, работавшего некогда в органах,
Фото мужа-учёного – их никого уже нет.

И всё теперь по-другому!

Только ветер приносит знакомый запах берёзовой листвы,
Овевая икону на книжной полке из сосны.

Выходим вместе на балкон и фотографируемся против света,
Фиксируя дорогу с множеством поворотов,

Зелёные, красные яблоки,
Осыпающиеся на вечерней заре.




III


Там, на небе,
Великий поэт Пушкин
Держит за руку Натали[13 - Наталья Николаевна Гончарова (1812–1863) – жена поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837).]
И смотрит на Россию
И мир.

Каждая строка поэта —
Это ключ,
Открывающий осень.

Я произношу название
Одного из его стихотворений.
Две опоры моста,
Две створки двери,
Две каменные глыбы,
Два только что распустившихся цветка…

Слежу за парой рыжих белок,
Ловко взбирающихся по клёну.

Пушкин и Натали,
Приближаясь, опускаются ниже —
Ближе к Казанскому собору,
Ближе к Царскому Селу[14 - Царское Село (Tsarskoe Selo), в настоящее время город Пушкин рядом с Санкт-Петербургом. В 1814 году А. С. Пушкин написал стихотворение «Воспоминания в Царском Селе».].

Лебеди, опьянённые страстью,
Попарно плавают в озере.
Голуби, вороны и вороны,
Опустив вытянутые лапы,
Не хотят покидать поверхность земли.

    Москва, 23 сентября 2014



В парке «Царицыно»[15 - Музей-заповедник «Царицыно» находится на юге Москвы.]


Ворона, каркнув,
Взлетела на клён
И съёжилась, будто кто-то исподтишка
В неё выстрелил.

Каждая пуля разрывает в клочья пелену тумана
И вонзается в землю.

Тёплые имена друзей:
Коля, Рита, Маша, Вова, Ольга,
Оля, Лилия.
Необозримые поля дикого тростника!

И столько смертей!
Войны, терроризм, разборки…
Нет больше вражды.

Колышется тростник!

Парк в выходной день.
Молодые супруги, увлечённые беседой.
В колыбели сладко спит младенец,
Чмокая, словно сосёт сосок.

    Москва, 2014



Песнопения в храме Василия Блаженного[16 - Построен в 1555–1561 годах на Красной площади в Москве, считается одним из семи чудес России.]


…У моста сгущается тьма…
…Почти касаясь крыльями воды, над речкой пролетают птицы…
…Алый свет зари освещает статую…
…Облетают одуванчики…
…В кронах елей дует и дует ветер…

С подножья холма к дворцовым дверям
Гаммами опускаются вниз звуки.
Вытянулись кроны деревьев.
Мелькают дорога и мысли…

Статуя растворяется в полыхающей заре, одуванчики прячутся в ветре. Промелькнули полы царской одежды, и конница пронеслась по мосту. Графы, красавицы в дубовых теремах, в императорских садах… ведут беседы в вагонах метро с современной молодёжью в коротких юбках и джинсовых штанах…

Я спешно перекрестился:
Простите мне мою рассеянность, —
Отвлёкся мыслями…
Поднял глаза на икону Богородицы!

Последний аккорд…
…Ветви елей… Река… Алеющая заря… Статуя… Мост… Одуванчики…

    Москва, 22 сентября 2014



Блины


В тёплой комнате – аппетитный аромат,
Свежевыжатый сок, нож и вилка.
В вазе – полевая ромашка.

Я попросил Колю
Распахнуть окно:
Когда ешь, хочется рассматривать землю.

Слышно, как скользит ветер с высоты.
Дорога убегает в хвойный лес.
Бескрайние поля пшеницы и гречихи.

Ты предлагаешь различные начинки блинов:
Лососёвая икра, капуста?
Варенье и аппетитные грибы?

Я решил выбрать сметану…
Сад, залитый медовым солнцем,
Искрится жёлтыми гроздьями
Цветов утёсника.

    Подмосковье, 2014



Слушание дождя в старинном замке


Каждой каплей дыхание солнца неся,
Острый купол готический к небу стремится.
На брусчатке поступь Юрия Ильича
Эхом от храмовых стен отразится.

Дождь, как войско, по листьям ракиты идёт.
Вновь послышится в зарослях стрел злое пенье.
А Миранка-река снова вдруг обретёт
И повторит улыбок и слёз отраженье.

Святополк в своём склепе громом грянет шутя,
Призывая ожить стародавние страсти.
И поведают хладные капли дождя
Об истории княжеских древних династий.

И метнётся тень птицы над тёмной водой
И густой оживляющий бас колокольный.
Сквозь завесу дождя не угаснет тот бой,
Пока птица летит на тот берег раздольный.




Картофельная бабка


Мне б средь волн, океанами вольными взбитых,
Оказаться с картофельной бабкой в руках
Или в нашем студенческом общежитии
В Белоруссии вдруг очутиться в мечтах!

Я бы каждый кусочек картофельной бабки
Смаковал, наблюдая, как там, за окном,
Птицы малые лезут за крошками в драку
И как ветер играет с опавшим листом.

Я бы рыбкам кусочки еды вожделенной
Разделил и раздал. И потом бы поплыл
К горизонту, чтоб встретить рассвет вдохновенно
И вдохнуть его в лёгкие что есть сил, —

В новый день, что пришёл бы с таким ароматом
Той картофельной бабки, что в юности той,
Где я в Минске на небо глядел страстным взглядом,
Был порывист, влюблён был и смел, как герой.




В эпоху рыцарства


Под Минском прекрасным врата горячи.
Эпоху рыцарства вновь возрождая,
Под смех громогласный сверкают мечи,
Доспехи горячим дыханьем пылают.

Там рыцари высокомерно в седле
Все мечут и копья, и стрелы.
Щиты защищают. И сердце в огне.
И предков характер в них смелый!

И дух боевой в тех потешных боях,
Плечом у плеча встанет крепость.
И смерть не страшна в этих смелых ролях.
По-прежнему в Родине – ценность!

В гармонике громкой той – пламени рок.
Танцуют «Лявониху» люди,
«Юрочку» танцуют и «Крыжачок»,
И парами – птицы танцуют.

И каждый из нас – смелый рыцарь опять,
Желает служить милой Отчизне.
И я просыпаюсь, чтоб предкам отдать
Вьетнамскую Дельту совсем бескорыстно.




Узбекский чай



Спасибо поэту Хосияту РУСТАМУ за чай!

Запах тонкого чая окутает комнату,
Солнце утром откроет пошире окно.
И напьётся земля ароматами досыта,
Поделившись с морями по самое дно!

Мы с друзьями на чайной такой церемонии
Породнимся теплом поэтических строк
С тем поэтом из Азии, что для гармонии
Нам отправил посылку на Дальний Восток.

Вкус прекрасного чая уводит нас заново
По старинному Шёлковому пути.
У величия храмов вьетнамских узнаем мы,
Где рецепты узбекского плова в чести.

Пусть традиция вольно распространяется,
Как народная песня звенит на ветру,
Лошадиною гривой бамбуковых зарослей
Поле степью пусть станет для нас поутру.




Платок «Белобог»



Посвящается переводчику Маруфу Ташпулатову

Я накину «Белобог»-платок на платье,
Когда ветер пробирает до озноба.
Пусть друзей моих прекрасные объятья
Отогреют сквозь разлуку светом тёплым.

Мне платок напомнит цвет медвяной дыни,
И цветущую калину в белой пене,
И тюльпаны, что до лета середины
Отцветут. И юной цапли пенье.

«Белобог»-платок гнездом так связан,
Чтобы пух окутывал мне шею,
В лучезарном сне его я счастлив
И взлечу рассветным сильным змеем.

Отогреет душу мне заботой,
Будто в том платочке оренбургском
Все четыре времени у года
Зацветают фрукты тёплой дружбой.




Ташкентское вино


Вызревший цвет винограда засветится синей,
Плавно стекающей в омут закатной слезой,
Каждою каплей вина в хрустале звоном дивным
Сердце моё отзовётся большою волной.

Я поднимаю бокал, осторожно вкушая,
Нежно губами я пробую это вино —
Так ветерок, что приходит из дальнего края,
Вьётся у стула из сакуры вновь моего.

Цвет винограда столь ярок, и так он надёжен,
Словно проверенный временем искренний друг,
Выросший вместе с тобой из росточков зелёных,
Синий и крепкий он, славен, могуч и упруг.

Спелые гроздья на ветках горят, точно свечи,
Город родной мой Хайфон[17 - Хайфон – родной город Май Ван Фана.] наблюдает закат.
Я вспоминаю улыбки и добрые встречи.
Время не властно над нами. Я этому рад.




Танец тановар[18 - Тановар – традиционный национальный узбекский танец.]


Искры от пяток своих сеешь ты семенами
В лунном сиянье, как грома воинственный взор,
Тановар-танец всю землю смешает с волнами
И принесёт урожай с голубеющих облачных гор.

Ступни летящие непревзойдённого ветра достойны,
Диких коней, что в степи разбежались от царской камчи,
В ритме дутара, гиджака, танбура и дойры
Кровь моя в пляске простой барабаном стучит.

Из Бухары кто в Хиву отправляется, из Самарканда
Мимо уснувших в могилах правителей древних и книг,
Не рассказавших о том, что любовь бриллиантом
В этих песках до сих пор звёздно с неба горит.

Ты увлекаешь в горнило. Горячие печи
Мелют в муку меня, глиной сжигают в ночи.
Испепеляет твой танец таинственной встречей,
Ярким огнём переливно-волшебно расшитой парчи.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66959863) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Гора Иенты находится в 130 километрах от Ханоя. Её высота – 1 068 метров. На горе расположен целый комплекс из одиннадцати пагод. Это место основания буддистской секты «Чук Лам». (Здесь и далее – примеч. авт.)




2


Вьетнамский король Чан Нян Тонг (1258–1308) – основатель этой секты.




3


Шень с монетами – традиционный вьетнамский музыкальный инструмент.




4


Тибетская мантра на санскрите, обращённая к бодхисатве Авалокитешваре.




5


У колибри длинный клюв, в полёте она обычно зависает на одном месте, чтобы пить нектар.




6


Писатель Буй Нгок Тан (1934–2014). В течение пяти лет (1968–1973) находился в исправительно-трудовом лагере. Автор книги «Рассказ в 2000 году».




7


Аллюзия на стихотворение Зием Тяу.




8


Спасо-Преображенский собор (Nh? th? Ch?a C?u Th?) в Санкт-Петербурге, построен в 1883–1907 годах, уникальный памятник русского зодчества, один из двенадцати красивейших соборов мира.




9


Обряд отпущения грехов (исповедь) – одно из семи таинств (крещение, миропомазание, причащение, покаяние, таинство священства, елеосвящение и таинство брака) Русской православной церкви.




10


Скульптура Петра Карловича Клодта (1805–1867), отлита в 1841 году, установлена у Аничкова моста на реке Фонтанке в Санкт-Петербурге.




11


Петергоф, или Летний дворец, находится в 20 километрах к западу от Санкт-Петербурга.




12


Обычай стрелять из пушки Петропавловской крепости каждый день ровно в двенадцать часов существует со времён правления императора Петра Первого.




13


Наталья Николаевна Гончарова (1812–1863) – жена поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837).




14


Царское Село (Tsarskoe Selo), в настоящее время город Пушкин рядом с Санкт-Петербургом. В 1814 году А. С. Пушкин написал стихотворение «Воспоминания в Царском Селе».




15


Музей-заповедник «Царицыно» находится на юге Москвы.




16


Построен в 1555–1561 годах на Красной площади в Москве, считается одним из семи чудес России.




17


Хайфон – родной город Май Ван Фана.




18


Тановар – традиционный национальный узбекский танец.