Книга - Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете

Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете
Райан Уилсон


Призвание. Книги о тех, кто нашел свое дело в жизни
Что делает урок интересным, а что способно безвозвратно его испортить? Что такое быть хорошим учителем? Эта книга о жизни школьного учителя. В ее начале он предстает наивным и восторженным студентом-практикантом, для которого все в школе является новым и интересным. Постепенно у него открываются глаза, и он понимает, что профессия его мечты имеет не только плюсы, но и ряд серьезных минусов, которые очень непросто пережить. Уилсон сталкивается с трудными учениками, не желающими идти на контакт родителями, огромным количеством бумажной работы, жесткими требованиями начальства и постоянными инспекторскими проверками. Он открыто рассказывает о неприятных ситуациях, которые вполне могли стоить ему карьеры. В книгу «Дневник учителя» он вложил все свои самые яркие воспоминания об учительской карьере и размышления о сути этой непростой профессии.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.





Райан Уилсон

Дневник учителя

Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете



Ryan Wilson

THOSE WHO CAN: A TEACHER’S STORY

Copyright © Ryan Wilson, 2021

© Ляшенко О.А., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022


* * *


Посвящается Лиз, учителю с большой буквы; Зои, настоящей северной энергетической станции, и всем учителям, которые выполняют свою невероятную работу под колоссальным давлением.







От автора


В этой книге я рассказываю о случаях из своей учительской карьеры, основываясь на своих воспоминаниях. Разумеется, ученики и коллеги, с которыми мне посчастливилось работать, имеют право на конфиденциальность, поэтому я изменил имена, места и другие узнаваемые характеристики. В некоторых случаях я был вынужден объединять людей или ситуации в целях сохранения конфиденциальности. Таким образом, любые совпадения являются случайными.




Введение


«Ты смельчак!» – обычно говорят люди на вечеринках, когда я говорю, что работаю учителем. «О-о-о, у меня точно не получилось бы!» – добавляют они через секунду. За этим обычно следует вопрос: «Ты всегда хотел этим заниматься?» Это плохо завуалированная попытка выяснить, в какой сфере у меня ничего не вышло, прежде чем я пришел в эту худшую в мире профессию.

Как правило, люди разговаривают с учителями как с расстроенным ребенком, пропустившим гол во время важного футбольного матча. Они подбирают слова, чтобы найти плюсы в ситуации и не акцентировать внимание на упущенных возможностях, однако им не удается скрыть жалость из-за того, что у вас ничего не получилось.

Мне понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к такому отношению, потому что я всегда считал, что работа в школе – лучшая в мире. Моим одноклассникам на восьмой день рождения подарили фигурки «Трансформеров» и кукол «Барби», я же получил большую доску и коробку мела. Я часами рассказывал воображаемым ученикам о столицах мира и формуле вычисления площади треугольника.



Я тщательно разрабатывал учебные материалы, заполнял журналы вымышленными именами, подбадривал несуществующих учеников и считал, что идеальное занятие на вечер – это проверка работ. Неудивительно, что никто не считал меня клевым.


Это довольно странное увлечение, думаю, было у меня в крови. Мой отец всю жизнь преподавал музыку, и мне нравилось наблюдать за тем, как он идет в школу с портфелем, полным распечатанных тестов. Вернувшись домой, он пересказывал нам разговоры из учительской и жаловался на хор, не попадающий в ноты. В начальной школе мне повезло: у меня были потрясающие учителя, чье влияние точно не ограничивалось школьными стенами. Они казались мне всезнающими, и я хотел подражать им.

Откуда бы ни росли ноги моего энтузиазма, с ранних лет я был убежден, что все вокруг мечтают стать учителями. Помню, как был искренне удивлен, узнав, что не все одноклассники хотят пойти той же дорогой, что и я.

Во время учебы в школе и университете я упрямо придерживался своей позиции. Очень многие учителя советовали мне подумать о другой профессии, подкрепляя аргументами вроде: «У нас мизерная зарплата» или «Ты должен стремиться к большему», но меня было не переубедить.

Замечательные учителя средних и старших классов еще больше укрепили мое желание. Я помню долгие летние дни с миссис Вебб, которая рассказывала нам о «Макбете». Это была величавая женщина, носившая красивые струящиеся платья. Она говорила тихо, а когда рассуждала о бессмысленности необузданных эмоций и роли ведьм в гибели Макбета, в классе воцарялась тишина.

Многие неопытные, непослушные и ленивые ученики ошибочно принимали ее слегка эфемерную натуру за слабость. Помню, как один мальчик придумал какую-то невероятную причину, почему не сдал домашнее задание, – она была связана с кроликом парня его сестры. Голосом чуть громче шепота миссис Вебб ответила, что ждет домашнее задание завтра до 09:00. Он открыл рот, чтобы возразить, но учительница была непреклонна, завершила разговор словами: «Завтра, пожалуйста» – и выплыла за дверь.

Однако она была щедра на похвалы, и я все чаще старался впечатлить ее. Даже когда она критиковала мою работу, я понимал, что она верит в меня и делает это, чтобы я добился больших успехов. В один из таких дней в компании миссис Вебб я решил, что хочу посвятить жизнь преподаванию литературы в школе.

Вымышленные ученики из моего домашнего класса превратились в настоящих, когда в достопочтенном возрасте двадцати двух лет я впервые устроился на работу в школу. Я знал, что учительство никогда не упадет с пьедестала, на который я его поставил. Честно говоря, проверка работ, в которых реально что-то было написано, занимала немало времени и перестала быть тем расслабляющим вечерним занятием, которым я ее считал. Хотя реальные дети были чуть менее послушными, чем вымышленные, я все равно считал свою работу пределом мечтаний. Она была благородной и сложной, разнообразной и важной. Кроме того, работать с любопытными и живыми подростками, чей мозг еще формировался и которые всегда говорили то, что думают, было невероятно интересно.

Разумеется, медовый месяц не может длиться вечно. Были времена, когда учительство приносило мне не только удовольствие, но и стресс и разочарование.



За последние десять лет нагрузка на школы, учителей и учеников только возросла, но моя работа мне все равно нравится.


Наш жизненный опыт так или иначе формируется под влиянием учителей, и мы часто вспоминаем их уроки.

То, что вы прочтете дальше, можно считать одой учителям и удовольствию работы в классе. Несмотря на сложности, давление и сорванные уроки, с работой в школе ничто не сравнится. Это дань невероятной и во многом недооцененной работе учителей во всех уголках страны, выполняемой ими изо дня в день. Я надеюсь стереть презрительную улыбку с лиц тех, кто любит говорить на вечеринках: «Знаете, учить любят те, кто не умеет это делать». Вместе с тем эта книга еще и крик о помощи, потому что сегодня учителя испытывают гораздо большее давление, чем когда-либо, и с годами идеалистическое представление о ребенке у доски в просторном классе прошло суровое испытание.




С чего все началось


Сентябрь 2005 года. Группа учеников впервые после каникул взволнованно идет в школу. Учителя-практиканты, волнуясь не меньше, чем их будущие ученики, готовятся к первому рабочему дню. Педагогический факультет, где мне предстоит узнать обо всех тонкостях профессии, располагается в новом футуристическом здании на окраине города, и мы первые, кто будет там учиться. Пахнет краской и предвкушением. Двадцать студентов прибыли сюда на годовой курс с надеждой получить право преподавать литературу в школе после его окончания.

Я испытываю характерную для первого дня застенчивость в сочетании с желанием завести новых друзей. Как неуклюжий одиннадцатилетний мальчик, который должен сказать нечто непристойное, чтобы покорить товарищей, я пытаюсь добиться расположения коллег с помощью необдуманного дерзкого комментария на тему севера Англии. Ни секунды не колеблясь, кто-то мне отвечает: «Эй, осторожнее! С нами, северянами, лучше не шутить».

Это голос Зои. Она похожа на великолепный светловолосый энергетический шар. Я сразу проникаюсь к ней симпатией. Позднее выяснилось, что она росла в Шеффилде, но потом переехала на юг, чтобы получить сертификат последипломного образования в области преподавания, а до этого три года училась на педагогическом факультете в Даремском университете. Она такая же дерзкая, как и ее первые слова в мой адрес.

Обучение состоит из довольно странного сочетания простых университетских занятий (как правило, они начинаются в 10:00, и на них нужно записывать свои чувства на стикерах) и практики в школе. Нередко студентам приходится выезжать на рассвете и несколько часов добираться до школы, чтобы делать то, не знаю что, причем бесплатно.

К сожалению, дети знают, что ты еще учишься, поэтому лучшее, на что ты можешь рассчитывать с их стороны, – это жалость. Они, как и животные, чувствуют страх, и нужно притворяться уверенным и властным, даже если у тебя нет ни того, ни другого. Мы понимаем, что будет нелегко, но я жду уроков с нетерпением. Я еще никогда не был настолько уверен в том, что нахожусь на верном пути и в нужном месте.

Быстрый поиск в интернете говорит о том, что школа, где я буду проходить практику, находится глубоко в Фенских болотах[1 - Географическая и историческая область в восточной части Англии.]. Я расспрашиваю о ней и узнаю, что это не очень хорошее учебное заведение, известное низкими результатами экзаменов и сложными учениками, которые дерутся, травят друг друга и воруют. Школа расположена в неблагополучном районе: многие дети никогда не выезжали за пределы Фенских болот и даже не были в ближайшем городе. Я воспринимаю это как возможность что-то изменить. Всего через две недели университетской подготовки я впервые подъезжаю к школьным воротам. Ничто не испортит мне настроение.

План таков: я понаблюдаю за уроками около недели, а затем буду вести их под контролем опытного учителя, получать обратную связь и совершенствовать навыки.

Бо?льшую часть первой недели я наблюдаю за уроками учителя Тони. Он очень приятный парень: высокий, приветливый и похож на Хью Гранта, играющего роль джентльмена из высшего общества. Однако я быстро понимаю, что класс – не его естественная среда обитания. Кроме того, у него проблемы со слухом.

Я беспомощно наблюдаю, как дети бегают вокруг, шепотом оскорбляют, думая, что его слуховой аппарат не работает, и вообще вьют из него веревки.

Мне нужно делать записи в новенькой тетради формата А4 – я планировал сделать ее хранилищем учительской мудрости, но не знаю, что писать. «Старайся полностью не утратить контроль»?

Недели, проведенной за задней партой класса Тони, вполне достаточно, чтобы я мог приступить к самостоятельному ведению уроков. Мне объясняют, что из-за нехватки персонала за мной никто не будет наблюдать. Я буду один рассказывать классу из тридцати четырнадцатилетних подростков о «Ричарде III». Это не соответствует требованиям к практике, установленным университетом, но наш уютный кабинет, где проходят семинары, слишком далеко от линии фронта, и последнее, чего я хочу, – это раскачивать лодку. Я не читал ни страницы «Ричарда III», поэтому срочно начинаю знакомиться с пьесой.




Комедия ошибок


Несмотря на скорость, с которой разворачиваются события, я безумно счастлив. Впервые на моих уроках будут живые дети, представляющие собой чистые холсты. Мои скромные инструменты – это язык и сюжеты, и я нарисую прекрасные картины в умах и сердцах детей.



В выходные я трачу несколько часов на планирование уроков, снова и снова проигрывая их в голове, и засиживаюсь допоздна, продумывая раздаточные материалы, игры и темы для обсуждения.


Я думаю об уроках, которые вел в своей воображаемой школе: они всегда проходили гладко, ученики внимательно слушали и никогда не грубили. Планы, которые я составляю, – фотографические негативы этих уроков.

Через десять минут с начала урока, когда я с энтузиазмом изображаю горбатого Ричарда III, меня прерывает четырнадцатилетняя девочка, которая выглядит на двадцать пять из-за толстого слоя макияжа на лице.

– Сэр, я могу поговорить с вами за дверью? – спрашивает она.

– Конечно, – отвечаю я, радуясь, что хотя бы минуту не придется разыгрывать сцены, которые ужаснули бы Шекспира. Он точно пожаловался бы своей жене Энн, что неопытные учителя литературы оскверняют его работы.

– Возможно, это ерунда, но мне кажется, я нравлюсь Гэвину, – говорит Джейд.

– Ясно, – отвечаю я осторожно. – Он тебя донимает?

– Эм-м, мне просто не очень нравится, как он это… выражает.

– И что же он делает? – задаю я неизбежный вопрос, хоть мне совершенно не хочется его задавать.

Оказывается, Гэвин, которого я считал хорошим ребенком, поскольку он не проявлял открытого неповиновения, принес в школу маникюрные ножницы. Он решил, что будет здорово состричь волосы ниже пояса, нарезать их на крошечные кусочки и дунуть ими в лицо Джейд, сидящей напротив и ни о чем не подозревающей. Когда ее накрыло облако лобковых волос, она старательно делала вид, что слушает мой рассказ о физических недостатках Ричарда, из-за которых он чувствовал себя аутсайдером.

Я отправляю Джейд обратно в класс, пообещав во всем разобраться, и вызываю Гэвина на разговор. Убеждая его, что это не лучший путь к сердцу Джейд, я смотрю на учеников через окно в двери. Ученики не анализируют цитаты, которые я дал им, прежде чем выйти, а вместо этого избивают двух мальчиков свернутыми копиями пьесы.

– Что вы делаете? – кричу я, открыв дверь. В моем голосе читается скорее отчаяние, чем авторитет.

– Просто изображаем убийство двух молодых принцев в башне, – отвечает кто-то из детей. Разумеется, после этого избиение продолжается.

Объясняя, почему не стоит осыпать одноклассниц лобковыми волосами и одновременно пытаясь предотвратить убийство двух принцев, я понимаю, что этот год, вероятно, будет сложнее, чем ожидалось.




Найти свой стиль


Наверное, мой первый урок не был идеальным введением в учительство. На следующий день я сижу в учительской и препарирую свой урок с руководителем департамента.

– Помни, – говорит он, – если справишься с работой в этой школе, сможешь работать где угодно.

Честно говоря, подбадривает это не очень.

Я предполагал, что буду чувствовать себя в школе как рыба в воде. Конечно, это было самонадеянно, но я надеялся сразу стать той версией себя, которую так долго представлял. Мне хотелось непринужденно контролировать класс, помогать ученикам и вдохновлять их своей спокойной уверенностью, как миссис Вебб много лет назад. Я мечтал быть как мисс Хани – тихая и добрая учительница из «Матильды» Роальда Даля[2 - Британский писатель, автор романов, сказок и новелл, поэт и сценарист. Обладатель многочисленных наград и премий по литературе.], но на первом же уроке ощутил себя ее неуравновешенным злобным близнецом.

Я пытаюсь найти собственный учительский голос, но продолжаю получать противоречивые советы. Наша университетская наставница Кристин – талантливая, неорганизованная и немного хаотичная бывшая учительница литературы – советовала нам перед началом практики, когда мы покидали ее уютный кабинет: «Просто оставайтесь собой, и все будет хорошо». Однако один старожил учительской отвел меня в сторону и недвусмысленно дал понять, что нельзя улыбаться классу перед Рождеством.

Однажды вечером я столкнулся с Зои в университетской библиотеке и спросил, как проходит ее практика.

– Даже не спрашивай, – ответила она. – Я не знаю, что делать с плаксами. Позавчера я оставила после занятий трех семиклассников, которые не сделали домашнее задание, и уже через пятнадцать минут все они рыдали. Думаешь, мне нужно быть мягче?

Очевидно, найти свой учительский стиль можно только методом проб и ошибок, при этом последних будет явно больше.




Йога-терапия


Наша практика в школе прерывается университетскими занятиями, на которых Кристи показывает, как должен выглядеть хороший урок. Мы играем роль учеников и разыгрываем «Двенадцатую ночь»[3 - Пьеса, комедия Уильяма Шекспира в пяти действиях, названная в честь праздника двенадцатой ночи в Рождественский сезон.] так, словно это серия «Жителей Ист-Энда»[4 - Сериал о повседневной жизни простых жителей вымышленного округа Уолфорд в восточной части Лондона.], и придумываем эпизод «Шоу Джереми Кайла»[5 - Разговорная программа, герои которой рассказывают о личных проблемах, а затем гости передачи обсуждают их поступки. Схожа с дневным шоу Андрея Малахова на российском телевидении. Обсуждения измен и семейных конфликтов, а также тестирование на полиграфе – обычная часть шоу.] с действующими лицами из «Ромео и Джульетты».

На одном из четырех занятий в конце ноября Кристин сказала, что сейчас непростое время: все устали, до Рождества еще далеко, и большинству из нас приходится тратить много времени на дорогу до школы и обратно.



Составлять планы уроков до поздней ночи и таскать домой тяжелые папки, набитые сданными работами, стало нормой.


Один из одногруппников даже купил для них чемодан, и теперь его постоянно спрашивают: «Вы едете в отпуск?»

Кристин сообщает, что придумала для нас нечто полезное: она пригласила шведку Ульрику, чтобы провести расслабляющую сессию. Вся группа в составе тридцати человек тащится в танцевальную студию, где нас встречает одетая в яркий костюм из лайкры Ульрика. Ее кудрявые волосы зачесаны назад и зафиксированы повязкой в стиле восьмидесятых. Она ставит компакт-диск со звуками свирели и с сильным шведским акцентом призывает нас лечь на пол и закрыть глаза.

Не успев понять, что происходит, я, следуя инструкциям Ульрики, оказываюсь на четвереньках и, выгибая спину с закрытыми глазами, повторяю: «Я впускаю солнечный свет в свое тело».

– Ви погрусились в состояние глубо-о-окого расслабле-ения, – говорит Ульрика.

Честно говоря, мне сложно представить себе что-то менее расслабляющее, чем женская версия мистера Мотиватора[6 - Деррик Эррол Эванс, более известный как мистер Мотиватор, – британский инструктор по фитнесу; родился на Ямайке. Прославился в британской программе GMTV в 1993 году, пропагандируя фитнес как образ жизни в прямом эфире. Его яркие наряды быстро стали торговой маркой, а выступления привели к широкой известности в Великобритании.], которая кричит на меня, пока я стою на четвереньках с закрытыми глазами.

– Теперь предстафте, што вы на пляше, – приказывает Ульрика. – Солнце светит ф литсо. Васмошно, фам в голову пришла мысль о шко-о-оле, но ви думаете: «К чорту!»

Возможно, дело в сильной усталости, а быть может, в чьей-то невоспитанности или, вероятно, в нелепости ситуации (группа взрослых людей ползает по полу), но вдруг кто-то рядом со мной начинает смеяться. Не просто хихикать, а неконтролируемо хохотать. Я приоткрываю глаза и смотрю на Зои – ее лицо выражает смесь дискомфорта, отвращения и презрения. Вот и все. Я ложусь на пол и хохочу вместе с ней. Это оказывается заразным, распространяется по всему залу, и сеанс завершается тем, что мы все содрогаемся от смеха. Это такое облегчение! Как ни странно, Кристин и Ульрика дали нам именно то, что нужно, пусть даже не так, как планировали.




Все мы учимся


Честно говоря, уже через несколько недель практики мне становится тяжело. Рабочий день длится долго, а нагрузка в школе и университете высока. Но когда уроки проходят хорошо, а дети говорят, что им все понравилось или сами находят дополнительную информацию, чувство удовлетворения побуждает двигаться вперед. Рождественские каникулы не за горами, но до них я должен провести свое первое родительское собрание в седьмом классе. Я буду рядом с классным руководителем, а к нам по очереди будут подсаживаться мамы и папы. Это будут худшие в мире быстрые свидания.

Андреа, классный руководитель, работает в школе около пяти лет. Она великолепна: умна, доброжелательна и к тому же прекрасно знакома с сильными и слабыми сторонами каждого ребенка.



Я же проработал в этой школе (в школе в принципе!) меньше трех месяцев и до сих пор иногда забываю путь от учительской до кабинета литературы.


На собрании я замечаю, что родители делятся на несколько типов. Есть серьезные мамы и папы – они все записывают и приходят с заранее подготовленными вопросами. Есть занятые родители, которые явно прибежали в школу с работы и теперь постоянно проверяют почту на телефоне. Можно подумать, что за те пять минут, что они разговаривают с нами, у них накопится целая гора электронных писем. Есть и те, кто очень старается быть хорошими родителями, но испытывают трудности и спрашивают совета, как воспитывать детей. Есть и такие, чей английский недостаточно хорош для разговора с учителем.

Однако всех объединяет одно: я понимаю, что их взгляды, вопросы и комментарии обращены ко мне, а не к Андреа. Они спрашивают совета у меня, одинокого двадцатидвухлетнего парня без детей, проработавшего в школе всего ничего. Мне хотелось закричать: «ОБРАЩАЙТЕСЬ К НЕЙ! Я ПРАКТИКАНТ! Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ».

Это доказывает, что даже в профессии, которая традиционно считается женской, сексизм пустил корни так глубоко, что люди общаются с мужчиной так, будто он знает лучше. Один папа, который все время смотрел на меня, даже когда говорила Андреа, перед уходом повернулся к ней и спросил: «А вы, дорогая, еще учитесь?»




Усвоенные уроки


Когда воспоминания о Гэвине и его методах ухаживания постепенно угасают, я усваиваю еще один важный урок школьной жизни: всегда делай глубокий вдох, прежде чем сделать что-то в порыве ярости.

Я стал вести уроки литературы в восьмом классе. Моих одногруппников, работающих в других школах, курируют опытные учителя: сидя за последней партой, они ведут записи и делают негромкие замечания детям в случае проблем с поведением. После урока учитель и практикант цивилизованно обсуждают урок за чашкой кофе.

К сожалению, в моей школе проблема с кадрами, поэтому мне приходится действовать соло. Мне приносят расплывчатые извинения и говорят комплименты, единственная цель которых – успокоить: «Мы делаем так только потому, что вы к этому готовы». Конечно, это ложь, но я слишком тактичен, чтобы оспаривать это.

Восьмиклассники подготовили в группах презентацию на тему поэтических приемов. Когда они выходят к доске и делятся своими идеями, я с удивлением отмечаю, что они вовсе не ужасные, но меня беспокоит одна девочка. Грейс подошла ко мне перед уроком и предупредила, что из-за заикания боится выступать перед публикой. Мы поговорили о том, что ее беспокоит, и я, как мог, постарался ее приободрить. Мне было понятно, почему она боится выступать перед остальными.

Когда Грейс, стоя у доски, собирается начать выступление, она находит глазами меня, сидящего за последней партой. Я киваю ей и улыбаюсь, стараясь воодушевить и поддержать. Ее дыхание сбивчивое, и она явно напряжена, однако ей удается объяснить, что такое аллитерация. Она приводит примеры и рассказывает, зачем поэты иногда прибегают к этому приему. Завершив выступление, она сияет от счастья.

Со стороны может показаться, что это пустяки, но для Грейс это победный гол в финальном матче, лучший подарок на Рождество и медаль от королевы. Она снова смотрит на меня, и я не могу дождаться, когда скажу ей, как здорово она выступила. Я разделяю ее триумф и, хотя усилия приложила только она, позволяю себе поверить, что тоже причастен к ее успеху.

Один из учеников поднимает руку.

– Да, Джош, ты что-то хотел?

– Я просто хотел сказать: х-х-х-хорошая работа, Г-г-грейс.

Ученики начинают хохотать, улыбка сходит с лица Грейс, а я чувствую прилив ярости.

– ВОН ОТСЮДА, ДЖОШ! – кричу я, и мои слова расходятся эхом по классу.

Будто в замедленной съемке, он встает и начинает двигаться к двери, продвигаясь на сантиметр с каждым шагом. У него не получилось бы двигаться еще медленнее, не остановившись. Я понимаю, что он хочет еще больше рассердить меня, и я попадаюсь на его удочку, возмущенный тем, что Джош разрушил хрупкую уверенность в себе Грейс и сорвал урок, который шел хорошо. Я чувствую, как поднимаю руку, чтобы подтолкнуть его к двери.



На университетских занятиях нам говорили, что мы не должны прикасаться к детям, потому что это может быть неверно истолковано. Это значит, что если кто-то плачет, ты должен сопротивляться естественному желанию утешить его и положить руку ему на плечо.


Если ученик хочет обняться, ты должен вежливо отказаться. Конечно, есть исключения: вы можете вступить в контакт, чтобы спасти ребенка от неминуемой опасности. Однако подталкивание ребенка к двери из-за того, что он вывел вас из себя, не может быть исключением. Я шокирован и расстроен тем, что еле сдержался.

Оглядываясь назад, я понимаю, что такой реакции с моей стороны способствовали и другие факторы. Я был неопытным практикантом, оставленным на произвол судьбы. Меня просили бежать, когда я едва мог ползать. В классе должен был находиться учитель, который поддержал бы меня и посоветовал, как вести себя с Джошем.

Я решаю, что в следующий раз, когда Джош меня разозлит, сделаю пять глубоких медленных вдохов, прежде чем ответить ему. Какое счастье, что какой-то инстинкт помешал мне подтолкнуть его в тот день. Я был близок к провалу.




По пятам за учеником


Проходят дни и недели, Рождество остается позади, и постепенно преподавание становится более естественным и приятным. Если в начале практики я не спал ночами, разрабатывая подробный сценарий каждого урока, теперь знаю, что смогу обойтись базовым планом и больше не прописываю в нем, что обсуждение темы будет проходить с 11:03 до 11:08. Я научился быть свободнее и проще: если дискуссия идет хорошо или кто-то задал интересный вопрос, продлеваю ее, и прерываю, если дети молчаливы, что бывает нередко.

В начале января нам сообщают, что дадут выходной, чтобы мы поучаствовали в мероприятии «По пятам за учеником». Каждого из нас прикрепят к ученику с особыми образовательными потребностями, и мы должны будем следовать за ним целый день, ходить по урокам, чтобы понять, что представляет собой его школьная жизнь. Меня приставили к девятикласснику Джо. У него дислексия, и ему сложно общаться с другими людьми и воспринимать, что ему говорят.

Первый урок – математика, и рядом с Джо учебный ассистент. Она находится неподалеку, пока он рассчитывает вероятность. Ее задача – убедиться, что Джо понимает смысл задачи, но не мешать ему самостоятельно делать расчеты. Она помогает ему записывать домашнее задание и проверяет, знает ли он, какой урок следующий в расписании.

Дальше идет музыка, и Джо обходится без ассистента. Она помогает ему только на английском, математике и некоторых других уроках. Ученики слушают «Планеты» Холста[7 - Симфоническая сюита Густава Холста, написанная в 1914–1916 годах. Каждая часть произведения названа в честь одной из планет Солнечной системы с соответствующим ей, по мнению композитора, астрологическим характером.], и Джо присоединяется к обсуждению, но, когда остальные дети начинают выполнять письменное задание, я замечаю, что ему становится тяжело. За музыкой следуют география, физкультура, химия и немецкий. Джо идет впереди, а я тащусь за ним. Поскольку координатор мероприятия не хотел, чтобы Джо чувствовал себя неуверенно из-за меня, он не знает, что я делаю и, наверное, гадает, зачем какой-то странный парень повсюду за ним ходит.

К концу дня я настолько изможден, что едва могу говорить, а ведь я просто наблюдал. Это еще раз напомнило мне о том, как много всего приходится делать детям за день: слушать о тектонических плитах, учить немецкие глаголы и отрабатывать лучшие техники передачи мяча в футболе. Джо ходил на занятия к шести учителям, у каждого из которых свой подход и ожидания от учеников. Все они беспокоятся о выполнении домашнего задания, грядущих контрольных и прогрессе учеников. Джо должен соответствовать определенному уровню по этим и другим предметам. Это серьезная нагрузка для всех, не говоря уже о ребенке с особыми образовательными потребностями. Учителя всячески стараются поддержать его, но их возможности ограниченны, ведь в классе еще двадцать девять других учеников. Для меня это бесценный опыт, поскольку я вижу детей только на своих уроках и могу легко забыть, какая нагрузка лежит на них в течение дня, не говоря уже о неделе.

Если кто-то говорит, что сегодня учиться в школе легко, имейте в виду: этому человеку не стоит доверять. Взгляд на учебный день глазами ребенка стал для меня откровением.




Такси для одного


Я сижу в учительской и пишу эссе, которое нам задали в университете. Вдруг одна из учительниц просовывает голову в дверь и спрашивает, не могу ли я недолго присмотреть за ее учениками. Она говорит, что это замечательные дети, и мне нужно лишь несколько минут побыть с ними, пока они тихо работают. Ей же необходимо отойти по срочному делу.

Войдя в класс, я не вижу прилежных учеников, старательно выполняющих задание: практически все разговаривают, некоторые громко. Несколько детей стоят группами и замечательно проводят время. Ни один ребенок не пишет. Я представляю, как их учитель вернется и увидит, что я не могу контролировать один из лучших классов в школе.

«Райан, – говорю я сам себе, – пришло время действовать. Покажи им, кто здесь главный».

Будто со стороны я слышу собственные слова:

– Что здесь вообще происходит? Думаю, вам пора прекращать.

Дети незамедлительно замолкают, и я поверить не могу, что мне удалось так быстро восстановить порядок в классе. Может, я прирожденный заклинатель детей?

Однако моему самодовольству приходит конец, когда один из учеников говорит:

– Сэр, наш учитель здесь.

Чувствуя, как колотится сердце, я смотрю в направлении его указательного пальца и вижу руководителя департамента, который приоткрыл рот от удивления и нахмурился. Он явно не понимает, почему практикант, сам едва вышедший из подросткового возраста, ворвался в его класс и сорвал урок, который шел как по маслу. Я что-то бормочу о том, что мне нужно вернуться в учительскую, и пристыженный иду к двери, слыша, как кто-то кричит вслед: «Такси для одного!»

Я захожу в соседний класс, где дети работают в полной тишине, и размышляю, как бы больше не встречаться с тем учителем.




Маленькие люди


Я учусь на учителя литературы средних и старших классов, поэтому буду работать с детьми в возрасте от одиннадцати до восемнадцати лет. Однако во время практики мы обязаны отработать неделю в начальной школе, где учатся дети четырех – одиннадцати лет. Именно так я оказался этим прохладным весенним утром на крошечном стульчике в окружении очень маленьких людей. Все они смотрят на меня: кто-то с любопытством, а кто-то с нескрываемым неудовольствием.

Я помогаю детям с таблицей умножения и понимаю, что семь на девять – это слишком сложно для них. Затем играю роль приглашенного судьи во время упражнения «Покажи и расскажи». После рисую вместе с шестилетними детьми, и мой рисунок оказывается среди самых неудачных. Больше всего меня впечатлило то, насколько громкими могут быть маленькие дети.

Некоторые учителя качают головами и говорят: «Понятия не имею, как вы справляетесь со старшими учениками», но то же самое я думаю о них. Хотя наша работа называется одинаково, по содержанию она совершенно разная. Во-первых, учителя начальных классов преподают все предметы, поэтому должны быть одинаково компетентны в науке и искусстве. Если вы считаете, что они не обучают ничему сложному, рекомендую ознакомиться с экзаменационными заданиями для выпускников начальной школы. Лично я не смог сходу ответить, сколько вершин у квадратной пирамиды. Во-вторых, если мы переключаемся между разными классами, они весь год работают с одним. Это помогает хорошо узнать каждого ребенка, но если попался сложный класс, работа превращается в настоящий кошмар.



Возвращаясь домой в последний день практики в начальной школе, я гадаю, почему всем учителям начальных классов не дают орден за невероятное напряжение, которое они испытывают каждый день.


Вдруг я замечаю, что слева от меня кто-то шагает. Это одна из шестиклассниц, с которыми я работал в тот день. Ее зовут Марта, и ей недавно исполнилось десять. Ее волосы заплетены в косички, и, наблюдая за ней на занятиях, я понял, что она веселая и разговорчивая. Я спрашиваю ее, куда она идет.

– Я иду к вам домой, – отвечает она.

Я смеюсь, думая, что это неудачная шутка.

– Куда ты идешь на самом деле? – спрашиваю я.

– Я хочу пойти к вам домой, – повторяет она без намека на улыбку.

Перед глазами красной лампочкой мигает инструкция по защите детей. Это классический сигнал, указывающий на то, что ребенок пытается стереть границы между учеником и учителем. Я твердо отвечаю, что она не может пойти ко мне домой. Пока я внутренне поздравляю себя с тем, что мне удалось профессионально выйти из неловкой ситуации, она говорит:

– Если не разрешите мне пойти с вами, я скажу учительнице, что вы меня трогали.

Больше всего меня шокирует спокойствие, с которым она это сказала. В этой новой и страшной для меня ситуации у нее есть власть, и она это понимает.

– Боюсь, что твои слова совершенно неуместны, и мне придется поговорить с директором, – с трудом отвечаю я.

Марта пожимает плечами и уходит. Я стою посреди улицы один и, с одной стороны, чувствую облегчение, что ситуация разрешилась, но с другой – боюсь дальнейших действий Марты.

Я незамедлительно звоню в школу, и директор предлагает мне вернуться, чтобы обсудить произошедшее. Хотя я всего лишь практикант, прекрасно понимаю, насколько серьезны подобные обвинения: часто они ставят крест на карьере. Получить такое в свой адрес уже на практике – это рекорд.

Директор говорит, что Марта уже не в первый раз позволяет себе подобные обвинения, но они ни разу не подтвердились. Мне нужны эти слова поддержки, и я сразу чувствую, как расслабляются мои плечи. Директор заверяет меня, что поговорит с девочкой и ее родителями. Я возвращаюсь к работе в средних и старших классах и радуюсь, что больше не увижу Марту, которая, похоже, не воплотила свою угрозу в жизнь. Меня быстро поглощает водоворот школьной жизни.

Иногда я все же думаю о Марте. Какие события в жизни побуждали ее говорить такое? Директор сказал, что из-за сложных семейных обстоятельств она стала пытаться манипулировать учителями, особенно мужского пола. У меня создалось впечатление, что мужчины плохо с ней обращались. У нее были знания о сексе, нехарактерные для ее возраста. Нам рассказывали, что это может быть признаком сексуального насилия.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/rayan-uilson/dnevnik-uchitelya-istorii-o-shkolnoy-zhizni-kotorye-obychno-d/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Notes





1


Географическая и историческая область в восточной части Англии.




2


Британский писатель, автор романов, сказок и новелл, поэт и сценарист. Обладатель многочисленных наград и премий по литературе.




3


Пьеса, комедия Уильяма Шекспира в пяти действиях, названная в честь праздника двенадцатой ночи в Рождественский сезон.




4


Сериал о повседневной жизни простых жителей вымышленного округа Уолфорд в восточной части Лондона.




5


Разговорная программа, герои которой рассказывают о личных проблемах, а затем гости передачи обсуждают их поступки. Схожа с дневным шоу Андрея Малахова на российском телевидении. Обсуждения измен и семейных конфликтов, а также тестирование на полиграфе – обычная часть шоу.




6


Деррик Эррол Эванс, более известный как мистер Мотиватор, – британский инструктор по фитнесу; родился на Ямайке. Прославился в британской программе GMTV в 1993 году, пропагандируя фитнес как образ жизни в прямом эфире. Его яркие наряды быстро стали торговой маркой, а выступления привели к широкой известности в Великобритании.




7


Симфоническая сюита Густава Холста, написанная в 1914–1916 годах. Каждая часть произведения названа в честь одной из планет Солнечной системы с соответствующим ей, по мнению композитора, астрологическим характером.