Книга - Александр Александрович Богданов

Александр Александрович Богданов
Сборник статей

Михаил Вячеславович Локтионов


Философия России первой половины ХХ века
Настоящий том посвящен философу, революционеру и писателю Александру Александровичу Богданову (Малиновскому) (1873—1928). Его научно-теоретическое и литературное (в том числе архивное) наследие и сегодня вызывает интерес, а также острые дискуссии как в России, так и за рубежом. В книге собраны статьи современных философов, ученых и писателей, в которых идеи А. А. Богданова актуализируются, а его интеллектуальная биография представляется в контексте политического и научно-философского круга общения.

Книга адресована широкому кругу читателей – философам, историкам, литературоведам, а также всем тем, кто интересуется проблемами российской истории, науки и культуры.

This volume is devoted to Aleksandr Aleksandrovich Bogdanov (Malinovsky) (1873—1928) – the philosopher, revolutionary and writer. His scientific, theoretical and literary (including archival) heritage is still of interest today and raise acute discussions both in Russia and abroad. The book contains articles by modern philosophers and humanities scientists, who actualize ideas of A. A. Bogdanov and present his intellectual biography in the context of a political and scientific-philosophical circle of communication.

The book is addressed to a wide range of readers – philosophers, historians, literary critics, as well as all those who are interested in the problems of Russian history, science and culture.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.





Сборник статей

Александр Александрович Богданов



© Пружинин Б. И., общая редакция серии, 2021

© Локтионов М. В., составление и общая редакция тома, 2021

© Щедрина Т. Г., редактор по архивам, 2021

© Коллектив авторов, 2021

© Институт философии РАН, 2021

© Некоммерческий научный фонд «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого», 2021

© Политическая энциклопедия, 2021















М. В. Локтионов, В. Л. Шарова

Богданов – титан российского Возрождения


Говоря сегодня о таком человеке, как Александр Александрович Богданов, прежде всего зададим вопрос: почему он нам интересен? Почему он не является только лишь памятником эпохи, абстрактным человеком, который участвовал в подготовке революции, писал философские сочинения и фантастические романы? В связи с чем он актуален сейчас? И почему, самое главное, он не был столь актуален тогда?

А. А. Богданов жил и работал в исторический период, без преувеличения, переломный в политическом, социальном, культурном смыслах. Эпоха конца XIX – первых десятилетий ХХ века была определяющей и для последующей эволюции научного знания. Лишь один пример: на данный момент для нас привычной и даже словно бы самоочевидной является концепция смены парадигм Куна, согласно которой в одной и той же парадигме развиваться ни наука, ни общественная мысль не может. Рано или поздно парадигма исчерпывает себя, и необходимо менять нашу парадигму и переходить к новой – возможно, более широкой, а может быть, просто другой, нежели предыдущая. Эпоха рубежа веков оказалась как раз таким периодом, когда старая парадигма начала себя изживать, и Богданов был в числе тех исследователей, что внесли важнейший вклад в этот процесс.

Биография Богданова, как, пожалуй, и всякого революционера, была очень насыщенной и неоднозначной. Он родился в 1873 году в Гродненской губернии, учился на физико-математическом факультете Московского университета, откуда был отчислен за революционную деятельность. После этого география жизни Богданова становится весьма разнообразной. Молодой ученый был отправлен в ссылку, закончил в Харькове медицинский институт, а затем активно участвовал в революционной деятельности, не чураясь порой и террористической активности. Такой специфический старт не помешал Богданову превратиться в серьезного, влиятельного теоретика. Более того, мало кого из марксистов того времени можно было поставить рядом с ним.

Тут следует сделать важное замечание. В целом русскую революционную мысль не следует представлять, как однонаправленное движение, некую ленинскую идею, которая привела к революции. В свое время революционное движение вполне мог бы возглавить и Богданов, обладавший многими качествами и задатками потенциального лидера: знаниями, аналитическим умом, энергией. Не было единственного, что было у Ленина, – у него отсутствовала жажда к власти, к революции любой ценой. Поэтому, говоря о взаимоотношениях Ленина и Богданова, мы должны в первую очередь понимать, что Ленин критиковал Богданова, не потому что Богданов увлекался эмпириокритицизмом, а потому что чувствовал в нем серьезного оппонента.

Книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», где Ленин противопоставлял эмпириокритицизм диалектическому материализму, хорошо знакома всякому человеку, некогда учившемуся в советском вузе. Богданов же, наоборот, пытался не противопоставить, а срастить материализм и учение Маха, причем вывести его за границы физики, в том числе в поле общественной деятельности. Эти попытки имели не только теоретический характер, но и практические последствия: популярность Богданова и его окружения была весьма и весьма высока, как и его объяснений многих процессов с помощью именно эмпириокритицизма.

При этом следует уточнить, что в трактовке Богданова эмпириокритицизм назывался эмпириомонизмом: делался четкий акцент на холистическом восприятии реальности, на том, что и физическая природа, и социальная действительность не могут быть редуцированы к каким-то отдельным частям и должны быть представлены во всем своем многообразии. Эта гипотеза была уже достаточно сложна для ленинского подхода, что и послужило началом первого конфликта Ленина и Богданова.

Последней каплей в назревавшем конфликте стало следующее обстоятельство: Богданов вместе с рядом своих коллег организовал внутри русского марксизма то, что получило название богостроительства. Он пытался интегрировать идеи марксизма и религии, основываясь на некоем предполагаемом сходстве социалистического и христианского мировоззрений. Его приверженцы не «искали» Бога как некую существующую надмирную сущность, а стремились «построить» Бога из мощи коллектива.

Таким образом, можно сделать вывод, что поиски Бога, строительство Бога Богдановым и его соратниками заключались не в преобразовании религии, а в том, чтобы, по сути, религиозными методами, самой идеей веры можно было бы пользоваться для изучения тех или иных феноменов как физической, так и интеллектуальной жизни. Богостроительство в качестве идеи привлекло немало выдающихся деятелей того времени: к этому же течению принадлежали Анатолий Луначарский, Максим Горький и Владимир Александрович Базаров, которого очень активно критиковал Ленин в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм». Это было последней каплей, такого «кощунства» Ленин терпеть не мог.

Сегодня уже можно утверждать: «Материализм и эмпириокритицизм» не пережил свое время. А вот судьба эмпириокритицизма оказалась более счастливой: он по-прежнему интересен историкам науки, философам науки; тем, кто занимается интерпретацией тех или иных сложных теорий. Достаточно сказать, что квантовая механика – это одна теория, но существует несколько ее интерпретаций, самая известная из которых – так называемая копенгагенская интерпретация, предложенная Нильсом Бором, тоже испытавшим сильное влияние эмпириокритицизма…

Мало кто знает, что у Богданова в 1910 году вышла статья «Вера и наука». Это был ответ на книгу «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. В ней он достаточно просто и достаточно логично разбирал ошибки этой работы и объяснял, почему он считает, что эмпириокритицизм никак не противоречит материализму и не перетягивает на сторону идеализма ни естествознание, ни общественные науки. Тем не менее клеймо эмпириокритициста, клеймо эмпириомониста на Богданове осталось навсегда.

Богостроительство, впрочем, не осталось лишь кабинетным теоретизированием. Богостроители в свое время попытались организовать свою школу, даже свой тип революционного движения. При поддержке Горького они на острове Капри создали фракционную школу для рабочих. Ленин называл ее «Литераторский центр богостроительства» в основном из-за того, что делалось это большей частью на деньги Горького. Поначалу Ленин достаточно благосклонно относился к новому центру, во всяком случае, бывал в этой школе, что подтверждают известные фотографии, снятые на острове Капри, где Владимир Ильич Ленин играет с Александром Александровичем Богдановым в шахматы. Правда, число людей на этих фотографиях изменялось в зависимости от эпохи…

Ленин пробыл достаточно долгое время на Капри, даже пытался работать в этой школе, но затем, прервав всякие отношения с Богдановым, уехал оттуда и создал свою школу на основе того, что увидел на острове Капри. Интересно, что именно у Богданова Ленин заимствовал идею, как следует организовывать школы для рабочих, хотя никогда в этом не признавался.

Каприйская школа еще некоторое время существовала и работала, но закончилось это предприятие достаточно грустно, хотя с учетом всех обстоятельств и предсказуемо – Ленин настоял на необходимости исключения Богданова и всех богостроителей и отзовистов из Центрального комитета и Центрального органа РСДРП. Более того, фактически участия в работе партии Богданов с 1909 года не принимал. Так закончилось соревнование за людские умы между Лениным и Богдановым.

Мог ли победить в этом противостоянии Богданов? Вопрос сложный. С одной стороны, конечно, идеи Богданова были более широкими, интересными и более практически применимыми в различных областях, чем идеи Ленина. Но в Богданове не было настойчивого желания во что бы то ни стало реализовать их. Поэтому в каком-то смысле, во всяком случае, с точки зрения политической логики победа идеологии Ленина здесь была совершенно заслуженной.

Несмотря на неуспех с каприйской школой, богостроители и махисты продолжили совместную деятельность, у них были и другие интересные проекты: так, еще в 1909 году они создали группу «Вперед». Формально она имела статус литературной организации, но на самом деле являлась философско-идеологическим образованием, которое активно и во многом оказало влияние на то, что мы называем пролетарской культурой. И более того, создание Пролеткульта практически целиком принадлежит тоже Богданову. В настоящий момент на этой деятельности в каком-то смысле базируются идеи христианского социализма, и на этом же основывается так называемый трансгуманизм – понятие, которое активно эксплуатируется современной наукой.

Некоторое время спустя, особенно во время Первой мировой войны, Богданов начал постепенно отходить от эмпириомонизма и эмпириокритицизма как такового. Это происходило, не потому что он разочаровался именно в этом направлении. Скорее, это было разочарование в философии вообще. Богданов начал понимать, что философия, во всяком случае, в том виде, в каком она существовала тогда, сильно оторвана от жизни, применение философии в науке или общественной деятельности практически невозможно, а значит, нужно идти в таком направлении и искать то, что можно было бы применять на практике и создать теорию, на основе которой были бы возможны описания различных физических и социальных процессов.

Эта идея Богданова являлась новаторской. В ту эпоху науки были практически полностью разведены по своим предметным областям: физики не занимались химией, химики не занимались физикой, социологи не знали лингвистики. Мультидисциплинарные исследования как таковые в то время фактически отсутствовали, хотя сегодня это практически мейнстрим научного знания или, по крайней мере, не является чем-то из ряда вон выходящим. Но потребность в подобных междисциплинарных методах уже была. Необходим был некий аппарат, по крайней мере, методологический, который позволял бы исследовать весь комплекс существующего научного знания целиком, без его разложения на части. И первый шаг к этому сделал именно Богданов.

В 1910-е годы Богданов пишет первый, затем второй и третий том своей так называемой «Всеобщей организационной науки». Он пытался выяснить, что есть общего в различных науках и почему для исследователя изучение объекта в целом может быть гораздо более ценным, чем попытка его расчленить и редуцировать. Именно Богданов первым сформулировал понятие системы как некой общности, которая в целом является чем-то большим, чем простая сумма своих частей.

Это был интересный и новаторский подход. С помощью богдановской тектологии можно было попытаться, используя организационный подход, описать практически любую науку, начиная с физики, даже с математики, и заканчивая общественными науками. С общественными науками, конечно, сложнее: если физику мы можем свести к формулам и проверить выполнение тех или иных равенств или неравенств эмпирически и сделать на основе этого выводы, то в общественных науках эти формулы, модели, алгоритмы имеют все же относительный, а не абсолютный характер. Богданов не мог не отдавать себе в этом отчет. И все же его главная идея на тот момент заключалась в том, чтобы создать некоторую «Теорию всего», которая, однако же, была бы не отвлеченной, а применимой на практике, работоспособной.

Характерно, что подобные поиски велись в науке первой трети ХХ века не только Богдановым, в некотором смысле это была общая тенденция. Эйнштейн, а потом и его многочисленные последователи занимались общей теорией поля, некоторые ученые – теорией дальнодействия, т. е. взаимодействия без привлечения понятия поля. Были попытки распространить теорию поля на общественные науки, примером чего является «Теория поля в общественных науках» Курта Левина. Таким образом, то, что сделал Богданов в своей работе, оказалось вполне актуальным.

Работа «Тектология. Всеобщая организационная наука» была опубликована в Германии в 1913 году, второе издание вышло тоже в Берлине. Третий том был опубликован уже после смерти Богданова.

Насколько влиятельными оказались идеи, изложенные Богдановым в «Тектологии»? На этот вопрос сложно ответить однозначно. В этом отношении недооцененность Богданова, пожалуй, особенно бросается в глаза.

Один из самых авторитетных математиков ХХ века, создатель кибернетики Норберт Винер говорил о том, что он знаком с тектологией, что многие ее идеи натолкнули его на то понимание кибернетики, к которому он пришел. Рассуждения Уильяма Росса Эшби, кибернетика и психолога, в особенности его идея гомеостазиса, тоже в некотором смысле повторяли мысли Богданова. Идеи тектологии предвосхищают также и теорию аутопоэзиса, созданную Умберто Матураной и Франсиско Варелой, так как идея саморазвития была одной из важнейших в богдановской концепции. И нечто драматическое есть в том, что признанный создатель общей теории систем Людвиг фон Берталанфи в своих работах на Богданова не ссылался никогда, но, как удалось выяснить историку науки А. Л. Тахтаджяну, с идеями Богданова был знаком. В переписке в Тахтаджяном Берталанфи признался, что он знал, кто такой Богданов, и читал его работы. Сейчас уже сложно игнорировать тот факт, что у Берталанфи наблюдаются косвенные заимствования из работ Богданова. И в общем сама теория систем с точки зрения ее основных постулатов в большей мере основана именно на идеях Богданова.

Можно предположить, что А. А. Богданов просто опередил свое время, пополнив плеяду блестящих ученых-новаторов, не признанных при жизни. Пожалуй, произведения Богданова действительно появились чересчур рано и именно поэтому не оказали вообще практически никакого влияния на развитие общего холистического подхода, т. е. на развитие кибернетики, общей теории систем, синергетики, которую он тоже в некотором смысле предвосхитил своей тектологией.

Богданов – человек невероятно одаренный и разносторонний. Он был неплохим литератором: его перу принадлежит два фантастических романа – «Красная звезда» и «Инженер Мэнни». Также он переводил западную фантастику на русский язык. Последние годы жизни Богданова отмечены его достижениями в очередной ипостаси – в качестве естествоиспытателя. В 1926–1928 годах Богданов заведовал Институтом переливания крови.

Возвращаясь к биографическим подробностям жизни ученого, стоит уточнить, что ситуация на тот момент действительно была очень сложная: буквально стоял вопрос, что делать с Богдановым, который не собирался ни эмигрировать, ни идти «в ногу» с другими товарищами, хотя и не было сомнений в том, что советскую власть он принял полностью и безоговорочно. Его старые заслуги забыть было невозможно: с Базаровым и Скворцовым-Степановым они переводили «Капитал» Маркса и создавали первые книги по политэкономии. Ни посадить, ни расстрелять Богданова тоже было невозможно, запретить ему высказываться и чем-либо заниматься и вовсе опасно, так как такой человек, отовсюду изгнанный, готов был высказывать идеи, идущие вразрез с генеральной линией партии. А испугать Богданова этой партии было решительно нечем.

Решение было принято компромиссное, а как выяснилось позже – роковое: ему была доверена разработка идеи переливания крови, не самое важное дело в стране в то время, но и не последнее по значению. Но тут надо оговориться, что эта манипуляция, рутинная в контексте современного состояния медицины, тогда, почти сто лет назад, воспринималась совершенно иначе. Переливание крови в науке того времени считалось взаимным обменом: например, человек пожилой, но заслуженный, и студент, пока ничего собою для науки не представляющий, занимались таким обменом, имея в виду соображения не столько здоровья, сколько состояния ума и духа.

Сегодня, конечно, все эти рассуждения выглядят чистым шарлатанством. Чем закончились бы эти эксперименты, неизвестно. Скорее всего, ничем. Понял бы это вовремя Богданов или нет, мы не знаем. Но именно он и пал жертвой очередного подобного эксперимента, обменявшись кровью со студентом, больным туберкулезом. Это переливание крови стало для Богданова последним: после переливания крови студента он почувствовал себя плохо и через несколько дней умер. Студент же не только выжил, но более того – излечился от туберкулеза. В чем тут причина можно лишь гадать.

О причинах смерти Богданова спорят до сих пор. Версии высказываются разные: от банального резус-конфликта до замаскированного под научный эксперимент преднамеренного убийства неугодного деятеля. Предполагалось даже хитро спланированное самоубийство. Версии остаются версиями: никаких расследований не проводилось, Богданов был кремирован. Одним из лучших некрологов для него стала статья его многолетнего коллеги и единомышленника Базарова «Богданов как мыслитель». Так окончилась жизнь этого выдающегося человека.

Было ли у него какое-то еще будущее в Советском Союзе или нет, сказать наверняка невозможно. Например, упомянутый Базаров, который на тот момент являлся одним из руководителей Госплана, в 1930 году был арестован и отправлен в лагеря на пять лет, отбыл срок до конца, в 1939 году умер своей смертью и не в ссылке, а в Москве. Так что однозначно записывать Богданова в потенциальные жертвы репрессий не стоит, но все же максимально вероятно, что в сталинской системе будущего у него не было бы. Тем более что, по сути, самое главное в своей жизни Богданов к тому времени уже сделал – он создал тектологию.

Тектология была «переоткрыта» в 1960-е годы, и сегодня она хотя и не столь популярна, как кибернетика или теория систем, развивавшиеся в несравнимо более благоприятных научных и общественных условиях, но все же имя и достижения Богданова не забыты. На Западе, а в последние годы в России проходят конгрессы, посвященные тектологии, издаются книги, посвященные Богданову и его идеям, в Екатеринбурге существует Международный институт Александра Богданова. Он не забыт. Богданов принадлежал к той же плеяде, что и деятели культуры Серебряного века, как и они, он деятель науки, культуры, образования, методологии, носитель революционных идей в науке и обществе. Он был титаном, подобно титанам Возрождения, поэтому его вклад неоценим и до сих пор важен для нас сегодняшних.




Е. В. Матонин

«Марсианская драма». Звезда и смерть Александра Богданова


Среди тех, кто стоял у истоков создания партии, которая пришла к власти в России в октябре 1917 года, он был одним из самых необычных и даже эксцентричных людей. И при этом крупнейшей по своим масштабам и способностям личностью, в чем мог соперничать с самим Лениным, не говоря уже о других лидерах большевиков. И соперничал, причем не только в «ментальном», но и в буквальном смысле – вел с Ильичом жесткую борьбу за власть, одно время считался в партии фактически вторым человеком. При этом до конца жизни разрабатывал собственный вариант «светлого коммунистического завтра».

Сначала Александр Богданов изобразил в фантастических романах «прекрасный новый мир» на Марсе. А затем, уже при советской власти, попробовал на практике создать ячейку подлинного и буквально «кровного братства». Богданов проводил рискованные медицинские эксперименты на самом себе и во время одного из них погиб, не успев осознать, что стал основоположником целого направления в советской медицине.

В общем, это странная и парадоксальная биография: увлечение социализмом и политикой, экономикой и футурологией, борьба с Лениным и организация «Пролеткульта», раскрытие секретов крови и бессмертия вампиров, поиски рецепта омоложения. И все для того, чтобы доказать: общество настоящей и всеобщей справедливости возможно. Богданов старался распространять идеи, которые казались фантастическими и непонятными. Как будто он действительно привез их откуда-то очень далеко. Может быть, даже с Марса, своей любимой «Красной звезды».


«Великий визирь» большевиков

Александр Богданов (Малиновский) родился 10(22) августа в 1873 году в небольшом городке Соколка Гродненской губернии (сейчас это город в Польше). Его настоящая фамилия Малиновский, а Богданов – один из конспиративных псевдонимов. Их у него было много – Вернер, Воробей, Сысойка, Максимов, Рахметов, Рядовой и т. д., но в истории он остался именно Богдановым. Это, впрочем, обычное дело в революционных кругах того времени. Ленин, Троцкий, Сталин, Мартов, Каменев – можно продолжать и продолжать – это все псевдонимы.

Отец Богданова Александр Малиновский-старший служил народным учителем, потом – уже в Туле, куда переехала их семья, стал инспектором в городском училище. Мать, как писал сам Богданов, «происходила из русской мелкошляхтенской, а в сущности просто мещанской семьи Западного края». В их семье родилось десять детей. Четверо умерли в детстве, выжили три брата и три сестры. Сестра Анна станет первой женой Анатолия Луначарского, будущего наркома просвещения СССР.

Богданов учился в Тульской гимназии. Закончил ее с золотой медалью и в 1892 году поступил на естественное отделение Московского университета.

Но жизнь московского студента продолжалась не так уж и долго. Как и многие студенты тех лет, он увлекся народническими идеями, за что, собственно, вскоре и «вылетел» из университета. Одна из версий причин этого исключения состоит в том, что тогда студенты высмеяли профессора университета и знаменитого российского историка Василия Ключевского за то, что он в ноябре 1894 года выступил с хвалебной речью о «в Бозе почившем» императоре Александре III. Как бы там ни было, но Богданова выслали на два года в Тулу.

В Туле его заметил рабочий оружейного завода Иван Савельев – он как раз подыскивал пропагандиста. Как указывал сам Богданов, в 1896 году он перешел от народничества к марксизму. Он написал свою первую большую работу «Краткий курс экономической науки». В 1897 году книга (по словам автора, «изувеченная цензурой») вышла в свет, подписанная псевдонимом «А. Богданов». Под этим именем он стал известен в социал-демократических кругах.

В 1895 году Богданов поступил на медицинский факультет Императорского Харьковского университета (в столицах дорога к продолжению высшего образования была для него закрыта, после исключения он оказался в «черном списке»). Осенью 1899 года он получил диплом врача-психиатра. В этом же году в его жизни произошло еще одно важное событие – он женился. Его избранница Наталья Корсак, дочь помещика, стала фельдшером и акушеркой. Наталья была на восемь лет старше, но эта разница в возрасте им не мешала.

1899 год – это вообще важная веха в биографии Богданова: диплом, женитьба и новый арест. На этот раз его «взяли за пропаганду». Полгода Богданов просидел в тюрьме, затем его выслали в Калугу, а потом на три года в Вологду.

Богданов приехал в Вологду в конце 1901 года. Там он около полугода работал врачом в психиатрической больнице, много занимался самообразованием. Он не курил (в среде революционеров это было редкостью), не пил и вел очень упорядоченный образ жизни. Восемь часов в сутки обязательно работал, не меньше времени – читал, мог прочитать до 100 страниц в час. Еще о Богданове вспоминали, что он мог в уме быстро умножать многозначные числа и извлекать из них квадратные корни.

Постепенно в Вологде собрался такой состав ссыльных, что ее, шутя, начали называть северными Афинами: философ Николай Бердяев, Анатолий Луначарский, писатель Алексей Ремизов, знаменитый эсер-боевик, в будущем писатель, поэт и один из главных врагов советской власти Борис Савинков, член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в который входил и молодой Ленин, впоследствии известный пушкинист Павел Щеголев и многие другие. Ничего удивительного, что при таком «ссыльном контингенте» в Вологде кипела бурная духовная жизнь.

Пока Богданов находился в ссылках, в русской социал-демократии происходили поистине исторические события. В 1898 году девять делегатов от различных кружков провели в Минске первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии. В 1903 году на II съезде РСДРП в Брюсселе и Лондоне партия разделилась на «большевиков» и «меньшевиков». Богданов в своей автобиографии написал, что он «осенью 1903 года примкнул к большевикам».

В начале 1904 года закончилась его ссылка в Вологде. Вскоре Богданов вместе с женой уехал из России в Швейцарию. В Женеве он познакомился с Лениным. Тот уже слышал о нем, читал его работы и, как вспоминал сам Богданов, «горячо приветствовал» его «Краткий курс экономической науки».

В 4-м номере журнала «Мир Божий» за 1898 год появился его отклик на богдановский «Краткий курс»: Ленин назвал его «замечательным явлением в нашей экономической литературе» и хвалил книгу за «полную выдержанность направления от первой до последней страницы книги». Подразумевалось, естественно, марксистское направление.

Понравилась Ленину и вторая книга Богданова «Основные элементы исторического воззрения на природу», вышедшая в 1899 году. Он даже думал, что под псевдонимом «Богданов» скрывается сам Георгий Плеханов – один из основоположников русской социал-демократии.

При непосредственном знакомстве они подарили друг другу свои очередные работы. Богданов Ленину – первую часть своего главного философского труда «Эмпириомонизм», которая была напечатана в том же, 1904 году (вторая часть появится в 1906 году). В этой работе Богданов пытался обосновать новую теорию познания мира в эпоху научных открытий и «разрушения всяческих фетишей». По Богданову, философские представления о материи и сознании уже устарели, а представление об окружающем мире человечество получает в результате коллективного опыта.

Ленин, подаривший Богданова свою брошюру «Шаг вперед – два шага назад», тогда еще «Эмпириомонизма» не читал. А вот Плеханов, другие марксисты уже успели довольно жестко покритиковать его за отступление от марксистской философии и за «философский идеализм». Позже именно 1904 год Богданов назовет началом его «отлучения от марксизма». Ленин, прочитав «Эмпириомонизм», сказал Богданову, что считает правильными взгляды Плеханова, а не его. Но пока их разногласия оставались чисто теоретическими. Да и появление Богданова в эмиграции стало серьезным подкреплением для большевиков.

После раскола партии на большевиков и меньшевиков в 1903 году Ленин фактически вышел из ее руководства (формально он еще оставался членом ЦК) и из редакции «Искры» – центрального партийного органа. Его положение было сложным. Самые известные русские марксисты и теоретики социал-демократии остались на другой стороне. Ленин пытался начать создание новой революционной партии и новой партийной газеты, но у него не было ни средств, ни достаточного числа соответствующих «кадров».

И вот тут-то появился Богданов. Он активно включился в работу. Вместе с ним в дискуссиях, докладах и собраниях принимала участие и его жена. Эти мероприятия часто заканчивались скандалами, а иногда и драками. Однажды большевики и меньшевики самым натуральным образом подрались из-за мест в президиуме собрания, при этом на жене Богданова порвали одежду.

Вскоре на совещании 22 большевиков в Женеве был создан первый большевистский руководящий орган – Бюро комитетов большинства (БКБ). Он стал своего рода противовесом избранному на II съезде партии ЦК РСДРП, который занимал примиренческую позицию в отношениях между большевиками и меньшевиками. Помимо Ленина и Богданова, в БКБ вошли и другие люди, которые оставили тот или иной след в истории: Алексей Рыков (будущий преемник Ленина на посту Совнаркома и будущий «правый уклонист»), Максим Литвинов (будущий глава Наркомата иностранных дел и советский посол в Лондоне), Розалия Землячка (ставшая потом известной своей жестокостью во время Гражданской войны и первой женщиной, награжденной орденом Красного Знамени в 1921 году). Для Богданова это был первый важный шаг в партийной карьере.


«Линия Богданова господствовала…»

Осенью 1904 года Богданов вернулся в Россию. В стране уже «попахивало» предстоящей революцией. Русско-японская война, начавшаяся в январе 1904 года, шла для России неудачно и, несмотря на правительственную пропаганду, вызывала все большее недовольство среди населения. В июле 1904 года боевик-эсер Егор Созонов убил министра внутренних дел Вячеслава Плеве. Отмечалось брожение на заводах.

В это время Богданов, как он сам отмечал, «с декабря работал в Петербурге, в Б.К.Б. и Петербургском комитете». Тогда же, в декабре 1904 года, большевики приняли решение об издании органа «комитетов большинства» – газеты «Вперед». В числе редакторов газеты были Ленин, Луначарский, Вацлав Воровский, Михаил Ольминский. Любопытно, что в советское время долго не упоминался тот факт, что и Богданов тоже был активным участником издания этого органа. Более того, благодаря связям Богданова с Максимом Горьким большевики получили от писателя деньги, которые были использованы для выпуска «Вперед».

На III съезде РСДРП, проведенном большевиками в Лондоне, Богданов являлся одним главных докладчиков. На первом заседании было избрано бюро Президиума съезда: председатель – Ленин, Богданов – один из вице-председателей. На фотографии делегатов съезда, сделанной тогда же, в 1905 году (она похожа на современные фотографии, которые вручают школьникам при окончании школы), Богданова поместили в самом центре, рядом с Лениным и Красиным. Его избрали и в первый ЦК большевиков.

Съезд утвердил и новый центральный орган партии – газету «Пролетарий».

В это время Богданов, безусловно, мог считаться «человеком номер 2» в партии большевиков. Известный советский и партийный историк Михаил Покровский писал о нем: «А. А. Богданов – это был великий визирь этой большевистской державы».

В октябре 1905 года, после царского Манифеста о даровании подданным прав и свобод, в Петербурге начала издаваться и первая в истории большевистская легальная газета «Новая жизнь». Ее издателем считалась гражданская жена Горького Мария Андреева, главным редактором – поэт Николай Минский. Газета была довольно странной. В отделе литературы преобладали поэты-символисты, а в других отделах – большевики. Участвовали в ее работе Константин Бальмонт, Тэффи.

«Новая жизнь» издавалась в основном на средства Горького и частично на деньги, полученные еще от «миллионщика» Саввы Морозова. Очевидно, что решение дать средства на газету он тоже принял не без участия Богданова.

Восьмого ноября Ленин нелегально возвратился в Петербург. Он активно сотрудничал в «Новой жизни», выступал перед фракцией большевиков в Петербургском Совете рабочих депутатов. Богданов в это время тесно контактировал с Лениным и не только как редактор «Новой жизни». Вместе с Красиным он руководил Боевой технической группой большевиков, которая осуществляла подготовку к вооруженному восстанию. Он был представителем ЦК партии в Совете рабочих депутатов. Однако их совместная с Лениным работа в России тогда продлилась недолго – Богданов оказался в тюрьме. Это произошло 3 декабря 1905 года. «Взяли» не только его одного, а сразу 267 депутатов Совета – прямо на заседании. Причиной ареста стал «Финансовый манифест», опубликованный от имени Совета, партий социал-демократов, эсеров, польских социалистов и крестьянского союза. В нем граждан призывали отказаться от уплаты государству «взносов выкупных и всех других казенных платежей», а при всех сделках требовать «уплаты золотом, при суммах меньше пяти рублей – полновесной звонкой монетой» и «брать вклады из ссудо-сберегательных касс и из Государственного банка, требуя уплаты всей суммы золотом».

Эти призывы к фактическому «финансовому бойкоту» правительство игнорировать уже не могло. Было принято решение взять всех депутатов «скопом».


Богданов vs Ленин

Богданов больше четырех месяцев просидел в известной питерской тюрьме «Кресты».

В тюрьме Богданов написал новую версию «Краткого курса экономической науки» и третью часть «Эмпириомонизма». «Обе рукописи были нелегально переданы мною жене благодаря попустительству жандармского офицера на свиданиях. Обе книги вышли в свет к концу 1906 года», – вспоминал он.

Когда Богданов еще был в тюрьме, 10–23 апреля 1906 года в Стокгольме состоялся IV съезд РСДРП, на котором большевики формально снова объединились с меньшевиками. В одной партии они будут состоять до 1912 года, но Ленин писал, что большевики никогда не прекращали идейной борьбы с меньшевиками «как с проводниками буржуазного влияния на пролетариат и оппортунистами». На этом съезде Богданова избрали членом ЦК.

Его выпустили из тюрьмы 5–6 мая 1906 года под залог в 1000 рублей. Большие деньги по тем временам. Прямых улик против него не нашлось, и он отделался сравнительно легко. Ему предложили выбор – или уехать «под гласный надзор» к себе на родину, или за границу. Он уехал за границу. Правда, вскоре нелегально вернулся.

Вместе с женой они обосновались в Финляндии. Хотя Финляндия и входила в состав Российской империи, но порядки здесь были свободнее, чем в «метрополии», да и русская сыскная полиция действовала не так активно.

В России усиливались преследования революционеров. Многие из них тоже перебирались в Финляндию. В конце лета 1906 года туда переехали и Ленин с Крупской. Они поселились вблизи станции Куоккала, на даче «Ваза» (или «Вааса»). Крупская вспоминала: «Дверь дачи никогда не запиралась, в столовой на ночь ставились кринка молока и хлеб, на диване стелилась на ночь постель, на случай, если кто приедет с ночным поездом, чтобы мог, никого не будя, подкрепиться и залечь спать. Утром очень часто в столовой мы заставали приехавших ночью товарищей».

Здесь побывали Леонид Красин, Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Лев Троцкий, Мария Ульянова и Роза Люксембург. В июне 1907 года знаменитый террорист-революционер Камо привозил в Куоккалу из Тифлиса деньги, полученные в результате «эксов».

13(26) июня 1907 года во время вооруженного налета на карету казначейства группой под руководством Камо было похищено более 240 тысяч рублей. Часть этих денег (218 тысяч) Камо привез в Финляндию, чтобы передать их «Частной финансовой группе» большевиков – Ленину, Богданову и Красину.

Ленину выделили комнату, а затем они с Крупской и ее матерью заняли весь первый этаж. А наверху жили Богданов с женой и большевик Иосиф Дубровинский (он же «Иннокентий»)[1 - Дубровинский Иосиф Федорович (1877–1913), социал-демократ с 1896 года. В 1907 году избран членом ЦК РСДРП. Будучи в ссылке в Туруханском крае, утонул в Енисее. – Примеч. ред.].

Иногда Ленин и Богданов с женами и другими своими товарищами садились играть в карты – «в дурачки». «Расчетливо играл Богданов, расчетливо и с азартом играл Ильич… Иногда приезжал в это время кто-нибудь с поручением, какой-нибудь районщик, смущался и недоумевал: цекисты с азартом играют в дураки», – вспоминала Крупская.

Осенью – зимой 1907 года и Ленин, и Богданов перебрались в Женеву. Там и началось их сражение.

13 февраля 1908 года «тройка» большевиков – Ленин, Богданов и «Иннокентий» – приступили к изданию в Женеве «Пролетария». Но вскоре в редакции органа большевистской фракции начались трения, прежде всего по вопросу об участии в выборах в Государственную думу. Ленин выступал за то, чтобы принять в них участие, за сочетание как легального, так и нелегального способов работы. По некоторым данным, он сам был готов выдвигаться кандидатом в депутаты под псевдонимом «Карпов», но до этого дело так и не дошло.

Однако многие большевики выступали против участия в выборах и вообще легальной работы. «Бойкотисты» требовали бойкотировать Думу, «отзовисты» – отозвать из нее и других легальных организаций своих представителей (в 3-й Думе в разное время заседали от 13 до 19 социал-демократов, среди них от 4 до 6 большевиков). «Ультиматисты» настаивали на том, чтобы сначала объявить ультиматум фракции эсдеков в Думе чтобы, как писала Крупская, «она с думской трибуны выступала так, чтобы ее вышибли из Думы», а при его невыполнении – отозвать ее из парламента. «Бойкотистов», а потом и «ультиматистов» возглавлял Богданов. Он оказался «левее» Ильича.

Богданов считал, что в «Пролетарии» «бойкотистская точка зрения не находила… никакого выражения». Дело дошло до того, что в знак протеста он вышел из редколлегии, но в «расширенном» составе редакции остался.

И именно в разгар этих споров между ними началась «война» и на философском фронте.


«Формальное объявление войны»

Философские поиски Богданова вызвали неудовольствие Ленина, что неудивительно, ведь он покусился на основу философии материализма и диалектического материализма как части марксизма – на понятие материи. Для «чистого» марксиста-материалиста является аксиомой существование материи независимо от человеческого или какого-либо еще сознания.

Богданов же считал, что философия, разделяющая «материю» и «дух», устарела. По его мнению, окружающий нас мир существует лишь в коллективном (общественном) сознании человечества, «коллективном опыте», который выступает в качестве «творца природы». Он доказывал, что если человечество, изменяя мир, способно к теоретическому исследованию и практическому воспроизводству любого вида материи, то нет никакой необходимости в концепции материи, которая стоит над научным познанием.

К этим выводам Богданова подтолкнула научная революция начала ХХ века, когда вдруг выяснилось, что атомы не являются «конечными» элементами, а состоят из элементарных частиц, когда были открыты радиоактивность, движение материков, новые звезды и галактики и т. д.

В определенной степени он опирался на работы австрийского физика Эрнста Маха (тот считал, что все явления, в том числе и сам мир, являются «комплексами ощущений», и задача науки – лишь описывать эти «ощущения») или немецкого философа Рихарда Авенариуса (он основал учение под названием «эмпириокритицизм», согласно которому не существует реальности вне и независимо от сознания). Поэтому Ленин не случайно называл Богданова «махистом».

Богданов не просто разрабатывал свою философскую концепцию, он еще предлагал соединить эмпириомонизм с марксизмом, заменив в нем философию материализма, а для Ленина это было святотатство вдвойне.

В начале 1908 года вышел в свет сборник «Очерки по философии марксизма» со статьями Богданова и близких к нему философов – Владимира Базарова, Анатолия Луначарского, Павла Юшкевича и др. Ленин назвал «Очерки» «формальным объявлением войны». Максим Горький, который жил тогда на итальянском острове Капри, звал Богданова и Ленина в гости, чтобы помирить их. Ленин сначала отказывался. Однако в апреле 1908 года он все-таки приехал на Капри.

От той поездки остались широко известные фотографии, на которых Ленин и Богданов в окружении Горького, Базарова и других играют в шахматы. По словам Горького, Ленин проигрывал и, «проигрывая, сердился, даже унывал, как-то по-детски». Зато в спорах с Богдановым он был настроен «спокойно, холодновато и насмешливо, сурово отталкивался от бесед на философские темы и вообще вел себя настороженно»: «Шопенгауэр говорит: “Кто ясно мыслит – ясно излагает”, я думаю, что лучше этого он ничего не сказал, – говорил он. – Вы, товарищ Богданов, излагаете неясно. Вы мне объясните в двух-трех фразах, что дает рабочему классу ваша “подстановка” и почему махизм – революционнее марксизма?

Богданов пробовал объяснять, но он говорил действительно неясно и многословно.

– Бросьте, – советовал Владимир Ильич. – Кто-то, кажется – Жорес, сказал: “Лучше говорить правду, чем быть министром”, я бы прибавил: и махистом».

Весной 1909 года вышла книга Ленина (под псевдонимом В. Ильин) «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии». Ленин жестко раскритиковал эмпириокритицизм. По его словам, это не более чем «учено-философская тарабарщина» и «профессорская галиматья». Он назвал попытки согласовать их теории с марксизмом «шарлатанством», «тупостью», «фальсификацией марксизма». Ильич не стеснялся в формулировках.

Богданов ответил Ленину через несколько месяцев статьей «Вера и наука». Тоже жесткой и тоже с «переходом на личности». Ленин, по словам Богданова, стремится дать своему читателю «истину абсолютную, вечную». Для него марксизм – это религия и религия «авторитарная». Выводы Богданова о Ленине-философе были весьма нелицеприятными: «Внешний вид глубочайшей учености – и не менее глубокое невежество на самом деле.

Постоянные обвинения противников в “неприличии”, в “литературном наездничестве”, – и необычный даже для наших отечественных нравов лексикон ругательных слов.

Обозначение всех оппонентов как “философских реакционеров”, и самая застойная тенденция, самая злая ненависть ко всяким без различия “новшествам”.

Резкий, антирелигиозный тон, приписыванье враждебной стороне стремлений к “поповщине”, – и глубоко религиозное мышление, с культом “абсолютного”».

Такого Ленин, конечно, забыть не мог.


«Скатертью дорога, любезные!»

Ленин сообщал Горькому, что когда читал философские статьи Богданова и его сторонников, то «с каждой статьей прямо бесновался от негодования». Нет сомнений: марксизм для него действительно был чем-то вроде «священной коровы», и из-за несогласия по принципиальным вопросам он вполне мог порвать и личные отношения.

В феврале между «ленинцами» и «богдановцами» вспыхнул новый скандал – они обвиняли друг друга в присвоении партийных средств, использовании их в агитации и клевете.

Речь шла о тех деньгах, которые были захвачены в результате «экса» в Тифлисе. И Ленин, и Богданов стремились к тому, чтобы держать под контролем расходы. Богданов и его сторонники считали, что Ленин захватил в распоряжение своей группы «огромные денежные средства» всей большевистской фракции и на эти средства вел работу по укреплению положения своих сторонников во фракции большевиков.

Они оба были довольно вспыльчивыми, самолюбивыми и амбициозными людьми и уступать друг другу не собирались. Однажды между ними дело чуть не дошло до рукоприкладства. В июне 1909 года представители двух фракций встретились в парижском кафе. Для конспирации участники встречи делали вид, что играют в бильярд. В разгар спора, когда Ленин сказал что-то оскорбительное в его адрес, Богданов не сдержался, схватил кий и бросился на Ильича. Впрочем, другим партийцам удалось предотвратить драку и буквально скрутить руки руководителям конкурирующих фракций. У Богданова отобрали кий, а Ленина заставили принести извинения.

Именно июнь 1909 года был апогеем борьбы между двумя фракциями в большевизме. 22 июня на совещании расширенной редакции «Пролетария» в Париже Богданов обвинил ленинцев в «предательстве большевизма» и «переходе на позиции меньшевизма». Однако при голосовании он остался в меньшинстве.

Что в это время о своих соперниках думал Ленин, хорошо видно по его частным письмам. В одном из них (сентябрь 1909 года) он отмечает, что пишет статью, где третирует «прямо как каналий эту банду сволочей Максимова <псевдоним Богданова. – Е. М.> и К


». Он также называл Богданова и его сторонников «шайкой авантюристов» и призывал: «Полный разрыв и война сильнее чем с меньшевиками». А статью «О фракции сторонников отзовизма и богостроительства», опубликованную в «Пролетарии» 11 сентября 1909 года, Ленин закончил словами: «Скатертью дорога, любезные!»

Эти события Богданов и его сторонники посчитали «государственным переворотом в партии». В декабре 1909 года они собрались на Капри, где образовали партийную группу «Вперед». Она призвала к «реконструкции большевизма», так как Ленин и его последовали, по мнению «впередовцев», все сильнее дрейфовали в сторону меньшевизма.

Состав группы был весьма авторитетным. Достаточно просто назвать некоторых ее активистов: Анатолий Луначарский, Максим Горький, Вячеслав Менжинский (будущий глава ОГПУ), Григорий Алексинский (будущий враг как Богданова, так и Ленина, опубликовавший в июле 1917 года сведения, «разоблачавшие» последнего как «германского агента»), Дмитрий Мануильский (будущий член руководства Советской Украины и видный работник Коминтерна), Михаил Покровский (будущий известный партийный историк) и др. Группа приняла платформу «Современное положение и задачи партии». На Капри, а затем в Болонье члены группы открывают школы для партийных активистов.

В январе 1910 года в Париже состоялся пленум ЦК РСДРП, в котором совместно участвовали большевики и меньшевики (как оказалось, в последний раз). Формальное решение о единстве было принято, в соответствии с ним закрывались фракционные газеты и прекращали работу органы управления большевиков и меньшевиков.

Группа «Вперед» выпустила обращение «К товарищам большевикам!», в котором оценила эти события как сдачу большевиками всех позиций. Она выступила за «перестройку большевистской фракции на новых основаниях». Сам Богданов, кстати, на январском пленуме был устранен из ЦК. Ленин же настаивал, чтобы участников группы «Вперед» вообще исключили из партии.

Но вскоре и саму группу начали раздирать разногласия. Горький почти перестал в ней участвовать. Богданов и Луначарский все больше склонялись к необходимости «культурной работы», Алексинский и Менжинский выступали за боевые операции.

Из 16 человек, подписавших платформу, в 1911 году остались, как писал Богданов, «3 плюс 2 кооптированных». «Весной 1911, когда группа “Вперед” стала переходить от культурно-пропагандистской работы к политике в заграничном духе, я вышел из нее и ушел из политики», – отметит он в 1925 году в «Автобиографии».

Как писал Богданов, для него на первый план вышла огромная «важность революционно-культурной работы», и он решил посвятить ей себя. «Когда настанет момент, когда будут люди средства, я употреблю все усилия к организации “Союза социалистической культуры”, который, как я полагаю, не будет партийной фракцией и не будет конкурировать с собственно политическими организациями… – заявлял он. – А пока – я буду вести литературную и пропагандистскую подготовку этого дела… Она возьмет все мои свободные силы, и без того подорванные несколькими годами вынужденного участия в бессмысленных склоках…» Это, по существу, было признанием своего поражения в борьбе с Лениным и его сторонниками. Однако Богданов не бежал с поля, а отступил, ведя упорные «арьергардные бои». И даже в таком сложном положении он не собирался складывать оружия.

Что же касается «литературной и пропагандистской подготовки», то в этой области он был уже далеко не новичком.


«Красная звезда» и упыри

Еще в 1908 году в Петербурге вышел роман Богданова под многозначительным названием «Красная звезда». Его действие происходило на Марсе.

Марс тогда был «модной планетой». Одна за другой появлялись книги, авторы которых описывали предполагаемую марсианскую жизнь. Так что утопия Богданова оказалась очень даже кстати. Богдановские марсиане умели летать и тайно посещали Землю.

По сюжету книги главный герой, «старый работник партии» по имени Леонид, знакомится с одним из партийных связных, приехавших «с юга», но оказавшимся на самом деле марсианином. Этот-то марсианин и предложил потрясенному Леониду совершить путешествие на Марс. Они отправились в полет на межпланетном корабле – этеронефе.

На «красной звезде» давно уже построен коммунизм, основанный на коллективизме и товариществе. Марсиане победили почти все болезни, живут долго, причем настолько долго, что некоторые предпочитают «уходить» самостоятельно, «когда чувство жизни слабеет и притупляется»[2 - Фактически А. А. Богданов упоминал о процедуре эвтаназии, о которой сегодня идет так много споров.].

Ну а почему же марсиане долго живут? Оказывается, потому что они регулярно обновляют кровь. И не просто обновляют. «Мы, – говорят они, – идем дальше и устраиваем обмен крови между двумя человеческими существами, из которых каждое может передавать другому массу условий повышения жизни…» Узнает Леонид и еще об одной важной особенности этих марсианских обменов кровью – в них участвуют молодые и пожилые люди.

«Молодой человек не стареет от крови пожилого: то, что в ней есть слабого, старческого, быстро преодолевается молодым организмом – объясняют марсиане, – но в то же время из нее усваивается многое такое, чего не хватает этому организму; энергия и гибкость его жизненных отправлений тоже возрастают». И, наконец, обмен кровью носит не только медицинский, но и философский смысл. Благодаря ему, коммунистический Марс – это общество подлинного кровного братства, «не только в идейном. Но и в физиологическом существовании».

Откуда у Богданова появилась такая странная идея о «кровном братстве»? Сам он нигде не упоминает о том, как именно он заинтересовался проблемами крови. Но мы можем предположить. В конце XIX – начале XX века это вообще была «модная тема». Характерно, что тогда пользовался огромной популярностью роман английского писателя Брэма Стокера «Дракула», вышедший в 1897 году, о «короле вампиров», который кусал своих жертв и делал их своими слугами. Образы вампиров и упырей всю оставшуюся жизнь будут «преследовать» Богданова, то и дело появляясь в его работах.

«Кровь совсем особый сок», – говорил Мефистофель Фаусту и был совершенно прав. Она не просто течет в наших венах, кровеносная система – это настоящая «дорога жизни», которая переносит огромное количество химических элементов, гормонов, необходимых для поддержания жизненной силы. Народные мифы и сказания о вампирах, которые «через кровь» смогли подчинять себе укушенных ими людей, в начале прошлого века весьма интересовали ученых и оккультистов. Выдвигались предположения, что, может быть, именно она является носителем информации о личности человека? Высасывая у жертвы кровь, вампир как бы «похищает» его личность, продлевает свою жизнь, а «укушенный» делается безвольным и подчиненным существом.

Кстати, первым темы крови, вампиров и Марса объединил вовсе не Богданов, а Герберт Уэллс. В его романе «Война миров» злобные спруты-марсиане, пытавшиеся завоевать Землю, организуют планомерный процесс высасывания крови из захваченных людей для укрепления своих организмов. «Красная звезда» Богданова была как бы позитивной альтернативой произведения Уэллса: богдановские марсиане выглядели почти как люди, значительно превосходили их в морали и нравственности (об отношениях марсиан между собой у Уэллса мы ничего не знаем), у «чужих» кровь не похищали, а использовали ее совсем другим способом.

По сути, в утопии Богданова странным образом трансформировались и старинные сказания о вампирах, и модные в начале прошлого века теории о крови как особом носителе информации о личности человека. Только в его романе марсиане не подчиняют с ее помощью себе подобных, а развивают личности соотечественников до более высокого уровня и укрепляют их здоровье. Так что действительно в «Красной звезде» «кровь есть особый сок», одна из основ «марсианского коммунизма».


«Ленин – вампир»

Либеральная критика встретила роман иронически. «Не марксистское дело сочинять проекты социалистического строя», – отмечал журнал «Русское богатство», так как фантазии о будущем «принципиально отрицаются правоверным марксизмом».

Ленин на появление «Красной звезды», наоборот, никак публично не отреагировал. Но, думается, книга оставила его равнодушным. Он был человеком практического ума, всякие «марсианские фантазии» считал бесполезным для «дела революции», хотя сам предлагал Богданову другую тему для утопии. Горький в очерке «В. И. Ленин» вспоминал, что на Капри, «беседуя с А. А. Богдановым-Малиновским об утопическом романе, он сказал ему:

– Вот вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, синьор махист!»

Впрочем, летом 1908 года он все же ехидно отозвался о «Красной звезде». «Сегодня прочел один забавный фельетон о жителях Марса, по новой английской книге Lowells – “Марс и его каналы”, – писал он своей матери из Женевы. – Этот Lowell – астроном, долго работавший в специальной обсерватории и, кажется, лучшей в мире (Америка).

Труд научный. Доказывает, что Марс обитаем, что каналы – чудо техники, что люди там должны быть в


/


раза больше здешних, притом с хоботами, и покрыты перьями или звериной шкурой, с четырьмя или шестью ногами. Н… да, наш автор нас поднадул, описавши марсианских красавиц неполно, должно быть по рецепту: «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…»[3 - Интересно, что в своих книгах о Марсе Лоуэлл ничего не писал о внешнем виде марсиан. Вероятно, Ленин смешал в письме саму книгу Лоуэлла и «фельетон» Герберта Уэллса «Существа, живущие на Марсе», напечатанный в апреле 1908 года. Уэллс писал: «Насколько, однако же, эти разумные существа похожи на нас?.. Я думаю, однако же, что они должны быть в 2


/


раза крупнее нас, хотя это не значит, что они во столько же раз должны быть выше или толще, так как надо принять во внимание меньшую плотность органических тканей на Марсе. Весьма вероятно, что они покрыты шерстью или перьями… Нашему воображению трудно представить себе, чтобы вместо рук у марсиан были какие-нибудь хоботы, вроде слоновых, или щупальца, но у природы воображение богаче нашего, она никогда не повторяется, и легко может быть, что она снабдила марсиан такими органами, о которых мы и понятия иметь не можем».] Надо, впрочем, отметить, что «научный» труд выдающегося астронома Персиваля Лоуэлла тоже, как мы сегодня знаем, весьма далек от истины.

В отличие от Ленина, многие из революционеров встретили роман с большим интересом. Некоторые даже с «трепетом и восторгом», как отмечал потом Бухарин. Горький писал: «И нравится, и нет, но – вещь умная». Оценил роман и Луначарский, который, однако, отметил, что от «разумности» марсианского устройство «веет холодком».

Как считают многие исследователи его творчества, в 1912 году Богданов закончил первые две части главного труда своей жизни «Тектологии», или «Всеобщей организационной науки». В этой работе он пытался сформулировать универсальные принципы организации, присущие и живой, и неживой природе. Долгое время в СССР эта работа находилась в спецхранах, последний раз полностью (в трех частях) ее издали в 1927–1929 годах, а потом только в 1989-м, уже в разгар перестройки. Теперь тектологии посвящено множество исследований и трудов, на связанные с ней темы проводятся научные конференции, и она получила признание как первая научная концепция, представившая в целом основные идеи кибернетики и теории систем.

Богдановская «тектология», как и его философия, – это отдельная большая тема. Для нас же интересно, что первые «тектологические раскаты» прозвучали еще раньше, в новом романе Богданова о событиях на Марсе «Инженер Мэнни», который вышел в Москве в 1912 году. В этой марсианской утопии рассказывается о том, что предшествовало коммунизму на «Красной звезде». Это история зарождения коммунистического движения «в эпоху строительства Великих каналов» на красной планете – в XVII веке по земному календарю. Сам Богданов, впрочем, называл эту книгу «картиной столкновения пролетарской и буржуазной культуры».

Главный герой, «великий инженер» Мэнни, руководит работами по прокладке марсианских каналов. В приступе возмущения он убивает своего помощника-интригана и добровольно приговаривает себя к заключению в тюрьме, откуда по-прежнему дает указания по строительству.

Между тем на Марсе возникает рабочее движение, которое возглавляет сын Мэнни Нэтти. Он открывает принципы «универсальных организационных методов», в результате чего возникает всеобщая наука, которая охватывает весь организационный опыт человечества. Руководствуясь принципами этой науки, марсианский пролетариат совершает революцию. Мэнни, представитель старой «буржуазной индивидуалистической культуры», не желая становиться на пути своего сына-коллективиста и идущих за ним пролетариев, кончает жизнь самоубийством. Таким образом, роман становится как бы прологом к «Тектологии», выведшей в свет в 1913 году.

Роман «Инженер Мэнни» встретили гораздо более сдержанно, чем «Красную звезду». Критики отмечали его сухость и схематичность. Но есть в романе большой кусок на «любимую» тему Богданова – о тайнах крови и вампирах. Еще раньше Богданов начал разрабатывать весьма любопытную концепцию «социального вампиризма».

В июле 1910 года Богданов написал для либеральной газеты «Киевская мысль» серию очерков, названия которых говорят сами за себя: «Упыри», «Великий упырь нашего времени». Богданов указывал, что упыри бывают не только в преданиях. Нет, некоторые исторические личности тоже вполне походят под это определение. Но гораздо опаснее этих «персональных упырей» «упыри безличные» – исторические и социальные явления и идеи, которые на определенном этапе носили прогрессивный характер, а потом вдруг начинали «загораживать дорогу более глубоким истинам».

Вот, например, учение Маркса, «насквозь проникнутое духом критики», которое теперь «в глазах его некоторых сторонников становится абсолютной истиной, вечно-обязательной традицией», превращается в «священное писание», а сам образ Маркса «у этих бессознательных рабов прошлого шаг за шагом обожествляется». «Так исполняется старое предание: из кого упырь высосет кровь, тот сам станет упырем, – писал Богданов. – В ком авторитет вытравил дух инициативы и творчества, тот сам становится слугою отжившего принципа, в какие бы прогрессивные идеи не верил на словах».

Похожая мысль звучит у Богданова и в статье «Вера и наука». Любая идеология, по его словам, может превратиться из прогрессивной в «мертвеца, который хватает живого», и тогда «ее разрушение необходимо для социального развития». Поэтому и марксизм должен был отвергнуть «абсолютное значение за какой бы то ни было системой идей, в том числе и за своей собственной». «Но старый мир не мог примириться с тем, что в его среде зародилось и живет учение… – писал Богданов. – После долгой, безуспешной борьбы, старый мир прибегнул к последнему средству: он сотворил вампира по внешнему образу и подобию своего врага, и послал его бороться против молодой жизни. Имя этому призраку – “абсолютный марксизм”.

Вампир исполняет свою работу. Он проникает в ряды борцов, присасывается к тем, кто не разгадал его под его оболочкой и иногда достигает своей цели: превращает вчерашних полезных работников в озлобленных врагов необходимого развития пролетарской мысли».

В романе «Инженер Мэнни» эту концепцию объясняет рабочий вожак Нэтти:

«– Представьте себе человека – работника в какой бы то ни было области труда и мысли. Он живет для себя, как физиологический организм; он живет для общества, как деятель. Его энергия входит в общий поток жизни и усиливает его, помогает побеждать то, что ей враждебно в мире… Он увеличивает сумму жизни, он в ней плюс, положительная величина. Бывает, что до самого конца, до физической смерти он и остается таким плюсом… Однако так случается редко. Гораздо чаще человек, который слишком долго живет, рано или поздно переживает сам себя. Наступает момент, когда он начинает брать у жизни больше, чем дает ей, когда он своим существованием уже уменьшает ее величину… Он не только паразит жизни, он ее активный ненавистник… Это – не человек, потому что существо человеческое, социально-творческое, уже умерло в нем; это – труп такого существа. Вреден и обыкновенный, физиологический труп: его надо удалять или уничтожать, иначе он заражает воздух и приносит болезни. Но вампир, живой мертвец, много вреднее и опаснее, если при жизни он был сильным человеком <…>

Большей частью превращение обнаруживается гораздо позже, когда принесенный вред уже очевиден, когда вампир успел много выпить крови… Иногда я думал: вот, я встречаю разных людей, живу с ними, верю им, даже люблю их; а всегда ли я знаю, кто они в действительности? Может быть, именно в эту минуту человек, который дружески беседует со мною, невидимо для меня и для себя переходит роковую границу…»

Вскоре, почти как в старинных сказаниях, к Мэнни явился призрак Вампира, который сообщил ему, что и он спустя короткое время станет «паразитом жизни». Мэнни решает не отдавать ему «последних капель живой крови» и кончает жизнь самоубийством, не успев превратиться в «упыря» окончательно.

Ленину этот роман категорически не понравился. Да и как он мог ему понравиться? Какая-то непонятная «всеобщая организационная наука», которой должен овладеть пролетариат, а не марксизм, законы классовой борьбы и др. И к тому же Ленин наверняка знал, что и его Богданов считает «слугой Вампира».

А Богданов так действительно считал. По его теории, к Ленину уже «присосался» слуга «Великого Вампира» «абсолютный марксизм» и превратил его в «упыря», который стал врагом всего нового и прогрессивного.


«Сей махист безнадежен…»

Конфликты и расколы не прошли для Богданова даром. Он был еще молод – 40 лет ему исполнится только в 1913 году, а у него уже появились первые проблемы со здоровьем. Несколько раз с Богдановым случались довольно-таки тяжелые сердечные приступы. Возможно, причина этого была еще и в том, что он не любил выносить свои неприятности наружу, обсуждать их с кем-нибудь еще, а все переживал внутри себя, «один на один».

К этим «неприятностям» добавился и «семейный кризис». В Париже Богданов сблизился с революционеркой-эмигранткой Анфусой Смирновой. 12 июля 1909 году у них родился мальчик, которого назвали Сашей. Долгое время сын Богданова жил отдельно от отца. В 1915 году Анфуса Смирнова умерла от туберкулеза. Это произошло уже в России. Они с сыном вернулись из эмиграции буквально перед самым началом Первой мировой войны. После ее смерти Сашу воспитывала подруга его матери Лидия Павлова. Судя по сохранившимся письмам, Саша Малиновский не бывал у отца и его жены до того, как ему исполнилось 13 лет. Но сам Богданов постоянно помогал ему и интересовался тем, как у него идут дела.

Связь Богданова с Анфусой Смирновой не привела к разрыву его отношений с Натальей Корсак. Но, разумеется, выяснений отношений вряд ли удалось избежать. По слухам, однажды Богданов с женой обсуждали даже возможность совместного самоубийства. Но посчитали, что не имеют права бросить только что родившегося ребенка и его тяжелобольную мать.

После поражения «левых» во главе с Богдановым Ленин фактически остался единственным лидером большевиков.

В январе 1912 года ленинцы созвали партийную конференцию в Праге. Все остальные группы отказались в ней принимать участие. Несмотря на это, конференция объявила себя VI Всероссийской конференцией РСДРП, решения которой обязательны для всех членов партии. На конференции был избран большевистский ЦК, в который вошли Владимир Ленин, Григорий Зиновьев, Серго Орджоникидзе, Иосиф Сталин, Роман Малиновский (будущий депутат Государственной думы, являвшийся, как потом выяснилось, с 1910 года секретным агентом полиции). Именно с этого времени можно говорить, что у большевиков появилась своя партия. 22 апреля 1912 года в Петербурге вышел первый номер газеты «Правда». Формально она не считалась органом большевиков, а была легальной «ежедневной рабочей газетой». Так что сотрудничали в ней сначала не только «твердые ленинцы». Литературный отдел газеты в 1912–1914 годах, например, возглавлял Горький. С ноября 1912 года в ней начал публиковаться и Богданов.

Ленин внимательно читал его статьи и часто резко критиковал их. Была бы его воля, он бы вообще запретил Богданову доступ к «Правде». И, надо сказать, всячески старался сделать это. В феврале 1913 года Ленин писал Горькому: «Нет, с ним каши не сваришь! Прочел его “Инженера Мэнни”. Тот же махизм = идеализм, спрятанный так, что ни рабочие, ни глупые редактора в “Правде” не поняли. Нет, сей махист безнадежен…»

В феврале 1914 года в газете «Путь Правды» появилась статья Ленина «Об А. Богданове», в которой он объяснял, почему Богданова перестали печатать «в рабочих газетах и журналах». «Потому, что А. Богданов не марксист», – отвечал он, а объяснения, связанные с «личными отношениями, злокозненностью отдельных лиц» – это все «сплошные пустяки, недостойные ни разбора, ни объяснения».

«А. Богданов создал в своих книгах известную социально-философскую систему и… против этой системы, как немарксистской и противомарксистской, высказались все марксисты без различия фракций… – писал Ленин. – Вот в чем суть дела, своекорыстно затемняемая намеками на личные отношения». А все попытки свести дело на «личности», по словам Ленина, нужно отбросить «как грязный сор».

Но этот стиль «чистого идейного противоборства» Ленину удалось выдерживать не всегда. «Богданов – ничтожество, которому смешно уделять много внимания», – написал он в редакцию журнала «Просвещение» в те же самые дни, когда публиковалась его статья «Об А. Богданове». Все-таки ему, конечно, не могло понравиться, что автор «Красной звезды» отводил ему место в строю «упырей» и «бессознательных рабов» Маркса.


«Нечто вроде… ребяческого коммунизма»

История с «Правдой» была, по-видимому, решающим событием, которое заставило Богданова отойти от «чистой политики» и партийной работы, хотя формально из РСДРП он не выходил.

В книге «Десятилетие отлучения от марксизма. Юбилейный сборник (1904–1914 гг.)» Богданов особо подчеркивал авторитарность мышления Ленина. «Я говорю не просто о грубой властности характера – недостатке, который может быть уравновешен и исправлен влиянием товарищеской среды. Я имею в виду самый способ мышления», – отмечал он. Богданов писал о «слепой, наивной вере» Ленина «в авторитеты», которой, по его мнению, был пронизан «Материализм и эмпириокритицизм», и о его «недопустимых» приемах в полемике.

Вскоре началась Первая мировая война. Она еще больше развела их с Лениным. Ленин оставался в эмиграции, где выдвинул свой знаменитый лозунг «превращения империалистической войны в гражданскую». А Богданов эту позицию не принял: в гражданской войне он видел угрозу «расточения лучших сил народа», а шансы на совершение мировой социалистической революции считал весьма сомнительными.

Еще в октябре 1913 года Богданов вернулся в Россию, потому что по случаю 300-летия царствования династии Романовых император Николай II объявил амнистию. Она имела довольно ограниченный характер, но разрешала возвращаться политическим эмигрантам, которые покинули страну до 1 января 1909 года. Богданов как раз попадал в эту категорию.

«Вернувшись в Россию, в 1914 году был послан на фронт в качестве врача», – писал он в своей автобиографии. Служил Богданов полковым врачом, участвовал в боевых действиях. До 1915 года, когда он вернулся с фронта, о нем не было никаких известий. То, что он увидел на войне, стало серьезным испытанием для его психики. Наверняка сказались и напряжение, и переживания предыдущих лет. В общем, домой Богданов вернулся с тяжелым расстройством нервной системы и три месяца был вынужден лечиться в клинике.

После выхода из клиники Богданов служил младшим ординатором 153-го эвакуационного госпиталя, который располагался в Москве на Покровке, и получал не очень большое жалованье – чуть больше 167 рублей, при этом давал деньги на воспитание сына и помогал родителям.

За то, что он вывел из-под огня колонну раненых, его представляли к награде за храбрость, но сверху последовал отказ. Там, видимо, помнили его «революционные заслуги».

На войне Богданов своими глазами видел, как от потери крови умирают раненые солдаты. И был потрясен тем, что русская медицина не могла им помочь. Именно во время Первой мировой войны начало широко применяться переливание крови, и Богданов об этом знал. Вероятно, именно тогда к его философско-мистическим исканиям в сфере «тайн крови» прибавился и чисто практический аспект, он понял, что переливания необходимы не только для «омоложения» организма или создания «физиологического братства». Необходимо иметь хорошо организованную службу переливания крови для помощи больным и раненым во время военных действий или чрезвычайных ситуаций. Богданов считал, что эта задача имеет важнейшее государственное значение.

Богданов приветствовал Февральскую революцию 1917 года. Между февралем и октябрем он был близок по взглядам к группе меньшевиков-интернационалистов, которые выступали против войны, коалиции с буржуазными партиями, а также против власти Советов и курса на социалистическую революцию, который провозгласил Ленин. Богданов в эту группу не входил (ее наиболее известным представителем был Юлий Мартов), но активно печатался в популярной тогда газете «Новая жизнь».

В апреле Ленин триумфально вернулся из Швейцарии в Петроград в знаменитом «пломбированном вагоне». Он выступил с «Апрельскими тезисами», в которых провозгласил курс на социалистическую революцию. Они вызвали бурную полемику среди социалистов вообще (Плеханов назвал речь Ленина «бредовой») и среди большевиков в частности. Против позиции Ленина выступали такие видные лидеры партии, как Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Александр Шляпников, считавшие, что Россия еще не созрела для социалистической революции. Острая дискуссия большевиков продолжалась до конца апреля, когда на VII Всероссийской (Апрельской) конференции РСДРП(б) позиция Ленина все-таки была одобрена большинством голосов.

Не признавать в Ленине выдающихся качеств политика Богданов, конечно, не мог. Но с объявленным Лениным курсом он категорически не согласился. Возражал Богданов и против формы нового государства, которое по Ленину должно сложиться в переходный период от буржуазного строя к социализму. Он внимательно наблюдал за дискуссией большевиков. Его беспокоило, что в партии возникает авторитаризм. А ведь раньше большевизм отличала именно «враждебность к авторитетам», отмечал он.

«В дни своего первого расцвета в 1904–7 годах большевизм был ярко демократичен не только по своей программе, но и по настроению, господствовавшему внутри организации, – писал Богданов в мае 1917 года в газете “Новая жизнь”. – Нельзя сказать, чтобы лидерства совсем не было: но оно было поставлено в такие рамки, что если бы тогда кто-нибудь сказал: “линию большевизма определяет Имярек”, – то это бы не потребовало даже особого опровержения. Ленин был опытный и влиятельный политик организации, но никому не приходило в голову, что надо ждать его мнения, чтобы составить свое».

Ленин тем временем выпустил брошюру «Письма о тактике». В ней он указал, что такой формой новой государственности могут стать Советы, «Республика Советов… по всей стране, снизу доверху». «Я, – писал Ленин, – с исключающей всякую возможность недоразумений ясностью, отстаиваю необходимость государства для этой эпохи, но, согласно Марксу и опыту Парижской коммуны, не обычного парламентарно-буржуазного государства, а государства без постоянной армии, без противостоящей народу полиции, без поставленного над народом чиновничества».

Двадцать седьмого июня 1917 года Богданов ответил Ленину статьей «Государство-коммуна», опубликованной в «Известиях Московского Совета». В ней он раскритиковал ленинский план «Республики Советов», назвав его «несовместимым с научным пониманием государства и классовых отношений, а «советскую систему» – «гораздо менее совершенной, чем парламентарная демократическая республика, и, в сущности, прямо непригодной». Советы, писал Богданов, хороши для революции, но как постоянные государственные учреждения они вскоре покажут свою слабость. Богданов предрекал, что в них начнутся споры и столкновения между рабочими и крестьянами. Крестьяне, считал он, не захотят слишком долго жить в условиях «революционной ситуации». Получив землю и средства для «поправления» хозяйства, они потребуют «успокоения», а в крайнем случае – совершат его сами. А в условиях «государства-коммуны» такое «успокоение» могло быть только кровавым.

По Богданову, преобразования в России должны были проводиться демократическим парламентом – Учредительным собранием. До социалистической революции пройдут еще «годы и годы», считал он.

Возражал Богданов и против ленинского утверждения о том, что «плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего». «Если комиссар-министр, выполняя работу, которая изнуряет мозг и нервы и нередко в несколько месяцев истощает человека на несколько лет, будет получать те же 200–300 рублей, что и средний хороший токарь, то какой токарь пойдет в министры? – недоумевал он. – Получается нечто вроде донаучного, ребяческого коммунизма: “Всем поровну”… Хороша, между прочим, и “сменяемость в любое время” выборных чиновников. Сидит в районе большинство, скажем, большевиков – и все должности заняты большевиками. Перетянули меньшевики несколько сот голосов, получили перевес – и всех большевиков долой; хорошо ли, плохо ли делали дело – не важно, “сменяемы в любое время”. Что, кроме господства голой демагогии, может получиться из такой сменяемости?»

Формально тактически Богданов ошибся: «Республика Советов» возникла в России уже через полгода и просуществовала более 70 лет. Но по существу он был прав. «Власти нового типа» в СССР так и не возникло. Де-факто Советы очень быстро оказались нежизнеспособны и большую часть своего существования играли декоративную роль при диктатуре верхушки партии коммунистов.


«Логика казармы»

События 25 октября 1917 года в Петрограде поставили перед Богдановым вопрос – с кем идти дальше? Он был не из легких.

В самом деле, к власти пришла партия, у истоков которой находился он сам, в которой до сих пор состояли многие из его друзей и которая – и это самое главное – декларировала своей целью достижение социализма и коммунизма. Но какого социализма? Каким путем к нему теперь идти и какими способами создавать? В этом Богданов снова не сошелся взглядами с Лениным и его единомышленниками.

Сильные колебания были, например, у его друзей – Красина и Луначарского. Но они все же остались «во власти» до конца жизни.

С Богдановым было иначе. «Революция застала меня в Москве; там я сначала писал политически-пропагандистские статьи; в одной из них в январе 1918 года поставил диагноз военного коммунизма», – отмечал Богданов в своей автобиографии. Но сначала вернувший «во власть» Луначарский предложил ему работать в Наркомпросе. Богданов отказался. В письме к Луначарскому от 19 ноября (2 декабря) 1917 года он изложил свои взгляды на то, что произошло в России. В этом письме он, наверное, одним из самых первых употребил выражение «военный коммунизм». «Корень всему – война, – писал Богданов. – Она породила два основных факта: 1) экономический и культурный упадок; 2) гигантское развитие военного коммунизма. Военный коммунизм, развиваясь от фронта к тылу, временно перестроил общество: многомиллионная коммуна армии, паек солдатских семей, регулирование потребления применительно к нему, нормировка сбыта, производства… Атмосфера военного коммунизма породила максимализм…»

По Богданову, если раньше партия большевиков была пролетарской, то «революция под знаком военщины» исказила ее природу: она стала «рабоче-солдатской», а объективно – просто солдатской. «Логика казармы, – продолжал он, – в противоположность логике фабрики, характеризуется тем, что она понимает всякую задачу как вопрос ударной силы, а не как вопрос организационного опыта и труда. Разбить буржуазию – вот и социализм. Захватить власть, тогда все можем… с соответственной точки зрения решаются все программные и тактические вопросы».

«Ваши отношения ко всем другим социалистам: вы все время только рвали мосты между ними и собой, делали невозможными всякие разговоры и соглашения, – писал он, – ваш политический стиль пропитался казарменной трехэтажностью, ваши редакции помещают стихи о выдавливании кишок у буржуазии…

Ваша безудержная демагогия – необходимое приспособление к задаче собирания солдатских масс; ваше культурное принижение – необходимый результат этого общения с солдатчиной при культурной слабости пролетариата…

А идеал социализма? Ясно, что тот, кто считает солдатское восстание началом его реализации, то с рабочим социализмом объективно порвал… он идет по пути военно-потребительского коммунизма… Он отдал свою веру солдатским штыкам, – и недалек день, когда эти же штыки растерзают его веру, если не его тело…

Я ничего не имею против того, что эту сдачу социализма солдатчине выполняет грубый шахматист Ленин, самовлюбленный актер Троцкий. Мне грустно, что в это дело ввязался ты… Я же останусь при этом другом деле, как ни утомительно одиночество зрячего среди слепых.

Демагогически-военная диктатура принципиально неустойчива: “сидеть на штыках” нельзя. Рабоче-солдатская партия должна распасться, едва ли мирно. Тогда новой рабочей партии – или тому, что от нее оставят солдатские пули и штыки, – потребуется своя идеология, свои идеологи (прежние, если и уцелеют, не будут годиться, пройдя школу демагогии-диктатуры). Для этого будущего я и работаю».


Социализм по-богдановски

Как же сам Богданов представлял будущий социализм? Стоит признать, что ярче всего (и понятнее для «широких народных масс») он изобразил его как раз в своих марсианских утопиях. В научных работах Богданова контуры будущего справедливого общества описываются туманно, с помощью сложного языка и громоздких определений.

Богданов развивал свои взгляды на социализм во многих работах, в том числе в «Тектологии», брошюре «Вопросы социализма» (1918), статьях «Судьбы рабочей партии в нынешней революции», «Новые прообразы коллективистического строя». «Социализм, – писал он, – есть мировое товарищеское сотрудничество людей, не разъединенных частной собственностью, конкуренцией, эксплуатацией, классовой борьбой, властвующих над природой, сознательно и планомерно творящих свои взаимные отношения и свое царство идей, свою организацию жизни и опыта».

Богданов считал, что будущее общество должно быть «коллективистским», но не «коммунистическим». Разницу он объяснял на примере «рабочего коллектива» и «коммуны рабочих», первый «вызывает идею объединенного труда, второй – объединенного домашнего хозяйства, общего помещения, общего стола». То есть «коллективизм» – это объединение в труде независимых, самостоятельных личностей, не утративших собственного «Я», а напротив, развивающих свою индивидуальность в общении с другими.

Социализм же, по Богданову, есть «научно-организованное общество». Одной из ключевых концепций его «Тектологии» является «закон наименьшего» – идея о том, что стабильность системы определяется стабильностью ее самого слабого звена. Богданов любил приводить такой простой пример: эскадра кораблей всегда вынуждена идти со скоростью самого тихоходного из них. Следовательно, и все «звенья» социалистического общества должны быть развиты одинаково.

При социализме, считал Богданов, невиданное до сих пор развитие должна получить наука и техника. Автоматы, например, заменят человека в примитивных видах работы и позволят ему заниматься только творческим трудом. Он предвидел (и очень точно!) необыкновенное развитие в будущем связи, транспорта и использования ядерной энергии. Правда, предупреждал Богданов, эта энергия «откроет доступ к такой разрушительной силе, способной уничтожить все живое на Земле, что человечеству придется держать ее под коллективным контролем» (опять угадал!).

Богданов четко оговаривал, что не изображает «абсолютный» идеал социализма. «Было бы… наивно и ненаучно – писал он, – считать это решение окончательным, последним. Коллективистское общество – тоже высокодифференцированная система и между его частями или разными сторонами жизни должны возникать новые расхождения. Какие именно – мы этого сейчас научно предусматривать еще не можем, можем только сказать, что не сословно-правовые и не экономически-классовые, так как эти исключены нынешними решениями. Для новых задач найдутся и новые методы…»

Вряд ли подобные картины «светлого будущего» могли вызывать неприятие у большевиков. С чем тут не соглашаться? Главное противоречие между ними было в другом. Если, по Ленину, первым шагом к социализму должен был стать захват политической власти, то, по Богданову, переход к нему возможен только после того, как произойдет «огромная культурная революция в пролетариате». «Это, – отмечал Богданов, – его внутренняя социалистическая революция, которая необходимо должна предшествовать внешней социалистической революции общества».

Было между ними еще одно серьезное расхождение по вопросу о том, когда будет построен социализм? Большевикам во главе с Лениным, исходившим из конкретных условий 1917–1918 годов, казалось, что это может произойти в самое ближайшее время – вот сейчас начнется социалистическая революция в Европе, будет создана Всемирная Республика Советов, и передовые западные рабочие помогут России строить вместе со всем миром социализм.

Богданов в «мировой революции» сильно сомневался. Но, он считал, если даже она и произойдет, то не стоит говорить о «социализме завтрашнего дня». А когда же? Неизвестно. «Из царства необходимости в царство свободы ведет не скачок, а трудный путь. Но каждый шаг этого пути есть уже завоеванная частица самого царства свободы», – писал он.

Для Ленина это была явно «меньшевистская» постановка вопроса.


«Мы во власти мятежного, страстного хмеля»

Вооруженный захват власти, первые акты Гражданской вой ны и террора, разгон Учредительного собрания в январе 1918 года – все это Богданов принять не мог. Трудность его положения была очевидной. Он «чужой среди своих». Как писал потом Богданов, он «поневоле ушел в келью Социалистической академии».

Социалистическая академия была создана 25 июня 1918 года, и Богданов был избран ее членом, вошел в ее Президиум. Он преподавал еще политэкономию в Московском университете. Новые власти ему в этом не препятствовали.

Основным же полем деятельности Богданова в эти годы стала добровольная организация «Пролетарская культура» или «Пролеткульт». По существу, Богданов и был ее главным идеологом. Самое распространенное воспоминание о ней, – это, конечно, стихи «пролетарского поэта» Владимира Кириллова[4 - Кириллов Владимир Тимофеевич (1890–1937), поэт, представитель «пролетарской поэзии». Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.] «Мы»:

Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты»,
Во имя нашего Завтра – сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.

«Пролеткультовцы» остались в истории символом этаких «радикальных леваков», «хунвейбинов» в культуре, призывавших, как писали в советское время, «строить пролетарскую культуру в отрыве от культурного прошлого». Но все было гораздо сложнее.

Богданов разрабатывал свою теорию «пролетарской культуры» начиная еще со времени революции 1905 года. Читая сегодня его работы, можно только удивляться, так как очень глубокие мысли (например, о том, что без коренного изменения сознания пролетариата и его «окультурования» социализм практически невозможен) в них соседствуют с довольно странными и, пожалуй, даже примитивными. Скажем, о том, что «искусство ради искусства» – это идеал эксплуататоров-буржуа.

По Богданову, пролетариат не должен смотреть на культуру как на «источник тонких духовных наслаждений». Это, по его мнению, «барский взгляд». До сих пор, писал Богданов, никто не смог толком «раскрыть организующую силу искусства». Он говорит о культуре, как о системе, которая «управляет социальной практикой», не просто отражает действительность, но воспитывает, дает «строй мыслей» и направляет волю. В качестве примера он приводил «оживляющее» воздействие военной музыки на солдат.

Другими словами, «новая пролетарская культура» должна, во-первых, «перестроить сознание» пролетариата, а во-вторых, организовать его на борьбу за социализм. Однако очевидно, что для их выполнения потребуется ни один год. «Но “пока солнышко взойдет”, перед нами все же только зародыши искусства пролетарского и огромная художественная культура старых классов, – писал Богданов в 1914 году в статье “Возможно ли пролетарское искусство?” – Как же быть-то? Воспитываться на том, что есть? Конечно, да… Но учиться надо сознательно, не забывая, с кем, и с чем мы имеем дело: не подчиняться, а овладевать… Взять у них можно и следует много, очень много, но не продать им за это незаметно для себя свою классовую душу».

В 1918 году в статье «О художественном наследстве» он еще раз выразил эту же мысль: «Две грандиозные задачи стоят перед рабочим классом в сфере искусства. Первая – самостоятельное творчество: сознать себя и мир в стройных живых образах, организовать свои духовные силы в художественной сфере. Вторая – получение наследства: овладеть сокровищами искусства, которые созданы прошлым, сделать своим все великое и прекрасное в них, не подчиняясь отразившемуся в них духу буржуазного и феодального общества». То есть ни о каком отрицании старой культуры Богданов не говорил.

Первые конференции пролетарских культурно-просветительских организаций прошли осенью 1917 года, еще до прихода большевиков к власти. Был избран ЦК во главе с Луначарским. 28 ноября 1917 года Исполнительное бюро ЦК приняло решение «именовать Центральный комитет сокращенно: ПРОЛЕТКУЛЬТ».

Хотя это была автономная организация, она напрямую зависела от государства. Ее курировал Наркомат просвещения, который выделял ей финансирование, здания, типографии, имущество. 15–20 сентября 1918 года была созвана I Всероссийская конференция Пролеткульта. На ней выбрали Всероссийский совет, в президиум которого вошли Богданов, Лебедев-Полянский[5 - Лебедев-Полянский Павел Иванович (настоящая фамилия Лебедев) (1882–1948), член РСДРП с 1902 года, академик Академии наук СССР (с 1946 года). В 1918–1921 годах главный редактор издательства «Пролетарская культура». В 1921–1930 годах начальник Главлита. – Примеч. ред.] и др. Почетным председателем Совета стал Луначарский (потом его сменил Лебедев-Полянский).

Организация стремительно росла. К 1919 году в ней участвовало почти 400 тысяч человек. По стране была развернута сеть различных кружков – от занимавшихся ликвидацией неграмотности до шахматных и хоровых. Пролеткульт издавал более 20 газет и журналов, выпускал книги, ставил спектакли и организовывал народные праздники. 7 ноября 1920 года в Петрограде прошла, например, грандиозная инсценировка «Взятие Зимнего дворца». В ней участвовали более 8 тысяч человек.

В годы «военного коммунизма» Пролеткульт давал возможность элементарно выжить и многим деятелям «старой» культуры, с ним сотрудничали Александр Блок, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Владислав Ходасевич, Николай Гумилев, Корней Чуковский и др.

В смысле просвещения, привлечения огромных масс народа к культуре и начала «окультуривания» пролетариата, о котором писал Богданов, заслуги Пролеткульта, конечно же, были велики.

В Пролеткульте было, конечно, немало «радикалов», выступавших за полный отказ от прошлого культурного наследия. «Умеренные», к которым относились Богданов и Луначарский, тоже считали, что существует чуждая для пролетариата культура. В статье «Критика пролетарского искусства», напечатанной осенью 1918 года, Богданов критиковал «крестьянских поэтов Клюева, Есенина и других». «Все это как нельзя более чуждо сознанию социалистического пролетариата», – делал он вывод. «Печально видеть, – писал Богданов – поэта-пролетария, который ищет лучших художественных форм и думает найти их у какого-нибудь кривляющегося интеллигента-рекламиста Маяковского или еще хуже – у Игоря Северянина, идеолога альфонсов и кокоток… Простота, ясность, чистота формы великих мастеров – Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Толстого – всего больше соответствуют задачам нарождающегося искусства». Правда, стихи Фета для него – «барская поэзия», а «Фауст» Гёте – произведение, написанное прежде всего «буржуазным интеллигентом».

Но вскоре Пролеткульт начал вызывать явное раздражение Ленина и других руководителей РСФСР. Луначарский считал, что Ленин не хотел создания рядом с партией конкурирующей рабочей организации. Вполне вероятно, что и так. Пролеткульт пользовался большой популярностью, в него шло много революционной молодежи, а его руководители декларировали свою «автономность» и «особую роль» в государстве.

По Богданову выходило, что, если партия – политическая организация пролетариата, профсоюзы – экономическая, то Пролеткульт – культурно-творческая. Это противоречило официальной точке зрения о том, что всей борьбой пролетариата и его союзников руководит партия. Несомненно, Ленина раздражали громкие и слишком уж «революционные» заявления работников «пролетарской культуры».

Первого декабря 1920 года в «Правде» появилось письмо ЦК РКП(б) «О Пролеткультах» с критикой руководителей Пролеткульта. В ноябре 1921 года было опубликовано постановление Политбюро ЦК о Пролеткульте. В нем говорилось, что «Пролеткульты должны стать одним из аппаратов партии по удовлетворению культурных запросов пролетариата». Следствием этого постановления стала полная смена руководства Пролеткульта. Богданов и Лебедев-Полянский вышли из организации. Сам Пролеткульт вскоре начал раскалываться на отдельные группы, а в 1932 году был распущен окончательно. Наступили совсем другие времена.


«Физиологический коллективизм»

«Осенью 1921 года прекратилась и моя пролеткультовская работа, я посвятил себя всецело научной», – отмечал Богданов в автобиографии, написанной в 1925 году. В других своих записках он подчеркивал, что с этого момента «окончательно оставил политику», «стал полностью аполитичен» и т. д., что, конечно, не совсем так. Богданов всегда оставался политической фигурой, даже если он и не думал так.

«Научная работа» означала прежде всего его возвращение к проблемам крови. Это были уже не философские размышления, а практические эксперименты. Хотя, наверное, не стоит отделять одно от другого, и сам Богданов вряд ли делал это.

Итак, он решил рискнуть и попробовать реализовать в «стране победившего пролетариата» идею, которую он описал в романах «Красная звезда» и «Инженер Мэнни», – обмен кровью между гражданами с целью лечения, оздоровления и создания общества подлинного «кровного братства».

В России первое переливание крови было сделано только в 1919 году хирургом Владимиром Шамовым (в будущем академиком АМН СССР и лауреатом Ленинской премии). В 1920-х годах трансфузиология в Советском Союзе практически не развивалась, в этом смысле он сильно отставал от США, Англии и Франции. Там переливания крови уже прочно вошли в медицинскую практику, а в Англии в 1922 году была создана первая донорская организация. Кстати, ее основатель доктор Перси Лейн Оливер из Британского Общества Красного Креста пропагандировал очень близкие к Богданову идеи. Он считал, что донорство должно быть добровольным и бесплатным актом солидарности людей.

В конце 1921 года Богданову представился случай познакомиться с самыми передовыми на тот момент достижениями трансфузиологии. Он оказался в Англии. 16 марта 1921 года РСФСР и Великобритания подписали в Лондоне торговое соглашение – первое соглашение, подписанное Советской Россией с одной из ведущих держав мира. Оно прорвало дипломатическую блокаду РСФСР. Вскоре Красин стал полпредом и торгпредом в Лондоне, сохранив за собой и пост наркома. Не без его содействия в декабре 1921 года Богданов был командирован в Англию в качестве эксперта-экономиста Наркомата внешней торговли.

В Россию из Лондона он привез книги по переливанию крови, специально изготовленный в Германии по его заказу и чертежам аппарат для переливания, аппарат Кейнса (британский хирург Джеффри Кейнс во время Первой мировой войны придумал переносной аппарат, консервировавший кровь и помогавший выполнять переливания в полевых условиях), сыворотки для определения групп крови, иглы, резиновые трубки и т. д.

Вскоре после возвращения Богданов и несколько его единомышленников сформировали своего рода кружок, который Богданов назвал «кружком “физиологического коллективизма”». «Базой» кружка стала квартира Богданова в Москве. В работе участвовала и его жена Наталья Богдановна, фельдшер по профессии.

Важно было привлечь в кружок молодежь, так как почти всем его участникам было от 40 до 60 лет, а ведь по идее Богданова, сформулированной им еще в «Красной звезде», именно обмен кровью между пожилыми и молодыми членами общества приводит к полезным изменениям в организме и не только к идейной, но и физиологической преемственности поколений.

К весне 1923 года «коллективисты» были готовы приступить к обменным переливаниям на практике, но у Богданова снова начались трудные времена.


«Под могильной плитой Маркса»

В начале 1920-х годов в СССР начались «чистки» среди оппозиционно настроенной интеллигенции и первые показательные процессы (процесс по делу эсеров, 1922 год), высылали за границу (или «позволяли» уехать) и видных социалистов. Богданова, однако, не трогали и даже разрешали откровенно высказываться.

Сейчас уже сложно сказать, в какой степени «зонтиком» для Богданова служила позиция Ленина. Можно предположить, что, несмотря на их острые политические разногласия, какая-то человеческая связь между ними все же оставалась, хотя бы «заочно». (Следует отметить, что Ленин продолжал пристально следить за тем, что пишет Богданов. В его библиотеке в Кремле имелись все основные работы «синьора махиста», многие – с ленинскими пометками.)

Во всяком случае, после того, как в конце 1922 года Ленина настиг тяжелый приступ болезни и он фактически уже не вернулся к работе, началась кампания борьбы с «богдановщиной». 4 января 1923 года «Правда» напечатала фельетон Якова Яковлева[6 - Яковлев Яков Аркадьевич (настоящая фамилия Эпштейн; 1896–1938), член РСДРП с 1913 года. В 1922–1924 годах в агитпропотделе ЦК РКП(б), в 1924–1930 годах член ЦК. В 1929–1930 годах нарком земледелия СССР. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.] «Меньшевизм в пролеткультовской одежде». В том же году, был издан сборник «Против А. Богданова», в который вошли статьи Ленина и Плеханова.

Писали тогда об «отрыжках богдановщины», «оппортунистической реакции на революцию», «ревизии марксизма», да и много еще о чем. «Флагманом» кампании против Богданова стал философский и общественно-экономический журнал «Под знаменем марксизма», начавший выходить в Москве в начале 1922 года. «Я подвергался не десяткам, а, полагаю, сотням нападений со стороны влиятельных лиц, а то и влиятельных кругов, – писал Богданов, – в официальных документах, публичных выступлениях, в газетных, журнальных статьях, целых книгах. Я как-то сказал, что журнал “Под знаменем марксизма” издается наполовину против меня, бывший при этом Ш. М. Дволайцкий[7 - Дволайцкий Шолом Моисеевич (1893–1937), член РСДРП [ «интернационалист» в 1917–1919 годах, член РКП(б) с 1919 года]. С 1921 года член Президиума Социалистической академии, с 1922 года член редколлегии журнала «Под знаменем марксизма». Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.], сам один из ближайших сотрудников этого журнала, поправил меня: “Не наполовину, а вполне”. Мои попытки отвечать не печатались; да и немыслимо было бы на все ответить».

Однажды он даже написал пародию на статью с критикой, направленной против него, в журнале «Под знаменем марксизма», которую он назвал «Под могильной плитой Маркса», но, впрочем, никуда так и не отослал.

В общем, вокруг Богданова сгущались тучи. Пока, правда, на «теоретических» фронтах. Но к осени 1923 года обстановка в РКП(б) накалилась. Ленин тяжело болел. В партии разворачивалась борьба за власть между его «наследниками» – Сталиным, Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Троцким – с другой. А в такой обстановке люди, «вооруженные» революционными, но не совпадающими с «генеральной линией» идеями, могли стать опасны вдвойне. Особенно если эти идеи вдруг станут платформой какой-нибудь организации. Кто знает, как все это скажется на дальнейшем раскладе сил в партии и стране?


«Причин ареста я не знал»

Чекисты пришли за Богдановым в ночь на 8 сентября 1923 года. Ему предъявили выписанные в ГПУ ордера на арест и обыск. Обыск в его квартире проводился очень тщательно и занял несколько часов. Затем его увезли на Лубянку и поместили в камеру 49 Внутренней тюрьмы ГПУ. Первые пять дней его держали без прогулок, книг, письменных принадлежностей и даже без допросов. Только 12 сентября Богданов заполнил анкету арестованного, и тогда ему несколько улучшили условия содержания.

«Причин ареста я не знал», – указывал Богданов в своих дневниковых записях в тюрьме. Сначала он думал, что его «взяли» в связи с созданием «кружка “физиологического коллективизма”». Но оказалось, что дело гораздо серьезнее.

Богданова обвинили в связях с группой «Рабочая правда» – одним из оппозиционных течений в РКП(б). Она возникала весной (по другим данным – осенью) 1921 года и выступала за создание новой «революционной рабочей партии», считая, что руководство РКП(б) перерождается, нэп только обострил в СССР классовые противоречия и ведет к реставрации буржуазных порядков и что никакого социализма в СССР нет. Входили в группу в основном молодые (самой старшей было 28 лет) люди – студенты, научные работники, рабфаковцы, рабочие.

Группа нелегально подготовила несколько брошюр и листовок. Некоторые из этих документов были опубликованы в эмигрантской меньшевистской печати.

Казалось бы, какое отношение к этому делу имеет Богданов? По мнению чекистов, самое прямое. В своих листовках они цитировали его работы. Богданов возражал: в таком случае Маркс несет ответственность за меньшевизм или за Троцкого.

Допрашивали Богданова известные чекисты Яков Агранов[8 - Агранов Яков Саулович (настоящие фамилия, имя, отчество Соренсон Янкель Шмаевич; 1893–1938), комиссар государственной безопасности 1-го ранга (1935). В 1923–1929 годах заместитель начальника Секретного отдела ГПУ/ОГПУ. С 1933 года заместитель председателя ОГПУ СССР, в 1934–1937 годах 1-й заместитель наркома внутренних дел СССР. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.] и Александр Славатинский[9 - Славатинский Александр Сергеевич (1892–1939), майор государственной безопасности (1935). В 1923 году начальник 12-го отделения (борьба с антисоветскими элементами в сфере литературы и искусства) Секретного отдела. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.]. Он все отрицал. Назвав тексты «Рабочей правды» «произведениями людей молодых и незрелых», Богданов спрашивал чекистов, неужели он бы мог так плохо написать?

Но почему же члены «Рабочей правды» обратились именно к его работам? Он дает весьма любопытное объяснение. Во-первых, причина в той травле, которую вели против него последние три года. Поэтому его работы и начали читать «элементы брожения, недовольные ходом вещей» среди молодежи. А во-вторых… Во-вторых, эта самая недовольная молодежь решила им «пожертвовать» – его же все равно травят и добьют, так сделаем «для нашего дела такого мученика, хочет он или не хочет».

«Одинокий работник науки… – писал Богданов, – оказался между молотом и наковальней: одни давно стремятся добить его как ненавистного мыслителя, другие – не прочь подставить его под удары, потому что им это далеко не вредно… Но будет великой несправедливостью, которую заклеймит суд истории, если оба эти плана удадутся».


«Я вышел из тюрьмы больным»

Допросы вскоре прекратились, но Богданова продолжали держать в тюрьме. 27 сентября он написал заявление на имя председателя ГПУ Дзержинского, потребовав встречи с ним («с просьбой допросить меня лично [здесь и далее выделено автором. – Е. М.]» – писал Богданов). В нем он привел еще один аргумент, который, как ему казалось, мог свидетельствовать в его пользу. Идеи пролетарской культуры, «всеобщей организационной науки» и «физиологического коллективизма», писал Богданов, «для меня они – все». «И этим рисковать, этим жертвовать ради какого-то маленького подполья?» – спрашивал он.

Дзержинский вызвал его в тот же день. Он был хорошим психологом. После часового разговора он понял, что Богданов действительно не имеет отношения к тому, в чем его обвиняют. Он пообещал освободить Богданова «в пределах одной недели», разрешил ему свидания и позволил сказать жене о его скором освобождении. «Его искренность во мне не возбуждала и не возбуждает никаких сомнений», – отмечал Богданов в дневнике.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67236422) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Дубровинский Иосиф Федорович (1877–1913), социал-демократ с 1896 года. В 1907 году избран членом ЦК РСДРП. Будучи в ссылке в Туруханском крае, утонул в Енисее. – Примеч. ред.




2


Фактически А. А. Богданов упоминал о процедуре эвтаназии, о которой сегодня идет так много споров.




3


Интересно, что в своих книгах о Марсе Лоуэлл ничего не писал о внешнем виде марсиан. Вероятно, Ленин смешал в письме саму книгу Лоуэлла и «фельетон» Герберта Уэллса «Существа, живущие на Марсе», напечатанный в апреле 1908 года. Уэллс писал: «Насколько, однако же, эти разумные существа похожи на нас?.. Я думаю, однако же, что они должны быть в 2


/


раза крупнее нас, хотя это не значит, что они во столько же раз должны быть выше или толще, так как надо принять во внимание меньшую плотность органических тканей на Марсе. Весьма вероятно, что они покрыты шерстью или перьями… Нашему воображению трудно представить себе, чтобы вместо рук у марсиан были какие-нибудь хоботы, вроде слоновых, или щупальца, но у природы воображение богаче нашего, она никогда не повторяется, и легко может быть, что она снабдила марсиан такими органами, о которых мы и понятия иметь не можем».




4


Кириллов Владимир Тимофеевич (1890–1937), поэт, представитель «пролетарской поэзии». Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.




5


Лебедев-Полянский Павел Иванович (настоящая фамилия Лебедев) (1882–1948), член РСДРП с 1902 года, академик Академии наук СССР (с 1946 года). В 1918–1921 годах главный редактор издательства «Пролетарская культура». В 1921–1930 годах начальник Главлита. – Примеч. ред.




6


Яковлев Яков Аркадьевич (настоящая фамилия Эпштейн; 1896–1938), член РСДРП с 1913 года. В 1922–1924 годах в агитпропотделе ЦК РКП(б), в 1924–1930 годах член ЦК. В 1929–1930 годах нарком земледелия СССР. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.




7


Дволайцкий Шолом Моисеевич (1893–1937), член РСДРП [ «интернационалист» в 1917–1919 годах, член РКП(б) с 1919 года]. С 1921 года член Президиума Социалистической академии, с 1922 года член редколлегии журнала «Под знаменем марксизма». Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.




8


Агранов Яков Саулович (настоящие фамилия, имя, отчество Соренсон Янкель Шмаевич; 1893–1938), комиссар государственной безопасности 1-го ранга (1935). В 1923–1929 годах заместитель начальника Секретного отдела ГПУ/ОГПУ. С 1933 года заместитель председателя ОГПУ СССР, в 1934–1937 годах 1-й заместитель наркома внутренних дел СССР. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.




9


Славатинский Александр Сергеевич (1892–1939), майор государственной безопасности (1935). В 1923 году начальник 12-го отделения (борьба с антисоветскими элементами в сфере литературы и искусства) Секретного отдела. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.