Книга - Сказки соснового леса

Сказки соснового леса
Алёна Весна


Книга «Сказки соснового леса» рассказывает истории о загадочном мире, где рядом живут зверьки, птички и жучки, а также древние духи леса и холодного моря. Истории написаны для читателей старше 6 лет, но есть в них мысли и для взрослых.

У каждой из шести историй уникальный характер. Это истории о первой влюбленности и разочаровании; старой дружбе и новых знакомствах; о трудностях путешествий и приключениях в дороге; о том, как научиться радоваться скупым зимним дарам; об ответственности и взрослении.

Лесных зверюшек – сонь, зайцев, мышек и белок ждут приключения. Они повстречают Водяного в окружении Русалок, побывают в гостях у старушки Махорки, узнают, из-за чего поссорились богини Солнце и Ночь, и пустятся на поиски дракона.

Слышите, как ветер играется в ветках у самых макушек, а море нашептывает свои колыбельные? Это северный лес рассказывает сказки о том, кто прячется в тени кудрявых кустарников голубики.





Алёна Весна

Сказки соснового леса





Мистер Квакс и Фарфоровая Куколка


Мистер Виллоби Квакс, проживавший в просторной норе на краю болота вместе с матушкой Буфо, давно достиг своей лягушачьей зрелости. Уже целых два месяца назад.

– Прошло уже два месяца с того дня, когда ты превратился из головастика в импозантного зеленого молодого человека! Ты же просто завидный жених! Все соседи о тебе шушукаются! – в негодовании расквакалась жаба. – Говорят, какой жених! Какая нора! Какая чудесная матушка Буфо! Она стала бы родной матерью для своей невестки, – на этих словах она в умилении сложила лапки и мечтательно завела глаза. – А какие барышни на тебя заглядываются. Вот взять хотя бы сестер Рину и Риду Жабовски. Ах, какие красавицы! Уже две недели как прошли метаморфоз. А ты, что нос воротишь? Высокомерный ты чудак! Вот так о тебе и говорят, что ты – высокомерный чудак. Отщепенец.

– Несомненно, так и говорят. – повторил Виллоби слова матери, но особо не вдаваясь в их смысл. От такой нервотрепки у Виллоби обычно случались мигрени и урчание в животе. И он, схватив с вешалки трость и шляпу, удалялся на неспешную прогулку в прохладной траве.

– Ловля мух – лучшее лекарство от всех болезней! Это непоколебимая истина, известная каждому уважающему себя джентльмену из лягушачьих. – Философствовал он, прогуливаясь по родному болоту в окружении загадочного танца крошечных болотных духов Мокошек.

Задумавшись, Виллоби нередко уходил подальше от дома, только бы не слышать раскатистых наставлений матушки. А слышно ее было так далеко, что все юноши соседних болот, достигшие зрелости, съеживались и клятвенно обещали жениться в ближайшее время.

Лишь совсем забурившись в траву, Виллоби вспоминал, что неплохо бы вернуться в родную нору. Иногда он добирался и до домов людей, что уж совсем нехорошо. Порой ему приходилось пережидать жару в тени человечьих лавок, ведер и тазов, оставленных во дворе. Бывало пока просидишь пару часов, прячась от солнцепека, обязательно разморит. Виллоби заснет, а очнется уже глубокой ночью. И такая лень его разберет прыгать до дома на болото, что он там, под тазом, и останется досыпать до первой росы. А дома снова ждет матушка, разъяренная пуще прежнего оттого, что ее сыночек где-то всю ночь болтался и не ночевал в родной норе. А она вся извелась от нервов.



В этот день Виллоби не уходил далеко от дома. Он упрыгал лишь на другой конец болота и расположился на камне в благоухающей траве. Далеко прыгать ему не хотелось, так как погода стояла солнечная, но с ветерком, что «несомненно приятно». Но особенно важно, что это день мухостояния. То есть такой волшебный день, когда мушки стоят над болотом и никуда не собираются улетать. Они так и просят приглашения на обед. Виллоби – хорошо воспитанный джентльмен. Он никогда не отказывает мушкам в их просьбах. Довольный собой Виллоби щурился на солнце, предвкушая веселые игры с мушками и последующий за этим пир.

– У мух есть только один изъян, – логически рассуждал он, – они много жужжат не по делу. К счастью, я умею быстро завершать диалог.

Ему очень понравилась его шутка, и, облизнувшись, он хотел было пуститься в догонялки. Но тут что-то сверкнуло. Да так ярко, будто резануло по выпученным жабьим глазам.

Кроме того, что Виллоби обладал отменным аппетитом, и хотя бы этим радовал матушку, он был еще и по-кошачьи любопытен. Это скорее минус. Но что уж тут поделать? Каков есть. Примерно в десяти прыжках от него лежало то самое нечто, что так нещадно прошлось по его зрению.

–Ух, сейчас я этому чему-то расскажу, все расскажу. И покажу! – негодовал Виллоби и считал на лету прыжки. Оказалось, что до этого сверкающего чего-то его отделяло ровно десять прыжков.

– Ах, каков я! – восхитился он собой. – Все точно рассчитал! А каков глазомер! А как ловко я допрыгал! Но перед матушкой хвастать не стану. Ведь я кроме прочего еще и скромен. Не-сом-нен-но.

Вдоволь нахвалившись перед собой, Виллоби наконец вспомнил, зачем он сюда припрыгал. Он как следует сморщился, чтобы напустить гневного вида и резко развел лапами густую траву, скрывавшую ту самую «сверкалку».

– Ах, мама! – Виллоби так и осел с разинутым ртом. Не способный ни моргать, ни дышать, он уставился на «сверкалку». Это была прекраснейшая фарфоровая куколка.

– Может быть какой-то глупец обронил эту куколку, когда нес ее в подарок вместе с тортом? Или беспечные ребятишки стащили ее из стеклянного серванта да в игре потеряли? Но это все пустое, ерунда. – отмахнулся Виллоби. – Важно только то, насколько она красива. Как солнечные лучи играют в золотой каемочке на ее юбке и на лаковых щечках!

В фарфоровом отражении он увидел родное болото и небо, и зеленую траву, и самого себя. Каким привлекательным он казался себе в ее отражении. Не зря народ судачит. А она такая тоненькая, хрупкая. Держится вся на пальчиках крохотной левой ножки. Вторая нога согнута в колене. Нежная левая ручка придерживает юбочку, а правая так опасно, но так изящно указывает наверх.

– Аттитюд. – вот и все, что смог сказать очарованный Виллоби. Он не в силах был отвести глаз от ее замечательного личика в обрамлении светящихся фарфоровых волос. Ох уж эти пухлые щечки, губки сердечком и скромно опущенные огромные глаза, прикрытые чернотой густых ресниц.

– Разрешите представиться! – наконец он собрался с мыслями. – Мистер Виллоби Квакс.

Конечно, фарфоровая куколка не умела разговаривать по-жабьи, поэтому промолчала.

– Ах, она еще и скромна! – восхитился Виллоби. – Но меня не гонит, значит не против знакомства. – рассудил он и продолжил. – Не желаете ли представиться, юная леди?

И хотя куколка уже начала догадываться, о чем говорит этот мистер, ведь она была еще и смышленой, все же решила промолчать.

– Что ж, она еще и молчалива. Это, несомненно, плюс. Могу я называть Вас Куколка Фарфоровая? Или, может, просто Куколка? Молчание – знак согласия, – не дождавшись ответа решил Виллоби, – а посему, так тому и быть.



– Она невероятная скромница, – спустя мгновение Виллоби уже нахваливал свою невесту матушке, – и совсем не болтлива.

Матушка Буфо растерялась. Она, конечно, хотела, чтобы ее сын как можно скорее женился, но не таким же образом! Это даже как-то неприлично, наверное.

– Как мы с ней покажемся в светском обществе? – кивнула матушка на Куколку, отводя сына в сторонку. – Каковы ее манеры? Умеет ли она себя вести среди приличных жаб и лягушек? Ах, я вся в сомненьях. – засуетилась матушка по норе. – Что скажет уважаемая мадам Ди Кругло-Седая?

Мадам Ди Кругло-Седая – большая зеленая жаба из состоятельных. Известная оригиналка и высокосветская дама, поддерживающая молодые лягушачьи таланты. Особенно она ценит певцов, способных взять высокое «ква». И как чудесно совпало, что именно на закате этого необычного мухостоятельного дня, она пригласила гостей в свой коттедж под дубовым пнем.

– Нет, нет! Мы никуда не пойдем! Нас поднимут на смех. Какой позор. Конечно, твоя избранница красива…

– Несомненно. – поддакивал Виллоби, не отрывая глаз от глянцевой возлюбленной.

– И глаз не поднимает, что тоже хорошо.

– Несомненно!

– Но она же…я даже не знаю, как это сказать, – матушка перешла на шепот, – она же не из лягушачьих.

– Матушка, я готов защищать свою возлюбленную перед любой Кругло-Седой и Пупырчато-Бородавчатой! Я люблю ее. И точка! А если общество ее не примет, я уйду от Вас!

– Куда? – Буфо схватилась за сердце, выпучив глаза.

– Ммм, – подумал Виллоби, – в лес! Или к людям!

– Ах, нет! Мое сердце не выдержит, – замахала лапками Буфо. – Только не к людям. Я соглашаюсь с тобой во всем, только не к людям, умоляю! Ты же знаешь, что вытворяют несносные человеческие мальчишки!

– Что ж, – удовлетворенно пошамкал губами Виллоби, поняв, что отстоял себя, – пожалуй, Вы правы. Насчет людей, это я хватанул лишка. Но уж в лес уйду несомненно! – Он потряс в воздухе перепонками, завинтив последнюю гайку.



Прихорошившись как никогда, во фраке и при галстуке-бабочке, он, гордо выпятив грудь и взявши свою даму под руку, отправился на раут к мадам Кругло-Седой под дубовый пень. Матушка Буфо, обожавшая такие встречи за возможность от души посплетничать и наесться подпневыми жучками и слизнями, теперь шла медленно, пришаркивая и как-то съежившись. Она понимала, что сегодня с ней сплетничать не будут. Сегодня будут сплетничать о ней.

– Матушка, пойдемте скорее. Не считайте мух, на встрече насытитесь. – подгонял ее сын.

Наконец добравшись до заветного пня, матушка трясущейся лапкой нажала на звонок, в тайне надеясь, что им никто не откроет, что они ошиблись адресом и днем приглашения. А может быть даже за разговорами они пропустили налет цапель, и теперь двери открывать попросту некому. Вот было бы здорово!

Звонок раздался громовым раскатом. Ожидая пока дворецкий пригласит их в дом, матушка Буфо покрылась пятью новыми бородавками и сменила три окраса подряд.

– На что только ни пойдешь ради любви, правда ведь? – уговаривала себя она. – Ради любви к сыночку и не на такое пойдешь.

Перед глазами несчастной старой жабы одна за другой мелькали сцены, как их осмеивают, как они в спешке собирают свой скарб, наряды, посуду и сбегают в лес, где никто их не знает. И где они укроются от позора вместе с чудаком-сыном и его Куколкой. О Куколке она подумала с некой брезгливостью. Ведь она даже не зеленая. И у нее нет ни единой бородавки! Что правда, то правда, бородавок у Куколки не имелось.

Краем глаза Буфо оценила, как дворецкий отнесся к увиденному. К счастью, дворецкий был профессионалом своего дела. Он и глазом не моргнул в присутствии Куколки.

– Несомненно глуп. Непроходимо глуп. Или слеп. – подумала матушка. – Ну его! Вот еще, обращать внимание на мнение дворецкого. – Осмелела Буфо и скинула ему свое манто из одуванчиков.

Наконец двери в большой зал открылись, и они вошли. Грандиозная хрустальная люстра, освещавшая огромную комнату с высокого потолка, заиграла по-новому в отражении Куколки. Будто в комнате разом зажглись тысячи люстр. И все это хрустальное великолепие отражалось в стеклянных окнах, бокалах и серебряных вилочках, в украшениях дам и мужских запонках. Оно играло на шелке роскошных платьев, сплетаясь в удивительный танец солнечных зайчиков. Все гости были ошеломлены. Первой из ступора вышла многоуважаемая мадам Кругло-Седая. Ей не нравилось, когда кто-то получал внимания больше, чем она сама. Но это зрелище было действительно восхитительно, так что она смилостивилась к гостям. И приняв разумное решение не гневаться, мадам подошла к Куколке.

– Боже, какой талант сиять! Кто эта барышня? Познакомьте нас незамедлительно! – потребовала многоуважаемая жаба.

– Позвольте! Это Куколка Фарфоровая. Моя невеста. – гордо задрав мордочку к потолку, представил Куколку Виллоби.

– Ах, как мило она передо мной робеет. Ах, она еще и молчалива. Столь же скромна, сколь красива. Отличный выбор! – громко заявила мадам Кругло-Седая и подняла бокал за знакомство.

– Отличный выбор! – зашумели остальные гости. Одна дама даже сказала «ах!» и упала в обморок в знак восхищения красотой Куколки.

– А теперь танцы! – объявила хозяйка дома и все послушно отправились крутить лягушачьими бедрышками. Куколка танцевала красивее всех. Виллоби держал ее за кончики пальцев правой руки, указывающей вверх. И она кружилась, кружилась, очаровывая гостей их отражением в ее глянцевом платье. Мокошки весело резвились вокруг нее, творя еще более загадочную атмосферу. Мадам Кругло-Седая отметила талант Куколки к танцам. Ну а Куколка ничего ей не ответила и не подняла глаз, что еще больше понравилось многоуважаемой жабе.

– Какое воспитание! Прелестное дитя!

– Прелестное! Прелестное дитя! – Повторяли жабы и лягушки из разных углов. Наконец пришло время взяться за светский ужин. И тут Куколка показала себя наилучшим образом. Ведь даже если бы она могла есть, то вряд ли засунула бы в рот хоть одного жучка или червячка. Ведь это совершенно бесчеловечно.

– Ах, она еще и не ест! Браво, Виллоби! Она не будет объедать твою большую семью, – жаба оглядела своих гостей, – и не будет мешать нам петь по ночам звездные оды. Браво Виллоби, твой выбор идеален! – Окончательно одобрила их свадьбу мадам Кругло-Седая.

Сидевшие напротив сестры Жабовски, насупили свои мордочки с полными от мушек ртами. Уж они то любили и поквакать, и поесть.



Свадьбу назначили нескоро. Через неделю. Столько всего надо успеть приготовить. Сама мадам взялась за устроение праздника. Ну, а кто бы еще смог обустроить все так шикарно, как это умела многоуважаемая жаба? Она пригласила на праздник заграничных артистов. Приехали испанский музыкант и певец Тоад Честес и итальянская художница Рана Темпорария. А запечатлел для истории это грандиозное событие греческий художник Амолопс. Конечно же на свадьбу съехались все близлежащие болота. Двоюродная тетушка Виллоби по бабушкиной линии и по совместительству поэтесса Бежу даже сочинила оду в честь Куколки.

В день свадьбы, выдворив сына из дома, матушка с родственницами и подругами стали наряжать невесту. Рида и Рина, известные мастерицы, сшили для Куколки свадебное платье из сочных листьев болотной фиалки, украсив пояс морошкой.

– Ведь Куколка несомненно недостаточна зелена лицом! – хором объяснили сестры свой выбор материала для свадебного платья. И все согласно закивали. Какие милосердные и внимательные девочки! В завершение наряда матушка нацепила фату, сплетенную из тончайшей паучьей нити, прикрыв маленькую склоненную в смущении головку Куколки. Фата хоть и искусно сплетена, но будто бы не очень ее украсила. Но ведь невесте положено быть при фате. Молодому жениху не следует видеть наряд возлюбленной до свадьбы, поэтому он сразу отправился в дом мадам Кругло-Седой, где с нетерпеньем ожидал феерического появления невесты.

– Несомненно феерического! – мечтательно повторял он. Наконец прогромыхал звонок. Все затаили дыхание. Сейчас она ворвется в зал, и снова все окунутся в неповторимый, таинственный, восхитительный танец солнечных зайчиков. Двери открылись, но, увы, танца не случилось. Весь глянец фарфорового платья Куколки спрятался под бархатными листьями фиалки. Многие были разочарованы. А некоторые даже раздосадованы. Кто-то даже хихикнул.

Виллоби почувствовал отдаленную тревогу. Он еще не понял, что именно, но что-то точно не так. Первым делом он снял с невесты фату.

– Нет, матушка, ну это уж точно лишнее. – Он оголил блестящие волосы Куколки и тут же зажглись не тысячи, но хотя бы сотни хрустальных люстр. И снова пошло веселье. Гости подумали, что Куколка теперь более зеленая и это очень даже хорошо. Если она будет зеленой и не прекратит отражать люстру и их самих, они готовы немного потерпеть.

После объявления мистера Квакса и миссис Фарфоровой мужем и женой, тетушка Бежу огласила свое выступление с одой в честь Куколки. Ода звучала так:



«О Куколка!

Ты прекрасна как фея.

Пред тобою робея,

Гляжусь я в свое отраженье,

Ловя вдохновенье.

Сие гениальнейшее стихотворение,

Тебе посвящаю.

И обещаю

Нашу дружбу хранить,

Как заветную нить.

О, Куколка!»



Тетушка Бежу закончила читать стих на самой страстной своей ноте.

– Талантливо! – похвалила мадам Кругло-Седая, и все зааплодировали. Только юные барышни во главе с сестрами Жабовски захихикали в своем кругу. Ну, а что с них взять, с юных барышень?

А после начались танцы. Все было очень красиво. Куколка наконец сменила зеленое платье на привычное белое фарфоровое, покрытое глазурью с золотой каемочкой по краю. И все успокоились. Почему-то блики очень успокаивающе действовали на жаб и лягушек. Сестры Рида и Рина о чем-то пошептались с музыкантами, и знаменитый певец Тоад Честес объявил танец, в котором участвуют только юные барышни. Девушки силой отобрали Куколку у Виллоби и повели хоровод. Это было невероятно красиво. Хоровод и сам по себе таинственен, а в сиянии Куколки все становилось прекраснее. Общий девичий хоровод стал делиться на пятерки отдельных хороводов, затем четверки. И все кружилось и сверкало, как в калейдоскопе, что уже и разобрать невозможно было, кто где танцует.

Виллоби окончательно потерял из виду Куколку. Нервничая, он начал раздражаться на матушку Буфо.

– Матушка, скажите на милость, зачем Вы на мою невесту нацепили это зеленое убожество? Вы слышали, кто-то даже хихикнул? Вы хотели нас осрамить?

Матушка в испуге замотала головой.

– Нет, что ты? Что ты? Я и не думала. Сестры Жабовски сшили великолепное платье. Она же стала зеленее.

– Зеленее, зеленее. – бессмысленно повторял за матушкой Виллоби. Он нервничал все больше. – Где же Куколка? Вы ее видите? Еще эта тенета… Зачем Вы скрыли ее прекрасные блестящие волосы паутиной?

Виллоби разозлился в край и сорвался искать в хороводе свою молодую жену. Вдруг что-то дзинькнуло так громко, что музыканты, оторопев, остановили игру. Барышни собрались толпой в углу зала. Растолкав девушек, Виллоби увидел свою Куколку, распластавшуюся на полу. А рядом с ней ее правую руку.

– Ах, какая Вы право неуклюжая, Куколка, – презрительно фыркнула Рида.

– Не умеете танцевать, так и не брались бы, фарфоровая Вы наша! – поддакнула Рина.

Тетушка Бежу выдала разочарованное «фи» и отвернулась.

Чуть не плача от стыда и злости, Виллоби схватил Куколку за здоровую руку и, подняв ее, уперся взглядом прямо в зияющую отвратительную темноту и пустоту внутреннего мира Фарфоровой Куколки. Он рванул с пола правую руку и побежал через весь зал к выходу, волоча за собой жену.



Сначала он метнулся домой в нору, но что там делать? В норе не спрячешься, найдут и осмеют. Тогда он бросился с Куколкой подмышкой к тому камню, где они встретились. Эмоции его переполнили и затопили. С одной стороны, ему было жаль Куколку, ведь ей больно. Но в то же время она осрамила его. Приставив Куколку к камню, он принялся неистово ее отчитывать.

– Как? Как Вы посмели так дурно себя повести? Я считал Вас благовоспитанной барышней. – Куколка лишь молчала, потупив взор. – А вы? Что это еще за выходки?

Он расквакался на все болото, на соседние болота и даже на весь лес. А люди в деревне перешептывались в ночной тишине, что «этим летом лягушки какие-то бешеные пошли. И никогда раньше такого не было, чтобы их кваканье с болота аж до деревни гремело».

Выпустив пар, Виллоби почувствовал себя полностью освобожденным. Он поднял глаза в бесконечное темное небо. Там сияла завораживающая полная луна. Целая, в отличие от любезной Куколки. Он снова взглянул на эту предательницу. Как прекрасно луна отражалась в ее глянцевом платье. Да и сам он хорош.

– А может всё-таки в лес? – на мгновенье возникла мысль в его голове, но тут его живот заурчал, и он отогнал эту глупую мысль. – А на балу сейчас мушки и жучки. А я тут с тобой торчу. Я все понял. Мы с тобой не пара.

Он положил Куколку в траву, где нашел ее в тот злосчастный мухостоятельный день и хорошенько прикрыл травой. На всякий случай, чтобы никто больше не наткнулся на эту, приносящую одни несчастья, Фарфоровую Куколку.

Ведомый урчанием в животе, он вернулся на бал, где многоуважаемая жаба приняла его на удивление радушно, так как сочла его большим оригиналом, что, в ее понимании, тоже талант.



Впоследствии он женился на одной крупной зеленой жабе, густо облепленной роскошными бородавками. И был по-своему счастлив. Что же касается Куколки, то ее сразу окружили Мокошки. Они оплакивали горе милой подруги и старались помочь ей вылечить рану, укутывая ее в лечебные травы и объятия.

Ближе к осени, когда трава на болоте поредела, Куколку нашла милая девочка. Она попросила отца починить Куколке ручку. Конечно, теперь Куколка не была так идеальна, как в самом начале своей жизни, там, на пыльной полке глиняных сувениров и посуды. Но теперь она жила на крышке фортепиано среди таких же фарфоровых статуэток балерин, феечек и ангелочков. Здесь встречались милые фарфоровые животные – котята, щенята и зайчики, которые искренне полюбили Куколку. Она больше никогда не чувствовала себя одинокой и никчемной.

Под букетом свежих белых лилий она гордо указывала вверх своей правой ручкой, стоя на одних только пальчиках левой ноги. Теперь она могла болтать с подружками о чем угодно, на языке понятном только фарфоровым статуэткам, и глядеться в свое отражение в глянцевой крышке своего нового дома. А что до шрама на руке, она его совершенно не стыдилась. Потому что шрам – это часть ее большой, пусть порой совсем нелегкой, но такой интересной жизни.




Соня Попиелика и северная ночь


Мистер Квакс, как вы уже успели заметить, жил на болоте среди жаб, лягушек и болотных духов Мокошек. Вообще, лягушачье сообщество довольно закрытое. Они редко общаются с кем-то кроме своих без крайней надобности. Однако, вы возможно заметили и то, что наш мистер совсем не против вести себя крайне необычным, несвойственным прочим лягушкам, образом. Да и причина выбраться в небольшое путешествие из родного болота довольно любопытная.

В дупле у миролюбивых грызунов из древнего рода садовых сонь разгорелся скандал. Юная соня по имени Попиелика отказалась укладываться спать на зиму.

Когда она отвергла идею собирать припасы перед зимней спячкой, ее родители стерпели. Соседи молча качали головой: «Ну, а что с нее взять? Подросток, одним словом». Когда она не стала наедаться на зиму вперед, родители все еще верили, что она одумается. Но вот уже канун 25 октября – ночь, когда спячие лесные зверьки празднуют свое последнее бодрствование в этом году. Они объедаются, танцуют и болтают, провожая осень и встречая зиму. А девочка все еще не запаслась жирком. Пушистая шерстка обтягивает тощенький живот.

– Это абсолютно неприемлемо! – кричала бабушка, пытаясь накормить детку одним-другим орешком или желудем.

В дупле большого старого дуба столпились зверьки, птички и другие лесные жители самых разных мастей. Тут и адепты зимней спячки соньки и ежики, и свободолюбивые неспячие белки и мышки, и даже сомневающиеся «спать или не спать» лемминги и хомячки, а также разноперые птицы. Разномастная лесная мелочь Шишиги сновали между лап и крыльев, желая примирить лесных жителей, придумав наилучшее решение вопроса.

Каждый кричал, верещал, пищал и щебетал на свой лад. Белки доказывали, что «каждый имеет право на самоопределение. И раз барышня уже почти совершеннолетняя, то она вполне может самостоятельно решить, спать ей или не спать. А уж если родители хотят о ней позаботиться, то пусть лучше подумают о запасе корма на зиму. Да и вообще, вот мы в ее возрасте…»

И тут же белок перебивали спорами перелетная и зимующая птицы.

– Вот хорошо Вам, милочка, Вы на юга умотаете, – обиженно верещал снегирь, – и будете там жизнью наслаждаться, а нам здесь каково? Вы подумали о тяготах, с которыми девочка встретится в одиночку? И это без всякой подготовки!

– Ну, а кто же Вас держит, милочка? – передразнивала снегиря ласточка-береговушка. – Летите с нами. Поди на югах на всех пропитания хватит. Там не то, что здесь замороженную рябинку клевать.

– Да что Вы такое говорите? Да что Вы себе позволяете?! – совсем уж раскраснелся снегирь. – А может Вы и соню с собой захватите?

– А может и захватим. Почему бы и нет? Скажи-ка дорогая Попиелика, хочешь полететь с нами на юг? Ты возьмешься за веточку. Мы найдем для тебя замечательную веточку. Крепенькую, но гибкую. Сосновую веточку. А мы с подругами будем по очереди эту веточку нести. Ты посмотришь мир, дорогая.

Тут все обернулись на юную Попиелику, слушавшую споры с абсолютным равнодушием, будто спорят вовсе не о ней. Она сидела в уголке на мягком матрасике из опилок и спокойно жевала орешек.

– Ну, что же ты молчишь, милая? – не выдержала ласточка. Тишина и напряжение так затянулись, что бабушка соня чуть не упала в обморок. Впрочем, никто особо не обратил на это внимания и бабушка резво передумала терять сознание.

Соня повела носом воздух, собираясь с мыслями.

– Пожалуй, – наконец заговорила она, а мама соня схватилась маленькой пушистой лапкой за сердце, – пожалуй, не хочу. Пока не хочу. Спасибо.

И она продолжила как ни в чем не бывало грызть орешек.

Мистер Квакс, вдоволь насытившись впечатлениями и слизняками, поданными на праздничный стол, решил удалиться по-английски. «Все равно ничего особо любопытного сегодня уже не произойдет», – думал он, ища свою шляпу среди прочих головных уборов: разнообразных капоров, шапочек и платочков гостей. Придя домой, он живо поделился подробностями «скандала в соничьем дупле» с женой.

– И что ты думаешь? – лениво спросила его большая зеленая жаба. – У девочки беда с головой?

– Ммм, нет. Я думаю, она либо слишком упертая, что несомненно дурно для юной леди.

– Несомненно. – подквакнула ему жена.

– Либо чрезмерно любопытная. Ну что хорошего зимой для такого хрупкого тепличного цветочка, как соня Попиелика? Это несомненная глупость. Нет, она, наверно, решила устроить протест родителям.

– Несомненная глупость. – согласилась с мистером Кваксом его жена, на том и позабыли.

В действительности же Попиелика не была особо упёртой девочкой. Напротив, ее вполне можно было назвать сговорчивой. Да и чрезмерным любопытством она не страдала, впрочем, как и большинство сонек. Причина ее сознательной бессонницы была совсем в другом, но об этом позже.



В то время, пока супруги Квакс уже укладывались спать, в дупле все не утихали споры. Вечер клонился к полуночи, а значит пришла пора зажигать последние предзимние огоньки, чтобы отправить их в путешествие по бесконечной черной реке, уходящей в самую неизвестность за краем леса.

Наконец Мудрейшая Шишига – хранительница мира и покоя в норках и дуплах всего леса, стукнула в гонг, смастеренный из пары металлических крышек, найденных на людских тропинках и громко возвестила: «Пора!»

– Пора! Пора! – зашептали зверюшки, птички и прочая мелочь. Зашуршали маленькие ножки и лапки. В любом случае, согласится ли одна маленькая соня спать зимой, откажется ли, ход времени не остановить. Гости похватали заранее приготовленные бумажные фонарики и поспешили к ночной реке. Там на берегу их уже ждали Плутнички – задорные водяные духи-огоньки. Духи леса Шишиги недолюбливали Плутничков за чрезмерно беззаботный нрав, а Плутнички никого не недолюбливали. На свете еще так много интересных игр, зачем тратить время на ерунду?

Плутнички заняли места в фонариках. Окрашенные в разные цвета бумажные фонарики осветили, готовящийся к долгой зиме, лес. Юная соня Попиелика почувствовала, как сердце ее наполняется теплом и волшебством, и улыбнулась своей по-детски искренней улыбкой. Мама соня недоумевала, глядя на дочь: «Как она может радоваться, если твердо решила не спать всю зиму? Неужели ее совсем не пугает мысль о расставании с семьей на долгие месяцы?»

– Послушай, – старая мудрая Шишига притянула маму соню за ухо к себе, – не майся. В конце концов, к ней все равно придет кот Баюн и угомонит ее на крепкий зимний сон. Это все естественный ход природы.

– И вправду, чего я так разнервничалась? – уже немного сонно подумала мама соня. – Придет Баюн и все, кому положено спать, все равно заснут. И мы все там встретимся, на той стороне сна. Малышка соня даже не заметит, как Баюн ее уговорит. Это естественный ход природы.

Мама соня крепче прижалась к мужу и положила маленькую шерстяную головку ему на плечо.

– Это все естественный ход природы. – прошептала она. Он еле заметно кивнул.

Каждый взял по фонарику с Плутничком. Зверята окружили мудрую Шишигу, ожидая, пока она скажет последнее слово перед долгой холодной молчаливой зимой. Шишига медлила, подбирая правильные слова. Затем, почесав нос, торжественно произнесла: «Скоро встретимся!»

– Да! Скоро встретимся! Правильнее и не скажешь! – заверещали животные и побежали отпускать фонарики в их последнее бесконечное путешествие. Плутнички в фонариках осветили реку. Замерзающая вода влюбленно отражала поток огоньков. Зверьки, птички и прочая лесная мелочь завороженно смотрели вслед уплывающим фонарикам.

Никто не дожидался возвращения Плутничков. Никто даже не думал, что они вообще-то возвращаются. А ведь на будущий год они снова будут отправлять их по реке, как и каждый год до этого. Сами Плутнички обожали эти путешествия и могли бы многое рассказать о том, что там, за границами леса. Но никто не удосуживался их спрашивать. Если спросить любую зверюшку, о чем они говорили с Плутничками, те удивятся, что Плутники вообще умеют разговаривать. «Никогда не слышал их речи. Разве что легкое бренчание, наподобие колокольчиков или песни ветра».

– Прощай! – подумала Попиелика, провожая свой фонарик в путешествие по зеркальной глади, не до конца понимая с кем именно прощается. А через мгновение снова подумала. – И, привет!

Гости разбрелись по своим домам укладываться в теплые кровати и спать, спать, спать. Тут и там гасли огоньки в дуплах и норках. Мама соня присела на краешек кроватки своей дочери.

– Послушай, – подбирала она слова, – если ты твердо решила, я принимаю твое слово. Мне, конечно, это непонятно совсем. Да и грустно, что ты с нами не пойдешь. Но я принимаю твое решение. Спокойной ночи, милая Попиелика.

Мама соня поцеловала нежный шерстяной лоб дочери и ушла в свою кровать. Попиелика долго прислушивалась к тому, как лес медленно затихает. За окном только и слышно, как украдкой прошуршит ночной зверек, далеко-далеко ухнет сова или веточка чиркнет по стеклу. Мир заснул и Попиелика тоже спокойно заснула, зная, что с утра она обязательно проснется и будет просыпаться всю зиму каждое утро, также как и летом.



Для зверька, впадающего в спячку, проснуться «на завтра» оказалось не так-то просто. Попиелика «поймала сон за хвост» и резко выдернула себя из мира грез. Она лежала на спине. Веки то и дело пытались снова схлопнуться, чтобы утащить маленькую соню обратно в теплую уютную дрему. Она решила сосредоточить взгляд на чем-то интересном. Может быть тогда глаза перестанут ее подводить.

Ничего особенно интересного она не нашла. Ее комната, точно такая же как обычно. Бежевый сводчатый потолок над головой. Справа окошко. За ним – серое недружелюбное небо конца октября да полуголые ветки деревьев. Она явно ожидала большего. Какое унылое утро! Какое разочарование.

Попиелика опустила лапки на холодный пол и прислушалась к тишине в доме. В большой гостиной тихо отсчитывали ход времени, пока еще не остановившиеся часы. На улице туда-сюда сновали деловые неспячие зверюшки. В каком-то из залов хлопотала по хозяйству младшая Шишига. Она подметала и убирала бардак после вчерашнего праздника. И беспрестанно чихая, что-то бормотала себе под нос. Младшим Шишигам ужасно не нравится беспорядок в доме. Они такие чистоплотные, совершенно не переносят бардака и пыли.

Попиелика подумала о том, чем же ей следует заняться в этот новый неспячий день? Пойти гулять? Наверное, сначала надо позавтракать. Но ведь это так обыденно. Она итак всегда завтракает по утрам. Нет, сегодня надо сделать все по-своему, по-необычному. Она решила пойти в родительскую библиотеку и прочитать что-нибудь не по возрасту, что-нибудь, что ей всегда запрещали читать. В библиотеке оказалось так много всего и все немного пыльное. Куда Шишиги смотрят? Она выбрала красную большую блестящую книгу с красивыми золотыми узорами. Но, прочитав ее название, она так испугалась, что срочно отбросила эту глупую затею с чтением. Все же лучше прогуляться.

На улице было не так оживленно как летом. Но оно и понятно, многие ушли спать. Зверюшки на удивление были равнодушно-доброжелательны к ней. Большинство просто не замечали маленькую соньку. Ну, бегает какой-то грызун, дел-то. Для неспячих животных ничего не изменилось, у них все те же заботы, даже больше. Некоторые все-таки замечали ее, подбадривали и хвалили за смелое решение.

Попиелика бродила по лесу, наслаждаясь уже прохладным, но пока еще ласковым солнцем, когда к ней вплотную подошел пожилой хомяк, и поздоровавшись, спросил: «Что ж юная леди, надеюсь Вы запаслись на зиму? Решил полюбопытствовать, все-таки это Ваша первая зимовка». Попиелика не совсем поняла, о чем речь, ведь раньше они с родителями никогда ничего подобного не делали. Но ближе к полудню у нее заурчало в животе.

– Ах, вот, что имел в виду тот хомяк. – догадалась она.

Попиелика поспешила домой. Вдруг еще не поздно спросить родителей, что ей делать всю зиму. Вдруг мама еще на очень крепко спит.

– Наверняка мне удастся разбудить ее и расспросить о зиме. – думала Попиелика. Раньше юная соня слышала только разные слухи о зиме от своих неспячих подружек. Но ей казалось, что все это ерунда. Что девчонки все врут, чтобы ей стало завидно, будто она просыпает столько веселых дней. Еще они говорили, что зима – это не только снежные развлечения, но и трудные испытания. А это уже совсем непонятно зверькам, уходящим в спячку.

Запрыгнув в родное дупло на дубе, Попиелика сразу помчалась в спальню к родителям. Но сколько она ни трясла мать, та преспокойно спала, посапывая и смешно шевеля усиками.

– Да как же ты можешь спать, когда я тут пытаюсь до тебя добудиться?! – в отчаяньи закричала Попиелика, но в ответ получила лишь тишину. Попиелика сидела у постели матери, тихонько плача. Можно было бы, конечно, обратиться за советом к подругам. Но у тех своих забот полно, да и не поймут они ее беды. Соня решила припасти этот вариант на худшие времена. Она с сожалением поняла, что все это зря задумала, но ничего уже не воротишь. Она точно знала, что уснуть на всю зиму не получится. Кот Баюн приходит к грызунам с особой песней, убаюкивающей на всю зиму, лишь раз в году. Единственная такая ночь прошла вчера.

Тут она услышала ворчанье Шишиги в соседнем зале.

– Ну конечно же, Шишиги вообще никогда не спят. Ни ночью, ни зимой. Она-то мне все и расскажет, – решила Попиелика и бросилась к Шишиге, но тут же остановилась. Когда младшие Шишиги не в духе, к ним лучше не соваться. Обругает, а может и метлой надавать по лапкам. С другой стороны, они почти всегда не в духе, ведь все без конца устраивают бардак, и им приходится бесконечно наводить порядок. – Так что же теперь, всю зиму тут сидеть у родительской постели?

Попиелика выдохнула и вошла в зал. Немного помявшись, она пискнула тоненьким голоском.

– Милая Шишига, ты не могла бы… – голос ее был столь тонок от испуга, что увлеченная делом и собственным ворчаньем, Шишига ничего не услышала. – Они всегда такие увлеченные этой своей уборкой! – подумала Попиелика и, прокашлявшись, попробовала еще раз. – Милая Шишига!

Шишига так и подскочила от неожиданности.

– Что такое? – она выпучила на соньку свои и без того огромные темно-коричневые, почти черные глаза. – Ах, это ты, баламутница! А я тебя с утра ждала. Когда, думаю, придет эта безобразница, скажет мне миленькая моя, помоги да расскажи. – Шишига передразнила Попиелику.

– А чего это я безобразница и бала…кто?

– А чего ж нет? Всем соням зимой спать положено. А ты, ишь чего удумала. Баламутница и есть. Всех в доме взбаламутила. Ладно, – сменила тон Шишига, – чего хотела? – с деланным непониманием спросила она.

Попиелика замялась.

– Ну, может быть поесть? – помогла ей Шишига.

– Да, поесть хотелось бы. – обрадовалась соня и тут же застыдилась.

– Ну пойдем, я тебя покормлю.

Они отправились на кухню. Шишига гордо вышагивала впереди, неся метлу словно скипетр, а за ней семенила смущенная Попиелика. На кухне Шишига торжественно открыла кладовую и Попиелике открылся вид на богатые запасы орехов, трав, семян и прочей вкусноты.

– Ах! – удивилась Попиелика. – Откуда это все?

– Родителям спасибо скажешь, когда они проснутся. Позаботились о тебе, дурехе. Да и мне за то, что я не ем, не то осталась бы ты совсем голодная. – Шишига скорчила мордочку, зажмурив глаза и высунув язык набок.

– Слушай. – пережевывая желудь и запивая его отваром пряных трав, заговорила Попиелика. Она уже почти насытилась и немного осмелела. – А вот ты что, совсем не спишь, получается?

– Ну, допустим.

– И не ешь?

– Ага.

– Так это что же выходит, ты кроме уборки вообще ничем не занимаешься?

Шишига чуть не выронила из рук полотенце, которым натирала чистую белую фарфоровую кружечку с золотой каемочкой.

– Во-первых, я не убираюсь, а навожу порядок. Это разные вещи. А во-вторых, ты еще слишком мала и глупа, чтобы задавать подобные вопросы. Поела? – строгим тоном спросила Шишига.

– Поела. – обиженно пробормотала Попиелика.

– Тогда берись за швабру. – скомандовала Шишига и вручила соньке ведро для мытья полов. – Ну, а что ты думала, милочка? Все и вся должно приносить пользу.

Попиелика нехотя взялась за мытье полов, беспрестанно бурча.

– Вот все обзывается, то дуреха, то глупая. Чего она ко мне так? Еще и полы мыть заставила. А я никакая не дуреха. Обидно, вообще-то. Этак я сама в Шишигу превращусь.

– Шишига! – прокричала она из зала, где мыла полы. – А скажи, я теперь всю зиму буду полы мыть?

– Разумеется.

– Что, прямо целыми днями? Как ты?

– Ну, может и не целыми…так, что ты опять такое говоришь? – снова разозлилась Шишига. – Не мою я полы целыми днями.

– А скажи еще кое-что?

– Ну? – недовольно ответила Шишига. Она вообще не любила, когда ее отвлекают от забот.

– Ты вот говорила на кухне, что все и вся должно пользу приносить.

– Это я абсолютно верно сказала.

– Ну так вот, скажи, а зачем спячка? Какая от нее польза?

– Это такая польза, что всем пользам польза. А ты еще мала и ничего не понимаешь. Поймешь, когда время придет. Понимать раньше времени – это значит беспорядок устраивать.

– Ну, а если я не пойму никогда? Ты же сама все время говоришь, что я глупая.

– Что ж, бывает в мире несовершенство.

– Кроме Шишиг, конечно? Уж ты-то идеальна. – подтрунила Попиелика, но Шишига кивнула с такой уверенностью и достоинством, что никакого удовольствия от шутки сонька не получила.



В таком ритме прошло несколько недель. Попиелика понемногу кормилась из кладовой, убиралась в доме, гуляла, читала в библиотеке. Изредка встречалась с подругами, но те все время были чем-то заняты. Деревья совсем оголились. Шишига постоянно бурчала, что снег долго не укрывает землю, и в этом непременно виновата Попиелика.

– Из-за этой твоей выходки в природе полый кавардак. Земля должна уже давно укрыться теплым снежным одеялом, а она стоит голая, твердая и вся трясется от холода.

– Как же так? Разве снег не холодный? Мне подруги говорили, что он холодный.

– Что они понимают? Такие же балбески как и ты. Снег снаружи и по одиночке холодный. А внутри снега – тепло. Разве ты не чувствуешь, как мерзнет наш дом? Дрожжит весь. Я как могу сгребаю листья, но ветер балуется: треплет стога, устраивает танцы и вихри, а снега никак не приносит. Беда.

В конце ноября, когда ночи уже стали совсем длинными, а дни промозгло серыми, почти не отличимыми один от другого, Шишига радостно ворвалась в спальню Попиелики.

– Свершилось! Свершилось! – кричала она, кружась по комнате.

– Что такое? – еле продрала глаза сонька.

– Ну ты и соня! Взгляни в окно!

Попиелика повернулась к окну и обомлела. Деревья и земля покрылись великолепной пушистой белой пеленой.

– Сегодня я разрешаю тебе не наводить порядок в доме. В честь праздника. Беги, замори червячка и скорее – радоваться приходу зимы. – сказала Шишига. – Радоваться, потому что все по порядку. Радоваться это правильно, это хорошо. – заворожённо глядя своими бездонными глазами на снег, шепотом проговорила она.

Попиелика закуталась пледом в серо-бежевую полоску и выскочила из теплого дома прямо в снег. Он тут же ожог ее нежные, непривычные к холоду, лапки. На суку дуба хрипло рассмеялась ворона: «Что, не лето красное?» Попиелика ничего не ответила.

– Я совсем забыла. – вынырнула из-за двери Шишига, держа в руке маленький стеклянный пузырек с желтой жидкостью. – Вот, масло. Намажь лапки, а то ты непривычная. Только расходуй аккуратно. У меня и так мало. – и захлопнула дверь.

Попиелика аккуратно отвернула крышечку и издалека понюхала содержимое баночки. Оно ничем особенно не пахло. Если только слегка подсолнечным маслом, а еще чуточку апельсином и корицей. Тщательно намазав лапки капелькой масла, она заметила наконец, что все зверьки несутся на север.

– Чего у них там? Пожар что ли? А чего тогда все веселые такие? – не предаваясь долгим размышлениям, она доверчиво покорилась общему движению и вскоре оказалась у высоченной снежной горы. Высотой, неверное, с половину столетней ели. Ну, или немного меньше, но все равно очень высокой.

Тут и там животинки разных мастей скатывались по одиночке и группками, сидя на мягких попках, на картонках и бог знает на чем еще. В воздухе стоял отчетливый запах радости, веселья и беззаботности. Особенно здорово скатываться целой толпой, сцепившись друг с другом, как рябинки на одной веточке. Мчаться, все набирая и набирая скорость, а потом сталкиваться и барахтаться всем вместе у самого подножия ледяной горы.

Попиелику тут же подхватили чьи-то лапки, и вот она уже мчится вниз с пугающей и восхитительной скоростью.

– Я мчусь как орееел! – кричала она и хохотала во весь рот. Накатавшись вдоволь, она решила поискать подружек, но как назло, ни одной не могла увидеть. Народу собралось так много, что мордочки животных, клювы птичек и личики лесных духов смешались в удивительный, но совершенно неразличимый калейдоскоп. Вдруг кто-то постучал ее по плечику. Она обернулась. Перед ней стоял совершенно незнакомый ёж.

– Простите. – еж заскромничал. – Это Вы та самая соня, которая отказалась спать?

– Та самая? Наверное…

– О! Я Ваш поклонник…ну, то есть… – еж еще больше застеснялся.

Тут к ним подбежал белый кролик и, хлопнув себя по коленям, закричал.

– Да не может быть! Это благодаря тебе мы с ежом наконец-то не расстаемся зимой.

Попиелика, ничего не соображая, хлопала глазами.

– Видишь ли, – попытался объяснить ей кролик, – мы с этим колючим – друзья. – Он хотел обнять ежа за плечи, но в последний момент передумал. – Но он без конца спит. Я жду его всю зиму. А в этом году весь лес узнал, что оказывается зимой можно и не спать. Это же какая куча времени на игры теперь!

– И на уборку. – добавила тихо Попиелика.

– И на уборку. – грустно вздохнул ежик.

– Я уж не знаю, ребята, что у вас там за тайная встреча чистоплюйщиков, но мы должны отметить эту грандиозную встречу! А давайте все придем сегодня к тебе, Попиелика, и устроим праздник!

Попиелика была настолько удивлена новостями, что не смогла сообразить, как бы ему аккуратно отказать. Она уже представила, какой недовольный вид будет у Шишиги, когда она узнает о внеочередном празднике.

Попиелика только и смогла осторожно спросить: «Простите, а кто эти все, кто придет сегодня на праздник?»

– О! Да ведь ты же ничего не знаешь! – хлопнул себя по лбу кролик. – Тут после твоей выходки начался такой переполох. В каждом дупле и гнездышке, в каждой норке и хатке начались разговоры. Всюду зверюшки стали отказываться от зимней спячки. Ты подтолкнула их на такой смелый шаг!

– И очень много таких отказавшихся оказалось? – окончательно теряя покой, спросила Попиелика. Ей вовсе не хотелось кого-то подталкивать от чего-то отказываться или на что-то соглашаться.

– Ух, таких выше кроны вашего дуба! Лес-то большой! Это вы сони только у своего дома третесь. В морошковых кустах да в черничной траве. А лес он такой…

– Огромный! – напомнил о себе еж.



Шишига на удивление спокойно отнеслась к новостям, даже будто слегка радостно.

– Что ж, сварим борщец. – сказала она, потирая руки по дороге на кухню.

– О! А ты разве готовить умеешь?

– А в чем сложность? Это просто не моя забота. Берись за свеклу, перец горошком, и…и…и всякие там овощи. – скомандовала Шишига. – Да не сгрызи все, пока чистишь-режешь.

Первые пять овощей почистить было легко, затем Попиелика устала и хотела было под каким-нибудь благовидным предлогом свинтить от обязанностей, но, поразмыслив, осталась. Все-таки она эту кашу заварила. Еще немного помучившись, она совсем раскисла. Руки начали неприятно ныть. Шишига пела на непонятном языке свои непонятные песни. Попиелика слушала молча и в какой-то момент заметила, что ей нравится смотреть, как картофельные очистки спиралькой покидают плод, будто кружась в своем картофельном танце. Это даже интересно по-своему. Вот только лук подвел. Как она ни старалась зажмуриваться, он все время норовил брызнуть своей остротой прямо в глаза и нос.

Когда все приготовления были закончены, каждый извилистый коридорчик, каждая уютная комнатка и крутая лестница заполнились ароматами домашней пищи. У девчонок еще хватило времени на украшение дома. Попиелика вырезала гирлянды из снежинок, а Шишига, беспрестанно бурча, заметала бумажные обрезки.

Наконец зазвенел колокольчик у входной двери. Попиелика побежала открывать двери, а Шишига подняла прихватками большущую, гораздо больше нее самой, кастрюлю с супом.

– Ох, борщец-переборщец. – не без удовольствия пропела она. Затем вынесла кастрюлю в большую гостиную, куда ввалились краснощекие замерзшие, но веселые зверюшки, птички, лесные духи и даже моль с бантиком. Спячие и неспячие, подростки, молодежь и пара старичков, вспомнивших юность. Всех их было так много, что, оглядев эту ораву и смерив взглядом кастрюльку, Шишига проговорила по слогам: «Пе-ре-бор-щец!»

Тем временем гости только прибавлялись. И все приносили что-то вкусненькое из своих запасов на зиму: мед, варенье из грецких орехов, настойку на пьяных ягодах и другие вкусности. Вскоре круглый деревянный стол, который Шишига выделила под гостинцы, был полностью заставлен, и новым гостям приходилось ставить вкусное на кресло и на пол рядом.

Тут пошел такой балаган. Все о чем-то болтали. Здесь танцы, там песни. В углу у печи организовали кружок любителей литературы. К полуночи все так устали от радости и общения, что каждый заснул там, где притулился. Кто нашел себе местечко в спичечном коробке, кто в ящичке. Даже Шишиги, пришедшие из других домов, умаялись.

– Столько беспорядка, ах, столько беспорядка. – крутились они с метлами и ведрами, но дела никак не приходили в порядок.

На утро все пошло по новой. Гости ели, пили, болтали. Под вечер пошли гурьбой кататься с горки. Так весело, но утомительно прошла неделя. Однажды за чаем крот из клуба любителей вечернего чтения резко вскрикнул: «Друзья! У меня есть сенсационное заявление! – он вскочил на журнальный столик, чтобы его все могли увидеть. – Я узнал, что завтра начнется Великая Северная ночь!»

– Великая Северная ночь? Что за Великая ночь? – спрашивали животинки друг у друга. Попиелика обратилась к Шишиге, которая из дальнего угла смотрела на кавардак в доме с казавшимся равнодушием.

– Ну, Великая ночь. – устало сказала она, сверившись с часами на руке. – Ну, да, Северная ночь, собственно, она уже пришла.

Зверюшки подскочили к окнам, чтобы посмотреть на Великую Северную Ночь, которая уже пришла, но за окном виднелась только полная непроглядность.

– Ну и где же она? – разочарованно спросил паренек из сонь по имени Тоинёе.

– Да везде! – раздраженно гаркнула Шишига. – Везде. Только вы же не видите ничего из-за своих усов. Ложитесь спать. – уже более мирным тоном сказала Шишига. – Поспите и с утра все поймете.

Кое-кто из неспячих хотел объяснить, что из года в год в начале декабря солнце уходит отдыхать. Но спустя несколько недель возвращается, совсем юное и свежее. Такое голубое прохладное солнце нового года. Но Шишига пришикнула на них, погрозив пальцем, и погасила все свечи в доме одним коротким выдохом.



Тоинёе, на удивление любопытный паренёк из сонь, встал раньше всех. Ему не терпелось узнать про Северную Ночь. Часы в доме давно встали, и он не знал, который час. А так как в доме и за окнами царила абсолютная тьма, то он решил, что до утра еще далеко.

– На самом дело утро уже наступило. – глядя мимо него, сказала Шишига. – Просто солнце не взошло. И не взойдет. – она хотела было дорассказать ему, что это не навсегда. Но он был столь нетерпелив, что, не дослушав ее, побежал будить сородичей. А Шишига так устала, что не удосужилась его остановить.

– В конце концов,– подумала она, – все равно все будет идти своим чередом.

– Друзья! – громко сказал он, встав посреди зала. – У нас беда. Солнце покинуло нас.

– Ах! Что? Почему? – послышалось из разных углов. В доме началась паника. Неспячие снова попробовали объяснить спячим зверькам, что такая чехарда творится каждый год, но их никто не слушал. Наконец горстка спячих и несколько неспячих отделились от основной массы, впавших в панику. Они окружили крота, который еще вчера предупреждал их о наступившей беде. Они хотели сию секунду все узнать: почему так произошло и что с этим делать?

Крот снова влез на свой стол-пьедестал и, потерев с минуту подбородок, наконец, поднял палец вверх. Наступила тишина, все жаждали ответов.

– Я думаю…– медленно проговаривал он, собирая мысли. – Я думаю все произошло из-за того, что мы отказались спать.

– Ах! Это мы виноваты – зашептали зверьки. А кто-то даже стал злобно коситься на Попиелику.

– Ну и что же теперь делать?

– Хммм. – поразмышлял Ну-нуис. – Идти за солнцем.

– Да! Мы должны отыскать его. – уверенно сказал Тоинёе.

– Да! Да! – поддержали его зверьки посмелее.

– Но куда? Где оно прячется? – спрашивали те, кто не был так уж готов к путешествиям.

Крот Ну-нуис долго не мог найти ответа, но тут ему помогла Шишига, сообразившая: «А ведь это неплохой предлог, чтобы сбагрить хоть какую-то часть непрошенных гостей».

– На юг! Точнее на юго-восток. – твердо сказала она. Ну уж если сама Шишига подтверждает, что солнце спряталось и его надо идти искать на Юге, то стало быть так оно и есть. Весь день зверьки адепты «Великого похода за солнцем» готовились к путешествию. Первым делом они выбрали капитана путешествия. Им стал, конечно, Тоинёе. Смелый и сильный, он давно жаждал приключений. И вот, наконец они настали.

Затем стали рядиться, кто пойдет с ним. Попиелика думала, что большинство останется, всё-таки грызуны такой мелкий и пугливый народец. Они не очень-то любят покидать родные дома. Сама же она толком не понимала, что происходит, и не могла решить, следует ей куда-то идти или нет. Однако, не смотря на ее предположения, в Великий поход собралась чуть ли не половина гостей. В основном мужчины из хомяков, сонь, хорьков и даже пары норок. Вызвались в поход и несколько отважных барышень. Из тех, кто чувствовал, что не выдержит томления в неизвестности и «лучше уж самой пойти и посмотреть, чем сидеть на одном месте и ждать вестей». В поход собрались и некоторые из неспячих, просто так, за компанию.

Великие путешественники за солнцем уговаривали Попиелику пойти с ними как идейного лидера, но зверята из круга оставшихся настаивали, что она должна остаться дома. Наконец в разговор ввязалась Шишига, сказав, что «она не просто лидер, а хранительница идеи. А хранители должны оставаться на одном месте, потому что к ней могут прийти новые страждущие. А куда они придут, если ее дома нет?»

– Это очень разумно. – согласились зверюшки.

Собрав рюкзаки, они уселись напоследочек попить чаю. Из гостинцев почти ничего не осталось. За то время, что зверьки жили у Попиелики была съедена половина гостинцев. Оставшееся разложили по рюкзакам.

– Что-то будет. – прошептала Шишига, глядя на истощившиеся запасы в кладовой. – Что-то обязательно будет. – и, хлопнув себя по коленям, она встала. – Пора, друзья мои, пора.

– Что ж, – сказал Тоинёе, с тоской глядя на Попиелику. – Нам действительно пора.

Подожди, – крикнула Попиелика, – секунду подожди. Она убежала к себе в комнату и вернулась с красным платочком, на котором сама вышила П.С., что означает Соня Попиелика. Она смущенно отдала ему свой платочек.

Тоинёе поднял Попиелику на руки и, покружив, поставил на пол, затем прижал к сердцу платочек и постоял так пару секунд.

– Вперед, друзья мои! – он поднял лапку с платочком вверх. – Нас ждет Великое путешествие за солнцем под знаменем всеми нами любимой сони Попиелики, нашей вдохновительницы и хранительницы идеи!

– Ооох. – выдохнула Шишига и, покачав головой, завела глаза ко лбу. – Чего уж там? И я внесу свою лепту. – Она достала из кармана своей пышной юбки с миллионом складочек камушек со сквозным отверстием посередине и передала его Тоинёе.

– Что это? Зачем мне камушек? – спросил он.

– Это не камушек. Это Куриный бог. Ну, оберег такой. – Она махнула на него рукой. – В общем, там разберешься.



– А все-таки нехорошо, что я их вот так отпустила – рассуждала сама с собой Шишига, сидя на кухне с кружкой травяного чая после прощания. – Что-то я тут с вами со всеми совсем озверинилась. Чаи распиваю, детей в зиму отправляю.

– Почему нехорошо? – поинтересовалась Попиелика и сердце ее начало странно поеживаться в груди.

– Нехорошо, потому как впереди еще лютый стужень. Успеют ли они вернуться до того времени? Успеют ли? – снова будто сама с собой рассуждала Шишига. – А солнце все равно придет. Придет, когда положено будет. Так как все всегда идет своим чередом.

Шишига резко встала.

– Ух, как мне надоел этот кавардак. – Она схватила из-за печи эмалированное ведро и, громко им бренча, замаршировала к выходу.

– Куда же ты? – испуганно спросила Попиелика, догнав Шишигу у входной двери.

– А, точно! – указав сухим пальцем в лоб, сказала Шишига и, не взглянув на Попиелику, куда-то исчезла. Мгновенье спустя возникла вновь с брезентовым рюкзаком за плечами. – Куда же я без рюкзака-то? Рюкзак-то забыла!

– Разве ты выходишь из дома? – изумленно глядя на Шишигу, спросила Попиелика. Она боялась, что Шишига покинет их навсегда, причем прямо сейчас. Просто исчезнет, растворится в воздухе, как сделала это мгновение назад.

– А почему нет? Летом-то дел в доме полно. А сейчас, когда хозяева дома спят, отчего б не прогуляться? Да и гомон тут теперь стоит невыносимый.

– Но куда ты? Неужели переезжаешь в другой дом? – спросила Попиелика, разглядывая сумку и ведро.

– Нет, конечно. Это мой дом. Горстка несносных животин меня отсюда не выгонит. Рано или поздно они все вернутся в свои дома.

– Можно с тобой? – без особой надежды спросила Попиелика.

– Что ж, пожалуй. Но только чур не мешать. На обратном пути как раз дров наберем побольше.

Спустившись со ступенек, Шишига резко повернула на запад. В ведре бренчала баночка со свечкой и спичками. Но это все им не особо-то и понадобились. Как только они вышли за дверь, их окружила стайка Плутничков. Попиелика знала, что в той стороне открывается бескрайнее море. Но сама там, конечно, никогда не бывала. Пока они шли, точнее Шишига маршировала посвистывая, а Попиелика пыталась ее нагнать, деревья начали редеть. Попиелика, никогда раньше не покидавшая дом, почувствовала себя беззащитной. С одной стороны, ей хотелось уйти подальше от дома, такого шумного и людного теперь. Еще она мечтала хотя бы одним глазком заглянуть за занавес неизведанного: что там за границами леса? Но с другой стороны, ей было страшно, что здесь совсем некуда спрятаться такой симпатичной, крохотной, аппетитной соне, как она.

– Разве тебе не хочется прибраться дома? Там же сейчас такой беспорядок. – спросила Попиелика, тайно надеясь, что Шишига захочет вернуться домой, в их безопасное гнездышко.

– Знаешь, иногда беспорядок – это тоже правильно. Иногда надо позволить бардаку захватить весь дом, пустить все на самотек, чтобы понять, чего мы хотим на самом деле.

Шишига выдернула из сугроба длинную ровную палку.

– Хорошая! – покивал она, разглядывая добычу.

Истоптанные тропинки на снегу иссякли. Сначала они редели, редели, а потом раз и все тропинки со следами знакомых животных пропали. Зато появились тропинки со следами опасных животных. Попиелика плелась на трясущихся лапках. Они покинули лес.

Наступила полная тишина. Пропал шелест и шебуршанье – привычное звуковое сопровождение жизни в лесу. Остался только скрип снега под лапками. Попиелика разглядывала снег перед собой. Он поразил ее свой первозданной белизной. Даже в ночи было понятно, что он абсолютно белый. Она продвигалась взглядом все дальше и дальше и вдруг хлопнулась в мягкий сугроб. Ей было так страшно из-за того, что невозможно понять, где же заканчивается снег и начинается небо. С непривычки она подумала, что они ушли по ту сторону всего ее крошечного бытия. Она никак не могла найти тонкую полоску, разделяющую небо и землю, полоску, обозначающую горизонт. Крошечное соничье сердце забилось. Она никогда не видела таких просторов.

Шишига достала из рюкзака крошечный бур и проделала дыру во льду. Затем, выпятив губы, старательно примостив к ветке леску, крючок и комок смятого хлеба, принялась ждать. Несколько минут спустя она тихонько запела на непонятном языке.

– А что ты поешь?

– Я пою песню для рыбок. Я рассказываю им о той жизни, которая ждет их после того, как они позволят мне себя поймать.

– А разве их не съедят?

– Именно это с ними и произойдет.

– Тогда я бы на месте этих рыбок ни за что не стала ловиться.

– Глупая, ты все время забываешь, что все и всё должно приносить миру пользу. Когда кто-то съедает рыбку, они становятся единым целым. И тогда рыбка уже не будет одиноко болтаться в бескрайнем черном водном пространстве. Она будет частью чего-то большего, частью кого-то, кто сильнее и умнее ее, раз этот кто-то умудрился-таки поймать рыбку.

Как раз в этот момент Шишига вытащила из проруби рыбешку. Серебристая и мокрая, та немного потрепыхалась в ведре, а затем смиренно приняла свою судьбу.

– Спокойно тут.

– Да, не то, что у нас дома. Послушай-ка, ты должна выгнать все это зверье из нашего дома. Это все уже просто неприлично.

– Я и сама бы рада. Но как? Я же не могу им грубить.

– Да, надо подумать. Я подумаю и после скажу тебе. А теперь помолчи.

Они помолчали. Но Попиелике никак не терпелось. Ей хотелось с кем-то поговорить о том, что она пережила за эти недели неспячки. Наконец Попиелика вспомнила, что она теперь хранительница и ей, наверное, надо выполнять какие-то обязанности. Это отличный повод начать разговор.

– А что я должна делать как хранительница?

– Какая хранительница?

– Ну, идейная. Ты же сама говорила. Хранительница идеи должна сидеть на одном месте.

– Ах, вот ты про что! – Шишига рассмеялась. – Да я это на ходу выдумала. Ты же не знала, как отказаться. Мало, что ты не спишь всю зиму, еще бы тебя утащили из дому. Хранительница! Пф.



По возвращению домой, Попиелика раскочегарила печь. Пока их не было, последние дрова истлели, и в доме начало холодать. Потом она раздала гостям ножи, овощи и рыбу. Зверюшки, нехотя заскребли картошку и лук, но, разговорившись, позабыли, что это такое уж скучное дело. Уха, к приготовлению который каждый приложил лапу, получилась особенно вкусной.

Сытые и довольные зверюшки разбрелись по своим укромным местечкам. В доме уже поднялся храп, как вдруг за окном послышался дикий лай. Сначала вдалеке, а затем все ближе и ближе. Зверьки стали просыпаться от непонятных пугающих звуков.

– Что такое? Что это за звуки? – перешептывались и переглядывались маленькие напуганные зверьки. Никто не решался не то, что выйти во двор, но даже и в окно выглянуть. Попиелика разыскала Шишигу, которая спряталась в горке хлама за креслом, откуда выдувала мыльные пузыри самых разных форм и расцветок. Особенно ей нравилось выдувать зелено-голубых рыбок.

– Что там такое? – в тревоге спросила Попиелика.

– Нас это совершенно не касается. Раненые голодные лисы – это вообще не мое дело.

– Так там раненая лиса? – в душе Попиелики появились два огонька. Один огонек знал, что лиса – это опасный зверь. Но с другой стороны, лиса раненая и ей надо помочь. – Что же ты сидишь? Там раненая лиса.

– Да, я знаю, я сама тебе это только что сказала.

Недоумевая, Попиелика помчалась к выходу.

– Ооох! – Шишига затрясла маленькими кулачками в воздухе. – Что за несносная девица!

Еще не успела Попиелика отворить дверцу, как Шишига уже оказалась у раненой лисы. Когда Попиелика и другие любопытные и осмелевшие зверюшки подбежали к лисе, вокруг нее уже собрался целый хоровод Шишиг со всего леса. Они бурчали и переругивались, недовольные происходящим.

– Что это такое делается? – кричала одна из них в большой черной шляпе с острым кончиком.

– Наш краешек леса был таким тихим и спокойным местом. – перекрикивала вторая в зеленой сорочке до пола.

– Верно. Хищники сюда не ходили, потому что чувствовали, что близко люди. А люди не совались, потому что боялись хищников. А что теперь?

– А теперь возьмемся за руки, сестры! – скомандовала Шишига из дома сонек на дубе.

Высокие и низенькие, пухленькие и худосочные, в платьях самых разных расцветок, в шляпках и шапочках взялись за руки. Закрыв глаза, они начали двигаться по часовой стрелке медленно-медленно. Кто-то из них запел. С каждым новым шагом хоровод набирал ход, самую малость, почти незаметно. К запевале присоединились еще пара голосов – один выше, другой ниже. На пятом круге пела уже каждая Шишига. И звери, которые не могли знать слов, почему-то тоже начали подпевать. И так у них ладно получалось. Они вставали и брались за руки, окружая первый хоровод.

От топота маленьких ножек завязалась метелица. Хоровод пошел уже так быстро, что слова слились в монотонное завывание, а мелькавшие фигурки стало невозможно различить.

Когда Папиелика открыла глаза, никакого хоровода уже не было. Она, как и другие животинки, лежала на снегу. А над ними зияло синее-пресинее небо. И каждая звёздочка в небе, яркая и холодная, глядела на маленьких зверюшек у соничьего дуба. Соня огляделась. Никакой лисицы она не увидела. И Шишиги все куда-то исчезли.

– Ну, что, набуранились? – выглянула наша Шишига из-за двери. – Заваливайтесь в дом, ребята.

Никто из гостей не стал узнавать, что произошло. Ясно было только одно – произошло что-то совсем уж странное. И все до того устали, что прямо так, без вечернего чаепития, разбрелись по своим уголкам.

На следующее утро Попиелика за приготовлением утреннего чая украдкой поинтересовалась у Шишиги, не приснилось ли ей все, что она вчера видела. Шишига хотела было соврать, что это все, несомненно, был сон, но потом передумала. Одинаковый сон у всех сразу ничуть не менее странное событие, чем то, что произошло на самом деле.

– Так что же, мы помогли той лисице? – с надеждой спросила Попиелика.

– Можно и так сказать.

– То есть, она…погибла?

– Нет, что ты, что ты. – замахала руками Шишига. – Мы ее отправили в ту часть леса, где ей и положено жить. Вот и все. Нечего бродить по нашим местам.

– Но ты ее спасла? Залечила раны?

– Нет, такого мы не умеем. Забрать боль – это еще можно, но исцелить – нет. – подумав, она добавила. – Есть такая старуха, по имени Махорка. Она живет у такой большой печи, что стоит на пересечении…ну, на пересечении всего. Вот она может и не такое. Но Шишига, отвечающая за один лес, не может.

Попиелика пригляделась к Шишиге. С ней было что-то не так. Явно что-то не так. Она будто бы стала просвечивать, как батистовое платьице, которое носили долгие годы. Или это просто свет так падает? Из-за этой непроходимой ночи все время что-то мерещится.

– Так или иначе, – подумала она, – надо прибраться, а потом идти за рыбой и дровами.

Все, кто отказался убираться, могли тоже ходить на рыбалку или за дровами. Поэтому многие счастливо умотали на лед за рыбкой. И появилась хоть какая-то возможность прибраться.

Немного разленившись, Попиелика посидела у окна, наблюдая, как ветки деревьев безропотно поддаются ветру, и как облака медленно продвигаются на запад.

– Как там мои путешественники и…Тоинёе? – она даже немного всплакнула. – Прошло уже столько времени, а от них никаких вестей. Никто еще не вернулся. Вернутся они все вместе или по одиночке? Или может вообще никто не вернется? Нет, нет. – она отогнала эти мысли. – Чтобы не думать глупостей, надо занять лапы. Пойду для начала вытряхну ковры.

Сначала все пошло неплохо. Всем, кто заблаговременно не спрятался на рыбалке, она выдала прутики и бечевки, чтобы собрать веники. Кто-то уже намывал посуду, кто-то готовил обед из остатков в кладовой. Сама Попиелика пошла в гостиную, где лежал большущий домотканый ковер. Она попросила парочку крепких хомяков, отодвинуть диван, чтобы хорошенько там поработать щеткой. И вот тут-то и обнаружилось, чем все это время занималась моль с бантиком. Прямо посреди витиеватого бутона розы на ковре кое-кто выел знатную дыру.

– Ужас какой, ужас-ужас! Что я скажу родителям? Как я им все это объясню? – со слезами она прибежала к хранительнице дома. – Тут уже уборкой не обойдешься! Ууу! – разрыдалась она. – Это же семейная рели–кли–ви-ия.

– Реликвия. – поправила ее Шишига. – Я тебе более того скажу. – она открыла дверь кладовой и Попиелика увидела единственную шишку, лежащую на полу.

– Нет, я больше этого не выдержу! Пусть сами разбираются со своей неспячестью. В конце концов, я хотела не спать, я. Только я одна. Чего они-то все? Я никого не приглашала.

– Пойдем, порыбачим. – предложила Шишига.

Они вышли на улицу. На нос соне упала холодная снежинка. Это была первая снежинка, которую она разглядела по одиночке. До этого снегопадов она не видела. Когда она проснулась тем ноябрьским днем, земля уже была укрыта. Ей и в голову не приходило, как это случилось. Она не смогла бы представить, что снег – это маленькие одинокие замерзшие капли зимнего дождя. И это было удивительное открытие.

Они сидели в темноте у лунки, открывающей щелочку в бескрайнее черное пространство подо льдом, окруженные Плутничками и снежинками.

– Скажи, а зачем ты все-таки отказалась ложиться спать?

– Понимаешь…нет, я и сама не до конца понимаю. Не знаю, как объяснить. Я боялась упустить что-то важное. Мои подруги рассказывали всякое о зиме. А я всего этого не видела. Мне было не столько любопытно, сколько жаль, что так много времени я упускаю зря. Пока я сплю происходит так много всего.

– Но ведь ты упустила кое-что гораздо важнее.

– Это ты про пользу сна для здоровья? Легко говорить, когда живешь вечно. А что делать нам маленьким зверькам? Ведь хочется все успеть.

– Но ты не понимаешь. Ведь когда ты засыпаешь тут, ты пробуждаешься там.

– Ну, а почему же ты сама, раз это так важно, никогда не спишь?

– О, я спала когда-то. Но это было очень давно. Наверное, тысячу лет назад. Но я расскажу тебе об этом в другой раз.

– Неужели ты такая старая?

Шишига нахмурила брови и презрительно взглянула на Попиелику.

– Я молода. Но гораздо древнее, чем тебе кажется.

Они помолчали.

– Интересно, как там путешественники имени Попиелики? Ты знаешь что-нибудь о них?

Шишига только покачала головой в ответ.

– Когда же я увижу заветный красный платочек, развивающийся на ветру? – спросила Попиелика и в этот момент заметила, что Шишига стала совсем прозрачная. Сквозь нее было видно снег. Она смогла поднять Шишигу двумя пальцами.

– Видишь ли,– увидев испуг Попиелики, Шишига спокойно сказала, – все существа даже такие древние как я, болеют, когда занимаются тем, чем не должны бы. Но не переживай. Это пройдет.

– Как тебе помочь?

– Это не твоя забота. Все идет своим чередом. Считай, что это просто сезонная линька.

Пока они рыбачили в окружении Плутничков, снегопад все расходился. Уже у самого дома начался настоящий снеговал. Сугробы, которые уже успели притоптать зверюшки, снова стали пушистыми, да такими большими, что, казалось, под одним из них наверняка спит большой белый медведь. Попиелика бухнулась на спину и развела лапки в разные стороны.

– Я – звездочка. И на небе звездочки. И на меня падают звездочки-снежинки.

Одна снежинка звонко и холодно поцеловала ее в нос. Затем еще и еще, и вот уже целая ватага маленьких снежинок, балуясь целовали юную соню в нос и щечки.

– Поостерегись. – предупредила ее Шишига. – Они прекрасно умеют кусаться.

– Кусаться? – Попиелика вскочила на лапки. – Кто это тут вздумал кусаться? – И она принялась игриво драться с невидимым врагом, подпрыгивая и картинно падая, будто кто-то подсек ее под ногу. В конце концов она так запыхалась и взлохматилась, что стала похожа на настоящую растрепанную Шишигу.

Шишига посмотрела на нее с интересом.

– Знаешь, а я, пожалуй, придумала, как нам спровадить наших любимых гостей. Пойдем-ка завтра ранним утром, пока все спят, наберем еловых веточек.



После ужина, когда все уже наелись рыбы и разбрелись группками болтать перед сном, Шишига взялась перетирать в каменной ступке специи. Воздух наполнили ароматы черного перца, щипкой гвоздики и лимонной зиры. Она позвала Попиелику в уголок поговорить о кое-чем секретном. Они заговорщически зашептались так, что при желании вполне можно расслышать, о чем это они там шушукаются.

– Не хочу тебя пугать, дорогая, но я тут заметила, что в нашем доме завелось загадочное существо.

– Неужели? – Попиелика округлила глаза и прикрыла рот ладонью.

– Или даже существа. И я не уверена, что они доброжелательны. – она украдкой огляделась. – Возможно, оно или они очень даже враждебны и опасны.

– И опасны? – погроме переспросила Попиелика, и парочка-другая заинтересованных ушек навострились. – И кто же это такие?

– Я пока не знаю. Может мне просто показалось. Но это явно кто-то не из наших. Эти существа покусились на наши запасы в кладовой.

– Не может быть. – покачала головой соня.

Заинтересованные ушки побежали к другим ушкам, и вскоре уже все-все знали, что в доме завелось чудище. Или даже несколько чудищ. Они выходят по ночам из кладовой, истошно воют и кусают крохотных беззащитных грызунов за сладенькие бока, а может быть даже утаскивают в кладовую неизвестно зачем.

И вот уже каждый делился воспоминаниями, как еще вчера заметил, что и его будто бы кто-то трогал за лапку.

– Это была холодная мокрая лапа?

– Да-да! – кивал испуганный зверек.

– Я почти не сомневаюсь, что и у меня такое было. – подхватывал третий.

Как это всегда бывает, общество разделилось на два лагеря. Первые – те, кто ни во что не верят. Они посмеялись и пошли спать. Вторые – из пугливых и впечатлительных, решили устроить засаду. Они выложили из подушек оборонительную башню, уселись внутри нее в кружок и слово за слово тоже заснули.

Глубокой ночью, когда все спокойно спали, в кухне что-то зашуршало. Сначала еле заметно, а затем все сильнее и сильнее. К шуршанию присоединилось бренчание ложек и половников, захлопали дверцы шкафов. Спать в таком шуме уже стало невозможно.

– Это чудище! – заверещал кто-то в башне из подушек.

Вдруг из кухни выбежало Оно. Ух, что тут началось! Зверюшки не знали, куда бежать и где прятаться. Они носились по комнате, вереща и сталкиваясь друг с другом. Пугаясь столкновения, кое-кто просто запрятался в уголке под одеялом или подушкой и, трясясь, ждал своей участи.

Оно вихрем пролетело по залу, где ночевали зверюшки, заглянув в каждый уголок, под диван и за картины. Никто не знал, что Оно ищет, но каждый внутри надеялся: «Чур, не меня, чур, не меня!»

Наконец, не найдя того, что искало, Оно вылетело из дома и с грохотом захлопнуло дверь. Еще несколько минут никто не мог пошевелиться. Все боялись, что дверь вот-вот откроется и Оно вернется дальше искать то, что потеряло в зале у Попиелики. Но бояться бесконечно невозможно и мало-помалу зверюшки стали приходить в себя.

Еж сходил в спальню Попиелики, где она мирно спала.

– Ты ничего не слышала? – спросил он.

– Нет, а что-то случилось? У меня здесь было тихо. – потягиваясь ответила она.

– Пойдем в зал, мы тебе кое-что расскажем.

Зверята на перебой рассказывали, что из кладовой вырвалось ужасное чудище. Оно завывало и рыскало по залу в поисках добычи. Но они отважно защищались, и, сдавшись, чудище покинуло дом. Теперь уже сложно сказать, как именно Оно выглядело, потому что впоследствии все описывали его по-разному. Кто-то говорил, что оно огромное как сова с выпученными желтыми глазами, кто-то говорил, что оно в общем-то небольшое, но на длиннющих ногах, страшно лохматое и вроде бы зеленое. А глаза горели, точно пламя свечи.

Зверята заверили Попиелику, что ни в коем случае не бросят ее и останутся с ней до самой весны, пока не проснутся ее родители. Они даже выставили часовых у входной двери на случай, если Оно решит вернуться. Часовые, кстати, заснули первыми, потому что лучше всего засыпается, когда сильно стараешься не заснуть.

Утром к Попиелике подошел крот из книжного клуба и, таясь, сообщил, что «у него дома образовались очень важные дела и их надо срочно-пресрочно решить, а то совсем беда». Он пообещал прибежать по первому ее зову. За кротом пришел Еж, у которого дома тоже образовались срочные дела. Ну, а как же? В лесу нынче неспокойно, везде носятся какие-то подозрительные опасные чудища. Попиелика понимающе кивала, выслушивая одного за другим, благодарила за предложения о помощи и махала вслед белым платочком. Остался только вечно недовольный сверчок. Все это время он просидел в напольной вазе, потому что там прекрасная акустика, и ничего не заметил. Его вообще мало волновало что-либо кроме музыки. Распрощавшись с последним ушедшим гостем, Попиелика присела на диван посреди гостиной и выдохнула.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/alena-vesna-32080410/skazki-sosnovogo-lesa/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.