Читать онлайн книгу "Видение"

Видение
Ноэми Коул


Чем может обернуться для вернувшегося домой странника знакомство с оставшейся круглой сиротой племянницей? Однозначно, приключениями. Максим Алексеевич решился взвалить на себя бремя опеки над взбалмошным и энергичным подростком, воспитанным в сомнительных условиях. Однако, довольно быстро сообразив, что не справится в одиночку, он приглашает в особняк своего доброго друга. Он уверен, что тот будет прекрасным наставником и сумеет обуздать нрав Лилианы.

Содержит нецензурную брань.





Ноэми Коул

Видение





Пролог


Проверяя работу по обновлению дома, в котором он отсутствовал без малого уже восемнадцать лет, Максим Алексеевич Осанин в очередной раз прошёлся по отреставрированным и оснащённым новейшим оборудованием комнатам. На его загорелом сухом лице читались усталость и задумчивость, а обычно удивительно яркие голубые глаза были затуманены и не задерживались ни на одной вещи дольше пары секунд. Бесконечные ковры, от которых веяло свежим цитрусовым ароматом, стены, увешанные картинами самой различной тематики и уже веками хранящие образы далёкого прошлого, повсюду встречающиеся статуи и статуэтки ручной работы, душистые цветы и зеркала в великолепных обрамлениях – ничто не могло надолго развлечь его взгляд.

– И ведь мог я о нём забыть, – горестно вздохнул Максим Алексеевич, впервые прерывая установившуюся после ухода из дома рабочих тишину. Собственный голос на мгновение показался ему далёким и каким-то чужим. – Я, старший брат, на которого возлагали такие надежды, промотал лучшие годы своей жизни – и даже точно не помню где, но не с семьёй. Что осталось? Овдовел, постарел, да и духовно, похоже, оскудел немало… Куда, в какие края улетели те годы, когда я мог ещё всё исправить? А ведь грядёт, наступает уже на пятки старость. Чем прикажешь теперь её занять? Снова прочь из страны? Снова бесчинствовать, гулять? Нелепость… Пятый десяток разменял, а всё за старое. Даже детей не нажил. Вроде. Та гречанка уж больно хороша была, да и любила безоглядно… Жениться снова, что ли?.. Ну разумеется, как же, хоть сей момент, очередь за тобой стоит. На старые грабли метите, лорд Байрон, всё думаете, нужны кому-то?!

Обойдя ещё несколько комнат, пустых и неуютных, несмотря на бесчисленное множество украшений и идеально сохранившуюся антикварную мебель, некогда радовавшую своим видом истинных ценителей искусства, мужчина резко остановился и развернулся к зеркалу.

– Ни в коем случае нельзя забыть поблагодарить, однако, Даньку: столь длительный промежуток времени здесь никто не хозяйничал, а, тем не менее, ему удалось всё сохранить в первозданном виде. Ну, положим, без пары-тройки украшений, моих сигар и части бара. Так это дело наживное. Одно дурно. Забыл его спросить, в чью честь такая оборона имущества… Не верил он в моё возвращение, по глазам видно было, но тогда каковы были аргументы его против раздела имущества между дальними родственниками? Вот уж не поверю, что не нашлось алчущих. Стало быть, нашлись весомые доводы. Что если существуют, помимо меня, пропащего, более близкие претенденты? Уж не обзавёлся ли в своё время детьми Лёшка? Должно быть, для них и стерегут. Определённо, стоит навести справки. Раз скончались все взрослые родственники, а дальние, зная их гнилые души, отказались брать сирот… Они, должно быть, сейчас по приютам разбросаны, бедолаги! – Он с чрезвычайным вниманием и волнением заглянул себе в глаза. – Ну что, найдёшь в себе мужество отыскать племянников?

Ухмыльнувшись и заметно повеселев, мужчина с неожиданной для себя же решимостью схватил телефон, набрал номер одного из лучших своих друзей, ещё молодым звучным голосом перечислил имена родственников и попросил поискать племянников. Время, ещё пару минут назад тянувшееся со скоростью хромой черепахи, казалось, обнаружило в своих закромах ролики с реактивными ускорителями и с детской непосредственностью нацепило их на пресмыкающееся.

– Племянничков, говоришь, ищешь? – хмыкнули по ту сторону. Небольшая пауза – и из динамика донёсся задумчивый голос: – Не знал, стоит ли тебя беспокоить. Кровинушка-то родная у тебя имеется, для неё, собственно, и старался. В память о вас, да и по личной приязни. Девчонку Вика родила. Хорошенькую, славную – за одни глазёнки можно было содействовать, дабы наследие передать ей. Будущее, так сказать, обеспечить. Да что греха таить, даже удочерить думал, чтоб бобылём не росла такая красота, – жена не позволила. Только вот с недавних пор эта барышня упоминается в стольких делах, что лично я бы не будил лихо…

– Коль есть, не томи. Её личное дело я впоследствии изучу, как заберу.

Очевидная готовность друга взять опеку хоть над чудовищем, лишь бы оно состояло с ним в родстве, вызвала у Даниила новую усмешку, но он продолжил уже почти без лишних разговоров. Почти.

– По документам из детдома можно сказать куда больше, но, раз тебя интересует только имя, возраст и адрес, то сообщаю: зовут её Лилиана Алексеевна Осанина, ей полных шестнадцать лет, номер детдома – третий. В заведении с полутора лет. Она там такая одна, не ошибёшься… А, ну ещё обязан предупредить. Будь готов доказать свою вменяемость, ибо они тебя знают мало и вряд ли не примут твой энтузиазм за беды с головой. Также настоятельно рекомендую сперва всё же ознакомиться с некоторыми из докладов. Да хотя бы с одним – остальные сами в руки поплывут… Уж поверь, тут, – хихикнул мужчина, – всё для съёмок хорошенького такого боевика. Разбой, связи с группировками, участие в акциях протеста, попытки досрочно освободить товарищей… И это к шестнадцати-то годам! На самом деле, я в шоке, что она не на учёте до сих пор. Такие развлечения обычно не прощаются. Есть, видать, серьёзная крыша над головой… Короче, ладно, разубедить тебя я попытался. Совесть моя чиста. Так что наберись удачи и терпения, а мне пора: начальство зовёт, хвалить желает!

Максим Алексеевич озабоченно посмотрел в зеркало. В нём отразился несколько неуверенный, пожалуй, даже обречённый вид некогда очень красивого оживлённого лица. Тёмные густые волосы обзавелись теперь седыми прядками, да и глаза приобрели неповторимое выражение усталости от жизни, которая у него только начиналась, но о которой он ещё слишком мало подозревал. Однако чем дольше он вглядывался в свои седины и рассматривал потухший взгляд, тем ярче ему представлялась картина безрадостной одинокой старости и тем более его мучил вопрос, для чего он вообще будет жить. Всё так же для русской классики? В гордом отшельничестве на отшибе? Снова? Эти мысли привели его в такой ужас, что он немедля нащупал в кармане пиджака ключи и, сжав их в кулаке, объявил себе о решении взять несчастную родственницу на воспитание.

Почти бегом спустившись по широкой парадной лестнице, он подхватил пальто и стремительно покинул особняк.




1


В одной из комнат детского дома уже минут десять раздавались отчаянные визги, ругательства и всхлипы. Привычная гамма шумов, давно уже не мешающая жить обитателям этого заведения, затевалась и постепенно преобразовывалась в мелодию почти ежедневно. Поскольку надолго эта симфония затягивалась редко, на неё вполне разумно предпочитали не обращать внимания.

Причины такого концерта зачастую не отличались разнообразием: то молодые люди повздорили и подрались, то кто-то что-то спрятал и не хочет отдавать, желая иметь собственную вещь среди общих. Как правило, победителем в этой войне выходила не дружба, как в хороших сказках, а тот, у кого влияния на ту или иную мелюзгу оказывалось больше.

Итак, бесспорным лидером уже в течение нескольких лет являлась шестнадцатилетняя девушка. Хотя сначала все обитатели детдома смеялись над тем, как неуклюже и шатко было положение довольно невысокой в сравнении с остальными, но смелой и уверенной в своих возможностях десятилетней девочки, которой лишь забавы ради старшие ребята вдруг выказали уважение, когда та его вдруг потребовала, вскоре стало ясно, насколько они перестарались. Окрепшая и убеждённая в том, что ей готовы подчиняться, она начала искать общества не менее сильных и уверенных людей. Вышло так, что ей удалось его обнаружить, и связи, о которых могли только мечтать детдомовские юноши и девушки, поставили четырнадцатилетнего подростка несоизмеримо выше остальных.

Ныне перед всеми представала девушка с умным задорным взором сине-зелёных глаз, порой даже слишком широкой странно-оптимистичной улыбкой и хорошо развитым спортивным телом. Каштановые волосы, ранее отращиваемые и заплетаемые в косу, были острижены и собирались в конский хвост. Майки и юбки сменили джинсы с футболками, балетки были отданы соседке по комнате и заменены более практичными беговыми кроссовками. Даже единственная вещь, утащенная ею из родного дома – плюшевый слоник, которого она практически не выпускала из рук добрых четыре года с того момента, как её привезли в детдом – и та была отдана, наконец, на растерзание младшим ребятам.

В тот день, когда мы её застали, она уже успела вернуться с ночных разборок и выслушать три гневные тирады заведующих и одну проповедь директора. Теперь, до конца недели изгнанная из общей гостиной и на сутки оставленная без обеда и ужина, она сидела в своей комнате. Помещению, которое по чьей-то нелепой ошибке было так прозвано, позавидовал бы, пожалуй, только самый отчаянный мазохист. Тараканы жили здесь на равных правах с людьми, а живущие здесь и зимой, и летом комары, похоже, давно запланировали установление жёсткой иерархии. В комнате стоял удушающий запах гнили, и, несмотря на то, что жилые помещения периодически убирали, полы были пыльными и местами липкими, а окна загрязнены какой-то жижей неведомого происхождения. Краска начала отпадать со стен ещё задолго до рождения мамы-анархии. Если с потолка не сыпалась штукатурка – значит, этажом выше пока никто не проходил. Вся мебель комнаты состояла из двух кроватей на панцирной сетке и одной покосившейся тумбочки. Свою обитель девушки ласково прозвали «ЛПД» – любимой пыточной дьявола.

– Не прощу… – гневно шипела девушка. Глаза её злобно сверкали в полутьме, грозясь извергнуть молнии. – Никогда не прощу!.. Как у неё вообще хватило ума… Ой, да что там ума, – смелости!..

За дверью послышались лёгкие шаги. Покосившись на щель света, которую на секунду затенил хорошо знакомый ей до безобразия тонкий силуэт, она напряглась и приготовилась к нападению.

– Лилька? Опять в кроссовках на кровать залезла?! – негодующе воскликнула миловидная блондинка уже с порога. – Ну, ведь как свинья ляжешь! Сколько можно-то?

– Где мой кулон, гадина? – прищурившись, угрожающе прошелестела Лиля.

– Ты о чём вообще? – закатив глаза, протянула девушка и пригнулась, чтобы достать что-то из тумбочки. В таком положении она и осталась: на шею её опустилась холодная твёрдая рука.

– Повторю, – с притворной нежностью произнесла шатенка. Затем тон резко погрубел: – Куда дела мой кулон? Гони назад.

– Да не трогала я его, отвали!

– В комнате ночью, кроме тебя, кто-то был? – изогнула бровь Лиля. – Я ушла вечером, и он ещё лежал! Лжёшь или водишь кого?!

– Не было тут никого! – дрогнувшим голосом вскрикнула блондинка и дёрнулась. Из глаз её брызнули слёзы. – Ищи, где оставила! Пусти!

– Нет, ну!.. – раздражённо фыркнула девушка, сдавливая тоненькое горлышко соседки. – Он не мог так просто испариться, тебе ли этого не знать! Живо верни!

Содрогаясь от едва сдерживаемых рыданий, блондинка предприняла было попытку вывернуться и отбиться, но та не увенчалась успехом. Лиля с силой швырнула девушку на пол и, буквально пригвоздив к месту и лишив её возможности дать отпор, пошарила свободной рукой по наружному карману соседки. В самом уголке она нащупала несколько звеньев цепочки, которую тут же узнала. Мысленно удавив блондинку за глупость и бесчестность, Лиля схватила и выудила свою сверкающую драгоценность – подаренный ей другом на день Рождения кулон в виде хрустальной слезы на тонкой серебряной цепочке.

– А это там, конечно, оказалось случайно? Ветром надуло? – свирепо глядя на горящее от стыда и бессильной ярости лицо девушки, вкрадчиво поинтересовалась шатенка.

– Здесь нету своего! А ты никогда ничем не делишься, даже если просят! Я всё расскажу, вот увидишь! – пригрозила, захлёбываясь слезами, та.

– Думаешь убедить меня начать?

Ядовитая ухмылка Лили, наконец отпустившей соседку, привела ту в состояние, близкое к ужасу. Блондинка сняла потрёпанные балетки и аккуратно залатанное тёмное платьице и молча легла под одеяло. Только когда хлопнула дверь и до неё донесся звук удаляющихся решительных шагов она, всхлипнув, позволила себе уже почти без надежды тихо помолиться Богу о том, чтобы её забрали к себе хорошие люди… в крайнем случае, чтобы соседку – плохие.

Лиля вернулась спустя час с крепкой бечёвкой. Соседка её уже крепко спала, и она могла не переживать за то, что та донесёт на неё раньше времени. Завязав по длине всей верёвки массивные узелки и привязав один её конец к батарее, девушка привычными движениями с помощью выделенной ей отмычки отворила замок на решётке окна и стала ждать, пока не пробьёт десять. Она уже перекинула одну ногу за раму, как дверь начала осторожно приоткрываться.

– Ой, ты уже… Я-я просто хотел… – запинаясь, выдавил высокий худой парень, проходя в комнату и притворяя за собой дверь. Лиля с трудом подавила яростный вопль и зашипела:

– Твою ж… Мишка, ещё раз так сделаешь, и можешь считать подвал своей будущей усыпальницей, а коробки из-под овощей – саркофагами.

– Пообещай только разослать мощи в разные части света, может, тогда мне хоть как-то доведётся попутешествовать, – неловко улыбнулся Мишка, заметив спящую блондинку и тоже перейдя на шёпот. Переминаясь с ноги на ногу, он проговорил: – Я ведь не за тем.

– Ну, это ясно, святоша. Чего надо?

– Может, всё-таки откажешься от этой затеи? – безнадёжно пропищал парень.

– Нет.

– Тогда с банальными пожеланиями удачи и скорейшего возвращения. Снова.

– Серьёзно? – насторожилась Лиля. – И никаких возражений, очередных заявлений, что я могу не вернуться и что всё, в чём я участвую, не имеет смысла и только рушит моё будущее? Неужто даже без махача разойдёмся?

– А разве что-то из этого имеет смысл? – устало покачал головой парень. – Ты и так можешь читать мои обычные напутствия по памяти как мантру.

– Да, толку мало, – нетерпеливо кивнула девушка и перекинула за раму вторую ногу. Уцепившись за один из узелков, она обхватила ногами верёвку и безупречно отточенными движениями начала осторожный, но уверенный и быстрый спуск. Мишка только с опаской следил за ним, не в силах ничего произнести или сделать. Наконец, она спрыгнула на руки одного из своих провожатых, вызывав на секунду огоньки страха и зависти в глазах Мишки. Тот проследил за тем, чтобы компанию не поймала охрана, проводил взглядом грациозно перемахнувшую через забор Лилю, смотал верёвку и мысленно поклялся прождать девушку не смыкая век до самого утра. Однако спустя несколько минут ему пришлось вспомнить о том, что напротив спит соседка девушки, которая вряд ли будет ему рада, если вдруг проснётся посреди ночи, и что если его не обнаружат на своём месте так поздно, то непременно посетят комнату той, чей портрет уже много лет висел у него над изголовьем. Эти выводы заставили его запереть за собой дверь и с тяжёлым сердцем тихо, так, чтобы его не заметили, поплестись к себе.

На следующее утро усталая, раздражённая и недовольная Лиля вошла в вестибюль с приятнейшей компанией, которую только можно себе вообразить. Пятью офицерами полиции и двумя своими сообщниками. Лиля и парни были поголовно в грязи, пыли и раненые, полицейские же казались раздражёнными и изрядно потрёпанными. Директриса, охая и сетуя на «неразумных малолеток», извинялась, как могла, и в тысячный раз пообещала провести воспитательные работы. Когда офицеры ушли, она нахмурила лоб, намеренная тут же оправдать возложенные на неё надежды, и заявила, что «абсолютно всё отныне берёт под свой личный контроль». Женщина в очередной раз попыталась выяснить, где расположен кладезь отмычек и лестниц и кто покрывает этих юных бандитов, угрозами и настояниями выпытывала, ради чего дети рискуют и чем их не устраивает обеспечение, им предоставленное. Не добившись ровным счётом ничего, она вновь пригрозила им постановкой камер слежения – вот только выделят средства из бюджета! – и отправлением прямиком за решётку в том случае, если эта их деятельность не будет прекращена незамедлительно.

– С этого дня беру ваши души под свой контроль!.. И почему же вас только в детское отделение ещё не посадили! Сопливое хульганьё, – визгливым тоном цитировала Лиля слова директрисы, нервы которой под конец разбирательств не выдержали. Она вновь сидела в грязных кроссовках на кровати, скрестив ноги и упираясь ладонями в жёсткую холодную поверхность каркаса, торчавшего по бокам матраса. – Ты и вчера их брала, и неделю назад, да и вообще уже года два у себя хранишь и практически не выдаёшь: напугала ежа голой задницей! Да я больше боюсь, как бы они там не заплесневели! Каша в столовке не любит конкурентов.

Девушка злобно плюнула и, слегка качнувшись, опустила голову на подушку за плечами. В дверь постучались.

– Если это не санинспекция с целью ухватить админов за филейные отростки, то вон отсюдова, – вяло протянула Лиля.

В дверь, под угрозой быть побитым, вошёл Мишка. В обеих руках парня виднелось по несколько бутербродов, которые он, когда присел на край кровати возлюбленной, бережно переложил к себе на колени.

– Тебе сюда бессрочный пропуск выписали?

– Было бы неплохо, но нет. Меня лишь просили передать, что вы втроём остаётесь без еды ещё на день. А ещё я притащил бутики, так как с решением совсем не согласен.

– Схомячь их сам. Не хочу ничего. Сыта Крыльцовой по самое горло, – отмахнулась девушка. Мишка недовольно переложил один из бутербродов на её живот.

– Ешь давай. Обратно не понесу. Заметят тут же, и всем не поздоровится. Тем более, вы с ребятами уже заставили меня нервничать, поэтому кушать мне ещё очень долго не захочется.

– Кушать… Ботаник ты, Мишка, ботаник, – по-доброму ухмыльнулась Лиля, вызывая какое-то особенное выражение на лице друга, которое сама никогда не видела, но на которое постоянно указывали остальные. – «Кушать, уставился, писсуар»… Единственный в приюте, окромя мелких, кто такими словами бросается. Ну, и кому поварихи тёплую пюреху выдают. Помимо Жеки, естессно.

– Не важно. Подкрепись. Ты ведь практически ничего не ешь!

Девушка шумно вздохнула и покачала головой, отложив бутерброд обратно на Мишкины колени.

– Оставь всё белобрысой, если сам не хочешь. Она куда больше моего обрадуется, увидев на тумбочке лишнюю порцию. Ей их явно недостаёт…

В дверь снова постучались, но стук был уже громкий и исполненный решимости.

– Санинспекция? – привычно поинтересовалась Лиля и покосилась на дверной проём.

– Для леди готов быть кем угодно, – лучезарно улыбнулся вошедший мускулистый парень, ненамного опередивший по возрасту присутствующих в комнате.

Высокий, стройный и весьма привлекательный. Чёрные как смоль волосы и малахитовые глаза придавали ему вид злодея какой-то мелодрамы. При его появлении в комнатах порой становилось тише: девушки стушёвывались и с боязливым интересом искоса поглядывали на него, как на нечто неземное. О нём слышали даже несколько мистических сюжетов, основывавшихся, правда, исключительно на аргументе «да я своими глазами видела!». Но, разумеется, были и такие, кто находил подобное поведение дуростью. Основная часть парней, включая Мишку, и три-четыре девушки.

– О-па, звезда экрана, – Лиля привстала на локтях, со скучающей физиономией следя за детдомовским кумиром. Воспитательницы всегда с момента его появления в приюте были обходительны и внимательны к нему так, как ни к кому другому. Он был обаятелен, талантлив, вёл себя безукоризненно, с другими был предельно вежлив, любил помогать по хозяйству и учиться – нужно ли больше для того, чтобы стать любимчиком?

– Ну, до вас мне, красавица, далековато, – ехидно отозвался парень. – Так заставлять биться сердца наших дорогих учительниц не в силах даже я. Что опять учудила?

–Вот как ты думаешь, твоё ль это дело, а? Жек?

– Ну, а если, предположим, я объясню своё рвение узнать о твоей проделке желанием научиться буквально останавливать сердца женщин, расскажешь? – проурчал Женя, опираясь спиной о стену и задумчиво всматриваясь в лицо девушки. Мишка едва заметно покраснел и опустил голову.

– Ты ж в курсе, что на меня твои чары не действуют, – ухмыльнулась девушка, повернув лицо в сторону собеседника.

– А тебе известно, что я ни за что не прекращу попыток, – всё тем же елейным тоном произнёс парень. Лиля вздрогнула и пошатнулась в его сторону. Взгляд её смягчился, а тон стал мечтательным, прерывистым:

– Чего пожелаете, Господин? Подробный рассказ о вылазке, я не ошибаюсь?

Мишка вскинул голову и трижды изменился в лице. Сильно побледнев, он уставился на Лилю, не желая верить в возможность происходящего. Ну, не вела она себя так никогда. Да и выражаться подобным образом лет пять как перестала! Неужели с женщинами всё вот так просто?! Или этот бугай всё-таки колдун, и слухи не врут?

Женьку, так же явно не ожидавшего такого поворота событий, невольно передёрнуло. Он непроизвольно сглотнул, внимательнее прежнего всмотрелся в остановившийся молящий облик подруги. В отличие от Мишки, парень прекрасно осознавал, что она наверняка потешается над ним или просто подыгрывает. Однако в душе своей обнаружил тщеславную надежду. Которую, правда, мгновенно поспешил отогнать.

Девушка не выдержала и засмеялась так громко и заливисто, что парни одновременно и небезосновательно забеспокоились о том, как бы её не услышали няньки, но, вместе с тем, оба почти синхронно расслабленно выдохнули.

– А теперь выдохни и рот закрой, – улыбнулась Лиля, мысленно отметив значительное повышение собственного настроения.

– Вот это на тебя уже больше похоже, – усмехнулся в ответ Женя и, погрузившись в свои мысли, умолк. В этот момент заговорил Мишка, тоже жаждущий узнать подробности ночного похода подруги. Та отвечала протяжно и по существу почти ничего не сообщила, лишь указав на то, что всё пошло не по плану и что на их компанию под утро наскочили «какие-то дурни в масках, которых только вой сирен разогнал».

Вскоре парни ушли на обед, а Лиля в размышлениях о произошедшем уставилась на окно. Она утонула в своих мыслях настолько, что проснулась только оттого, что некто попытался проколоть её бок чем-то чрезвычайно острым. Приоткрыв глаза и зевнув, девушка увидела перед собой одну из самых пожилых воспитательниц старших групп. Та держала в руках длинную деревянную указку, больше похожую на увеличенную в сотни раз иглу.

– Иди умойся. Как чучело выглядишь, – брюзжа произнесла старуха и вышла без всяких объяснений.

– И это мне говорит женщина, на которой некогда держался весь моральный облик Советского Союза, – поморщилась девушка, мрачно глядя в след удаляющейся работнице приюта. – А ты хорош пялиться и дверью с той стороны хлопни, – ворчливо обратилась она к остановившемуся на миг у порога пареньку лет девяти. Тот послушно прикрыл дверь и, судя по звуку шлепка о пол, не слишком удачно скрылся за поворотом.

После душа девушка, заплетая ещё сырые волосы в косичку, заметила у себя на плече небольшую и будто запаянную царапину, которая неприятно ныла после мыльной процедуры и определённо, но напрасно требовала должной обработки. В азарте перестрелки она, как обычно, не заметила боли, а в детдоме забыла себя осмотреть и, равно как и остальные, не обратила внимания на затерянный в пыли и грязи маленький рваный участок футболки, прикрытый к тому же волосами. Только теперь ей стало ясно, что её вполне могли убить этой ночью и она не вернулась бы в детдом даже со своим кортежем. Ранее в настоящих перестрелках ей лично участвовать не приходилось – не пускали, да и эта была, в общем-то, незапланированной, а потому серьёзные мысли о собственном будущем и верности своих действий её посещали нечасто. Максимум, что с ней случалось – получала незначительные переломы и ушибы в стычках. Теперь же всё внимание Лили сосредоточилось на одной этой царапине. «А вдруг реально?.. Что было бы тогда? И чем бы я стала, червям на корм отправилась бы?»

– Распущенные волосы быстрее высыхают, – улыбнувшись, подмигнула Лиле знакомая, выходя из соседней душевой кабинки. Та вздрогнула и машинально оглянулась на источник звука. – И отлично прикрывают боевые ссадины.

– Да-да… Верно.

Девушка быстро распустила косу и натянула на себя чистые вещи. Посмотрев в зеркало и прикрыв злосчастную царапину футболкой и волосами, она вышла и направилась к себе в комнату. На пути ей никто не встретился, поэтому до комнаты ей посчастливилось дойти без новых конфликтов с воспитателями и администрацией.

Постель соседки была нетронута: очевидно, девушка снова проводила всё время в гостиной либо с друзьями. На памяти Лили было мало случаев, когда та после школы возвращалась сразу в комнату. Обычно в такие дни она либо лежала ничком с болью в животе или со слезами на глазах и опухшим носом. Впрочем, возможно, девушка чаще видела бы соседку, если бы сама денно и нощно не пропадала бы на так называемых «сходках» своей компании или курсах.

Лиля прижалась с книгой к окну и стала перелистывать страницы, которые знала чуть ли не наизусть. Вскоре вернулась и соседка. Странно посмотрев на девушку, блондинка разделась, улеглась под одеяло и уже буквально через пару минут мирно засопела.

Когда луна уже была в зените, Лиля поняла, что стоит последовать примеру соседки, и легла спать. Засыпала она долго, постоянно ворочаясь и отгоняя от себя вопросы, об ответах на которые догадывалась, но которые не желала знать и стремилась забыть.

Однако, несмотря на то что поздно легла, проснулась девушка очень рано. Уже в пять утра Лиля надевала повседневную одежду и, не зная, куда себя деть, от безделья снова принялась перечитывать и тут же мысленно пересказывать себе строки из книги.

К пяти часам вечера, перед ужином, в кабинет с инициалами "Крыльцова Е.В." требовательно постучались.

– Войдите! – не отрываясь от бумаг, отозвалась женщина. Дверь открылась, и на пороге показался солидный с виду мужчина примерно сорока-пятидесяти лет и, не входя внутрь, заявил:

– Мне нужна преемница.

Отметив едва уловимый акцент говорящего, женщина подняла голову, оглядела его с ног до головы. Наружность мужчины была очень располагающей. Мило улыбнувшись, Крыльцова уже открыла рот, чтобы произнести что-то, как вдруг мимо кабинета с дикой бранью пронеслась Лиля, за которой с неприкрытой злобой резво, почти не отставая, промчались три воспитательницы почтенного возраста, явно забывшие о своих больных конечностях и радикулите.

Мужчина, наблюдавший эту картину до тех пор, пока компания не скрылась из виду, оживился и вдруг заявил, что хотел бы посмотреть дело именно этой девушки.

– Нет, что вы, что вы! – испуганно произнесла женщина. – Мы, конечно, были бы… Но только не её!

Поняв, что она чуть не обронила слово «рады», Максим Алексеевич, а это был не кто иной, как он, едва сдержал улыбку. Его друг оказался прав.

– Позвольте, с ней разве что-то не в порядке? – спокойно отозвался он, проходя в кабинет. – Никаких физических отклонений, сколь могу наблюдать, у неё нет, а умственно отсталые, насколько я понял, живут в соседнем корпусе.

– Но этой девушке уже почти семнадцать лет, она скоро станет совершеннолетней и наконец… Кхем. Извините, ради всего святого, но я никак не могу рекомендовать её вам. У нас много чудесных, покладистых девочек. А эта… эта особа опасна и для себя, и для общества.

– Могу я полюбопытствовать, чем же опасна для меня собственная племянница? – уже не скрывая улыбку, поинтересовался мужчина и протянул паспорт. – Я совсем недавно вернулся из сильно затянувшегося путешествия, о коем, если вас заинтересует, с готовностью поведаю впоследствии.

Директриса была бы менее изумлена, если бы стоящий перед ней объявил себя сатаной. Вероятнее всего, в этом случае она даже сочла бы развитие событий вполне закономерным. Но видеть перед собой человека, несомненно, являющегося тем, у чьих инициалов стояла пометка «ПБВ», то есть пропавшего без вести, и понимать, что он избавляет её от всех проблем, преследующих её последние несколько лет, знать, что ребёнок попадёт, очевидно, в хорошие руки, к родственнику… Все преграды для удочерения самой бедовой девушки детдома рухнули в её глазах мгновенно.

– Вот её дело.

С сияющим лицом женщина передала Максиму Алексеевичу туго забитую папку. Помимо общей карты здесь хранились доносы и прошения воспитательниц, детей и даже несколько личных записок представителей органов правопорядка. С весельем, изрядно поразившим Крыльцову, прочитав несколько из них, он протянул взамен все свои документы и задумчиво перелистал ещё пару жалоб, пока директриса проверяла наличие необходимых документов, копаясь в папках с абсолютно всеми бумагами – от кадастровых паспортов недвижимости до флюорографического снимка. Обычно данный процесс протекал вовсе не так быстро, но теперь, окрылённая мыслями о скорейшем освобождении от Лили, женщина нашла всё, что было необходимо, буквально за четверть часа.

– Вы её не позовёте? – недоумённо поинтересовался мужчина, забирая назад лишние документы. – И разве она не вправе решать, отправиться ли ко мне или остаться здесь?

Глаза Крыльцовой таинственно сверкнули, а её губы изобразили вежливую улыбку, тогда как она готова была заплясать от радости на рабочем столе:

– Что вы. Она так хотела попасть в родной дом, что о таких мелочах и говорить-то не стоит. Я пока позабочусь о передаче дела в суд… Органы опеки возражать не будут, в этом я убеждена, но окончательное решение о признании удочерения выносит суд.

– Могу ли я, в таком случае, забрать её до судебного разбирательства? Я прошу об этом исходя из соображений о том, что она, и вполне разумно, может не поверить во внезапное возвращение родственника. У меня, по крайней мере, будет возможность доказать ей свою доброжелательность.

– Разумеется. Сейчас мы её пригласим.

Директриса едва ли не выбежала за дверь и, поймав первую же воспитательницу, сообщила ей счастливую весть. Обе женщины со сдержанными лицами прошли мимо кабинета и, будучи уже шагах в десяти от него, одновременно подпрыгнули на месте с восторженным вскриком. Из невинного любопытства проследивший за ними Максим Алексеевич невольно фыркнул, покачал головой и вновь вернулся к чтению.

Спустя десять минут в кабинет втолкнули Лилю, отчаянно сопротивляющуюся и почти испуганную. Она знала, как к ней относились старшие в приюте, и подозревала, что когда-нибудь они всё же наймут кого-нибудь, чтобы он увёз её и положил конец страданиям администрации детдома, закопав её хладный труп где-нибудь в лесной глуши и присыпав порохом с чёрным перцем. Однако она и представить не могла, что они всерьёз на такое способны. Но вот он стоит и оценивающе смотрит на неё своим пронзительным взглядом… «Наверняка навскидку вычисляет, сколько метров в глубину копать надо и сколько будет весить мешок со мной…» – пронеслось в голове девушки. Пошатнувшись, она медленно сползла в кресло и мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники. Признать в этом высоком и явно не слабом мужчине с заинтересованным взглядом, казавшимся её сейчас испытующим, своего «дядю ПБВ» она не могла и скорее поверила бы, что просто какому-то чудаку захотелось, чтобы ему под старость лет было кому стакан воды подать.

– Лилиана Алексеевна, вас имеет честь лицезреть ваш…

– Недалёкий родственник? – неуверенно перебила его девушка. Директриса ахнула и злобно одёрнула её, но Максим Алексеевич лишь усмехнулся.

– Такой ли недалёкий, как вы полагаете? Я брат вашего покойного отца, Максим Алексеевич Осанин. Признаюсь, мне так и не довелось до этого дня узнать, что из-за моего безрассудного поведения и желания скрыться от всех меня не смогли найти, чтобы передать печальную весть и сообщить, что без должного крова осталось столь прелестное дитя. Однако позвольте всё исправить и водворить вас в ваше родное имение, которое, должно быть, вами уже забыто.

– Легенда слабовата, – прищурилась Лиля, глядя на него исподлобья. – С чего бы вдруг вам сюда возвращаться? По родственничкам соскучились? И с какого мне верить в то, что вы так долго шлялись по странам, а сейчас трындите на чистом русском, да ещё и как по книге?

– Рано или поздно ностальгия всегда одолевает: сама ли или по воле случая. Я овдовел на чужбине, и мне захотелось обрести покой души здесь. Как оказалось, место для такой цели я выбрал не самое удачное, и всё же стало ясно, что мне стоило вернуться – хотя бы ради того, чтобы повстречать вас. Что же касается моей речи, то беспокойства она вам доставлять не должна хотя бы по той простой причине, что, уезжая, я с собой, и весьма кстати, взял едва ли не четверть отцовской библиотеки и на протяжении всех лет побуждал себя читать не менее десяти страниц в день. Случалось, что я забывал русские слова, но после смерти Марго мне совершенно нечем было заняться – и я вернулся к поглощению таинств родного языка.

Пусть она и не помнила, как выглядел её отец, Лиля почему-то убедилась в том, что они с братом должны были быть очень похожи. Красивое лицо, благородная осанка, «словно штык воткнули», плавная приятная речь с лёгким акцентом и некоторыми ошибками в ударениях, видимо, достаточно откровенная, потому что директриса с заведующей, за которыми краем глаза следила девушка, постоянно недоумённо переглядывались, будто спрашивая друг у друга, к чему он всё это рассказывает… «Слишком нализанный. Наёмник-то выглядел и вёл бы себя иначе. Может, взаправду дядя? Или задабривает, чтоб шуму не наделала и не сильно брыкалась?»

Приглядевшись внимательнее, девушка заключила: зла ей этот мужчина не желал. Либо был превосходным и очень дорогим актёром, на работу которого управляющие не насобирали бы, даже если бы скинулись всем детдомом. Открытый дружелюбный взгляд, пусть и сильные, но явно мягкие руки, непригодные для оружия и лопат, опрятный и явно дорогой костюм, длинное пальто, в котором было бы неудобно бегать, изящная шляпа, которой уж точно не нашлось бы места на голове её потенциального убийцы, чистенькие сверкающие туфли… Даже если всё это превосходная маскировка, Лилю одолело любопытство и страстное желание поверить в сказку. И при самом ужасном раскладе у неё ведь ещё будет шанс спастись, верно? Если он не в засаду её поведёт, конечно же.

– А вы расскажете о моей семье? – неожиданно для всех послушно произнесла Лиля.

– Непременно сообщу всё, что помню. Однако не думает ли юная леди, что лучше будет сперва покинуть сие учреждение? – широко улыбнулся Максим Алексеевич. – К тому же, где-то в доме, в комнате Виктории, если я верно предполагаю, должен лежать альбом с фотографиями, и мне не нужно будет описывать хотя бы внешность… В этом я, признаюсь, не силён, да и память способна подвести.

Девушка охотно согласилась.

– Я же могу попрощаться и собрать вещи?

– Одежду мы поедем покупать новую, но, если хочешь, бери, – кивнул Максим Алексеевич. – Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

Передёрнув плечами, что означало «как угодно», Лиля вскочила с кресла и скрылась из виду. Удивлённые её непредвиденным смирением женщины от охватившего их восторга готовы были зааплодировать.

Таким образом, спустя час, под радостные вопли работников детского дома из окон о том, как они будут по ней скучать, Лиля села в кабриолет. Из окон на неё жадно глядели покрасневшие глаза Мишки, непривычно грустные – Жени и счастливые – блондинки, которой было завещано всё, кроме кулона, который Лиля надела впервые за три года, но ни за что не оставила бы в приюте.




2


Всю дорогу до дома, на удивление неблизкую, девушка старалась сохранять самообладание и не докучать дяде вопросами. В том, что её не похитили, она уже была убеждена: те, кто хотел бы её смерти, могли найти подставное лицо и попроще. От остальных мыслей ей удалось отвлечься на ветерок и впечатляющий блеск капота иссиня-чёрного автомобиля. Максим Алексеевич вёл машину уверенно, но, пожалуй, слишком быстро для городских условий, и распущенные волосы девушки вскоре приобрели вид птичьего гнезда. Пару раз взглянувший на племянницу мужчина невольно улыбнулся, поняв, что зря забыл предложить ей надеть головной убор или хотя бы заплестись.

Самой Лиле, однако, было не до причёски. Осознание, что она вот-вот окажется в доме, где должна была жить все эти годы, и увидит фотографии родственников, которых совсем не помнит, вскружило ей голову. Взволнованная, радостная от того, что у неё будет личное пространство и за него не нужно будет бороться, от понимания, что ей больше не придётся развлекаться теми методами, что она уже исчерпала, находясь в детдоме, и что найдутся новые, более интересные и безопасные – о перестрелке она забыть не смогла, – девушка замечталась настолько, что уснула.

Разбудил Лилю заглохший мотор и бодрое восклицание Максима Алексеевича, не заметившего, что его племянница задремала.

– Ох, иншульдигунг. Кхм, прошу простить, – рассмеялся тот, увидев на соседнем сидении сонно приоткрывшую один глаз сову. Сова протяжно зевнула и, взглянув, наконец, на дом, широко распахнула большие красивые глаза и оказалась вполне миловидной восторженной девушкой.

– Это…

– Родовой особняк семейства Осаниных. Я приехал сперва именно сюда в надежде обнаружить брата с семьёй, а нашёл запустелую пыльную коробку. Пришлось немного его отреставрировать и отмыть, но оно того стоило: перед тобой в первозданном виде фасад дворца, в который ввёл свою жену и твою маму мой младший брат.

– Что, сразу обеих? – изумлённо моргнула Лиля. Та же эмоция отразилась на лице её дяди.

– Это была одна женщина, – неуверенно пояснил он, изогнув дугой бровь.

– Но ведь… – Девушка вдруг ойкнула и сильно ударила себя ладонью по лбу. – Ступила. Извини.

Уже секунду спустя она забыла о своём промахе и снова обратила всё своё внимание на особняк. Восхищению её не было предела. Она с жадностью стала рассматривать каждый завиток, каждое стёклышко в бесчисленных окнах, каждое деревце и каждый кустик напротив стен её забытого дома. Оставшийся довольным и этим, Максим Алексеевич несколько неловко кашлянул и прибавил:

– Правда, если наружность его я оставил без изменений, то внутри позволил себе внедрить кое-какие инновации… Так что не слишком пугайся, когда двери будут закрываться за тобой сами, а из динамиков будут периодически доноситься женские голоса. В остальном же – наслаждайся, ты вернулась.

Выйдя из машины сам, он проворно подошёл к двери племянницы и открыл её, показывая, какого поведения следует ждать от него и какое должна привить себе она. Девушка легко выпрыгнула на коротко подстриженный газон и с удовольствием прошлась по чистейшей сочно-зелёной траве.

– Что скажешь? – спросил дядя, выждав минуты три. В одно мгновение он пожалел о своём стремлении разговорить племянницу: та произнесла такие слова, от которых ему стало дурно. Почти половины из них он не знал, но по смысловой окраске догадался об их значении.

Теперь уже замолчал Максим Алексеевич, покрасневший до кончиков ушей.

– Ты же девушка, – выдавил спустя некоторое время он, впуская Лилю в дом. – И с таким нежным именем… Да неужели так можно?!

Но племянница была увлечена уже совсем другими мыслями. Просторный парадный зал в серо-чёрно-белых тонах встретил юную хозяйку мягким светом ламп, в столовой уже давно был приветливо накрыт продолговатый стол, который, несомненно, мог усадить за собой не меньше трёх десятков людей, в уютной гостиной её ждали удобные диваны напротив домашнего кинотеатра, а в спортзале любой инвентарь – от обычного тренировочного до предназначенного для профессиональных спортсменов. В подвале под кухней оказался глубокий и широкий винный погреб и склад мелочей, девизом которого непременно должна стать избитая фраза «а вдруг пригодится». Задним двором Максим Алексеевич распорядился на свой вкус: отстроил домик для прислуги, в окнах которого, едва они прибыли, замаячили лица, разбил цветник и проложил каменные дорожки.

Второй этаж был целиком отдан одному широкому коридору, спальням и ванным. Комнаты отличались не оригинальностью, но роскошью и комфортом. Всё в них всегда было под рукой, а предметы никогда не валялись на полу оттого, что их просто было больше некуда положить: места было довольно даже для крупных вещей. Динамики, о которых говорил её дядя, Лиля заметила не сразу. В стенах, действительно, виднелись едва различимые прорези с тончайшими стальными пластинами между ними, из которых доносились порой тихие вежливые приветствия и прощания, которыми сопровождался каждый вход или выход из той или иной комнаты. Дядя заверил её, что впоследствии подобного быть не должно, поскольку уже на открывающейся третьей двери его, поначалу искренне полагавшего, что лишний голос в доме повредить не может, начал раздражать сам факт возможности этого робота что-либо произносить в адрес живых людей.

– Я отключу это… Пульт на третьем этаже. Не хочешь взглянуть?

Девушка охотно согласилась и вперёд дяди промчалась босиком по тёплому мягкому ковру – свои грязные кроссовки с запрятанным в них складным ножиком она скинула ещё перед главным входом – на последний, не считая небольшого чердака на крыше, этаж особняка. Там располагались обширная библиотека, плотно забитые книгами стеллажи в которой едва умещались между полом и потолком, игровой зал с домашним кинотеатром, новейшими приставками, проигрывателями и прочим оборудованием, комната отдыха, включавшая карточный и биллиардный столы, и даже бальный зал, сейчас заставленный стульями, зеркалами и небольшими столиками для холодных закусок.

– А эта комната, я думаю, прекрасно подойдёт тебе, – пригласительным жестом указав на среднюю из пяти дверей. Они стояли на втором этаже слева от лестницы, а комната располагалась по правую руку от её дяди.

– Почему?

– Она принадлежала Виктории, твоей матери. И в ней висит её портрет в полный рост, который заказал её, тогда ещё только будущий, супруг. Печально, но его самого запечатлела лишь плёнка… Альбом лучше всего искать под кроватью или в ящиках; сомневаюсь, что Вика далеко его убирала. Ещё должен предупредить: ни портретов, ни фотографий твоих бабушки и дедушки я найти не сумел… Смею полагать, что твоя маман в порыве гнева сожгла их все: у них были довольно сложные отношения, учитывая мой отъезд. В остальном же желаю удачи в поисках!

Девушка от души поблагодарила дядю, и на том они разошлись. Она прошла в комнату, пропитанную тонким ароматом свежих цветов, заменивших собой чрезвычайно давно сгнившие букеты. Помещение было хорошо проветрено, а всё бельё заменено на новое. Тёмная мебель в жёлтых тонах выглядела очень гармонично, все детали интерьера были подобраны со вкусом, которому можно было только позавидовать. Большие аметистовые ангелочки, парящие на тонких ониксовых крылышках, венчали будуарное зеркало, в которое, по мнению Лили, должна была любить заглядывать прежняя хозяйка комнаты. Напротив будуарного столика в паре метров располагалась скрытая полупрозрачным балдахином широкая роскошная кровать, застланная шелками и усеянная бархатными подушечками самых разных размеров. Она стояла на круглом лиловом ковре, узором которого служили переплетающиеся между собой витиеватые волнистые линии, образующие огромный цветок лилии.

Лиля прошла чуть дальше, под арку. Вторая часть комнаты открыла ей гораздо больше сведений о родителях. Так, например, здесь красовался неубранный бюстгальтер вызывающего алого оттенка, а из ящика комода торчала ниточка, очевидно, принадлежащая тому же комплекту. Сделав вывод, что горничным или рабочим стоило бы тщательнее скрывать свою любознательность, девушка с интересом подняла глаза и встретилась взглядом с портретом своей матери.

Чудные сапфировые глаза на белоснежном лице глядели умиротворённо и ласково, а лёгкая улыбка румяных губ была пропитана нежностью. Волнистые каштановые волосы ниспадали на грудь и плечи молодой женщины, подчёркивая белизну её платья, а хрупкие руки с длинными тонкими пальчиками покоились на тумбе. И без того тонкую талию сильно стягивал корсет, а длинную шею украшало чудесное колье с потонувшими в белом золоте крупными бриллиантами. Лиля с немым восхищением остановила взгляд на подписи, мелко набросанной в правом углу картины.

– Художнику явно нравилось то, что он видел, – заставив племянницу вздрогнуть и обернуться, заметил Максим Алексеевич. В глазах его застыли задумчивость и сожаление. – Может, даже больше того… Что вполне вероятно, поскольку она была, пожалуй, прелестнейшей женщиной из всех, кого мне довелось видеть, хотя налюбовался я, признаться, вдоволь. Прости, что так внезапно, и не пугайся, здесь тебя никто не обидит. Я просто вспомнил, что должен предупредить насчёт расписания. Завтрак начинается в девять, обед – в два часа, ужин – в шесть. Старайся, пожалуйста, сильно не опаздывать. Сегодняшний день исключение, ужинаем через сорок минут. Что там ещё? Ах, да. Что до поездок в школу… да и в другие учебные заведения… Я прочёл мельком папку с жалобами на твоё поведение и понял, что насильно гнать тебя туда бесполезно. Следовательно, обучаться будешь на дому. Учителей я тебе подыщу сам, с прежними ты уже вряд ли встретишься. Смею полагать, к вашей обоюдной радости. К одежде претензий немного: поменьше откровенности, – взгляд мужчины упал на бюстгальтер, – твоя мама никого не стеснялась, но, пусть это её, безусловно, красило, такое поведение никак нельзя было назвать приличным. Да и к нам, думается мне, будут время от времени наведываться гости, так что лишний раз смущать всех непристойным видом не следует. Одежду, обувь и мелочи для уюта едем закупать завтра, сегодня пока осваивайся.

С этими словами он вышел, напоследок печально взглянув на портрет. Девушка вновь осталась наедине с картиной. Она заметила особое выражение, с которым её дядя говорил о матери, но решила пока что не придавать этому значения. Гораздо сильнее Лилю заинтересовал человек, которому отдала предпочтение её мать.

– Где же тогда папа? – по-детски тонким голоском произнесла в пустоту она, окинув взглядом комоды и остановив его на шкафе. Подойдя к нему, девушка приоткрыла дверцы. Но пусть она и сделала это осторожно, на голову ей всё равно неожиданно свалилось что-то тяжёлое и большое. Вложив в последующее своё высказывание всю экспрессию, на которую была способна, девушка раздражённо кинула взгляд на причинивший ей боль предмет и мгновенно забыла о его злодеянии. Это был семейный альбом.

На первой же фотографии были запечатлены молодожёны: прекрасная в подвенечном наряде мать и очаровательный… ну, нет, скорее, очарованный отец. Именно на нём заострилось внимание Лили. Высокий видный мужчина в строгом костюме имел очень приятные черты лица и не мог не расположить к себе. Он явно был счастлив в объятиях любимой женщины и ни один другой предмет, судя по завороженному взгляду на жену, его в тот момент заинтересовать не мог.

– Но моськой всё-таки не вышел… Дяде он ни разу не конкурент. А я?.. – с улыбкой проговорила себе под нос девушка. – Любопытно, какой я была?

Пролистав альбом, сквозивший счастливыми лицами и воспоминаниями, Лиля почти невольно остановилась на одной из страниц, где, действительно, была и её фотография. Маленькая кудрявая малышка с глазами цвета морской волны весело украшала шикарный бежевый ковёр синей гуашью. Её никто не останавливал, никто не осуждал и не бросался спасать имущество. Мать была без ума от своей девочки и позволяла делать всё, что не могло причинить ей или окружающим серьёзный вред.

Примерно двадцать минут девушка наслаждалась просмотром фотографий, прежде чем вспомнила о том, что пора переодеться и спуститься к ужину.

– Натянуть что-нибудь из её вещей, – с сомнением пробормотала Лиля себе под нос, – или всё-таки остаться в этом?

Оглядев детдомовскую одежду и вспомнив вид столовой, она тяжело вздохнула и подошла к комоду, в котором мирно покоились наряды её матери. С удивлением обнаружив там много подходящих ей по размеру футболок с Микки Маусом, укороченных блузок, маек, юбок, шорт, леггинсов самых различных цветов, штанов и даже комплектов нижнего белья, она ещё раз взглянула на фигуру матери и постепенно перевела взгляд на собственную. Сходство было очевидно, но девушка никогда раньше не задумывалась о том, как могло бы выглядеть её тело в платье.

– Походу, неплохо, – самодовольно улыбнулась она и снова вернулась к поиску подходящих вещей. Все они были старательно и, видимо, не по одному разу перестираны, что несколько огорчило Лилю, желавшую знать не только вид, но и запах её родителей. Глядя в сторону гордого стана на портрете, она вообразила себе шлейф, в котором угадывались цитрусовые нотки. Ей на ум стали приходить образы, в которых эта женщина с портрета не просто идёт – плывёт по коридорам, локоны её слегка пружинят в такт походке, юбка колышется при малейшем движении… А в след ей смотрят улыбающиеся зеленоватые глаза.

В качестве предмета домашней одежды девушка наконец избрала серые лосины. Сначала девушка приняла их за обрезанные колготки, но мгновение спустя признала лучшим вариантом. К ним была найдена длинная цветастая майка на толстых бретелях. Забрав это и носки, Лиля бросилась в ванную, которую, хоть и увидела лишь мельком, сразу захотела опробовать. Там она скинула вещи на полочку, мгновенно сбросила детдомовское тряпьё, бережно уложила в ящик единственную собственную драгоценность в виде кулона, зашла в кабину, которая тут же захлопнулась, и с предвкушением встала навстречу автоматически брызнувшей из потолка струе…

Таких команд современная европейская техника ещё не знала, хотя и была полностью переведена на русский, английский, французский и немецкий языки. Горячая вода брызнула сразу с пеной, поскольку техника, использованная впервые после прошедших неделю назад испытаний, решила, что зашедший в неё человек должен быть уже очень грязным. К сожалению, настройку вручную Максим Алексеевич включить поленился и благополучно забыл об этом до тех пор, пока к нему на ужин не явилось сваренное и настоявшееся впоследствии на пару готовое блюдо.

– Должна сказать, шумоизоляция – одно из лучших свойств той железяки, – мрачно похвалила сантехнику Лиля, бессильно опускаясь на указанный ей стул по левую руку от старшего хозяина дома. – Мег’си фор юзд унзэрэ аппарата. Трижды.

– А должна была сказать один раз и на русском, – удивлённо протянул, почёсывая подбородок, мужчина. – Что же, разреши поинтересоваться, ты с ней сделала?

– Примерно то же, что она со мной, – нехотя отозвалась девушка, вспоминая свою бессильную ярость против куска стали и сладостный момент мщения, когда ей неожиданно попалась на глаза панель управления.

– Что ж, выходит, придётся ещё раз побеспокоить мастера… Ну, это уже мои заботы.

Когда принесли блюда, Лиля растерялась. Исподтишка следивший за племянницей Максим Алексеевич едва мог сдержать улыбку, видя, как девушка ест. Словно птичка – поклевала зёрен, попила водички – и всё, сыта. Сам он никогда не мог есть мало и приписал отсутствие у неё аппетита новой обстановке и более богатым яствам.

Но и в следующие дни, и после суда, окончательно определившего судьбу девушки, повторялось то же самое: она практически ничего не ела и спала намного меньше, чем это было, по мнению дяди, необходимо – всего по пять-шесть часов в сутки. Конечно, цвет лица Лили становился здоровее, и пропадала бледность, портящая так много обещавшее личико девушки, но всё же мужчину настораживали эти её привычки и другая, более весомая. Привычка сильно выражаться. Последней каплей в чаше терпения Максима Алексеевича стал званый ужин, куда был приглашён Даниил, его лучший друг, со своей женой и тремя детьми на несколько лет младше Лили. Уезжая, дети наперебой хвастались полученными знаниями и пополнениями в лексиконе.

– Не научишься сдерживаться сама, приглашу сюда племянника своей покойницы-жены. Вот уж кто быстро тебя отучит, – шутливо пригрозил дядя и вдруг подозрительно надолго замолчал.

– Ой, не к добру… – шепнула себе под нос девушка и исподлобья взглянула на отложившего книгу Максима Алексеевича. Они сидели в библиотеке – единственном месте, где его племяннице не на что было отвлекаться. Лиля вполне искренне старалась сосредоточиться на прочтении учебников по фармакологии и авиастроению, подсунутых на досуге дядей со словами о том, насколько важно юным красавицам всесторонне развиваться, но то и дело горестно вздыхала, а если уж не понимала чего-либо, так высказывалась об этом вслух и достаточно громко. Иными словами, нецензурная брань была фоном на протяжении чтения от первого к последнему слову каждой новой главы. На некоторое время её дядя даже перестал понимать, кто из них чему учится, поскольку его словарный запас был пополнен десятками самых неожиданных производных и несколькими новыми отглагольными прилагательными. Впрочем, он был рад этому уроку не многим более, чем Лиля, уяснившая для себя, что одним лишь раскачиванием крыла самолёта с амплитудой примерно в метр вполне можно вызвать не только охрану аэропорта, но и истерику и инфаркты несведущих пассажиров.

– А ведь действительно, отчего я раньше не принял его к сведению? Он ведь такой славный и умный мальчик… Ну, разумеется, – обращаясь не то к племяннице, не то к торшеру за её спиной, быстро проговорил вдруг мужчина и просветлел, – как же я мог о нём позабыть? Да и многие другие отказались…

Смоделировав в голове план действий, дядя вскочил с дивана и стал шагами замерять длину библиотеки. В конце концов, придя к какому-то заключению, одному ему известному, он вскинул голову и с улыбкой объявил:

– Я нашёл тебе замечательного учителя и тренера! Осталось выяснить, где он, и согласится ли… Но нет, право, я уверен, что он согласится, вопрос только лишь во времени: если он сейчас опять где-нибудь в Самоа или Марокко, его будет гораздо труднее выловить. Всё, я отлучусь ненадолго! Будь здесь!

Пушечным ядром вылетев из дверей, он вскоре стал вне зоны досягаемости наедине с одним из наиболее страшных и полезных изобретений человечества. В своей комнате с мобильным телефоном. Недоумевающая девушка вновь обернулась к книге, на обложке которой красовались лишь два понятных ей слова – «для чайников». Изогнув бровь, она уставилась в текст, не стремясь его прочитать, и задалась вопросом: а такой ли плохой была её рутинная жизнь в детском доме, как она всегда об этом думала? Да, здесь она смотрит много новых фильмов, может сколько угодно заново проходить видеоигры, хотя они оказались вовсе не такими манящими и интересными, какими представлялись обитателям детского дома. Да, было весело раз за разом выигрывать у дяди в карты и даже в биллиард – знал бы он, какие ставки делали на её победы друзья, не стал бы так бахвалиться раньше времени! Но регулярная нудная учёба и наводящие тоску одни и те же деревья за окном… Ещё и этот учитель вероятный… Так ли оно ей надо?

Максим Алексеевич вернулся в библиотеку окрылённый и с сияющими глазами спустя два часа с тех пор, как её покинул. Его племянница к тому моменту научилась мастерски имитировать усердное изучение журнальных статьей, читая их через две строчки, и почти каллиграфическим почерком исписала гадостями поля уже пятидесяти восьми страниц доклада о суровой жизни прямокрылых в Заполярье.

– А как же учебники и пособия? – на секунду нахмурился мужчина.

– В костёр Святой Инквизиции, и дело с концом, – мгновенно отозвалась Лиля.

– Ни в коем случае. Возвращение в мракобесное Средневековье нисколько не преумножит твой багаж знаний, только сильнее извратит твоё представление о жизни и мире. Впрочем, подобные высказывания обсудим позднее, – отмахнулся Максим Алексеевич и вернулся к самому благоприятному расположению духа, на какое только был способен. – Он уже завтра готов быть здесь и намерен провести в городе весь осенний и зимний сезоны! Какое невероятное везение, а ведь его могло занести куда угодно! Только вообрази себе, если бы не его брат… Ещё пара подобных совпадений и, право, я с готовностью признаю себя фаталистом. Впрочем, сейчас не о том. Он прибудет к нам завтра. Хм, стоит, пожалуй, предложить ему переезд. Не побуждать же его к бесконечным поездкам из города…

– Что хоть за мужик-то? – попыталась оборвать излияния радости девушка. Лицо её мрачнело всё сильнее.

– Чудеснейший человек.

– А если не в двух словах?

– Лучший из известных мне молодых людей.

– Ни разу не пояснил.

Мужчина вздохнул и, умерив свои восторги, начал перечисление всех достоинств того, кого только что буквально нанял. Среди них не было только умения управлять ракетой и готовить шашлык из дождевых червей. Досадные, на взгляд Лили, упущения.

– А если я вдруг почувствую себя полной дурой и откажусь от занятий с ним? – уныло поинтересовалась девушка.

– Об этом не может быть и речи. Будь уверена, ты даже не заметишь ничего, он так обходителен и чуток, что…

– Почему нельзя найти нормальных учителей?

– Во-первых, нельзя обвинить меня в том, что я не пытался. Лучшие из известных мне и моим друзьям педагогов, как выяснилось в ходе переговоров, уже слишком хорошо наслышаны о твоих подвигах и наотрез отказались, хотя плату я предлагал троекратную. Я бы потешил твоё самолюбие, предположив, что всему причиной злые языки и скромный круг лиц, чьё образование стоит внимания, но лгать не стану. Тебе банально стоило задуматься о своей репутации прежде. Наконец, во-вторых, ради чего мне мучить себя дальнейшими поисками, коль он не возражает? Этот юноша сообразителен и сведущ в нескольких областях. Он в силах заменить десять человек, а это положительно скажется и на нашем бюджете, и на твоих знаниях, и даже на твоей свободе действий, коей ты так дорожишь. Не гляди на меня, будто не понимаешь. Не догадываешься? Так и быть, поясню: нескольким людям будет ещё сложнее найти к тебе подход, им придётся составлять расписание, согласно которому каждый будет обязан прийти в определённое время и постараться объяснить материал до того, как тебе надоест слушать и ты решишь сбежать, следующему в этом случае придётся пожертвовать отведённым на учёбу временем, чтобы тебя отыскать и вернуть… К чему все эти сложности? Я ознакомился более детально с твоим делом, чем ты того хотела бы, моя дорогая, и прекрасно осведомлён о твоих способностях увиливать от людей и обучения. Я не питаю надежд, что ты согласишься получить образование выше уровня седьмого класса. В нашей – позволю себе высказаться резче – глуши оно и не нужно. В будущем при управлении наследством для обеспеченной жизни тебе будет вполне достаточно понимания причин и следствий. Однако мне бы очень хотелось, чтобы ты была достаточно эрудирована и образована, дабы не посрамить память своей родни. А этого достичь можно и без привлечения посторонних лиц. Фирштейнден? Унд ецт лис эс.

Мысленно прорычав адрес, по которому ей захотелось послать «весь земной эллипсоид», Лиля с усиленным рвением принялась симулировать изучение научной литературы. По итогам беседы её дядя остался чрезвычайно собой довольным, а сама она обзавелась решимостью заставить новоявленного учителя отказаться от должности как можно скорее.

Время до отхода ко сну пролетело в молчании, которое обоюдно не желали нарушить ни дядя, ни племянница. Поглощённые раздумьями о своём, они не вмешивались в ход мыслей друг друга. И это, пожалуй, было даже благом, поскольку планы родственников были диаметрально противоположными. Лишь когда девушка отправилась спать, тишина была прервана словами Максима Алексеевича о том, что завтра с утра она должна будет выбрать себе «что-нибудь впечатляющее» для встречи гостя.

– Да… кхем… вот совсем не вопрос, – хихикнула Лиля и скрылась, оставив дядю думать о значении такой реакции.

Перед сном девушка провела ревизию своих вещей и выбрала идеально подходящий наряд к случаю. Спала она в эту ночь безмятежно.

Итак, к завтраку Лиля опоздала, но нисколько об этом не пожалела. Племянник, имя которого ей так и не назвали, задержался в пути и, вместо того чтобы прибыть ровно к подаче первого блюда, прибыл сразу после того, как оно и все другие блюда были унесены. Максим Алексеевич, которому доложили о появлении на пороге его гостя, вышел, как полагается хорошему хозяину, на крыльцо и лично провёл молодого человека в дом. Встал он спиной к лестнице, поэтому ему не довелось сразу увидеть предмет, который заставил в ужасе побледнеть и отступить шаг назад юношу, который всегда заслуживал лишь самые лестные характеристики родственников и уж точно не мог быть заподозрен в трусости.

– Стало дурно, мой милый? Должно быть, это с дороги, она нынче сильно размыта и изрядно потрёпана сентябрьскими дождями.

– Боюсь, дядя, дело не в пути и вообще ни разу не в погоде. Видать, товарища поразил мой вид… да, я сегодня сногсшибательна.

Донёсшийся до ушей Максима Алексеевича насмешливый голос племянницы привёл его в состояние, близкое к онемению. Лишь усилием воли заставив себя оглянуться и постараться не сильно измениться в лице, мужчина всё же не выдержал и простонал что-то нечленораздельное, когда увидел, как преобразила себя Лиля. Мгновение – и во всём существе его проступили признаки едва сдерживаемой ярости.

– Учитель, блин… Это меньшее, на что я горазда, а он уже сейчас готов дать дёру, – самодовольно ухмыльнулась, покачав головой, девушка, не обращая особого внимания на грозный взгляд дяди. Обращаясь к Максиму Алексеевичу, она чуть повысила тон и добавила в него нотки жеманства и укоризны: – Дядюшка, как вам не стыдно держать в дверях человека, который вот-вот упадёт в обморок? Дайте нюхательной соли, разотрите виски лавандовой водой, ну или чем они там лечатся от внезапных приступов душевного недуга?

Стоит сказать, что именно в появлении Лили заставило мужчин так неучтиво перемениться в лице. Копаясь в одежде матери, она заметила прелюбопытную вещицу с глубокими вырезами как на спине и шее, так и по бокам. Цвет и узор её впечатляли не меньше, чем вид – болотно-серый в мелкий розовый горошек. Под неё нашёлся красный бюстгальтер, который, собственно, и не терялся, и полупрозрачная голубая блуза с ажурными вставками. Под шорты, укороченные до размера «всё вижу, ткани не вижу», нашлись чудные лосины цвета фуксии. Довершали всё это усеянные блёстками туфли на узкой невысокой платформе. И ей бы простили мнимое неумение сочетать цвета и фасоны, если бы не собранный в высокий хвостик на боку клочок тщательно начёсанных волос и не ярко-синяя помада на губах.

В противовес вышеописанному стоял, сняв пальто, синеглазый брюнет – образец классической элегантности. Мощное тело обтягивал дорогой белоснежный костюм, под которым виднелась расстёгнутая на несколько верхних пуговиц атласная иссиня-чёрная рубашка. Туфли, начищенные до способности отражать окружающие предметы, отражали и дорогие часы с перстнями. Лицо, открытое и слишком красивое для мужского, было свежо и ничем не тронуто. Ему шла даже бледность, которой своими усилиями добилась Лиля.

– Не, ну серьёзно. Он ведь свалит, едва разок замарается, – хмыкнула девушка, взглянув на пришельца сверху вниз и обратно. – Требую пересмотра кандидатов.

– Его не будет, – твёрдо возразил Максим Алексеевич.

– Хорошо. Но тогда будь добр, отопри дверь, чтобы было понятно, что к нам на огонёк заглянул препод, а не заложник с досрочно оконченным высшим образованием.

Юноша, осознавший, что девушка выглядит так, какой она предстала перед ним теперь, не всегда, и уцепившийся за эту мысль, нашёл в себе силы заговорить:

– Быть может, ты нас представишь?

– Прости мою неучтивость… Знакомься: моя племянница, наследница и беда рода Осаниных, Лилиана. Лиля, имею честь представить тебе племянника своей покойной жены Амазонова Александра. Сейчас он действительно при параде: очевидно, желал таким образом оказать нам любезность и выразить своё почтение. Но смею заверить, ты сильно ошиблась, сочтя его бездумным фатом.

– Алексашка, значится… Ну что ж, Санёк, велкам ту хелл!

Без особого энтузиазма оглядев в последний раз новоприбывшего учителя, девушка удалилась в свою комнату, не удосужившись дождаться ответа. Как только она скрылась из виду, Саша резко обернулся на каблуках к Максиму Алексеевичу. В его глазах застыл немой вопрос. Максим Алексеевич шумно выдохнул и несколько неуверенно проговорил:

– Теперь ты, по крайней мере, можешь вообразить себе в красках, с чем будешь иметь дело в ближайшее время. И более того, знаешь, почему я не сумел договориться ни с кем иным. – Взглянув на юношу, он понял, что его племянница была вовсе не так далека от истины, как ему показалось это вначале. – Ты ведь не отказываешься, в самом деле?

– О, это было бы слишком большим для неё триумфом, – ядовито ответил тот. – Я берусь исполнить твою просьбу. Когда приступать?

– Едва почувствуешь себя отдохнувшим. Вручаю её тебе в полное распоряжение… Только не забывай: как бы ни чудила и не наряжалась, она всё же остаётся девушкой.

– Я постараюсь, – уклончиво отозвался Саша, отдавая пухлой горничной пальто.




3


Вернувшись к себе в комнату, первым и неотложным делом Лиля назначила себе снятие туфель, которые не были разношены и натирали во всех возможных местах. Выполнив эту задачу, ещё несколько минут она выделила себе на то, чтобы посидеть в кресле и поблаженствовать, а затем предприняла попытку расчесать комок, напоминающий небольшой фрагмент птичьего гнезда. Поскольку из этого ничего не вышло, Лиля скинула тряпьё, от которого ещё вечером приходила в упоительный ужас, и направилась в душевую. Там, вдоволь накупавшись и смыв с себя гадкую помаду, вкусом напоминающую ягоду черники, измазанную в удобрениях и пожёванную клопами, она вышла, рассчитывая обнаружить на крючке полотенце или хотя бы халатик. К несчастью, на них не было и намёка: горничная, видимо, только недавно забрала всё в стирку и, рассчитывая, что хозяева дома решат принять ванну только к вечеру, решила не слишком торопиться с заменой.

Покачав головой, обречённая девушка вышла из душевой нагая. Ну, откуда она могла знать, что Саша позволит себе зайти в её комнату без спроса?

– Ты что-то тут забыл? – недовольно поморщившись, проворчала девушка. – Свищи. Но уточню сразу: если поиски затянутся, познакомишься с самозарядным тигрулей.

С этими словами она прошла под арку к шкафу, оставив побуровевшего юношу размышлять о смысле такой жизни. Выудив купленные недавно спортивные штаны и футболку, Лиля, нимало не спеша, облачилась в них и неторопливо вернулась к ожившей статуе «Мыслитель», готовая выслушать упрёки в безнравственности и отсутствии стыда и огнестрельного. Однако, к недюжинному её изумлению, их не последовало. Парень медленно поднял голову и, увидев перед собой уже одетое существо, ничего толком не соображая, просто сообщил ученице, когда начнутся тренировки и когда он намерен начать с ней заниматься. Надо отметить, до того, как девушка вышла, график занятий был установлен жёстче и должен был быть озвучен отнюдь не так невнятно, как это получилось в итоге.

– Ты сам-то понял, что сейчас ляпнул? – недоверчиво уточнила Лиля. – В девять вечера пробежка, а с десяти до часу изучение биологии и прикладной химии! Изверг, тебя вообще какое место надоумило стать педагогом?

– Твой дядя…

– Зашибись. Слушай, дам тебе совет. Записывай, пока задарма. Никогда не доверяй сомнительным источникам. Усёк? – сквозь стиснутые зубы выдавила девушка и, вытолкав почти не сопротивлявшегося Сашу за дверь, расхохоталась.

Бедный юноша поплёлся в указанную ему комнату, расположенную слева от той, что занимала его воспитанница. Отведённые ему покои были значительно темнее за счёт более тусклых красок, в которых преобладали синие и фиолетовые оттенки, но именно по этой причине они казались ему теплее и уютнее. В комнате было много торшеров, но не было верхнего освещения, мебель стояла хаотично, но, как ни странно, удобно. Над комодом, в который уже уложили все вещи нового хозяина, висело огромное зеркало в кованой оправе. Оно зрительно увеличивало пространство и служило чуть ли не единственным украшением в помещении, помимо разбросанных по полу квадратных и прямоугольных ковров.

– Ну, вот что мне с ней делать? – раздражённо проговорил Саша, опускаясь в кресло напротив зеркала. Ему померещилось, будто оттуда кто-то сочувствующе вздохнул. Отогнав наваждение, он обвёл комнату взглядом.

– С чего начать, чем закончить? В одном-то она права: учитель из меня неважный… Да и, откровенно говоря, к чему ей все энциклопедические знания мира, если она не собирается никуда поступать и вряд ли намерена даже работать? Ох… Так, соберись. Преподать ей надо лишь то, что может пригодиться, школьная база ей ни к чему. Социологию, немного биологии: не будем замахиваться на институтские знания, – быть может, совсем чуть-чуть химии. Больше нельзя, дабы в самом деле никого не убила безнаказанно. Самые азы физики, арифметику, обязательно, – нет, я бы даже сказал первостепенно, – этикет, географию… Что касается физических упражнений, видно, что она и сама неплохо справляется. Это даже излишне заметно…

Чертыхнувшись и вздохнув, парень откинулся на спинку и сомкнул веки. Перед глазами неотступно замаячили образы сначала удивлённой, а после, как ему показалось, даже раздосадованной Лили. Да, ему уже доводилось видеть обнажённые тела, ещё и более приятные на вид, но в такой ситуации он ещё не оказывался. И то, как она себя повела – просто прошла мимо, словно его там и не было, не приказав ему даже отвернуться или закрыть глаза – не могло его не задеть. Неужели эта девчонка настолько его презирала, что даже мужчиной считать отказалась?

– Прошла, как мимо пустого места, – фыркнул Саша, недобро сверкнув глазами. – Что ж, хорошо. У тебя будет достаточно времени убедиться в обратном…

Тем временем, всем довольный Максим Алексеевич отправился в свой кабинет с целью привести в порядок дела с заводами. Ранее углубиться в эти вопросы надолго ему не позволяла вечная тревога за слоняющуюся без дела племянницу, теперь же он всецело положился на волю и воспитание друга. Неизвестно, как бы он отреагировал, если бы узнал, что последнему уже спустя десять минут, как они закончили разговор, посчастливилось лицезреть девушку абсолютно нагой. Заинтригованная прислуга о случившемся решила ему не докладывать.

К одиннадцати часам дверь в комнату Лили распахнулась, и в проёме появился собравший всю волю в кулак учитель. Девушка взглянула на него без особого интереса и вернулась к занятию, которому предалась немногим ранее. К прослушиванию музыки через гарнитуру, справедливо полагая, что так песни будут звучать куда громче и чище и никому в доме при этом не помешают.

– Снимай наушники.

На беду юноши, пауза между окончанием одного трека и началом другого закончилась на слишком уж решительном слове «снимай». Девушка и прежде никогда не оставляла безответной вопиющую наглость. Ныне же, воинственно настроенная, она с удвоенным удовольствием отдала дань традиции, молниеносно запустив в обидчика одну из подушек, в которых устроилась, со словами:

– Мало показалось, да?

Обескураженный таким поступком парень приблизился и хотел было самостоятельно вынуть из уха девушки злосчастный наушник, но протянутую в её сторону руку после того, что ей удалось услышать, Лиля расценила несколько по-своему. Укусив его, девушка с громкой бранью перекатилась на другой край кровати и, отключив плеер мощным ударом о грудь Саши, одним движением сорвала с себя гарнитуру.

– Да почему ж тебя без намордника-то держат?! – в сердцах воскликнул юноша.

– Да потому что тебя не на цепи! Смылся живо, пока охрану не позвала!

– Вопрос в том, кого она защищать должна! Человека, просившего снять наушники, или бешеную катапульту, без предупреждения швыряющуюся техникой?

«Наушники? Наушники… Да что же…»

В полной мере осознав свою ошибку, Лиля разразилась нервным смехом. Парень уже с открытым негодованием смотрел на истерику своей новоявленной ученицы и, стараясь выяснить её причину, стал перебирать в голове различные варианты. Истина открылась ему тут же, словно только этого и ждала.

– Погоди-ка. – С видом прожжённого критика осмотрев девушку, Саша хмыкнул и небрежно заметил: – Нет, ты однозначно себя переоцениваешь.

Цель была достигнута: его слова больно укололи самолюбие девушки. Отвращение к учителю, едва смягчившееся осознанием ею собственной вины, вернулось с новыми силами и явно отразилось в её взгляде. Смех резко затих.

– Недостаточно хороша для тебя, значит? – угрожающе спокойным тоном заключила девушка. – Тоже мне потеря. Валяй, проткнутый! Посмотрим, надёжно ли тебя на вертикаль науки насадили.

Несмотря на неистовое желание ответить на грубость Лили и указать ей место, терять времени Саша не стал. Хоть он согласился обучать племянницу доброго друга лишь из одного уважения к нему и искренней привязанности, теперь в списке его целей значилось испытание собственных возможностей. Итогом своих стараний он видел обуздание этого маленького чудовища и утверждение собственного превосходства.

– На сегодня всё, идём обедать, – блеснув наручными часами, самодовольно произнёс парень. Он был убеждён, что заинтересовал ученицу: за исключением просьбы отлучиться в уборную, за всю лекцию та не проронила ни слова. Однако, вопреки ожиданиям Саши, девушка лишь демонстративно зевнула. Внутренне, тем не менее, она не могла не признать, что его речь была гораздо занимательнее и понятнее книжного материала, любезно и без разбора предоставленного её дядей. Но сохранить лицо было необходимо, безусловно. Пожав плечами, она проскользнула мимо учителя к двери. Тот с трудом подавил рык и проследовал за ней в столовую.

Максим Алексеевич уже сидел за столом и поглядывал на время, когда Лиля с широкой улыбкой поприветствовала его, тем самым немало удивив, и весело поинтересовалась, что предлагает сегодня на обед повар. Мужчина перевёл изумлённый взгляд на друга – юноша в ответ лишь ворчливо предположил, что его племянница просто рада окончанию первого занятия и не стремится это скрыть.

– Точняк, – подтвердила девушка. – Так чё у нас там на обед?..

– Первым блюдом щи, вторым рыба с запеченным картофелем, – изумлённо ответил дядя, глядя на разницу в настроении молодых людей. Он предвидел это, но ожидал, что не в духе будет племянница. Также мужчина отметил, что Саша отставил в сторону тарелку и явно не намеревался приступать к еде. Это насторожило его ещё сильнее. – Сашенька, не сочти за грубость, но я, признаться честно, ожидал, что твой урок займёт гораздо меньше времени. Разве ты не голоден?

– Вводная часть выдалась достаточно масштабной. И нет, я не голоден, но за столом, с твоего позволения, поприсутствую.

– Как пожелаешь, только позволь в таком случае спросить… Чего же ради?

Парень устало кивнул в сторону Лили:

– Сожалею, но я не смогу на расстоянии оценить её умение держаться за столом. Это ведь, если я правильно понял, тоже имеет значение?

– Разумеется. Просто это не к спеху. Коли не хочешь есть, можешь идти, проследишь в другой раз. Право, не представляю, как вы, молодые, которым требуется так много энергии, можете так скудно питаться!

– Я плотно позавтракал, – встав из-за стола, с некоторой долей иронии проговорил парень и, церемонно откланявшись, быстро удалился. Проводивший его взглядом Максим Алексеевич обернулся к племяннице.

– Что произошло на занятиях? Сколько его помню, он отказывался от еды только раз. Но его тогда можно было понять: оторваться от беседы с Анжеликой может только инвалид по зрению и слуху.

– С Анжеликой? – хитро улыбнулась девушка.

– Именно. О, поверь мне, особа впечатляющая. Они, если я не ошибаюсь, довольно продолжительный период ходили под стрелой Амура… А может, до сих пор вместе, кто знает этого героя. Он практически не касается темы своих похождений, хотя, что-то мне подсказывает, там есть, о чём поведать. Это любимчик в дамском обществе, каким и я в своё время не слыл.

Отметив для себя несколько фактов, Лиля живо вообразила себе круг интересов Саши. И, оставив эту пищу для размышлений на десерт, завела разговор о простейших, которые первыми стали как предметом лекции её новоявленного учителя, так и показателем того, насколько часто он намерен пользоваться терминологией в личных целях. По крайней мере, на протяжении двух часов он без зазрения совести раз двадцать сравнил её с простейшими.

По окончании обеда девушка поднялась к себе и оценила состояние плеера. Отскочив от Сашиной груди, он разбился о пол, да к тому же был придавлен каблуком. Следовательно, попытка собрать и склеить этот аппарат привела бы только к потере времени.

– С другой стороны, а разве осталось у меня что-то, кроме времени? – риторически прощебетала себе под нос Лиля.

Собрав осколки стекла и обнаружив в одном из ящичков будуарного столика клей, срок годности которого, видимо, давно и безнадёжно истёк, поскольку запах от него распространялся по всей комнате мгновенно даже в закрытом виде, девушка устроилась на голом полу, чтобы «не заляпать в случае чего ковёр». Последнее было, с точки зрения вновь не вовремя посетившего её учителя, предусмотрительно, но, в то же время, необычайно глупо. Поскольку если с ковром на ноге и руке ещё можно кое-как доковылять хотя бы до телефона или ванной, то паркет таких вольностей никому и никогда не позволит.

– Если тебе нечем заняться до такой степени, могу обеспечить заданием.

– Если можешь обеспечить только заданием, можешь валить к себе, – равнодушно отозвалась Лиля, упорно прибивая к экранчику плеера явно лишний осколок.

– Звучит так, будто тебе в настоящий момент ещё что-то надо, – парировал Саша и, подумав, прибавил: – Ты, конечно, вольна воплощать любую подкинутую мадемуазелью Шизофренией идею. Тем не менее, позволь посоветовать тебе поменьше вдыхать сей чудный аромат и, если жалко себя, но не жаль окружающей среды, открыть окно и проветрить помещение. А не то плеер скоро лично тебе сообщит, как его следует ремонтировать на самом деле и откуда, на его непритязательный взгляд, растут руки у того, кто занимается этим сейчас.

– Если что-то не устраивает, сядь и помоги делом. Как-никак, он по твоей вине коня двинул.

К их обоюдному изумлению, парень, подумав, молча сел напротив неё по-турецки и, ловко перебирая пальцами, составил экран. После он начал поочерёдно показывать ей детали и осторожно склеивать, в итоге получая почти полноценное стёклышко. Его так увлёк этот процесс, что когда Максим Алексеевич, чуть ли не физически почуявший неладное и то, чем оно пахнет, спустился на второй этаж и по резко усилившемуся аромату нашёл его источник, юноша даже не заметил остолбеневшего в дверях вдовца своей тёти.

Мужчина довольно продолжительное время наблюдал процесс бессмысленной починки плеера и честно пытался понять, кем и с какой целью всё это было задумано. В голову его шли самые невообразимые предположения, но верного или хотя бы оправдывающего поведение молодых людей он так и не отыскал. Еле удержавшись от вздоха, он подошёл к окну и распахнул его, впуская давно уже ставший дефицитным свежий воздух.

– Завтра поедете со мной в город. Что-то мне подсказывает, рано вас ещё вдвоём надолго оставлять.

– Может, заодно и в клуб наведаемся? – тут же предложил Саша, поднимая на Максима Алексеевича совершенно адекватный взгляд и тем самым несколько его обескураживая. – У меня там была назначена встреча. В таком случае, ничего не придётся переносить.

Мужчина стушевался. До этого момента он был безоговорочно уверен в том, что его друг не станет упражняться в некромантии на трезвую голову.

– Ради всего святого… Но сразу после свиданий в парк, очищать лёгкие!

– Мне хватит и пробежки перед сном, – улыбнулась вдруг Лиля. – Что до клуба, идея – огонь. Может, я хоть кого из своих увижу, а то все номера опять поменяли, гады.

Выйдя из ступора, Максим Алексеевич оглядел обоих, но не нашёл никаких признаков того, что открытый тюбик с вязким порыжевшим веществом как-то подействовал на их стремление собирать заново уже обречённый на выброс прибор. Глаза обоих были ничем не замутнены, и говорили они так, словно всё это время дышали обычным воздухом, а не просроченным на полтора десятка лет клеем, невесть каким чудом не засохшим.

– Да как вам всё это удаётся? – всплеснул руками мужчина и покинул комнату. Дверь за ним резко хлопнула. В этот момент в окно ударила волна холодного влажного воздуха, и девушка невольно поёжилась. Борьба вредности и воспитания велась недолго: с разгромным счётом, верна традициям, победила совесть.

– Закрывать пока не стоит, запах ещё не выветрился, – чуть неуверенно проговорил юноша и, сняв пиджак, накинул его на плечи Лили. Та фыркнула и тут же вернула его владельцу.

– Тепличным растениям разрешено валить, покуда корешки не отмёрзли.

– Боюсь, растение не столь шустро мигрирует, как тебе бы того хотелось. Без должной помощи оно и вовсе не покинет комнату раньше конца кайнозойской эры.

– Так ты из выживших! Многое объясняет. Ну да, все те ужасы пережил, сталбыть, и сейчас не подкачаешь… Слуш, раз пошла такая пьянка, как, на твой вкус, мясо динозавров конину напоминает? Если да, пацаны мне пятихатку заторчали.

Саша изогнул бровь и уточнил:

– Ты уверена, что в курсе, какой сейчас месяц, год? Не обессудьте, юная моя ученица, но сведения об эре у вас явно ошибочные.

– Э, нет, – поспешила возразить девушка. – Ты свои два часа верой-правдой отпахал. Отставить внеурочные покушения на мою детскую психику!

– Всё бы ничего, да только твоя детская психика оставляет ссадины на моей вполне взрослой, – несколько хмуро заметил юноша. – При должном упорстве же она, вне всякого сомнения, вскоре опустится до боёв без правил, а там уж, если говорить о наиболее вероятном исходе, пригрозит переломами.

– Вот не влом тебе вечно нудить? – осведомилась, прищурившись, Лиля.

– Меня ни в коем случае не утомляет любовь к роскоши родного языка.

Заплясавшие в глазах Саши огоньки ехидства и азарта дали девушке понять, что тот вновь воодушевился. Она, к своему счастью, угадала его настроение достаточно рано, чтобы не попасться на провокацию.

– Я сказала отставить.

– В таком случае, позволь изложить мысль, гложущую меня уже довольно давно. Может, нам стоит прогуляться?

– Хорошая идея: гуляй отсюда. – Вдруг, на лице девушки появился хищный оскал. – К тому же, со мной ты как на суде. Любое лишнее слово пойдёт против тебя. Вот ляпнешь не то – припомню на свиданке твоей, и тут же по макушке обухом ревности. А она знаешь, как на нервы подружек действует… Хуже, чем твоя резня по моим ушам.

– Ты о чём сейчас? – изумлённо моргнул Саша.

– О том, что всякие Наташи, Милы и Анжелы трясутся за свои когти ровно до тех пор, пока их цепные не пускают слюни по другой косточке.

– Иными словами, Максим затронул тему моей личной жизни, и ты намерена отныне всячески меня шантажировать. Игнорируя притом тот факт, что в действительности сама ты мне не интересна. Я верно понял, ничего не упустил?

– Вернее некуда, – максимально равнодушно кивнула Лиля. Однако она была уязвлена значительно сильнее, чем могла представить и перенести. Очередное прямодушное заявление юноши задело её гордость настолько, что девушку физически бросило в дрожь. От выяснения отношений ни о чём не подозревавшего юношу спас разбушевавшийся холодный ветер.

– Кончай упорствовать. Ты озябнешь.

Лиля невольно издала звук, лишь отдалённо напоминающий смешок, и покачала головой. Плавно переложив руки на колени, она демонстративно расправила плечи и слегка склонила голову к плечу.

– Точно не я, товарищ. А вот ты можешь. Так что вали шустрее, мне здесь ещё клей от паркета отдирать.

– Самостоятельно не отдерёшь, он уже застыл. И по какой такой это, скажи на милость, причине ты не замёрзнешь, а я…

– Тебя отсюда тем же способом, что и с утра, выставить? – закатив глаза, протянула Лиля.

Нахмурившись и проворчав что-то нечленораздельное, Саша решительно отбросил пиджак и уселся в кресло. Тем не менее, по его содрогнувшемуся телу было видно, что остаться он намерен из одного лишь принципа и что со стороны этот поступок никогда в жизни не одобрил бы.

– Не сочти я необходимым удалиться, ты бы меня и с места не сдвинула, – повторил парень уже громче, поняв, что с первого раза его слова не расслышали.

Взглянув на гору мышц, очевидно, долго и упорно наращиваемых в тренировочных залах, девушка ухмыльнулась и напевным голоском уточнила:

– И какая награда меня ожидает, если я смогу оторвать твои орехи от кресла?

– А чего бы ты, собственно, пожелала? – мигом отозвался парень.

– Хм… Ты прокукарекаешь на крыше весь репертуар Васьки Галимого и оставишь меня в покое минимум до десяти утра.

Юноша скептически отнёсся к такого рода условиям, но не принять их попросту не мог. К тому же, он был твёрдо убеждён в своей непоколебимости.

– Увы, лишь до семи. В полдесятого мы уже должны будем позавтракать и приготовиться к отъезду.

– Так и быть, по рукам.

– Ну, а что же, если госпожа Виктория окажется благосклонна ко мне?

– У нас говорят: лишняя баба – помеха успеху.

– Я о победе…

– А. Не парься, этого не случится. Хотя мне интересно, за что ты готов грызться с учениками.

– За излишнюю самонадеянность и проявление неуважения к учителю, будешь обязана неделю внимать моим лекциям без единого зевка и показывать своё истинное отношение ко всему, что я тебе говорю.

– Сам себе противоречишь. Но, лады, договор в силе.

– И, что немаловажно, принят в первом же чтении. На руки плевать будем?

– А в рожу можно?

– Крайне не рекомендую.

Послав Сашу с его бесперспективными предложениями туда, куда Макар телят не гонял, девушка объявила о начале «битвы ума и копыт».

– Дерзай, – только и вздохнул юноша.

– Да долго ли, – многозначительно промолвила Лиля и заглянула в тот же ящик будуарного столика, в котором не так давно обнаружился клей. Теперь её интересовал другой предмет, не менее предыдущего удививший её своим нахождением в столике родившей её женщины. На портрете она казалась куда менее затейливой и куда более женственной, чем, очевидно, являлась на самом деле.

– Если ты надеешься меня им спугнуть, – заметил Саша, равнодушно глядя на перочинный нож со странным узором на лезвии, – то можешь отметать этот план уже сейчас.

– А он не для того, – загадочно улыбнулась девушка и вышла из комнаты.

С хлопком двери наступила тишина. Вообще, по всем канонам ей положено было бы быть зловещей… Однако фантазия молодого учителя на поверку оказалась весьма ограниченной. Юноша, имея немалый опыт в общении с противоположным полом, считал вполне закономерным наличие в женских сумках и шкафах самых неожиданных предметов и склонен был думать, что ученица решила просто припугнуть его неизвестностью. Вполне вероятно, она возомнила, что он пойдёт за ней следом, заинтригованный, и рассчитывает поймать его на любопытстве. Или хочет, чтобы он по истощении запасов терпения спустился в конце концов к ней, устав ждать.

Прошло несколько минут, прежде чем до ушей Саши донёсся первый звук. Кто-то на ходу прокашлялся и приглушённо припомнил юную хозяйку дома по матери.

– Ещё и глаза закатывает, видала?!

– Это ладно. А вот с чего вдруг я обязана знать, что такое «гидроперит»? Спросила бы аптечку и сама бы дальше разбиралась! Но нет же, нам повы…

К счастью, остаток фразы был проглочен дальними стенами коридора. Парень остался в некотором недоумении. Его ученице понадобился гидроперит… Что-то знакомое. Неужто надумала сделать пену у рта? Глупо и опасно. Поразить фокусом а-ля «вулкан»? Уж больно по-детски, да и бессмысленно. Она на это не пойдёт. В конце концов, она ещё для чего-то взяла перочинный нож…

Разгадка не заставила себя долго ждать. Дверь слегка приоткрылась, что-то бесшумно приземлилось на пол, дверь закрылась. Этим «чем-то» оказался коробок со вставленной в него по центру зажжённой половинкой спички… До заполнения комнаты дымом осталась одна мысль: «Вот это я дал маху».

Резко вскочив, юноша задержал дыхание и бросился к распахнутому окну. Глаза на время застелила густая пелена. Чуть позже, стоя у оконного проёма, глядя сверху на жемчужные клубы дыма, неспешно выкатывающиеся на улицу, и размышляя, как ему стоит поступить в данной ситуации, Саша сделал мрачное заключение. Драть эту козу ему попросту не за что. Условиями ведь не была оговорена невозможность применения физического или психологического насилия. Выходит, смекалка девушки достойна даже похвалы. Ведь, в действительности, ничто иное не заставило бы его пошевелиться ближайшие несколько часов.

Пришла пора признать поражение и заодно высказаться по поводу рискованности подобных выходок. Высунувшись в окно по пояс, парень набрал полную грудь свежего воздуха. Несмотря на его старания выбрать участок почище, резкий запах нашатырного спирта, пропитавшего уже, наверное, всю комнату, всё равно примешался и заставил Сашу поморщиться и закашляться. Покачав головой, он отправился на поиски ученицы, попутно обвиняя себя в излишней святости: её за такое убить мало, а он стерпит!

Поскольку снова объясняться с Максимом Алексеевичем особенного желания у юноши не было, он заблаговременно побеседовал с горничной и выяснил, что его друг заперся у себя в кабинете и не планирует выходить в ближайшее время. Убедив девушку не мешать хозяину дома просветляться за табачной дымкой и проверить на досуге противопожарное оборудование на предмет исправности, Саша продолжил путь с облегчённой душой. Та же горничная подсказала ему, где искать виновницу злоключений: Лиля упорхнула на третий этаж всего пару минут назад.

Мгновенно преодолев препятствие в виде одного этажа и двух комнат, парень нашёл свою воспитанницу в библиотеке. Высказаться, однако, ему не дали.

– Что-то вы долго, молодой человек. Вам какую книгу? Ищем даже по цвету корешка и по сюжету, не переживайте.

– Что-нибудь о вредных и подлых барышнях посмотрите, и побыстрее, пожалуйста, – успешно скрывая вновь накатившее раздражение, произнёс Саша.

– Жизнеописание придворных дам Франции придёт в следующем месяце, – кисло ответила Лиля, состроив капризную гримасу. – Заходите позже, если ничего больше не интересует.

– Нет уж, подождите. Область моих интересов не так узка. Завтра нам предстоит посетить клуб… Есть ли что-то о странных танцах под противную музыку?

– О чём речь. «Языческие танцы племени Хакаюнос», шестое издание. Должна втюхать, очень популярно среди современной молодёжи, сама вот на днях перечитала. Будете брать?

– А вы потрудитесь найти?

– У нас самообслуживание.

– Да это-то как раз заметно… – фыркнул парень, подходя ближе.

– Как бы то ни было, ты проиграл, – ликующе улыбнулась Лиля, – и до конца дня не должен читать мне проповедей. А выход на крышу через кладовую.

Саша пожал плечами и заметил, что это ещё спорный вопрос – проиграл он в итоге или выиграл. А голосить именно сейчас он, к сожалению, не намерен: девушка не установила сроки, когда говорила о первом условии, так что он волен назначить их по своему усмотрению. Возразить на это Лиле было нечего.

– Идея посидеть в библиотеке, к слову, не так уж плоха, и не только из-за того, что кое-кто безо всякого зазрения совести превратил свои хоромы в кальянную. Раз не хочешь учиться, может, тогда заинтересуешься атласами? Хоть на карты и страны посмотришь… Подождёшь здесь – не пожалеешь. А предпочтёшь удрать – не разочаруешь. Выбор за тобой.

Через несколько минут он вернулся с толстой тяжёлой книгой и с цветущей на губах широкой самодовольной улыбкой: девушка осталась в том же положении, в каком он её покинул. Бережно опустив перед ученицей свою ношу, Саша коротко отрекомендовал это издание как лучший иллюстрированный атлас.

– Так хорошо сохранился, даже неожиданно. Я превосходно помню день, когда тётя привезла мне его, и это невзирая на то, что я ещё в детсад ходил… Не думал, честно признаюсь, что Максим перевезёт его сюда. Гляди, здесь даже зарисовки от руки. Вот вулкан Эйяфьятлайокудль…

– Как-как?

– Эйяфьятлайокудль.

– Ещё раз?

– Эйяфьятлайокудль.

– А слабо пять раз скороговоркой?

Саша взглянул на девушку с шутливой укоризной, но промолчал. Та уже с чуть большим любопытством осмотрела рисунок.

– А где он?

– В Исландии. Поистине волшебная страна на острове в Атлантическом океане. Правда, мои спутники оказались раздосадованы: там дороговато обходится алкоголь, а они всерьёз грезили о масштабных гулянках, которые впоследствии пришлось вычеркнуть из планов. Таким образом, единственное, что их по-настоящему впечатлило – это, конечно, виды. Они там потрясающие, и любоваться ими можно было часами без капли спиртного в организме.

– Ты, гляжу, от ребят просто в диком восторге, – саркастически подытожила Лиля.

– Куда там. Они беспрестанно выли и жаловались, – выдохнул парень. – А это, – указал он на зарисовку водопада, тут же заметно приободрившись, – Виктория в Африке. Я, стоя в ста метрах от него, не слышал ничего вокруг, кроме яростных бесконечных ударов воды о камни и гладь бассейна. Впрочем, мы с проводником туда отправились довольно поздно, и было практически безлюдно. Обычно на таком расстоянии сквозь гул уже можно различить голоса туристов.

– Он широкий? Такой же, как здесь?

Чрезвычайно довольный тем, что ему удалось безраздельно завладеть вниманием девушки, Саша начал рассказывать о том, что он видел сам и о чём ему рассказывали. Поскольку память у него была отменная, а речь, звучанием которой он порой невольно наслаждался и сам, столь плавной, что повесть его снова растянулась на два с половиной часа. Молодые люди не заметили, как пролетело время, и даже не поняли бы, что наступила пора ужинать, если бы горничная, которую Максим Алексеевич послал их разыскать, не объявила им об этом.

Более благодарного слушателя, чем человек, почти вся жизнь которого прошла в нескольких стенах, которые он небеспричинно ненавидел, юноша найти не мог. Заручившись его обещанием рассказать после ужина ещё что-нибудь, Лиля, решившая временно забыть о желании разжечь огонь войны и заставить учителя уехать, в самом прекрасном расположении духа спустилась в столовую.

– Насколько я могу судить, мысль о репетиторах покамест можно определить как неуместную. Что ж, безмерно рад, – объявил племяннице явно не осведомлённый дядя и предложил молодому человеку сесть по правую руку от себя. Тот стушевался и заметил, что ему намного удобнее было бы сесть рядом с Лилей: через стол крайне неудобно поправлять девушку, если она сделает что-то не так или возьмёт не тот столовый прибор. Истолковав поведение юноши так, как ему самому было удобнее, мужчина в ответ лишь передёрнул плечами, добродушно улыбнулся и приступил к еде.

– Вилка для рыбы правее, – полушёпотом сообщил парень, приподнимая вилку с тремя зубчиками. – Представь, что сверху наблюдаешь за тем, как плывёт дельфин. Сколько увидишь плавников?

– Ну, три.

– Верно. Так что, пусть дельфин и млекопитающее, попробуй ассоциировать количество зубчиков на вилке для рыбы с количеством его плавников. Либо вспоминай трезубец.

Девушка кивнула и, взяв нужный прибор, осторожно поднесла его к квадрату рыбного мяса.

– Если собираешься брать нож, удобнее переложить вилку в левую руку и, придерживая мясо зубчиками, разрезать его, держа нож в правой. Это и правильно, и тебе время сэкономит.

Подавленная досада от того, что, пусть и с благими намерениями, препятствуют поглощению ею съестного и утолению проснувшегося голода, отразилось на том, как сильно сжались пальцы девушки на рукояти ножа. Юноша почуял угрозу и предпочёл выждать более удобный момент, чтобы возобновить попытки образумить хищника, привыкшего раздирать свою добычу без посягательств посторонних на его личное пространство.

Сказать, что Максим Алексеевич был безумно рад тому, как удачно ему в голову пришла мысль пригласить Сашу и как ему повезло с родственниками хотя бы со стороны жены – составить однозначное мнение о племяннице он не спешил – было бы обидным преуменьшением его эмоциональности. Он был на вершине блаженства и не скрывал этого.




4


Утро началось с песни. С бодрой, задорной песни в шесть утра. Дело в том, что совсем рано заснувший Максим Алексеевич пробудился с рассветом и в кратчайшие сроки покончил со всеми срочными бумажными делами. Ликование от осознания сего факта так затмило рассудок, что в голову ему запало неожиданное и коварное. Мужчиной овладело неистовое желание излить душу в караоке. И, будучи натурой порывистой, он мигом оказался в опасной близости к комнате отдыха…

Светало. Лучики солнца нещадно били в окна. Лиля так же остервенело била своего дядю подушкой. Наконец, микрофон выпал из его рук, и по дому прошёлся жуткий треск, известивший обитателей дома о свержении тирана, не сумевшего взять верхнюю ноту должным образом.

Несмотря на отчаянные протесты Максима Алексеевича, девушка завершила свою месть, полностью обезоружив его путём обесточивания пыточного аппарата.

– Да дай ты поспать ещё хоть часок, – простонала она, отходя к двери, у которой пристроился, скрестив на груди руки, Саша. – Только в два ночи удалось заснуть!

Нахмурившись, юноша обернулся к ней, тем самым как потворствуя своему желанию узнать о ночных делах своей ученицы, так и отвечая на немой вопрос в глазах её дяди:

– Позволь полюбопытствовать, а до этого ты чем занята была? Мы разошлись после пробежки в девять.

– Чем? Составляла список тех, кого с утра пристрелю первыми, если рано разбудят, – огрызнулась Лиля и ушла, шлёпая по паркету босыми ногами.

– Иными словами, нисколько не изменила себе и вновь предавалась совершенно бесполезному занятию, – вздохнул парень и тоже отправился досматривать сон про Орлеанскую деву на коньках, внезапно завопившую «Impossible… Believe me!».

Возобновить пение в караоке Максим Алексеевич не рискнул. Состроив грустную мину, он поплёлся в библиотеку: его чаяния метнулись к мысли о поиске хорошей книги. Однако мужчина даже не подозревал, как оперативно нынче исполняются его желания. Не успел он показаться из-за дверного полотна, увесистый томик похабного содержания известил его о том, насколько уверенно и продуманно вела оборону довольно пожилая и давно уже одинокая горничная. По сути, она являлась единственным в доме человеком, помимо самого хозяина, кто прекрасно знал расположение каждого динамика и понимал, что во время подобных выступлений возможность выспаться появлялась лишь в храме науки сия дома, где не было установлено ни одного злосчастного устройства. Во избежание нарушения святости памяти этого места, куда они с братом частенько убегали прятаться от прислуги и родителей и где их всегда избегали искать, мужчина не позволил притрагиваться ни к стенам, ни к потолку помещения даже для установления дымовых датчиков.

Глядя на женщину, чьи щёки становились всё пунцовее пропорционально тому, как спадала сонливость с глаз, Максим Алексеевич задал всего один вопрос.

– Советуете?

Периферийным зрением заметив, что он кивнул на издание в своих руках, – поглядеть на него прямо у неё не хватило бы духу – горничная прохрипела:

– Да.

Пожав плечами, мужчина пожелал ей добрых снов и удалился к себе.

К восьми часам дверь в комнату Лили распахнулась, и на пороге её появился уже одетый юноша, которому так и не удалось снова заснуть.

– Ты не мог отложить свои поползновения на попозже? – буркнула, зажмурившись от внезапного включения света, девушка.

– Я и так решил не будить тебя на тренировку. К тому же, знаешь ли, существуют страшные слова «работа» и «обязанность». Тебя они, в сущности, пугать не должны, но, согласно некоторым претендующим на достоверность поверьям, люди выполняют некоторые обязательства, чтобы зарабатывать себе на жизнь и на репутацию человека слова. Или чтобы просто не смущать честной люд излишне праздным образом жизни.

– Обхохочешься. Сейчас прям упаду…

Послышался глухой стук об пол. За ним мгновенно последовали и грязные ругательства, и весёлый звонкий смех.

– К чему же демонстрировать, я бы и без того охотно тебе поверил, – выдавил Саша, подавая ученице руку.

Лиля взглянула на него исподлобья и изобразила милейшую улыбку, на какую только была способна. Секунда – и перекошенное лицо юноши оказалось на уровне её собственного. Напрасно тот расхохотался, не сойдя с ковра.

– Впредь буду предусмотрительнее.

Саша и сам до конца не мог понять, обещанием были его слова или же угрозой. Но, так или иначе, девушка не восприняла их всерьёз и отправилась одеваться. Это не заняло много времени: куда больше ушло на выбор обуви. Парень был выше неё на две головы. Маленькой она казаться не хотела, но и на высокие каблуки вставала всего раз в жизни. Предание о том случае по сей день с благоговейным ужасом повествуют всем новичкам в обувном магазине. Три свалившихся друг на друга стеллажа, декоративные карниз и шторы, некогда сокрывшие от суда людского зияющую в стене дыру в подсобку, парочка дамочек, слишком озабоченная выбором между «удобно» и «красиво»… В тот торжественный день Лиля не пощадила никого. А Максим Алексеевич, хоть и решился на покупку, будучи счастливцем, наивно убеждённым, что умение ходить на каблуках каждая женщина впитывает с молоком матери, мысленно поклялся себе больше не появляться с племянницей в обувных лично.

Увы, обувь на высоком каблуке была самым простым и, пожалуй, единственным вариантом для достижения поставленной девушкой цели, и она прекрасно это осознавала. На ней, к тому же, настоял и Саша. Но у того уже был другой мотив. Он хотел продемонстрировать Лиле, насколько та может быть беззащитной. Вдобавок ко всему, его сжигало изнутри неподдельное любопытство: какой предстанет эта девушка, когда напрочь лишится шипов?

– Как бы то ни было, знай: подверну себе ногу – сверну тебе шею, – предостерегла юношу Лиля, надевая туфли.

Первая попытка встать окончилась провалом. Благо, провалилась девушка в кресло. Второй подскок был несколько более удачным, поскольку Саша, отметив явную неуверенность ученицы, решил лично проконтролировать её первые шаги и, поймав на лету, удержал в вертикальном положении.

– Зато в данный момент ты гораздо женственнее обычного, – сразу нашёл положительную, как ему казалось, сторону юноша. Лиля попробовала переставить ногу. Результат вызвал в Саше весьма противоречивые эмоции. С одной стороны, он был рад, что шпилька прошла, не задев пальцев. С другой – был крайне удручён потерей любимых кедов. – Ну, по крайней мере, пока ты остаёшься недвижима. Неужели не нашлось каблуков покороче… и потолще?

– Хочешь, можешь поискать сам, – хмуро покачала головой Лиля, жестом указывая ему на комод. – Дядя уверял, что, когда купим это пыталово, я мигом научусь на них ходить. Да я и до двери без перелома не докостыляю! А, кстати, есть те, в которых я вчера тебя приветствовала.

– Держи спину ровнее, – засуетился парень, содрогнувшись от одной мысли снова увидеть блестящий кошмар. Вдруг, его осенило: – Ты на велосипеде когда-либо каталась?

– О, так я прозевала здесь педали?! – с малой долей раздражения полюбопытствовала его ученица, всплеснув руками.

– Прошу, отнесись к этому с большей хладнокровностью. Постарайся выпрямить спину… Так. Держи осанку. А теперь перенеси вес на эту ногу и бедром…

– Сашка, ты крещёный?

– А? Н-нет…

– Я это к чему. Святой отец может опоздать.

Юноша растерянно уставился на Лилю. Та с затаённой злобой глядела на него исподлобья и явно не собиралась развивать свою мысль. Утекали драгоценные секунды. По истечении минуты разочарование девушки в экстрасенсорных… да, пожалуй, и в интеллектуальных способностях учителя достигло своего пика. Рывком сбросив руку юноши, она прорычала:

– Ещё раз – и передашь мой пламенный привет Пете и Павлу.

– Да пожалуйста, – почти обиженно проворчал тот. – В таком случае, и ловить я тебя не буду. Не то – какой ужас! – случится невообразимая дерзость: схвачу за локоток…

Парень отступил на шаг, потирая словно горящие изнутри пальцы и возмущённо глядя на хрупкие с виду руки ученицы. Та закусила губу и, высоко задрав подбородок, сделала несколько шагов. Сцена претендовала на звание поэтичной: на протяжении всего пути девушка шаталась арматурой на ураганном ветре, а в конце его, живописно раскинув руки-крылья, как коршун спикировала на будуарный столик. Произведение искусства с полуторавековой историей не знавало ещё, однако, столь грациозных пернатых. Отсутствие опыта сказалось тотчас: не сумев достойно выдержать роль взлётно-посадочной полосы, столик опасно накренился. Секунда промедления – и он стал бы последней клеткой неуклюжей пташки.

Саша, хоть и чувствовал непримиримую досаду на ученицу, лишаться её не хотел. А потому пристально следил за её движениями и, несмотря на собственные слова, готов был подхватить девушку в любую секунду. Он был практически убеждён, что та вот-вот рухнет и, конечно же, не на него. Чутьё его не обмануло.

– Ты не могла бы избирательнее относиться к тем способам, которыми намерена обнажать свою любезность?!

– Чегось? – моргнула девушка.

Юноша раздражённо выдохнул и, покачав головой, отцепил пальцы Лили от аметистовых ангелочков.

– Поясню: центр тяжести этих памятников божьим посланникам расположен так, чтобы их мог выдержать даже самый хлипкий каркас. Они составляют пять шестых всего веса будуара. А теперь позволь задать вопрос. С какой такой стати ты возомнила, будто я допущу, чтобы ты раньше меня засвидетельствовала своё почтение святым апостолам?! А как же моя священная миссия? Я, по меньшей мере, обязан первым передать твоё приветствие и потребовать, чтобы тебя ни за что не пускали в приличную компанию!

Нахмурив брови, девушка оттолкнулась от него и, сконцентрировавшись на единственной мысли «лишь бы не упасть», заявила:

– Так, ясно, хватит с меня. Двинь в туман, сейчас сама научусь.

Прозвучал гортанный рык. Саша терял самообладание в геометрической прогрессии.

– Я только что отошёл! И что вышло?! Да ты скорее патологоанатома новой байкой обеспечишь! Лина! Просто. Обопрись. На мою. Руку! Это не сделает тебя слабее, пойми же наконец. Лишь поможет устоять. Совсем невдомёк?!

– Не обзывайся!

Гнев юноши моментально испарился, уступив место более культурному состоянию – шоку. Он смотрел на ученицу, на глазах у которой проступали слёзы. Сообразить, чем конкретно была вызвана такая реакция и что, собственно, он сказал не так, было не в его силах.

– Тебя оскорбляет сокращение «Лина»?..

Предположение было отметено нетерпеливым мотком головы.

– Оно нормальное. Но с какого такого рожна я «невдомёк»?!

Моргнув, юноша попытался подавить улыбку, даже прижал к губам руку, но не выдержал и расхохотался. Лиля недоверчиво и с малой толикой изумления покосилась на учителя. Вдоволь насмеявшись, он втянул носом побольше воздуха и медленно выдохнул. Пусть в глазах его до сих пор, обжигая, полыхали искры веселья, всё его существо теперь буквально светилось желанием помочь.

– Невдомёк – слово, характеризующее состояние, когда ты о чём-то не догадываешься. Оно безобидное. Гляжу, русской речью тоже было бы неплохо заняться… Составлю тебе список на прочтение. А пока что обопрись лучше на мою руку. Это не так сложно, как ты себе вообразила.

Осторожно приняв руку учителя, девушка сделала несколько робких шагов, раскачивая бёдрами, чем вызвала невольную ухмылку на его губах. Он был чрезвычайно доволен собой и своей маленькой победой и не счёл нужным потрудиться это скрыть.

– Вот, уже видны значительные улучшения. Если продолжишь тренироваться в таком духе, вероятнее всего, в обозримом будущем сможешь ходить на каблуках, не становясь угрозой самой себе и национальной безопасности. Что же до настоящего времени? Поуже шаг и поменьше размах – и вполне сойдёт для палаты.

– Заксобрания?

– Психиатрической. Ты безбожно себе льстишь.

По тому, как резко сменились краски на лице Саши, стало ясно: на сей раз высказываться вслух он вовсе не собирался. Но более всего его поразил тот факт, что ученица не обратила на его оплошность ни малейшего внимания. Она прилежно последовала рекомендациям, с удовольствием обнаружив, что так ходить гораздо проще. Отпустив руку учителя, Лиля осторожно развернулась и пошла в другую сторону, по-прежнему высоковато, но уже уверенно держа голову и стараясь не слишком размахивать руками.

– Вот и до заксобрания доросла, – исправился юноша и, снова подав ей руку, подвёл ученицу к зеркалу, отразившему их обоих в полный рост.

Саша был одет в клетчатую бело-серую рубашку, чёрные джинсы и проткнутые кеды. На поясе у него красовался недавно приобретённый широкий ремень с массивной бляшкой, а на руке неизменные часы. Кольца, надетые вчера только из стремления покрасоваться, сегодня покоились на полке. Девушка нашла среди купленного зауженные синие джинсы и белоснежную тунику с тёмной лентой под грудью. Туфли, украшенные ажурными вставками, были классического чёрного оттенка, и только этим утешался при их покупке Максим Алексеевич.

– Может, волосы хоть в хвост соберёшь? – Изобразив разочарование, юноша оценивающе оглядел и себя, и свою спутницу на весь грядущий день. Оба симпатичные, хотя он, конечно, краше, одеты стильно… Возможно, она ему даже была бы под стать.

– Мало мы с ходулями провозились? – изогнула бровь Лиля. – Да и заморачиваться не хочу.

– А ведь могла бы: времени на то ещё довольно. Кстати, такого слова, к сожалению, в русском языке нет, и впредь тебе лучше вывести его из употребления.

– Как нет, если я только что его употребила и даже ты в курсе, о чём речь? – усмехнулась девушка, осторожно отходя от зеркала и садясь на край постели. – Блин, ноги уже устали.

– Как правило, в клубах есть барные стулья, насидишься, – пожал плечами Саша, садясь в кресло напротив.

– А как же «парк и проветривать лёгкие»? Я сразу пас. Кстати, в какой клуб-то?

– Маловероятно, что ты много их знаешь. Но тот, что нам нужен, на проспекте Шеплинского. «Алое небо», если не ошибаюсь.

Безосновательное, на её взгляд, замечание учителя девушка оставила без особого внимания. Решила опровергать осведомлённостью.

– Так там тухло, как у Рыжего в… – вовремя осознав, что не знакомый с юмором её друзей Саша может неверно истолковать её слова, она закашлялась и продолжила: – Под шапкой. Музыка вечно по ушам бьёт, пока кровавого месива не дождётся, да и из выпивки ничего приличного, одна бодяга. Да и само местечко явно не для свиданок. С кем же ты там перетереть решил?

– Ты там бывала? Мне о его существовании стало известно только из телефонного разговора, когда шло обсуждение места встречи. Странно…

– Выходит, моё дело ты в глаза не… – Девушка запнулась. – Видел.

– Да стоит ли. В таких случаях лучше творить настоящее, нежели зарываться в прошлое.

Вновь усмехнувшись, Лиля покачала головой и мысленно отметила, что на деле премудрость, видимо, бывает куда наивнее глупости.

– Кеды иди переодень.

Когда молодые люди спустились вниз, Максим Алексеевич, напустив вид сурового критика, осмотрел каждого из них и оставил о выборе каждого по одобрительному отзыву. Особенно его взгляд задержался на племяннице, искренне удивившей его почти уверенным появлением на каблуках. Он всё чаще нехотя сравнивал её с матерью и находил всё больше щемящего грудь сходства: когда-то эта женщина так же вышла перед ним на шпильках и зачаровала навечно. Её походка была легка и грациозна настолько, что окружающим порой казалось, будто она плывёт по воздуху. Конечно, Лиле было заметно труднее держаться прямо при ходьбе, но стоило девушке остановиться – и в её образе воскресала Щеклеина Виктория Ильинична, какой она предстала перед будущим деверем в первый день знакомства. Чтобы скрыть наплыв воспоминаний, мужчина засуетился, напомнил молодёжи о цене времени и пригласил всех в столовую. После завтрака он предложил младшему поколению самому решить, как они размесятся в его внедорожнике. Тут же выяснилось, что Саша изначально был намерен ехать отдельно.

– Отказы не принимаются.

– В таком случае, выражаю протест.

– Он отклонён. Далее?

– Петицию отправлю.

– В «Спортлото»?

– Почто так очевидно оскорблять? Непосредственно мадам Джуне.

Максим Алексеевич разочарованно вздохнул.

– Так тому и быть. Не хочешь развлечь старика беседой в дороге – изволь, садись в свой пикап. Сирота и вдовец, вне сомнений, и без тебя найдут темы для душещипательных разговоров…

В душе совершенно несогласный с решением друга и его нахальным давлением на совесть, юноша всё-таки устроился на заднем сидении авто. Туда же мужчина, чувствующий, что обидел желавшего снова сесть за руль друга, затолкал и племянницу.

– Не, ну мне понятно, почему он на задках. А я-то тут что, по-вашему, забыла?

– Вовсе не исключено развитие событий, при котором я стану томиться со скуки.

– Да на тебя вообще до лампочки, – недовольно проворчала Лиля, косясь на виновника своей маленькой трагедии.

– Однако вопросы, ежели они не риторические, задаются с единственной целью получить ответ. Я тебе его дал.

– Мне он не по нраву, – соорудив на лице капризную мину, пропищала девушка и плюнула в приоткрытое окно.

– Пардон, госпожа Осанина, – насмешливо отозвался Саша. – Уж здесь ваш покорный слуга вам скорее милый враг, но отнюдь не помощник.

– Могли сказать: «Мне не будет здесь одиноко и без этой чудесной дамы». Или что я вам уже за утро успела надоесть. Туговато соображаете, вражина.

– Коли б я в самом деле собрался лгать, непременно воспользовался бы любым из твоих вариантов, – невозмутимо заверил её юноша и тем самым поставил в разговоре точку.

Лиля поморщилась и отвернулась. Её учитель в красках представил себе, будто эта реакция на тунца «второй свежести», и тем утешился. За всю дорогу до клуба девушка произнесла едва ли пару слов, одно из которых было непечатным и адресовалось, главным образом, к ситуации в целом. Из-за ни на секунду не умолкавших Максима Алексеевича и Саши, обсуждавших то состояние дорог, то планы на ближайшее время, то проезжающие мимо автомобили, то женщин, перед которыми её дядя, как истинный джентльмен, останавливался даже там, где этого делать было не положено, Лиля всё сильнее утопала в луже мрачного настроения.

Последней и самой радостной для девушки остановкой стал клуб, где они с Сашей вышли, оговорив с Максимом Алексеевичем лишь приблизительное время его возвращения. Тот пообещал заехать «как только, так сразу». Поскольку более точной информации выудить не удалось, рыбаки рассудили, что лучше будет попытать удачу позднее, и на полпути к входу в старое, но довольно высокое и видное здание оба, не сговариваясь, остановились и развернулись лицом к лицу.

– Мальчик, тебе, как всегда, налево? – усмехнулась девушка.

– Мне необходимо быть через десять минут в VIP-зоне. Но и тебя терять из виду не кажется мне разумным, так что пройдёшь со мной. Не возражаешь?

Лиля коротко кивнула и, придав лицу потешно серьёзное выражение, приняла поданную парнем руку со словами: «Ну да, а то не поверит ещё, что мы вместе». Когда они зашли внутрь, отдали на хранение куртки и подошли к вышибале, тот, казалось, несколько удивился тому, что с ним заговорил именно Саша.

– Что-то тебя давно не видно… Шикарно выглядишь, повзрослела. Кис, а это кто, ухажёр новый, что ль? – кивнув на парня, недоумённо поинтересовался мужчина, не уступающий своими габаритами двустворчатому платяному шкафу.

– Долгая история, – отмахнулась девушка, явно забавляясь обескураженным видом спутника. – Учитель мой. Наши там есть? Как они?

Вышибала изогнул бровь и пристально оглядел Сашу.

– Вас понял; да тут они и бухают, что им будет… Слушай, а тебя из школы не попрут за такое?

– Да меня уже, считай, года два назад за непосещаемость оттуда турнули. От мусоров потом всей толпой отмазывали… Ну, кто старое помянет, тому сук в дупло. Теперь дядя задался целью организовать мне домашнее обучение и пригласил друга-святошу с целью просвещать неразумную. Да, по правде говоря, никто больше и не рвался. Так что, мы пойдём? Он там с кем-то перетереть обещался, торопится.

– Серьёзно? Я-то, дурень, гадал, какого ты в учебное время здесь пропадаешь. Вот ведь молодёжь пошла!.. Иди, конечно. Рад был увидеть.

Саша, поражённый таким обращением вышибалы с воспитанницей детдома, замер, как вкопанный, сразу за дверью. Руки Лили он не выпустил и тем самым вынудил свою спутницу оказаться с ним лицом к лицу. В глазах той застыл немой вопрос: «По-твоему, что-то не так?»

– Киса? Целых два года без обучения? Беспрепятственный доступ сюда? Лина, объясни, ради всего святого, как мне следует всё это понимать?!

Только сейчас для девушки стали очевидны преимущества попадания в руки учителя её личного дела. Да, ей польстило, когда юноша своим молчанием в ответ на безразличие к нему вышибалы признал, что не он ведущая фигура в этом заведении. Но всё её существо безотчётно съёживалось, когда Саша повышал на неё голос. Это чувство было сродни страху, который Лиля упорно старалась никогда не признавать, но который, тем не менее, охватывал её супротив воли. Уже второй раз за утро она впадает в подобное оцепенение… «Не, это уже ни в какие ворота. Лучше пускай дядя даст ему полистать эти «Священные писания о подвигах ратных сиротки малой». Да и, в конце концов, не пропадать же труду и поту этих бестий, чтоб их на толчке в клочья разорвало!..» – рассудив так, девушка уже открыла было рот в намерении объясниться, как в их тет-а-тет ворвалось восклицание с другого конца зала.

– Да-а ладно, кого мы наблюдаем? Кисуль, ты?

Лиля обернулась на знакомый голос и мгновенно просияла, заметив его источник. Лицо её спутника, напротив, стало темнее уборной клуба, где уже месяц как перегорела лампочка. Владельцем голоса, так некстати прервавшим назревающий скандал, оказался невысокий, но крепкого телосложения блондин лет двадцати пяти с татуировкой-змеёй на плече.

– Вот уж кого не чаял здесь встретить! Куда пропала, подруга?

– А Тугой с Левым или Жека разве не рассказывали? – удивилась Лиля, решив временно проигнорировать вопросы учителя. – Меня дядя из конуры забрал.

– Ого. Хотя, ей-богу, удивляться нечему: ты у нас всегда фартовая была. А эти бараны что-то затаились после той перестрелки, Жека без тебя так вообще на нас забил. Короче, на связь никто не выходил, а мы решили обождать – вдруг с легавыми проблемы? Так что тут пара счастливцев и подзабыть о вас уже успела.

– Перестрелки, – глухо повторил Саша, закатывая глаза.

– Потом расскажу, не кипишуй, – шепнула, резко потянув его на себя за ворот рубашки и прижавшись губами к уху парня. Тот понуро взглянул на неё и заметил:

– Почему именно «Киса», ты вполне сказать сейчас. Хоть бы и во имя благой цели избавить меня от поводов думать о тебе совсем дурно.

– А, так тут всё очень просто, – вклинился блондин. – К ней первое время клеились разные недоумки… ну, она и начала им рожи разукрашивать. А ответить или насильно взять её не решались – вечно либо с нашими, либо со своими таскалась. Быстро от неё отстали, в общем, но за свои позорные шрамы кошкой драной прозвали. Ну, наши подхватили, ясен пень, но Киса же как-то добрее звучит. Так и стали звать.

– А, кстати! – спохватилась вдруг Лиля. – Марк, это Саша, мой учитель. Саша, это Марк, один из моих лучших друзей и людей, кого я знаю.

– Сердечно рад знакомству, – сообщил юноша, демонстративно хватаясь за сердце так, будто почувствовал приближение инфаркта.

– Взаимно, – протягивая руку, улыбнулся блондин. С той же дружелюбной улыбкой и с почти отеческой нежностью он добавил, когда руку пожали: – Но так, на случай неприятности, доложу обстановку. Я достану любого её обидчика хоть из-под земли, хоть из-под воды. И, оговорюсь заранее, любой её обидчик туда вернётся. Не весь, правда, но зато с гарантией. Для полноты картины раскрою одну карту. Есть у нас котёл со страдающими простатитом провинившимися перед братвой. В самой живописной стороне города. На окраине, у самого леса. Из прелестей… Всегда живые концерты. Репертуар невелик: вой стаи под уханье сов либо клацанье зубов и хруст костей – но никто толком не жаловался. Светло даже ночью за счёт сотни пар всегда готовых к новым партиям гостей огоньков… Комфортное и почти моментальное размещение в подвале полузаброшенной горелой пятиэтажки. Она ждёт ремонта крыши, стен и окон примерно с начала восьмидесятых, так что, может, и дождётся. А пока там всегда хорошо проветрено и есть возможность как утолить жажду, так и увидеть звёзды, не выходя из здания и даже не заглядывая в окно. Думаю, этой рекламы вполне довольно?

Девушка слабо задела Марка локтем и напомнила Саше:

– Ты здесь, кажись, по делу. Дуй базарить, а я пока своим втык устрою. Ишь, забыли они…

За неимением альтернативы дальнейших действий, юноша, смерив ученицу грозным и многообещающим взглядом, молча ушёл на поиски того, кого давно уже жаждал увидеть, но по тем или иным причинам откладывал встречу. Исподтишка проследив за тем, к какому столику прошла Лиля и старательно запомнив его расположение, он принялся искать основную причину своего приезда на малую Родину. Младшего брата. Тот воротился в город совсем недавно, но уже успел засветиться в сводках новостей. Родители, сочтя сына достаточно взрослым и самостоятельным, оставили его ради кругосветного путешествия, наказав только вернуться в город к началу учебного года и посещать школу «не меньше двух раз в неделю». И, судя по новостям, парень действительно появился дома примерно в конце августа. Только слишком, на взгляд Саши, эффектно. После организованной вечеринки соседи не досчитались пяти квартир и фонарной лампочки. Далее откупившийся подросток помелькал на фоне сбитых куриной тушкой абсента и элитного коньяка в баре ресторана, поулыбался в камеру на взятии особо опасных преступников и показал ряд не самых приличных знаков судье из зала присяжных. С учётом вынесенного инвалиду приговора, правда, юноша в душе был солидарен с каждым жестом брата, однако именно этот случай побудил его приехать к нему немедленно, бросив деловые поручения отца на самотёк, и взять сорванца под контроль.

Парень обошёл весь зал, но брата в нём не обнаружил. Тяжело вздохнув и собравшись после всего лично наведаться в дом родителей, он удручённо направился в сторону, где, по его мнению, должна была до сих пор находиться Лиля. Однако там, куда отвёл её Марк, уже ни девушки, ни мужчины не оказалось. Начиная терять самообладание, он обошёл зал во второй раз – и никого из них не заметил. В третий – всё безуспешно. Выйдя из зала, Саша спросил, не спускалась ли Лиля в общую зону, и, получив отрицательный ответ, снова отправился в обход. Поняв, что из этого ничего не выйдет, он остановился посреди зала и всерьёз вдруг задался вопросом, а был ли Марк. В этот момент его глаза накрыли нежные тёплые руки, а из-за спины раздался лёгкий смешок.

– Кого-то потерял, красавчик? – протянул прокуренный голосок. – Может, я чем помочь смогу?

– Совесть потерял, но ты сначала свою попробуй отыщи! – прозвучал где-то перед юношей голос блондина. – Ника, ну-ка брысь от него! У него таких денег нет!

Невдалеке от первого раздался другой – насмешливый, но такой успокаивающий голос Лили.

– Так вот они какие, твои дела… Если тебе так припёрло, спросил бы. Здесь есть и заведения получше, и курицы покраше.

Ника мигом отпустила своего заложника и, послав ему на прощание воздушный поцелуй, предусмотрительно отбежала на безопасное расстояние. Прозрев, парень увидел помещение, по которому бродил так долго, словно другими глазами. Впервые он заметил узкие стеклянные столики у красных кожаных диванов, расслышал неприятную, но тихую музыку, доносившуюся из подвешенных колонок. Только сейчас он понял, что приглушённое освещение окрашивает всё помещение в кровавые оттенки, и только сейчас обнаружил местами свисающие с потолка мелкие агатовые шарики на резиновых нитях. Помещение вдруг перестало быть для него круглым залом и образовало некий полуовал, в центре которого разместилась замкнутая в кольцо барная стойка с несколькими стульями – пристань разгулявшейся компании миловидных девушек. Напротив неё собралась толпа примерно из пятнадцати человек, не считая его ученицы и Марка.

– Очухивайся уже, – пощёлкав пальцами перед носом Саши, проговорила по слогам Лиля. – Чего девок зазря дразнишь?

– Да угомонись наконец, я не за ними прибыл! Я договорился встретиться здесь с…

– Со мной. Так и чего ради трижды мимо продефилировал? – с задором поинтересовался вдруг, выступая из-за спин совершенно незнакомых парню лиц, похожий на него, как две капли воды, но совсем ещё юный мальчишка, из-за скачка роста выглядевший так, словно наказание за проступки его всё-таки настигло. Саша втайне подозревал, что дыба не отжила своё в восемнадцатом веке, но не думал, что ему доведётся укрепиться в этой мысли так скоро. При виде брата он застыл и недоверчивым взглядом осмотрел родное существо, появившееся из-за спин шайки.

– Странно, что я его сразу не заприметила, – подходя к младшему из братьев и взъерошивая ему волосы, протянула девушка, – но он, видать, славный малый. Хотя и ломился с нами туда, куда ему соваться запрещали.

– Да просто внимания особого не привлекал к себе, вот и не заметила, – хмыкнул, пригладив ус, долговязый рыжий парень лет двадцати пяти. – Это ты, как только появилась, сразу всем о себе знать дала. А вот малой-то как раз молодец, умеет себя в руках держать.

– И это вякнул тот, кто по перваку отметился тем, что приволок конвой из детсадовской малышни. А назвался как? Дядей Тёмой.

– Я хотя бы с собой полицейских хвостом не притащил.

– Зато всем весело было, – равнодушно парировала Лиля, – а твою мелюзгу парням пришлось ревущим матерям подкидывать и лбы расшибать земными поклонами. Так ты и тут накосячил: мамаше хотел вместо одного двоих втюхать! Мальчиков! А у неё дочь была.

Долговязый промолчал. Вступиться за него было некому: память об этом происшествии и его последствиях была, судя по всему, довольно болезненна.

Процесс переваривания свежей информации затягивался, грозя Саше язвой и клиентской карточкой «Скорой помощи». Он стоял с таким несчастным и растерянным видом, что это заметила даже его ученица.

– Короче, берём Саньку под руки и валим из этого забытого Богом места, – озорно подмигнула она Амазонову-младшему. – Как думаешь, Серый, мы вдвоём его допрём?

– Вряд ли ему так хочется здесь остаться, чтобы он упираться начал, – со справедливым сомнением в голосе заметил тот.

– Тогда в честь чего тупим? Вперёд и запевай. Адьос, ребят!

– Ещё увидимся? Ты ещё вернёшься? – хором пробасило сразу несколько голосов. Некоторые прозвучали с надеждой, иные с опаской.

– Не факт, но забывать больше не смейте! – усмехнулась девушка и, положив руки на плечи обоих братьев, вывела их из зала.

– Да уж тебя, пожалуй, забудешь. Связь только держи, через неделю наберу! – бросил вдогонку Марк и, оборачиваясь к компании, заговорил уже о посторонних вещах.

С трудом убедив парня отдать номерки, чтобы забрать верхнюю одежду, Лиля одела капюшон куртки Саши ему на голову и, перекинув рукава на грудь юноши, сочла его готовым к выходу. Сама она оделась наскоро, не застёгиваясь, чем несколько удивила Серёжу, плотно повязавшего шарф и застегнувшего даже наружные пуговички.

– На улице не жарко. Саш, хоть ты что-нибудь скажи… Замёрзнет ведь, – неуверенно протянул парнишка. Ответа не последовало.

– А сколько лет у вас, интересно, разница? – критично оглядывая всё ещё не пришедшего в себя Сашу, поинтересовалась девушка, под руку выводя его из клуба.

– Мне неделю назад четырнадцать исполнилось, а ему через полгода будет двадцать два. А тебе семнадцать будет скоро, да? Мужики говорили.

Лиля отозвалась в словах, общий смысл которых сводился к заверению в правдивости информации. Привыкший ко всему паренёк спокойно кивнул и сочувственно взглянул на брата.

– Сань, самое время дяде постучаться.

Парень по-прежнему не реагировал, хотя ученица с этими словами даже подтолкнула его, надеясь расшевелить. В голове его варилась каша из событий и фактов. Она уже начинала пригорать, как вдруг на губах Саша ощутил уже порядком забытое тепло. Моргнув, он почувствовал, что стекло, словно заменившее ему на время глаза, дало трещину, затем разбилось и вовсе пропало, уступив место прежнему осмысленному взгляду. Тепло отступило от губ, но не исчезло совсем, а разлилось где-то в груди. А ещё дико ныла и горела щека.

– Говорил же, получится. Дольше уламывал, право-слово… – хмыкнул Серёжа. – Это единственное лекарство от таких его зависов.

Лиля угрюмо проворчала что-то, отступая от своего ошарашенного учителя на пару шагов. Как выяснилось, паренёк её расслышал и понял правильно.

– Попрошу без оскорблений. Ну, а что до вопроса, то уж не знаю, как сейчас, но раньше периодически впадал. Его Анжелка выручала именно так, хотя её, между прочим, никому не приходилось убеждать по пять минут. Да и бить его ей в голову не приходило.

– Сам бы и целовал, это твой брат, – возмутилась девушка.

– Во-первых, это не сработало бы. Да и противно, когда мужик мужика… Во-вторых, я хоть и вытянулся, но не настолько, чтобы с ним сравняться. Вам в этом плане проще: надела каблуки и понеслась, куда глаза глядят. А в-третьих, что ж это за девушка, которая стесняется поцеловать своего парня? – выгнув бровь, усмехнулся Серёжа.

– С чего ты взял, что я в телятину подалась? Он по просьбе дяди взялся меня обучать.

– Это ж чему? Искусству самых древних профессионалок? – хихикнул паренёк, заслужив подзатыльник. – Не, серьёзно, ну чему он может обучить?

– Только тому, что тебе вдалбливают в школе, когда ты наконец снисходишь до её посещения, – ласково прошипела Лиля, прищурившись и едко улыбнувшись.

– А тебя в нормальную школу принимать уже отказываются, чудище?

– Ещё один такой бряк, и мы дружно выясним, как много у тебя лишних дыр в организме, – ещё нежнее промолвила девушка, угрожающе сверкнув глазами.

– Снимаю вопрос! – смеясь, воскликнул Серёжа и перевёл взгляд на брата: – Так что насчёт застегнуться и позвонить? Замёрз уже стоять тут с вами. Ещё и ветер поднялся!

– Я терпеливо ожидал окончания вашей беседы, так что смею просить: поимей совесть не высказывать претензий, – вздрогнув, произнёс Саша с напущенным спокойствием и стараясь не смотреть в сторону Лили. Он не совсем ещё определился, как должен и как хотел бы реагировать на всё произошедшее. – Лина, запахни куртку. Сию же минуту. Мне совершенно не охота отвечать перед Максимом в случае, если ты заболеешь.

– Я не…

– Меня это не интересует, – устало вздохнул парень и, обернувшись к ученице, сам застегнул молнию на её куртке. Свою он аккуратно снял с головы и, переложив на плечо, вытащил из кармана мобильный. На возражения и замечания Лили юноша ответил красноречивым раздражённым взглядом. Набрав номер Максима Алексеевича, он отошёл по привычке в сторонку и тихо заговорил.

– Чтоб я ещё хоть раз тебя послушала… Он, судя по всему, сразу бабу свою вспомнил и на меня теперь зуб точит, что на святое посягала.

– Тебя с Анжелой сравнивать? – загоготал Серёжа. – Не, он, конечно, уже не такой, каким я его запомнил, но в психушку его прописывать рано. Не обольщайся, ему просто противно. Просто кто-то целуется… кхем… не особо.

– До сих пор никто не жаловался, – ухмыльнулась Лиля.

– Но-но. Припомним? Из тех бедолаг, что пытались, двое были вусмерть, а ещё четверо уже пожали руки всем прародителям и пожаловались на соседей по участкам: тот храпит, этот гремит цепями в ритме диско, а хотелось бы дабстеп, другой по крышке барабанит стабильно в полночь, аки кукушка…

Саша присоединился к ним примерно через десять минут отнюдь не самого приятного в его жизни разговора. Мрачно сообщив о том, что Максима Алексеевича задержали непредвиденные дела, он, втайне браня себя за уступчивость и представляя скучающий по дороге пикап, ревущий в три ручья антифризом, объявил, что они втроём идут в ресторан, а уже оттуда, если мужчина не сумеет освободиться до того, как они пообедают, отправятся домой на такси.

– Так ведь отсюда до дома полчаса ходьбы, – удивился Амазонов-младший.

– До нашего – да. Однако о переезде к нам и речи быть не может, в связи с чем кое-кто отныне и до весны, как минимум, откажется от благ городских и переедет к вдовцу в особняк… Одного я тебя больше не оставлю. Как же давно мы не виделись, – смягчился вдруг юноша, резко меняя тему. Лицо его озарила ласковая улыбка, и юноша крепко обнял брата. – Ты очень возмужал с тех пор, бесспорно. Но не пристало всё-таки подростку быть предоставленным самому себе.

– Я рад, что ты вернулся, – искренне прошептал паренёк.

– Обещаю впредь не пропадать. А в случае необходимости мигрировать вместе. Договорились?

Саше не довелось увидеть, каким счастливым блеском озарились глаза брата при этих словах, но он ощутил, насколько сильнее сдавили его руки Серёжи. Лиля с тёплой улыбкой наблюдала за этой картиной, пока не заметила, что надеть куртку её учитель так и не удосужился. Совершенно не желая разрушать эту идиллию, она всё же обиженно надула губы и сделала учителю замечание. Тот затрясся в тихом смехе.

– Да нечего обо мне беспокоиться. Я, к счастью, не девушка и уже не ребёнок.

– Одень. Не переломишься.

Легонько похлопав брата по спине, юноша выпрямился и, с усмешкой скрестив на груди руки, обернулся к Лиле.

– В твоей власти запомнить, что в случаях, когда речь идёт о самостоятельном облачении человека во что-то, «о» в начале слова неприемлема… и попробовать заставить меня надеть куртку.

– Так, да? Шикарно. Как насчёт поиграть в больного доктора и просто больного? – бархатным тоном начала та. – У меня давно зудело научиться правильно ампутировать конечности, но быстро кончались пациенты.

– Хм… Откровенно говоря, не вдохновляет, – скептически оценил перспективу Саша. – Есть ещё варианты?

Девушка ядовито улыбнулась и проговорила слово, близкое по смыслу слову «удивишься». Её учителю оно было хорошо, чуть ли не приятельски, знакомо по самым различным ситуациям. Однако к очередной встрече с ним в процессе разговора с подростком он оказался морально не готов. Побледнев, юноша дослушал следующее:

– Что тебе больше по вкусу? Если любишь поострее – в меню операция по смене пола в полевых условиях, слаб к хорошо прожаренному – добро пожаловать на обливание бензином и следующее за ним фаер-шоу. Фанатам тянущейся жратвы готова предложить добровольно-принудительные занятия йогой. В случае диеты травану обычной забастовкой и пущу с миром. Либо по кругу. Но это обычно оговаривается опосля. Итак?

Прищурив глаза, Саша временно отмёл все возражения против речи ученицы и всерьёз погрузился в размышления. «Пожалуй, мне следует поставить этому самопровозглашённому диктатору условие, которое напрочь лишит его всякого стремления придираться к моему внешнему виду и тревожиться лишний раз о моём физическом и душевном здравии. Подобное раздражает: мне диктует условия только вставшая на каблуки не окончившая школу хамка. Страшнее то, что я, похоже, принимаю её слова и поступки близко к сердцу, а этого вообще следовало избежать любыми средствами. Узнай она об этом, верёвки начнёт вить, как из тех бедолаг. Стадо крепких мужиков – и не может толком осадить паясничающего ребёнка! Должен же хоть кто-то её приструнить… И это явно Максиму не под силу. Дело за малым: выяснить, на что Лина не пойдёт наверняка?»

– Опять носом клюнул?!

– Слабо повторить поцелуй?

В согласии юноша сомневался так же сильно, как ждал его и как ужасался от осознания собственных надежд. Серёжа с неприкрытым любопытством взглянул на вечно неприступную Кису, которая не столь давно отрицала свои с его братом отношения и даже была убедительна. Её реакция, однако, равно разочаровала и паренька, и Амазонова-старшего:

– Жалко, конечно, что вам безынтересны острые или горячие блюда. Но забастовка в нашей харчевне тоже неплоха.

Лиля покачала головой и скинула куртку. Брошенная на землю вещь осталась одиноко валяться в грязи, тогда как её владелица безо всякого сожаления направилась в сторону ресторана. Обуянный праведным гневом Саша поднял куртку и нагнал ученицу в считанные секунды.

– Оденься сейчас же!

– Только после вас, дорогой учитель, – возразила девушка, не оборачиваясь. – Ведь подавать пример мне, глупой безрассудной воспитаннице, – ваш священный долг.

Резко остановившись, юноша демонстративно надел свою куртку и застегнул её так поспешно, что чуть не порвал молнию.

– Довольна?!

– Безмерно, – со сдержанной улыбкой кивнула Лиля, отнимая и нарочито медленно натягивая свою.

Триумф её, впрочем, чем-то даже забавил парня. До тех пор, пока он не понял, что его ученица только что разговаривала с ним вполне красноречиво.




5


Ресторан, выбранный девушкой, располагался недалеко от клуба, между банком и магазином одежды. Напротив бутика с кокетливым названием «Листок Адама» весьма благоразумно и прибыльно была размещена аптека, регулярно восполняющая залежи сердечных препаратов. В сей цитадели здоровья, как правило, расплачивались за любопытство все проходившие мимо витрин магазина или ознакомившиеся с ценами на ресторанные блюда зеваки. Воображение, увы, подводило их всякий раз, живописно рисуя горы провианта, отдаваемые за нашивку на кусочке ткани или крошку, преподносимую с пафосом, достойным вручения ключей от столицы.

Само по себе здание ресторана являлось образцом показной роскоши и отсутствия чувства меры в декоре фасада здания. Количество завитков, статуй, пилястр и барельефов с горельефами, едва умещавшимися на нешироком участке стены, производило смешанное впечатление. С одной стороны, такое обилие выглядело впечатляюще, с другой же просто смешно.

– Отчего-то мне не кажется, что здесь будет приятно провести время, – пробормотал Саша, с отвращением глядя на вопиющий изыск.

– Насчёт внешнего вида не парься, – откликнулась девушка. – Внутри лучше. И кормят сносно.

– Ну, учитывая, чем тебя потчевали ранее в богоугодном заведении и как ты продолжаешь питаться по сей день, должен заметить, твоя оценка вряд ли хоть сколько-нибудь соответствует истине.

– По-твоему, я и по похлёбке слюни пускать буду? – презрительно фыркнула Лиля и, похлопав учителя по спине, слабо подтолкнула его к входу.

Парень с ухмылкой протянул: «И тем не менее меня не покидает мысль, что я не раз ещё об этом пожалею», – и послушно подошёл к двери, чтобы распахнуть её перед ученицей. Вслед за Лилей прошёл Амазонов-младший, и, таким образом, Саша оказался последним вошедшим. Глазам его предстало бело-золотое помещение с мраморными колоннами посреди зала и обшитыми бархатом стульями у стеклянных столиков. Залитое мягким светом, оно производило очень приятное впечатление, а опрятно одетые официантки с исключительно доброжелательными улыбками, сияющими не тусклее ламп, буквально зачаровывали посетителей. Их мелодичные голоса сливались в одну гармоничную песню, заслышав которую птицы Сирин стыдливо покинули бы райские кущи.

– Всё просто ужасно, да. Я… кхем его знает, как ты это переживёшь, – улыбнулась Лиля и указала на дальний столик у окна, открывающий вид на ухоженный парк, – но зады приземлим вон там.

Устроившийся спиной к окну Серёжа с насторожившим брата энтузиазмом стал расспрашивать подплывшую к столику официантку о содержании погреба и, довольный её ответом, предложил Лиле заказать бутылку белого вина и лососину. Амазонов-старший грозно сверкнул глазами и перевёл взгляд на ученицу: неужто она это допустит?! Та, внимательно следя за выражением на лице юноши, лишь пожала плечами и с каменным лицом заявила, что в её положении алкоголь вреден. С лица Саши мгновенно слетела суровость, уступив недоумённому, а затем и вовсе растерянному выражению: когда успела?

– Обучение исключительно по школьной программе, говоришь? – хмыкнул Серёжа. – Да меня за такие практические взашей погнали бы.

– Я о положении сидя под надзором твоего родственника, а ты о чём толкуешь? – делано удивилась Лиля. – Сомневаюсь, что ему будет приятно увидеть нас выпившими даже по бокалу, не то что по пол-литра, а мне потом нагоняй будет… Сань, может, выдохнешь уже каким-нибудь из отверстий или хоть моргнёшь разок?..

Юноша с самым несчастным видом, какой только мог напустить, тихо спросил себя о чём-то. Но, поскольку никто из присутствующих не умел читать по губам, слова Саши остались для всех тайной.

– Прошу простить. Вы уже определились, что будете заказывать? – прощебетала официантка, начиная нервничать.

– Ризотто всем троим, греческий… Ты же рыбу хотел? – обратилась Лиля к Серёже и, не дожидаясь ответа, заказала лососину под соусом тартар. – А из сладенького… Хм. Три груши в карамели.

– Ну что за размах? – возмутился паренёк. – Крылья колибри – и те шире. Пять! А что касается напитков…

– Соком напьёшься, – мрачно оборвал его брат. – Как вы вообще могли позволять себе пить?!

– Что ж нам теперь, от обезвоживания страдать?

– Тебе даже слишком хорошо известно, о чём я, так что не вижу смысла распинаться. Никто не запрещал тебе ни молока, ни соков с компотами, ни воду, ни лимонады. Однако впредь и не думай притрагиваться к алкоголю. Договорились?

– Но коктейли…

– Только молочные.

Подросток надул губы и заявил, что тогда он вообще отказывается от приёма пищи, ибо «закусь без выпивки – время на ветер». Лиля пожала плечами и заказала бутылку шампанского, аргументировав своё решение необходимостью отпраздновать воссоединение братьев. Саша мгновенно потребовал вычеркнуть её и попросил, к всеобщему неудовольствию, три стакана газированной воды.

– Будете возражать дальше? – спокойно поинтересовался парень, не без интереса провожая взглядом удаляющуюся официантку.

– Чую, если продолжим, и газы отменишь.

– Да в этом случае я своих напускаю, – проворчала девушка, откидываясь на спинку со скрещенными руками.

– Я б на это посмотрел! А лучше – заснял.

– Да пожалуйста. Вторая серия только подкачает. В ней режиссёра первой картины под бутиратом и касторкой на катафалке с моста сбросят.

Едва уже сытые молодые люди покинули ресторан, к клубу подъехал внедорожник Максима Алексеевича. В ответ на вопросительный взгляд Лили Саша сказал, что не сообщал её дяде о намерении отправиться в ресторан. Девушка убедила его не звонить раньше времени и не отвечать на звонки и теперь с нескрываемым удовольствием стала наблюдать за тем, как ведёт себя её родственник.

Позвонивший через несколько минут и не дождавшийся ответа, Максим Алексеевич написал сообщение, кратко извещавшее: «Я в клубе». Ещё немного погодя он вдруг проявил любопытство: «Вы где?» Следом было получено несколько неожиданное: «А, нашёл», – после которого прибыло новое: «Вы что, пьёте?! Если сию же минуту не отнимешь у неё вискарь, будь уверен – кое-кому дома придётся несладко». Последним было: «А, спи спокойно. Это, оказывается, не вы… Но, может, всё-таки проснёшься и снимешь трубку?!»

Вслед за сообщением почти сразу последовал звонок, не ответить на который Саша счёл подлостью. Подлость, однако, свершилась: Лиля быстро выхватила у него телефон и, отбежав на пару метров, протестующе замотала головой.

– Он же не нарочно задержался, – оправдывал её дядю юноша. – Может, он переживает сейчас, а ты так себя ведёшь. Разве это честно по отношению к нему? Что плохого он тебе сделал?

Упрекающие речи парня не пропали даром. Его ученица задумчиво поглядела на мобильный и, шумно вздохнув, вернула его владельцу. Тот с улыбкой кивнул и совершил, пожалуй, глупейшую ошибку: поднёс телефон к уху.

– Куда вы вдвоём подевались?! – прокричал Максим Алексеевич, стремясь услышать собственный голос сквозь громоподобную дешёвую синтезаторную музыку. Очевидно, он искал молодых людей в общей зоне.

На секунду оглохнув и в один миг пожалев о том, что не догадался держать мобильный хотя бы на расстоянии вытянутой руки, Саша сообщил, что они «с Линой и братом решили подождать его за обедом в ресторане».

– Ох, и устрою я вам… Раньше не могли сказать? – донёсся из трубки рассерженный голос. – Я вас уже час здесь ищу!

Юноша изумлённо взглянул на время и опустил телефон в карман куртки. Его мысли озвучила в довольно грубой форме ученица.

– Ведь всего минут десять от силы, – присовокупила она, встретившись с рассерженным взглядом парня.

– Это не повод выражаться. Следи за речью.

– С какой стати? Мы уже выяснили: заставить меня ты не можешь.

Задумавшись на секунду, он пристально оглядел ученицу. В мыслях его заворошились варианты ответов. Отыскав среди них нужный, Саша просиял на мгновение и, крепко и почти больно схватив девушку за талию, вкрадчиво поинтересовался:

– Ты же знаешь, как погибли твои родители?

На сей раз расчёт оказался верным. Застигнутая врасплох такой выходкой, Лиля настороженно пробормотала:

– В аварию все попали, вроде…

– Забавно. Всё-таки солгали, – таинственно прошептал парень. На губах его всё более явно расцветала усмешка. – Это существенно всё упрощает. Значит так. Насколько я полагаю, к тебе лучше обращаться в деловом тоне. Другого ты пока не поймёшь… Мы прибегнем к сделке. Я обещаю рассказать истинную причину смерти твоих родителей, но лишь при условии, что ты больше никогда не позволишь себе ругаться и вообще грубо выражаться. Залогом твоё честное слово, большего не требую. Идёт?

– Ты от меня обета молчания требуешь?

– Ни в коем случае. Всего лишь побуждаю к красноречию, учитывая твои личные интересы.

Было бы глупостью не признать, что юноша попал в точку. Его ученица действительно лучше понимала язык справедливых переговоров. И, откровенно говоря, только его условия и соблюдала неукоснительно. Зная это и втайне лелея в себе исполнительность, она всегда сторговывалась до самых выгодных для себя вариантов.

– Я оставлю за собой право материться, когда это покажется мне необходимым.

– Пусть так. Но необходимость эта не должна превышать одного раза в неделю. Максимум, совсем редко, – двух.

Подумав, девушка коротко, но решительно кивнула.

– Просто изумительно. Тогда мы несколько повременим с социологией… Её можно заменить другой наукой, очень близкой. Психологией. Что-то мне подсказывает, она и по смысловой нагрузке окажется тебе ближе.

Лиля вздрогнула и, отстранившись, с прищуром посмотрела на учителя, стараясь понять, что было у него на уме и какое отношение к смерти её родителей имеет психология как наука. Саша разжал руки и нарочито медленно отошёл к брату, на чьём лице легко читалось замешательство.

– Так вы встречаетесь или нет?

– Нет.

– Так ведь ты…

– По-другому её абсолютным вниманием завладеть гораздо труднее, а времени в обрез. Не смотри так: я не намерен допускать подобного впредь, – заверил юноша, кладя руку на Серёжино плечо.

– Ой, да не зарекайся. А если тебе снова вдруг понадобится это её «абсолютное внимание»? – съязвил в ответ тот, с некоторой долей любопытства глядя на стремительно приближающегося к ним мужчину. Он не узнавал его, но был уверен, что этот готовый порвать его брата на лоскуты человек – не кто иной, как Максим Алексеевич, о котором рассказывали за столом Лиля с Сашей.

Остановившись перед компанией, мужчина окинул осуждающим взглядом племянницу и друга и, глубоко вдохнув и выдохнув, неожиданно для всех улыбнулся. Накалённый воздух, казавшийся Серёже практически осязаемым, охладился в долю секунды. Он не успел даже поздороваться, как Максим Алексеевич снял шляпу и добродушно рассмеялся.

– Одному я безмерно рад: вы сыты и не передрались. Не как те… Впрочем, Бог с ними. Сергей, сердечно рад новой встрече! Вижу, твоя тётушка не зря изливала свои восторги при каждом удобном случае. Я тебя, признаться, не сразу узнал. Ты так вырос, возмужал!

– За десяток лет не повзрослеть довольно трудно, – скованно заметил паренёк. Он вдруг понял, что и добавить-то ему больше нечего. Как выглядел раньше сам Максим Алексеевич он не помнил. Спрашивать его о тёте Марго, появлявшейся в доме родителей разве что на рождественские каникулы, или о том, как он жил после похорон жены, было, на его взгляд, нелепо, а иных вопросов у него не возникало.

– Кстати, Серый теперь с нами будет хавчик делить, – оживилась Лиля, обхватив его плечи. – А то он здесь крупно накосячил и нормальное житьё не заслужил.

– Из твоих уст это звучит, как приговор…

– Сталбыть, мысль донесена верно.

– Ну-с, с твоего позволения, утешу себя надеждой, что данные слова всё же не имеют ничего общего с практическими намерениями сделать чью-либо жизнь невыносимой. В остальном же поступайте, как пожелаете, места всем хватит, – пожал плечами Максим Алексеевич и, вздохнув, кивнул в сторону ресторана: – Вы же все поели? Воротимся домой. Насколько я понимаю, здесь нам делать более нечего, а я устал, как вол, и хотел бы вздремнуть по приезде.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/noemi-koul/videnie/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения