Читать онлайн книгу "Хроники последней войны"
Хроники последней войны
Николай Витальевич Канев
Переживая кризис в личной жизни, молодой бортмеханик гражданской авиации отправлен в командировку на Кавказ, где попадает в водоворот событий и непредвиденных жизненных ситуаций. В одночасье меняется мировоззрение, происходит переоценка ценностей и, казалось бы, обыденные вещи, становятся важными в его судьбе.Эта повесть о простых и честных людях, защитниках, выполняющих свой долг перед Отчизной и о земной любви, которая помогает покорять небо.
Хроники последней войны
Николай Витальевич Канев
Для лучшего восприятия автор не упоминает фактическую информацию о действиях экипажа воздушного судна. Если писать о всей работе, предусмотренной должностными инструкциями, доклады о подготовке действия во время полета, получится объемно, обыденно и нудно.
Любящим нас женщинам посвящается.
Книга создана при поддержке творческих и сильных духом женщин:
Елена Барканова
Антонина Рванцова
Галина Рехлицкая
© Николай Витальевич Канев, 2022
ISBN 978-5-0055-5275-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Сигнал. Из динамика донесся хриплый, усталый голос диспетчера. Объявили конец посадки. Взявшись за поручень, еще раз оглянулся, поискал ее глазами, но в разношерстной толпе провожающих ничего не разглядеть, а позади напирали, торопили:
– Давай, летун, двигай телом. ? Рослый омоновец дыхнул свежаком выпитого, протиснулся вперед, исчез в чреве вагона. Следом лез еще десяток, а сзади, из толпы, поднимая вверх сжатый кулак, кричал раскрасневшийся круглолицый здоровяк:
– Доброго пути, братцы! Вас ждут дома!
Его голос перекрывал выкрики имен и пожелания скромных, державшихся достойно женщин.
– Юра! ? резануло слух. ? Юрочка!
Рывком слетел с подножки на перрон, пробился, поймал маленькое, хрупкое, белокурое создание, прижал к себе:
– Зоя, Зоенька, зайка моя!
– Граждане, поезд отправляется. Провожающие, покиньте вагон. ? Проводница в лихо сбитом набок форменном беретике, с выбившимися из-под него рыжими кудряшками, подала голос.
– Все, все, опоздаешь. ? А сама не отпускает, прижимается, целует. Эх, Зоя!
– Поехал! ? Оторвал, будто часть сердца оставил, побежал за двинувшимся поездом, прыгнул на подножку, втиснулся, а Зоя рванулась следом, нырнула в толпу, потерялась в мешанине пальто и курток, выскочила, но поезд уже разгоняется, уходит, громыхает на стыках. Потеряв ее из виду, слышу смешливый голос проводницы:
– Разве летчики поездами ездят? Никак, высоты боимся?
– Постоянно, ? ляпнул первое, что пришло в голову, и вошел внутрь. Омоновцы расположились табором, завалили стол закусками, нагромоздили водки и пива, наливали в стаканы, лихо опрокидывали: за отъезд, за Бог с нами и шиш с ними.
Толкавший на перроне снял спортивную шапочку. Обнажил короткий ежик русых волос, сбросил пятнистый бушлат и махнул призывно:
– Давай, летун, приземляйся к нам. Выпить и съесть веселее вместе!
Худощавый, в черном свитере с глухим высоким воротом, сидевший рядом с зазывалой, нехотя подвинулся, освободив место. Бросив на третью полку дерматиновую сумку, повидавшую всякое, воспользовался приглашением, сел, получил налитый до половины, теплый от рук стакан, стартовал тостом:
– За удачу!
Опрокинул в рот, проглотил жгучую жидкость, закусил ветчиной и, отдышавшись, назвался:
– Юра Соломин, еду в часть.
– Санька Белогорский, ? представился парень в глухом свитере.
– Толик, ? не заставил ждать здоровяк. ? А парни зовут Гора. Ты тоже туда?
– Да, командировка.
– Значит, свидимся еще, ? заключил седой майор с кривым шрамом на левой щеке. Он сидел напротив, чуть ближе к окну. ? Мы тебя, может, не увидим, ? ткнул пальцем в потолок, ухмыльнулся, ? но ты нас обязательно различишь, Сокол! Дадим гари!
Беседа закрутилась вокруг одного: срок командировки в паршивое время года, где днем все тает, ночью прихватывает, а по морозцу ? «ему» сто километров не крюк, жди «подарков» откуда угодно.
После второго стакана поблагодарил от души, полез на вторую полку ? головой к окну. Хотелось побыть одному, остаться с самим собой и поразмыслить над будущим. Однако мысли норовили нырнуть в прошлое и резвились там, как дельфины в океане.
Отправляли вместе с Гуськовым, но у него заболели жена и ребенок. В общем, по всем статьям выходило ? никак нельзя ему ехать, и даже от дома отходить чревато. Одно осталось ? спирт глушить да клясть судьбу непечатными словами, а Юрке, стало быть, одному ехать.
Осталась жена Лена. Третий год жизни с ней похож на чемодан ? нести тяжело и бросить жалко, хотя через день заявляет: «Только не надо меня жалеть, понял?». Еще ? Зойка, маленький зайчонок ? едва достает макушкой мой подбородок, и годков мало ? двадцать один. Вот такая петля на шее ? двойная.
Омоновцы говорят громче, спорят. Толик рокочет, сбивает с мысли:
– …Ну а как, как иначе? Шато-Ведино помнишь? Что мы там увидели, не забыл? Окружили, предупредили, дали им коридор какой-то, а после налетели, разбомбили, причесали, зачистили!
– Что же ты, власти не веришь? ? Шрам на лице майора побагровел, на висках капельки пота. ? Так надо было! Тебе не пристало в политику нос совать и проявлять амбиции по пьяной лавочке. Одно скажу: есть приказ, он выполняется, а не обсуждается.
– Всё ясно. ? Толик потух, налил в стаканы, стукнул по верхней полке. ? Пикируй, сокол, заправимся.
– Спасибо, не буду. Язва у меня, ? соврал зачем-то, может, беспокоить перестанут.
В окно виден город, какие-то ангары, разбег рельсов, мост через пути, а по нему идут две женщины ? грузные, важные, с сумками в руках. Не остановились, проскочили закрытый стоящим поездом перрон, двухэтажное здание вокзала; мелькнули часы на фасаде ? пять! Три часа едем! Не заметил, как пролетело время.
Вспомнился дед. Бравый, стоит на фото ? в галифе широченных, при орденах и портупее. Бабушка, царство ей небесное, смотрела и говорила уважительно:
– У него и наган был, на боку висел. Ось тут, ? и показывала морщинистой, высохшей от старости и нелегкого труда рукой туда, где висело оружие. К чему это приходит из памяти?
Проводница принесла чай. Отодвинули закуски, приняли с подноса, усаживают ее за стол, но отказалась ? ушла. Слез, накинул свой темно-синий бушлат и побрел следом. Она наклоняется в тесном тамбуре, ворошит печь, оглядывается:
– Нельзя в этом тамбуре курить, служивый.
– Там народу много, не продохнуть. ? Виновато улыбаясь, прикуриваю сигарету, жадно затягиваюсь. ? Давно топите?
– Вторую смену. По ночам совсем холодно стало. ? Придерживая рукой поясницу, разогнулась и спросила: ? Тоже туда?
Кивнул вместо ответа. Вздохнула, помялась, прислушалась к гулу пламени. Сколько ей? Русская баба, каких много. Круглое лицо, едва тронутые помадой губы, рыжие кудряшки, золотые серьги-капельки в ушах. Сорок? Больше?
– Чаю хочешь?
– Можно?
– Докуришь, заходи. Посидим, вместе поскучаем. ? Улыбнулась просто, бескорыстно, будто в сотый раз еду. Вышла.
Прислонился, посмотрел в мутное стекло. Переезд, шлагбаум, за ним ? «КамАЗ» со спойлером на крыше кабины. Мелькнуло, и выступил лес, а сразу за насыпью ? столбы с бесконечной скачкой проводов ? вверх-вниз, вверх-вниз. Столбик километровый, цифры не успел приметить ? темнеет.
Ленка сейчас сидит за столом, пьет кофе и стучит на клавиатуре ? «рожает квартальный отчет», а Зойка, наверное, поехала к матери ? на подмогу. Она до четырех работает в налоговой, а после едет в пригород. От платформы до домика матери ? километр. Вдвоем незаметно проходили, а как одна добирается, жалуется ? «вечность топала!».
Сигарета догорела. Постучал для приличия, вошел, сел барином. Она назвалась Юлей, но имя во внешность никак не вписывалось, как бы проводница отдельно, имя отдельно ? так и живут.
– Юра и Юля, созвучные имена у нас, ? ставя на стол тарелочку печенья и вазочку с кусковым сахаром, подметила радушная хозяйка.
– Точно, ? кивнул я, ? только имя вам не походит. Я бы назвал Мариной или Ириной, ближе к телу будет.
– К телу? ? Засмеялась громко, без страха взглянула в глаза. ? Ну-ну, скажешь тоже. Сколько тебе лет, герой?
– Двадцать три ударило, никак не оклемаюсь.
– Женат, небось? ? Открытое любопытство во взгляде. ? Не ври, ага?
– Есть жена, и есть не жена. Обеих люблю и не найду золотой середины. ? Собственная откровенность проявилась краской на ушах и щеках. Почувствовав, что покраснел, увернулся: ? Чай у вас хороший, насквозь прогревает.
– Дрянь не держим. ? Зарделась от похвалы, отхлебнула из стакана. ? Первый раз туда?
– Да. С товарищем отправляли, да причин у него нашлось выше крыши. Один расхлебывать буду. ? На глаза попалась книжка ? хорошая возможность сменить наболевшую тему. ? Что читаете?
– Забыл кто-то, прибрала. ? Она оглянулась. ? Достоевский, старое издание, времен СССР.
– Сейчас классику не ценят. Модно про слепых, стреляющих без промаха, и одноногих, прыгающих дальше всех. Современному Раскольникову нужно две дюжины старух-процентщиц зарубить, сварить и съесть. Тогда, глядишь, объявят маньяком-людоедом и напишут душераздирающую историю, где обязательно упомянут, как в детстве его уронила пьяная мама ? головой на кафельный пол общей бани.
Она так смеялась, будто на выступление Михаила Задорнова пришла или постановление Думы заслушала в сто пятом чтении.
После двух стаканов горячего чая сослался на желание вздремнуть и, несмотря на приглашение перейти к более крепким напиткам, ушел в свой плацкарт. Омоновцы спали, только краснощекий Толик-Гора, подперев гигантским кулаком подбородок, смотрел в окно и, покачиваясь, бубнил: «Россия-матушка… кормилица наша… простор души русской».
Щелкнув, включилось радио. Мелодия проникает в глубь сознания и вызывает прилив грусти. Хорошая, сильная песня Любы Успенской:
…Это увлекательный был аттракцион,
Так еще никто не шутил, как я и он:
Он меня шутя посадил в пустой вагон,
Я шутя уехала в поезденочью…
– Слушай, Юрман. ? Омоновца что-то гнетет. Он ищет собеседника, пытаясь отвлечься от пьяных дум. ? Ты правда летчик?
– Бортмеханик.
– С истребителя?
– На вертолетах работаю. ? Раздражение нарастает, а Успенскую сменил Валерий Леонтьев.
– Я слышал, есть такой самолет ? крылья могут прямо стоять, а могут, ? он икнул, ? криво. Ну, как бы назад. Есть или треп?
– Да. Миг-23. Изменяемая геометрия крыла.
– Почему Чечню не разбомбят в дым? Взяли сотню самолетов, шарахнули и сровняли все с землей.
– А мирное население куда? ? Это становится интересным. Я привстаю на локоть и заглядываю вниз.
– Это блеф. Днем они в грядках копаются, а ночью в засадах сидят.
– Спят когда? ? Пытаюсь свести на шутку.
– Когда «коридоры» дают! Бардак! ? Толик обреченно махнул рукой. ? Не могу понять, какого лешего с ними цацкаются? От этого и нервничаю. Плохо, когда что-то непонятно и объяснений нет. Не слушай меня. Это водка говорит, а не я.
Вот и побеседовали. Я перевернулся на правый бок и закрыл глаза. Вспомнил Крайний Север, укрытую глубоким белым одеялом тундру, пушистых лаек, оленеводов в длинных малицах. «Спирта привез ? горностай, песец увез, а?» Причем слово «песец» произносится как созвучная матерная брань. Поневоле улыбаешься (замерзшие губы выдают оскал), а собеседник хмур, держится с достоинством. Олени в упряжке выбрасывают из ноздрей клубы пара, перебирают копытцами, бьют снег, роют мох-ягель и поочередно ныряют в сугроб с головой, достают замерзшую пищу. Нарты обложены шкурами. На них лежит длинная прямая палка-хорей ? торопить к окутанному налетом снежной пыли вертолету.
Поезд остановился. По проходу ? движение. Прошла женщина с двумя огромными полипропиленовыми баулами. Следом ? торгашка. Удивительное дело, предлагают мороженое в холодное время года, и люди берут с удовольствием. Наверное, из таких вот мелочей складывается большое чувство ? любовь к Родине. За индивидуальность и непостижимый чужим умом русский дух.
– Ребята, водочка! ? Дед в сбитой на затылок шапке и черном потертом плаще предлагает ходовой товар. ? Хорошая, с акцизом! Наша!
В соседнем плацкарте он находит клиента, бормочет рекламу, а позади женщина с ребенком лет пяти ? укутанным, как мультяшный мишка Гамми.
– Посторонись, а?
– Ой, извините, ради бога! Проходите, проходите. ? Дедок сует в карман мятую купюру, пропускает, продолжает движение, приговаривает: ? Водочка, наша!
За окнами поплыли фонари. Движение улеглось, погасли основные лампы, и вагон погрузился в полумрак. Толик спит, уронив голову на руки. Незаметно под монотонный стук колес засыпаю и я.
* * *
? Сколько налетали, я не расслышал? ? Командир полка, полковник Денисов прищуривается от попавшего в глаза табачного дыма, глубоко затягивается.
– Там все написано, товарищ полковник. ? Сую ему бумаги, обламываю этот совершенно ненужный, никчемный допрос. Заметны его высокомерие и мнительность.
– Ха! ? Улыбается нехорошо, показывает ровные вставные зубы. ? Написать можно что угодно. Я просил пи-ло-тов! Хороших летчиков с опытом работы в горячих точках либо, ? он делает ударение, ? в суровых климатических условиях, а мне прислали какого-то механика. Где вы успели поработать в такие годы, если не тайна?
– В Ненецком автономном округе Архангельской области. Тундра.
– Ладно, решим. ? Вздохнув, милостиво отпускает и просит подождать в коридоре. Бумаги остаются нетронутыми на просторной поверхности полированного стола.
Через две минуты в кабинет проследовал невысокий коренастый подполковник, зацепив взглядом, оценил. Я козырнул. Он отмахнул в ответ, будто не честь отдает, а дает добро на запуск двигателя. Получив инструкции, вышел, увлек за собой:
– Во вторую эскадрилью пойдешь, экипаж Сухонина. У него бортач в отпуск едет, последний день работает. Полетаешь три-четыре недели, а после ? определимся. Как звать-то?
– Юрий!
– Алексей Иванович. Ты не переживай, ребята у нас хорошие, дружные. Машины не новые, но летать можно. Бывает и хуже, грех плакаться.
Создалось впечатление, что он успокаивает больше себя, чем новичка, но я понимающе кивал и соглашался ? бывает и хуже.
Миновали пост. На КПП подполковника знали в лицо, отдали честь. Толстогубый прыщавый прапорщик проводил меня долгим взглядом. Казалось, сверлил глазами спину.
Два вагончика состыкованы торцами. Вдалеке видна полосатая бело-красная вышка СДП, разметка ? флажками обозначены посадочные квадраты вертолетов. Зачехленные, они напоминают больших уснувших животных.
Последний, третий, вагончик развернут поперек и центром упирается в торец второго: Т-образно. Входим. Вскакивают трое.
– Техник РЭО, лейтенант Бражич, ? представляет Алексей Иванович первого, стоящего ближе всех, парня в черном «техническом» бушлате. В это время находившийся дальше всех человек делает полшага, тянется к черно-белому телевизору, убавляет звук.
Обстановка спартанская: стол с ящичком «громкой» связи, рация, захватанный телефон, три жестких стула вокруг стола, два топчана, обтянутых коричневым кое-где порванным дерматином, стоят у стены под окном. В углу, на тумбочке светлого дерева ? телевизор с обмотанным синей изоляцией рычажком переключения программ. Все это охватывается беглым взглядом. Иваныч еще не закончил, хвалит Бражича:
– …парень способный, радиоэлектронное оборудование знает и любой хлам чинит. Одна беда, ? вздыхает и щелкает себя по шее, ? ЛЕВ, что в переводе с военного ? любитель выпить. Ух!
Все улыбаются, а окрыленный своей речью подполковник продолжает:
– Так-с, а это наш достопочтенный Михалыч, он по безопасности полетов инженерит.
Мужчина приветливо кивает, застегивает пуговицы пятнистого бушлата. Лицо у него смуглое, как шайба, а глаза узкие ? цепкий взгляд. Не казах ли? Может, уйгур?
– Ну а это Димка Буцко, технарь, ? отмахивает в сторону третьего, убавившего звук телевизора. ? Парняга молодой, работает недавно. Знакомьтесь, новый бортмеханик в экипаж Степаныча, Юрий э-э-э…
– Соломин, ? вставляю я.
– Вот и славно. Это круглосуточный пост, тут всегда техники и безопасник торчат. Если что-то важное ? идут на задание свои или подсадка ? мы обслуживаем. Теперь ? в экипаж.
В центре вагончика, напротив входной, еще одна дверь. Иваныч нагибается, входит. Я ? следом. В полупустом помещении сидят двое и режутся в нарды. Молодой большеглазый русоволосый игрок растряс в руках зары, кинул на доску, объявил:
– Пять-шесть! Ага, самое то. О! ? замечает вошедших и делает вид, что пытается встать. Второй, сидящий спиной к входу, оборачивается, повторяет маневр с приветствием, но подполковник усаживает жестом, знакомит:
– Это твои, ? показывает на сидящего спиной, ? Валентин Степанович Сухонин ? командир, а этот, ? рука перемещается на кидавшего зары, ? второй пилот, старший лейтенант Городец Андрей Валерьевич. Знакомьтесь ? Юра Соломин, ваш новый бортмеханик, третий богатырь. А где Алфёров?
– Желудком мается, ? ответил Сухонин и показал взглядом вглубь вагончика, где имелась фанерная перегородка. Отодвинув почерневшую от времени дверцу, подполковник обнажил раковину, обтянутый грязной клеенкой стол и топчан, где примостился еще один обитатель.
Воин спал, уронив голову на руку, забросив ноги в массивных берцах на небольшую тумбу, стоявшую в углу за раковиной.
– Ты посмотри, как ему плохо! ? съязвил Алексей Иванович и причмокнул губами от наигранного сожаления. ? Бедняга, даже последнее дежурство отработать не смог, сломался! Какая жалость.
Он развернулся, гневно посмотрел на вскочивших пилотов, выпалил:
– Не можете отпуск с утра не обмыть, да? Ну, Валентин, не ожидал!
– Побойтесь бога, Иваныч, ? таращится Городец, ? ни в одном глазу!
– Сейчас к Мошкинду свожу, там и узнаем, в одном или в двух! Людей возите, не дрова!
– Действительно, товарищ полковник, не пили мы! ? пророкотал Сухонин. ? Он с бодуна пришел, отлеживается. Говорит, отравился чем-то.
– Ладно, смотрите мне! Соломина на его место поселите, покажете все, а этого, ? он показал пальцем на спящего, ? накажу после отпуска! На этом все, работайте!
Хлопнув дверью, подполковник ушел. Я разрядил обстановку:
– Он не брат Ирины Алфёровой?
– Кум, ? хохотнул Городец и бросил беглый взгляд на Степаныча.
– Устал, наверно, а тебя сразу с корабля на бал, ? проявил заботу командир.
– Ерунда, в поезде выспался, вещи дневальному оставил. Как работаете?
– Двенадцать часов через сутки, щадящий график. На каких машинах работал?
– На восьмерке, шестерке, МИ-10К…
– Грузовике? Серьезная штука. У нас МИ-8. ? Он заметил перемену в моем лице, добавил грубо: ? А ты чего думал, на «крокодил» посадят, ракеты будешь швырять? Наше дело не меньше пользы несет: десант, медицина, раненые, продукты, патроны… Время видел какое? Все расквасило, танки застревают, не говоря уж о машинах, а с них, ? Степаныч показал в квадрат мутного стекла, где виднелись громады зачехленных боевых вертолетов, ? только смерть и сеять, аки кару за грехи земные. Ну а собьют, так лучше погибнуть, чем в руки к ним попасть, ? запытают. Говорят, десять штук зелени за сбитого дают.
Он так ораторствовал, что начал махать руками. Полный, черноволосый, кареглазый, выбритый до синевы ? необычайно бойкий. Несмотря на грузную комплекцию, майор Сухонин мгновенно расположил к себе, внушил правоту своих слов и будто подстегнул второго пилота. Молчавший доселе Городец подключился к внушению первоочередной важности транспортной авиации:
– В натуре. Ты попал в самый лучший экипаж! Нам завидуют все! Сказочно повезло тебе, Юрка!
– Да я и не жаловался, что вы! Пропади пропадом, какая разница, на МИ-2 летать или на «Черной акуле», главное ? с кем и ради чего! ? Совсем неожиданно получилась впечатляющая формулировка.
– Хм, ? Сухонин сел, ? нормально.
– Вообще, красиво сказал, ? поддержал Городец и улыбнулся. ? Сработаемся, чую. У врача был?
– Нет.
– Обязательный предполетный медосмотр никто не отменял. Андрей, дай отмашку Михалычу, пусть свозит к Мошкинду.
Городец вышел, появился через минуту, объяснил:
– Сейчас безопасник УАЗик подгонит, съездите в штаб. Первый этаж, первая дверь направо. Не дерзи, понял? Врач у нас мужик строгий.
Пятнистый внедорожник поглощал разбитую дорогу. В салоне тепло и уютно. Прикрепленный к зеркалу заднего вида зеленый дракончик весело подпрыгивал на резинке ? в такт мелодии, льющейся из приемника.
Михалыч курил дешевую «Приму», стряхивая пепел в форточку. У самой створки ворот перед приземистым зданием затормозил:
– Вот и прибыли. Рядом тут, разогнаться не успеешь ? приехал, а пешком по грязюке полчаса оставишь, не меньше…
Конец фразы проглотил проползающий мимо БТР с десантом на броне. Ребята сидели хмурые, закованные в бронежилеты и «разгрузки» с множеством оттопыренных кармашков. Заляпанные грязью колеса роняли лепехи размякшего грунта вперемешку со снегом.
– Боевое охранение, ? пояснил Михалыч, ? иди, подожду.
Вертушка со скрипом пропустила внутрь здания. Быстро сориентировавшись, я подошел к двери и остановился позади группы пилотов, растянувшихся в начале в очередь, а после ? сбившихся в тесный круг. Один из них, невысокий лейтенант, с жаром рассказывал:
– …А Алфёров с Галаниным посадили двух девчат с метео и поперлись в центр, до кабака. Там «дежурка» и стуканула. Бросили на обочине, а ночью с нее аккумулятор, зеркала и подфарники сдернули. Вот вам и охраняемая территория…
Из двери кабинета вышел раскрасневшийся майор, посмотрел на пилотов, громко спросил:
– Все? Нет? Тогда ждем в автобусе остальных. Кто не знает, сообщаю: автобус автороты временно заменяет дежурную машину. Слышал, Туров, ? он посмотрел на рассказчика, ? не говори потом, что не знал.
Очередь, образовавшаяся после ухода майора и нескольких пилотов, шла быстро. Не прошло и четверти часа, как я постучал, вошел и представился.
Мошкинд. Что интересно, сразу вспоминаются Ильф и Петров, их герой Кукушкинд. Однако эти персонажи похожи лишь концовкой фамилии, не более. Сухой поджарый мужчина в роговых очках, с глубокой залысиной и большими бледно-голубыми, будто выцветшими с возрастом глазами. Ему слепо можно дать пятьдесят лет, а то и больше. Сквозь тонкий халат, наброшенный на китель, явно проступают погоны с майорскими звездами.
– Значит так. Молодой человек, галлюциногенов не жрать, водку глушить с умом и наркотой мне не баловаться, сечешь? Я закалки старой и летному составу не даю, иначе залетают высоко и ног под собой не чуют. Медосмотр ? обязательная процедура каждый полетный день. Запомнили? ? Во взгляде заготовленный упрек, будто вместо завтрака я закинул в желудок котелок галлюциногенов и явился показаться ? «каков».
Киваю. Он измеряет давление, долго слушает сердце и милостиво отпускает из кабинета, не забыв напомнить: «Дверью не хлопать!»
В коридоре штаба тишину нарушает глухой стук печатной машинки. Других признаков жизни нет. Мои гулкие шаги глушат этот стук, а хлопнувшая дверь перечеркивает прошлую, гражданскую жизнь.
Михалыч рвет с места. Завывая двигателем, с пробуксовкой, мы отъезжаем от штаба и направляемся к вагончикам. На полпути обогнали грязно-зеленый, занавешенный шторками ПАЗ.
– Кто это?
– Пилоты с «крокодилов». Они приезжают отдельно, прямо к вылету. В штабе у них свой зал, для безопасности и возможности мщения. Это так, на всякий случай.
– А мы? ? Несправедливость явная, поэтому вопрос скрывает обиду.
– Вы как такси. Всяк норовит вызвать по делу и без. Начальства развелось всякого… ? Михалыч лезет за сигаретой, прикуривает. ? Ну их! Нашел о чем говорить. Вот дежурную машину угробили ? печаль! Сейчас мотайся туда-сюда.
Он лихо тормознул, вылез, хлопнул дверью, повернулся в сторону расчехленных, готовых к вылету «крокодилов»:
– Видать, серьезное дело, раз пару подымают.
В дверях вагончика появился Городец:
– Михалыч, сейчас на АДП[1 - Авиационный диспетчерский пункт.] поедем, не отходи.
Мы вновь едем, но на этот раз ? всем экипажем. Получили полетное задание – и к вертолету. Я сижу в машине, жду инструктаж командира. Степаныч молчит партизаном и пялится на разбитую дорогу. Изображает тайну или нагоняет солидность?
Остановились рядом с пятнистым вертолетом. Неторопливые Дима Буцко и лейтенант Бражич уже его расчехлили, прогрели, произвели проверку и убирают колодки. Входит Сухонин, затем Городец и я. Надев ларингофоны[2 - Ларингофоны ? наушники в гражданской авиации.], включаю питание и связь, вызываю Андрея:
– Дай позывные.
– Диспетчер ? «Домосед», наш ? «Одинокий», борт – ноль один три семерки пять.
Следует запрос командира:
– Готовность экипажа
– Справа готов, – реагирует Городец.
– Бортмеханик готов. Осмотр проведён, замечаний нет.
Сухонин говорит быстро:
– Направление ветра; режим работы двигателей; температура наружного воздуха; взлётный 3,9—4,6СДК. Начинаем прокрутку. Бортмеханик?
– Левый, правый, – даю периодичность к прокрутке.
– Левый, правый. Приготовиться к прокрутке левого двигателя.
– Справа готов, –отчеканивает Городец.
– Бортмеханик готов.
– Приступаем к прокрутке левого двигателя. Автоматика включена…
Начинается ровное, нарастающее гудение. Командир тем временем озвучивает:
– Обороты двигателя растут, мощность 22 процента, давление масла растёт, давление топлива в норме, –завершает прокрутку, добавляет:
– Автоматика выключена. Время прокрутки 27 секунд. Прокрутка правого.
– Справа готов.
– Бортмеханик готов.
– Прокрутка правого. Автоматика включена…
Всё повторяется. Закончив с прокруткой, приступаем к запуску. Машина набрала обороты. Городец:
– Амплитудный модулятор включен. Проверка автопилота на прохождение сигнала, автопилот реагирует. Условия для коррекции есть.
Командир:
– Ноль один, три семёрки, пять к взлёту готов.
– Триста. Взлёт разрешаю.
Слышу, как командир получает добро на взлёт.
– С богом, ? выдохнул командир. Машина отрывается от черно-белой земли, начинает набор высоты и, наклоняясь вперед, набирает скорость.
– Курс: высота сто восемь и два, ? напоминает Сухонин второму пилоту и дает мне знать, куда назначен рейс. Жду какой-то тревоги либо еще чего, может, возвышенного чувства важности этого полета, но нет, все как обычно, совершенно привычно: легли на курс, набрали приличную высоту и идем выполнять задание.
Видимость ? облачно. Иногда открывается пятнистая земля, кривые ленточки речушек, разбросанные населенные пункты, буро-зеленый, больше коричневый лес, разрезанный ниткой дороги с ползущим колонной автотранспортом.
Постепенно просветы уменьшаются и наконец исчезают совсем. Полет продолжается «под шторкой» ? по показаниям приборов. Отмечаю отклонения и изменения. Прямо передо мной приборная панель ? датчики давления масла, топливной системы, температуры двигателя и ряд вспомогательных ? расходы и сигнальное оборудование.
– Шестьдесят пять, ? ставлю в известность.
– Растем? ? Командир сидит впереди, чуть левее. Вижу, он поворачивает голову ко второму пилоту, спешу объяснить:
– Влажность большая. Облачность…
– Ясно, ясно, ? обрывает он.
Что ж, раз все знаешь, к чему пускаться в объяснения? Остальную часть полета молчу как рыба об лед и поглядываю на белую пелену. Говорят, можно увидеть образы, мечтается хорошо… Пытаюсь ? ничего не получается, а вот одна мыслишка свербит ? «вы-со-ко-ва-то!», если.… Нет, об этом лучше не думать.
Снижаемся. Облака рвутся, уходят вверх. Не прошло и минуты ? под нами чисто. Заходим на посадку, машина снижает высоту. Нас встречает группа ? полтора десятка человек. Чуть в стороне, приткнувшись передними бамперами к корявому кустарнику, стоят три авто: «Урал» и два УАЗа.
Касание. Снимаю ларингофоны, иду открывать. Лопасти вращаются на малых оборотах, но ветер от них ощутимый. Люди бегут, пригибаясь, придерживают фуражки и шапки. Первым полез толстый раскрасневшийся полковник. Следом еще два офицера ? их погоны прикрывают меховые воротники камуфлированных курток.
Полковник что-то кричит выведшему навстречу командиру, а тот, в свою очередь, так же громко, в самое ухо, главному пассажиру. Всему виной открытая дверь. При закрытой можно говорить тише и не драть горло.
В салоне появляются вооруженные до зубов десантники. Хмурые, темные, небритые лица, надвинутые на брови черные шапочки, обрезанные на пальцах перчатки, спаренные изоляцией магазины автоматов. Последний ? со снайперской винтовкой, прицел закрыт брезентовым чехлом.
Расселись. Задраиваю дверь, возвращаюсь на место. Земля отплывает. Буксуя, удаляется «Урал», а следом, будто крадутся ? пятнистые УАЗы.
– Режим?
Голос командира возвращает к приборам, заставляет сосредоточиться на показаниях.
– Норма.
На окраине изрыхленного артиллерией поселка приземляемся вновь. Пассажиров встречают два БТРа. Командир убавляет обороты до минимума. Чего-то ждем. Успеваю осмотреть вертолет снаружи, обиваю налипшие на ботинки комья грязи, возвращаюсь.
Наконец, подъезжает похожий на хлебовозку ГАЗ, и два солдата грузят шесть черных мешков. Это убитые. В одном из «грузов» край лопнул, а может, зацепили и порвали, ? вывалилась грязная скрюченная рука. Солдат быстро заталкивает ее обратно, виновато глядит на меня. Отворачиваюсь.
И снова плывем «под шторкой». Командир говорит: «Безопаснее», я вспоминаю песню Саши Розенбаума, где есть такие строки: «…Но надо добраться, надо собраться… если нарваться, то парни второй раз умрут».
Квадратик с трепещущими красными флажками, закрытая фура, почти родные Бражич и Буцко встречают борт. Вижу, как коровой ползет топливозаправщик МАЗ. Выхлоп из его глушителя стелется по земле как дымка и растворяется не скоро.
Степаныч и Городец уходят, а я остаюсь, жду, когда доползет заправка. Технари дождались разгрузки, ставят колодки, втыкают пробку в почерневшее сопло. Солдат-срочник прыгнул в грязь ? брызнуло из-под ног месиво, хлопнул дверью, спешит ко мне.
– Есть таблица?
– Так точно.
Лезет в карман бушлата, вынимает потрепанный лист. Смотрю запись техника ТСМ, прошу достать баночку и нехотя лезу сливать отстой с нижней точки бочки МАЗа. Керосин вонючий, шибает в нос.
– Давай под завязку.
Паренек разматывает шланг с заправочным пистолетом на конце, включает насос. Я открываю крышки правого и левого навесных баков. Солдат шустро залезает, начинает заправку.
Прошло две-три минуты, зажигается встроенный под стекло знак «бак полон». Он вопросительно смотрит, намеревается спрыгнуть, но я прошу подождать немного ? сейчас топливо стечет в правый бок, закрою крышку, и повторим в левый, иначе скопившийся воздух создает в правом иллюзию полноты, желательно открывать. Судя по лицу паренька, тут этого не делают, да и ни к чему, если летать близко. Другое дело ? раскат голой тундры, безграничность ее простора, необъятность.
Наконец закончили. Заполняю бланк по показанию счетчика МАЗа, ставлю роспись ? оригинал мне, а второй экземпляр ? заправщику. Солдат расписался, сунул листок в карман, прыгнул в машину и чего-то ждет. Не понимаю, делаю рукой знак «свободен».
– Садитесь, подброшу до вагончика.
– Благодарю.
Усаживаюсь поудобнее. В кабине тепло. На панели наклеена целая галерея полуобнаженных девиц ? длинноногих красавиц в полном наборе, от блондинок до рыжих.
– Раньше под ликом святых воевали, иконы несли, а теперь ? бабы голые. Вдохновляют?
– Когда это было, скажете тоже ? «лики святых».
Он давит на акселератор, высовываясь из машины, смотрит назад. Ему лет девятнадцать, не больше, а ведет себя уверенно, работает умело, без лишней суеты. Такие всегда на своем месте, будут делать, что прикажут, и ждать золотого дембеля. Только вот все меньше и меньше их ? не прячущих голову в кусты, способных отдать во славу Родине 730 дней своей молодости.
Молчим до самого вагончика. Сухо благодарю, спрыгиваю и, сбив с ботинок грязь на сваренной из уголка решетке, вхожу.
Наши сидят в первом помещении, смотрят новости. Присаживаюсь, расстегиваю бушлат, закуриваю сигарету, пытаюсь вникнуть в поток информации.
Оказывается, завершили окружение большой группы боевиков и бомбят без жалости и сострадания. Показывают эпопею с автобусами и заложниками, группу ОМОН ? разоруженную на блокпосту, барражирующие вертолеты.
– Наша пара, ? восхищается Михалыч. ? Лупят как, глянь! Так их!
«Крокодилы» действительно лупят. Кометы ракет тянутся белым шлейфом, врезаются в село, выбрасывая в небо груды обломков.
Дзынькает телефон. Сделав недовольную мину, Михалыч снимает:
– Так точно, здесь. Даю. ? Как флаг протягивает Степанычу: ? Тебя.
– Слушаю, Сухонин. ? Лицо командира делается сосредоточенным. Повторяет как заведенный: ? Есть, есть, есть.
Бросил трубку на рычаг, матерно выругался, поднялся с топчана:
– Михалыч, заводи свою колымагу, поедем на АДП.
«Вот и отдохнул, ? подумал я. Затушил окурок в пепельнице и направился к выходу. ? Можно было и не приезжать сюда, у вертолета подождать».
– Степаныч, уточни там, пожрать успеем? ? вмешивается Городец. ? Ей-богу, шеф, желудок к спине липнет. Вдруг голодный обморок случится?
– С тобой случится, не дождешься. ? Сухонин бормочет под нос, усаживается поудобнее и хлопает дверью УАЗа. ? Трогай.
Получив задачу, успеваем зайти в пропахшую жареным луком столовую, похлебать щей, съесть по тарелке макарон с котлетой и выпить по стакану горячего сладкого чая. Андрей справляется быстрее всех, вытирает салфеткой губы, смотрит на часы:
– Еще четыре часа нашей смены. Уложимся?
– Хм. ? Степаныч недобро ухмыльнулся. ? Спустись с неба, пилот! Сменщиков срочно вызвали, готовят вторую машину: ноль один двести семьдесят работать будет.
– Везет! ? воскликнул Городец.
– Какая разница? ? вставляю вопрос.
– Никакой. Нам везет, без работы не сидим. ? Он встает из-за стола, сгружает посуду на поднос, уносит к встроенному в стену окну, оставляет и заныривает по пояс внутрь. Я повторяю, скидываю.
– Оставь, ? улыбается Сухонин, ? он за посудомойщицей ухлестывает, поэтому и носит. Джентльменский повод, понял? Учись.
Мы со Степанычем закончили прием пищи, покинули просторный зал столовой и, ввалившись в машину, закурили.
– Несправедливо, ? дожевывая бутерброд, бурчит безопасник. ? Как пилотов кормят, ума не приложу? Лук не перевариваю, разносолов не дождешься, а придет бедный инженер, сунут рисовую кашу да уху из кильки естественного мора, с луком, чтоб не воняло падалью. Лучше бутерброд съесть ? сытнее.
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67243343) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Авиационный диспетчерский пункт.
2
Ларингофоны ? наушники в гражданской авиации.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения