Читать онлайн книгу "Связной"

Связной
Борис Штейман


Ненависть и вражда царят среди обитателей одного дома в небольшом курортном местечке. Чтобы распутать этот клубок, надо вернуться в то далекое военное время, когда они состояли в группе сопротивления. Для этого и нужен "человек со стороны", связной. На старом велосипеде он едет в полное опасностей прошлое, откуда может и не вернуться. Непредсказуемый сюжет с неожиданной развязкой не даст заскучать читателю. Мягкая ирония и юмор придают повествованию особую тональность.





Борис Штейман

Связной





Прошлое и настоящее Виталия Петровича


Виталий Петрович был на кого-то похож. Раньше, в детстве, он был похож только на самого себя. Маленький, все в детстве невелики, худенький бегает, шныряет по длинному коридору небольшой коммунальной квартиры. Собственно, и коммунальной-то в полном смысле слова ее назвать было нельзя. Кроме семьи Виталия Петровича еще одни соседи. Любит он забираться на огромную плетеную корзину, коричневую, со всяким барахлом и замком спереди, стоящую в коридоре. Усядется на крышку поудобнее и готовится уйти в большое плавание вместе с соседским мальчиком, штурманом. Отец штурмана работает в органах государственной безопасности. И тоже любит выходить в коридор, хочет поговорить, потому что на отдыхе и успел уже изрядно принять. В плавание на корзине идти не хочет, хотя выходит в тельняшке и в самый раз бы в открытое море, а начинает цепляться. Так, добродушно. А Виталий Петрович смотрит на него с любопытством сквозь свои маленькие круглые очочки. В детстве он носил очки. Года в три после гриппа возникло осложнение. А потом зрение выправилось. Но не поэтому он был ни на кого не похож. А может, и похож, но его ни за кого другого не принимали. Только за самого себя… Мама тогда выскакивала и утаскивала Виталика обратно, на свою половину, чтоб не вязался секретный работник с разными дурацкими каверзными вопросами, что значит «хэлло» или, скажем, «гуд-бай»? Виталий Петрович все это, естественно, знал, но говорил, что по-английски не понимает. Сосед, конечно, обижался. Хотелось культурно общаться, а его, можно сказать, игнорировали.

Немало воспоминаний связано у Виталия Петровича с коридором да и со многим другим. Только кому они нужны, кроме него самого. И что все это должно сгинуть вместе с ним, его удивляло с ранних лет. Это, в общем-то, было не совсем нормально. В таком возрасте думать о бренности жизни. Но во всем остальном Виталий Петрович вел себя как все. И ничем не выделялся. Правда, в школе его всегда почему-то выбирали на общественные ответственные должности. У сверстниц большой симпатией он не пользовался. И его даже иногда не приглашали на вечеринки. Он огорчался, конечно, но не очень, потому что был очень высокого о себе мнения. Лицо у него было несимметричное, зубы неровные, нос, хоть и прямой, кончался утолщением. Но в целом личико было приятное. С возрастом в движениях появились волчья вкрадчивость и сила. Как-то на работе одна юная девица заявила ему:

– Вы, Виталий Петрович, иногда такой обаятельный, такой, что просто дальше некуда! А иногда – совершенно наоборот!

Он ответил тогда снисходительно молодому специалисту:

– Что делать, деточка! Я человек настроения! Надоедает быть посередине, вот и кидаешься в крайности.

Именно в зрелые годы и стали его часто принимать за каких-то совершенно других людей, о которых он и понятия не имел. На улице и в других общественных местах к нему подходили, заговаривали. Хотя внешность его была весьма и весьма нестандартная. И уж, конечно, не могла кого-либо напоминать.

– Люди хотят дружить, – объяснял он это свое странное свойство. – И свое подсознательное влечение материализуют в таких, на первый взгляд, довольно странных поступках.

– И дружить они хотят именно с тобой! – язвила в ответ жена Виталия Петровича Евгения.

Ее вначале забавляло, а потом стало раздражать это свойство мужа.

– Тебе надо перечитать Фрейда! – назидательно поучал ее Виталий Петрович.

Была у него слабость, любил поучать. Понимал, что людям это не нравится, но удержаться не мог.

– Это тебе надо перечитать Фрейда! – обычно отвечала Евгения. Она была остра на язык. И любила Виталия Петровича.

В семье сотрудника государственной безопасности некоторое время жила домработница. Молодая девушка из деревни. Тогда это практиковалось. Домашние работницы, няни. Крадется Виталий Петрович к соседям по коридору. Замирает перед дверью, гулко колотится сердце младого Дон Жуана. Медленно поворачивается дверная ручка. Блестят лукавые глаза крепостной девицы. Тихо дремлет соседский мальчонка-штурман. Ласково щелкает девушка по носу Виталия Петровича. И вот уже они возятся шутливо, а руки Виталия Петровича охватывают как бы ненароком крепкие упругие груди… Отскакивают друг от друга разгоряченные. Мал еще он для более серьезных игр. Горят щеки, дрожат колени. А девушка открывает створку платяного шкафа и манит пальцем юного ухажера. Только чтобы тихо! Приподнимает стопку белья, а он уже догадывается, что там пистолет… черный, опасный, уютно устроился на белой простынке. Достает девушка предмет, держит неловко, протягивает Виталию Петровичу. Тот быстро выхватывает, удобно застревает пистолет в руке. И Виталий Петрович уже не какой-то там мальчонка в очках, а настоящий мужчина, герой. Застывает время. Нереально все вокруг, призрачно, покачиваются в воздухе предметы.

– Не, не заряжен, – приходит первой в себя девушка, смеется тихо.

Как жаль, что не заряжен. Не хочется расставаться с великолепной, такой мужской игрушкой. Вырывает неожиданно девушка пистолет и укладывает его точно, как лежал, в ямку-оттиск. Оправляет белое постельное белье.

У Виталия Петровича рано открылись способности к рисованию. Однажды уже в школе он довольно удачно изобразил утку. Перышки, голова, глаз, ну просто как живая! Правда, если как следует приглядеться, то и не совсем вроде бы утка. Скорее какая-то диковинная доисторическая птичка. Очень она тогда понравилась учительнице рисования, тайно сочувствовавшей авангарду и выделявшей Виталика. Особенно хорошо у него выходили натюрморты с красной рыбой. Тут, видимо, сказывались его гастрономические пристрастия.

В классе пятом многие увлеклись рисованием. Но ненадолго. Вскоре одни занялись авиамоделизмом, другие – математикой. «На алгебраических преобразованиях можно неплохо заработать», – говаривал один его школьный приятель, ставший впоследствии профессором математики.

Но еще большие склонности были у Виталия Петровича к наблюдению. Зевакой он был просто уникальным. Если где-то что-нибудь случалось, пусть и весьма незначительное, там непременно оказывался и он. Часами мог стоять, приоткрыв рот и уставившись во все глаза. О крупных происшествиях и говорить не приходится. Притягивали они его неимоверно. Бывало, сбегутся на такое событие зеваки со всего района. Стоят, глазеют… Народ постепенно расходится, остаются только профессиональные наблюдатели. Уж и смотреть больше не на что, так они смотрят друг на друга. Даже нарушалось из-за них нормальное движение людей. Многие деловые товарищи их за это иногда обзывали или же специально толкали. Конечно, такое случалось редко.

В юные годы Виталия Петровича можно было иногда застать сидящим на лавке с бабками около подъезда. Слегка прикрыв глаза, с сонным глуповатым выражением лица он внимательно слушал чужие разговоры. Некоторое время Виталий Петрович посещал художественную студию и уже начал потихоньку приступать к живой природе. Но вскоре родители забрали его оттуда и отвели в математический кружок. Там он сначала скучал, что-то рисовал, но потом привык, пристрастился к решению планиметрических задач и был не из последних. Конечно, рисование – вещь хорошая, но несерьезная. А в жизни надо иметь профессию. Рисовать можно и в свободное время. Так впоследствии и получилось. Родители по своему обыкновению чего-то недопонимали, но желали своему любимцу только хорошего. Не думали они, что и рисованием можно неплохо жить. Но время было тогда сугубо техническое.

Работал Виталий Петрович в своем почтовом ящике неплохо, добросовестно все выполнял, но иногда срывался и нарушал режим. Поэтому его слегка придерживали. Прибавляли раз в пять лет десяточку, а ведущего инженера все никак не давали. После очередного опоздания и объяснительной он каждый раз думал, что надо бы поменять местечко работы и двинуть в какую-нибудь хлебную контору. Но Виталию Петровичу все время обещали привлекательные командировки в социалистические страны, и он никак не решался уходить. Да и работа была непыльная и нравилась Виталию Петровичу. Он даже сделал одно изобретение, правда, не совсем по профилю. Построило его предприятие новое здание, чудесную очень высокую железобетонную башню, и все туда перебрались из старого тесного. Все бы хорошо, да сильная неурядица вышла с входными дверями. Страшно они хлопали, так как были железными и очень увесистыми. Шум стоял целый день просто невообразимый. Бум-бум, бум-бум! И даже пошли трещины по бетону. Совершенно неожиданно надвинулась катастрофа, причем, как водится, откуда не ждешь. Если бы что с планом, справились бы, не впервой. А тут – дверь! Бросили всех местных умельцев, слесарей и плотников, механиков и сварщиков. Никакого эффекта! Тогда и подал какой-то доброхот идею – объявить конкурс на лучшее техническое решение дверного вопроса, очень трудного и больного. Объявили несколько премий.

Виталий Петрович сначала и знать про все это не хотел. А потом неожиданно увлекся и придумал очень оригинальное решение. Множество грузиков начинали двигаться при закрывании двери и в момент удара умудрялись ее непокорную придерживать. Некоторое время он был героем дня. Получил неплохое денежное вознаграждение, его отметили в приказе и… вскоре забыли. Сам он относился к своему изобретению весьма иронически и говорил направо и налево, что с поганой дверцы хоть денег клок. Ветеранам труда это не нравилось, и они поджимали губы. Хорошо, до начальства не дошло это дерзкое высказывание.

Жизнь Виталия Петровича текла обычным странным потоком. Вскоре после женитьбы молодые вступили в кооператив и переехали из центра на окраину. Молодым всегда хочется жить отдельно. «Чудовищная глупость!» – часто потом говаривал он. Микроскопические схватки с вещами перемежались с поиском своего места в новой квартире. Была спальня, где у него была кровать, составная часть спального гарнитура. Комната, где стоял телевизор и где его смотрели. Кухня, где он сиживал за небольшим столиком под уютной лампой и ел бесчисленное число раз. В старой квартире у него было свое место. Крохотная комнатушка, в ней стол, стул, диванчик да пара полок с книгами.

Потом родилась Олюшка, и у них стала жить теща, нянчиться с малышкой. Женщина милая и добрая, полюбившая его как родного. Стали наезжать родственники жены из деревни. Тоже добрые симпатичные люди. И они относились очень тепло к Виталию Петровичу. Он подолгу вел с ними разговоры о здоровье, жизни и хозяйстве. У него иногда чесались руки написать большое эпическое полотно. Он даже придумал ему название – «Среди родственников жены». Виталий Петрович представлял себя сидящим в старинном черном кресле с высокой спинкой, а вокруг – они. Но до красок дело так и не дошло. Лень, да и неуверен был в себе. Вдруг не хватит мастерства, сноровки? Дело-то ведь, если признаться, архитрудное. Трудней некуда!

И вечно эти проблемы с отпуском. Так двигаешься себе одним солдатским маршрутом: дом – работа – дом, ну бывают, конечно, небольшие отклонения, скажем, – в гости, кино или там в магазин. Надо же иногда и обновку какую-нибудь купить. А отпуск себе потихоньку надвигается. И хотя здравниц становилось все больше и больше, а туристических маршрутов вообще не сосчитать, отпускная проблема не исчезает, а наоборот. В прошлом году съездили к морю и оставили там шестьсот рублей, что причинило Виталию Петровичу довольно сильную душевную боль. А жене все нипочем:

– Надо менять обстановку! Необходимо переключение! Без отдыха нельзя!

«Действительно, нельзя, – соглашается мысленно он. – Но ведь и денег жаль…» Приходится оформлять тещу сторожить детский сад. А на самом деле это он, Виталий Петрович, охраняет детское учреждение от посторонних и разных других непрошеных посетителей.

– Сделай хоть что-нибудь для семьи! Организуй отдых! – пилит его Евгения.

Дальше тянуть уже никак нельзя. Назревает конфликт в благородном семействе.

– Ладно! Черт с вами! – соглашается он и, только чтоб отстала, предлагает ехать в Прибалтику.

Приличные билеты умные люди выкупили заблаговременно. «Ладно, не сахарные! Всего-то одну ночь перекантоваться…» – решает он и, взвалив на себя неимоверный груз ответственности, покупает в общий вагон.




В вагоне. Телеграмма


Обдало вонью, испарениями человеческих давно немытых тел. Гомонят, переговариваются, создавая неумолчный шум-гам. Детки примостились на коленях у мамаш. Изредка заголосит какой-нибудь, а остальные уже настороже. И слезы наворачиваются за брата или сестру, готовы поддержать. Да вовремя подхватят на руки, подкинут, отвлекут, вот уже и исчезла страдальческая гримаса-напряжение.

Неуверенно двигается семейство Виталия Петровича по вагону. Забили уже все отсеки бывалые транзитники. Наконец в одном потеснились, подвинулись, и Евгении с Олюшкой удалось пристроиться на нижней полке. Сверху пьяный мужичок промычал что-то нечленораздельное. Догадался Виталий Петрович, что дан добрый совет не лопушить, а лезть по-быстрому на верхотуру, не то поздно будет. И еще понял, что мужичок о кошечке беспокоится, которую везет с собой до дому. Слабо мяукнула кошка и сразу же получила от сердобольной женщины снизу пакетик с кефиром, который стала энергично поедать, слегка размазывая его по полу. Сердобольная женщина, еще не старая, поделилась со всеми постельным бельем, которое ее сын с трудом достал в соседнем купейном вагоне, так как в общем оно было не положено. Пришепетывая и похохатывая, сын всем объяснил:

– За соколадки! Обесял девцонкам!

– Пойди, Леш, еще принеси! Видишь, маленький без белья! – попросила его сердобольная женщина, показывая на крошечного соседского ребятеночка.

А мамаша маленького только робко в ответ:

– Да ладно уж, как-нибудь… одну ночь. Вы не беспокойтесь. Мы уж как-нибудь.

– А куда идти-то надо? – спросил отец маленького, пытаясь показать, что и он парень не промах.

«Такому не то что не дадут, а еще и отберут его же собственное белье», – оценил муженька Виталий Петрович, покрываясь постепенно вагонной пылью, а точнее потом, на который стала оседать эта самая пыль. «Какой сразу же дискомфорт в организме…» – с тоской подумал он.

– Ну ты, мать, даес! – захохотал сын сердобольной женщины и пошел за бельем для маленького.

«А вот такому, который половину букв не выговаривает, дадут… Потому что он веселый», – продолжал анализировать Виталий Петрович. Пьяненький мужичок слез с верхотуры и всем объяснил, что он был на уборке урожая, пришла разнарядка на их автобазу, шофер он, а пришлось на тракторе, везет с собой котейку и, улыбнувшись, пошел перекурить. В это время появился босой человек с жуткой рожей, настолько протокольной, что ехать дальше уже совершенно было некуда. И отчаянно завоняв своими босыми ногами, молча, быстро взобрался на третью полку, предназначенную Виталию Петровичу. Перед тем, как отвернуться к стене, протокольная рожа оглядела всех алкогольно-чифирными глазами. «Никого не забуду» – прочел по слогам Виталий Петрович татуировку на руке у этого вольноопределяющегося. «Это, братцы мои, натуральный зек. И татуировка не без смысла, – умудренно покачал головой Виталий Петрович, прикидывая, где у того запрятано „перо“. – Надо бы согнать наглеца. Как бы это сделать половчей?» Но тут появился перекуривший хозяин кошечки и без всяких предисловий, перемежая свою речь различными крепкими выражениями, заорал:

– А ну быстро слазь отседова! Слышь, чего я тебе говорю? А ну давай! – И стал стаскивать татуированного за ноги.

К всеобщему удивлению, тот выяснять отношения не стал, а пробурчав примирительно:

– Да ладно тебе! Не разоряйся! – освободил место.

– Ишь ты, халявщик нашелся! Стоит только отойти, как раз и готово! Ну дела! – прокомментировал случившееся шофер-тракторист и забрался к себе наверх.

«У зека, по-видимому, билета нет, – предположил Виталий Петрович – А может, уже успел набедокурить, вот и решил не связываться. Лишнее внимание ни к чему».

Начали потихоньку затихать пассажиры. Виталий Петрович подложил под голову чистое домашнее полотенчико и стал крутиться на комковатом тюфяке, устраиваясь поудобнее. Наконец навалилась дурная дрема…

Вдруг кто-то грубо дернул его за слегка свесившуюся в проход ногу.

– В общем спать на тюфяках нельзя! – закричала проводница.

«Ну и порядочки…» – вяло сквозь сон удивился он, слабо дрыгнув в ответ ногой.

– Я тебя, гнида! – ругнулся тракторист, которого разбудили таким же макаром.

Но проводница уже тормошила других бедолаг в соседних отсеках.

«Сука…» – запоздало отреагировал Виталий Петрович, снова погружаясь в тяжелый, больной сон. Поезд равнодушно стучал колесами…

В середине ночи кто-то снова стал теребить Виталия Петровича, но на этот раз за плечо и довольно деликатно.

– Идите вы со своими тюфяками, бесстыдники! – пробормотал он, не открывая глаз. – Добиваетесь! Сейчас пошлю!

– Тише! Товарищ Кротов! Тише! Вам телеграмма, – зашептала усатая морда, возбужденно тычась в ухо Виталия Петровича.

– Ну это же ошибка! Неужели неясно? Обычная дорожная ошибка, – застонал он с досадой. – Моя фамилия Кратов. Никакой телеграммы мне быть не может! Оставьте меня в покое. Иначе пошлю. Доведете! – Он отвернулся к стенке и попытался поймать конец ускользающего сна.

– Все точно, товарищ Кротов! Я – начальник поезда. Ошибка исключена. И ответили вы точь-в-точь как надо. Я, конечно, понимаю, конспирация и прочее. Но мне не впервой. Можете не сомневаться. Ответственность понимаю.

«Явно, больной. Объясняться бессмысленно», – решил Виталий Петрович и устало произнес:

– Ну ладно, давайте! – Сопротивляться было бесполезно.

Усатый в форме с галунами и звездочками на рукаве довольно улыбнулся:

– Ну и хорошо! А то я уж испугался.

– Может, все же не надо? А? – спросил Виталий Петрович, приподнявшись на локте и расписываясь в большой амбарной книге. – Может, в другой раз? На обратном пути?

– Не могу. Дела! – Истолковал по-своему его слова начальник поезда и, заулыбавшись, добавил: – Постараюсь забежать перед прибытием. Если удастся. Дел невпроворот.

– Не надо забегать, – вяло запротестовал Виталий Петрович.

«Боже, как все нелепо! – Он увидел себя со стороны – в синих тренировочных штанах, прихваченных снизу носками, с помятым лицом, в полутьме вагона. – А мог бы в мягком. Халат, дорогая сигара, кофе, коньяк, дорожный несессер. Холеный, уверенный, немного утомленный жизнью… Тьфу!»

Виталий Петрович сунул телеграмму под подушку. Вытянулся. Потер кулаками затекшую спину. Сильно скрючившись, с трудом сел на полке, упершись головой в потолок и свесив ноги в проход. Мерно храпела сердобольная женщина. Внизу напротив уютно спала жена, обняв дочь.

«Могут спокойно обойтись без меня», – подумал он, достал телеграмму, аккуратно спустился вниз и вышел в коридор. Вонь стояла просто чудовищная. Из тамбура несло блевотиной. Раскрыл телеграмму: «Не в службу зпт а в дружбу тчк Приятное с полезным тчк Комнату сняли тчк Паарле 12 тчк Впрочем извини тчк Как хочешь тчк» В конце неразборчиво: то ли «последи», то ли «не наследи». Он тяжело взглянул на синюю дверь туалета с отломанной ручкой. Смял телеграмму и сунул ее в карман тренировочных, подумав: «Пригодится еще…»

В проходе появилась темная фигура. Он напрягся и принял боксерскую стойку. Узнал усатого начальника поезда, расслабился.

– Виталий Петрович, забыл сказать! Передали-то неразборчиво. Где телекс? – запыхавшись, проговорил усатый.

– Какой телекс? – не понял Виталий Петрович.

– Виноват! Телетайпограмма. Где она?

– Вот она. – Виталий Петрович вынул смятую бумажку.

Начальник поезда неодобрительно покачал головой и аккуратно разгладил листок.

– Вот тут. – Он ткнул пальцем в текст. – То ли «последи», то ли «не наследи». Я также неразборчиво и написал. Чтобы соблюсти. Документ как-никак! Ну, вам-то уж понятно про что! – Уважительно улыбнулся. – Такая работа. Ну и деньжатки зато неплохие, – как бы пояснил сам себе.

– Я инженером на ящике, – зачем-то сказал Виталий Петрович.

– Конечно, инженером, – охотно согласился начальник поезда и, помолчав, добавил: – На ящике. А я вот на поезде начальником. Каждый, как говорится, на своем месте. – Хитро, понимающе прищурился. – Да, чуть не забыл. Могу посодействовать с купе. Желаете?

– Да уж ехать-то всего ничего! Раньше надо было, – отказался Виталий Петрович.

– Раньше не было сообщения, – пояснил усатый. – А сейчас действительно поздно. Да и вы можете себя раскрыть. Вдруг за вами наблюдают? Я, когда шел, несколько раз проверялся. Телевизор смотрим, знаем, что к чему.

Виталий Петрович отвечать не стал. Это было уже слишком. Хотя говорить с народом любил.

– Ну, теперь вроде все. Пока! – заключил усатый.

– Пока, – отозвался Виталий Петрович.

Начальник поезда отошел, повернулся и весело с укоризной произнес:

– А вы – ошибка! Стали бы тогда в карман складывать? А? – Но, наткнувшись на неподвижный взгляд Виталия Петровича, поспешно закончил: – Ну все-все! Пока! Не могу, дел по горло!

Усатый быстро исчез, и Виталию Петровичу даже показалось, что он юркнул в соседний отсек. Виталий Петрович подошел крадучись, заглянул. Тихо спали бедолаги-пассажиры. «Я начинаю работать», – мрачно констатировал он. Проверил на всякий случай карман. Вдруг почудилось? Нет, телеграмма была.




Дом. Жители. Приезд


Будто кто-то по рельсу тихонечко: дзинь-дзинь-дзинь… А может, вредное насекомое, норовящее укусить? А слышится: вань-вань-вань… И тишина… А уже потом истошно, громко, воплем, протяжно: «Ваня-а-а!» Короче, развелся дядя Ваня с женой и соответственно разделил с ней жилую площадь. Переехал в отдельный серый дощатый курятник, зато две комнатенки, а дядя Ваня еще пристроил. Руки-то есть. Понаставил туда кроватей железных, пружинных, издающих скрип, казенных тумбочек и стал сдавать. Море рядом, поэтому желающих хоть отбавляй!

В любую погоду он в синем берете, по-рабочему натянутом на большую голову по уши. Из-под него глядят два небольших, почти немигающих, слабого свечения глаза. Серый видавший виды костюм в полоску. Сам дядя Ваня роста небольшого, но крепок еще, несмотря на годы. «Дядя Ваня – хитрый черт!» – думает он про себя и выключает везде свет. Отдыхающие, конечно, попадаются на эту дешевую удочку. Ведь не все еще такие ушлые, остался еще доверчивый народец. Худо было бы без него! Да и ситуация соответствует – спрос превышает любые предложения.

– Хорошо, мы согласны. Вроде бы неплохо. Вот только чего-то света нет? – бормочут отдыхающие.

– Ну, это пустяк! Пробки перегорели. Это мигом! – бодро восклицает дядя Ваня. – А денежки, деньжатки вперед! Уж таков порядок, – суетится он. Мол, рад бы не брать вперед, но таков закон. Тут уж ничего не поделаешь, не мной, мол, придумано.

И отдыхающие, уже в ранге постояльцев, отсчитывают купюры и… оказываются в натуральной ловушке. «Матерь божья!» – только вскрикнет, как подстреленный, постоялец, когда дядя Ваня пробочку ввернет, да вспыхнет голая тусклая желтая лампешка под потолком. Убого, конечно, убого! Ну да ничего. Десять-двадцать дней перетерпеть… А другие думают озлобленно: «Подыщем себе получше комнатенку, и гуд-бай, дядя Ваня!» Но у того принцип – денег обратно не отдавать! Хоть застрели или там телеграмму какую-нибудь принеси, что срочно, мол, отзывают к семейному очагу или, не дай бог, горит план. Но народ поопытней так суетиться не будет, а просто плюнет… и останется. Только попросит два одеяла, ночью-то холодно. А вечером, бывало, решит окна открыть, проветрить каморку. Ну, тут уж дядя Ваня не выдерживает, и у него нервы, понимать надо, схватит палку и решит справедливость навести:

– А ну, сволочи! Закрывай окна! Им, видишь ли, холодно! Два одеяла им подавай! Бесстыжие!

Правда, он перед этим, как обычно, махнет пару стакашков. Да и народ, как правило, робкий попадается, закроет себе окна и затаится тихонечко. Охота была связываться с кретином. Отдыхать приехали, а не нервы себе трепать. Тем более, хоть и своя республика, а на самом деле чужая. Везде чистота, урны, не плюнь. Прямо противно, тьфу, ей-богу!

Но один раз дядя Ваня все же нарвался. Сняла одна, как он ее назвал, цыганка, а потом съехала и увела две тарелки, блюдце и одеяло. Дядю Ваню чуть удар не хватил.

– Ну да ничего! – объяснял он праздной публике из отдыхающих, собиравшейся обычно по вечерам в дворике от нечего делать. – Я ей сделаю! Я ей такое письмо на работу накатаю! В партком! Научный сотрудник, ядрена вошь! Как попрут в три шеи с сотрудников, так подумает в следующий раз, как блюдца уводить!

Но время незаметно делает свое дело. Допился все-таки дядя Ваня до чертиков. Оделся в какое-то женское тряпье, юбку где-то достал, большим платком обвязал голову поверх берета, вытащил большой старый чемодан и уселся на него перед домом. Пригорюнился, подпер голову рукой и проговорил печально:

– Вот так. Приехали отдыхать, а остановиться негде! – И резко стаскивая с головы платок и вскакивая, торжествующе закончил: – Квартиров-то и нету!

Это была жестокая комедия. Хозяева из основного, большого дома, недолюбливавшие дядю Ваню и считавшие его изрядным придурком, позорящим весь коллектив квартиросдатчиков, наслаждались этой сценой, так как надеялись, что после такого уж он непременно спятит. Но не тут-то было!

«Как это все непристойно, несолидно…» – думала Зинаида Васильевна. Сама она жила с мужем и внуком на кухне, а две хорошие комнаты сдавала. Одна из них и была снята неизвестным лицом для какого-то Виталия Петровича. Причем для верности был заплачен задаток.

Зинаиде Васильевне часто бывало себя жаль, прямо до слез. «И что же это за жадность такая проклятая? Да пропади все пропадом! – каждый год решала она. – Все, хватит! Никого больше пускать не буду. Хоть на старости лет поживем по-человечески!» Но наступал новый сезон, и все шло по-старому. И дети, слава богу, уже обеспечены, так нет, теперь вот старик надумал машину покупать. А ведь прекрасно ездит себе на мотоцикле. Муж Зинаиды Васильевны, хозяин Оскар, был крепкого вида старый мужчина. По комплекции похожий на дядю Ваню, но более жилистый. Голову его украшал седой бобрик волос. Поворачивал он ее резко, по-птичьи и также по-птичьи, не мигая, мог долго смотреть в одну точку. Этим он тоже напоминал дядю Ваню, а также еще и тем, что никогда нельзя было понять, о чем он думает в данный исторический момент.

Хозяина Оскара неимоверно раздражали постояльцы. Особенно тем, что кипятили для чая больше воды, чем выпивали. Зло он иногда срывал на супруге или внуке. Еще жильцы часто ходили на кухню к плите, когда Оскар с женой и внуком уже спали. И это также сильно укорачивало ему жизнь.

Виталий Петрович с семьей возник у невысокого забора уже где-то за полдень. Еще раз вгляделся в номер дома, посмотрел для верности телеграмму и зачем-то прошел дальше вдоль забора. Там имелась вторая калитка.

– Вторая калитка… Видимо, несколько хозяев, – проанализировал он вслух увиденное.

– Так ты не разыгрываешь? – подозрительно поинтересовалась Евгения. – Почему нельзя было сразу сказать? А надо было нервы мотать?

– Действительно, зачем, пап? – поддержала маму Олюшка. Она была уже совсем взрослая и рассудительная не по годам.

– Хотел сделать вам сюрприз. Да и потом, вдруг не понравится?

Они пересекли утоптанную лужайку перед домом. Виталий Петрович машинально взглянул на веранду. С нее с доброжелательным любопытством глядели две совершенно одинаковые пожилые женщины. Закивали приветливо головами.

– Близнецы, – заметил он.

– На самом деле, близнецы, мам! Как здорово! – зашептала Олюшка. – И такие старые. Ну надо же!

«Если бы их не было, я бы больше удивился, – с сарказмом ухмыльнулся про себя Виталий Петрович. – Задание обещает быть интересным».

Зинаида Васильевна проводила новых постояльцев в довольно просторную светлую комнату. С ковриками, диванами, небольшим буфетом и платяным шкафом.

– Ну, кто в этот раз организовал вам, оглоедам, отдых? А? – Виталий Петрович с размаха плюхнулся на диван.

– Ну, пап, ты даешь! Правда, мам? – Подпрыгнула от радости Олюшка. – И сколько будет стоить это удовольствие, если не секрет?

– Чем хорошо детство? – поинтересовался он в ответ у дочери.

– Ну как чем? Весело, игрушки, купаться скоро пойдем. Да, мам?

– Верно, Олюшка! Беззаботностью. А ты – сколько, почем? Еще успеешь, не торопись. А цена везде одна, стандарт… душу в заклад!

– Душу в заклад! – с удовольствием повторила дочь. – Отлично сказано, пап! Надо запомнить! – И довольно засмеялась.

Окно выходило во двор. Напротив торчал курятник дяди Вани. «Двор проходной», – машинально отметил Виталий Петрович. Из сарая справа хозяин Оскар выкатил мотоцикл с коляской. «Довоенный, БМВ», – определил Виталий Петрович, высунулся в окно и крикнул:

– Сколько лошадиных сил?

Хозяин сделал вид, что не услышал. Сразу же затарахтел мотор. «Завелся с пол-оборота. Видно, хороший механик. Держит аппарат в порядке. Почему-то не ответил на вопрос… Поехал направо. Значит, есть еще третий выход… Я, кажется, спятил, – заключил Виталий Петрович. – А что, в самом деле? Надо отрабатывать квартиру? Надо. Как говорится, приятное с полезным. Интересно, кого я должен раскрыть? Уголовка? А может резидента?» – тихо засмеялся.

– Ты чего? – Олюшка прыгнула ему на спину.

– Ничего, – отмахнулся он.

– Нет уж, скажи! Так нечестно!

– Ну ладно. Я должен выследить резидента. Отработать квартиру!

– Выследить резидента стоит дороже! – резонно возразила дочь. – А может, ты шутишь? Или игра такая? – Наморщила лоб. – Вообще-то все здорово, пап! Я тебе буду помогать. Мамульку будем подключать?

– Ни в коем случае! Она разбирает вещи, и ее нельзя волновать.

– Просто шикарно, пап! Ты как всегда! На высоте! Я знала, ты обязательно что-нибудь придумаешь интересненькое. Скажи, что я должна делать?

– Не подавать вида. И главное – молчок! Все как обычно.

– Все как обычно, – с удовольствием повторила Олюшка. – Это похоже на пароль… Пароль на сегодня! Будем менять каждый день. Ну чего ты смеешься? Так положено, пап! Не перепутай! Это только на сегодня! Ну ладно, пойду, послоняюсь. – И она, хитро подмигнув отцу, выскочила из комнаты.

Он вышел вслед за дочерью. Обогнул дом. Другая сторона улицы выходила на стадион. Небо затянуло облаками. Начал накрапывать мелкий дождик. Ему показалось, что когда-то он уже был на этом чужом и незнакомом стадионе.




Первая ночная поездка


Что-то тихо стукнуло во дворе, и Виталий Петрович проснулся. Проклиная себя: «Да что я, в конце концов, нанялся что ли?!», он медленно, стараясь не разбудить жену и дочь, встал. «Спим на одной кровати, а платим каждый по два пятьдесят. Вот она высшая справедливость», – подумал он, подходя к окну. «Темень кромешная… Но во дворе кто-то есть», – определил он, быстро оделся и неслышно отворил дверь.

Коридор показался ему гораздо длиннее, чем днем. Да и поворотов было явно больше. Он больно ударился коленом о какую-то железку. Тихо выругался: «На самый проход поставили, гады! Совершенно не думают о людях!» Пощупал рукой – велосипед. Прошел дальше, толкнул какую-то дверь и… очутился в комнате. На диване спала женщина. Слева слабо тлел ночник. Одеяло сползло. Ночная рубашка была явно коротковата. «Притворяется… Не спит… Нарочито соблазнительная поза… Похоже на ловушку… Где же тогда дверь во двор?» – понеслись в голове обрывки мыслей.

– Прошу простить… Оплошность… Такое время… Совершенно ненароком… То есть просто абсолютно… Да и двери… Размножились к ночи… Да-да. Прошу покорно… – на всякий случай залепетал он.

Ему показалось, что женщина чуть-чуть насмешливо улыбнулась. «Ну, это уже просто подначка. Хотят поставить в глупое положение», – предположил он. И вдруг обнаружил, что рядом с дверью у ночника сидит одетый в костюм мужчина и, низко нагнувшись, сосредоточенно читает книгу.

– Слона-то я и не приметил. Рад познакомиться, – также тихо пробубнил Виталий Петрович и, пятясь, прикрыл за собой дверь.

Бросился вперед, толкнул в отчаянии еще какую-то дверь, не исключая, что снова окажется в той же гостеприимной комнате, и, чуть не слетев со ступенек, выскочил во двор. Глаза быстро привыкли к темноте. Двери сарая были открыты. Из него медленно, стараясь не шуметь, хозяин Оскар выкатывал свой БМВ. «В моем распоряжении пара минут. Около дома заводить не станет», – прикинул Виталий Петровичей и вспомнил про велосипед. Хозяин, все также медленно толкая мотоцикл, скрылся за воротами.

Виталий Петрович быстро вынес из дома велосипед. Проверил колеса. Шины были надуты отменно. Да и седло оказалось поднято в самый раз. «Хорошо, когда о тебе заботятся», – тепло подумал он и вспомнил, что всегда сам разогревает себе обед, а пуговицы пришивает теща.

За воротами вообще не было видно ни зги. «Направо или налево?» – засомневался Виталий Петрович. Откуда-то сверху зафыркал мотоцикл. «Вроде не было никакой горы?» – подумал он и потащил наверх велосипед. Из-под ног шурша посыпалась щебенка.

Наверху оказалась отличная шоссейная дорога. Виталий Петрович вскочил в седло и помчался вслед удаляющемуся красному огоньку мотоцикла. Луна стала просвечивать сквозь облака. Он ехал мимо каких-то заброшенных строений, бараков, полуразвалившихся домов. «Похоже, что бомбили», – предположил он. Из одного дома его неожиданно обстреляли из автомата. «Глупо погибнуть, не выполнив задания», – мелькнуло в голове.

Вскоре он выскочил на узкую улочку. «Надо поосторожнее, – решил он. – Возможно, комендантский час». Мотоцикл хозяина он потерял из вида. Слабо горели уличные фонари, вяло рассеивая бледный свет. Виталий Петрович доехал до угла, повернул обратно. Мимо пронеслась машина с потушенными фарами. Он свернул налево и увидел небольшой ресторанчик. Прочел название: «Забытый приятель». Чуть наискосок в проулке стоял хозяйский мотоцикл. Виталий Петрович прислонил неподалеку свой велосипед к стене. Толкнул стеклянную дверь. Тренькнуло. И он очутился в довольно просторном помещении. Почти все столики были заняты. Между ними в табачном дыму одиноко и плавно скользил старик-скрипач. В глубине на невысокой сцене два других старичка подыгрывали ему на фортепьяно и контрабасе.

– Давненько у нас не был, приятель! Давненько! – Радушно встретил Виталия Петровича крупный пожилой мужчина в несвежей белой куртке. – Как раз держу для тебя очень уютный столик. Именно то, что ты любишь. Не близко от оркестра, но и не далеко. Да и из зала не будут мешать! – Он проводил Виталия Петровича к дальней стене. – Надеюсь, с документами у тебя порядок? А то повадились, черти, с этими проверками. Люди и так издерганы, хотят тихо, уютно провести вечерок, поболтать о том о сем. Так нет! Что ни вечер – проверка. Скоро люди вообще не захотят выходить на улицу. Будь как дома, приятель! – неожиданно закончил он.

Невдалеке сидел хозяин Оскар. Он пил пиво и разговаривал с соседями по столу. Оскар безразлично посмотрел на своего постояльца. «Делает вид, что не узнает, – подумал Виталий Петрович. – Есть два способа, – стал размышлять он. – Или подлаживаться, менять самого себя в зависимости от обстоятельств, или нет. В первом случае можно испытать кое-что вовсе тебе и не предназначенное от природы, твоему собственному искреннему „я“. И в этом малопочтенном, на первый взгляд, способе многое соответствует обычной человеческой приспособляемости. Во втором же случае легко превратиться в крайне тяжелого человека или неприятного гордеца. А если ты человек удачливый и сильный, заставить приноравливаться других, что может привести к обычному насилию…» Виталий Петрович стал вспоминать о том, что его легко принимают за своего в любых социальных слоях, как он легко находит нужную тему, уровень и, главное, тональность общения с самыми разными и даже иногда весьма неприятными людьми. Вот и сейчас в этом кабачке он чувствовал себя весьма непринужденно.

– Вы так славно задумались, – вывела его из оцепенения официантка. – Что прикажете принести? Есть пиво, сосиски и кофе. Вы не поверите, натуральный бразильский!

– Рюмку водки… – задумался Виталий Петрович. – Нет, пожалуй, грамм двести и что-нибудь закусить. На ночь наедаться вредно. Ведет к раннему атеросклерозу! – пояснил он свое решение.

– Сейчас можно и не дотянуть до своего склероза, – мудро заметила официантка. – У вас документы-то в порядке? – поинтересовалась она. – А то каждый вечер проверки! Вчера троих взяли.

«Больше подлаживаться не буду!» – мужественно решил Виталий Петрович.

– Мой паспорт или, ну как его там, аусвайс на прописке. Хозяин может подтвердить, – кивнул он в сторону Оскара.

Официантка одобрительно рассмеялась:

– А вы с юмором! Теперь многие языки прикусили. Шутят только те. А вы вроде не из них… Сейчас мигом все принесу!

Она нарочито медленно повернулась, продемонстрировала отличную грудь и, покачивая бедрами, неспешно удалилась.

«Она не бука и очень недурна… Да и глаза лукавые», – констатировал он одобрительно.

За соседним столиком сидела молодая элегантная женщина. Она нервно теребила сумочку и изредка поглядывала на Виталия Петровича. «Как все-таки мило раньше одевались. И какое породистое красивое лицо. Точеная шея… Надо выбирать. А нравятся обе. Ну надо же, как не повезло…» – огорчился он. Виталий Петрович начинал физически недомогать, когда приходилось делать выбор. Он даже симпатизировал из-за этого армейской жизни… иногда.

Женщина поглаживала рукой зеленую скатерть. Он неожиданно поймал на себе неодобрительный взгляд хозяина Оскара. «Интересно, здесь танцуют или нет? – засомневался Виталий Петрович. – Ладно, раз решил не подлаживаться, значит все!» Он встал и не торопясь подошел к женщине:

– Вы позволите вас пригласить?

– Куда? – испугалась она. – Ах, это… – засомневалась незнакомка. – Но здесь, кажется, не танцуют.

– Виталий Петрович, – представился он. – Приехал на отдых, в отпуск.

– Отпуск, отдых… Неужели сейчас кто-нибудь ездит отдыхать? Так странно звучит. Прямо из прошлой, такой нереальной жизни. Раньше мы каждый год ездили на воды.

– Разрешите присесть?

– Да… пожалуйста. Я тут жду одного знакомого, а его все нет и нет. Я даже начала беспокоиться. Вдруг с ним что-то случилось? – Она вопросительно взглянула на Виталия Петровича. – Есть люди, которые всегда что-нибудь забывают. – И она погладила рукой скатерть. – Я сама всегда что-нибудь забываю и очень расстраиваюсь потом.

– А я практически никогда ничего не забываю, – ответил он очень серьезно. – И это, как мне кажется, нехорошо.

– Почему? – мягко улыбнулась незнакомка.

– Раз человек забывает, значит или ему надо много о чем помнить, и тогда он, естественно, что-нибудь да забудет, или у него богатый внутренний мир и ему не до разных бытовых мелочей. А человек, который ничего не забывает, скорее всего, педант, сухарь. От него трудно ждать неожиданных душевных порывов. В общем, как говорят, без полета.

Официантка принесла заказанное и строго сказала:

– У нас пересаживаться нельзя! Извольте сесть за свой столик! Иначе я обижусь!

«Ревнует…» – довольно отметил Виталий Петрович.

– Я думал, что раньше не было так строго, – смиренно произнес он. – Я сейчас пересяду, если вы так настаиваете.

– С этим всегда было строго, – оживилась официантка. – Я этот вопрос специально изучала. В библиотеке. Даже в средние века было строго. Все всегда сидели только на своих местах. А тем более сейчас, когда каждую минуту может быть проверка. Я не хочу, чтобы мне из-за вас попало.

Виталий Петрович вспомнил один из своих старых, уже изрядно потрепанных от частого употребления, снов… Вокзал. Проверка документов. А он только приехал с дачи. Немцы в серых мундирах и касках, с автоматами, цепью выстроились на перроне. Он понимает, что попался. Да еще в руках дурацкие корзины с яблоками, которые почему-то из-за жадности он никак не может выбросить. Кругом паника. Народ мечется. Все пропитано ужасом, страхом и безнадежностью. Какие-то счастливчики уже по ту сторону цепи спокойно расхаживают. А у него документы в совершеннейшем беспорядке. В паспорте на фотографии он с огромными усами. То есть совершенно другая личность. В общем, дело пахнет керосином. Он бегает по каким-то запасным путям. Решает снова ехать на дачу и там схорониться. Забить окна, двери. Ибо осень. Падают листья. Запустение. Вроде бы и не живет никто… Но электрички в обратную сторону отменены. Никак не вырваться. Его чуть было не затянули в очередь на проверку документов. Но удалось в последний момент выскочить. Наконец он бросил корзины и каким-то чудом по крышам багажного отделения выбрался с вокзала.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67030856) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения