Читать онлайн книгу "Заучка"
Заучка
Ева Миллс
На крыше высотки волею случая встречаются двое. Она – тошнотворно хорошая девочка, Он – думает, что любит только себя. Обоим придется измениться, чтобы спасти друг друга.
Ева Миллс
Заучка
В кабинете у директора
Рот мистера Монти, брызгающий слюной во все стороны, прикольно попадал в такт словам Честера, гремевшим в наушниках. Приглушая и увеличивая звук, Змей мысленно микшировал ремикс.
– Учебный процесс остановился на два часа!
«Мурашки по коже…»[1 - Здесь и далее строки из песни Linkin Park CrawlingCrawling in my skin,These wounds they will not heal,Fear is how I fall,Confusing what is realThere’s something inside me that pulls beneath the surface,]
– В нашей школе более полутора тысяч учеников!
«Эти раны никогда не заживут.»
– Девяносто четыре педагога не могли попасть в девяносто четыре кабинета, потому что кому-то пришла в голову идиотская выходка подменить все бирки на ключах!
«От страха я проваливаюсь в бездну»
– Запись об этой вопиющей выходке будет занесена в твое личное дело и …
«И не могу отличить, что реально, а что – нет.»
– Отстранен на две недели от занятий.
Резким движением Змей поднялся, сразу став выше директора. Монти инстинктивно отступил. Парень криво усмехнулся уголком рта – ну конечно, опасный хулиган, а ну как врежет.
– Я, конечно, польщен, но будь я директором, я б, наверное, наказал себя, а не наградил.
И, чуточку полюбовавшись на рыбье выражение лица «толстяка Монти», Змей подхватил рюкзак, шутливо отдал честь и вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь. Во внутреннем кармане куртки тихонько переговаривались потертые купюры, выигранные Змеем за эту небольшую шалость с ключами. Он знал, на что потратит эти деньги.
«Что-то внутри меня тянет меня ко дну».
Пролог
Когда нам с Джошем было одиннадцать, мы целую весну провели у бабушки и дедушки. Нам не было скучно, наоборот, очень весело, но когда мы вернулись домой, все переменилось. Это замечала только я – брат уже тогда был толстокож и был счастлив в любом месте, где можно играть в футбол, но я…
Я видела, что мама другая.
Там, в Уэстбруке, я как-то сорвала тюльпан и неловким движением нечаянно повредила стебель, практически оторвав бутон – бабушка, глядя на мои слезы, ловко закрутила в прозрачную пленку, заверив меня, что теперь будет держаться.
Таким же красивым и надломанным цветком, завернутым в целлофан, казалась мама.
В один из дней Джош, пылесося пол и препираясь со мной – «а почему всегда я», вдруг неловко задел локтем туалетный столик. Хрупкая конструкция, перегруженная баночками и кистями, пошатнулась, этот увалень успел-таки сориентироваться и подхватить, но любимое зеркало мамы упало на пол и разбилось с противным звоном. Я уставилась на виноватого Джоша испепеляющим взглядом, но было уже ничего не исправить.
Мама услышала из кухни, прибежала. Присев на корточки, подняла пластиковую розовую рамку – кусочки осколков поехали вниз. Прямо руками она стала подбирать стеклянный мусор, складывать поверх остатков зеркала. Она рассказывала как-то, что это старое двустороннее зеркало досталось ей в пятнадцать лет от бабушки. Одной стороны у зеркала давно не было, осталась только увеличительная. Я не понимала, как можно вообще смотреться в вещь, которая безжалостно тебя уродует и высвечивает каждую черную точку на носу, но мама любила этого монстра, и сейчас слезы крупными каплями покатились по ее лицу.
– Мам? – с опаской спросил Джош. – Ма-ам, прости, я куплю тебе новое зеркало.
От его слов мама заплакала сильнее. Этот носорог никогда не понимал женщин! Я подбежала к маме, крепко обняла ее, одновременно крича на брата:
– Дурак! Маме не нужно твое новое, она любила старое! Вечно ты все портишь!
Ева на мгновение отстранилась, вытерла слёзы ладонями, села на край кровати, а потом снова прижала меня к себе, подозвала и Джоша:
– Иди к нам. Никто ни в чем не виноват. Я не сержусь, сынок.
– Тебе просто жалко, да, мама? –Мы обхватили её своими руками с обеих сторон, вдыхая родной запах, которым не пах больше никто. Мама снова начала горько плакать, и мы жалели ее, не понимали, почему ей так грустно, но грустили вместе с ней, потому что любили больше всего на свете и хотели, чтобы она улыбалась. Я гладила ее по волосам, как она гладила меня, когда мне было плохо и отчетливо видела, как снимаю с нее этот целлофан, сминаю в руках, выбрасываю прочь.
В какой-то момент мама повалила нас с Джошем на кровать:
– Чур, я булочка!
И тогда я поняла, что все хорошо. Она не цветок и не сломается. Я радостно откликнулась на пароль игры, которую сама же когда-то и придумала. Упала на маму сверху:
– Я – сосиска!
Джош, специально встал на кровати, чтобы набрать высоту, и свалился на обеих, выбив дыхание:
– А я – сыр!
Мы хохотали и обнимались в этой куче-мале, когда наконец-то пришел тот, кого еще только и не хватало.
– А почему как обычно кетчуп самый последний? – и папа с разбега прыгнул на нас, вызвав дружный счастливый стон расплющенного сэндвича.
Булочка, сосиска, сыр, и кетчуп. Что еще надо для хорошего хот-дога?
Восемь цокающих лап заинтересованно кружили вокруг кровати и, папа, зажав маме рот, шепнул нам:
– Быстро! Я не смогу ее долго удерживать!
И под мамин сдавленный вопль «не на чистую постель», мы с Джошем синхронно скомандовали только и ждущим повода поучаствовать в веселой свалке собакам:
– Бэтмен, Эльза, ко мне!
Спустя минуту.
– Я придумал! Эльза будет салатом, а Бэтмен – кунжутом!
Змей
На крыше высотки плакала девушка.
Змей уже давно наблюдал за ней. Ему было интересно, как долго человек может выжимать из себя воду, когда думает, что его никто не видит.
С места, на котором он сидел, Змея нельзя было заметить, в то время как ему открывался прекрасный обзор. Но картина не менялась, и парень начинал скучать. Час назад эта пигалица ворвалась на его крышу и с того момента поток слез так и не иссяк. В конце концов их обоих смоет соленой волной. Сначала она рыдала громко, а под конец тихонько скулила, как голодный лохматый щенок. Девчонка сидела, обхватив руками колени, вдоль спины сквозь зеленую футболку просвечивали позвонки. Лицо прятали рыже-коричневые пушистые пряди.
«Каштановый», – вспомнил он. Такой цвет называется «каштановый».
Змей докурил третью сигарету. Если бы эта малышка не была столь беспечна, она бы уже давно почуяла резкий запах табака: ветер как раз дул в её сторону. Затушив окурок, он щелчком запустил его через парапет и уже хотел окликнуть плаксу – её нытье порядком выматывало нервы, но она и сама вдруг перестала.
«Наконец-то», – с облегчением подумал он. – «Давай, вали уже домой, принцесса».
Но уже в следующее мгновение он не поверил своим глазам. Ненормальная идиотка подошла к краю крыши и, опасно замерев в полушаге от неба, посмотрела вниз.
Заучка
Пустота смотрела на меня равнодушным зрачком серого асфальта. Не прыгнешь ты – прыгнет кто-то другой. Небу все равно.
Это успокаивало, обещало недолгий полет и прощение. Ведь они – они никогда меня не простят. Я подвела их, оказалась не той девочкой, которую они всегда любили: дочкой, которая не спорит, не совершает глупостей, носит платья, водится с приличной компанией, не грубит учителям и не дерзит в ответ на замечания.
«Теперь они поймут, что ты не такая уж и хорошая, и разлюбят тебя».
– Я всегда подозревал, что вы, заучки, совсем того, но чтобы настолько…
Насмешливый голос прозвучал совсем близко: кто-то стоял прямо за моей спиной. Я вздрогнула и легонько покачнулась вперед. Бездна вдруг стала на вдох ближе… Перед глазами поплыли разноцветные круги; мне казалось, что все кончено, я падаю… «Совсем не страшно», – подумала я и только тогда сообразила окончательно, что все еще стою на твердой поверхности.
Сильные руки обхватывали меня поперек туловища, удерживая не слишком нежно, но крепко и надежно.
– Сделай шаг назад.
Горло вдруг перехватило, и я просто кивнула, не сумев выдавить: «Хорошо». Я попыталась отступить, но тело было какое-то чужое, грузное, неповоротливое, как будто набитое мокрой ватой.
– Ну же. Шаг назад. Я держу. Не смотри вниз.
Но я не могла отвести глаз от затягивающей пустоты. Несколько минут назад мне совсем не было страшно, но сейчас всё внутри распадалось на атомы, превращая меня в беспозвоночную амебу. Колени подгибались, и я стекала вдоль тела удерживающего меня парня, становясь все более тяжелой. Высота уже заметила меня и теперь не отпустит: я все равно упаду…
Он грубо дернул меня назад – на безопасное расстояние. Я упала на четвереньки, ободрав колени и ладони о нагретый шершавый рубероид. Резкая боль вернула меня в чувство, и из глаз полились слезы.
– Это что, твою мать, за фокусы?
Мой спаситель рухнул рядом, не заботясь о сохранности джинсов и отчаянно ругаясь. Его голос был злым и сиплым, а слова – бранными, но достающие из пачки сигарету руки тряслись, а лицо неестественно белело на фоне сочного неба.
Я молчала, пока он выплескивал в обидных словах страх.
Поразительно, как по-разному люди переносят стресс. Некоторые, как мой папа и брат, фонтанируют словами, другие – я и мама, например – молчат. Нашему голосу слишком страшно озвучивать мысли, мечущиеся в голове. Этот парень, видимо, был из первых.
– Я тебя знаю. Ты из выпускного класса.
Он бросил на меня косой взгляд.
– Всегда мечтал сводить с ума отличниц.
Я не ответила на эту колкость.
– Змей. Все зовут тебя Змей.
Он лег на спину, подложив руку под голову. Затянулся и, округлив губы, выпустил идеальное колечко дыма.
– Ого. Я польщен. Богатенькая мисс Зануда знает мое имя? Я б расписался тебе на фотке, да вот только ты жутко меня бесишь, не помню почему… Ах да, точно! Я только что чудом не превратился в мокрое пятно на асфальте, потому что наша нежная девочка получила за сочинение… B? Или, о ужас, C?[2 - Американские отметки, соответствуют российским 4 и 3 баллам.]
– Это не из-за сочинения!
Змей перекатился на бок, в упор посмотрев на меня.
– Нет? Тогда что, поясни мне. Мне интересно, почему благополучная чистенькая куколка из хорошей семьи забирается на крышу заброшенного здания и подходит к краю? Тебе не купили кигуруми от Армани? Последний айфон?
– Я выбила лучшему другу своего брата два передних зуба!
– Ты… что? – поперхнувшись дымом, он стал давиться смехом и кашлем.
Я смотрела на него, вздернув бровь, пока он наконец не сделал серьезное лицо.
– Так это не шутка?
Я покачала головой. Нет, это не шутка, все очень и очень плохо: я подвела свою семью, разочаровала родителей, брат никогда меня не простит…
– Эй, эй! Заучка! Не вздумай снова разводить сырость, ты достала уже реветь! Лучше расскажи, что там у вас за… таэквондо произошло.
Я потерла лицо, чтобы оно прекратило меня подводить. Змей прав: я за сегодня наревелась впрок на много лет. И потом, завтра об этой истории будет гудеть вся школа. А он и правда меня спас и заслуживает узнать обо всем от меня.
Я шмыгнула носом. Снова стало ужасно жалко себя.
– Дай мне тоже сигарету.
Его лицо стало таким… отчетливо насмешливым и недоверчивым.
– Красные «Мальборо»? Не слишком для тебя, принцесса? Тебе бы клубничный вейп, но у меня нет, извини, я парень из простых, не балованный.
– «Мальборо» подойдут.
Он протянул мне пачку, из которой торчала зажигалка. Я неловко вытащила сигарету и чиркнула колесиком. Пламя вырвалось и тут же погасло, унесенное ветром. В школе девчонкам стоило лишь протянуть руку – им тут же подносили заботливо прикрытый ладонями огонек. Но Змей явно не собирался строить из себя джентльмена. Явно не со мной.
Я нахмурила брови и справилась-таки, слегка опалив кончики ногтей. Я умела курить: пробовала с Джошем и Марком год назад, на Рождество, пока наши предки потягивали вино за разговорами. Поэтому я затянулась аккуратно, не захлебнувшись от щекочущего нёбо никотина и не опозорившись в глазах главного хулигана школы. «Не опозорившись окончательно», – мысленно поправила я себя.
– Ну-ну, смотри-ка. Вас там на уроках биологии учат курить?
– На уроках по половому воспитанию.
Он хмыкнул.
– А ты зубастая, когда забываешь, что надо все время быть хорошей.
– Мне рассказывать, или продолжим обмениваться комплиментами?
Уголок его губ подпрыгнул в вызывающей, обаятельной усмешке, и мое глупое сердце подпрыгнуло вместе с ним.
– Рассказывай… заучка.
Змей
Змей катался по крыше, держась за живот. От дикого смеха и курева в боку кололо. Напряжение прошлого часа наконец спадало, выливаясь в безумный, истерический хохот.
– Он полез к тебе целоваться, а ты выбила ему два зуба?
Рыжая злобно зыркала из-под сведенных бровей. Наверняка подсмотрела грозное выражение лица у кого-то из предков – ее же оно делало похожей на ребенка, капризно надувающего губы.
– Сдуйся, пупсик. Так ты похожа на хомячка, с такими щеками.
Она мгновенно вспыхнула, став еще забавнее в своем негодовании, и он не смог ее не подколоть, лишь бы понаблюдать еще за тем, как потешно она психует.
– А ты милая, когда хмуришься. Того и гляди, мне тоже захочется тебя поцеловать.
Ее глаза мгновенно налились слезами, и он снова зашелся в хохоте, на мгновение увидев их со стороны: хороша парочка, одна ревет, второй стебётся.
– Прекрати ржать, как конь короля Артура. То, что я тебе рассказала, совсем не смешно.
– Чуточку смешно, свинка Пеппа, чуточку смешно. Ну прекрати хлюпать носом, посмотри на это со стороны. Ты же заучка, значит, кое-какие мозги наверняка имеются. Она посмотрела на него с до того презрительным высокомерием, что Змей сразу понял, почему она оказалась на крыше при первой неудаче. С таким-то говняным характером, у девчонки явно не слишком много друзей.
С вызовом сощурив глаза, Кира вытащила из пачки очередную сигарету, и он, поморщившись, подавил неуместный порыв отобрать её. Он не мамочка, чтобы следить за воспитанием безмозглых детишек. Но… С сигаретой в зубах она смотрелась неправильно. Как хорошая домашняя девочка, которая отчаянно пытается стать плохой и дерзкой. Как малолетка, стащившая у мамы красную помаду и бутылку виски из батиного бара.
Она и есть малолетка. Пятнадцать лет, девятиклассница.
Нелепо, но он знал их обоих: и девчонку, и её гиперактивного братца-задиру. Они были приметной парочкой, полными противоположностями. Заводной парень, футболист, красавчик, баловень, лентяй – от Джоша стонала школа и дёргался глаз у учителей. И она. Занудная отличница-ботаник, вечная староста и отрада учителей. Грейнджер, дразнили ее. Гермиона Грейнджер. Вечно выигрывала какие-то конкурсы. В прошлом году с командой таких же задротов выступила в «Разрушителях легенд». Он не смотрел.
– Сколько этот придурок тебя доставал?
Она нахмурила лоб: видимо, прикидывая.
– Ну он все время, что я его знаю, ведет себя как умственно неполноценный, но… С начала учебного года проходу от него не было. Задевал в коридорах, норовил больно ущипнуть, выкрикивал гадости…
– А твой братец? Не мог втащить своему дружку, чтобы отстал? Нормальные братья так поступают.
– Винс при нем вел себя нормально, только корчил страшные рожи, ну и… знаешь, всякие неприличные жесты…
Змей сложил колечко из пальцев и потыкал в него указательным пальцем правой руки:
– Типа такого?
– Да, – она снова покраснела.
Он сложил из пальцев «V», лизнул между ними воздух и подмигнул Кире:
– Или такого?
– Да что с тобой не так?! – выкрикнула она.
– А с тобой? С фига ли ты молчала? За тебя что, некому заступиться?
Она потупила глаза, нервно заправив волосы за уши.
– Я думала, это нормально. Всех дразнят, и никто не раздувает из этого проблемы. Девчонки… Все девчонки и сами могли ответить обидчикам, да так ловко и нахально, что я умирала от восхищения и зависти, что у меня так не получается. Я не хотела жаловаться.
До него наконец дошло.
– Хотела справиться сама?
Она кивнула, рассматривая свои шнурки.
– Мои родители гордятся мной. И учителя. Всегда ставят в пример Джошу, говорят, что с ума бы сошли, если бы я была такой же проблемной, как он. Мне нравится это: чувствовать себя лучше его. Взрослей. Я привыкла быть первой, быть идеальной. Правильной. Но когда Винс сегодня утром затащил меня в подсобку и стал пихать свой слюнявый язык мне в горло… Я не знаю, что на меня нашло. Какая-то ярость, пелена перед глазами, а в голове горячо и пусто… Я ударила его изо всех сил… Я не целилась специально… Но когда он с криком отшатнулся от меня, а потом выплюнул себе в руку кровавую пену и зубы… у него было такое растерянное лицо, как будто он не верил в происходящее. И я смотрела на него, на зубы, снова на него, а потом развернулась и побежала. Я бежала просто, чтобы бежать думала, что сейчас меня схватят и отведут в полицию или к директору, позвонят родителям, и Джош будет смотреть на меня с превосходством, и понимала, что не смогу это вынести, что сейчас закричу…
Змей молчал. Он вдруг почувствовал, что понимает ее. Ему тоже было знакомо это чувство: когда ты один во всем мире, и тебе совершенно некуда, не к кому пойти, и остается только бежать сломя голову, лишь бы не стоять и не думать.
– Почему ты спряталась здесь?
– Не знаю. Я была здесь однажды, еще осенью. Подружки показали мне это место. Мы тогда делали селфи для инсты, садились на край и болтали ногами.
Подумав, она добавила:
– Тогда не было страшно. Немножко жутко, но и весело, и мы были вместе, и подбадривали друг друга…
– А сейчас?
– А сейчас я испугалась. На самом деле я боюсь высоты.
Он промолчал. То, что нас больше всего пугает, сильнее всего и притягивает.
…Небо было розовым и чистым. Огненный шар опускался за дома в океан, окрашивая город светом и тенью. Змей любил это мгновение совершенной равнодушной красоты – тут, на высоте, оно всегда принадлежало только ему.
Но сегодня закат, разделенный на двоих, показался ему другим. Особенно щемящим и безграничным. Девушка не мешала, вела себя правильно, интуитивно понимая, что нельзя нарушать безмолвие. По ее голым рукам бегали мурашки от ветра и вечера, и она ежилась, обхватывая локти белыми пальцами Он снял куртку, накинул ей на плечи, и они долго сидели рядом, впитывая в себя вечность.
Солнце ушло, и небо усыпали яркие зрачки любопытных звезд.
Он поднялся и протянул ей руку.
– Пойдем. Отведу тебя к маме. Заучка…
Заучка
Тем вечером я вошла в дом немного другой.
Привычная гостиная почему-то казалась меньше, как будто уже не могла вместить в себя весь мой мир.
Голоса родителей, кинувшихся меня обнимать, звучали немного отдаленно, словно из-под воды. И лишь тогда – в безопасности светлой тёплой комнаты – весь кошмар прошедшего дня обрушился на меня тяжестью не случившегося несчастья, холодным дуновением отложенной смерти. Я зарыдала, в очередной раз зарыдала, уткнувшись в мамину грудь и отгородившись от беды папиными руками. Наконец-то слезы приносили облегчение; было сладко и больно понимать, что все хорошо, все закончилось, меня никто не будет ругать…
«Винс придурок, давно надо было сказать, систер, я бы сам ему эти зубы выбил…»
«Мы так волновались, ты не брала трубку мы весь город объехали, обзвонили всех друзей…»
«Никогда больше так не делай, мы любим тебя всегда, мы чуть с ума не сошли от страха, у тебя температура, немедленно в постель…»
Меня напоили молоком и укутали, как маленькую. Ослабевшая от слез, я позволяла себя жалеть. Их забота грела не хуже теплого одеяла. Меня ужасно клонило в сон, и голоса слышались всё приглушеннее.
Перед глазами быстрой перемоткой мелькали кадры: липкие руки Винса и его скользкий язык, белое с красным на ладони, паника, бег, свист, крыша, бездонная воздушная воронка, тяжелые руки на моей талии.
Змей.
Змей.
Змей.
Мысли зацепились за его ехидную, странно успокаивающую ухмылку, замедлились и остановились.
«Спи уже, заучка», – со смесью мягкости и насмешки произнес воображаемый, но оттого не менее осязаемый голос.
Напряжение наконец отпустило мою голову, и я заснула.
Змей
Освещенные стекла ничего не скрывают в темноте.
Он довел ее до крыльца, а потом долго наблюдал за силуэтами в окне, скрываясь в тени дерева. Через дорогу как будто показывали очередной эпизод одного из этих тошнотворных сериалов про дружные идеальные семейки, в которых все любят и уважают друг друга. Змей жадно смотрел, презирая себя за слабость, но все равно был не в силах уйти сразу
Уютная комната, заваленная вещами, создающими беспорядок, но подсказывающими, что это место любимо и является сердцем дома. Вот и сейчас все собрались там – наверняка до смерти переволновавшись за свою хорошую девочку. Видно было, что беглянку ждали и искренне беспокоились. Лишь только она вошла, как ее сразу окружили отец, мать, брат и в довершение картины – словно чтобы добить Змея – вокруг радостно прыгали, виляя хвостами, две собаки.
Какое-тоильное чувство грызло его, кусало за горло, стискивало ребра.
Носятся с ней, дуют в зад и знать не знают, что только что чуть не натворила их чудесная дочурка.
– Какая же ты дура, заучка, – почти с ненавистью прошептал Змей.
Ему было еще совсем немного лет и недоставало опыта, но со звериной интуицией рано повзрослевшего беспризорника он чуял, что девчонка своим безрассудным поступком убила бы не только себя – она смертельно ранила бы всю свою семью, навсегда погасив свет и радость в этих ярких окнах.
Он бросил начатую сигарету, остервенело втоптал её в пыль кроссовком и ушел, всунув руки в карманы. Заставляя себя не бежать и не оглядываться. Быть равнодушным.
Не завидовать.
Заучка
Помните дни рождения в детстве? Когда накануне отправляешься в постель на час раньше и изо всех сил зажмуриваешься, чтобы подогнать завтрашний день, а утром просыпаешься на заре? Резко садишься в постели, широко распахнув глаза, а в груди трепещет ощущение волшебства и праздника.
Я никогда не думала, что точно такое же чувство может вызвать что-то другое. Кто-то другой.
Змей.
Я прошептала это имя одними губами, не проговаривая вслух, чтобы не спугнуть дрожащие крылья бабочек в животе. И улыбнулась.
Так вот оно как – влюбиться.
Как будто за ночь в груди распустился плотно сжатый бутон тюльпана и теперь щекочет нежными лепестками сердце.
Это похоже на вкус холодного мороженого, тающего на языке и покалывающего нос.
На быстрый бег, когда твои ноги пружинят от упругого покрытия, отправляя тебя в полет под звенящую в ушах «Levitating» Дуа Липы:
You want me, I want you baby
My sugar boo, I'm levitating
The milky way, we're renegading
Yeah, yeah, yeah, yeah, yeah[3 - Ты хочешь меня, я хочу тебя, малыш,Мой сладкий, я левитирую.Мы устраиваем мятеж на Млечном пути,Да, да, да, да, да.]
На веселящий газ, от которого твои губы сами по себе растягиваются в дурацкой счастливой улыбке, а мир кажется ярче, чище, добрей.
Когда ты влюбляешься, вместе с тобой влюбляется весь мир.
Я надела любимые обрезанные джинсовые шорты и простой белый топ с принтом, клетчатые слипоны Vans, обмотала вокруг запястья «счастливый» браслет из ракушек каури – на самом деле это ожерелье, но мне нравится носить его на руке. Я подвела глаза – самую чуточку – и намазала губы бальзамом. Поглядевшись в зеркало, я осталась довольна – Джош у нас в школе слывет красавчиком, а я как-никак его сестра-близнец!
За завтраком родители вели себя внимательней, чем обычно. Мой сияющий вид их приятно удивил, но ни на какие ненужные мысли не навел. Скоро они переключились на Джоша, который без умолку трепался про своего обожаемого тренера по борьбе и предстоящие соревнования.
Уже когда мы сидели в машине, Джош негромко сказал мне:
– Ты не бойся. Если кто слово скажет, я ему…
И глядя в его глаза – такие же зеленовато-ореховые, как у меня – я вдруг поняла, что ни капли не боюсь. Вчерашнее утро отодвинулось далеко-далеко, на несколько тектонических плит назад, а девочка, которая боялась, что ее отчитает директор и накажет мама, действительно шагнула с небоскреба в прошлое.
Кто же тогда спустился с крыши за руку с тем пугающим и волнующим сердце парнем?
Это мне только предстояло узнать.
Ловушка сознания, которую я только сейчас сумела распахнуть.
Я так долго была одинаковой и думала, что это и есть я, что я не хочу быть иной. Но оказалась, что это все как защитная пленка на экране новенького смартфона – пока она цела, ты воспринимаешь ее как должное, это просто необходимая защита, не влияющая ни на что. Но стоит лишь краешку загнуться, и уже невозможно не подковыривать дальше, не отгибать уголок, под которым и краски ярче, и изображение глубже.
Школа гудела, как недоеная корова в Майнкрафт. Я вошла в ее двери смело, с уверенной улыбкой. Наверное, я ожидала, что при моем появлении все застынут, как в хорошо отрежиссированном фрагменте сериала, но поток людей просто увлек меня в сторону кабинетов. Кое-где я слышала за спиной шепотки и чувствовала многозначительные кивки в мою сторону, но целом мы с Джошем дошли до класса без приключений. Лишь когда я зашла в аудиторию, меня приветствовали шумными возгласами и хлопаньем. Все считали произошедшее смешным и классным приключением, достойным стать мемом. Парни подкалывали – «Перед тем как поцеловать Киру, советую проверить страховку у стоматолога…», девчонки сочувствовали – «Винс козел, и ко мне он тоже приставал… и ко мне… и ко мне».
Воздушный шар в моем животе стал больше и горячее, он рос и поднимался все выше и ближе к груди, и казалось, когда он достигнет горла, я или рассмеюсь, или расплачусь, и тогда уже никогда, никогда не смогу остановиться.
В обеденный перерыв мы с Леной пошли на улицу. Я разговаривала с подругой, но глазами пыталась найти его. Это оказалось легко – словно в меня за ночь встроили радар на обнаружение координат Змея. Он стоял с группой старшеклассников, в полосатом свитшоте и брюках чинос песочного цвета, его рюкзак был небрежно перекинут через плечо. Он чему-то смеялся, запрокинув голову. Я смотрела наего крупные красивые зубы, и мне хотелось запустить ладонь в эту небрежную прическу.
Я повернула так, чтобы мы с Леной прошли мимо них. Каждый шаг отдавался огнем в стопах. Сейчас, вот сейчас он заметит меня…
Поравнявшись со Змеем, я улыбнулась ему, словно говоря: «Привет»
Он посмотрел на меня удивленно, не узнавая. Моя улыбка пряталась, таяла под его чужим насмешливым взглядом. Вокруг стали шутить:
– Змей, кажется, девчонка хочет вступить в твой фан-клуб!
Он оглядел меня с ног до головы таким взглядом… Я будто сразу уменьшилась, стала тем, кем и являлась – малолеткой, распустившей слюни на старшеклассника.
Змей потянул за прядь моих волос, пропуская их через пальцы. Локон темной ржавчиной блестел на солнце, разделяя нас.
– Подходи через годик. Я поставлю тебя в очередь.
Лена схватила меня под руку и утащила прочь.
– Ты что творишь, Кира!.. Что на тебя нашло? Это же Змей! Он не встречается с такими, как мы!
Воздух медленно вытекал из меня, мир вокруг выцветал, становился обычным. Сложным, тусклым.
– Кира, только не говори мне, что ты в него втюрилась!
Я заставила себя улыбнуться и ответить подруге, встревоженно вглядывающейся в мое лицо:
– Нет. Я не влюблена в него. Наверное, это гормоны.
Слезы щекотали мне нос, но я не заплакала.
Змей
Он смеялся вместе со всеми вслед убегающим девчонкам.
Смотри-ка, чувствительная! Как она вообще выжила в этой школе – с лицом, с которого так легко считываются все мысли?
Непонятное чувство, смутно напоминающее сожаление, легонько кольнуло сердце, но Змей подавил его.
Они не друзья. Между ним и этой смущающейся от каждой неосторожной шутки малолеткой – пропасть. То, что произошло вчера на крыше – случайность. На её месте, на его месте мог оказаться любой!
Прозвенел звонок, и компания Змея не спеша засобиралась в класс. Он туда не собирался – хотел сбежать, но в последний момент тоже пошел. Сев на заднюю парту, он, особо не таясь, обновил ленту в инсте. Ногти и еда у девчонок, летсплеи и мотоциклы у парней, всё как всегда. Монотонный голос училки навевал тоску, и Змей, немного помедлив, перешел на страничку школьного клуба по борьбе. Пролистав подписчиков, он остановился на том, кто был ему нужен: @josh_ burroughs[4 - Вторая часть ника Джоша – фамилия Джордана Барроуза. Барроуз – борец вольного стиля, считающийся одним из наиболее титулованных борцов Соединённых Штатов Америки. Стараясь напугать соперника и доминировать над ним, часто проводит агрессивную атаку.]. Парень быстро пробежал глазами профиль: соревнования, спарринги, сияющее мальчишеское лицо, высоко над головой золотая медаль, фото с тренером, фото с семьей. Мужчина – увеличенная копия Джоша – счастлив и горд; женщина, сосредоточенно глядящая в объектив, между мужем и сыном кажется маленькой и хрупкой. По левую руку от матери она – лохматая и непривычная с широкой улыбкой на лице.
Не задумываясь над вопросом, какого фига он делает, Змей ткнул на фото – так и есть, братец старательно отметил всех. @kira_medina – ну конечно, эта заучка не придумала себе логин получше, чем собственные имя и фамилия. Профиль девчонки ничем особым не выделялся: закаты на пляже, много изображений собаки, селфи с подружкой, фотки со спектакля, который школьный театр ставил на Валентина – «Ромео и Джульетта», мерзость. Последняя публикация сегодняшним утром – радостное открытое лицо, браслет из ракушек каури на руке, блестящие глаза, из-подмышки торчит морда собаки. Змей стукнул два раза по центру экрана. «Мятеж на Млечном пути» – так она подписала эту фотку. И оттого, что он сразу понял, откуда эта строчка, в груди кольнуло снова. Это разозлило его – никто не может задеть Змея, никто. Он убрал свой лайк и вышел из приложения. До конца урока оставалось пятнадцать минут, но он, подхватив рюкзак, вышел из класса, не обращая внимания на шепот одноклассников и крики училки.
Ему надо покурить.
Заучка
«Ваша фотография понравилась пользователю @l_culebra».
Уведомление повисло в верху экрана, но когда я перешла на свою страницу, никаких лайков ни от каких «Эль Змеев» там не было. Показалось?
В задумчивости я снова обновила ленту, потом еще раз. Пусто.
Ящерица скрылась, не оставив и хвоста.
Если бы я вдруг захотела посмотреть профиль Змея – не то чтобы я собиралась, но если бы да, то… То я бы обнаружила пустую страницу, созданную больше года назад. Даже в этом он выпендрился – смотрите, мол, как мне плевать на собственную красоту и популярность. Лишь одно старое фото – лицо, скрытое в тени капюшона толстовки так, что виден лишь подбородок, и пальцы, сложенные в «рокерскую козу». Такое мог себе позволить только Змей – хулиган, последние четыре года раскачивающий школу. Чего только стоила та недавняя выходка, когда он ночью пробрался в школу и поменял бирки на всех ключах от аудиторий! На этой задрипанной фотке стояло полторы тысячи лайков. Я узнала каждую девчонку нашей школы – даже Лена отметилась, поставив «сердечко». Я не стала.
После школы я вернулась домой с Джошем, который уже устал проявлять ко мне братскую заботу и, на ходу сжевав сэндвич, умчался на улицу, прихватив мяч.
«Ну, раз с тобой всё в порядке, я погнал».
Я сделала уроки, позвонила маме и зачем-то сказала ей, что пойду к Лене до вечера. Но к подруге я не собиралась.
Беспокойство крутилось в моей груди, выедая желудок. Мне чего-то хотелось, но я не понимала, чего. Я прошлась по дому, трогая привычные вещи: ключи на комоде в прихожей, пульт от телевизора на ковре, папины очки на кресле, Лимончика и Хуана – карликовые кактусы. Мне стало чуточку легче, но внутри все равно что-то мелко тряслось и нервировало. Я налила себе холодного лимонада и залпом выпила. Устроившись на диване, я включила «Лунных влюбленных». Но когда пришла, виляя хвостом, старушка Эльза и, положив голову мне на колени, заглянула в лицо умными глазами, я вдруг расплакалась и выключила сериал.
Оставалось одно, проверенное средство. Нацепив наушники, я вышла из дома, захватив бутылку воды.
Но привычные мотивы не помогали. Музыка резала уши диссонансом, звучала не в такт, сбивала ритм шагов. Я переключала трек за треком с нарастающим раздражением, пока, разозлившись окончательно, не выключила айпод. К черту!
И лишь тогда я заметила, куда же принесли меня ноги.
Здание заброшенной высотки ухмыльнулось провалами черных окон. Ну здравствуй, мы тебя ждали.
Я попятилась на какое-то мгновение желая лишь бежать из этого места без оглядки, но потом кое-что поняла.
Дрожь внутри прекратилась.
Дойдя до верха по загаженной пыльной лестнице, я уже знала, кого увижу на крыше.
Он сидел спиной к выходу, скрестив ноги. Раскрытый рюкзак валялся рядом. Учебников в нем не было видно. По чуть дрогнувшим плечам Змея я поняла, что он заметил меня, но не обернулся.
Я не стала здороваться, а просто прошла и села рядом. Протянув руку к его пачке сигарет, я вытащила одну. Змей искоса посмотрел на меня, но промолчал. Я подкурила. Сегодня это вышло ловчей, чем вчера.
Странно. Утром в школе я так растерялась при виде этого парня, но здесь, между небом и землей, чувствовала, что не ошибаюсь, делаю все верно. Я не ощущала себя самозванкой – наоборот, эта крыша, накануне чуть не забравшая мою жизнь, дарила мне силы и прибежище.
– Мне показалось, или ты утром поставил мне лайк?
– Тебе показалось.
Я кивнула. Так я и думала. Что же еще он мог сказать.
– Её зовут Эльза. Мою собаку.
– Какое мне дело до того, как звать твою собаку?
– А бигля Джоша – Бэтмен. Представляешь? Братец сейчас ужасно краснеет, когда ему припоминают, что пять лет назад он хотел стать супергероем.
– А ты, стало быть, хотела стать принцессой?
Я помолчала, чувствуя себя ужасно старой. Как просто было в детстве.
– Да. Я хотела стать принцессой. А стала заучкой. Ну а ты? Ждал письмо из Хогвартса?
Змей посмотрел на меня так… будто я проникла за территорию, огороженную желтыми лентами, и мне сейчас за это сильно влетит.
Я расстроенно опустила глаза. Нужно же мне было все испортить! Я принялась бездумно перекручивать нити браслета, а потом вовсе сняла его и начала вертеть в руках, лишь бы не поднимать лицо на парня, сидящего рядом.
– Эти ракушки-каури подали на тебя жалобу. Пищат, что их укачало.
Горячая ладонь обожгла мою кожу, сильные пальцы забрали украшение.
– Девчачья ерунда, – Змей держал браслет перед глазами, пристально разглядывая его. – Небось, еще из собственноручно собранных ракушек?
Я покраснела. Ничего плохого в его словах не было, но от тона, каким он произнес их, я снова почувствовала себя ребенком.
– Отдай.
– Неа, – спрятал он нитку в кулаке. – Ты таскаешь у меня сигареты, а я забрал у тебя браслет.
Он легко вскочил на ноги и протянул мне свободную руку.
– До десяти лет.
– Что?
– Я ждал письма из Хогвартса до десяти лет.
– Ааа, – растерянно протянула я, чувствуя себя дурочкой.
Что мне ему ответить? «Прости, что угадала»?
– Надеюсь, ты не рассчитываешь таскаться на эту крышу каждый день? Это мое место. Не твое.
Я не нашлась, что ответить и промолчала, лишь улыбнулась, весьма надеясь, что Змей посчитал мою улыбку загадочной, а не идиотской.
Как-то само собой вышло, что он снова проводил меня. Я не отнекивалась: в сумерках бродить одной по Венис-бич было страшновато. На прощание мы неловко кивнули друг другу, не зная, что сказать – не друзья, не пара. Две ошибки вселенной, потерянные среди её звезд.
Зайдя в дом, я посмотрела в окно. Мне показалось, что напротив мелькнула тень, но может, это просто ветер шелестел ветвями вяза.
Засыпая, я не мечтала о Змее, не позволяла себе даже думать о нем, поддаваться подступающей эйфории – за прошедшие сутки я успела понять, каким хрупким может быть счастье, если на него давить. Но в животе все равно щекотало. Это бабочки легонько поднимали свои воздушные крылья.
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/eva-mills/zauchka/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Здесь и далее строки из песни Linkin Park Crawling
Crawling in my skin,
These wounds they will not heal,
Fear is how I fall,
Confusing what is real
There’s something inside me that pulls beneath the surface,
2
Американские отметки, соответствуют российским 4 и 3 баллам.
3
Ты хочешь меня, я хочу тебя, малыш,
Мой сладкий, я левитирую.
Мы устраиваем мятеж на Млечном пути,
Да, да, да, да, да.
4
Вторая часть ника Джоша – фамилия Джордана Барроуза. Барроуз – борец вольного стиля, считающийся одним из наиболее титулованных борцов Соединённых Штатов Америки. Стараясь напугать соперника и доминировать над ним, часто проводит агрессивную атаку.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения