Книга - Вернись и покайся

Вернись и покайся
Владимир Анатольевич Малёванный


Взявшись за написание повести «Вернись и покайся», я хотел показать весь негатив коммунистического строя, начиная с октябрьского переворота вплоть до периода застоя. Показать самоотверженный подвиг священнослужителей, которые ценой нечеловеческих страданий, ценой собственной жизни пронесли через весь этот земной ад свет Веры Православной, не дав ему угаснуть.





Владимир Малёванный

Вернись и покайся





ПРЕДИСЛОВИЕ

Ушел в прошлое XX век, взбудораживший весь мир войнами, революциями, переворотами. Русский народ был под гнетом тирании и репрессий, направленными на уничтожение религии, в первую очередь православной. Ложь и предательство культивировались повсеместно, маскируясь под личиной порядочности. Ленин, Сталин, Гитлер – идолы, залившие всю землю реками невинно пролитой человеческой крови.

XXI век – эпоха информационных войн, которые наносят гораздо больший вред обществу, нежели все иные вместе взятые – они убивают человека духовно, разрушают личность – творение Божие, остаётся лишь «биоматериал», заботящийся о своем частном комфорте. СМИ, словно щупальца сатаны, завуалированные под добропорядочность, пытаются исказить историю и настроить человечество против Бога. Истинные ценности попирают и насаждают чуждые здравому смыслу нормы поведения. Создается впечатление, что Содом и Гоморра активизировались и со дна Мёртвого моря щедро изливают свой «шарм» во все сферы искусства, одурманивая молодое поколение. Силы тьмы, чувствуя приближающуюся кару Господню, пытаются как можно больше человеческих душ увлечь с собою в геену огненную. Служители князя тьмы хотят переформатировать современного человека путем подмены духовных идеалов на фальшивые материальные ценности. Мамоне поклонились буквально все, даже те, кто и не подозревает об этом…

Православная Церковь в прошлом веке претерпевала гонения от советской власти – рушили храмы, уничтожали священнослужителей, расхищали церковное имущество. Как ни странно, но часть современного цивилизованного общества предпочитает об этом умалчивать, либо воспевает только всё позитивное, имевшее место в советском государстве. Многие ностальгируют по прошлому, появились секты, например «Граждане СССР», не признающие нынешнюю власть и призывающие вернуть власть Советов. Именно поэтому мне и захотелось провести такой вот экскурс в прошлое и показать «обратную сторону медали» для тех, кто её не видел (либо делает вид, что не видел).

Взявшись за написание повести «Вернись и покайся», я хотел показать весь негатив коммунистического строя, начиная с октябрьского переворота вплоть до периода застоя. Показать самоотверженный подвиг священнослужителей, которые ценой нечеловеческих страданий, ценой собственной жизни пронесли через весь этот земной ад свет Веры Православной, не дав ему угаснуть.

Эта тема всегда была мне интересна, я не мог быть равнодушным по отношению к ней. Будучи ещё молодым, далеким от религии человеком (в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов), я повышал свой образовательный уровень. И как-то на уроке истории преподаватель поведал нам о том, что царского наследника – цесаревича Алексея расстреляли. Для нас тогда религия была чем-то далёким и неизведанным, а царя мы знали из учебников как эксплуататора трудового народа. Почему-то меня факт расстрела царского наследника насторожил, и я спросил у пожилого историка: «Сколько лет было мальчику?» И когда узнал, что его убили несовершеннолетним, моему возмущению не было предела, я сетовал: «Дескать, что же это за власть, которая расстреливает малолетних детей?» «Не нам это решать», – услышал я в ответ. Почему-то учитель не сказал нам тогда, что была расстреляна вся царская семья с её главой – помазанником Божиим Николаем II. Возможно, в то время представителями УНО было наложено табу на эту тему, и педагоги старались её не касаться. Спустя 20 лет по Божьему промыслу я стал церковным человеком, к тому времени и в печати появилась достоверная информация, касательно злодеяний, совершенных «народной» властью по отношению к своему народу. Я много читал соответствующей литературы, ездил в паломнические поездки, в которых также узнавал новые истории нападок на Церковь православную и её служителей в период коммунистического лихолетья. Прошло много времени, прежде чем я обратился к творчеству. Сначала было документальное кино, затем я попробовал писать, в общем – всего понемногу. Было много задумок, одна из них – снять киноленту, в которой мне хотелось бы создать своеобразный синтез документального и художественного кино, но моей мечте не суждено было воплотиться в жизнь. Однажды мне в голову пришла идея: «А что, если попробовать осуществить этот эксперимент при помощи пера?» В моей книге реальные события по отношению к вымышленному сюжету составляют всего 2.5%, с них она начинается, ими же и заканчивается. Образ главного героя собирательный, его жизненный путь проходит поэтапно, практически через весь период правления советской власти. Название «ВЕРНИСЬ и ПОКАЙСЯ» – не случайно придуманное, каждый, дочитавший книгу до конца, поймёт, что в названии отражена идея задуманного. Возможно, кто-то сочтёт чрезмерно «красочными» сцены насилия, описанные в повести, но все они основаны на реальных событиях, и я старался выбрать наименее жестокие сюжеты. Если, прочитав, вы решите, что финал имеет мистическую окраску, то сразу же заверю – и эти события имели место в действительности. Желаю приятного прочтения, спаси вас Бог!



Кровавое знамя! Крамольное знамя!

Эмблема разбойничьих грёз!

В тебе сочеталось погромное пламя

С пучиной страданий и слёз



Тобой обманули лжецы-иудеи

Доверчивый ум христиан,

Назвав преступленье – триумфом идеи

И правдой коварный обман



С. С. БЕХТЕЕВ




I


Отец Никифор стоял у небольшого куста жасмина, пытаясь укрыться под его листвой от лучей палящего сентябрьского солнца. Погода была жаркая и сухая, характерная для этого времени года в южной столице. Зеленые мухи, особенно назойливые в начале осени, неприятно жужжа, кружили в воздухе, то и дело садясь на голову и лицо священника. Большой и кропотливый труд был проделан в архивах края комиссией по канонизации святых новомучеников юга России, председателем этой комиссии являлся отец Никифор. Скрупулёзно изучая документ за документом, члены комиссии по крупицам слагали жизненный подвиг новомученика Александра. Несколько часов отделяло всех участников раскопок от значимого события, которое и даст оценку всей проделанной работе. Под двухметровой толщей земли, согласно заключению комиссии, находились мощи святого угодника Божия. Рабочие лопатами аккуратно вынимали из могилы черные пласты земли, укладывая их подальше от захоронения, стараясь не перекрыть подход к могиле. Солнце подкатывало к зениту, припекая совсем не по-осеннему. Духота и влажность размаривали землекопов и препятствовали их тяжелой работе. Обстановка была тревожная. Что же там ждет в земле? Правильно ли определили место? В каком состоянии находится святыня? Все эти вопросы не выходили из головы председателя комиссии. И тут рабочие отложили лопаты, и в ход пошел более тонкие археологические инструменты. Присутствующие плотным кольцом обступили яму. В воздухе повисла тишина, было слышно, как на деревьях чирикали воробышки, за оградой кладбища, скрипя тормозами, проезжали машины. Из ямы начали подавать трухлые от времени, распадающиеся в руках доски – это были фрагменты крышки гроба. Под останками погребального покрывала явно вырисовывалась одежда священника. Вне сомнений – это был тот, кто причислен к сонму новомучеников юга России. Слезы умиления накатились на глаза, радость торжества наполнила сердца присутствующих…

Впоследствии при дальнейшем обследовании обретённых останков, находка превзошла все ожидания – большая часть фрагментов тела святого оказалась нетленной. Это и есть неоспоримое доказательство святости. «Дивен Бог во святых Своих» Пс. 67:36

Смахнув со лба капли пота и осенив себя крестным знамением, отец Никифор громко произнес: «Слава Тебе, Господи!» Облегченно вздохнув, он окинул взглядом огромную территорию городского кладбища. И тут на ум ему пришел фрагмент из книги Сергея Нилуса, высказывание всеми нами любимого преподобного Серафима Саровского –

«Ваше Боголюбие, – говорил некогда одному боголюбцу преподобный Серафим, – без праведников не стоять ни граду, ни веси. И если вы блазнитесь, что ныне плохо живут и монахи, и мирские, то знайте, что и между ними есть сокрытые от взоров ваших благоугождающие Господу. Скажу вам: если стоит кладбище, то стоянию его терпит Господь из-за святых мощей скрытых в нём угодников Божиих. Так и о градах и весях, и о монастырях, и о всей земле разумейте!»

– Наверняка здесь, на этом старом погосте есть еще те, которые угодили Господу, – продолжал рассуждать председатель комиссии. – И молитвами их стоит и кладбище, и град сей, и веси… И один из них – тот, чьи мощи мы сегодня обрели

Изнесение мощей святого угодника состоялось за вечерним Богослужением.

Большое количество людей переполнило огромное по своим размерам помещение собора. Как принято говорить в народе, «яблоку негде было упасть». Священнослужители в праздничных облачениях располагали к торжественности данного события. На клиросе обосновался хор семинаристов, чудесно доносивший Божественное молящимся прихожанам. Во всём чувствовался праздник – духовный праздник обретения мощей Священномученика. Обстановка в соборе была необычная, казалось, будто в воздухе невидимым облаком парила любовь и покрывала всех присутствующих, и это отражалось на их лицах. Несмотря на тесноту в храме, раздражительности и толчеи не было. Прихожане с уважением относились друг к другу, смиренно уступая дорогу идущим к подсвечникам. Временные рамки словно раздвинулись, открывая путь к вечности. Телесно ощущалась лёгкость, настрой был радостный, все находились в предвкушении чего-то долгожданного и неизведанного. И вот это произошло – открылись Царские Врата и церемониально из алтаря изнесли раку со Святыми Мощами. Словно духовный импульс вспыхнул в подсознании, под куполом собора повис молитвенный посыл: «Священномученик Александре, моли Бога о нас». Духовное состояние молящихся в храме людей достигло апогея, раку с мощами установили у амвона для общего поклонения. В первую очередь к святыне приложились священники, затем допустили семинаристов и вместе с ними прессу, затем приступили прихожане. Всё происходило, как в замедленном кадре. Очередь сплошным потоком двигалась мимо раки с мощами к миропомазанию, которое совершал сам Владыка. До поздней ночи тянулись вереницей люди почтить целованием мощи священномученика. С первого же дня прославления угодника Божия у раки были зафиксированы факты чудесного исцеления.

Отец Никифор с благоговением приложился к мощам, отошёл и остановился у иконы князя Владимира, повернувшись к раке, он стал наблюдать за людьми, целовавшими святыню. На душе было хорошо и спокойно, прикрыв глаза, он стал читать «Иисусову молитву». Мысли о священномученике полностью захватили его сознание, и он окунулся в раздумья…

***

Сизые струйки дыма поднимались над приваленными толщей снега избами и, словно змейки на песке, извивались в холодном ночном небе. От сильного мороза воздух становился звонким и прозрачным. Тусклые звёзды мерцали на небосводе, напоминая догорающие угли в русской печи. Над вершинами стройных корабельных сосен повис золотой месяц, как в «Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина. Пушистый снежок белым покрывалом застлал всю округу. В воздухе царила гробовая тишина, животные от лютого мороза попрятались в укрытия. Лишь изредка из леса доносилось протяжное завывание волчьей стаи, да треск размерзшихся берёз. Хруст снега под подошвами старых истоптанных валенок мерно бредущего путника тут же у ног и терялся, словно раздавленный холодом. Вид странствующего в ночи человека вызывал сочувствие: обледенелая, длинная борода, на голове потрепанная шапка-ушанка. Одет он был в видавший виды белый овчинный тулуп. Из-под тулупа выглядывал серый подрясник, в правой руке был старый затасканный чемоданчик (балетка). Мороз заставил путника ссутулиться, но он не торопился, спокойно шагал по краю проселка. Острые невидимые иголки покалывали ему нос, проникнув в рукавицы, они добрались до кончиков пальцев и вонзились в них.

– Да, если с вечера такой холод, то что будет под утро? А спозаранку идти на раннюю Литургию, – раздумывал он, перекладывая балетку в левую руку.

Отец Григорий в Тамбовской губернии недавно, хоть родом он и был из этих мест. Вся его жизнь – промысел Божий (так он считал) – прошла вдали от родины. И вот сейчас, когда ему под шестьдесят, десница Творца возвратила его в родные края. За селом на холме стояла чудом уцелевшая церквушка, состояние её было плачевное, в ней ему и предстояло служить. Много лет назад именно в этой церкви состоялось его первое знакомство с Богом. – Да, когда-то здесь по воскресеньям собиралось много Богомольцев, а в нынешнее время маловато – пяток старушек, да сторож колхозный (когда бывает трезвый) захаживают на утреннюю Литургию. Молодёжь, возможно, и потянулась бы к Богу, но уж больно рьяно взялся за них комсомол – агитация, стенгазеты, угрозы.

За пару лет, проведённых в Нечаево (так называлось его родное село), местное население понемногу привыкло к отцу Григорию. Поначалу, кроме, как «поп» к нему никто не обращался. Со временем отношение к священнику изменилось. Достаточно было кому-нибудь всего один раз пообщаться с ним, и уже при следующей встрече его приветствовали ласково «батюшка». Настолько он был любвеобильный, что у тех, кто был с ним знаком, язык не поворачивался называть его по-другому. Много пришлось ему потрудиться для восстановления храма. С тех пор, как из-за прохудившейся крыши церковь перестали использовать для хранения сельхозпродукции, здание простояло ещё несколько лет. Сырость сильно повлияла на техническое состояние строения. Отец Григорий, засучив рукава, с любовью принялся приводить церковь в порядок. Местные, видя усердие, проявленное батюшкой в работе, начали помогать ему кто чем мог – кто гвоздём, кто доской. Так с Божией помощью церковное здание привели в надлежащий вид. А по осени после освящения храма начались в нем Богослужения…

Завтра – Николка зимний, так называют на Руси этот особо почитаемый в народе праздник. «Нужно с утра пораньше прийти в храм, протопить печь и подготовиться к Литургии», – раздумывал священник. До его приезда в Нечаево в селе бесчинствовал местный колдун Кузьма, который держал в страхе всё население. Односельчане, стараясь не попадаться ему на глаза, обходили его дом стороной. Рассказывали, что если ему кто не понравится или станет «поперёк дороги», он мог наслать «килу». Это что-то вроде шишки или нароста на голове, вследствие этого недуга бывали даже летальные исходы. Долгое время пути отца Григория и Кузьмы не пересекались. И вот однажды у колодца, набрав воды, батюшка собрался было уже идти в обратный путь. Развернувшись, он увидел колдуна – тот стоял в паре метров от колодца и пристально смотрел в его сторону.

– Ну, что ж, давай поговорим, – опуская ведро с водой на притоптанный снег, обратился к нему священник. Колдун стоял молча и с ненавистью смотрел на батюшку, что-то бормоча себе под нос.

– Я вижу, ты не словоохотлив. Ну так знай – именем Господа нашего Иисуса Христа я запрещаю тебе делать людям зло.

Кузьма стал как-то по-звериному фыркать и плевать в сторону отца Григория.

Иерей вынул из-под тулупа наперсный крест и, держа его на уровне глаз, стал читать молитву «Кресту Господню». Колдун взвизгнул и, развернувшись, вприпрыжку побежал наутёк. При этом налетел на двух старушек, идущих к колодцу за водой, те в свою очередь побросали вёдра, схватившись за головы, с визгом побежали в разные стороны…

Время шло, настало лето, батюшка уже и забыл про этот случай. Однажды вечером, сидя за столом у окна, отец Григорий услышал тихий стук по стеклу. Приподнявшись со стула и дотянувшись до створки, он отворил её. Во дворе стоял Кузьма, батюшка не успел сообразить что к чему, как тот заговорил:

– Забери свои заклятья назад, я дам тебе денег – много денег. Отец Григорий молчал, в недоумении глядя на Кузьму и ожидая, что же будет дальше. Деревенский волхв снял картуз, и батюшка увидел на его голове шишку размером с небольшое яблоко.

– Что ж, это закономерно – зло имеет свойство возвращаться к тому, кто его делает. Никаких заклинаний я на тебя не насылал – это всё чудодейственная сила Креста Господня, которая бумерангом вернула твою килу обратно тебе. Хочешь исцелиться? Ступай, проси прощения у тех, кому ты причинил зло и кайся. Потянувшись к створке, он попытался закрыть окно. Колдуна затрясло, как в лихорадке, в последний момент он ухватил руку священника и впился в неё зубами. С трудом батюшке удалось вырвать руку из скверной «пасти» разъярённого старикашки и захлопнуть окно. Кузьма, как ошпаренный кипятком, побежал прочь со двора, выкрикивая на бегу матерную брань и проклятья в адрес священника. Больше они не встречались…

Дальше дорога пошла под уклон, и вскоре появился домишко, в котором батюшка квартировал. Его хозяйка – пожилая вдова Елена Афанасьевна в прошлом учительница химии. Высокая худощавая женщина со следами былой красоты на лице. Война отняла у неё не только мужа, но и трёх сыновей. Добрейшей души человек, изливающая любовь на всех её окружающих. Плату за проживание с отца Григория она не брала, говорила: «Достаточно, что вы делаете всю мужскую работу по дому». В большую часть дома она заселила своего квартиранта, сама же довольствовалась маленькой спаленкой. В хозяйстве у неё была коза Бруня и несколько курочек, а также дворовый пёс Полкан и чёрная кошка Лапка. По утрам хозяйка частенько готовила постояльцу свой традиционный омлет. Батюшка недовольно ворчал: – Мне-то и отплатить нечем. – Ешьте, – отвечала Елена Афанасьевна, – мне ведь кроме вас кормить некого. Часто по вечерам, сидя у горящей печи, они делились воспоминаниями о прошлой жизни. До прихода батюшки в её доме не было ни одной иконы и никакой религиозной литературы. Разговоров о религии она старалась избегать. Как-то однажды отец Григорий попытался заговорить о Боге, хозяйка откланялась и ушла на свою половину, больше на эту тему разговоров не было. Очевидно, у неё была своя история, что-то личное касательно Бога, и батюшка к ней в душу не лез…

Услышав урчание мотора, отец Григорий взглянул вперед и увидел, как по заснеженной улице ему навстречу ехала чёрная «Победа». Поравнявшись с домом Елены Афанасьевны, машина пересекла улицу, развернувшись, остановилась у калитки. Открылись дверцы и на снег ступили три человека в чёрных кожаных пальто. Сердце защемило, батюшка поубавил шаг, метров сто отделяло его от «чёрной троицы». Он прекрасно понимал, кто эти люди, но что им от него нужно не догадывался. Сомнений не было – приехали за ним. Перебирая в уме все варианты данного визита, незаметно для самого себя он остановился. Поймав себя на мысли, что ему стало страшно, батюшка пристыдил себя: «Что же ты про Бога-то забыл?» Перекрестившись, отец Григорий зашагал к дому. Подойдя к калитке, он обнаружил, что «бойцы невидимого фронта» уже вошли в дом, и последовал за ними.

– Григорий Андреевич вы будете? – не успев переступить порог, услышал он. – Он самый. – Вы – сельский священник? – Да. – Возьмите всё необходимое, что нужно для исповедования, вам придется поехать с нами. – У меня всё с собой, – протоиерей поднял свою «балетку», показывая её визитёрам. В разговор вмешалась хозяйка: – Может быть вы разрешите ему поужинать? Он весь день не ел. – Время не терпит, потом поест. Двое мужчин, взяв священника под руки, повели его к выходу. Уже через минуту все четверо мчали в машине по заснеженному Нечаеву. За окном появилось старое здание почты. «Пожалуй, это единственная в селе дореволюционная постройка», – подумал отец Григорий и под мерное покачивание машины погрузился в воспоминания…

***

Сознательно он помнит себя лет с четырёх. В память врезались картинки, когда мальчик с отцом, который был церковным старостой, смазывали замки в храме. Андрей Афанасьевич из медной маслёнки заливал масло в замочные скважины. Родитель маленького Гриши был потомственным кузнецом. Мужчина выше среднего роста, широкой кости, жилистый с могучими плечами. Лицо его было выразительное, глаза большие, карие под правильными овалами чёрных бровей, нос прямой с небольшой горбинкой, уголки губ слегка приподняты, на округлом подбородке – небольшая ямочка. Характер у него был спокойный, уравновешенный. По натуре своей Андрей Афанасьевич слыл добрым и отзывчивым человеком, любил уединение и молитву. В тот день на нём был длинный брезентовый фартук, на кончике носа маленькие круглые очки. Мальчику с ним было хорошо и спокойно, он «хвостиком» ходил за отцом и внимательно следил за всем, что тот делал. А потом они ели в церковной трапезной, им подавали щи и рыбный пирог…

Изба у них была светлая и просторная. На окнах ажурные занавески, снаружи резные наличники. Мама у Гриши была искусной рукодельницей, она могла делать практически всё. Род её происходил от зажиточных крестьян, она слыла первой красавицей в селе. Желающих взять её в жёны было много. Андрею Афанасьевичу большого труда стоило завоевать сердце Наташи и расположить к себе её родителей. В доме у них в красном углу висели иконы Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца. Они были покрыты кружевным рушником. Перед иконами на цепочке, закреплённой к потолку, в потемневшей от старости бронзовой оправе свисала лампада из голубого стекла. Со временем у мальчика появились брат и сестричка – погодки, и всё внимание мамы перекочевало к ним. Тогда Грише шел девятый год, он все время проводил с отцом, у которого много чему научился. В конце лета они вдвоём часто ходили на болото собирать клюкву. Мальчику особенно нравились такие походы, в которых он обретал полезные навыки. Андрей Афанасьевич учил сына ориентироваться на местности, рассказывал о природных особенностях болот и как правильно передвигаться по ним, чтобы не угодить в трясину. Длинными зимними вечерами вся семья собиралась за круглым дубовым столом, и при свете керосиновой лампы отец вслух читал Святое писание. Потом была революция… Мальчик тогда не знал значения этого слова, но из разговоров родителей понимал – это что-то ужасное. В селе начали происходить какие-то непонятные для Гриши перемены…

Через дорогу от них жил дядя Никита, который постоянно пьянствовал и с чем придётся гонялся по улице за своей женой. Один раз мальчик даже видел у него в руках топор. У Никитки было много детей – то ли шесть, то ли семь душ. Они вечно ходили голодные и оборванные. Мама, бывало, по вечерам носила им что-нибудь поесть.

И вот теперь революция сделала Никитку начальником. Сразу, как только начались в селе волнения, он уехал в Тамбов и долгое время не возвращался. Когда он вновь появился в Нечаево, его не узнали – на нём была кожаная куртка, хромовые сапоги и форменная фуражка. Новая должность его «вдохновила», он часто кричал на сельчан «контра» и угрожал им револьвером. Вместе с вооружёнными людьми он занял усадьбу купца первой гильдии Прокофьева, а хозяина с семьёй вышвырнули на улицу. Закрепив над входом красный флаг, у двери поставили часового. В селе всё чаще стали появляться вооружённые отряды. Все помещичьи угодья объединили в коммуны, конезавод стал совхозом. Народ не хотел участвовать в коллективных преобразованиях и всячески бойкотировал указы новой власти. Большевики же со своей стороны ужесточили наказание за саботаж, к которому приравнивалась и неявка на работу…

На дворе стоял декабрь, особенно морозным выдался он в тот год. С утра Никита Егорович собрал в кабинете местного ВЧК, которое он возглавлял в Нечаево, экстренное совещание. На повестке дня стоял вопрос борьбы с контрреволюционерами, саботирующими явку на работу, с целью подрыва социалистической экономики.

– Товарищи, до нас дошли сведения о готовящейся диверсии со стороны контрреволюционного элемента. На 19 декабря запланирован массовый невыход на работу. Враги советской власти хотят прикрыться религиозным праздником, в данном случае они пойдут в церковь на «Николку». У меня на столе распоряжение председателя Тамбовской ГубЧК: пресечь заговор на корню, всех виновных расстрелять на месте, чтобы другим было неповадно. Операцию назначаю на 8 часов утра 19 декабря…

Андрей Афанасьевич проснулся рано, сегодня был необычный день – день празднования одного из почитаемых на Руси святых Николая Мир Ликийских Чудотворца. Нужно было прийти в храм пораньше, на его плечах лежало много обязанностей. Настроение было приподнятое, вычитав утреннее правило, одев полушубок и валенки, он с порога посмотрел на мирно спавшего Гришку. Ему почему-то захотелось дать сыну выспаться, что было несвойственно его принципам, обычно мальчик на все праздники помогал отцу в церкви. Осенив чадо крестным знамением, староста пошел к выходу. Когда он пришел в храм, то иерей отец Иоанн был уже в алтаре и готовился к Литургии. Андрей Афанасьевич, переодевшись, приступил к своим обязанностям. В этот день служба была особенно торжественная, радость переполняла всех присутствующих. Хор пел необычайно благолепно, отец Иоанн – старенький иерей, словно порхал на амвоне и в алтаре. Его седенькая голова, подсвеченная солнечными лучами через алтарное окно, светилась, словно белый, пушистый одуванчик…

Уполномоченный Нечаевского ВЧК Никита Егорович пришел в кабинет, как говориться, под завязку, до начала операции оставалось полчаса. Голова гудела после вчерашней попойки, он открыл дверцу тумбочки, в которой стояла бутыль с мутным самогоном. Взяв со стола оловянную кружку, он наполнил её наполовину и залпом выпил. Нашарив в кармане небольшую луковицу, чекист отгрыз от неё половину вместе с шелухой, запил водой из кувшина и направился к сейфу, где хранились патроны. И тут он к глубокому своему разочарованию обнаружил, что в кармане нет ключей. Мозги были парализованы алкогольным синдромом, голова раскалывалась, ему трудно было скоординировать свои действия. Свежая порция алкоголя немножко улучшила умственное состояние командира, он явно осознал, что без патронов операция не состоится.

Где же ключи? Наверное, они остались там, на полу дома, где он валялся вчера пьяный, не добравшись до лежанки. Выйдя на крылечко и вдохнув морозного свежего воздуха, он немного взбодрился. У входа его дожидался отряд красноармейцев – человек десять с винтовками через плечо.

После небольшой паузы Никита Егорович обратился к ним: «Слушай мою команду! Операция переносится на небольшое время. Будем брать «контру» во время службы, чтобы собрались наверняка все. Пройдите в помещение – там теплее, я скоро вернусь», – он браво прошагал к двуколке, сел в неё и помчал с ветерком. Дома много времени было потрачено на поиск ключей, но их нигде не было. Чекист в отчаянии выпил ещё самогона и пошел в отхожее место справить нужду, где на полу и обнаружил потерю. Ключи лежали, вмёрзшие в грязную жижу. Вернувшись в дом, он снял со стены саблю, которая у него осталась со времен Первой мировой войны, после службы в кавалерии. Вырубив ключи изо льда, он не стал возвращаться в дом и повесил клинок на портупею. Окинув себя взглядом насколько это было возможно, он остался доволен своим видом…

В тот день в церкви, как никогда было много причастников, в это политически нестабильное время люди хотели быть ближе к Богу. Причастие закончилось, отец Иоанн вышел на амвон с проповедью. Вдруг с шумом растворилась входная дверь, вместе с клубами холодного воздуха в храм ворвались красноармейцы. Никита Егорович взошел на амвон и стал рядом со священником, тот стоял в недоумении. Достав из полевой сумки список, написанный на грязном листе бумаги, стал его зачитывать. Прихожане, услышав свои фамилии, не понимая в чём дело, отзывались. Всех перечисленных пьяным командиром, солдаты вывели на улицу. Священник понял – дело неладное и пошел следом за арестованными, все присутствующие в храме потянулись за батюшкой. Того, что произошло дальше, никто не ожидал, люди стояли, не чувствуя холода, словно парализованные происходящим. Прихожан, которых они знали не один день, с которыми часто стояли в храме бок о бок, построили у стены. Их земляк Никитка зачитывал приговор, арестованных обвиняли в саботаже советской власти. Никто не мог до конца поверить в реальность происходящего. Прозвучала команда: «Целься!» Солдаты скинули с плеча винтовки и стали наизготовку. Отец Иоанн с криком: «Что же ты творишь, антихрист?» – бросился наперерез стреляющим палачам и грудью закрыл своих духовных чад. Осеняя крестом красноармейцев, он начал читать 90 псалом. Кровь и алкоголь ударили в голову главного чекиста, не помня себя от злости, он выхватил саблю и со всего маху отрубил священнику руку, держащую крест. Кровь из обрубленной руки хлынула на снег, лицо раненого священника стало бледным, как бумага. Собравшись с последними силами, оставшейся целой рукой он стал креститься, с трудом выговаривая: «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят».

Разгневанный до предела начальник в хмельном угаре размахивал саблей и орал: «Стреляйте! М… в…»

Прогремели разрозненные выстрелы, несколько человек повалились на снег. Командир в истерике продолжал орать, брызгая во все стороны слюной, словно цербер: «Перезаряжай! Пли-и…»

Второй залп прогремел более организованно, все пули достигли своей цели. Казненные люди хаотично лежали у стены, изрешечённой пулями. Перед ними на боку застыл отец Иоанн, в верхней части его груди зияло отверстие, из которого тонкой струйкой вытекла кровь, застывая на снегу. Рядом лежала его правая рука, так и не отпустившая крест. Глаза и рот иерея были приоткрыты, он так и замер на полуслове, не закончив свою последнюю проповедь. У храма стоял едкий запах пороха, женщины в праздничных платках плакали навзрыд. Почти все мужчины остались лежать у стены. Андрей Афанасьевич, опомнившись, подбежал к священнику, взял его на руки и понес в храм. У входа он встретился взглядом с Никиткой, который, построив солдат, собирался в обратный путь. Злобно зыркнув затуманенными от ненависти и алкоголя глазами в сторону старосты, Никитка прошипел: «Держись от меня подальше, благодетель ты наш…»

Спустя некоторое время Никитка стал ходить по дворам с двумя красноармейцами и что-то записывал в тетрадь. Затем появились телеги продразверстки, и солдаты стали забирать у жителей Нечаево зерно. Зима сельчанам далась особенно тяжело, люди жили впроголодь, зерно сохраняли для посевной. Но по весне вновь появился продотряд, вот с этого момента и начались в селе несчастья. У людей забирали всё, в том числе посевные запасы, обрекая целые семьи на голодную смерть. Хозяева стали оказывать сопротивление, и опять начались убийства. Убивали всех, кто препятствовал выполнению «программы». Церковное имущество тоже описали и вывезли. Костлявая рука красного террора плотно зажала глотку устоявшемуся крестьянскому быту. Люди, веками сеющие хлеб, не понимали, как дальше быть, и вообще, как выжить в условиях, когда отнимали буквально все. Телеги, появляющиеся на улицах, нагоняли на людей ужас. Крестьяне прятали всё, что могло представлять хоть какую-нибудь ценность.

По всей Тамбовской губернии начались народные бунты, люди объединялись в повстанческие отряды. Доведённые до отчаяния крестьяне объявили войну советской власти, вооружившись, они встали на защиту своих семей…

Церковь в Нечаево большевики превратили в склад и начали свозить в неё зерно, отобранное у крестьян. Андрей Афанасьевич остался не у дел. Отца Иоанна похоронили возле храма у алтарной стены, гроб и могильный крест староста сделал собственными руками. Много народа собралось, чтобы проститься с любимым батюшкой – многим он был дорог.

Все понимали, что начиналась новая эпоха – эпоха безбожников.

Никитка в последнее время особенно озлобился на людей, на всех, кто не был с большевиками, он ставил клеймо «контра». В один из весенних дней Гриша бегал по улице с соседским пацаном Илюшей, они состязались в умении, кто ловчее прыгнет через лужу. Мальчишки не хотели уступать друг другу, поэтому с ног до головы были забрызганы грязью. Мимо них проехала телега, впереди шел Никита Егорович, следом за ним пятеро солдат с винтовками. Поначалу ребята не обратили на них никакого внимания. Но когда телега въехала во двор, где проживал Илья, ребята, оставив свое занятие, пошли следом. Никитка дал команду красноармейцам, и три человека пошли в огород, прокалывая землю шомполами в поисках схрона с зерном.

– Есть, нашел! – радостно крикнул боец и помахал Никите Егоровичу. Командир, взяв под уздцы лошадь, повел её к указанному месту. Через полчаса, сняв лопатами слой земли с тайника, солдаты принялись загружать мешки с зерном на телегу. Из дома выбежала взволнованная мать Ильи, на ходу запинаясь платком, побежала по улице. Ребята стояли и смотрели, не понимая, что же будет дальше. Когда загрузка была окончена, телега тронулась к выходу. И тут во двор вбежал отец Илюши, он был весь мокрый, с раскрасневшимся от бега лицом. На мгновение мужчина остановился, соображая, что же предпринять. Тем временем подвода поравнялась с ним, мужчина в отчаянии взобрался в неё и стал стаскивать мешки с зерном.

– Не отдам, никому не отдам, – в исступлении орал он, бросая мешки на землю. Начальника ВЧК это взбесило, он выхватил у бойца винтовку и с криком: «Ах ты, контра!» – воткнул штык в грудь обезумевшему от горя крестьянину. От боли несчастный, выпучив глаза, ухватился за ствол трехлинейки, Никитка с силой выдернул винтовку из его рук. Раненый хозяин потерял равновесие и упал с телеги вниз головой. Илюша, видевший всю эту картину, вскрикнул и убежал в дом. Тут во двор вбежала хозяйка, она бросилась к лежащему на земле мужу и заголосила, припав к его окровавленной груди. Экспроприаторы, загрузив назад мешки, сброшенные на землю, направились восвояси. Гриша стоял, словно вкопанный, потрясённый происшедшим, его детская психика блокировалась и парализовала все конечности. Мальчик стоял с открытым ртом и не мог сдвинуться с места, к несчастью он оказался на пути идущего с винтовкой чекиста.

– А ты тут чего уставился, поповский прихвостень? Сбив мальчика с ног прикладом по голове, нелюдь переступил через него и покинул двор.

Андрей Афанасьевич, услышав крики у соседей, поспешил туда. Заметив посреди двора соседку, склонившуюся над своим мужем, он хотел кинуться к ней, но тут его взгляд пал на паренька с окровавленной головой, лежащего у забора. У старосты потемнело в глазах: «Это же его Гришка – сынок! Боженька, что же такое творится?» Подняв мальчика с земли, он быстро зашагал в дом. Наталья, увидев в дверях мужа, держащего на руках бесчувственное тело сына, медленно осела на пол. Андрей Афанасьевич молился в уме, машинально выполняя все необходимое для спасения раненого ребёнка. Примерно через час мальчик вернулся в сознание, взгляд у него был затуманенный, его сильно рвало, было понятно, что у него сотрясение головного мозга. Лоб у Гриши был сильно рассечён, рану староста обработал и зашил, пока мальчик был в бессознательном состоянии (этому он научился на фронте). Ко лбу постоянно прикладывали холодные компрессы. Ночи напролет мать дежурила у кровати больного, а отец в соседней комнате молился пред образами Богу. Спустя неделю мальчик начал вставать и самостоятельно кушать. Он мало, что помнил из происшедшего, а родители всячески отвлекали его от воспоминаний. Когда здоровье окончательно восстановилось, Гриша сам начал разговор: – Папа, а правда, что дядя Никита на самом деле не такой плохой, как о нём думают? Я видел, когда он начинает кричать, в него как будто кто-то входит, и он становится похожим на лающую собаку. Но если бы эта «собака» не входила в него, он был бы хороший? – Да, сынок, все люди рождаются хорошими, Бог дал им право выбора, и когда они взрослеют, то сами решают с кем им быть – с Богом творить добро, или же с дьяволом чинить людям зло.

– А Бог пошлёт Никитку в ад?

– Я думаю, да, если он не покается.

– Папа, а можно я буду за него молиться, чтобы он покаялся?

– Конечно можно, мой золотой, даже нужно…

Андрей Афанасьевич прочитал с сыном молитвы «На сон Грядущим», уложил его в кровать и, рассказав сказку, вышел в горницу. Через минуту к нему подошла Наталья, она тоже укладывала спать малышей Василька и Машеньку. Подойдя к мужу, она обняла его за шею и поцеловала в губы.

– Андрюша, а может не пойдешь никуда, останешься дома?

– Не могу, радость моя, нельзя больше терпеть, я должен защищать вас и Россию.

– Не получиться у вас ничего, любимый. Большевизм уже не остановить, слишком много одурманенных пошло за ними.

– В свое время сам преподобный Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на ратный подвиг в Куликовской битве. Я больше не могу смотреть, как гибнет Россия и её народ, я должен идти против этого строя.

– Чует мое сердечко – не к добру всё это, Андрей. – Наташа, Александр Антонов собрал большую повстанческую армию, народ поверил ему, взялся за оружие и пошел за ним. По всей губернии красные терпят поражения. Время не ждёт, нужно бороться, иначе они отнимут Бога у нас и наших потомков. Сегодня на рассвете я ухожу к партизанам.

Наталья крепко сжала мужа в объятиях, слезы катились у неё из глаз. Житейские проблемы постепенно отступили на второй план, уступая место любовной страсти. Андрей, взяв свою любимую на руки, нежно поцеловал её глаза, затем остренький кончик носа, и в завершение их губы слились в страстном поцелуе. В сильных мужских руках она чувствовала себя частичкой его тела, они стали чем-то единым, время для них остановилось, исчезло, сгорело в пламени любви. Им было хорошо, они летели меж галактик во вселенной, поистине ставши одной плотью…

Андрей встал ещё до петухов, аккуратно укрыл одеялом свою ненаглядную и нежно поцеловал её в губы. Наталья даже не шелохнулась, она спала, как младенец. Пройдя на цыпочках на детскую половину, он по очереди осенил крестным знамением всех детей и потихоньку ушел из дома.

С тех пор тревога не покидала Наталью, она своей тонкой женской натурой чувствовала приближение беды. Женщина всячески избегала встречи с представителями власти, тем более с Никиткой. Как православный человек, она понимала – его нужно простить, как представителю власти – ему нужно подчиниться, и по ночам она молилась об этом. Но простые человеческие чувства говорили ей другое, поэтому для неё было лучше не видеть «краснопёрых» (так называли в народе большевиков).

Время шло, Наталья полностью посвятила себя детям и молитве. События, происходящие за забором, её не касались. Прошло месяца три, лето было в самом разгаре. Всё свободное время приходилось проводить в огороде: пропалывать овощи, обрабатывать плодовые деревья и кустарники. Гриша много помогал матери, она со стороны поглядывала на него, умиляясь: «Как он похож на Андрея». Маленькие Василий и Мария ещё не помогали, но уже и не мешали старшим, спокойно играя вдвоем.

Одним ласковым летним утром семейство мирно трудилось на грядках, как вдруг где-то вдалеке прозвучали взрывы, и застрекотал пулемет. Сердце Натальи защемило, она отложила инструмент и вместе с детишками прошла в дом. Закрыв входную дверь на засов, она зашторила окна и, став с малышами на колени перед образами, принялась горячо молиться. А тем временем орудийная канонада становилась все громче и громче. За забором послышались крики людей и ржание лошадей, мать с детьми продолжали молиться. Прошло довольно много времени, Наталья поднялась с колен, на улице перестрелки уже не было слышно. Дети сидели на лавке и смотрели на мать. Опомнившись, она поняла, что дети не ели весь день.

– Мои маленькие, простите маму. Обнимая и целуя их, она расплакалась. Усадив своих чад за стол, Наталья принялась хлопотать у печи, и тут раздался стук в дверь.

– Кто там? – подходя к двери, спросила хозяйка, трепеща от страха.

– Открой, Наташенька, это я, – послышался голос Андрея.

Испуг мгновенно исчез, и женщину охватила радость, поспешно отворив дверь, она бросилась на шею своему благоверному супругу. Он приподнял её и вошел в избу, дети, окружив со всех сторон, прижались к отцу. Спустя десять минут вся семья сидела за ужином.

– Наташа, а принеси-ка ты мне самогону. Женщина удивлённо посмотрела на мужа, ведь он практически в рот не брал спиртного, но послушно встала и пошла в погреб…

Хозяин взял принесенную бутыль и налил себе полный граненый стакан.

– Радость моя, давай стаканчик, я и тебе налью.

– Нет, нет, Андрюша, я не буду.

– А мне нужно выпить, давай за встречу. И он до дна осушил весь стакан.

– Андрей, – обратилась Наталья к мужу и сделала паузу. Взяв со стола соленый огурчик, он посмотрел на жену, понимая, что она хочет сказать что-то важное.

– Я жду ребеночка.

– Что, что? – словно не веря своим ушам, переспросил муж. Не дожидаясь ответа и не закусывая, он налил второй стакан и тоже выпил.

– Какая ты молодец! Я тебя люблю. Андрей, выйдя из-за стола, подошел к любимой и нежно поцеловал её, дети дружно захлопали в ладоши. Поужинав и пообщавшись с детьми, родители уложили их спать.

– Ну, теперь давай рассказывай, что там произошло в селе? – вернувшись в горницу, спросила Наталья супруга.

Андрей сел за стол, немного помолчал, как будто подбирая с чего начать, затем налил себе ещё в стакан спиртного, выпил и начал рассказ. И только сейчас, при свете керосиновой лампы, глядя на супруга, Наташа заметила, как он постарел за эти месяцы.

– Наташа, какой кошмар, когда брат убивает брата…

– В порыве гнева многие наши бойцы совершали самосуд, вымещая свои несчастья на семьях большевиков.

– Милый, а что с Никиткой? Ты не знаешь?

Андрей Афанасьевич никак не мог прийти в себя, спиртное его не брало, подойдя к столу, он еще немного выпил и продолжил: – Ужасные передряги мне пришлось пережить, мы с ребятами попали в перестрелку у конезавода, когда там покончили с кучкой красноармейцев, то направились сюда. По пути были стычки с отдельными вооруженными группами, но на нашей стороне было значительное численное преимущество, и мы без особых усилий продвигались по селу. Местное население попряталось в избах, закрыв ставни. Приходилось дома, где проживали красные проверять на наличие вооружённых врагов, порой даже выламывая двери. Когда мы подъехали ко двору Никиты Егоровича, то увидели ужасное зрелище – на частокол была нанизана его голова, а по всему двору лежали изрубленные тела членов его семьи, никого не пощадили, даже маленьких… Уж слишком много он причинил горя своим односельчанам, нашлись те, кто не смог удержать себя от злобной мести.

Наталья, повернувшись к образам Спасителя и его Пречистой матери, расположенных в углу горницы на стене, перекрестившись, промолвила: – Упокой, Господи, души вновь приставленных раб Твоих…

Закончив, она повернулась к мужу, и он продолжил: – Это страшно, когда людьми движет чувство мести. Конечно, их можно понять – у многих красные убили близких родственников. Но мы не должны уподобляться им, это же получается «око за око, зуб за зуб». Подобно снежному кому, зло будет только умножаться, семьи не должны становиться заложниками политических амбиций. Долго еще беседовали супруги и только под утро легли спать.

Поутру повстанцы собрали народ у церкви, к ним обратился командир: – Граждане, сейчас мы будем раздавать зерно, отнятое у вас комиссарами. Выдавать будем по списку, на каждого члена семьи. Ещё мой вам совет – хорошо прячьте зерно мелкими партиями, если мы долго не продержимся, чтобы красные опять не нашли его у вас и не отняли.

Двое вооруженных мужчин подошли к церкви и прикладами сбили с двери замок, затем, войдя внутрь, начали раздавать зерно. Андрей Афанасьевич с Наташей и детьми тоже получили свою долю. Встав в стороне, они долго еще молча стояли, глядя на храм. Слезы накатились на глаза старосты, нахлынули воспоминания о счастливой размеренной жизни. Гриша также прокручивал в памяти всё, что связывало его и отца с храмом. Он прижался к родителю, и тот обнял его. Никому не хотелось уходить, холодное предчувствие разлуки пугало своей неизвестностью, и всё же уйти пришлось. В этот вечер благочестивое семейство особенно долго засиделось за столом, беседуя при свете керосиновой лампы. Бывший староста скрупулёзно подходил к наставлениям каждому члену семьи. Когда малышей уложили спать, он ещё много времени беседовал с Гришей, давая важные напутствия. Затем открыл сундук, стоящий в дальнем углу горницы, немного поискав, отец вынул из него маленькую иконку.

– Возьми, сынок. Это образ покровителя наших земель Питирима Тамбовского. Молись ему, да хранит тебя Бог. Обнявшись, они немного постояли молча, затем пошли спать…

Красная Армия сосредоточила все свои силы на подавлении восстания в Тамбовской губернии. Через несколько дней кавалерия напала на Нечаево, и завязалась кровавая сеча. К вечеру повстанцы отступили и ушли на болота. И снова красный стяг развивался на усадьбе купца Прокофьева. Большевики в селе Нечаево вновь с чистого листа начали строительство «светлого будущего». В совхозе, в коммуне, в ВЧК и прочих административных структурах появились пришлые начальствующие люди, так как прежние были уничтожены партизанами. Прошло недели две. Новые руководители прошли адаптацию на местах и, засучив рукава, погрузились в работу…

Месть – страшная штука… Православное учение взывает к чадам Церкви: «Не должно быть места этой злодейке в сердце верующего человека». Спаситель наш Иисус Христос учил: «Если тебя ударят по правой щеке – подставь другую». Конечно же, много угодников Божиих на Руси имели высокий дух подвижничества и поступали именно так. Но в реальной жизни, когда в обществе убийства являются нормой жизни, месть начинает обретать узаконенный статус, тем более в обществе, отвергающем Бога. Снова в бывшей помещичьей усадьбе до позднего вечера горел свет, здесь решали важные государственные вопросы. Вопросы, от которых зависели тысячи человеческих судеб…

Андрей Афанасьевич пользовался среди повстанцев авторитетом, он был уважаемым человеком в отряде, и многие прислушивались к его мнению. Поскольку он хорошо знал рельеф местных болот, то ему поручили руководство по дислокации и обустройству отряда. По его команде рубили деревья, строили помосты и уже на них возводили временное жильё. В результате последнего поражения в Нечаево боевой дух среди партизан снизился. Многие понимали, что долго они здесь не продержатся и самовольно в ночное время стали покидать отряд. Дезертирство стало обретать массовый характер. По всей Тамбовской губернии после разгрома армии А. Антонова оставалось много раздробленных партизанских групп, их необходимо было объединить, все понимали, но сделать это было сложно. Комиссары торопились любой ценой препятствовать воссоединению повстанцев…




II


Наталья проснулась рано, за окнами ещё не развиднелось, на душе было как-то неспокойно. Она зашла в детскую половину дома, малыши сладко спали, но тревога от этого не уменьшилась. Наталья прошла в «красный угол», взяла с полки Псалтирь и, затеплив лампадку перед образами, стала на молитву. Её материнское сердце чуяло опасность, но откуда и когда её ждать – не знала. Будучи глубоко верующей женщиной, она полностью отдала себя в руки Божие, но, как тяжело представить, что твоих кровиночек, чистеньких и невинных могут постигнуть несчастья. Слёзы капали у неё из глаз, падая на страницы книги царя Давида. На улице рассвело, за ширмой послышалась возня и детский смех. «Малыши проснулись, пора кормить», – подумала Наталья, вставая с колен. Помолившись, она почувствовала в себе уверенность и силу, влекущую следовать за Творцом. И тут ей вспомнилось Святое Евангелие: Господь сказал ученикам своим: «Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за мной» (Мф. 16,24)

Она скорее догадалась, нежели почувствовала – их ждут испытания. Дети как никогда были ласковые и послушные. Какое-то неведомое доселе чувство наполнило её, она ощутила в себе силу и спокойствие. Покормив малышей и взяв вещмешок, с которым Андрей и Гриша ходили за ягодами на болото, наполнила его продуктами и положила в него фляжку с водой. Поблагодарив Господа за посланную Им трапезу, Наталья снова взяла Псалтирь и прочла 67 и 90 псалмы. Не успела она положить на место книгу, как в дверь громко постучали.

– Всё, детки, одевайтесь, – направляясь к двери, сказала она. На пороге стояли незнакомые вооруженные люди в шинелях и будёновках.

– Ну-ка, быстро выходите из дома, на площади сбор жителей села, – грубо сказал им тот, у которого на поясе висел «Маузер». Молча пропустив деток вперед и придерживая их за плечи, Наталья направилась к выходу.

– Иван, ну-ка проверь! Никого там в избе не осталось? – распоряжался обладатель немецкого оружия. Один из красноармейцев, сняв с плеча винтовку с пристёгнутым к стволу штыком, прошмыгнул в комнату. Через минуту он вернулся и отрицательно покачал головой. Старшой прикрыл сапогом дверь, махнул солдатам рукой и пошел к воротам.

Базарная площадь была заполнена народом. В основном это были женщины, дети и старики. Всадники держали в кольце ничего не понимающих людей. А тем временем со всех уголков села продолжали сгонять жителей. Наталья увидела на краю площади пенёчек, присев на него, посадила на коленки себе Васютку и Машу. Гриша пристроился рядом на небольшой кочке, опершись на поставленный рядом вещмешок. Чтобы как-то скоротать время мать читала детям Святое Евангелие. Гриша часто изучал с отцом в храме послания святых Апостолов и ему были знакомы эти тексты, а малышам мало, что было понятного из читаемого мамой, но воспитанные в благочестивой семье, они смиренно слушали её. Время двигалось к полудню, солнышко начинало припекать. К площади подкатила тачанка, на которой стоял пулемёт «Максим». В нее взошел человек в кожаной куртке, перетянутый портупеей. Вынув из кобуры наган, он сделал два выстрела в воздух, чтобы привлечь к себе внимание, затем обратился к народу: – Граждане, я представляю законную советскую власть в селе Нечаево. Мои предшественники и их семьи были зверски убиты бандитами, которые к сожаленью еще ходят по этой земле, но это пока… Я здесь для того, чтобы покончить с этой контрой, которая всячески препятствует строительству светлого будущего. По нашим данным бандиты окопались на болотах и ждут от нас атаки. Но мы не будем бросать под пули своих людей, мы заставим партизан сложить оружие без боя, и вы нам в этом поможете. Большая часть разбойников, скрывающихся в непролазных топях – жители Нечаево. Нас интересуют их родственники, которых мы возьмем в заложники и заставим членов банды сдаться. Я не хочу крови и предлагаю родственникам бандитов пройти к этому зданию. Повисла пауза, время шло, но никто из находящихся на площади граждан не вышел.

– Ну, что же, вы сами этого захотели. Он махнул рукой красноармейцам, и те силой стали вытаскивать из толпы кого попало. Минут через пять к складу «Мануфактурных товаров» согнали кучку людей. Комиссар вновь обратился к народу: – Здесь двадцать человек, я даю вам два часа времени – либо родственники партизан сами выйдут, либо вы их выдадите. В противном случае мы расстреляем этих, – он указал стволом револьвера на заложников, – время пошло! Командир вынул из кармана часы на цепочке и повесил их на ствол пулемета. Время действительно шло, но все оставались на своих местах.

– Гриша, – обратилась Наталья к сыну, – ты уже большой мальчик, слушай меня внимательно. Мне сейчас нужно будет уйти, малыши останутся с тобой. Домой не ходите, пойдёте к бабушке Глаше, что пела в церковном хоре. Если к ней не получится, иди к кому-нибудь из бывших прихожан, которые знали отца. Я сейчас отойду от вас, за мной не ходите.

Наталья сквозь толпу продвинулась поближе к тачанке. В этот самый момент комиссар снял часы со ствола «Максима». – Ну всё, время вышло! – он махнул рукой красноармейцу, и тот, поправив ленту в пулемете, нажал на гашетку…

Когда пороховой дым рассеялся, на земле остались лежать окровавленные тела заложников.

– Ну что, есть желающие сотрудничать? Снова молчание. – Теперь мы возьмем в заложники сто человек. Из толпы выдернули старика, за ним выбежала женщина: – Постойте, оставьте моего отца, я вам покажу всех у кого мужики на болоте! И тут началось… Брали очередного заложника, и тот выдавал родственников партизан, коих знал. Многие члены семей повстанцев стали выходить сами, чтобы не искушать знающих их людей. Вышла и Наталья, не дожидаясь, когда её выдадут. Численность заложников увеличивалась, и тут солдаты взяли под руки молодую девушку лет шестнадцати. – Не троньте мою доченьку, у нас нет никого у партизан! – кричала полная, рыжеволосая, небольшого роста женщина, хватая за локоть солдата. И тут ей на глаза попались дети Андрея Афанасьевича: – Вот! Это дети церковного старосты, он с партизанами. Красноармейцы отпустили девушку и переключились на Гришу и малышей. У Натальи потемнело в глазах, когда из толпы вышел солдат, неся под мышками Машу и Васю, второй красноармеец тащил за руку Гришу с вещмешком. Женщина едва не потеряла сознание, взяв себя в руки, она кинулась к детям. Солдаты поняли, что к чему и бросили к ногам женщины детей. Она встала на колени и обняла малышей, Гриша подошел к матери и прижался. Примерно через час закончился отбор заложников и всех арестованных колонной погнали по дороге.

В тот год последние дни лета в Тамбовской губернии выдались особенно засушливыми. Грунтовая дорога, разбитая колесами бричек, превратилась в пыльное месиво. Заложники – женщины, старики и дети – медленно брели в пыльном облаке. Наталья по очереди брала на руки малышей, выбившихся из сил. Благо, что женщина догадалась взять с собой еды и воды. Справа от них едва успевал передвигаться на костылях старичок лет семидесяти. Когда мать дала пить детям, он жадно взглянул на фляжку, женщина перехватила взгляд затуманенных от усталости глаз на бледном, болезненном лице и протянула ему воду. Мужчина, сделав один единственный глоток, вернул фляжку назад. Он погладил Машу по головке, молча кивнул Наталье и продолжил свой путь. Люди изо всех сил старались оставаться в строю, они не знали, что их ждет впереди, но жить хотели все… Людей гнали, словно скот, будто каторжан по тракту, подгоняя матерными словечками и винтовочными прикладами. Многие не понимали в чём их вина, какой такой закон они нарушили? За что им наказание? Словно гром среди ясного неба ворвалась революция в размеренный крестьянский быт. Люди, из поколения в поколение трудившиеся на земле, учившие своих детей и внуков чтить Бога и любить ближнего своего, вдруг стали преступниками закона. Священников, которые кохали своих духовных чад в колыбели отеческой опеки, «окрестили» врагами нового общества, достойных уничтожения. Никому не хотелось воспринимать эту реальность, многие на подсознании считали всё происходящее кошмарным сном, желая поскорее проснуться и опять зажить спокойно и счастливо. Но, увы…

В какое-то время Наталья увидела, как шедший неподалеку от них старик на костылях вдруг остановился и стал открывать рот, жадно хватая воздух. Она хотела было подойти к нему и помочь, но тут же получила толчок прикладом в спину и матерный выкрик в свой адрес. Она поняла – надо продолжать движение, хотя бы ради детишек. Когда получилось оглянуться назад, она увидела, что старик лежит на обочине, и в этот самый момент красноармеец выдергивает у него из груди штык. Женщина, собравшись с силами и взяв Васятку на руки, стала читать 90 псалом. Бывают такие моменты в жизни человека, когда Сам Бог посылает страдальцам силы несоразмерные с возможностями их организма. Так и мать Гриши, Маши и Васи сама не понимала, откуда у неё взялась сила перенести весь этот кошмар. Уже темнело, когда они вошли в Тамбов. Пройдя ещё какое-то время по улочкам губернского города, их загнали на территорию женского монастыря, в то время уже не действующего. Заложникам разрешили обосноваться во дворе обители, на дверях храма висел увесистый амбарный замок. В остальных зданиях, находящихся на территории монастыря, двери были наглухо заколочены досками крест-накрест. Выбившиеся из сил арестованные буквально попадали на землю. Наталья присела на булыжники, прогретые за день на солнце, спиной оперлась о стену храма, дети прижались к ней, и тут же все уснули…

Андрей Афанасьевич последнее время не находил себе места, непрестанная молитва уже не могла его успокоить. Уснуть тоже не получалось, он вышел из шалаша, уселся на ближайшую кочку и устремил свой взор на звездное небо. Мысленно он казнил себя за то, что оставил семью: «От кого он сейчас защищает их здесь, спрятавшись на болоте, как заяц? Обратно ему дороги нет. Кто может теперь действительно защитить их? Как они там? – сердце еще сильнее защемило. – А его четвертый ребенок, который находится в материнской утробе… Кто он – мальчик или девочка? Наверняка ему уже никогда этого не узнать, – слезы накатили на глаза, сердце застучало в груди, ком подступил к горлу, ему захотелось выть, как шакалу».

«На болоте из срубленных берез мы устроили оборону от красных, но они вряд ли сюда придут. Нам и самим здесь долго не протянуть, – размышлял староста, – многие это понимают и поэтому бегут из отряда, бегут в другую губернию, где их не знают, желая спастись – возможно, у них это и получиться. Но как быть ему? Бросить тех, с кем под пулями шел защищать матушку Русь, уйти и всю жизнь скрываться под чужим именем? Нет, это не для него! Уж лучше принять последний бой…»

Утренние лучи солнца скользнули по монастырским стенам, Наталья приоткрыла глаза, в памяти медленно всплыло всё произошедшее с ними вчера. Здравый смысл противился воспринимать реальность и, тем не менее, она оставалась таковой. Сняв с себя кофту, женщина свернула её и аккуратно положила под головки малышам. Встав на ноги, она увидела, как Гриша открыл глаза, поднеся указательный палец к губам, мать пригрозила: «Тсс, спи, а я нужник найду и вернусь». Она медленно побрела вглубь двора, ноги были словно ватные, тело ныло после вчерашних нагрузок. Вдоль кованой монастырской ограды прохаживались красноармейцы с винтовками. «Явно часовые, – подумала Наталья. – Это они нас охраняют, как преступников – меня, Васю, Машу, Гришу. Чем же мы так опасны для общества, коль нас изолировали от него? Чем же всё это закончится?» «Помилуй мя, Боже, по Велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое», – перекрестившись, она начала шепотом читать 50 псалом. На всей территории святой обители находились люди: одни спали, другие, проснувшись, приводили себя в порядок, к нужнику образовалась длинная очередь. Немного оправившись от психологического и физического стресса, арестованные начали интересоваться, что с ними будет дальше. Солдаты не общались с ними (очевидно, у них был такой приказ), и люди пребывали в неведении. Благо, большинство заложников успели прихватить с собой пропитание и воду, но это на первое время. А что будет потом?

Солнце клонилось к закату – день прошел, никакой информации так и не поступило. Люди спрашивали друг у друга: «А вы не знаете, как долго мы пробудем здесь?» Но ответить на этот вопрос никто не мог.

На другой день ближе к полудню в монастырские ворота въехал автомобиль с открытым верхом. Машина остановилась, с заднего сиденья встал офицер и поднял руку, люди стали подтягиваться, образуя круг. Поправив фуражку, военный заговорил: – Вчера наш парламентер доставил на болото бандитам ультиматум. Мы дали им срок три дня для того, чтобы они сдали оружие. Кто-то из заложников выкрикнул: – Еду не даете, дайте хоть воды! – Пока ваши родственники не сдадутся, не будет вам ни воды, ни еды. Толпа загудела: – Детей пожалейте! Офицер сел на сиденье, и водитель тронул авто…

Наталья старалась экономить продукты и воду, хотя прекрасно понимала – если не придет помощь, то дни их сочтены. Люди старались меньше двигаться – берегли силы, днём укрывались от солнечных лучей с северной стороны церкви…

Командир отряда, в котором был Андрей Афанасьевич, был потомственным военным, его сына и невестку убили красные. Предвидя действия большевиков, он увез жену и внуков в соседнюю губернию к своей сестре. Он искренне переживал за своих бойцов, у которых большевики взяли семьи в заложники. Построив отряд, военачальник обратился к солдатам: «Братья, красные нам предъявили ультиматум: по истечении трёх дней мы должны сдаться, иначе наши семьи умрут медленной смертью от жажды и голода. Но поверить безбожникам не позволяет мой разум. Посоветовавшись, мы решили – нужно срочно напасть на охрану монастыря и освободить женщин, детей и стариков из рук извергов. Лучше погибнуть в бою, нежели знать, что из-за нас умирают от голода и жажды люди. Выступаем завтра ночью в 3 часа…»

С утра на территории монастыря начались активные движения красных: подъезжали грузовики, в них загружали ящики со снарядами, хранившиеся в церкви. Красноармейцы выглядели слегка возбуждёнными, даже радостными, словно в преддверии важных событий. Заложники же понимали, что готовится военная операция и, очевидно, против близких им людей, находящихся на болотах. Погода с утра ухудшилась, небо затянуло тучами, которые постепенно сгущались. К Наталье подошел худощавый сгорбленный старичок, сильно прихрамывающий на правую ногу:

– Доченька, плохие новости – я был за углом храма и случайно услышал разговор солдат, загружающих снаряды. Нашелся Иуда среди повстанцев, ночью он пришел к красным и в обмен на свою жизнь и жизнь своей семьи открыл военную тайну. Партизаны запланировали освободить нас под утро, большевики хотят предпринять контратаку с вечера. Я слышал их шутки: «потравим партизан, как крыс». На снарядах маркировка – белая звёздочка – это химоружие, я сталкивался на войне с такими экземплярами. Красные хотят обстрелять повстанцев снарядами с хлорпикрином с подветренной стороны, газ заполнит всё пространство на болте, и погибнет всё живое, в первую очередь наши защитники.

Дед замолчал и посмотрел вглубь монастырского двора. Наталья обняла и прижала деток к себе, с трудом сдерживая слёзы.

– Что же делать?

– Я не случайно к тебе подошел, нужно предупредить партизан, время не терпит. Это сможет сделать только один человек – твой Гришка по двум причинам: в лаз, который я приглядел, сможет пролезть только он, и на болоте никто, кроме него тропы не найдёт. Я часто встречал Андрея Афанасьевича с мальчиком на заготовке клюквы среди топей – Гриша знает болота.

Женщина посмотрела на сына и поняла, что он всё слышал. – Мама, я пойду к папке, ему срочно нужно всё рассказать.

– Да, пожалуй… А то кто, кроме тебя? Мать погладила Гришу по голове, глядя куда-то в пространство.

– Вот и хорошо. Старик, оживившись, стал излагать свой план…

– Ну как? Вас устраивает?

– У нас нет выбора, слишком много людей может погибнуть.

– Тогда я пошел ещё раз всё внимательно осмотрю, а ты накорми парня, ему предстоит длинная дорога.

Наталья покормила сына, прочла вместе с ним молитву «Царю Небесный» и, благословив, отпустила его. Дед пошел вдоль забора в глубь двора, не доходя пару сажень до угла, он остановился, немного постоял, как бы обозначив парню место, повернулся и направился назад. Подойдя к красноармейцу, охранявшему нужный для побега участок, дед позвал его: – Сынок, сынок.

– Не положено разговаривать, – огрызнулся круглолицый, с веснушчатым лицом паренек, по всему было видно, что он из глубинки, другими словами простак.

Старик продолжил: – Я тебе богатство задарма предлагаю. Вот смотри – часы «Павел Буре» серебряные, идут.

Приманка сработала, глаза у служивого загорелись, он подошел ближе к забору и уставился на часы.

– Принеси немного хлеба и воды. Оторвав взгляд от часов, красноармеец посмотрел на деда.

– Не мне, дети там маленькие, их пожалей. Старик видел боковым зрением, как Гриша подошел к забору, с трудом протиснувшись сквозь лаз, очевидно проделанный собаками, пополз по ложбинке дальше.

– Вот послушай, ходят. Дед протянул руку с часами к забору. Парень приложил к ним ухо и замер, повернувшись при этом спиной к беглецу. В этот самый момент Гриша поднялся и побежал. И уже через минуту он скрылся в соседней улице.

– Ну, хорошо, – по-деловому заговорил охранник, – сейчас я сменюсь, а ближе к вечеру опять заступлю на пост, тогда и дам тебе знак подойти…

Мальчик бежал по улице, сердце колотилось в груди, он старался подальше убежать от монастыря, чтобы его никто не узнал. Старик ему примерно рассказал, как поскорее выбраться из города и еще сказал: «Держи путь на запад». Но как понять, где он, если небо пасмурное и солнца не видать? Гриша старался запоминать, куда он сворачивал, чтобы хоть немного ориентироваться на местности. И вдруг заметил, что кровли на старых зданиях с одной стороны зеленели ото мха. «Это же север», – обрадовался мальчик и почувствовал себя увереннее. Вот и последние городские постройки остались позади, Гриша то быстрым шагом, то бегом двигался по просёлочной дороге. Он чувствовал на себе большую ответственность за близких ему людей, от того, как он справится с заданием, зависела их жизнь. Эти мысли подстёгивали мальчика, и он опять срывался на бег. Григорий был в пути уже несколько часов и начинал ощущать усталость во всем теле, и тут впереди он увидел огромный раскидистый дуб, стоявший на развилке дорог. Мальчик припомнил рассказ отца об этом исполине, который он слышал от своего деда, а тому рассказал его дед. Так вот, когда первый дед был ещё маленький, этот гигант уже поражал своими размерами всех путников, приглашая их на отдых под раскидистую крону. Вспомнив рассказ отца, Гриша сопоставил географическое расположение допотопного дуба и сообразил, куда ему нужно двигаться. Постояв еще немного под мощной копной зеленых ветвей легендарного дерева, Гриша свернул направо и быстро зашагал, теперь он точно знал, где находится нужное ему болото. Солнце склонялось к западу, изрядно уставший отрок упорно шел вслед за ним, окружающие пейзажи до боли были ему знакомы. Он уже представлял, как бросится папе на шею и расцелует его, но вдруг почувствовал легкое волнение. Впереди было слышно урчание моторов и лязг металла, дорога вывела его из небольшого пролеска, и он увидел впереди у края болота военную технику и красноармейцев. С первого взгляда даже не сведущему в военных делах человеку было понятно – идет подготовка к артобстрелу. Паренька охватила паника, ему нужно было успеть предупредить отца. Но как это сделать, если путь ему преградили солдаты, устанавливающие пушки и миномёты? Здесь был единственный проход к месту, где, по всей вероятности, окопались партизаны.

– Что же делать? Мозг мальчика разрывало на части, его охватила паника, упав на траву, он зарыдал. В конце концов, юноша понимал, что время работает не в его пользу, чего бы это ему ни стоило, идти надо. Военные занимались своими делами, никто не обратил внимания на идущего мальчишку. Гриша, миновав артиллерийский кордон, пошёл по тропинке, протоптанной собирателями ягод, как вдруг услышал окрик: «Стой! Куда прёшь? Назад!» Мальчик, рванув, побежал вперёд, он понимал – если сейчас он не встретится с отцом, то больше никогда отца не увидит. Гриша мчал изо всех сил, с трудом успевая разглядывать дорогу. И всё же оплошность он допустил – пролетев мимо кочки, угодил в топь. Беглец попытался двигаться назад, но с каждым движением тело погружалось всё глубже и глубже. Перестав двигаться, он чувствовал, что погружение потихоньку продолжается. Ужас дрожью пробежал по всему телу, мальчик не знал, что же еще можно предпринять, и тут кто-то подал ему берёзовую ветку.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65777801) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.