Книга - Байки про балет …Кабриолев продолжает травить!

Байки про балет …Кабриолев продолжает травить!
Кирилл Витальевич Бузанов


Призрак знатного балетомана советских времен – Вольдемар Альбертович Кабриолев – продолжает травить байки по балет. И в этой книге их столько же, сколько и в первой – сто двадцать три, записанных автором с его слов. Который за их полную достоверность совсем не ручается: призрак любит прихвастнуть, но уж совсем небылицы отсеяны. Сознательно опущены и имена, нет четких дат, зато живописуются события красочно и с сохранением лексики рассказчика. А бонусом к байкам идет «Кабриопедия» – словарь балетных терминов, изложенных человеческим языком.





Кирилл Бузанов

Байки про балет…Кабриолев продолжает травить!



Buzanov К. V. Tales about ballet…Cabriolev keeps telling stories! I К. V. Buzanov. – Saint Petersburg: Lan: The Planet of Music, 2021. – 264 pages: ill. – Text: direct.



The ghost of the famous balletomane of Soviet times – Wolde-mar Albertovich Cabriolev – keeps telling stories about ballet. This book incledes as many of them as the first one – one hundred twentythree, recorded by the author from his words. Which does not vouch for their full reliability: the ghost loves to boast, but fables are completely left out. The names are also deliberately omitted, and there are no certain dates, but the events are depicted lively and the narrator’s vocabulary is preserved. A bonus to stories is “Cabriopedia”, a dictionary of ballet terms set out in human language.

Рисунок на обложке и иллюстрации Полины Бузановой








© Издательство «ПЛАНЕТАМУЗЫКИ», 2021

© К. В. Бузанов, 2021

© Издательство «ПЛАНЕТА МУЗЫКИ», художественное оформление, 2021




От автора


Теперь уже, за давностью-то лет, я и не припомню всех подробностей той нашей первой встречи с Кабриолевым, но вот точно можно утверждать, что в театре она случилась – он оттуда ни ногой в нынешнем своём обличии. Не стоит сомневаться и про что мы с ним разговорились – про балет, естественно. Также помню, что не сразу я смекнул, что это не сам уже Вольдемар Альбертович, знатный советский балетоман, а призрак его, в театре обитающий. Но вот как это я так легко и непринуждённо с представителем потустороннего мира общий язык нашёл – не совсем понятно. Тем более до встречи этой я над рассказами про барабашек всяких лишь посмеивался, а тут с настоящим призраком знакомство накоротке свёл! Впрочем, попасть под чары обаяния Кабриолева немудрено…

Да и неважно это теперь, тем более призрак большинству живых фору даст, а уж при жизни этот высоколобый интеллектуал царил единолично в самом интеллектуальном сообществе – балетоманском. Влюбившись в балет в пору надежд, просто Вольдемар тогда ещё вырос и возмужал до Альбертовича в этой необычной среде профессионалов и любителей высшего из искусств. А взобрался же на околобалетный Олимп Кабриолев из самых низов, и нельзя сказать, что путь был устлан розами, но и прямо по трупам он не шёл.

За десятилетия же истового балетоманства кого он только не видел и чего только с ним не приключалось! Обладая памятью феноменальной, он все эти случаи как перед собой зрит, тем более в силу призрачности своей Кабриолев и всякими нечеловеческими способностями владеет в совершенстве, в частности, видя прошлое ясно. К сему надо приложить и его природный дар рассказчика, а по любому вопросу имеется у него в запасе байка тематическая, коими он меня частенько пичкает. Да я и не против!

Да даже более того – только за! Не первый год с его слов я их записываю, редактирую слегка и вот уже на вторую книгу набралось! Ровно столько же в ней баек как в первой, – 123, такой же у них порядок – произвольный, да и за абсолютную достоверность вновь ручаться не стану – призрак прихвастнуть мастак. Впрочем, целиком довериться ему можно в прилагаемом весомом дополнении: в книгу включена «Кабриопедия» – толковый словарь балетных терминов человеческим языком изложенных. И Вольдемар Альбертович не унимается – на трёхтомник как минимум собирается замахнуться…




Возвращение блудного попугая


В богатой на события балетоманской биографии Кабриолева есть один эпизод, про который он никогда не говорил, но периодически проговаривался косвенно. В ответ же на просьбы рассказать от ответов Вольдемар Альбертович всегда всячески увиливает, разжигая, естественно, мой интерес. Явно призрак знатного балетомана что-то такое скрывает, что страшно любопытно! И, когда он в очередной раз помянул про своё «возвращение блудного попугая», то я так дело не оставил, а проявил чудеса настойчивости. И Кабриолев раскололся!

А как рассказал, конфузясь, случился у него на финальной стадии кризиса среднего возраста совершеннейший нервный срыв и он решил… от балета отказаться! Посчитал себя Вольдемар Альбертович пресытившимся высшим из искусств, внушил сам себе, что всё он уже про балет знает и хватит с него. И перестал ходить в театр, сказавшись, впрочем, для подстраховки, серьёзно больным – типа, внутренние органы все как один сбоят.

Сейчас-то он считает, что действительно был болен, правда головой, но болезнь недолго тянулась, а вылечил, естественно, кто? – Балет! И так он мне всё это радужно рассказывал, что заподозрил я, что не всё он рассказывает. И оказался прав! Когда я стал уточнять, а на какой-такой почве-то срыв этот нервический случился, начал Кабриолев мяться и зубы заговаривать. А так он всегда делает, когда дело его шашней с балеринами касается…

Сложил я логическую цепочку и задал Вольдемару Альбертовичу вопрос в лоб: как её зовут-то? Причину срыва… Призрак чуть ли не покраснел, и вправду, уж очень известная прима оказалась. И, уж совсем разоткровенничавшись, поведал он мне, что случился у него с ней тот самый страшный мужской позор. И что именно на ней свою точку в карьере ловеласа он и поставил…

Причём зачем-то поставил со скандалом – её обвинив в недостаточной сексуальности и фригидной обозвав. Отчего прима, даже слова такого не зная, сильно взбеленилась и грозилась разнести новость об импотенции Кабриолева по всему театру. И ни на йоту не сомневался балетоман, что она вполне может это сделать, а избежать такого позора можно только одним способом – не попадаться ей на глаза. И именно поэтому перестал он – на время! – в театр ходить.

Выдержав карантин в три месяца, Кабриолев с изменением полового статуса сжился, но без балета взвыл. Купив огромный букет, пошёл он на эту балерину, а в букет заложил письмецо с условиями договора: она молчит, он её хвалит. Предложение было принято, условия договора сторонами не нарушались, а Вольдемар Альбертович, как он говорит, вскоре нашёл очень много плюсов от отсутствия женщин в его жизни: денег и времени появилось больше, нервов стало тратиться меньше, а страсть к искусству разгорелась ещё ярче!




Стигматы


Жизнь балетомана теснейшим образом переплетена с перипетиями жизней его кумиров. Триумф в какой-то новой роли обожаемой балерины адреналином впрыскивается в вены её почитателей, искренне испытывающих необычайный душевный подъём. Провал же либо какая другая серьёзная неприятность его звезды могут довести любителя балета и до инсульта, и до инфаркта…

Наибольшая же опасность для артиста – травмы. Они в принципе практически неизбежность профессии – Кабриолев не припомнит никого, кого бы они миновали. Все к травмам готовы, но случаются они всегда в самое неподходящее время! Впрочем, Вольдемар Альбертович считает, что любая травма ноги во многом от головы идёт. Всегда надо думать, что ты делаешь, в том числе и с точки зрения а можешь ли? Очень много травм происходит, когда артист замахивается на ему ещё ? уже недоступное. Но, если так не делать, то и возможности свои не познаешь…

Так что травмы в среде артистов – дело обычное, но вот что необычное Кабриолев подметил, ещё будучи в нашем мире, – заразность этих травм! Получит, бывало, кумир балетоманской фракции перелом конечности, так у многих её представителей та же конечность чесаться начнёт, ныть, дёргать, а у кого и тоже треснет!

Я, честно говоря, в такое не поверил, начал Вольдемара Альбертовича убеждать, что приукрашивает он масштабы эпидемии, что, может, и случались случайные совпадения, но не более того. Однако Кабриолев стоял на своём, а последним козырём выложил мне, слегка смущаясь, случай про себя…

А случилась и не то, чтобы травма у любимого артиста, скорее конфуз: чирий огромный вскочил! На попе. И мало того, что двигаться болезненно, так и сочится он тогда сквозь трико. Когда двигаешься. В итоге лежал артист дома попой кверху, навестил его в таком виде балетоман и заразился: на следующее утро там же и столь же болезненный у него выскочил! Прошёл практически одновременно с артистическим, и навсегда след от него остался у обоих. Как стигмат…




Гараж


Артисты многие и во многом больше просто люди, чем сами просто люди. Все пороки общества имеют место быть и в узком балетном кругу, а многие там цветут и пахнут. У Кабриолева пелена с глаз спала довольно быстро – уже на второй-третий свой сезон он стал отдавать себе отчёт, что артист в образе на сцене и он же, но уже имярек в жизни, часто разные люди. Впрочем, тогда же он и понял, что всё же в балетной среде процент достойных людей прилично выше, чем в среднем по стране. Но ничто человеческое им не чуждо…

А на эту тему Вольдемар Альбертович всегда охоч поговорить и примеров характерных у него множество. Любитель он побичевать людские пороки, хотя и сам совсем далеко не ангел. Но за собой не замечать свойственно почти всем людям, а указывать на собственные грехи Кабриолеву не стоит – призрак страшно обижается, но никогда себя виновным не признаёт. Я – зарёкся, хотя иногда не сдерживаюсь…

Сам же себя Вольдемар Альбертович считает почти эталоном порядочности, отчего судит строго. Эпитеты он раздаёт нелицеприятные, а разойдясь, вообще может и в хвост и в гриву щучить. А особо он распаляется, когда рассказывает про историю с гаражом. Когда на театр выделили какое-то количество мест, а заявлений написали гораздо больше. И вот тогда началось…

На первом же собрании гаражного этого кооператива началось… Когда стало понятно, что достанутся вожделенные гаражи далеко не всем… Кабриолев волею неведомых судеб там оказался за компанию с артистом одним, тоже на место для своих «жигулей» рассчитывающим. И, как призрак даже сейчас с отвращением рассказывает, полились там ушаты грязи с переходами на личности. Начались истерики, дело шло всерьёз к мордобою, но предотвратили: образовалась инициативная группа из народных и заслуженных. Которые, имея большинство, единогласно проголосовали за регламент: эти категории артистов включить в список в первую очередь, добавить туда единственную оставшуюся даму, а оставшиеся три машино-места разыграть между оставшимися девятью артистами среднего звена.

Решение принято, в протоколе записано, и неудачникам пришлось подчиниться. Вольдемар Альбертович считает решение вполне справедливым, особенно учитывая, что творилось до его принятия. И тут начинается комическая часть его рассказа – как разыгрывали… И это было, по словам Кабриолева, смешно до слёз, хотя смеяться нельзя было – он неожиданно в жюри оказался как самый непредвзятый. А разыграли по балетному: пошли в класс, девять парней жахнули по полстакана «Посольской», не закусывая, и пошли гранд пируэты крутить. Испытание прекратилось, когда сошёл шестой…

А вдогонку Вольдемар Альбертович всегда добавляет, как он Эльдару Рязанову, с которым якобы знакомство накоротке водил, эту историю поведал. Тот немного её подправил и фильм свой известный снял! И даже спасибо огромное за сюжет этот Кабриолеву не раз прилюдно говорил…




Ритуал


Кабриолев не особо хорошо помнит своё первое открытие сезона: и давно было, и неправильно. С годами же Вольдемар Альбертович выработал целый ритуал «правильного» открытия, ибо справедливо полагает, что как его откроешь, так он и пройдёт.

Сакрально важно было для тогда ещё здравствовавшего знатного балетомана, особливо в зените славы, исполнить этот ритуал неукоснительно. Да и сейчас, уже будучи призраком, Кабриолев с не меньшим рвением свой ритуал соблюдает. Правда уже другой, под текущий статус адаптированный.

А в первую очередь, конечно, важен внешний вид. И Вольдемар Альбертович в своё время довольно быстро принял решение, что ходить на первый балет в сезоне надо во всём новом. Включая исподнее. И свой look он начинал готовить загодя – сразу по завершении последнего спектакля сезона уходящего. Так что являлся Кабриолев на открытие сезона с иголочки, и практически всегда новые туфли жали. Разнашивались они, дай бог, к концу сезона, так как этот комплект Вольдемар Альбертович надевал лишь на премьеры. На следующий же сезон вещи переходили в разряд «для театра».

Призрак Кабриолева также считает, что именно так «правильно», но хлопот с подбором платка в тон галстука не имеет. Он всегда выглядит одинаково – именно так, как его в гроб положили. И тут ему повезло – умер он в конце лета, и комплект на выход уже готов был. Так что щеголяет потусторонний обитатель в костюмчике новеньком, но по нынешним трендам старомодненьком. Поменять он его не может, но может, как сам говорит, «нечеловеческим напряжением силы воли» сменить цвет розочки в петличке. Ну хоть что-то!

С утра же дня открытия Вольдемар Альбертович посещал своего парикмахера, затем с час сам колдовал с ножничками и гребешком над своими усами, а перед выходом открывал новый парфюм, который так же в предстоящем сезоне только на премьеры ставился. Ехал он затем в «Метрополь», где за отдельным столиком имел поздний обед. Обильный, но без алкоголя. Ровно без тринадцати семь пополудни, оставив щедрые чаевые, Кабриолев вставал из-за стола и шёл в театр.

Теперь же, когда он лишён возможности вкусить пищу, Вольдемара Альбертовича именно из-за этого более всего расстраивает его нынешнее положение. Он слыл гурманом и не понапрасну, теперь же максимум может внять аромату бутербродов с колбасой и сёмгой в буфете театра, которые уже страшно надоели! Барбер ему не нужен, одеколонами призраки не пользуются, но есть у него свой пунктик на тему внешности – меняет мой потусторонний знакомец цвет своей ауры. Под цвет розочки…

Под третий звонок, всё точно рассчитав, чтобы ни с кем не встретиться, ступал Кабриолев под свод главного портика мира, и ступал он, соотносясь с уже околомистической частью ритуала: закрыв правый глаз, левой ногой, держа обе руки за спиной со окрещёнными мизинцами. Входил в театр через левую дверь, но шёл на правую сторону, а в зал заходил уже по центру. Войдя в партер, замирал на мгновение, возносил очи к люстре и про себя благодарил бога балета, что всё на месте. И шёл на своё место, много последних его лет одно и то же – пятый ряд, пятнадцатое. Билет на которое он – покупал! Понятное дело, много заранее, по льготной, естественно, цене, но – покупал! Раз в сезон такое случалось!

А призраку же не надо ничего рассчитывать, да и входить не надо – он же в театре живёт, если можно так сказать. Но всё же и у него есть одно правило на этот день: смотреть первый балет из царской ложи, хотя смотреть оттуда он не любит – зрение уже не то, а биноклей призракам не положено. И смеётся он теперь над левой ногой и правым глазом – обычные это, дескать, суеверия. Хотя многие из них работают, а вот почему – он и сейчас не понимает…

Но при жизни Кабриолев в них свято верил, и они точно работали – отличные случались сезоны, если всё «правильно» сделал. Отчего он всегда мне под начало сезона настоятельно рекомендует свой ритуал разработать, но мне всё некогда. А ведь, возможно, от этого успех сезона главного театра мира зависит… Нет, слишком это большой уровень ответственности!




Лицом к лицу


За свою многолетнюю балетоманскую карьеру Кабриолев бывал свидетелем таких катаклизмов не раз. Наблюдает он за этими тектоническими сдвигами и сейчас, и, что он считает самым важным, ему дано оценивать их результат в стратегической перспективе. Ведь только по прошествии многих лет можно понять – удачно ли прошла смена поколений? Кто оказался прав – те, кто молодых хулил, или кто на них ставил?

А смена поколений – драма для кого-то и триумф для другого. Звезда на пенсии – уже не та звезда, хотя и восходящая – ещё не факт, что зазвездит. И у одних полный слом устоявшихся годами устоев жизни, другие же выходят на финишную прямую к цели. Но и для тех, и для этих это – час икс, от которого дальнейшая жизнь коренным образом зависит.

Вольдемар Альбертович любит порассуждать про смену поколений, а выходит всегда на эту тему с одной и той же присказки: «Лицом к лицу лица не разглядеть». Тем самым сразу давая понять, что он-то видит… Да и переводит сразу повествование в плоскость контекста многовековой истории театра, абстрагируясь от персоналий. Так как гораздо важнее для балетомана, какими премьерами именно в истории театра отмечен чей-то период, нежели чем прославился конкретный премьер. И вот эти периоды он и сравнивает между собой, а не артистов, хотя как без них…

А судит Кабриолев с высоты своего положения строго и ожидаемо: «потом стало уже не то, что тогда». Впрочем, и тогда, как он считает, «дураков хватало», а нынешние пертурбации он не комментирует принципиально, мысля как минимум пятилетками: «а самое правильное – лет через десять, пятнадцать, двадцать понять, что от этого поколения осталось на скрижалях мировой истории балета». Эх, долго ждать как!




Таксомотор


С такси в СССР существовала напряжёнка – поймать зеленоглазое было нелегко, да и не каждый пойманный поедет туда, куда тебе надо. В вечерние часы ситуация ещё усугублялась – большинство ехало в парк. И даже в центре в начале двенадцатого, когда балетоманы и артисты выходили после спектакля, поймать такси – большое везение. А на метро ехать как-то не с руки после вкушенного высокого искусства, да выпитого во славу его коньяка. И разок, битый час ловя на Горького машину для себя и одной юной балерины, Кабриолев понял, что надо ситуацию менять. Надо прикормить таксистов к театру!

В тот раз совсем у него всё расстроилось: балеринка за это время замёрзла, протрезвела и закапризничала. И это подвигло Вольдемара Альбертовича на активные действия: стал он всех своих знакомых про знакомых таксистов спрашивать, надавали ему телефонов и за довольно короткое время сколотил он пул придворных извозчиков, которым выдавал на следующий месяц календарь, где по числам расписывал, когда будут спектакли идти. И вскоре в условленные дни стало приезжать несколько машин прямо к служебному входу. Правда, такая услуга стоила двойного счётчика, но это того стоило!

Балетно-балетоманская тусовка по достоинству оценила новый уровень сервиса, и Кабриолев стяжал и славу превосходного организатора. Но сам Вольдемар Альбертович больше в этом своём предприятии ценил не эти лавры, а одну иную возможность, которая всплыла неожиданным бонусом…

Довольно много общаясь с этими таксистами, он быстро понял, что они могут служить и уникальным источником разнообразной информации. Пассажиры разговаривали и с водителем, и с другими пассажирами при их наличии. И могли говорить они что-то очень интересное! И тогда стал присматриваться Кабриолев, кто кого повёз, а с таксистами договорился запоминать, о чём там пассажир ? пассажиры речи вели. На следующий день таксисты ему звонили и, за небольшую плату, как Кабриолев говорит, сливали уйму полезной информации.

Многие потом прямо диву давались: умеет, видать, этот Кабриолев мысли читать! И эту свою способность он до конца жизни не терял…




Тяжёлая жизнь


Тяжела и неказиста жизнь балетного артиста» – эту пребанальнейшую поговорку Кабриолев слышал многократно, да и сам порой использовал. Сейчас он, если и говорит так, то, как бы кого цитирует, но порассуждать на эту тему любит со своей колокольни и предпочитает рассматривать и минусы и плюсы этой доли.

Начинает всегда с тяжестей и неказистостей и прослеживает Вольдемар Альбертович путь артиста с младых ногтей. И первый горький удар настигает его ещё ребёнком, поступившим учиться на артиста балета, – полноценное детство у него в этот момент заканчивается. Где-то в одиннадцать лет.

Не особо света белого видя, проводят они в стенах учебного заведения восемь тяжких лет, где с раннего утра до позднего вечера шесть дней в неделю, обучаются и общеобразовательным предметам, и специальным, а первые четыре года ещё и фортепиано у них. Каждый год экзамены по спецпредметам, а в первом и пятом классах – аж два раза в год. Летом же надо побольше заниматься и поменьше есть бабушкиных пирожков. Потом выпуск, и всё только начинается…

Если всё случилось и оказался выпускник в Большом, то, даже если он был звездой выпуска, там он вновь пока никто и стоит в кордебалете. Были, конечно, в истории театра и исключения, но они лишь подтверждают правило. А так надо вновь доказывать своё право на получение ролей, а конкуренция уже другого уровня. И из кордебалета в примы ? премьеры выбиваются единицы, большинство же на пенсию уходит просто артистами балета.

А пенсия хотя и наступает рано, но что делать дальше – не всем пенсионерам понятно. По специальности продолжать работать – либо преподавать, либо ставить. А это не всем под силу, да и на всех мест не хватит. И многим приходится во всё же зрелом возрасте сильно жизнь свою и так тяжёлую менять. И далеко не всем это удаётся, но это уже не про балет.

Кабриолев, конечно же, гораздо более детально разбирает все тяготы и лишения на всех этапах жизни артиста. Выходит всегда довольно мрачно, но, подведя черту, «не хотел бы я сам себе такую жизнь», Вольдемар Альбертович меняет тональность и начинает эту жизнь обелять. Тоже хронологически.

Поступив в училище, ребёнок попадает на самом-то деле в храм искусства. Его жизнь теперь посвящена высшему проявлению человеческого разума – творчеству. Там он огорожен от дурного влияния улицы и, что немаловажно, находится в кругу близких по духу. В узком кругу, в котором он теперь и будет жить и который с остальным миром, гораздо менее приятным, пересекается слабо. И этот балетный мирок, несмотря на многочисленные «нюансы», сам по себе прекрасен.

Да, конечно, не из всех деток удаётся выбить колхозно-маргинальную дурь, но средний культурный уровень обучающихся балету на порядок выше, чем у их сверстников из школы возле дома. И, существуя в столь благодатной среде, у всех есть шанс проявить себя, в чём обязательно поспособствуют педагоги. А вот педсостав Кабриолев всегда расхваливает отдельно – лучшие они, причём по всем предметам. Так что очень в этом плане деткам повезло!

Ну а театр – это вообще самый лучший дом родной. И любой артист, если он только не просто там работает, а живёт балетом, приходя в свой театр, заряжается его энергетикой. Да, это место работы, но это прекрасная работа, и у неё есть высшее проявления сути артиста – выход на сцену. Вольдемар Альбертович всегда охает, сокрушаясь, что не ему, да и не мне, никогда не доведётся понять, что испытывает человек, выходя на сцену. Например, в первый раз Альбертом на сцену Большого. Но догадывается он, что это наикрепчайший адреналин, вкус которого небалетным недоступен.

Кабриолев справедливо полагает, что жизнь артиста – это «другой уровень», и хотя в балете много боли, они купаются в неге. Не смущает его и то, что она коротка, ибо если ты этого достоин, то ты останешься в балете. На этом моменте Вольдемар Альбертович обычно начинает перечислять тех, кто из артистов достиг верхов в педагогике, балетмейстерстве, репетиторстве…

Опущу сии длинные списки, а оставлю выводимую призраком из этого противопоставления мораль: знавал он и совершенно счастливых своей судьбой артистов кордебалета, и неудовлетворённых всем вокруг звёзд. А теперь же, будучи представителем уже потустороннего мира, он точно знает, что каждый сам решает – стакан наполовину полон или он наполовину пуст…




Изгвоздить


Будучи в зените околобалетной славы, Кабриолев являлся незыблемым главой своей самой крупной на тот момент балетоманской фракции. Три остальные в сумме, в человеках, превосходили одну его незначительно, да и собрал Вольдемар Альбертович, всеми правдами и неправдами в свои ряды лучших представителей балетоманского движения: и авторитетных энциклопедистов, и весьма «нужных» людей от мясника с Даниловского рынка до жены брата секретаря московского горкома партии. И призрак нисколько и не скрывает, что формировал он такой состав свиты предельно сознательно и имея в виду свою личную корыстную выгоду…

И очень Кабриолев гордится тем, насколько преуспел в этом сложном деле и результат желаемый достиг – он в принципе мог иметь всё, что можно было официально иметь в СССР. Вопрос только в том, что ему так много просто не нужно было – балет при всём при этом, для него действительно самое важное в жизни. И вот это качество я лично очень ценю в Кабриолеве при всех его остальных других, часто нелицеприятных.

А шёл-то Вольдемар Альбертович к вершине по трупам, и, как он считает, другого пути в этом прекрасном мире балета нет. Если ты не устранишь конкурента, то конкурент устранит тебя – хорошо, что это всё же про балет и физическое устранение не рассматривается. Но способов устранить иначе – масса, и войны балетоманские ведутся всеми видами нелетального оружия. Впрочем, некоторым от этого ненамного легче – тем, с которыми расправились.

А нападение может быть совершенно внезапно и со многих сторон. Возмужав в балетоманских баталиях средней руки, Кабриолев, возглавив незначительную поначалу фракцию, серьёзно подошёл к разработке стратегии ведения боевых действий: атака должна быть подготовлена, а солдаты вооружены. И когда возникала необходимость устранить оппонента, вся его свита была уже во всеоружии. Каждый знал, на какую мозоль оппонента наступает именно он и когда. И тогда Вольдемар Альбертович давал команду «Изгвоздать!», и очередной конкурент на пути к единоличному главенству сметался. И призрак разводит руками – не сделай я этого, со мной бы это сделали и не разговаривали бы мы сейчас. Пожалуй, я ему всё за это прощаю…




Шоколатье


О проявлениях своей беспримерной любви к балету Кабриолева неоднократно прилично заносило: в ослеплении страстью он много раз пытался весьма странными способами восславить высшее из искусств. Потом, конечно, охолонув, смущался Вольдемар Альбертович до разной степени румянца от содеянного в порыве, впрочем, продолжая считать, что цель оправдывает средства. И не утратил он и до конца своих дней изрядной доли авантюризма в проявлениях восторгов от балета. Чем призрак сейчас прилично гордится!

Много у него есть баек на этот счёт, а самая сладкая – про его «шоколадный» проект, который к тому же и одним из самых масштабных затевался. Но кое-что настолько в нём знатного балетомана смутило, что уже почти на стадии вывода продукции на широкий рынок он от него открестился…

А начиналось всё довольно безобидно и даже весьма аппетитно – с того, что заболел балетом один шоколадных дел мастер. Мужчина был уже среднего возраста, а на балет-то совсем случайно попал – профком фабрики «Рот-Фронт», где он шоколадным цехом заведовал, его билетом в партер за что-то премировал. И пришёл он в театр нормальным человек, а вот вышел уже совсем другим – заразился балетной лихорадкой. С тех пор стал он постоянно на балеты ходить, да и в фойе дружбу сводить и вскоре попросился к Кабриолеву в фракцию. Мужчина оказался интеллигентным, воспитанным, а шоколад Вольдемар Альбертович всегда любил, принял он его, и дома теперь сладкое не переводилось…

И балетоманил шоколадник себе спокойненько несколько лет, а потом возьми да принеси фракционному своему лидеру результаты их экспериментов на работе – они там фигурный детский шоколад разрабатывали. И осенила Кабриолева «гениальная» мысль – надо на тему балета шоколад выпустить!

Работа закипела, причём мастер пошёл дальше – пригласил к участию в проекте коллег из смежного леденцового цеха. И вскоре представлены были Вольдемару Альбертовичу с парой балетоманов из свиты результаты этих смелых экспериментов: несколько шоколадных фигурок балерин и красный леденец «артист балета на палочке». Кабриолева сразу, конечно же, смутило, куда эта палочка воткнута, да и сосать такой леденец покоробило. А когда стали все ноги балеринам откусывать, нахваливая, да за головы держа, то ему аж поплохело!

Волевым решением лидер фракции проект свернул, а шоколад «Вдохновение» лет через десять только выпустили и, как Вольдемар Альбертович уверяет, опять же не без его участия! Я – погуглил на эту тему: ничего нет от Кабриолева во «Вдохновении». Полагаю, заливает призрак…




Миссионерство


Заболев балетом, Кабриолев поначалу настолько глубоко поддался этому сладкому недугу, что и не делился ни с кем историей болезни. Страдал он им самозабвенно и до метаний на скомканных простынях, но острая фаза всё же прошла, когда просмотрел Вольдемар Альбертович весь репертуар десятки раз, немного спал первоначальный горячечный энтузиазм. Впрочем, любовь к балету никуда не ушла, но возмужала, проникла в организм балетомана глубже, стала его сутью…

И тогда Кабриолев решил, что этим чувством надо делиться, что призван он сеять вокруг светлое семя. А к этому моменту он уже имел известный вес в балетоманской среде и доступ к проходкам. Так что стал Вольдемар Альбертович некоторых из своих многочисленных родственников прикармливать к балету – тех, что ему казались наиболее одухотворёнными. И вроде как казалось Кабриолеву, что делает он благое дело, что сходившие на балет просветились и ему безмерно благодарны. Но не так-то вышло…

А был он, конечно, как теперь призрак признаёт, чрезмерно настойчив в своём миссионерстве… А принуждать человека, даже к высокому искусству, всегда чревато… А за несколько лет-то он многих, да и совсем не раз, принудил к посещению балета… И, честно говоря, их и не спрашивал, нравится им или нет… Как же может балет не понравиться!

И тут на каком-то юбилее стал он с редкостной настойчивостью уговаривать юбиляра на балет сходить, да решил помощь зала запросить. Обратился к рядом сидящему одному родственнику, которого как раз недавно в очередной раз на «Лебединое» сводил: подтверди, дескать, что надо юбиляру на балет сходить! А тот, как оказалось, балетом сыт оказался по горло…

К тому же уже тостов с дюжину подняли, и родственник высказался откровенно: достал ты, Вольдемар, уже всех со своим балетом. А есть дела и поважнее – лучше бы ты со всеми ездил на дачу картошку копать, а не по театрам шастал! И по лицам практически всех понял балетоман, что он здесь такой один – балетоманистый. Да, вроде все культурные люди, но… в меру.

С тех пор как отрезало! Никогда и никого больше не зазывал Кабриолев на балет, а с годами вообще возвёл это в ранг философии: балет – элитарное искусство. Был таким, есть и будет. И перед свиньями неча бисер метать!




Первая скрипка


Разбирая какой-то балет по косточкам, Кабриолев всегда делает это блоками: идея, хореография, музыка, декорации и костюмы. Не всегда в этой последовательности, может начать с костюмов и не найти там идеи, но всегда увязывая вместе музыку и хореографию. Да, может одно оказаться лучше другого, но это значит только одно – второе хуже. И никакая божественная музыка не вытянет провальную хореографию, равно как и наоборот. Значение на общую оценку постановки они имеют определяющее, а за музыку, кроме композитора, отвечает ещё и оркестр. А музыканты тоже люди…

Влюбившись в балет, Кабриолев сразу понял значимость этого симбиоза, тем более с музыкой он дружил – целых четыре года в музыкальной школе отмучился. Но на оркестр первые несколько сезонов внимания никакого не обращал – не до них было, хотелось ему с артистами дружбу водить.

Добившись же некоторого положения в балетоманском сообществе, он взгляд-то долу, до ямы, опустил и тут оркестр его очень даже заинтересовал! Не весь, правда, оркестр, а одна его участница, молодая скрипачка… Сражён был наповал сверху вниз смотрящий!

Как сами музыканты говорят, если человек десять лет играет на скрипке – он автоматически становится евреем. Чернокудрая музыкантша не была исключением, но Вольдемар Альбертович национальными предрассудками никогда не был обременён, справедливо полагая, что в любой национальности процент достойных людей одинаково мал. Это совершенно не мешало сердцу воспылать, но вот мешала перегородка между зрительным залом и оркестровой ямой – непреодолимое препятствие…

А в театре музыканты и артисты вкупе с примкнувшими с ними балетоманами живут в немного разных мирах и между собой общаются редко. Но Кабриолев проявил чрезвычайную настойчивость и вскоре сумел познакомиться для начала с одним из ударников. Проявил искренний интерес к его нелёгкой профессии, угостил несколько раз коньячком в буфете, сдружился до некоторой степени и был представлен всей группе ударных, парочке гобоистов и даже первому кларнету. Ну а там, ещё через пару рукопожатий, познакомили его и с Сарой Лазаревной – объектом воздыханий!

Уже на втором свидании они перешли на ты, и Сара оказалась на редкость возвышенной и одухотворённой в придачу к шикарным внешним данным. Дошло уже дело до знакомства с родителями, но папа, недальний родственник московского раввина, дал понять, что надо будет тогда, как минимум сделать обрезание перед первой брачной ночью. На такое Вольдемар Альбертович пойти отказался, а ещё зачем-то раскритиковал форшмак, приготовленный хозяйкой дома, и даже порывался дать собственный рецепт. Отношения не сложились, и Сара под нажимом родственников дала Кабриолеву отказ… Но со многими оркестрантами Вольдемар Альбертович сошёлся к этому моменту уже довольно близко и с тех пор к музыкантам вполне расположен!




Состав зала


Будучи сугубо профессиональным посетителем театра, Кабриолев сам, да и весь «узкий круг» балетоманской братии, свысока посматривали на «простых» зрителей. Людей, вошедших в храм искусства по купленным в кассе билетам, они снисходительно именовали любителями, и в балетоманском обществе не принято было с ними смешиваться. При этом некоторые из этих любителей стояли повыше на социальной лестнице Страны Советов, чем многие профи. Но внутри театра и непосредственного начальника по службе с билетом в кармане истинный балетоман мог лишь кивком головы приветствовать.

Даже если это сулило в дальнейшем неприятности на работе…

Над любителями профессионалы любили посмеиваться, а Вольдемар Альбертович, как он говорит, и сам часто сказки про люстру рассказывал. На которую некоторые из тех, кто пришёл по билетам, и пришли посмотреть. А таких видно было сразу и во времена бытия призрака, а сейчас, даже не присматриваясь, можно понять, кто за хорошими селфи с люстрой пришёл на балет. Но раньше это были единицы, сейчас же «по статусу положено» многим. И эта публика – неприятные соседи для просмотра балета…

А то, кто сидит рядом, – критично важно! Если сосед пришёл не на прекрасное искусство смотреть, а по какой другой причине, то он балет смотреть и не будет, да и тебе смотреть мешать станет. И даже если сидит условно тихо, то не на той он волне, не создаёт нужную атмосферу. Да и может, не дай бог, в неурочном месте аплодировать радостно начать – радоваться, что – ура! – кончилось! Или, что самое неприятное, трепаться начнёт, если не один пришёл. А вот такого Кабриолев никогда не терпел, и имелась у него заготовленная фраза, для болтливых соседей: «Балет смотрят, а если вам поговорить охота, то идите в рюмочную за углом – самое вам там место!» После такого смотреть балет ему больше не мешали…

И ещё при жизни знатный балетоман, даже будучи сугубо материалистом, понимал важность частот настроя зрительного зала, значимость высоты уровня показателя средней культурности зрителей. От тех, кто сидит в зале, тоже зависит успех спектакля. Артисты на сцене – те, которые действительно Артисты, прекрасно чувствуют, кто в зале сидит, даже зрителей не видя. И им очень нужна «обратная связь», чтобы обрести уверенность, понять, что в коня корм. Самый же кошмар случался, как Кабриолев с ужасом вспоминает, когда, например, нагоняли целый театр каких-нибудь доярок-рекордсменок, приехавших в столицу на всесоюзный слёт. Те лузгали семечки на пол, смеялись в голос и оголтело хлопали рабочими руками в каждой паузе в музыке. Тут как не танцуй – ничего не выйдет…




Зевок


Зевок зевку рознь! Да и зевок – это вам не просто так! Кабриолев придаёт этому глотательному движению важное значение, хотя правильнее сказать – придавал. Призраку дышать незачем, да и зевать – не зевается. Но вот когда Вольдемар Альбертович блистал в зените балетоманской славы, он зевок поставил себе на службу. Сделал это целенаправленно и отшлифовал навык пользования до определённого блеска.

Но в начале Кабриолев от него страдал: зевучий по натуре, он, бывало, на заре своей карьеры зевал не к месту. Это принижало статус, приходилось смущённо оправдываться, коллеги по страсти к балету смотрели как минимум укоризненно. Конечно, в большинстве случаев успевал Вольдемар Альбертович инстинктивно прикрыться ладошкой или программкой, если таковая имелась. Но это делало сам факт зевка ещё заметнее – резкое движение бросается в глаза больше. И понял он, что с этим надо бороться!

Знакомые врачи развели руками – эта область медицинской науки на тот момент вообще не изучалась в СССР. Максимум, что вынес Кабриолев из общения с эскулапами, так это то, что зевок как-то связан с особенностями дыхательной системы. Ключевое слово здесь «дыхательной», и на нём Вольдемар Альбертович вспомнил, что недавно что-то слышал про «дыхательную гимнастику». Что слышал – не вспомнил, но помнил от кого и где – один из троюродных шуринов рассказывал на юбилее у одного из двоюродных дедов.

Не быстро, но нашёл Кабриолев шурина, и тот ему рассказал про это новомодное направление народной медицины: один кавказский старец-целитель, невесть как в Москве очутившийся, учит, как дышать правильно, и уже многим это помогло от разных болезней. У Вольдемара Альбертовича болезней-то не было, а рассказывать шурину про зевоту он не хотел, пришлось астму себе выдумать. Свёл родственник его с горцем, тому Кабриолев всё как есть рассказал и он помог! Объяснил балетоману, как можно зевок контролировать, обучил за несколько занятий несложным техникам и научился Вольдемар Альбертович! И мог он теперь зевок в зародыше пресекать, когда тот ещё во внутренних органах формировался!

А в знак благодарности поверх гонорара уговорил Кабриолев кавказца на балет сходить, но Ученик Учителя превзошёл: балетоман и не зевнул ни разу, а тот зевал, зевал, да и заснул ещё в первом акте…

Овладев же столь важным навыком, Вольдемар Альбертович пошёл дальше – поставил сам себе перед зеркалом несколько разной интенсивности статусных зевков, каждый из которых демонстрировал уровень недовольства постановкой или исполнителями. Использованный в нужный момент, он тем, кому нужно, ясно давал понять отношение зевающего. И это, как Кабриолев считает, лучший из возможных каналов коммуникации по ходу действия – вслух высказывать комментарии балетоман считает моветоном.




Свитерок


Предпочитая всем прочим нарядам костюм, Вольдемар Альбертович, впрочем, не забывал и про вещи в стиле casual. В гардеробе у него имелась разных фасонов одежда, но вот не было ни одного приличного свитера – как-то не сложилось. И тут заехал он ненароком к одному своему родственнику-фарцовщику, да показал тот ему, промежду делом, как раз такой, как надо, – с высоким горлом. Да и хотел сразу убрать, Кабриолев у него преимущественно галстуки покупал, но Вольдемар Альбертович заинтересовался, сторговался и купил, удивив родственника…

Свитерок оказался знатный – финский, с оленями и богатым орнаментом, и тёплый. А выгулять его первый раз балетоман решил на Новый год, встретить который согласился за городом, у другого одного своего родственника. И свитер произвёл фурор, все заценили качество пряжи и дизайн, но вот один из гостей, когда с шампанского на водку уже окончательно перешли, стал голословно утверждать, что, дескать, его тёща не хуже связать сможет! А может, даже и лучше!





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66701162) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.