Книга - Подменная няня

Подменная няня
Ольга Солнцева


Мария Петровна с детства мечтала стать идеальной няней, но попробовала себя в этом качестве лишь после нескольких лет работы школьным учителем. Когда же ей предложили понянчить сразу троих малышей, то она чуть не сошла с ума в первый же день. В повести, написанной от первого лица, настоящее переплетается с прошлым, детские воспоминания – с профессиональными наблюдениями, а плоды воображения – с реальностью. Кто защитит маленькую Каролину и от кого ее надо защищать? Почему метод Монтессори не так уж и идеален? Как должна вести себя современная Мэри Поппинс в элитной семье? На эти и другие вопросы Ольга Солнцева отвечает с подкупающей искренностью и мягким юмором. Эта элегантная повесть будет интересна не только родителям и педагогам, но и широкому кругу ценителей современной российской прозы.





Ольга Солнцева

Подменная няня





– 1 -



– А вы, точно, знаете метод Монтессори?

В молодом женском голосе слышится недоверие: не так уж много нянек закончили специальные курсы и могут предъявить официальный документ. У меня, естественно, его тоже нет, но я не сдаюсь.

– Да, да! Не сомневайтесь! Этот метод мне очень хорошо знаком.

Моя собеседница – потенциальная клиентка, которой нужна няня.

– Я по этому методу постоянно в школе работала, – слегка приукрашивая собственные заслуги, заверяю я молодую мамочку. – Детям надо позволять делать все, что они хотят и ни в коем случае ни к чему их не принуждать.

– И как же вы работали? – требует подробностей многодетная Илона Витальевна.

Я пытаюсь представить ее – молодую, состоятельную, с тремя детьми. Как она выглядит? Что разрешает своим детям, а что запрещает?

Воображение тут же рисует портрет бывшей коллеги Виталины Ивановны. Чем-то у них имена похожи. Вот будет засада, если у них и характеры одинаковые!

– А вы сможете приходить вовремя и не опаздывать? – интересуется молодая мама.

Кажется, она о чем-то догадывается. Я опаздывала на уроки чаще, чем другие коллеги, а Виталина Ивановна, наоборот, приходила, ни свет ни заря, чтобы занять пост дежурного у лестницы. Она зорко следила за тем, чтобы все были в сменной обуви, в том числе и учителя. Опоздавшие попадали в особый список. Ее маленькие серые глазки с успехом заменяли камеры видеонаблюдения и на первом, и на втором этаже.

Точно оправдываясь за прошлые казусы, я бодро сочиняю:

– Я не привыкла опаздывать! – И прибавляю для красного словца: – Вы не волнуйтесь, пожалуйста.

Незнакомая леди молчит секунд двадцать, точно взвешивая все плюсы и минусы моей кандидатуры, и наконец, произносит нараспев:

– Ну ладно, приходите завтра к десяти. Адрес я вам скину.

А вот у незабвенной Виталины Ивановны голос был совсем другой, какой-то крякающий. Честно говоря, он меня раздражал не меньше, чем взгляд.



Мы попрощались с клиенткой, обе удовлетворенные достигнутым соглашением. Впрочем, «удовлетворительно» – это слишком слабая оценка моих эмоций. Глядя на свой смартфон, я чуть не расцеловала его. Андрюша Бабенко, помнится, от избытка чувств тоже как-то раз чмокнул меня прямо в нос. Я их тогда отпустила с английского за пять минут до звонка и строго-настрого велела не шуметь.

Услышав, что урок окончен, рослый шестиклассник с круглой бритой головой подскочил к доске и приобнял меня своими недетскими ручищами:

– Сенькью, Мария Петровна! От души душевно сенькью вас вери мач!

Я тогда еще не знала, что детей нужно все время держать в поле зрения и не поворачиваться к ним спиной, даже когда стираешь с доски. Еще мне было невдомек, что их строго-настрого запрещено отпускать, пока не раздастся спасительная трель. Мне не удалось увернуться не только от поцелуя, но и от запаха. Ядреный дух колбасы с чесноком стал для меня, как начинающего учителя, духом просвещенья.



Сейчас этот случай вспоминается так умилительно, а в тот раз мне сильно прилетело за нарушение сразу двух педагогических табу.

Как только смолк топот тридцати молодых ног и эхо ликующих голосов, дверь в мой кабинет резко распахнулась. Растопырив коротковатые руки и поддерживая себя в дверном проеме, точно картина в раме, Виталина Ивановна не стеснялась в выражениях.

– Ау! Вы чего делаете, «Мэри Поппинс, до свиданья»? Еще раз отпустите до звонка – напишу докладную! И пеняйте потом на себя! – прокрякала она, точно утка с заложенным носом.

– Директору! – донесся до меня последний кряк с конца коридора.

Я ничего не успела ответить и лишь моргала, уставившись на противоположную стену, хотя на ней кроме облупившейся грязно-зеленой краски ничего интересного не было.



Впрочем, теперь воспоминания об учительском труде в провинциальной школе приносят мне исключительно умиление. Это слово я, кстати, тоже выучила в нашей двадцать восьмой, где, помимо английского, мне доверили преподавать что-то вроде «Закона Божия».

Официально предмет назывался Духовное Краеведение Подмосковья, и на нем я рассказывала восьмиклассникам про монастыри и иконы:

– Так! Записываем! Икона Елеуса, по-русски «Умиление». Все записали? Изображает Богородицу, которая получила благую весть. А теперь смотрим ролик. После кино будете письменно отвечать на оценку. Кто хочет выступить с докладом, поднимите руки.

Не знаю, как детям, а мне этот предмет давался мне труднее всего.



– 2 -



Я больше не работаю на государственную школу с ее духовным краеведением. Няня – логичное завершение педагогической карьеры, начатой когда-то на факультете журналистики.

– Да ладно, не до жиру, мать! – резонно заметила подруга детства, которой я вкратце сообщила о новом назначении. – Тут профессора в няни идут, а ты всего лишь доцент. И кстати, расширь кругозор, почитай про этого Монтессори, а то вдруг она тебе экзамен устроит. Кто их знает – этих богатеньких?



Два месяца назад Ангелина надоумила меня зарегистрироваться на сайте, где состоятельные господа ищут домашний персонал. Некоторым требовались исключительно православные няни, некоторым – только мусульманки, но большинство указывало, что подойдет любое гражданство стран СНГ. В отличие от самопальных кадровых агентств, там не брали с несчастных соискателей комиссию за трудоустройство.

Позавчера я вспомнила об этом сайте и отправила туда свою анкету, к которой прилагалась старая фотография. Когда я делала это селфи, то еще только готовилась к карьере школьного учителя, поэтому и физиономия вышла такая умильная. Мне очень хотелось казаться терпеливой и ласковой. Последующие пять лет в школе убедили меня, что дети и родители ценят в педагогах совсем иные таланты.



Старая фотка на мониторе напомнила мне еще одну картину. Кроме уже упомянутого краеведения, мне доверили преподавать еще и мировую художественную культуру.

И вот как-то раз был урок в седьмом классе. Мы проходили русскую живопись. На экране проектора еле-еле виднелось нечто расплывчатое, но с передней парты можно было разглядеть кое-какие детали.

– Так. Картина Перова «Приезд гувернантки в купеческий дом». Русский реализм, вторая половина девятнадцатого века. Все записали?

Дети немного смолкли и зашуршали листочками. Анзурат – смышленая девочка из Таджикистана – спросила:

– Мария Петровна, а что такое «гувернантка»?

– Это прислуга, домашний учитель, – объяснила я. – Что-то вроде репетитора. Только она не каждый день приходит, а живет у хозяев в доме.

– А ко мне репетитор русского по понедельникам приходит! – важно сообщил футболист Семен. – А математика – по пятницам. А в остальные дни у меня тренировки.

– Ребята, вы отвлеклись! – прикрикнула я на них. – Свои частные вопросы будете на перемене обсуждать.

Мне не хотелось, чтобы дети догадывались, что я сама бегаю по ученикам после уроков. А тем, в свою очередь, незачем знать, что по месту основной работы я преподаю вовсе не те предметы, по которым натаскиваю их к ЕГЭ.

Так уж получилось, что английский я никак не могу забыть уже тридцать лет, а предметы общественного цикла мне пришлось выучить в аспирантуре для защиты кандидатской.

Анзурат глядит на меня с подозрением, как будто о чем-то догадываясь. Незнание многих русских слов не мешает ей тонко подмечать суть происходящего.

– Как пишется «гувернантка»? Через ГО или через ГУ?

– Через ГУ, – устало вздыхаю я и переключаю слайд.



Тогда, на уроке МХК, я и представить себе не могла, что когда-нибудь сама стану персонажем картины Перова. Зато теперь этот русский реализм привнес в мою жизнь и новые композиционные решения, и новые житейские вопросы. Впрочем, они новы лишь для меня. Я чувствую себя как институтка, которую выпустили из педагогического класса в Смольном. Но меня уже никак не назовешь барышней, да и пройденных классов набралось порядочно.

А вот курса молодой прислуги среди них не было.

Как склониться перед толстопузым купчной? Что протянуть ему своей дрожащей рукой? Как не потерять одновременно и достоинство, и жалованье?

Ишь, уставились на меня! Ну, чего разглядываете? Может, я и сама насквозь вас вижу, наниматели мои милые! Хозяин – тот еще ухарь, хозяйка – стерва, каких мало, сестрица ее – хитрая лимитчица, а детишки – под стать родителям. Сынок скороспелый – весь в папашу, а дочурка – вообще блаженная. Да этих детей учить – только портить!

Это мне так физик Мария Николаевна говорила про наших общих учеников, которым мы перемывали косточки после уроков.



Через размытый экран на меня тычет указкой мое собственное прошлое и объясняет смышленой Анзурат, чтО я есть такое.



Звенит звонок. Это снова Лина. Она беспокоится за меня, как сущий ангел:

– Душа моя, а у тебя есть рекомендации?

Рекомендаций, у меня естественно, никаких нет. Увесистая черная папка – мое педагогическое портфолио – не в счет. Вряд ли мать благородного семейства будет изучать дипломы и сертификаты.

Подруга согласна, что папку лучше не брать. Пускай так и пылится в прошлом.

– А насчет денег вы как договорились?

– Почасовая оплата. Как ты думаешь, а я справлюсь?

Мой добрый ангел знает, как важна для меня моральная поддержка близких людей. Институткам Смольного на их благом поприще оказывала духовную поддержку сама Дева Мария.

– Ну, ты же с тридцатью справлялась? – резонно спрашивает подруга. – А тут их всего трое. Завтра, кстати, день Серафимо-Дивеевской иконы. Икона умиления, слышала? Ты вот молитву выучи и повторяй про себя, если что. Ладно, я перезвоню.

Лина работает в своем офисе уже тридцать лет, и ей не до моих терзаний на новом поприще. Наверное, я не слишком доверяю духовным практикам, поэтому меня и носит по житейскому морю без руля и без ветрил. Мой добрый ангел в этом смысле – моя противоположность. Она верой и правдой служит хозяину-нефтетрейдеру, и не исключено, что им обоим помогают святые угодники. Чтобы продержаться в бизнесе столько лет у них, наверное, надо быть на особом счету.



Мне по душе больше научные методы. По запросу «книги о нянях» Гугл выдает 259 названий. Это художественная литература и нон-фикшн о выдающихся пестуньях, нянюшках, боннах и баюкальщицах. В основном это книги, посвященные няням знаменитостей. Правда, сами пестуньи не запечатлели на бумаге свой передовой опыт. За некоторых это сделали воспитанники по фамилиям Пушкин, Некрасов и Толстой, которых они учили русской культуре и краеведению. В двадцатом веке образ няни получил творческое развитие в экранном искусстве. Широкую известность приобрел отечественный мюзикл «Мэри Поппинс, до свиданья!», на котором выросло не одно поколение советских и российских детей.

Я ловлю себя на мысли, что снова готовлюсь к уроку МХК в восьмом классе. Интересно, как они там без меня? Помнят еще?

Я завариваю себе чай. От кипятка стекла запотевают, и я снимаю очки. Передо мной расплывчатое настоящее и такое четкое прошлое.



– 3 -



Когда мне было пять лет, мы поехали с мамой на Черное море – не то в Туапсе, не то в Анапу. Снимали жилье у хозяев – какой-то холодный сарай с удобствами во дворе. Меня угораздило подхватить двустороннее воспаление легких, и вместо того, чтобы загорать и купаться, я лежала на скрипучей кровати, рассматривая темно-зеленые стены. Мама ставила мне банки на спину, а я извивалась и ворочалась. Чтобы я не сбрасывала драгоценные стекляшки, она садилась рядом и читала мне вслух. Стоило кровати заскрипеть, как чтение прекращалось. Это было сигналом лежать тихо.

Детскую книгу, как и медицинские банки, нам дала одна очень добрая женщина, с которой мы случайно познакомились еще до моей болезни. Книжка называлась «Мэри Поппинс», а вот как звали ту женщину-доктора, которая меня спасла, я не знаю. Мы больше никогда не встречались.

Через несколько дней, когда температура немного отпустила, я взяла книжку в постель и стала разглядывать причудливые рисунки, выполненные тонким перышком. В них перемешивались реальность и вымысел, а на голубоватом форзаце была изображена главная героиня.

Позже, когда появился отечественный фильм, меня не покидало горькое чувство, что няню подменили. Она была совсем не похожа на мою Мэри Поппинс. Эта, киношная, была слишком милой и слащавой. А у той – настоящей, с обложки – на лице не было и тени улыбки. Наоборот, ее черный глаз косил, как у норовистой лошадки. Было совершенно ясно, что с такой не забалуешь и не будешь скрипеть о своих проблемах. Мощные ноги и маленькая аккуратная головка добавляли сходства с породистой кобылой, которая честно зарабатывает свой овес.

Уже потом, много лет спустя, я посмотрела диснеевский мюзикл по любимой книжке, где пестунья тоже пела и пританцовывала. Ее создательница – английская писательница Памэла Трэверс целых двадцать лет не позволяла Уолту Диснею превратить свою героиню в мультяшку.

– Мэри Поппинс не может петь и плясать, как какая-нибудь вертихвостка. Распевать фривольные песенки недостойно для гувернантки, воспитательницы, совершенно не в ее духе, – вдалбливала она волшебнику киноискусства. – Она не подслащивает горькое лекарство.

Чопорная англичанка со скрипом продала киностудии свои авторские права только в шестьдесят первом, когда оказалась на мели. Как она договорилась с советскими учреждениями культуры насчет своих авторских прав, история умалчивает.



«Мэри Поппинс» в волшебном переводе Бориса Заходера сопровождала меня все детство. Теперь она вместе с сотнями других книг пылится где-то на чердаке. Иногда мне хочется специально поехать на дачу, забраться на второй этаж по скрипучей лестнице, разыскать голубую обложку и перечитать страницы, которые я помню наизусть. А может, мне просто хочется вновь почувствовать себя маленькой и беззащитной девочкой, которую обязательно спасут.



А тогда, в чужом сарае на окраине южного городка, я старалась не скрипеть еще по одной причине. Стоило маме замолчать, как она начинала шмыгать носом, всхлипывать и вытирать глаза папиным носовым платком. А пока она читала – слезы на ее глазах высыхали. Я закрывала свои, и мне мерещилось что-то очень хорошее.



Самой большой мечтой было поехать на море с обоими родителями сразу. Они были простыми инженерами и брали отпуск в разные месяцы, чтобы увезти меня из тесной квартирки. Еще мне, конечно, хотелось младшего братика или сестричку, а лучше сразу двух, как близнецы Джон и Барбара. Я бы сама катала коляску в парке и сама кормила бы их из бутылочки.

Но это были всего лишь мечты. Я редко видела отца, который все время был где-то в командировках, зарабатывая на кооперативную квартиру. Мы тогда жили в секретном подмосковном городке с бабушкой и дедушкой. В этом городе делали ракету, которая вот-вот должна была лететь на Луну.

– Послушайте сказочку, вы, шалуны!

Корова подпрыгнула выше луны.

Боюсь, что нескоро появится снова

Такая прыгучая чудо-корова, – нараспев читает мама.

Я снова проваливаюсь в мягкую дрему. Мне грезится, что я попала в далекую страну, где на Луну летают коровы, а в парке оживают дельфины. В этом волшебном краю мне все время весело, потому что я проглотила смешинку от веселой шутки мистера Паррика.

Этот сказочный Мистер Паррик на рисунке чем-то похож на моего дядю Рудольфа, который тоже толстый и в очках. Только сказочный дядюшка добрый и веселый, а мой собственный дядя Рудик – злой и высокомерный. Шутки у него тоже совсем не смешные, а какие-то колкие и обидные. Я его боюсь и стараюсь не попадаться ему на глаза. Еще мне очень жаль папу, у которого он начальник. Вот было бы здорово, если бы Рудольфа Ивановича подбросило к потолку! Тогда бы он больше никогда не портил жизнь ни мне, ни своей жене тете Нане, ни папе, ни всем остальным родственникам. Пусть у меня, как у Мэри Поппинс, пусть будет лучше веселый и добрый дядюшка, который привозит на дачу вкусные пирожные и рассказывает веселые истории. И мама с папой, и бабушка с дедушкой, и тетя Нана с двоюродным братом Максиком, – все мы будем весело смеяться и пить чай на террасе, а потом пойдем на водохранилище запускать воздушного змея.



Но все это лишь мои больные фантазии. В жизни у папы секретная работа. Ему нельзя за границу, а вот в командировки – пожалуйста. Дядя Рудик с семейством сейчас расслабляется на дедушкиной даче. Чтобы я им не мешала, мама увезла меня на юг. Угораздило же меня тут разболеться!

Когда горячая волна поднималась особенно высоко и швыряла меня туда-сюда, то где-то на самом краешке сознания вдруг вспыхивал светлый образ, который протягивал мне руку и что-то говорил на непонятном языке.



– 4 -



Я протерла очки и села за компьютер.

Гугл показывает мне пеший маршрут до улицы Ягодной. Добраться туда на своих двоих я решаю не только из соображений экономии, но и для того, чтобы повторять по пути детские стишки и загадки.

– Здравствуйте, ребята!

Нет, как-то нерадостно получается.

– Привет, друзья!

Это уже повеселее.

– Давайте знакомиться! Угадайте, кто у меня сидит в рюкзаке? Будем прыгать и смеяться и не будем задираться! И не будем мы шуметь, потому что спит….

Я тренируюсь перед зеркалом ловко доставать из рюкзака маленького плюшевого мишку, который обычно сидит у меня на диване. Я давно уже не играла в игрушки, хотя некоторые мои ровесники уже нянчат внуков.



На нашей маленькой дачке почти не было игрушек. Так, пара медведей от старшего двоюродного брата, две мои куклы и Буратино, которого подарили на день рожденья. Чего этот пластмассовый герой только не вытворял! Пел песни, тормошил меня, наливал куклам чай и даже сам сочинял сказки. Когда спустя какое-то время к этой компании присоединилась мохнатая обезьяна Чита, то отец стал разыгрывать передо мной целые представления не хуже Уолта Диснея. Его безграничная фантазия обыкновенного конструктора позволяла не только виртуозно оживлять кукол, но и чертить двигатели космических ракет, которые летают до сих пор.



Большое зеркало висит напротив окна и отражает бесконечность. Кажется, что мой мишутка теперь, как космонавт, летит по предзакатному розоватому небу. Я вспоминаю папины фотографии с космодрома, куда его посылали в командировки. Наши родные – это тот космос, который мы изучаем всю жизнь.

Послушайте сказочку, вы, шалуны!



Семейное предание гласит, что один раз в отсутствии родителей я сильно разревелась, и двоюродный брат Максим стал плясать передо мной, лишь бы я успокоилась. Мы с ним были очень дружны, и у нас никогда и в мыслях не было потузить друг дружку.

А вот дети моей клиентки почему-то все время дерутся. По крайней мере, это можно понять из объявления «Требуется опытная няня, которая умеет разрешать детские конфликты.»

Ну ладно. Постараемся заняться чем-нибудь полезным, чтобы было не до драк. Будем разгадывать загадки, читать книжки, играть в куклы и машинки. Наверное, в доме есть игрушки, но и мой мишка не будет лишним. Может, маме там просто некогда поиграть с детьми, уделить каждому из троих свое внимание и подарить душевное тепло. Конечно, чужая тетя – это совсем не то, но я буду очень стараться. Если уж совсем будет туго, то переключу внимание мальчика на мой секретный прибор, а то и попрошу о помощи икону Умиления.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/olga-solnceva-10897608/podmennaya-nyanya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.