Книга - Подсолнухи

Подсолнухи
Марина Почуфарова


Что общего у девушки с непереносимостью смеха, заводчика лошадей, смотрителя маяка и призрака ненаписанных книг? Автор. Под одной обложкой вас ждут 18 историй. Смешных, грустных, романтических и атмосферно-новогодних. Они разные, но в каждой читатель найдет иронию, легкий мистический налет и веру в чудо.





Марина Почуфарова

Подсолнухи





Выход там, где вход


– Сегодня встречаемся с Жоржеттой Семеновной. Это крутейшая экстрасенсша! То, что тебе нужно! – кричала Соня по телефону.

Моя лучшая подруга Соня старается мне помочь. Несмотря на многочисленные неудачи, все еще не сдается. С восемнадцати лет я падаю в обморок от смеха. Даже от намека на шутку начинает кружиться голова. Пять лет длится этот странный период – пришлось многое поменять в привычном образе жизни. Как назло, у меня обостренное чувство юмора и феноменальная способность видеть забавное и смешное почти в каждой вещи.

За столиком летнего кафе рядом с Соней восседала дама лет шестидесяти, с ровным гнездом из фиолетовых волос. Синяя губная помада в тон лака на ногтях и почти прозрачная желтая блузка, под которой колыхалась грудь двузначного размера, не внушали надежду на помощь. Ее вопрос я уже не услышала, потому что упала на руки проходившему мимо официанту. Меня усадили на пластиковое кресло, принесли воды, и я, не поднимая глаз на Жоржетту, протянула ей выписки из медкарты. Кровь, гормоны, эхограммы, заключения невролога, кардиолога и еще десяток ологов. Жоржетта Семеновна молча изучила бумажки, написала что-то на листке, взяла протянутую Соней купюру и удалилась.

– Светик, ну что же с тобой делать? Обидела женщину. – Подруга судорожно собирала справки, небрежно брошенные Жоржеттой.

– Ехать в Изумрудный город? – прочитала я указания экстрасенсши и не поверила своим глазам. – За это мы отдали столько денег?!

– Успокойся, это санаторий в Березовке. – Соня вырывала у меня листок. – Там нужно найти главврача Колхидского Н. Н. и ни в коем случае не ссылаться на Жоржетту.

Путь предстоял долгий. Маршрутка, метро, электричка и автобус. Но я была рада: хоть какие-то приключения и впечатления. Из-за моей странной болячки давно не путешествовала.

Соня ждала меня на вокзале с велосипедным шлемом в руках.

– Ну нет, я не буду это надевать! Я тогда от своего вида падать начну. Вдруг отражение увижу или просто представлю, – сопротивлялась я подруге и кружению головы.

– Надо подстраховаться, – настаивала Соня. – Мало ли что в пути может случиться!

Шлем я взяла, но надевать не стала. Убаюкивающе стучали колеса. Мелькали домики, поля, деревья, через открытые окна врывался запах трав. Мы наслаждались дорогой. На предпоследней станции в вагон вошли два нетрезвых гражданина, в спортивных штанах с вытянутыми коленками, и сразу направили свои остроносые ботинки в нашу сторону.

– Смотри, Васек, столичные штучки! – сказал первый, обдав нас хроническим перегаром.

– Какие крали! – сказал второй и подмигнул.

Мне стало жутко и смешно одновременно. Мозг посопротивлялся и уронил меня на Сонины острые коленки. Когда я пришла в себя, поезд сбавлял ход, приближаясь к нашей станции, а Соня и незнакомый молодой человек пытались поставить меня на ноги. Нетрезвых граждан рядом уже не было. Молодого человека с сильными руками и светлыми кудрями звали Сергей.

На станции мы сели в рейсовый автобус, который почти без приключений довез нас до санатория. Почти, потому что кудрявому Сергею оказалось по пути, и он всю дорогу пытался нас рассмешить. Пока, наконец, не понял, что его шутки в буквальном смысле валят меня с ног.

«Изумрудный город» состоял из трех бледно-зеленых зданий советской постройки. Они скромно спрятались среди берез и осин. После бензинового автобусного плена лесной воздух показался сладким и осязаемым, а небо высоким и бесконечно-голубым. Сергей работал техником в этом санатории. Он проводил нас до главного корпуса и обещал навестить. Мы взяли номер на два дня.

– Не отдыхать приехали, – утешала Соня то ли меня, то ли себя, разглядывая комнату.

Номер оказался ужасен: все, что могло быть облезлым, облезло, что могло быть ободранным – ободрали до нас. – Зато лес, воздух и тишина, – продолжала она, открывая окно, чтобы впустить воздух и тишину.

– И ничего смешного! – я тоже нашла большой плюс.

Сегодня Колхидский уже не работал. У нас появилась возможность рассмотреть плюсы этого места получше: погулять по лесу, подышать березовым воздухом. Вечером того же дня заглянул Сергей. Он старался не шутить, но два раза я все-таки ненадолго отключилась.

Следующим утром первым делом я отправилась к главврачу. Колхидский сильно озадачился моим вопросом. Изучая справки и выписки из медицинских карт, он постоянно поправлял старомодные очки с увеличивающими линзами, которые делали его глаза чересчур огромными, и почесывал затылок с остатками волос.

– Кто же вас ко мне отправил, милая барышня? – в третий раз спросил врач.

Я решила сказать правду:

– Жоржетта не помню отчество.

Он вскочил, замахал руками, как будто собирался взлететь. Глаза стали еще огромнее, изо рта вырвались нечленораздельные звуки и слюни. Я потеряла сознание.

Нашатырь и лед на ушибленный затылок быстро вернули меня к жизни. Колхидский тоже пришел в себя.

– Это моя бывшая жена. Она издевается надо мной, специально отправляя ко мне пациентов, которым невозможно помочь. Продолжает унижать меня и после развода, – жаловался он, капая в стакан какое-то лекарство.

– Не помог Гудвин, – я в красках описала Соне и Сергею детали встречи с врачом.

– Я, кажется, знаю, как тебе избавиться от этой напасти, – произнес Сергей, предварительно усадив меня на скамейку. – Если мы не можем победить врага, значит, его нужно возглавить!

– А подробнее? – заинтересовалась я.

– Это же очевидно. Нужно сделать юмор профессией!

– А что? Когда не избегаешь смешных моментов, а наоборот выискиваешь, записываешь, то они уже и не кажутся такими смешными, – согласилась Соня. – Тем более писать и выступать можно сидя в кресле.

Свет на несколько секунд померк.

P. S. Шесть месяцев спустя.

– Светик, ни пуха ни пера! – перекрикивая шум волн, кричала Соня в трубку. – Прости, что пропускаю твое первое стендап-выступление!

– Не переживай, придешь на второе. Свадебное путешествие важнее. Привет Сереге. Он настоящий Гудвин! Ни одного обморока за три месяца. И к черту!




Без фильтров


– Я сидела за кассой и слушала Матильду в прямом эфире. Ты же мне сказала, обязательно-о-о. – Клава теребила бумажный платочек ручищами, предназначенными для дойки коров, размазывала косметику по румяным щекам и завывала: – А тут мужик лысый, с просроченными кефиром. Я ему говорю: «Отвали». А тут мымра-а-а.

– И? – участливо спросила Валентина, затушив сигарету.

– Разоралась так, что башня на голове заколыхалась. Сосисками своими в кольцах стала меня тыкать, а потом увидела наушник в ухе и уволила-а-а.

Клава повсхлипывала, потерла распухший нос и продолжила:

– А я только ресницы успела сделать, а губы в следующем месяце-е-е, – завыла она с новой силой, но в другом регистре, плавно переходя с баритона на бас.

– Так, короче, это твой шанс. – Валентина откинулась на спинке стула, запахнула халат на тощих ногах и снова закурила. – Мы уже основательно подковались. Короче! Все ресурсы кинем на развитие блога. Время – самый ценный ресурс.

Она стряхнула пепел в банку из-под сайры:

– Короче! Главное – в тренд попасть.

– А что сейчас в тренде-е-е? – не успокаивалась Клава.

– Матильда сказала: «Искренность и минимализм».

– Да, минимализма завались. – Клава перестала плакать и оглядела комнату.

Стол с прожженной скатертью, двуспальный матрас в углу и старый покосившийся шкаф – все это богатство досталось Клаве пару лет назад вместе с комнатой в коммуналке от троюродной тетки. Шкаф, судя по всему, переживший революцию, добавлял дух старины, вернее, душок. Поэтому пахло здесь соответственно: пылью, нафталином и красногвардейцами.

Впервые мечта стать знаменитой появилась у Клавы в двадцать пять лет, сразу после развода. «Вот я сейчас ка-а-ак! Они еще пожалеют», – решила Клава, когда выяснила, что муж нашел городскую фифу и сбежал, оставив ей фамилию Кукушкина и несмываемый статус разведенки. Клава захотела поехать на «Дом-2», но мать сказала, что проклянет. К счастью, подвернулось наследство: жилье в Питере. Клава наплевала на проклятье, укатила ближе к славе.

На новом месте она подружилась с соседкой Валентиной. Коренной петербурженкой, образованной и интеллигентной в пятом поколении. Мечта стать богатой и знаменитой снова вторглась в примитивное Клавино воображение.

Увольнение оказалось совершенно некстати. «Как без бровей и губ появиться на изысканных просторах Бом-Буха? Вон у Матильды какие губы», – переживала Клава.

– Короче, – вспомнила Валентина. – Сейчас в тренде «без фильтра».

Клавдия перестала всхлипывать, вздымать грудь и похлопала ресницами XXL. Валентина выскочила из комнаты, появилась через минуту с пачкой допотопного Беломора.

– Прочувствуй идею. У нашей Митрофанихи заняла, – она затушила сигарету и прикурила папиросу. – В этом что-то есть, – удовлетворенно покачала головой и протянула папиросу Клаве.

Клава прикурила, закашлялась, скривилась, но тоже кивнула.

– Держись, Бом-Бух! – Валентина вскочила и забегала по комнате.

– Короче, придумала контент на неделю, а то и на месяц. Снимаем все как есть.

– Как есть? – испуганно повторила Клава и нервно затрясла гулливерскими ножками сорок второго размера, обутыми в тапки с заячьими ушками. Как будто под стулом задрожали два настоящих кролика.

– Без фильтра! – торжественно произнесла Валентина.

Она сделала пару фото Клавы с размазанной тушью. Сняла комнату с нескольких ракурсов: шкаф и матрас, шкаф и стол, оборванные обои крупным планом.

Клаве передался ее азарт, и, вооружившись телефонами, они уже вдвоем устроили фотоохоту в других частях коммуналки. Сняли небольшое видео с тараканьими бегами. Нашли залежи муки с жучками и неизвестных насекомых в ванной. Выстроили Валентининых детей в коридоре. Немного их подретушировали, конечно, измазали щеки вареньем, натянули старые колготки с отвисшими коленками. Хотя младшего готовить не пришлось, он и так отлично подходил. Апогеем этого фототворчества явилась улыбка соседки Митрофанихи: просто мурашки встали дыбом и поджилки застыли на спине.

Вечером Валентина помогла Клаве загрузить нефильтрованные кадры в аккаунт Бом-Буха и принесла бутылку шампанского.

– На Новый год оставляла, но сегодня повод круче, – торжественно сказала она, разливая содержимое по чашкам. Одну – с котиком, другую – с видами Парижа. – Короче, за успех!

Клава долго не могла уснуть. Ворочалась на матрасе, представляя, как увеличивается число ее фолловеров, как рекламодатели выстраиваются в очередь и как бывший обкусывает локти своей фифе.

Постель стала покачиваться из стороны в сторону. Клава огляделась: вокруг сияла бескрайняя морская гладь и светило солнце. Матрас плавно колыхался на волнах, а рядом возвышалась белая яхта, размером с ее бывший супермаркет. По палубе вышагивал Леонардо Ди Каприо в капитанской форме и махал ей рукой. Клава еще немного полежала, поболтав ногой в теплой воде, пришвартовала матрас к яхте и легко поднялась на борт. Снизу раздались жалобные крики. Она выглянула и увидела хилое суденышко, а в нем – мымру и лысого дядьку с кефиром. Они судорожно перебирали веслами, пытаясь уйти от огромной белозубой акулы. Акула вдруг истошно рассмеялась, превратилась в Матильду и оказалась на борту яхты. Свет погас, появился диско-шар, застучал клубный ритм. Шар начал вращаться, издавать противное гудение.

Клава с трудом открыла глаза. Звонил телефон, и кто-то тарабанил в дверь. Она натянула халат, тапки с кроликами и поплелась открывать.

На пороге комнаты, потрясая служебными удостоверениями и гневными возмущениями, толпилась разношерстная компания: участковый, люди из санэпидемстанции, органов опеки, Роспотребнадзора, тетка из тсж, корреспондент газеты «Криминальный Петроград» и медсестра из местной поликлиники. Из-за голов этой компании выглядывали любопытные лица соседей.

Клава силой оттеснила неиствующих и закрыла дверь. Привалилась к ней гренадерской спиной и пробормотала: «Не поняла, что это за люди, но на фанатов они не похожи. Может, в «Рублик» нужны кассиры?»




Эпицентр


Из кухни полз запах горелой каши. На столе в беспорядке лежали листы с графиками и схемами. Лера прыгала на одной ноге, второй пытаясь попасть в штанину новых черных брюк. Вчера вечером она тщательно отутюжила их вместе с белой шелковой блузкой – безупречный внешний вид помогает создать репутацию на новой работе. Но штанина сильно интересовала пса. Он тянул дорогую ткань зубами и бешено вилял хвостом, считая это веселой утренней игрой. На телефоне сработал будильник. Лера специально поставила его на время, когда нужно выйти из дома.

Кое-как справившись с брюками и собакой, Лера побежала на кухню. Вывалила кашу в собачью миску и рванула в ванную. Поводила расческой по спутанным волосам, собрала их в пучок, нарисовала две неровные черные стрелки на веках. Недовольно махнула рукой на свое отражение, шагнула из ванной и наступила во что-то теплое и липкое. Посреди коридора стояла миска с кашей. Пес сидел в двух метрах и обиженно рычал. Пришлось вернуться на кухню и отрезать ему розовый колбасный кругляш.

На пятнадцать минут позже назначенного самой себе времени Лера наконец выпала из подъезда на улицу. Села в пыльное желтое такси и решила: «С этой секунды должна начаться абсолютно новая жизнь. Настоящая. В тридцать не так и поздно».

Перед глазами промелькнули картинки из прошлого человека-невидимки. Вот коллега, с которой она проработала два года, силится вспомнить ее имя. Или профессор на лекции не замечает поднятую Лерой руку и произносит: «Раз вопросов больше нет, разрешите откланяться». Десятки примеров, после которых Лера начала думать, а существует ли она в реальности. С этого дня никто не посмеет ее игнорировать, она всегда будет в центре внимания.

Новая жизнь пахла бензином и хрипела голосом Лепса. Дверца желтого Киа громко хлопнула и слегка прищемила низ широкой брючины. Лера, устраиваясь поудобнее, услышала треск. Штанина мгновенно расползлась по шву почти до колена, оставляя торчащие нитки и руша надежды.

«По одежке встречают, – скрежетало в мозгу. – Нет, меня не сломить такой ерундой».

– Приехали, красавица, – сказал водитель через три песни.

До рабочего дня оставалось пять минут. Мечтая скорее добраться до офиса и спрятать штанину под новый рабочий стол, Лера выскочила из машины. Она старалась как можно незаметнее добраться до лифта.

Незаметность, по мнению Леры, усиливалась опущенным в пол взглядом и задержкой дыхания. Перемещаясь таким образом, Лера налетела на высокую рыжеволосую девушку в черном коротком платье. В руке та держала стаканчик с кофе.

– Ой! – вскрикнула Лера.

– Блин! – возмутилась девушка.

На Лериной белой блузке расплывалось коричневое пятно, по форме напоминающее Северную и Южную Америки. Так, с картой западного полушария на груди и со рваной штаниной, Лера вошла в новый офис.

– З-з-дравствуйте, – произнесла она робко.

Гул голосов стих. Взгляды десятка людей в идеальных костюмах разом устремились на ее запятнанную грудь и, видимо, репутацию. Даже сверкающие огромные окна и высокие потолки посмотрели на нее с укоризной.

«Хотела, чтобы заметили? Добро пожаловать в самый эпицентр внимания», – подумала Лера, чувствуя, как начинают пылать щеки.




Племенной брак


Вите Кобылкину максимально соответствовала его фамилия. Он работал на конезаводе, отвечал за выведение новых лошадиных …Э-э-э, сортов.

Хотя еще больше ему бы подошла фамилия Жеребцов. По темпераменту. Но он не виноват, стечение генов: не несут ноги мимо женского полу. Ему было тридцать два. По местным сельским меркам он уже давно засиделся в видных женихах. Высокий, кудрявый, носастый. Но жениться Витя категорически не собирался. Это было его кредо.

– Женишься, а потом энту жену обихаживай! А потом жеребята пойдут, тьфу, ты! Детишки! – в сотый раз повторил он своему товарищу Петьке Самогонкину. – Не такое мое жизненное предназначение. Я, друг мой Петька, хочу карьеру сделать, – мечтательно закатил Витя синие глаза в длинных ресницах.

– Ха-ха-ха, насмешил. – Самогонкин выронил стакан с остатками мутного напитка. – Из конюха в старшие конюхи! Все равно без жены никак.

– Женишься, выбору, опять же никакого! – настаивал Кобылкин. – А тут, хочешь рыжую, хочешь вороную. Брюнетку то бишь. Да черт с этими бабами! Я тут фотографии нашего Графа на конские выставки послал в дальнее Забугорье. Медаль, может, получу и премию!

Через месяц после этого разговора прибыла из Забугорья делегация. Двое в лаковых ботинках, господин Пферд в сапогах и с хлыстом, а с ними переводчица с самого райцентра, пегого окраса, невзрачная такая, и еще журналист газеты «Ударник племенного коневодства». Что тут началось! Начальство забегало, гостям – хлеб-соль, Кабылкину – по шеям. Но как узнали поточнее, зачем гости пожаловали, так Кобылкину извинения публично принесли.

Оказалось, что хотят Графа за баснословные деньги купить и Кобылкина на три года в аренду взять, за не менее баснословные деньги. Хотя Кобылкина начальство бесплатно готовы были отдать.

Замаячил перед Витьком блестящий взлет в кобыльем бизнесе. О таком реактивном разбеге он даже мечтать не мог.

– Виктор, если вы согласны, то нужно договор подписать, паспорт заграничный и себе, и супруге вашей оформить. У них с этим строго, не верит господин Пферд несемейным. Говорят, жена у него слишком красивая, – сказала невзрачная переводчица и землю носком коричневой туфли поковыряла.

Задумался Витя:

«Вот он, эзинцальный момент, или как там по радио сказали? Столкнулась мечта с принципиальной жизненной позицией. Высокий полет и хомут на шею или без хомута, но в глухой безвестности».

Стал девок местных вспоминать, какая из них побезобиднее будет: «Танька – круп хорош, да удар сильный, Нюрка – замуж вышла, Манька – грива красивая, но норов вредный, – подумал, подумал, – баб много, а никто не подходит».

Тут пегая переводчица опять нарисовалась:

– Контракт ваш и договор! – сама скромно так улыбнулась в тридцать два зуба.

«Зубы какие хорошие: ровные, крупные», – подумал Витя, а вслух спросил:

– Не желаете ли, дамочка, для поездки в дальнее Забугорье со мной одну фикцию совершить? Брак заключить фиктивный!

– Очень даже желаю, – сказала дамочка. – Где у вас тут расписаться можно?

Через неделю расписались, и Аллочка, так звали переводчицу, укатила в райцентр, чемоданы собирать. Свадьбу фиктивную делать не стали, но Кобылкин организовал проводы, почище армейских: и гусь в яблоках, и пироги, и портвейн местного розлива.

Но друзья-сотоварищи не рады были удачливым обстоятельствам.

– Зря ты, Витька, так! У нас что, своих девок мало? Женился на образованной крале, а образование энто – бабенкам сильно во вред! – сообщил Самогонкин и головой неодобрительно покачал. Остальные сотоварищи целиком оказались на его самогонной стороне.

– Да и в Забугорье порядки все ненашенские, неприличные, – подхватил Сенька Самокруткин, – сам в передаче «Забугорная изнанка» видел: то мужик с мужиком поженится, то свинью заместо собаки заведут!

«Завидуют», – подумал Витек и немножко возгордился.

Вот сидит Кобылкин на остановке с чемоданом, автобус рейсовый ждет, чтобы до аэропорту доехать. Мать с отцом рядышком стоят, слезы рукавами утирают. Тут почтальон:

– Ну, насилу нашел, телеграмма вам!

«Контракт капут. Граф с брачком. Г-н Pferd», – прочитал Витя вслух. – Да, как же?! Я же мотоцикл продал! Деньги на проводах пропил, – расстроился он. – Еще и фикцию зазря совершил!

Но не знал еще Витя Кобылкин, какая роковая напасть решила на следующий день случиться.

Утром на пороге его двухкомнатной избы появилась Аллочка с ребенком и своей мамашей трех и пятидесяти трех лет соответственно. Вот такой удар! Нельзя изменять своей принципиальности.




Случайности не случайны


Температура в комнате стремительно падала. По стенам с треском расползались причудливые ледяные узоры. Девушка в легком платье изо всех сил толкала дверь. Та поддалась только с пятого раза. В сизой дымке плохо освещенного коридора стояла фигура в черном плаще с косой. Девушка истошно завопила. Наташка тоже вскрикнула и вцепилась мне в руку. По экрану побежали финальные титры. Я засмеялся:

– Классный фильм! Как все закручено, и даже было слегка страшно.

– Я теперь неделю спать не буду, – ворчала Наташка, натягивая пальто.

– Да ладно, это же весело, – я стоял между креслами, ждал, пока можно будет выйти.

Неожиданно появилось ощущение, будто мне за шиворот насыпали мелких и острых льдинок. Я оглянулся: несколькими рядами выше стояла сухонькая старушка. Она уставилась на меня неживыми, словно маринованные оливки, глазами. Из-под банданы с черепами выбивалась седая прядь. Черная кожаная куртка добавляла абсурдности облику. Веселиться расхотелось.

После кино мы зашли в кафе. За столиком с чашкой черного кофе сидела та же старушка. Она смотрела на нас, отрываясь, только чтобы сделать глоток. При этом тонкая пергаментная шея еще больше сморщивалась. Старушка умудрялась качать головой в такт песни на английском и шевелить блеклыми губами. Видимо, подпевала. Наташка поежилась и потянула меня на улицу.

Стемнело и резко похолодало. Сыпал снег. Раньше я бы обрадовался: не люблю запоздало-осеннюю слякоть в декабре, а сегодня в этом чудился зловещий знак. Мы стояли посреди тротуара, держались за руки и мешали прохожим.

– Я домой, – сказала Наташка. – К зачету еще подготовиться нужно. Может, в следующий раз вместо кино пойдем в театр? – облепленные снежинками ресницы умоляюще захлопали.

– В театр?! – скривился я. – Ты же знаешь, терпеть не могу это занудство!

– Может, сходишь хотя бы разок, а потом уже будешь делать выводы? – она повысила голос, сморщила нос и глянула, как будто свысока, несмотря на то, что ниже на двадцать сантиметров.

– Нет, дурацкая затея! – я решил не поддаваться на уговоры.

Наташка выдернула свою руку из моей, резко развернулась:

– Не вздумай провожать!

– И не собирался: время детское! – крикнул я вслед.

В метро снова кольнуло ледяное дуновение: в полуметре от меня стояла знакомая старушка. Черные джинсы, заправленные в высокие ботинки, болтались на тощих ногах. Похожая на куриную лапку рука цепко держалась за поручень. Пахло землей и сырыми осенними листьями. Я попятился. Старушка улыбнулась, показав треугольные, как у акулы зубы. В этот момент двери вагона распахнулись, я выскочил на две станции раньше и побежал. Остановился только на улице.

Подошел троллейбус. Я сел около окна, обернулся по сторонам – старушки нигде не было – выдохнул и стал рассматривать черно-белый пейзаж. Шины успокаивающе шуршали по влажному асфальту.

Когда я подходил к дому, от былой тревоги почти не осталось следа. «Глупость какая, – думал я. – Чего так всполошился? Ну, бабка со странностями! Наташка отойдет до завтра, перестанет дуться». Снежинки медленно кружили в воздухе, приятно скрипели под ногами, обещали, что зима в этом году состоится. Окончательно расслабиться удалось только возле квартиры. А зря: в прихожей на вешалке висела черная кожаная куртка.

На кухне старушка-рокерша пила чай с моей мамой.

– Вот, мамке твоей рассказываю, – проскрипела она голосом давно несмазанных дверных петель. – Адрес ваш Павел Семенович дал.

– Сосед из сотой квартиры? Так, он умер пару месяцев назад, – удивился я, отступая к двери. Хотелось опять сбежать, но я не мог оставить маму.

– Ну, мы с Павлом Семеновичем в больнице познакомились. Он мне, значит, так и так, продают винил, хороший, по такому-то адресу. Дед мой больно ДжиммаМоррисона уважает. Квин, Цоя еще, – старушка макала пряник в чашку, с наслаждением откусывала и продолжала называть музыкантов.

– А он только мертвыми музыкантами интересуется? – спросил я.

– Да, уж так сложилось, что мертвыми. Кто ж их разберет, почему как талант, так мрет молодым?

– А вы тоже такой музыкой увлекаетесь? – Мама деликатно осматривала надписи на ее черной толстовке.

– Не-е, но деду-то приятно, когда я в таком прикиде. – Она подмигнула мне двумя глазами.

Мама принесла пластинки. Старушка взяла несколько штук, вытащила из потертой сумочки лупу размером с небольшую сковородку. Долго разбирала надписи, что-то бормотала и, наконец, выбрала одну. Аккуратно вынула из картонного конверта и, держась за ребра, посмотрела на свет, повертела, поцокала языком:

– Диск – редкий. Не первый пресс, зато лейбл английский и состояние Excellent.

Мы с мамой открыли рты. Старушка продолжила:

– Беру! Будет моему деду подарок на Новый год. – Она оживилась: глаза-оливки заблестели, тонкие сухие губы обрели яркость.

Мама завернула пластинку в желтую плотную бумагу, бережно опустила в пакет и отдала в обмен на две смятые купюры.

– Пора мне. – Старушка натягивала куртку и улыбалась, острые маленькие зубы уже не выглядели так угрожающе.

Мама порылась в шкафу, достала клетчатый шарф и почти целиком укутала в него пожилую рокершу.

– А вы далеко живете?

– Через пару домов.

– Проводи, бабушку, – попросила мама, – а то поздно и скользко.

– Ох, уважь, а я шарфик сразу верну, – голос старушки из скрипа превратился в скрежет.

Мы шли по темным притихшим дворам, я держал ее под руку-веточку, стараясь делать шаги поменьше.

– Денек сегодня выдался, – скрежетала она. – Устала, сил нет. Но деда порадовать охота, праздник же!

Минут через десять мы досеменили до ее квартиры, зашли внутрь. Запах палой листвы смешивался с пряным травяным и щекотал нос. Старушка включила свет в коридоре. Надо мной грозно навис деревянный шкаф с резными дверцами. В углу расположился его младший брат-комод, на котором стояла фотография пожилого мужчины в траурной рамке. Рядом лежала груда коробок в подарочных упаковках с синими лентами. Туда же отравился и пакет с пластинкой. Я забрал шарф и попрощался.

– Обожди. Ох, дед у меня! – Она махнула рукой. – Я с ним хоть куда, а он привередничает, – полезла во внутренний карман куртки, вытащила фотографию того же мужчины и конверт.

– Возьми, – протянула конверт мне, а фото отправила обратно, – там два билета в театр. Он наотрез отказался идти, зараза эдакая!

По пути домой меня волновал вопрос: «В чем ходят в театр?»




Галайперис


С Никитой из параллельного класса я столкнулась вчера в коридоре университета. Это судьба! Оказаться в другом городе в одном месте! Он узнал меня и даже обрадовался. Улыбнулся своей голливудской улыбкой. Хорошо, что этот красавчик попался мне, а не американским продюсерам. Они бы с радостью забрали его на роль нового супергероя. В школе я бы даже подойти к нему не посмела, но сейчас все изменилось. Поступление в престижный вуз придало мне уверенности, и я наконец-то вылезла из-под «плинтуса». Подстриглась, обновила гардероб. Прошло всего пару недель с начала учебы, а я уже другой человек. Мальчики из группы наперебой делают комплименты: мне еще непривычно, но приятно повышенное мужское внимание. Поэтому сейчас я весело поздоровалась и шутя довела разговор до приглашения на свидание.

Я сидела на лекции обалдевшая от счастья. Вспоминала серые глаза и непослушную прядь светлых волос, постоянно падающую на глаза, ямочку на одной щеке. И сама себе завидовала. Как такое вообще могло быть? Парень моей мечты пригласил в кино. Правда, попросил взять подружку, чтобы развлекала двоюродного брата Лешу.

Итак, нужно найти подружку. Есть соседка по квартире, но она такая красотка, что не рискну. Я внимательно осмотрела аудиторию. Болтливая троица у двери сразу отпадает. Слишком их много.

Мажорка в белом костюме? Даже если бы я захотела с ней поговорить – такие не опускаются до разговоров с теми, кто ездит на метро.

Элеонора на первой парте гипнотизировала преподавателя. Тот не сводил с нее глаз, и, кажется, будто читал лекцию для нее одной. Да, у Элеоноры такие ноги и грудь, что будь я парнем, тоже бы не смотрела по сторонам.

Может, девица в мрачных средневековых одеждах сзади меня? Непонятно, зачем она подпоясывает свои странные балахонистые платья грубым потертым ремнем.

Я повернулась и сказала:

– Привет, я Дина. Мы уже две недели учимся, а я не знаю, как тебя зовут?

– Лиза, – охотно отозвалась она. Веснушчатое лицо, блеклые светло-карие глаза почти без ресниц и черная шапка до бровей. Она мне подходит.

Я села рядом. Узнала откуда она, какой второй язык будет учить, задала еще ряд стандартных для знакомства вопросов. Оставшиеся пары мы проболтали на задней парте. Лиза приехала из маленького городка, так же как и я, прозубрила последние несколько лет в надежде вырваться из своего захолустья. Поэтому предложение пойти в кино вместе со мной, парнем из моей школы и его братом звучало вполне органично.

Когда я подходила к кинотеатру, коленки дрожали от волнения, а сердце колотилось в висках. «Да, в конце концов, – мысленно ругалась я на себя, – посмотри в свое отражение в стеклянной двери. Новые брюки точно по фигуре, свитер в тон глаз, отчего те становятся на порядок зеленей. Красотка же! Откуда такая уверенность, что ты недостойна своей мечты?».

Никита и его брат Леша стояли около входа. Никита был в неизменной кожаной куртке, потертых джинсах и белой футболке. Все просто, но безупречно. Он улыбался, а я не верила внезапному счастью. Описать Лешу я не смогу – он стерся из памяти на следующий же день.

Подошла Лиза. «Может, в шапке ей было лучше», – подумала я, разглядывая новую подругу. Ярко-рыжие кудри вместе с коричневым жилетом поверх серого платья придавали всему облику некоторую сумасшедшинку.

Никита удивленно уставился на Лизу:

– Галайперис! – восхищенно произнес он и встал на одно колено. Она величественно протянула руку для поцелуя, а потом засмеялась. Мы с Лешей недоуменно переглянулись.

Никита поднялся с коленей, посмотрел на нас:

– Она же вылитая Галайперис!

Мы вопросительно молчали.

– «Властелин престола»? – он разговаривал с нами как с умственно отсталыми. – Не смотрели? Не читали? Ну, вы даете! Зачем же тогда в кино идете?

Признаться, я даже не задумывалась, на какой фильм мы собрались: с парнем моей мечты я бы стала смотреть даже экранизацию энциклопедии на вьетнамском языке.

– Это же третья часть – «Кольцо игры», – продолжал горячиться Никита.

В зале он сел между мной и Лизой. Зрелище на экране, действительно, напоминало для меня энциклопедию на вьетнамском. Я ничего не понимала. А Лиза и Никита постоянно переговаривались и смеялись. В конце фильма, когда погибла главная героиня, он взял Лизу за руку. Моя мечта рассыпалась, как высохший древний папирус.

Потом мы пошли в кафе, чтобы я и Леша стали молчаливыми декорациями пьесы для двух актеров.

– А у меня есть самое первое издание Мартина Джона, – говорила Лиза.

– А у меня – вторая часть в переводе Назаровой и подарочный вариант «Миры Запределья», – вторил парень моей рухнувшей мечты и смотрел на Лизу влюбленными глазами.

Леша молча разглядывал кофейную чашку, а я – белую скатерть. В голову назойливо лезла мысль: «Зря я не позвала в кино соседку по квартире. По крайней мере было бы не так обидно».




Любовь во времена ковида


До гостиничного номера я добралась только к вечеру. Комната была маленькая, уставшая от предшественников-туристов: кровать, слегка облезлый стол, два стула, шкаф в узком коридорчике. Но это ерунда. Главное – до моря пара минут.

Именно о нем я мечтала целый год. Оно снилось ночами, вдохновляло писать стихи. Я вспоминала его соленые прохладные объятия, вздохи прибоя, шуршание убегающий волны. Тело требовало растянуться, расслабиться, подставить бока жарким лучам. Глаза хотели видеть, как бескрайняя морская синь переходит в небесную.

Серость стены над кроватью подчеркивала картина: лодка, выброшенная на пустынный берег, полоска моря, почти черное грозовое небо и следы на песке. В груди защемило от тоскливого пейзажа. Я отогнала нарастающую тревогу: «Завтра, уже завтра я встречусь с ним!».

Меня разбудил настойчивый стук в дверь. На часах всего восемь утра. На пороге стояли двое в защитных костюмах и вчерашняя русскоговорящая девушка с reception, в маске.

– Сергеева Алиса? – спросила она.

– Да, – ответила я неуверенно.

– Вы прилетели вчера рейсом 3991 из Москвы. К сожалению, мужчина, который сидел в соседнем ряду, оказался тяжело болен, вирус, – девушка виновато развела руками. – Поэтому мы предлагаем карантин в отеле. Вы не должны четырнадцать дней выходить из своего номера, еду будем доставлять из ресторана. Если вы нарушите изоляцию, то придется отправить вас в медицинское учреждение. Четырнадцать дней, то есть до восемнадцатого августа, – тихо добавила она.

– Как? Мне улетать девятнадцатого… – Я опустилась на пол и закрыла лицо руками. – Это какое-то недоразумение. Этого просто не может быть, – говорила я всхлипывая.

Девушка опустила голову и ушла. Защитные костюмы вошли в номер, заставили подписать бумаги, измерили температуру.

Первое, что я подумала, оставшись одна: «Надо было брать номер с видом на море?».

За окном шла обычная курортная жизнь. Со стороны бассейна доносились смех, всплески воды, радостный возбужденный гомон. Где-то жарили блинчики. На безупречно-чистом небе светило нагло-яркое солнце.

На третий день я смирилась с грустной участью и решила начать отдыхать по-настоящему. У меня целый список книг, несколько видеоканалов, которые я хотела посмотреть. Можно вести блог «Дневник одинокой лодки». Наконец, заняться тем, что приходилось откладывать из-за работы и учебы. О море я старалась не думать.

Большую часть дня я проводила на балконе. Вопли купающихся уже не вызывали приступы бессмысленной злости. Запах хлорки не раздражал, солнце – тоже. Через неделю мне почти все нравилось. Особенно сосед этажом ниже. Он пару раз в день вешал сушиться полотенца и купальные шорты. Лица я не видела, но загорелые плечи и белобрысая макушка притягивали меня, как магнит железные опилки. И я не выдержала – плеснула на него водой из стакана. Он поднял голову. Да, лицо тоже было ничего.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/marina-pochufarova/podsolnuhi-68661918/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.