Книга - Полина. Мечты сбываются

Полина. Мечты сбываются
Ната Элеотт


Цикл "Имперские будни". События происходят в Империи Инитиал Алвиан спустя более, чем сорок Имперских лет после описываемых в книге "Я, Макс ". Но для наших героев, несущих бремя вечной молодости, любые времена не помеха к развитию как романтических, так и более серьёзных отношений. Умница и красавица, Полина рано осталась без родителей и всё своё время на Земле посвящала тому, чтобы разгадать тайну их гибели и заполнить пустоту в своей жизни. Это определило её жизненный путь. Трагический случай привёл её в совершенно иной мир, где она встретила мужчину своей мечты. Её чувства оказались взаимны. Но слишком многое стоит на пути героев к их счастью. Преодолевая время и расстояния, расставаясь и встречаясь со своим любимым снова, наша героиня стала сильнее и увереннее в себе и в своём праве на счастье. События, приведшие её к смерти на Земле, оказались частью цепи событий, происходящих в Империи. Опираясь на помощь новых друзей и Макса, Полина благополучно справляется с их разгадкой.





Ната Элеотт

Полина. Мечты сбываются





Глава I




Суперкластер Северная Корона _

Полигон Имперской Академии Высшей Бытовой Магии _

Студия Максимилианы Октавии Минор



День первый _ Время Рассвета



– Доброе утро, Пинна.

Может, конечно, оно и доброе…, – мрачно подумалось мне. Пинна? И кто такая Пинна?

Я вскочила с пола, на котором до этого неопределенно долгое время лежала и, вперив взгляд в потолок, рассеянно разглядывая под его сводами клубящиеся и роняющие золотой дождь перламутровые облака, тоскливо и мучительно размышляла о превратностях бытия. Метнувшись к кровати, я поспешно нырнула под одеяло. А вдруг? В детстве ведь всегда помогало…

– Доброе утро, Пинна Луция.

…Не помогло…



Полина

Проснувшись сегодня затемно, я как-то странно ощутила своё тело. Точнее – не ощутила вовсе. Вот совсем никак. Более того, именно от осознания этого я и проснулась. Или пришла в себя. Или осознала себя бестелесным Духом…

Вокруг меня была самая что ни на есть тёмная – претёмная ночь и абсолютная тишина. Ни тени, ни блика, ни звука. Даже шума крови в ушах слышно не было. Как и звуков дыхания. Открыты ли были у меня глаза, тоже было не ясно.

И поскольку все ощущения в теле отсутствовали, напрашивался вполне логичный вывод: бестелесными могут быть только Духи, а следовательно, Полина, ты скорее мертва, чем жива.

И что в таких случаях, видимо, закономерно – мне было по себе совершенно никак: ни весело, ни грустно, ни жарко, ни холодно. Блаженная тишина, покой и полное отсутствие каких либо желаний. Нирвана. Предел мечтаний всех страждущих…

Где тогда золотое сияние?

Начинаем думать снова.

И если, Полина, ты мыслишь, значит ты существуешь. Так что ты, Полина, скорее жива, чем мертва.

А вот и волны уже шелестят. И это не море, Полина. Так что, с возвращением тебя, дорогая!

Я прислушалась к своим ощущениям, которые ощущаться совершенно не спешили. Отчётливо слышен был лишь шум прибоя в ушах, и далёкое тоскливое мычание на его фоне.



…Первое устойчивое ощущение показало, что со мной всё явно не в порядке. То есть ощущение тела такое, что вот вроде оно есть, а вроде бы его и нет… Или что я – не совсем я, и тело, соответственно, не совсем моё. Или вовсе даже не моё…

А это не есть хорошо, Полина. Мало того, Полина, это есть очень и очень плохо.

Но всё это может означать только одно: после своего очередного преодоления себя я провалялась в коме пару – тройку недель, вот и дошла до такого состояния. Или же чьи-то последовательные на протяжении последнего времени усилия по лишению меня жизни увенчались, наконец, успехом.

Вспомнить какие-либо события из недавнего прошлого также не удавалось.

Темень была непроглядной, и пришлось действовать на ощупь. С трудом удалось унять руки, и они перестали непроизвольно вскидываться и метаться, пугая меня смутными мелькающими бликами.

То, что я пыталась ощупать, и телом назвать было совершенно невозможно. Это нечто оказалось настолько жалким и хлипким, что я даже опасалась делать резкие движения.

То ли светлее становилось, то ли восстанавливалось зрение, но руки вскоре удалось рассмотреть: длинные, худые, с тонкими пальцами, бледные, с полупрозрачной кожей и с просинью вен. Оставалось надеяться, что это эффект недостатка освещения.

Несколько раз я себя, как полагается, ущипнула за разные места. Больно было.

Надежда на то, что это я и просто долго болела, окончательно рухнула с первым взглядом на волосы, которых оказалось и как-то непривычно много, и, кроме того, они были повсюду. Длинные, тускло мерцающие и извивающиеся серебристыми змеями, они своим нереальным видом вызвали у меня откровенную паническую атаку. И по-видимому, именно они и создавали это призрачное освещение вокруг.

Закрыв глаза, чтобы не видеть этого безобразия, и пытаясь восстановить дыхание и дать вернуться сердцу в положенное ему место, я с ужасом обнаружила, что это самое место у сердца в этом теле находится совершенно с противоположной стороны. Справа, да.



Где-то совсем рядом раздался громкий топот какого-то существа, масса которого, судя по дрожанию поверхности, на которой я лежала, составляла массу тела не одного бегемота. Пробегая мимо, оно неистово взревело, постепенно повышая и громкость, и тональность.

То ли бык, то ли даже дракон… Нет, скорее оба, дуэтом.

Рассвело неожиданно быстро. Только что было совсем темно, а спустя всего несколько мгновений я уже разглядывала комнату. Поразилась стилю интерьера, объединяющего разом готический, рококо и ар-нуво. Несуразная ночнушка представляла собой свободного кроя глухой комбинезон с кружевными лентами, охватывающими запястья, лодыжки, и шею под самым подбородком. И цвет ткани которой почти не отличался от такого же невнятно-белого цвета доставшихся мне с этим телом таких проблемных волос.

Нет, пока я не шевелилась, волосы спокойно лежали на подушке. Стоило же мне едва повернуть голову или чуть глубже вздохнуть, как они, извиваясь и скручиваясь, расползались в разные стороны. Я развязала ленту на запястье и едва не разрыдалась от нахлынувшего на меня чувства жалости к вновь обретённому телу, на глазах покрывающегося синяками от моих же щипков. Пару раз завалившись на бок и всё-таки сумев сесть, я кое-как эти волосы в косу собрала и обвязала вытянутым из рукава кружевом. Отдышавшись и уняв сердцебиение, огляделась.

Чуть посветлело ещё, и стали видны новые детали.

Я восседала на гигантском круглом ложе, а за спиной у меня размещались с десяток объёмных подушек. Почти невесомое одеяло было миленько простёгано, а сама ткань и постельного белья, и моей ночнушки оказалась приятного молочно-белого цвета и ощущалась шелковистой.

Я подняла голову. Балдахина, наличие которого можно было бы вполне ожидать, не было. Вместо него под потолком клубились пушистые и, будто опалесцирующие палитрой предзакатного чистого неба, облака. Перламутровые, стало быть.

Пока я восторженно изучала это явление, громкий звук лязгающего металла в отдалении отвлёк меня от созерцания прекрасного и вернул к злободневному.

А на злобе дня на текущий момент у меня была единственная задача: определить, где я нахожусь и что я есть теперь такое.

Аккуратно сползла с кровати. Переждав приступ тошноты и отчаянного сердцебиения, попыталась определить выходы, которые вели бы в ванную или гардеробную: туда, где могло бы быть зеркало.

Первой бросилась в глаза большая и высокая дверь. Но только я сделала несколько неуверенных шажков по направлению к ней, как она, завибрировав, тихо загудела. Я остановилась, и гудение стало тише. Сделала шаг вперёд, и оно усилилось. Ясно: дверь ведёт наружу, находится под напряжением и, похоже, оснащена фотоэлементами.

Развернулась лицом к спальне, едва не потеряв равновесие.

Справившись с головокружением, оглядела помещение.

Необъятная кровать стояла посреди такой же круглой, размером с цирковую арену, комнаты. Слева, от пола до теряющегося где-то в облаках потолка, располагались широкие стрельчатые окна, завешанные прозрачным, вспыхивающим редкими золотистыми искорками, тюлем. У стен окна закрывали плотные шторы цвета айвори: препятствуя проникновению света снаружи и вбирая его в себя, они мягко светились.

С опаской подошла к окну. Не ощутив ничего подобного происходящему при моём приближении к двери, отодвинула тюль и осторожно притронулась пальцем к раме, которая тоже была цвета слоновой кости. А может быть, и сделана из этих самых слоновьих бивней: потому что и на вид, и на ощупь было – ну очень похоже. Успокоившись, приблизилась вплотную к стеклу и взглянула наружу.

За окном висел плотный туман, который, как и облака над головой, переливался белым перламутром. Подумалось, что там вообще ничего и нет, а само окно – всего лишь имитация… Стало муторно на душе, и захотелось плакать…

Подумав, что на это нет ни сил, ни времени, я пошла от окна вдоль стены, противоположной входной двери. Она оказалась покрыта такой же, как и постельное бельё, шелковистой тканью, но уже глубокого изумрудно-зелёного цвета. На ней, ни разу не повторяясь, были нарисованы лианы и деревца с цветами в бутонах и спящими на ветвях птицами. Рисунки были рельефными и выполнены столь реалистично, что казалось: вспугни птицу – и она взлетит…

Вскоре я обнаружила почти незаметный контур высокой двустворчатой двери. Едва я прикоснулась к её ручкам, как она отворилась.

Я очутилась в таком же просторном помещении. В полукруглом, во всю стену, эркере лежал большой молочно-белый ковёр с синим, напоминающим морозный узор, орнаментом по краю. На нём стоял покрытый однотонной скатертью круглый стол, окружённый, – я пересчитала, – девятью мягкими полукреслами с обивкой от почти белого до синего, без рисунка. В центре стола стояла низкая полупрозрачная вазочка с давно засохшими цветами. Их по-прежнему яркие лепестки, не изменившие, по-видимому, своего природного цвета, рассыпались по скатерти разноцветными пятнами.

Шторы и тюль были на пару тонов темнее и, соответственно, светлее скатерти. Стены оказались так же изукрашены ярчайшими изображениями местной флоры и орнитофауны. Хотя, как мне смутно помнилось, когда я в комнату только входила, они здесь были однородного тёмно-синего цвета…

Облака над головой почти ничем не отличались от тех, что я уже видела в спальне: разве что были более прозрачными, в просветах открывая лиловое, с яркой радугой в вышине, небо.

При этом обилие разноцветья в интерьере никакого отторжения у меня, любительницы сдержанных цветовых сочетаний, не вызывало. И, что было уж совсем неожиданно, даже нравилось своими чистыми и сочными тонами.

Прогулка на подгибающихся от слабости ногах далась мне достаточно тяжело, и я села в ближайшее кресло, подперев тяжёлую голову руками. Мой взгляд упал на засохшие лепестки, и мне показалось, что в их расположении на столе есть какая-то система. Я долго и добросовестно пыталась её разгадать, поворачивая голову то так, то этак, но ничего, кроме головокружения и нового приступа мучительной тошноты, это у меня не вызвало. Послание же, а в процессе постичь его тайный смысл я окончательно уверилась, что это послание и есть, осталось мною, к моему вящему сожалению, неразгаданным.

Передохнув, я встала и принялась рассматривать помещение дальше.

Вся мебель в этой комнате, как и рамы окон, были на вид из той самой слоновой кости, что и в спальне.

Вдоль стен в нишах между колоннами стояли шкафы с посудой. Но стеклянные створки шкафов предметы отражали столь смутно, что разглядеть себя теперешнюю ни под каким углом мне даже приблизительно не удалось. Я подошла к одному из них и, открыв, взяла из стопки верхнюю тарелку. Тарелка была лёгкой и, просвечивая на свет, выглядела, как фарфор. По её краю был нанесён такой же рисунок, как и на ковре. Я бросила взгляд на кружевную ленту во втором рукаве комбинезона: узор был почти таким же.

Открыла выдвижной ящик стоящего рядом комода. Изящное фраже было выполнено из материала, похожего на белый матовый металл. В следующем комоде лежали скатерти, напероны и салфетки в тон основному цвету.

Я вздохнула: ни к какому стилю увиденное отнести не удавалось, но моему придирчивому взгляду не состоявшегося художника-декоратора уцепиться было практически не за что. Оставалось лишь ощущение незавершённости в оформлении деталей.



Туман к этому времени немного рассеялся, и я увидела, что эркер обнесён широким балконом. Подойдя, внимательно осмотрела рамы в поиске замков или шпингалетов, но нашла только какие-то вертикально расположенные кнопочки. Не рискнув пока экспериментировать, продолжила искать двери, могущие привести к искомому мною предмету интерьера – зеркалу.

Следующая обнаружилась прямо напротив той, в которую я вошла сюда. Она так же легко открылась, и я, желая проверить свою догадку, медленно, не переступая порога, заглянула в следующее помещение.

Меня в данный момент интересовали стены. Они, как я правильно и предположила, были абсолютно однотонными, а облака под потолком – обычного белого цвета.

Цветовое решение этой комнаты выполнено было в гамме шартрез: от пресловутого цвета слоновой кости в рамах окон до интенсивно-зелёного оттенка на полу. Ковер с высоким ворсом скорее напоминал травяной газон, упруго пружинящий под моими босыми ногами. Мебель отсутствовала.

Само помещение оказалось чуть меньше предыдущих. Наряду с такими же высокими окнами в нём, с противоположной от них стороны, располагались пять отчётливо просматривающихся дверей. Я сделала пару шагов вперёд, внимательно наблюдая за реакцией стен. На них, по мере моего продвижения внутрь, проявлялись те самые рельефные рисунки. В облаках над головой загрохотало и они радостно заискрили.

Я оглянулась – рисунки на стенах столовой соответственно исчезали. А я окончательно убедилась, что всё это цветистое великолепие кочует по залам вместе со мной.

Я открыла первую дверь. Ту, что была посередине.

Это была ванная комната. То-есть, прямо перед дверью в комнате стояла гигантская полупрозрачная каменная на вид ванна с какой-то светящейся субстанцией, своими переливами напоминающей бензиновые пятна на воде. Субстанция, как будто в замедленном воспроизведении, бурлила и, безмолвно пыхтя, выталкивала на поверхность синий туман, переваливающийся через край ванны. Это первое, что бросилось мне в глаза. Уже потом я рассмотрела остальные удобства. В глубине был виден довольно живописный бассейн с небольшим водопадом, срывающимся с абсолютно реалистично выглядящей скалы, по которой взбирались уже живые цветущие лианы, тянущиеся к падающему откуда-то сверху яркому свету.

Прислушавшись к себе, а вернее, к своему новому телу, я решила удобства по назначению пока не использовать. Но мне захотелось принять ванну… Не эту, конечно. Её я обошла стороной и направилась к бассейну.

Но желанию моему сбыться было не суждено: я натолкнулась на невидимую преграду, которая, при моих попытках преодолеть её, пружиня, раз за разом отталкивала меня назад. При других обстоятельствах это, наверное, могло бы быть даже весело…

Я снова огляделась в поисках зеркала. Здесь его тоже не оказалось.

Вернулась назад. Затворив эту дверь, открыла следующую: передо мной оказалась глухая каменная стена. За последней, судя по нескончаемым рядам вешал и полок, оказалась гардеробная. И те и другие, правда, пустовали, но зато открывающаяся наружу дверь представляла из себя сплошное зеркальное полотно, которое, множа само себя, начало раскладываться, как слайдер. В итоге, слившись в одну плоскость, оно заняло всю стену до самых окон.

Я выдохнула и, пройдя ближе к окну, где было гораздо светлее, храбро взглянула в зеркало.

Тощее тельце в саване, с дрожащими от напряжения ногами, едва держало кажущуюся непропорционально огромной, из-за венчающей её гигантской копны растрёпанных волос, голову. Мертвецки бледное лицо без малейших признаков подкожного жира оттеняло зеленоватые потрескавшиеся губы. Чуть ли не в пол-лица глаза с тускло-серой радужкой обведены чёрно-фиолетовыми кругами… Панды бы обзавидовались.

Узрев всё это недоразумение, я испытала просто непередаваемую гамму ощущений.

Ну что сказать – я, возможно, и была почти готова к тому, что увижу. Или я так думала. Но не моё новое Тело. Оно не перенесло моей сногсшибательной на него реакции и просто хлопнулось в обморок.



…В этот раз я очнулась от звука, отозвавшегося в моём сердце резкой болью, и который можно было бы охарактеризовать, как победная песнь торжествующего хищника. Начавшееся звучание от тихого утробного рыка закончилось запредельным фортиссимо. За окном полыхнуло сиреневым, неистовая песнь резко оборвалась и все звуки стихли. Меня снова оглушило тишиной.

И тут прямо в голове возник скрежет столь премерзкий, что, казалось, внутри неё как будто роилось не менее сотни поющих цикад. И от этого снова нестерпимо мутило.

Звук за окном повторился, больше напоминая в этот раз звук охотничьего рога. …Или не рога. …Или рога, но не охотничьего…

Мутит то как…

Попытка открыть глаза едва не закончилась приступом рвоты. Видно, я и головой не слабо так приложилась…



Повторная инвентаризация облика, мыслей, эмоций и ощущений, которую я провела, ещё больше ввергла меня в уныние.

Тело было очень худым и, по всем признакам, обезвоженным. Длинные неухоженные волосы спускались ниже поясницы. И эти мерзопакостные волосья, чёрт бы их подрал, плотно обмотавшись вокруг шеи, стягивались всё туже, добавляя мне панических настроений. Потому что на этот раз тактильные ощущения не сбоили и были очень даже реальными.

Усердно пыхтя, я тщетно пыталась разобраться с волосами. Они сдались первыми, и мне, наконец, удалось освободить шею.

Мысли мои текли как-то сами по себе, и ни в какие стройные ряды по-прежнему не собирались.

Мозг был явно на паузе, ввиду отсутствия достаточного количества привычных ему вводных.

Ум, очевидно, находился в интеллектуальном нокауте.

Я попыталась воззвать к Разуму, на который и была последняя надежда, но который воспринимать новую реальность явно не торопился. Вследствие чего ждать от него дальнейшего принятия решений не приходилось.

Сознание, вопреки всему, наслаждалось прелестью новизны и возможностью новых открытий.

Подсознание затаилось, выжидая, чем всё закончится: ибо то, что таилось в нём там, на Земле, к данному континууму, видимо, не слишком подходило.

Душа же явно пыталась с новым Телом расстаться.

Либо это Тело пыталось отторгнуть мою Душу.

Для меня же в данной ситуации ни то, ни другое было абсолютно неприемлемо: где моё настоящее тело и в каком оно состоянии, не известно. Но мне подумалось… Мысль ускользнула. Память молчала.

И мне стало очень и очень грустно… Ибо прежнее тело своё я любила. Ценила, уважала, холила, лелеяла:

регулярно парила в баньке и окунала в ледяную купель;

спускала с гор на сноуборде зимой и роняла в воду с сапборда летом;

таскала конными маршрутами по козьим тропам смотреть на цветущий рододендрон поздней весной, а ранней осенью – испить живой воды из спрятавшегося под скалой тайного источника, окружённого яркими, вобравшими в себя последние краски лета, фиолетовыми колхикумами;

внесезонно мы плавали и ныряли в морях и океанах повсюду, где только есть рифы, и где мы с ним научились ловить парусами ветер…

И я была ему неизменно благодарна за те возможности, которые оно мне дарило на пути познания Меня самой и окружающего Мира. Величие которого помогло мне осознать величие его Создателя. И самоотверженность группы товарищей, реализовавших этот проект, в котором он был Автором Идеи, Главным Архитектором и Главным Инженером проекта.

И да, нас любили лучшие, на мой вкус, мужчины планеты, способные ценить не только моё идеальное тело, но и мои другие человеческие качества.

От осознания потери снова захотелось плакать, но новое тело этого либо не умело, либо не желало. Но, скорее всего, в нём просто не было лишней воды.



Цикады в голове надрывались… А у меня оставались ещё неисследованные помещения.

Аккуратно встала: сначала на четвереньки, потом так же медленно поднялась, удерживая равновесие. Старательно не глядя на своё отражение в зеркале, повернула назад.

За следующей дверью снова была стена. На этот раз кирпичная. Я потрогала пальцами и поскребла ногтем характерного цвета поверхность, – привычную и присущую обожжённой глине.

Открыла последнюю дверь. Ту, что была первой от входа. Присела на стоящий за ней стулОглядывая помещение, переплела растрепавшуюся косу.

В глубоких полукруглых нишах этого зала стояли открытые стеллажи и закрытые шкафы, в ближайший из которых я заглянула.

Собранные в вертикально закреплённую книгу, в нём расположились рисованные акварельными красками изображения всех тех растений с птицами, которые, следуя за мной, расползались по стенам уже этого помещения.

Я перевернула последний лист. На нём были изображены ещё несколько видов довольно милых насекомых с яркими крылышками, которые, как казалось, даже слегка подрагивали. Я притронулась к одному из них. Изображение дрогнуло, а насекомое тут же вспорхнуло с листа. За ним следующее. И ещё… Я поспешно захлопнула книгу.

Обычных окон в этом зале не было, а достаточно интенсивный свет лился откуда-то сверху, рассеиваемый вездесущими облаками. Центр помещения был пуст, а вдоль стен из обработанного не полированного белого камня, между нишами со шкафами стояли несколько очень больших и совсем маленьких столов разной высоты. На них были разбросаны кисти, палочки, напоминающие цветные карандаши, тюбики и баночки, возможно с красками, и ещё какие-то не похожие ни на что предметы. А также альбомы и стопки разнообразной бумаги: обычной, рисовой, хлопковой; из материалов от крафта до шёлка. Я прикоснулась к последней: или чего-то очень на него похожего.

Отдельно стояли пара мольбертов, и одно приспособление, похожее на кульман.

Коллекция предметов, покрытых причудливой резьбой и формами напоминающие обычные школьные гипсовые стереометрические фигуры, были разложены в отдельном стеллаже.

Предмет в виде диска лежал на соседнем столе. При ближайшем рассмотрении он казался вырезанным из белого камня и полым внутри. Я осторожно к нему прикоснулась, и над его поверхностью бесшумно взметнулось холодное белое пламя. Резко отдёрнув руку, я отскочила. Пламя тотчас погасло, а внутри диска отчётливо просматривался теперь чёрный подвижный сгусток, пытающийся, судя по предпринимаемым им усилиям и отчаянному шипению, из диска выбраться. Я поспешно отошла подальше.

Несколько пустых глубоких ниш, затянутых синеватым полупрозрачным муаром, завершали картину увиденного.

В сумраке дальней части помещения размещалась дверь, очень похожая на ту, что была в спальне. И я даже не стала к ней подходить.

Решила вернуться в зал, который смело теперь можно было назвать зеркальным, и всё же попытаться выяснить, что находится снаружи, за окном.

Внимательно рассмотрев уже знакомые двенадцать вертикально расположенных на раме кнопок, и, не найдя никаких отличий, решила нажать восьмую снизу.

И о, радость! Двустворчатое окно распахнулось.

Однако тюль, взвившись в проёме, затрепетал, не давая мне выйти и преграждая мне путь весьма ощутимыми хлёсткими и, я бы даже сказала, – прицельными шлепками.

Возможно, на раме и были кнопочки, которыми можно было шторы раздвинуть, но, …нужно было по порядку нажимать.

Справедливо рассудив, что должна же существовать какая-то аварийная система для механического их раздвижения, я, окрылённая своей сообразительностью, слегка потянула за висящую в углу окна верёвочку.

То ли с конструкцией что-то оказалось не так, то ли эта верёвочка для того и предназначалась, но шторы, вместе с тюлем и карнизом, слетели вниз. Я хоть отшатнуться и успела, но краем карниза меня по голове всё же зацепило.



…Обморок на этот раз был, очевидно, не слишком продолжительным. А удар по голове пришёлся как нельзя кстати: в ней значительно прояснилось, а цикады наконец-то умолкли. Даже и неплохо вышло…, – подумалось мне. Хотя шишка прямо по центру головы болела и торчала, как прорезающийся бивень единорога.

Снова медленно встала и, разведя в стороны руки и стараясь удерживать равновесие, вышла на балкон. Затаила дыхание: на этот раз – от восторга.

Щебет птиц, просыпающихся в пышной листве растущих внизу деревьев сливался в сплошной гомон, отзываясь внутри чистыми вибрациями. И хотя туман не давал рассмотреть детали, – во влажном тёплом воздухе, в низких лучах восходящих одновременно трех светил: розового, жёлтого и голубого, – куда ни взгляни, сияли радуги. А лёгкий утренний ветерок доносил тонкие незнакомые ароматы цветов и сладкие карамельные запахи спелых фруктов. Только единорогов и не хватало для завершения столь сказочной картины…

Тут же внизу кто-то снова стремительно пронёсся, оглушительно топоча и горестно стеная.

Облокотившись о перила, наклонилась, чтобы увидеть этого топотуна. Нечто белёсо-размытое быстро скрылось за угол, и рассмотреть я не успела. Может быть это и есть тот самый прекрасный единорог? Вот павлин тоже голос такой имеет, что лучше ему вообще рта не открывать, хотя сам – просто красавец.

Топотун, умчавшийся вдаль, не возвращался, и я принялась разглядывать фасад дворца. Под балконом, в почти рассеявшемся тумане, угадывались несколько этажей. Из-за влаги, присутствующей в воздухе, расстояние до земли определить было трудно, но зато внизу зеленел обычный газон.

Я подошла к стене и внимательно её осмотрела. Стена казалась монолитной скалой с естественной природной фактурой, уклон которой позволил бы спуститься по ней без особого труда. Я взглянула на тюль, валяющийся на полу. Если его связать…

Тут прямо над моей головой кто-то огромный и белый, а я успела увидеть только живот зверя со струящейся и невесомой на вид шерстью, громко захлопал крыльями.

Единороги же не летают? Тогда это, вероятно, Пегас. Потому что у драконов на брюхе…

Додумать мысль я не успела: резко налетевшей воздушной волной меня подняло в воздух и отбросило назад, почти в центр зала.



В очередной раз я осторожно и медленно открыла глаза. Ожидаемо мутило.

…У драконов на брюхе должна быть чешуя. Мысль всё же додумалась.

Туман за окном окончательно рассеялся. Облака же над моей головой стали гораздо пышнее, и внутри них что-то интенсивно потрескивало.

Ковёр, на котором я лежала, вперив взгляд в потолок, тоскливо и мучительно размышляя о превратностях бытия, рассеянно разглядывая сиреневое небо, перламутровые облака, роняющие искрящийся золотом дождь, и всё ту же диковинную флору, изображённую на стенах, – превратился за это время в цветущую лужайку с порхающими разноцветными бабочками, стрекозами и теми самыми, выпорхнувшими из книги симпатичными насекомыми.

Ни одного известного мне или хотя бы знакомого по картинкам в моей прежней жизни цветка на изображённых деревьях и лианах, ползущих по стенам ввысь, я не узнавала…

Растения слегка раскачивались под порывами несуществующего ветерка, а цветы с противным чавканьем раскрывали свои бутоны и, роняя золотистую пыльцу, источали вполне ощутимый аромат, от которого меня мутило ещё сильнее. Добивали меня проснувшиеся и порхающие там же крикливые, хотя и довольно милые на вид, птахи, перелетающие с цветка на цветок и оспаривающие друг у друга первенство пронзительными трелями. От энергичных взмахов их крыльев пыльца поднималась вверх, к облакам, а те стряхивали её вниз, прямо на меня.

Я закрыла глаза.

Итак: какие выводы из всего непонятного, происшедшего со мной сегодня, можно сделать.

Я, Полина, неуверенный пользователь нового тела. Тельца, я бы даже сказала. Мало того, есть реальный такой риск зашибить его вскорости его же эмоциональными всплесками, приводящими к неконтролируемым обморокам.

А посему: первым делом необходимо взять новое Тело в свои руки.

Абстрагироваться от неприятных ощущений, стенаний и переживаний. Прийти в себя от увиденного и попытаться если не понять все имеющиеся в наличии неожиданные и совершенно не поддающиеся осмыслению факторы, то хотя бы принять их по умолчанию, как данность. Красивую, моментами шокирующую, непонятную и неизвестно, комфортную в будущем или, напротив, опасную.

Мне абсолютно не известно, как выглядят аборигены этого Мира, но новому телу, на мой взгляд лет около тринадцати, хотя это может быть и не точно. В любом случае, я совершенно не представляю, как буду с ним сосуществовать. Инфантильный вид соответствует предполагаемому возрасту и мало отличается от меня былой в те же годы. Это, в принципе, не так уж и плохо, так как с этим я дело уже имела. Хотя не могу сказать, что и хорошо: мне почти двадцать девять, так что ни легко, ни просто мне в этом девичьем теле не будет.

И сейчас важно следующее.

Я, Полина. И я мыслю, анализирую, ищу выход. И даже научилась немного радоваться вокруг непрестанно творящемуся несомненному волшебству.

Но. Вопрос главный: что случилось с девочкой, и каковы могут быть в связи с этим последствия для меня. Вот чем стоило бы обеспокоиться в первую очередь…

Неутомимый горнист в этот раз старательно имитировал вопль раненого зверя, а за окном разлился золотисто – белый свет.

В облаках надо мной громыхнуло, и разразился самый настоящий тропический ливень. Я только сейчас поняла, как мне хотелось пить. Закрыла глаза и с наслаждением принялась ловить ртом капли, лёжа в тёплой мокрой траве.




Глава II




Полина

Напившись и напитав водой тело я уснула.

– Доброе утро, Пинна. – едва слышно прошептали у меня над ухом.

Может оно и доброе…, тоскливо подумалось мне. Пинна? И кто такая Пинна? С перепугу я вскочила с пола. В глазах потемнело. Волосы вздыбились, извергли сноп зелёных искр, после чего обессиленно обвисли. Держась за косяк двери, Я осторожно выглянула в столовую. Как смогла быстро пересекла её и заглянула в спальню. Комнаты по-прежнему были пусты, и я с облегчением подумала, что мне просто послышалось.

На всякий случай метнулась, если это можно было так сейчас назвать, к кровати и спряталась под одеяло. В детстве, помнится, помогало всегда.

…Но это было в детстве…

– Доброе утро, Пинна Луция.

Зазвучало уже совершенно отчётливо и совсем рядом. Вот прям в районе соседней подушки. Я проползла по кровати от края до края, ощупывая пространство под одеялом: а то эти местные невидимки… Не знаешь, чего от них и ждать.

За окном опять раздался вопль незримого и, на этот раз, уже совершенно точно умирающего драконопотама. Меня же при этом и снова замутило, и опять резко потемнело в глазах.

Никого в итоге не обнаружив, я из под одеяла осторожно выглянула: пусто.

Несчастный монстр, вызвав у меня очередной неконтролируемый и довольно болезненный приступ сердцебиения, ещё раз отчаянно взвыл и, медленно затихая, умолк. Надеюсь, навсегда.

– Пинна Минор, ты проснулась? – раздалось теперь из-за изголовья кровати, и таким тоном, будто обладатель голоса точно знал, что я не сплю.

То есть мы на «ты», и Пинна, похоже, имя этого Тела. А это вот: миннорр… и голос та-а-кой…

И какой «такой»? Пока с ассоциациями как-то не складывается. Когда-то, в той жизни, я, наверное, определила бы его, как бархатный баритон. И, возможно, от такого тембра у меня могли бы и мурашки пробежать, и затрепетало бы везде, где положено, и, возможно, перехватило бы дыхание, и сердце бы забилось заполошно и подкатило бы к горлу… Могло бы. Да как-то не случалось.

И, тем более, не должно случиться теперь. Ощущение колотящегося в горле сердца – это последнее, что я помню перед тем, как это Тельце хлопается в обморок. А тут бы в себя прийти… Что вообще пока не удаётся: потому как совершенно невозможно прийти в себя в абсолютно чужом теле, которое ещё и упирается.

И вот, это несуразное Тело на голос таки среагировало! И дыхание сбилось, и сердечко встрепенулось, и… А более и ничего: точно, малолетка.

А вот я уже хочу познакомиться. Перед глазами замелькали варианты образов, идеально подходящих, по моему мнению, к чарующему голосу Незнакомца. Мысленно отобрав самых отъявленных красавцев, я сложила их в воображаемую папку и трепетно прижала к груди. Или что там у нас… Да, что-то есть.

– Пинна Минор, позволь мне войти. – голос прозвучал прямо в голове.

И в этот момент я чётко осознала, что голос всё это время звучал у меня именно там.

Я подпрыгнула на кровати то ли от неожиданности, то ли от того, что это Тельце, с какой-то радости или по его старой привычке, устремилось в объятия своего кого-то там. Но, запутавшись в ночнушке, снова рухнуло на пол, на этот раз сознания, к счастью, не потеряв.

Как интересно…, – думала я, потирая ушибленные места: что, так вот запросто, на рассвете, захаживаем в спальню к очевидно несовершеннолетней девице? А эта, прости Хоспади, малолетняя Пина Колада сломя голову и свои тощие ноги подкинулась двери открывать!

Я с грустью снова посмотрела на теперь мои ножки и ручки. Или, может быть, они здесь все такие доходяги, и мой Прекрасноголосый Незнакомец в том числе?

Знакомиться расхотелось.

Взгромоздившись на кровать, я плотнее укуталась в одеяло и решила не отзываться. Умерла я в конце концов или как? Буду прятаться под одеялом до тех пор, пока это самое одеяло с меня не стянут насильно. Потому что подумать обо всём завтра мне уже не светит. И думать нужно сегодня и, желательно, прямо сейчас. Вот только как это сделать, если в голове то неподражаемое тысячеголосое стаккато не даёт сосредоточиться, то чужой голос. …Голос… И, вдобавок, ощущение такое, что мозги будто перемешивают…

Оу! …Только не сейчас! Новая вспышка света за окнами активировала в моей голове новую какофонию. Цикады заголосили, как в последний раз. Меня бросило в жар и я откинула одеяло.

Неугомонный монстр ликующе возопил и пронёсся под окнами. Птахи с испуганными криками сорвались с цветов и заметались по всей спальне, осыпая меня новыми порциями пыльцы, из распустившихся разом цветов.

Мне вдруг подумалось, что… Я чихнула, и Мысль ускользнула опять.

– Пинна Августа, нам нужно срочно поговорить. Впусти меня.

Вполне реальный Голос теперь раздавался от той самой, находящейся под током, двери. И Ах! …Так бы слушала и слушала… Даже цикадки в голове притихли.

– Пинна Регина, открой дверь.

Я бы впустила… Но – нет. Не владею ни своими эмоциями, ни чужим Телом, – в подтверждение мне сдавило виски, потемнело в глазах и дыхание перехватило, – которое моим всё так же упорно становиться не желает.

Так, а кто у нас такие эти Луция, Августа, Регина и Минор? В апартаментах я по-прежнему одна, и за это время здесь никто больше не появлялся. Входная дверь, очевидно, та самая, откуда раздаётся Голос, и в неё, судя по всему – так просто не войти.

Какая-то едва оформившаяся следующая Мысль упорхнула тоже. А потому что думать нужно, Полина, а не ждать, затаив дыхание, когда запоёт твой сладкоголосый Алконост. Или Сирин, – смотря какие вести принёс…

– Пинна, открой.

Аха… Шазз.

– Пинна, я знаю, что ты не спишь.

И вот она – Мысль! Поймала!

Все умерли. Осталась я одна. Как звать, неизвестно. А этот сладкоголосый обольститель, мать его – чистильщик. Слышит, что кто-то за дверью возится, да не знает кто именно: Луция, Августа, Регина или Минор. А пинна, это просто обращение к девицам. Всё сходится.

Тогда трупы где?

Я с опаской заглянула под кровать – в последнее неисследованное мною здесь место.

Не то что трупов, даже пыли не было. Прибрались, видно, после того, как тела вынесли. Нет, скорее всего, растворили в ванне: в той, больше похожей на бензин, жиже. А потом она окаменеет и превратится в огромную глыбу драгоценного опала. А мой Сладкоголосый пришёл замести следы и добавить, так сказать, последний штрих в палитру будущего сокровища.

А как хочется верить, что сей дивный Голос и злодейство несовместны!

…Нет, не сходится: труп меня так и оставался в комнате, и достаточно долго, судя по его жалкому состоянию. А вакантных мест в той ванне на десяток таких доходяг хватит…

– Пинна Луция Августа Регина Минор! Мне необходимо поговорить с тобой до того, как придёт Её Величество. Открывай.

Я вздохнула с облегчением.

Версия массового убийства, к моему величайшему облегчению, благополучно распалась. А это всё – имена Пины Колады. Хоть с одним разобрались. Я хотела было уже успокоиться, но Тельце упрямо встрепенулось, и чуть было опять не подскочило, радостно хлопая в ладоши.

Стоять, Пинна! Мы ещё не знаем, может нас от этого самого Величества спасают. Может быть Пина Колада вообще – диссидент, находящийся в заточении в этом дивном месте. А цикадки в голове, например – казнь такая. И одеяние больше на саван похоже: чтоб уже не переодевать. И ни воды, ни еды, ни одежды. Вот теперь сходится всё.

– Пинна, не дури!

За дверью зашуршало, но уже через пару секунд всё снова стихло. И сам он без разрешения войти, похоже, не может.

– Максимилиана Октавия Минор.

Неужели и это тоже моё?

– Я вхожу.

Ан нет, все-таки может. Тогда для чего уговаривал так долго…

Меня снова замутило. Волосы с победным шипением окончательно выпростались из косы и замерли в ожидании дальнейших событий.

– А Вы, это кто?

О, Божечки, я это вслух взвизгнула? Голос, по-видимому, шёл в комплекте с мерзопакостными волосами, которые прямо сейчас снова пытались меня душить. Я сорвала кружевную ленту со второго рукава и решительно перевязала ею строптивые волосы, которые при этом отчаянно сопротивлялись. Рукава же на моём одеянии теперь выглядели, как у Петрушки из народных сказок моей такой недосягаемой теперь Родины.

За дверью воцарилось молчание. Я прям почувствовала, как замер, не дыша, мой Сладкоголосый.

В голове опять заштормило. Наслаиваясь друг на друга, поплыли неясные образы, зазвучали обрывки непонятных фраз. Это что же, он в голову мне опять лезет? Только голоса все разные… Он там ещё и не один, что ли?

– А не пошли б вы все! – мысленно, но очень искренне возмутилась я. Меня ощутимо встряхнуло, и в голове мгновенно прояснилось. Волосы сами собой скрутились в жгут и дисциплинированно вытянулись вдоль спины.

– Это я, Минна.

Хоспади, дай мне силы…

– Вы с именем бы уже определились, что ли…

Гаденько так получилось, не своим то голосом, ну да ладно. Значит, всё же Минна?

А я тут с Пинной пытаюсь коммуникации налаживать. Забавно.

– Это я, – и после едва уловимой заминки и очень тихо: – Альбер, Минна.

– А не могли бы Вы несколько уточнить? – спросила я просто так, особо ни на что не надеясь.

Вот как можно так долго разговаривать, и вообще ничего не рассказать?

– Леонор Эрл Завистолькс.

И, после короткой паузы, значительно увереннее и чётче, я бы отметила:

– Ваш Ментор. К вашим услугам, Ваше Высочество.

О-у… Это даже не вишенка на торте, а целый ананас. Чувствовала ведь, что вот всё не так с этой Пиной Коладой! Ну не может ни одна нормальная девчонка иметь столько имён разом. И у этого Сладкоголосого Алконоста с именами тоже, по-видимому, всё совсем не просто. Обращаться то к нему как?

И Альбера – Леонора этого, хочешь не хочешь, а впускать придётся. Поэтому, – и откуда что берётся, ха!, – наконец-то милостиво позволяю, и царственно произношу:

– Входите.

Главное теперь – сделать максимум для того, чтобы никто не догадался о том, что Пина Колада давно уже Полина Аркадьевна.



Я села в кресло, откинулась непринуждённо на спинку и, положив ногу на ногу, а руки на подлокотники, приготовилась к аудиенции. Жаль, что не трон, но тоже сойдёт. Не то одеяние, конечно, но – что имеем.

Волосы, к этому торжественному моменту вновь высвободившись из плена очередной ленты, предвкушающе колыхались, всё время норовя залезть мне если не в глаза, то, – да тьфу, ты, – в рот.

Тут я подумала, что надо бы развернуться спиной к свету. Это поможет скрыть некоторые детали: бегающие глаза или если вдруг покраснею, когда врать придётся; а может, испариной от страха покроюсь… Да и вообще – красоту свою теперешнюю чтобы не светить.

Вскочила. Хотела быстро, но получилось с превеликим трудом, – выволокла кресло из ниши и развернула спинкой к окну. Села. Перевела дух. Подумала, что ноги лучше будет поставить вместе. Да, точно. Одёрнула и расправила складки ночнушки. А она ещё и просвечивает не слабо… Но девочка, по-видимому, всё ещё была девочкой, поэтому – не критично. Вернула складочки одеяния на место. Волосы вперёд: хотя бы пару прядей, чтобы грудь прикрыть… Так, вроде получилось. Руки на коленях, спина прямая. Голову слегка наклонить вправо. Или влево? Нет, лучше прямо держать. Замерла в ожидании. Волосы, сгруппировавшись вокруг головы отдельными, как у Горгоны, прядями, замерли вместе со мной, лишь слегка колышась. Я скосила глаза. Да, почти незаметно.

Сижу, жду.

И тут слышу тихий вздох и такой уставший голос, что этого Алконоста мне стало даже жальче, чем себя, честное слово.

– Минна, прошу тебя, впусти, не до игр сейчас.

– Да неужели! – разом взвились мы с волосами от такой вопиющей и наглой несправедливости, заметавшись вместе по комнате. – Пока что здесь самый пассивный игрок – это я. Да ещё, и хочу это особо отметить, играю я на чужом поле!

– Да что на тебя нашло, в самом деле, Пинна!

А мы и возмущаться умеем? Ну – ну. Если тут кому и возмущаться – так это исключительно мне.

– Это на меня нашло?

Меня понесло. Даже голос прорезался. Не мой меццо – сопрано, конечно, но тоже хорош: хоть колоратуру исполняй. Интересно, голос у неё ломался уже или нет? А, Пинна? Или ты таки Минна?

Что-то я отвлеклась… На чём мы остановились…, а, вот:

– Вы там все берега попутали! Бросили тут меня одну, а я, может, давно умерла!

Волосы задумчиво замерли. Или что-то вспомнили. Ибо у меня в процессе общения с ними сложилось впечатление, что они обладают своим собственным сознанием.

– Всё очень серьёзно, Минна.

– А то! Меня тут, между прочим, практически убили.

– Времени почти не осталось. – и снова после паузы: – Мне действительно нужно передать тебе очень важную информацию. До восхода Главного Светила, Пинна.

Хоспади, дай мне терпения.

– Да входите уже! – рявкнула я в сердцах.

Вот прям – бесит! Разговаривает так, как будто не у меня с головой проблемы, а наоборот, у него. Или он любитель семь раз подумать, а один раз ответить? Нет, скорее спросить. И что, опять Пинна?

Всевышний!… Дай мне уже мудрости, ибо и силам, и терпению моему пришёл конец…

И тут меня прям осенило: у девоньки, видно, раздвоение личности было. А это, наверное, Дом скорби. Пинна – это принцесса с титулами, а Минна – просто Минна… А он с ними обеими по очереди разговаривает, потому что не уверен, кто из них в данный момент в адеквате.

– Минна, защиту сними. – ещё тише послышалось из-за двери.

Это он про дверь, что ли? Руки у меня резко похолодели и затряслись. И кто бы мне рассказал, как это делается и что это вообще за защита такая…

– Защиту? – сдавленно просипела я, чуть дыша.

Сердце мгновенно подскочило к горлу, меня бросило в жар, а Тельце, между тем, непоследовательно покрылось холодным потом и явно собралось падать в очередной обморок.

Спокойно, девоньки! Не до обмороков сейчас…

– С двери сними защиту, Минна.

Что-то он проговорил это как-то безнадёжно… Я обернулась к полыхнувшей синим двери, на которой, по-видимому, и стоит та самая защита, поставленная предусмотрительной Пиной Коладой. И которой меня наверняка зашибёт. И снимать её теперь должна я? Ну уж нет!

– Вам надо, вы и снимайте!

Я с разбегу плюхнулось на кровать в позу звезды пятилучевой, обыкновенной. Потому что в позе звезды морской могут лежать только мальчики, и то при соблюдении определённых условий.

Ах, какой прекрасный выход я придумала! Я посмотрела на облака и мысленно произнесла:

– Хочу дождя! Золотого. Много.

Облака под потолком позеленели от моей, не иначе, наглости, но, возмущённо пыхтя, увеличенную порцию золотого дождя всё-ж-таки выдали.

Ха! А я вживаюсь в роль неожиданно легко и исключительно непринужденно…

Тут я обратила внимание, что тишина за дверью какая-то не такая. Гнетущая, я бы даже сказала, ла-ла…

Видимо, по местным меркам нахамила я изрядно. Да и по статусу принцессам так разговаривать, наверное, не положено. Но им за это ничего и не бывает. Ну…, может торта не дадут второй кусок. Хотя, думается мне, что откармливать это несчастное худющее дитятко все ринутся гурьбой наперебой.

– Защита наложена изнутри. И снимать её тебе, Пинна.

Нет, всё-таки не Алконост. А как есть – Сирин.

Я даже не нашлась, что на это сказать. Обречённо сползла с кровати и медленно двинулась к двери, рассматривая её контур. Должен же где-то быть выключатель? Или хоть кнопочка, вроде той, что окна открывает…

Словосочетание – «я шла, как на эшафот», разом обрело для меня и смысл, и физическое воплощение. Дверь снова предупреждающе загудела, а спустя ещё несколько шагов я заметила на её поверхности тёмно – серое марево. При приближении ещё на пару осторожных шагов проявилась дрожащая мелкая сетка. По прозрачным капиллярам её волокон как-будто текла жидкая гелевая субстанция, сдержанно мерцающая и переливающаяся благородным индиго.

Сделав ещё шаг, чтобы рассмотреть конструкцию поближе и, стараясь не обращать внимания на всё усиливающееся тревожное гудение и на через раз от страха перестукивающее сердце, я уловила ещё и едва слышное шипение и потрескивание: будто бы дверь действительно находилась под высоким напряжением электрического тока. Марево визуально уплотнилось, а сама сетка затрепетала так интенсивно, что я невольно отпрянула назад. На мгновение показалось, что за сеткой заметались какие-то существа, похожие на больших синих змей с разинутыми чёрными пастями.

А вот нифига это не электричество. Я судорожно вздохнула и скосила глаза: волосы, все до единого, вытянулись в сторону двери и, мелко подрагивая, искрили, втягивая в себя что-то похожее на едва заметный синий туман, исходящий от сетки.

– Пинна?

Придётся, видимо, всё же сдаваться. И чем это обернётся, хотелось бы знать заранее. Но, как известно, не попробуешь – не узнаешь.

– Да, вижу я вашу защиту. И как её убрать?

Молчание за дверью затягивалось. Или мне так казалось от плохо контролируемого раздражения от усталости, полного непонимания происходящего и всепоглощающего страха от этого непонимания.

– Судя по твоей реакции, ты эту защиту не ставила.

Наконец-то заговорил Альбер, не отвечая на мой вопрос.

– Нет.

– И снять её, соответственно, ты не можешь.

– Да. То есть – нет, не могу. Но могу в неё что-нибудь кинуть для того, чтобы уже хоть что-то произошло. Потому что пустая болтовня меня чрезвычайно утомила…

Вся ситуация в целом нервировала меня всё больше и, в особенности, отдельные её эпизоды. Вот как сейчас. Я была на пределе. Психические реакции этого тела настолько не соответствовали моим психологическим установкам, что я опасалась потерять контроль и сорваться в банальную истерику.

– И ты даже не знаешь, что это… Но видишь. – прервал Альбер мои переживания.

– Нет, не знаю и да, вижу. А что, всё должно быть наоборот – не должна видеть, но должна знать?

– Пинна…, а что ты видишь?

Спросил после очередной паузы Альбер, оставив уже второй мой вопрос без ответа.

Хоспади, дай мне силы…, – затянула я по второму кругу.

– Вам подробно, или в общих чертах?

Меня начало конкретно накрывать. Волосы вновь метались змеями и, аки змеи, шипя, плевались во все стороны ядовито-зелёным. А сама я готова была уже кого-нибудь от страха и отчаяния покусать. И тоже насмерть. Потому что понимала: выйти самостоятельно отсюда я точно не смогу. А девочку, видимо, не только лишили жизни и, поскольку навряд ли она могла, – я разглядывала тихо шипящую и едва заметно вибрирующую дверь, – такое вот соорудить без посторонней помощи, ещё и замуровали. Причём изнутри. Без еды, воды и одежды, которая ей была, по чьему-то циничному разумению, уже ни к чему. Я же открыла окна, раздвинула шторы, прогулялась по балкону… То есть наличие своего присутствия обозначила. И тот, кто защиту поставил, не мог ли он уйти другим ходом? Тайным, например. И если этот кто-то наблюдал за домом…

– Альбер, а как Вы узнали, что я здесь? – задала я следующий вопрос.

– Ты хотела рассказать о том, что видишь.

– Это Вы хотели, чтобы я рассказала… А это уже третий мой вопрос, оставленный Вами без ответа, Альбер. На этот раз ответ для меня очень важен.

– Я получил анонимное послание. В нём указывалось место где искать…

Альбер на мгновение задумался.

– Вы вспомнили что-то интересное или необычное?

– Послание, что само по себе необычно и странно, написано на бумаге.

– И что в этом странного?

– Для передачи информации используются, как правило, другие носители.

Альбер снова замолчал.

– Да говорите уже всё, как есть: я устала удивляться…

Меня начало просто трясти: и устала бояться, да.

– В послании было сказано: «Ты обретёшь то, что потерял». Указана была эта локация.

– А где мы находимся?

– Это полигон Имперской Академии Высшей Бытовой Магии. А этот Шато – твоя дипломная работа, Пинна. А до этого две декады от тебя…, то есть от Пинны, не было никаких вестей. И Алибеллиа не могла определить её…, твоё местоположение ни по одному из параметров.

Да уж… Умерла, так умерла. И Альбер по-видимому, об этом уже догадался: путается теперь с тем, кто есть я, и как меня теперь называть.

Только вот не понятно, как в течение трёх недель тело могло вообще так хорошо сохраниться…

Облака, как бы в ответ на мои слова, снова запыхтели, и золотистый дождь щедро полился сверху. Я подняла руку, ловя его ладонью: и папиллярный узор отличается… Между тем капли, достигнув поверхности кожи, мгновенно в неё впитывались.

Я снова подняла лицо к потолку: этот тёплый и успокаивающий теперь меня дождь, судя по всему – как внекорневая подкормка для растений…

Голос Альбера отвлёк меня от моих наблюдений.

– Рассказывай о том, что ты увидела, Пинна. Это сейчас важнее всего. А после мы продолжим. Пока замок пуст мы должны с тобой закончить. Нам же не нужны нежданные гости?

Нам любые сейчас без надобности…, – вяло подумалось мне.

Наступила, по-видимому, следующая фаза моих переживаний. И хотя слова: «с тобой закончить, пока замок пуст», меня несколько напрягли, я принялась описывать увиденную у двери картину.

– Если в общем, то это синяя желеобразная…

– Гелеобразная. – снова перебил меня Альбер.

– Мерцающая тёмно-голубая сетка, – продолжила я, – внутри серого марева.

– Муара.

– А за ней – змеи. Большие. Синие. С чёрными пастями. И, если Вы хотите подробно…

– Достаточно, я всё понял. – прервал меня Альбер. – Не прикасайтесь и отойдите как можно дальше.

– И что Вы поняли?

На меня накатила апатия.

Я отошла подальше от двери в сторону окна и села на пол, облокотившись спиной о стену. Я тоже всё поняла. Поняла, почему Альбер перешёл на «Вы».

Маска сброшена, и пялить её на себя я больше не собираюсь.

Будь, что будет.



…Но следующие слова Альбера меня в значительной мере порадовали.

– Я могу эту защиту убрать.

Ну, наконец-то…

– Только мне нужно попасть внутрь.

А эти – в той же мере огорчили. Меня снова охватило отчаяние.

– А попасть внутрь Вы не можете, потому что не можете убрать защиту.

Мне нестерпимо захотелось запустить чем нибудь в эту гадскую дверь. Вот хотя бы креслом. Если поднять смогу…

Я с сомнением поглядела на свои хилые ручки и перевела взгляд на дверь. Интересно: загорится или рванёт?

– Рванёт, Минна. Причём взлетит на воздух весь Шато.

О, мы продолжаем играть в прежнюю ролевую игру, где я снова и Пинна, и Минна? Да пожалуйста!

– То, что Вы, …мой учитель, не даёт вам права лезть мне в голову, Альбер.

– Вы говорите вслух, Пинна.

Ну что же – играем дальше…

– Вы лжёте.

Мне было уже так, во всех смыслах, не по себе, что было абсолютно наплевать на то, какое впечатление я сейчас произвожу: лишь бы отсюда выйти.

– И этим Вы меня весьма разочаровываете, Альбер.

А что – могу себе позволить: принцесса теперь я или кто? Побуду ею всласть, пока кто-нибудь дверь не откроет. С той стороны или, что выглядит в свете текущих событий более вероятным – с этой. Тот, кто изобразил такое, – я покосилась на дверь, в ответ полыхнувшую синим, – учился, по всему видно, не на заборах рисовать.

Я всмотрелась в собирающихся клубком в центре двери змей: они, все до одной, смотрели прямо на меня. И змеюк кормить чем-то надо? Вот и кормят их такими пиннами, заманивая этих дурёх в этот замок Синей Бороды.

Поэтому я, насколько смогла, уже своим голосом бодро и вдохновенно продолжила.

– Не отвечайте. И думайте, Альбер, думайте! Я не собираюсь так бездарно погибать после того, с каким трудом выжила.

Мне показалось, или незнакомец за стеной расстроено вздохнул?

Интересно, кем он на самом деле нашей Малышке приходится…

– И Вам же наверняка известно, что из любой, даже самой, на первый взгляд безнадёжной ситуации, есть, как минимум, два выхода.

Я снова покосилась на дверь и она снова подмигнула мне синим.

– А нас ещё даже не съели.

Не знаю, как вышло на самом деле: подбодрила я его или получилось всё наоборот. Но на этот раз Альбер довольно громко хмыкнул, хотя снова ничего не ответил. Значит, шутку понял. И значит, что и чувство юмора есть, и ментальность схожа.

Или опять – всё наоборот: он в предвкушении какой-нибудь изощрённой расправы. Как они тут, интересно, бесов изгоняют? Или не интересно? Нет, в результате, скорее всего, тебе будет совсем не интересно, Полина…

И я снова подумала о том, что никогда я не чувствовала себя такой беспомощной и слабой, и никогда мне не было страшно так, что сейчас обморок для меня пришёлся бы как нельзя кстати…

Молчание за дверью продолжалось, а мутило теперь меня уже исключительно от страха.

Я попыталась отвлечься, принявшись за рассуждения.

Итак.

Альбер перешёл в общении на «Вы», как только понял, что я не могу понять, что из себя представляет эта защита. Но его очень удивило, что я её вижу.

Но он, по моим ощущениям, всё же был ещё не до конца уверен, что я – не Пинна и не Минна. А когда дверь откроют, а случится это рано или поздно, всё окончательно прояснится. И притвориться болезной, скорее всего, не выйдет…

От этих рассуждений и, главным образом, от страха ожидания неизбежного и окончательного разоблачения, снова хотелось плакать. Желательно, на чьей-нибудь широкой и надёжной груди. Вот, например, той что за дверью… И слушать Его голос. И, если в отношении голоса вопросов не было, то с шириной груди всё еще было не ясно. Вдруг у них тут половой диморфизм проявляется в том, что самцы мельче самок? Я снова осмотрела своё немощное тельце. Не приведи, Хоспади.

Стало вдруг холодно и по полу потянулся непонятно откуда взявшийся сквозняк. Окно в зеркальном зале громко захлопнулось и сквозняк тут же исчез.

– Альбер? Почему Вы молчите?

– Думаю, как Вы и приказали, Ваше Высочество.

– Я могла бы выбраться через окно в будуаре. Там очень удобная для этого стена. И внизу под балконом газон.

Вспомнилось, как когда-то мы лазали по таким в Нойшванштайне, для какой-то рекламной акции: то вверх-вниз, то влево-вправо. А из снаряжения был один только страховочный трос, с единственным скользящим фалом. И без конца норовящие спихнуть тебя со стены назойливо лезущие прямо в лицо дроны с камерами… Вот как эти волосы, которые, очевидно, разделяя мои упаднические настроения, пытались на этот раз обниматься. Но делали это так неуклюже, что эти объятья снова грозили мне удушением.

– Под нами пять этажей и высокий цоколь.

– Я могла бы использовать тюль и постельное бельё, чтобы сделать верёвку.

– Вы не сможете разорвать ткани руками, а разрезать нечем.

– Откуда знаете?

Альбер снова хмыкнул, но снова не ответил. А я опять посмотрела на руки… Нет лучше вообще на себя не смотреть: потому что именно картина этой немощи и вызывает у меня в итоге все остальные гнетущие меня мысли.

И я продолжила, потому что сейчас от разговоров мне становилось легче. Или от Его голоса, за который цеплялось моё уже изрядно измученное прелестями новизны сознание.

– Комнат много и на каждом окне висит тюль. Он тонкий, но прочный.

– Вы не сможете его снять.

– Смогу. Правда, вместе с карнизами. Там есть такая волшебная верёвочка: дёрнешь за неё и…

Я ощупала голову. Шишки уже не было. Рассосалась… Чего не скажешь о моих проблемах.

– В первом этаже высота потолков втрое выше, чем в Ваших палатах.

Я подняла глаза к потолку. Облака парили на высоте метров семи, своды же уходили вверх ещё на пару метров. Или даже больше.

Облака кучковались, толкаясь, а крохотные зелёные молнии вспарывали с едва слышным шипением их пухлые бока. Вздрагивая от мелодичных раскатов грома, они роняли вниз золотистые капли дождя, которые, не пролетев и пары метров, тут же испарялись.

Я встряхнула головой и быстро умножила девять на три плюс девять на четыре. Плюс цоколь, толщина перекрытий, высота парапета. Прикинула количество тюля и сколько уйдёт на узлы. Посмотрела на своё немощное Тельце… И снова я зря это сделала.

– К тому же внешний контур Шато уже переведён в режим Цитадели.

Значит ли это, что до того, как внешний контур был переведён в этот самый режим, я могла отсюда сбежать? Шато… Ну, пусть будет Шато…

– Я слышу тебя, Пинна.

О, Божечки, снова глюк…

– Я не Глюк, Пинна, я твой Маленький Домик…

Он ещё и обижаться умеет? А ну, кыш!

Так вот: не могла ли я до этого спокойно спуститься…

Под окнами раздался устрашающий вой стаи голодных волков и тоскливый рёв загнанного быка. Да, сбегать, похоже – не вариант.

– Нет, Пинна, защитный контур всё равно уже стоял.

Развеял мои пустые мечты Альбер.

– А тогда как Вы сюда попали?

– Это уже не актуально. И с тобой мы этим путём пройти не сможем. Но здесь есть стационарный порт, соединяющий Шато с Императорским Дворцом. Как только он заработает, мы отправимся домой.

Домой… Я огляделась: а мне и тут уже нравится… Если бы не загадочный и злостный заточитель, и полное отсутствие еды. И ванна с бензиновой жижей.

Очередной бутон над моей головой с оглушительным треском лопнул и я подняла голову. Раскрывшись, цветок щедро осыпал меня своей пыльцой. Я облизала губы: вкус печенья с мандариновым вареньем. И с чем-то ещё, незнакомым.

– Мы не можем здесь остаться и по многим другим причинам.

Я вспомнила о предстоящей встрече с императрицей.

– Её Императорское Величество… что мне ждать от встречи с ней?

– Нам с Вами нужно будет подготовиться ко встрече не столько с ней, сколько с её свитой, если мне вдруг не удастся устроить вам встречу наедине.

– Это при условии, если я отсюда выберусь…

– Я над этим работаю.

Мне вспомнилось ещё одно имя, которое я услышала сегодня.

– Кто такая Алибеллиа?

– Её Императорское Величество Алибеллиа.

Альбер был краток и, очевидно, полностью сосредоточен на том, чтобы всё же снять эту защиту. Мне вспомнились змеи из-за сетки и по моей спине, медленно перебирая позвонок за позвонком, проползла капля холодного пота. Как змея.

Я передёрнула плечами.

Если кто-то эту защиту поставить сумел, значит снять её тоже возможно, – уговаривала я себя. Очень не вовремя в памяти всплыли кадры из фильма, где главный или не очень, не суть важно, герой перерезает вместо синего проводка зелёный…

– А у неё есть защита от взлома?

– Вы имеете ввиду, что защита может быть кодирована на конкретное Существо?

– Да. Наверное.

– Она и кодирована…

Он не договорил, имея ввиду, очевидно, Пинну.

– И Вам лучше выйти из комнаты для вашей безопасности: процесс вступает активную фазу. – сообщил Альбер.

А меня в этот момент вдруг посетило состояние полной уверенности в том, что всё будет хорошо. Волосы легли на плечи мягкими волнами, тошнота ушла, а тело перестало мелко и противно трястись.

– Выйдите в гардеробную или купальную: туда, что сейчас у Вас находится дальше от спальни.

Только не в купальную… это же он ванную имеет ввиду? А там эта бадья с бензиновой жижей стоит. Да и мимо зеркала надо идти.

Я сидела на полу возле стены на достаточно безопасном, по моему мнению, расстоянии от двери. На всякий случай отползла ещё на пару метров и, плотнее опершись на стену спиной, подняла глаза к потолку, услышав там какие-то новые звуки.

Облака из нежно-перламутровых сделались иссиня чёрными, а внутри них полыхали… Ну, пусть будут – зарницы. Послышался далёкий раскат уже самого настоящего грома.

– А у меня тут дождь собирается…

– Осталось немного, потерпите.

Хоспади, как жить-то хочется…

Из грозового облака вылетел размером с крупного упитанного котика белоснежный дракончик с желтым круглым животиком и, спикировав над моей головой, плюнул в меня синим пламенем. Волосы мгновенно сплели вокруг меня защитный кокон и благополучно это пламя впитали.

Ах ты, желтопуз толстопузый…

Дракончик то ли довольно, то ли раздосадованно крякнул, и снова нырнул в облака.

Довольные и счастливые, волосы снова самостоятельно сплелись в жгуты, затем в косу, и утихомирились окончательно. Я тоже облегчённо вздохнула.

Стена за моей спиной внезапно исчезла, и я упала на спину. Прямо к Его ногам.

Вернее, прямо к нему в руки, которые он подставил мне под спину.

Я смотрела и понимала, что – Да…, Да?, и Да!

Это был Он – мужчина всех моих девичьих грёз и потаённых желаний…

Пошёл дождь.

На этот раз он был достаточно прохладным. Наверное, для того, чтобы охладить мой неуместный и совершенно не подходящий к случаю пыл.




Глава III




Алибер

Пинна сбежала из дома и исчезла две декады назад. Если бы Алибеллиа лично не отслеживала всех детей Рода, мы вообще об этом могли бы не узнать. Отец её сообщить нам про побег не удосужился, а мать была уверена, что она в Академии на практике. Информация о том, что, благодаря в высшей степени выдающимся успехам Пинны, практика ей автоматически засчитывается в процессе учёбы, прошла, очевидно, мимо неё. Я понимаю, конечно – восьмой ребёнок…, но всё же.

Эмберт задействовал весь ресурс Императорской Власти, но тоже не добился никакого результата.

Я же неожиданно получил помощь оттуда, откуда не ожидал.

Анонимное послание указывало локацию дипломной работы Пинны: её Палатиум с собственным именем – Шато, на полигоне Имперской Академии Высшей Бытовой Магии.

Коммуникация с Искином Палатиума была активна, но все мои запросы оставались без ответа.

Я сканировал Пинну, но резонансный сигнал оказался крайне нечётким.

Но главное – Пинна была жива. Безусловно, истощена и слаба, но ещё бы: столько времени ото всех скрываться…

Экзамен Академии на «Сокрытие присутствия живого объекта в отдельном пространственно – временном континууме» можно экстерном засчитывать. Эмберт, как её наставник, может собой гордиться.

Я вышел в портальном зале кластера Созидания Сред Обитания и перешёл в сектор Зодчества. Искин, контролирующий Палатиум Пинны, на контакт по-прежнему не выходил, но, по ощущениям, подпитку своей непутёвой хозяйки планомерно производил. Прекрасно.

Я переместился сразу же в гостиную Пинны.

Защита личных покоев была выполнена безукоризненно. На дверь спальной добавлен дополнительный контур. Наложенный изнутри, снаружи он не просматривался, и тоже угадывался лишь на уровне ощущений.

Я удовлетворённо хмыкнул: войти будет проблематично.

Я начал детальное сканирование её физического тела: всё ещё слаба, истощена, обезвожена. Но гораздо хуже было наличие совершенно несвойственных Инитиал переживаний: страх, неуверенность, тоска…

Как только откроет, отправимся к Алибеллии, пусть в Имперторском Палатиуме поживёт.

А к папеньке её давно пора наведаться…

– Доброе утро, Пинна. – я задействовал ментальную коммуникацию.

Она услышала, но отклик был нечётким. Общаться явно не хочет. Яркими были только эмоции, и, надо сказать, снова не совсем ожидаемые: раздражение, удивление, испуг. Не узнала?

– Доброе утро, Малышка.

Немного смазанные и, признаться, весьма странной окраски, эмоции мечтаний…, удивление, разочарование. Кого же ты ждёшь, Малышка Пинна?

– Ты проснулась?

Я аккуратно пытался пробиться в её сознание.

– Позволь мне войти.

Кажется, удалось. Снова испугалась. Чихнула? Коммуникация слетела. Вот так, от одного чиха? Сильна… И самая талантливая на курсе Ментальной Магии.

– Нужно срочно поговорить. Впусти меня. – заговорил я вслух.

Алконост… Сирин… К кому это она там взывает?

– Шато?

Я снова попытался выйти на контакт с Искином Палатиума. Он меня слышал, но полностью игнорировал. Обиделся, что я без разрешения вошёл? Ну, извини: отвечать надо, когда запросы получаешь. А обстоятельства не те, чтобы в ваши игры сейчас играть.

– Пинна, Я знаю, что ты не спишь.

Снова страх? Та-ак. Я снова просмотрел защиту на двери на предмет изъянов. Идеальное выполнение. Эмберту благодарность, Пинне – зачёт.

– Пинна Луция Августа Регина Минор! Мне необходимо поговорить с тобой до того, как придёт Её Величество.

Вначале обрадовалась, и даже вздохнула с облегчением, а теперь снова боится. Сотворила что-то запретное? Я снова принялся её сканировать, но опять не смог пробиться. Закрылась? Благодарность Меа, Пинне – очередной зачёт.

Я попытался сдвинуть защиту на двери. Она ощерилась хищными мордами разъярённых Каттамонов. Высший уровень защиты Главной Цитадели? Кодированый на Пинну.

– Цитадель?

– Я ничего не знаю об этом, Алибер.

Неужели Эмберт докопался? И Малышку зачем -то научил… И теперь на пару так развлекаются?

– Пинна, не дури!

Пинна просто фонтанировала торжеством.

– Максимилиана Октавиа Минор. Я вхожу.

Какой то сложный микс переживаний… да её попросту мутит! Реакция на титул? Меня бы тоже от такого мутило. Папаша – тот ещё затейник. Ладно, Малышка, прости.

– А Вы – это кто?

Голос не Пинны?



– Шато? Кто это? Отвечай.

– Алибер?

– Ну наконец-то. Что у тебя происходит, докладывай.

– При всём уважении, Алибер, но… ты не уполномочен отдавать мне приказания.

– Можешь высказать претензии Главной Цитадели. Кто в спальне Пинны?

– Дом, то есть я, Шато, настроен исключительно на хозяйку. Поэтому никого другого здесь быть просто не может.

– Сними защиту, мне нужно к ней войти.

– Мне сложно в этом признаваться, …но я не сумею. Мне жаль.

– Мне тоже будет жаль такую игрушку ломать… Но придётся тебя демонтировать. Займусь лично. А Пинне другой Домик подарю.

Икнул, что ли? Как же быстро они перенимают привычки разумных.

– Ты ко мне несправедлив, Алибер…

– Не медля открой внешние коммуникации.

– Готово.

Я обратился к Монархам.

– Алибеллиа? Эмберт? Пробуйте связаться с Пинной. Режим конференция.

– Алибер. Она не принимает сигнал.

– Алибеллиа, подключи Цитадель. Шато, говори с ней тоже.

– Но…

– Я приказываю.

Одновременно со всеми я пытался пробиться в сознание Пинны, и, что теперь самое главное – удержаться в нём.

А не удаётся ни то, ни другое. Достойная смена растёт!

– Алибер?

– Цитадель.

– Шато в автономном режиме. Доступа нет. Пытаюсь восстановить контроль. Пинна коммуникацию отторгает.

– Алибер?

– Эмберт.

– Мы не можем удержать личную коммуникацию.



Я тем временем продолжал разговор с Пинной.

– Это я, Малышка.

– Вы с именем бы уже определились, что ли…

Устроила переполох, да ещё и насмехается. Какая же она ещё на самом деле малышка…

– Алибеллиа? Эмберт? Вы имеете отношение к происходящему в Шато?

Первым ответил Император.

– Нет. Императорские коммуникации заблокированы.

– Нет. – в голосе Алибеллии угадывалось тщательно скрываемое беспокойство. – Все допуски исключены. Шато полностью кодирован на Пинну.

Которой сейчас было очень плохо.

– Дальше я сам. Мне не мешать. Эмберт, проверь агентурную сеть у Дитты. Это она мне передала сведения о местонахождении Пинны.

Я снова заговорил с Пинной.

– Это я, Алибер, Малышка.

– А не могли бы Вы несколько уточнить?

Я на мгновение замер от смутной догадки. Быть не может…

Чтобы её исключить, имя, под которым меня знали в доме у Пинны, и следующие фразы я проговорил на языке её родины, затем на всеобщем.

– Леонор эрл Завистолькс. Ваш Магистр. К Вашим услугам, Ваше Высочество.

Судя по реакциям, речь ей привычна. Я снова попытался сканировать…, хоть что-нибудь. И снова почти безуспешно.

– Входите. – раздалось наконец из-за двери.

Отлично, доступ дала. Я снял защиту и попытался её открыть. Внутренняя защита кодирована была на Пинну и снаружи не поддавалась. Я мог бы её легко взломать, если бы внутри никого не было. Но сейчас, учитывая крайне возбуждённое состояние Каттамонов, такой риск был совершенно не оправдан.

– Шато, мне необходимо изображение покоев.

– Мне понадобится несколько секунд, Алибер…

– Хотелось бы несколько быстрее.

– Я пытаюсь… Готово.

Стена приобрела прозрачность.

Малышка сидела в кресле, развёрнутом к двери. Спинка прямо, ручки на коленях, волосики вздыбились и торчат во все стороны.

Малышка Пинна на тронуме…

Я невольно усмехнулся: пусть репетирует. Папашу, очевидно, убирать придётся. А ведь с ним всё было вполне нормально… Что-то мы упустили.

Картинка была настолько трогательна, что я почувствовал запоздалые угрызения совести. Пинна по сути своей ещё совершенно ребёнок, сбежавший из дома, а я… Нашёл массу более важных дел, вместо того чтобы всё бросить и выяснить, что у неё всё же случилось. Меня охватило чувство щемящей вины, и я с трудом подавил вздох. Да и устал я за эти циклы…

Я задействовал коммуникацию с Максом.

– Макс?

– Алибер.

– Послушай со стороны. Да и посмотри тоже.

– Использовать Слияние Сознания?

– Да.



Я стоял, упершись лбом в дверь, ведущую в спальню.

– Малышка, не до игр сейчас.

– Да неужели!

Пинна вскочила из кресла и заметалась по комнате. Весь дальнейший разговор напоминал какой-то бред.



– Где она выражений таких нахваталась, Ал?



Пинна тем временем снова села в кресло.

– Да входите уже!

– Защиту сними.

– Защиту? – она испуганно прижала руки груди. Мне даже показалось, что у неё сейчас случится обморок. Взглянула на дверь и, вскочив с кресла, с разбегу навзничь упала на кровать, раскинув в стороны руки и ноги.



– А что она у вас худая такая? Вы что, её совсем не кормите, Ал?



И сколько же она на самом деле без сознания находилась, если так истощена?

– Вам надо, вы и снимайте! – проговорила тем временем Пинна и закрыла глаза.

Облака тотчас выпустили явно увеличенную порцию эликсира. Интересная разработка… А ещё – содержащая эликсир пыльца в цветах, и птицы в качестве портаторов.



– Это её так от дождичка плющит, Ал?



Я сканировал остальное пространство внутри. Пусто. Но купель в купальной тоже наполнена эликсиром. Эликсиром Жизни? Откуда ему здесь взяться в таком количестве?

– Шато?

– Алибер?

– Ещё раз: что здесь произошло?

– Весь функционал был свёрнут, кроме функции поддержания режима ожидания и неактивной коммуникации с Главным Домом. Дальнейшие мои воспоминания настолько хаотичны и разрозненны, что мне не хотелось бы, пересказывая их, вводить тебя в заблуждение…

Макс моего разговора с Шато не слышал – мне нужен был независимый взгляд со стороны.

– Что думаешь, Макс?

– А почему ты сам не заходишь?

– Защита на двери поставлена изнутри и кодирована на Пинну.

– То есть снаружи не открыть?

– Эту – нет. Зачем бы я тогда дверь подпирал…

– Так пусть Пинна и открывает.



Я кивнул и проговорил.

– Защита наложена изнутри. И снимать её тебе, Пинна.

Пинна, медленно направилась к двери. Как только она приблизилась, защита предупреждающе загудела, проявившись во всей своей первозданной красе.



– Это то, о чём я думаю, Ал? Эту защиту ей не снять.

– Вот именно, Макс.



Пинна между тем спросила:

– Да, вижу. И как её убрать?



– Такую защиту можешь снять только ты, так ведь, Ал? С сопутствующими спецэффектами…

– Да

– И ты её не ставил… А окна?

– Внешний контур того же уровня. И тоже заперт и кодирован изнутри… И никаких посторонних следов, и никаких тайных ходов и скрытых порталов.



Я продолжил разговор с Пинной.

– Ты эту защиту не ставила.

– Нет.

– И ты даже не знаешь, что это…, но видишь. – перебил я её.

– Нет, не знаю, и да, вижу. А что, не должна?



– Не должна, Ал?

– Не должна, Макс.



– Пинна, …а что ты видишь? – спросил я.

– Вам подробно, или в общих чертах?



– Ал, а почему она с тобой на «вы»?

– Потому что это не Пинна, Макс.



– Альбер, а как Вы узнали, что я здесь?



– Она произносит твоё имя неверно, Ал.

– Потому что она его так услышала, Макс.



– Это уже третий мой вопрос, оставленный Вами без ответа, Альбер.



– Шато?

– Пытаюсь локализоваться и абстрагироваться от чужеродной структуры неизвестного происхождения: я по-прежнему не могу её распознать.



– На этот раз ответ для меня очень важен.



– Я получил анонимное послание. Ответил я Незнакомке.



– Что за послание, Ал?

– Дитта передала.

– А она где его взяла?

– Случайно нашла в старых бумагах.



И в этой истории с посланием странным и таинственным было всё. И, мало того, это послание каким-то непостижимым образом на меня воздействовало. И воздействие это распознать мне не удавалось.

– Расскажи о том, что ты увидела, Пинна.

Она начала рассказывать, а я окончательно убедился в том, что это всё же не Пинна.

– Достаточно, я всё понял. – прервал я Незнакомку. – Не прикасайтесь и отойдите, как можно дальше.

– И? – она отошла в сторону окна и села на пол. – Что Вы поняли?



– Ты перешёл на «Вы», и она поняла, что ты догадался, Ал.



– Я могу эту защиту убрать, только мне нужно попасть внутрь.

– А попасть внутрь Вы не можете, потому что не можете убрать защиту.



— Ух ты! Ал, голос зацени…



Оценил. И голос, и самообладание, и внутреннюю силу.

– Рванёт, Минна. Причём взлетит на воздух весь Палатиум.

Я решил дать ей понять, что свободно проникаю в её разум.



– Ты её слышишь, Ал?

– А ты нет… Странно при наличии у нас слияния, правда Макс? Она хотела креслом запустить в Каттамонов.



– То, что Вы мой учитель, не даёт вам права лезть мне в голову, Альбер.

– Вы говорите вслух, Минна.

– Вы лжёте… И этим вы меня весьма разочаровываете, Альбер. Не отвечайте. И думайте, Альбер, думайте!



– Ал, она знает, что ты знаешь, что она знает…



–– Вам же наверняка известно, что из любой ситуации есть, как минимум, два выхода…

Макс рассмеялся.



– Я думаю, что она с Терры, Ал.



Я тоже усмехнулся, но ничего, как и было велено мне Её Высочеством Максимилианой Октавией Минор, не ответил. Это изречение я уже не единожды слышал от Макса, с продолжением и пояснениями.

Я снял защиту с коммуникации с Шато, чтобы Макс слышал и его тоже.

– Шато, что ты вспомнил нового и кто это есть?

– Пинна, по всем показателям. Хотя…, я не совсем уверен. Она меня полностью игнорирует. И это, как ты сам понимаешь, меня чрезвычайно огорчает…

– Так игнор – это же любимая ваша расовая забава. Лови бумеранг, Шато. – вставил Макс.

– Здесь нечто иное: хозяйка как будто забыла или вовсе не знает о моём существовании. Коммуникация была перекрыта лишь в момент, когда она блокировала нашу групповую атаку. До этого, несмотря на своё крайне нестабильное состояние, хозяйка ни разу за помощью ко мне не обратилась.

– О чём он говорит, Ал?

– Мы с Монархами и Цитаделью пытались обновить личные коммуникации с Пинной.

– И она вас просто бортанула?

– Да, Макс. Просто отвергла. Императорскую коммуникацию в том числе.

– Но ты установил?

– Она всего лишь перестала сопротивляться, Макс.

Я снова обратился к Шато.



– Шато, что ты ещё вспомнил?

– Я находился в небытии. Система жизнеобеспечения Палатиума работала независимо от меня. По инструкции, едва осознав себя вновь, я, не медля, попытался активировать коммуникацию с Главной Цитаделью. Но потерпел фиаско. Постепенно все функции мне удалось восстановить, кроме внешних коммуникаций. Все они, включая Императорскую Тропу, были заблокированы. Несмотря на свое весьма нестабильное во всех смыслах состояние, я…

– Давно вы с ней в таком состоянии? – перебил я его.

– Очнулся я вместе с хозяйкой, около двух терций хора Имперского Времени назад. Точнее не могу сказать: был неадекватен.

– Меня терзают смутные догадки, Ал.

– Да, Макс. Ты, Дитта, Пинна. Всё происходило одновременно.

– Шато. Эту систему жизнеобеспечения кто настраивал?

– Не я.

– Защиту кто ставил, тоже не знаешь?

– Соответственно.

– Приведи Палатиум в изначальный вид.

Окна в палатах, открытые ранее Незнакомкой, с громким звуком захлопнулись. А стены едва заметно затрепетали: помещения внутри Палатиума занимали свое изначальное расположение.

– Шато? У тебя есть режим цитадели?

– Сам Император проверял. А хозяйка за исполнение получила от своего Магистра высший балл.

– Укрепи максимально свой внешний контур. Сферой. Думай, как мне в спальню попасть. Жду.



– Альбер? – заговорила Незнакомка. – Я могла бы выбраться через окно в будуаре.

– Под нами пять этажей и в первом высота потолков втрое выше, чем в Ваших палатах.

Она замолчала и начала что-то шептать.



– Макс, как думаешь, она плачет или молится?

– Думаю, что высчитывает расстояние до газона и прикидывает, хватит ли тюля.



– К тому же внешний контур Шато переведён в режим цитадели.

Продолжал я говорить с Незнакомкой.



– Ал, а эта защита только на двери стоит?

– Что предлагаешь, Макс?

– Предлагаю сделать проём в самой стене.

– Шато, выполняй.



– А как Вы сюда попали, Альбер? – спросила Незнакомка.

– Это уже не актуально. Как только заработает стационарный порт, мы отправимся домой.

– Это при условии, что я выберусь из покоев… — тихо проговорила Незнакомка.

– Я над этим работаю.



Наконец Шато проговорил:

– Алибер? Попробуй рассеять стену между гостиной и спальней. Я всё подготовил.

– Как-то он не очень уверен, что он подготовил всё, Ал.

– Уровень защиты вне его компетенции. Но этот твой вариант всё равно единственный, Макс. Я начинаю, Шато.

– Ал, защита реагирует…



Защита загудела, а Каттамоны собирались в клубок для смертоносного прыжка.

– Вам лучше выйти из комнаты, для Вашей безопасности, — сказал я Незнакомке.



– Спорим, она не уйдёт, Ал?



Незнакомка лишь немного отодвинулась к окну.



– Не уйдёт, Ал. Лучше приготовься её со спины ловить.



Сидя возле стены и, так же опершись на неё спиной, Незнакомка подняла глаза к потолку, откуда прямо на неё спикировал маленький дракончик, выплюнувший в виде пламени сгусток чистой энергии, который её безжизненные волосы жадно впитали. А Каттамоны неожиданно успокоились. Я стал на колени за её спиной и приготовился, по совету Макса, её ловить.

Это же правильно, – слушать советы друга, когда дело касается представителей его расы? Представительницы…

Стена в этот момент задрожала, и часть её тут же рассеялась. Незнакомка, потеряв опору, завалилась назад, прямо мне на руки.

Где-то под потолком прогремел гром и пошёл самый настоящий дождь.



…Мы смотрели друг на друга… Долго.



– Алибер? – на связь вышел Главная Цитадель.

– Цитадель.

– Я работаю над восстановлением Императорской Тропы. Шато уже готов справляться самостоятельно, поэтому налаживание остальных функций я оставил без своего вмешательства. Монархи желают…

– Передай им, что всё в порядке. С Тропой Императора пока не торопись.



Нужно бы спросить, как её зовут, но совершенно не хотелось прерывать визуальный контакт.

За окном что-то взревело.

Незнакомка тоже не спешила отводить взгляд, и в этот момент болезненно поморщилась и взмахнула ресницами: совсем как Пинна, когда бывала чем-то поражена или расстроена.

Я быстро сканировал её и убрал болезненные ощущения, возникшие в её голове.

Нужно было начинать разговор, а я всё не мог решиться.



– Алибер, мне присутствовать, или…

– Да, Макс, оставайся.

Слова Макса несколько отрезвили меня, и я спросил Незнакомку:

– Как Ваше имя?



Полина

Я смотрела в глаза Своей Мечте. Что там про синий бездонный океан в глазах? Да они просто не знали, о чём пели…

– Как ваше имя? – вопросил меня Моя Мечта.

Или это я спросила, потому что голос снова раздался непосредственно в моей голове.

– Как ваше имя?

Снова спросил меня Альбер. Это же он?

– Имя моё – Алибер. – поправил он меня.

–…Алибер… – повторила я за ним, едва дыша.

Судя по всему, Алибер отчётливо слышит все мои мысли. А в них – такой бардак… Да и плевать.

Я продолжала безотрывно смотреть ему в глаза, пока не заметила одну странную странность: я смотрела в каждый его глаз отдельно, а мозг выдавал мне общую картину целиком. А в целом картина складывалась в единое полотно, на котором водная синяя гладь, вспыхивающая искрами всех существующих оттенков бирюзы, на моих глазах рождала на своей поверхности тёмно-фиолетовый водоворот, утягивающий меня в свою таинственную бездну.

– А ваше? – снова раздалось в голове.

Алибер ждал, поэтому нужно было уже отвечать.

– Полина…

Мои ресницы снова затрепетали, а я рассеяно подумала, что надо бы безотлагательно заняться реакциями и рефлексами этого тела.

Если, конечно же, от меня прямо сейчас не потребуют вернуть его хозяйке.



Алибер

– Алибер?

– Шато.

– Тебя не затруднит немного подвинуться? Мне нужно стену восстановить, если не возражаешь. И я накрыл в столовой завтрак на двоих. А сначала лучше бы её в купель с восстанавливающим Эликсиром проводить. В купальной всё готово. В гардеробной несколько комплектов одежды и другие мелочи. Императорская Тропа практически восстановлена, и Монархи в любой момент могут почтить нас своим присутствием.

– Блокируй тропу.

– Но это Императорская Тропа…

– Мне очень бы не хотелось тебя демонтировать: Пинна расстроится…

– Я услышал, Алибер.

За окном протрубил охотничий рог. Система оповещения? Незнакомка вздрогнула, а сердце её заколотилось. Я снова произвёл коррекцию функций тела Пинны, активно сопротивляющегося вторжению чуждого для него Сознания.

– Шато? У нас всё же гости?

– Функция отсчёта времени, установленная Пинной. Птица… Забыл название.

– Что за птица может здесь так орать, Шато?

– На выпь голос похож. – заговорила Полина. – У нас на болотах живут. И существует поверье, что она предрекает дождь. И что, если человек, услышав её голос, загадает желание и успеет добраться домой до его начала, то его желание сбудется. Но если не успеет – то это желание не сбудется никогда.

– Я вспомнил: хозяйка называла её Онокротал. – проговорил Шато.

– Только здесь она очень большая и белая. Я видела. И я даже вначале подумала, что это Пегас. Или даже Дракон.

– Шато, она тебя слышит? – спросил я.

Потому что меня Полина слышала, войдя неожиданно также и в мою личную коммуникацию с Шато.

– Хозяйка восстановила коммуникацию.



– Алибер?

– Макс.

– Не хочу момент портить, но у вас там пол хотя бы с подогревом? Она промокла, Ал, а дождь всё идёт.



Я поднял Полину на руки и перенёс на кровать, высушив по дороге комбинезон, который был на ней.



– Ал, её комбинезон…

– Да.

Разработка Имперской Военной Медицинской Академии для представителей иных рас. Уже практически выработавший свой ресурс по поддержанию жизни. И который скоро дематериализуется окончательно.

– Резюме, Макс.

– Она моя землячка. Перевоплотилась, как и я. Мы, я уверен, из одного государства. И я хочу с ней увидеться, Ал. И хочу заняться её дальнейшей адаптацией.

– Как только мы покинем полигон. И если монархи не решат иначе. Сам понимаешь.

– Понимаю… Я ещё с вами побуду?

– Да, Макс, конечно.



Полина

Я слушала вопли Онокротала и, вспоминая поверье, удручённо наблюдала, как с волос Алибера стекали капли дождя.

Алибер перенёс меня снова на кровать, и передал мне стакан с водой. Который я залпом выпила то ли от жажды, то ли от волнения.

– Миленький фасончик.

Он указал глазами на ночнушку. Я знала, что она просвечивает, а мокрая ткань, наверняка, ещё и прилипла к телу… Я опустила взгляд. Ночнушка, несмотря на то, что нас только что поливал дождь, была совершенно сухой, но, вместе с тем ещё более, как мне показалось, прозрачной. И меня это несколько смущало, хоть это в высшей степени тщедушное тело на самом деле и принадлежало вовсе не мне.

Заметив моё смущение, Алибер перевёл глаза на пустой стакан в моей руке, и он тут же исчез.

– Как Вы себя чувствуете?

– Не знаю. Но такое ощущение, что моё сознание и тело вашей Пины Колады не синхронизируются.

– Что значит Пина Колада?

– Ликёр.

Он вопросительно поднял бровь, и я пояснила:

– Сладкий алкоголь.



Алибер

– Макс?

– Пальмы кокосовые помнишь? И плоды на них, волокнистые такие? Мы ещё в них дырочки делали и сок через трубочку пили.

Макс транслировал изображение плодов кокосовой пальмы, плантацию

которых он посадил в моей резиденции. Сок мне тогда понравился.

– А потом я тебе дал попробовать забродивший сок, после чего пришлось Алибеллиу звать, чтобы тебя в чувства привести. Это был алкоголь.

Интересно…

Я пристально оглядел Полину. Тело, претерпевшее за это время некую трансформацию, несомненно ранее принадлежало Пинне. И если Полина и была смущена, то лишь тем, что считала это тело для себя неподходящим. А значит…

– Сколько Вам…



– Макс?

– Лет. И не пялься на её тело, Ал. Ты её смущаешь.



—…Лет, Полина?

– Двадцать восемь, …Алибер…

Когда она произносила моё имя, внутри меня что-то вначале замирало, а потом отзывалось едва ощутимыми давно забытыми вибрациями. И моя суть безусловно выдавала в отношении Полины совершенно определённую и весьма неожиданную для меня реакцию.



– Макс?

– Больше половины от моего возраста на момент моего появления здесь. Совершеннолетняя, взрослая. Если ты об этом. Можно мне с ней поговорить?

– Позже, Макс. Я даже сам попрошу тебя помочь нам с её адаптацией. Если мы не найдём Пинну.

– А если найдём, что будет с этой девочкой, Ал?

– Я что-нибудь придумаю. Главное, как всегда, чтобы об этом не прознал Межгалактический Cовет. И поэтому мы должны покинуть полигон до того, как сюда явятся первые студенты.



Полина

– Вам необходимо принять ванну, Полина. Срочно.

Нет, сказал-то он как-то иначе, но мой мозг перевёл именно так.

Это он на что намекает? На амбре, от меня исходящее? Быть не может: как только ко мне обоняние вернулось, я себя всю обнюхала… Или он про ту лохань? Да ни за что!

– И этот комбинезон Вам больше не понадобится. – проговорил он, задумчиво оглядывая мою ночнушку.

Лицо его при этом оставалось абсолютно бесстрастным. И невыразимо прекрасным.

Я в ужасе вытаращила на него глаза и вжалась в подушки.



Алибер

– Макс, что я не так сказал?

– Она решила, что ты намекаешь на то, что она грязная.

– Она так испугалась оттого, что я намекнул на то, что она грязная?

– Вполне возможно. Для девочек такой намёк сам по себе… А в чём ты её купать собрался? Не в Эликсире, случайно?

– А в чём же ещё, учитывая её истощённое состояние? Шато проверил, всё в порядке.

– Искупать в нём тебе удастся только её бесчувственное тело. Или придётся лезть в купель вместе с ней. Это, кстати, учитывая её в отношении тебя реакцию, может, сработать. Только если ты предложишь ей погрузиться в Эликсир с головой, она решит, что ты собираешься её утопить. Ещё до того, как ты предложишь ей его вдохнуть.

– Что я собираюсь сделать?

– Утопить. Лишить жизни путём удушения посредством исключения возможности поступления кислорода в лёгкие и заполнения их жидкостью. Она же не знает о его исключительно волшебных свойствах.

– Ты шутишь.

– Ал, предложи ей купание в бассейне. И пусть Шато постепенно Эликсир добавляет туда. Но вначале предложи выбрать – что там Искин сказал? Комплект одежды.

– Для чего, Макс?

– Для купания, Ал. На Терре не принято обнажать тело при посторонних. Или лучше дай мне с ней поговорить.

– Я сам.



Полина

Я лихорадочно вспоминала все свои земные прегрешения. Их было не счесть… Но ни одно из них не тянуло на то, что бы меня растворили в какой-нибудь гадости, вроде той, что содержится в этой лохани.

Мои терзания были прерваны Алибером, который снова, взяв меня на руки, проговорил.

– Если Вы боитесь, что я Вас утоплю, то я погружусь в купель вместе с вами.

– Но в таком случае вам сделать это будет ещё проще…

Я для виду капризничала, но умереть на руках Мечты Всей Моей Жизни с его именем на губах – это могло быть самым экстремальным, хотя и уже, наверняка, последним событием в моей такой короткой жизни. Но зато, если мы в эту жижу ляжем вместе – то мы могли бы, растворившись в ней, слиться воедино на веки вечные…

– Хорошо. – проговорил Моя Мечта.

И, очевидно, приняв мои рассуждения за согласие, мы, со мною на руках, отправились в ванную.

– Это называется терма. Её функционал обеспечивается горячими природными источниками.. И после того, как… В общем, в результате Вы восстановите былое бессмертие.

Бессмертие Души…, так, значит, это происходит… А я всю жизнь мечтала, выходит, о таком вот Ангеле Смерти…

Нужно хоть полюбоваться напоследок.

Мой Ангел, облегчив тем самым мне задачу любования, каким-то образом снял с нас обоих одежду, не разжимая рук, в которых продолжал меня держать, и переступил через неё. А затем и через бортик этой…, как он там это назвал? Ванны, короче.

Я старалась из всех доступных из моего положения ракурсов не отвлекаться от созерцания его идеальной внешности, изо всех сил пытаясь не глядеть на эту мерзкую бензиновую жижу. Которая, на удивление, очень приятно пахла спелым манго с земляничными нотками и лёгким, но вполне различимым оттенком персидской розы.

Наверное, это был самый красивый Ангел, который существует. Нет, я встречала и раньше ангелочков с маникюром, педикюром, полной эпиляцией всего красиво накачанного и тщательно ухоженного тела… Но с ними не хотелось никоим образом слиться воедино.

Мы некоторое время продолжали сидеть в купели: Алибер непосредственно в ней, я у него на руках. И между нами ощущалось нечто непривычное, что-ли, и от этого довольно странное: я вдруг поняла, что в меня ничто не упирается. Понятно, что это Тельце вряд ли может кого-то впечатлить. Но ведь интимность момента – когда глаза в глаза, прерывистое дыхание и всё такое; рефлексы и инстинкты, в конце концов… Впрочем, о чём это я, – он же Ангел.

…Который, нежно погладив меня свободной рукой по голове, заправил мне за ухо прядь, на этот раз не проявляющих со мной солидарность и совершенно не разделяющих мою встревоженность, волос. И доверительным тоном проговорил:

– Это целебный Эликсир. В него нужно погрузиться полностью.

Полностью, так полностью… Я кивнула.

Ткт же дно ванны начало медленно опускаться, а жижа, соответственно, подниматься. Она пузырилась и пыхтела, а Мой Ангел продолжал смотреть мне в глаза. И мне было совершенно не страшно.

Успокаиваясь и наслаждаясь происходящим, я закрыла глаза и положила голову на плечо Моему Ангелу. И вдруг явственно почувствовала, как его сердце пропустило удар, после чего забилось в унисон с моим…

Уровень жижи в ванне достиг уже уровня моих губ, легко их касаясь и поглаживая, так, как если бы кто-то нежно ласкал их поцелуем… Я полностью отдалась этому восхитительному ощущению, одновременно отметив подобный эффект во всём теле.

Это наслаждение я испытывала ровно до того момента, пока жижа не достигла уровня моего носа. Я резко выпрямилась, и, забившись в руках Моего Ангела, попыталась из ванны выбраться. Но меня держали крепко.

Так, к чёрту всех ангелов и иже с ними. Жить хочу. Плевать на бессмертие.

– Полина, успокойся.

– Чёрта с два.

Я продолжала брыкаться.

– Успокойся, прошу тебя, Полина.

Чёрта с два можно успокоиться, когда тебе говорят – успокойся.

– Отпусти меня!

Я тщетно билась в его руках, стараясь оттолкнуть его и встать, пока не поняла, что он меня вовсе не держит. Меня не отпускает эта чёртова жижа.

– Твоей жизни ничто не угрожает, Полина. И это не жижа. Не жидкость, то есть. Это целебный Эликсир.

Стоп. Он сказал: целебный? Эликсир. Не жидкость?

– Это Эликсир Жизни.

Я недоверчиво и с опаской рассматривала содержимое ванны. Субстанция, в которую были погружены наши тела, явно имела все свойства жидкости. Я подняла руку, и она стекла по ней. Я зачерпнула её ладонью, и она протекла сквозь пальцы, сияя и переливаясь.

Я подняла глаза на Алибера.

– Смотри. – проговорил он и опустился под поверхность субстанции с головой. А я, потеряв точку опоры в виде его тела, …так и осталась висеть в её толще.

Алибер вынырнул чуть впереди. Я завороженно смотрела, как сияют капли на кончиках его серебристых ресниц, а в синих до этого глазах полыхает северное сияние. И как красиво переливаются белым перламутром его длинные волосы, впитывающие влагу.

– Эликсир, Полина. Волосы впитывают Эликсир. Так же, как и всё тело.

Я посмотрела на свои притихшие волосы. Выше того места, где я их в жижу…, в Эликсир, то есть, не погружала, они имели практически такой же жалкий вид, как и раньше. А вот там, где их …Эликсир касался, они выглядели значительно лучше. Но далеко не так, красиво, как у Алибера.

Я опустила ноги, но дна под собой не нащупала.

Алибер протянул мне руки, и я крепко за них уцепилась: висеть, не чувствуя опоры под ногами, мне было не совсем комфортно. Я, конечно, лучше бы на шее у него повисла, да только не успела сориентироваться.

– Погружайся, Полина. Я тебя держу.

Волосы меня за это время так достали, что я решила рискнуть. Если и вылезут в итоге – такого добра не жалко. Но, к чему лукавить – мне хотелось быть красивой и, желательно, не лысой. Хотя тогда, в Тибете, было славно.

Я, набрав воздуха и закрыв глаза, осторожно погрузилась в жижу. В Эликсир, то есть.

Ощущения были приятными: я висела, как будто в невесомости, не испытывая никаких привычных, как если бы я находилась в обычной воде, ощущений. Меня пронизывали приятные потоки энергии. Я чувствовала себя любимой и защищённой, как если бы находилась в лоне матери…

– Именно так, Полина. Это первородная энергия, которая дала жизнь нашей расе.

– Нашей расе?

– Расе Инитиал. Она же обеспечивает нам бессмертие.

Я обратила внимание на то, что Алибер говорит вслух, а я, задержав дыхание, этого сделать не могу и отвечаю мысленно.

– Открой глаза, Полина.

Услышала я тихий голос совсем рядом.

Я открыла глаза. Волосы продолжали метаться перед лицом, но хотя бы вокруг шеи уже не обматывались. Жадно всасывая Эликсир, они разве только не причмокивали.

Я увидела прямо перед собой глаза Алибера. И снова утонула в их бездонной глубине, очнувшись только тогда, когда весь кислород в моих лёгких закончился. Я попыталась всплыть, но меня крепко удерживали: Алибер за руки, субстанция – за всю поверхность тела целиком.

Сердце уже привычно прыгнуло к горлу, и Тело отправило Сознание в спасительный обморок.

Ну, хоть умру без мучений.

Последнее, что я увидела и почувствовала – что Алибер, продолжая удерживать меня под поверхностью субстанции, приблизился к моему лицу и поцеловал меня в лоб.

Очевидно, это был его прощальный поцелуй. Поцелуй Смерти.




Глава IV




Алибер

– Вот видишь, я справился, Макс.

– Ну да, ещё и в лобик поцеловал.

– Но мне хотелось её успокоить.

– А она наверняка решила, что ты её снова упокоил.

– Что я её – что?

– Что ты её таки утопил.

– Не говори ерунды, Макс. Я сделал всё очень тактично. С тобой, помнишь, как поступили?

– Вивиэн просто резко дёрнула меня за ноги, и придавила сверху, чтобы я встать не мог.

– Вот именно. А я был крайне внимателен к переживаниям Полины и очень терпелив.

– Её к этому отношение мы выясним, когда она очнётся, Алибер.



Полина

Одно дело, когда умираешь, как попало, и совсем другое – когда это происходит в сопровождении специально обученных существ. А мне уже было, с чем сравнивать.

В этот раз я находилась, по-видимому, в том самом месте, где и существует та самая Нирвана. Тела я вновь не ощущала, пространство сияло, мне было легко и спокойно, а с каждым вздохом в меня вливалась новая порция блаженства.

Стоп. С каким таким вздохом, Полина? Рассуди здраво: ты находишься в состоянии абсолютной целостности и полной блаженной безмятежности. Так не порть момент, детка…

– Пинна?

Ну вот, опять началось: какой упоротый глюк.

– Это я, Шато. Я, твой Маленький Домик, Пинна. Почему ты со мной не хочешь говорить? Ты на меня обижена? Но моей вины нет в том, что произошло…

Аха, скажи ещё, что это был форс мажор.

– Да, Пинна, это были обстоятельства непреодолимой силы. Всё происшедшее оказалось вне пределов моей компетенции.

Сознание, по видимому до конца не угасло и продолжало агонизировать.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Что именно? Про обстоятельства или про агонию? Интересно, если не отвечать, глюк отстанет?

– Мне не очень нравится имя Глюк, Пинна. Вернее, мне оно совсем не нравится. Но, если ты хочешь, можешь меня и так называть.



Алибер

– Шато, как она, ты контролируешь?

– Да. Всё хорошо. Скоро она очнётся

– Алибер, сдаётся мне, он врёт. У них в отношениях, как мне кажется, всё плохо, а Полина давно очнулась.

– У них в отношениях?

– Да, Ал. Он не может смириться с тем, что это не Пинна. Что будешь дальше делать?

Макс когда-то был категорически против поправки к Кодексу Империи, некогда принятой Межгалактическим Советом в отношении Искинов, уравнивающих их в правах с Разумными: «Потому что они гораздо более разумны, чем многие Разумные, Алибер», – сказал он тогда.

– Уходить отсюда нужно, если не хотим огласки. Полтора хора осталось до начала занятий на полигоне.



Полина

Я отвлечённо разглядывала изнутри переливающуюся субстанцию, под поверхностью которой находилась.

– Вы меня слышите, Полина?

Слышу, конечно. Только я ещё полежать хочу. Мне так хорошо и спокойно чувствовать себя снова обманутой в своих ожиданиях, никогда в жизни ещё не приходилось.

– Хорошо. Оставайтесь в купели, а я тем временем подготовлю Вас к встрече с Императрицей.

Я мысленно кивнула.

– Я буду говорить с Вами, а Вы внимательно слушайте. Как только Вам что-нибудь будет непонятно, сразу же говорите. Ваc зовут Максимилиана Октавия Пинна Луция Августа Регина Минор. Вы понимаете, что это значит?

– Это латынь?



– Макс?

– Латынь.



– Да. Латынь.

– Тогда это титул: Восьмая Младшая дочь Максимилиана. Со значением имен не совсем уверена. Вернее, с их сочетанием.

– Младшая Дочь Максимилиана Завоевателя Восьмая Сияющая Божественным Светом Королевская Жемчужина.

– Слово «завоеватель» опущено?

– Да, и лучше сразу не привыкать. Повторите.

– Максимилиана Октавия Пинна Луция Августа Регина Минор.

Меня снова замутило. Что ж я так реагирую на имечко то?

– И это не имя.

Я снова мысленно кивнула: когномен.

– А имя?

– Его Вы узнаете в своё истинное совершеннолетие.

– И когда оно наступит?

– С первой кровью. Но об этом позже.

Тоже понятно.

– Или если Вы заявите о желании войти в иной Дом Инитиал.

– Супругой?

– Не обязательно.

– А если я не захочу ни в чей Дом?

– Продолжите образование.

Это хорошо: по крайней мере замуж ни за кого насильно не выдадут. А с остальным я справлюсь.

– В скором времени нас ждёт встреча с Её Императорским Величеством Алибеллией. В неофициальной обстановке Вы можете называть её по имени – Алибеллиа и на «ты», в том числе в присутствии родственников и некоторого числа приближённых лиц, которых я вам представлю по прибытию во дворец. Это называется Ближний Круг. Впрочем, о соблюдении церемониала Главный Дом всегда сообщает. Кроме того, в такие моменты Алибеллиу, окутывает сияние, что можно считать сигналом к демонстрации предписанных этикетом взаимодействий.

– Кто такой Главный Дом?

– Искин, контролирующий Императорский Палатиум, а также всех без исключения Искинов Империи.

– Искусственный интеллект?

– Да. В некотором роде. Как представительнице Императорского Дома Вам можно к нему обращаться – Дом. Для остальных он – Цитадель.

– А этот, который… Шато?

– Я рядом, Пинна. – Глюк моментально отозвался.

– Искин, контролирующий, этот Палатиум.

– Пинна называла его Домик?

– Да, это я, твой Маленький Домик, Малышка Пинна…

Шато прошептал едва слышно и, как мне показалось сквозь слёзы. Он точно Искин?

– Это была её детская Игрушка, подаренная в первый год её жизни Алибеллией. Снабжённый соответствующими функциями, поначалу он выполнял роль её няни. Пинна не пожелала с ним расставаться и, постигая бытовую магию, модернизировала его, перестроив, по сути, до последней частицы.

Мне стало жаль этот Домик, и я едва не заплакала сама.

– Не грусти, Пинна. Всё будет хорошо. Мы справимся…

Никогда больше не буду называть его глюком. Я вынырнула из Эликсира.

– Я хотела бы выйти из купели.

– Вам помочь? – Алибер подошёл ближе.

– Попробую сама.

– Тогда я жду Вас в столовой, Полина.

Алибер вышел.

– Одежда в гардеробной, Пинна.

– Спасибо, Шато.



Алибер

– Шато?

– Алибер.

– Ты полностью восстановил доступ к функционалу?

– Да. Неизвестная мне структура полностью рассеялась, оставив в напоминание о себе лишь активные защитные контуры на всех входных дверях и дополнительно на личных покоях Хозяйки. Также ею усилен общий контур Палатиума.

– Ты всё видишь и слышишь. А, значит – ты всё понял.

– Да, Алибер. И я понял, что прежде всего необходимо хранить тайну.

– Если ты что-либо вспомнишь, или что-то узнаешь, сообщи.

– Безусловно. Алибер. Я хотел спросить…

– Мы найдём её, Шато.

– Я хотел спросить, – а что будет тогда с этой девочкой?

– С ними обеими всё будет хорошо. Обещаю.

– Спасибо, Алибер. Я буду ждать от тебя вестей…

Пожалуй, Макс прав в отношении них: они разумнее и гуманнее многих Разумных.



Полина

Из купели я выбралась с неожиданной лёгкостью. На плечи мне упала простыня: очень тонкая, но тёплая даже на ощупь. Я закуталась в неё и вышла в зеркальный зал.

Теперь его стены были покрыты зеркалами почти до середины их высоты. Отражая и множа идущий снаружи свет и перемешивая его со светом, льющимся сверху от потолка из пронизанного радугами неба и излучающих рассеянный свет переливающихся облаков, они создавали интенсивное и абсолютно ровное освещение. Без бликов и без теней.

Ветви заметно подросших деревьев и лианы, сконцентрировавшиеся в верхней части стен по контуру зала, создавали эффект лесной полянки, на траву которой я ступила. Здесь тоже недавно прошёл дождь: трава была влажной, а все цветы спрятались в бутоны. Насекомых видно не было, а птицы, нахохлившись, сидели, спрятавшись под листвой.

Вновь, и уже гораздо спокойнее, я взглянула на своё отражение в ближайшей зеркальной поверхности.

Увиденное меня приятно удивило. Все признаки истощения и обезвоживания исчезли, осталось только хрупкое и едва начавшее формироваться девичье тело. Волосы приобрели приятный золотисто-белый и, мягко переливающийся всё тем же перламутром, цвет. И, хоть на ощупь они и остались непривычно упругими, но вели себя смирно.

Радужки оказались красивого глубокого цвета зелёного аквамарина, с тёмно-голубыми, при повороте головы, бликами. Почти как у меня раньше… Графитово-серые ресницы на кончиках тоже вспыхивали перламутром. Меня поразило наличие второго века, тянущегося тонкой складкой от внутреннего угла глаза и формирующего далее тонкую изящную бровь. Я придвинулась ближе к зеркалу, продолжая рассматривать строение глаз. Зрачок оказался похожим на многолучевую звезду, а в углу возле носа угадывалась ещё и тончайшая складочка внутреннего века. Но всё это совершенно не бросалось в глаза и казалось абсолютно естественным.

Рост Пинны, насколько я могла судить, составлял около ста семидесяти пяти сантиметров. У нас бы в таком возрасте при таком росте и худобе меня наверняка бы дразнили каланчой или ещё как-нибудь…

– Шато? А сколько Пинне лет?

А то я это так и не выяснила.

– Четырнадцать полных циркусов.

– Ты же понимаешь, что я не по своей воле заняла её тело?

– Конечно. Мы все стали жертвами обстоятельств непреодолимой силы. Но ты не переживай, Полина. Алибер сказал, что всё будет хорошо. Это означает, что результат в конечном итоге устроит всех.

Я вдруг ясно осознала ту непреодолимую пропасть, которая лежала между мною и Алибером – Мечтой Всей Моей Жизни, моим Ангелом-Спасителем, Моим Ангелом Смерти. Существом, принадлежащим совершенно другому Миру. Миру, который мне, возможно так и не удастся познать.

Но которому мне так хотелось понравиться. Им обоим.

Изображение передо мной расплылось, а по щекам потекли слёзы.

И вновь тебя, Полина, ждёт – одиночество, … Если удастся выжить.

Я вошла в гардеробную. Проморгавшись, тупо уставилась на ряды совершенно одинаковых лоскутов белой ткани, висящих на вешалах и стопками лежащих на полках. На отдельном вешале красовалась моя ночнушка.

– Шато? Мне, наверное, нужна помощь.

– Извини, я не подумал, Полина. Всё очень просто. Накидываешь на себя палу и представляешь на себе любое одеяние. И нужно закрывать глаза, потому что как только ты их откроешь, трансформация палы прекратится. Если позволишь, я транслирую тебе несколько любимых Пинной образов.

Я с опаской покосилась на ночнушку, которая, как мне показалось, стала ещё более невесомой. Надеюсь, что тяга Пинны к прозрачным одеяниям не простирается дальше спальни. И, хотя это тело и не моё, выставлять его напоказ я была совершенно не готова. Пусть даже, как я поняла, в отношении наготы здесь и нет никаких заморочек.

– Мне неизвестно, как это столь смущающее тебя одеяние сюда попало, Полина. — услышала я Шато.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nata-eleott/polina-mechty-sbyvautsya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.