Книга - Записки питерской алкашни

Записки питерской алкашни
Евгений Сергеевич Еременко


Несколько странных историй от любителей выпить из Санкт-Петербурга. Некоторые имена вымышлены, некоторые обстоятельства – тоже, но, в общем, по-моему, получилось достаточно весело. Буду рад, если и вы останетесь того же мнения об этом сборнике абсурда.Содержит нецензурную брань.





Евгений Еременко

Записки питерской алкашни



Мамонтов притон



Дождь падал противной мелкой моросью, вычерчивая узоры в неярком свете фонаря, под ногами хлюпало, руки мерзли. Но всё это мелочи, ведь сегодня пятница, и предвкушение праздника грело душу сильнее, чем осень охлаждала тело. Пьяный голос в домофоне, пятый этаж пешком, отдышаться, позвонить. Открывается дверь, на пороге Кирилл, он же Кирик, он же Мамонт. Сей дядечка совсем не смахивает на апостола Петра и ключи в его руке совсем не от рая, но нимб растрепанных светлых волос на голове определённо даёт эффект. Мамонт сначала смотрит на тебя взглядом Людовика с эшафота, а потом говорит "заходи". Он – хозяин маленького оазиса алкоголизма под самой крышей, где немного ближе до звезд, впрочем это расстояние всегда варьируется, в зависимости от количества выпитого.

Пьют здесь, как правило, водку. Она разная по сути, вкусу, цене и качеству, одинаков лишь принцип ее работы и время потребления. Если наутро никому никуда не надо, то она пьется до появления зеленых чертей, а потом ещё и вместе с ними. Образно говоря. Но если вдуматься, то чертям бы здесь точно понравилось. Квартира, пережившая нашествие тараканов, клопов и прочей нечисти, перепланировку посредством кувалды и набеги свински нетрезвых компаний, находилась во владении одного молодого холостяка, который, как и все нормальные холостяки, вместо уборки всегда мог найти занятие поинтересней. Это могли быть и компьютерные игры, и кино самых занимательных жанров, и мимолетное вдувание какой-нибудь из неосторожно забредших дам, ну или простое неприцельное плевание в потолок. Сейчас веселье было в самом разгаре. Кэст, собрав, как обычно, глаза в кучку под очками, орал тосты и ещё что-то, непонятное, но громкое, Коля, тычась небритой губатой мордой во всех, что-то доказывал, обильно брызжа слюной, Монти, распластав телеса по подоконнику, наблюдал за действом, попыхивая сигареткой, с видом довольного и доброго хозяина.

Сам хозяин, впрочем, двигал шкафы с Наташей. Нет, понятно, всех и всегда торкало по – разному, вот в Наташе, например, просыпалась дремлющая госпожа жилплощади, и когда это случалось, Мамонт, до того цитировавший Данте и Конфуция, как-то быстро съёживался до габаритов грузчика, а может даже раба, покорно исполняя то, что велено. Наташа была его девушкой и, как все предполагали, это было частью их ролевых игр, поэтому туда никто особо не встревал.

Толик одиноким привидением шатался по квартире, не находя покоя, за исключением тех кратких мгновений, когда стопки наполнялись влагой живительной и разливались по периферии телесной. В окне светилась полная луна, красивая, с красновато – оранжевым оттенком. В голову лезли мысли о романтике, бабах и Хэллоуине, ибо была осень, а если совсем точно, то середина октября.

– А вся попса – педерасты и свиньи, – раздался пьяный голос Кэста,– нету в них ничего, что могло бы послужить хорошим примером. Да и сами они, потрудись хоть раз вдуматься в свое поведение, поняли бы, что своих детей они бы в таком качестве видеть не захотели!

– Кэст, они же бабло заколачивают, – отозвался Монти, – задумка в этом. И уж детей бы при деньгах им точно хотелось видеть, будь они хоть распоследними "элтонджонами". Время такое, бабло победит зло!

Кэст почесал бритый затылок.

– Нет, – сказал он, подняв палец вверх и немного пошатываясь, – не так. Бабло порождает, а бухло – победит зло!

* Дружный взрыв хохота *

– За это надо выпить, уроем его прямо сейчас! – произнес Монти, под одобрительный гул отвинчивания крышку "Журавлям", – Кирик, Наташа, хорош там уже мебель кантовать, давайте к нам!

Они повиновались, раскрасневшиеся и тяжело дышащие. Было больше похоже, что они не мебель двигали, а под ее прикрытием хорошенько потрахались, но жилплощадь просматривалась насквозь и это исключала. Зазвенели стопки, раздалось приглушенное бульканье и чавканье.

– Мне вот смотрите что хмырь один по работе подогнал, – сказал Кирилл, дожевывая остатки бутерброда и шаря в стоявшей рядом тумбочке.

Он извлек на свет Божий внушительных размеров гриппер, в котором что-то очень призывно и подозрительно зеленело. Повисло неловкое молчание, даже Коля перестал вещать и тупо смотрел на пакет.

– Это что, трава? – нарушил молчание Монти.

– Не- а, – довольно лыбясь помотал головой Мамонт.

Послышались вздохи. У кого-то облегчённые, а у кого-то грустные – пакет тянул грамм на двести и лет на пять.

– А что это тогда за шняга, – спросил Кэст, – от тараканов что-ли?

Мамонт хмыкнул.

– Не. Это для призыва духов в наш мир. Один мой кореш подрезал это у знакомого шамана, может и думал, что трава. Но когда разобрался, что оно травой и не пахнет, за неимением лучших вариантов, отдал мне.

– И что мы сегодня будем делать? Духов призывать? – отозвался Монти.

– Ага, ща призовёшь, со всех концов дома на запах сбегутся, – протянул Колян.

Гриппер открыли. Путем обонятельных исследований было установлено, что косяки из этого лепить не получится, травяное месиво больше всего напоминало какой-то чай. Пахло, впрочем, приятно, но использовать сей дар шаманский как заварку никто не захотел, так как подобные эксперименты могут запросто призвать не духов твой мир, а тебя – в их, и уже надолго.

– А что мы мучаемся, люди? – почесав затылок сказал Кирилл, – Гугл в помощь!

Гуглили недолго. Род травки выяснить не удалось, методов призыва перевалило уже за 15, но было весело, народ шутил, водка низвергалась в желудки, дым стоял столбом, правда Наташа, обозвав всех придурками, малодушно ретировалась домой, но на это никто не обратил особого внимания, она так делала довольно часто.

Интернет, впрочем, не противоречил сам себе лишь в одном – одна только трава, как оказалось, духов совсем не привлекала. Каким-то нужны были жертвы, а здесь на алтарь можно было положить разве что таракана или друг друга, каким-то кровь, органы или еще что похуже, и даже несмотря на явное подпитие, жертвовать не тем ни другим никто не захотел. Все вообще решили, что этот пьяный бред не следует усугублять и приберечь траву до лучших времён.

– Ну ладно, – вздохнул Кирилл, – давайте хоть посмотрим как она горит....

Противников идеи не нашлось, была организована металлическая кошачья миска с предварительно вытряхнутым кормом, и путем нехитрых манипуляций в ней был разведен весёлый, хоть и немного дымящий костерок. Мамонт картинно воздел руки к люстре:

"SPIRITUS MAGNUS RETICULUS!" – замогильным голосом взвыл он, и все заржали.

Вдруг пламя вспыхнуло. Оно почти взорвалось, хотя и тут же погасло, распространяя по комнате тошнотворно- сладковатый дымок. Народ закашлял и ломанулся к окнам, чтобы проветрить и без того провонявшую табаком квартиру от этого нового, совсем уж убийственного аромата. Кто-то включил свет.

Монти закурил сигарету.

– Дебильный этот ваш шамаааа.... – предложение застряло на полпути.

Посреди комнаты сидело существо. Оно хитро озиралось и скалило ряды маленьких, острых зубов. Когтистые лапы выбивали какую-то мелодию по паркету, а уши – локаторы, казалось, могли крутится в каком угодно направлении. Оно больше всего походило на помесь лягушки с летучей мышью, правда крыльев не имело и даже намека на них.

– Вызывали? – глухо квакнуло оно, расплывшись в широкой и жутковатой улыбке.

– Хренасе, получилось… – прошептал Кэст, похоже уже абсолютно трезвый. – Но как, там же куча всего была нужна?..

– Ах, оставьте, – махнуло существо перепончатой лапой. Жест получился на удивление человеческим. – Так чего изволите – то, люди? – существо заерзало, – говорите быстрее, мне совсем не улыбается торчать у вас тут в вашем аду....

Монти поперхнулся и прилипший бычок спикировал с его губы на ковёр.

– Кто ты? – спросил он, протирая глаза. Глаза слезились. На заднем плане слышался шёпот: "Коля, телефон тащи!…" "Куда звонить?.."Снимай, придурок!" "Пять сек, ща…"

– Так ведь демон… – задумчиво протянуло существо и вопросительно сощурило третье веко глаза. – А вы кто такие? Вижу, что люди, вижу, что неопытные, но ректор – то ваш где? – демон приподнялся и встал на четвереньки. Потом как – бы передумал и сел обратно.

– Впрочем, неважно. Мне адски надоели все эти выкрутасы и эксперименты вашей гильдии магов. Ну так чего изволите – то, мессир? – он вопросительно посмотрел на мамонта.

– Золота проси, Кирюха! Это он тебя хозяином считает, ты же его призвал! – Колю позади чуток колотило, то – ли от холода из открытого окна, то – ли от нежданно открывавшихся перспектив, – только не очень много, а то завалит нахер с головой, знаю я их!

– Эмммм.... – протянул Кирик, шаркая ножкой, – ну… нам не очень много золота…

Демон погрустнел.

– Вашу ж Еву, – пробормотал он, – ничего не меняется от поколения к поколению. Ну да ладно, дело ваше.

Он принюхался.

– Ага! Чую! Чую! – радостно квакнул он и подобрался.

– Сейчас колдовать начнёт, – шёпотом произнес Монти.

– Ты снимаешь? – процедил сквозь зубы Кэст.

– Да эта тварь не отображается на экране… – сконфуженно ответил Коля.

– Хрен с ним, пускай колдует…

Но тварь и не думала колдовать. Резко распрямив задние лапы, она прыгнула на Толика, подмяв тщедушное тело под себя и нанося звонкие удары ему куда-то в челюсть. Народ с криками отпрянул в стороны и уже начал было орать, хватая стулья и сковороды, дабы отбить из лап инфернальных несчастного анимешника, как вдруг демон перестал. Затем, повозившись пару секунд, он торжествующе поднял переднюю лапу вверх, в ней поблескивало что-то желтое. По лапе стекало что-то красное и не надо было обладать высоким айкью, чтобы понять , что это. Демон прошлепал на свое место и уселся в прежнюю позу, положив жёлтый предмет подле себя.

– Как вы и просили, Мессир, не очень много золота,– сказал он, с аппетитом облизывая окровавленную лапу, – осталось ещё два желания!

Жёлтым предметом был золотой зуб Анатолия, многие годы бывший, пожалуй, самой большой его драгоценностью, а ныне лежавший на грязном паркете и, похоже, навсегда сменивший хозяина. Толику, впрочем, было явно наплевать на это в данный момент, потому как он прибывал в глубокой отключке после нескольких пропущенных челюсть. Он лежал, а все остальные стояли с открытыми ртами. Может быть вследствие перенесенного шока, а может для того, чтобы демон не узрел среди натуральных зубов и металлокерамики никаких вкраплений золота.

Существо закончило облизывать лапу и вежливо прокашлялось.

– Мессир, ну я же жду, – произнесло оно с какими-то жалобными нотками в голосе, – каково будет ваше следующие желание?

– Ты только бабу у него теперь просить не вздумай, – злобным шепотом сказал Монти, – я даже думать не хочу, каким образом он это выполнит.

Кирилл перевёл взгляд с нокаутированного Толика на существо. Взгляд был недобрым.

– Ты демон идиотизма что-ли? – спросил он, взвешивая в руке пустую бутылку из-под водки. – А если бы я попить захотел? Ты бы из унитаза принёс?

Демон пожал зелёными плечами.

– Не исключено. Ну ведь вы же не ангела призвать изволили, а несколько иную сущность. Специфика, понимаете, обязывает. Да я ведь и рангом низковат… Вот если бы… – он задумался.

– Если бы что? – не выдержал Мамонт затянувшейся паузы.

– Если бы вы призвали кого-то вроде Аластора или Бафомета… – глубокомысленно произнес он, – было бы всё эффектней намного. Ну и дороже, как вы поняли. На порядок дороже. А я -то что? Даже души вашей не требую, так, крови чуть-чуть.

Он скорчил подозрительную гримасу.

– Вы прогуливали демонологию, Мессир?

– Ээээ… Ну… – не нашелся что ответить Кирилл и отвел взгляд куда-то в сторону.

Демон то – ли забулькал, то -ли захохотал, опрокинувшись на спину.

– Ну я же вижу, что да, – клокотал он, катаясь по паркету и держась лапами за живот. – Ну это ж надо так попасть, * хах – бульк!*,* хах – бульк!*,* хах – бульк!*

– Впрочем, – сказал он, немного успокоившись и вытирая синеватые слёзы с глаз,– я люблю прогульщиков. Итак, назовите желание номер 2.

– А может ты так пойдешь? Ну типа нам надо не 3, а всего-то одно, или там оставить их на потом как-нибудь? – спросил Монти.

Демон помотал головой.

– Я понимаю, вы прогульщик, но это уж могли бы и выучить. Протокол обязывает три, значит я буду здесь торчать пока не выполню ещё два. Уж извините, но таковы правила.

– Понятно, – мрачно ответствовал Мамонт. Он действительно сейчас напоминал Мэнни из "Ледникового периода", с той только разницей, что накосячивший ленивец был черт-те чем и страшный.

– Ладно, – сказал он после минутной паузы, – ты можешь сделать меня бессмертным, к примеру? Это пока не желание, а вопрос.

Демон закатил глаза к потолку.

– Моя специализация – только материальные объекты, господин хороший. И я не творю их из воздуха, я могу их только добыть, так сказать, натуральным путём. Радиус моего действия также ограничен периметром данного дома, выйти за пределы которого я физически не могу.

– Кажется я знаю, что нам загадать, пацаны – задумчиво протянул Кэст. – Помните ту психованную бабульку, что вечно орёт, мол гореть нам в аду?

Все дружно переглянулись. На лица вернулись улыбки. Пошушукавшись немного с друзьями, Кирилл изрек:

– Значит так, хочу чтобы ты сейчас пошёл в 312 квартиру и поцеловал Маргариту Ивановну. Но только с язычком! – он упреждающе вскинул палец, – и со всей страстью, на которую только способен демон, ты понял?

– Эт я мигом, – закивало существо, – эт я умею!

– Мигом не надо, скорострел ты потусторонний, надо с чувством. Подольше, понимаешь? Даму нужно завести, прям чтоб "ЭХ!", ясно?

Демон снова кивнул и исчез. Народ выдохнул.

– Водка ещё есть, Кирилл? – спросил Монти. – После такого по-любому нужны стимуляторы…

Монти разливал по полной, с горочкой. Демон отсутствовал всего полчаса, а половина литровой бутылки уже опустела. Народ мрачно курил, теперь с ними был и оклемавшийся Толик, которому сильно жгло новоприобретённую дыру в десне.

– Как думаете, долго он там будет? – спросил Колян, затягиваясь у самого фильтра.

– Это как повезёт, не знаю, – буркнул Мамонт. – Я ж прогуливал демонологию, забыл?

– Криков ужаса чего-то не слыхать, может она ему распятием саданула или там святой водой побрызгала – и всё, спекся демон? – ответил Монти.

– А что, это мысль! – оживился Кэст. – Главное – позитивная. Да и потом, ребят, может мы все белку поймали просто? Ну знаю, знаю, все вместе вряд – ли могли, но вдруг?

Как опровержение послышался негромкий хлопок и все устремили взоры куда-то за спину Толика. Толик вжал в голову в плечи.

– Вернулся, да? – тихо спросил он, не оборачиваясь.

Комната с убитым видом кивнула.

– Задание выполнено, – отрапортовал демон, а затем с ним произошло нечто непонятное – он потупился и стал менять окрас с буро -зелёного на нежно малиновый. – И даже перевыполнил…

Компания переглянулась.

– Ты че с бабкой сделал, паскуда?! – угрожающе двинулся на него Мамонт.

– Я сделал всё, как вы и просили, Мессир! – жалобно посетовал демон, – но не рассчитал, увлёкся…

Что мог сделать не рассчитавший когтистый и зубастый демон со старушкой – божьим одуванчиком, представляли все. Конечно она их всех ненавидела лютой ненавистью и они ей отвечали тем же, но иметь труп на своей совести никто не хотел.

– Она жива? – спросил Мамонт гробовым голосом.

– А, что? – демон, казалось, выпал из воспоминаний. – Жива – жива, ещё – бы. Жизни в ней побольше, чем в любом из вас. – Он глупо хихикнул. – Как и темперамента, наверное…

До Мамонта начало доходить.

– Ты что, трахнул старуху? – его начинало это забавлять. – Ты отодрал 80 – летнюю бабку?!

Демон отвел глаза.

– Так получилось, – пробормотал он, немного погодя. Понимаете, Мессир, я начал так, как и было сказано, но потом что-то сам завелся, да и к тому же она была очень уж настойчива…

Комнату сотряс дружный взрыв пьяного хохота, народ ржал, демон облегчённо квакал.

– Кааак?! – только и смог выдавить из себя Мамонт.

– Ну, понимаете, – демон вновь обрел свой былой философско – хандрящий вид, – мы ведь от вас отличаемся. Немного совсем, воооот столечки – он сузил два пальца на перепончатой лапе, – ведь мы – то больше смотрим внутрь. Жизненная энергия и всё такое…К тому же, честно признаться, она похожа на одну из наших, вы уж извините…

Смех моментально стих. Умы поразила совершенно неожиданная догадка. Вот почему вид демона внушал всем им отвращение и ужас, хотя ни летучих мышей, ни тем более лягушек по отдельности никто из них не боялся. Демон просто фантастически напоминал Маргариту Ивановну, даже в мимике было у них что-то общее, будь то печаль или улыбка, разве что рот старухи вмещал поменьше зубов. Повисло молчание.

– Кирик, пускай уже третье исполняет и убирается ко всем чертям,– сказал Монти, закуривая очередную сигарету, – задолбал.

Поскольку врагов в доме не осталось, а друзьям посылать такое не лезло не в какие ворота, Мамонт сказал просто.

– Исчезни. И не появляйся больше.

Демон почесал в затылке, пожал плечами и действительно исчез.

– Неужели это всё? – спросил Кэст, до конца не веря, что от этого представителя иных миров так легко удалось избавиться.

– Эй, демон! – нерешительно позвал Коля, – ты ещё с нами?

Ему ответила звенящая тишина, только стрелки часов напряжённо тикали, приближаясь к пятичасовой отметке.

– Вроде молчит, – пробубнил Толик, – ну слава Богу. Где мой жуб, люди?

Зуб, должно быть, уже кто-то запинал под один из диванов, и провести остаток пьянки за его поисками хотелось меньше всего.

– Не беси меня, Толик! – чуть ли не выкрикнул Мамонт, – найду – отдам, а пока сгоняй – ка ещё за одной. Мне надо прилечь, что-то хреновато мне…

– Неудивительно, такой стресс поймать, – ответил Монти, – нам бы всем отдохнуть не мешало… А лучше поспать…

Но Мамонт его уже не слышал. Он уже вовсю давал храпака, прямо на том стуле на котором сидел. По губе стекала длинная и вязкая капля слюней, медленно переливаясь на футболку. Кэст уснул ещё раньше, свернувшись калачиком на диване и приглашая всех населявших его клопов угощаться лёгкой добычей. Толик зевнул.

– Может ну его, а? Что – то мне в лом идти куда-то, я устаххххрррр......

Сон застал его неожиданно, и он, не успев дойти до чего-то мягкого, лег спать у кошачьей кормушки.

В ореоле сухого корма он был похож на худого, подобранного с улицы кота, который впервые за много месяцев нажрался досыта и теперь лёг переваривать, как все они делают. Монти тоже вырубался на ходу. Но подобно раненому герою перед морфеевым пленом, он всё-таки успел прикончить ещё несколько стопарей. Клеенчатая грязная скатерть прилипла к его лицу и казалась мягче любых пуховых перин. Вновь стало тихо.



Дождь накрапывал сильнее, чем вчера. Погода, даже по меркам неприхотливых петербуржцев, была откровенно мерзкой, и два санитара скорой помощи, стоя под козырьком подъезда, курили и зябко ежились.

– Погодка – она прям как этот дом, серьёзно, Вась, – сказал один и отправил тлеющий окурок по дуге в ближайшую клумбу. – Обострение у них у всех, что-ли?

– Не иначе, Витек, не иначе, – ответил Вася и повторил незамысловатый маневр со своим окурком. – Как ещё объяснить, что народ местный стал беленой накуриваться? Ещё бы чуток – и привет!

– Ну да, реально. Сколько они проспали?

– Двое суток вроде – бы. Хорошо, эта баба всех на уши поставила, как ее? Наташа?

– Да вроде. Но фиг ты с ними, на них один взгляд кинуть – и понимаешь сразу, что пятеро идиотов, но бабка – то что? Помнишь?

Витя помнил. Он не хотел этого помнить, но воображение вновь и вновь рисовало обнажённую бабульку с растрепанными волосами, которую пришлось отлавливать по дворам. Он помотал головой, отгоняя наваждение.

– Да уж, забудешь такое, – Вася закурил еще одну, – кого она звала?

– Лягушонка. Это ж надо, приходнуло бабку…

Оба в голос заржали. Определённо, фраза "лягушонок, вернись!" обретала крылья и была хитом недели.

– Как они там? – крикнул Вася водителю.

Тот оторвал глаза от телефона и сделал неопределенный жест.

– Ладно, пришли в себя – уже хорошо. Сейчас на детокс, и всё будет норм. Пойдём, Витек. Зуб взял?

Витек взял. Хоть что-то удалось поиметь с этого притона, правда скорее как сувенир, но всё же не с пустыми руками. Они побросали бычки и загрузились в карету скорой помощи. Дождь продолжал лить и вместе с ним летели октябрьские жёлтые листья, устилая дорогу и противно налипая на лобовое стекло.



Страх и ненависть в сортире



На потолке все было как обычно. Тихо гудела вентиляция, всасывая в себя такие привычные запахи, потихоньку росли пылевые сталактиты, стремясь куда-то вниз, где люди вереницами входили и выходили, то и дело хлопая дверью.



"Забавные, однако, существа", – думал паук Леонид, примостившись, по своему обыкновению, в центре свежесплетенной паутины, – "Придут, посидят на Вратах Смерти и уйдут восвояси. Может быть именно поэтому у них все так хорошо устроено, у этих людей, что загробный мир ведает им свои тайны…"



Вратами смерти Лёня стал называть белую блестящую штуковину внизу после того, как в неё безвестно канул его сосед Иннокентий, сорвавшись со своего насеста рядом. С одной стороны, это было даже хорошо, еды теперь было действительно много и голодать уже давно не приходилось. С другой стороны медали красовалось тотальное одиночество, не то, чтобы гнетущее, паукам вообще не свойственна тоска, однако тут следует сказать, что Лёня не был совсем типичным представителем своего вида. То – ли от того, что облюбованный им сортир находился в баре и спиртовые пары то и дело били в его голову, простите, головогрудь, то ли от того, что он просто таким уродился. Как бы то ни было, мысли его порой посещали странные, к примеру, о смысле жизни и тщетности бытия. А ещё он был истинным филантропом и у него были на то самые веские основания – еда обычно прибывала именно вместе с людьми, залетая в дверную щель, а потом вальяжными бомбовозами оседала на стенах и зеркалах. Он эти поставки еды ценил, более того, однажды узнал, что дела с людьми обстоят абсолютно взаимно. А дело было так.

Два человека с прическами, похожими на мохнатые паучьи лапы, зашли в его комнату вдвоём и жадно смолили что-то, выпуская клубы едкого дыма в потолок, при этом странно хихикая и похрюкивая.



– Смотри, какой здоровый, Витек! – ткнул один из них пожелтевшим пальцем куда-то в Леню, как обычно занятого плетением своих тенет.



– М-да, Димон, вот он жопу-то отожрал, я таких ещё не видел. Давай – ка мы его щас… – парень встал на унитаз и сделал попытку дотянуться до ничего не понимающего восьмилапого.



– Эй, ты что задумал?! – дёрнул его за ремень второй и тот спустился обратно, чуть было не грохнувшись на пятую точку.



– Как что? – обиженно повернулся к нему Витек, – ща поймаю и бабам отнесем!



Повисло гнетущее молчание.



– Ты совсем дебил? – с нотками искреннего изумления произнёс Димон через какое-то время. – Ты представляешь, что начнётся? Да они там от страха все столы перевернут, а потом может ещё кто ментуру вызовет, нас с камнем и загребут, зашибись. Докурился, да?



Витек явно старался переварить услышанное, но получалось у него это медленно и со скрипом.



– Ну ладно, как скажешь, – ответил он, пожав плечами, – ты типа у нас умный и все такое…



– Во-во, правильно, – поддержал Димон. – Да и полезные они, как мне кто-то говорил. Мух хавают и все такое.



– Я чет не очень понимаю, что в этом может быть полезного, – запротестовал Витек.



– А то, – продолжил напутствовать его собеседник, что не будь на свете пауков – сидели бы мы сейчас в мухах по самые яйца. Теперь понимаешь?



Витек неуверенно кивнул.



– Ладно, пойдём. Бабы, наверное, про нас и так уже не то подумают-он картинно отсалютовал в потолок, – до свидания, камрад Паук, благодарим за безупречную службу человечеству!



Лёня, как и прежде, сидел на своём месте и обдумывал услышанное. Двуногие вообще нечасто говорили в этой комнате, и уж совсем никогда не говорили с ним, а эти двое… Что они имели в виду?..



И вдруг, все прояснилось. Все в жизни стало понятно, ясно и чётко, как будто в глубине его мутноватого сознания кто-то включил лампу люменов на триста. Его работа – это жрать мух! Его цель – жрать мух. Это – и его судьба, и его служба, ведь не просто так эти двое людей только что так официально его благодарили. Ему вдруг стало невыносимо стыдно за то, что он пару минут назад всерьёз собирался драпануть к спасительному куску отслоившейся штукатурки в тёмном углу потолка, когда один из двуногих попытался его достать. Ясно же, что если благодарят, есть они тебя не будут, вот и вся арифметика!



С этих пор жизнь Леонида обрела новый смысл, а также новый, ещё более выраженный вкус. Заматывая очередную порцию еды в кокон, паук теперь напевал непременное "наша служба и опасна и трудна", не обращая внимания на протестующий бубнеж своей добычи. Раньше он имел обыкновение если не говорить с залетными гостями, то хотя-бы пробовать такое. Неблагодарное занятие, однако, это было. Мухи никогда не понимали его благих намерений поговорить за ужином, и только истошно вереща на недоступных человеческому уху частотах, пытались рвать плоды его ежедневных рутинных трудов. Все-таки сказывалось отсутствие соседа, навеки сгинувшего в унитазе, ну да теперь это и не было бедой. С врагами что говорить? Все равно ничего умного они тебе не скажут.



На дворе была середина лета и жрать теперь приходилось даже через силу, но Лёня справлялся, и после очередной линьки его, как выразился один из людей, "жопу" разнесло до прямо-таки грандиозных размеров. Крестик на ней смотрелся тоже очень ново и органично, свежий и белый. Лёня теперь чём-то напоминал разжиревшего генерала вермахта, со свежезаслуженным железным крестом, красовавшимся, правда, где-то на не слишком подобающем месте.



Люди, как всегда, сновали в его комнату и обратно, не удостаивая его ни похвалой, ни даже взглядом. Поначалу Леню это мало заботило, но со временем обретенный им пыл гас, а стройную теорию о смысле существования пауков понемногу подтачивал тонкий червячок сомнений, конкретно не давая покоя. И вот однажды, нажравшись до такого осоловения, что даже через силу уже не получалось, Леню вдруг осенило. Ведь если гора не идёт к нему, то двигаться надо самостоятельно! Нечто внутри подсказывало, что не всякий человек знает о возложенной на него миссии, и нужно искать людей, схожих с теми, предыдущими. Он терпеливо ждал знака, тщательно вглядываясь в двуногих, и буквально через пару дней он его действительно получил.



В сортир зашёл человек. По размерам он был поменьше, чем те двое, но паучьи лапы на голове были длиннее, место, где у людей находится головогрудь, было раздвоенным, округлым и большим, а самое главное – на месте между этих округлостей как раз и был знак. А именно – крест. Почти совсем как у него, он сверкал и красиво поблескивал каким-то металлом.



"Наверное, за особые заслуги" – решил про себя Лёня и начал лихорадочно раздумывать, что же ему все-таки делать. Двуногое между тем, не смотря на все свои знаки отличия, вело себя вполне заурядно, восседая с задумчивым видом на Вратах Смерти, и даже не глядя в его сторону. Нужно было действовать. Первой мыслью было шлепнуться человечице прямо на голову, но он быстро её отмел как неподобающую, слишком уж наглую, да и страшноватую, говоря откровенно. А вот следующая показалась весьма удачной, хотя и тоже дерзкой.



Закрепив страховочную нить на одной из радиальных, он медленно стал спускаться вниз, попутно продлевая паутину посредством собственного веса. Он точно вымерял направление и оказался на уровне лба двуногого, за все это время так и не поменявшего позы. Продумать заранее собственную речь он, естественно, не догадался, поэтому ляпнул первое, что пришло на ум.



– Служу человечеству! – рявкнул он как мог громко, по паучьим меркам, приложив лапку к педипальпам и мерно покачиваясь из стороны в сторону.



Сначала, вроде – бы, ничего не произошло. Потом существо подняло на него глаза. Они, в смысле глаза, и без того выпученные и напряжённые, теперь вовсе полезли из орбит. Ворота Смерти гулко ухнули, звук был чем-то похож на тот, когда в них угодил Иннокентий, только в сотни раз мощнее. Паукоголовое издало протяжный вой, запрыгнуло на белый бачок, располагавшийся позади Врат и, замахав руками, вжалось в стену. Орать существо не перестало даже когда Лёня, повинуясь первобытным инстинктам, от страха сделал то, что обычно делают все пауки – кругопряды, когда чувствуют, что приближается неминуемый пиздец – поджал лапки и полетел на холодный кафель, теперь уже надеясь только на удачу.



Ручка двери судорожно задергалась.



– Нина, что с тобой? – послышался голос, приятно низкий и неприятно мощный, – открой дверь!



Человечица перестала выть и проорала ну очень страшным голосом :



– Я не могуууу!!! – причитало двуногое, вжимаясь ещё глубже в стену, – здесь эта тварь! Сашенькаааа!!! Я щас сдохну!!!



Сашенька, судя по всему, её услышал и решил, что его самку убивают. Дверь застонала под тяжёлыми ударами, и Лёня понял, что если он так и будет тут лежать, то все то же самое этот человек проделает уже с ним, а может и ещё чего похуже. Восьмилапый ломанулся в самый пыльный и тёмный угол за унитазом, где находился туалетный ершик и что-то ещё, иногда фырчащее и производящее на свет сортирный какой-то дивный аромат. Юркнув за ершик, Лёня вновь съежился. Ему хотелось сжаться до размеров молекулы, чтобы свирепые люди не смогли его разглядеть и отомстить. За что отомстить, правда, он вообще не понимал, но не надо было иметь человеческий мозг, чтобы понять намерения людские.



Дверь, судя по звуку, подалась и рухнула, отколов попутно добротный кусок раковины. Лёня выглянул из своего убежища.



Сашенька стоял красный, потный, раздувал ноздри и бешено вращал глазами. Одного взгляда на эту машину убийства было достаточно, чтобы все догадки сразу подтвердились.



– Кто?! – рявкнул человек каким-то совсем уж страшным голосом, – где?!



– Вон!!! – дрожащим пальцем человечица ткнула в место леонидова приземления, промахнувшись при этом чуть ли не на полметра.



– Что? – не понял человек, вглядываясь в указанное ему место.



– Паук, что! – чуть не плача выдавила из себя Нина, ещё сильнее поджимая под себя ноги.



Сашенька почесал в затылке. Картина вырисовывалась действительно убийственная, наверняка даже для него. Выдранная с мясом дверь, разбитая раковина, паук, судя по крикам, бывший никак не меньше собаки, но ныне благополучно исчезнувший, и баба без трусов, восседающая на сливном бачке. Иероним Босх бы, наверное, при виде такого, пришёл в неописуемый восторг.



– Ты че, дура? – спросил Саша, печально подсчитывая в уме стоимость нанесенного ущерба.



– Да ты сам идиот! – парировала Нина, злобно прищуриваясь, – пока ты эту тварь не поймаешь, я отсюда слезать даже и не подумаю! Это – целый тарантул, нет, птицеед! По-любому птицеед, я таких видела по телеку!



Потом, будто сменив гнев на милость, протянула жалобно :



– Ну Саааш! Убей его, я боююююсь!



Саша тяжело вздохнул и принялся шарить по тёмным углам туалета. Лёня, понимая, что бежать некуда, обречённо наблюдал, как человек, медленно, но верно, в своих поисках подбирается к нему. Он чётко осозновал, что из сложившейся ситуации у него, собственно, выхода всего два – через пару мгновений он навеки останется в виде сочной лепешки на этом самом кафеле, либо сообразит убраться куда-то ещё. В роли нормального убежища не виделось вообще ничего, кроме каких – то тряпок в углу, и, не имея времени на раздумья, он равнул к ним и зарылся поглубже в ту, что была мягкая, но вся в каких-то чудных, дырявых узорах. Как раз вовремя, потому что через секунду он услышал звук опрокинутого ершика, а затем сашенькин голос.



– Да нет тут ничего, Нин, – пробурчал парень недовольно.



– Ты мне что, не веришь?! – взвизгнула девушка угрожающе.



– Да верю, верю, – отмахнулся тот, – но это – паук, а уж что они умеют делать хорошо, так это жрать, да прятаться. Вот и свалил, наверное, в какую-то щель, а теперь подыхает.



– В смысле? – не поняла Нина.



– А в том и смысле, – ответил Сашенька нравоучительно, – что когда ты на ультразвук переходишь, я сам за сердце хватаюсь. Паука, наверное, вообще должно было на части разорвать. Может, потому его и нет… Ладно, кончаем этот цирк. Слезай давай уже со своего насеста.

Нина послушалась, боязливо опустив ногу на пол, аккурат рядом с шортами и трусиками, про которые уже и думать забыла. На бачке отпечаталось темно-коричневое пятно, и насколько было видно Лёне из укрытия, на жопе человечицы-тоже. Сашенька скривился.

– Значит так, – сказал он решительно, – я сейчас верну дверь на место, а ты приведи хотя-бы себя в порядок и валим отсюда нахрен. Мне совсем не улыбается платить за весь этот бардак, ты поняла меня?

Нина кивнула. Она была вся пунцовая, и, видимо, решив, что ниже падать уже все равно некуда, чётко выполняла инструкции. На приведение себя в порядок ушла пара минут и Леонид, забыв и думать о наградах или славе, решил, что ему таки удастся дожить до завтра. Он уже расслабился и выдохнул, как вдруг его убежище было обнаружено. То есть, не совсем обнаружено. Все, что он успел заметить-это как в дырки по бокам влезают смутно знакомые ноги и он, как на лифте, стремительно уносится вверх. Потом его до кучи ещё к чему-то прижало. Там было тепло и влажно, а также, как он с ужасом понял, совершенно невозможно двигаться. Начиная осознавать, где он очутился и смутно догадываясь, что одно только движение огромной туши его попросту расплющит, он сделал то единственное, что показалось ему правильным.

"Помирать – так с музыкой!" – решил он, всаживая хелицеры в нежную, розовую мякоть.

Обстановка сразу же резко изменилась. Лёня никогда не думал, что человек сумеет так быстро вылететь из трусов, но эта дама была явно полна сюрпризов. Дверь на этот раз была снесена уже в обратном направлении, по всей видимости снаружи её подпирал Сашенька, ибо после удара послышалась отборная ругань знакомым басовитым голосом.

– Валим! Валим! – было последнее, что услышал Лёня, а потом наступила тишина. Смутно предчувствуя, что скоро сюда опять нагрянут, он со всей скоростью, на какую был способен, залез обратно в свой угол на потолке, где теперь находился в относительной безопасности.

"Застать в руинах свои города" – то самое чувство, которое он при этом испытал. Двери не было, куска раковины-тоже, на полу валялись злосчастные трусы, а Врата Смерти были в чем-то буром и мерзко воняли. Удручающее зрелище, но могло быть и хуже, ведь совсем недавно его самого пытались размазать ровным слоем по всей этой комнате, а может и по чему-то ещё, и им это почти удалось, но он победил. ПОБЕДИЛ!?

Лёня начал испытывать какое-то новое чувство. Гордости, что-ли? Ещё бы, обратить в позорное бегство двух человеков – да такого и птицы-то, по слухам, не умели. А он сумел. Кажется, он имел все шансы стать самым крутым пауком всей средней полосы, если такие титулы в подобных кругах вообще бывали. Валясь с лап от приятной усталости, он лёг спать за родной кусок отслоившейся штукатурки, и сегодня ему даже снились сны. Вроде- бы про то, как в сеть к нему вместо мух прилетают люди, одни громко визжат как Нина, другие – отборно матерятся как Сашенька, но все в итоге вкусные и питательные, как мухи.

С этого дня лёнина жизнь стала куда как лучше. Кому нужна эта выслуга перед двуногими, когда ты сам в состоянии гонять их как скотину? Своих подвигов, впрочем, он на всякий случай благоразумно решил не повторять, а то мало ли что, но снова за ужином вёл старые добрые беседы с обездвиженными визитерами, как когда-то давно.

– А вы знаете, мадемуазель, – говорил он порой, раздуваясь от гордости, – вы имеете честь обедать с самым крутым пауком в округе, да. Я, конечно, не хвастаюсь, но даже люди со мной на короткой ноге, можете поверить – при этом он загадочно хмыкал себе в педипальпы. Мухи, спеленутые в плотный кокон, как и прежде орали или бубнили на своём неясном иностранном языке, ну не понимал он по-ихнему, однако теперь Лёня воспринимал это как яростное одобрение, и от того кушать становилось ещё приятней и вкусней.



Клад



Если идти по обочине дороги в тот период питерской весны, когда она становится похожа сама на себя, можно наблюдать тучи вздымаемой сапогами пыли, горы прошлогоднего мусора, робко поднимающие голову цветы мать-и-мачехи, да изредка проезжающие машины. В общем-то, это всё, и радость от такого пейзажа может испытывать разве что самый больной на голову романтик. Совсем другое дело, если всё тоже самое, но в руке банка пива, в рюкзаке булькает еще чуть ли не ящик таких же, металлоискатель в нетерпении ожидает своего часа, а ты сам ожидал его всю зиму и добротный кусок осени, плюс март. Мир тогда предстаёт совершенно иным, всё обретает куда более яркие краски, небо становятся Небом, весна – Весной, голая пока ещё земля вводит состояние какого-то совершенно неописуемого восторга, а жизнь, как таковая, опять обретает смысл. Может от того, что в тебе, взрослом уже дядьке, вновь просыпается приказавший жить долго мальчишеский азарт, может от того, что пиво в сочетании с Апрелем действует невероятно омолаживающе на душу, а может от всего вместе взятого. Но тебе хочется петь, и сворачивая в поле или лесок, ты зачастую так и делаешь. Расчехляя инвентарь, пылившийся в кладовке с осени, ты радуешься всему этому набору как внезапно отыскавшимся родственникам, и они тебе как будто бы тоже рады, на этот раз они тебя точно не подведут, и вы все, пришедшие сюда копаться в грязи, вернетесь домой почти князьями и герцогами. Ну ладно, пусть не так, но авось глядишь – и перепадет монетка – другая. А уж напороться на сундук золота или хотя-бы горшок серебра – так это вообще звезда клинического счастья всех "копарей", влекомых на лоно природы каждую весну отнюдь не на какие-то пошлые шашлыки. В народе эта болезнь называется "Цокотухой" – люди ведь реально ходят по полю и ищут денежку, правда везет по-крупному лишь единицам. Но даже не избалованные фортуной индивиды, как правило, без награды не остаются. И сколько неподдельной радости вырисовывается на обветренном и грязном лице, когда счастливец выковыривает из кома земли зелёную от времени медную монетку… Такие моменты стоят того, чтобы жить.

– Друг, – грустно констатировал Валера и от души пнул кусочек меди заляпанным грязью берцем.

Слово "друг" на местном диалекте означало мелкий кусок от снаряда времен Второй Мировой, из-за размеров и состава, преимущественно медного, очень часто мимикрировавшего под царские монеты мелкого достоинства.

Пословица "Не имей сто рублей, а имей сто друзей" в этом контексте обретала какой-то совершенно зловещий смысл, и о ней старались не вспоминать, чтобы не сглазить ненароком. Суеверием, впрочем, народ особо не отличался, хотя и были определенные ритуалы, но были они скорее просто "для галочки".

– Дай я похожу, – сказал Жека, протягивая Валере лопату.

Они поменялись. Теперь Жека зондировал почву, а Валера шел с лопатой наготове, в ожидании заветного сигнала. Денис, как обычно, со всем справлялся самостоятельно, метрах в пятидесяти от них. Звенел динамиками его детектор, сам же он то и дело наклонялся в нужных местах, роя неглубокие ямки и дымя как паровоз дешевыми белорусскими сигаретами. Их улов на сегодня составил всего два "совета" и одного "царя", но солнце было еще высоко и, надо признать, грело, что начинаешь ценить, пережив промозглую северную зиму.

Денис извлек из земли что-то круглое и серебристо – поблескивающее, поднял над головой. Жека с Валерой затаили дыхания.

– Серебро?! – крикнул Валера Денису.

– Подруга! – отозвался тот и, довольно хохотнув, пнул находку куда-то вдаль.

– Тьфу ты, – выругался Валера, – юморист хренов. Дай пивка.

Подругами, в свою очередь, были названы алюминиевые колпачки от инъекций, видимо когда-то вкалываемых скотине, бродившей по этим полям. С точки зрения металлодетекторов, они ничем не отличались от серебряных монет, и это порой приводило друзей в прямо-таки фантастическое бешенство. Впрочем, наверное здесь всё-таки было что-то от типичной женской дружбы.

Валера приложился к полторашке "Арсенального", по привычке выпятив язык наружу. Это никого не смущало, как и то, что на раскопках пиво, какой бы марки оно ни было, со временем становилось исключительно "Землянистым", от слова "земля", а отнюдь не "земляника". Жека закурил и уставился куда-то вдаль. По голубому небу плыли белые редкие облака, над полем вились птицы, высматривая неосторожных жуков и червей, дым от сигареты раздувал легкий теплый ветер, вроде – бы с юга. Хоть пейзажи рисуй.

– Хорош курить, пошли, – вывел его Валера из раздумий, – монеты ждут.

Они шли вдаль, поднимая ногами облачка пыли с подсохшей земли и, как обычно, менялись ролями "перста указующего" и "армейского экскаватора", но удача сегодня явно была на стороне каких-то других копарей. Пьяная усталость потихоньку наваливалась на плечи, зовя домой к вожделенному дивану и телевизору, теплым объятиям девушек и жен.

Вдруг Валера сделал упреждающий жест и припал на одно колено, потянув Жеку за собой. Тот, ничего не понимая, повторил манёвр, решив уже было, что либо Валера "готов", либо узрел на горизонте "бобик". Денис, вовремя заметив эти движения, сделал всё то же самое и теперь таращился на них, подавая вопросительные знаки где-то в двадцати шагах. Валера, не говоря ни слова, показал куда-то вдаль. Слышал – то он не очень, но, видимо, зрение ему это компенсировало. Щурясь и прикладывая ладони к лбам, Ден и Жека наконец смогли различить какое-то зелёное пятно, маячившее вдалеке и неплохо так выделявшееся на фоне бурой земли поля.

– Что это, Валера? – прошептал Жека, ничего не понимая.

– Не знаю, – ответил тот, тоже шепотом, – но оно приближается и, кажется, нас не видит.

Ветер тем временем доносил какие-то странные звуки со стороны зелёного пятна. Это было похоже то – ли на крики, то – ли на песни, из разряда тех, что подвыпившие колдыри поют, возвращаясь домой.

– "Мурку", что-ли, голосит? – спросил Жека, делая попытку встать. – Ну и что мы тут лежим? Перебрал мужик, что прятаться – то?

Валера потянул его за рукав, и он снова плюхнулся рядом.

– Какой, нахер, человек, Евген? – процедил он сквозь зубы, – ты слепой? Да в нём роста от силы метр!

Пятно приближалось и действительно было не столько далеким, сколько мелким.

– Ребёнок? – неуверенно предположил Денис.

– Чет голос у него ни хрена не детский, – ответил Валера, – да и к тому же где ты в последний раз видел бородатых детей?

Поющее нечто приблизилось настолько, что стали видны детали. Рыжая растительность на подбородке и щеках развевалась по ветру, голову венчал зелёный цилиндр, он был вообще одет во всё зелёное, с редкими вкраплениями белого лишь где-то в районе лодыжек. Нетвердой походкой существо брело к ним, не меняя направления и горланя какой-то очередной шедевр из "блатняка" безбожно пьяным и противным голосом, явно не обращая никакого внимания на трех припавших к земле друзей.

– Короче, народ, есть два варианта, – шёпотом процедил Валера, – либо мы все допились окончательно, либо к нам чешет самый настоящий лепрекон.

– Кто? – шепотом переспросили Жека и Ден.

– Лепрекон, – ответил Валера глухо, – это существо из ирландских легенд. Они, понимаешь, золото прячут по всяким труднодоступным местам, и если одного такого поймать, то он непременно это место нам выдаст!

– Бля, Валера, ты в это веришь? – Ден еле сдерживал смех.

– Я уже во что угодно готов поверить, лишь бы накопать наконец-то хоть что-то ценное, – ответил тот. – Жека, ты у нас мастер переговоров, иди поговори с ним.

– И что я ему скажу? – недоумённо ответил Жека, – "Где золото?" Так его поймать для начала же нужно…

Существо было уже в метрах тридцати от них и не меняло направления.

– Владимирский централ, ветер северный! – орало оно, повергая в смятение пролетающих мимо ворон .

Вдруг он остановился и застыл, пошатываясь, тупо глядя на распластавшуюся по земле компанию.

– Спалились, кажись, – сказал Евген и приподнялся. – Милейший, вы чьих, собственно, будете?

Лепрекон икнул. Обведя их всех довольно мутным взглядом, он изрек хриплым и низким голосом:

– Золота захотели, суки? – он изогнул руку в локте, делая недвусмысленный жест, – так вот вам!

С этими словами он развернулся и побежал. Прыть, с которой он несся по рыхлому полю, была совершенно фантастической для его скромных размеров. Валера с Евгеном так и остались стоять с открытыми ртами, Денис же с места рванул следом. Может, сработали генетические инстинкты сибирских охотников, может ему не понравился тон, но в руке у него чётко просматривалась лопата, а темп тоже был очень быстрым.

Впрочем, Денис быстро понял, что даже ему не под силу тягаться в атлетике с зелёным пиздюком, и он в отчаянии запустил в него единственным, что было в руке. Лопата, совершив в воздухе несколько красивых кульбитов, приземлилась точнехонько в лепреконов цилиндр, чем сорвала весь его хитроумный план побега – он зарылся носом в весеннюю грязь и лежал без движения. Жека с Валерой дернули к месту его посадки, Ден был уже там.

Как раз тут и пригодились неизвестно зачем спертые с работы хомуты из Валериного рюкзака. Стреноженный гном сидел на заднице и гневно сверкал глазами на обступившую его троицу.

– Ну что, друг любезный, – сказал Евген, – теперь – то уж давай рассказывай.

Откровенно говоря, "друг любезный" при ближайшем рассмотрении представлял из себя страшноватое зрелище. Это был в полном смысле слова человек, правда ростом с пятилетнего ребёнка и следами хронического алкоголизма под глазами. Во всех же остальных деталях он был классическим представителем ирландских легенд, с рыжей растительностью на лице и в соответствующем облачении, разве что из-под зелёного камзола торчала грязная майка – алкоголичка, а вместо лакированных туфлей были какие-то шлёпанцы от неизвестного дизайнера.

– Да вы че, охренели, твари?! – пророкотал он зычным голосом, – да вы хоть знаете на кого бочку катите, петухи лагерные?! Совсем рамсы попутали?!

– Какой-то это очень русский лепрекон,– шепнул Валера Денису. – У меня сосед как напьется, всегда что-то подобное слышно.

– Говори, где золото прячешь, сука! – взревел Евген, которому уже порядком надоел этот балаган.

– Ага, а может тебе соснуть впридачу? – хихикнул гордый персонаж ирландского эпоса, плюнув ему под ноги.

Жека оторопел и почесал затылок.

– А что, это ведь мысль… – сказал он, расстегивая ширинку. – Ребят, подержите – ка его!

Глаза Лепрекона округлились до размеров царских "пятаков".

– Ты че делать собрался, пидор?! – заверещал он, тщетно пытаясь уползти.

– Значит так, – замогильным голосом сказал Жека, – или ты нам нычку сдаёшь, или ты станешь первым в мире голубым лепреконом.

Повисла звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая жужжанием редких сонных мух.

– Ладно, сдаюсь, – поднял в картинном жесте руки пленник, – пошли покажу.

– Не вздумай нас дурачить, сопля зелёная, – сказал Валера, – а то шустрый больно.

– Ладно, – ответил он, – только хомут – то снимите, а то как я пойду? И это, ребят… Пиво есть?

– Жек, – шепнул Денис Евгену, – а ты что, реально собирался? Ну это…

– Дурак что -ли? – фыркнул Жека, – ну если только на полшишечки, противный....



***



– Это они его мне дали, гражданин начальник, сердцем матери клянусь! – орал человечек в зеленом камзоле, подпрыгивая на стуле.– Они!

– Хорошо, – сказал капитан Козлов, глядя на него и сосредоточенно жуя кончик карандаша. – Они-то его где взяли?

– Они его выкопали! Лопатой вот так взяли и выкопали!

– Хорошо, – капитан нахмурился, – а место где копать они откуда узнали?

– Это я им показал!

– Так значит, это было ваше золото? Я что-то опять ничего не понимаю…

– Да нет, не моё! – закричал зелёный человечек, вцепившись себе в рыжую бороду и чуть не плача. – Его туда зарыли ещё до меня! Ну стал бы я во всяких дурацких костюмах на занюханных дачах подрабатывать, имей я горшок золотых монет, подумайте!

Капитан подумал. Получилось не очень, но кажется что-то до него всё-таки начало доходить.

– Хотите сказать, что вы это так случайно угадали?

– Да! Черт возьми, да! – радостно закивал головой человечек.

– Николай Владимирович, -капитан вздохнул, – вы считаете, я поверю в этот бред? Давайте- ка ещё раз, с самого начала.

Человек вздохнул и начал в третий раз бубнить ненавистную ему историю.

Я, Мокрухин Николай Владимирович, в ночь с 18 на 19 Апреля подрабатывал на даче у каких-то шишек больших, и поскольку формат вечеринки был определён как "ирландский", меня, естественно, вызвали туда на роль лепрекона, ибо в силу врождённых дефектов роста, а также цвета волос, на эту роль я как раз очень даже подхожу. Что? Да плевать они хотели, что день Святого Патрика был месяц назад, мне что с того? Халтура и халтура. Выступил хорошо, а гости за это время до такого состояния, видать, надрались, что и меня тоже решили накачать, дескать трезвый ирландец – это непорядок в России и не важно, что он – лепрекон. Накачали они меня, конечно, знатно, я нихрена не помню, очнулся потом где-то в поле, но там было довольно хорошо. Иду себе, гуляю, и вдруг эти трое как выскочат – и давай мне втирать дичь какую-то. А я в образе ещё, ну ляпнул, что хрен им, а не золото, и ну деру от них! А потом чувствую, что-то в голову прилетело, я опять отрубился. Очнулся снова, башка трещит, на ногах хомут, чтоб не сбежал значит, и эти трое смотрят на меня, чуть не облизываются. Отдавай, говорят, золотишко! Ну я им, дескать, "откуда золото у бедного артиста, отпустите меня, что вы тут устроили, это – беспредел и произвол"! А мелкий тот встал и сказал, что или золото гони, или они меня сейчас по кругу пустят. Нет, гражданин начальник, мне что было делать? Я и сказал, что будет им золотишко, терять – то мне было уже ничего. Помурыжил я их часа три, думал может на людей каких нарвемся, а глядишь – может и на милицию, а как назло – только поля да птицы. Тогда толстый и говорит, что мол темнишь ты чет, братву значит кидануть решил, ну сейчас ты у нас закукарекаешь. Я и думаю всё, хана мне, продырявят в три смычка. Топнул ногой, да как заору, что вот оно место, прямо подо мной! Эти, кажись, не поверили нихрена, но лопаты достали и начали рыть, к тому же прибор ихний что-то там показывал. Вырыли горшок, вроде глиняный, а там реально золото. Монеты какие-то. Ну они его по рюкзакам распихали, мне тоже в карманы, видать, на радостях положили, ну, говорят, пока, не поминай лихом – и смылись. А я вышел, значит, на какую-то дорогу – смотрю наряд едет – совсем вовремя, блин.

– То есть вы утверждаете, что вам удалось случайно угадать месторасположение клада стоимостью в несколько миллионов рублей, а может даже и долларов? – капитан вопросительно вскинул бровь.

– Да получается так, – упавшим голосом ответствовал Коля. – Ну а кто знает, может я реально немного лепрекон? И может ирландские корни у меня?

Оперуполномоченный Козлов продолжал грызть карандаш.

– Заявление составлять будете? – спросил он, видимо всё для себя уяснив.

– Да нет, наверное, – ответил тот.– Я всё равно не помню лиц.

– Что ж, – пожал плечами капитан, – тогда можно пойти на мировую. Из найденного у вас 25% принадлежит вам, – он отсчитал ему 7 монет, – а остальное, – 21 золотой сыпался в ящик, – государству. Согласны?

Коля не был дураком. Он понимал, что лучше уйти с чем-то, чем загреметь на пару лет без ничего, и ответил твёрдое "да".

Дверь закрылась, а опер задумчиво смотрел на золото в ящике и пил дешевый растворимый кофе. Он уже представлял себе заголовки газет в том случае, если бы делу дали ход.

" Трое чёрных копателей пытались изнасиловать карлика на морковном поле"

" В Ленобласти орудует банда голубых копателей"

" Лепрекон – гей платит золотом"

Ну и далее по списку.

– Да, как же скучно я живу, – сказал он вслух и захлопнул ящик.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/evgeniy-eremenko/zapiski-piterskoy-alkashni/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.