Книга - Стражи времени

Стражи времени
Лев Юрьевич Альтмарк


Мент – везде мент #4
Человек и Время… Кто главный в этом тандеме? На страницах заключительной части тетралогии «Мент – везде мент» следователь в отставке Даниэль Штеглер встаёт лицом к лицу с этим непростым вопросом. За годы службы он не раз совершал путешествия в прошлое и даже побывал на том свете, где сумел пообщаться с мёртвыми бандитами, со знаменитостями и с гениями былых эпох. На этот раз в размеренные будни Даника врывается будущее. Его сын похищен из-за компьютерной программы, которую создаст лишь спустя несколько лет. От отца требуют обещание повлиять на парня и уговорить его передать своё детище в руки заинтересованных организаций. Теперь именно Даниэлю придётся решить: достойны ли люди управлять временем и вмешиваться в его естественное течение. Сны и реальность, воображаемые и мифические персонажи, тюремные шарашки и сказочные придуманные замки, мелкая уличная шпана и посланники из будущего – через всё это необходимо будет пройти нашему сыщику, пока он не разыщет пропавшего сына и не откроет для себя много новых и шокирующих истин.





Лев Альтмарк

Стражи времени


Милое дитя, со временем
Ты увидишь линию,
Прочерченную между хорошим и плохим,
И увидишь слепца, стреляющего в мир.
А пули летят, собирая жатву…
Sweet child, in time
You’ll see the line
The line that’s drawn between the good and the bad
See the blind man shooting at the world
Bullets flying taking toll…

    Deep Purple – Child in Time (In Rock, 1970)

СЫНУ ИЛЬЕ



© Альтмарк Л., текст, 2019

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2019

© ИП Суховейко Д. А., издание, 2019




Часть 1

Отец





1


Ах, как быстро бежит время! Не успеешь оглянуться, а самое хорошее, доброе и счастливое, что было в жизни и чем не удалось в полной мере насладиться, уже позади…

Настоящее? Да когда же кто-то из нас был доволен своим настоящим?! Всегда отыщется какая-то застарелая болячка, которая не даёт покоя. Непременно возникнет и какой-нибудь отвратительный человечишка, мешающий своим присутствием твоему существованию. Про деньги, которых хронически не хватает, чёрт бы их побрал, даже говорить не хочется…

О будущем вообще промолчу, ведь размышления о нём чаще всего просто портят настроение. Особенно когда перешагнул определённую возрастную черту – для каждого она своя. И вот тогда-то всё, что пройдено и закрепилось в памяти яркими пятнами, как бы напрочь отсекается, и остаёшься один на один с неясными перспективами, уже не такими радостными, какими они казались ещё вчера. Почти физически ощущаешь, как время, словно величественный и неподвластный никому водопад, рушится гигантскими потоками куда-то вниз. А вслед текущей воде смотреть не хочется. Страшно стоять на краю водопада, у самой бездны, и аналогии возникают при этом всегда какие-то неприятные. Шаг вперёд – и…

Одно остаётся – ностальгически вспоминать о милом прошлом, как бы ни пытался о нём ещё вчера забыть (ведь не всё в нём было на самом деле милым и приятным!), печально покачивать лысеющей маковкой и в расстройстве пускать прозрачную старческую соплю…

А что ещё делать бывшему менту, у которого раньше ни дня не проходило без приключений? И хоть большим количеством погонь и перестрелок похвастаться не могу, но… всего было понемножку. На телесериал средней паршивости хватит.

Однако совсем не об этом вспоминается время от времени, а, большей частью, о добром и хорошем. Чаще всего – о личном хорошем.

Дети? Дети – они всегда быстро взрослеют! Оглянуться не успеешь, а твой розовый ангелочек, которого ты грудничком укачивал на руках перед тем, как отправить на ночь в кроватку, и получал, как высшую заслуженную награду, тёплую, растекающуюся струйку на майке, уже подрос. Беспомощный карапуз превратился в милого мальчугана, упорно складывающего из кубиков свои первые замки. Затем – детский сад и школа, пролетающие мгновенно. Да оно и немудрено: где российскому менту, а потом полицейскому – бедняге, находящемуся в вечной запарке, – находить время, чтобы следить за взрослением сына? Игровые приставки, компьютеры… Наблюдаешь за всем этим со стороны и уже без удивления начинаешь понимать, что сын весьма скоро превратился в юношу со своим непростым характером и интересами, разбираться с которыми тебе предстоит, будто ты встретил совершенно незнакомого человека. Это не твоё второе «я», как ты загадывал, это вполне сложившийся мужчина, похожий на тебя лишь внешне, – в чём-то жёсткий и непримиримый, поглядывающий на отца всё чаще свысока, а в чём-то – по-прежнему тот самый милый, нежный, любимый мальчуган, при взгляде на которого ты умилялся и представлял, что горы перевернёшь, лишь бы ему было хорошо и комфортно рядом с тобой… А что в итоге? Горы так и остались неперевёрнутыми, а перед сынишкой непременно встанут уже свои вершины, покорить которые ему придётся уже без твоей помощи. Не по силам тебе это будет…



Беспокойна и непредсказуема жизнь сперва российского, а потом израильского мента… Впрочем, у кого она лёгкая и комфортная? Гоняешься за преступниками, подставляешь время от времени лоб под пули, и они иногда, в отличие от бутафорских, киношных, попадают не только в злодеев, но и в тебя. Хотя последнее, то есть подставлять лоб, наверное, самое простое. Сложнее – не подставлять, вернее, не доводить дело до перестрелок, о чём в тех же крутых сериалах снимать не любят. Не интересно это, знаете ли, и не зрелищно… А самое тяжёлое – это ежедневное, высасывающее мозг ожидание нового преступления, которое никто без тебя раскрыть не сумеет. Или этот другой традиционно откажется, потому что все вокруг привыкли: такими вещами занимаешься ты и никто больше. Гений, блин, местного сыска…

В этом бесконечном ожидании проходит жизнь, а к концу её вдруг открываешь банальную истину: преступников меньше не стало, и никаких вершин ты не покорил. Когда же рано или поздно отгремят финальные фанфары, и тебя проводят на заслуженный отдых, то всё, что тебе останется, это подрагивающие руки, рубцы от старых ран и какое-то непонятное сожаление о прожитых годах, в которых, по большому счёту, ничего радостного и интересного для тебя не было. Даже сын, твоё зёрнышко и самая твоя большая любовь на свете, – и тот уже взрослый и практически чужой для тебя человек. Проворонил ты его со своей дурацкой службой. Прожил жизнь запрограммированной кукушкой, которая снесла яйцо, подбросила в чьё-то гнездо и вернулась к своей привычной кукушечьей жизни… У сына свой мир, в который тебе хода нет. Да и раньше не было. Он тебя по-прежнему любит и заботится о тебе, слушает твои слова и отвечает на вопросы, но сердце его уже не с тобой…

Что остаётся тогда? Сидеть со стариками на лавочке, вспоминать, как раньше хорошо жилось? Всё в руках спорилось, и любые проблемы решались без усилий? И что люди были прежде лучше, чем сегодня? Не хочется, ох, как не хочется такого прозябания, потому что мозги ещё худо-бедно работают, кое-какие силёнки в плечах остались, вот только… головные боли, опостылевшие старые раны и усталость. Ежедневная и изматывающая, которую никаким отдыхом не победишь. Было б настоящее дело, которое не терпит отлагательств, когда нужно куда-то спешить и за кем-то гнаться, выкручиваться из неприятных ситуаций и переигрывать умного и коварного врага, тогда не оставалось бы времени задумываться о болячках. Да они бы и сами от тебя отстали. Просто не угнались бы за тобой. Хотя бы на короткое время…

Да, о сыне. Пока он был юным и совсем беспомощным, я, как ни странно, нисколько не обращал на него внимания. С самого его рождения жена уяснила, что рассчитывать на посильное участие с моей стороны в воспитании ребёнка вряд ли получится. Мент – что с него взять? И я иногда не вспоминал о нём неделями, не знал даже, дома ли он и что у него за душой. Стыдно признаваться самому себе, но так оно и было… А вот сейчас, когда жизнь резко поменялась, вдруг нахлынула на меня запоздалая отцовская любовь. Аж невольную мужскую слезу вышибает… Нет ничего печальней и смешней, наверное, чем сентиментальный мент.

Впрочем, что-то я не по делу разговорился. Не о том бы сейчас толковать, а старческое нытьё лучше оставить в стороне. Или собрать волю в кулак и вообще постараться не ныть. Особенно на людях.



– Илья, – интересуюсь время от времени у сына, – как дела? Хоть бы изредка делился со стариком своими проблемами. Понимаю, что с замшелым пнём молодому баобабу разговаривать не о чем, и тем не менее…

– Всё нормально, папа! – каждый раз отвечает он и смеётся. – Занимаюсь своими делами. Тебе это вряд ли интересно будет.

Его слова можно истолковать как «не твоего ума дело, папа». Поначалу я очень обижался на такие ответы, потом понял, что, окажись я на его месте, выдавал бы, наверное, то же самое. По молодости мы всегда жестоки к старшим и даже не замечаем, как некоторые наши фразы их обижают. Но если ты сам – старший, то стараешься держать марку и изо всех сил пытаешься скрыть обиды, хотя очень остро реагируешь на раны, невольно наносимые близкими людьми. А они этого не чувствуют. Просто им недосуг тратить на нас время, другие у них интересы и другие скорости…

И ведь это повторяется из поколения в поколение. Вряд ли я был лучше или отзывчивей сына, когда пребывал в его нынешнем возрасте. Да и его наверняка ожидает то же самое, когда у него появятся свои дети.

Сижу сейчас у компьютера и раздумываю, какими бы ещё буковками пощёлкать, чтобы из них сложилось что-то более или менее внятное, описывающее моё нынешнее состояние. Выплесну на страничку свои переживания – может, легче станет коротать остаток жизни…

Тем более что бывший мент, вернее, бывший полицейский, не может по определению сидеть без дела. Вот я и сижу у компьютера, словно восторженный юноша, сочиняющий любовные стишки воображаемой подружке и свято уверовавший, что это нетленные шедевры, за которые его кто-нибудь погладит по головке или хотя бы пожмёт руку…

– Пап, закрой за мной дверь! – доносится голос сына.

– Куда ты на ночь глядя?

Задавать подобный вопрос двадцатипятилетнему парню, наверное, не совсем уместно, но он, проводя ночи напролёт за ноутбуком и сочиняя какие-то неизвестные мне мудрёные программы, редко в такое время уходит из дома. Днём у него университет, после – компьютер. Даже на девушек ни минутки не остаётся. Эх, я в его годы… Впрочем, тогда у нас не было компьютеров. Выживали как-то без них…

– У меня встреча с одним человеком, – отвечает Илья и застёгивает куртку на молнию. – Скоро вернусь.

На плече у него сумка с любимым ноутбуком, в котором он хранит свои секреты. Его сын даже в университет почти не носит, обходится простеньким планшетом.

– А ноутбук зачем с собой берёшь? – недоумеваю я.

Но он только машет рукой и говорит напоследок:

– Я сам дверь закрою, ложись спать, не жди меня…

Наверное, мне и в самом деле не следует так плотно опекать его. Упущены счастливые мгновенья. Взрослый парень, а я всё никак не привыкну, что он уже не тот малыш, с которого я пылинки поначалу сдувал… Правда, потом очень быстро это занятие оставил.

Ещё полчаса бьюсь над непослушными строчками, а потом выключаю компьютер и отправляюсь спать. Всё равно ничего умного в голову больше не придёт. Уже проверено.

Может, книжку на сон грядущий почитать? Впрочем, бессонницей мы не страдаем, отсыпаемся за годы ночных бдений на милицейско-полицейской службе. Но подъём у меня всегда ровно в шесть. Так уж мой организм устроен, и переделать его невозможно. Утро вечера мудренее – на собственной шкуре проверено. Только становимся ли мы от таких оптимистичных прогнозов и в самом деле по утрам мудрее?



Каждый раз просыпаюсь от пения птиц. Многие в Израиле позавидуют такому сладкому пробуждению, потому что не во всех наших новостройках деревья обступают жилые многоэтажки, и ветки с ночующими на них птичками заглядывают в твои окна. Мне жутко повезло с квартирой. Хоть в чём-то, да повезло.

С рассветом думается лучше. Вот и приходит мне в голову первое утреннее, хоть и банальное, но всё-таки откровение: сетовать на судьбу глупо. Всякое бывало у меня – и взлёты, и падения. Первые случались реже, зато вторые продолжались дольше. Тем не менее, я неисправимый оптимист. Поэтому, наверное, ещё тяну лямку, несмотря на мою бурную и беспокойную прежнюю жизнь.

В квартире тихо. Жена бесшумно собралась на работу и уже отбыла. До пенсии ей десять лет, то есть, по израильским меркам, она вполне молодая и работоспособная дама. Да и я огурец хоть куда, а закончил трудиться только потому, что выслуга накопилась и прочие служебные прибамбасы, позволившие раньше большинства простых смертных отправиться на прокорм в пенсионный фонд. Многие из наших полицейских отставников спокойно занимаются каким-нибудь бизнесом, загодя, ещё на службе, ищут и находят престижные места на «гражданке». А я не умею искать. Не заточен на такие мудрёные поиски. Потому и прозябаю у компьютера, стараясь написать что-то эпохальное. Конан Дойл или Борис Акунин из меня никудышный, но… не боги горшки обжигают.

Долго лежать в постели я не привык, посему подхватываюсь в свои стандартные шесть утра и несусь умываться, а потом незамедлительно жарить яичницу и варить кофе. Как правило, готовить приходится для себя и сына, который полночи сидит со своим ноутбуком, а потом с трудом продирает глаза, ведь ему, бедняге, нужно лететь в университет и постараться не опоздать.

– Илья, – кричу ему, – уже полседьмого, вставай! Кофе на тебя варить?

Тишина. Чувствую, поздновато отпрыск вернулся домой, теперь голову от подушки оторвать не может. Дадим ему ещё пять минут нирваны и снова начнём тормошить.

Но и на второй мой призыв никто не откликается. А время уже поджимает. Неужели его дома нет? Выглядываю в окно на автостоянку, где рядом с моей машиной всегда стоит крохотный синий «рено» сына, и он на месте. Значит, парень дома, но на мои призывы не откликается. Как правило, даже к своим друзьям, которые живут в двух-трёх кварталах от нас, Илья не ходит пешком. Эх, я в его годы…

Дверь в комнату сына не заперта на ключ. Обычно, когда он ложится спать, то всегда запирается. Для чего ему это, не знаю, но так уж он привык. Вот скрытный бурундук!

В комнате пусто. Кровать не расстелена, нет и ноутбука на столе. Значит, Илья так и не возвращался домой.

Некоторое время раздумываю о том, что же могло случиться, потом набираю его номер телефона, вслушиваюсь в долгие гудки, но никто не отвечает.

Наливаю себе чашку кофе и сажусь размышлять, где бы он мог быть. Сегодня с утра ему в университет, но рюкзак, который он всегда берёт с собой, рядом с письменным столом. Да и без завтрака он никуда не выходит. Так уж у нас заведено.

Может, познакомился с какой-нибудь девицей и заночевал у неё? Сие вполне вероятно, но не очень на него похоже. Не тот он человек, чтобы принимать спонтанные решения, и если бы такая ситуация возникла, то наверняка мне или матери сообщил бы, чтобы дома не волновались.



До вечера особенно не беспокоюсь. Однако к приходу жены уже не нахожу себе места. Просто я знаю свою прекрасную половину, которая начнёт меня долбить из тяжёлой артиллерии, мол, как это случилось, что за весь день, дорогой муженёк, ты так и не удосужился выяснить, где твой единственный сын пребывает? Какой ты отец после этого? За старое принялся, и на все домашние дела тебе плевать, будто не увольнялся со своей проклятой полицейской службы? Жена никак не может понять, что двадцатипятилетний отпрыск далеко уже не беспомощный малыш, который и шага ступить не может без отцовской поддержки. Да и ростом он выше нас с супругой почти на голову.

Телефон сына так и не отвечает, а где его искать, ума не приложу. Правда, я пока ничего и не предпринимал. Лучше выйду и прогуляюсь, а то дома совсем прокисну от безделья. И к артобстрелу любимой жёнушки традиционно не готов. А его не миновать.

Уже выходя из подъезда, по привычке сую руку в почтовый ящик и вытаскиваю всё, что накопилось за вчерашний день – несколько писем со счетами за воду, газ и электричество, пёстрые проспекты магазинных скидок, которые сразу же автоматом отправляются в мусорное ведро. Среди бумаг взгляд натыкается на узкий белый конверт без марки и адреса.

Кручу его в руках и раздумываю: откуда он взялся? И нам ли он? Может быть, какая-то новая рекламная акция? Заглядываю в соседние почтовые ящики, но там таких писем нет. Значит, это послание предназначается кому-то из нас. Но как оно попало именно сюда, если на нём нет адреса? Кто-то специально пришёл и бросил его? И почему конверт не подписан? Ведь посыльный мог спокойно подняться в квартиру и вручить из рук в руки. Так гораздо проще. Но, видно, встреча с адресатом в планы посыльного не входила.

Возвращаю всю корреспонденцию назад и выхожу из подъезда с письмом в руке, на ближайшей лавочке присаживаюсь и разрываю конверт. На единственном листе, вложенном внутрь, аккуратно напечатано на русском языке:



«Здравствуйте, господин Штеглер! Ваш сын находится у нас, и ему пока ничего не угрожает. Нам нужно встретиться и обсудить одну очень важную тему. После этого он вернётся домой. Мы знаем, что вы бывший полицейский, поэтому убедительно просим не начинать поисков и не подключать к ним своих коллег. Это не в ваших и не в наших интересах. Если встреча не состоится, то виноваты в этом будете только вы, а значит, Илья окажется в опасности».


Тупо кручу лист в руках, будто где-то на нём может скрываться дополнительная информация, но ничего не нахожу.

Вот тебе и номер! Никогда бы не подумал, что подобные классические трюки с похищением детей всё ещё практикуют какие-то неизвестные злодеи. Но что им от меня понадобилось? Текст вроде бы стандартный – такие страшилки сочиняют ушлые борзописцы для сценариев бесчисленных детективных сериалов. Обычно ещё добавляют в конце письма главное требование: сына получите в обмен на миллион долларов мелкими купюрами, или что-нибудь аналогичное. Но у меня не только миллиона – даже пяти тысяч не наскребётся, и все мои друзья и недруги об этом прекрасно знают. Едва ли похитители предполагают, что я способен от безысходности ограбить банк, чтобы добыть такую сумму. Тем более что они упомянули про полицию.

Однако о деньгах ни слова. Что же им тогда от меня могло понадобиться? Связей у меня уже не осталось никаких – ни в полицейских кругах, ни в прокурорских. Знакомых и бывших сослуживцев, конечно, полно, но это не те люди, которые ради меня расшибутся в доску. Бизнесом, как многие бывшие коллеги, я не занимаюсь. Все мои старые расследования, которые я вёл на службе, давно закрыты и пылятся в архивах, так что ниточка вряд ли может тянуться к былым делам и обиженным бандитам, отправленным мною за решётку… Чёрт бы их побрал, этих конспираторов! Хоть бы намекнули, чего от меня хотят…

Но и сын тоже хорош! Наверняка что-то скрывал, собираясь вечером и прихватив с собой компьютер. Мог бы парой фраз обмолвиться, чтобы я знал, куда он навострил лыжи. Так ведь из него и в лучшие времена клещами слова не вытянешь! Стоп… А сейчас времена плохие, что ли? Пока же ничего ужасного не случилось, хотя в письме неизвестные злодеи и угрожают…

Снова перечитываю послание, и там нет ни одного упоминания о том, каким образом похитители собираются со мной встретиться. По телефону, что ли, сообщат? Снова какую-то писульку в ящик подбросят? У сигаретного ларька подстерегут, чтобы выдвинуть свои требования?

Набираю номер телефона своего старинного приятеля Лёхи Штруделя, с которым мы начинали милицейскую карьеру сперва в российской милиции, а затем продолжили уже в израильской полиции. Правда, я закончил свою бурную правоохранительную деятельность в чине капитана и благополучно причалил к пенсионной пристани, а он – моложе, поэтому ещё продолжает блюсти закон. Только, в отличие от меня, дослужившегося до шефа отдела специальных расследований, он уже в чине майора и теперь благополучно прозябает в должности начальника нашего городского управления. Короче, местная полицейская шишка.

– Аллё-у! – слышу его бодрый тенорок, так и не превратившийся за годы этого прозябания в командирский баритон. – Рад тебя, бродягу, слышать! Сто лет не объявлялся, а мне недосуг с тобой связаться, текучка, понимаешь ли, заела.

– Всех бандитов переловил? – интересуюсь вежливо. – Или на развод кого-нибудь оставил?

– Сказанул тоже! Если я их всех переловлю, то меня живо на пенсию к тебе спровадят, и нашу контору за ненадобностью прикроют. Но мы будем существовать вечно и никогда без работы не останемся. Сам знаешь… Что интересного расскажешь? Ведь ты так просто никогда не звонишь.

– Слушай, Лёха, помоги в одной щекотливой ситуации…

Штрудель моментально настораживается, потому что по собственному опыту знает – ерунду просить не стану, а то, что попрошу, так или иначе будет связано для него с некоторыми неудобствами. Голосок его сразу становится более сухим, а фразы – отрывочными:

– Слушаю тебя, Даник.

– Помоги пистолет достать. Позарез надо!

– Оп-па! Простенько, но со вкусом. Ты что, на охоту собрался? Зачем он тебе? За годы службы не наигрался с оружием?

– Говорю же, что надо. Ты меня знаешь: по пустякам просить не стану. Вероятнее всего, он мне не пригодится, но для уверенности не помешает. Верну, когда больше не понадобится, лишнего дня не задержу.

– Ничего не понимаю. Тебе кто-то угрожает? Хоть объяснил бы, в чём интрига, а то сразу: дай, и всё. Как маленький ребёнок, честное слово. Ты же понимаешь, что это категорически запрещено, а сам толкаешь меня на должностное преступление!

– По телефону объяснять?

– Нет, конечно, – Лёха некоторое время мнётся, видимо, глядит на часы. – А давай-ка мы, как раньше, в нашем любимом румынском ресторанчике встретимся? Посидим, былые сражения вспомним, пивка пригубим, и ты мне про свою беду расскажешь. Чувствую, ты для меня что-то занимательное приготовил. Через полчаса освобожусь, подкатывай. Но… на пушку ни при каком раскладе не рассчитывай! Понял?

Минуту размышляю, а потом соглашаюсь. Деваться сейчас мне и в самом деле некуда, не возвращаться же домой, где меня жена расстреляет прямой наводкой и, по всей видимости, даже без артподготовки. И никакое оружие ей не понадобится… А Лёха, может, что-то и посоветует.

– Идёт. Значит, через полчаса…



В ресторанчике оказываюсь раньше Штруделя. Старик-хозяин знает нас с Лёхой уже не первый год, поэтому, ни слова не говоря, приносит бутылку пива и блюдце с солёными орешками, потом отправляется к большому плоскому телевизору, висящему на стене, и приглушает звук. Всё, что нужно его постоянным посетителям, он помнит и не забывает: шума мы с Лёхой не одобряем, а таких заведений, как у него, в округе добрый десяток. Всегда сменить можно.

Лёха появляется минут через пятнадцать. И хоть в это весеннее время на улице ещё не жарко, он уже обмахивается сложенной газетой и брезгливо смахивает ладонью пот со лба.

– Привет, Даник, – выдыхает он и сразу отпивает большой глоток пива из услужливо протянутой хозяином новой бутылки. – Давай, колись, что там у тебя стряслось.

– Пистолет принёс? – деловито интересуюсь я, хотя знаю, что этого он никогда не сделает. Я бы на его месте тоже пистолет никому не давал. Даже самым лучшим друзьям.

– Ага, разбежался, – смеётся Лёха, – ты бы хоть для начала в курс дела меня ввёл. Маленький, что ли? Да и не имею я права оружие направо и налево раздавать. Тебе ли это объяснять?

– Сына у меня похитили. Вот и вся история.

– Илюху?! – недоумевает Штрудель. – Что ты говоришь?! Кто? Когда? Зачем?

Молча протягиваю конверт с письмом, полученный от похитителей, и он его долго изучает, перечитывает и так же, как я, оглядывает с обеих сторон.

– От кого это? Что им от тебя могло понадобиться? – задумчиво спрашивает Штрудель. – У тебя никаких предположений нет?

– Абсолютно.

Лёха снова отпивает пива и, не выпуская листок из рук, рассуждает:

– Думаю, нужно дождаться, пока эти негодяи ещё раз с тобой свяжутся, и тогда уж их брать. И никакого оружия не надо для этого. Я дам тебе в помощь пару толковых ребятишек, плюс оцепим район предполагаемой встречи. Обвешаем тебя камерами и микрофонами. Короче, стандартный прикид. Никуда они не денутся. Будут сидеть за решёткой, как миленькие. Если, не дай Бог, придётся стрелять, то и без тебя найдётся человечек, который это сделает.

– Не хочу. Я сам все вопросы решу. Мне нужно лишь оружие. И то скорее для понта, чем для дела. Не уверен, что понадобится применять силу. Зачем лишний шум?

– Ты, Даниэль, совсем не понимаешь, что этого я не могу? Сколько тебе повторять?! Или сам из другой системы? Даже если бы я был министром внутренних дел, всё равно не смог бы вытащить пистолет из кармана и дать тебе! При том, что у тебя есть, вернее, раньше было на него разрешение, – Лёха вздыхает и пристально смотрит на меня. – А вообще-то, мне кажется, что всё это просто дурацкий розыгрыш. Давай подождём денёк-другой, а дальше начнём предпринимать какие-то действия.

– А где я всё это время находиться буду? – усмехаюсь невесело. – Жена мне за этот денёк-другой всю печень выклюет. Не у тебя же на диване ночевать!

– Можешь и в моей берлоге на диване, ничего страшного. Ты меня не стеснишь.

Некоторое время мы сидим молча. Наконец, встаю:

– Значит, не дашь ствол? Это твоё последнее слово?

Лёха разводит руками:

– Извини, брат, не дам. И не проси. Ты на моём месте точно так же поступил бы.

– Ну, тогда прощай.

– Постой, Даник! – пытается ухватить меня за рукав Лёха. – Давай всё обсудим трезво и не будем пороть горячку. Для чего-то же здесь мы с тобой собрались…

Но я его уже не слышу. Проходя мимо хозяина ресторанчика, сую ему двадцатку и выхожу на улицу. Штрудель тоже подскакивает и пытается меня остановить, но я быстро сажусь в машину и включаю зажигание. Лёха стучит по стеклу, но я не обращаю на него внимания, вжимаю газ и быстро выруливаю с автостоянки.




2


В Старом городе в это не такое уж позднее время всегда безлюдно. Многочисленные магазинчики закрыты, на витринах опущены металлические жалюзи, потому что, не будь их, всевозможная асоциальная публика, населяющая здешние тёмные углы, мигом разграбила бы и разнесла все эти мелкие лавочки на атомы. Если бы тут ещё в придачу ко всему не светили редкие фонари, совсем была бы труба. Подземное царство со своими монстрами и вампирами, не иначе.

А ведь днём здесь всегда шумно и многолюдно. Однако толпы туристов, любующихся на средневековую, частично восстановленную мечеть и лепящиеся вокруг неё отреставрированные домишки-патио времён британского мандата, к вечеру непременно рассасываются. Расположенные повсюду ресторанчики и кафе тоже закрываются часов в восемь за отсутствием клиентов, так что повсюду на некоторое, весьма непродолжительное время наступает тишь и благодать.

Потом на улицы выходят обитатели трущоб и клиенты небольшого реабилитационного центра для вставших на кривую дорожку исцеления наркоманов. Сюда-то мне и надо. У этой публики можно достать всё, что душе угодно. Конечно, в обмен на дозу или деньги. Но дозы у меня нет, да и не было никогда. Попробуем договориться иначе. Как? Пока не знаю, ведь с деньгами у меня тоже полный крах. Одно знаю: пистолет здесь найти вполне возможно, а уж как-нибудь забрать его я попробую. С подобным народом церемониться не стоит, да и кое-какие навыки из прошлой весёлой жизни остались. Грубость и напор, а там пускай хоть в комиссию по правам человека или в ООН жалуются. В местную полицию – не рискнут. Здесь они давно как кость в горле. В отличие от сердобольной ООН.

Медленно качу по пустынным улицам, сворачиваю в полутёмные переулки, заблудиться в которых не опасаюсь. На самом деле Старый город не так уж велик, да и по прежней своей службе мне приходилось в нём бывать нередко. Так что я тут не гость, географию этих полу-трущоб худо-бедно знаю.

А вот и первый клиент. Тощий высокий парень в зимней куртке с надвинутым на глаза капюшоном одиноко стоит, прислонившись к фонарю, и делает вид, что смотрит куда-то в сторону, а на самом деле внимательно следит за редкими проезжающими автомобилями.

– Эй, приятель, подойди-ка сюда! – притормаживаю у фонаря, но наружу голову не высовываю. – Да не бойся, дело у меня к тебе есть.

– Что тебе надо? – парень делает два шага по направлению к дороге, но близко не подходит.

Не заглушив мотора, выхожу из машины и медленно закуриваю.

– Угостил бы… – он делает ещё два шага вперёд и тянет руку.

– На вопрос ответишь? – спрашиваю и кручу в воздухе сигаретой.

Он осторожно берёт её, прикуривает от моей зажигалки и глядит сквозь меня мутным безразличным взглядом наркомана:

– Что ты хочешь? Девочку? А может, мальчика? Так это мы запросто, – он машет рукой. – Тут через два дома. Я тебя провожу, только полтинничек подбрось за подсказку…

– Нет, мне девочку не надо. Тем более, мальчика, – делаю небольшую паузу и выдаю: – Мне бы пушку какую-нибудь.

– Это не ко мне, – бедолага разводит руками и роняет сигарету. – Я такими вещами не занимаюсь.

– А кто занимается, знаешь? – пристально наблюдаю, как он с трудом присаживается на корточки и шарит по асфальту в поисках упавшего окурка. – Тебе, я вижу, тяжеловато нагибаться. Может, косячок освежит память?

– А есть?

– В обмен на человечка, у которого можно достать пушку.

Парень с трудом поднимается, суёт погасший бычок в карман и начинает меня рассматривать. В глазах его уже некоторый интерес к моей персоне.

– А деньги у тебя есть? Всё-таки пушка не сто шекелей стоит…

– Если спрашиваю, значит, есть. Давай, соображай скорее.

– Одного косячка мало будет. Ты мне ещё шекелей двести подбрось, тогда скорее вспомню.

– Не многовато ли за одну наводку?

– Не многовато. И первый косячок прямо сейчас…

– Обойдёшься! Всё потом.

– Тогда я не согласен.

– Ну и не надо, – разворачиваюсь и открываю дверцу машины, однако парень слабо хватает меня за рукав:

– Постой! Поехали, так и быть, я тебе покажу. Только дай слово, что не кинешь меня. Ведь не кинешь?

– Поехали. Много болтаешь…

Парень, видимо, давно уже не моется, а от его заношенной куртки вообще несёт какой-то кислятиной. Но ничего, потерпим, лишь бы показал место, где можно добыть пистолет. Конечно же, никому ни за что платить я не собираюсь. А чтобы справиться с этими наркоманами и доходягами, думаю, мне хватит нахальства и старых полицейских навыков.

Проезжаем пару переулков, сворачиваем в сторону большого городского рынка, уже закрывшегося в это вечернее время, и останавливаемся у какого-то невзрачного дома – типичного бомжатника, на порог которого вряд ли когда-то ступала нога приличного человека.

– Всё, приехали, – командует мой завшивленный проводник, – тут этот человек живёт. Но я внутрь заходить не буду, сам иди. Я тебя подожду в машине. Ты мне пока косячок оставь, я спокойно подымлю. Потом заплатишь мне двести шекелей, как договорились, и я пойду своей дорогой.

Ни слова не говоря, выхожу из салона и вытаскиваю своего попутчика за шиворот наружу. Он почти не упирается, видно, ни на что другое не рассчитывает.

– Подождёшь меня здесь, – коротко говорю ему, – если всё будет в порядке, тогда посмотрим. Как зовут человечка, у которого есть пистолет?

Парень снова пристально разглядывает меня и бормочет:

– А ты случайно не коп?

– Разве копы поодиночке на такие дела ходят?.. Как зовут этого человека?

– Ханан…

– Ну, смотри, если ты меня подставил, я тебя потом из-под земли достану, – угрожающе мотаю перед его носом кулаком и толкаю входную дверь.

Двери в этот дом, видимо, никогда не запираются, поэтому я сразу оказываюсь в большом грязноватом, плохо освещённом помещении с низким закопчённым потолком. Вдоль стен нагромождена всевозможная разнокалиберная мебель – столики, тумбочки, старые ободранные кресла, покосившийся шкаф с пыльными полками, на которых навален какой-то бесформенный хлам.

На низкой продавленной тахте спит, накрывшись грязным тонким одеялом, парочка неопределённого возраста, а за столом, уставленном пластиковыми стаканчиками и тарелками с объедками, восседает в ободранном кресле грузный небритый мужик в белой несвежей майке.

– Ты Ханан? – спрашиваю у него.

– Ну, я. А тебе что здесь надо? – мужик непонимающе смотрит на меня и тянется за большим кухонным ножом, лежащим на столе.

– Хочу у тебя одну вещицу купить, – говорю, а сам не свожу взгляда с ножа. – Мне твой адресок кореша дали.

– Нет у меня никаких корешей!.. А кто из них именно? И кто ты такой?

– Какая тебе разница? Мне пистолет нужен. У тебя есть?

Мужик молча разглядывает меня, потом отрицательно мотает головой:

– Вы, уважаемый, адресом ошиблись. Если бы марихуаны или чего-нибудь посерьёзней попросили, я бы ещё подумал, связываться с вами или нет, а насчёт пистолета… Я человек мирный, в криминал не лезу. Мне стрелять не в кого…

– А если подумать? – решаю играть ва-банк. – Я ведь не за сто шекелей пришёл у тебя пушку покупать…

– А за сколько?

– Тысяча устроит?

Мужик отрицательно мотает головой:

– Полторы.

– Ну, это уже серьёзный разговор, – мне не привыкать играть в такие игры, но здесь главное – не заиграться. – Хочу посмотреть игрушку.

– Деньги покажи сначала.

– Будем торговаться или в гляделки играть? – демонстративно разворачиваюсь и делаю шаг к двери. – Не ты один, Ханан, есть на белом свете. Поищу кого-нибудь другого, кто понятливей тебя…

– Стой, – мужик медленно встаёт со своего кресла. – Никуда не надо ходить. Подожди.

Неловко переваливаясь с ноги на ногу, он ковыляет к узкой дверце, ведущей в кладовку, и принимается перебирать там какие-то картонные коробки и свёртки с тряпьём.

Неожиданно одеяло на тахте начинает шевелиться, и из-под него высовывается нечёсаная голова какой-то крайне потрёпанной дамы. Тонкая дряблая рука, похожая на куриную лапку, нашаривает на столе пачку сигарет и зажигалку и вдруг повисает в воздухе.

– Э-э, мальчики! – раздаётся низкий прокуренный голос. – Вы знаете, кто это? Это же мент, я его уже раньше видела! Кто его сюда привёл?!

Тут же в кладовке что-то с грохотом падает, и оттуда высовывается Ханан. На его лице крайнее удивление, а в руках и в самом деле пистолет.

– Это правда?! – хрипло интересуется он у меня. – Ты – мент?! Как ты осмелился явиться сюда? Я же тебя сейчас завалю, как бешеную собаку! И никто тебя здесь искать не станет…

Дальше медлить уже нельзя. Одним прыжком подскакиваю к нему, бью по руке, и пистолет отлетает под стол, а сам я ловко, как учили на занятиях по рукопашному бою, уворачиваюсь, хотя Ханан даже не успевает отреагировать на удар. Он непонимающе глядит то на меня, то на куриную лапку с незажжённой сигаретой.

Подхватываю упавший пистолет и медленно говорю честной компании:

– Значит, так вы принимаете всех, кто приходит сюда? За такое неуважение к гостям забираю пушку бесплатно.

– Э-э, так не пойдёт, мужик! – скрипит из угла Ханан и потирает ушибленную руку. – Я же тебя всё равно разыщу и прибью, как собаку. Хоть ты и полицейский…

– Не советую, – распахиваю дверь и напоследок говорю ему: – Жаль, что я больше не работаю в полиции, а то бы мы с тобой иначе поговорили. И в другом месте…

Теперь нужно вовремя скрыться, пока эта весёлая компания не опомнилась и не пустилась в погоню. Никто не знает, есть ли у них ещё оружие, а становиться мишенью для подобных деклассированных личностей вовсе не хочется. Они и в самом деле запросто пальнут в любого. Всякой гадости можно от них ожидать.

У машины меня по-прежнему дожидается долговязый парнишка в куртке. Вероятно, он слышал, что произошло в жилище Ханана, и в самый бы ему раз унести ноги, но желание получить дармовой косячок и затребованные двести шекелей сильней чувства опасности.

– Спасибо тебе, братишка, за наводку, – говорю ему, – но всё закончилось скандалом, поэтому никакой договорённости между нами больше нет. Сам виноват, что у тебя дружки такие отмороженные!

– Ну, хоть пятьдесят шекелей отстегни, а? – клянчит мой невольный проводник и тянет руку. – Я же тебя ждал, никуда не уходил… И машину твою стерёг, чтобы её никто…

Сперва мне хочется припугнуть его отнятым пистолетом, потом прикидываю, что парень наверняка дошёл уже до грани и, чего доброго, коньки отбросит прямо посреди улицы. Да ещё ему предстоит держать ответ перед Хананом и его братией за слив квартиры менту.

– На, и чтоб я тебя больше нигде не видел, – протягиваю купюру в пятьдесят шекелей, и он поспешно, насколько позволяют подгибающиеся ноги, улепётывает в темноту по пустынной улице. – Ты меня хорошо понял?

– Да, – доносится до меня его слабый голос. – Чтоб ты сдох, мент проклятый…



Никаких разборок мне больше не надо, и самое лучшее – как можно скорее исчезнуть отсюда, пока развесёлая компания Ханана не прочухалась и не поняла, как я их нагло развёл. Всё-таки лишиться пистолета, который, вполне вероятно, уже засвечен в каком-нибудь мокром деле – не шутка. Тем более, они знают, что он попал сейчас в руки полицейского. Пускай даже и пенсионера. Бывших ментов, как говорится, не бывает. Хотя я и поспорил бы с этим утверждением.

Из Старого города вылетаю на полной скорости, вжимая педаль газа до упора. Неважно, что никакой погони за мной нет, просто хочется поскорее выбраться из этого душного сумрака на оживлённые многолюдные улицы, где светятся витрины всё ещё работающих магазинов, ходят автобусы, отовсюду доносится музыка, и, главное, вокруг тебя нормальные адекватные люди, а не какие-то обкуренные упыри.

И только притормозив на стоянке возле большого торгового центра, перевожу дыхание и осматриваюсь по сторонам. Но никому не интересен немолодой дядька, сидящий в старенькой облупившейся «мицубиши». Видно, кого-то ожидает или сам приехал поразвлечься.

Вытаскиваю конфискованный пистолет и с интересом разглядываю. Конечно, это не бравый армейский «иерихо», который был у меня раньше, когда я носил форму. Из той пушки можно было слона повалить, и дальность стрельбы у неё – будь здоров. Заполучить сегодня подобную игрушку в личное пользование я даже не рассчитывал. Да и в каких слонов я стрелять собираюсь?

В моих руках старенький потёртый браунинг венгерского производства. Приглядываюсь и с удивлением обнаруживаю, что дата его изготовления – 1951 год. Другими словами, этот стрелковый ветеран старше меня, пенсионера, на добрую пару лет! Интересно, стреляет ли он ещё?

Вытаскиваю обойму – в ней три патрона, но этого пока хватит. В принципе, ни в кого палить я не собираюсь, просто оружие в кармане придаст уверенности, когда наступит черёд беседовать с похитителями сына. Да и дома у меня есть коробочка, в которую я время от времени складывал неучтённые патроны, сэкономленные на полицейских стрельбах в тире. Впрочем, никто там особенно боезаряды не считал.

Засовываю пистолет в бардачок своего не менее ветхого росинанта, потому что таскать его с собой, ясное дело, нельзя. Право на ношение оружия у меня пока есть, но просроченное. Мог же спокойно продлить, но какой резон тратить деньги и время на прохождение обязательного ежегодного курса в тире, ведь пистолет мне никто больше не выдаст, а покупать его за свои кровные я не собираюсь? Видно, не стоило всё спускать на тормозах. Но… как можно было предусмотреть такую ситуацию, как сегодня?

Вылезаю из машины и топаю в торговый центр. Развеюсь немного и заодно куплю сигарет. Но едва вхожу внутрь, как в кармане звонит телефон. С опаской вытягиваю аппарат, потому что это вполне могут быть похитители сына. К разговору с ними я пока не готов, хоть и с нетерпением жду, чтобы он поскорее состоялся.

Но, слава всем телефонным богам, это пока жена:

– Куда ты запропастился? То тебя из дома не выкуришь, чтобы за хлебом в магазин сходил или мусор выбросил, а теперь исчез куда-то, и ни слуху ни духу о тебе. Где, кстати, Илюша?

Юлить или скрывать похищение сына, наверное, глупо, и дальше тянуть нельзя, поэтому говорю:

– Понимаешь, дорогая, нашего Илюшу похитили. Кто – пока не знаю, но пытаюсь выяснить.

Несколько секунд в трубке гробовая тишина, потом жена вкрадчиво спрашивает:

– Ты шутишь так глупо, что ли? Какое похищение? Сериалов про бандитов насмотрелся, и теперь тебе черти мерещатся? Говори сейчас же, где Илюша? Он вернулся из университета?

– Он ушёл из дома ещё вчера вечером, и больше я его не видел. Телефон не отвечает, можешь сама проверить…

Как заправский сыщик, жена приступает к допросу:

– Что он говорил перед уходом?

– Ничего особенного. Взял с собой ноутбук и сказал, что скоро вернётся. Но не вернулся…

– И ты ничего за это время не предпринял?

– Я даже предположить такой ситуации не мог. Правда, меня немного удивило утром, что дверь в его комнату не заперта.

– Это не удивить тебя должно было, – взрывается жена, – а насторожить! Ты своего сына не знаешь?!

– А потом нам в почту подбросили письмо…

Слово за словом выкладываю всё, что произошло со мной сегодня, только о пистолете, естественно, ничего не говорю, а потом вдруг вспоминаю:

– Ты в почтовый ящик не заглядывала, кстати, когда с работы возвращалась?

– Думаешь, там будет ещё одно послание от похитителей? Сейчас схожу, посмотрю.

Пару минут не отрываю трубку от уха, пока жена спускается на первый этаж, потом слышу её разочарованный голос:

– Ничего нет… Думаешь, те, кто его похитил, снова напишут? А что им от нас надо – денег?

– Не знаю, но денег пока не просили.

– Ты в полицию обращался? Что твой дружок Штрудель говорит?

– Говорит, чтобы не пороли горячку и подождали пару дней. Он это будет держать на контроле.

– Ну да! – сразу закипает супруга. – У него же своих детей нет, вот ему и чужих не жалко! Позвони ему снова и надави как следует. Пускай поторопятся. Вы же друзья, он тебе не откажет. Или мне самой ему звонить?

Хуже всего, когда женщины начинают решать вопросы вместо мужиков, поэтому резко её обрываю:

– Знаешь что, дорогая, не трогай Штруделя. Сам с ним разберусь. Он пока ничем не может помочь. Тебе что нужно: чтобы в полиции дело о похищении открыли и бюрократию развели или чтобы сын поскорее нашёлся?

– А что ты делаешь для того, чтобы он поскорее нашёлся? – не успокаивается жена. – Где ты сейчас вообще? Тебя случайно тоже не похитили?

Дальше продолжать разговор в таком тоне, наверное, уже перебор. Резво выключаю телефон, но напоследок отстреливаюсь от благоверной:

– Короче, ни о чём не волнуйся, дорогая, ложись спать, а я наведаюсь в пару мест и вернусь домой. Завтра утром начну ставить полицию на уши. Если, конечно, Илюша к этому времени не объявится.

Ни в какие пару мест наведываться я, конечно, не собираюсь, сказал это для красного словца, чтобы успокоить жену. Да и домой сейчас возвращаться – страшное дело. Естественно, моя любимая половина спать ни за что не отправится, а будет всю ночь терзать меня расспросами и обвинениями.

Поскорей бы уж эти долбаные похитители объявились! Тут мне венгерский артефакт 1951 года и пригодился бы! Ох, и отыграюсь же я на злодеях, поразмахиваю перед их носами пистолетным дедушкой…




3


Почти до трёх часов ночи мы с женой сидим на кухне. За это время я выслушиваю полный перечень всевозможных обвинений в свой адрес: и в бесчувственности, и в грубости, и в полицейском мужланстве, и в том, что у меня наверняка на стороне есть баба, к которой никогда не зарастала моя тропа, а я, подлец этакий, всегда прикрывал свою гнусную похотливость занятостью по службе. Что же касается отношения к сыну, то я вообще, по её версии, законченный негодяй и душегуб.

Но в три часа всесильный сон всё-таки сморил супругу, и, хоть она из-за похищения Ильи собралась завтра не идти на работу, я всё-таки уговариваю её отправиться спать и не прерывать трудовые будни, ведь ночным бдением поиску не поможешь, а я ещё немного посижу на кухне и подумаю, что предпринять.

К шести утра пачка сигарет, купленная в торговом центре, подходит к концу, а экран компьютера, от которого я не отрываюсь, бессмысленно листая какие-то пустопорожние интернетовские страницы, начинает двоиться в глазах. От выпитого за ночь крепкого кофе сердечко постукивает изнутри по грудной клетке довольно неровно, поэтому решаю, что нужно выбраться на улицу и пройтись по свежему воздуху. А заодно ещё раз проверить почтовый ящик.

Неожиданный телефонный звонок застигает меня на лестнице.

– Здравствуйте, Даниэль, – доносится до меня приятный и уверенный мужской баритон. – Вы, наверное, ждёте сообщения от нас?

– Жду! Что это за номер с похищением? – голос мой злой и хриплый, и хоть я понимаю, что грубить или наезжать до поры до времени на незнакомца опасно, сдержаться всё равно не могу. – Что вы себе позволяете?!

– Спокойно, – отвечает баритон, – давайте с вами обсудим ситуацию мирно и без скандалов.

– Мирно?! Вы считаете, что после того, что вы сделали, я буду с вами мирно общаться?!

– А у вас вариантов нет…

Тут я немного сбавляю обороты, потому что вариантов у меня действительно нет, и если этот негодяй оборвёт разговор, то где его искать потом, ума не приложу.

– Что вы хотите от меня? Ведь вы сына похитили, чтобы выдвинуть какие-то условия?

– Вам? Условия? – усмехается мой неизвестный собеседник. – Громко сказано… А вы себя не переоцениваете?

– Зачем же вы тогда звоните? Денег вам надо?

Но он игнорирует мой вопрос, видимо, придерживаясь ранее заготовленного плана:

– Для начала нам необходимо обсудить несколько деталей, от которых зависит наше дальнейшее общение.

– Какие детали?! Без всяких условий, сию секунду вы отпускаете моего сына, и я тогда пообещаю, что максимум день-два не стану вас разыскивать, чтобы усадить за решётку. А мне это удастся, можете не сомневаться.

Вероятно, такая моя реакция подразумевалась незнакомцем, поэтому он сухо обрывает меня, никак не реагируя на угрозу:

– Сейчас без пятнадцати семь. Ровно в полвосьмого жду вас в торговом центре БИГ. Сорока пяти минут, чтобы добраться, вам вполне хватит. Знаете, где он находится?

– Знаю.

– Там есть довольно симпатичный ресторанчик «Мексикано». Приходилось бывать? Он в это время ещё закрыт, но вы туда подъедете, и мы встретимся у входа. Подождёте пять минут, и я к вам подойду. Договорились?

– Не опасаетесь, что устрою слежку за вами? Я же бывший мент…

– Нет. Во-первых, вам это не выгодно, потому что, если я замечу что-то подозрительное, то просто исчезну. В лицо-то вы меня не знаете. Во-вторых, не пытайтесь меня перехитрить, потому что ничего у вас не получится. Да это никому и не нужно – ни мне, ни вам. Вы это позже поймёте…

И короткие гудки в трубке.



К ресторанчику «Мексикано» подъезжаю раньше назначенного срока. Позже, когда все заведения вокруг уже откроются, тут будет полно людей, и на дорогах возникнут неизменные пробки. Но сейчас здесь только уборщики в своих ядовитых жёлтых куртках, которые неторопливо заметают в совки вчерашний мусор и злыми волками поглядывают на прохожих. Уж я-то хорошо знаю их тихую и бессильную ненависть к любому, кто потенциально может бросить окурок или бумажку от мороженого мимо мусорной корзины. Побывал в своё время в этой жёлтой казённой шкуре. Тяжкая ноша для бывшего интеллигента – прислуживать негодяям-грязнулям, которые только и норовят показать тебе твоё незавидное место в этой жизни.

Останавливаюсь напротив входа в ресторан, но из машины не выхожу. Подожду, пока минутная стрелка на часах подберётся к шестёрке. И всё время раздумываю, стоит ли брать с собой своего венгерского друга, если придётся покидать автомобиль и куда-то идти. Кстати, надо было проверить, стреляет ли он вообще, хотя… где я собрался стрелять? В этом людном месте? И в кого? Совсем крыша поехала…

На всякий случай выгребаю из кармана прихваченные из дома патроны и извлекаю пистолет из бардачка. Щелчок – и магазин послушно выскакивает. Поспешно набиваю его патронами, не забывая поглядывать по сторонам.

Но вокруг пока пусто. Даже уборщики разбрелись куда-то.

Что всё-таки понадобилось похитителям от меня? Уже тысячный раз задаю себе этот вопрос и никак не могу на него ответить. Был бы я, скажем, каким-нибудь бизнесменом, у которого можно отжать прибыльный бизнес… так ведь нет же. Накоплений на банковском счету за время службы в полиции у меня не прибавилось, а вот долгов год от года становится больше. Фамильных драгоценностей, на которые кто-то положил бы глаз, у меня тоже нет. Разве что коллекция пластинок «Битлз», которые я собирал ещё со школы и которые считаю самым большим своим сокровищем. Но на них вряд ли позарится какой-то безумец, да ещё таким экстремальным способом. Жена – и та время от времени покушается вынести их на помойку, потому что загромождают полквартиры…

Я даже не сразу замечаю мелькнувшую рядом лёгкую тень. Кто-то стучит пальчиком в закрытое стекло. Быстро прячу пистолет под сиденье и выглядываю в окно.

Около машины стоит высокий атлетического вида парень в странном наглухо застёгнутом комбинезоне. Пепельные волосы, правильные черты, большие серые глаза. Его, наверное, можно было бы назвать красавцем, на которого с первого взгляда западают женщины любого возраста, если бы не какое-то показное высокомерие и безразличное выражение лица. Словно перед тобой стоит не человек из плоти и крови, а античная ожившая скульптура.

Встречал я таких нарциссов, не вылезающих из спортзала и таскающих мешками из специализированных магазинов какой-то специальный корм для мускулов. Честно признаться, скучно мне с этими людьми. На уме у них одни витамины и минералы, собственные бицепсы, трицепсы и прочее мясное богатство. Ну, не попадались мне среди них мыслители…

Мужчина снова стучит в стекло и говорит с ехидной усмешкой:

– Ну, и долго вы, Даниэль, сидеть будете? Выходить не собираетесь?

Подтыкаю ногой пистолет подальше под сиденье и открываю дверь.

– Не хотите немного прогуляться? – вежливо осведомляется атлет. – Заодно побеседуем.

– Мой сын у вас? – прикидываю про себя, что вести беседы с ним мне не о чем, а действовать нужно резко и жёстко. – Что вы от меня хотите?

– Вы так и останетесь в машине, а я буду стоять перед вами? – почти издевается надо мной красавец-качок.

Неловко вылезаю наружу и прикидываю, что я ему едва до подбородка достаю. Если дело дойдёт до рукопашной, то шансов у меня немного. Тушей задавит. А пистолет – под сиденьем, и до него не добраться.

– Короче, что вам надо от меня?

– Долгая история. Идёмте… – этот перец широким хозяйским жестом указывает мне на открытую веранду ресторана. – Присядем там и поговорим.

Не дожидаясь ответа, он широкими шагами идёт к входу, а мне остаётся только его догонять.

Усаживаемся за ближайший к выходу столик, и мужчина начинает:

– Мы давно присматриваемся к вашему сыну. Последние лет двадцать…

– Стоп! – обрываю его. – Какие двадцать лет?! Ему всего двадцать пять. Вы что, присматриваетесь к нему с пяти лет? Кто вы? Хватит темнить и городить чепуху, выкладывайте всё начистоту, иначе разговора не получится!

– Я же обещал, что всё объясню, – красавец слегка улыбается, но лицо его при этом сразу становится серьёзным и деловитым. – Только не перебивайте меня… Я не оговорился – мы действительно следим за ним уже двадцать лет, и его будущие разработки нам очень важны. Идеи и программы для компьютеров, которые он начал создавать ещё в студенческие годы, а потом совершенствовал всю свою жизнь, настолько гениальны и неповторимы, что их смело можно причислить к произведениям искусства. А шедевры, сами знаете, один к одному скопировать невозможно…

У меня начинает потихоньку складываться впечатление, что я беседую с сумасшедшим, рассказывающим мне о каком-то постороннем человеке, которого он пытается выставить моим сыном. При другом раскладе я посмеялся бы над ним, а то и вызвал бы санитаров психбольницы, если бы Илья и в самом деле не был кем-то похищен. И, может быть, этим самым атлетом с совершенно нарушенными причинно-следственными связями в его красивой черепной коробке.

– Извините, про кого вы мне рассказываете? – на всякий случай интересуюсь осторожно. – Вы меня случайно ни с кем не спутали?

– Вас же зовут Даниэлем Штеглером? – усмехается мужчина. – А сына вашего – Ильёй?

– Да. Но о каких шедеврах вы толкуете? Илья учится в университете. Да, на компьютерного программиста, но ничего особенного до сих пор не сделал, насколько я знаю.

– Ошибаетесь, сделал. Вернее, ещё сделает. Только этого никто у вас пока даже предположить не может. Придёт время, и об этом заговорит весь мир. Даже ваш прекрасный сын пока не осознаёт, насколько гениальную вещь подарит человечеству в будущем.

Шарики за ролики заезжают у меня окончательно, и я мотаю головой:

– Откуда вы знаете, что произойдёт в будущем? Ведь вы же, как я понял, сейчас именно об этом речь ведёте? Мы, извиняюсь, не ведаем, что случится с нами завтра, а вы…

– А я знаю, потому что прибыл оттуда. Из этого самого будущего, – качок пристально разглядывает меня, словно заранее предчувствует мою реакцию. Взгляд у него спокойный и внимательный, и на психа он совершенно не похож. Хотя… много ли психов я видел на своём веку?

– Простите, откуда вы точно? Я вас, наверное, не совсем правильно расслышал.

– Из 2070 года.

– Шутите? Фантастических фильмов насмотрелись?

– Уж кому-кому, а вам, бывшему полицейскому Даниэлю Штеглеру, должно быть хорошо известно, что перемещение во времени вполне возможно. Вам же самому доводилось заниматься этим, не правда ли? В полицейских архивах ваши похождения задокументированы довольно подробно. И пресса, которая в свободном доступе… Или думаете, что разработки покойного профессора Гольдберга, с которым вы работали, не заслужили дальнейшего изучения и практического использования после окончаний ваших путешествий и его физической смерти? Сие вам должно быть понятно более, чем кому-либо другому…

– Вот вы о чём… – что-то неприятное колет слева в груди, и сразу же перехватывает дыхание. – Я-то думал, что всё осталось в прошлом. Уже несколько лет никто об этом не вспоминает. Многих участников даже нет в живых. Как и самого профессора…

– Как видите, не всё кануло в Лету. Кое-что перешло и в будущее. Вот мы оттуда и решили наведаться в ваше время.

Наверное, на моём лице отражается крайнее изумление, потому что этот древний римлянин из будущего начинает улыбаться и, вероятно, решает дать мне минутку, чтобы привести мысли в порядок. Думаю, такие же лица были у тех, кого я встречал, путешествуя во времени. Некоторое недоверие и изумление, что ли. А может, и нет, потому что почти никому в своих путешествиях я так откровенно, как он, не признавался, из какой эпохи прибыл.

– Что же всё-таки вам понадобилось в нашем времени? И что это за трюки с похищением сына? Какое он имеет отношение к моей бывшей работе? Разве вы ещё не уяснили, что ничего в прошлом менять нельзя, чтобы в будущем не произошло каких-нибудь непредсказуемых коллизий? Если вы внимательно изучали наши архивные полицейские дела, то там чуть ли не в каждой строке сквозит эта мысль.

– А мы ничего и не собираемся менять ни в вашем времени, ни в нашем. Нам нужны лишь гарантии, которые обеспечит ваш Илья, чтобы ему и через полвека жилось спокойно. И заодно всем нам. В крайнем случае, это позволит слегка подкорректировать наше настоящее, которое как раз и есть ваше будущее, – он хмыкнул. – Светлое будущее…

Сказать о том, что последняя его фраза меня сильно озадачивает, это значит не сказать ничего. Единственное, что мне удаётся выдавить из себя:

– И что же в этом настоящем и там, откуда вы, по вашим словам, прибыли, такого нехорошего, что его требуется корректировать? Даже несмотря на строгий запрет.

Волей-неволей втягиваюсь в разговор, хотя мне очень этого не хочется. Мне бы вытащить сына, а потом послать этого мраморного гостя из будущего подальше. Или упечь в психушку, где ему самое место.

Но собеседник чуть ли не читает мои мысли:

– Давайте, уважаемый Даниэль, не будем разводить бесполезные философские споры. Толку от них никакого. Вы же неглупый человек и всё прекрасно понимаете с полуслова.

– Что я понимаю?! Я даже не до конца уверен, что вы меня не разыгрываете! Почему я должен верить, будто вы прибыли сюда из другого времени?

Мужчина пристально разглядывает меня и молчит, потом с досадой качает головой и отвечает:

– Вы же отлично понимаете, что никаких вещественных доказательств оттуда быть не может. Более того, отправлять вас в иные эпохи, как вы к тому привыкли, чтобы что-то доказывать, я не собираюсь и не имею на это полномочий. В прошлое – вы и без моей помощи можете наведаться, хоть в доисторическую эпоху, хоть в любую иную, а вот в будущее – даже на минуту вперёд никто вас не перенесёт. И вы это должны прекрасно знать, ведь вам это объясняли тот же профессор Гольдберг и… как его… ваш приятель Шауль Кимхи, сменивший его после смерти.

– Вы и о нём знаете, – протягиваю невесело. – Хорошо же вы в архивах покопались…

На самом деле, я почему-то сразу этому красавцу поверил. С большой натяжкой, но поверил, только признаваться в этом пока не спешу. Каким-то шестым чувством ощущаю, что этот человек не такой, как мы. Что в нём такого необычного, точно не сказал бы, но – не наш он, это точно.

Нашариваю сигарету в кармане, и он настороженно следит за моей рукой. Видимо, опасается, как бы я не сделал чего-то нехорошего. Но я достаю пачку и прикуриваю, от чего он брезгливо морщится и отворачивается.

– Конкретно, что от меня нужно? – специально выдыхаю дымок, чтобы клубы рассеивались в его сторону.

– Вот это другой разговор, – мужчина облегчённо вздыхает и кладёт руки на стол. – Давайте объясню всё по порядку, и после этого, я уверен, у вас не останется вопросов…

Он удобно устраивается на стуле и одёргивает свой комбинезон.

– В наше время, то есть через пятьдесят с лишним лет, ваш Илья станет достаточно крупным и известным учёным. На основе своей программы, сочинённой ещё в молодости, то есть как раз в это самое время, в котором мы сейчас находимся, он создаст целый комплекс компьютерного обеспечения. С помощью этого комплекса можно будет почти со стопроцентной гарантией прогнозировать будущее на много лет вперёд. Без всяких гипнозов, дорогостоящих путешествий в иные эпохи и секретных технологий профессора Гольдберга. Вы мне сейчас скажете, что нет такой компьютерной программы, которую не смогли бы взломать хакеры, тем более через пару-тройку десятилетий, да ещё с их неограниченными возможностями, и будете отчасти правы. Но не до конца. Потому что ваш сын предусмотрительно позаботится о том, чтобы именно с его программами это было невозможно. Даже при элементарном исследовании кодов включается какой-то внедрённый Ильёй вирус, уничтожающий программу полностью, и даже самые лучшие наши компьютерщики никак не могут с ним совладать. Были прецеденты, и не раз… Я уже обмолвился в самом начале, что любое настоящее произведение искусства можно с какой-то долей приближения скопировать, но шедевром копия никогда не станет. Программа Ильи – вневременной шедевр, расшифровать который не удаётся даже нашим специалистам. То есть точное её подобие не работает, как оригинальная программа… Вам понятно то, о чём я говорю?

– В общих чертах, – пожимаю плечами и неожиданно прикидываю, что в таком случае с сыном – а он непременно доживёт до 2070 года – ничего плохого ни тогда, ни сегодня случиться не должно. По крайней мере, в результате этого похищения, если его можно так назвать.

– Так вот, – продолжает незнакомец. – Как вы понимаете, эта программа станет той единственной лазейкой, позволяющей хотя бы окольными путями заглянуть на много лет вперёд, если уж физически или хотя бы виртуально такое невозможно. Центр по предсказанию будущего, основанный им, станет невероятно популярным и востребованным. Естественно, Илья будет привлекать к себе всеобщее внимание, потому что создал относительно простой и эффективный механизм: спрогнозировав стопроцентно грядущие события, можно без опаски пытаться воздействовать на них из настоящего. И это реально заработает! Как? Например, потенциального террориста, который и в мыслях пока не держит того, чтобы через двадцать лет взорвать бомбу в летящем самолёте или на людной площади, можно уже заранее изолировать или хотя бы держать под пристальным наблюдением. Но это положительный пример. Не стану распространяться об отрицательных, тут фантазия нарисует вам любую, даже самую страшную картину… Илья Штеглер будет в наше время, наверное, наиболее популярным и медийным человеком на земле. За ним начнётся форменная охота. Притом гоняться будут не только безумные девицы и экзальтированные типы, возомнившие его чуть ли не новым мессией, или правительственные организации, для которых его прогнозы жизненно необходимы в утилитарных политических целях, но и всевозможные тёмные личности. Авантюристы никак не смогут пройти мимо такой прекрасной возможности изменить мир в своих корыстных интересах. Охота за секретами Ильи приобретёт массовый характер, и в неё вступят даже секретные службы отдельных недружественных нам режимов. А значит, и мы должны реагировать на это соответствующим образом, предупреждая их попытки.

– Простите, а кто такие «мы»? – перебиваю его настороженно.

– Мы? – мужчина слегка усмехается и сверлит меня взглядом. – Скажем так, ваши и его доброжелатели из будущего. С достаточно широкими возможностями и полномочиями.

– Полиция или какая-то спецслужба? Или… мафия?

– Не совсем. Организация, которая уже давно контролирует всевозможные перемещения во времени, резко участившиеся в нашу эпоху. Мы так и называем себя «Службой охраны времени». Но нас чаще зовут более кратко – «Стражами Времени».

Он распахивает свой комбинезон и демонстрирует эмблему на майке – маленькую голографическую картинку, на которой филин сидит на песочных часах и следит своими круглыми глазами-блюдцами за тем, как из верхнего сосуда в нижний заметно пересыпается серебристая струйка песка.

– В какой стране вы находитесь?

– Мы находимся в ведении Всемирного правительства. Через полвека понятие государства превратится из политического в этнографическое и географическое. Большинство стран, конечно, сохранится, но их правительства останутся скорее как дань национальной традиции, не более того. Появятся, конечно, и некоторые недружественные территории, противопоставляющие себя мировому сообществу, но это уже будет редким исключением… Простите меня, я не имею полномочий подробно рассказывать о том, что будет через пятьдесят лет. Вероятно, догадываетесь, почему.

Неуверенно киваю головой и спрашиваю:

– Всё-таки не понимаю главного. Что вам нужно конкретно сегодня от Ильи и, тем более, от меня? Для чего вам понадобился такой дешёвый трюк с его похищением? Он же никуда не денется в ваше, не такое уж далёкое время! И, если верить тому, что вы рассказываете, он с вашей серьёзной организацией не в контрах. Тогда бы с ним спокойно обо всём и договорились. Я-то вам для чего? Меня, чувствую, в 2070 году уже не будет. Ведь не будет?

– Увы, да. Бессмертие – это недостижимая мечта человечества во все века. Да оно, наверное, и не нужно. Если уж высшие силы изначально не даровали его нам, значит, на то есть веские причины… Теперь о главной цели моего появления здесь, и почему мне требуется именно ваша помощь. Ведь мы же с вами не соперники, а союзники, так? – заметив мой удивлённый взгляд, мужчина продолжает более уверенно и, как мне показалось, даже несколько взволнованно. – Илья – крепкий орешек, и делиться своими секретами ни с кем не собирается. Я его прекрасно понимаю. Остаться в истории изобретателем великой компьютерной программы, конечно, почётно, но не прибыльно. А вот остаться её единоличным владельцем, к которому все идут на поклон и платят любые деньги за лицензию – это совсем другое дело. Коммерчески это просто золотая жила, и лишаться её глупо. И убедить Илью передать своё детище в надёжные руки, чтобы оно послужило на благо всего человечества, практически невозможно. Он аргументирует свой отказ тем, что если программа попадёт к людям, у которых на уме только меркантильные интересы, то от этого может быть плохо всем без исключения. Будучи уже достаточно зрелым мужем, он на все уговоры отвечает, что лучше унесёт свой секрет в могилу, но ни с кем им не поделится. И дело, мол, не в личном обогащении за счёт уникальной разработки, а в беспокойстве за судьбы человечества. Такой у него якобы бзик…

– И вы решили, что если Илью в почтенном возрасте уломать не получается, то, может, удастся уговорить, пока он ещё юн и, по простоте душевной, готов пойти на компромисс? – ехидно досказываю я.

– Да. Потому меня и отправили в ваше время. Я должен был встретиться с вашим сыном, разъяснить в общих чертах всё, что произойдёт через пятьдесят лет, хотя он и сам может это прекрасно спрогнозировать уже сейчас. То есть его нужно просто подтолкнуть к единственно верному решению. Пусть его замечательное изобретение по-настоящему послужит людям… Но Илья даже сегодня категорически отказался от сотрудничества. Это, конечно, неприятно, но мы предполагали, что такое может случиться, и, как запасной вариант, решили надавить на него через вас, его отца. Вы же для него – авторитет?

– Если бы так, – невесело усмехаюсь. – Какой я авторитет?

– Но это ещё не всё. Тут у нас произошёл небольшой прокол. Всё, что мы задумывали с визитом в ваше время и посещением Ильи, к сожалению, стало известно некоторым людям, противостоящим «Стражам Времени». Они не скрывают того, что, попади уникальная программа вашего сына в их руки, они начнут продвигать свои идеи, убирать неугодных лидеров, представляющих потенциальную угрозу в будущем, выстраивать, в конце концов, геополитику так, как им выгодно. Грубо говоря, то же самое, что и мы, но со знаком минус. Однако воспрепятствовать нашей будущей встрече с молодым Ильёй Штеглером у них не было никакой возможности, поэтому они решили вслед за мной отправить своего шпиона, чтобы хоть как-то помешать нашему контакту. Ну, и, конечно, самим попытаться вытащить его секреты…

– Поэтому вы моего сына и похитили?

– Да, чтобы уберечься от них. Одновременно и вас, Даниэль, попросить посодействовать нам и сделать сына сговорчивей. Вы же разумный человек, он вас послушается.

– Думаете, мне это удастся?

Мужчина неопределённо пожимает плечами и бормочет:

– Попытаемся. А вы уж нам помогите, пожалуйста.

Некоторое время мы сидим молча, и я всё никак не могу поверить в реальность его слов.

К нам подскакивает молоденькая официантка из только что открывшегося ресторана «Мексикано»:

– Здравствуйте, молодые люди! Что-нибудь будете заказывать?

– Крепкий кофе, пожалуйста, – отвечаю и гляжу на своего собеседника. – А вам что?

– И мне кофе. В наше время кофе, к сожалению, стал невкусным и пресным, потому что зёрен почти не осталось. А те, что есть, стоят таких бешеных денег…

Официантка уходит, и я, наконец, нарушаю молчание:

– Я вас почти понял. Но мне нужен ответ на главный вопрос: где сейчас Илья? Когда я смогу с ним увидеться?

– Очень скоро. Только нам нужно быть предельно осторожными, ведь наши недоброжелатели наверняка уже где-то рядом, и необходимо принять меры предосторожности. Не знаю, что у них на уме и что они собираются делать, но…

Неожиданно он вздрагивает и начинает вглядываться в происходящее за моей спиной. Пытаюсь обернуться, но не успеваю. Что-то шипящее и обжигающее проносится мимо меня, и мой собеседник, негромко вскрикнув, валится на стол. Невольно пригибаю голову и никак не могу отвести от него взгляда. Из развороченного виска сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей растекается тёмная лужица крови.

Звуки вокруг меня постепенно смолкают, и лишь какая-то звенящая тишина давит на виски. Но длится это всего мгновенье. За спиной неожиданно раздаётся резкий хлопок взревевшего мотоциклетного мотора, и краем глаза мне удаётся различить сгорбленную спину байкера, зигзагами и на большой скорости удаляющегося от нашего ресторана…




4


Видно, нервы у меня совсем ни к чёрту. Не знаю, что со мной произошло, но я открываю глаза, лёжа на неудобных брезентовых носилках «скорой помощи», и упираюсь затылком в асфальт. Вокруг суетятся какие-то люди, нисколько не обращая на меня внимания. Краем глаза замечаю, что площадка вокруг веранды затянута полосатой лентой, и за ней толпятся зеваки. Молоденькие девчонки в полицейской форме отгоняют чересчур назойливых любителей селфи с лежащим на носилках беспомощным человеком, то есть со мной.

– Ну, всё в порядке у нас? – спрашивает меня бородач в белом халате поверх легкомысленной пёстрой майки и с одноразовым шприцем в руке. – Сейчас сделаем укольчик, и вы окончательно в себя придёте.

– Вы – доктор? – спрашиваю и не слышу своего голоса. – Что со мной произошло?

– Вероятно, вы были сильно напуганы выстрелом и потеряли сознание. Ничего серьёзного. Хотя я бы на вашем месте прошёл обследование в своей больничной кассе и более пристально следил за здоровьем. Всё-таки вы, извините, уже не юноша безусый.

– Спасибо, доктор, я сам разберусь, – пытаюсь встать с носилок и только неловко перекатываюсь на асфальт, подняться с которого мне помогают два молчаливых ассистента эскулапа.

– Сажайте его ко мне в машину, – слышу знакомый голос и оборачиваюсь.

Это уже прикатил на место происшествия начальник городской полиции Лёха Штрудель. Лучший мой друг Лёха, который никогда меня не оставит в беде.

– Даник, как ты? – озабоченно спрашивает он и обнимает меня за плечо. – Тебя не задело?

– Как видишь, – пожимаю плечами и отряхиваюсь от пыли.

– Заметил стрелка? Из чего он стрелял? – Лёха сыплет вопросами, но меня мутит, и я снова чуть не падаю. Хорошо, что он вовремя подхватывает меня под руку.

Хозяйским взглядом Штрудель обводит огороженное лентами место преступления и всё ещё лежащего между столиками и стульями моего загадочного собеседника, имени которого я так и не успел узнать, потом кричит кому-то из полицейских:

– Всё тщательно проверить, криминалистам – собрать улики, составить протоколы, и через два часа жду всех в своём кабинете на совещание! – и уже мне: – Поехали…

– Там моя машина стоит… – указываю пальцем на дорогу.

– Дай ключи, – протягивает руку Лёха, – её подгонят к управлению.

– Я бы сам хотел…

– В таком состоянии тебе за руль лучше не садиться.

– И всё-таки я хотел бы сам.

Лёха подозрительно разглядывает меня и тихо говорит:

– У тебя в машине что-то не то? Признавайся!.. Ага, догадываюсь: пушку, небось, достал где-то? Ведь достал же?

Отталкиваю его руку и молча ковыляю на негнущихся ногах к своему железному коню.

– Стой, Даник! – доносится мне в спину. – Ладно, веди сам, но следуй строго за мной. Договорились? Побеседуем, подпишешь протоколы, – сам знаешь, без них никуда не деться, – а потом топай на все четыре стороны.

Молча киваю ему и сажусь за руль. Пяткой нащупываю пистолет под сиденьем и завожу двигатель.



Уже у Лёхи в кабинете немного прихожу в себя. Звон в ушах исчезает, а кофе с булочками, услужливо выложенными на стол хозяином, оживляет меня окончательно.

– Теперь давай, рассказывай всё по порядку, – Лёха усаживается в кресло за своим начальственным столом и кладёт перед собой чистый лист бумаги. – Вся эта история, как я догадываюсь, связана с исчезновением Ильи? Это был его похититель? – и, глянув на мои насупленные брови, быстро прибавляет: – Ты уже и меня опасаешься? Думаешь, что искать в одиночку сына тебе будет легче?

Отпиваю глоток кофе, который Лёха так и не научился варить, закуриваю сигарету и печально вздыхаю:

– Я и сам уже, честно говоря, запутался. Что здесь правда, а что вымысел, хоть разрази, не пойму. В одном пока не сомневаюсь: Илью действительно похитили, хотя и похищением я бы это уже не назвал. Скорее попыткой уберечь его от будущих напастей таким экстремальным способом…

По округлившимся глазам своего друга вижу: он абсолютно уверен в том, что я всё ещё не оправился от шока, если несу такую околесицу. Но он иногда умеет и помолчать, чтобы дать выговориться.

– Помнишь, как я путешествовал во времени? Так вот, история повторяется, только путешествую уже не я, а к нам прибыли гости из будущего.

– Ты это серьёзно?! – Лёха пристально разглядывает меня, и наверняка его терзают сомнения: может, меня необходимо в самом срочном порядке отправить на обследование к психиатру или подержать несколько дней в больнице?

Однако пропажа моего сына и убийство какого-то незнакомого человека, с которым я беседовал – это всё-таки серьёзно. Не тот Лёха человек, чтобы делать скоропалительные выводы. Моя школа – ещё оттуда, из суровой российской милиции.

И тут меня вдруг прорывает. Быстро и захлёбываясь, передаю ему рассказ о сыне, который поведал перед смертью мой собеседник, и Лёха внимательно слушает, не перебивает, лишь что-то помечает карандашом на листе бумаги.

После того, как я заканчиваю, он встаёт и начинает расхаживать по кабинету из угла в угол:

– Ошеломил ты меня, брат, честное слово… А этот человек… ну, тот, которого убили, не называл своего имени?

– Нет. Я не успел спросить.

– Какие-нибудь доказательства, что он действительно прибыл из другого времени, он тебе предоставил?

Пожимаю плечами и неожиданно вспоминаю:

– Когда он распахивал свой комбинезон, у него на майке была очень необычная голограмма: сова на песочных часах.

– Что же в ней необычного?

– Песок в этих часах пересыпался.

– И это всё? – Лёха почти с усмешкой смотрит на меня и протягивает руку за очередной булочкой.

Неожиданно я взрываюсь:

– Небось, ты решил, что я на старости окончательно сбрендил после этих долбаных путешествий во времени, и мне теперь повсюду черти мерещатся?! А что мне ещё остаётся делать, ведь у меня сын пропал! Понимаешь – сын пропал! Ты никогда не был женат, и у тебя нет сына, поэтому можешь хихикать надо мной в своё удовольствие. А у меня от всего этого и в самом деле крыша едет! Кто его похитил? С какой целью? Где держат?.. Никто пока ответить не может. Вот и ищу какие-то зацепки… А в этой истории всё хотя бы внешне логично и закономерно. Хоть она и кажется фантастической. Почему? Да потому что других вариантов у меня просто нет! Или ты можешь предложить что-то иное? Говори – послушаю… А ведь я звонил тебе в самом начале, но ты просто отмахнулся и предложил подождать… Вот я и дождался!

– Ты у меня, между прочим, просил не совета, а пистолет, – эхом откликается Лёха, – и я не сомневался, что ты его всё равно где-нибудь достанешь. Я не спрашиваю, где ты его взял, но мне очень не хотелось и сейчас не хочется, чтобы ты с кем-то затевал войну. Но разве ты меня послушаешь?

– Не послушаю! – отрубаю зло. – Но ведь ты никакой другой помощи не предложил!

– А какую бы помощь ты хотел?

– Не знаю! – я страшно злюсь на Лёху, но не за то, что он затеял такой импровизированный допрос, которого в данной ситуации никак не избежать, а за то, что отвлекает меня от чего-то более важного. Но от чего – я и сам бы сейчас хотел знать.

Некоторое время мы молчим, лишь я почти с ненавистью посматриваю на своего закадычного друга, а он, наоборот, выглядит крайне виноватым, но спокойным.

– В общем, предлагаю поступить так, – вздыхает он и идёт заваривать новый кофе, – нам нужно в первую очередь выяснить, что за человек беседовал с тобой, откуда он взялся и какое отношение имеет к исчезновению Ильи. Не слова мне нужны, а вещественные доказательства. При этом отставим в сторону всякие фантастические версии, будем исходить из реальной обстановки… Учти, я пока не до конца уверен, что действительно произошло похищение…

– А это не аргумент? – вытаскиваю из кармана смятый конверт с письмом от похитителей. – Я тебе его уже показывал…

– Уж больно это послание красиво написано, – Лёха косится на листок, потом морщится. – Почему-то у меня нет к этому письму особого доверия, уж извини… Давай дождёмся протоколов с места убийства и заключений экспертов, следак из прокуратуры тоже чего-нибудь нароет, потом сядем думать… А сейчас я бы тебе посоветовал отправиться домой и привести себя в порядок. Обещаю, что буду держать тебя в курсе дела от начала до конца… Кстати, пистолет, который у тебя в машине под сиденьем…

– Откуда ты знаешь?

Лёха невесело ухмыляется:

– Чтобы я не знал повадок своего бывшего ментовского шефа Даниэля Штеглера?! Так вот, пистолет ты бы лучше мне принёс, от греха подальше. Ну и, конечно, сообщил, откуда он у тебя.

Молча встаю и направляюсь к двери, а в спину мне Лёха прибавляет, словно заколачивает гвозди:

– И почтовый ящик дома на всякий случай проверь ещё раз. Мало ли что. Вдруг там новое письмо от похитителей лежит. Тогда у тебя появится какая-нибудь другая версия… А дело о похищении Ильи мы откроем сегодня же, не сомневайся…



Никаких новых писем в почтовом ящике нет. Пистолет из машины я решаю пока не забирать, лишь заматываю его в ветошь, засовываю в чёрный пластиковый пакет и перекладываю в багажник под запаску.

Жена ни о чём меня не спрашивает, потому что уже видела в новостях репортаж об убийстве неизвестного мужчины у ресторана «Мексикано» в торговом центре БИГ и, естественно, разглядела моё лицо среди потерпевших. Оказывается, байкер, застреливший моего собеседника, уходил на такой скорости, что сбил ещё двух человек – парня и девушку, не успевших отскочить в сторону.

Естественно, у жены много вопросов ко мне, и в другой ситуации она непременно обрушила бы их водопадом на мою бедную голову, но сегодня, видно, на лице у меня написано что-то совсем уже необычное, и это её не на шутку озадачивает. Всё-таки она мудрый и осторожный человек. Моя верная половина не первый год живёт с таким неудобным для совместного существования типом, как я, и хорошо изучила, до каких пределов можно доводить стандартный семейный скандал. Ей вовсе не хочется, чтобы добрейший и покладистый плюшевый медведь, каковым я всегда стараюсь казаться, дошёл до точки кипения, превратился в жуткого монстра и пошёл крушить всё, что попадётся под руку. Случались уже такие конфузы. Слова «жуткий монстр» – из её лексикона.

Но и дома не могу найти себе места. Самое обидное и невыносимое, что где-то там, – даже пока не представляю, где, – что-то происходит и меняется: Штрудель вытягивает какую-то информацию от криминалистов и экспертов, следователи наверняка уже нарыли какие-нибудь детали от очевидцев, а бандит, застреливший человека, тоже не сидит на месте и строит какие-то новые коварные планы.

А главное – сын. Где он? Кто с ним сейчас?.. Я же спокойно сижу дома и ничем не могу ему помочь.

Проклятая пенсия, когда тебя уже нигде всерьёз не воспринимают! До неё ты был человеком, к чьим словам прислушивались, поступками которого интересовались, а были и такие людишки, что тебя побаивались, потому что ты что-то весил в обществе и мог кому-то здорово насолить. А теперь – хочешь того или нет, – превращаешься в унылого тряпичного клоуна, и даже самые близкие друзья поглядывают на тебя с иронией и откровенным сожалением. А ведь дело далеко не в возрасте! Статус, блин…

Тут бы в самый раз от такой вопиющей несправедливости нырнуть в холодильник, вытащить запотевшую водку, оставшуюся после последнего визита ко мне того же Лёхи, и выпить, чтобы наступила хоть какая-то ясность мыслей – или наоборот… но не буду. Не время сейчас, потому что я каждую минуту должен быть готов подхватиться и нестись выручать сына. И, хоть мой любимый Илья давно посматривает на батюшку откровенно свысока, мол, старичок пытается косить под молодого, а силёнки-то у него уже – тю-тю! – вот и задыхается батя, когда быстро поднимается по лестнице, кое-какие очевидные вещи не может вспомнить сразу, короче, годы берут своё…

Неправда, я ещё повоюю, сынок, ты ещё удивишься своему отцу. Я тебе докажу…

Но где его разыскивать? Прокручиваю в памяти разговор со своим погибшим собеседником и даже пробую поставить себя на его место. Где бы я мог спрятать похищенного человека в совершенно чужом городе, если нет ни знакомых, ни заранее заготовленных укрытий? Вряд ли человек из 2070 года может обладать какими-то сверхъестественными возможностями, чтобы перехитрить нас на нашей территории… Самое обидное, что настроен-то он был, как мне показалось, совсем не враждебно, то есть с ним можно было договариваться! И такая досадная нелепость…

Неожиданно меня посещает совершенно абсурдная мысль: а если не искать сына сейчас, в нашем времени, ведь ясно же было сказано, что ничего плохого с ним не случится, и он продолжит работу над своей пресловутой программой и дальше. То есть, мне достаточно перенестись на десяток лет вперёд, чтобы убедиться в его безопасности. Хотя бы для того, чтобы проверить сказанное. Может, такое всё-таки удастся, несмотря на то, что человеку запрещено путешествовать в будущее? Вдруг для меня высшие силы сделают исключение!

А может, и искать его пока не имеет смысла – всё скоро само собой уладится. Зачем ломать голову? Просто стиснуть зубы и переждать какое-то время, но… нет, не смогу сейчас сидеть и глупо пялиться на часы. Сам себя сживу со света, если уподоблюсь китайскому болванчику, только покачивая головой и не двигаясь с места. Тем более, вон уже и человек погиб по совершенно непонятной причине…

Я когда-то переносился в прошлое, и в этом мне помогал мой старый приятель Шауль Кимхи. Это ученик и главный ассистент покойного профессора Гольдберга, разработавшего систему перемещения во времени, и Шауль уже неоднократно приходил мне на выручку. Правда, каждый последующий раз – всё с большим и большим скрипом. Совесть его замучила, видите ли, потому что в гибели людей, участвовавших в этих импровизированных путешествиях, он чувствовал собственную вину, хотя, по большому счёту, ни в чём виноват не был. Ко всему, Шауль стал, в конце концов, крайне набожным, и ничего против этого я не имел бы, если бы его прежняя деятельность изначально не была запретной по всем религиозным канонам. Он это знал всегда, но кто может угадать, когда в нас произойдёт переоценка ценностей? Вот он и искупает свои вчерашние грешки сегодняшними молитвами и изучением святых книг. Получается ли это у него – не знаю.

Ни о каких перемещениях во времени он, естественно, и слышать больше не хочет, но сегодня ничего не поделаешь – побеспокою его, отвлеку от богоугодных занятий, ведь причина-то у меня нестандартная. Шауль понять должен. Человек он мягкий, отзывчивый и очень порядочный. И, главное, в ситуацию въезжает с полуслова.

Номер его телефона отыскиваю сразу, хоть мы и не общались последние года два, не меньше.

– Шауль, привет, дорогой! – голос мой звучит, наверное, неестественно, потому что стараюсь выглядеть бодрым и энергичным, а хочется только свалиться в кровать, зарыться лицом в подушку и выть волком от бессилия. – Как твои дела? Как сам?

– Дани, это ты? – Шауль узнаёт меня, как всегда, сразу. – Рад тебя слышать, давно ты не звонил. Как жена? Как сын?

– Беда у меня, брат. Сын пропал. Вернее, его похитили.

– Ты обратился в полицию? Хоть ты уже и на пенсии, но они же тебя помнят и наверняка всё вверх дном перевернут.

– В том-то и дело, что от полиции пока мало пользы. Нет у них никакой информации о похитителях…

Слово за словом выкладываю ему всё, что произошло: о письме в почтовом ящике, о встрече с гостем из будущего, о его убийстве каким-то неизвестным байкером. Шауль слушает молча, не перебивает, лишь время от времени участливо вздыхает.

– Вот такая у меня беда, – заканчиваю свой печальный рассказ, – что бы ты посоветовал?

– Почему ты у меня спрашиваешь? Я не полицейский.

– В том-то и дело, что совершенно не знаю, к кому обратиться. Все концы обрублены, и я сейчас как рыба, вытянутая из воды.

– Если человек, убитый на твоих глазах, в самом деле гость из будущего, и он сказал, что твой сын станет великим учёным, значит, тебе нечего волноваться… Хотя… мне кажется, что тут есть одна проблема.

– Какая?

– В будущем всё, может быть, и сложится так, как он тебе изложил, но только при одном условии: если в прошлом, то есть в сегодняшнем дне, ничего не изменится. До него же никто не навещал нас из будущего и не пытался вмешаться в ход времени? Вероятней всего, нет. Или мы об этом ничего не знаем. Он же сам тебе об этом и рассказывал. Но теперь этого посланца из будущего застрелили. Значит, прошлое для них уже в чём-то изменилось, не так ли?..

– Ты хочешь сказать, что и будущее, возможно, теперь станет каким-то иным?! – раньше эта мысль мне в голову совершенно не приходила, и у меня сразу бегут мурашки по коже, а руки начинают мелко подрагивать.

– Я до конца ни в чём не уверен, потому что не знаю деталей, – бормочет Шауль, – но не исключена вероятность…

– Слушай, – моментально взрываюсь я, – мне нужно срочно попасть в это дурацкое будущее, чтобы убедиться в том, что с моим сыном всё в порядке. В этом у меня уверенности теперь нет… Кровь из носа как нужно попасть! И ты мне должен в этом помочь!

– Как я это сделаю?

– Ты же понимаешь, о чём я… Мы с тобой уже совершали путешествия в прошлое. Да, они не всегда заканчивалось успешно, и виной всему были обстоятельства, но мы-то были ни при чём. Знаю, брат, что ты против любых перемещений, но войди в моё положение – выручай! Мне нужно перенестись буквально лет на десять вперёд и на каких-нибудь полчаса максимум. Я только увижу сына, посмотрю, что ему ничто не угрожает, и мигом назад. Иначе я просто с ума сойду…

Говорю ещё долго и бессвязно, умоляю Шауля, даже обещаю ему деньги, хотя он никогда в жизни их у меня не возьмёт, угрожаю какими-то несуществующими карами, а он молчит и лишь тяжело дышит в трубку.

Когда, наконец, выбиваюсь из сил и уже не знаю, что прибавить, он тихо отвечает:

– Я бы очень хотел тебе помочь, Дани, но не могу. Просто не могу. Методика, разработанная профессором Гольдбергом, работает только на прошлое. В будущее перемещать наше сознание она не может. Ты же это прекрасно знаешь.

– Но почему?! Неужели это не одно и то же?.. Да, я слышал, что такое невозможно, но никто мне не объяснил, почему!

– Могу объяснить, но ты до этого и сам мог бы дойти… Ты меня слушаешь?

– Слушаю.

Несколько секунд в трубке стоит тишина, потом Шауль начинает рассказывать:

– Всё, что происходило, каким-то образом уже зафиксировано в подсознании человека. Это явление до конца не исследовано, но религиозные авторитеты и мыслители косвенным путём доказали, что такое существует. А мы – и ты в том числе! – смогли подтвердить это своими скромными опытами. То есть, уже и учёные подбираются к доказательству этого… Предполагают, что будущее тоже где-то записано, но в каких-то иных сферах, куда нам доступ пока закрыт. Был бы жив профессор Гольдберг, может, он и попытался бы решить эту задачу, но его, увы, нет… Ты меня понимаешь? Вероятно, когда-то появятся технологии перемещения не только в прошлое. Твой сын, может быть, уже стоит на пороге этого открытия. Однако говорить об этом пока рано. Так что прости меня, Даниэль. Очень сочувствую тебе и хочу помочь, но не могу. Если понадобится что-то другое, что в моих силах, то во всём можешь рассчитывать на меня, а здесь я только развожу руками…

Дальше разговаривать с ним не хочу и бросаю трубку. Он и в самом деле, наверное, ничего не может сделать, поэтому как на него обижаться? Что я к нему пристал? Но…

обидно, до слёз обидно. Горечь какая-то в душе от того, что остаюсь один на один со своей бедой. И даже Шауль с его светлой головой и золотыми руками уходит в сторону…



Однако телефон оживает снова. Это Штрудель.

– Слушай, Даник, какие странные вещи происходят, – голос у него взволнованный и необычайно растерянный. – Твоего погибшего собеседника мы доставили в лабораторию к медицинским криминалистам, и они готовы были приступить к стандартной протокольной экспертизе, но он неожиданно… исчез.

– Как исчез? Куда? Ожил и скрылся?

– Вряд ли. Его раздели и положили на каталку, а одежду отправили к нашим аналитикам. Так вот, каталка в операционной осталась, простыня, которой он был накрыт, не тронута, а его самого нет! И от одежды сохранился только пластиковый пакет, в который её положили. Всё исчезло, кроме какого-то ключа на цепочке, который обнаружили в кармане его комбинезона. Эксперты сейчас пытаются что-нибудь вытянуть из этого ключа, но сам понимаешь…

– Как такое могло произойти? Выкрали этого покойника, что ли?!

– Что я тебе могу сказать? Скандал у нас теперь нешуточный… Да, и ещё. Следователь из прокуратуры собирается с тобой побеседовать более подробно. Они уже дело открыли и хотят допросить тебя как свидетеля. Когда сможешь к ним подъехать?




5


– Даниэль Штеглер? Здравствуйте. Я много слышал о вас и о тех полицейских операциях, в которых вы когда-то участвовали. Давно хотел познакомиться с вами лично. Жаль, что это происходит при таких, не совсем приятных обстоятельствах…

Мужчина, сидящий передо мной за соседним от Штруделя столом, приветливо разглядывает меня. На следователя прокуратуры он совсем не похож, потому что достаточно молод и вовсе не напоминает стандартного крепыша, который постоянно качается в спортзале и всем своим видом показывает, что перейти от словесных баталий к рукопашным для него – плёвое дело. У парнишки длинные вьющиеся волосы, заплетённые в дреды и связанные в косичку, редкая бородка и очки а-ля Джон Леннон.

– Меня зовут Галь Лозинский, – заметив мой недоумевающий взгляд, сообщает он, – я начал работать следователем совсем недавно, и это моё, пожалуй, первое самостоятельное дело…

Лёхи с нами нет. Видимо, он деликатно удалился, но распорядился допрашивать меня не в одном из многочисленных кабинетов управления, а в собственном, начальственном.

– Пожалуйста, задавайте вопросы, – сухо отвечаю ему, – но честно признаюсь, у меня очень мало информации. Тем более такой, которая была бы интересна следствию.

– Мне интересна любая информация, связанная с нашим делом.

– С нашим?

– Простите, я оговорился. С убийством вашего знакомого и исчезновением сына. Мы уже объединили два этих дела в одно. Так что оно теперь и наше… Расскажите, пожалуйста, всю предысторию, вплоть до выстрелов в ресторане «Мексикано».

Вздохнув, начинаю излагать ему на излюбленном прокурорами и следователями казённом языке протоколов историю про то, как обнаружил исчезновение сына, потом нашёл в почтовом ящике письмо от похитителей, про телефонный звонок и нашу утреннюю встречу с незнакомцем в торговом центре. Откровенничать о том, что он представился мне посланцем из будущего, пока остерегаюсь. Иначе беседа с этим Галем затянется надолго, ведь он совершенно не в теме перемещений во времени и, вполне вероятно, послушав меня, сочтёт психом, у которого крыша поехала от фантастических книжек и кино. Это в лучшем случае. В худшем – заинтересуется всерьёз и захочет сам влезть во все детали. А это десятки архивных папок и гигабайты старых компьютерных файлов. К тому же от меня тогда не отвяжется и будет морочить голову день за днём. Достаточно того, что о моей эпопее знает Лёха, от которого тоже пока никакой пользы.

Лозинский слушает внимательно и не перебивает, лишь периодически поглядывает на диктофон, записывающий мой рассказ. Когда дохожу до выстрела из неизвестного оружия, разворотившего висок моему собеседнику в ресторане, то замолкаю. Теперь послушаем, что в ответ на мои откровения выдаст юный прокурор.

Некоторое время он тоже молчит, видимо, переваривает услышанное, хотя ничего нового в моих словах для него, по всей видимости, нет. Наверняка уже изучил собранные материалы. Потом всё-таки интересуется:

– Как вы думаете, с какой целью был похищен ваш сын? Есть же какие-то предположения…

– Ума не приложу. До сих пор никаких конкретных требований никто мне не выдвигал.

– То есть, даже подозрений нет, кто мог стать похитителем?

– Нет.

– Может, у вас есть какие-то соображения о том, кто мог устроить охоту на похитителя вашего сына, когда вы с ним встретились, вероятно, для обсуждения условий возвращения?

– Понятия не имею.

– И ничего не можете сказать об этом неизвестном убийце-байкере?

– Я его видел только со спины, и то какую-то секунду… А вы меня, небось, уже подозреваете в сговоре с ним?

Но Лозинский не реагирует на мой вопрос, лишь задумчиво крутит в пальцах одну из своих косичек:

– Странная, однако, ситуация получается, не находите? Вашего сына похитили? Да. С какой целью? Неизвестно. Но похититель, тем не менее, решил с вами встретиться, наверняка предполагая выдвинуть какие-то требования. Логичный поступок с его стороны. Но ничего, судя по вашим словам, не успел озвучить, потому что в этот самый момент появляется новый персонаж, который никак не вписывается в планы вашего собеседника. Более того, этот байкер убивает его, тем самым обрубая все концы. Спрашивается, для чего? Кому это нужно?

– Я бы это и сам хотел узнать.

– Если бы я не был заочно знаком с вами, Даниэль, то предположил бы, что байкер – ваш человек, с помощью которого вы собирались захватить похитителя. Но что-то пошло не так, и ему пришлось стрелять на поражение… Как вы считаете, имеет право на жизнь такая версия?

– Да предполагать такое – просто глупость неимоверная! – потихоньку начинаю заводиться. Этот юный прокурорский Шерлок Холмс уже нащупывает ножкой грань, чтобы её переступить и нарушить мирное течение нашего диалога. Мирной беседой я бы это уже не назвал. Просто иезуит какой-то, честное слово!

– А как вам противоположная ситуация: байкер был в сговоре с похитителем, но что-то они между собой не поделили, – продолжает вдохновенно фантазировать Лозинский. – После этого байкер решил этаким экстремальным способом всё перевести на себя. Значит, он должен непременно в скором времени объявиться и заявить о себе. Наверняка парень знает, где скрывают похищенного, иначе не решился бы на убийство. Ну, и, конечно, следом за этим он обязательно выдвинет какие-то собственные условия. Как вы думаете?

– Может быть. Только никто пока не появлялся. А от всевозможных предположений у меня голова раскалывается. Могу ещё десяток версий вам сочинить. Разве вы не понимаете, что чем меньше фактов, тем больше версий?

– Ещё времени мало прошло, – легкомысленно машет рукой Лозинский. – Если принять мою версию за основу, то долго затягивать этот новый фигурант не станет, выйдет на вас.

– Вы предлагаете сидеть и ждать?

– А есть иной вариант? Полиция уже ищет его. Или вы знаете, как байкера найти, но держите это пока от всех в секрете?

– Послушайте, молодой человек, я вам давал повод мне не доверять?

Этот Галь, сам того не замечая, с пол-оборота уже завёл меня. Мало мне своих проблем, так ещё он морочит голову. Если он всерьёз думает, что может в чём-то помочь своими версиями и подозрениями, то сильно ошибается. Всё-таки я бывший мент, а не парень с улицы. А бывших ментов, как известно, не бывает.

– Вот, посмотрите, – Галь протягивает мне небольшой целлофановый пакетик, в котором лежит обычный английский ключ на тонкой металлической цепочке. – Вам это знакомо?

– Первый раз вижу.

– Самое странное и абсолютно не укладывающееся в голову состоит в том, о чём вам уже сообщил майор Алекс: труп вашего ресторанного собеседника каким-то невероятным образом исчез. И его одежда, которая находилась в лаборатории у экспертов, тоже исчезла. Почему-то остался только этот ключ, который лежал в кармане его комбинезона. Вы никак не можете объяснить эту невероятную ситуацию?

Пожимаю плечами и ещё раз прикидываю про себя, что, начни я сейчас рассказывать ему о перемещениях во времени и о посетившем меня собеседнике из будущего, всё только окончательно запутается, и этот дотошный юноша, впервые получивший возможность вести такое серьёзное расследование, действительно замучает меня своими расспросами.

– Можно посмотреть ключ? – спрашиваю у него.

– Пожалуйста, – Галь внимательно следит, как я верчу в руках единственную улику, оставшуюся от убитого, и ожидает моей реакции.

Ключ как ключ, ничего особенного. Такие замки ставят на каждую вторую входную дверь. Но откуда он взялся у моего погибшего собеседника? Квартиру, что ли, снимал где-то?

Как раз для меня, побывавшего в иных эпохах, нет никакой загадки в исчезновении тела пришельца и его одежды. Всё, что переместилось во времени, так или иначе, возвращается назад. Моё пребывание в прошлом, насколько помню, покойный профессор Гольдберг ограничивал парой часов, но потом эти небольшие промежутки постепенно увеличивались. Может, в будущем учёные научатся растягивать их на неограниченный срок, но, судя по исчезновению моего собеседника, к 2070 году этого не произошло. Более того, даже мёртвое тело не осталось, а тоже вернулось туда, откуда прибыло. Это для меня было новостью, хотя и вполне предсказуемой.

А ключ? Ключ, как подсказывает логика, из нашего времени, а не доставлен визитёром из будущего. Может быть, за дверью, которая им заперта, и находится мой пропавший мальчик? Где же тогда эту дверь искать?

– Ответьте мне на такой вопрос, – прерывает мои размышления Лозинский, – чем занимается ваш Илья, помимо обучения в университете? Какие у него интересы, увлечения?

И тут я неожиданно задумываюсь ещё больше. Что я знаю о сыне? Да ничего, если говорить честно! В те редкие часы, что мы находились дома вместе, я его просто не замечал, и он потихоньку привык обходиться без опеки своего взбалмошного папаши. Ну да, парень учится в университете. Девушки у него пока нет, и он вечерами подрабатывает в охране, а потом до полуночи у компьютера сидит и чуть свет уезжает на занятия. Какие у него интересы, помимо этого? Что ему интересно? Ведь не может молодой парень в его возрасте совершенно ничем не увлекаться!

– Знаю, что у него раньше была самодеятельная рок-группа, в которой он играл на гитаре, но сейчас всё это заглохло. Компьютеры – его главная любовь, и учится он на программиста. Девушки нет. Подработка в охране несколько дней в неделю – это деньги на карманные расходы…

– Иными словами, вы просто не в курсе интересов своего сына, – Лозинский, кажется, такой ситуацией опечален не меньше, чем я. – Вы кого-то из его друзей знаете?

– Простите, уважаемый Галь, но если, по одной из ваших многочисленных версий, похищение Ильи организовано им самим и его друзьями, и я даже догадываюсь, какую цель похищения вы предполагаете, то вы глубоко ошибаетесь. Деньги? Он прекрасно осведомлён о моём финансовом состоянии… К тому же не настолько плохо я знаю своего сына, чтобы заподозрить его в подобных глупостях.

– Не обижайтесь, я пытаюсь нащупать какую-нибудь зацепку…

– Вам лучше сосредоточить внимание на этом ключе. И на отпечатках пальцев, которые оставил мой погибший собеседник на столике в ресторане.

– Этим уже занимаются эксперты, – Лозинский глядит на часы и вздыхает. – У вас ещё есть какая-то информация для меня? Если нет, то я вас не задерживаю…

…Теперь я уже и в самом деле не могу найти себе места. В полиции мне делать нечего. Хотя, если появится какая-то свежая информация о сыне, то здесь она окажется в первую очередь. Штрудель, конечно, будет держать меня в курсе, но это мало радует. Ни разу ещё я не оказывался в такой тупиковой ситуации, когда нет никаких концов, а сам я совершенно растерян и не знаю, на какую луну выть.

Ключ и сохранившиеся отпечатки пальцев? Даже если бы этот ключ сейчас лежал у меня в кармане, куда бы я с ним пошёл и где бы искал ту дверь, которую он запирает? И что могут дать отпечатки пальцев человека, который ни по одной базе данных никогда не проходил? Если он и в самом деле прибыл из будущего, то в наше время ещё даже не родился!

На выходе из управления меня встречает Лёха и возвращает в свой кабинет.

– Что ты собираешься предпринимать? – настороженно спрашивает он. – Я же тебя знаю, старина, ты сидеть без дела не сможешь. Главное, прошу, чтобы ты ни в какие авантюры не лез, а то натворишь глупостей…

– Если бы у меня были какие-нибудь зацепки! А без них… – вздыхаю грустно. – Мне бы для начала этого подонка-байкера найти, ох, я бы из него душу вытряс! Ведь была же какая-то причина, по которой он стрелял в человека? И наверняка знал, кто это и с какой целью мы встречаемся… Камеры наблюдения вокруг проверили?

– Поблизости от того места, где вы сидели, камер нет, но на отрезке дороги, по которой убийца уходил, есть несколько камер. Мы их уже отработали, тем более время преступления зафиксировано вплоть до минуты. На трёх из этих камер есть снимки твоего байкера. Вот, можешь посмотреть…

Кадры на экране компьютера довольно мутные, потому что наружным камерам владельцы окрестных магазинов особого значения не придают, и висят они скорее для антуража и пущей солидности заведения. Повсюду зафиксирован щуплый, похожий на мальчишку, мотоциклист, лица которого различить невозможно из-за тёмного стекла на шлеме, опущенного до самого подбородка. Через плечо у него переброшена сумка на длинном ремешке. В неё, вероятно, он сунул оружие, из которого убил моего собеседника.

– Номер байка пробили? – интересуюсь я.

– Конечно. Он уже второй день в угоне. Кто бы сомневался…

И, хоть никаких проблесков пока нет, мне становится немного легче. Может быть, от того, что я снова попал в свою привычную ментовскую среду, где не нужно говорить много, так как твой партнёр всё понимает с полуслова, а если партнёр хороший – такой, как Лёха, то он и мыслит с тобой синхронно.

– Что по оружию?

Штрудель отрицательно мотает головой и лезет в стол за новой порцией фотографий:

– Тут вообще сплошная загадка. Даже непонятно, из какого типа оружия стреляли. То, что это не обычный пистолет, очевидно. Посмотри на рану на голове убитого – словно отверстие прожжено узконаправленным снопом огня…

– Пулю вытащили?

– В том-то и дело, что нет никакой пули! Только дыра диаметром пять сантиметров… Ты где-нибудь такое встречал?

Некоторое время рассматриваю фотографии, но меня почему-то интересует больше не жуткая рана на виске убитого, а его выражение лица. Спокойное и даже беззаботное, словно человек не подозревал о такой незавидной участи, хотя хорошо помню, как он говорил что-то о конкурентах, которым также понадобился мой сын, и об их весьма неблаговидных планах… И в будущем то же самое – во всём конкуренция. Неужели без неё никак?

Разглядывая его, помимо желания начинаю вспоминать о своих путешествиях в прошлое. Нельзя сказать, что мне не было в них страшно, ведь меня предупреждали, что если со мной, не дай Бог, случится что-то нехорошее, то при возвращении назад могут возникнуть огромные проблемы. Всё-таки смерть – даже виртуальная и невзаправдашняя – это большой удар по психике, и не только по психике. Никто не знал, что реально может произойти в такой ситуации…

Но вот одно до сих пор мне не совсем ясно, да и не было до последнего времени возможности прояснить для себя: может ли человек, подобный моему погибшему собеседнику, вернувшись в своё время, опять совершить путешествие в прошлое, то есть к нам? Живым ли он вернётся в своё время после того, что с ним здесь случилось? А далее, уже зная, чем всё закончилось при первом своём визите, сумеет ли избежать нового летального исхода? Если такое возможно, то не потеряна надежда, что я рано или поздно снова увижу этого «Стража Времени», как он себя назвал. Тем более, миссии своей он пока не выполнил… Но это всё пока, к сожалению, вопросы, а следом за ними – домыслы и фантазии, которые мой практический, ментовский ум принимать отказывается. Да и мёртвым мой загадочный собеседник был сегодня не понарошку, а взаправду – своими глазами видел дыру в его голове ещё до того, как он таинственно исчез. Так что, как ни крути…

Никакими своими соображениями делиться с Штруделем пока не собираюсь и не хочу тратить время на разъяснения и неминуемые последующие споры. Вряд ли это что-то добавит к полицейскому расследованию. К тому же, меня, как непосредственного участника событий, привлекать к участию в деле, догадываюсь, он не собирается. Разве что в качестве свидетеля и потерпевшего. Пенсионерам – место на завалинке, а молодым – дорогу. То есть, всяким галям с косичками…

– Мы бросили все силы на поиски байка, – прерывает мои размышления Лёха, – найдём его, думаю, в ближайшее время. Вряд ли убийца сумел далеко уйти. Где-нибудь его уже бросил.

– Прекрасно, – вздыхаю я, – но для меня всё-таки главное – отыскать не байк, а сына.

– Конечно, – кивает головой Лёха. – Понимаю твоё нетерпение. Я уже зарядил людей, чтобы начали поиски на территории близлежащих кварталов вокруг вашего дома. Сам посуди, Илья свою машину оставил на стоянке, то есть куда-то ушёл пешком. Если предположить, что отправился на встречу с твоим гостем из будущего, то и у того тоже не было машины. Откуда ему её взять? Да и в ресторан «Мексикано», который от вас на весьма приличном расстоянии, он прибыл, судя по всему, не на личном транспорте. Максимум, на такси, что мы тоже проверяем. Краж и угонов транспортных средств, за исключением, конечно, байка, который у нас есть на снимке, не зафиксировано. Так что наиболее вероятно, Илья, если где-то и заперт, то в радиусе нескольких кварталов в вашем районе. Ну, или, как вариант, в торговом центре, где вы встречались и где много складских помещений… Теперь по поводу ключа. В большинстве современных квартир установлены двери металлические, на которые обыкновенных английских замков не ставят. Стоит пройтись по подъездам – посмотреть… Так что круг поисков сужается. Это или старые постройки, в которых тонкие деревянные двери, или вообще подсобные помещения и сараи. Ну, или склады в торговом центре, но там тонких дверей по определению быть не может, и замки посерьёзней – амбарные… За пару-тройку дней мои люди основательно прочешут территорию. Если ничего не нароют, будем думать дальше.

– Всё это пока предположения и фантазии, – беспрерывно перебираю стопку фотографий и пытаюсь на них отыскать какую-нибудь зацепку, которая не бросилась в глаза с первого взгляда. – Понимаешь, брат, я даже домой идти не могу. Как я жене в глаза смотреть буду?

В дверь кабинета легонько стучат, потом входит незнакомый мне полицейский и с ним немолодая, полная женщина с испуганным лицом.

– Вот, разыскали даму, с чьего телефона звонили, – сообщает молоденький парнишка в форме и косится на меня, – вы просили этого человека, когда найдём, доставить прямиком к вам.

На мой недоумённый взгляд Лёха охотно разъясняет:

– Твой погибший собеседник звонил тебе с какого-то номера? Звонил. Вот мы и нашли хозяина, вернее, хозяйку того телефона.

Кивком головы он отправляет полицейского, а женщине жестом указывает на стул.

– Не понимаю, почему меня задержали! – возмущается дама, но видно, что она сильно напугана. – Я же ничего не нарушала…

– Простите, как вас зовут? – вежливо интересуется Штрудель.

– Хана Винер… Но в чём дело?

– Объясните, Хана, как получилось, что с вашего телефона вот этому человеку, – он указывает пальцем на меня, – позвонил незнакомый мужчина, которого через некоторое время убили?

– Кого убили?! – лицо женщины сразу покрывается потом. – Этого симпатичного вежливого парня убили?! Когда? За что?!

– Как этого парня звали? – Лёха не хочет вступать в полемику, ему нужны конкретные ответы. Так в своё время я учил его вести допросы.

– Не знаю! – женщина пожимает плечами. – Я вышла погулять с собакой, а тут он навстречу и очень вежливо попросил телефон на одну минутку, потому что сильно торопился, а свой мобильник, как назло, забыл дома.

– И вы ему сразу дали? Незнакомому человеку? А если бы он схватил и убежал?

– Я ему и не хотела сначала давать! Говорю, мол, у меня сейчас мигрень жестокая, и мне нужно срочно позвонить своему врачу, чтобы посоветовал какое-нибудь обезболивающее… Ну, наврала, конечно. Подумала, начну при нём болтать с кем-нибудь из подруг, а он ждать не станет и уйдёт, так как было видно, что и в самом деле торопится…

– Ну, и?

– Голова у меня действительно побаливала. Так вот, этот парень отвечает мне, мол, не надо никаких таблеток, давайте я вам без лекарств мигрень полечу… Поводил руками надо мной, какие-то точки на шее нажал, и боли как не бывало. Честное слово, экстрасенс какой-то… Ну как же ему после этого не дать позвонить?

– Вы слышали, о чём он говорил по телефону?

– Вот ещё! – обиделась Хана. – Зачем мне это? У меня после того, как мигрень пропала, такая лёгкость наступила, такое счастье, что я как пьяная была. Стояла и только по сторонам смотрела.

– Что-то он ещё вам сказал после окончания разговора?

– Поблагодарил. А я спросила: только ли головную боль он так снимать умеет или что-то ещё? У меня ведь спина болит, поясница и колени… А он усмехнулся, но тоже прямо на улице нажал на какие-то точки, поводил руками – и всё, с того времени я даже не вспоминаю о болячках!.. Жаль, что такого хорошего человека больше нет. А может, вы, господин майор, что-то путаете, и вовсе не его убили? Ну, не верю я, что у такого золотого парня какие-то враги могли быть…



После ухода Ханы мы с Лёхой молча сидим и стараемся не смотреть друг на друга. Увы, её рассказ не приблизил разгадку ни на шаг. Хотя с самого начала было ясно, что звонить наш убитый будет с чужого телефона, только… только где он мой номер взял? Впрочем, если Илью похитил он, то вполне мог воспользоваться его мобильником, а там номер вбит в память. Но звонить с его аппарата было бы, наверное, неосмотрительно, потому что, ясное дело, полиция уже начала разыскивать похитителя и после звонка мигом определила бы его местонахождение. Гораздо безопаснее выключить его вообще, а телефон попросить на улице у какой-нибудь доверчивой дамы. Что он, в конце концов, и сделал.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64192226) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.